Влюбленные в море

— Нет, — встряхнул черными кудрями матрос.

Спор грозился вновь набрать обороты, когда Йосеф предложил бросить кости, если уж они не могут никак разобраться. Васко отказался сразу, сказав, что ничего бросать не будет, потому как Чита играет с судьбой, что заведомо нечестно и проигрышно для ее противников. Девушка едва сдержала улыбку.

— Отлично, — заявила она, — тогда сделаем так, как ты говоришь.

Брови мужчины взлетели, на лице отразилось недоверие.

— Но нам все же придется менять курс. Двух пар рук тут явно не хватит, а Раф еще слишком слаб. Предлагаю использовать тех, что заперты в трюме.

— Пиратов? Ты рехнулась, безумная нинья?

— Не шуми ты так. Не пиратов. Рабов.

— Точно рехнулась. Они неуправляемы, если не стоять рядом с плетью. И много их, сомнут числом. Мы для этого сражались — чтобы передать корабль каким-то чернозадым?

На высоком лбу наметилась складочка.

— Я все же рискну.

— Рискуй. Только не моей жизнью.

— Не твоей? Замечательно. Иди запрись в каюту. По прибытию в порт обещаю твоей жизнью не рисковать.

С минуту они зло смотрели друг на друга. Она улыбнулась первой, холодно и совсем не радушно.

— Так понимаю, вопросов больше нет. Я в трюм. Йосеф, поможешь? — рыжий мальчишка кивнул, и она объяснила по дороге, понизив голос, — встанешь у люка. Не хочу вновь оказаться запертой. Тебе-то я доверяю, а вот ему...

Лючита качнула головой.

Трюм встретил сыростью, запахом пота и сдержанным разговором на чужом языке. С ее появлением голоса стихли, появилась напряженность. Девушка прошла в дальний угол, первый раз рассматривая вблизи пленников.

— Здравствуйте. Меня зовут Лючита, Лючита Аль... да впрочем, какая разница? Важно лишь то, что сейчас этим судном командую я... вроде как. И мне нужна ваша помощь.

Молчание. Показалось даже на миг, что ее не поняли совершенно, пришел испуг, когда вперед выдвинулся негр, высокий и крепкий даже среди своих, проговорил с жутким акцентом фразу, из которой поняла лишь "что нужно юной сеньоре?"

— Юной сеньоре нужно знать, разбираетесь ли вы в морском деле.

Ответ односложный, больше движение головы, чем слова.

Нет.

— Плавали раньше?

Нет.

— Готовы помочь, если я вас освобожу?

Молчание. Тяжелое дыхание, темные силуэты в клетке.

— Так вы поможете?

Да.

Оглянулась в поисках поддержки, но Йосеф наверху, как и обещал, а тут лишь она и рабы, которые рабами-то будут еще недолгое время, а после станут частью новой команды нового корабля.

— Отлично, — сказала будто бы даже себе.

Ключ подошел сразу, открылась дверь. Отступила, кляня себя за предрассудки, не доверяя и опасаясь. Дождалась, пока выйдут все. Их было семеро, все крепкие и плечистые, как на подбор, они казались еще выше рядом с ней, хрупкой и невысокой. На миг представила, как смотрелись бы на невольничьем рынке или на плантациях где-нибудь в Нуэве-Хистании, но тут же отогнала непрошеные мысли. Негоже думать подобным образом о собственной команде.

Своей. И корабль свой. Чужой, но — свой. Захлестнула непонятная радость, шальная улыбка поселилась на лице. Подумалось вдруг, что удастся — все.

И не оказалось никого рядом, чтобы разубедить.

Глава 4

Вино разливало по жилам приятную негу. Не раздражала ни тяжелая роскошь залы для приема гостей, ни птичка, упорно напевающая под окном, ни тщетные старания алькальда казаться вежливым и радушным, ни его же потливость и любопытство.

— ...значит, вы отбили у пиратов судно. Как его... Кентаврия...

— Название я сменю. Как только найду что-нибудь подходящее.

Мужчина рассеянно кивнул.

— И... как?

Девушка улыбнулась. Рассказала уже, как они, более чем мирные торговцы, снялись на Пуэрто-Перлу, но в порт не прибыли, подвергнувшись нападению пиратского судна, как оказались плененными и, будучи пленниками уже, пиратский корабль отбили.

Не рассказала же она ни о том, как учила бывших рабов, мало понимавших по-хистански, управляться с парусами и делами повседневными, как мутило их от малейшей качки, как ухмылялся при этом Васко и сбивался с ног сам, и уставала она, и засыпала, едва приткнувшись в укромном месте. Как выдержала спор насчет пленных, которых не убили сразу, а посадили в трюм. После — отправили в море на маленьком ялике, хоть и настаивал Энрике, тогда уже очнувшийся, на стандартном "на корм рыбам". Не рассказала и о том, как укрепляла шаткий авторитет, ссорилась и мирилась с Васко и Йосефом, ухаживала за ранеными, потому что доктора они убили в пылу драки.

Умолчала о трудностях и сомнениях, о том, что мимо острова едва не промахнулись, и потеряли самое ценное, что было — время. А после и Висенте. Он умер, лишь суток не дотянув до города. Его дух ушел к лоа, как сказал Унати, а тело сокрыли закатные воды моря. Чита заперлась тогда с бочонком рома в каюте и проревела полночи — по тем, что ушли, и тем, которым уйти еще только предстоит.

— А не желает ли юная донья продать корабль? — оборвал воспоминания сеньор Альмехо. В ответ на покачивание головы продолжил, — вот вы сами подумайте: что с ним делать? Не самой же вам плавать, а дела вести — не женское занятие. К тому же бригантина без команды, да еще в неважном состоянии, и — бывшая пиратской!

Он презрительно сморщил нос и встряхнул манжетами рукавов.

— Словом, я вам настоятельно, слышите, настоятельно советую продать корабль. Покупателя, конечно, сложно будет найти, наш город не столь богат, как Пинтореско или даже Пуэрто-Перла, но я, — картинная пауза, — постараюсь вам помочь. Я даже готов выплатить определенную сумму немедленно, а остальное по факту продажи судна.

Алькальд начал жестикулировать, вдохновляясь собственной идеей. Но чем дольше он говорил, тем сильнее хмурила лоб девушка. Отставила в сторону бокал, жестом отказавшись от предложения подлить, сцепила пальцы в замок.

— Сеньор Альмехо, я не собираюсь ничего продавать.

Мужчина замер на полуслове. Промокнул платочком лоб, оглянулся в раздражении на прислугу. Невысокая кругленькая мулатка принесла большой веер и принялась обмахивать сеньора со спины, стараясь не попасть в поле зрения.

— Как это вы не собираетесь?

— Вот так. Мы с братом хотим починить сломанный рангоут, кажется, там трещина в фок-мачте, да и трисель поменять не мешает, но все это дела рабочие и вполне решаемые. Еще нанять несколько человек команды. Неплохо бы и доктора пригласить, но с этим, полагаю, будет сложнее.

— Сеньора Кортинас...

— Сеньорита, — без улыбки поправила его девушка.

— Сеньорита, — послушно согласился он, — к чему вам эти хлопоты? Вы хоть представляете себе, сколько мороки доставляют все эти починки и замены? Вся эта грубость и суета не для столь очаровательной дамы, как вы.

Он не рискнул назвать ее ни утонченной, ни нежной, потому как Лючита, загорелая, без изысков причесанная, в подогнанной по фигуре, но все же мужской одежде, мало претендовала на подобное звание.

— Я прекрасно все понимаю, сеньор, и сама не раз проделывала подобное, — насчет "не раз" она покривила душой, но собеседнику об этом знать было не обязательно. — Вы забываете, что после захвата корабля именно я привела его в ваш гостеприимный, надеюсь, порт.

— Я полагал, что все это не более чем романтическая легенда, сочиненная по поводу. Признайтесь, так ведь? — якобы в шутку спросил он.

— Некоторые легенды реальнее иных историй. К тому же, мне нужен этот корабль.

— Зачем?

Девушка вздохнула, мысленно отругав и тут же простив Энрике. На встречу с алькальдом они прибыли вместе, но после недолгой беседы и краткого разъяснения ситуации братец сбежал — из порта примчался не на шутку встревоженный Йосеф, что-то ему сообщил, и оба они, извинившись, оставили Читу мучиться в мрачных предположениях. Разговоры с сеньором Альмехо настроения также не поднимали.

Она небрежно двинула плечиком.

— Мне он нравится. Всегда мечтала о собственном кораблике, это так чудесно! И не думаете же вы, что я могу принимать столь ответственные решения в одиночку. Нужно посоветоваться с братом. А теперь, сеньор, хотелось бы покончить с этим делом. Вы даете разрешение на длительную стоянку и необходимые работы в водах вашего города?

— Значит, вы не собираетесь продавать бригантину?

— Нет.

— Не думаю, что это правильное решение в вашем случае. Дело столь хлопотное и длительное... к тому же я, как алькальд, по долгу службы обязан поинтересоваться историей происхождения корабля, досмотреть трюм...

— Возможно, вы не будете столь бдительны?

— Я служу на благо Хистании!

— Может быть, сей дар во благо Хистании позволит вам снисходительно отнестись и к происхождению корабля, и к содержимому его трюмов, и к возможным претензиям людей, на корабль покушающихся.

Она перекатила по столу крупную розоватую жемчужину. В позе сеньора наметилось оживление, а в глазах сверкнула заинтересованность.

— Всего лишь жемчуг? — делано небрежно спросил тот.

— Жемчуг из Пуэрто-Перлы, один из лучших. Этот и еще немного, — она показала мешочек. — Сеньор, не думайте, что я не знаю им цены. В детстве я не только в куклы играла, но и изучала экономию, помимо остальных наук.

— И ваш отец это позволил?

— Более того: он сам предложил. Но вернемся к нашему делу. Что вы скажете?

Мужчина пожевал задумчиво губами.

— Я готов быть лояльным к вам и вашему делу, сеньорита Марита.

Девушка нахмурила брови. Представляясь полным именем, данным при рождении, она не подумала, что незнакомые люди сокращать его будут именно так.

— Зовите меня Лючитой, сеньор Альмехо.

— А вы меня Федерико, — тут же ответил собеседник, улыбаясь все более сладко.

— Федерико... я устала, долгий путь и эта жара. Я намерена отдохнуть, но прежде навестить брата на пристани, ежели он там, конечно. Наше дело полагаю решенным. Не могли бы вы прислать своего человека в порт, чтобы он проследил за соблюдением всех прав и правил и гарантировал вашу... лояльность?

Мужчина кивнул столь медленно, что девушка подумала, будто он сейчас откажется от своих слов или придумает очередное возражение. Но он промолчал, лишь на миг скривив губы.

— Тогда, до скорого свидания, сеньор, в воскресенье мы прибудем с сеньором Кортинасом, как и обещали.

Прощания и заверения во взаимной расположенности, поцелуи ручки, снова прощания, и, наконец, полный солнца и свежего воздуха мир: город на ладони, много воды на горизонте и качаемый в ладонях океана кораблик, с такого расстояния маленький, будто игрушечный.

Добираясь до пристани, наполнялась хорошего настроения, не забывая, впрочем, о всех тех словах, что хотела сказать братцу за то, что он ее бросил. Но все вылетело из головы, как только увидела его — смурного, как грозовая туча.

— Что-то случилось?

— Случилось. Эти твои черные...

Хмуря брови, Энрике рассказал историю.

Одному немолодому, но очень знатному сеньору вздумалось прогуляться вдоль пристани, по пути ему встретился негритянский мальчик, который то ли по наивности своей, то ли по причине слишком жаркой погоды и временного умопомрачения не уступил дороги, и сеньор в праведном гневе оттолкнул его, добавив несколько нравоучений тростью. Мальчик закричал обиженно и зло, но продолжить нравоучения помешал другой негр, внушительностью роста и шириной плеч превосходящий сеньора едва ли не вдвое. Трость сломалась о спину, и сеньор был вынужден отступить. Внушительный негр оказался свободным, как и прочие, что были вместе с ним, а за знатного дона встали белые господа. А вскоре подоспел Васко, задержав драку до подхода Кортинаса, который так и не дал ей разразиться.

— ...и вот надо было им встревать! Пришлось платить этому сеньору, а денег у нас и так не особо.

— А ты бы не встрял? Ой, не верю, братец!

Энрике невольно ухмыльнулся, признавая ее правоту.

— И все же эти твои свободные черные доставляют немало хлопот.

Девушка потеребила пальцами край рубашки, оглядываясь на корабль, где маячила причина хлопот.

— Поговорим с алькальдом об этом в воскресенье, надо законодательно все оформить, а пока пусть на берег не суются.

— С каких это пор ты стала принимать единоличные решения? — ехидно поинтересовался Кортинас.

— С тех самых, как ты лежал без сознания, спеленутый, будто младенец. Кто-то должен был взять это занятие на себя.

— Чита, ты всего лишь женщина.

— Да. И порой начинаю забывать, что вы — мужчины. Я обещала людям свободу и не собираюсь им в ней отказывать.

Под черными усиками плеснула улыбка.

— Ты вся в папеньку. Такая же упрямая. Тот если уж вобьет что в голову, так...

— Да, я такая. И не надо о моем отце.

Энрике качнул головой.

— У тебя портится характер, дорогая сестра.

— Будто бы что-то может оставаться в сохранности с вами — негодяями!

— Ты к нам несправедлива.

Девушка фыркнула.

— Пфе! Честные контрабандисты.

Молодой человек не сдержал ухмылки.

— И ты — первая среди них.

Она улыбнулась чуточку неуверенно, будто сомневаясь в его словах. Вспомнились невольно подслушанные разговоры о том, что женщина на корабле — к беде, и возражения в стиле "смотря какая женщина". Ее считали удачливой не меньше, чем Санта-Каталину, юную покровительницу моряков, по слухам, бывшую пираткой.

— И что же ты планируешь делать, капитан?

— Капитан, — задумчиво проговорила она, перекатывая слово на языке, примеряя и так и этак. Понравилось, даже сказанное насмешливым тоном. — Я планирую дать имя кораблю.

* * *

Она назвала ее Ла Кантара. Заново окрашенная, с золотыми бортами и красной надписью пониже шпигатов, с новой фок-мачтой, триселем на бизани и тугими, едва ль не гудящими, смолеными вантами, с запасом воды и продуктов для плавания не столь долгого, сколько приятного, бригантина летела по волнам, делая при хорошем ветре двенадцать-тринадцать узлов. А то и больше.

Девушка стояла на приподнятом полубаке, с радостью взирая на открытый горизонт. Солнце тонуло в море, зажигая на небе все новые краски, и на зрелище это, казалось, смотреть можно бесконечно.

Подошел Кобэ, новый кок из числа освобожденных рабов, медлительный и спокойный, полностью соответствуя животному, в честь которого назван, — черепахе. Постоял, молчаливо испрашивая разрешения созывать всех на ужин, удалился вместе с кивком, придерживаясь за планширь. Чита невольно поморщилась. Его, конечно же, следовало оставить на берегу — не юный уже матрос испытывал взаимную нелюбовь к морю, — но после той стычки со знатным сеньором, вовсе не подобревшим, сделать это она не решилась. Готовил же тот неплохо, только команда посматривала с подозрением — мало ль что черный черт удумает.

"Отправлю его с письмом для отца, — подумала девушка. — Домой..."

От воспоминаний о доме и родных защемило на миг сердце. Мать, которую никогда не понимала, но любовалась, маленькая упрямая Ханья, резкая, но верная... до недавнего времени, и отец — строгий, но любящий. Имя его произносила с восхищением и гордилась, что она — его дочь.