| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Массирование противотанковой артиллерии Красной армии сочеталось с повышением тактического мастерства и выдержки советских воинов. Так, раньше по немецким танкам зачастую начинали палить с максимальных дистанций — чуть ли не с двух километров, что конечно же было неэффективно и из-за повышенного рассеивания снарядов, и из-за потери ими скорости — даже если в танк попадали, то не всегда пробивали его броню или наносили какие-то существенные повреждения ходовой или оружию. И вместе с тем такая стрельба просто вскрывала позиции советской ПТО и немцы засыпали их гаубичным огнем и стрельбой из танков прямой наводкой — советские артиллеристы ведь не были защищены броней, поэтому несли потери если и не от прямых попаданий в их орудия, то как минимум от осколков близких разрывов. Сейчас же стрельба открывалась с пятисот, и даже трехсот метров, причем первый залп делался всеми орудиями по самым опасным либо важным объектам — либо по Тиграм с их толстой броней, либо по командирским танкам, чтобы лишить немецкую атаку руководства. А слитный залп позволял выбить обстреливаемую цель практически с первого выстрела — даже если из десяти-пятнадцати выпущенных снарядов в танк попадала лишь треть, этого все-равно хватало чтобы как минимум вывести ее из строя — заклинить башню, поломать орудие или ходовую часть, сбить антенны. И так как первый выстрел делался еще в сравнительно спокойной обстановке — по артиллеристам не стреляли прицельно — и при сравнительно простом наблюдении — поле боя еще не застлано дымом и пылью — то вероятность попадания дополнительно повышалась.
Немцы же меняли свои тактические порядки, стараясь подстроиться под новую тактику русских. Так, один из способов прорыва пак-фронта сами немцы описывали следующим образом: "Встречаясь с Пак-фронтом, который не может быть обойден, в первую очередь нужно сконцентрироваться на выбранной для прорыва позиции, а затем на флангах позиции прорыва. Танковое подразделение атакует во время артиллерийского налета и врывается на позицию сразу после последнего огневого налета. Построение всего танкового батальона должно быть из двух рот в первой линии и по одной эшелонированной роте на каждом крыле. Когда это возможно, САУ Штурмгешюц должны быть использованы в ротах первой волны. Если Штурмгешюцев нет, их роль выполняют Pz.IV. В ходе прорыва роты в центре атакуют в глубину позиции. Роты, эшелонированные на флангах, расширяют прорыв, а затем следуют за первым эшелоном". Тут предполагалось, что позиции советских войск уже разведаны и известны, а артиллерии достаточно, чтобы провести полноценную артподготовку. Если же эти условия не выполнялись, то использовалась другая тактика — обратного танкового клина — немцы перевернули свой привычный порядок и сделали первую линию широкой, поставив в нее танки с толстой броней, а более легкие танки шли по центру боевого порядка — предполагалось, что тяжелые танки не будут выбиты все первым залпом, тем более что русская артиллерия не сможет стрелять в борта крайних танков, тогда как те смогут увидеть и подавить стреляющие орудия, так как будут находиться примерно по их курсу. Так что кто-то из тяжелых танков дойдет до русских позиций, а более легкие танки и самоходки будут защищены от флангового огня большим расстоянием до противотанковых орудий и отвлечением расчетов на стрельбу по тяжелым танкам, поэтому выживут при обстреле и заодно будут высматривать позиции ПТО и подавлять их своим огнем с дальних дистанций, прикрывая атаку тяжелых танков. Эдакий футбол, только смертельно опасный.
К сожалению, помимо новой тактики у немцев становилось все больше и нового оружия. Одних только Тигров в летней битве участвовало почти полтысячи штук (в РИ — 150), Пантер — почти две тысячи (в РИ — к Курской битве успели только 200 танков), да и старички — тройки, четверки — были уже не те, что в начале войны. Так, танки Т-III первых модификаций — от A до D — имели броню всего 15 миллиметров и выпускались до 1938 года. С 1938 пошли модификации уже с броней в 30 миллиметров — E-G, с 1940го — H, с основной броней также в 30 миллиметров, но поверх нее на лоб и борта корпуса дополнительно наваривали еще 30. Самые массовый тройки модификации J, выпускавшиеся в 1941-42 годах, имели основную броню уже в 50 миллиметров — а это больше чем у тридцатьчетверки, разве что стояла вертикально, а не под наклоном, но с 1942 пошла модификация L, в которой поверх добавили еще 20 миллиметров и общая толщина лобовой брони башни и корпуса стала уже 70 миллиметров. У какой-то вшивой тройки ! Основное оружие также постоянно прогрессировало. Так, если первые модели оснащались пушкой калибра 37 миллиметров, то уже с модификации F пошла пушка калибра 50 миллиметров длиной ствола 42 калибра. А, на минутку, советская сорокопятка имела длину ствола в 46 калибров, то есть по пробивной способности они были примерно сопоставимы. Но модификации J получают пушку с длиной ствола уже 60 калибров — и если для обычных бронебойных снарядов пробиваемость увеличилась процентов на десять, то для подкалиберных — чуть ли не на половину — с 500 метров таким снарядом можно было в 50% случаев пробить 75 миллиметров брони под углом встречи в 60 градусов. С танками T-IV происходили такие же метаморфозы — бронирование увеличивалось с 30 до 50 и даже до 80 миллиметров, длина ствола 75-миллиметровой пушки — с 24 до 43 и затем до 48 калибров. И штамповали эти танки тысячами — после провала блицкрига в 1941, когда в ряде последовательных битв — Белорусской, Смоленской, Киевской — у немцев было выбито три четверти танков (АИ, но в РИ — ненамного меньше), немцы начали переводить свою промышленность на военный режим работы. Так помимо танков на базе этих же шасси массово клепались и самоходки — с более толстой лобовой броней и орудием следующего класса — на базе троек устанавливались пушки калибра 75 миллиметров, на базе четверок — длинноствольные 75 и 88. Да и чехи с французами поставили вермахту много самоходок на базе своих шасси и орудий.
Так помимо этого зоопарка у немцев были радиоуправляемые танкетки Б-4. Машинки высотой всего 1,25 метра, шириной в метр и длиной 3,36 метра могли переносить заряд взрывчатки весом в 450 килограммов, причем танкеткой мог управлять не только водитель в кабине, но и по радио, на дальности до двух километров. Подведя такую танкетку к цели, оператор мог отпустить заряд, отвести танкетку и отдать команду на подрыв. А подрыв такого количества взрывчатки был опасен для живой силы на дистанциях до 80 метров, мины, заграждения из колючей проволоки — тоже сметались примерно на таких же расстояниях, да и от ДОТов мало что оставалось, если положить такой заряд сверху и даже рядом. Бронирование защищало от бронебойных пуль, проходимость, скорость, малые размеры и возможность поставить дымовую завесу — от артиллерии, поэтому неудивительно, что после первых же случаев применения данных аппаратов на фронте советское командование отдало особые распоряжения о необходимости уничтожать их любыми средствами и как можно дальше от своих позиций и минных полей. Поначалу такая пальба вскрывала позиции ПТО советской обороны, поэтому вскоре на участках начали выделяться отдельные орудия, которые и должны были уничтожать эти машины. Ну а заодно появление таких машин на поле боя говорило советским командирам о том, что скоро тут будет жарко и имеет смысл подготовить заградительный огонь артиллерии и подтянуть резервы и группы контратаки.
Но в начале немецкого наступления эти машины были еще в новинку, поэтому они оказались эффективным средством прорыва советской обороны. Именно с их помощью к северу от Курска и была прорвана оборона РККА в начале июня — двенадцать аппаратов последовательными подрывами своих зарядов проделали в минных полях три прохода, и танки, как на параде, прошлепали по этим проходам до окопов советской пехоты. Правда, следовавшие чуть позднее самоходки уже активно рвались на минах — земля в проходах и рядом с ними была уже перепахана гусеницами танков и взрывами заградительного огня советской артиллерии, который также помешал немецким саперам обозначить проходы — вот самоходки и рвали гусеницы на противотанковых минах.
Но танки — танки прошли вперед, как минимум первая волна, за ней — пехота, быстро зачистившая окопы первой линии, а дальше немцы все сильнее начали увязать в эшелонированной противотанковой обороне РККА — противотанковые опорные пункты были натыканы практически на каждом холме, за каждой речкой, через которую перебирались дороги — два, четыре, шесть или восемь орудий слитными залпами встречали передовые немецкие отряды, те приостанавливались или начинали искать обход, там снова напарывались на опорники или просто на подвижные отряды с противотанковыми пушками или самоходками, а тут подтягивались основные силы, которым приходилось штурмовать неподавленные своей артиллерией опорники — немецкая артиллерия перестала поспевать за передовыми частями в первый же день, и немцы довольствовались лишь огнем прямой наводкой да поддержкой авиации. Но немецких танков было слишком много, и они все-таки на вторую неделю продавили советскую и нашу оборону — как раз на стыке — на всю глубину к северу от Курска и начали продвигаться в тылы. Мы немцев остановили на третью неделю, а РККА, также бросавшая навстречу немцам резервы, бодалась с ними более месяца — большинство немецких танков заворачивало именно на восток, тогда как против нас в прорыве действовало не более четверти сил — наша оборона на южном фасе также уже была прорвана во многих местах и немцы уже списали "партизан" — то есть нас — со счетов. А вот южный фас РККА к востоку от Ельца держался на удивление стойко.
ГЛАВА 10.
Немцы выделили на то направление значительно меньше танков, хотя батальоны штурмовых орудий были приданы каждой пехотной дивизии. Две недели немцы продавливали полосу обеспечения — предполье, где РККА оборудовало множество небольших позиций, которые постоянно притормаживали продвижение немецких войск на север, и заодно заставляли раскрывать направления главных ударов — менее подвижная пехота просто не могла быть переброшена сравнительно быстро на другие направления, поэтому где поставили дивизии — там они и наступают, переброска будет выглядеть лишь ненужным мельтешением, ведь ее всегда можно засечь с воздуха и своевременно перебросить резервы на новое направление — немцы наелись с такой тактикой русских еще осенью сорок первого (АИ), когда вынуждены были наступать лишь пехотными дивизиями после потери множества танков в сражениях первых двух месяцев войны.
Так что лишь через две недели передовые отряды немецких дивизий стали выходить к позициям боевого охранения главной полосы обороны — уже потрепанными, с израсходованным моторесурсом транспорта, постоянно удлинявшимися коммуникациями — немцы еще смогли за неделю войти в соприкосновение с главной полосой обороны, а затем сами встали в оборону и начали усиленно окапываться — постоянные контратаки советских войск не давали им расслабиться и наносили существенный урон в людях и технике, а многочисленные группы партизан и диверсантов на тыловых коммуникациях постоянно грозили пресечь подвоз боеприпасов и продовольствия. Поэтому сначала надо было закрепиться на достигнутых рубежах, зачистить тылы или хотя бы основные пути подвоза, подтянуть артиллерию, создать запас снарядов — и тогда уж можно было бы продолжать наступление. К тому же казалось, что еще немного — и Ельнинско-Тамбовская группировка РККА окажется в огромном котле — немецкие танковые соединения, что прорвались к северу от Орла, уже почти окружили Тулу, а их восточная ветвь дошла почти что до Липецка. Так что немецкая пехота на южном фасе фронта готовилась стать наковальней, на которую немецкие танки, зашедшие фактически в тыл советских войск, погонят их с севера.
Но у танкистов все как-то не складывалось — тылы советских войск были насыщены мелкими огневыми группами — стационарными, окопавшимися в опорных пунктах, и мобильными, которые наносили короткие удары и небольшие контратаки. Засады, завалы, взорванные мосты, перекопанные дороги, многочисленные минные поля — все это так же тормозило продвижение немецких танков. И как немцы заводили на север все больше бронетехники, так и советское командование направляло туда все новые и новые противотанковые артполки, танковые бригады и стрелковые дивизии — враг все сильнее увязал.
А тем временем советская пехота мало того что удерживала южный фас, так еще копала — каждый день, много и усердно. В итоге на участке Елец-Липецк-Тамбов длиной двести километров и высотой в пятьдесят-сто появились новые полосы обороны, теперь уже и фронтом на север. А каждая полоса обороны — это несколько позиций, каждая позиция — две-три линии траншей и опорных пунктов. А еще и между позициями и полосами — промежуточные, заградительные и отсечные позиции. Сотни и сотни километров окопов, рвов, эскарпов и контрэскарпов пересекали местность в тысячи квадратных километров — в одном только Елецко-Тамбовском выступе к началу августа было вырыто около десяти тысяч километров окопов (в РИ столько вырыли на Курской Дуге), по соседним участкам — Тула-Рязань-Саранск, Тамбов-Балашов-Сталинград — еще по столько же, причем работы продолжались и дальше — армия и население рыли и рыли все новые и новые оборонительные рубежи. Нормативы в шесть погонных метров окопов на человека в сутки ежедневно перекрывались многими тысячами людей, к тому же для ускорения работ широко применялись взрывчатые вещества — порох, взрывчатка, селитра — где что удавалось достать или выделить. И — копали, копали, копали ... Больше пота — меньше крови.
Вначале, когда северный фас еще не был готов, немцам даже удалось отрезать Елецкую группировку советских войск, но уже через три дня окружение было прорвано и немцы оттеснены на север. Потом фрицы еще раз ее отрезали, окружение продолжалось уже неделю, и снова контратаки советских войск не позволили создать надежный котел. Ну а потом система оборонительных сооружений стала уже настолько плотной, что немцы, потеряв в атаках более сотни танков только безвозвратных потерь, плюнули, утерлись и стали пробовать советскую оборону на других направлениях.
К концу августа им стало ясно, что и под Тулой ловить нечего, и тогда они сделали ход конем — метнулись на двести километров на восток, почти что к Пензе, и там слитным ударом с северо-запада танковыми частями и с юго-запада — пехотными дивизиями, между Тамбовом и Балашовом — наконец-то пробили советскую оборону и замкнули громадный котел. Более того — внезапный бросок дальше на восток поставил под угрозу даже Саратов, с его авиационными и нефтеперерабатывающими заводами, железной дорогой до Сталинграда, построенной в сорок втором. А ведь еще двести-триста километров на северо-восток — и уже Сызрань с его НПЗ и добычей нефти, Куйбышев (Самара), где тоже были и заводы, и научные учреждения, и добыча нефти. Более того — еще 150 километров на восток — и Бугуруслан, где добывались газ, нефть, располагался НПЗ — начинались территории Второго Баку, еще 250 километров на восток — и ишимбайские нефтяные поля, Уфа со своими НПЗ — для советского Союза отчетливо вырисовывались вилы, на которые похоже и рассчитывало немецкое командование после неудачи наступления на север — на Москву. Тем более что для танков там было раздолье — степи и ровные участки были в изобилии, и немецкие танки там могли бы рваться вперед практически не встречая сопротивления — им было достаточно просто сделать бросок — доехать, разрушить нефтяные вышки, НПЗ, нефте— и газопроводы — и все — война с СССР считай была бы выиграна. Или как минимум не проиграна — сопротивление, конечно же, все так же оказывалось бы, но уже больше партизанскими методами — подвижность советских частей резко бы снизилась. Похоже, именно такой план разрабатывал Гитлер и в моей истории, а не просто захват Сталинграда как символа, хотя и само перерезание водного пути по Волге было немалым делом, но наступление между Волгой и Уралом на северо-восток, где находились промышленные предприятия при практически отсутствующей обороне — немцы просто зашли бы с черного хода, там и было то до той же Самары километров шестьсот-семьсот — немцы проходили такие расстояния не один раз.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
