Ой-ой-ой, домовой!

* * *

Курительная оказалась большой комфортно обставленной комнатой. Предназначалась она явно для мужчин. Благородные коричневые и темно-зеленые тона, немного черного, много дерева, тяжелые удобные кресла, полированный паркет... никаких ковров.

Зато есть камин, а по стенам развешаны картины и оружие. Есть бар с напитками, есть диван... да, отдыхать тут хорошо.

Поверенный уселся в одно из кресел, но выглядел при этом так, словно ему гвоздей под попу насовали. Перед ним, на маленьком столике, лежало завещание. Этакий свиток с большой сургучной блямбой.

Послушаем.

— Лэрры и ларры, тэрры и тарры, я вижу здесь людей, которые не упомянуты в завещании...

Колетт нашлась первой.

— Тарр Алар, они могут присутствовать, как члены семей. Допустим, тарра Жескар в завещание включена? Простите, ларра...

— Да, ларра.

— А это ее семья. И то же самое с ларрой Ардаль. Здесь находятся ее муж и дочери.

Тарр недовольно пожевал губами.

— Ладно... допустим.

— И все равно у вас попросят копии. Так что будьте снисходительны.

Тарр снисходителен не был, но пока всю эту шушеру разгонишь, полдня пройдет. Он решил согласиться на меньшее зло, и махнул рукой.

— Хорошо, ларра. Итак, прошу внимания.

Мог бы и не просить. И так тишина стоит — слышно, как мухи... размышляют.

Тарр медленно развернул свиток, и принялся читать.

Последняя воля лэрра Эрарда Фаулза.

Дано семнадцатого валеля 2678 года от В.Б.

Я, лэрр Эрард Фаулз, будучи в здравом уме и твердой памяти выражаю мою последнюю волю. Мое состояние включает...

Перечисление я слушала внимательно. Первую минуту. Сбилась строчке на двадцатой, и решила не заморачиваться.

Я все равно не знаю этот мир. Догадываюсь, что конеферма — это дорого. Но и вкладываться туда надо, разве нет?

Деньги — большие, но сколько это — двадцать тысяч золотых? В местных масштабах? Я же даже ни разу картошку не покупала, может этого на год жизни хватит, а может, на десять? Да и суммы перечислялись по разным банкам. Лэрр свято придерживался принципа 'не хранить все яйца в одной корзине'.

Опять же, пай в торговом деле?

А что с ним делают? Как он приносит доход? И сколько? Надо ли туда вкладываться?

Эх, ничего-то я здесь не знаю... учиться надо. Раскрутить, что ли, Керта на лекцию? Хорошая идея. Сопру копию завещания, и пусть разъясняет по пунктам. Раз уж мы напарники...

Или вот, доля в корабельной верфи?

Дорого, наверное. А насколько полезно? Я знаю, корабли — удовольствие не из дешевых, и оплатить их может далеко не всякий.

Но остальные слушали, как песню. И неудивительно, им-то это и достанется, не одному, так другому.

После перечисления общего баланса пошло распределение.

Верным слугам оставили по сотне золотых на нос, единовременно. Судя по довольным лицам — это много. Найдут применение, и лэрра добрым словом вспомнят. И жалование выплатить за год. Потом — пусть договариваются с хозяином, захочет — оставит, нет — не судьба.

Общее отношение выразила экономка.

— Золотой человек был...

Вот даже и не сомневаюсь. Золотоносный.

— Моим племянницам. Эрвине Ардаль я оставляю мой пай в верфи и десять тысяч золотом.

Симон почти с любовью посмотрел на жену.

— Асанте Ардаль — десять тысяч золотом и пай в торговом деле тарра Невера.

И опять нежный взгляд.

— Делии Ардаль я оставляю десять тысяч золотом. Они будут положены в банк и с них можно будет брать только проценты. Основной капитал Делии будет недоступен до сорока лет.

Делия разулыбалась, но влюбленного взгляда не дождалась. Судя по всему, супруг предпочел бы снять всю сумму и оставить жену с носом. А так... сколько там тех процентов?

Подозреваю, жить на них будет можно, но не богато и не роскошно. Может, и правильно, дура же. А так хоть на панель не попадет...

— Моему внебрачному сыну, Рандану Фаулзу, двадцать тысяч золотом и конеферму. Деньги должны быть положены в банк и проценты с них должны тратиться только на дела фермы, в противном случае, все отойдет в собственность храма.

Рандан довольно улыбнулся. Алисин сверкнула глазами, ее этот вариант тоже не устраивал. Ни платье ни купить... хотя — варианты есть. К примеру, платье для выездки. Платье для выноса навоза, платье для чистки стойла...

— Колетт Дален. Моя библиотека. Мое поместье на побережье, в районе Ларс-дэр, и сорок тысяч золотом, на продолжение исследований.

На Колетт поглядели с завистью. Она не повела и ухом.

— Мое основное состояние достается моему сыну.

Рандан выпрямился, но...

— Мой признанный сын умер, но у меня есть еще два сына, кроме Рандана Фаулза. Они приедут в течение месяца. Если приедут оба, состояние поделится между ними двумя, если приедет один — все состояние достанется ему.

Я посмотрела на Керта.

Нет, вставать и объявляться он не собирался. Интересно, почему?

— Условие...

Я обратилась в слух, и едва не зааплодировала лэрру.

Получить все вышеперечисленное, присутствующие могли при одном-единственному условии. С сего дня они обязаны были прожить в доме лэрра ровно месяц. Потом — приезжает поверенный, привозит им документы на владения, и скатертью дорожка.

Но — ровно месяц.

Они не в тюрьме, они ничем не ограничены, но условие простое. Они обязаны ночевать в доме весь месяц и завтракать в доме. Если кто-то без уважительной причины нарушит это условие, завещанного он не дождется. Правда, остальные от этого ничего не выиграют, капитал вернется в основной и отойдет к сыну Эрарда.

Лэрр, ну вы и садист!

Месяц!

И глядя на лица окружающих, я отчетливо понимаю, что они с места не сдвинутся. Сидеть будут, ждать будут, надеяться...

Авось, не переубивают друг друга?

— Если мои сыновья не объявятся по истечении месяца, имущество будет обращено в деньги, и поделено между присутствующими.

Все.

Не то, что не уедут — выгонять придется. Но мне так даже лучше. У меня месяц, в течение которого все фигуранты будут доступны. И я постараюсь найти убийцу.

А сыновья...

Надо будет поговорить об этом с Кертом.

* * *

Обед не состоялся. Все были по горло сыты новостями.

Ластан оседлал себе коня и поехал прокатиться, Вирент составил ему компанию. Три сестрички опять собрались в гостиной. Колетт искала в библиотеке опись, судя по всему, лэрр Эрард сделал ей отличный подарок, Алисин шипела у себя в комнате на Рандана, а Тира и Мира с осознанием своего превосходства болтали с Симоном и Лаллией.

Я просто разрывалась на части.

Потом как-то приспособилась. Отправила Керта к молодежи, а сама наблюдала за сестричками. Делия дулась, а две старших ее утешали.

И муж-то у нее уехал, и не оценил, какая она замечательная, и не похвалил... а проценты с десяти тысяч... ага, поняла. Сто золотых в год. В году десять месяцев, то есть дамочка получает десятку золотом в месяц. Заодно и цены назвали.

Десятки золотом не хватит на дом, но снять скромную квартирку в доходном доме и жить не впроголодь — вполне. Хлеб медяки стоит, снять комнату, даже в столице, три золотых в месяц, а в провинции и цены ниже.

Сестры ее утешали, но получалось плохо, слишком уж довольные у них были моськи. Их-то никто и ни в чем не ограничивал.

Но... лэрр был прав полностью. Даже если муж эту дуру бросит. Даже если она запьет. Даже если помрет — все детям достанется.

До сорока лет ей доступны только проценты, а за это время много воды утечет. И дочь у нее подрастет, если не полная дура окажется, найдет, как деньги в свои руки взять, да и вообще. Я знаю, что я бы сделала в таком случае. Уехала в столицу, разобралась бы с паями и бумагами, работала бы и копила, вкладывалась и участвовала...

Один раз мне это уже удалось, кто сказал, что второй раз не удастся?

Да и месяц прожить на всем готовом Делии тоже нравилось. Спокойно, уютно, по хозяйству заниматься не надо, ребенком заниматься не надо, с ней слуги нянчатся, ну и?

Делия может делать то, что ей лучше всего удается. Прихорашиваться, бездельничать и сплетничать. Бедные ее сестры.

* * *

Ужин.

Первой подняла тост Колетт. Как ни странно, ей даже мужчины уступили пальму первенства. Хотя... чего тут странного?

Она чувствует себя главной, она себя так воспринимает, и это передается остальным. У меня подруга была — страшна, как крокодил. Только что не зеленая, а так все совпадало. Короста от выдавленных прыщей, улыбка, слезящиеся глаза...

И что? Совершенно ей это не мешало чувствовать себя красавицей, щебетать со всеми, а до окончания института два раза замуж выйти. Первый раз за однокурсника, аж на полгода, зато второй раз клюнул целый доктор наук. Так и создали ячейку общества. Довольны, счастливы, трое детей. Ну и ладно, пусть им будет хорошо в том мире, а мне в этом.

Дело в Колетт. Она ощущает себя главной, все остальные готовы переложить это на нее, ну и распоряжается ларра. Чем плохо-то?

— Я хочу поднять бокал за моего дядю, лэрра Эрарда. Пусть дым унесет его на небеса Хурта!

Все встали, молча подняли бокалы — и выпили. Разом и до дна. Обычай, видимо.

И принялись за еду. Несколько минут они ели молча, потом не утерпела Делия.

— А сыновья... Колетт, ты знала, что у дяди есть внебрачные сыновья?

— Догадывалась, — не стала врать Колетт.

— А почему нам не сказала?

Колетт воззрилась на Делию с искренним недоумением. Да, дурость — это страшная сила, даже Колетт в тупик поставили. Но потом все-таки нашлась с ответом.

— Делия, это его личное дело. семейное.

— Но мы же его семья!

— И сколько раз в год вы с ним виделись? Или — раз в сколько лет?

Умыла. Но это Эрвину и Асанту.

— Мы все равно дядю любили!

— Не сомневаюсь, ему было от этого намного легче.

Тарр Жескар-старший посмотрел на жену.

— Ну что, дорогуша, отдохнем здесь месяц — и домой?

— Да, дорогой, — Эрвина улыбалась.

— Сим, а ты завтра в город съездишь,, указания отошлешь. Делу без хозяина не в радость...

— Так может, я сам поеду? — прищурился Жескар-младший.

— Я подумаю. Может, через пятиницу...

Я пристально наблюдала за гостями. Почему-то Тира была недовольна... ну, что поделать? Секс — еще не повод для знакомства. Тем более — для продолжения отношений.

* * *

Ночью мы сидели в кабинете.

Керт перебирал бумаги на столе, я вычесывала хвост.

— Почему ты не признался, что внебрачный сын?

— Я не признанный. И... ты уверена, что лэрр имел в виду меня?

Я подумала пару минут.

— А кого?

— Кого угодно. Лэрр Эрард отличался любвеобильностью.

Я хмыкнула.

— Допустим. Ты считаешь, что лэрр имел в виду кого-то другого, и будешь его ждать? Здесь?

— Да.

— О чем молодежь болтала? Тебе там глазки строить не пытались?

— Ревнуешь? — пошутил Керт.

Я фыркнула.

— Был бы ты самцом летяги, я б еще подумала. А так — извини, некомфортно будет. Ни мне, ни тебе...

— Амура, а какая ты была, когда была человеком?

— Человеком и была, — буркнула я.

Какая-какая. Красивая, вот. Только кто б сказал дуре, что красота — не гарантия выигрыша, а только бонус. И не факт, что к чему-то хорошему.

— Извини, если что не так...

Я подумала минуту.

— Ладно, смотри.

И попробовала воспроизвести себя, какой была в семнадцать лет. Тело летяги расплылось облачком пала, а потом из него начала формироваться высокая худощавая фигура и приятными округлостями в нужных местах. Да, такой я и была когда-то, только более плотной.

— Красиво.

Я пожала призрачными плечами и опять трансформировалась в летягу.

— Так было. И что?

— Жаль...

— Да ладно, вон сколько вокруг тебя девушек.

— Скучные они, — махнул рукой Керт. — И разговаривать с ними почти не о чем.

Я хмыкнула.

Да, здесь процветала 'южная' система. Маргарет Митчелл умилилась бы, на местных барышень глядя. Благородная девица обязана быть хрупкой, нежной и беспомощной. А еще закатывать глазки и шептать: 'ах, вы такой умный... я ничего не знаю... я бы без вас пропала'.

Мужчины в это, понятно, не верили, но девушкам помогали исправно.

Так принято.

Так — правильно.

Керт исключением не был, и с дамами себя держал куда как лучше, чем тот же тарр Жескар-младший, порода чувствовалась. И Мира на него поглядывала за ужином, и Тира, беспристрастной оставалась только Лаллия.

Отец поглядывал на нее даже с гордостью. Вот, моя-то как, не то, что ваши, бла-ародные, на мужиков не косится ковыряет себе капусту, и всем довольна.

— А ты жену для разговоров заводить будешь? Может, лучше попугая?

— Или летягу? — прищурился Керт.

— Гадить буду, — предупредила я. — В тапки.

— Не будешь. И вообще, лучше хорошая летяга, чем плохая жена.

— Жена с приданым плохой не бывает,, — фыркнула я. — Тут главное, чтобы надолго хватило... ты к Мире присмотрись, например?

— Почему — именно к Мире? Мне брюнеточки больше нравятся, а у Миры лицо, как у лошади.

Это да, Тира была симпатичнее, если объективно.

— А она одна еще не занята...

— Так... а Тира?

— И занята, и уже не девушка, — пожала я плечами. — Судя по тому, чем они с Жескаром-младшим занимались...

— Серьезно?

— Вполне. И... я еще Колетт подслушала. Она с Жескаром-старшим разговаривала...

Разговор я пересказала почти дословно. Керт слушал, кусал кончик пера. Потом дописал отцу еще с десяток вопросов, показал мне свиток, я прочитала и кивнула.

Знать-то это надо. Но чем оно поможет?

И как это сыщики воров ловили? Как у них все так легко получалось? Их, наверное, учили... а мы, балбесы...

* * *

Следующий день прошел спокойно.

Я так думаю, это не из-за благородства окружающих, а просто — никому ссориться не хотелось. Делили личных медведей. Получили-то они много, хорошо так получили... теперь распределить. Керт письмо отвез, отправил и вернулся, мне показалось — быстро, но чему удивляться? Вряд ли он мне раскрыл все карты, наверняка у него тут есть доверенный человек — дело житейское.

А то, что вечером, даже поздно ночью, я поймала Вирента Ольдана там же, почти в той же позе и с той же бабой...

Ну и что?

Ладно бы с кем другим, а с Лаллией Жескар даже неинтересно.

* * *

А вот утро началось несахарно.

Крик переполошил всех, кто находился в доме. Я рванула на вопль, задрав хвост.

Кричала Мира Лантан. Кричала, и смотрела на свою руку... на ней, прямо на кисти, виднелась отчетливая язвочка.

И я такие уже два раза видела.

Проклятие?

Но кто? Как?

— Мира, Мирочка...

Адам потерял всякое соображение, и крутился рядом с дочерью, словно волчок. Асанта взглянула и в обмороке улеглась в кресло, сестры бросились хлопотать над ней.

Тира таращилась с любопытством, как и Жескали. Керт с трудом пробился через толпу.

— Так... руки покажи!

Мира послушно вытянула кисть вперед.

— Проклятие, — кивнул Керт. — Погоди, проверю.

И снял с шеи маленький камушек на цепочке. Прозрачный такой, словно лунные камушки. Светлый, даже чуть голубоватый — ненадолго.