Ой-ой-ой, домовой!

Стоило поместить камушек над ладонью Миры, как он начал наливаться мутно-красным, потом по нему поплыли черные разводы...

— Проклятие, — подтвердил хуртар. — На родной крови, наподобие того, что свело в могилу лэрра Эрарда... наложено сегодня ночью.

— Ага, — глубокомысленно кивнул Жескар-старший. — А чья кровь-то пользовалась?

А ведь не дурак. Хотя... торговцы дураками не бывают, иначе они и торговцами перестают быть. Быстро так.

Керт посмотрел на него, потом сообразил и кивнул.

— Родственная. Не Миры.

Тира взвыла в голос.

— Это я виновата!!! Я!!!

И упала на пол, поползла к сестре, путаясь в подоле.

— Мирочка, прости меня, дуру... я не хотела...

— Проклинать? — взвился Адам.

— Дядя!!! Нет!!!

И Тира вытянула вперед руку. Там алела глубокая царапина.

— Я сегодня утром обнаружила, что оцарапалась... не знаю, где...

Эх, а каретный сарай я и не проверяла.

Адам смотрел большими глазами.

— А ты... язв нет?

Керт отвел камушек от Миры и кивнул домоправительнице, которая тоже смотрела на весь этот балаган.

— Чашу соленой воды принеси. Живо!

Та закивала — и рванула с места.

Вода была доставлена спустя минуту, и Керт погрузил туда камушек. Подождал, пока тот посветлеет, и поднес его к Тире.

Камушек не изменил своего цвета.

— На тебе проклятия нет.

Тира выдохнула и почти осела на ковер, но Керт не удержался.

— Может еще наложат. Кровь сутки годна.

Девушка потеряла сознание.

Колетт Дален, которая появилась незаметно, сунула ей под нос флакон с нюхательной солью.

— Дыши, детка.

Интересно, а проклятие то же, что и у Керта? А оно не заразно? Ну, как сифилис, например? Или ветрянка?

* * *

Бардак продолжался еще битых два часа.

Пока успокоили Миру, пока то, пока се...

Как — успокоили? Девушка все равно впала в отчаяние и выходить из своей комнаты отказалась Тира вызвалась остаться при ней.

Керт отправился к себе. Там-то, в его покоях мы и пообщались.

— Керт!

— Амура! Хорошо, что ты пришла... я уж думал, как тебя вызвать.

— Позвать. Сам знаешь, чего тут сложного?

Керт кивнул, и плюхнулся с размаху в кресло.

— Вот сука!

— Кто?

— Проклинатель...

— Так это то же, что у тебя?

— И что у дяди.

— Керт, так это же здорово!

Мужчина поглядел на меня с сомнением. Типа, а летяги с ума сходят? Я фыркнула.

— Не понимаешь ты... вот смотри! Значит тот, кто проклинал — здесь, в доме.

— Ага, меня это очень утешает. А вдруг это — не тот? Просто он бумаги получил?

Я потерла мордочку лапой.

— От кого-то ведь получил... так что найдем! Поцарапать эту дуру мог только тот, кто был в доме..

— А кто там был?

Я задумалась.

— Так... ну Вирента можешь выкинуть. Слушай, а сколько времени занимает наложить проклятие? И где его накладывают?

— Амура, ты чудо!

Керт аж подскочил.

— Я знаю. А почему?

— Потому что проклятие не могли наложить в доме. Это надо было выйти наружу...

— Слуги обувь уже вычистили?

— Этим с вечера занимаются... рысью!

Спустя десять минут мы озадаченно переглядывались.

Здесь было принято ходить по дому в домашних туфельках, легких, шелковых, которые не царапали паркет. А выходя из дома обували ботинки. Высокие, удобные, чем-то похожие на 'Гриндерсы'. Причем, это была обувь-унисекс.

Или мягкие сапожки.

Так вот. Испачканной обуви было две пары. Одна принадлежала Асанте Ластан, вторая Колетт Дален. Нам оставалось только переглядываться.

— Тех, кто выходил — было двое?

Я подумала.

— А по размерам ног — как? Если нога маленькая, большой сапог надевать не станешь, неудобно...

Призванный слуга потыкал пальцем, и оказалось, что вне подозрения двое.

Эрвина Жескар, у нее нога аж до сорок второго размера вымахала, как я на глаз прикинула, она бы скорее мужскую обувь надела. А в эти ботики у нее нога не влезет, даже если пальцы отрезать...

Лаллия Жескар. Эту я видела в объятиях Вирента, ей не до того. Времени бы не хватило. Это ж надо потрахаться, потом прийти кровь взять, царапка-то свежая, ночная, потом ритуал провести... разорваться, что ли?

Теперь надо найти место, где проводили ритуал.

— А когда ритуалы проводят?

— В самый темный ночной час. Как правило.

Я вздохнула.

В три часа ночи я уже спала и десятый сон видела. Домовые духи не спят?

Еще как спят, свернувшись пушистым клубочком и уткнув нос — в хвост. Я не просто призрак, я дух. Я ем, я сплю... и кстати, надо бы еще кухарку построить. А чего она на меня мышеловок понаставила, зараза?

Двоих мы исключили. Осталось... ладно, Миру тоже исключаем.

— А откат не может быть?

— Нет. Он не так проявляется.

— А вдруг?

— Нет. Это исключено. Это проклятие мы давно знаем, оно, кстати, последние лет десять вообще не применялось.

— Почему?

— А оно очень простое. Очень. Все делается на собственной силе проклинателя, его крови и крови жертвы.

— Так это ж наоборот, хорошо?

— Плохо. В обычных проклятиях есть возможность принести жертву, петуха,, к примеру, или ягненка... кто бы не проклинал, сейчас этот человек едва на ногах стоит.

— От потери сил?

— Да.

— А если их восполнить?

— Ну...

— На кухню?

Кухарка нас тоже 'порадовала'.

Из кладовки пропал здоровущий кусман мяса, копченного. И банку с вареньем кто-то ополовинил.

Вот и ответ. Белок, глюкоза, и проклинатель вполне себе стоит на ногах. Может, еще на них и попрыгать по желанию. Не идеальный рецепт, шоколадом лучше было бы, но что попалось...

— А кладовка не заперта? — догадался спросить Керт.

— Из закрытой сперли! — рявкнула кухарка.

То есть...

Я пригляделась к замку. А ведь и верно, вот царапины... отмычка?

И кто это у нас такой просвещенный?

Керт сам поехал искать место проведения ритуала. Обосновал просто — если я домовой дух, то вне дома потеряю часть своих сил и способностей. А значит каждый должен заниматься своим делом.

Я согласилась.

Интересно было бы посмотреть, но действительно: лошадь — это вам не мотоцикл. Даже не велик. Чтобы на ней ездить, нужны определенные знания, умения, навыки, а еще — железная попа. А у меня она мягкая и плюшевая.

Трястись на седле невесть сколько часов? Ради того, чтобы полюбоваться на место проведения ритуала?

Ага, вот у нас тут завелся проклинатель-идиот. Который не догадается за собой следы замести, можно — обыкновенным веничком. Наломать, подмести и порадоваться. А будь он еще умнее...

Срезаются несколько квадратов дерна, в стратегических местах ставятся свечи, рисуется фигура, после ритуала дерн возвращается на место.

Через два дня это место под лупой не отличат от соседнего.

Нет, не верю я, что у Керта получится найти что-то этакое. А значит...

Значит — пошли по дому.

Мира рыдала так, что становилось страшно. Еще бы, испугалась девчонка. Здесь проклятие — угроза не хуже СПИДа. Отец и Тира ее утешали наперебой.

Может, мне и показалось, но отец-т о за чадушку переживал совершенно искренне, а вот Тира... Тире, такое ощущение, было наплевать. Тревоогу за сестру она изображала хорошо, талантливо, но — по обязанности. Хотя чего тут удивительного?

Тонкости у Адама Ластана было, как у дубового полена, чувствительности — в той же мере. А бабы, даже в подростковом возрасте (особенно в нем) народ сложный и загадочный. Нет, не от слова загадка, а от слова 'гад'. Те еще гадины.

Мог он чем-то задеть племянницу? Выделять дочь, подчеркивать, что она для него важнее?

Да спокойно! И это понятно, это жизнь. Он и так повел себя, как мужчина, не отдал малышку ни в приют, ни куда-нибудь на воспитание, оставил у себя. Но вот вникать в тонкости движений дамской души?

Это ему было просто не под силу.

А подростки, кстати, бывают еще и жутко неблагодарны. Было дело...

У меня знакомые усыновили мальчишку. Лет до пятнадцати все было в порядке, потом, каким-то чертовым (ДА! Ни разу оно не божье было!) чудом приперся биологический папаша парня.

Алкашня и тварь. Не сдох, к сожалению, но таких и об асфальт не расшибешь. Где уж он взял имя, адрес... секретность у нас в стране на высшем уровне.

Но — явился.

И понеслось.

Ах, вы меня усыновили, вы меня не любите, айфон не покупаете, гулять до часу ночи не даете, музыку выключать требуете, уроки делать... может, вам еще и квартиру убрать?

Нашли раба!

Свободу Спартакам!

Знакомые бились в истерике примерно месяц. А потом... потом начали действовать, не без моей скромной помощи. С алкашом я посодействовала, признаюсь. Загребли его на пятнадцать суток, оттуда он в больничку уехал, где и пролежал еще с полгода. В психиатрическую. Белочку словил. Удачно выпил водочки, в которой были растворены несколько таблеточек, ну и пошел ловить синих слоников и зеленых чайничков.

Не поймал, но удовольствие все получили. А врачи еще и денежку малую, примерно так зарплату за три месяца.

А вот с сыном они придумали сами.

Нашли среди знакомых замечательную семью. Фермеры, живут в деревне, где всех средств передвижения летом трактор, а зимой — лыжи. Автобус туда не ходит, электричество от генератора, а интернет и сети связи...

Сеть есть. Рыбацкая.

Связь?

Можешь лопатой с коровника помахать, авось спутник и заметит. Заодно коровник почисть.

Да, есть в России и такие уголки, не все еще прогресс испоганил. Туда-то и поехал на эти полгода паренек. С четкой программой 'opus enim bonum'.*

*— труд — это благо. Это выражение употребляет один из моих знакомых медиков, а уж его знание латыни — на его совести, прим. авт.

Школу, конечно, пришлось пропустить, взяли академку. И — вперед.

Программа парню не понравилась, но получил пару раз по заднице лопатой, лег спать без ужина, и понял, что работать — надо.

Жалко? А родителей? Считаешь ты, что у тебя свинские условия? Ну и полюбуйся на свинок в условиях натурхозяйства. Покорми, хлев почисть, и далее по списку.

Через полгода вернулся поумневший настолько, что 'родному папе' с разворота в хрюкало выписал, натренировался на чистке свинюшника.

Но то Мишка. А то — Тира, которой такого не прописывали.

Могла она обидеться за что-то и на сестру и на дядю?

Да. И обидеться, и мстить начать, и все остальное... спокойно! Ей-то никто так же доходчиво не объяснял про жизнь с любящими людьми, и жизнь со всеми остальными.

Оставляем ее в списке?

Да.

* * *

Три сестрички рыдали хором.

Асанта боялась, что потом и на ее ребенка могут порчу навести. Сестры ее утешали, мол, рука не поднимется...

Утешалось плоховато. Все трое понимали, что и рука поднимется, и нога, и что хочешь. Кому ребенок — категорический императив, кому — сгусток клеток. И не самый родной и близкий, а просто — так. Завелось там что-то в пузе...

Родных-то детей убивают некоторые твари, а тут чужой!

Так что баба рыдала, страдала и не собиралась останавливаться на достигнутом. Эрвина временно выпустила свою семейку из-под контроля, и Лаллия этим тут же воспользовалась. Карета в сарае раскачивалась так что мне стало ясно — там повторяют правила стихосложения. Или стиховычитания.

Любовь, такое дело...

Недолго думая, я заглянула в карету.

Не поняла?

Вирент Ольдан фантазировал там вовсе не Лаллию, как я рассчитывала, а вовсе даже супругу Рандана. Алисин активно старалась, процесс уже был близок к завершению.

Вирент страстно замычал, потом перестал раскачивать карету и встал с дамы. Поцеловал ей ручку и сунул в карман... а что мы там сунули?

Домовой дух имеет почти безграничные возможности в своем доме. Так что Алисин споткнулась на выходе из кареты, и из кармана у нее выпал золотой кулончик. Симпатичный, средней ценовой категории.

И откуда дровишки?

Я пристально поглядела на Вирента. Итак, у тебя жена, ребенок, куча долгов... такие обычно стараются устроиться за чужой счет. А этот подарки любовницам делает, и не из дешевых...

Откуда деньги?

Чего я не знаю о Виренте Ольдане?

Поступок-то был логичным, не дает одна, надо стравить пар с другой. Почему не с женой?

Потому что — дура! А секс с мешком на голове и с кляпом во рту здесь вряд ли практикуют. Но Алисин явно из шлюх по призванию, она бы и так переспала с Вирентом. Еще раз — откуда деньги? Или он просто спер этот медальон?

Я решила подумать над этим потом, и направилась на поиски Жескаров.

Лаллия музицировала на чем-то вроде здоровущей арфы. Говорю — вроде, потому что форма другая. А может, и струн другое число, и что-то еще. Музыкальных школ мы не заканчивали...

Симон-старший и Рандан Фаулз наблюдали за этим с умиленным видом, заодно и в карты резались.

А где Симон-младший?

И я метнулась по особняку.

Опа!

Симон Жескар-младший нашелся на чердаке. Он ворошил содержимое здоровущих сундуков, и явно что-то искал.

Что?

Не знаю, но люк на чердак я заперла снаружи. Пусть поорет, а я объяснения послушаю.

А где Колетт?

Колетт оказалась в холле. Она принимала гостей. А именно...

— Мам, меня папа просил заехать. Все в порядке? Все хорошо?

Сын Колетт как две капли воды был похож на молодого Эрарда Фаулза, как я его видела на портретах.

— Да, Алек, у меня все замечательно. Ты надолго?

Кажется, Колетт надеялась, что сынок скажет — на полчасика, и быстро удерет. Увы...

— Отец сказал, чтобы я ему месяц на глаза не попадался.

— Что ты еще натворил?

— Мам, я не виноват, он сам...

Колетт закатила глаза. Кажется, она не поверила ни на минуту.

— Ладно. Потом расскажешь.

Она вызвала домоправительницу, и приказала подготовить комнаты для сына. А потом направилась в библиотеку.

И сидела там, сидела...

Я положила себе послушать разговор сына с мамочкой. Обязательно. А пока дождемся Керта.

Экономка продемонстрировала большие круглые глаза, но парня взяла и увела селиться. Ладно, посмотрим, что дальше будет.

* * *

Керт явился за полчаса до ужина, усталый и растрепанный.

— НУ?

Хуртар, который как раз полоскался в ванной, ругнулся, упустил мочалку и полез ее доставать.

— Амурррра! У тебя какие-то представления о приличиях есть?

— Но ты же не самец летяги?

Крыть было нечем. Хотя бедняга и попробовал.

— Но ты ведь была человеком!

— И насмотрелась мужчин получше и покрасивее. Так что не переживай за свою добродетель.

— Да? — вконец обиделся Керт и встал. Во весь рост, еще и руки в стороны развел. — Сравнивай!

Если он рассчитывал, что я покраснею и развеюсь облачком...

Я приблизилась, облетела его по кругу...

— Линейка есть?

— Зачем?

— Ну как... для важного дела надо. Буду мерить и сравнивать.

Меня изобретательно послали в заповедные дали. Я проигнорировала посыл и устроилась на полочке с разным добром.

— Ладно, если линейку не даешь, так хоть информацией поделись. Нашел?

— Нашел, нашел...