— Ладно, — скрепя сердце согласился полуполковник. — Поверю вам на слово.
Целый день Ялмари вел их по лесу. Он каким-то образом находил тропинки, и Етварт перестал сомневаться. Создавалось ощущение, что принц здесь уже бывал и хорошо знает дорогу. Когда они собирались сделать привал, он нахмурился:
— Нет! Надо идти дальше.
И они шли. Через пять часов, ветви стали нагло цепляться за одежду и заплечные мешки, корни делать подножки. Но принцу казалось, что если он задержится хоть на мгновение, возьмется за ближайший ствол — заснет в тот же миг, поэтому заставлял себя двигать ногами.
— Сорот отстает, — сообщил Балор, тяжело дыша. Даже ему уже приходилось нелегко.
— На себе не понесем, — у принца остались силы только для сарказма, но на лице ничего не отразилось. — Захочет жить — нагонит.
— Так может, проще добить? А то еще на нас наведет? — прохрипела амазонка.
На это замечание Ялмари уже не отреагировал. Он был уверен: Герард пойдет за ними из последних сил.
Солнце клонилось к закату, и в лесу быстро темнело. Когда на дороге появилась очередная кочка, принц не смог переступить через нее и полетел вниз.
Полет был долгим. Он летел и летел, пока не сообразил, что вообще-то лучше раскинуть руки, а не падать камнем вниз. Ветер ударил прохладными струями, расправляя кожистые перепончатые крылья, остужая тело. Рядом одобрительно рыкнули. Он оглянулся: старый дракон летел легко и свободно. Он мог бы обогнать его в два счета, но вместо этого летел рядом, будто взяв на себя обязанность опекать его.
Крылья занемели. Он с трудом взмахнул ими, а потом хотел спланировать вниз, но рядом снова взрыкнули, на этот раз предостерегающе. "Только попробуй опуститься — сразу башку снесу", — примерно так он расшифровал это рычание. И хотя что-то внутри подсказывало, что старый дракон преувеличивает, желание садиться это предостережение отбило. Но долго еще лететь? Он посмотрел вперед — стены Хор-Агидгада были уже близко. Еще пара десятков взмахов крыльями, и они будут на месте...
Он стоял на площади у синего храма и одновременно видел город сверху. Видел, как лавиной по одной из улиц несется разношерстный отряд — рыцари Пагиила.
— Не стой! — крикнули ему. — Беги!
Но тут рыцари вырвались на площадь. Окружили со всех сторон. Один бросил аркан, обхватывая его тело, скручивая кисти. Другой наклонился, схватил его за шкирку.
Ялмари рванулся, легко разорвал путы, сам схватил рыцаря и, выдернув из седла, швырнул на землю. Рыцарь барахтался на земле, поминая шереша. Кто-то подозрительно знакомый... Обведя всех безумным взглядом, Ялмари уселся на земле.
— Ни хрена себе сознание потерял! — ошарашено пробормотал Етварт. — Слушай, а ты уверен, что до конца исцелился после пустыни? Странно ты себя ведешь, если честно. И непонятно, то ли сны у тебя, то ли обмороки, то ли еще что.
Позади Ялмари тяжело дышал Балор — это его он швырнул на землю, не отличив сон от яви.
— Надо идти дальше, — рванулся Ялмари и чуть снова не упал, сделав пару шагов.
— Не скажешь, что творится?! — рявкнул Герард, сидевший на земле.
— Хотите жить, надо идти дальше! — отрезал принц.
Балор тяжело поднялся.
— Ладно, идем, — согласился он. — Только уж давай я тебя поддержу немного.
И снова они шли. В лесу стремительно темнело. Или он терял сознание. Ялмари закрыл глаза, и услышал голоса. Так, будто его команда была его стаей.
"Мы все сдохнем", — это Шрам.
"Больше и шага не сделаю!" — Герард.
"Неужели я не выдержу?" — Бисера.
Он остановился. Люди дышали так, словно еще немного — и они умрут. А он старался расслышать то, что находилось у него внутри. То, что гнало его вперед. Но ничего не нашел. Только звенящая пустота и покой.
— Они ушли, — прошептал он. И свалился на землю там, где стоял.
19 нуфамбира, недалеко от Чашны
Фалеф Ири громко рассмеялся, открывая красные десна и зубы с черными пятнами. Он присел на корточки и потрепал охотничьего пса за уши. Тот не знал, как еще выразить любовь хозяину, запрыгивал на него лапами, облизывал с ног до головы. Граф Ветоним смеялся и отворачивался. Солта стоял рядом, ожидая, когда пройдет этот приступ нежности и они отправятся дальше.
— Люблю собак, — заявил Ири, поднимаясь. Тон у него был виноватый. — По коням.
Солта легко вскочил в седло и, как обычно, поехал чуть сзади справа от графа. Слева находился Авишур. Рыцарь, когда-то забравший его от родителей, постарел, волосы седые. Солта тоже вытянулся и раздался в плечах. Уже десять лет он жил в доме Ири и пять из них воевал бок о бок с графом. Ему казалось, что единственный, кто не изменился здесь — это граф. Он по-прежнему холодно-сдержан и собран. Такие бурные эмоции проявляет лишь по отношению к охотничьим псам.
Они приближались к замку. Очередному замку, который надо было усмирить: уничтожить мятежников, отдать захваченное добро королю и часть — очень небольшую — взять себе, чтобы возместить убытки, нанять новых солдат. Это была плата за Ветоним. Манчелу подарил богатое поместье своему любимчику Ири с условием, что тот будет по первому требованию выводить войска на защиту интересов короля. Это было выгодное соглашение. Ветоним давал столько денег, сколько на войне не награбишь, поэтому Ири не роптал.
— Знаешь, Солта, почему я люблю собак? — повернулся к нему граф. Он будто оправдывался.
— Нет, господин, — коротко обронил оруженосец.
Ири обращался к нему по имени, а не в соответствии с титулом: маркиз Нааран. Его это не задевало — Авишур тоже до двенадцати лет звал его Солтой. Фалеф Ири обращался к нему так не потому, что хотел оскорбить или унизить. Это как знак расположения. Ройне часто казалось, что граф обращается к нему как к сыну, поэтому и прощал ему фамильярность. Но только ему. Никто другой, даже Авишур называть его иначе, чем маркиз Нааран не смел уже два года.
— Я люблю собак, — охотно пояснил Ири, — потому что они умеют хранить верность. Этого пса не подкупишь, — он с нежностью указал на любимца, весело семенящего перед лошадью и чутко поднимающего уши, будто он тоже слушал беседу. — Он сдохнет, но будет воевать за тебя. Он не метнет кинжал в спину, ему все равно, стал ты старым, больным или бедным. Он оплачет тебя после смерти так искренно, как никогда не оплачут люди. Понимаешь? — граф придержал коня, чтобы взглянуть в глаза оруженосцу.
— Да, господин граф, — взгляд Солты безмятежно чист.
— Ни хрена ты не понимаешь, — огорчился Ири. — Ты молод, силен и думаешь, что всегда будет так. Что женщины будут вешаться на тебя гроздьями... Э-эх...
Он снова ударил шпорами, свистнул и, прижавшись к лошадиной гриве, помчался вслед за борзой. Она залаяла, словно взяла след, и исчезла в лесу. Солта и Авишур скакали следом. За ними остальные воины.
Ири всегда брал собак на войну. Они были натасканы на поиск чужого. Несколько раз они помогали счастливо избежать засады. Бывали и курьезы, когда пес ловил в лесу вилланов, собиравших хворост, но это случалось реже.
Следуя за графом, Солта поймал тревожный взгляд Авишура. Все прекрасно знали, почему Ири еще сильнее полюбил собак. Любовница родила ему сына, в тот самый год, когда Солта стал оруженосцем. И граф на радостях женился на ней. А еще через два года отправил ее в монастырь: когда они вернулись из очередного похода, застали ее с конюхом. Теперь рыцари, окружавшие графа, наблюдали, как он борется с собой: старается любить наследника, но то и дело срывает на мальчишке обиду, которую затаил на его мать. А тот еще слишком мал, ужасно боится отца, а если его приводят к Ири, старается ему угодить. Однажды Авишур сказал Солте с горечью:
— Мне кажется, граф жалеет, что его сын — не ты, — и помолчав добавил: — И я тоже.
Солта запомнил эти слова.
Впереди раздался жалобный визг, а потом злобный рык графа:
— С... Сволочи... С собаками воюете? А с рыцарями не хотите?
Оруженосца поражало это многословие. Он захлопнул забрало, чуть наклонил голову и ринулся в бой.
Борзая и на этот раз спасла им жизнь. Они лавиной хлынули на врагов и смяли их так быстро, что Солта успел лишь слегка размяться. Пара ударов копьем, короткий бой на мечах — и все кончено. Он снимает шлем и перчатку, вытирает пот со лба. Оглядывается. Авишур одобрительно улыбается. Теперь Солту уже раздражает это. В тринадцать лет ему еще нужен был этот взгляд, но сейчас... Где граф?
Он опять стоит на коленях, но на этот раз плачет. Борзая убита стрелой. Ири быстро поднимается.
— Я надеюсь, кто-то еще остался в замке? — рычит он, вскакивая на коня.
— Я тоже надеюсь, — заявляет Солта.
Дальше все как обычно: осада, град стрел, летящие в них болты, стрелы, камни Зары.
— В подземельях шереша не так весело, а? — появляется из дыма Авишур.
— И во дворцах Эль-Элиона тоже! — вторит ему Солта. Азарт охватывает его. Слетает степенность и серьезность. Он мальчишка, которому кажется, что жизнь длинна, и ее ничто не прервет. Даже если он спляшет сейчас на глазах у осажденных — не попадет в него ни одна стрела. Да он сейчас на стену, как на дерево вскарабкается и голыми руками оттуда врагов побросает. А затем будет также весело любить всех женщин, которых встретит. От пятнадцати до сорока лет. Нет, до сорока — это он загнул. До тридцати, пожалуй. А то Авишуру никто не достанется. Он смеется от этой мысли.
— За мной! — весело кричит он, и солдаты поднимаются в атаку. Они любят своего командира...
Они взяли ворота, захватили замок. Когда последний мятежник сложил оружие, Солта первым делом захотел забраться на самую высокую башню: ему нравился вид оттуда. И еще очень нравилось смотреть на поле боя изнутри. Вот здесь вы прятались, веря, что никто вас отсюда не вытащит?
Но тут тяжелая ладонь хватает за плечо, разворачивает к себе. Граф Ветоним пылает яростью.
— Мальчишка! — шипит он. — Как ты посмел? Что с лицом? — Солта удивленно вскидывает брови и только сейчас чувствует, что щеку щиплет. — Если ты еще раз... — Ири не договаривает и стремительно уходит куда-то.
— Нам сказали, что тебя тяжело ранили, — пояснил Авишур недоумевающему оруженосцу. — Вроде бы глаз тебе выбили, — Солта захохотал так заразительно, что военачальник графа тоже поддался этому веселью. — Смешно тебе, — притворно проворчал он. — А у старика чуть сердце не остановилось.
— Девочки-то тут хорошенькие? — Солта толкнул Авишура локтем в бок.
— А сам глянь, — он подмигнул служанке, разглядывающей молодого маркиза.
Слугам все равно, кому еду подавать да постель греть. Едва замок был захвачен, они стали выполнять приказы новых хозяев. И выбирать себе покровителей.
— Ничего, — одобрил парень, разом забыв о башне. — Я отлучусь ненадолго.
Ненадолго у него обычно растягивалось до утра. Он пил, пел, любил, снова пил. В такие мгновения он бы не ответил с уверенностью, что его больше захватывает: погоня, осада, штурм или вот такой праздник жизни после битвы. Все хорошо в свое время. Может быть, уже завтра его посвятят в рыцари. Ири обещал сделать это после захвата замка...
...В дверь постучали довольно грубо, и тут же вошел военачальник.
— Тебя требует граф, — произнес он хмуро.
Но это не насторожило Солту. Оруженосец с сожалением шлепнул служанку по попке и оделся. Уходя, зачем-то предупредил:
— Дождись меня! — и рассмеялся от мысли, что женщина может его не дождаться.
Граф был мрачнее тучи. Он сидел в пиршественном зале с открытым письмом, а рыцари вокруг него почему-то прятали взгляд.
Едва Солта встал перед Ири, старик вскочил, и оруженосец впервые осознал, что ему уже почти шестьдесят. Он на десять лет старше его отца, графа Дивона, и на двадцать лет старше короля.
— Твой отец дурак! — в гневе орет Ири.
Солта прищуривается и вскидывает подбородок. Но прежде чем он сделал что-то непоправимое, Авишур заворачивает ему руки за спину, так что оруженосец задыхается от боли.
— В подвал его, под замок! — надрывается граф. — Ты жизнью за него отвечаешь. Сбежит — тебя на кусочки порежу!
