Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
А ведь Интернет (или Сеть, как еще его тут назовут) — это не просто связь. Это и выход на ОГАС (систему автоматизированного управления народным хозяйством, там и не заработавшую в нашей истории). А еще, важнейший инструмент структурирования общества в горизонтальном направлении — от "выше стоящих" к "впереди идущим". И если Сталин (и не только он один) здесь твердо поддерживают его развитие — то есть шанс, что в этой реальности Интернет появится, когда советские люди еще будут верить в Идею — а не в эпоху всеобщего разложения и равнодушия девяностых!
Что это даст — гласность! Удар по бюрократии. И по лжи. Доверие людей к своей власти. Общественное мнение — которое по существу и должно быть и властью законотворческой, и контролем за властью исполнительной. Если это не подлинная демократия — то что тогда?
Дожить бы здесь до девяносто первого! И, в тот же августовский день, открыть на персональном компьютере советского производства сайт новостей, и прочесть что "в СССР все спокойно"...
Ленинград, общежитие Кораблестроительного Института (пр.Стачек, 88).
-Это еще что за агрегат?
-Колян, сам ты "агрегат"! А это электронно-счетная машинка "Корунд-52". У нас на практике в Крыловке такие были еще летом. А тут узнал, что они вот только что разрешены и в свободной продаже — я и купил в "Радиоприборе" на Садовой.
-И сколько такая стоит? Наверное, как телевизор?
-Две тысячи сто. Все отдал, что родители прислали, и еще у ребят занял.
-Пашка, ты обалдел? На хрена тебе это? Видел и я такие, даже работал на них на кафедре примата. Так по мне, логарифмическая линейка не хуже — тут тебе и умножение-деление, и квадраты-кубы-корни, и логарифмы. А стоит — самая навороченная, тринадцать рублей!
-Леха, так это ж не то, что у нас на кафедре. Не просто умножить-делить, а программу ввести можно, как в настоящую большую ЭВМ. А дальше, лишь меняй исходные данные, и считывай результат. Ты представляешь, как это теперь, курсовые делать, для любого варианта? Или на том же примате, численные методы, таблицу рассчитывать на двадцать точек, как в "методе большого параметра" — один раз программу ввел, и жми, записывай!
-Да ну, видел я настоящую ЭВМ. Как два шкафа размером — и к ней лишь в белом халате подойти дозволяют. А программу вводить и отлаживать, так это пара часов минимум. А эта — всего лишь, как чемодан.
-Десять с половиной килограмм. Зато ячейки памяти — как у большой. Только всего четырнадцать — а у той, тысячи. И ячеек кода, девяносто восемь — а у большой, тоже тысячи. Ну вот смотри, включаю, нули горят. Можно просто, ну вот 2, затем эта клавиша со стрелкой...
-Нет, надо знак операции нажимать. Плюс, минус, умножить, делить. А после — второе число. И знак равно — как "исполнить".
-А где ты тут клавишу "равно" видишь? Тут система другая — стек. Ну как карты в колоде! Вот ввел я 2. Затем стрелка — команда, эту карту уровнем ниже, новую ввести, вот снова ввожу 2. И выходит, ну как у меня двойка пик лежит, условно, и на ней двойка червей. Могу еще раз — в стек пять чисел влезает. Так понятно? Теперь лишь нажимаю команду операции — тут кроме арифметики может еще быть логарифм, степень, корень. И вот, результат — 4! Две верхние карты в колоде (стеке) умножились и превратились в одну, результат, который лежит на самом верху — а которые под ним, если бы были, сдвинулись все наверх на одну. Хотя вру — если бы логарифм или корень, то просто верхняя карта бы преобразовалась, а что под ней осталось как было. Да, вот эта клавиша — стек крутит как по кольцу: самая нижняя наверх, а остальные сдвигаются.
-Ну а программа тут где?
-А вот смотри — нажимаю эту клавишу "К". И видишь, табло сменилось — тут первое число, номер оператора, а второе, код команды. Смотрю в руководство, ввожу — взять число из ячейки 1.
-Так там нет еще ничего?
-Так введу! Вторая команда — взять число из ячейки 2, оно в стек ляжет поверх того что первым ввели. И третья команда — например, умножить. Можно еще четвертую — записать результат (что в стеке, верхнее) в ячейку 3. Теперь переходим из режима ввода и просмотра команд в режим работы. Ввожу, ну что-то сложнее, чтоб четыре знака после запятой. И "в ячейку 1". Второе число так же — в ячейку 2. А теперь нажимаю на эту клавишу "П" — "выполнить программу". (прим.авт. — описание работы соответствует калькулятору МК-54, на котором автор в свое время и делал курсовые, и играл в "лунолет" по журналу "Техника-молодежи").
-Погоди, на линейке счас проверю.... А знаешь, похоже!
-Вот! Тут такой высший пилотаж можно организовать, играя с ячейками и программой! Я на эту машинку запал, как в журнале прочел, что на ней, оказывается, играть можно. В посадку ракеты на Луну или еще что-то. "Технику молодежи" я тоже купил — на, читай!
-Ух ты! И правда, можно себя представить, в рубке "Тантры" при посадке на планету Железной Звезды!
-Или как у Гамильтона в "Громовой Луне".
-Не, там же корабли на анамезоне, или на атоме. А тут расчет на керосин-кислород.
-Ну так малый посадочный модуль, как шлюпка у моряков.
-Меня больше беспокоит — как бы эту машинку у нас не сперли? Как на прошлой неделе, новые ботинки у Карася из сто шестнадцатой.
-Так это ж не ботинки — незаметно мимо вахты не пронесешь. Ну и предупредим всех — кто позарится, ноги выдернем и руки оторвем. А в общаге — штука приметная, все знать будут, у кого.
-Всему потоку курсовые будем делать. И девчонкам.
-А нам "нетрудовые доходы" не пришьют?
-Так это если за то деньги брать, по таксе. А просто сделать в порядке дружбы, это вполне по-коммунистически! Сегодня ты поможешь, завтра тебе помогут — ведь отказать будет западло.
-Ребята, ну мы и развернемся! Паш, а дашь мне для Ленки сделать? Она девчонка толковая, но с математикой у нее немного не того.
-Дам, какой разговор, свои же люди.
Валентин Кунцевич.
Жить стало лучше, жить стало веселее — верно сказал Сталин.
Наблюдаю это вживую — поскольку там, в начале двадцать первого века, сталинское время казалось такой же историей, как семнадцатый год. А тут от царя сорока лет не прошло — чему это соответствует по шкале "время назад" для мира, откуда мы пришли, брежневскому застою и московской Олимпиаде? То есть, еще полно людей, которые это помнят, видели вживую. Так и тут — те, кто Октябрь видели, не только живы еще, но и в строю многие: кто капиталистов свергал и с Колчаком воевал, сейчас генеральствует. Примером своим показывая, "кто был ничем тот станет всем".
Хотя время, оно таким коротким может быть... Могут ли на одну фотографию попасть два человека, один из которых помнит восстание Пугачева, а вторая (в нашем истории) увидит высадку астронавтов на Луне? Если скажете что не бывает такого — то ответ неверный. Фотография, сделанная в 1874, Матильда Кшесинская (в нашем мире дожившая до 1971 года), на коленях у деда (родившегося в 1770, умершего в 1876). (прим.авт. — такой фотографии в нашей реальности нет. Но могла ведь быть, и не сохраниться?). Только у меня пока ни детей, ни тем более внуков, не предвидится. В иной истории так и не встретил я свою Единственную, да и молодой еще был, думал что успеется. А в этом мире — та, за которую я бы хоть в огонь, за другим замужем, и счастлива, и верна. С Машенькой (которая была на нее похожа — так что даже иногда спутать можно внешне) вроде было что-то — но нет ее больше, и сын наш родиться не успел. Ну а Тамара, которая на себя роль будущей моей половины примеряет (меня о том забыв спросить!), за душу не цепляет совершенно. Даже в той польской пани, что я год назад в Львове допрашивал, и судьбу ее решал — что-то такое было, которого в этой образцовой-плакатной "комсомолке, спортсменке, студентке" нет (прим.авт. — см. Красный бамбук).
1 сентября, когда дети в школу идут — испросил я в нашей Конторе три дня и умотал в Львов. Нагло воспользовавшись своими привилегиями — как раз туда военный курьерский борт шел, Ту-104, ну и я попросился попутчиком, чтоб в поезде не трястись. По улицам прошелся — отрадно все ж видеть, что в этой истории сей город никогда не станет бандеровским, тут русские (с примесью поляков) в явном большинстве — хотя и столица Галицкой ССР. Вот интересно — Сталин, с учетом знания будущего, проиграть никак не желает, но подстраховаться решил — нет здесь Украины в знакомых нам границах, Восток и Малороссия (от Харькова до Одессы) в составе РСФСР, Левобережье с Киевом разжаловали до "автономии" (и правильно — нет такой нации как "украинцы", это субэтнос русского этноса), Волынь к Белоруссии отошла, ну а из того что осталось, слепили Галицкую союзную республику (тоже справедливо — поскольку галичане, это этнос отдельный, даже со своим языком, который житель Киева и не поймет). Но даже в Львове представители этнически коренного населения — в явном меньшинстве, и в роли преимущественно, малоквалифицированной рабсилы. Русский это город — и все заводы в нем, и новые кварталы, построены уже при СССР. Львовские автобусы уже по Москве ездят, народ доволен. Хотя львовские мотоциклы и мопеды (как и в нашей истории) качеством пока сильно ниже ижевских и ковровских.
Ну а я пришел на гору, на кладбище, где монумент в честь освобождения, под которым наши павшие лежат, и нашел рядом могилу Машеньки. Цветы положил, самый роскошный букет — и не ухожу, стою, вспоминаю. Погода портится, с утра солнышко было, а теперь затучило, дождь сейчас пойдет — плевать, не размокну. Кино, что мы тогда снимали, и где Машенька играет совсем невеликую роль служанки пани Анны, я наверное уже раз десять смотрел — жалея, что нет еще компов и видеосалонов. Представляю, каким бы мог мой сын быть — и завидую белой завистью Юре Смоленцеву (у которого уже пятеро!).
Но обстановку вокруг контролирую — мало ли что, живее буду. И движение замечаю — от беседки женщина идет. Лицо темной вуалью закрыто, тоже значит помянуть кого-то пришла — но отчего тогда, устойчивым курсом прямо ко мне? Подошла, вуаль откинула — так, мне только этого не хватало!
-Пани Стася? Что вы тут делаете?
-Спасибо, что не "гражданка Бельковская" — она пытается улыбнуться — знаете, весь Львов еще не забыл того, что творилось тут в прошлом году. И два года назад, когда вы якобы снимали кино — тоже наверное, втайне искали неблагонадежных? Это ведь ваша заслуга, что из всех арестованных, невиновной признали лишь меня одну?
Я пожимаю плечами. Мы, Служба Партийной Безопасности (в просторечии, "инквизиция"), не имеем права судить — но можем передать любому советскому суду (или трибуналу) свое "особое мнение": кого запрессовать по максимуму (вплоть до секретной отметки в личном деле, "живым из лагеря выйти не должен" — если нет формальных оснований для "вышки"), а к кому проявить гуманность — и суд нашу точку зрения всегда учитывает. А Станиславе Бельковской в том деле "Белого Орла", как показало следствие, максимум недонесение о делах своего братца можно было приписать. И выписал я ей второй вариант, не погрешив особо ни против закона, ни против совести. Зачем я это сделал — а вот решил так, и все! Не захотелось, чтобы эта пани попала в лагерь — где бы она точно не выжила.
-Мне сказали, что вы приезжали сюда в этот день в прошлом году, логично было ждать, что приедете и в этом. Зачем я хотела вас видеть, пан инквизитор — да просто взглянуть вам в глаза, как тогда, в поезде. Сказать, что вы можете быть довольны, придумав мне такую иезуитскую кару. И просить вас о милости — отправьте меня туда же, куда и Яцека. Так будет и лучше, и честнее.
-Пани Стася, простите, вы в своем уме — нарочито грубо отвечаю я — вы имеете представление, что происходит в местах лишения свободы? И что там за контингент сейчас в большинстве — эсэсовцы, предатели, ну и всякая уголовная сволочь, бандиты и душегубы. Вконец озверевшие, и давно без женского общества — вам рассказать, что с вами могут сделать, или сами догадаетесь? Выкиньте из головы глупости — вас признали невиновной, значит живите и радуйтесь жизни. Встретите еще хорошего человека, выйдете за него замуж, родите наконец детей. Так будет лучше для всех — и для вас прежде всего!
-Вы издеваетесь, пан инквизитор? Простите, что называю вас так — поскольку не знаю вашего настоящего имени. "Живите и радуйтесь" — при всеобщем отношении ко мне, как к зачумленной, и вы скажете, что это не по вашему приказу? Меня уволили из университета — о, конечно, в СССР нельзя быть безработной, и меня трудоустроили, улицу подметать! Меня выселили из квартиры, разрешив взять минимум вещей — не скажу, что там были великие ценности, но книг искренне жалко! Все бывшие знакомые, коллеги, соседи — меня не замечают в упор, а кто-то и на другую сторону улицы спешит перейти. Меня считают одновременно и "врагом народа", и вашей шпионкой-агентом ГБ, и просто предательницей, отправившей в тюрьму родного брата. Даже в общежитии — где у меня не комната, а "койкоместо" вместе с тремя соседками — в моем присутствии все молчат. Ах да, я еще имела глупость написать в МГУ, куда я когда-то подавала документы — знаете, что мне ответили? Я больше не могу так, я устала — я не герой. Если вы считаете меня врагом — так отправьте меня туда, где мне положено быть! Я даже думала, не сделать ли мне что-то антисоветское, чтобы на меня наконец обратили внимание — останавливало лишь то, что тогда меня могут отправить не туда, куда Яцека и остальных.
Ну емое! Время сейчас сталинское — хотя и заметны изменения перед иной историей, в плане гуманности и законности, но психологию в массах так быстро не изменить. ХХ съезд тут уже состоялся, только выступал на нем не Кукурузник, а пока еще живой Сталин — и про "преступления советской власти" не сказано было ни слова. Хотя реабилитация идет по-тихому, внимания не привлекая. И это сущая правда, что в ГУЛАГе сейчас в подавляющем большинстве сидят вовсе не инакомыслящие, а фашистская или уголовная мразь, которой там самое место. Но никуда пока не делось "под следствием и судом был — значит, подозрителен". Особенно когда по тому делу загребли всех — а выпустили тебя одну.
Наши в Галичине похожее проделывали: кого-то из арестованных (на ком пока нашей крови нет) выпустят — и у бандеровцев сразу подозрение, а с чего это такая милость? Ну и удавку на шею, или еще что похуже — а после родня убиенных вполне искренне с нами сотрудничает, желая отомстить. "Советская Власть мне никогда мила не будет — но за моего Василька я этим лесным гадам любую шкоду учиню". Колоритный такой персонаж, дед уже (с оперативной кличкой "Данко"), куркуль, классовый враг и этнический западенец — но скольких своих нам так сдал, за своего внука, хоть орден вешай. А ведь внучок его и правда связным был у бандитов, но пригласили его "на беседу" Куда Надо (да так, что свидетели были, из местных), там подержали, и выпустили, даже без допроса. Ночью пришли к нему головорезы из "беспеки", и стали спрашивать — "как это, отпустили просто так, ты врешь, зраднык!". И убили — ну, дед и осердчал. Ну а мы в выгоде — и наша совесть чиста: все ведь по закону?
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |