Звездная Империя (Мв-21)

-И тебя, Валя, тоже — продолжила Аня — как лицо заинтересованное. Но о ходе расследования будем извещать. На случай, если эта пани снова на тебя выйдет.

Не мальчик, понять могу. Если и правда окажется, что пани Бельковская работает на пиндосов или англичан. Менее вероятно, что камрады-геноссе в игре — хотя, дружба-фройдшафт, а добычу ценной информации никто не отменял. В засланную "мисс Бонд" верится слабо, а вот пребывая на оккупированной территории, эта прелестная пани вполне могла быть агентом АК, а затем перейти к англичанам (именно они, а не штатовцы, имели в Польше налаженную сеть). Или же работала на немцев, а после к МИ-6 перешла, под угрозой разоблачения — статья в УК о нацистских пособниках очень серьезная, и амнистий по ней не предусмотрено. Что ж, врать в ответ на прямой наш запрос в Берлине не посмеют — и если Бельковская как-то проходила по материалам абвера или гестапо, мы это очень скоро будем знать.

Да, у нее вроде муж был — поручик польской кавалерии, то ли убитый, то ли пропавший без вести еще в тридцать девятом? Если все же жив — то возможен вариант, что пани и правда ничего не знает, устроится здесь, выйдет замуж за ответственного товарища — и тут с ней тайно пересечется оживший супруг и спросит, является ли она польской патриоткой? Вариант самый поганый, поскольку "спящий", его никак сейчас не просечешь. Хотя можно — если завтра у пани появится "доверенная подружка", которая ненавязчиво ее расспросит, насколько та все еще любит своего муженька?

Ну а мне — не светит тут ничего. Но все же на душе как-то погано! Если эта пани окажется шпионкой — я обеспечу, чтоб в этот раз ее по-полной и даже сверх того! Настроение такое, что хочется кого-то убить — "на войну бы мне, да нет войны". Вернее, есть — да кто ж меня туда выпустит? А как хотелось бы — я на Кубе, рядом с Фиделем и Че!

Кстати, скоро в Союз целая команда его будущих соратников прилетает. Поскольку товарищу Че Геваре (который сейчас изучает в Москве, как правильно строить коммунизм) будут нужны те, кто ему спину прикроет. Ну а кто ответственный — вы правильно поняли, снова я.

А все ж — хорошо Юншену, с двумя сразу. Может мне в конфуцианскую веру перейти?

Ли Юншен, генерал Народной Армии Китая. Шанхай.

Добродетель, это порядок. Нет порядка — нет и добродетели. В этом отличие китайцев от русских — которые выше порядка ставят "правду", то есть справедливость.

Но в Китае помнят, что когда нарушался Порядок, то всегда приходили великие беды. Когда от прежнего бесчисленного населения Поднебесной — оставались когда половина, когда треть, а когда и четверть. Потому и считается у китайцев за проклятие — "чтоб ты жил в эпоху перемен".

Добродетельна та власть, которая несет порядок и процветание. Иначе все слова и желания "во благо" обращаются убийственной смутой, как бывало в эпоху Троецарствия, или Шестнадцати государств, или совсем недавно, после гибели Империи Цинь — гнилой, неправедной, разложившейся — однако десятилетия после ее падения были еще хуже. Сейчас в Пекине правит Ван Мин, но власть его не более, чем наместника истинного Императора — Сталина, сидящего в далекой Москве. И судя по порядку на землях под его рукой — его власть гораздо добродетельней, чем у Чан Кай Ши — едва успевшего сбежать из Шанхая в британский Гонконг. И потому он, генерал Ли Юншен, велит расстрелять любого, кто бросит ему в лицо — как ты, китаец, служишь северным варварам?

Еще и потому, что мир стал другим. Века назад, Китай мог считать себя цивилизованной страной, окруженной варварами — Европа и прочие страны были бесконечно далеко. Но теперь мир сжался — поезд от Москвы до Харбина идет всего тринадцать дней, а самолет летит еще быстрее. И если в старом Китае "стоящий человек не мог быть солдатом", ибо армия чаще употреблялась против собственных бунтовщиков, чем против внешнего врага — то сейчас Юншен признавал правоту русских, что "защитники Отечества, это цвет нации". Что открывало хорошие перспективы лично ему!

Война была по сути, завершена — чанкайшисты разбиты и в панике бежали на юг, до гор Уишань. И все большую заботу доставляло именно наведение порядка на завоеванной (простите, освобожденной) территории. На Севере (не говоря уже о Маньчжурии, где русские хозяйничали с сорок пятого года) исправно засевались поля, работали фабрики и шахты, ходили поезда, велась торговля и в казну платились налоги. А здесь все замерло в параличе — старый порядок ушел, новый еще не был налажен. Шанхай прежде был первым среди портов Китая, его морскими воротами во внешний мир — но сейчас сюда приходили лишь советские конвои с военными грузами. В Академии Фрунзе, которую закончил Юншен, тоже учили, как организовывать тыл — но исключительно с точки зрения войны: транспорт, склады, мобилизационные ресурсы. Налаживать жизнь на освобожденной территории должна была гражданская администрация. Но в Шанхае и окрестностях, во-первых, слишком много лежало на армии (из-за военного положения), а во-вторых, присланные из Пекина товарищи совершенно не могли справиться с задачей.

-Война — говорил русский советник, Ван Михалыч — мы больше были озабочены, чтобы помочь вам с военными кадрами. А с гражданскими специалистами даже в Пекине не густо.

Армии приходилось брать на довольствие — хотя бы тех, кого мобилизовывали "на трудфронт". Их кормили, и выдавали плату в пекинских юанях, а кому-то даже в советских рублях. Гоминьдановские бумажки даже до освобождения не стоили почти ничего, истинными деньгами считались американские доллары, на них и сейчас торговали из-под полы. А огромная масса сельского населения этих денег и не видела, торгуя за натуральный обмен... или за совсем другое. "Опиомокурение повальное — целые деревни, включая подростков и кормящих матерей. Власть не только с этим не борется, но напротив, поощряет, например выдавая зарплату шахтерам и работникам мастерских не деньгами, а опиумом. У крестьян же выращивание опиума стало самым частым и выгодным занятием, даже в ущерб прочим сельскохозяйственным культурам". Этого не было в Маньчжурии, еще с времен японцев, с этим боролись на Севере и советские, и Ван Мин — за распространение смерть, за употребление тяжкое наказание. Здесь же это цвело пышным цветом — и даже в Шанхае в окраинных кварталах на улицах можно было видеть множество "зомбяков" (как их называл Учитель), существ непонятного возраста и пола, похожих на живых мертвецов.

-Медицина тут бессильна — сказал Иван Данилович, подполковник советской медицинской службы — опиумного наркомана с большим стажем употребления вытянуть теоретически можно, но это индивидуальный и очень дорогостоящий процесс.

Маньчжурия все больше была похожа на провинцию СССР — там работали заводы, каких прежде никогда не видел Китай: автомобильный, тракторный, станкостроение, нефтеперегонка, даже авиазавод уже появился в Харбине, там массово делали Ан-2 (очень полезная машина в китайской глубинке). Русские не строили колониальную империю — а искренне считали китайцев равными себе. Что, зная историю, открывало блестящие перспективы. Тысячи лет Китай не столько сопротивлялся соседям, как принимал и переваривал их — хуннов, монголов, маньчжур — может быть за века переварил бы и японских варваров. И как знать, что будет лет через двести, триста — если китайские мотивы, культура, уже стали популярны в Москве? Китайские рестораны, китайские чайные церемонии, китайские мотивы в одежде (даже Госпожа Лазарева дома носит шелковый халат с драконами и змеями, а на улицу выходит с зонтом, украшенным китайским узором). А уж русский культ уважения к учености — высший признак добродетели. И если процесс пойдет дальше — что увидят потомки, громадную единую Империю, от Рейна до Владивостока, и от норвежских фиордов до вьетнамских джунглей? И это будет сила, перед которой никто не сможет устоять в этом мире!

Мечты, мечты. Но на пути к их воплощению — орды этих никчемных! Кадры решают все — слова советского Императора Сталина — отчего в Маньчжурии советский порядок и советская республика, а в Пекине, не говоря уже о землях между двумя Великими Реками, этого пока нет? Нет грамотных, подготовленных, сознательных людей — зато громадное количество человеческих отбросов. И, как часто бывает в Смуту, все лишние и никчемные сбежались из деревни в города, в надежде как-то прокормиться. Народная армия застала Шанхай переполненным какой-то крысиной ордой, готовой ограбить и сожрать все, что было доступно. Ни один склад, ни одно хранилище чего-то ценного, а особенно съестного, не мог уцелеть без армейской охраны — получившей приказ, стрелять на поражение без всяких церемоний. И как лепить прекрасную статую коммунизма — из такого гнилого материала?!

Что ж — процветание не построить в белых перчатках. И Юншен хорошо помнил "фильтр" на Севере в котором он сам когда-то побывал. Так и тут — всех образованных, владеющих профессией и желающих работать, брали на учет, выделяли паек и жилье (хоть комнату или койку в казарме), и приставляли к делу — хотя и тут не все было гладко: такие люди нередко обитали в бывшем сеттльменте, европейском квартале, куда после изгнания японцев успело вернуться какое-то число мутной публики из Европы и США, да и после Освобождения не уехали консульства, "чтобы защищать интересы своих граждан", настоящие гнезда вражеского шпионажа и пропаганды — и местные прихвостни наверняка такие же! И пришлось (по строгому требованию из Москвы!) взять эти представительства под охрану — но никто не запрещал сказать белым господам, что выходить в город им настоятельно не рекомендуется, иначе совершенно не гарантирована их безопасность, столько бандитов сейчас в Шанхае развелось!

Хотя с бандами успешно боролись, "множили на ноль", как сказал бы Учитель — облавы, патрули, пойманных воров, мародеров и убийц расстреливали на месте. Выросшие на окраинах кварталы жуткого вида лачуг — сжигали огнеметами, дав их обитателям пять минут чтобы унести ноги... в тесные объятия Тех Кто Надо, для последующей сортировки. Бесполезных, никчемных — отправляли в... Кто сказал "концлагеря" — пройдемте туда же! Не фабрики смерти, где из людей варили мыло — а всего лишь "фильтры", откуда можно было выйти, доказав что являешься полезным членом общества. Ну а о тех, кто был недоволен новой властью, а значит, мог стать бунтовщиком — не стоило и жалеть. Как и о "живых мертвецах", кому опиум давно заменил душу.

Однако же, их было слишком много. Лагеря были уже переполнены — а с каждой облавой туда гнали все новые партии: казалось, что любители опиума множатся делением, как амебы. При том, что это не-человеки даже на работу выходить не могли — а значит, их приходилось кормить задаром! Ли Юншен старался, по образу Учителя, всегда носить маску беспристрастности — но заметил, что его охватывает ненависть при чтении очередного рапорта о числе отловленных нелюдей, которые своим гнусным пороком встали на пути величия Новой Империи — я не доживу, но мои внуки и правнуки? Хоть бы завтра исчезли без следа — те, кто не признает коммунистический порядок, "кто не работает, тот не ест"!

-В чем проблема, наш повелитель? Можем ли мы помочь тебе советом? Мудростью, что научила нас сама Госпожа Анна в Москве!

Сестры Лань и Киан — "орхидея" и "роза". Спутницы Юншена, уже пять лет.

Лань ("орхидея") и Киан ("роза"), сестры-китаянки.

Тяжек путь бродячей собаки, которую все гонят и бьют. Сладок и легок — путь тех, перед кем склоняются в поклоне.

Когда японские дьяволы убили наших родителей, мы нашли еду и кров в доме госпожи Минчжу, нашей дальней родственницы. За это она учила нас "правильному поведению и подобающим манерам", приказывая бить бамбуковой палкой за самое малое нарушение. Мы близняшки — и потому, если госпожа Минчжу не могла узнать, кто из нас провинился, то била нас обеих. Тогда та из нас, кто первой попадалась ей на глаза, стала признаваться — "я это сделала", чтобы спасти от избиения другую. Так мы поняли, что в этом жестоком мире можем положиться лишь друг на друга.

Война не прекращалась, пришел и голод. Госпожа Минчжу выгнала нас как собак — сказав, что не может больше кормить, хотя мы ели совсем немного. И мы пошли куда глаза глядят — туда, где любой встречный мог безнаказанно нас убить. Что мы пережили за тот год, рассказывать не будем. И чем мы зарабатывали на чашку риса — тоже.

Нам повезло, что мы не успели потерять молодость и красоту. Иначе — наш Повелитель прошел бы мимо в тот день. Когда в деревню вошли солдаты — без различия, чьи! — мы уже знали, что будет, и в этот раз решили, что нам лучше умереть. Мы схватили палку и нож, и стояли спиной к спине, окруженные десятком солдат — ждали, что сейчас нас убьют. Но наша жизнь тогда стоила дешевле пыли — даже для нас самих. И нам казалось, что лучше конец, чем ее продолжение!

И тогда явился Повелитель. Он сначала грозно спросил, принадлежим ли мы к классу эксплуататоров, или к трудовому народу. Услышав наш ответ, сказал солдатам — народная армия с народом не воюет, убирайтесь, пока не получили наказания! Затем достал из сумки шоколад и отдал нам. Мы прежде ели шоколад лишь один раз в жизни, в большой праздник в родительском доме. А Повелитель даже не потребовал, чтобы мы после шли с ним — накормил нас просто так!

Мы будем называть его так, в своем рассказе — потому что не можем найти подобающих русских слов. Русские женщины не называют так своих мужчин — но мы воспитаны, что муж должен решать главное, а жены поддерживать хозяйство и дом. Госпожа Анна, когда услышала это, сказала, "как капитан и механик на корабле". Но нам непривычно звать своего мужчину — "капитан".

После был бой с американцами. И мы в этот раз страстно желали, чтобы "наши", те кто пришли в деревню — победили. А когда солдаты уходили, Повелитель предложил (не приказал) нам идти с ним. Мы согласились — потому что нам нечего было терять. У нас почти не было вещей — и Повелитель указал нам переодеться в солдатское, и спрятаться в его машине. Потому что главный в отряде, это большой русский начальник (тот, которого мы после звали Учитель Кун И Цын), хозяин над жизнями всех тут, и он может рассердиться, если увидит нас.

Так мы приняли участие в "Великом Походе Ли Юншена". Хотя всего лишь ехали в его командирском "додже", ну еще помогали на кухне поварам — и конечно, заботились, чтобы Повелитель был сыт и отдохнувший. На нас налетали самолеты, обстреливали и бомбили, а при переправе американский корабль стрелял в нас из пушек — но нам не было страшно, все казалось как сказка или сон. Убьют так убьют — если в смутное время бояться смерти, то легко можно сойти с ума.

А Учитель Кун И Цын оказался вовсе не страшным. Узнав о нас, он лишь усмехнулся и сказал — сестры? Ну так в бумагах и запишем — поздравляю, товарищ Ли Юншен, с обретенными сестричками. И еще после нас проверяли, не являемся ли мы гоминьдановскими шпионками, это было немного неприятно.

А после Повелитель взял нас собой, учиться в Москву. Где мы, ничтожные, вдруг оказались приближены к самому Императорскому Двору — знаем, что у советских эти слова непопулярны, но как назвать собрание тех Великих, кто правят? Мы стали подругами самой Госпожи Анны (ее чин можно назвать — "младшая Императрица"?), и даже один раз видели вблизи (и были ему представлены) самого Великого Императора Сталина (правящего половиной мира). Нас включили в круг "фрейлин двора", мы учились в той самой Школе Власти, что и Госпожа Анна. Мы жили как принцессы, ели досыта, ходили в шелковых платьях и с большими яркими зонтами (в Китае размер и цвет зонта указывает на ранг владельца). О чем еще можно было мечтать?