Тем временем машина затормозила и Висельник первым вылез наружу, жестом велев следовать за ним. Луна с Семеном ждать себя не заставили, Шут замешкалась, недовольно ворча, что слишком мало света для точных штрихов. Она подошла к Висельнику и сунула ему под нос блокнот.
— Похоже? Я просто раньше такие вещи в глаза не видела.
— Ммм... — очевидно, что ответ был 'нет'. — Ладно, и так сойдет, я подкорректирую, если что.
— Сейчас, тени добавлю... — Шут принялась скрипеть карандашом.
— Можно вопрос, что вы собираетесь делать? — на всякий случай уточнила Луна. — В смысле, никаких взрывов или тому подобного?
— За взрывами это к Дьяволу, — буркнул Висельник. — Прошлой зимой как шарахнул гидроэлектростанцию в США, так те до сих пор не оправились, и еще лет пять будут в себя приходить. Десятки тысяч трупов, в разнос пошла экосистема целого региона, два штата на несколько недель обесточены... это еще крупно повезло. Такое падение генерации должно было выжечь нахрен всю энергосистему на пару сотен километров кругом.
— Это ты про теракт на плотине Гувера? — уточнил Семен.
— Угу, про него.
— И это сделал кто-то из ваших?
— И это, и еще много чего еще.
— Вы чудовища.
— Мы святые по сравнению с вами. Шут, ты скоро там?
— Сейчас-сейчас, почти...
Луна почувствовала, как мир вокруг пошел рябью. Это невозможно было увидеть или услышать, даже ее 'освязание' толком не отреагировала, но каким-то шестым, седьмым или еще каким чувством она поняла, что только что пришли в движение какие-то очень большие силы, которые начали гнуть и проминать под себя все, чего касались. Невольно она отступила назад и ухватилась за что-то. Ее взгляд был прикован к девочке в смешном берете, держащей в руках раскрытый блокнот. Та смотрела в бесконечность широко раскрытыми глазами, и именно она была эпицентром и источником того колоссального вихря, что незримо бушевал вокруг.
И вдруг все стихло.
На припорошенной первым снегом земле из ниоткуда возник невысокий штабель каких-то брусков, слабо поблескивающих в свете пролетающих фар. Семен рядом резко втянул воздух, и Луна поняла, что вцепилась в его руку. Причем он вряд ли это заметил, потому что с посеревшим лицом смотрел на то, что сотворила Шут. Висельник подошел к штабелю, взял один брусок и повернулся к ним.
— Вот, — сказал он. — Взгляните. Это простой, но наглядный пример.
— Что это? — хрипло спросил Семен.
— Золото.
— В смысле?
— В прямом. Попробуй взять один слиток. Не бойся, оно не кусается.
Семен осторожно приблизился к штабелю и опасливо дотронулся до него. Потом, убедившись, что опасности и правда нет, тоже взял слиток и взвесил на ладони.
— Тяжелое, — растерянно пробормотал он.
— Каши мало ел, — сварливо отозвался Висельник, но тут же посерьезнел. — Понимаю, о чем ты думаешь, но нет — оно настоящее. Оно никуда не исчезнет, не превратится в глиняные черепки и душу неприятному дурнопахнущему человеку продавать тоже не придется. Можешь взять себе парочку на память, если хочешь.
— Блин... это... — Семен явно не мог собраться с мыслями и Луна его понимала. — Вы просто взяли и сделали кучу золота?
— Ну почему 'сделали'? Создать золото из ничего, или даже из других элементов слишком энергозатратно. Конкретно вот эти слитки мы взяли из хранилища Центрального Банка. Все равно в ближайшие лет десять его не хватятся.
— Но тут же тонн пять, наверное!
— Ровно десять, ни граммом больше, ни граммом меньше. Бери, не стесняйся, — Висельник вдруг перешел в наступление. — Затрешь номера на слитках — никто тебя в жизни не вычислит. Сколько сможешь унести за раз? Можно выкинуть из машины все лишнее. Аптечку там, огнетушитель, запасную шину, лопату, домкрат, канистру с бензином... ничего не забыл? Сколько-то веса освободиться. Можно и кого-то из попутчиков ссадить... очень многие не задумываясь убили бы за вот эту кучку, знаешь ли.
— Погоди-погоди! — Семен положил золотой слиток на место и поднял руки. — Это как-то...
Он забегал глазами, словно пытался в темноте высмотреть нужные слова.
— Неправильно? — подсказал Висельник.
— Угу.
— Слишком легко, да? Не чувствуешь, что заслужил это?
— Ну... вроде того, да.
— Теперь понимаешь, что чувствуем мы? Да, в экстренной ситуации можно пойти на крайние меры. Но такое случается редко, а в повседневной жизни нужно соблюдать определенные правила, потому что именно способность к самоконтролю и критическое отношение к своим поступкам отличает человека от обезьяны, надевшей человеческую одежду. А для эсперов железная самодисциплина это не просто покров цивилизованности, это вопрос существования. Для нас нет правил, нет морали, нет законов. Мы выше всего, что люди придумали для себя, да. Но если мы сами на себя не навесим цепи — будет плохо, потому что с отсутствием любых авторитетов исчезают и ориентиры. Такими мы являемся в мир при своем втором рождении — невесть кем выброшенные слепые котята, которые тычутся куда попало, боятся сами себя и не могут представить, на что употребить свои неописуемую силу. Так что бери столько золота, сколько захочешь, ни я, ни Шут не станем тебе мешать. Но мы сами не возьмем ни кусочка, потому что для нас оно не будет иметь ценности.
Семен не отвечал. Луна подошла к штабелю слитков, попыталась поднять один, но тот оказался слишком тяжелым. Невольно она задумалась над словами Висельника. И в который раз у нее возникло острое ощущение, что она вот-вот поймет что-то крайне важное, но мысль снова ускользала, стоило только сконцентрироваться на ней. Дав себе слово разобраться, что к чему, она повернулась к Семену. Тот словно ждал этого и твердо произнес:
— Нет. Не нужно.
— Ты уверен?
— Абсолютно.
— Поздравляю, — Висельник похлопал в ладоши. — Ты немного вырос в моих глазах. Возможно, ты даже однажды станешь нормальным чабаном. Кстати, если бы ты все же взял несколько слитков, проку бы тебе от них не было. Смотри внимательно.
Он достал из кармана складной нож и принялся острием царапать поверхность слитка. На глазах у Луны тонкая желтая оболочка сползла, как банановая шкурка, обнажив светло-серый металл.
— Это ведь не золото? — уточнила она.
— Вольфрам, — весело ответил Висельник. — У него плотность почти как у золота, так что подделать слитки очень легко.
— Но ты же сказал, что взял его из хранилища Центробанка!
— Ну да, оттуда.
— Так, — Семен почесал голову. — А если в Центробанке вольфрам вместо золота, где тогда само золото?
— В основном в Швейцарии и Лондоне, что-то под половицами припрятано и в обувных коробках. Как маленький, ей богу. Ну что, поехали?
— А это?
— Да хрен с ним, пусть валяется.
— 'Пусть валяется', — передразнила Висельника Шут, выдрала из блокнота листок и решительно скомкала. Куча 'золота' исчезла. — Вот поэтому у тебя дома бардак такой.
— У меня очень мало вещей, это во-первых, во-вторых они всегда лежат на одном и том же месте — там, где мне в первую очередь придет в голову их искать. Это не бардак.
Эсперы принялись беззлобно препираться, и Луна почувствовала, как атмосфера разрядилась. И как кипятком, ее обожгло осознание, что то, что сейчас проделала Шут — для эспера всего лишь обыденность. И что она тоже может что-то подобное... То есть, она не знает как, но если попробовать...
Девушка сложила перед собой ладони горстью и попыталась представить что-нибудь простое. Воду например. Точно, воду. Нужно, чтобы появилась вода. Как выглядит вода? Ну, она бывает в десятилитровых бутылках, которые привозят на дом по заказу. Еще она течет из крана или из душа. В лужах на дороге тоже вода, и она же падает с неба дождем или снегом. И в Черном море, на которое ездили отдыхать летом...
— Не получается, да? — сочувственно спросила Шут.
Луна покраснела.
— Да я просто...
— Ничего, бывает. Мне два месяца потребовалось, чтобы разобраться.
— А как тогда надо?
— А это нельзя объяснить, — девочка в смешном берете улыбнулась. — Это слишком просто, чтобы описать словами. Нельзя же объяснить, как надо дышать, видеть или заставлять сердце биться. Это где-то в глубине души, надо просто заглянуть в себя и понять.
— Самодисциплины тебе не хватает, — возразил Висельник. — Той самой, которая жизненно важна. И что еще важнее, тебе не хватает осознания своего права совершить искажение. Ты умом понимаешь, что являешься эспером, но пластичность мира вокруг себя еще не до конца осознала.
— Да-да, — встрял Семка. — Лезьте давайте в машину, холодно.
'Значит, нужно просто заглянуть в себя?'
* * *
На следующий день, Кемерово
— Ты правда один пойдешь? — спросила Шут. Уже в третий раз.
— Да, я пойду один. И я не понимаю, почему тебя это так беспокоит.
— Извини, кто еще вчера помирать собрался?
— Не собрался, а просто предчувствие неприятностей. И случатся они где угодно, но не здесь. Более безобидное существо, чем Отшельник, представить трудно.
— Тогда почему я не могу пойти с тобой? Может, мне тоже любопытно на него взглянуть.
— Потому что 'тян не нужны', — процитировал я по памяти слова предмета нашей беседы. — Если не понимаешь интернет-сленг, поясняю. Отшельник — женоненавистник. Я не берусь предположить, что произойдет, если ты попытаешься переступить порог его квартиры.
— И это ты называешь 'безобидным существом'?
— Ну да.
— Адрес оставь, куда пойдешь. Не вернешься до восьми часов вечера...
— То что?
В ответ в меня полетела подушка. Я поймал ее у лица и с трудом сдержался от того, чтобы хихикнуть. Разозленная Шут, при своих полутора метрах роста, походила на сердитого тушканчика. Или хомячка. Почему-то это казалось забавным.
— Сейчас половина второго. Надеюсь, Отшельник уже проснулся. Кстати, куда делись эти двое?
— Луна сказала, что хочет посмотреть город, а водитель наш увязался с ней.
— Ммм... ладно. Если что, найду их по нотам Хора. Только пожалуйста, не наводи панику на пустом месте. Прибереги нервы для завтрашнего дня.
— Ладно, ладно, — пробурчала Шут, укрылась с головой одеялом и тут же отключилась.
Я оделся и вышел из дома, где мы сняли на день квартиру. Спать хотелось невыносимо, но вздремнуть мне удалось всего четыре часа. Ночью я спать не привык, так что часть времени до рассвета провел за перепиской с Магусом, излагая ему свои домыслы, а потом пришлось позировать Шуту в качестве модели. Я бы предпочел сразу заглянуть к Отшельнику, который тоже вел ночной образ жизни, а потом отправляться дальше, но вот водитель и Луна и слышать ничего не желали о том, чтобы снова куда-то ехать, да еще среди ночи. Потеря шестнадцати часов меня не то чтобы раздражала, но ее явно можно было избежать.
Чтобы немного взбодриться, я решил добираться до логова Отшельника пешком, но быстро об этом пожалел. В Кемерово я бывал не раз, и оно мне никогда не нравилось, даже задолго до моего перерождения в качестве эспера. Маленький, застроенный унылыми прямоугольными домами в стиле советского аскетизма, летом покрытый пылью а зимой — песком и сажей, этот городок имел собственный вкус, заставляющий вспомнить бесчисленные оттенки всех мыслимых подгоревших блюд, вместо бульона приготовленных на отваре маковой соломки и приправленных героином вместо соли. Этот вкус передавался и жителям. Я чувствовал его, проходя мимо них. Они были бодрыми и вялыми, радостными, грустными, но чаще просто хмурыми, и все без исключения несли на себе легкий оттиск чисто сибирского уныния, взращенного на отравленной многочисленными заводами атмосфере, скудости солнечного света и наркотиках, дававших хоть какую-то отдушину из скучной серой жизни. Хотя чего еще было ожидать от города бандитов и промышленных рабочих... Правда, в Омске три года назад было намного хуже. Раз в сто. Но омскую аномалию я вырвал с корнем, и с тех пор он только хорошел. В Кемерово крупной аномалии не было, и нечему было спровоцировать ее появление. Оно было таким, потому что иным быть не могло.
В общем, идти пришлось почти час. К тому моменту, когда я добрался до нужного квартала, спать уже не хотелось, только ныли виски и ноги, требуя отдыха. Я подошел к знакомому подъезду и приложил к домофону универсальный магнитный ключ.
'Надо все-таки нормальную обувь, а не эти лапти. А то и до плоскостопия не далеко...'.
Ударивший в нос запах мочи и нечистот подействовал не хуже хорошего удара в солнечное сплетение. Я немедленно выскочил наружу, жадно хватая пропитанный выхлопами воздух, который теперь казался райским благоуханием. Черт побери... я не был у Отшельника почти полгода. И за это время успел забыть, в каком месте он живет.
Набрав побольше воздуха, я снова рванул на себя дверь и рванул вверх по лестнице. По пути я старался делать сразу три дела — ни во что не вляпаться ногами, не коснуться одеждой стен, и не слишком смотреть по сторонам. Наскальная живопись и остатки жизнедеятельности аборигенов Заводского района меня не интересовали. На одной задержке я взбежал на последний, пятый этаж древней хрущевки, и остановился перевести дух. Здесь вонь уже не так чувствовалась, а из открытой форточки на лестничной площадке вливалась освежающая смесь угарного газа и диоксида серы.
'На месте Отшельника... хах... я бы тоже старался пореже выглядывать наружу'.
Кое-как разогнувшись, я осмотрелся. Обычно в хрущевке на площадку приходилось четыре квартиры, но здесь было только три двери. Для несведущего наблюдателя, разумеется. Я подошел к тому месту, где вместо четвертой двери была голая стена, и приложил к ней ладонь. Соприкосновение с чужим микрокосмом тут же отозвалось болезненным давлением.
Пожалуй, с Отшельником приходилось тяжелее всего. Конечно, далеко не все эсперы встречали меня радушно, те же Дьявол и Правосудор. Молния меня откровенно ненавидела, как и любого 'москаля', поддерживая контакт только с Императрицей, имевшей украинские корни, хотя и живущей во Владивостоке. Но Отшельник...
Отшельник отвергал весь внешний мир.
Даже мне было сложно что-то противопоставить его безграничной воле к эскапизму. Я надеялся, что тот просто поймет, что я зашел в гости, и впустит меня сам, но надежды не оправдались, и пришлось прорываться силой.
Невозможно описать, чего мне стоило просто проделать для себя проход. За потраченные на это десять минут я раз двадцать, наверное, поблагодарил судьбу, что в будний день почти никого нет дома, и ни у кого не случится сердечный приступ от того, что некстати оказавшийся рядом эспер распоясался в полную силу. Но в итоге труд оказался не напрасным — стена передо мной расступилась, открыв скромную деревянную дверь. Я тут же толкнул ее, потому что еще немного — и просто не смог бы удерживать брешь, и скользнул в приоткрывшуюся щель. После чего облегченно выдохнул, а стена микрокосма вновь сомкнулась за моей спиной.
'Надо было ему ночью позвонить, предупредить, — мысленно я хлопнул себя по лбу. — Но чего сейчас-то не отреагировал?'
Я осторожно прошел внутрь квартиры и принюхался. Ничего особенного, обычный запах холостяцкого жилья. На общем фоне различимы нотки свежепостиранного белья и какой-то еды... яичницы с колбасой и.... и с консервированными помидорами, точно. Подгоревшей.
