| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Впрочем, Илы тоже были далеки от совершенства. Так, необходимость ввести заднего стрелка сместила центровку самолета, он стал менеe устойчивым, поэтому начинающие пилоты допускали много ошибок в пилотировании, эффективность стрельбы по целям также снижалась. Да и выживало меньше пилотов — неудивительно, что опыт накапливался медленно, а количество боеспособных экипажей было неизменно меньше числа самолетов. И только сейчас — в сентябре сорок третьего — проходили обкатку в войсках самолеты "со стрелкой" — консолями крыла, имевшими скос в шесть градусов — это возвращало центровку как и было задумано изначально. Вместе с тем, советские конструкторы потратили много времени на разработку противотанковых версий штурмовика, с установкой автоматических пушек калибра 37 миллиметров — собирались бороться с немецкими танками. Не выгорело — попасть сложно, если попадали, то могли пробить броню в двадцать, край — тридцать миллиметров, и только при почти прямом угле встречи — иначе получался рикошет, даже от верхних листов. Да и то — попадали только первым-вторым снарядами — остальные гарантированно летели мимо из-за высокой отдачи орудий, которая разворачивала самолет в воздухе и сбивала прицел. Так ладно — пушки. Конструктора, видимо начитавшись сказок, решили сделать из Ил-2 Змея Горыныча — установили на него в октябре сорок второго огнемет и давай поливать полигон. Понятное дело, большая часть огнесмеси выгорала, еще не долетев до земли, а то что долетало, долетало уже в виде небольших горящих капель — воздушный поток эффективно рассеивал огнесмесь в воздухе.
ГЛАВА 13.
Уж лучше бы потратили свою энергию на технологические вопросы. А то детали разных заводов зачастую не подходили друг к другу, что заставляло комплектовать штурмовые полки самолетами с одного завода, иначе ремонтропригодность падала многократно. Это помимо того, что даже самолеты одного завода, но разных серий, могли иметь различные детали — начиная от их формы и до размещения отверстий для крепежа — внешне вроде бы детали подходят, но чтобы установить, скажем, верхнюю бронекрышку, в ней приходится просверливать новые отверстия под отверстия в бронекорпусе — как отмечали ремонтники в частях, монтаж верхней крышки бронекорпуса занимал больше времени, чем выполнение самих регламентных работ на моторе. И так-то на приколе находилось как минимум тридцать процентов штурмовиков (а к 1 июня 1943 достигло и вовсе 46,3%) — заводы гнали план по количеству самолетов, а то, что потом много их простаивает из-за отсутствия ремкомплектов — за это заводы по башке уже не получали. Вот и выходило — производство в штуках вроде бы высокое, а самолетов не хватает — в любой момент времени на приколе стояло порядка полутора тысяч самолетов — одна, а то и две воздушные армии !
Дело усугублялось еще и вынужденным изменением в материалах. Так, из рецептуры нитрошпатлевки АШ-22 был выведен дефицитный свинцовый крон — и пошли отслоения миткалевого покрытия, расслоения фанерной обшивки — порой целые полки стояли на приколе — при полетах от крыльев отрывались целые куски обшивки и самолеты прилетали с дырявыми крыльями, из которых торчали нервюры и лонжероны. Конечно, подобные повреждения самолеты получали и в боевых действиях, и даже долетали обратно до аэродромов — все из-за удачно выбранного аэродинамического профиля Clark-YH, позволявшего такие фокусы. Но когда самолеты начинают разваливаться в воздухе просто так — это не дело.
В некоторых строевых частях пытались выходить из положения — и дополнительно проклеивать обшивку, и надевать на крыло огромный матерчатый чулок (который еще надо сшить) и затем проклеивать его — предполагалось, что даже если оторвется кусок обшивки, этот чулок удержит нужное. Особенно отличался такими дефектами московский завод N30, тогда как Куйбышевский завод N1 исправно гнал нормальные штурмовики. Дело пытались решить и усилением контроля технологических операций, и переходом на другие шпаклевки и клеи (РИ), даже начинали примериваться к нашим стеклопластиковым технологиям (АИ) — но последнее шло туго — советские конструктора и производственники привыкли к дереву, материи, клеям, стали и алюминию, и вводить новый материал было для них головной болью, а отсутствие достаточного количества квалифицированных кадров эту боль только усиливало.
Ладно хоть все активнее применяли наши РС-60, особенно кумулятивные — раскрывающееся оперение позволяло вполне компактно — чемоданом сечением 20х150 сантиметров, меньше чем для восьми РС-82 — размещать под каждым крылом пусковые установки на три десятка ракет, что обеспечивало два-три залпа с гарантированным поражением любой бронемашины противника. ПТАБы, которые советские конструкторы также продвигали в качестве оружия, постепенно сходили на нет — если первые случаи применения этих свободнопадающих кумулятивных бомбочек было очень удачным, то в дальнейшем немцы нашли против них противоядие — на марше танки и другая техника стали передвигаться в рассредоточенных порядках, так что под удар попадало меньше машин, на стоянках технику стали располагать под деревьями и кустами, с августа на танки начали крепить специальную сетку (РИ), которая вызывала преждевременный подрыв кумулятива, и струя уже не наносила танку повреждений, а остальные бомбочки падали "где-то рядом", а не "почти туда же" — слишком мала плотность, слишком велик разброс. В итоге для гарантированного уничтожения одного танка требовалось уже 18-30 штурмовиков с ПТАБ. Наши же ракеты позволяли вести настильный огонь, причем кучно — и за счет закрутки, и из-за отсутствия отдачи при выстрелах, так что танки можно было достать и под ветками деревьев — первые ракеты залпа срабатывали на ветках и расчищали дорогу последующим. С металлическими сетками была такая же ситуация.
Вообще, наша конструкция с двумя моторами и, соответственно, свободным носом, избавила нас от многих проблем, с которыми пришлось бороться советским конструкторам. Например, вооружение у наших штурмовиков размещалось в носу, поэтому оно не накладывало ограничений на профиль крыла — это в Ил-2 пушки размещались в крыле, поэтому его высота должна была позволять разместить там пушки, наши же крылья мы могли компоновать по своему усмотрению — пушка и пулеметы размещались в носовой части, где было достаточно места для всего — и для оружия, и для боекомплекта. Это же, кстати, развязывало руки и в конструировании оружия и его боепитания — когда много места, можно сделать чуть покондовее, но быстро — все-равно износ оружия, особенно на первых порах, был высок — тут изнашивается, там подклинивает после двадцати выстрелов и надо давать остыть — поэтому конструкции быстро менялись.
К тому же наличие большого свободного пространства в носу штурмовиков позволило нам к весне сорок третьего создать и отладить новую схему управления оружием, на гиростабилизированной платформе — летчик прицеливался, начинал стрельбу и шел дальше — и пока он летел и жал гашетку, автоматика удерживала вооружение на выбранной для стрельбы точке. Это позволяло вести точную стрельбу с более пологих углов атаки, то есть безопаснее и дольше. Системы отклонения оружия у нас были и раньше, первые варианты — с начала сорок второго, и уже они позволяли вести обстрел наземных целей на меньших углах. Но углы в них выставлялись пилотом вручную, хотя и во время полета. А вот удержание оружия на цели при выполнении маневров — это было новым. Собственно, саму идею мы слизали с эскизного проекта штурмовика БШ-ВМ — он был предложен в конце сорокового года конструкторами завода N32 — Можарским и Веневидовым, которые занимались стрелковыми турелями, прицелами, подвижными стрелково-пушечными установками — то есть идея управляемого вооружения для них была знакома и известна еще до войны. Весной сорок первого опытная установка даже отрабатывалась на ближнем бомбардировщике Як-2 — у этого двухмоторного самолета также было много места в носовой части. После начала войны они продолжали развивать свою конструкцию АКАБ — автоматической комбинированной артиллерийской батареи, предполагая ставить ее на Пе-2.
И мы выпросили этих конструкторов к себе — у нас-то они и доводили механику, а мы дополнили ее своими гироскопами и, главное — электроникой — дальность до цели измерял радиолокационный дальномер, а скоростью перемещения стволов управляла небольшая электронная схема — эти дополнения позволили увеличить гибкость применения нового вооружения — теперь летчики не были ограничены определенными наборами высот и скоростей пролета мимо цели, как было ранее, при механических управляющих системах — ведь чем ближе к цели, тем быстрее надо поворачивать ствол, чтобы он продолжал смотреть на цель. И механика имела ограничения в таких расчетах, да и пилоту требовалось и выставить на приборе максимально точную дальность, и выдерживать скорость, заложенную в механической схеме — все это ограничивало маневры и приводило к шаблонным действиям, что соответственно повышало риск быть сбитым — собственно, из-за этих же недостатков пилоты Ил-2 практически не пользовались бомбовыми прицелами — те были рассчитаны на подход к цели на стандартных высотах с шагом в сто метров и на стандартные скорости — штурмовик должен был лететь по прямой, как на параде — идеальная учебная цель.
С электроникой же все было гораздо проще, так как она могла гибко обсчитывать разные условия. Летом мы обкатывали на фронте двенадцать машин с новой схемой управления оружием, и летчики были в восторге — можно было вести огонь и при этом отворачивать — то есть получалась как бы стрельба навскидку, но при этом длительная и точная. Новую тактику успешно опробовали прежде всего на подавлении зениток — вперед пускали штурмовик с АКАБом, тот на отвороте придавливал своим огнем расчет зенитки, и последующие штурмовики уже равняли ее с землей. Против ЗСУ такое пока не работало, а вот буксируемые зенитки уничтожались на раз, даже если были окопаны — расчет все-равно прячется по щелям, когда по ним ведется огонь из пушки АКАБа, а затем в него летят РС-82 или даже -120 и зенитка перестает быть. Сейчас — в сентябре сорок третьего — мы выпускали на фронт уже целую дивизию и готовили еще четыре. (в РИ штурмовики с АКАБ на базе ленд-лизовского A-20G-1 прошли обкатку летом сорок четвертого, но не получили развития из-за слабого бронирования самолета, да и другие самолеты, на которые можно было бы установить эту систему, не подходили по этой же причине — работы по двухмоторным штурмовикам были свернуты до войны, поэтому у РККА не было бронированного самолета со свободным носом — только так и можно было установить эту систему).
И сейчас мы отлаживали систему с индивидуальным наведением стволов — ведь каждый вид оружия — 12,7 миллиметровый пулемет, 23-миллиметровая пушка и 40-миллиметровый гранатомет — имели индивидуальную траекторию стрельбы, и пилоту требовалось выбирать, из какого оружия он будет вести огонь. На близких дистанциях, конечно, разница была небольшой, поэтому можно было стрелять из всего сразу. Но хотелось бы делать так же и с более дальних дистанций — хотя бы с полукилометра. Да, у нас и раньше можно было выставить стволы для такой стрельбы, и зачастую, когда цели и задачи были известны, так и делали во время подготовки штурмовика на аэродроме — собирали траектории в кучу для нужного диапазона дальности стрельбы. Но если задачи были неточными или же по ходу вылета возникали новые цели — пилоту приходилось повертеться, чтобы качественно отстреляться по цели — даже если на штурмовике были установлены механизмы для корректировки угла наклона стволов — эти механизмы все-равно не читывали дальность стрельбы. С автоматическим же управлением стволы будут выставляться на нужный угол по необходимости, что должно было еще повысить эффективность штурмовых ударов, прежде всего по зенитным средствам.
Собственно, борьба с зенитками для нас была актуальна как никогда — устроенный нами в сорок втором воздушный террор, когда стаи штурмовиков висели над немецкими войсками днем и ночью, заставил немцев перебросить на наш фронт более пятисот легких зенитных батарей по 12 зенитных автоматов в каждой, тем более что налеты союзников на Германию прекратились и у немцев высвободилось много стволов. А эти пятьсот батарей, извиняюсь, в три раза превышали количество легких зенитных батарей, выставленных немцами против РККА — еще один показатель эффективности нашей штурмовой авиации, пусть и с не очень приятными для нас последствиями — только за сорок второй от огня зениток мы потеряли полторы сотни штурмовиков и чуть менее сотни пилотов и стрелков только убитыми, и под тысячу — раненными, причем многих приходилось вытаскивать из-за линии фронта. Так что чем эффективнее будут наши средства борьбы, тем больше удастся сохранить жизней. (в РИ в 1943 на Восточном фронте у немцев было чуть более двухсот легких зенитных батарей, на Западном — почти триста, в ПВО страны — почти семьсот).
Впрочем, похожие системы сейчас разрабатывались и для Илов, а то при стрельбе с 1200 метров точку прицеливания для РС надо было выносить на 10 метров, из пушек ВЯ — на 13, из пулеметов ШКАС — на 35, а из пушек ШВАК — на 40 метров — соответственно, отстреляться сразу из всего оружия не получалось, да и применить несколько видов стволов в один заход мог только опытный пилот — начать с РСов, и затем по мере задирания носа переходить на другие виды оружия, для которых точку прицеливания надо выносить все дальше и дальше — а счет-то идет на доли секунды ! Так что дополнительная автоматика позволит сталинским соколам также садить из всех стволов сразу.
И заодно — экономить тонны цветного металла — глядя на нас, в РККА тоже начали ставить на самолеты гильзособиратели, хотя до этого Ильюшин был категорически против, так как они снижали скорость штурмовика на пять километров в час (в РИ так и не начали ставить). А ведь штурмовик за один боекомплект выбрасывает 63 килограмма латунных гильз ! Штурмовой полк за день боев "разбросает" по лесам и полям четыре тонны латуни !!! За месяц эти цифры превращаются в тысячи тонн цветного металла. Уж на что мы — бедные родственники, которые использовали для гильз мягкую сталь — так и ту не выкидывали, а собирали, так как эти гильзы можно переиспользовать два, три, даже пять раз — в первые разы — лишь переснарядить, в последующие — отпустить металл и может откалибровать — если не для боев, то для учебных стрельб более чем пойдет. И уж потом — можно и на переплавку. По нашим подсчетам, эта система снижала потребность в гильзовом производстве раза в три минимум. В РККА тоже собирали и переснаряжали гильзы — но только пушечные — существовали целые гильзоснаряжательные заводы, поставленные на рельсы — два-три состава из пары десятков вагонов, набитых станками, топливом и порохом, к которым стекались отстрелянные гильзы, а они выдавали обратно уже готовые снаряды. Так что опыт-то был, но вот авиация до поры до времени упиралась. А тут — ""партизаны" летают на заведомо меньших скоростях, и как-то не жужжат, так что сдались нам эти пять километров, а, Сергей Владимирович ?" И уж не знаю — как там Ильюшин держал ввод этого приспособления, но тут сдался и дал добро. А еще говорят — "тоталитаризм" ... да ерунда какая-то — развели сплошную демократию !
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
