— Уже как-то проявляется?
— Вроде нет. Но это было полдня назад.
Ну, вот и дождались. Если Дьявол говорит про 'багряный' — значит, дело хуже некуда. Проще говоря, в этой области вот-вот состоится манифестация аномалии, и поди угадай, какую форму она примет, и какая гора трупов вырастет до того, как нам удастся ее купировать.
— Так, всем стоять не двигаться. Жрица, мы достаточно злоупотребляли гостеприимством Смерти, так что можешь некоторое время пожить у меня, ключи сейчас дам. Луна, вы на колесах, скажи своему ручному многоклеточному, чтобы довез ее до туда, адрес я скажу, — решения возникали в голове сами собой и тут же лезли на язык. — Дьявол, если не собираешься помогать, то хотя бы под ногами не мешайся.
— Больно надо. А ты правда эту новенькую собираешься в своем свинарнике поселить? Там же даже тараканы от депрессии дохнут!
— От бомжа слышу.
Дьявол фыркнул, оттолкнулся ногами от земли и взлетел на десяток метров, приладив к плечам какие-то очерченные пылью и потоками воздуха подобия крыльев. Дешевый позер.
— Лучше быть бомжом, чем земляным червяком, йоу! — выкрикнул он, и с громким хлопком прорванного звукового барьера исчез в вышине.
Убедившись, что он ушел, я тут же выкинул его из головы. У меня была проблема посущественнее — как не дать Прибалтике превратиться в одну большую Карантинную зону.
Интерлюдия первая
'Двадцатый век. Еще бездомней,
Еще страшнее жизни мгла
(Еще чернее и огромней
Тень люциферова крыла...)'
Александр Блок, 'Возмездие'
Давайте взглянем правде в глаза — людям надоел современный мир.
Он слишком хорошо изучен, слишком знаком и обжит. Люди живут почти везде, от арктических пустынь до экваториальных джунглей, от тибетских горных плато до низин Восточно-Европейской равнины. Планету опутывает плотная сеть из автомагистралей, железных дорог, воздушных коридоров и навигационных путей. Пространство кипит от радиоволн. Даже если куда-то нельзя легко и с удобствами добраться лично — ничего страшного, бесчисленные фотографии, видеоролики и виртуальные туры к твоим услугам.
Только нажми на кнопку.
Нажми на кнопку — и окажется на другом конце мира.
Нажми на кнопку — и взлетишь на орбиту.
Нажми на кнопку — и нырнешь к самым потаенным глубинам океанов.
Легко? Очень легко. Слишком легко!
Закон убывающей полезности работал как часы. Первое путешествие, виртуальное или реальное, приводило в восторг. Второе доставляло радость. Пятое не производило особого впечатления. Десятое вызывало отвращение.
В конце концов, весь мир начинал казаться таким же скучным, пресным и серым, как повседневная жизнь любого обывателя. Но расширение своего ареала, поиск новых горизонтов — все это заложено в человеке многими миллионами лет эволюции. Люди тосковали по неизведанному, и эта тоска нашла свое отражение во многих фантастических произведениях. Знали ли те многочисленные писатели и режиссеры, создававшие вымышленные миры, что однажды их мечты станут реальностью, и на Земле действительно появится место, которое людям недоступно?
Оно появилось.
И людей это совершенно не обрадовало. Скорее, до смерти напугало.
Оглядываясь назад, можно понять, что случившаяся цепь событий была неизбежна и проистекала из самого устройства мира, в котором мы живем. Человечество с тщанием и усердием соорудило свою гильотину, само улеглось на ложе и зажгло свечу, пережигающую веревку, что удерживает тяжелый нож от падения. Беспощадная логика механизмов разума и древних генетических программ привела людей к краю пропасти еще в конце девятнадцатого века. В каковую они радостно прыгнули с разбега, и весь двадцатый век провели в свободном падении, полагая, что голова у них кружится не от невесомости, а от успехов. И если бы свое время некоторые личности дали себе труд оторваться хоть на минуту от приумножения богатств и власти, оглядеться и подумать — а куда мы вообще катимся? — как знать, может, убийственная цепная реакция и не началась бы. Но что сделано, то сделано, деструктивные процессы были запущены и давно перешли в необратимую стадию. Первое же видимое их проявление началось с того, что в небольшом сибирском городе, на его северо-восточной окраине, среди тщательного оберегаемого соснового бора, в психиатрической лечебнице, в интернате для умственно отсталых, один из пациентов проживал очередной день своей пустой и никчемной жизни.
Пациент этот был примечателен по двум причинам. Во-первых, он от рождения был, слеп, глух, нем и частично парализован, а его пол удалось установить только микроскопическим анализом. Во-вторых, с самого его рождения ему неизменно сопутствовала удача.
Когда он только родился, родители отказались от него почти сразу же. По странному совпадению обстоятельств, через несколько недель в их доме ночью взорвался бытовой газ, похоронив под обломками целый подъезд. Младенец отправился в приют, учрежденный совсем недавно каким-то бизнесменом, одним из первых в стране. Там он провел почти семь лет, прежде чем бизнесмена не изрешетили из автомата на пороге собственного дома, а здание приюта не конфисковала РПЦ по праву реституции. Ребенку крупно повезло, что серьезная компания была заинтересована в улучшении имиджа, и много вкладывалась в благотворительные проекты, и несколько капель золотого дождя пролились и на него, оплатив его пребывание в отделении интенсивной терапии еще на четыре года. Через четыре года компанию конфисковало государство, руководство частично отправилось в тюрьму, а частично — на тот свет. Платить стало некому, и девятилетний калека должен был пополнить длинный список таких же никому не нужных детей, проданных балканским 'черным хирургам' и выпотрошенных на органы. По счастливой случайности, главный врач больницы и его подельники уже находились в разработке, и штурмовая группа спецназа вломилась в операционную всего за десять минут до того, как будущие запчасти для успешных людей получили свой последний наркоз.
В конце концов, перипетии судьбы привели слепоглухонемого ребенка в палату интерната, где ему было суждено провести остаток своих дней. Врачи и медсестры отделения глядели на него без сочувствия, профессиональная деформация психики давно лишила их способности сопереживать. Но они искренне желали, чтобы дни этого их пациента были недолгими — назвать такое беспросветное существование жизнью было сложно. Но годы шли, ребенок постепенно рос, даже в своем жутком состоянии ухитряясь как-то мириться с окружающим миром. Медсестры не могли вспомнить, чтобы пациент, странный даже по меркам этого учреждения, хоть раз споткнулся, что-то потерял или натолкнулся на стену. Запертый в тюрьме собственного изуродованного тела, он при этом безошибочно различал персонал и других обитателей интерната. Часто его можно было заметить рядом комнатными цветами или осторожно касающимся книг, стоящих на полке в творческом уголке. И, кроме того, он совершенно не выносил прикосновений.
Август в России традиционно не любили. Август считался проклятым месяцем, потому что не проходило и года, чтобы в августе не случилось какой-то катастрофы. Было ли то несчастливое совпадение, или были правы ученые, указывавшие на повышение солнечной активности — не суть важно. Важно то, что в август 201* года страна вступила с тревожным ожиданием чего-то страшного. Люди начинали день с просмотра новостей, многие из них впервые в жизни решились приобрести страховку от несчастного случая или смерти. Водители подсознательно сбрасывали скорость, с опаской поглядывали по сторонам — и статистика дорожных аварий упала до самого низкого за двадцать лет значения. Биржевые спекулянты осторожничали и выбрасывали на торги гигабайты фьючерсных контрактов. Тревога распространилась и на высшие эшелоны власти, с удвоенными темпами формировались финансовые резервы, армия не вылезала с полигонов, сотрудникам ФСБ отменили отпуска.
Все ждали удара, хотя вслух, конечно, не признавались.
Текли дни, безразлично отсчитываемые электронными календарями. Словно в насмешку над всеми мерами предосторожности, ничего не происходило. До двадцатых чисел народ лишь еще больше настораживался, но когда за половину перевалила вторая декада месяца, напряжение начало быстро спадать.
'Ну, пронесло', — с такой мыслью миллионы людей встретили утро 31-го августа. И окончательно выбросили из головы все свои тревоги. Хотя не стоило винить их за то, что они расслабились.
Гром грянул, когда дело уже клонилось к вечеру. Несколько дней назад в небольшом сибирском городе во время утренней прогулки на улице бесследно исчез один из пациентов интерната для слабоумных. И 31-го августа, ровно в 16:30 по местному времени этот уже-не-человек оказался прямо перед входом в корпус.
Человек, несколько минут проведший в темноте, жмурится от яркого света.
Человек, несколько пару недель проживший за городом или в дикой природе, оказывается подавлен шумом и обилием раздражителей.
Слепой от рождения, впервые в жизни открывший глаза после операции, испытывает стресс, рядом с которым меркнет даже смерть близкого человека.
Пытка, которой подвергся новорожденный эспер, просто ступив во плоти в материальный мир, не была сравнима ни с чем. Нет ни в одном языке слов, способных выразить глубину испытанного им потрясения, ужаса и страданий. Единственное сознание, сиявшее в инфополе подобно сверхновой звезде, отчаянно выло в Хор от невыносимой боли, и этот душераздирающий вопль не мог пройти бесследно.
Неописуемой мощи психический крик рвал и комкал реальность, как бумажную салфетку. В радиусе сотен метров привычный мир просто перестал существовать, превратившись в нечто совершенно непостижимое, как области за горизонтом событий или вне пределов радиуса Шварцшильда. На расстоянии нескольких километров люди замирали от внезапного приступа иррационального ужаса, а порой и падали с остановившимся сердцем. И нечто, явившееся незваным и чуждое всему на этой земле, жадно вцепилось в жирный ломоть зародившегося страха, жирело и росло на нем, словно присосавшийся клещ.
По злой иронии, эпицентром этого мерзостного акта партеногенеза стал одинокий эспер, корчащийся под пыткой собственного восприятия, и не способный ни на секунду оградиться от него. И когда он ощутил внешнее чужеродное прикосновение, которое стремилось сожрать его, насытиться им, то всю свою волю, всю заложенную от рождения способность действовать, направлять себя — все до последней капли он сплавил в единственную мысль.
ПУСТЬ ВСЕ ИСЧЕЗНЕТ.
И все исчезло.
..................................................................................................................
Первая волна паники улеглась так же внезапно, как и зародилась.
Наступил краткий период затишья, в ходе которого люди обзванивали родственников, чтобы убедиться, что все в порядке. Большинство и правда отделались легким испугом, меньше повезло тем, у кого не выдержало сердце или кого психический удар застал за рулем автомобиля, в одночасье по всему городу и окрестностям случилось несколько сотен аварий. На предприятиях, на те несколько минут, что персонал утратил дееспособность, управление взяла на себя автоматика, так что ничего серьезного не произошло. Настоящая проблема вскрылась позже, когда жители поселков в северной части агломерации попытались добраться до города. Увиденное ими невозможно было объяснить с позиций здравого смысла, и вторая волна паники не заставила себя ждать. Через час после удара о случившемся знали местные СМИ. Через три часа информация дошла до мэра и губернатора. Через шесть — в город стали слетаться, как мясные мухи на труп, журналисты со всей страны. На следующий день о феномене, который с легкой руки одного из корреспондентов окрестят впоследствии Карантинной зоной, знал уже весь мир.
Через два дня начало шевелиться даже правительство. Все шло по накатанной схеме — вылетевшие борты МЧС со спасателями, оборудованием гуманитарными грузами, выражение глубокой обеспокоенности президентом, обещание в кратчайшие сроки во всем разобраться, помочь пострадавшим, найти виновных, бла-бла-бла. Сложности начались, когда спасатели и подтянутые из ближайших частей солдаты гвардии прибыли на место и увидели, что спасать некого, и что делать — непонятно.
Взглядам новоприбывших предстала правильная окружность диаметром около полутора километров, внутри которой не было ничего. Ничего. Вообще ничего.
На месте, где прежде была территория психиатрической больницы с несколькими корпусами, а так же конно-спортивных клуб и несколько кварталов частной жилой застройки, теперь была гигантская яма со скальным дном. В четко очерченных пределах раны на теле земли исчезло все — люди, деревья, здания, дороги. Даже слой почвы и осадочных пород. Только в самом низу виднелись какие-то неоднородности, но рассмотреть толком ничего не удалось. Один из спасателей принял решение спуститься вниз, чтобы осмотреться, но это было его последней ошибкой. Стоило ему, обвязавшись страховочным тросом, перешагнуть невидимую границу, как его тело моментально рассыпалось в пыль и лужицу воды. Та же участь постигла его одежду, снаряжение и даже сам трос. Уцелел только серебряный крестик на цепочке.
После этого зевак отогнали подальше, пораженную территорию оцепили, установили карантинный режим, в экстренном порядке повыдергивали со всей страны не успевших умереть от старости ученых и поставили вопрос ребром: что тут творится? Ученые проверили окрестности счетчиками Гейгера и химическими датчиками, собрали пробы воздуха и почвы, не обнаружили ничего необычного и развели руками. Попытки как-то изучить область за границей ни к чему не привели — лабораторные животные моментально гибли, роботы и дроны рассыпались в пыль, стоило им закатиться или залететь за невидимую черту. Радиолокационное и ультразвуковое сканирование так же ничего не дало. Исчерпав все доступные методы, ученые установили небольшой контрольный пост в нескольких сотнях метров от границы Карантинной зоны, и принялись ежедневно докладывать о том, что изменений нет, и в окрестностях все показатели в пределах нормы.
Пока труженики науки бились над фундаментальными проблемами, власти решали вопросы более насущные. Трассу, 'перерубленную' краем Карантинной зоны, экстренно прокинули немного западнее, почти у самого берега реки. Около двадцати тысяч человек пришлось срочно переселять в другие районы. Саму Карантинную зону обнесли грунтовой стеной и рвом по военной технологии быстрого возведения фортификаций, после чего уже более обстоятельно стали строить стену бетонную, более высокую и широкую, по верху которой могли патрулировать бойцы на квадроциклах и вооруженные сторожевые роботы. С внешней стороны стена обрастала постепенно жилыми вагончиками для военных и исследователей, лабораториями, появилась собственная малогабаритная электростанция. Научный состав активно пополнялся иностранными специалистами, которые привезли собственное оборудование, собранное на основе космических радиотелескопов, которое и позволило сделать, пожалуй, самое важное открытие — выяснить состав атмосферы в Карантинной зоне. А состояла она из метана, циана, аммиака, углекислоты и лишь в ничтожной степени — из привычных кислорода и азота. Другими словами, состав воздуха за границей был идентичен тому, который существовал на Земле четыре миллиарда лет назад, на самой заре существования планеты. При этом каким-то невероятным образом он никак не смешивался с воздухом за ее пределами.
