4. Солнцестояние: маскарад смерти

Солнцестояние: маскарад смерти

Роман

Благословен океан Любви, губительно озеро Ненависти,

всепоглощающа река Страха,

но что может сравниться с морем Боли?

Любовь, ненависть и страх ранят сердце,

и слезы — видимые и невидимые — сливаются вместе,

чтобы стать прозрачным хрусталем.

Хрустальное море вызывает не восторг, а еще большую скорбь,

потому что темны его глубины и невозможно уничтожить его твердь.

Но хочешь знать тайну?

Однажды основания земли поколеблются,

и океан Любви засияет светом, иссушающим

озеро Ненависти,

и река Страха исчезнет под его лучами.

Но море Боли отразит его лучи так, что слезы брызнут из глаз,

и никто не будет знать, что это —

слезы радости или слезы страдания.

И тогда каждый поймет свое предназначение,

и откроется великая тайна хрустального моря.

Тайна боли, разрушающей нас и созидающей нечто новое.

Песня Чувств, Книга Вселенной (отрывок).

Пролог

Сколько же сегодня солнца! Это потому, что небеса встречают праведника, — так говорят в народе. Когда Зазу хоронили, тоже был хороший денек. Но тогда было лето — солнечными лучами не удивить. А тут — несколько недель тучи, дождь, и вдруг — будто в один миг пришла весна. Настоящее чудо.

Сегодня все какое-то волшебное. Трава неожиданно пробилась на поверхность и режет глаза зеленью. А ведь вроде бы рано ей еще зеленеть. Деревья словно в бледно-зеленом тумане — тоже вот-вот буйно покроются листьями, как кудрями. Впрочем, через неделю Новый год. Хороший праздник. Жизнеутверждающий. К нему природа и готовится. Все ослепляет. Хочется ничего не видеть, только дышать. Потому что воздух сегодня тоже особенный: теплый, вкусный, как свежеиспеченный хлеб. Им можно наесться, не положив в рот ни крошки. Век бы простоять, вдыхая его.

Цохару такого воздуха не достанется. Его заковали в кандалы и бросили в яму. Он священник, на него у генерала рука не поднимется. Настолько чтобы повесить. А вот чтобы сгноить в подвале замка — запросто...

Старик считал, что подземелья Шереша слишком легкое наказание для таких, как генерал. Но вряд ли там лучше, чем в подземельях Ветонима. Так что Цохар на собственной шкуре узнает, достаточное это наказание или нет.

И все-таки... если бы пожить еще в этом подземелье... Хоть один месяц еще... Генерал тоже не вечен. Кто знает, может быть... Но к чему об этом мечтать сейчас? Я-то для генерала, скорее, отступник, который заслуживает только повешения.

Жаль, что рядом чужие. Хотя по-настоящему родных так мало. Но когда смотришь в эти насмешливые лица... и в фальшиво сочувствующие...

Нет, закрыть глаза. Солнце так приятно согревает. Кажется, просто уснул, как в детстве, на солнышке. И когда проснешься...

Да какого шереша ты толкаешься? Так хочется угодить генералу? Его раздражает, что я так спокоен? Я спокоен уже почти месяц. Нет сил о чем-то переживать. Силы человеческие не бесконечны, ты об этом знаешь? Так вот генералу тоже передай.

Забавно. Так хочется сказать проповедь. Но, пожалуй, это будет не к месту. Сочтут за помешанного.

А разве мы не сошли с ума? Я ведь двенадцать дней назад именно этому обстоятельству радовался: что все сошли с ума, потому что сумасшедшему легче.

О, генерал! Да вы поэт. Какое красивое дерево нашли. Но что-то не выглядите вы безмятежно счастливым. Вы выглядите больным. Неужели генерал тоже болеет? Ну, не о смерти же брата вы скорбите? Никогда в это не поверю. У такого, как вы нет земных привязанностей.

Раму не написал. Почему не написал брату? Надо было попрощаться. И с мамой тоже. Отвез бы все письма разом. Почему-то тогда это казалось неважным. Тогда казалось — письмо ее высочеству, завещание — и все. А теперь... Подумают, что бесчувственный чурбан. Отцу все равно, а вот мама будет плакать. Жаль.

Ну, что ж... Еще одно мгновение, чтобы охватить взглядом этот яркий мир. Поверх человеческих голов — они вид портят. Глаза закрыть, еще раз этот пьянящий воздух глотнуть. Ты там не заснул? Помочь тебе? А то я могу. На счет три.

Раз, два...

30 уктубира, Умар, город князя Дагмара

— Я как лошадь, которую в одиночку заставили тащить купеческий караван! — Тевос вскочил и, отойдя к окну, уставился на улицу.

Знак власти, висевший на шее, — медальон из драгоценных камней, похожий на человеческий глаз в обрамлении золотых ресниц, — теперь казался насмешкой. Хотелось сорвать его и швырнуть им на стол.

Страна оборотней небольшая. По меркам ближайших соседей — Кашшафы и Энгарна — так совсем крошечная. Какой-то лесок, пусть и довольно дремучий с десятком городов-деревень. И кто бы знал, как с этим пятачком трудно управляться. Раньше такого не было. Раньше вожака слушались беспрекословно. Это после появления энгарнского принца, будто весь мир сошел с ума. Хотя принц тут, конечно, ни при чем. Может, причина в том, что он слишком молод? Только один князь моложе его, все остальные старше, а некоторые значительно старше. Но не сам же он повесил себе на шею этот знак. Вожак легко коснулся золотых ресниц. Вся стая признала, что он лучше всех слышит Эль-Элиона, а теперь князья ведут себя так, будто он самозванец.

Тевос сел на подоконник, оглядел притихших князей. В доме Князей только гостиную сделали больше, чтобы советы можно было устраивать, а в остальном он похож на другие дома оборотней: та же деревянная мебель — не грубая, но и без изысков, добротная, которая прослужит не один год; те же занавеси и покрывала, созданные руками жен и сестер; тот же камин, выложенный цельными камнями. Изящная решетка прикрывает его. Наверняка Дагмар, князь этого города сам его делал. Точно так же похожи друг на друга города оборотней. Да и сами оборотни друг от друга почти не отличаются: смуглые, темноволосые, темноглазые. Даже одежду носят похожую. Они отличаются от людей внутренней силой, каким-то невидимым глазу компасом, который четко указывает: вот это правильно, а это — нет. Сейчас вожаку показалось, что это не компас вовсе, а узость мышления, которую не сломить. Они знают одну проторенную дорогу и все, что хоть немного уводит в сторону, встречает сопротивление. Они боятся, что это "немного" откроет некую запретную дверцу и ворвутся ветры, которые уничтожат все, чем жила стая долгие века. Их опасения понятны. Но ведь не свою волю творит вожак! Тевос провел ладонью по светлым, коротко стриженым волосам. Единственный блондин среди них. Но он не родился таким. Это метка Эль-Элиона.

Уже трижды они собирались на совет, с тех пор как вожак выздоровел. В первый раз Тевос потребовал отменить решение стаи относительно Ялмари и Ранели. С трудом добился только позволения бывать им в стае и задержаться здесь, если они того пожелают. Но не вернуться, нет. Во второй и третий раз обсуждали союзнический договор с Энгарном. И напряжение возрастало. Второй совет закончился ничем, и этот грозил перейти в долгие часы перепалок. У Тевоса лопнуло терпение. Да, он говорил вещи, которые им было слышать непривычно. Да, им казалось, что вожак нарушает закон стаи. Да, они предпочли бы все сделать иначе. Но шереш их раздери, пусть тогда выбирают того, кто скажет то, что им нравится. Вожак решил прекратить это раз и навсегда. Он вернулся за стол.

— Если вы не верите, что я избран Эль-Элионом и хорошо вижу будущее стаи, изберите другого вожака, — твердо произнес он. — Если хотите, я буду участвовать в испытаниях наравне со всеми. Если хотите, не буду участвовать вовсе. Но пока вы не доверяете мне, я отказываюсь руководить советом и стаей.

— Мы доверяем тебе, — отозвался Дагмар — князь-кузнец, самый могучий из присутствующих, с длинной гривой темных волнистых волос.

Тевос оскалился.

— Неужели? Каждое мое предложение подвергается сомнению и долго оспаривается. Это вы называете доверием? Наши советы превратились в сражения, где вы, — он обвел рукой присутствующих, — объясняете мне, что я что-то увидел неправильно. По мне так это очень не похоже на доверие. И этот вопрос надо закрыть раз и навсегда. Либо я вожак и веду стаю лучшим путем. Либо изберите себе другого, пусть он ведет вас.

Воцарилась тишина, потом вскинулся Балор. Он почти так же, как Тевос только что, провел ладонью по волосам, будто пытался их пригладить. Только у него не "ежик", а настоящая грива — они жесткие и волнистые, и поскольку князь не отращивает их как Дагмар, торчат дыбом. Балор решительно произнес, будто мечом рубанул:

— Пусть все скажут слово. Лично я доверяю вожаку. И считаю, что мы должны несколько умерить гордыню и слушаться его во всем. Мы не привыкли слышать такое, но и времена сильно изменились. Мы уже лет сто не воевали.

Балору больше сорока. Отцу Тевоса было столько же, когда он не вернулся из Энгарна. Это случалось редко. Отцу просто не повезло. Глядя на князя вожак видел, каким он был тогда. Большие, чуть на выкате, глаза, тонкий нос с горбинкой. Еще крепкий, даже молодой мужчина. Ни одного седого волоска не появилось, руки по-прежнему сильны. Он еще лет десять будет князем, и оборотни запомнят о нем только доброе. И он один из немногих, кто полностью его поддерживает. Кажется, общение с принцем Энгарна не прошло для него даром. Тевос видел, что так будет, когда отправлял их вдвоем на задание.

— Согласен, — вскинул сжатый кулак Зихри. — Нам трудно ломать себя, но нет ни одной причины, чтобы ставить вопрос о новом вожаке. Тевос еще ни разу не подвел нас.

— То есть теперь мы уже не имеем права высказывать сомнения? — недовольно поинтересовался Юмрап. Оба князя были ровесниками Балора и князьями стали почти одновременно. Намного раньше, чем Тевос стал вожаком.

— Нет, — твердо запретил он. — Мы превращаем совет в бессмысленную склоку, когда мне приходится доказывать то, что я просто вижу. В конце концов, мы рассуждаем не о том, кому пойти на ярмарку в Сальман, а о выживании стаи. Если кто-то видит ее судьбу лучше, чем я, — пусть займет мое место. Если таковых нет — не будем даром сотрясать воздух. Настала пора действовать.

— Согласен, — в воздух поднялся кулак Охрана.

А вот он как раз единственный, кто моложе его. Занял место погибшего Арана. Но остальные присоединились, хотя и далось им это с трудом. Тевос понимал: если бы у князей нашлась хоть одна зацепка, ставящая под сомнение его избрание, они бы обязательно провели испытание, в надежде сменить вожака. Но он не дал им такого шанса.

— Итак, если вопрос с доверием закрыт, то я возвращаюсь к тому, с чего начал. Один из князей должен пойти к Поладу и договориться о совместных действиях. И мы должны подготовить отряд добровольцев, который будет действовать совместно с людьми и по возможности обучит их противостоять духам гор. Подчеркиваю: там будут только добровольцы. Ни один оборотень не будет помогать людям против воли. Каждый из вас соберет мужчин в своих городах и передаст мои слова. Воины должны прийти сюда через три дня.

— Кто пойдет в Энгарн? — Дагмар заметно повеселел, услышав, что насильно к людям никого не отправят.

— Князь Балор, — немедленно откликнулся Тевос.

Князь кивнул.

— Что я должен передать?

— Это мы обсудим наедине, — все переглянулись, но Тевос проигнорировал их недоумение, твердо продолжив: — Если есть вопросы ко мне, задавайте. Если нет — закончим совет.

Вновь стало тихо, и вожак посчитал нужным прояснить еще кое-что.

— Еще никогда стая так не была близка к гибели, как сейчас. И чем дольше мы рассуждаем и сомневаемся, тем труднее спасти ее. Каждый час промедления стоит чьей-то жизни. Я ничего не говорю просто так. Я рассказываю о том, что мне открыто. Время почти истекло. Так есть у кого-то еще вопросы? — он обвел взглядом присутствующих. — Тогда прошу оставить меня с Балором.

Ожидая, когда они останутся наедине, Тевос всмотрелся в князя и неожиданно помрачнел. Брови Балора удивленно дрогнули, но Тевос отмахнулся:

— Подожди.

Вожак что-то мучительно искал, будто тасовал видения, как колоду карт, но никак не мог сложить пасьянс. Наконец он тяжело вздохнул, подошел к камину и, достав из небольшой шкатулки письмо, подал Балору.

— С этим пойдешь в Жанхот. Недалеко от города, примерно в шавре, обратишься к капитану сигнальной башни. Он проводит тебя к Поладу. Возможно, ты попадешь к Поладу и иначе. Я вижу это туманно. Что делать потом — определишь на месте. У тебя будет большой выбор, некоторые твои решения я вообще не вижу. Вмешивается что-то очень сильное. Мне от тебя нужно только это: доставить письмо, обсудить все с Поладом. Дальше делай то, что считаешь правильным.

— Можно узнать, что в письме?

— Конечно. Я предлагаю помощь. Пишу, где и в чем именно мы можем пригодиться. Договариваюсь, как будет проходить наше общение с людьми.

— А если он захочет передать что-то?

— Я написал, как это лучше сделать.

— То есть я могу не вернуться?

Тевос отвел взгляд.

— Ты должен попрощаться с семьей перед отъездом.

— Я погибну? — все же напрямик спросил Балор.

— Все очень сложно, — голос вожака наполнился горечью. — Много сил вмешалось. Вчера я видел одно, сегодня другое. И все очень смутно. Я вижу, что ты пройдешь по краю. Ты можешь погибнуть, но шанс выжить тоже есть. Беда в том, что никто другой не выполнит мое поручение. Я искал. Никто кроме тебя. И я не вижу, где тебя ждет опасность. Тень смерти все скрывает. Я не знаю, надо тебе сразу вернуться или остаться там. Ничего не вижу. Извини, — он усмехнулся. — Я не теряю дар. Я вижу все очень четко. Кроме тебя. Возможно, это как-то связано с принцем и с тем, что происходит вокруг него. Ты должен пойти, иначе стае придется плохо.

— Я должен отправиться сегодня же?

Тевос опять надолго умолк. Потом произнес:

— Ты можешь отправиться рано утром. Но тогда надо будет очень спешить.

— Спасибо, вожак, — он направился к выходу, но остановился. — Тевос... — начал он неуверенно, — не знаю, насколько имею право предупреждать тебя, но... будь осторожен.

Тевосу не надо было объяснений. Он прекрасно знал, что в мыслях у князя.

— Разве я был неосторожен? — несколько отстраненно поинтересовался он.

— Ты знаешь, что никто не станет следить за тобой. Но твои отлучки говорят сами за себя. Кто-то может задуматься... Ничего хорошего из этого не выйдет.

— Спасибо, — искренно поблагодарил вожак. — Я буду еще внимательней.

1 нуфамбира, Жанхот, столица Энгарна

Ялмари слушал неспешный рассказ Полада у него в кабинете, куда принесли и поздний ужин. Слушал, и кусок застревал в горле. Казалось, эта история о взбесившемся принце, который бросался на людей, дрался, рвал людей зубами, — это не о нем. О каком-то другом бедняге. Он помнил, как сражался с чудовищами, но осознать, что это были вовсе не чудовища, а люди, которые ему помогали, было очень тяжело.

— Я кого-нибудь убил? — он резким движением отодвинул тарелку. В дни пока он был под заклятием, пища казалась омерзительной, но и сейчас аппетит пропал. — Я помню, что до чьего-то горла все-таки добрался.

— Нет, — Полад сидел в кресле напротив. После напряженных дней, он очень устал: глаза и щеки ввалились. Отец вроде бы и не врал — Ялмари бы это почувствовал, — но что-то все равно скрывал.

— Кто знает о том, что я свихнулся?

— Знают твои спутники: Шрам, Герард, Свальд, — об этом Мардан явно поведал с большей охотой. — Двое последних те еще болтуны, так что неизвестно, что будет дальше. Рты, конечно, будем затыкать. И когда ты явишься народу, какие-то слухи умолкнут. Но я особо на это не рассчитываю. В хорошие-то времена о принце болтали много...

— Представляю, с каким удовольствием треплется обо всем Сорот, — Ялмари тоже откинулся на спинку. — Когда мы чуть не погибли в Капкане эйманов, он намекал, что я совсем не похож на короля Ллойда и его отец тоже так считает.

— Врет он, — Полад провел ладонью по бритому затылку. — Герцог не тот человек, который будет повиноваться опозорившей себя королеве или бастарду, поверь мне на слово. Чимин Сорот — законник до мозга костей. Если бы он заподозрил, что я причастен к смерти короля Ллойда, давно бы уже попытался меня убрать. Для него главное, чтобы все было пра-виль-но, — по слогам произнес он. — Но Чимин еще и болеет за страну. Поэтому, видя, что перемены идут ей на благо, предпочел убедить себя, что я в смерти короля невиновен, с королевой не сплю и из дворян наказываю только ооочень плохих мальчиков. Угадал только насчет последнего, да и то не совсем. Потому что я наказываю всех, кто мне мешает. Но в любом случае герцог Баит мне нужен сейчас. Я отправил его в Сальман — не сегодня-завтра там начнется война. Вот почему я не знаю, как оттащить Герарда от принцессы. Если с единственным сыном что-то случится, вряд ли Сорот будет так же спокоен, как сейчас. А мне перед войной только бунта Чимина не хватает. Остальное мы уже получили в полном объеме. Мы уже собирали Большой совет. Кажется, придется собрать его еще раз. Надо же, чтобы аристократы всерьез обеспокоились о будущем страны и всерьез поверили, будто они что-то здесь решают.

— В общем, Герарду придется идти со мной в храм Судьбы, — подвел итог Ялмари, нервно постукивая вилкой о край тарелки.

— Не обязательно, — возразил Полад. — Война вот-вот начнется. Отправлю его с отцом в армию. Вдруг нам повезло, и он от отца хоть полководческий талант унаследовал. Чимин неплохо воевал двадцать лет назад.

— Вдруг нам повезет и в каком-нибудь сражении... — подхватил Ялмари.

— Знаешь же: не произноси вслух то, чего желаешь больше всего, — прервал телохранитель королевы.

— Ты раньше не верил в приметы.

— После всего, что произошло, во многое поверишь.

Они немного помолчали, а потом Ялмари задал вопрос, который беспокоил его:

— Я так понял, мама не знает о том, что со мной было. А Илкер знает?

— Знает, — в полумраке было заметно, как помрачнел Полад. — К тому же она тебя видела.

— И... как она восприняла? — спросил осторожно. Он, конечно, не верил, что жена бросит его из-за того, что на него наложили заклятие, но на сердце было как-то тревожно.

— Она... хорошо восприняла. У тебя замечательная жена. Кое-что случилось, пока тебя не было, и мне, по-хорошему, надо перед тобой покаяться. Не знаю, простишь ли ты меня. Но она просила ничего тебе не рассказывать. Хочет сама с тобой поговорить.

— А она...

— Ждет тебя в спальне. Я решил, что эта неугомонная девушка должна быть поближе ко мне, так что последний месяц она живет во дворце. Оборудовали для семьи принца апартаменты, на случай если вы надумаете погостить...

— Так она здесь? — Ялмари вскочил.

— Ой-ой-ой, — рассмеялся Полад. — Как заспешил. Ладно, иди. О чем не договорили, завтра договорим.

— Спасибо, — он выскочил в коридор.

Вряд ли будет сложно найти эти апартаменты. Наверняка они где-то на верхнем этаже, также как спальня королевы. Там, куда слугам после заката вход запрещен.

...Илкер сидела на кровати и нервно теребила тесемки ночной рубашки. Все напоминало ночь после венчания: она одна в спальне на огромной кровати в ожидании мужа. И все было по-другому. Другой дворец, другая кровать, и она сама — другая... Если в тот день она всего лишь волновалась, то сейчас было страшно, и она ничего не могла с этим поделать.

Ялмари влетел вихрем, прижал к себе, целуя лоб, глаза, щеки, губы, губы, губы... Затем вдыхал запах ее волос, чуть покачивая девушку на руках, будто маленького ребенка.

— Неужели я добрался до тебя? — наконец вымолвил он и рассмеялся. Она тоже смеялась, нежно прикасаясь к нему, словно заново узнавая. — Как ты без меня?

— Я... — девушка запнулась, — хорошо, — Полад сдержал обещание и ничего ему не сообщил. Может, зря она попросила об этом? — Лучше... ты расскажи о своих приключениях.

— Прямо сейчас? — он лукаво взглянул на нее.

— Да, — уверенно подтвердила она, — прямо сейчас, — это даст ей еще отсрочку. Может, тогда будет не так страшно...

— Хорошо, — с сожалением покорился он. — Только коротко, ладно?

Наверно, еще ни разу она не слушала его так внимательно. Ловила каждое слово. И спрашивала, спрашивала, спрашивала. Но он сломался уже через четверть часа.

— Если я буду отвечать на твои вопросы, мы целую неделю будем разговаривать, — хохотнул он и стянул с себя рубашку. — Потом. У нас еще будет время. Сними это, пожалуйста, — он потянул за тесемки.

Но Илкер вцепилась в них так, точно от этого зависела ее жизнь.

— Нет!

Он удивился.

— Это что? Какой-то церковный обет? Рубашка под горлышко, длинные рукава... Ты обещала носить это, не снимая, пока не окончится война?

Девушка улыбнулась, лукаво прищурилась:

— Ты давно не был в Жанхоте. Теперь все благочестивые жены носят такие. Снимать нельзя. Я тоже попробовала, — а сердце стучит быстро-быстро. Сейчас выпорхнет из груди и улетит. Или разорвется от ужаса.

Он замер, потом с преувеличенной серьезностью кивнул.

— Ладно, — снова обнял ее. — Как скажешь, — произнес вкрадчиво на ухо, от чего по спине побежали мурашки. Губы не торопясь проделали путь от виска к шее, и она успокоилась. И обо всем забыла, отвечая на его поцелуи.

" — Что ты готова отдать любимому? — Всю себя..." Илкер не была на свадьбе у оборотней, только слышала рассказы Ялмари, но сейчас показалось, будто какая-то ее часть стоит там, у костра за околицей. А другая ее часть бесстыдно упивается его прикосновениями. Так скрипичные струны вздрагивают и устремляются навстречу смычку, чтобы засмеяться от счастья (ты вернулся наконец?), заплакать от тоски (почему тебя не было так долго?). Чтобы ответить на его прикосновение своим, так что он уже не сможет оторваться — сил не хватит...

...Когда раздался треск ткани, девушка не сразу сообразила что это. Но когда руки и губы любимого исчезли, когда озноб прошел по коже от этой внезапной пустоты, она открыла глаза и сердце остановилось. Случилось то, чего она так мечтала избежать хотя бы сегодня.

Ялмари остекленевшим взглядом смотрел на шрамы, изуродовавшие левое плечо и верхнюю часть груди. На лице был только откровенный ужас. Сбылись самые страшные ее ожидания.

— О Господи, — выдохнул он хрипло и отвернулся, обхватив себя руками. Спина напряглась.

Вот и все. Она натянула разорванную рубашку обратно на плечи. Сжала ткань в кулак. И сама сжалась в комок. Хотелось бежать отсюда, куда глаза глядят. Но чтобы добраться до платья надо преодолеть три трости до комнатки, где оно теперь висело, а ноги вдруг стали слабыми. Шаг сделает — и упадет. Да и не наденет она его без помощи горничной — оно на спине шнуруется.

Только бы, не расплакаться. Потому что хуже его ужаса — лишь его жалость. Он не должен быть с ней из жалости.

— Господи, да ведь ты меня боишься... — Ялмари сжал виски. Потом быстро повернулся, зашептал горячо, как в бреду. — Илкер, прости меня. Я чудовище, я знаю. Если ты уйдешь, я пойму, но... — он задохнулся. — Господи, я чуть не убил тебя! — он снова отвернулся. — Я ведь знал, что не должен был...

Илкер не выдержала и разрыдалась. Перебралась к нему, обняла сзади, прижалась щекой к спине.

— Нет, нет! Ты должен был. Я не боюсь тебя. Ты ведь не виноват. Я сама виновата! Меня Полад предупреждал, а я упрямая. Я не боюсь тебя. Я только боялась, что это очень некрасиво. Что тебя это оттолкнет. Что я тебе разонравлюсь, а бросить ты меня не сможешь...

— Илкер, — он повернулся к ней. — Илкер, как ты могла подумать? — он снова взял ее на колени, всмотрелся, поцеловал ее веки. — Я не человек. Я люблю тебя. Тебя, — повторил он настойчиво. — Не твое тело, не твое лицо, не твои волосы. Тебя. Как бы сильно ты не изменилась... — он недоговорил, только спросил еле слышно: — Ты ведь понимаешь?

— Да, — заверила она. — Теперь да, — и скользнула губами по его плечу.

...Они исступленно ласкали друг друга, так, будто это была последняя их ночь. И говорили взахлеб о страхах, любви, надеждах. И снова ласкались. И снова говорили...

Когда девушка уснула на его плече, он пробормотал еле слышно:

— Я не смогу жить без тебя.

И она тут же в испуге вздрогнула.

— Никогда, никогда не говори так! — запротестовала отчаянно. — Ты должен жить даже без меня.

— Я не смогу, — просто сказал он и, прерывая дальнейшие возражения, поцеловал ее. — Спи, родная. Я тебя замучил сегодня.

— Никогда не говори так, — все-таки повторила она, погружаясь в сон.

2 нуфамбира, Жанхот

"Неприятный тип", — Гарое едва удержался, чтобы не скривиться, и демонстративно уставился поверх бритого затылка сидевшего напротив него человека.

Дело было не в том, что собеседник не блистал красотой, что глубокие морщины уже пролегли возле губ, а щеки запали, так что нос торчал горой. И этот острый взгляд, будто изучающий содержимое его желудка, он бы простил. Но зачем же так показательно унижать того, кто к тебе приходит? Особенно если посетитель отчаянно в тебе нуждается. Если бы Полад хоть на геру был действительно так хорош, как о нем рассказывали леди Люп или папаша Улм, он бы так себя не вел.

Человек за столом напротив гадко ухмыльнулся.

— Знаете, что мне о вас докладывали, господин Кеворк? Вы позволите называть вас так или предпочитаете церковное имя — отец Гарое?

— Да, вы можете называть меня господином Кеворком, — четко, почти по военному, откликнулся Гарое, все так же глядя поверх головы Полада. — Нет, я не знаю, что вам обо мне докладывали.

Полад взял перо и покрутил в пальцах. Теперь его взгляд исследовал инструмент для письма так же ревностно, как мгновение назад рассматривал Гарое. Лишь изредка телохранитель королевы бросал взгляд на священника, словно из лука выстреливал. Наверняка пытался застать Гарое врасплох. Чтобы не потерять самообладание, мужчина перечислял внутри себя детали интерьера: шесть больших окон, три на южную террасу и три на лестницу, по ней можно спуститься к фонтану; много золота и цветной эмали — слишком много даже в глазах рябит; стол тяжеловат для такой обстановки — сюда бы что-нибудь изящное...

— Мне доложили, что вы загадочный человек. Не поймешь, что от вас ожидать. По вашему мнению, на кого вы больше похожи: на отца, мать или старших братьев? — изучает перо, точно в нем есть какой-то секрет, как у шкатулки.

— На отца Далфона, — Гарое вскинул подбородок.

Полад лишь добродушно рассмеялся, откладывая перо в сторону.

— Я надеялся, что вы это скажете, — заметил он. — Хотя этот священник тоже был загадкой, но одно несомненно: он был честен. А вы честны, господин Кеворк?

— Достаточно честен, чтобы не шпионить ни для вас, ни для кого-нибудь другого, — вся эта прелюдия с игрой в гляделки, рассматриванием пера, была рассчитана именно на это: Гарое потеряет контроль и скажет то, что думает. Полад своего добился: священника прорвало, и остановиться он уже не мог.

— Достойно. Хотя возникает вопрос: вы считаете, что ее высочество леди Илкер или сударь Улм, с которыми вы познакомились, недостаточно честны? — Гарое собрался оправдываться, но Полад прервал его. — Не надо отвечать. Я только замечу, что не все так однозначно. Бывают моменты, когда то, что вы считаете бесчестным, необходимо для спасения многих людей или восстановления справедливости. Но вы не доверяете лично мне и не желаете мне служить. Я уважаю вашу откровенность. Кстати, леди Илкер, рассказала мне, какую роль вы сыграли в деле о загадочных смертях в монастыре Наемы. Я благодарен вам за то, что спасли ее высочество. Поэтому действительно хочу вам помочь, верите вы мне или нет. Каким вы видите свое будущее?

— Я его не вижу, — скривился Гарое.

— А что бы вы сделали, если бы я не пригласил вас в Жанхот?

— Послал бы просьбу о переводе в другую церковь Верховному священнику, поехал бы к родителям и ждал там ответ.

— Ждали бы, не веря, что ответ придет, терпели насмешки от старших братьев и отца, назойливую заботливость матери, необходимость выпрашивать средства на самое необходимое...

— А вы хотите, чтобы я пошел землю копать?

— В этом есть что-то предосудительное, по-вашему? — опять развеселился Полад. — Мне хочется узнать: кем бы вы стали, если бы не сдали экзамен на священника?

Повисла долгая пауза. Гарое не знал, что сказать, а Полад терпеливо ожидал, когда он что-нибудь произнесет.

— У меня такое ощущение, что я на исповеди, — недовольно буркнул священник. — Я никогда не видел себя ни в чем более. Я выбрал этот путь по велению сердца, и он мне нравился... — он запнулся, сообразив, что невольно сообщил об этом в прошедшем времени, поэтому сразу поправился. — Нравится. Мне нравится быть младшим священником в деревенской церкви, и ничто другое мне неинтересно.

— Жаль, — разочарованно протянул телохранитель королевы. — Но церковники вас больше не примут, надеюсь, это вы понимаете... — он побарабанил пальцами по столу. — Что ж, если вас так привлекает духовный сан, то, наверно, вам все равно, где служить: в маленькой деревушке или большом городе. Или... — он сделал паузу, — в армии. Вы удивлены? Скоро начнется война. Нам нужны священники, которые будут рядом с солдатами.

— Я не из тех, кто управляется с камнями Зары... Боюсь, я...

— Духовная поддержка, знаете ли, тоже очень важна. Я прекрасно осведомлен о ваших способностях. Я знаю, что вилланы вас любили за искренность, смирение, неприхотливость, готовность прийти на помощь и постоять за справедливость. Пехота нашей армии, а частично и кавалерия, — это тоже вилланы или дети вилланов. Думаю, ничего особенно нового в вашем служении не будет. Разве только камни Зары будут-таки летать рядом. Также как и стрелы, дротики и всякая убивающая дрянь.

Полад умолк, хотя, по мнению Гарое, сейчас следовало сказать что-нибудь в духе: "Если вы не боитесь за свою жизнь, то..." и таким образом поймать собеседника в ловушку, потому что, какой же благородный человек не побежит скорее в бой, только чтобы доказать, что он не трус? Он не был трусом, но и не желал кому-то что-то доказывать. Его беспокоило другое.

— Кому я буду подчиняться, и что от меня вообще ожидается?

— Подчиняться вы, вероятно, будете тому священнику, который все же швырнет огонь в противника и тоже будет находиться при армии. Мне, если честно, это абсолютно безразлично. Я ожидаю, что вы будете выполнять свои непосредственные обязанности: вдохновлять воинов на подвиг, утешать скорбящих, облегчать умирающим... умирание. Не в буквальном смысле, конечно, — он ухмыльнулся. — Чем там еще священники занимаются? Делать то, чего вы так желаете, только в более опасных условиях. Это, в общем-то, все, что я могу вам предложить, если уж вы не желаете расстаться с рясой.

— Если... — Гарое помедлил, — никаких дополнительных условий вы не выдвигаете... то я согласен.

Он выжидающе смотрел на Полада. Тот явно еле сдерживал смех.

— Вы от отца наслушались о моем коварстве, или еще кто просветил? — беззлобно поинтересовался он. — Нет, никаких дополнительных условий я не выдвигаю. Правда, уехать вам придется довольно далеко от семьи. Я направляю вас на восток, в армию под командованием генерала Харвинда. Мы имеем точные сведения, что едва Кашшафа перейдет Рыжие горы, герцог Пагиил войдет с войсками из Лейна на востоке. Конечно, точные сведения тоже иногда оказываются неточны, тогда вы позже присоединитесь к войне на западе. Но пока вы будете служить в пехотном полку. Он уже стоит под Тофелом. Вот рекомендательные письма... — он подтолкнул к Гарое запечатанные конверты, лежащие на столе, и священник снова был в недоумении: заранее знал, что он согласится или на всякий случай приготовил? А Полад невозмутимо продолжал: — Я также даю вам подорожные, — он выложил на стол мешочек с деньгами. — О дальнейшей оплате договоритесь с Харвиндом. Он, кстати, хорошо знает вашего брата, полковника Кеворка. Вряд ли он заплатит вам меньше, чем вы получали в церкви. Вы можете отбыть в Тофел завтра же или отложить отъезд на неделю, сначала побывать дома, попрощаться с матерью.

Гарое взял письма, мешочек с деньгами и поднялся.

— Благодарю, — он направился к выходу.

— Кстати, письма написаны не от моего имени, — бросил в спину Полад. — Так что никакого предубеждения по отношению к вам не будет. Разве только у старшего священника, который прибудет позже, будет длинный язык. Но, я думаю, что вы заработаете себе хорошую репутацию.

Гарое кивнул и вышел. Он сжимал в руке письма и кошель, а мысли скакали, как куры при виде лисы, и никак не получалось успокоить их, чтобы хоть немного разобраться: рад он этому назначению или нет?

С одной стороны, доверять такому человеку, как Полад, нельзя. Если он и обрисовал все так радужно: и контролировать-то он Гарое не будет, и особых услуг не потребует, и знать никто не будет, что Полад посодействовал его появлению в армии, — это не значит, что все будет точно так. Ничто не мешает ему нарушить каждое из этих заверений.

С другой стороны, он остался священником, чего и добивался. А репутация дело наживное. Даже если никто не будет ему доверять, людям он служить сможет — это хорошо.

Но, наверно, больше всего смущало другое. На его жизнь на самом деле сильно повлиял отец Далфон. Когда мать, молоденькая купеческая дочка с хорошим приданным, вышла замуж за графа Кеворка, тот уже был дважды вдовцом, и предыдущие жены родили ему троих сыновей. Еще дети ему были не нужны. Он и близнецам, родившимся за шесть лет до Гарое, не особенно внимания уделял. Мама, все-таки подарившая высокородному мужу еще одного сына, была всегда в хлопотах: присмотреть за детьми, чтобы не убились, за слугами, чтобы не ленились, за мужем, чтобы у него было хорошее настроение. На более близкое общение с сыном у нее не хватало времени, да и она старалась не выделять собственного ребенка в ущерб старшим сироткам — отцу бы это не понравилось. Как-то само собой подразумевалось, что особого гувернера сыну купеческой дочки не требуется — наследником-то ему не стать. Достаточно и местного священника. Поэтому лет с пяти, Гарое пропадал у отца Далфона. Старик мальчишку привечал: и читать выучил, и вкус к хорошим книгам привил, и о других науках потом не забывал — благо был достаточно образован для этого. А за учебой не забывал и о воспитании: дурное в мальчике сдерживал, доброе взращивал... Когда пришлось делать выбор: в армию ему идти, как младшему из близнецов или пойти к деду по матери в услужение, чтобы и самому когда-нибудь превратиться в зажиточного купца, Гарое выбрал путь священника.

Отца злился и надеялся насмешками и криком добиться от него иного решения. Затем вроде бы смирился, но на самом деле злоба перешла в глухое, неизбывное раздражение. Особенно когда стало понятно, что нет в младшем сыне амбиций, дворянской гордости. Ведь и путь священника не плох, не в разбойники же он пошел. Но не мечтал Гарое стать старшим священником, а когда-нибудь и Высшим, а поставил цель служить людям в маленькой церквушке, как отец Далфон. Как тут не разозлиться?

С отцом Гарое никогда не был близок, сначала привык к его равнодушию, теперь привыкнет и к его раздражению. Насмешки при встречах ранили, но где-то глубоко-глубоко внутри, так что уже почти и сам он не ощущал этой боли. Гораздо больнее было то, что Далфон тоже не одобрил его решение. Не похвалил, не обрадовался, что мальчишка его в пример взял. А сказал, покачав головой: "Не твое это дело, сынок. В армию бы тебе, там твое место!" И предложение Полада стать полковым священником, образовало неожиданное созвучие с теми давними словами наставника. Будто настало время исполниться пророчеству.

Нет, домой он не поедет. Прав Полад: кроме насмешек ничего его там не ждет. Матери он письмо напишет. Она вся в заботах по-прежнему, так что ей этого вполне хватит. Раньше он приезжал в поместье Холон, чтобы встретиться с братом-полковником да отцом Далфоном. Но сейчас брат у Рыжих гор, а священник умер три года назад. Так что лучше прямиком в Тофел. Познакомиться с генералом Харвиндом, а потом с "вилланами", которых ему надо вдохновлять и облегчать им умирание, — он усмехнулся тому, что повторил слова Полада. Наверняка работы там для священника много.

Пока все закончилось не так плохо, как он ожидал. Надо поблагодарить за это Эль-Элиона.

3 нуфамбира, Западный Умар

Вампиры всегда настороже. Казалось, каждый день они увеличивают сторожевые посты. Скоро уже не только сыновья Шонгкора будут сидеть в засадах на дереве, но и сам Шонгкор. Была бы его воля, он бы на каждом дереве посадил по вампиру. Эти попытки задержать вожака были бы смешны, если бы не их причина.

Пробираться между деревьями Тевосу помогало не только острое обоняние — оно и у вампиров не хуже. Дар видения, которым вожак одаривался особым образом, предупреждал об опасности намного раньше, чем чутье волка, поэтому он легко обходил ловушки. Если бы Шонгкор владел магией, то у него еще был бы маленький шанс поймать Тевоса. Но очень маленький. Три месяца назад он попал в плен не потому, что ловушку расставил маг, а потому что пришлось защищать Ранели.

Деревья редели. Чем ближе к замку, тем меньше сторожевых постов, но и его легче заметить. Тевос свернул в густые заросли малинника. Сразу за ними начинался сад, который был ему нужен. Здесь придется затаиться и подождать. Пробраться мимо вампиров не самое сложное.

Рыжий волк вытянулся в струнку, весь устремляясь вперед, ожидая мгновения, когда можно будет скользнуть вперед, стараясь не наделать много шума. А это довольно сложно: волк-оборотень крупнее, чем обычные волки. Поэтому надо выверить каждый шаг, надо сдерживать себя, хотя знаешь, что времени очень мало. Он пытался глазами "прощупать" путь, но знакомый запах волновал кровь, заставляя дрожать от нетерпения. Но к нему примешивался и другой — чужой, излучающий враждебность. Надо ждать, пока он исчезнет. Уже два раза Тевос пробирался к вампирам напрасно, даже увидеть ничего не смог, только вот так вдыхал ветер. Неужели и сегодня придется уйти ни с чем? Главное не спешить, он ни в коем случае не должен ошибиться.

Чтобы отвлечься, Тевос вспомнил Балора — единственного князя, который безоговорочно его поддерживал. Жаль его потерять. Но когда Балор покинул Умар, вожак почувствовал определенно: не вернется. И останется он без последней поддержки. У князей нет повода лишить его звания вожака. Но закон стаи расшатывается, все происходит не так, как они привыкли, и это пугало их больше, чем война с магом. Поэтому они ухватятся за малейшую оплошность, чтобы сместить его... Тевос не держался за свой статус. Он с радостью бы переложил на чьи-нибудь плечи свалившуюся на него ответственность. Но если даром видения наделили его, кто примет эту ношу? Что будет со стаей, если они пойдут за тем, чьи слова им нравятся? Неужели они поверят Тевосу, лишь когда окажутся на грани вымирания? Допустить этого он не мог. Как бы ни заблуждались князья и вся стая, они должны выжить. А он должен помочь им.

— Челеш, принеси мне воды, пожалуйста, — эти слова еле слышны, но сердце вновь забилось, как в лихорадке, а мышцы напряглись, готовясь к рывку.

Чтобы не упустить момент, он прикрыл янтарные волчьи глаза. Увидел ее внутренним зрением: сидит на тканом покрывале — судя по багрово красным тонам, явно ногальском. Рядом корзины с яблоками. Девушка перебирает фрукты: гладкие, крепкие, не испорченные червями — в одну корзину, с изъяном — в другую, сильно порченные отбрасывает.

Рядом паренек, красивый, как дух Эль-Элиона, — густые светлые волосы до плеч, карие глаза, утонченные черты лица. Из-под добротного камзола выглядывает белая рубашка. Запросто сойдет в городе за обедневшего дворянина. Вернее, за сына обедневшего дворянина — ему больше восемнадцати не дашь, хотя на самом деле, ему... тридцать пять. Не так уж и много. И, конечно, влюблен в дочь Шонгкора, хотя не всякий это заметит — Челеш всегда холодно-сдержан. Его чувства проявляются разве что в ненавязчивой заботе и ненависти ко всем, кто может причинить ей вред. Например к нему, вожаку стаи. Но сейчас он не подозревает о близости "главного врага". Поэтому торопится выполнить просьбу, не задумываясь: а почему, собственно, девушка не взяла с собой воды сразу? Ведь ясно же было, что собирается в сад надолго. Парень исчезает. Теперь быстро к ней.

Ойрош услышала еле слышный шорох из малинника и напряженно всмотрелась туда, стараясь заметить его приближение. Это уже Тевос видел по-настоящему. Когда он выбрался из кустов, уже как человек, девушка едва не вскрикнула, но вовремя спохватилась: у вампиров слух очень острый, поэтому ни слова, ни звука. Лишь несколько быстрых шагов навстречу друг другу.

Они уже недели две общаются только так: долгое-долгое ожидание, а потом молчаливые прикосновения. Робкие, нежные, едва ощутимые, а потом, будто испуганные близким расставанием, страстные. В несколько мгновений нужно вместить все: запомнить ее чуть загоревшее лицо, отчего глаза сияют ярче, будто голубые эвклазы, выбеленные летним солнцем волосы. Запомнить ее запах: роза с нотками минеолы и, конечно, яблоки, она ведь в яблоневом саду. Легкими поцелуями сказать то, что опасно произнести вслух: лоб — "помню", глаза — "тоскую", щеки — "ты моя радость", губы — "люблю", шея — "ты моя". Это их тайный язык, поэтому Ойрош торопится проделать тот же путь. Когда целует шею, он вздрагивает и еле сдерживает стон. Тут же смеется, потому что реакция у него всегда одна и та же. Девушка об этом знает, поэтому любит помучить, целуя еще и еще. Так она говорит: "никому тебя не отдам".

Все, пора. Ласковый поцелуй запястья — "потерпи, осталось совсем немного". Ойрош бы поцеловать макушку, как обычно, — "терплю, только приходи скорее", но на этот раз ее губы скользнули к уху — "не лукавь". И он выпрямляется резко, с болью глядя ей в глаза. А они полны слез. Но дольше ждать невозможно, он скрывается в малиннике за миг до возвращения вампира с кувшином воды.

Ойрош уже снова сидит на покрывале и раскладывает яблоки. Только теперь она походит на марионетку, у которой обрезали ниточки. Руки уже не порхают, а будто переносят тяжелые камни. В одну корзину, в другую. Парень даже если бы не почуял чужой запах, такой перемены без внимания не оставил бы.

— Он был здесь, да? — Челеш слишком уж сурово разговаривает с дочерью господина. Это неприятно задевает.

— Кто? — Ойрош старается приободриться, придать голосу невинность, но уже поздно.

— Я сообщу господину Шонгкору, — резко отвечает вампир и вновь улетает к замку.

Девушка снова смотрит вслед Тевосу, а он уже стремглав несется прочь. Мимо вампиров, мирно трудящихся на небольшом поле, мимо стражей и расставленных ловушек. Время будто стало осязаемым. Мгновения превратились в песчинки, они слепились между собой, образуя камни, летящие мимо него вместе с деревьями и кустами. Стоит чуть помедлить, потерять бдительность и тебя убьет, размозжит булыжником голову. А он должен жить. Ради стаи и ради Ойрош. Шонгкор мечтает выдать ее замуж за вампира. Он считает, что так она будет в безопасности, а главное, останется в семье. Только Эль-Элион посмеялся над ними, сведя вожака стаи и дочь вампира, родившуюся человеком, в замке врага. Если бы Тевосу еще полгода назад кто-то сказал, что возможно такое, он бы тоже посмеялся.

Уже на территории стаи Тевос замедлил бег. Время успокоилось. Он был в безопасности. Теперь можно вновь "посмотреть" на любимую. Она идет к замку. Величаво, не торопясь. Она ведь не сделала ничего дурного, поэтому не боится встречи с отцом. Но за ней будто темный шлейф вьется. Снаружи она такая же, как всегда, но внутри, все посерело, потому что надежда на благополучный исход умирает в конвульсиях. Скоро этот "шлейф" почернеет.

На душе тревожно до тошноты. Даже если бы у них было чуть больше времени. Даже если бы они могли разговаривать, как обычно, он бы все равно не утешил девушку. Все обговорено раньше: надо подождать. Чуть-чуть подождать...

Но это действительно лукавство. Ойрош поняла это сегодня, а может, уже вчера. А могла бы догадаться в первый же день, когда он, оборвав очередной бессмысленный богословский спор, воскликнул:

— Вы правы! Вы абсолютно правы...

А она удивленно вскинула красивые тонкие брови, будто птица расправила крылья:

— Вы так легко сдаетесь сегодня?

— Да! — рассмеялся он. — Простите, но я не могу подыскивать аргументы, когда думаю лишь о том, дадите вы мне пощечину, если я вас поцелую или... — он оборвал сам себя, напряженно ожидая ответа.

Девушка смутилась лишь на мгновение. Спрятала глаза, чтобы случайно не выдать себя.

— Вожак стаи не знает своего будущего? — если ирония и слышалась в этом вопросе, то очень легкая, почти незаметная.

— Я просто боюсь заглядывать в него, — ответил он еле слышно.

Тогда она шагнула ближе, будто приближала таким образом это будущее к нему, чтобы он уже не мог отвернуться, не мог сделать вид, что не видит его. Она хотела лишить его остатков самообладания.

И уже гораздо позже, замерев у него на груди, выдохнула:

— Все будет хорошо. Ведь в книге Вселенной... Ты сам говорил, что в книге Вселенной написано: если отдашь себя в руки Эль-Элиона, то Он для тебя передвинет горы и реки пустит по другому руслу. Ведь ты же отдал себя Ему, правда? И нам не нужно гор и рек, нам просто нужно быть вместе. Это такая малость для Него, правда? Поэтому все будет хорошо. Надо только немного потерпеть.

Тевос радовался этим словам, и соглашался с ней, хотя уже тогда лукавил. Сколько продлится это "немного"? Хорошо, если всего лишь до конца войны. Хорошо, если война не растянется на десятилетия — в истории Гошты бывало и такое. Хорошо, если за это время Шонгкор не увезет "семью" в безопасное место — он поговаривал об этом. Хорошо, если стая не предъявит права на его личную жизнь, не потребует от него расстаться с Ойрош, потому что и без того хватает тревог, — к чему еще с вампирами ссориться?.. Хорошо, если...

...На пороге замка Ойрош вдруг оборачивается, и будто смотрит ему в душу, через расстояние, которое разделяло их. "Все будет хорошо, любимая, — успокаивает он девушку. — Сегодня все будет хорошо".

Сегодня они были вместе. В завтра он не заглядывал.

3 нуфамбира, Беероф

Стоя в глубине древнего храма, Загфуран рассматривал мозаику, изображавшую сотворение Гошты. В голове теснились мысли, одна глубже другой. Во-первых, глядя на ладони Творца, из которых сыпался золотой "песок" звезд, он отметил, как похожи в разных мирах легенды о творении. Хотя на самом деле они вовсе не соответствуют истине. Но людям хочется верить, что Творец большой и мудрый. Они стараются не изображать его, а если уж дерзают, то это обязательно благородный старик с мудрым взглядом. Потому что молодость глупа и безрассудна. Не хочется зависеть от безголового юнца. С другой стороны, старость — это немощь. Вот и приходится искать золотую середину: если присмотреться к рукам, пусть мозаика уже старая, растрескавшаяся, все равно заметно, что они молодые и сильные. Наверняка очень похожи на ладони Эрвина. Интересно, нравятся Управителю эти изображения?

Гошта — один из немногих миров, где все поклоняются Эль-Элиону. На любом материке, в самом дальнем закутке, только Вседержителю. Но опять проявляется противоречие, свойственное людям. Они жаждут единения, но им нужен и враг. Иначе на ком они будут вымещать скопившееся в них зло? Поэтому существуют храмы церкви Хранителей Гошты — как громко звучит! — без окон, лишь с небольшим отверстием в куполе, освещающиеся редкими свечами. Они украшены мозаикой или, в более новых церквях, холстами. Существуют в Энгарне храмы Истинной церкви (тоже неплохо придумали), — светлые, с огромными витражными окнами. Начинают строиться храмы Святой церкви — очень простые, без всяких украшений, символизирующие чистоту ее служителей. А еще есть храмы оборотней (когда Умар уничтожат, маг обязательно туда сходит, чтобы узнать особенности их магии). Есть храмы Бакане — легкие, как весенние цветы. Храмы Ногалы — ажурные, как снежинки, хотя снега в стране не бывает. Храмы Сэлы — неприступные крепости, потому что каждый воин там — священник, а каждый священник — воин... И везде — везде! — кричат, что их церковь права, их храмы лучшие. Каждый считает, что он поклоняется Эль-Элиону правильно, а остальные заблуждаются. И почти каждый готов воевать за свою веру.

Но если Эль-Элион так велик, как о Нем рассказывают, Ему должны быть безразличны размер, форма и убранство храмов. Он должен ценить содержание. И наверняка так и есть. Поэтому Загфуран знал, где на самом деле находится истина.

Мозаика натолкнула еще на одну идею. Когда маг услышал за спиной шаги, даже не обернулся: это появился Тазраш, которого он пригласил для беседы. Подождав, когда герцог встанет у него за спиной, минарс поделился открытием:

— Вон, в правом верхнем углу, мозаика обвалилась и теперь неясно, что там было изображено. Как вы считаете: это была птица?

Магу удалось поставить в тупик Тазраша. После долой паузы он невнятно промямлил:

— Да, похоже на птицу.

— А вот и нет! Я посмотрел в рукописях. То, что сейчас напоминает птичье крыло, на самом деле изображало облако. Художник хотел показать: я изобразил только руки, потому что фигуру творца скрывает облако. Очень интересное решение. Но это открывает одну истину: нельзя понять замысел, если не видишь картину целиком. Потеряешь несколько кусочков мозаики и впадешь в заблуждение. Как вам такая мысль?

Герцог прочистил горло, а потом важно согласился:

— Мудро.

Загфуран быстро повернулся и вперился в него глазами. Герцог не мог разглядеть его лицо под глубоко натянутым капюшоном, но все равно отшатнулся. Ах, как магу сейчас не хватало хотя бы с ладонь роста. Он бы произвел большее впечатление. Но приходилось довольствоваться тем, что имел:

— А знаете, какую мозаику я сейчас складываю?

— Какую? — Тазраш изо всех сил старался казаться непроницаемым, но ему это плохо удавалось.

— Пытаюсь вычислить: кто кроме трех человек, сгоревших в доме гофмейстера, участвовал в заговоре. Не могло их быть трое.

— Не могло, — кивнул герцог и отвел взгляд.

Случайно? Нет, сегодня случайностей быть не может.

— И вот что интересно. Не прошло и недели, как таинственным образом пропал граф Фирхан, который входил в регентский совет. А вскоре его тело с кинжалом в груди выловили из Арнона. Любопытно, не так ли?

— Н-да... — неуверенно поддакнул Тазраш.

— Я был уверен, что его смерть не случайна, поэтому отправился к нему домой и обнаружил, что ночью перед исчезновением, он получил письмо. Причем получил его довольно необычным способом: письмо привязали к камню и швырнули в окно. Любопытно, да?

Герцог сильно побледнел. Загфуран достаточно его запугал, теперь надо дать ему вздохнуть свободней. Тазраш явно замешан в этой истории, но ему обязательно надо узнать, как герцогу удалось не попасть под влияние мощного заклинания, которое он наложил на него. И для этого Тазраш должен успокоиться.

— Вот так и складываются кусочки мозаики, — заявил маг. — Собираешь крупицы фактов, как птичка по зернышку, и ищешь виновника. И я увижу картину целиком. Обязательно увижу. Но я пригласил вас сюда не для того, чтобы сообщить об этом, а чтобы еще раз убедиться, что вы со мной и заседание регентского совета пройдет так, как нужно мне.

— Вы еще сомневаетесь? — очень искренно возмутился Тазраш. — После того, как я потратил столько денег, чтобы собрать армию? Ни один дворянин в королевстве не привел столько полков!

— Да-да, — с долей иронии подтвердил минарс. — Это достойно похвалы. Мне нравится ваше усердие. Что ж, если никаких непредвиденных случайностей больше не ожидается, я могу спать спокойно. Кстати, как вам порученец?

— Еще более мерзок, чем изменник-гофмейстер, — у герцога появилась гримаса отвращения. — Почему мне нельзя взять кого-то другого? С таким порученцем я рискую превратиться в шута, а не маршала.

— Ну что вы! — в голосе Загфурана слышалось очень много увещевания. Он одернул себя: не надо переигрывать. — Я назначаю людей, которые могут быть нам полезны, — он сделал акцент на слове "нам". — Чем быстрее окончится война, тем быстрее вы от него избавитесь. А возможно, вы к тому времени подружитесь с ним.

— Вряд ли, — Тазраш опять скривился и, желая это скрыть, почтительно склонил голову. — На совете требуется моя помощь?

— Только в том, чтобы господа не передумали начинать войну. Заверьте их в успехе. Западная часть Энгарна опустела. Духи гор уже поработали там вместо наших солдат. Конечно, Полад перебросит туда еще войска, и это почему-то до колик пугает наших генералов. Так вот надо развеять их страхи и внушить им уверенность в победе. Я тоже буду присутствовать на совете, и помогу, чем смогу.

— Я рад, что вы пошли на это. Ваше присутствие вдохновит всех, — герцог был излишне подобострастен, видимо, начало разговора сильно его напугало.

— Благодарю, — величественно ответил маг. — В таком случае не буду вас задерживать.

Герцог по-военному развернулся и покинул храм. Загфуран присел на скамью, чтобы еще немного поразмышлять о том, что он уже сделал, и что ему еще предстоит.

Он продвинул на должность порученца герцога минервалса. Это было большой удачей. Граф Цагаад не глуп, но главная его ценность в том, что он согласился принести обет. Теперь он ни за что не предаст мага, а Загфуран будет знать, что творится во дворце. Цагаад будет шпионить за всеми, но в первую очередь за Тазрашем. И когда Загфуран поймет, что защищает герцога, он лишит его этой защиты, и мерзкий пройдоха прекратит двойную игру. Теперь маг был полностью уверен, что Тазраш тоже участвовал в заговоре Бернта, а значит, за спиной его оставлять нельзя: как только он почует слабину, тут же накинется, чтобы добить.

Дочь Сайхат Жааф еще под его "опекой" и умертвие хоть и появлялось несколько раз во сне, но лишь для того, чтобы продемонстрировать покорность. Хорошо, что он нашел слабое место этого существа, иначе бы не справился.

Он так и остался вампиром, но уже не волновался об этом. Пусть все идет так, как идет. Конечно, приходилось быть осторожным и летать на территорию Энгарна, чтобы охотиться, но и преимуществ он получил немало: мог быстро перемещаться на большие расстояния, не используя магию, стал сильнее обычного человека и даже тренированного воина. Учитывая, что Гошта "взимала" плату, за использование чужеродной магии, и после каждого использования силы кожа Загфурана начинала нестерпимо зудеть, — это большое преимущество.

Он пока не очень хорошо представлял, что собирается предпринять Полад. Принц пойдет в храм Судьбы, дорогу в который отыскал столь трудным путем? Прекрасно. Только что это ему даст? Загфуран просчитывал все варианты, и выходило, что изменить судьбу принц может одним способом: найти в нем нечто, какой-то древний талисман или амулет, который поможет выиграть в этой войне. Но что это может быть? Где узнать об этом подробней? Жаль Халварда убили, он бы быстро узнал все, что ему нужно. Эйманы отказались участвовать в войне каким бы то ни было образом. Вернее, отказались как народ. Как купцы они, конечно, не упустят выгоды. Но заставить их шпионить на себя или устранить ненужного вражеского военачальника — для них это так просто! — он уже не сможет. Придется обходиться своими средствами. Если не поспособствует ведьма — посодействуют ее сородичи с Гучина. Надо дать им задание немедленно. Жаль акурд перемещается только между ним и принцем.

Он проведет армию Кашшафы через Пегларские горы. Это потребует немало магии, но дело того стоило. Чем быстрее они завоюют Энгарн, тем лучше.

И последнее, самое главное. Храм Света отстал от него. Они требовали, чтобы он вернулся для расследования, но Загфуран сумел еще раз связаться с диригенсом Нафишем и кротко (насколько мог!), но твердо объяснил, что в день, когда начинается война и когда он так близок к достижению цели, он не может покинуть Гошту. Но как только он завоюет Энгарн и найдет зеркала Эрвина, он тут же прибудет в Храм. Минарс чуть не добавил: "Чтобы отпраздновать мою победу", но вовремя наклонил ниже голову, кусая губы.

— Хорошо, — Нафиш произнес это слово так, что было ясно: ничего хорошего в услышанном он не видел. — Но если война продлится больше полугода...

— Она не продлится больше полугода, — поспешно заверил Загфуран. — Я сделал все, чтобы она закончилась быстро и с наименьшими потерями с обеих сторон. В любом случае я буду постоянно информировать вас о происходящем.

— Хорошо, — повторил "учитель" и растворился в воздухе, не попрощавшись.

Сердце минарса пело: он добился своего. Он закончит миссию на Гоште, а там будь, что будет.

Это ликование после общения с диригенсом не прошло и сейчас. Его усилия наконец увенчались успехом. На этот раз ничто не помешает ему победить.

Загфуран поднялся, вновь подошел к мозаике. Постояв немного, он по обычаю кашшафцев поцеловал кончики пальцев и прикоснулся ими к картине: "Благослови меня, Эль-Элион, — торжественно произнес он про себя, — потому что кого Ты благословишь, тот истинно благословен будет".

3 нуфамбира, Жанхот

— Почему ты до сих пор держишь его в Юдале? — принц с Поладом тряслись в карете по мостовой Жанхота.

— А где мне еще его держать? — удивился Полад. — Отпустишь — потом ищи по притонам. И стишки его заодно собирай. Дал же Бог головную боль.

— Если бы ты обращался со Свальдом мягче...

— Ты обращался мягче и что? Помогло? Он когда о тебе упоминает, весь перекашивается. И наверняка считает тебя лжецом и лицемером.

— Я увел у него девушку.

— Слушай, откуда у тебя эта черта — всех оправдывать? Ты не увел у него девушку. Девушка о нем забыла. Вспомнила только чтобы помочь тебе.

— Но мы заключили с ним сделку...

— Не волнуйся так, он не в вонючем подвале сидит, как ты еще три дня назад. У него целые апартаменты и любое его желание исполняется. Захочет — и шлюх к нему приведем.

— Он бы предпочел жить в каморке, но на свободе. Не думаю, что он тебе благодарен за такую заботу.

— Конечно, нет. Он вообще не умеет быть благодарным. Да хватит о нем. Как ты? — Полад всматривался в сына, и увиденное ему не нравилось.

— Нормально, — невесело сообщил Ялмари. А после паузы с болью продолжил. — Я ведь знал, что так будет. Мне еще до свадьбы снилось, что она погибнет. А в этой поездке мне дважды снилось, что убью ее. Дважды! И тем не менее...

— Начнем с того, что ты ее не убил, — Мардан успокаивающе положил руку ему на плечо. — Она жива, и не надо себя терзать. Это я виноват в том, что случилось.

— А Илкер считает, что она виновата. Но я чувствую свою вину. И что мне с этим делать?

— Живи, — предложил телохранитель. — Живи так, будто у тебя нет ни вчера, ни завтра. Только так ты сможешь сделать ее счастливой и сам быть счастлив, — через какое-то время Полад уточнил. — Она тебе о Наеме рассказала?

— Рассказала, — усмехнулся Ялмари. — Неугомонная у меня жена, да?

— В том, что касается тебя — да. Хорошую девушку ты нашел.

— Ты тоже, — принц пытливо посмотрел на отца.

— Я тоже, — на губах Полада вместо ухмылки появилась совершенно несвойственная ему улыбка.

Вчера Ялмари выбрал часок, чтобы побыть с матерью. Впервые он понял, как она переживает за детей. Но в полной мере он осознает это не раньше, чем у него появятся свои. Эта мысль напугала и, вернувшись к Илкер, он первым делом поинтересовался:

— Я почему-то не спрашивал... Не до того было... Но я знаю, что в храме Невест, помогают женщинам беременеть... или не беременеть. Скажи...

Илкер тут же разволновалась.

— Мы с тобой не обсудили это до обряда. Я не знала, чего ты хочешь...

— Не переживай так, — рассмеялся он. — Ты почему испугалась? Скажи, чего мне ждать или, может, уже...

— Нет, я попросила жрицу, чтобы в этот год у меня не было детей. Ведь если начнется война...

— Умничка, — он поцеловал ее лоб.

— Да? Ты согласен?

— Конечно. Даже если бы не война, — Ялмари погладил ее волосы. — Мне хочется еще насладиться твоим вниманием, а не делить его с малышом. Вот такой я себялюбивый человек.

— Вот погоди, — пригрозила девушка. — Война закончится, я рожу тебе пять... нет, десять волчат и волчичек, и будешь всем нам внимание уделять, себялюбивый человек!

— Хм, — озадачился принц. — Нам надо всерьез подумать о переезде. Такое количество оборотней вряд ли Энгарн переживет.

— Построим себе дом в лесу, как Шонгкор, — предложила девушка.

— У Шонгкора, можно сказать, целая деревня вампиров. Нам тоже придется оборотней где-то вербовать.

— И людей. Почему только оборотней? — обиделась Илкер.

— И людей, — с готовностью согласился он.

Это вспыхнуло в памяти в один миг, когда он, едва переступив порог комнаты, где содержали Свальда, услышал от поэта:

— Хозяйка монастыря велела предупредить, что ты погибнешь. Тебе надо приготовиться.

Вот так, да? Ялмари сел в кресло. Опального поэта и вправду содержали в очень хороших условиях. Здесь запросто можно было забыть, что сидишь в тюрьме, а не отдыхаешь в роскошной гостинице. Интересно, эту комнату специально для Свальда обставили или Полад ее держал для особых гостей Юдалы? Сам поэт на этот раз аккуратно причесался и оделся с иголочки.

— Здравствуй, Тагир, — промолвил он, надеясь, что Свальд ничего не прочитал по лицу гостя. — И когда это произойдет?

— До окончания войны. Скорее всего, ты и на войну-то не попадешь. Вот в этом путешествии к храму Судьбы и погибнешь.

— Это все, что велела передать Хозяйка монастыря? — принц говорил как ни в чем не бывало.

— Хорошо держишься, — поэт уселся напротив. — Или ты знал?

— Нет, не знал. И если бы у меня спросили, я бы предпочел не знать. Но теперь уже неважно. Ты же не только за этим меня ждал?

— Нет, не только. Но... я скажу остальное, если ты пообещаешь, что передашь письмо Илкер. И сам его читать не будешь.

— Я передам, — заверил Ялмари. — Но ты должен знать, что я все равно его прочитаю. Она даст мне прочесть обязательно. Даже без моей просьбы, — и прежде чем Тагир возмутился, добавил: — Поэтому я предлагаю тебе встретиться с ней лично. Она, конечно, тоже расскажет, о чем вы беседовали, но это уже будет пересказ... Мне кажется, так тебе будет легче.

Свальд смотрел на него с подозрением:

— Ты щедрее, чем телохранитель королевы. Так уверен в себе?

— Да, — пожал плечами Ялмари. — А телохранитель не имеет полномочий позволять подобное, так что зря ты обижаешься на Полада.

Тагир зло рассмеялся:

— Обижаюсь? Я вас ненавижу! — и тут же прервал себя. — Ладно. Так, договорились? Ты дашь мне встретиться с ней? И не в тюрьме?

— Да.

— Пусть принесут вещи, которые у меня отобрали. Там есть кое-что для тебя. От Хозяйки монастыря.

Ялмари открыл дверь и отдал распоряжение. В ожидании солдат они сидели молча. Несмотря на все пережитое вместе, они были врагами. И дело было не в Илкер, совсем не в ней.

Дверь снова открылась, и охранник вывалил на стол целую гору вещей: нижнее белье, кошелек с деньгами, бритву, носовые платки, крошечное зеркало, перья, бумагу — исписанную и чистую, два перстня, серьги, колье, фляга с какой-то жидкостью, игральные кости и колоду карт, еще какие-то мелочи. Дождавшись, когда они снова останутся вдвоем, Свальд подошел к столу и, выудив оттуда перстень, подал его принцу.

— Это от Хозяйки, — и снова сел на диван.

Ялмари покрутил украшение в руках. Белое золото — очень редкое и дорогое, уже за него можно было выручить немало денег. Но камень напоминал полированный шунгит — дешевле найти довольно трудно.

Убедившись, что вопросов не дождется, поэт начал рассказывать сам.

— Ты идешь в храм Судьбы. Пока не доберешься туда, перстень нельзя снимать. Один ты не дойдешь, а он подскажет, кого ты должен взять. Причем этот перстень сам притянет тех, кто тебе нужен. То есть все очень просто. Приходит к тебе человек, хочет пойти с тобой. Если в камне появляются искорки, значит, его надо взять с собой. Если нет — человек в твоей команде лишний. Но твоего врага... ак... аку...

— Акурда, — подсказал принц.

— Да, его, — согласился Свальд. — Твоего врага перстень не отличит. Если он захочет присоединиться в облике кого-то знакомого тебе, перстень тоже покажет, что его надо взять. Если следовало взять того, кем он прикинулся. Хозяйка сказала, что это все, чем она может помочь тебе.

— Немало, — подвел итог принц. — Спасибо. Если попадешь в монастырь снова, поблагодари, пожалуйста, от моего имени. А теперь моя часть уговора. Ты же не хочешь, чтобы Илкер пришла в тюрьму.

— Еще бы!

— Где тогда ты хочешь встретиться с ней? Назови место и время.

— Я должен поверить... — он скривился. — Ну да, глупый вопрос. Конечно, я должен поверить. Хотелось бы сначала узнать, когда меня отпустят.

— Прямо сейчас, но с условием, что сразу, после беседы с Илкер ты покинешь столицу. А пока находишься в Жанхоте, не будешь нарушать закон. Иначе снова попадешь в Юдалу.

— Знаю, знаю. Полад не спит. Сегодня вечером в салоне графини Чезре. Устроит?

— Она тебя пустит после всего? — не поверил принц.

— Если узнает, что ее посетит принц и принцесса, конечно, пустит. Ты же не отпустишь жену одну. Или я ошибаюсь?

— Нет, не отпущу. Итак, решено. Сегодня после шести в салоне графини Чезре, — Ялмари вышел, не прощаясь.

Полад приятно проводил время в беседе с комендантом тюрьмы. Он сразу заметил перстень и то, что настроение у сына не улучшилось после беседы с поэтом. Прервал разговор, отдал распоряжения по поводу Свальда и вышел вместе с Ялмари. Только когда они выехали за ворота тюрьмы, и он мог быть уверен, что из-за грохота колес их никто не услышит, он полюбопытствовал:

— Сообщил что-нибудь стоящее?

— Да, — Ялмари коротко объяснил действие перстня.

— И от акурда он защитит? — обрадовался отец.

— Нет, — покачал головой принц. — Перстень не отличает акурда, также как его не отличаем мы.

— И что в таком случае? — Полад задумчиво погладил лысину. — Нам сидеть и ждать, пока к тебе придут нужные люди?

— Нет, они присоединятся сами. Ты дашь мне хоть недельку передышки? Потом отправлюсь в путь, и будь что будет.

— Я дал бы тебе и месяц, и полгода, но знай, что не позже середины нуфамбира Кашшафа перейдет Рыжие горы. Чимин Сорот уже принял командование западной армией, он сейчас в Сальмане. Ущелье Белых скал он не перекроет, духи гор не дадут подойти близко — солдаты сходят с ума, но он будет неподалеку, чтобы удержать хотя бы Сальман. Лорд Зимран сторожит перевал Вааны — там пока тихо. Но если появится Загфуран...

— Значит, и недели у меня нет... — Ялмари прижался затылком к стенке кареты и прикрыл веки.

— Свальд еще что-то сказал тебе? — Полад пытливо прищурился.

Ялмари помедлил. Сообщить отцу о пророчестве Эвилел? Она считала, что принцу надо приготовиться. В таком случае Полад точно должен знать. Надо же сообщить эту новость хоть кому-то. Илкер и матери не скажешь...

— Я не вернусь из этого путешествия, — как можно спокойнее произнес он, не открывая глаз. — Хозяйка монастыря передала, что я должен приготовиться. К смерти.

На этот раз тишина повисла надолго. Затем Мардан поинтересовался нарочито небрежно.

— Илкер скажешь?

— Нет. Не смогу. Сегодня вечером она встречается со Свальдом.

— Передашь ее из рук в руки? — усмешка была нервной.

— Не говори ерунды. Так договорились с Тагиром. Он хочет убедиться, что у него нет шансов. Пусть убедится. Может, ему легче будет.

— Но ты бы не хотел...?

— Я бы хотел, чтобы она была счастлива. Неважно с кем. Судя по одному видению, пришедшему ко мне, счастлива она будет не со Свальдом.

Отец произнес глухо:

— Мне жаль, что я не могу сделать это вместо тебя.

— Каждому свое, — отмахнулся Ялмари. — Остающимся труднее, чем уходящим.

— Это правда, — согласился Полад. — Задержись на неделю. К шерешу войну. Только о матери не забывай.

— Я постараюсь. Шереш! Я не знаю, как к этому готовиться и как себя вести с ними. Как их успокоить? Что вообще надо делать в таком случае?

— Илкер не беременна?

— Нет. Детей у меня не будет. Да это и неважно.

— Женщинам было бы легче. Это придало бы смысл их жизни. Но теперь, как я понимаю, этого не изменишь.

— Нет, не изменишь.

— Тогда постарайся, чтобы они не догадались. Пусть хоть эти дни не будут ничем омрачены.

— Я постараюсь, — Ялмари тяжело вздохнул.

Илкер снова пропадала в библиотеке.

— Что ты тут делаешь? — он подхватил ее, покружил, усадил к себе на колени. — Ты говорила, что будешь с Лин.

— Она меня обманула, — опечалилась девушка, гладя его волосы. — Обещала поболтать со мной, а сама сбежала на прогулку с лордом. Воспользовалась тем, что Полад уехал.

Ялмари не мог сейчас беспокоиться о сестре. Взгляд скользнул по закрытому, под горлышко, платью небесно-голубого атласа. Илкер никогда не наденет платье с декольте. Слишком уж странные у нее раны.

— Прекрати! — строго приказала она.

— Что прекратить? — недоумевал он.

— Я же вижу: ты снова о моих шрамах переживаешь. Прекрати, а то я сама буду горевать о них день и ночь.

— Уже прекратил, — он прижал ее к себе, поцеловал волосы.

— Что-то случилось? — встревожилась девушка.

— Нет. Кроме того, что мне опять скоро уезжать.

— Через неделю?

— Да.

— Ялмари, пожалуйста, возьми меня с собой, — она отстранилась, взглянула на него с мольбой. — Ну, пожалуйста!

— Нет, — он вздрогнул: взгляд упал на перстень, подаренный Эвилел. Черный камень светился золотыми искорками. Сердце чуть не остановилось, но он упрямо повторил, не отрывая взгляда от перстня. — Нет. Ты будешь ждать меня здесь.

Илкер проследила за его взглядом и заинтересовалась:

— У тебя новый перстень? Откуда?

— Хозяйка монастыря передала через Свальда. Он хочет что-то сказать тебе, прежде чем покинет Жанхот. Я, не спрашивая твоего мнения, предложил сделать это сегодня вечером. Ничего? — он был рад, что девушка перевела разговор на другую тему.

— Ничего. Я попрошу у него прощения. А зачем этот перстень?

— Он соберет людей, которые пойдут со мной.

— Понятно, — она следила за ним, не отрывая глаз. — Так когда встреча с Тагиром?

— В шесть пополудни.

— То есть еще не скоро, да? — подвела итог она, и Ялмари бросило в жар.

— Не скоро, — голос сразу изменился. Он прокашлялся. — У тебя есть какие-то предложения?

— Ну да, — серьезно кивнула она и провела язычком по его губам.

— Девочка моя...

...Он понес ее в бывшую спальню — до их апартаментов на верхнем этаже долго было добираться. А где-то в глубине, под все затмевающим желанием, билась мысль: хорошо, что он не рассказал ей об этом перстне. Хорошо, что она не узнает, что должна быть с ним в этом путешествии.

4 нуфамбира, Западный Умар

Отец сидел у камина, пил вино и смотрел сквозь Ойрош. Это и выдавало его гнев. Но она никогда не боялась гнева отца. Девушка удобно устроилась напротив, стараясь каждым движением показать, что она пришла не ссориться, не воевать. Спрятала руки в голубой шали. Отцу хватало небольшого огня, но она часто мерзла в замке, даже летом.

— Зачем ты это делаешь? — наконец спросил Шонгкор.

Ух ты! Начал спокойно. Это уже обнадеживало. Он частенько начинал орать, едва она входила в дверь.

— Что я делаю? — она не пыталась лукавить. Может быть, он хоть сегодня ее выслушает? Ойрош знала, что очень похожа на мать, — большими голубыми глазами, пухлыми губами. Вот только характер у нее отцовский. И это Шонгкора ужасно пугало. Там, где мама бы смирилась с его решением, пролепетав: "Хорошо, любимый", дочь отчаянно сопротивлялась. Иногда это приводило к беде. Большой беде. Непоправимой. Иногда она очень жалела, что не повиновалась отцу. Но потом их противостояние начиналось снова.

— Ты видишься с оборотнем, хотя я запретил тебе это.

Ну вот, ненадолго хватило у него терпения. Еле сдерживаемая ярость слышится в голосе. Отблески огня скользят по багровым занавескам, поэтому кажется, что они колышутся от ветра. Интересно, почему вампиры так любят красные оттенки? Неужели все дело в крови? Голубое пятно на ее плечах казалось чем-то инородным в этой комнате.

— А я тебе уже тогда сказала, что не буду слушаться твоего запрета, — ответила она после паузы. — Я люблю его.

Ни слова. Это наверняка мама постаралась. После прошлого скандала, которому свидетелем стал весь замок, потому что отец орал так, что хорошо, если до оборотней его вопли не долетали, она наверняка долго-долго его увещевала. Ойрош этого не слышала, но точно знала, что было примерно так: "Чего ты добился криком? Она тебя возненавидит и все равно сделает по-своему. Покажи, что ты ее любишь". Как будто надо это показывать! Да ясно же, что его гнев именно из-за любви, потому что боится за нее, бережет. Девушка обводила пальцем золотые узоры на деревянном подлокотнике в ожидании его вердикта.

— Хочешь, я расскажу, что тебя ждет? — на Кедера Шонгкора разом навалилась усталость. — Он будет приходить к тебе тайком, пока об этом не узнает стая. И тогда ему скажут: или мы изгоним тебя, ты не будешь вожаком, ты вообще не будешь нам братом, или брось отродье вампира. И знаешь, что он выберет? Знаешь?

— Они иногда заключают браки с людьми, — робко возразила Ойрош, не отрываясь от своего занятия. Эти завитушки будто созданы, чтобы гладить их, отвлекая себя от грустных мыслей. По нескольким случайно оброненным словам, она еще до этого разговора поняла, что в стае у Тевоса не все просто.

— Да. Они иногда заключают браки с людьми, — подтвердил Шонгкор, отставляя бокал в сторону и чуть наклоняясь к ней. Не допил. Теперь вино красиво искрится, будто волшебная лампа. — Также как и мы. Но знаешь, в чем разница? Нам трудно найти человека, который бы смог полюбить чудовище. А им стая не позволяет иметь отношения с "нечистыми" людьми. Дочь же вампира для них вдвойне нечиста. И это еще не все. Обычному оборотню они бы, может, и простили такой союз. Но не князю. И тем более не вожаку. Ему никогда не позволят жениться на ком-то вне стаи. Или он не будет вожаком.

— Откуда ты знаешь? — голос внезапно исчез, золотые завитушки потеряли четкость, превратились в размытые полосы на коричневом фоне. Не хотелось в это верить, но что-то подсказывало: это абсолютная правда.

— У меня был друг-оборотень, я тебе рассказывал. Он сейчас, можно сказать, правит Энгарном.

— Нет, откуда ты знаешь, что он выберет стаю, а не меня? Ты с ним даже не разговаривал ни разу.

— У меня был друг-оборотень, — раздельно повторил Шонгкор, вновь откидываясь в кресле и поднося бокал к губам. Но так и не сделал ни глотка. — Я довольно хорошо знаю их порядки, их сущность. Он бросит тебя не потому, что любит меньше, чем стаю. Он, может быть, на всю жизнь один останется. Но когда перед ним встанет выбор: твое счастье или счастье стаи, он выберет второе. Потому что ты одна, а стая большая. Там множество мужчин, стариков, женщин, детей. Он не рискнет их жизнями, чтобы осчастливить тебя или себя.

Вот теперь он осушает вино залпом и, кажется, едва сдерживает себя, чтобы не швырнуть дорогой хрусталь об стену. Ойрош долго подбирает слова, глядя, как чуть подрагивают красивые аристократические пальцы, сжавшие тонкую ножку. Отец не лгал. Только что ей делать с этим?

— Хорошо, — согласилась она. — Пусть будет так. Я буду с ним, пока он меня не бросит.

— Что?! — мгновенно вскипел Шонгкор. Хрусталь жалобно звякнул, крошась в сильной ладони. Вампир даже внимания не обратил, стряхнул осколки на пол. Они не могут причинить ему вреда. — Никто не смеет бросать мою дочь!

— Ах, вот в чем дело? — саркастически заметила она. Еле усидела на месте, чтобы не собрать мусор с пола. Это бы тоже отвлекло. А если бы порезалась, даже еще лучше было бы. — Тебя это уязвляет? Нельзя бросить дочь Шонгкора, наводящего страх на весь Энгарн.

— Перестань язвить! — он опять рявкнул.

— Это моя жизнь, отец! — она вскинула голову. Отчаяния как не бывало, она не позволит распоряжаться собой, как породистой лошадью.

— Ты уже пробовала однажды...

— Напоминать об этом низко!

Оба тяжело дышали, гневно сверкая глазами. Затем она взяла себя в руки, укуталась в шаль, села глубже в кресло и повторила спокойнее:

— Это моя жизнь. Он полюбил меня, зная обо мне все, тогда как многие вампиры называют меня порченной...

— Кто?! — взревел Шонгкор.

— Я не буду называть имен и, пожалуйста, не кричи так. Позволь мне быть любимой. Пусть недолго. Позволь. Он не обидит меня, ты же знаешь.

— Не обидит? То есть не оскорбит, не поднимет руку, ты это имеешь в виду? Мне этого мало, знаешь ли. Ты как будто в лапы вампиру попала, только он выпил не твою кровь, а твою душу. Когда я вижу, как ты тоскуешь...

— Я тоскую, потому что ты не позволяешь видеться с ним! — воскликнула девушка. — Ты виноват в моем горе. Ты, а не он!

Шонгкор хотел что-то сказать, но лишь скрипнул зубами. В полной тишине они играли в гляделки и отец сдался.

— Пусть будет так, — выдавил он. Ему нелегко далось отступление, он даже побелел. — Я не буду приставлять к тебе охрану. И не буду выговаривать за общение с ним. Но если я хоть раз увижу, как ты плачешь...

— Я не заплачу.

— Даже если плакать будет только твое сердце, я объявлю оборотням войну. Запомни.

— Я запомню, — заверила Ойрош.

— И еще приготовься, что останешься навсегда одна. Мы почти не общаемся с людьми вне семьи. А в семье тебя будут считать...

— Меня уже такой считают. Давай не будем об этом.

— Мне больно видеть, как ты снова калечишь свою жизнь. Но я пока не буду вмешиваться.

— Спасибо, — Ойрош поднялась и, склонившись, поцеловала отца в щеку. Шаль скользнула по его руке. Он неприязненно отшатнулся.

4 нуфамбира, Беероф

...Венадад Ройне граф Дивон всегда так громко разговаривал, что Солта от неожиданности вздрагивал. Он был еще мал, чтобы разобрать, чем отец возмущен, и лишь плотнее прижимался к матери, к ее большому животу. Но мама тоже была измучена, она отталкивала его, а потом звала:

— Файзет! Цуца! Куда вы провалились? — обессилено падала в старое жесткое кресло, закрывала лицо, начинала причитать: — Кто-нибудь в этом доме заберет Солту? Неужели так трудно понять, что я больна?

Солту забирали. В хорошую погоду его вели во двор, в плохую — на кухню. И это было гораздо приятнее, чем слушать раздраженный голос отца или болезненный матери, поэтому он иногда специально начинал приставать к маме, чтобы его увели. Крик — мама — сад... Вероятно, это продолжалось бы еще пару лет, но в один из дней отец закричал громче обычного. Солта ткнулся в заметно опавший мамин живот, а она не оттолкнула его, как всегда, а наоборот прижала к себе и так горько заплакала, что мальчик испугался. Так плакали только по покойникам — уж это-то он видел. И кто же умер? Или кто-то умирает прямо сейчас?

Он не долго размышлял об этом. Отец стих. В комнату вошли два рыцаря. Один из них без лишних слов вырвал его из рук матери, подхватил под мышку и понес из замка. Поначалу Солта брыкался и кричал. Он бы укусил рыцаря, но никак не мог дотянуться до кисти, а кусать в другое место было глупо — о кожаные доспехи только зубы поломаешь. Убедившись, что спасать его никто не собирается, он и кричать перестал. Было забавно висеть в воздухе, болтая ногами. Только немного болел бок. И вскоре он предложил:

— Отпусти! Я сам пойду...

Рыцарь хохотнул и поставил его на пол.

— Сбежит... — предостерег второй.

— Сбежит — мы его родителей и братьев младших убьем, — сообщил тот, что его только что нес, глядя прямо на Солту. — Сбежишь?

— Не-а... — заверил мальчик и поковырял в носу. Младших братьев он ни разу не видел, только слышал, что они есть. Отец громко разговаривал, а вот маму было жаль. Немного.

Рыцарь слегка шлепнул его по ладони:

— Не сметь ковырять в носу! Будущий граф Дивон, даже если он нищий, должен следить за манерами. Графу Ветониму не понравится, что ты ковыряешь в носу, и он тебя высечет. Хочешь, чтобы тебя высекли?

— Нет, — заверил Солта и на всякий случай прикрыл ладонями задницу.

Рыцарь расхохотался оглушительно, так что мальчик невольно втянул голову в плечи.

— Ладно, идем, — он положил огромную ладонь на плечо. — Ехать нам почти через всю страну.

Солта плохо запомнил путешествие. Долгая тряска на коне перед рыцарем, почти таким же шумным, как отец, но почему-то нестрашным. Ночевки в трактирах: то грязных, то очень грязных. Он спал в седле, спал на полу, спал на земле, спал в кровати. Ел то, что ему давали и почти все время молчал. Кажется, они ехали целый год.

В очередной бесконечный день Солта задремал, но конь внезапно остановился. Мальчик нехотя открыл глаза и огляделся. Поблизости не было ни городка, ни захудалой деревушки, ни одинокого домика, где они могли бы перекусить, поэтому задержка вызвала недоумение. Но тут рыцарь показал вдаль:

— Вот он, Ветоним! — сообщил он. — За него действительно стоит воевать.

Солта привстал в седле и посмотрел, куда указывал рыцарь. Он будто попал в сказку: небо необыкновенно синее, глубокое, высокие травы колышутся на ветру, будто омывая лошадей, неяркие полевые цветы пахнут до одури приятно, бабочки летают вокруг, отвоевывая место у шмелей. А на холме стоит темный замок — гордый и прекрасный. Замок, который принадлежит странствующему рыцарю.

Солта лишь счастливо выдохнул, но его прекрасно поняли.

— Ветоним всех покоряет с первого взгляда, — подтвердил его провожатый и пришпорил коня.

Дальше опять все смешалось, и в следующее мгновение Солта осознал, что находится в восхитительной комнате, блестящей золотом подсвечников, полной мягких ковров, ярких гобеленов. Все вокруг искрилось, от восторга захватывало дух, он вертелся, стараясь охватить все.

— Как он вел себя в пути? — Солта прислушался, сообразив, что говорят о нем.

— Прекрасно, мой господин. Он терпелив и скромен. Он не доставит вам хлопот, — заверил рыцарь.

— Он мал. Если он сдохнет, я буду отвечать за него?

Седой человек с небольшой бородой сидел в кресле, напоминавшем сказочный трон.

— Он не сдохнет, — возразили ему. — Он очень живуч.

— Ну-ну, — нахмурился старик. — Он должен принести мне присягу?

— Да, но будет лучше, если мы подождем годик-другой. Он немного подрастет, и забудет родных. Тогда вы будете единственным, кого он будет знать. Через год принесет обет верности, а лет через пять станет вашим оруженосцем.

— Хорошо. Доверяю его пока тебе. Когда посчитаешь нужным, покажешь, на что он способен.

— Благодарю, мой господин.

Солту крепко ухватили за предплечье и потащили прочь из прекрасной комнаты. Однако ему так понравилось здесь, что он стал сопротивляться. Но как справиться с этим гигантом? Мальчик позавидовал силе рыцаря, а затем пообещал себе две вещи: во-первых, он сделает все, что нужно, чтобы снова попасть в эту комнату. А во-вторых, он никогда не забудет дом, откуда его забрали...

Зал Совета отличался от парадного зала Ветонима, так поразившего в свое время Солту, пожалуй, лишь обилием света. В его замке окна маленькие: изначально он строился для обороны, и до сих пор вокруг было неспокойно, поэтому он освещался многочисленными свечами и по особым дням — факелами. Здесь же, в центре Беерофа, давно уже никого не опасались, поэтому солнечный свет щедро лился в большие окна, так что тонкие перекладины квадратных рам становились почти незаметными. Лучи играли на позолоте мрамора, делали краски на росписи потолка и дорогой парче, покрывавшей стол в центре, более яркими, насыщенными. Но ни в одном зале дворца не было столько тайных ходов и слуховых окон, и эта яркость была притворством, призванная скрыть интриги и подлость. Зал Совета как нельзя лучше подходил для лордов-регентов, отрекшихся от веры своих отцов, чтобы угодить монарху.

Иногда Денисолте Ройне казалось, что на отступниках лежит печать проклятия. Он сидел на регентском совете, рассматривал лордов, большинство из которых принадлежали теперь к Святой церкви, и не мог не испытывать отвращения. Обрюзгшие, наглые, чувствующие себя хозяевами страны. Интересно, что они придумают, когда король достигнет совершеннолетия? Они ведь не захотят отдавать власть. Ни за что не захотят. Но если это будет в его силах, он не позволит им причинить вред Еглону. Пусть король тоже принадлежит к новой церкви, что с него взять? Он всего лишь ребенок, ставший фигуркой чаккув в руках могущественного отца. Манчелу долгое время надеялся, что кто-нибудь из жен родит ему еще одного сына. Собирался жениться, но... Серые глаза вперились в мага, неподвижно замершего у дверей. Если Загфуран и творит в Кашшафе все, что хочет, то это ненадолго. Много было таких. И где они теперь? Граф Ветоним чуть вскинул подбородок и уставился прямо перед собой.

— Как поживает Ветоним? — сидящий рядом лорд полон скрытого яда.

Солту ненавидят, потому что он, как и принцесса Мирела, посмел бросить им вызов. И эта ненависть была взаимной. Только они были в заведомо неравном положении: их было много, а он один. Но пока у него есть целая армия, никто не посмеет тронуть его. Семья Ройне нужна им на войне.

Граф Ветоним не повернулся к спрашивавшему, только процедил:

— Прекрасно. Намного лучше, чем поместье Бернт. Улла Ири маркиз Шаод передавал вам привет.

Шпилька не прошла даром. Лорд выругался вполголоса и отвернулся. Ройне был сравнительно молод — всего тридцать лет. За прямое оскорбление мог вызвать на поединок и, без сомнения, победил бы. Поэтому с ним предпочитали не враждовать открыто. Этот аристократ радуется, что захватил чужое поместье? Так Солта напомнит ему, как быстро все меняется в этом мире. Еще пятнадцать лет назад он жил заложником в Ветониме, а теперь Ветоним принадлежит ему, а сын предыдущего владельца находится у него в заложниках. Лорд намек прекрасно понял.

Мелодично зазвонил колокольчик. Герцог Тазраш встал, а остальные успокоились. Ройне по-прежнему смотрел перед собой.

— Господа, вы знаете, почему мы собрались здесь. В течение недели наши войска должны перейти Пегларские горы...

— Разве мы не собрались, чтобы обсудить этот вопрос? — тут же перебили его, на перебившего шикнули.

— Кто-то хочет выступить против войны с Энгарном? — как-то очень уж вкрадчиво поинтересовался Тазраш, и в зале повисла тишина. — Как ни прискорбно с этим согласиться, в нашем нынешнем положении, нам поможет только война. Война отвлечет умы и тела бунтовщиков. Война пополнит наши ресурсы, которые сейчас находятся в плачевном состоянии. Да, — несколько лордов вновь протестующее загудели, — нам придется вложить деньги, чтобы собрать войско, но неужели кто-то сомневается, что окупит с лихвой эти вложения?

— Окупим, если победим. А если...

— Значит, должны победить, — припечатал Тазраш.

— Совершенно ясно, что нас ожидает неудача, едва мы поведем армию через горы, — вступил герцог Зеран. Ройне заинтересовался. Все знали, что именно его Манчелу назначил регентом, но завещание изменилось после смерти короля. Однако герцог ни единым словом, ни даже намеком не выразил сомнения в подлинности этого документа. Можно сказать, что сегодня впервые он посмел возразить Тазрашу. Это было неожиданно еще и потому, что сам он не собирался идти в Энгарн, он лишь внес крупную сумму для вербовки и экипировки солдат. То есть собственной жизнью на этой войне он не рисковал, а его наследник был слишком мал для боевых действий. — Есть только одно достаточно большое ущелье, чтобы провести через него армию, — невозмутимо объяснял свою позицию герцог. — Это ущелье Белых скал. Но оно выведет нас в непроходимые леса на севере Энгарна, — Зеран говорил веско, будто все тщательно обдумал, и предостерегает не потому, что боится, а потому что считает неразумным терять столько людей в бессмысленной бойне. — Можно перейти горы через перевал Вааны. Но его наверняка перекроет энгарнская армия. Построиться там для битвы очень сложно — перевал не очень широк. Мы потеряем половину людей, даже не вступив на их территорию.

— То есть через этот перевал армию не проведешь? — Тазраш окинул взглядом присутствующих. — Кто еще так считает?

Лорды один за другим поднимали руки. Многие из них должны идти вместе с войсками. Другие отправят сыновей и ближайших родственников. Рисковать никто не хотел.

— Что в таком случае вы предлагаете? — вновь обратился к ним глава регентского совета, но прежде чем герцогу ответили, Денисолта сообщил:

— Я проведу свою армию через перевал Ваана. Но что я получу за это?

Кто-то усмехнулся, кто-то возмутился, но настолько тихо, что он не смог угадать, кто.

— Вы рискнете, граф Ветоним? — Тазраш будто зауважал его, но вышло очень уж фальшиво. — Если вы сделаете это, земли, которые вы завоюете, будут принадлежать вам, и вы наделите по своему усмотрению титулами ваших братьев. А вы сами, учитывая земли, которые будут принадлежать вам в Энгарне, получите титул герцога.

— Благодарю, — кто-то опять хмыкнул. Конечно, смертнику можно пообещать сколь угодно много наград, все равно он не получит их. — Итак, перейдя ущелье, я буду свободен в своих действиях и могу воевать так, как мне угодно, главное, чтобы я продвигался вглубь Энгарна, к столице? Я правильно понял наш договор?

— Совершенно верно, — подтвердил герцог. — Я подготовлю документы, подтверждающие это.

— Благодарю, — Ройне потерял интерес к происходящему. Он получил то, чего добивался. Братьям достанутся титулы графов и новые земли, он больше не будет их содержать. Они не были в тягость, но и Денисолте, и братьям станет легче, если они станут самостоятельными и богатыми. На войне никто не будет отдавать ему идиотских приказов. И еще он станет герцогом. Владельцу Ветонима должны давать этот титул по определению. Мало земель в Кашшафе, которые могут сравниться по величине, красоте и доходности с этим поместьем. До сих пор король не желал исправить это упущение, но теперь все изменится.

Он вновь прислушался к обсуждению, когда прозвучала другая фраза:

— Остальные пройдут через ущелье, которое создаст маг Загфуран, — Тазраш почтительно указал в сторону фигуры в сером балахоне. — В ближайшее время он займется этим.

— То есть пока энгарнцы будут воевать со мной, вы спокойно пройдете в другом месте, там, где они не ожидают? — уточнил Ройне, и все опять притихли.

— Мне жаль, что вы это так восприняли, — герцог на этот раз более удачно изобразил смущение, — но ведь я не...

— Отлично, — перебил его граф, и глаза сверкнули холодной сталью. — Я пройду через это ущелье, даже если вся вражеская армия будет караулить меня.

И почему ему кажется, что Тазрашу не по себе? Не опасается же он всерьез какого-то графа? Впрочем, он знал, что подавляет людей. Даже тех, кто сильнее, знатнее и старше его. Всех почему-то пугает его взгляд. Но главе совета надо бояться не Денисолты Ройне, а вот этой фигуры в сером балахоне. За услуги мага, придется дорого заплатить. И, честное слово, он бы предпочел рискнуть своей жизнью, но не полагаться на него.

Тазраш кивнул с таким пониманием, будто прочитал мысли Ройне.

Пока регентский совет обсуждал второстепенные вопросы, Денисолта усиленно размышлял. Он знал, что через перевал пройти возможно. Надо только придумать, как это сделать.

4 нуфамбира, лес недалеко от Жанхота

Илкер предложила погулять в лесу, и он с радостью согласился. По такому случаю она вновь раздобыла платье горничной. Это переодевание словно вернуло их в те дни, когда они еще не были женаты. Только теперь между ними не было тайн. Почти не было. Девушка просила его обратиться в волка, чтобы она показала, что нисколько его не боится. Но он и так это чувствовал. И удивлялся до глубины души: как такое возможно? Как можно любить его после того, что произошло? Но она любила и старалась, чтобы ничто не омрачало дни, пока они вместе. И все же Полад не прав. Лучше жить так, чтобы прошлое осталось с ними как предостережение от ошибок. И так, словно впереди у них целая вечность, поэтому можно не беспокоиться о том, что будет завтра.

...Они играли: девушка пряталась и убегала, а он искал ее. Как волк — так она предложила. Что может быть проще? Хотя Илкер, как могла, пыталась усложнить ему задачу: ушла далеко в лес, путала следы. Следовало отдать ей должное: она знала в этом толк. Будь на его месте охотник с собакой, ей бы наверняка удалось сбить их со следа. Но он был оборотнем. Он чуял и замечал больше, чем любой человек, собака, и даже волк. Девушка еще брела по воде, надеясь заглушить свой запах, а Ялмари уже следил за ней с берега, ожидая, когда она выберется на сушу. Сердце наполняла нежность, когда он смотрел на маленькие босые ступни, чуть замочившийся подол, который она старательно подтягивала вверх. Так и хотелось тоже ступить в реку. Погода для осени стояла очень жаркая, но вдруг вода все же холодна? Она не должна простудиться из-за этой забавы. Если бы девушка еще хоть десяток шагов прошла, он бы вытащил ее оттуда сам. Но вот она, воровато оглянувшись, ступила на прибрежные камни, слегка обтерла ноги носовым платком и обулась. Илкер еще выпрямлялась, а он уже возник за ее спиной. И прежде чем она испугалась, прижал к себе.

...Его сводило с ума все: иногда она пылко стремилась к нему, иногда покорно затихала в его объятиях, иногда притворно сопротивлялась. Как сейчас.

— Так нечестно, нечестно! — возмущалась она, пытаясь освободиться. — Мог бы заткнуть нос или хотя бы притвориться, что нашел меня не так быстро, как мог, — Ялмари улыбался, и ее кулачки, стучавшие по нему, раскрылись, скользнули на шею. Губы приблизились к уху: — Так нечестно, — горячий шепот тоже сводил с ума. — Ты же знаешь, я не могу смотреть на твою улыбку. Твоя улыбка все внутри переворачивает.

Он целовал ее. Сердце выпрыгивало из груди, но он ждал. Что дальше? Что ты сделаешь дальше, любимая? Зачем ты забрела так далеко в лес?

Ее руки потянули рубашку, вытаскивая ее из брюк, но в тот же миг будто стальными когтями сжало сердце. Он схватил ее за запястья. Затем быстро подхватил на руки, отнес к дереву и прикрыл собой, напряженно всматриваясь в лес.

Кто-то был там. Наблюдал за ними. Кто-то, умеющий намного лучше скрывать свое присутствие, чем Илкер, так что он почуял его только сейчас, когда ветер внезапно переменился. И это не человек...

— Что? — девушка умолкла: ладонь принца машинально хлопнула по боку, где всегда был меч.

Всегда, но не сегодня. Он еще раз глубоко вдохнул, ловя настороживший его запах.

Скрип дерева. Птицы умолкли. Все вокруг будто затаилось в ожидании.

Он слышит дыхание Илкер, как испуганно бьется ее сердце. Она боится не за себя — за него.

Новый порыв ветра, и Ялмари вздыхает облегченно. Он узнал этот запах. А через мгновение из-за деревьев выходит мужчина в короткой кожаной куртке, с гривой темных волос и весело подмигивает.

— Извините, что напугал.

— Балор! — Ялмари радостно бросился к нему. Крепко пожал ладонь, потом обнял. — Откуда ты, брат? — и тут же потащил его к Илкер, которая с облегчением перевела дух. — Илкер, это князь Балор. Я рассказывал тебе о нем.

— Очень приятно, — присела девушка. — Не думала, что смогу увидеть вас и поблагодарить. Вы ведь спасли жизнь Ялмари. Спасибо.

— Он тоже спас мне жизнь, — князю будто стало неловко от такого внимания. — Об этом он умолчал?

— Балор, это моя жена, Илкер, — вклинился Ялмари.

— Уже женился? Быстро ты.

— Мне показалось, что очень долго, — мужчины рассмеялись. — Так как ты здесь очутился?

— На меня возложена ответственная дипломатическая миссия. Вожак отправил меня с предложением к королеве Эолин.

— Тевос? Как он?

— Пока неплохо. Передавал тебе привет. Правда, тревожно за него. Но я об этом как-нибудь потом расскажу. Сейчас не буду вам мешать.

— То есть, ты сейчас пойдешь во дворец, постучишься в дверь и скажешь: "Я к королеве?" — подначил его Ялмари. — Здесь не такие порядки как в стае. Без моей помощи тебе не обойтись. Мы тебя проводим. Думаю, тебе лучше сначала встретиться не с королевой, — увидев, что Балор опять собирается возразить, он добавил: — К тому же, Илкер лучше переодеться и погреть ноги, не хочу, чтобы она простудилась.

Девушка слегка покраснела и спрятала глаза.

Обратный путь прошел в разговорах и воспоминаниях. И как ни старался Балор казаться прежним, Ялмари заметил: его что-то гнетет. Новые смерти? Или ему не нравится поручение, с которым он приехал? Надо поговорить с ним наедине.

Но он напрасно тревожился. Союз с оборотнями был лучшей вестью за многие дни. К вечеру гонцы уже разъезжались с указами в приграничные города, замки и башни. Впервые сердце Ялмари наполнил покой. Может, все еще образуется. Оборотней немного, но это сильная помощь. А там, может, и еще что-то изменится. Главное — план Загфурана провалился, он не смог поссорить их ни с оборотнями, ни с амазонками, ни с Ногалой, ни с Лейном.

7 нуфамбира, Жанхот

Перед днем отдыха главную улицу столицы всегда немного лихорадило. Даже самые откровенные безбожники не позволяли себе делать что-то в седьмой день недели. Тут в церкви не покажешься и то дашь тему для пересудов целому кварталу. Поэтому все дела старались совершить накануне. Торговцы и ремесленники, которым повезло заполучить дом или хотя бы комнату на главной улице, стояли у дверей и зазывали к себе так, будто от этого зависела их жизнь. Те, что побогаче, специальных мальчишек для этого наняли. Кому не повезло — ставили разборные столы вдоль домов, ходили с лотками на шее и все продавали, продавали, продавали. Большая толчея только в дни праздников или ярмарки, но и сейчас народу много. Одни стараются продать, а другие с таким же азартом покупают, словно на следующей неделе все товары закончатся и придется в другую страну ехать за куском свежеиспеченного хлеба.

Внезапно где-то вдали возникло волнение, точно по людской реке шел, раздвигая волны корпусом большой корабль. Слышались обиженные вопли, следом восхищенные или одобрительные возгласы, улюлюканье уличных мальчишек. Наконец появились и нарушители спокойствия. "Волки" из городской стражи расчищали дорогу. Если бы они сопровождали кого-нибудь из королевской семьи или хотя бы герцога, народ поглазел бы чуток, да опять принялся за свое, торопясь получить двойной доход за то, что завтра будут спокойно сидеть в креслах у камина. Но внутри коридора из двух десятков солдат Полада невозмутимо колыхались в седлах женщины. Сшитые особым образом дублеты не скрывали выступающей груди. У каждой за спиной — лук, у седла — меч. У некоторых и по два с обеих сторон. Одни острижены по-мужски, у других развевались по ветру волосы. Они пришли не на войну, поэтому не надели металлических доспехов, не спрятали косы под шлемы.

О том, что в Жанхот прибудут амазонки, Полад узнал в тот же день, когда прибыл Балор, и особых приготовлений делать не стал. Если бы женщины-воины ожидали торжественного приема, сообщили бы заранее. Теперь столица с любопытством и настороженностью следила за прибывшими. Амазонки платили столице той же монетой.

Одна из девушек притягивала взгляды: одень ее по энгарнской моде — и у нее отбоя не было бы от поклонников. Любуясь ею, большеглазой, с роскошными темными волосами, кто-то не выдержал:

— Эй, грудастая! Что ты у них делаешь? — выкрикнули из толпы. — Иди ко мне я тебя приласкаю.

Амазонка выхватила кинжал так быстро, что толпа бросилась врассыпную от смельчака, опасаясь, что девушка промахнется. Но до того как она метнула оружие, "волк" огрел парня плеткой. Тот прикрылся руками, дернулся бежать, но солдат преградил ему путь, не позволяя скрыться в проулке. Капитан, отличавшийся от других воинов белым пером в шляпе, взглянул на сотницу — коротко стриженную, почти лысую, женщину лет сорока, главную среди пяти женщин:

— Посадить его в тюрьму, чтобы подумал?

Парень бухнулся на колени и завопил:

— Бога ради, простите, госпожа! Шереш меня попутал. Чтоб я еще раз... Простите бога ради, у меня...

Он явно собирался рассказать какую-то слезливую историю, но снова свистнул кнут, и парень заткнулся, лишь где-то почти у лошадиных копыт раздавался скулеж.

Сотница пожала плечами: не ей давать ответ. Оскорбленная красавица вложила кинжал в ножны и брезгливо махнула: "Отпустите".

Кавалькада шествовала к дворцу, только народу поубавилось. Желающие теперь смотрели из окон и проемов дверей. Но и оттуда не зубоскалили. Амазонки не достанут, так Полад живо найдет нарушителей спокойствия. В Юдалу никому не хотелось...

В тронном зале амазонки, все так же окруженные "волками", на миг преклонили колено перед королевой Эолин. Ялмари, которого по случаю церемонии "переодели" в колет, сидел по левую сторону от матери, поглаживая ладонь Илкер. Обручальный перстень с рубином поблескивал в свете солнца. Справа сидела принцесса Лин — наследница трона. Строгая, необычно притихшая.

Сотница что-то говорила королеве, Эолин что-то ей отвечала, а принц изучал Бисеру. У девушки за мгновение сменилось несколько эмоций. Сначала радость: "Я все-таки нашла тебя!", потом растерянность: "Кто эта девушка?", боль: "Ты женат!" и наконец презрение: "Ты выбрал вот эту?" Да, Бисера была красивей, чем Илкер и многие другие женщины, которых он знал. Но он любил девушку не за внешность. И если бы он случайно повредил ей не плечо, а лицо, это ничего бы не изменило в его чувствах, потому что его Илкер все равно осталась бы с ним.

Он сильнее сжал пальцы жены. Девушка удивленно взглянула на Ялмари, а затем проследила за его взглядом и, конечно, обо всем догадалась. Отчего-то смутилась и покраснела.

Королева пригласила гостей в пиршественный зал. Согласно этикету принц проследовал туда вслед за сестрой. Полад на этот раз был незаметен. Он бы не покинул королеву, даже если посчитал аудиенцию неважной — он же телохранитель, — но постарался не выделяться.

За ранним обедом или поздним завтраком — Ялмари не знал, как это лучше назвать, — они, слава Эль-Элиону, сидели достаточно далеко от Бисеры. И без того торжественные приемы ужасно не нравились принцу, а тут еще эта встреча. Илкер нежно прикоснулась к нему, он с благодарностью улыбнулся. Почти никто не понимал его так, как она — без слов. Разве только отец.

До отъезда всего два дня. Он уже знал, кто пойдет с ним. Первым вызвался идти Шрам — он был родом из Лейна и считал, что поможет в путешествии. Ялмари обрадовался, когда в темной поверхности камня засверкали искорки. Шрам один из самых надежных людей, кого он знал. Если бы не полуполковник, он бы не сидел здесь. Сдох бы где-нибудь в пустыне. Вторым предложил услуги лорд Нево. Когда он получил приказ Малого совета прибыть в распоряжение его отца к Рыжим горам, он что-то прикинул в уме и предложил составить компанию принцу в его путешествии. Возможность провести рядом с ним целый месяц Ялмари не прельщала. Но камень вновь засветился яркими блестками, и он не возразил. Хотя в душу закралось сомнение: трижды к нему обращались с просьбой взять с собой и трижды камень светился. Что если он светится всегда? Или он на самом деле "притягивает" тех, кто должен быть с ним? Илкер он в любом случае не возьмет. Хорошо, что девушка об этом не заговаривает.

Вчера присоединился Балор.

— Вожак предупредил, что я могу не вернуться в стаю, — и завершил. — Погибну.

— Тогда мы с тобой в одинаковом положении, — грустно усмехнулся принц.

— Что?! — изумился Балор. — Кто тебе мог сказать? Да и ты ведь не хотел знать.

— Не хотел, — согласился Ялмари. — Но Хозяйка Песчаного монастыря меня об этом не спросила.

— Шереш... — потрясенно промолвил князь. — У меня хоть дети растут...

Балор собирался вернуться домой, как только обсудит вопросы с Поладом. После беседы с принцем он ушел в домик лесника — он жил в нем, пока гостил в столице, — а к вечеру снова появился во дворце.

— Я еду с тобой, — без предисловий сообщил он.

Ялмари собрался возразить, но камень вновь засветился желтыми искорками, и он только промолвил:

— Спасибо.

Пир подошел к концу, и Ялмари мог покинуть светское общество, переодеться и провести время с женой. Но когда он выходил из зала, к нему подошел Полад.

— Одна из амазонок хочет что-то сообщить тебе, — передал он.

Принц обернулся и нашел глазами Бисеру. Девушка стояла чуть в стороне и с вызовом ждала его решение.

— Хорошо, — кивнул он. — Мы займем твой кабинет?

— Конечно.

— Идем, Илкер.

Но отец вновь остановил его.

— Только ты.

Ялмари взглянул на жену.

— Я подожду в библиотеке, — предложила она.

— А я пока развлеку, ее высочество, — подхватил Полад.

— Я ненадолго, — он легко коснулся губами ее лба и выпустил наконец ладонь.

...Бисера заходит в Большой кабинет и прямиком направляется к нему. Прежде чем он успевает сообразить, что она хочет сделать, девушка целует его в щеку, а потом произносит невинно:

— Здравствуй.

— Здравствуй, — Ялмари отодвигается. Садится за стол, чтобы их что-то разделяло.

Бисера томно прикрывает глаза.

— Я тебя волную? — облокотилась на стол. Будь она сейчас в тунике, большая грудь колыхнулась бы.

— Нет, — принц хранил безразличие. — Но если ты пришла обсудить это, я, пожалуй, пойду.

Она какое-то время смотрела ему в глаза, но так и не нашла в них то, что искала. Поэтому сникла, опустилась в кресло.

— Все-таки я была права. Ты предпочитаешь скромниц.

— Мы будем обсуждать мои вкусы? — так же холодно поинтересовался Ялмари.

— А ты стал другим здесь, — поникла девушка. — Настоящий принц. У нас ты был проще.

— Я буду прежним, если ты тоже будешь вести себя как прежде, а не разыгрывать "женщину, перед которой никто не устоит", — объяснил он. — На меня это впечатления не производит, но я не хочу, чтобы пошли слухи.

— А что сделает твоя жена, если пойдут слухи? — оживилась Бисера.

— От меня не сбежит, не волнуйся. Но я бы не хотел причинять ей лишние огорчения. Так у тебя что-то серьезное, или проверяешь свои женские чары?

— Я хочу пойти с тобой в храм Судьбы, — амазонка разом помрачнела.

Ялмари долго разглядывал искорки в перстне. Это уже было не смешно. Хоть бы один раз его подарок остался в покое, чтобы он мог убедиться, что перстень указывает не на всех подряд.

Бисера расценила его поведение по-своему.

— Мне надо в храм Судьбы, — горячилась она. — Я тоже хочу изменить судьбу, чтобы все было иначе. Пожалуйста, возьми меня с собой. Я обещаю, что буду вести себя... скромно. Пожалуйста, Ялмари.

Он по-прежнему смотрел на перстень. Потом через силу произнес:

— Хорошо.

Амазонка так обрадовалась, что, казалось, сейчас бросится ему на шею. Но наткнувшись на суровый взгляд, сдержанно поблагодарила.

— Спасибо. Больше я ничего обсуждать не собиралась, — и вышла из кабинета.

Ялмари посидел еще немного, прежде чем вернуться к жене.

Полад и Илкер мирно беседовали, даже смеялись, сидя за единственным столиком в читальном зале. Но тут же посерьезнели.

Он сел в свободное кресло.

— Она поедет со мной.

— Это нечестно! — после паузы воскликнула Илкер. — Ее ты берешь, а меня нет?

— Ты же не ревнуешь? — принц поцеловал ей руку. — Она — воин. А ты — нет.

— Если бы я знала, что дело в этом, я бы уже давно тренировалась с мечом и луком, — воскликнула девушка.

— Он бы в любом случае не взял вас, ваше высочество, — заверил Полад. — Он слукавил. Ему все равно, погибнет эта девушка или будет жить. А вами он дорожит. Поэтому вас бы он не взял, даже если бы вы стали амазонкой.

— Ты можешь быть таким жестоким? — Илкер вновь повернулась к мужу. — Тебе может быть не жалко девушку?

— Очень редко, но такое бывает, — заверил Ялмари.

— Хорошо, не буду вам мешать, — телохранитель встал. — Но я бы хотел переговорить с вами, ваше высочество, чуть позже.

— Перед ужином? — предложил принц.

— Хорошо. Я буду в кабинете, — предупредил Мардан.

Когда он вышел, Илкер пересела на колени к мужу.

— А все-таки это нечестно, — заявила она, прежде чем поцеловать.

8 нуфамбира, Тофел

"Это что теперь, каждый раз будет повторяться?" — Гарое сидел перед графом Харвиндом, который придирчиво исследовал его бумаги, указывая на что-то полуполковнику Уламу, ехидно ухмыляясь при этом. Молодой священник постарался скрыть и раздражение, и нетерпение. Он принял как можно более равнодушный вид. Вот только он не мог сказать, насколько ему это удалось. Хорошим актером он никогда не был. Чтобы отвлечь себя от мрачных мыслей, как и в кабинете Полада, он рассматривал комнату. Граф Харвинд не баловал себя излишествами. То ли считал, что в походе они не уместны, то ли изображал неприхотливого воина. Обычная деревянная изба отличалась от солдатских разве медвежьей шкурой на полу да более дорогим покрывалом на видневшейся в соседней комнате кровати. А вот посуда, сложенная стопкой в углу, такая же, как у вилланов: глиняная да деревянная.

Вообще армия тут жила неплохо. На этих квартирах, в случае если война затянется, можно было и перезимовать. Плохо только если солдаты поторопятся сюда вернуться. Тогда позиции у Маарафских холмов сдадут очень быстро, а судя по тому, что он увидел, солдатам здесь очень нравится.

— Понимаешь в чем дело, Шария, — Харвинд заметил, что презрение не попадает в цель, и решил перейти к словесной атаке. — Если верить вот этому письму, то сам маршал Сорот рекомендует нам этого достойного молодого человека, — граф со значением поднял палец вверх. — А мой друг, полковник Кеворк, недавно тоже письмо прислал. И там сообщил, что братец его младший имел наглость пойти в услужение к Поладу, чего от него никак не ожидали. Всегда был честен и искренен, а тут вдруг такое. Обещает, если только попадется ему брат, морду ему набить. И кому, как ты думаешь, мне верить?

"Рам вмешался, — отметил про себя священник. — Не разобрался и помчался "воевать"". Ситуация несколько позабавила Гарое. Почему-то его гораздо больше огорчало то, что обманул Полад. Рам, полковник кавалерии, был горяч и не сдержан, и если обещал набить морду — это были не пустые угрозы. Правда, он точно так же горячо каялся, если узнавал, что поторопился. В незапамятные времена он Гарое даже нос сломал, — священник едва удержался, чтобы не потрогать переносицу. Раму померещилось, будто брат у него девушку отбивает и, пожалуйста — память на всю жизнь.

Граф рассуждал для самого себя. Полуполковник Улам только подкрутил густые усы. Гарое сравнил Харвинда и его. Улам старше, но не намного, года на три-четыре. Значит, когда в последний раз Энгарн воевал с Кашшафой, им было по двадцать с небольшим. Войну видели, а Шария и участвовал — ветерана сразу отличишь. А вот бунты, с которыми пришлось справляться Поладу, не подавляли. Поэтому и нашли общий язык, хотя полуполковник, вероятнее всего, как и он, Гарое, из младших детей какого-нибудь аристократа. К Харвинду священник относился с настороженностью, а вот Уламу симпатизировал. Если такой человек станет другом — то уж на всю жизнь. Не продаст. Рам тоже такой.

— Вы, отец Гарое, ничего нам не хотите сообщить? — Харвинд не выдержал и обратился к священнику.

"Да уж, после "пытки" в кабинете Полада, твои потуги кажутся жалкими", — поддел он Харвинда, хотя и внутри себя.

— Нет, — обронил Гарое после паузы. — Разве только спросить.

— Спрашивайте, — величественно позволил граф.

— Где я могу разместить вещи, и каков будет размер моего жалования?

Харвинд на мгновение замер с открытым ртом. Такой наглости он явно не ожидал. Затем прищурился.

— Жить, отец Гарое, будете в соседнем доме. Его вам уже освободили. Жалование... Учитывая некоторые, известные присутствующим, обстоятельства, я буду платить серебряный в неделю.

Это было в три раза меньше, чем получал младший священник, но граф намекал, что настоящие деньги Гарое получит от Полада.

— Благодарю, граф, — священник завершил разговор. — В таком случае я отдохну с дороги.

Он вышел и немного постоял за дверью. О чем говорили в комнате, ему, конечно, слышно не было, но он легко мог представить эту беседу: "Что ж вы его, господин граф, так близко к себе поселили? — За таким лучше присматривать..."

— Отец Гарое, — адъютант Харвинда смотрел с таким же лукавым прищуром, как и сам граф: мол, знаем мы тебя, священник, нас не проведешь. — Вас в дом проводить или тут стоять будете?

— Проводи, — он тут же одернул себя — слишком уж резко получилось. "Смиренней надо быть, смиренней", — ущипнул он себя, но вместо кротости из него лезло иное. Ужасно хотелось поставить графа на место.

Адъютант толкнул дверь и собрался войти внутрь, но Гарое остановил его:

— Ты можешь вернуться. Мне не нужна помощь.

— Как скажете, отец Гарое, — он тут же отодвинулся и пропустил молодого священника вперед, — и уже в закрывающуюся дверь добавил: — Сейчас я вам слугу пришлю, чтобы помог.

— Позже, — отрезал Гарое.

Только слуги ему не хватало. Приставят ведь кого-нибудь, чтобы шпионил. Скрывать ему нечего, но легче одному, чем чувствовать на себе хитрый, подозрительный взгляд и знать, что твои вещи просматривают, а письма — читают. Он взглянул на немногочисленные пожитки, стоявшие прямо на полу. Посидел немного на скамье, приходя в себя.

Написать Раму, чтобы братишка сразу драться не полез? Объяснить все? Это будет выглядеть жалко. Рам напишет Харвинду, что напрасно поверил сплетням, а граф решит, что Гарое испуган и ищет защиты. Нет, письмо он напишет позже.

А сейчас надо познакомиться с "вилланами", о душах которых он должен заботиться. Гарое посидел еще немного, настраиваясь, а затем решительно покинул дом.

Он шел вдоль улицы, будто глядя в пустоту, а на самом деле подмечая всякие мелочи. Здесь пьяная драка. Ничего серьезного — обычная дружеская потасовка. Тут выпивают — хорошо солдатам платят. Из сарая доносятся громкие вздохи, еще двое караулят рядом — ждут своей очереди.

Надо же, кто-то еще и тренируется. Арбалетчики... лучники... и рядовые пехотинцы тоже. Или у них очередность? Нет, скорее всего, это новобранцы. К ветеранам другие требования.

Понаблюдав, как солдаты снова и снова отрабатывают удары копьем и команды при атаке кавалерии, Гарое пошел обратно. Неожиданно его нагнал шустрый паренек, стал виться вокруг, подобострастно заглядывая в глаза. Судя по раздававшимся из-за плетня смешкам, он решил посмеяться над новым священником, а друзья наблюдали за этим издали.

— Отец, а как вас зовут, отец? — выспрашивал он суетливо.

— Отец Гарое, — спокойно представился он.

— А вы, отец Гарое, теперь нас уму-разуму учить будете? Не блудить, не пить и умирать с песней?

— Может, и буду, — он не взглянул на солдата.

— А то у нас тут был уже один священник. Тоже все научить пытался. Да только сбежал быстро! Как мы к нему девок перестали пускать и вином хорошим снабжать, так и сбежал. А вдруг вы тоже сбежите? Как же мы тогда умирать-то без вас будем?

— Не сбегу, — он посмотрел на парня.

Тот стушевался на мгновенье, а потом снова захихикал:

— Ну, поглядим. Хотелось бы хоть одну проповедь вашу послушать.

— Услышишь, — пообещал Гарое и отправился дальше.

Он не был ханжой и к себе всегда относился требовательнее, чем к другим. Но эта прогулка сразу открыла, насколько сложным будет его служение. И от этого на душе стало как-то... весело. Все лучше, чем бумажки в монастыре перебирать.

9 нуфамбира, Жанхот

Легко ли обмануть оборотня? Невозможно! Острое обоняние, которое различает и яды в пище. Оборотень скажет даже, какой яд использовали. Наденешь чужую одежду — он различит в ней и нотки запаха твоего тела...

Но если приучить его к тому, что этот запах рядом с ним постоянно, если дотронуться до его вещей, и не раз, и не два, и лучше всего в его присутствии, чтобы он запомнил, что это нормально и естественно. Что этот запах словно и должен находиться здесь, тогда можно попробовать...

Все равно опасно. Он ведь почует, что этот запах очень свежий, почует, что к нему только что заходили без его ведома.

Тогда... Тогда надо дотронуться до ящика стола в его присутствии, а потом улучить момент, когда он выйдет из кабинета, и если повезет...

А если не повезет, надо делать это снова и снова, пока не удастся. Когда-нибудь должно повезти. И тогда, если во второй раз войти через четверть часа, то есть маленький шанс на успех. Может быть, это его не насторожит. Может быть, он не будет сосредотачиваться...

Везде нужно везение. Постоянно нужно везение. И еще терпение. Это все равно, что быть охотником. Тем, кто слаб, чтобы столкнуться со зверем в одиночку лицом к лицу. Тем, кто охотится только исподтишка, из засады, когда приходится долго выжидать, пока не наступит твой час.

И если есть терпение, да еще хоть крошечку тебе повезет...

Да! Получилось. И не так уж долго пришлось ждать. Теперь в кармане лежит медный знак посланника королевы и ее телохранителя Полада. Конечно, надеяться на то, что этот знак поможет, особенно не приходится. Если бы все было так просто, не держал бы Полад страну в таком повиновении. Посланник Полада должен не только иметь знак, но еще и пароль знать, а он регулярно меняется. Если заподозрят в сигнальной башне — уже не отпустят. А времени будет очень мало. Нельзя упускать Ялмари из вида, он и так будет передвигаться очень быстро, потому что для его команды сигнальные башни будут открыты.

Но на одной лошади его не догнать и преследования никакого не получится. Значит, придется покупать лошадей в городах, продавая прежних. Хорошо, что есть прикрытие: молодой слуга якобы путешествует с госпожой. Для нее и выбирает лошадей. Проблем возникнуть не должно, уж что-что, а "лошадиная" наука знакома. Может, не в совершенстве, но клячу точно не подсунут. Главное не потерять Ялмари, но его маршрут примерно знаком. Трудности будут только у Маарафских гор.

Итак, еще раз, что нужно для этого "преследования". Деньги — с этим проблем не возникнет, в крайнем случае можно продать кое-что из драгоценностей. Одежда слуги. Приезжаем в город, продаем лошадь, а можно и в ближайшей деревеньке продать. Заем в городе находим лошадников, покупаем лошадь для богатой леди. Пока в столице, надо имена узнать, на кого при случае сослаться без опаски. Узнать цены на лошадей. Немного переплатить при случае можно, но разбрасываться деньгами ни к чему. Хорошо, что есть немного времени для этого. Но только немного. Медлить нельзя.

Вроде бы все продумано. Теперь снова запастись терпением и попросить немного удачи у неба. Вдруг там услышат...

Ох, а "госпожа"-то моя в раж вошла. Жаль выговор у нее не такой, как у аристократов. Будет много болтать, сразу ее раскусят. Надо предупредить ее, когда никто не слышит. Это только кажется, что легко притвориться графиней. Если всю жизнь занималась штопкой платьев, да укладкой волос, это так легко из крови не вытравишь. Где-нибудь да проскользнет. Поэтому гораздо безопаснее притвориться больной. Чтобы из комнаты трактира и глаз не показывать. Нет, больная дальше бы не поехала, врача бы потребовала. Устала госпожа. Торопится, потому что... свадьба у сестры! И так быстро все сложилось, что и не предупредили заранее, а очень уж хочется присутствовать в церкви, когда сестренка к алтарю идет. Да и посмотреть еще, кто взял ее в жены, а то, может, проходимец какой, так запретить категорически.

Такой рассказ слугам очень понравится. Они поверят. Вдруг тоже помогут чем-нибудь? Только бы тоже из роли не выйти. Заучить наизусть эту историю. Если они будут одно и то же на каждом постоялом дворе рассказывать, никто их не уличит. И не задерживаться надолго. Ни в коем случае не задерживаться. Если они хотят отряд принца не упустить, им гнать придется так, что ой-ей-ей. Так что "госпожу" в спальне оставить и резвенько к лошадникам бежать. А потом снова в путь. Неужели получится?

10 нуфамбира, Беероф

Все шло прекрасно. Ловушка, которую Загфуран расставил для южан-мятежников, сработала замечательно. А говорят, что нельзя убить двух уток одной стрелой. Еще как можно! Эти Ройне зарвались, и если Манчелу так и не смог справиться с ними, то магу это удалось довольно быстро. Он знал, что старший Ройне, обязательно захочет блеснуть доблестью и заодно братьев от себя оторвать: сколько можно с ними нянчиться? Вообще эта семья была примером, как за два поколения можно низко упасть и вновь занять прежнее положение. Скажи четверть века назад кто-нибудь, что маленький заложник будет владеть Ветонимом — никто бы не поверил. Но вот как все повернулось. Однако добытое нечестным путем богатство исчезает так же быстро, как появилось — это истина, проверенная веками. Хорошо, что граф Ветоним берет братьев с собой. Чем больше из его семьи погибнет — тем лучше. Плохо, что он и единственного выжившего сына с собой не прихватил, тогда бы уж разом...

Загфуран любил мечтать в одиночестве. Кто-то мог бы сказать, что это пустое занятие, но минарс знал, что это не так. Во-первых, его мечты, когда-нибудь становились реальностью, а значит, это уже не мечты, а планы. Да еще в его жизни так мало отдыха. Эти приятные мгновения — когда он сыт, а спешить никуда не нужно, можно полежать на кровати, похвалив себя за то, что уже сделал, и представив, какие плоды его действия принесут завтра, — были его наградой. Сегодня как раз появилась такая возможность.

Минарс еще копил силы для того, что ему предстояло сделать уже через два дня. Но он считал, что и этого недостаточно. Если он хочет завершить войну как можно быстрее, надо продумать абсолютно все.

Например, герцог Зеран посмел возразить, что им не имеет смысла входить в Энгарн через ущелье Белых скал. Леса непроходимые, далеко от городов. Но на войне все пригодится. Однажды они там уже прошли, и быстро завоевали замок. Почему не завоевать его снова. Оборотни теперь обязательно будут их караулить. Но почему они должны бежать от оборотней? Нет, наоборот, надо идти им навстречу. И вампирам тоже. Начать очищение Энгарна от подобных тварей. Только как это лучше сделать? Здесь обычные солдаты не подойдут.

Мысли Загфурана метались в поисках решения, и он нашел его довольно быстро. Мирное удовлетворение рассеялось. Он был готов действовать...

Через полчаса гонцы уже везли приказ герцога Тазраша, маршала армии Кашшафы во все полки. Создается особый отряд: в нем будут лишь те, кто уже сталкивался с тварями и готов сражаться с ними или даже готов мстить. Конечно, потребуется время, чтобы найти таких людей, объединить их, выработать тактику. В этом отряде непременно нужен маг. Тогда они войдут в Энгарн с двух сторон: через ущелье Белых скал и через то ущелье, которое сделает маг. Если оборотни вмешаются в битву, их ожидает неприятный сюрприз. Загфуран позаботится о том, чтобы вожак ничего не "увидел" об этом отряде.

Сердце минарса ликовало, но оказалось, приятные новости не закончились. Когда он вновь вернулся домой, его ожидало послание от ведьмака. Он еще не прикоснулся к письму, а перед глазами всплыл непроходимый лес, деревянная фигурка, потемневшая и растрескавшаяся от ветра с протянутой вперед ладонью, будто миской, дома, с резными ставнями и балкончики, со странной деревянной черепицей — нигде больше такую не встретишь, двери, непохожие одна на другую, как не встретишь близнецов среди ведьмаков... Он не смог исцелиться с помощью свитка, который получил от Бацлифа, но все же его служба была чрезвычайно полезна.

Он снова убедился в этом, когда прочел письмо. Внутри буквально все перевернулось, строчки перед глазами плясали, он перечитал их трижды, чтобы убедиться, что зрение его не обманывает.

"Энгарн может выиграть войну, только если уничтожит духов гор. Значит, принц может изменить свою судьбу и судьбу Энгарна только одним способом: каким-то образом справиться с духами. В этом ему поможет только амулет Зм?я. К сожалению, в последний раз он появлялся на Гоште так давно, что записи о том, как он выглядит, сильно разнятся. В одних рукописях это огромный камень, по цвету напоминающий рубин, в других — змея, а в третьих — меч. Но рукописи сходятся в одном: амулет лишает силы духов и любую нечисть. Раны, нанесенные вампиром или оборотнем, затянутся, если взять камень. А если человек обращен в вампира давно, то нужно провести определенный обряд, и он тоже будет исцелен. Это может Вас заинтересовать..."

Заинтересовать?! Да это лучшая весть, которую он получал за все пребывание на Гоште! Не зря в книге Вселенной написано: чтобы возвыситься — нужно смириться. Стоило ему принять свое проклятие и признать, что ему придется быть монстром всю оставшуюся жизнь, как он получает это откровение. Он может исцелиться! Вернуться в Храм Света, получить звание диригенса и смело стоять среди собратьев. И поможет ему в этом принц. Как не увидеть руку провидения в том, что он до сих пор не погиб? Теперь надо тем более вести его. Аккуратно, незаметно, чтобы он ничего не заподозрил. Пусть он идет в храм Судьбы, но идет вместе с людьми мага, с акурдом. Идет тем путем, которым маг его поведет. Чтобы в нужный момент забрать этот амулет и использовать его для своих целей. И как удобно, что он может переместиться туда, где находится акурд...

После таких известий спать совершенно не хотелось. Загфуран легко вскочил на лошадь и поехал за пределы лагеря. Можно еще поохотиться, силы пригодятся. В ночном воздухе минарс улавливал запахи людей, даже тех, что находились довольно далеко...

...Единственная неприятность — пропал посол Лейна. Вечером он был дома, а утром испарился. Судя по тому, что некоторых его вещей тоже не хватало, тело его вряд ли найдут — сбежал. Хотя, может, на этот раз свидетелей убирают аккуратно. Был он связан с заговором или нет? Надо было проверить это раньше, но много дел было. Самое худшее, чем могло это грозить, Лейн готовит какую-то каверзу и Тештер предупредил графа, чтобы тот остерегся. Но чем ему могут помешать эти жалкие остатки от армии? А вот Пагиил ему поможет. Надо с ним связаться.

12 нуфамбира, Западный Энгарн

— Ты должен забыть страх. Любой, — Тевос почти с нежностью смотрел на очередного солдата Энгарна. Так смотрит ребенок на пирожное, которое собирается съесть. Воин чувствует это и немного нервничает. Но тщательно это скрывает.

— Да я это... не из пугливых, — говорит он небрежно и сплевывает в сторону. Одна из дурных привычек людей, которая помогает им сохранять уверенность. Если уж ты в сигнальной башне должен сплевывать, чтобы подбодрить себя, что с тобой будет у гор?

— Отлично, — одобрил вожак, делая вид, что поверил. И отвернулся, рассматривая голые каменные стены, факелы, прикрепленные у дверей, узкую щель окна, травяные матрасы, сложенные в углу. Здесь "волки" — придумал же Полад имя — спят. Поэтому он не боится. Не должен бояться.

В следующий миг Тевос обратился в волка и бросился на человека, тот отскочил, споткнулся на ровном месте, упал. Но тут же перекувыркнулся, чтобы встретить рыжего волка лицом к лицу. Перед собой выставил меч — игрушка, которая оборотню не повредит, но зато возвращает мужество.

Вожак отскочил и снова обратился в человека. Воин водил мечом вокруг себя, ожидая нового подвоха.

— Отлично, — подбодрил Тевос. — Ты справился со страхом с помощью оружия. Запомни это и найди что-то еще, чтобы побеждать страх мгновенно. Это может быть талисман, какие-то слова, успокаивающие тебя, молитва. Подарок твоего сына или воспоминания.

Солдат встал.

— Откуда знаешь, что у меня есть сын?

Вожак усмехнулся:

— Я многое о тебе знаю. А если захочу, узнаю еще больше. Но ты должен знать: я знаю, когда ты врешь. Так что, хорошо повторять: я ничего не боюсь, я самый смелый. Но если там что-то дрогнет, — он ткнул пальцем ему в грудь, — я это узнаю. А если там чуть-чуть дрогнет у гор — ты станешь добычей духов. Это понятно?

— А ты своих тоже так натаскиваешь? — угрюмо спросил воин вместо ответа.

— Мы не люди. У нас иначе, — не вдавался в подробности Тевос. — Продолжим?

— Опять будешь мне в нос клыками тыкать? — нахмурился солдат.

— Кто знает... — мечтательно улыбнулся вожак.

И, стремительно выхватив меч, так ударил им по клинку воина, что тот не удержал оружие. Со звоном упавший меч, вожак тут же отшвырнул ногой, а свой клинок приставил к горлу солдата, едва его не оцарапав. С людьми надо быть вдвойне аккуратным. Справятся ли другие? Он смотрел в глаза воину. Когда он попробовал дернуться, быстро заломил ему руку за спину. И так они стояли до тех пор, пока зрачки солдата не расширились.

Тогда Тевос вновь отпустил его и отошел, заметив:

— Не надо бояться смерти. В ней нет ничего страшного. Милая женщина, хотя и носит черное.

— Я не боюсь смерти, — заявил солдат, и на этот раз Тевос ему поверил.

— Отлично, — согласился он. — Тогда можно выйти наружу.

А следом огонь, вода, горы, ямы, ловушки в лесу... Приходилось изощряться, выдумывая самые разные опасности, чтобы человек снова и снова преодолевал страх. С солдат брали слово, что они не будут рассказывать, как проходили тренировки, но Тевос не особенно рассчитывал на то, что они сдержат слово, поэтому и приходилось работать головой. Дело двигалось. Медленно, но двигалось. Редко с кем он работал один день, обычно на подобное закаливание уходило два-три дня. Дольше он не считал нужным возиться. Если человек не преодолеет страх за три дня, то нет смысла оставлять его в отрядах, которые готовили оборотни. Людей много, а времени мало. Проще их заменить.

Он не обходился одними разговорами, вернее, разговаривал с людьми он меньше всего. То, что случилось в башне, было разминкой, и день сегодня обещал быть насыщенным и успешным. Дальше он будет снова и снова "убивать" солдата и спасать его в последний момент.

Те, кто уже прошел его школу, поражались его выносливости. Они сменялись почти каждый день, а вожака никто не подменял, также как и других его помощников. Люди никак не могли привыкнуть к тому, что молодой парень, который похож на каждого третьего энгарнца, без отдыха пробежит почти шавр, а затем еще будет драться, прыгать и плыть, отдыхать несколько часов и снова приниматься за изнурительные тренировки. Они никак не могли привыкнуть к тому, что он не человек. После испытаний им хотелось считать его своим.

По правилам завершающим испытанием должны были стать духи гор. Но тут уже боялся сам Тевос. Если хоть один человек погибнет... После недолгих колебаний он решил, что лучше "его" отряд столкнется с духами в бою. Однако он получил хорошие известия раньше. Иври сообщил из Сальмана, что один из подготовленных им солдат столкнулся с духами гор, когда отправился с донесением в одну из башен. Он выжил! И доставил донесение лишь с небольшой задержкой. Приятно было узнать, что уже есть результаты. Они физически не смогут обучить всю армию, но помогут хоть чем-то.

Уже неделю Тевос и двадцать добровольцев учили людей противостоять духам гор. Даже несмотря на указ королевы, поначалу приняли их очень насторожено. Поэтому вожак разделил братьев: каждый в одиночку работал с людьми в пограничных городах, сигнальных башнях и замках, точно так же, как он. И справлялись не хуже.

Тевос вспомнил, как вышел к стае, ожидавшей его слова и замер, не в силах вымолвить не слово. Было больно прощаться с Балором и знать, что он не вернется. Но когда смотришь на стаю и знаешь, что с войны вернется хорошо если каждый третий...

И еще он беспокоился за Ойрош — уже много дней они не виделись. Тевос знал все, что происходило у нее. Видел, как девушка спорит с отцом. Как смерть забрала одного из их семьи, и это ранило всех, потому что среди вампиров смерти были нечасты. Ойрош тревожится за него, но все равно ему верит — это доверие было самым дорогим в его жизни. Но ее отец прав: очень скоро ему придется делать выбор: она или стая. От этого становилось невыносимо тяжело.

Сегодня он закончил тренировку раньше. Он не мог уйти отсюда, но письмо он передаст.

Написать послание оказалось не так просто. Он начинал писать — и видел, что письмо читают чужие глаза. Становилось муторно. Переписывал и видел, как послание уничтожают. Наконец он создал то, что обязательно попадет к ней.

"Ойрош, мне кажется, я не был у тебя целую вечность. Прости, совсем не могу вырваться к тебе. Как только освободится хотя бы полдня, сразу приду. Пожалуйста, не волнуйся, со мной все в порядке".

Получилось довольно сухо, и он пририсовал в конце сердечко. Это означало: "Люблю". Пошло, конечно, но она поймет. Он свернул письмо, но запечатывать не стал — все равно вскроют. Теперь надо передать его.

Далеко идти для этого не пришлось. Он сосредоточился и тут же увидел Нальбия, ее брата. Сидит в засаде в лесу. Сегодня он присматривал за вожаком. Почти полностью скрыт листвой деревьев — человек пройдет мимо и не заметит. Вампиру сейчас очень тяжело. Он один из тех, кто никогда не пробовал человеческой крови. Он мог бы не стать убийцей и кровососом, как их называли вилланы. Так бы и питался кровью животных. Но когда принц Энгарна был в опасности, он напился крови мага, чтобы спасти его. Теперь обратного пути нет, хотя Нальбий очень старается. Его ломает, он постоянно голоден. Последние дни настолько сильно, что он теряет сознание. Но он борется. Отец знает, что борьба бесполезна. Нальбий тоже начинает это понимать. Понимать так хорошо, что ненавидит себя и хочет умереть. Одно дело убить врага, совсем другое — стать хищником, охотящимся на людей. Вампирам, рожденным женщиной, это очень тяжело.

Представив это, Тевос загрустил: еще месяц назад он мог так хорошо чувствовать только братьев, но не людей или вампиров. Возможно, он получил этот дар из-за грядущей войны. Он достал медный нож, который приготовил заранее, — мало ли что случится — и покинул башню. Люди не знали, что вампиры постоянно следят за ними, и лучше им как можно дольше оставаться в неведении.

Вожак быстро нашел Нальбия, но подобраться к нему незаметно было очень сложно, а Тевос хотел застать вампира врасплох. Это было необходимо. Он долго крался, замирая на каждом шагу, вилял в зависимости от того, как менялся еле слышный ветер. Надолго замирал в траве. У голодного вампира чутье обострено, но у Нальбия бывает помутнение сознания — этим Тевос и воспользуется.

Зрачки вампира закатились, и вожак стремительно выскочил из укрытия, обратился в человека и чуть ли не взлетел на дерево. Когда Нальбий пришел в себя, оборотень уже крепко держал его, приставив нож к горлу. Связываться с голодным вампиром опасно, Тевос сильно рисковал, поэтому прижал нож довольно сильно, так чтобы тот боялся пошевелиться.

— Я не хочу тебя убивать, мне надо поговорить, — сообщил он на ухо стражу.

Он не учел лишь одного: насколько сильно Нальбию надоела жизнь. Он дернулся так резко, что вожак едва успел убрать нож, чтобы не перерезать ему горло, а следом они оба свалились с дерева, тут же заняли позицию для боя. Глаза вампира сияли алым.

— Спокойно! — рыкнул Тевос. — Ты все равно со мной не справишься.

Парень не поверил и взмыл в воздух, чтобы напасть сверху. Он падал с неба как коршун, но промахнувшись трижды, скрылся в лесу. Тевос вздохнул и сел на траву. Это еще не конец. Когда Нальбий вновь напал, обманувшись умиротворенным лицом оборотня, Тевос перекинул его через себя, швырнув клыкастой мордой в землю и сел сверху, вывернув кисть, а заодно и не успевшее сложиться крыло.

— Выслушай, — повторил он раздельно. — Мне надо, чтобы ты передал письмо Ойрош. Нальбий снова задергался, пытаясь его сбросить, но на этот раз безуспешно. Рот забивала трава — удобно, когда собеседник не перебивает. — Ты возмущен. Считаешь, что надо было подойти открыто, а не нападать внезапно. Но я должен был сделать так. Чтобы ты поверил моим словам. Ты должен понять: я предвижу твои шаги, я знаю, что ты сделаешь, что ты скажешь, и даже, что ты чувствуешь. Я знаю, что, несмотря на возмущение, ты передашь мое письмо. Конечно, отцу, а не Ойрош. А уж он передаст дальше. Но я хочу тебе дать еще один добрый совет. Мне очень хочется, чтобы ты ему последовал. Не ради меня или себя — ради сестры. Тебе сейчас очень плохо. Кровь животных не помогает. У тебя все болит и будто огнем жжет изнутри. Тебя корежит. Сказать по правде, ты сейчас испытываешь то же, что любой другой человек, которого вы обращаете в свою семью. Только у тебя это очень растянуто по времени, потому что ты сопротивляешься. Так вот ты выдержишь самое большее — еще два дня. Потом ты убьешь первого, кого встретишь, и возненавидишь себя еще сильнее. Я советую. Не жди этого. Лети в Кашшафу. В ее армии ты найдешь немало ублюдков, за убийство которых тебя не будет мучить совесть. Не жди, когда сорвешься, смирись с тем, кто ты есть, — ловким движением, он вытащил письмо и положил рядом с Нальбием. — Вот письмо. А я ухожу.

Он отпустил вампира и, обратившись в волка, скрылся в лесу. Нальбий не сразу оставил его в покое, сначала преследовал Тевоса, но вскоре потерял его из вида — все-таки с вожаком тягаться очень трудно. После этого оборотень вернулся в башню. Еще раз заглянув в будущее брата Ойрош, огорчился: ничего не изменилось, все по-прежнему было темно — смерть слишком близко к нему. Если с Нальбием что-то случится, Ойрош будет очень горевать. Но он сделал все, что мог, чтобы уберечь его. Он "заглянул" и в дом Шонгкора. Фея смерти была недалеко. Им придется пережить еще не одну смерть.

13 нуфамбира, Маарафские горы

Шрам разжег крошечный костерок с полного одобрения Балора и Ялмари: они еще не перешли горы, отделяющие Энгарн от Лейна, но следовало проявлять осторожность. За пять дней они пересекли Энгарн, ночуя в сигнальных башнях. Сегодня утром, один из "волков" Полада проводил их к горам и забрал лошадей, чтобы вернуть их в башню. Дальше предстоял путь пешком. Тяжелый, но недолгий. Если все будет хорошо, то уже послезавтра к вечеру, они соединятся с отрядом графа Щиллема. Храм Судьбы находился на территории, которую контролировали, а вернее, грабили люди герцога Пагиила. По договоренности с Тештером Щиллем с небольшим отрядом поможет им обойти самые опасные места, чтобы избежать ненужных стычек.

К вечеру, после тяжелого подъема, от которого устали даже оборотни, они остановились в небольшой пещерке. Етварт, как старший по званию, распорядился насчет ужина и ночной стражи. К тому времени как подстреленная дичь немного поджарилась, уже стемнело. Герард поворчал вполголоса по поводу скудного завтрака и маленького костра, возле которого не согреешься, — в горах было прохладно. Но на него уже давно перестали обращать внимание, привыкнув к его жалобам. Лорд Нево взглянул на притихшую амазонку и тоже умолк. Она сидела поодаль, но, кажется, всем телом стремилась к теплу — так внимательно она смотрела в костер. Балор тоже заметил, что девушка мерзнет.

— Дать тебе куртку? — предложил он.

Бисера презрительно фыркнула, завернулась в плащ и легла спать, спиной к мужчинам.

— Ничего, — успокаивающе произнес князь, — по ту сторону гор будет теплее. В Лейне почти до самой зимы тепло.

— Ты был в Лейне? — от чего-то насторожился Шрам.

— Не был, — покачал головой Балор. — Но разве обязательно быть где-то, чтобы знать, какая там обычно зима? Я тоже иду спать.

Он ушел вглубь пещеры. Герард еще посидел немного, затем произнес громко, глядя на амазонку:

— Между прочим, когда спишь вдвоем, намного теплее.

— А в лоб? — отозвалась девушка.

— Уж сразу и в лоб, — хмыкнул лорд. — Я о тебе переживаю.

— О себе переживай, а то без яиц останешься, — огрызнулась Бисера.

— Ты такая грубая, потому что хочешь меня, но принца стесняешься, — констатировал Сорот, укладываясь спать.

От амазонки раздалось только глухое рычание.

Герард не в первый раз заигрывал с амазонкой. Поначалу девушка реагировала яростно и злобно, потом привыкла, также как к стонам лорда по поводу тягот пути. Так что подобные стычки стали неким ежедневным ритуалом. Иногда казалось, что Герард делал это, чтобы вывести принца из себя.

Как только все стихло, Етварт пересел ближе к принцу, зашептал еле слышно:

— Что будешь делать, если эти двое договорятся?

— А что я могу сделать? — скривился Ялмари. — Он уже ключик к сестре подобрал. Мне о нем плохо говорить запрещено. А он сам о падении расскажет со смаком, слезами и соплями. И она опять скажет: ну, он же человек, вот женится, будет другим. Представляешь, если он сейчас не скрывает похождения, что он будет вытворять, когда женится?

— Может, ее это устраивает? — предположил Шрам.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты уж меня извини, но бабы тоже погулять любят. Особенно когда мужа дома нет. А этот, собственно, всегда во дворце будет. Так что у нее будет уважительный повод. Если он начнет ее обвинять, она тут же: а ты сам?

Ялмари опешил от таких откровений и довольно долго молчал. Наконец спросил:

— Тебя очень обидела женщина?

Етварт сразу набычился.

— А что, так заметно? — он нервно рассмеялся. — Слушай, ты только женился и все такое... Я, собственно, сам таким был. Но они все одинаковые. Понимаешь? Все одинаковые! Им главное, чтобы их кто-то трахал. И ты когда-нибудь тоже в этом убедишься, так что будь готов...

— Да... — Ялмари потрясенно потер щеку. — В тебе столько ненависти и боли... Но не все женщины такие. Только давай не будем спорить об этом. Вряд ли мы поймем друг друга.

— Это точно! — подтвердил Шрам. — Только лорд наш прав в каком-то смысле. Берет от них все, что можно взять, не заботясь о том, что будет завтра, и не подставляя сердце.

— А если у него и сердца нет, подставлять нечего? — сцепил зубы принц. — Ты спать не пойдешь?

— Да по мне лучше совсем не ложиться, чем если разбудишь меня вскоре. Потом, собственно, отосплюсь. Извини, что я со своим занудством. Она ж сестра тебе...

— Ничего, — отмахнулся Ялмари. — Только, знаешь, попробуй сказать что-то подобное Бисере. Она тебе много чего о мужчинах расскажет. И примерно в том же духе: все они одинаковые: гуляют, бьют...

— А таких, как Бисера, я бы вообще... — Шрам как будто его не слышал.

— Тише, — предостерег принц.

Полуполковник сообщил, глядя в костер:

— Я, собственно, в Лейне служил в королевской гвардии еще старому королю Завдию, отцу Айдамиркана... Ты не представляешь, как я любил ее, на что был готов ради нее. А она... Мне и раньше говорили, что она гуляет, как только я за порог выхожу, но я не верил. А она говорила, что мне завидуют, что я на такой красивой женщине женился, вот и клевещут. Вот ей я верил. Отбрасывал сомнения, потому что хотел верить, что она любит меня так же, как я ее... Но однажды раньше времени домой вернулся... случайно... и застал. Его быстро убил. Да он со спущенными штанами и сопротивляться толком не мог. И ее бы убил, только она плакала сильно, ноги целовала. А у меня туман в глазах прошел, и до меня дошло, что убил любимца короля, графа и маршала, который с войсками Пагиила сражался и победы одну за другой одерживал... Вот, собственно, и бежал в Энгарн. А тут меня "волки" быстро схватили. Только капитан хороший попался. Уж не знаю, чем я ему приглянулся, да только оставил меня в своем десятке, хотя отвечал за меня головой — ты знаешь, у Полада с этим строго. Но я не подвел его... Ты можешь опять сказать, что мне не повезло, что не все женщины такие, да только за эти двенадцать лет я столько солдатских историй понаслышался... Если и попадаются другие, так, собственно, потому что мужей боятся, вот и все.

Ялмари сидел, неподвижно всматриваясь в темноту. Взглянув на него, Шрам пожалел, что разоткровенничался, — может, не стоило расстраивать мальчишку? Но тут принц вскочил, выхватывая меч:

— Буди всех! — крикнул он.

В следующее мгновение из-за камней полезли люди, и мечи у них сверкали серебром.

Дальше все менялось так стремительно, что на какое-то время Етварт не мог ничего разобрать. Кто-то загасил костер, зрение не сразу привыкло к темноте, и полуполковник видел лишь черные тени да слышал звон клинков. Потом из-за его спины с воплем выпрыгнула амазонка, и бросилась в гущу. Шрам наконец разглядел, как Балор и Ялмари сражаются спиной к спине, амазонка на себя отвлекла нападавших и ее тут же прижали к стене. Етварт пришел на помощь. Принцу.

Длинные мечи не подпускают близко для удара. Выпад делать опасно — налетишь на клинок. И под меч не нырнешь — тесно, много противников. Только и успеваешь, что отвести, защититься. И защитить. Балор рычит за спиной. Бисера с хаканьем нападает на кого-то, но кажется, тоже безуспешно.

Позади стон, впереди вскрик. Свои? Чужие? В темноте не разберешь. Но внезапно все меняется: воины, выскочившие из темноты, исчезают так же внезапно. Балор преследует их и тут же получает стрелу в плечо. Он рывком выдергивает ее и шипит от боли.

— Шереш, дайте что-нибудь для перевязки, — это принц злится.

Бисера исполняет приказ, будто сам Эль-Элион обратился к ней прямо с небес. Полуполковник брезгливо морщится.

Сорот, тяжело дыша, вытирает кровь с меча. Ялмари хочет осмотреть рану Балора — темнота ему не помеха, но тот останавливает его грубо:

— Потом! Собираем вещи и уходим. Думаете, они сначала выспятся, а потом нас убьют?

Словно в подтверждение рядом с Ялмари вновь стрела клюнула камень с мягким скрежетом.

— Быстро! — поддержал Шрам оборотня, собирая котомку. — Вот только, собственно, куда идти? Мы тут днем чуть ноги не переломали.

— Я пойду первым, — пробормотал Балор.

13 нуфамбира, у Маарафских гор

Господи, ну за что же это? Столько дней в пути, не слезая с седла. Тело болит невыносимо — руки, ноги, спина. На заднице, кажется, уже мозоль. Столько лошадей куплено, одна почти загнана. Столько бессонных ночей, когда приходилось догонять Ялмари и его команду. Потом идти пешком, когда и они оставили лошадей, потому что верхом стало слишком уж заметно. "Госпожу" бросить пришлось, дальше нельзя ее брать, только мешать будет. Хотя с ней было веселее. И спокойнее. И ради чего? Чтобы потерять их в этих холмах? Они ведь должны быть здесь. Должны!

Так, не паниковать! Холмы как холмы. А они не бесплотные духи, обязательно где-то наследили. И эти следы легко обнаружить. Уж в городе из передряги выбрались, а здесь и подавно обойдется.

Ох и попадаются лошадники! Дурить любят, на то они и купцы: не обманешь — не разбогатеешь. В одном городе хотели втюхать доходягу, которая бы сдохла, едва выйдя за ворота. В другом хромую лошадку предлагали... Убедившись, что "слуга" толк в этом понимает, прониклись уважением. Правда, притворным. Лишь для того, чтобы за другую скотинку заломить цену породистого скакуна. Еле сторговались.

Но последняя покупка в Тофеле... Это уже не купец, а разбойник какой-то. Как спастись сумели! Украденный знак Полада только и помог.

Но ничего как-нибудь выберемся. Тогда выбрались — теперь и подавно.

Ага! Вот тут явно кто-то шел. И не один. Пусть это будет отряд принца. Тогда... Здесь они останавливались на ночевку — вот след от костра. И, кажется, даже дрались — кровь, стрелы. Много следов. А дальше...

Кто-то ушел наверх.

А кто-то на восток.

Куда теперь? Вот когда пожалеешь, что не оборотень. Носом втянул воздух и пошел правильно. Надо все хорошенько обмозговать. Все вспомнить.

Ялмари собирался перейти Маарафские горы. Ну так будем надеяться, что он их и перешел. А если не перешел, то все равно скоро будет там. Значит, надо за перевалом его подкараулить.

Вот так и решим.

Только почему нельзя было пойти через перевал? Или хотя бы там, где есть какое-то подобие дороги. Почему же надо тащиться через валуны, осыпи... Тут снаряжение специальное нужно, чтобы не свалиться.

Ворчанием не поможешь, так что, собери себя в кучку и топай. Чем быстрее будешь на другой стороне, тем лучше. Там трава мягкая, зеленая. Тепло. Солнце. Там сплошная удача. Люди мирные, обманывать не будут, обижать тоже. Будут приглашать к себе чай с пирожками пить. И только спустишься, как сразу...

Ой-ой-ой! Вот так спускаться не надо! Так можно и шею сломать. Под ноги надо смотреть внимательно и камень ногой пробовать, прежде чем наступать. А то бежишь...

Что теперь? Нога не вывихнута — это хорошо. Синяк будет — ерунда. Отдохнули? Опять вверх. Тут и ночевать негде. Звезды да ветер. Так что, как можно скорее вниз.

Еще один рывок... Ну или три-четыре рывка.

14 нуфамбира, у Маарафских гор

Переход был трудным из-за внезапно навалившей жары. Но если бы лил дождь и дул северный ветер, как положено осенью, было бы не легче, так что Гарое, как и солдаты, не жаловался. Ему предоставили коня для передвижения, но он решил, что воспользуется им позже, когда, например, сотрет ноги в кровь. А пока, раз уж его назначили священником в пехотном полку, почему бы не познакомиться с солдатами поближе? Пусть они сторонятся его, беря пример с командиров, но он хотя бы побывает в их шкуре. Поймет, почему они столько пьют и блудят на привалах...

Под рясой у него штаны, и рубашка, так что ему наверняка так же жарко, как солдатам в дублетах. Большинство из них расстегнули их — он такой счастливой возможности не имеет. Котомку закинул в телегу, чтобы сильно не выделываться. Тут и так все пальцем показывают, что он пешком идет и их похлебку хлебает. Многие шутили, что он жалование бережет, поэтому и поступает так. Гарое смеялся вместе с ними над этими шутками. Если он и должен заниматься вдохновением и утешением "вилланов", то явно не сейчас.

Он то и дело смахивает пот со лба, чтобы не заливал глаза, и радуется, что при нем нет меча. Он лет пять уже не держал в руках оружие, и теперь казалось, что оно непременно будет мешать: бить по ногам, цепляться за рядом идущих.

Рубашка уже промокла насквозь и наверняка воняла, а до вечера, когда можно будет ее постирать, еще очень далеко. Он отказался от слуги. Когда он принял церковку недалеко от Меары, тоже первое время обходился без слуг, и ничего, не умер. Слуга понадобится, если дел будет столько, что и постираться некогда. А пока...

Хоть бы обеденного привала дождаться. Ног он давно не чувствует и, кажется, сбил их в кровь. Смешки солдат стихают, но он не обольщается: это не означает, что они смягчились по отношению к нему. Они тоже устали. Вот сейчас будет привал и все начнется сначала.

Да будет ли когда-нибудь этот привал?!

...Когда десятники подали команду разбить лагерь, Гарое мельком огляделся и сел на ближайшее бревно. С наслаждением вытянул ноги. "Хорошо, что я священник, — похвалил он сам себя. — Был бы солдатом — сейчас бегал бы, как они, чтобы устроиться на ночь. А я могу сидеть, и мне похлебку поднесут, и палатку для ночлега поставят..."

Солдаты носились так, будто и не прошагали целый день. Сегодня они перекусывали на ходу. Гарое стал мнительным: ему показалось, что их так торопят лишь потому, что он шел пешком. Чтобы наказать за спесивость. Но потом расслышал беседу капитанов с десятниками. Им надо было успеть к Аину — небольшому городку у Маарафских холмов. Если занять Маарафские холмы, то долго можно обороняться, не пускать герцога Пагиила, с какими бы силами он ни пер в Энгарн.

— Вот, отец Гарое, откушайте, — опять этот весельчак. Чем уж так ему священник приглянулся для шуток?

Гарое уже знал, что его зовут Киший, и у него чуть ли не штатная должность балагура. Очень солдаты его любили за остроумие и подкармливали за это. Вот и сейчас, едва он сел рядом с Гарое, вокруг собрались солдаты, в ожидании очередного развлечения.

Гарое принял у него тарелку, слегка помешал похлебку, словно ожидая какого-то подвоха, вроде земляной жабы, затем сам себя одернул: это было бы грубо. Киший такого не сделает. И вправду он задумал совсем другое.

— Отец Гарое, — уплетая за обе щеки солдатскую пищу, он еще и разговаривал, — а что это вы такой святой, аж оторопь берет. Нам-то позволяете с девками гулять, а сами-то и не приголубите никого. Али вы кастрат, простите искренно?

Солдаты заржали так, что Гарое удивился, как у них тарелки на землю не попадали.

— Увы, — коротко усмехнулся он и еще раз поболтал ложкой в тарелке.

— Не кастрат, нет? — изобразил удивление Киший. — А как же вы без девок-то? И не тяжело вам?

— Поначалу тяжело, — вздохнул Гарое. — А потом рука привыкает.

Солдаты грохнули еще громче, и парень несколько опешил: как это шутка священника удалась лучше, чем его? Он поерзал на бревне и подошел с другой стороны.

— А что это вы не проповедуете? Обещали ведь проповедовать. Вот хоть бы про руку-то сказали, что-нибудь. Мы тут погибаем во грехе, а вы нас не спасаете...

— Проповедь хочешь услышать? — ложка так и осталась в тарелке.

— Да почему же только я? Вона нас тут сколько, — он обвел вокруг себя, — и все жаждут.

— Ну, ладно, — с видимой неохотой согласился Гарое. — Будет тебе проповедь. Только короткая, а то есть хочется, а еще постираться бы надо...

— Ладно-ладно, мы на короткую согласны, — Киший подмигнул товарищам и влюбленными глазами уставился на Гарое.

— Ты вот знаешь, как святого Лаца Печальника иначе называют? — он пытливо уставился на парня.

— Ну, как же — Лац Молчальник его еще называют, — с готовностью откликнулся Киший.

— А почему?

— Да кто его знает? Молчал, наверно, много!

— Молчал, верно. Только не сразу. Вот слушай и на ус мотай. Как Лац стал Молчальником и Святым. Поначалу-то его звали не иначе как Лац Болтун. Потому что болтать он любил, примерно как... — Гарое будто подбирал сравнение, хотя на самом деле точно знал, что кто-нибудь сообразительный ему подыграет.

— Как Киший! — немедленно выкрикнул кто-то, все снова засмеялись.

— Не я это сказал, — многозначительно кивнул Гарое. — Так вот попадал он из-за своей болтовни впросак постоянно. А все потому, что правду очень любил. Бывало, услышит, как девушки наряжаются да приговаривают: "Синюю ли ленточку надеть? Или красную лучше?" А он им в окно: "Да какую ни наденьте — все одно вам, коровам, красивей не стать!" Они его, конечно, коромыслом отходили. В другой раз приедет от графа человек налоги собирать. Ну, в деревне часть запасов спрячут, конечно, чтобы до нитки не обобрали. Да и человеку тому жалятся: "Тяжело жить, помилуй, батюшка". А он возьми и ляпни: "Конечно, тяжело жить будет, коли все запасы по погребам попрятать". Деревню ограбили знатно, за то, что обмануть пытались. Графский человек медяк Лацу подарил, а потом чуть не всей деревней отходили его коромыслами. До смертоубийства только не дошли. А Лац оклемался да, обидевшись, ушел по свету бродить, больше по городам. Мол, не понимают эти презренные людишки его возвышенной души. Он же от греха их уберечь хотел. Ну а мир-то не больно от деревушки отличался. Так что болтовня Лаца мало кому нравилась. Он то свадьбу своими словами расстроит, то убыток причинит. Ну его и привечали соответственно.

— Били сильно? — предположил Киший.

— Бывало и очень сильно, — согласился Гарое. — По-разному бывало. А потом досадил какому-то герцогу. Так тот его...

— Тоже коромыслом? — хихикнул парнишка.

— Дурак, что ль? — одернул его сосед. — Это ж герцог! Откуда у него коромысло?

— И то верно, — согласился Гарое. — Герцог знакомцев попросил — они Лацу язык и подрезали. И стал он с тех пор Лацом Молчальником. А когда очень хотел правду сказать, да не мог, так прямо трястись и плакать начинал. Так его после и Печальником прозвали.

— Ох, врете вы все, — укорил его Киший. — В Священной книге совсем другое про Печальника написано.

— Знаешь больше — так сам и проповедуй! — уколол его Гарое и все-таки съел ложку похлебки. "А ничего... — он проглотил жидкость. — После дневного перехода, очень вкусно".

— Не буду я проповедовать, — "обиделся" Киший. — Вам за то жалованье платят, чтобы вы проповедовали, вот и проповедуйте! — он пошевелил бровями и уточнил: — А к чему вы притчу-то рассказали? Что, значицца, Не надо правду-то искать?

— Правду всегда надо искать, — возразил священник. — Да не все то добро, что правда, потому и написано, что добродетель без рассудительности — пустая трата времени. А впрочем, что это я? Сам думай! Проповедь она на то говорится, чтобы люди сами думали.

Солдаты притихли, а Киший, поерзав, все-таки снова не выдержал:

— А про кого вы все ж таки притчу рассказали? Я болтун, вы — молчальник. О ком же сказку сочинили?

— Тебе проповедь понравилась? — ответил вопросом Гарое.

— Складно врете, — похвалил парень.

— Так я, значит, свое отработал. А дальше сам мозги используй, мне есть не мешай. Тебе голова на что дадена?

— Чтобы есть, конечно! — заржал парень.

Солдаты как по команде стали расходиться. Киший тоже ушел. Гарое доел похлебку и оглянулся. Палатка Харвинда стояла в десяти тростях — над ней болтался на ветру его флаг. Рядом должна быть его палатка. Доползти бы до нее да поспать немного. А постираться и попозже можно...

15 нуфамбира, перевал Вааны

— Спину! Руку! Плечо! Руку! Сильнее! Еще! — короткие выкрики перемежались звоном клинков, настоящих боевых мечей, а не деревянного оружия, как раньше. Авишур — рыцарь, который привез Солту, — показывал графу Ветониму успехи мальчика. Солта сражался так, будто от этого зависела его жизнь, не обращая внимания на стоящих рядом наблюдателей. Он следил не за мечом Авишура, за рукой, двигающей меч, а тот приговаривал: — Еще! Сильнее! Руку! А левая рука у тебя есть?! Вот так! Еще!.. — он умолк на мгновение, а затем поддался. Солта знал, что поддался, но не мог не воспользоваться этим. Меч скользнул вдоль клинка, словно погладил его, и замер в пальце от груди рыцаря. — Молодец, — похвалил Авишур. — Отдыхай, — он повернулся к графу Ветониму, и оба точно забыли о том, что Солта находится здесь. — Вы видите, господин, — очень способный мальчик. Хладнокровный и упорный. Он станет хорошим воином.

— Да, вижу, — согласился граф. — Я возьму его в оруженосцы. Подготовь его к обряду. Хотя ты ему все-таки поддался.

Рыцарь стоял спиной, но Солта был уверен, что тот улыбается.

— Девять из десяти его ровесников не заметили бы мою оплошность.

— Да-да. Я тебе верю. Подготовь.

Итак, ему предстоял обряд. Наставник приказал отдыхать, и он сел на скамью, поставив меч перед собой. Он не испытывал радости и волнения по этому поводу. Его мечта исполнилась — теперь он будет стоять за троном графа Ветонима в той красивой комнате — парадном зале. Он и раньше бывал там несколько раз. Теперь он будет там чаще. Но и с самим графом он будет чаще. Солта стал старше — в прошлом месяце ему исполнилось двенадцать. Авишур многое объяснил ему. По закону Ветоним принадлежит отцу Солты, именно он должен быть графом Ветонимом, ведь когда-то это поместье принадлежало деду Солты. Перед смертью герцог Семир разделил свои владения между двумя сыновьями. Ветоним достался младшему. Но король Манчелу распорядился иначе. Он подарил Ветоним Фалефу Ири, тому, кто верно служил короне. А чтобы граф Дивон увел войска с юга — он собрался воевать за наследство — старшего сына отдали в оруженосцы графу. На самом деле в заложники. Жизнь Солты зависит от того, как будет вести себя отец.

Мальчик испытывал смешанные чувства к своему господину. Он должен был его ненавидеть — он отнял у отца доходное поместье, а у него самого — семью. Но не было почти ни одного дня, чтобы Авишур — единственный, кто искренно заботился о мальчике, — не сказал ему: граф Ветоним не виноват. Каждый рыцарь бедный или знатный, должен повиноваться господину. Если бы граф Дивон повиновался королю, Ветоним принадлежал бы ему. Солта не должен совершить подобной ошибки. Если он будет верен господину — Бог его наградит.

Все действительно могло измениться и очень скоро. Фалеф Ири был старше отца, но у него до сих пор не было наследника. Его жена родила ему семерых детей, но выжила только одна девочка — Солта иногда сталкивался с ней, когда няни выводили малышку гулять. Она была милым ребенком, но Ветоним ей не достанется — он перейдет только к сыну. Недавно Ири овдовел. К нему ходит какая-то служанка, но захочет ли она родить сына графу? Впрочем, он может и еще раз жениться. Но пока все на самом деле может повернуться так, что Ветоним вернется семье Ройне.

— Солта, продолжим тренировку.

Мальчик встал, учтиво поклонился сначала графу, который вышел, не взглянув на него, затем Авишуру. И выставил перед собой меч. Ему надо много тренироваться, потому что когда он станет оруженосцем графа Ветонима, он будет ходить с ним на войну. А Ири часто бывает на войне — столь щедрый подарок от короля приходится отрабатывать.

Духовник поднес генералу элий, и Денисолта благоговейно прижался к нему губами, затем отступил в сторону. Братья тоже получили благословение, а за ними другие полковники. С остальными офицерами были духовники меньшего ранга. В ожидании пока они закончат свою "работу", братья встали рядом с генералом Ройне. Как всегда: Идбаш, средний, — справа, Алеан, младший, — слева. Если они были рядом на войне, Солта чувствовал себя сильнее. Под командованием Идбаша более пяти тысяч пехоты. Алеан лучше управляется с кавалерией. А еще с семьей Ройне лучники, копейщики и целая армия вспомогательного состава — механики, оружейники, коновалы, повара... Когда они покидали Ветоним, казалось, совершается великое переселение, ведь за ними следовало множество невоенных: от коробейников до проституток, рассчитывающих поживиться за счет солдат. Проституток Ройне не жаловал. Пока армия только собиралась, он еще терпел их, но за неделю до перехода в Энгарн велел выгнать всех. Одной, особо непонятливой, пришлось сломать руку и пообещать, что в следующий раз переломают ноги. Вроде бы это помогло. Они не могли рассчитывать на помощь свыше, если не будут повиноваться Богу. А помощь им будет нужна.

То, как их армия преодолеет перевал Вааны, зависело только от Эль-Элиона. Разведчики Ройне несколько раз побывали на нем и составили такую подробную карту, что Солте казалось, он видел его собственными глазами. Энгарнская армия могла защититься только двумя способами: либо перегородить перевал и принять бой, либо устроить засаду на склонах в самом узком месте. Ройне нутром чуял, что они выберут именно это — очень уж удобно для нападения. Обезопасить себя они не могли. Могли только быть готовыми к любым неожиданностям.

Денисолта стоял на возвышении. Духовники собирали вещи: благословение получили все, от генерала до повара. Можно отправляться в путь. Он потрепал Мрака по холке и легко вскочил в седло. Конь, казалось, дрожал от нетерпения. Еще мгновение — и запели трубы, давая сигнал к выступлению. Генерал Ройне знал, что все предусмотрел, каждый знает свои обязанности, но спросил у Алеана:

— Разведчики выехали вперед?

Разведчики должны были отправиться вместе со специально обученными собаками. Ройне очень на них рассчитывал.

— Да, мой генерал, — хохотнул брат. — Все приказания выполнены, я отбываю в полк, — он пришпорил Лихача.

Солта залюбовался им. Алеан всем нравился и за легкий характер, и за бесшабашную смелость, но иногда становилось страшно: как бы не сломал себе шею. Идбаш — спокойный и обстоятельный — такой тревоги не вызывал. Он, как и старший брат, никогда не выходил из себя, четко выполняя приказы генерала. Он вообще старался не огорчать Солту. Когда собрался жениться, пришел и попросил выбрать для него достойную невесту. Младший балбес о женитьбе еще не думает, но вполне может притащить домой какую-нибудь девку, поставив семью перед фактом: "Вот моя жена".

Идбаш тоже ускакал к своему полку, а Ройне в окружении оруженосца, адъютантов и порученцев, влился в колонну.

— Мы им покажем! — Улла Ири чуть вырвался вперед, чтобы ехать рядом с Денисолтой.

Вот кто раздражал Солту, но приходилось его терпеть. Если следовать букве закона, мальчишка не имел никаких прав на Ветоним — поместье всегда принадлежало семье Ройне. И тем не менее находилось немало умников, кричавших, что Улла должен владеть графством. Пока мальчишка находился рядом с Солтой, служа у него в адъютантах, генералу было спокойней. Ему недавно исполнилось восемнадцать. Он обожал генерала и во всем ему угождал. Граф Ветоним наблюдал за этим с брезгливым недоумением: неужели он был таким же? Нет, он никогда не унижался так перед Фалефом. Он ходил с ним на войну, но помнил, что находится в плену. Поэтому Ройне проигнорировал возглас Уллы. Паскир, служивший оруженосцем уже почти пять лет, как всегда точно почувствовал настроение генерала, поспешил оттеснить Ири и занять место рядом.

...Солнце клонилось к закату, когда армия добралась до опасного места. До сих пор их никто не встретил, значит, здесь точно ждут.

— Разведчики докладывают — дожди прошли на неделе, — зашептал рядом Паскир. — Это нам на руку, быстро они нас не атакуют.

Небо и сейчас было темным, угрожая ливнем. Только вот ливень был опасней не для армии Солты. Что если так и поможет им Эль-Элион?

— Авангарду идти очень осторожно, приготовиться к нападению, — негромко пробормотал он: не любил без нужды напрягать голос.

Его приказ тут же передали дальше, один из порученцев сорвался с места, догоняя передовые отряды. И, будто услышав эту команду, прогремел гром, и хлынул дождь. Солта плотнее закутался в плащ. Тут же словно что-то кольнуло сердце, он бросился вслед за порученцем, туда, где в авангарде находился Алеан. Что-то должно было произойти.

Он заметил энгарнцев, еще не найдя Алеана. Они собирались ударить во фланг. Будь земля посуше, а река помельче, как обычно, они бы смели кавалерийский полк за четверть часа, но сейчас его солдаты успевали подготовиться к атаке. Брат уже сориентировался и перестраивал ряды. С него станется, он будет воевать по-рыцарски, ожидая честного поединка.

— Катапульты, арбалетчики! — выкрикивал генерал на ходу.

Все зашевелились, разворачиваясь к противнику. Когда энгарнцы построились в боевой порядок, их встретили болты, стрелы, камни. Вражеские ряды сминались, не успевая выстроиться, кони вязли в рыхлом береге. Немногие "счастливчики", сумевшие спуститься с горы, столкнулись с Алеаном, а тот с нетерпением ждал боя. Схватка вышла короткой и яростной. Не прошло и получаса, как кавалерия гнала энгарнцев вниз по перевалу. Подоспевшая пехота поднималась на холм.

— Пленных не брать! — крикнул Ройне и помчался вслед за братом.

Он любил битву. И хотя сильнее он был не на поле и тем более не в "горной" войне, а в осаде, в тот момент, когда конь нес его к врагу, он испытывал такую бурю эмоций, которую никогда не испытаешь в мирное время. Восторг, ненависть, жажда победы, затмевали разум, и он врывался в ряды противника, как карающая длань Господа. Сегодня хорошего боя не получилось — что за радость рубить спины? Большинство энгарнцев не захотели повернуться к ним лицом. Но дух поднимало другое: он сказал, что перейдет этот перевал, и он его перешел. Осталось дело за малым: добыть графства для братьев и герцогство для себя.

15 нуфамбира, Маарафские холмы

Они шли до тех пор, пока не свалился Сорот. По правде говоря, если бы не свалился он, то упала бы она, Бисера. И потом мучилась бы угрызениями совести из-за того, что задержала всех, оказалась слабее мужчин. А лорду как с гуся вода. Он ни разу не охнул за ночной переход. Значит, соображалка еще работает, знает, когда можно стонать, а когда лучше заткнуться. Она-то считала, что Герард совсем убогий.

Шрам позволил им сделать привал, и она упала на камни, не особо выбирая место. Ноги не держали, но только бы этого не увидели другие, особенно придурочный полуполковник. Костер не разжигали. Но амазонка не мерзла. Она вообще не чувствовала ничего, кроме боли в мышцах и рассеченном плече, но перевязываться не было сил, тем более кровь уже загустела, а одежда прилипла к ране коркой. Так что кровью она не истечет, а остальное можно исправить утром.

Она проснулась, услышав его голос. Наверное, единственное, что могло ее разбудить после двух ночных переходов и лишь нескольких часов отдыха. Открыла глаза и тут же столкнулась с беспокойным взглядом.

— Что у тебя с рукой?

— Ерунда, — отмахнулась она.

— Надо срочно перевязать, пока не стало хуже, — не согласился он. — Помочь?

Бисера чуть не кивнула, но, заметив скабрезную ухмылку Шрама, насупилась:

— Сама справлюсь.

И снова бесконечно долгий день. Хотя идти стало значительно легче. Балор по-прежнему вел их. Он нашел тропку чуть ниже, но зато настоящую, а не нагромождение камней. Бисера шла поодаль. На привале, когда они жевали орешки и сушеные яблоки, садилась дальше всех. Но Шрам постоянно презрительно скалился в ее сторону. Она бы давно врезала ему, но Ялмари бы это огорчило. Не затем она отправилась в этот поход, чтобы создавать ему проблемы. Сейчас они одна команда, даже если всех, кроме принца хочется прибить. Неудобство ей причиняло то, что приходилось постоянно себя зажимать: не смотреть на Ялмари, не дотрагиваться до него, не отвечать на выпады Шрама, не давать по морде лорду за его намеки. Сплошные "не". Хорошо если это не будет напрасным. А интересно, взял бы ее Ялмари, если бы знал, что она хочет изменить в храме Судьбы?

Прежде чем устроиться на ночевку, Балор и Ялмари отлучились. Вернулись почти одновременно и заверили, что рядом никого нет. Ялмари принес дичь, и они поужинали. Оборотням тяжелее всех приходится без мяса. Костерок разожгли небольшой — и свет, и дым привлекают внимание издалека.

После ужина полуполковник сообщил, что она будет сторожить утром, перед рассветом. Бисера тут же завернулась в плащ, легла спиной к костру, чтобы сидящие там Ялмари и Балор не увидели, что она не спит, слушает.

— ...О чем задумался? — Балор гасил костер.

— Все идет не так, как мы планировали, — объяснил Ялмари.

— Да может, и к лучшему это, — попытался утешить его князь. — Дорога легче, и к цели мы ближе, если верить твоей карте.

— Только мы не знаем, что ждет нас, когда мы обогнем гору, — хмуро возразил принц. — Место для встречи с Щиллемом не случайно было выбрано. Пагиил готовит войска для вторжения в Энгарн. И хотя для всех мы — наемники, сталкиваться с ними мы не должны. С Щиллемом мы уже точно разминулись...

— Но ведь нам не нужен лейнский граф, чтобы добраться до места? Или нет? Карта у тебя. А чем больше людей, тем больше вероятности, что среди них будет акурд.

— Если со мной больше одного человека, уже есть вероятность, что среди нас акурд.

— Ты хочешь сказать...?

— Да! Возможно, он идет с нами от самого Жанхота. Возможно, кого-то подменили в ночном бою. Ты всех видел?

— Куда там!

— И я не видел. Никто не видел — не до того было. Так что... Самое главное, я не знаю, чего боюсь: того, что мы обогнем гору и никого не найдем или того, что нам придется прятаться от людей Пагиила. Ведь если войск герцога не будет там, где они наверняка должны быть, значит, все подстроил Загфуран. Он следит за нами и ведет туда, куда ему надо. А я не люблю, когда меня ведут...

Бисера сразу подумала о своем. Он не любит, когда его ведут. Любит сам выбирать. Охотиться, как волк. Неужели эту серую мышку, свою жену, он добивался, охотился? Неужели, она не свалилась на него, как переспелая груша? "Ни за что не поверю! — горячилась Бисера. — Свалилась к нему и лежит теперь плюхой. Куда поставишь, там и стоит. Скажешь уйти — уйдет. Скажешь лежать — ляжет. Она надоест ему самое большее через месяц. Если сейчас не надоела, так только потому, что его дома не бывает. А вот если будет жить с ней — завоет с тоски. Разве такая женщина ему нужна? Не такая, совсем не такая..." Она так и не осмелилась произнести даже внутри себя, что ему нужна такая, как она. Но надежда такая тварь — гонишь в двери, она лезет в окно. Что если в этом путешествии Ялмари узнает ее с другой стороны? И тогда и без храма Судьбы она изменит судьбу. Амазонка никогда своего не упустит...

Ялмари проснулся еще до рассвета. По утрам у подножия гор становилось прохладно. Но ему не спалось не от холода. Просто почувствовал себя выспавшимся и не захотел лежать на жесткой земле, ожидая, когда встанут остальные. Лучше уж пройтись.

К его удивлению Бисера головы не повернула к нему, хотя и не дремала — чутко вглядывалась в темноту, чтобы не пропустить врага. Что ж, она честно выполняет обещание: ведет себя прилично. Это радует. И без того Шрам острить не устает.

Он взглянул на спящих спутников и ужаснулся — вокруг них витало что-то темное. Ялмари быстро отвернулся. Только бы не фея смерти. Не нужно ему подобное "пророчество".

Принц побрел вверх, бесшумно ступая. Странное ощущение возникло внутри: будто вновь кто-то вел его. Среди камней словно серебристый след вился. Вроде бы и не тропинка, но подниматься тут было удобнее. В душе все протестовало: кто его ведет? Зачем? Но свернуть он не мог, так и шел, не отрывая взгляд от серебряной ниточки... А ведь надо, надо смотреть по сторонам... Мало ли кто тут рядом может быть.

Он поднялся на самую вершину и остолбенел. Необычная здесь была гора. Маарафские холмы — они ведь невысокие, не сравнить с Рыжими горами или Аваримскими. Но сейчас перед ним раскинулся Лейн до самой Халакской гряды на побережье Великого океана. Даже Шакалью гору различал — она словно чуть мерцала среди всех. Но зачем ему Шакалья гора? Ему нужен храм Судьбы.

И, по его желанию, к нему приблизился храм. Сначала огромное темно-синее здание с каменным драконом на крыше. Потом город, непохожий на все, что он видел до сих пор. Улицы, лучами расходящиеся от храма. Великолепно украшенные дома, прекрасные как в центре, так и на окраине. У Хор-Агидгада было два кольца высоких стен, защищающих его, а затем еще плотный туман. Настолько плотный, что, казалось, в нем можно задохнуться. В одном месте, там, где туман редел, город окружали болота. Мрачные, опасные, притворяющиеся зелеными полянками с сочной травой, но стоит ступить туда — как трясина поцелует ноги, захватит в объятия, утянет в свою постель. И не спастись от нее, как ни старайся. Будешь лежать в темноте и сырости.

Неужели нет дороги в Проклятый город? Холодный ветер всколыхнул полы куртки, забрался под рубашку. Ялмари быстро застегнулся. Тогда ветер захотел сорвать шляпу, но и тут потерпел неудачу — он быстро придержал ее. И ветер сдался, улетел куда-то дальше, а он вновь изучал простирающуюся перед ним долину. Теперь появились тонкие черные ниточки, ведущие в Хор-Агидгад. Дороги. Их много. Только ходить ими нельзя. Они черные, потому что на них погибали люди. Каждая из них ведет к смерти, а вовсе не в город. В город нет дороги. Он проклят.

Но он должен попасть в храм Судьбы! Иначе не только Энгарн погибнет. Если верить Эрвину — вся Гошта погибнет...

Что-то блеснуло в долине. Ялмари прищурился. Очень трудно понять, что это. То ли зеркальце в чьих-то руках, то ли доспех блестит на солнце, то ли...

Прямо от его ног в долину вновь вела серебряная ниточка. Она скользнула к подножью холма, свернула в лес, снова появилась у какой-то деревеньки, затем пересекла речушку, долго петляла по пустоши. Превратилась в пунктир, а затем будто стрела пронзила туман Хор-Агидгада.

Так значит, есть путь туда?

Тысячи путей. Но только один не отнимает жизнь. Но и он иногда прерывается. Тут как повезет. Может, все пройдете. Может, ты один. Может, никто. Хотя тебе надо пройти. Непременно надо. Постарайся.

Ялмари оглянулся. Он по-прежнему стоял один на вершине. Он еще раз проследил взглядом серебряную ниточку. Надо запомнить, куда она ведет. Запомнить. Хотя, у него же карта есть. Жаль не взял ее с собой, нарисовал бы сейчас быстренько...

Красные лучи солнца Гошты засияли так ярко, что принц прикрыл веки. А когда снова открыл их, встав спиной к солнцу, серебряного пути уже не было. Но он помнил место, где она только что была. Проследив этот путь еще раз по памяти, он со вздохом повернулся и спустился вниз. Надо было возвращаться, пока его не хватились. И попробовать зарисовать эту дорогу, чтобы точно знать, куда идти.

Без указующей тропинки спускаться было сложно. Он ступил на один камень. Другой. А третий выскользнул из-под ноги, и он, не удержав равновесия, кувырком полетел на камни, едва успев прикрыть голову.

— ...Шереш, да что это с ним? — услышал он над собой и открыл глаза. Етварт, трясший его за плечо, смачно выругался, и облегченно выдохнув, сел рядом. — Ну ты, брат, даешь спать! — потрясенно промолвил он. — Мне чуть плохо не стало.

Он перебрался к вещам и, выхватив оттуда флягу, сделал несколько больших глотков. Ялмари не сомневался, что это была граппа. Он сел и оглядел остальных. Бисера тоже обеспокоена, только глаза прячет. Герарду все равно, он равнодушно собирает вещи. Балор посматривает настороженно.

Успокоившись, Етварт раздал завтрак. Пока все молча жевали, Ялмари вспоминал чудной сон. Рассказать о нем или не надо? Пожалуй, не стоит. Вряд ли их утешит, что он поведет их согласно сну, да еще и с присказкой, что на этом пути могут погибнуть все. Разве что Балор поймет — он знает о способностях оборотней. А то, что надо идти этим путем, — он был уверен. Не зря его показали именно после того, как он возопил, что не хочет, чтобы его вел маг. Вернее, что вообще не любит, когда его ведут...

Нарисовать путь или не стоит? Кажется, рисовать бессмысленно. Это на карте легкий штрих, а на земле — речушки, ямы, овраги... Когда они спустятся вниз, придется полагаться на интуицию и только. А если среди них есть акурд, то ему не стоит видеть эту карту, какой бы общей она ни была.

Он быстро бросил в рот горсть лущеных орехов и тоже собрал вещи. Когда Балор направился дальше на восток, принц остановил его.

— Мы пойдем туда, — заявил он, указывая наверх.

— Почему? — удивился Герард.

— Потому что я так сказал, — отрезал Ялмари и первым пошел по еле заметной тропинке. Теперь она не светилась серебром, но принц ее угадывал. Может, и дальше будет так же?

15 нуфамбира, Восточный Лейн

Два дня бесплодных поисков. Это невозможно. Не может такого быть. Потерять из вида отряд принца, когда так удачно все начиналось. Спать на камнях, не мыться, недоедать и недосыпать, но при этом с каждым часом чувствовать, что все напрасно: на каком-то повороте они разминулись, что-то пошло не так. От этого кто угодно впадет в отчаяние. Но отчаяние тут тоже не поможет. Нужен холодный рассудок и терпение.

Где они разминулись? Конечно же, там на перевале. После трудного подъема был еще более трудный спуск. Казалось, Маарафские холмы с этой стороны еще круче. А если к тому же не знаешь дороги... И тех, кого преследуешь, не видно... Их и не должно быть видно! Они же прячутся, поэтому огни Зары в небо пускать не будут, чтобы показать, где они ночуют. Но не могут же они идти так, чтобы не оставлять следы? Хоть что-то, какая-то мелочь...

Следы были, но забирали восточнее, туда они не должны были пойти. К тому же у подножия горы в том направлении "дымил" воинский лагерь. Так значит, это были следы лейнцев, а не тех, кто сопровождал принца. Вернуться назад? Но за эти два дня они могли уйти далеко. Не хватит сил догнать их. Тогда что?

Для начала спуститься вниз, там теплее, а в лесу можно отыскать что-нибудь съедобное. Тогда уже без суеты еще раз все взвесить. Не может быть, чтобы все было так безнадежно. А уж вернуться всегда успеется. Только возвращаться нельзя.

...Ну вот: небольшой костерок, чай с травами, грибы... Вроде и жить можно. Здесь действительно теплее. И переночевать уже легче, почти как в постели. Побольше листьев сгрести — и будет так же мягко. По Энгарну путешествовать сейчас намного хуже. Еще неделя-другая и там начнутся дожди. А в Лейне, может, зимы и вовсе не будет, поэтому и лишние вещи не нужны.

Так что же делать дальше? Ялмари даже если поначалу ушел на восток, все равно сюда вернется. На востоке ему делать нечего. Щиллем со своими людьми тоже далеко не пойдет и если они хотят объединиться с ним, то придется появиться тут. Можно гулять по лесу, ожидая, когда они появятся, но... шансы невелики. Тогда... тогда надо найти Щиллема! Внешность в походе он менять не будет. Или будет?.. К тому же с ним должно быть около десяти человек всадников. Их заметить легче, чем пятерых пеших. Найти лейнского графа, и недалеко подождать, пока его же найдет Ялмари.

Риск, конечно, есть. Все-таки это не вилланы, а воины, будут настороже, могут заметить, что рядом кто-то крутится. Но что поделать? Придется рискнуть.

Для этого придется не торопясь — вдруг и отряд принца с востока подтянется — идти на запад, прислушиваться, приглядываться. Чтобы не пропустить небольшой отряд. Сторониться селений, обходить большие отряды, присматриваться к маленьким, но аккуратно, чтобы не попасться.

Все не так страшно. Обратной дороги в любом случае нет. Так что надо идти вперед, а там будь что будет.

15 нуфамбира, Рыжие горы

Загфуран остановился в крошечном домишке в деревеньке рядом с Пегларскими горами. Тазраш занял шикарную избу по соседству, другие аристократы и командующие тоже выбрали себе достойное жилье. Минарса это пока не волновало. Он жил один и мог без опаски хоть здесь сбросить плащ. Тем более изба была такая бедная, что даже стекла в окнах не было, только промасленная бумага. Если бы кто-то стал подсматривать за магом — у него ничего бы не вышло.

Он лежал на кровати, не шевелясь. Ночью Загфуран поохотился на территории Энгарна, а после этого поспал часа два. Он испытывал состояние блаженства: он насытился, отдохнул, энергия бурлила внутри, ожидая, где вырваться наружу. За окном шумел просыпающийся лагерь. Большинство солдат и офицеров в недоумении: зачем маг привел их сюда, где горы не перейти? Но сегодня один из самых лучших дней в жизни минарса. Он перейдет горы, и не так, как в первый раз, всего лишь с ротой солдат, тайком. Он войдет в Энгарн как победитель.

Через два-три дня они получат известие о гибели Ройне, граф этого заслуживает. Как он вел себя на совете: красивый и холодный, всех презирает и ненавидит! Было ошибкой вообще включать его в регентский совет. Но если уж это произошло, надо побыстрее от него избавиться. Послать его на верную гибель было очень тонким ходом. В любом случае энгарнскую армию он тоже потреплет. Тазраш тоже иногда очень хорошо соображает.

И с каждым днем герцог соображает все лучше. Так лисица, попавшая в ловушку, изыскивает один способ за другим, чтобы получить свободу. Маг был уверен: еще месяца два назад, Тазраш бы и внимания не обратил на приставленного к нему порученца, замечал бы его не больше, чем Манчелу замечал фаворитов: только когда ему надо было продемонстрировать доблесть или щедрость. Но теперь...

Знал Тазраш, что граф Цагаад служит Загфурану или это чудовищная интуиция? Он не только ничем не выдал себя в присутствии нового подчиненного, но и умудрился не оставаться с ним наедине.

И все же присутствие минервалса рядом с герцогом не было напрасным. Почти в первый же день Цагаад заметил, что у Тазраша есть амулет, которым он очень дорожит, так что прячет его от всех. Амулет, с которым он никогда не расстается. Загфурана это сообщение заинтересовало. Уже через сутки он знал, что за вещицу прячет герцог. Один из древних амулетов, по слухам созданный самим Эрвином. Конечно, такая вещь будет защищать от самой сильной магии. Разве только Управитель Гошты наложил бы проклятие на Тазраша — тогда бы амулет не подействовал. Но какой хитрец! Где он мог раздобыть такую редкость? Ведь явно заранее побеспокоился о защите. Загфуран решил выяснить все и лишить Тазраша безделушки. Вот только немного освободится от дел. Но и сейчас он обрадовался, поняв, почему не подействовало его заклятие. А герцог пусть пока пребывает в блаженной уверенности, что маг ни о чем не догадывается.

О Тазраше и прочих, неповинующихся ему, думать не хотелось. Сегодня он будет думать только о себе. Сегодня день его триумфа.

Принца он обложил со всех сторон. Направил к нему еще одного соглядатая. А чтобы оборотень с ним не разминулся, попросил Пагиила погонять Ялмари немного по горам. Когда рядом акурд, узнать, где находится принц просто. Так что пока все шло так, как он планировал.

Особый отряд, вооруженный и обученный против нечисти, спешно обучался совместным действиям. Мага для них он тоже нашел. В меру способный и скромный из Святой церкви, жаждущий служить свету. Он подружится с солдатами. В первую очередь их обучали против оборотней. Но на одной из вылазок они наткнулись на кровососа и не сплоховали — он растерзал лишь одного человека, затем его самого чуть не в паштет измельчили, а потом и сожгли для верности. Конечно, это могло спровоцировать вампиров на войну, но что-то подсказывало Загфурану, что они предпочтут сбежать в другую страну, но не воевать с целой армией. Значит, еще немного таких успешных стычек и гнездо будет вычищено. Кажется, у него началась полоса удачи.

Маг еще раз глубоко вдохнул, счастливо прикрыв глаза, а затем откинул покрывало и поднялся с кровати. Плескаясь в тазу, заметил, что мурлычет под нос какой-то гимн и рассмеялся. Если бы кто-то увидел его сейчас — ни за что не поверил бы, что минарс может быть таким счастливым и беззаботным. Огладил балахон, накинул плащ на плечи. Настало время показать могущество. Минарс знал, что ему будет очень плохо, после того как он совершит задуманное. Что ему надо будет изо всех сил сдерживать себя, чтобы не убить себя в приступе чесотки — когти вампира легко раздирали тело до костей — и не убить кого-нибудь из своих, зачем пугать собственную армию? Но плохо будет потом... А сначала...

За мгновение до того как в дверь постучали, он надвинул капюшон на лицо. Затем повелительно произнес:

— Входите.

— Господин маг, герцог Тазраш просит вас...

"Ох, Цагаад, наверняка герцог не был так вежлив. Наверняка он злится и крушит все, что попадает ему под руку. Но ты никогда не позволишь себе грубить мне".

— Я уже иду, — произнес он вслух миролюбиво.

Граф отступил, пропуская его, а затем тенью проследовал за ним до дома Тазраша. Заходить Загфуран не стал. Никогда не будет лишним указать герцогу его место. Остановившись, минарс громко произнес не оборачиваясь.

— Передайте герцогу, чтобы войска были готовы выступать через полчаса вслед за мной. Я немедленно поеду к горам. Один.

Цагаад понял его. Быстро подал знак, и магу подвели коня. Загфуран легко вскочил на него — маленький рост этому не помеха — и пришпорил коня. Тот жалобно заржал и сорвался с места.

Минарс много раз прокрутил внутри себя то, что должно сегодня произойти. Конечно, ему бы хотелось, чтобы кто-то был свидетелем его могущества, но, к сожалению, это невозможно, в первую очередь из-за того, что он вампир. Но ничего страшного. Комплименты он выслушает чуть позже, когда еще раз поохотится.

Он домчался до горы примерно за четверть часа. Спрыгнул с лошади, прижал ладони к камню, задрал голову вверх, разглядывая вершину и сладко улыбаясь. Затем закрыл глаза и сосредоточился. Всей мощью, сдерживаемой в себе долгие дни, он "выстрелил" вперед. В камень, в гору. Руки ушли в пустоту, и он развел ладони: следовало расширить проход. Так он и стоял с четверть часа, то поднимая руки вверх, то разводя их, то вытягивая перед собой. А энергия лилась из него, уничтожая скалистую породу, которую не смогли уничтожить ветер, дожди, люди и время.

Вернее, он не уничтожал, а преобразовывал — это проще. Если бы он, как в тот раз, когда закрывал портал, направил энергию на уничтожение, точно бы не выжил. А сейчас ему было очень тяжело, и с каждым мигом все тяжелее, но тем не менее он знал, что справится.

Когда маг, обессиленный, упал на землю, тело чесалось, будто его обнаженное тело всю ночь кусала туча комаров, но он мог себя сдерживать. Он ничего не видел, поэтому переждал немного. Придя в себя, убедился, что образовал в горах проход, достаточный, чтобы в ряд прошло три повозки, не мешая друг другу. Загфуран сбросил плащ, быстро свернул его, привязав к поясу, расправил крылья вампира и коричневой молнией метнулся в сторону Энгарна. Ему надо срочно восстановить силы. И он очень надеялся, что когда вернется к проходу вновь, тут уже будут переходить войска Кашшафы. Если Тазраш не выполнит его указаний, он очень рассердится. Даже несмотря на то, что будет сыт.

17 нуфамбира, Маарафские холмы

Генеральство Харвинда совершило очень быстрый переход, так что завладело холмами до того, как туда подошли войска герцога Пагиила. Граф очень этим гордился. Теперь он и двое полуполковников удалились для совещания, а солдаты ожидали приказ: укрепляться здесь или готовиться к еще одному переходу. Гарое посматривал на них: кто-то равнодушно проверял оружие, кто-то рассматривал мозоли на ногах, чем-то их присыпал... Они будто и не переживали о предстоящей битве. Какой-нибудь аристократ скажет, что это от глупости или природной грубости натуры. Они бы не поверили, скажи им священник, о чем они на самом деле думали эти "вилланы".

Гарое свалился в прошлый раз без чувств, едва добрел до палатки и снял с себя провонявшее белье. А утром обнаружил, что к нему кто-то заходил. Постирал одежду и, когда она просохла, аккуратно сложил обратно. Он не стал выяснять, кто это сделал, а пристроившись к десятку, с которым шел вчера, громко произнес, словно разговаривая сам с собой:

— Знать бы, кто обо мне позаботился, я бы его отблагодарил.

Киший был тут как тут:

— Нешто денежку бы дали? — обрадовался он.

— Я ж деньги берегу, сам знаешь. А вот проповедь бы почитал ему. Чтобы отблагодарить, значит.

Солдаты радостно заржали.

— Так вы всем почитайте, — предложил Киший. — Уж кто одежку вашу постирал, непременно тут идет, вот и порадуется. Все веселей идти будет. Врете-то вы складно, отец Гарое.

— Почему нет? — пожал плечами молодой священник. — Расскажу. Когда еще сможем поговорить... А о чем бы ты услышать хотел?

— А вот скажите, вот вроде как Эль-Элион любит нас, да?

— Любит.

— А чего ж так жить-то тяжко? То засуха, то наводнение, то война вот. Я вот так думаю, мои бы родители, если б они меня любили, на войну бы не отправили.

— Балбес ты, Киший, — снова одернул его кто-то. — То ж не Бог войну устроил, а люди.

— А чего люди балбесы такие? — не унимался парень. — У нас вона поговорка в деревне: каков отец, таков и сын. А мы вроде как дети Божии. Мы балбесы, а Бог тогда какой?

— От дурак! — снова возмутился кто-то. — Нешто так можно про Бога?

— А вы заткнитесь. Я вот послухать хочу, что отец Гарое скажет. Вас, балбесов, я уже слышал много. Что ж вы, отец Гарое? Или сказать нечего?

— Отчего же нечего, — возразил священник. — Только ты много вопросов сразу задаешь: про засуху, про войну, про людей, про то, какой Бог на самом деле. Тебе на какой отвечать-то?

— Про нас скажите. Отчего Бог нас послушными не сделал? Чтобы не воевали, не блудили, а благообразными, как вы, например, были. Вы, конечно, все знаете, так скажите.

— Все знает только служка в церкви, — парировал Гарое. — А я тебе лучше притчу скажу.

— История из жизни святого, что ли? Истории мы любим.

— Нет, это не о святом... В общем, слушайте. Эль-Элион творить любит. Не зря Его раньше Всетворящий называли. И каждый раз творит он что-то особенное. Повторяться не любит. Сначала духов сотворил, которые ему служили и радовались в этом служении. А потом сотворил особый мир...

— Гошту? — встрял Киший.

— Нет, не Гошту, — покачал головой Гарое, а парня тут же остановили.

— Ты закрыл бы рот! Просил проповедь — молчи.

И Киший исчез, а Гарое стал рассказывать.

В новом мире Эль-Элион создал особых существ. Они были не такие, как духи, у них была плоть, и она легко ранилась, тогда существа плакали и стенали. Когда они радовались — они плясали. Когда уставали, ложились спать. Духов забавляли эти странные существа. Они относились к ним снисходительно, понимая, что им никогда не стать такими могущественными, как они сами. Но вскоре они заметили нечто необычное. Во-первых, они творили. Раньше это делал только Эль-Элион. А теперь почти каждый из сотворенных во плоти делал что-то особенное — кто-то сочинял музыку, кто-то вырезал из дерева или камня, кто-то рисовал картины, кто-то выдумывал сказки. Духов это немного настораживало. Но они считали творимое таким же хрупким, как сами существа, и таким же бесполезным. А затем существа придумали нечто другое. Создали тележку, в которой можно было кататься вдвоем и даже вчетвером. Сообразили, как сделать дорогу достаточно прочной, чтобы она не портилась во время дождя. Утеплили дома, а одежду сделали более нарядной. Не проходило дня, чтобы они не создавали что-то полезное или бесполезное. И духи возмутились: "Как смеют они делать то, что доступно лишь Эль-Элиону? Если они не могут делать совершенное, то пусть вовсе не делают!" Бог предложил: "А вы запретите им". И духи спустились в новый мир. Они пытались объяснить существам, что те поступают неправильно, запретить и даже удержать силой. Но вот чудо: существа были слабы и хрупки, но они не желали повиноваться духам. И некоторые готовы были умереть, но не прекращали творить. И вернулись духи к Эль-Элиону, воскликнув: "Зачем ты сотворил их, таких хрупких и таких упрямых? Они погибнут, споря с Тобой!" И Бог сказал: "Если и погибнут, то не в споре со Мной. Потому что они нужны Мне такие: слабые, мятущиеся и творящие".

Гарое замолчал, а через мгновение чуть не споткнулся о кочку на дороге. Его тут же поддержала твердая рука. Пожилой солдат предупредил:

— Аккуратней, отец Гарое, здесь дороги ровные еще не сделали.

Кто-то хмыкнул. Священник тоже ухмыльнулся.

— Не понял я вашу притчу, отец Гарое, — промолвил очень серьезно Киший. — Это вы хотите научить, что Бог из нас балбесов сделал, потому что ему нужны были балбесы, что ли?

Гарое рассмеялся и потрепал парня по волосам.

— Нет. Но когда Ему были нужны бессловесные животные, он создал их. И они легко слушаются человека, даже самых свирепых можно приручить. И Он мог бы создать нас такими же: чтобы подчинялись Ему сразу, чтобы всегда правильно поступали. А Он создал нас другими: насмешниками, сомневающимися, бунтующими. Свободными. И ждет, что вот такие, мы к Нему придем. Потому что любовь дикого зверя дороже любви пса.

Гарое всмотрелся в лес, видневшийся за небольшой низиной. Разведчики донесли, что там на подходе рота драконов, две роты барсов и пехотный полк. У энгарнцев войск больше, главное, чтобы командиры не начудили...

Он будто у пророка побывал: Улам появился красный и злой. Ус подергивался от еле сдерживаемого гнева.

— Капитаны ко мне! — заорал он.

А через четверть часа пронеслось по рядам:

— Стройся! Выступаем.

Гарое ушам своим не поверил: они покидают высоту? Ради чего? А потом десятник сообщил ему:

— Улам-то наш с графом поссорился. Полуполковник-то наш говорит, тут надо стоять, а граф уперся: надо наступать, чтобы не позволить им из леса выйти. Вот и выступаем, значит.

Сердце Гарое заныло в недобром предчувствии. Харвинд не может быть до такой степени дураком. Скорее всего, Улам брякнул что-то не то, вот граф и полез доказывать, кто тут главный...

— Вы бы остались, — предупредил десятник напоследок. — Мало ли что...

Солдаты быстро перестроились и спустились с холма, выставив перед собой щиты и приготовив копья — никто не знал, чем ответит враг.

"Ну, уж нет, — подбодрил сам себя Гарое и тоже двинулся вперед. — Меча нет, — посетовал он, и тут же сам над собой посмеялся. — Какой меч? Воевать собрался, священник?"

В низине, куда они вскоре добрались, было топко, несмотря на жару. Если стоять на одном месте, ноги постепенно погружаются в грязь почти на щиколотку. А стоять пришлось, потому что в леске замелькала кавалерия, и Харвинд решил, встретить ее здесь. Первые ряды выставили щиты, приготовили луки и арбалеты и стали ждать.

Гарое был с копейщиками. Они неловко переминались с ноги на ногу. Кто-то не выдержал, заворчал позади:

— Опять нас на мясо пустят. Случись что, барсы сюда и не подойдут.

Кавалерия вместе с Харвиндом действительно осталась на холме. Тут ей делать было нечего — кони запросто переломают ноги. Но это и кавалерии Пагиила помешает.

Они следили за единственным проемом в лесу, где могли пройти лошади. Но тут с флангов раздались крики. Гарое вертел головой, соображая, что случилось. Кроме воплей раненых ничего не слышал, но взглянув на лес, растянувшийся перед ними по всему фронту, сообразил, что тот, кто командовал войсками лейнцев, сделал самое лучшее, что мог: отправил лучников и арбалетчиков на фланги, и теперь они безнаказанно обстреливали их из леса.

Они не отвечали — враги были надежно укрыты, да еще находились на возвышении.

Труба пропела отход. Недолго же они тут простояли. Но Улам принял верное решение. Надо вернуться на холм, только там можно дать бой и одержать победу.

Но все опять пошло не так, как они рассчитывали. Едва одна рота начала отступление, как стрелы и арбалетные болты полетели во фронт. И началось страшное. Улам что-то орал, капитаны наводили порядок. Солдаты в беспорядке бежали на холм. Гарое сбили с ног. Когда он поднялся, войско вокруг заметно поредело, раненые ползли. Но самое страшное — лейнская рота барсов вылетела из леса, и топь их нисколько не задержала. Видно, лошади у них были привычные к болоту. Еще немного и весь пехотный полк будет втоптан в грязь, до вершины холма никто не доберется. Гарое поискал глазами Улама. Он валялся на земле. Проверять мертв он или только потерял сознание, было некогда.

— А ну стой! — заорал Гарое неожиданно для себя. — Капитаны ко мне! Десятники стройсь. Где копейщики?

Поначалу его не слушали. Кто-то замедлял бег, но большинство уже себя не помнили от ужаса. И тогда он снова гаркнул.

— Стой, говорю! Вы х... собачьи или солдаты?! Копейщики, ...товсь! Всех перетопчут, придурки!

Они услышали и начали выстраиваться. Гарое нашел знамя и сунул кому-то в руки, приказав строго:

— Держи!

Барсы налетели на них как волна. Ударили дротики.

Гарое увидел летящее в него острие, но кто-то с боку успел прикрыть его щитом. А вот другим не повезло. Прямо под ноги священнику упал молодой парнишка, еще безусый. Видно это был его первый бой. И последний. Рана какая мерзкая — в живот. Умирать будет долго и мучительно. С боков еще раздавались стоны. Кто-то пронзительно кричал. За спиной глухо ругались, поминая всех святых, не стесняясь священника.

Барсы все давили. Гарое вцепился в древко толстого копья, не давая ему упасть и открыть брешь в их обороне. Боец продолжал закрывать его щитом. За спиной ругались все яростнее. По обе стороны от Гарое неустанно двигались два толстых копья, поражая то коня, то всадника. Наконец лейнцы повернули коней, не желая губить их о выставленные копья. Первую атаку они выдержали.

Священник устало выпустил копье, вместо него подобрал зачем-то меч.

— Лучники, арбалетчики! — снова скомандовал Гарое. И они появились, он не оглядывался, но те, кто умел бегать быстрее, возвращались. Может, конечно, и Харвинд поспособствовал. И на том ему спасибо.

Им нужно было время, чтобы отступить. Чтобы их не перестреляли в спину. Но этого времени у них не было. Если пехота примет бой здесь, они погибнут. "Надо загнать их обратно в лес. А потом отступать будем".

— Капитан! — позвал он. И объяснил подскочившему к нему бородачу: — Видите проход в лесу? Идут узко. Что-то им мешает. Если ворвемся туда клином, перебьем всех, во фронт они не выстроятся. Если выстроятся — все сдохнем.

Десятники еще передавали приказ, а он уже шел вперед.

Солдаты действовали быстро. И рота наверняка исполнила бы задуманное, если бы лейнцы не испугались. Теперь у них затрубили трубы, и узкий проход быстро опустел, втягивая в себя, успевших пройти солдат.

Гарое остановился. Солнце уже садилось. Лишнее геройство им совершенно ни к чему, теперь можно спокойно отступить на более выгодные позиции.

— Что будем делать, отец Гарое? — подбежал к нему капитан.

— Отступаем, — заявил он и протянул меч, который сжимал в побелевших пальцах. — Возьмите.

Капитан удивился, но меч взял.

— У вас кровь, отец Гарое, — заметил он. — Перевязать?

Он потрогал щеку, только сейчас почувствовав боль.

— Царапина, — объяснил он. — Даже не заметил.

У них тоже протрубили сигнал отступления. Гарое отходил в последних рядах, впервые отметив, что ряса ужасно мешает при ходьбе.

18 нуфамбира, Восточный Лейн

Спутники приняли руководство принца беспрекословно, хотя и косились — он это замечал иногда, хотя в целом было не до этого. Неизвестно, стало ли легче идти другим, но у Ялмари дорога вызывала чудовищное напряжение. Одно дело рассматривать путь с вершины горы во сне, другое — пройти его ногами. Но трудность состояла не в этом. Чтобы вести всех правильным путем, ему приходилось сосредотачиваться. В результате, когда другие отдыхали, он оставался в напряжении. Через сутки начала болеть голова, отчего он не мог уснуть, а находился в какой-то полудреме.

Спуск с горы по другую сторону Лейна оказался пологим, как во сне. За день они преодолели больше шавра. На ночевку устроились в небольшом леске. Вечером Шрам подсел поближе и сообщил будто невзначай:

— Южнее есть городок. Там постоянно толкутся наемники, купцы. Мы, собственно, могли бы купить еды в дорогу, не привлекая внимания. И по пути городок. Нам же все равно на юг надо.

— Мы пойдем на запад, — промямлил Ялмари.

— Почему? Хотя я уже слышал. Потому что ты так сказал, да? — Ялмари только кивнул. — Но запасы почти кончились — это раз. Второе — на западе лес. Ты сможешь нас провести по незнакомому лесу? И третье — взгляни на карту, мы удаляемся от того места, куда стремимся попасть.

— Етварт, — принц поморщился — голова раскалывалась, и хотя полуполковник мог оскорбиться этой гримасой, ему было не до церемоний. — Я не могу ответить на твои вопросы. Я просто чувствую нужный путь, поэтому мы пойдем на запад. У тебя случайно снотворного не сохранилось, которым меня поили, когда я был... не в себе?

— Нет.

— Жаль.

— И все же как быть с едой?

— За лесом будет деревушка, — заверил принц, кутаясь в плащ, и на этот раз плотно закрывая глаза.

Етварт отстал, пробурчав себе под нос напоследок:

— Деревушка... В деревне мы будем как породистые скакуны среди коров. Незаметно там не пройдешь. Хорошо если в той деревне трактир будет. А если нет?

— Он знает, что делает, — успокоил его Балор. — Мы идем по территории, где полно войск, и ни разу ни с кем не столкнулись. Думаешь, это удача?

— Ладно, — скрепя сердце согласился полуполковник. — Поверю вам на слово.

Целый день Ялмари вел их по лесу. Он каким-то образом находил тропинки, и Етварт перестал сомневаться. Создавалось ощущение, что принц здесь уже бывал и хорошо знает дорогу. Когда они собирались сделать привал, он нахмурился:

— Нет! Надо идти дальше.

И они шли. Через пять часов, ветви стали нагло цепляться за одежду и заплечные мешки, корни делать подножки. Но принцу казалось, что если он задержится хоть на мгновение, возьмется за ближайший ствол — заснет в тот же миг, поэтому заставлял себя двигать ногами.

— Сорот отстает, — сообщил Балор, тяжело дыша. Даже ему уже приходилось нелегко.

— На себе не понесем, — у принца остались силы только для сарказма, но на лице ничего не отразилось. — Захочет жить — нагонит.

— Так может, проще добить? А то еще на нас наведет? — прохрипела амазонка.

На это замечание Ялмари уже не отреагировал. Он был уверен: Герард пойдет за ними из последних сил.

Солнце клонилось к закату, и в лесу быстро темнело. Когда на дороге появилась очередная кочка, принц не смог переступить через нее и полетел вниз.

Полет был долгим. Он летел и летел, пока не сообразил, что вообще-то лучше раскинуть руки, а не падать камнем вниз. Ветер ударил прохладными струями, расправляя кожистые перепончатые крылья, остужая тело. Рядом одобрительно рыкнули. Он оглянулся: старый дракон летел легко и свободно. Он мог бы обогнать его в два счета, но вместо этого летел рядом, будто взяв на себя обязанность опекать его.

Крылья занемели. Он с трудом взмахнул ими, а потом хотел спланировать вниз, но рядом снова взрыкнули, на этот раз предостерегающе. "Только попробуй опуститься — сразу башку снесу", — примерно так он расшифровал это рычание. И хотя что-то внутри подсказывало, что старый дракон преувеличивает, желание садиться это предостережение отбило. Но долго еще лететь? Он посмотрел вперед — стены Хор-Агидгада были уже близко. Еще пара десятков взмахов крыльями, и они будут на месте...

Он стоял на площади у синего храма и одновременно видел город сверху. Видел, как лавиной по одной из улиц несется разношерстный отряд — рыцари Пагиила.

— Не стой! — крикнули ему. — Беги!

Но тут рыцари вырвались на площадь. Окружили со всех сторон. Один бросил аркан, обхватывая его тело, скручивая кисти. Другой наклонился, схватил его за шкирку.

Ялмари рванулся, легко разорвал путы, сам схватил рыцаря и, выдернув из седла, швырнул на землю. Рыцарь барахтался на земле, поминая шереша. Кто-то подозрительно знакомый... Обведя всех безумным взглядом, Ялмари уселся на земле.

— Ни хрена себе сознание потерял! — ошарашено пробормотал Етварт. — Слушай, а ты уверен, что до конца исцелился после пустыни? Странно ты себя ведешь, если честно. И непонятно, то ли сны у тебя, то ли обмороки, то ли еще что.

Позади Ялмари тяжело дышал Балор — это его он швырнул на землю, не отличив сон от яви.

— Надо идти дальше, — рванулся Ялмари и чуть снова не упал, сделав пару шагов.

— Не скажешь, что творится?! — рявкнул Герард, сидевший на земле.

— Хотите жить, надо идти дальше! — отрезал принц.

Балор тяжело поднялся.

— Ладно, идем, — согласился он. — Только уж давай я тебя поддержу немного.

И снова они шли. В лесу стремительно темнело. Или он терял сознание. Ялмари закрыл глаза, и услышал голоса. Так, будто его команда была его стаей.

"Мы все сдохнем", — это Шрам.

"Больше и шага не сделаю!" — Герард.

"Неужели я не выдержу?" — Бисера.

Он остановился. Люди дышали так, словно еще немного — и они умрут. А он старался расслышать то, что находилось у него внутри. То, что гнало его вперед. Но ничего не нашел. Только звенящая пустота и покой.

— Они ушли, — прошептал он. И свалился на землю там, где стоял.

19 нуфамбира, недалеко от Чашны

Фалеф Ири громко рассмеялся, открывая красные десна и зубы с черными пятнами. Он присел на корточки и потрепал охотничьего пса за уши. Тот не знал, как еще выразить любовь хозяину, запрыгивал на него лапами, облизывал с ног до головы. Граф Ветоним смеялся и отворачивался. Солта стоял рядом, ожидая, когда пройдет этот приступ нежности и они отправятся дальше.

— Люблю собак, — заявил Ири, поднимаясь. Тон у него был виноватый. — По коням.

Солта легко вскочил в седло и, как обычно, поехал чуть сзади справа от графа. Слева находился Авишур. Рыцарь, когда-то забравший его от родителей, постарел, волосы седые. Солта тоже вытянулся и раздался в плечах. Уже десять лет он жил в доме Ири и пять из них воевал бок о бок с графом. Ему казалось, что единственный, кто не изменился здесь — это граф. Он по-прежнему холодно-сдержан и собран. Такие бурные эмоции проявляет лишь по отношению к охотничьим псам.

Они приближались к замку. Очередному замку, который надо было усмирить: уничтожить мятежников, отдать захваченное добро королю и часть — очень небольшую — взять себе, чтобы возместить убытки, нанять новых солдат. Это была плата за Ветоним. Манчелу подарил богатое поместье своему любимчику Ири с условием, что тот будет по первому требованию выводить войска на защиту интересов короля. Это было выгодное соглашение. Ветоним давал столько денег, сколько на войне не награбишь, поэтому Ири не роптал.

— Знаешь, Солта, почему я люблю собак? — повернулся к нему граф. Он будто оправдывался.

— Нет, господин, — коротко обронил оруженосец.

Ири обращался к нему по имени, а не в соответствии с титулом: маркиз Нааран. Его это не задевало — Авишур тоже до двенадцати лет звал его Солтой. Фалеф Ири обращался к нему так не потому, что хотел оскорбить или унизить. Это как знак расположения. Ройне часто казалось, что граф обращается к нему как к сыну, поэтому и прощал ему фамильярность. Но только ему. Никто другой, даже Авишур называть его иначе, чем маркиз Нааран не смел уже два года.

— Я люблю собак, — охотно пояснил Ири, — потому что они умеют хранить верность. Этого пса не подкупишь, — он с нежностью указал на любимца, весело семенящего перед лошадью и чутко поднимающего уши, будто он тоже слушал беседу. — Он сдохнет, но будет воевать за тебя. Он не метнет кинжал в спину, ему все равно, стал ты старым, больным или бедным. Он оплачет тебя после смерти так искренно, как никогда не оплачут люди. Понимаешь? — граф придержал коня, чтобы взглянуть в глаза оруженосцу.

— Да, господин граф, — взгляд Солты безмятежно чист.

— Ни хрена ты не понимаешь, — огорчился Ири. — Ты молод, силен и думаешь, что всегда будет так. Что женщины будут вешаться на тебя гроздьями... Э-эх...

Он снова ударил шпорами, свистнул и, прижавшись к лошадиной гриве, помчался вслед за борзой. Она залаяла, словно взяла след, и исчезла в лесу. Солта и Авишур скакали следом. За ними остальные воины.

Ири всегда брал собак на войну. Они были натасканы на поиск чужого. Несколько раз они помогали счастливо избежать засады. Бывали и курьезы, когда пес ловил в лесу вилланов, собиравших хворост, но это случалось реже.

Следуя за графом, Солта поймал тревожный взгляд Авишура. Все прекрасно знали, почему Ири еще сильнее полюбил собак. Любовница родила ему сына, в тот самый год, когда Солта стал оруженосцем. И граф на радостях женился на ней. А еще через два года отправил ее в монастырь: когда они вернулись из очередного похода, застали ее с конюхом. Теперь рыцари, окружавшие графа, наблюдали, как он борется с собой: старается любить наследника, но то и дело срывает на мальчишке обиду, которую затаил на его мать. А тот еще слишком мал, ужасно боится отца, а если его приводят к Ири, старается ему угодить. Однажды Авишур сказал Солте с горечью:

— Мне кажется, граф жалеет, что его сын — не ты, — и помолчав добавил: — И я тоже.

Солта запомнил эти слова.

Впереди раздался жалобный визг, а потом злобный рык графа:

— С... Сволочи... С собаками воюете? А с рыцарями не хотите?

Оруженосца поражало это многословие. Он захлопнул забрало, чуть наклонил голову и ринулся в бой.

Борзая и на этот раз спасла им жизнь. Они лавиной хлынули на врагов и смяли их так быстро, что Солта успел лишь слегка размяться. Пара ударов копьем, короткий бой на мечах — и все кончено. Он снимает шлем и перчатку, вытирает пот со лба. Оглядывается. Авишур одобрительно улыбается. Теперь Солту уже раздражает это. В тринадцать лет ему еще нужен был этот взгляд, но сейчас... Где граф?

Он опять стоит на коленях, но на этот раз плачет. Борзая убита стрелой. Ири быстро поднимается.

— Я надеюсь, кто-то еще остался в замке? — рычит он, вскакивая на коня.

— Я тоже надеюсь, — заявляет Солта.

Дальше все как обычно: осада, град стрел, летящие в них болты, стрелы, камни Зары.

— В подземельях шереша не так весело, а? — появляется из дыма Авишур.

— И во дворцах Эль-Элиона тоже! — вторит ему Солта. Азарт охватывает его. Слетает степенность и серьезность. Он мальчишка, которому кажется, что жизнь длинна, и ее ничто не прервет. Даже если он спляшет сейчас на глазах у осажденных — не попадет в него ни одна стрела. Да он сейчас на стену, как на дерево вскарабкается и голыми руками оттуда врагов побросает. А затем будет также весело любить всех женщин, которых встретит. От пятнадцати до сорока лет. Нет, до сорока — это он загнул. До тридцати, пожалуй. А то Авишуру никто не достанется. Он смеется от этой мысли.

— За мной! — весело кричит он, и солдаты поднимаются в атаку. Они любят своего командира...

Они взяли ворота, захватили замок. Когда последний мятежник сложил оружие, Солта первым делом захотел забраться на самую высокую башню: ему нравился вид оттуда. И еще очень нравилось смотреть на поле боя изнутри. Вот здесь вы прятались, веря, что никто вас отсюда не вытащит?

Но тут тяжелая ладонь хватает за плечо, разворачивает к себе. Граф Ветоним пылает яростью.

— Мальчишка! — шипит он. — Как ты посмел? Что с лицом? — Солта удивленно вскидывает брови и только сейчас чувствует, что щеку щиплет. — Если ты еще раз... — Ири не договаривает и стремительно уходит куда-то.

— Нам сказали, что тебя тяжело ранили, — пояснил Авишур недоумевающему оруженосцу. — Вроде бы глаз тебе выбили, — Солта захохотал так заразительно, что военачальник графа тоже поддался этому веселью. — Смешно тебе, — притворно проворчал он. — А у старика чуть сердце не остановилось.

— Девочки-то тут хорошенькие? — Солта толкнул Авишура локтем в бок.

— А сам глянь, — он подмигнул служанке, разглядывающей молодого маркиза.

Слугам все равно, кому еду подавать да постель греть. Едва замок был захвачен, они стали выполнять приказы новых хозяев. И выбирать себе покровителей.

— Ничего, — одобрил парень, разом забыв о башне. — Я отлучусь ненадолго.

Ненадолго у него обычно растягивалось до утра. Он пил, пел, любил, снова пил. В такие мгновения он бы не ответил с уверенностью, что его больше захватывает: погоня, осада, штурм или вот такой праздник жизни после битвы. Все хорошо в свое время. Может быть, уже завтра его посвятят в рыцари. Ири обещал сделать это после захвата замка...

...В дверь постучали довольно грубо, и тут же вошел военачальник.

— Тебя требует граф, — произнес он хмуро.

Но это не насторожило Солту. Оруженосец с сожалением шлепнул служанку по попке и оделся. Уходя, зачем-то предупредил:

— Дождись меня! — и рассмеялся от мысли, что женщина может его не дождаться.

Граф был мрачнее тучи. Он сидел в пиршественном зале с открытым письмом, а рыцари вокруг него почему-то прятали взгляд.

Едва Солта встал перед Ири, старик вскочил, и оруженосец впервые осознал, что ему уже почти шестьдесят. Он на десять лет старше его отца, графа Дивона, и на двадцать лет старше короля.

— Твой отец дурак! — в гневе орет Ири.

Солта прищуривается и вскидывает подбородок. Но прежде чем он сделал что-то непоправимое, Авишур заворачивает ему руки за спину, так что оруженосец задыхается от боли.

— В подвал его, под замок! — надрывается граф. — Ты жизнью за него отвечаешь. Сбежит — тебя на кусочки порежу!

Руки выкручивают еще сильнее, так что ему приходится наклониться ниже, и в таком положении тащат в подвал. Там воняет сыростью и человеческими испражнениями. Авишур держит его железной хваткой, пока какой-то солдат забивает железные кандалы, надежно приковывающие к стене.

— Что случилось? — яростно бросает Солта в спину уходящему военачальнику.

— Твой отец захватил Ветоним, — не оборачиваясь, поясняет Авишур. — Пока Ири не вернет его, ты будешь в цепях под моей охраной.

Ройне присел и подержал ладонь на голове собаки. Это был своего рода ритуал. Не зря он надеялся на охотничьих псов. Они не подвели его на перевале, не подведут и теперь.

Денисолта испытывал скрытое злорадство, представляя герцога Тазраша, когда он получит донесение. Они рассчитывали уничтожить семью Ройне — им это не удалось. По самым скромным подсчетам от генеральства, пытавшегося задержать их на перевале, хорошо если третья часть осталась в живых, убитыми было почти четыре тысячи человек. Кое-кто осуждал его за жестокий приказ — не брать пленных, но он не мог поступить иначе. Чем больше сделаешь в первой битве, тем легче будет дальнейший путь по Энгарну. Пока враги перебросят сюда хотя бы два полка, его армия пройдет далеко. Если повезет, дальше, чем полки под командованием герцога. Ведь Полад, будто почувствовав, что Загфуран "разрежет" горы, самое большое генеральство поставил как раз на пути Тазраша. Вероятно, и самое сильное. Но они справятся — с ними маги.

Сегодня Ройне мечтал добраться до Чашны — довольно большого города в юго-западной части Энгарна. Здесь он займется тем, что больше всего любил — осадой. Но такой человек, как Полад, должен понимать, что захватчиков лучше задержать раньше. Особенно, если город не запасся едой.

Поэтому впереди опять скакали разведчики с собаками, за ними кавалерийский полк Алеана. Пехота чуть отстала, но она сейчас и не нужна, ее время наступит позже. А сейчас не торопясь, чтобы не нарваться на засаду энгарнцев, они шли вперед. Поначалу он запрещал солдатам грабить местных вилланов — они ведь отныне становились подданными среднего брата Идбаша Ройне. Но добровольно никто их содержать не собирался. Либо следовало снова тянуть деньги из Ветонима, а они итак уже сильно выложились, либо поступиться некоторыми правилами. В конце концов, они должны быть милостивы к тем, кто достоин милости, кто принимает их покровительство.

Он услышал, как собаки зашлись лаем. Ройне напрягся, пальцы обхватили копье, а через несколько мгновений разведчик уже докладывал, захлебываясь от спешки:

— Мой генерал, они за тем леском...

— К бою! — Денисолта не дослушал его. — Алеан!

— Да, мой генерал! — откликнулся брат.

— Не дадим им перестроиться, немедленно атакуем.

Запели трубы, и граф захлопнул забрало и пришпорил Мрака, даже не оглядываясь: следуют ли за ним оруженосец и порученцы.

Тяжелая конница преодолела узкую полосу леса и смяла сначала лучников, а потом и арбалетчиков. Лишь немногие успели выстрелить. Вражеские драконы еще только строились к бою, а от их пехоты уже почти ничего не осталось. Ройне усмехнулся. Нерасторопные офицеры в Энгарне. Может, когда они столкнутся с "волками" будет интересней, но пока...

Они влетели в строй рыцарей. Звон копий и мечей, крики, трубы, чье-то пение... Обычное месиво, когда с трудом отличаешь, где свой, где чужой. Жаль, что коротко. Еще не закончился бой, а Паскир кричит откуда-то сбоку:

— Барсы отступают!

— Вперед! — хрипло кричит Денисолта. — Пленных не брать!

И снова погоня: лязг доспехов, вражеские знамена, втоптанные в землю, мольбы, прерываемые хрустом ломаемого позвоночника. Ройне остановился, когда Мрак устал. Слишком долгая погоня.

Дышалось с трудом, Денисолта вскинул руку, оруженосец понял его без слов. Порученцы передавали приказ, трубы играли отступление.

— В чем... дело? — Алеан еще тоже еле говорил. Доспехи забрызганы кровью, но, кажется, чужой.

— Нельзя сильно отрываться от пехоты, — объяснил граф, снимая шлем. — Мы нагоним их если не завтра, то послезавтра. — "Волки" так и не появились. Что если нас заманивают в засаду?

— Не знаю, назвать подобную тактику глупостью или чрезвычайно умной, — Идбаш вытер пот со лба. — Пожертвовать половиной пехоты и всей тяжелой конницей, чтобы заманить нас в ловушку? Мне кажется, ты переоцениваешь их генерала. До сих пор он будто специально нам подыгрывал.

— В любом случае нам найдется, чем заняться, — Ройне успокаивающе похлопал коня по холке. — Пусть рыцари собирают лошадей и доспехи. У Чашны они нас подождут. А если не подождут — тем проще будет взять город.

— Господин генерал, там пленный, — доложил Паскир.

— Пленный? — граф прищурился.

— Он был без сознания, — поторопился объяснить оруженосец. — Думали, что мертв, но когда стали снимать доспехи...

— Кто такой?

— Вроде, маркиз, но готов заплатить выкуп.

— Прекрасно. Идбаш?

— Я выкуплю его у рыцаря, который его нашел и отправлю в Ветоним.

Денисолта удовлетворенно кивнул:

— Разбиваем лагерь.

20 нуфамбира, Западный Энгарн

Кавалерийский полк Кашшафы, к которому присоединился Загфуран, остановился на ночевку, когда солнце уже почти скрылось за Пегларскими горами. Для мага поставили шатер, и он с удовольствием растянулся на травяном матрасе и шкурах животных, которые теперь служили ему постелью. Следовало немного переждать, прежде чем отправляться на охоту. Сегодня он выместит накопившееся зло и раздражение на зазевавшемся виллане, а если повезет, то и солдате Энгарна.

Это была необычная война. Совсем не такая, как представлял себе Загфуран. И это вселяло в сердце мага беспокойство, которое он то отгонял, то снова исследовал: вдруг ненароком упустил что-то важное? Но пока он так и не определил, что именно упустил.

Все шло хорошо, но не так, как он планировал. Он хоть и пережил триумф, но очень уж краткий. И затмил его не кто иной, как Ройне. Да, Загфуран за четверть часа изменил облик гор, но он маг, — так болтали солдаты. А вот пройти там, где никто не рискнул, да еще на голову разгромив войска лорда Зимрана... Почти четыре тысячи врагов зарезали воины Ройне. Это было очень смело, но эффективно — слухи о кашшафском южанине бродили не только среди своих, но словно заразная болезнь, разносимая ветром, распространились по всему Энгарну. "Это не у всякого мага получится, так воевать", — переговаривались солдаты Тазраша. Эта победа очень выгодна Кашшафе. Энгарн достаточно велик, чтобы исполнить обещание и подарить семье Ройне новые поместья. Но когда предположения Загфурана не сбывались, он настораживался: вдруг и что-то другое, более важное сорвется? К тому же самолюбие минарса было задето подобными сравнениями. Очень хотелось, чтобы граф Ветоним где-нибудь споткнулся, чтобы стало ясно, в ком настоящая сила, а кто всего лишь зарвавшийся выскочка. Только поэтому духов гор Загфуран "привязал" к войскам герцога Тазраша. Граф пусть воюет без них.

Второе, что шло не так: герцог Баит, маршал Энгарна, очень быстро сориентировался в обстановке и спешно перебрасывал войска. Его отступление не походило на паническое бегство. Он отводил войска, для того чтобы занять более выгодную позицию для битвы. Позицию, в которой у него был крохотный шанс победить. Уже несколько дней они безуспешно догоняли основные силы энгарнцев. Но мешали им не разобранные мосты и сожженные деревни — у них была возможность осуществить переправу, и не так далеко они ушли от Кашшафы, чтобы им не хватало провизии. Но точно злой овод, мучающий огромного быка, налетали на них отряды энгарнцев. Лишали провианта и оружия, а потом скрывались в лесу. И духи гор были им не помеха. Как они защитились?

Рассерженный Загфуран вновь потребовал помощи от ведьмаков. Дал задание, чтобы поискали, можно ли защититься от духов гор, и если можно, то как. Самому магу некогда было этим заниматься. Вроде бы эти налеты не причиняли особого вреда, задержать надолго не могли, но злили, потому что все чувствовали бессилие: сил много, а справиться не получается — быстрые эти отряды, и местность знают гораздо лучше пришельцев.

Но и это еще не все. Он следил за принцем — акурд был рядом. Но, кажется, Эрвин всерьез охранял любимчика. Что ни делал акурд — ничего у него не получалось. Принц нутром чуял, опасность и вел команду такими тропами, что с людьми Пагиила ни разу не столкнулся, хотя в восточной части Энгарна войск теперь было столько, что трудно не наткнуться на кого-нибудь. Он предусмотрел еще один путь, для того чтобы не потерять принца из вида, но и он провалился, причем на этот раз из-за тупости людей Пагиила. Как только Загфуран вырвется, чтобы пообщаться с герцогом, он все выскажет о его подданных.

Одно хорошо — принц и с людьми Тештера тоже не объединился, а без них он беззащитен. Вечно Эрвин его вести не сможет, где-то да перейдет дорогу не в том месте, и тогда все снова пойдет правильно — так уговаривал себя Загфуран.

Как ни был он погружен в мысли, острое ухо вампира расслышало, что за стенами шатра происходит что-то необычное. Лошади испуганно всхрапнули где-то в северной части лагеря. Он слышал, как солдаты, стоящие на страже, переговаривались, проверяя, что обеспокоило животных, но ничего не обнаружили. Инстинкты Загфурана обострились. Казалось, это по его следу идет охотник, но этот охотник представления не имел, с кем связался. Минарс сидел на шкурах, дрожа от напряжения, и слышал малейшие звуки за пределами шатра. Особенно один — крадущиеся шаги. Такие тихие, что никто, кроме вампира, не расслышал бы. Очень уж тихие — человек так неслышно ходить не умеет...

Когда в шатер скользнула серая тень, Загфуран откатился в сторону за мгновение до того, как в шею вонзились клыки. Волк тут же бросился снова, но на этот раз минарс уже был готов. Длинные когти впились в бока зверя, разрывая шкуру и ломая ребра, а выдвинувшиеся зубы рвали шерсть, шкуру, горло оборотня. Кровь, хлынувшая в горло, оказалась на удивление вкусной, совсем не пахла псиной. Тело трепетало в объятиях. Раньше он всегда сначала убивал, а лишь потом пил кровь у неостывшего тела, но пить кровь у живого существа оказалось намного приятнее. Теперь понятно, как люди становятся вампирами. Если он сейчас остановится и не убьет зверя... Кто знает, что будет с этим оборотнем? Интересный бы вышел эксперимент.

Он ел, но продолжал чутко прислушиваться к звукам снаружи. Их драку услышали. Одни подбежали к входу и топтались неподалеку, боясь потревожить мага. Короткий спор, затем робкий голос:

— Господин маг, у вас все в порядке?

Загфуран еще не мог оторваться от добычи.

Солдаты снова переругивались, наконец разбудили герцога. Вскоре раздался зычный окрик:

— Какого хрена вы ждете?! Если с магом что-то случится, всем башку поотрываю!

Когда понукаемые Тазрашем солдаты откинули полог шатра и посветили внутрь факелом, оборотень был уже мертв, а Загфуран стоял рядом, в плаще, закрывавшем лицо. Шкуры были залиты кровью. Кровью волка. Сначала глаза воинов округлились, а потом наполнились ужасом.

— Как же это... — пробормотал один.

В шатер заглянул герцог.

— Что там у вас?

— Да волк пробрался... — пояснил солдат. — Как же он пробрался?

— Волк? — ядовито поинтересовался минарс. — Ничего себе волк. По нашему лагерю разгуливают оборотни, — и снова выдох ужаса. Напрасно он их так пугает. — Но, как видите, и их вполне можно убить. По крайней мере теперь мы знаем, почему на врагов не действует моя магия, — он благоразумно не раскрывал секретов, кашшафцы не знали, что клубящийся неподалеку дым — это древнее проклятие гор. — Меры надо предпринять сейчас же. Герцог, отдайте приказ: пусть из особой роты, подготовленной нами, один отряд прибудет сюда. И... я подготовлю еще один приказ для второй части отряда.

Нападение оборотня взбодрило и принесло облегчение. Он нашел несколько отгадок разом, а главное, теперь в сознании выстроилась четкая картина, как он должен действовать. Оборотни еще пожалеют о том, что ввязались в эту войну.

Беспокойство кольнуло вновь, когда он расслышал, о чем разговаривали солдаты, выносившие труп волка.

— Да что ты мне говоришь! — возмущенно шептал один из них. — А то я не знаю, какие раны кинжал наносит.

Загфуран посмотрел в его сторону, и он поспешил покинуть шатер, испуганно сгорбившись, будто мог так спрятаться. Минарс тяжело вздохнул. Избавиться от свидетелей? Не будет ли это слишком подозрительно? Списать все на магию: мол, получил силу оборотня?.. Он взял кувшин с водой, полил себе на руки, вытер лицо. Он еще помнил, как шерсть мешала добраться до артерии, забивая рот, но странно, что когда он выпил крови, все, что мешало, разом исчезло. Лучше бы он на самом деле убил оборотня магией. Но вот что интересно: в тот момент ему даже в голову это не пришло.

22 нуфамбира, Западный Энгарн

— Мы проиграем этот бой, — заявил Тевос, обращаясь к добровольцам. — Вы спросите: "Зачем тогда вступать в него?" Мы проиграем этот бой, но не эту войну. Мы помогаем людям, но их мало, они не смогут противостоять духам гор. И нас мало, чтобы удержать целую армию. Но мы поможем выжить хотя бы некоторым.

Он разделил всех на четыре отряда — почти сто человек в каждом, не так уж мало. Выбрал трех оборотней из каждого отряда.

— Вам будут повиноваться, как вожакам.

Сам он возглавил четвертый.

— Мы будем в резерве. Когда войска Энгарна начнут отступать, наступит наша очередь.

Вчера Тевос выдержал нелегкий разговор с герцогом Баитом на военном совете. Он указывал вожаку, как тому следует действовать во время битвы. В любом другом случае он бы рассуждал абсолютно верно. Но спорить с тем, кто имеет дар предвидения, было большой глупостью. Чимин не желал признавать этот дар в нелюде. Он планировал бой, уповая на помощь Эль-Элиона, был уверен в победе и настраивал так подчиненных. Тевос знал, что бой будет не очень долгим. И разгромным для Энгарна... Вчера герцог впервые за несколько лет вышел из себя и кричал, что если они не желают ничего сделать для победы, пусть убираются к шерешу. Они, конечно, не убрались. Всего лишь начали действовать под руководством вожака.

— Лес, в котором вы будете скрываться, считается непроходимым, но будьте осторожны. Если кто-то поставит это под сомнение, вам придется вступить в бой раньше, чтобы прикрыть пехоту Энгарна с флангов.

— Вожак, осторожным надо быть тебе: твой лес пройти легко, — заметил один из оборотней.

— Я знаю, — улыбнулся он. — Пусть Эль-Элион хранит вас.

Небо еще не начало сереть, когда они приготовились к бою. Тевос огляделся, проверил меч... Они никогда не сражались в доспехах, редко попадались им люди, вооруженные против оборотней, а против обычного меча лучшая защита — шкура оборотня. Тевос уже хотел отдать приказ отдохнуть до утра, когда почувствовал что-то. Он сосредоточился и в тот же миг увидел опасность. Она была близко.

— Приготовьтесь, — спокойно скомандовал он. — Они к западу в двадцати тростях от нас.

В следующий миг в них полетели стрелы. Кто-то, охнув, упал на землю, большинство скрылись за деревьями. Одна воткнулась в ствол у самой головы Тевоса. Вырвав ее из дерева, он разглядел серебряный наконечник. Он недооценил мага: Загфуран не поскупился. Тевос забыл, что не только он может заглядывать в будущее. Быстро оценив ситуацию, он обратился в волка. Для других это послужило командой.

"Ждите здесь", — приказал он мысленно. После этой его ошибки, надо было сначала проверить, насколько хорошо люди готовы к бою с оборотнями.

Он двигался беззвучно, почти сливаясь с кустами. Но его заметили. Стрелы густо полетели в него, одна из них вонзилась в лапу. Итак, люди прекрасно видят в темноте — маг об этом позаботился. Что еще? Он перекусил стрелу и бросился вперед, уходя с линии обстрела.

Воины Кашшафы прятались за щитами. Страх в них был, но не такой уж сильный. Они уже сталкивались с нелюдями, и это придавало им уверенность. Но они не верили Загфурану, не верили, что обостренное зрение и посеребренные стрелы помогут им победить оборотней. И были правы. Этого мало, особенно, если с оборотнями вожак. Тевос легко перемахнул через щиты и оказался за спинами воинов. Они попробовали изменить диспозицию, встав в круг, но Тевос не позволил им этого. Пехоту легко победить волку, это с рыцарями надо сражаться мечом. Впиваясь клыками в горло, разрывая легкие доспехи мощными лапами, он полностью расстроил их ряды. Кто-то ударил в спину. Он едва успел скользнуть вбок, чтобы серебряный меч рассек лопатку, а не перерубил позвоночник. Развернувшись, он отступил, создавая как можно большую толчею, чтобы между ним и рыцарем с серебряным мечом было как можно больше людей.

— С дороги! — орал рыцарь, прокладывая себе путь. — С дороги, дурачье!

Теперь Тевосу все стало ясно. Они мечтали то ли застать оборотней врасплох, то ли, что волков вовсе в лесу не окажется. Серебряными стрелами запасли всех, меч только один или два — краем глаза он заметил еще одного рыцаря спешащего на помощь. Огня не взяли — понадеялись на острое зрение или не хотели привлекать внимание других войск.

Вожак взрыкнул, призывая к себе братьев. Скоро они сметут этот отряд, а пока...

Он отошел и обратился в человека. Следовало разобраться с рыцарями — их доспехи клыки не прокусят. Человек испытал облегчение, когда Тевос напал на него с мечом — для него это было привычней, чем сражаться волком. Он не учел одного: скорости, силы... Тевос легко отвел серебряный меч от груди и сделал выпад. Клинок вспорол стальные доспехи, правда, ушел в сторону от сердца. Надо добить. В последний момент он нагибается, а над его головой проносится другой серебряный меч. Второй рыцарь пришел на помощь, придется разобраться с ним.

Тевос рывком выхватывает серебряный меч, из руки раненого — это быстрее, чем выдергивать свой из доспехов, да он и затупиться о железо мог. Второй действует хитрее. Не подпускает вожака близко, стараясь зацепить кисть. Левая рука и без того ранена. И спина при резких движениях отзывается болью. Вот когда пожалеешь, что доспехов не носишь. Может, с другим оборотнем он бы и справился, но не с вожаком. Подгадав удачное мгновение, Тевос нырнул под меч противника, чтобы перерезать врагу глотку. Успел.

Рыцарь рухнул с грохотом, остальные уже справились с пехотой.

— Заберите серебряные мечи, — распорядился Тевос, отирая кровь с лица. — Потери?

— Убитых нет, двое тяжело ранены стрелами, — доложили ему.

— Легкораненые пусть помогут с лечением, а мы... — он сосредоточился, чтобы услышать ответ, но на этот раз дар не понадобился. Оборотни слышали, что у людей кипит бой.

Тут же подбежал, запыхавшись, разведчик:

— Там настоящая бойня, — сообщил он. — Все, как ты говорил, только раньше. — Один отряд, видимо из обученных, держится, но их скоро сметут.

— Значит, нам тоже придется вступить в бой раньше.

— Вожак... — один из братьев указал на раненое плечо.

— Ерунда, — отмахнулся он.

И снова серая лавина мчится по лесу. Так быстрее, и наверняка страшнее для людей. Не случайно они описывают оборотней как гигантских волков — от страха все кажется намного больше.

На поле творилось что-то страшное. Кашшафа наступала, чуть ли не втаптывая энгарнцев в землю. Перед ними будто дым клубился. Дым, который заставлял воинов бросать оружие, валиться на землю, крича от ужаса. Другие, видя это, бежали. Тевос вел отряд уже в тыл кашшафцам, им приходилось перепрыгивать через обезображенные тела. Среди них был и священник — судя по одежде из ордена странников.

Они не дошли каких-то двух лавгов, когда в ночной тиши раздалась отрывистая команда и ряды кашшафской армии перестроились. А еще через миг в них снова полетели серебряные стрелы. Хорошо подготовились. Тевос вильнул в сторону, уходя от стрелы. Отдал мысленный приказ остановиться и отступить на время. Ему предстояло сделать то же, что и в лесу, чтобы уберечь воинов. Он мчался вперед, уклоняясь от стрел, но не всегда это удавалось. А когда он перепрыгнул через лучников, защищенных щитами, столкнулся с рыцарем в светлых доспехах. Он отдавал приказы, и подъехал ближе, чтобы убить вожака. В волосе от вожака просвистело копье, воткнувшись в землю. Тевос не хотел сейчас драться с рыцарем, который явно был одним из главных в этом наступлении — вон сколько еще спешит к нему на помощь конников. Сейчас надо было расстроить ряды пехоты, чтобы его воины могли подойти ближе, он метался среди людей, раня и убивая их и в то же время уходя подальше от рыцарей, прикрываясь их же воинами. Копье с серебряным наконечником аристократу уже вернули, и он снова высматривал Тевоса, медленно наступая. Но другие оборотни уже тоже здесь. Мечутся между пехотой, рвут ноги лошадям, чтобы спешить рыцарей.

Но Тевос чувствовал холодный взгляд стальных глаз, следящих за ним в этой толчее. Рыцарь в светлых доспехах продолжал его преследовать. Еще немного и...

Огонь полыхнул прямо перед ним, а следом еще и еще. Камни Зары врезались в землю, в оборотней, испепеляя и своих, и чужих. Впервые вожак осознал, что он проигрывает магу в предвидении. Он был уверен, что они покинут бой с небольшими потерями. Битву не выиграют, но помогут энгарнцам отступить под защиту городских стен, а сами уйдут. Но теперь... Он слышал волчий вой и боялся сосредоточиться, чтобы увидеть, сколько же его братьев погибло, а потом что-то с чудовищной силой ударило по затылку.

23 нуфамбира, Лейн

— Боже мой! Неужели кто-то еще считает, что он вменяем?! — это возмущается Герард.

Ялмари притворился спящим, чтобы узнать, что за настроения в его команде.

— Знаешь что? Скажу тебе то же самое: мы живы, и это лучшее свидетельство того, что он ведет нас верно, — заступается Балор.

— Да еще один такой переход, и мы сдохнем! — не сдается Сорот. — Скажешь, нет? А! Ты не человек... Полуполковник, хоть ты скажи. Нельзя этого психа слушаться.

— Еще раз назовешь его психом, сверну челюсть, — злобно вступает Бисера.

— Ты, шлюха подзаборная...

— А ну быстро разошлись и кинжалы убрали! — рявкнул Етварт. — Если надо будет, я сам вас обоих прирежу.

— Лорд, пойдем, сходим в деревню, купим что-нибудь в дорогу, — предложил Балор, чтобы разрядить обстановку.

— Идем, — процедил Сорот.

Как только все стихло, Ялмари поднялся.

— Как ты? — тут же заботливо склонилась над ним Бисера.

За ее спиной тут же раздалось ржание.

— Ему плохо! Можешь его утешить... Я, собственно, погуляю пока. Полчаса тебе хватит?

— Шрам! — взревела амазонка.

— Замолчите оба, — принц нисколько не отдохнул, язык еле ворочался. — Может у нас в команде хоть кто-то не ссориться? Етварт, вода есть?

— Есть, — полуполковник кинул ему флягу. — Ручей тут недалеко нашел.

Ялмари жадно опустошил флягу, потер виски. Затем спросил в пустоту:

— Я действительно выгляжу сумасшедшим?

— Не то слово! — с готовностью подтвердил полуполковник. — Если бы я не знал тебя раньше, поверил бы, что слухи правдивы и принц действительно душевнобольной. Не скажешь, что это было?

— Ну что я тебе скажу, брат? Спасибо, — он принял от него кусок жареного мяса. — Вот Балор знает, что это такое, поэтому не настаивает. Есть вещи, которые оборотни чувствуют. Я не могу тебе объяснить, что я чувствую и почему веду вас так. Но я точно знаю, что от этого зависит наша жизнь.

— Понятно. Но если дело так пойдет дальше, Сорот станет невыносим.

— Значит, будем его вразумлять, — пожал плечами принц.

В ожидании Балора и Герарда Ялмари снова задремал — впервые за много дней на душе был мир, а вокруг тишина. Но сон снова прервали. Раздался шум, будто по лесу неслась погоня. Ялмари вскочил, выхватывая меч. Но в лагерь ворвался лишь лорд — он один производил столько шума, сколько человек пять вилланов.

— Что? — потребовал Шрам.

— Этот придурок...

Принц не дослушал его, помчался в сторону деревни. Остальные бросились за ним, даже Сорот. Задыхаясь на бегу, он объяснял:

— Мы пришли... Уже купили. И лошадь хотели, хоть одну... И тут эта девчонка. И он, видите ли, мимо пройти не смог. Благородство не дает мимо пройти, шереш его раздери. Откуда они, такие дураки, берутся? Тут вам не Энгарн, все ушлые...

Они нашли Балора там же, где его оставил Герард. К оборотню сбежались уже все мужики деревни, благо она была небольшой. Но они отличались смелостью, и серебряное оружие у них имелось. Балора ранили в плечо, и он отбивался от них левой рукой. Шрам на ходу сообразил, что делать.

— А ну всем стоять! — рявкнул он, и ему повиновались.

Балор отступил назад, к забору. Вилланы встали рядом, исподлобья глядя на прибывших.

— Что происходит? — рявкнул полуполковник.

Ялмари ощутил, как по ним скользнули взгляды. Их прощупали, оценили силу. И решили не связываться.

— Да вот, господин, — старший из мужиков польстил Етварту. — Оборотня поймали...

— Он наш! — непререкаемым тоном изрек Етварт.

— Да и забирайте, — легко согласился мужик.

— Я без нее не уйду, — набычился Балор.

И только теперь Ялмари понял, что имел в виду Герард. Позади Балора, сжавшись в комок, на земле сидела девушка. Из одежды на ней были только цепи. Тело кровоточило, будто ее рвали собаки.

— А вот это никак нельзя! — тут же загудели мужики наперебой.

— Да нам граф наш башку оторвет.

— Он сказал стеречь ее.

— Мы заплатим, — предложил Ялмари, отстегивая кошель.

— Не надо денег, — в глазах мужиков светилась жадность, они явно уже подсчитывали, сколько может быть денег в таком кошеле, но страх перед графом был сильнее.

— Не отдадим ее.

— Он нас вместо нее собаками затравит. Не знаете вы его, а то бы не лезли.

— Да и на что она вам? Морок же навела, ясно же!

— Она же ведьма. Гляньте, зенки какие...

— Как хотите, — Ялмари убрал кошель. — В таком случае мы заберем ее бесплатно.

Он прошел мимо вилланов, сорвал с забора какую-то ветошку, накинул на девушку и взял ее на руки. Мужики не пытались сопротивляться, только следили за наемниками, уходящими в лес. Етварт на всякий случай прикрывал всех.

Как только они вернулись в лагерь, Ялмари опустил девушку на землю и повернулся к Бисере.

— Осмотри ее, пожалуйста.

Сам подошел к Балору. Разорвав рубашку, омыл водой рваную рану, бросив:

— Рассказывай!

— Купили в одном доме хлеба, орехов, сушеных яблок. Уже возвращались. И тут заметил — собаки лают. Рычат злобно, а кто-то их науськивает. Слух у меня лучше, чем у лорда. Чувствую — что-то не так. Пошел глянуть, а они девчонку собаками травят. Говорят — ведьма. Говорят, граф приедет, казнит ее, как у них принято — лошадьми разорвет. Да ты глянь на нее. Дитя еще. Какая из нее ведьма? Ясно же, чем она ему насолила, — он заметил, как хмурится принц и потребовал. — Я должен был мимо пройти, да? Как лорд этот?

— А почему нет, шереш тебя раздери? — Сорот, как только опасность миновала, осмелел. — Может, мы по всем деревням теперь пойдем? Обездоленным помогать, обиженных защищать, голодных кормить? Я не святой Фалмай. И в Лейн пришел не для того, чтобы стать мучеником...

Балор не повернулся в его сторону, по-прежнему следил за Ялмари, сосредоточенно делающим перевязку.

— Я не прав? Скажи, я не прав?

— Мы не должны были заходить в эту деревню, — отрезал принц.

— То есть мы должны были оставить ее псам? — вспылил Балор.

— Я сказал: мы не должны были заходить в эту деревню — это разные вещи! — оборвал его Ялмари. — Мы должны были купить продукты. Но не в этой деревне. Здесь нас быть не должно, и я не знаю, чем это закончится, — он завязал тряпицу узлом. — Быстро собираемся... — и осекся.

Он так стремительно метнулся между деревьями, что толкнул, стоящего на дороге Шрама.

— Вот чумовой! — ошарашено пробормотал полуполковник, потирая ушибленное плечо, и помчался вслед за Ялмари — он с кем-то боролся.

Но помощь не требовалась. Принц прижал к земле молодого виллана, держа у его горла меч. Тот жалобно поскуливал.

— Не убивайте! Я помочь хотел. Не убивайте!

Ялмари швырнул парня на землю между остальными людьми, чтобы у того не было шансов сбежать, — гоняться за ним по лесу он не имел никакого желания.

— Чего тебе надо? — резко потребовал он.

Тот, ободренный, затараторил:

— Да вам сейчас лошадки очень даже не помешают, потому как граф на лошадях быстро вас догонит, не успеете до пустоши добраться. А за те деньги, что вы предлагали, я бы вам и лошадей доставил, и одежку для ведьмы принес. У вас-то лишней одежки нет, верно. И еду бы дал.

— А ты, значит, графского гнева не боишься? — усмехнулся Етварт.

— Боюсь, — возразил парень. — Да только, глядишь, граф меня и не найдет. Возьмите меня с собой. Я тоже хочу быть наемником!

— Нет! — Ялмари быстро взглянул на перстень и с облегчением убедился, что на этот раз виллан точно лишний. Хоть одно успокаивало — перстень действительно показывал, кого надо брать с собой, а кого нет. — У тебя четверть часа, чтобы привести сюда лошадей, одежду и еду. Потом мы уходим.

— Как скажете, господин, — парень нерешительно помялся. — Так мне идти можно?

— Беги! — приказал Ялмари.

— И что, будем его ждать? — спросил Балор, как только он исчез.

— Четверть часа будем. Он ведь прав. Она, — он кивнул на спасенную девушку, испуганно следящую за ними, — далеко не уйдет. Если вообще уйдет. Да и ты тоже. Или вас надо прямо здесь бросить?

В ожидании виллана Ялмари ушел подальше от лагеря, чутко прислушиваясь, чтобы загодя предупредить об опасности, если что-то пойдет не так. Но парень появился один, ведя в поводу лошадей, на одной из которых был привязан тюк. На всякий случай принц еще подождал, но никто в лесу так и не появился.

Когда он вернулся в лагерь, девушка уже оделась. Он огорчился, что не попросил принести ей мужскую одежду. Она была очень слаба, а в таком платье самостоятельно ехать и подавно не сможет.

— Тебе придется ехать со мной, девица, — довольно проворковал Герард, будто прочитав мысли принца.

Девушка смущенно потупила глаза. Ялмари расплатился с вилланом и тот снова заканючил:

— Возьмите меня с собой! Хоть недалеко возьмите! Вы ж не здешние, я вижу. А я бы подсказал вам, куда идти, где схорониться.

— Ты меня в первый раз хорошо слышал? — принц задал вопрос так, что тот струхнул. — Иди куда угодно. Быстро и не оглядываясь. Если я увижу тебя еще раз...

— Я понял, господин, понял, — запричитал парень и, прихватив кошелек, скрылся в лесу.

— По коням, — скомандовал принц. Он не смотрел в сторону Сорота, который, не смущаясь, прижимал к себе спасенную девушку.

Ехать на лошадях по лесу быстро они не могли, и Ялмари все более беспокоился. Его не оставляло чувство, что их загоняют в ловушку. Они ехали около получаса, когда Герард крикнул:

— Эй... Ллойд, тут наша красавица хочет что-то сказать.

Ялмари придержал коня. Девушка тут же залепетала:

— Вы правильно сделали, господин, что его не взяли. Он бы нас выдал. Я знаю его, он графу служит. Послушайте меня, я знаю дорогу. Там лошади быстрее пройдут, тогда люди графа не догонят вас.

Ялмари на мгновение сосредоточился, потом разрешил:

— Веди.

Герард поехал впереди. Вскоре девушка вывела их на довольно широкую тропу. Лошади поскакали по ней уверенней. Принц не чувствовал ни тревоги, ни радости, только звенящую пустоту, словно все повисло на волоске.

После полудня они наткнулись на развилку. Главная дорога забирала на запад, а другая, слабая и уже начинающая зарастать травой, на юг. Сорот направил лошадь налево, но Ялмари остановил его.

— Нам на запад, — скомандовал он. — Надо пристроить девушку в деревне.

— Нет! — вскрикнула она. — Пожалуйста, нет... Меня же убьют там, — она заплакала.

Ялмари предложил:

— Сделаем привал.

— А есть-то нам можно, то что этот притащил? — засомневался Шрам. — Может, он отравил еду?

— Не успел бы, — отмахнулся принц. — Или думаешь, у него заранее заготовлена отравленная пища или дорогой яд?

— Это можно есть, — разрешила девушка и смутилась. — Они не знают яды. Они и травы-то плохо знают. Я чай успокаивающий приготовила и сразу ведьмой стала.

Пока все поили лошадей из ближайшего ручья и на ходу жевали вяленое мясо, Ялмари стоял на развилке. Ему бы маленькую, крошечную подсказку сейчас. Видение какое-нибудь, чтобы он знал, куда ехать, куда вести людей. Кто-то подошел сзади, он быстро обернулся. Спасенная девушка стояла слишком близко. Надо же так уйти в себя, что ее не заметить! Быстрое движение напугало ее, она отшатнулась и тихонько извинилась:

— Я не хотела мешать. Я только хотела попросить... Не оставляйте меня в деревне. Мне не скрыться с такими ранами, — она показала повязку на руке. — Собаками травят только ведьм. Граф сразу меня найдет...

— Вот что... — Ялмари сообразил, что так и не узнал ее имени. И впервые посмотрел на нее внимательно. Она не была ребенком, вопреки мнению Балора. Лет двадцать, а то и больше, ей уже точно исполнилось. Но маленький рост, а главное, чуть припухшие веки, вздернутый носик и губки якорьком, придавали лицу детскость. Вызывали желание защитить. Темные волосы она заплела в косу, и сейчас переложила ее на грудь. Взгляд скользнул по девичьим округлостям. И платье ведь ей принесли точно в пору... — Как тебя зовут? — он вгляделся в зеленые кошачьи глаза.

— Люне, господин, — кротко ответила девушка.

Ему мерещится или она на самом деле его соблазняет?

— И почему, говоришь, тебя сочли за ведьму?

Люне потупилась и пробормотала:

— Тот господин, что спас меня... Он угадал. Граф хотел... — она умолкла, будто стеснялась произнести вслух, чего хотел граф, и Ялмари с сарказмом предположил:

— А ты ему, конечно, отказала?

Люне отшатнулась. Она поняла, что на принца ее чары не действуют. Она смело взглянула на Ялмари. Сообщила с вызовом:

— Нет, не отказала. Только он запер меня в замке, сказал, отпустит, когда я надоем ему. А я сбежала. Напоила всех сонным чаем и сбежала. И когда он меня нашел... Я стала ведьмой. Слышали бы вы, что он обо мне наговорил... Он сказал...

— Ладно, это неважно, — прервал ее Ялмари.

— Господин, возьмите меня с собой, — умоляюще прошептала она. — Пожалуйста, возьмите. Я вам пригожусь, вот увидите.

— Люне... ты не представляешь, куда мы идем. Не представляешь насколько опасно... — взгляд упал на перстень, и Ялмари замер. — Шереш... — потрясенно пробормотал он — перстень светился золотистыми крапинками.

Девушка тоже посмотрела на перстень.

— Интересный у вас камень, — с любопытством промолвила она. — То черный, то светится, — и снова на Ялмари. — Я знаю, куда вы идете. В Проклятый город, верно? Мне господин лорд сказал. Я вам пригожусь. Я места хорошо знаю. В Проклятый город только одна дорога есть, да и по той не всегда можно пройти. Только иногда она открывается. Надо еще от погони укрыться. Вы ведь чувствуете, погоню, правда?

И он почувствовал. Сразу после ее слов.

— По коням, — гаркнул он. — Быстро, быстро!

Деревья проносились мимо, он прижался к гриве лошади, и прикрыл глаза. Опасность давила на плечи так, что было тяжело дышать. Они не успеют...

Деревья внезапно поредели, а вскоре перешли в кусты. Еще немного — и они вылетели на бесконечный простор. Лишь далеко впереди что-то зеленело, но скакать туда надо было не меньше суток.

"Вот и все!" — мелькнуло в голове, но к нему подъехал Герард с Люне.

— Нам надо отпустить лошадей, — предложила она. — Они устали, скакать не смогут. Надо отпустить, иначе нас быстро догонят, у графа кони лучше, а эти очень приметные. Видите, какие у них следы?

Ялмари взглянул на землю и поразился: подковы у лошадей были меченые.

— Почему раньше не показала? — возмутился он.

— Нам ведь надо было к пустоши, мы и пришли к пустоши. А теперь пойдем пешком. Я знаю, где можно укрыться, — заверила она.

— И граф не заметит, что мы сошли с лошадей? — Шрам тоже злился. — Не заметит наших следов?

— Кто знает, — повела плечиком девушка. — Может, и не заметит. Он не следопыт, не охотник. Собак у него нет. Поверьте мне... Я теперь могу идти. Да и идти тут недалеко. Вон, видите развалины?

Правее возвышалась полуразрушенная стена.

— Это же черный круг! — воскликнул Етварт. — И ты хочешь нас там спрятать?

— Там уже нет зла, — уговаривала девушка. — И там можно спрятаться!

— Туда нельзя. Ялмари, туда нельзя! — Етварт почти кричал. — Еще никто не находил убежища в черном круге.

Все ждали решения принца. Он колебался. Снова закрыл глаза, чтобы сосредоточиться. Потом, скрепя сердце, согласился.

— Идем за ней.

— Ялмари...

— Идем за ней! — отрезал он. — Я не знаю, что такое черный круг и какая в нем опасность, но здесь нас точно ждет смерть. Времени мало, идем.

Они сошли с лошадей, и девушка предложила:

— Свяжите лошадей, чтобы они шли гуськом. Они собьют преследователей со следа.

Принц одобрил, и они быстро исполнили это указание. Люне стояла у первой лошади, поглаживая ее. Она будто прощалась с животным. Как только они взяли на плечи последний мешок, Люне хлопнула лошадь по крупу, и она резво помчалась на юг. Люне повела их в сторону, опираясь на руку Герарда.

Сначала она шла быстро, потом побежала.

— Мы опаздываем! — задыхаясь крикнула она. — Как только граф и его люди выедут из леса, мы будем как на ладони. Надо успеть!

Они мчались из последних сил. Люне отставала, и Ялмари вновь подхватил ее. Едва взбежав на холм, они нырнули за полуразрушенную стену и упали на землю.

— Успели, — полуполковник чуть выглянул из-за стены.

Ялмари подполз к нему и тоже выглянул.

Из леса показались всадники. Покрутившись на месте, отправились вслед за лошадьми.

— И как скоро они поймут, что гонятся за миражом? — скептически поинтересовался принц.

Люне тоже подобралась к развалинам.

— Если повезет, они побоятся следовать через пустошь. Там дальше не лес — болото.

— А если не повезет, и они раньше разглядят, что на лошадях нет всадников?

Люне что-то искала на земле. Все переглянулись. Девушка разгребла землю, повернулась к мужчинам:

— Помогите!

Ялмари первый подошел к ней. Из-под груды раздробленного камня выглядывал уголок деревяшки. Он сдвинул мусор, и появился люк.

— Хочешь, чтобы мы спустились туда?

— Там можно пересидеть пару дней, пока граф уйдет отсюда, — авторитетно заверила Люне.

— С ума сошла? — снова вспылил Шрам. — Мало того, что в черный круг зашли, так еще и под землю лезть?

— Там безопасно! Ничего нам не грозит. Угроза только здесь.

— Ялмари, — предостерег Етварт. — Ты ничего не знаешь об этом месте. Но я родом из Лейна...

— Я не чувствую опасности, — прервал Ялмари. — Она права. Опасность там. То, чего ты боишься, уже ушло. Но в любом случае внутрь нам не попасть. Этот люк заперт изнутри. Если только взломаем его... — он поискал камень побольше, но девушка вновь склонилась над люком и провела по нему ладонью, будто погладила.

— Не может быть, чтобы он был заперт, — бормотала она вполголоса. — Как же они вышли оттуда? Попробуйте поддеть мечом.

Ялмари хмыкнул, вставил меч в щель, чуть надавил и... люк легко поддался.

— Вот видите! — обрадовалась Люне. — Он открыт.

В темный провал вели полуразрушенные ступени.

— Факел есть? — поинтересовался принц.

— Сейчас соорудим, — недружелюбно буркнул Етварт.

— Погоди, там, на стене, кажется, на стене что-то, — остановил Ялмари и спустился по ступеням. Сняв со стены факел, осмотрел его — вполне еще можно использовать. — Дай огня, — попросил он у Шрама.

Несколько ударов кремнем — и факел запылал. Ялмари нашел еще один, запалил и передал полуполковнику, который, несмотря на опасения, не отставал от принца. Они спустились еще ниже и нашли скелет в истлевшей одежде.

— Не все отсюда вышли, — пробормотал Ялмари.

— Надеюсь, вы не боитесь мертвецов? — спросила девушка у него за спиной. — Они безобидны.

Принц только хмыкнул. Он пошел дальше, остальные спускались за ним. Под землей было немало комнат, почти возле каждой из них, словно стоя на страже, находился скелет. Настораживала одна странность: мертвецы почти полностью истлели, даже кости порой рассыпались в прах. Но вещи хорошо сохранились. На всем лежал слой пыли, но под ней неплохо сохранились ковры, с длинным густым ворсом, шкуры животных. Кровати, застеленные шелковистыми покрывалами. Толкнув очередную дверь, возле которой находилось сразу два скелета, он охнул: она была полна оружия, причем дорогого: с инкрустацией золотом и драгоценными камнями, вычурными ручками и расшитыми ножнами.

— Здесь что, был тайный склад разбойников? — он не обернулся.

— Склад, да не разбойников, — буркнул Шрам. — Зря мы сюда пришли. Ой зря.

— Тут не опасно, — повторила Люне, — только не надо с собой ничего брать.

— Ясно, — скептически протянул Ялмари. — Надо расчистить пару комнат. Балор, пока мы тут располагаемся, посторожи наверху. Мало ли что...

— Лучше я посторожу, — подхватился Герард. — Почему он?

— Потому что он ранен. Ты будешь спорить? — сухо уточнил принц. — Люне, тоже поднимись к нему.

Сорот что-то проворчал, но тоже стал убираться. Когда одна комната была готова, Ялмари поднялся наверх. Люне сидела у самой стены. Как только он появился на поверхности, девушка повернулась к нему лицом.

— Что-то случилось, господин? — зеленые глаза выражали лишь детское любопытство.

— Ничего, — он подошел ближе.

— Я слежу, — заверил Балор.

— Не обижайся, — попросил Ялмари. — Как-то на душе неспокойно, — он обшаривал взглядом пустошь, но там лишь ветер стелился по земле, заметая их следы.

— Граф уехал на юг, — вновь вступила Люне. — Но он еще вернется. Поэтому надо переждать несколько дней.

— Переждем, — Ялмари вновь спустился вниз.

23 нуфамбира, Западный Лейн

Что-то пошло не так, сильно не так. За несколько дней поисков несколько раз попадались отряды Пагиила. Война — поэтому все кишит воинами герцога, мечтающими поживиться за счет Энгарна. Посмотрим, как им повезет. Но сейчас везение необходимо не только им. А оно ушло безвозвратно. Неужели придется застрять в этой разоренной стране навсегда?

Здесь защищала только сила, да имя какого-нибудь высокородного аристократа — если не герцога Пагиила, то хотя бы графа Хавила. Если ты находишься под их защитой, может, и выберешься без особых потерь, но и то вряд ли. Рыцари Лейна не брезгуют ни мальчиком, ни девочкой, ни мужчиной, ни женщиной. Разве только старуху стороной обойдут, да и то, если скучно будет, над нею "посмеются". Так они называют это, хотя после их "смеха" иногда и в живых не остаются.

А тут надо как-то найти людей Щиллема. Они ведь не будут в форме королевской гвардии разгуливать, тоже притворятся наемниками. И если перепутать, это может быть последней ошибкой в жизни.

Нельзя о страхах говорить. Беда — она рядом ходит и все слышит. Караулит, чтобы ударить больнее. Считаешь, эти рыцари поприличнее? Вот и проверишь, чем отличаются приличные рыцари Лейна от неприличных, потому что явно ошибочка вышла, это не люди Щиллема, если они вообще есть где-нибудь рядом. И даже то, что с тобой в плен попала красавица эта черноглазая, нисколько не утешает. Этим жеребцам двоих будет мало. И стоило так долго деревни десятой дорогой обходить, чтобы вот так глупо попасться.

Неужели нельзя ничего сделать? Вот бы они, как разбойники в рыцарских романах, отложили расправу до утра... А за ночь что-нибудь придумаем...

Где принц? Где сейчас принц? Куда он пропал? Как сквозь землю провалился! А тут отдувайся...

Будь что будет! Кинжал есть — повоюем.

Ше... реш... Это еще что такое?!

24 нуфамбира, Аин

— Как хорошо вы ориентируетесь в бою! — Харвинд улыбнулся, и эта улыбка показалась Гарое плотоядной.

Он разительно переменился после боя у Маарафских холмов. Вероятно, боялся, что Гарое доложит Поладу о том, что произошло. Еще никогда в жизни у священника не было такого зуда в пальцах: хотелось сделать именно это. До того как граф раструбит о бездарности Улама, чуть не погубившего роту пехоты, написать всем, в том числе Поладу, о том, как было на самом деле.

— Там трудно было не сориентироваться, — сухо заметил Гарое. — Любой, прочитавший хоть один учебник по военной тактике, сориентировался бы.

Он очень надеялся, что Харвинд не проглотит эту шпильку. Но он проглотил. И вида не подал, будто почувствовал намек.

Уже четыре дня они стояли под Аином. Разведчики докладывали, что войска герцога Пагиила хоть и не так быстро, но движутся сюда. По мнению Гарое, если они и медлили, то лишь потому, что ожидали от Энгарна подвоха. И совершенно напрасно. За эти дни они не только не устроили лейнцам ни одной ловушки, но и город по-настоящему не укрепили. Чего ожидал Харвинд — что укрепления построятся сами или что напуганные его необычной тактикой лейнцы повернут обратно — Гарое так и не понял. Но, видимо, сегодня его удостоили беседы, для того чтобы разъяснить загадочные намерения графа.

— Сегодня я получил донесение, — перешел к делу Харвинд. — К нам движется сборный полк "волков". Когда они прибудут, мы, несомненно, разобьем лейнцев, потому что будем иметь не только численное превосходство, но и лучше обученную армию. Сегодня же мы выдвигаемся им навстречу.

Последняя фраза настолько выбила Гарое из колеи, что он какое-то время изумленно взирал на генерала, прежде чем задать один из самых глупых вопросов в жизни:

— Кому навстречу?

— Навстречу "волкам", конечно, — граф тоже старался выставить его идиотом.

"Навстречу "волкам", — повторил священник про себя. — Кто бы сомневался!" А вслух все-таки имел наглость выяснить:

— Вы оставляете Аин, граф?

— Конечно. Стратегически он не так уж важен. Да и людей здесь немного. Другое дело — Тофел. Его мы не отдадим.

— Граф, — Гарое не выдержал, поднялся, навис над ним. — А вы знаете, что сделают лейнцы с этим городом?

Харвинд тоже встал

— Пусть уходят с нами, — надменно предложил он. — Мы никому не запрещаем.

— Вы что, намеренно это делаете? — прямо спросил священник.

— Что делаю, отец Гарое? — оскалился генерал.

— Намеренно отвратительно ведете войну, чтобы люди возненавидели королеву, которая не защищает их. Неужели вам неясно было, что вы совершаете безумный поступок, отправляя пехоту в топкую низину? Что никто не похвалит нас за защиту Тофела, если мы сдадим без боя Аин? Что вы подрываете дух солдат таким поведением?

— Вы забываетесь, Гарое, — граф скрипнул зубами.

— Нет, это вы забываетесь, Харвинд, — священник был бледен, но спокоен. — Если бы Аин был расположен неудобно... Но тут такая позиция — его сотней солдат можно оборонять!

— Так обороняйте! Вы же у нас такой умный и смелый. Обороняйте! Что ж вы рясу-то носите? Берите командование сотней и обороняйте!

Упрек был более чем несправедлив. Гарое никогда не прикрывался рясой. И еще все очень походило на повторение беседы с Поладом, когда, задевая его честь, пытались поймать его в ловушку. Только вот телохранитель королевы не пошел на эту низкую уловку, а Харвинд пошел. Это была ловушка, но Гарое не мог поступить иначе.

— Вы дадите мне сотню? — холодно осведомился он.

— Дам! — выкрикнул граф. — И еще сотня "волков" в этом городе в вашем распоряжении.

Гарое отчетливо представил, как все было в тот день, когда погиб Улам. Полуполковник сказал: "Этот холм самая удобная позиция, нам нельзя ее покидать", — и граф тут же заорал и затопал ногами, демонстрируя власть. И Улам пошел под арбалетные болты. А теперь под них пойдет он.

— Я хочу взять ту сотню, где служит Киший, — бросил он и, не прощаясь, вышел из дома.

Прошел к себе и встал на колени. Молиться он не мог, в голове стояла звенящая пустота. Но Эль-Элион видит его состояние и видит, что он не может поступить иначе. Не может!

Примерно через четверть часа он снял рясу и аккуратно свернул ее. Потом сел за стол и написал два письма. Одно — Верховному священнику Энгарна Унию, с просьбой освободить от служения в церкви. Он не сомневался, что эту просьбу выполнят с радостью. Второе — Раму. Кратко объяснил, как попал в армейские священники, и извинился за то, что не рассказал обо всем раньше. Больше ничего писать не стал, чтобы не показаться смешным или глупым. Если выживет, расскажет о Харвинде при личной встрече. Если умрет, то словам его не будет никакой веры.

Он запечатывал письмо, когда в дверь постучали.

— Войдите, — предложил он.

Вошел капитан Вилгай, командовавшей той сотней, которую он попросил, и Гарое тут же почувствовал вину. Какое он имел право распоряжаться чужими судьбами. Своей ладно, но чужой... Лучше бы Харвинд сам определил, кого с ним оставить.

— Отец Гарое, — растеряно начал капитан. Он хоть и бравый, но уже старик, а ведь ему едва исполнилось пятьдесят. Вспомнив отца, Гарое подумал, что если бы не испытания, которые выпали на долю солдата, он был бы моложе. — Отец Гарое... Вы нас покидаете?

Он будто был потерявшимся ребенком.

— Ни в коем случае, — Гарое одернул рубаху. — Я назначен графом Харвиндом командовать обороной Аина. Вы и ваша сотня поступаете в мое распоряжение.

— Да это мы зараз, — заверил капитан. — Только...

Гарое, наконец, догадался, что его смущает.

— Вы же знаете, что священники не могут убивать иначе, как силой Эль-Элиона. Поскольку камни Зары мне не повинуются, я сложил с себя обязанности священника.

— Так вы бы и не убивали... — начал было капитан.

— У нас слишком мало людей, чтобы я мог только наблюдать, как вы сражаетесь. Надо приступать к постройке оборонительных сооружений. Горожане помогут, я переговорю со старейшинами.

— Вы, конечно, переговорите, да я тут осмотрелся... Строить-то не из чего. Совсем мало леса, возить далеко. Дома разбирать нам не позволят. Не из навоза же строить?

— Если ничего не будет — будем строить из навоза, — отрезал Гарое.

Он уже собрался выйти из дома, когда в дверь сунулся Киший. Он тоже недоуменно уставился на Гарое без рясы, но сообразил быстрее капитана и тут же засуетился:

— Вам теперь доспехи нужны, мало ли что...

— Откуда ты доспехи возьмешь? — усмехнулся Гарое. — Хоть бы дублет найти.

— А хоть бы и дублет, — легко согласился парень. — Дублет — это мы запросто найдем.

Он исчез и когда Гарое в сопровождении капитана и двух десятников подходил к зданию городской ратуши, уже примчался снова, неся с собой добротный дублет.

— Вот, значит, господин Кеворк, — он помог Гарое одеться. Не успел он глазом моргнуть, как на нем уже затягивали ремень. — Одежка хорошая, металлическими планками укреплена, стрелы выдюжит, а под арбалетные болты вы уж не подставляйтесь.

Гарое хотел продолжить путь, когда Киший вновь остановил его.

— А мы тут балакаем, что вы-то у нас полуполковником, раз капитан Вилгай у вас в подчинении.

— Какой полуполковник? — рассмеялся Гарое. — У нас всего сотня!

— Так вы вроде сказали, горожан набирать будем. Где сотня там и две, где две, там и три. Вы не сомневайтесь! Будет у вас войско. Только вот полуполковнику, стало быть, оруженосец нужен. Возьмите меня в оруженосцы, а?

Гарое безнадежно махнул рукой — чем бы дитя ни игралось. Обрадованный Киший деловито пристроился рядом, когда они входили в здание ратуши.

...Войска Харвинда еще недалеко ушли от города, когда закипела работа. Солдаты и горожане готовились к обороне. Самым слабым местом оказались восточные ворота. Если в другом месте город стоял на возвышенности, то здесь к ним не вело никакого подъема, и никаких дополнительных сооружений не было, которые бы хоть немного прикрывали их. Только дома в пригороде, но они надолго вражеские войска не задержат. Гарое распорядился построить укрепление перед основной крепостной оградой, чтобы хоть как-то защитить их. Тут-то и сбылось пророчество Вилгая: поскольку ничего другого не нашли, использовали для этого навоз, лежащий неподалеку.

Гарое обходил укрепления, десятники обучали горожан командам. Киший не ошибся: ополчение увеличило их войска раз в восемь. Гарое даже небольшой кавалерийский отряд создал, правда, из тех, кто уже бывал в бою. Он не обольщался: необстрелянные ремесленники могут убежать со стен при первом же выстреле. Если уж солдаты не всегда выдерживали... Но дышать стало несколько легче.

Он выслал разведчиков и к вечеру они снова доложили, что лейнцы, несомненно, движутся к Аину, и если не к утру, то к полудню точно будут тут. У них было время, чтобы закончить укрепления и отдохнуть.

К полуночи Гарое приказал выставить посты, а остальным ложиться спать. Укладываясь в кровать, он неожиданно расхохотался — сказался напряженный день. Киший, пристроившийся на полу рядом с его кроватью, недоуменно взирал на Гарое, а потом робко предложил, так и не дождавшись, когда полуполковник Кеворк успокоится.

— Вам вина, может? Или воды?

— Нет, Киший, — Гарое вытер слезы. — Просто вспомнилось. Мне ведь священник Далфон, который меня воспитал, постоянно твердил: "Не иди в священники! Тебе военным надо быть, а не священником". А я упрямился. И гляди, как все повернулось!

Киший тоже захихикал.

— А вот Богом клянусь: я вас как первый раз увидел, сразу сказал: "Не похож он на священника. Ни капли не похож".

Он погасил лампу, и они затихли. Киший, однако, долго ворочался на полу, будто не мог найти себе места. Гарое не выдержал:

— У тебя там шило, что ли? Вытащи и спи! Сколько можно?

— Да я спросить собирался, господин полуполковник, — парень обрадовался, что к нему обратились. — А какой у вас святой покровителем был?

Гарое потрогал оранжевый опал с зелеными вкраплениями, висевший на шее. "Рясу-то снял, а амулет забыл", — поддел он себя.

— Святой Бен-Гевер, — откликнулся Гарое.

— Кто бы сомневался, — хохотнул Киший и на этот раз затих.

25 нуфамбира, Западный Умар

Тевос очнулся от чудовищной головной боли и невольно застонал.

— Ну-ну, тише.

Он с трудом открыл глаза. Лицо Ойрош над ним расплывалось и двоилось. Откуда тут Ойрош? Или это ему снится?

— Выпей настой.

Слова вызвали новый приступ мучительной боли. Захотелось оттолкнуть: "Оставь меня в покое", — но мир вокруг снова померк.

Следующее пробуждение было значительно лучше. Он с удовольствием убедился, что лежит у себя дома. В окно светило ласковое осеннее солнце. У Тевоса было ощущение, что он несколько лет провел в темнице, и ничто его сейчас так не радовало, как солнечные лучи. Еще бы попить дали...

Он оторвал голову от подушки и тут же лег обратно. Не от боли. На стуле рядом сидела мама и что-то вышивала. Он так давно не видел ее, что теперь эта мирная картина совершенно выбила из колеи. Будто не было ничего за этот последний год: он не стал вожаком, и принц Энгарна не приходил к ним, и в плен к людям он не попадал, и не знает, что у вампира есть дочь по имени Ойрош.

— Очнулся? — мама отложила вышивку и подошла ближе. — Выпей воды, — она осторожно, но уверено поднесла к губам чашу.

Вода была прохладная и приятно сладкая.

— Кто такая Ойрош? — спросила мама, как только он напился и снова лег на подушку.

Тевос не торопился отвечать, размышляя, откуда она могла узнать. Тут только один ответ, и мама тут же озвучила его:

— Ты в бреду меня так называл.

— Девушка, — отозвался вожак.

— Да уж поняла, что не старушка, — рассмеялась мама. — Но я не знаю в стае девушек с таким странным именем, — она пытливо взглянула на сына.

Тевос только вздохнул. Он не желал ничего объяснять. Поэтому мама снова заговорила:

— Надеюсь, ты осознаешь, что подставишь нас под удар, если она не из стаи, а еще хуже, если...

— Как я здесь очутился? — перебил он.

— Это очень загадочная история. Князья ее до сих пор обсуждают. В бою твой отряд оказался на самом опасном участке. Вас бы перебили всех до одного если бы... — она снова пристально посмотрела в глаза сыну, — молодой вампир не оглушил тебя и не похитил с поля боя. Он даже опалился немного. Оборотни, увидев такой произвол, бросились за ним спасать вожака. А вампир оставил тебя в лесу и улетел.

— И что обсуждают князья?

— Главным образом, хотел он тебя убить или спасти.

— Полагаю, если бы хотел бы убить, то я был бы мертв.

— Согласна. Но тогда они начинают задавать другой вопрос: почему он спас тебя? И выводы, к которым они приходят, им не нравятся. Ты ничего мне не скажешь?

— Что я должен сказать, мама?

Слова были бессмысленны. О природе оборотней она и так знала. О долге вожака прекрасно знал он. Тевос поднялся.

— Куда собрался? — поинтересовалась мама.

— Чем раньше поговорю с князьями, тем лучше, — объяснил он.

— Да, наверно. Но давай пригласим их сюда.

— Нет. Мареши дома?

Он лет сто не видел младшего братишку. Хотя нет, всего неделю назад они спорили. Братишка как-то очень быстро вырос за последние несколько месяцев, и казалось, ему уже шестнадцать, а не четырнадцать. И еще он решил, что должен поддержать брата и тоже стать добровольцем. Пришлось ему объяснять, что поддержка нужна не в том, чтобы воевать, а в том, чтобы подчиняться указаниям вожака, признавая его авторитет. Этого Тевосу сейчас не хватало.

— Дома. Его отпустили из школы помогать, пока ты болен.

— Хорошо, тогда пусть позовет князей. Они ведь почти все в городе, да? Ждут моей смерти, моего выздоровления, моего смещения...

— Зачем ты так? — укорила мать.

— Я не прав?

— Ты должен понять... — мягко начала женщина, но он снова перебил.

— Я понимаю. Поэтому и тороплюсь.

Через час он с невинным любопытством рассматривал входивших в гостиную князей. Почти все хмурились и прятали взгляд. Их раздражало то, что вожак вел себя как ни в чем не бывало. Как только они расселись, он обратился сразу ко всем.

— Я готов выслушать вас.

— Ты погубил шестьдесят три оборотня, — тут же начал Дагмар.

— Из четырехсот? — закончил за него Тевос.

— Из ста! — воскликнул князь. — Ты не почувствовал ловушки. Ты теряешь дар видения или уже потерял.

Тевос побарабанил пальцами по столу:

— Из четырех отрядов в засаду попал только один, там, где был я. Зато из трех других никто даже легко не ранен. Это вас не настораживает? Маг сражается со мной лично, он не дает мне видеть свои планы. Кто-то из вас их видит?

— Дело не только в этом, — возразил Висар. — Ты можешь поклясться, что не имеешь никаких отношений с вампирами?

— Могу, — уверенно заявил Тевос, не позволяя себя прервать. — Я несколько раз встречался с дочерью Шонгкора, которая родилась человеком и спасла меня в замке Иецер, но с вампирами я никаких отношений не поддерживал. В любом случае если вы считаете, что я потерял дар, я согласен устроить испытание прямо сейчас. Вы уже призвали достойных. Так давайте начнем, — он быстро повернулся к Зихри. — Ты размышляешь, кто мне мог сообщить о ваших планах. Никто. Я их знаю, также как и то, чем окончится испытание. Но не будем тратить времени. Созывайте народ и достойных. Надо как можно скорее с этим разобраться. Стаю не может водить вожак, которому не доверяют.

Прошло еще около получаса, прежде чем все было готово к испытанию. Когда оборотни собрались, а князья и достойные встали вокруг плоского возвышения, Тевос обратился к стае.

— Братья, сегодня князья собрали вас, потому что не уверены в том, что меня ведет Эль-Элион. Они считают, что я утратил дар. Я же уверен, что слышу Его. Мы проведем еще одно испытание, чтобы точно знать, кто должен быть вожаком стаи. Пусть достойные поднимутся.

На возвышение поднялись еще пять человек, среди них было и два князя — Зихри и Ефер.

— Кто желает послужить стае?

Согласились Висар и старик-оборотень, с которым Тевос не общался раньше, но уже знал, что его зовут Угатар, и ему недавно исполнилось восемьдесят три.

— Что мы должны увидеть в твоем прошлом, Висар? — обратился он к князю, понимая, что старик был более трудным испытанием.

— Первый человек, которого я убил, — предложил тот.

"Несложный вопрос, — оценил Тевос. — Тут и дара особого иметь не надо, можно подумать хорошенько. Мы уже много лет не воевали. Висару сорок два, значит, нынешняя заварушка первая в его жизни. Наверняка убил, когда меня освобождал". Тевос нарочно не заглядывал в прошлое Висара, желая сначала послушать, что скажут другие достойные. Все, кто почувствовал призыв стать вожаком, знали, что, несмотря на краткость вопроса, они должны сказать как можно больше. И без повторов.

— Это произошло ночью, — начал Зихри. Он колебался. Князь пришел к тем же выводам, что и Тевос: Висар убил первого человека в замке Иецер, но он не мог этого увидеть с помощью дара, а поэтому не торопился что-то конкретизировать. Что если он ошибется? Мало ли ночей было в жизни князя? И жизнь у него долгая. Что ж, Зихри поступает разумно. Лучше промолчать, чем ошибиться. Князь помолчал. — Это был... мужчина... воин... — вокруг стояла тишина. Обычные лесные звуки, конечно, никуда не исчезли, но от того, с каким напряжением следили за претендентами оборотни, они уже ничего не слышали. — Он был... — сделал еще одну попытку Зихри и сдался. — Нет, не вижу.

— Это было летом. Летней ночью, — подхватил другой мужчина. Тевос оскалился: достойных подобрали старше него. Самый молодой — Зихри. — Он был... молод и очень напуган... Хотя и держал серебряный меч... — этот тоже отступил.

— Это был энгарнец, — вступил третий, но Висар перебил его.

— Нет, — возразил он коротко.

Один ошибся и тут же покинул возвышение.

— Он был в одежде энгарнского "волка", но он был... кашшафец, — Ефер не знает точно, он угадал, потому что впервые они столкнулись с переодеванием в форму "волка" в замке Иецер. Он не зря рискнул. Висар одобрительно кивнул. — И он был темноволосым... — Ефер тоже отступил.

— Это было сразу за воротами замка... — сообщил последнюю деталь пятый оборотень. Больше добавить ничего не смог, хотя старался.

Настала очередь вожака. Потребовалось очень маленькое усилие, чтобы увидеть этот эпизод из жизни Висара.

— Это было в ту ночь, когда вы освобождали меня из замка Иецер, — он пристально смотрел на князя. — Ты не был уверен, что вы поступаете правильно и что жизнь многих оборотней стоит моей жизни...

— Ты говоришь не о том, — перебил Висар.

— Ну да, — улыбнулся Тевос. — Я описываю твои чувства, когда ты убил впервые. Ты же не случайно попросил рассказать об этом. Это было значительным событием в твоей жизни. Так вот в ту ночь постоянно все менялось, то удача, то разочарование... Когда ты вместе с другими ворвался в замок и на тебя бросился испуганный мальчишка с серебряным мечом, ты поначалу внутренне рассмеялся: он так молод и так напуган. Ему хоть два меча дай. Хоть сделай его в два раза выше и мощнее, одень его в серебряные доспехи с ног до головы, все равно он проиграет. И это вызвало жалость на одно мгновение. Но потом ты напомнил себе, что перед тобой враг, может, один из тех, кто убил разведчика, тяжело ранил Балора. Ты ударил лапой, разорвав запястье и чуть ли не оторвав руку, но мальчик не закричал, потому что ты тут же перегрыз ему горло... Что-нибудь еще?

— Не надо, — пробурчал Висар и отвернулся. Он уже знал, что они проиграют. Вожак по-прежнему очень хорошо видит прошлое, настоящее и будущее. Но раз уж начали этот фарс, надо закончить.

Вперед выступил Угатар. Один из достойных уже выбыл, теперь на испытание проходили пятеро: вожак и четверо других оборотней.

— Чем я больше всего гордился в жизни? — спросил Урмат.

Достойные и раньше отвечали без особого энтузиазма, а после того, как Тевос так подробно описал событие из прошлого Висара, они приуныли. Короткими фразами они озвучивали для всех, как Урмат гордился сыном, который стал лучшим среди ровесников во владении мечом. Когда наступила очередь вожака, он сам обратился с вопросом к старику.

— Ты хочешь, чтобы все услышали, как ты гордился сыном, потому что он погиб полмесяца назад. Надо ли мне тоже рассказать об этом или о том, чем ты действительно гордился больше всего в жизни?

Старик с прищуром рассматривал вожака, затем обронил.

— О сыне уже было. А ты поведай о том, что ты видишь.

— Когда тебе было двадцать три, в твоем городе не было девушки красивей, чем Церуа. Многие на нее посматривали, но всем она отказывала. Ты же долго не решался подойти к ней, потому что считал, что на тебя она и подавно внимания не обратит... Но на помолвке твоего лучшего друга, она скучала в одиночестве, и ты пригласил ее на танец. Она согласилась. Даже когда объявляли о вашей помолвке с Церуа, ты не испытывал такой гордости, как в тот момент, когда вел ее по кругу...

— Да, — коротко подтвердил Угатар, быстро отвернувшись, чтобы никто не заметил, как заблестели его глаза.

Испытание продолжалось. На смену Висару и старику пришли два других оборотня. Первый предложил, чтобы достойные и вожак поведали о его планах на ближайший месяц. Второй захотел услышать о том, что его беспокоит. В результате отсеялся еще один достойный.

Когда настала очередь предсказывать будущее, на Тевоса нахлынуло. Он взглянул на оборотней, застывших в ожидании. Тень смерти летала над каждым. Над всей стаей. И он прервал испытание, обратившись к ним.

— Братья, если бы кто-то из вас обладал тем же даром, что и я, вы бы увидели сейчас, что я вовсе не жажду быть вашим вожаком. Я мечтаю отойти от дел, жениться и жить обычной жизнью. Я бы с радостью повиновался новому вожаку, потому что повиноваться всегда легче, чем вершить чьи-то судьбы. Но я знаю, что если уйду, вы погибнете. Решайте: доверите ли вы мне свою судьбу или выберете кого-то другого из достойных.

— Доверим, — первым ударил кулаком по плечу Висар.

И оборотни повторили этот жест, соглашаясь, но Тевос не успокоился:

— Вы можете выбрать еще одного вожака, мы вместе войдем в храм Эль-Элиона, чтобы Он показал, кто достоин этого звания. Мы можем войти в храм вчетвером — все, кто остался на возвышении.

— Нет, — Висар вновь вскинул кулак, и вновь другие сделали то же.

— Сегодня вы должны еще раз признать, что Эль-Элион дал мне дар, чтобы вести стаю. Либо признать, что мой дар не от Него, но от злого духа и избирать вожака иначе, чтобы не ошибиться.

— Твой дар от Бога, — на этот раз первым был Угатар, все еще стоявший недалеко. Он тоже стукнул сомкнутыми пальцами по плечу.

Как только кулаки других оборотней опустились, вступил Дагмар.

— Скажи, почему князья не доверяют тебе, — предложил он.

— Князья не доверяют мне, потому что я не испытываю той ненависти к вампирам, которую испытывают они. Но мой дар говорит, что если нам удастся объединиться с ними, шансов выжить у стаи будет больше. И да, — он с усмешкой взглянул на Дагмара, который собрался что-то добавить, — я люблю дочь Шонгкора. Когда война окончится... До этого еще далеко. Так вы доверите мне жизнь?

— Доверим, — откликнулось сразу несколько голосов. И на этот раз почти вся стая ударила кулаком по плечу.

Зихри подал ему знак власти. Тевос надел его, а затем снова посмотрел на свой народ.

— Благодарю. Я приглашаю князей на совет.

Тевосу казалось, что он не прилагает никаких усилий в этом испытании, ведь он заранее знал исход этого действа, а видения приходили к нему сами, иногда помимо его воли. Но когда он спускался с возвышения, будто тяжесть всего неба обрушилась на плечи. Он, конечно, устоял, и даже не пошатнулся, но на сердце стало очень тяжело. Казалось, что-то важное он все же упустил.

25 нуфамбира, Черный круг

В подземелье, где прятался принц и его команда, появился небольшой уют. Они нашли комнату с камином. Етварт подкидывал в огонь обломки скамей.

— Мы под землей, а воздух не затхлый... — заметил он. — Даже пыль, которую мы в воздух подняли, быстро исчезла.

— Да, тут все продумано, — согласился Ялмари. — Умереть воины, которых мы нашли, могли только от голода. Но что им мешало выйти на поверхность и найти пищу, если люк был открыт?

— Это проклятие, — объяснил полуполковник. — Поэтому сюда и близко никто не подходит.

— Я не чувствую опасности.

— А ты всегда чувствуешь опасность? — покосился Шрам.

— Последнее время, да. Не могу понять, какая опасность, но когда она рядом — знаю. Так что с этим черным кругом?

К ним присоединились все, кроме Сорота — он стоял на страже. Снаружи уже стемнело, а здесь словно ничего не изменилось. Только усталость да боль в теле напоминали о том, что они пережили несколько долгих трудных дней. Отдых, хотя и вынужденный, был сейчас очень кстати. Рассказ хотели услышать все. Они устроились на полу, постелив под себя плащи.

— А что с черным кругом? — Шрам помешал похлебку — они впервые могли сварить что-то. — Ничего, кроме легенды. Черные круги — это развалины на холме. Они разбросаны по пустоши. У Халакских гор тоже сохранились.

— Так что за легенда? — подтолкнул Балор.

— Легенда о жадных стражах, — пояснил Етварт. — Когда-то это были башни, и они были построены, чтобы охранять путешественников. Но стражи, живущие в башнях, потребовали плату за охрану. Они просили больше и больше денег. И если кто-то отказывался платить, они брали плату силой. Иногда убивали. Кончилось дело тем, что дороги в округе опустели, и волей-неволей им приходилось покидать убежище, чтобы найти себе пропитание. Но на ночь они возвращались обратно. Однажды они наткнулись на бедно одетого путника и решили, что он специально притворился бедным, чтобы пройти мимо них. Его схватили, обыскали, но ничего не нашли. Разозлившись, они стали издеваться над ним. Его раздели, сначала били, потом сделали мишенью для стрел и напоследок повесили за ноги. Он висел долго и, умирая, проклял их. Они не знали, что это святой Фалмай, и что слова, произнесенные им, слышит сам Эль-Элион. А проклял он их так. Он сказал: "Отныне вы никогда не покинете башню, и никто не пострадает от вас". Воины смеялись над ним. Они, как обычно, заночевали в башне. Но когда утром они хотели снова отправиться на грабеж, то обнаружили, что двери не открываются. Так они и умерли от голода и жажды, окруженные золотом и дорогими вещами...

Комната погрузилась в тишину, а затем Бисера не выдержала:

— Если башен было много, то почему прокляты все? Или Фалмай каждую по очереди посетил и в каждой умер?

Полуполковник посмотрел на нее с неприязнью, но прежде чем он ответил какой-нибудь грубостью, с легким смешком вступила Люне:

— Я подумала об этом же, — заявила она. — Сдается мне, эту легенду сочинили позже, когда появились новые церкви и святые, которые нужны этим церквям.

— А ты, конечно, знаешь, как было на самом деле? — вскинулся Шрам.

— Не знаю. Но я слышала другую легенду, и, мне кажется, она правдивей, чем ваша, господин полуполковник, — Етварт сразу смягчился, услышав такое обращение.

— И о чем рассказывает твоя легенда? — Ялмари поймал себя на том, что сейчас вкрадчиво "мурлыкнул", как Полад. Шрам удивился, остальные не знали, кого принц невольно скопировал.

— Частично она похожа на легенду господина полуполковника, — начала девушка. — Это были сторожевые башни. И построены они очень давно, когда эта земля принадлежала оммофам.

— Это что еще за оммофы такие? — фыркнула Бисера.

— Древний народ, о котором почти забыли, — спокойно пояснила Люне. — Вот господин Ялмари, наверняка слышал о нем, — принц подтвердил ее слова. — Так вот сначала оммофы воевали сами. После, подчинив себе большую часть Герела, они успокоились и осели в городах, самый крупный из которых был Хор-Агидгад. А для охраны подступов к городу они набрали наемников из других народов. Поначалу их работа щедро оплачивалась, а потом жалованье стало меньше. Возмущенные наемники сказали, что если им не выплатят то, что обещали, они не пустят в Хор-Агидгад ни купцов, ни паломников. Но Хор-Агидгад уже и без башен чувствовал себя защищенным. У города были толстые, высокие стены, которые не проломили бы и камни Зары. А самое главное — земли, окружающие город, превратились в болота. Теперь большая армия не могла преодолеть их. Итак, наемники были не нужны, но они сидели в башнях и не собирались их покидать. Оммофы притворно помирились с ними и пообещали вернуть обещанные деньги немедленно, а сами за намного меньшую сумму наняли сильного мага, который уморил воинов неизвестной болезнью. Но умирая, они догадались, кто виновен в их бедах, и прокляли оммофов. Так сторожевые башни стали башнями проклятия. Воины погибли, но редко кому удавалось миновать эти строения, не рискуя жизнью. Но теперь опасности уже нет. Вернее, она осталась только в вещах. Их нельзя забирать отсюда.

Бисера за это время раздала сваренную Шрамом похлебку.

— Это не легенда. Это похоже на то, что произошло на самом деле, — произнес принц, помешивая горячее варево.

— Это так, — легко согласилась девушка.

— Не много ли ты знаешь, Люне? — вкрадчиво поинтересовался он.

— Много, — опять согласилась она. — Наверно, это и показалось подозрительным графу. За это он и прозвал меня ведьмой. Это ведь сейчас слово "ведьма" обозначает нечисть, а раньше оно означало всего лишь тех, кто знает больше других. От слова "ведающие".

Молчание Ялмари было слишком уж многозначительно.

Етварт неожиданно оживился.

— Так... если все поужинали, то девочки могут пройти в соседнюю комнату. Пора баиньки. Герарда сменю я. Потом Бисера. Ну, а последний Ялмари. А сейчас спать, пока незваные гости нас не разбудили.

Он взял чашку с похлебкой и отправился наверх, чтобы отнести ее Сороту. Ялмари был уверен, что он хочет заодно проверить, как сторожит лорд.

Укладываясь спать, принц поинтересовался у Балора:

— Как плечо?

— Паршиво, — скривился оборотень.

— Может, еще раз перевязать?

— Не надо пока. Давай утром посмотрим. Ты что, подозреваешь, что Люне ведьма?

— Не знаю, — пожал плечами Ялмари. — Она не похожа на обычную деревенскую девушку, но хитрость и ум ни одну женщину не сделали ведьмой. В любом случае нам надо волноваться не о том, ведьма она или нет, а о том, на чьей она стороне.

— А что "сказал" твой перстень?

— Мой перстень "любит" почти всех. Единственного, кого он "запретил" брать — это тот виллан. Но ты же знаешь, перстень не защищает от акурда.

— Акурд с нами будет в любом случае. Что об этом переживать?

— А если ведьма тоже повлияла на этот амулет? — Ялмари задумчиво потер висок. — Заставила его светиться? Если бы Люне была обычной девушкой, мне было бы спокойней.

— Если бы Люне была обычной девушкой, мы бы уже попали в плен. Но ты прав. Я бы не хотел путешествовать с ведьмой. Почему я повелся на ее внешность?

— Не кори себя. В конце концов, нельзя убивать ведьму только за то, что она ведьма. А других обвинений против нее не было.

Ялмари закрыл глаза, но заснуть не успел. В коридоре послышался шум. Кто-то о чем-то умолял, Шрам то фыркал, то громко хмыкал, но так и не произнес ни слова. Принц сел на полу, глядя в проем двери. Там опять возникла какая-то заминка, потом полуполковник громко произнес:

— Да вы проходите, проходите, не стесняйтесь.

В комнату шагнул щупленький мальчишка, да так и замер у порога, низко опустив голову. Лицо скрывала шляпа, очень похожая на ту, что носил Ялмари.

Принц встал, удивленно взглянул на пришельца, затем на Етварта.

— Гости у нас, — усмехнулся полуполковник. — Ходил рядом с черным кругом. Я как раз Герарду ужин понес, когда мы их заметили. Второй убежал, да, кажется, он и не человек был. А этого поймали. Да ты смелее, Ялмари. Ты этого гостя хорошо знаешь.

Принц шагнул ближе, и задохнулся от знакомого запаха. Он осторожно взял мальчика за подбородок и повернул его к свету, прежде чем прошептал потрясенно:

— Илкер?

Девушка ухватила его за ладонь обеими руками и горячо залепетала:

— Ты только не сердись, ладно? Не сердись, пожалуйста. Я все тебе объясню сейчас. Это совсем не опасно было. Самую чуточку опасно, но все обошлось благополучно. Я тебе все сейчас расскажу, ты только выслушай...

На принца напал столбняк. Он не мог понять ни одного слова из того, что лепетала его жена. Все затмевало одно: она одна преодолела пол-Энгарна и Лейн, полный рыцарей-бандитов. Он не заметил, как Балор и Шрам вышли, прикрыв за собой дверь. Илкер пугалась все сильнее и сильнее, оправдания становились все горячее и отчаяннее. Наконец она воскликнула с мольбой:

— Ялмари, пожалуйста, не смотри на меня так!

Только тогда он прижал ее к себе и, так и не найдя слов, поцеловал ее, одновременно освобождая от мужских тряпок. Благо в Лейне тепло осенью, а тут еще и камин затопили...

— ...Тебе жестко? Я могу поискать какую-нибудь шкуру, — он приподнялся на локте.

— Нет-нет, не уходи, пожалуйста! — она так переполошилась, будто боялась, что стоит ему выйти за дверь, и он пропадет, а ей опять придется одной бродить по Лейну в поисках следов.

— Тише, — успокоил он девушку. — Я никуда не денусь. Тебе точно удобно? Ты не голодная?

— Мне хорошо, не уходи, — она прижалась к его груди. — Я недавно ела. Правда.

Ялмари перебирал кудряшки на ее голове.

— Никогда не думал, что если тебя постричь, получатся такие кудряшки, — он поцеловал ее волосы.

— Сильно некрасиво, да? — тут же забеспокоилась она.

— О женщина! — с притворным возмущением воскликнул он. — Вот уж об этом тебе бы переживать меньше всего.

— Теперь, когда я точно знаю, что ты не будешь меня ругать, я могу и о красоте переживать, — возразила Илкер. — Но иначе никак нельзя было. Такая дальняя дорога, а мне не хотелось, чтобы меня узнали, и вообще узнали, что я девушка. Так немного, но безопасней.

— Безопасней?! — воскликнул он. — Мы путешествовали впятером, и то никакой безопасности не было и в помине. С чего ты взяла, что одинокому мальчику в Лейне безопасней, чем одинокой девушке, — Илкер прятала глаза, потому что прекрасно об этом знала. — Как ты нас нашла? Как мы тебя раньше не учуяли? Два оборотня!

— Ну вот, когда ты уже немного успокоился, я тебе расскажу, — она села, придерживая плащ на груди. — На самом деле все было не так уж страшно. По Энгарну я ехала вместе с... одной девушкой. Она как будто госпожа, а я как будто слуга. Покупали лошадей и торопились дальше...

— Готов поспорить, тебе помогала Пайлун, — Илкер вспыхнула, подтверждая его догадку. — И ни разу вас никто не попытался обмануть или обокрасть? Лошадей продавали и все? Такие честные купцы в Энгарне, что молоденьким слугам хороших скакунов продают?

— А я... — она опять заторопилась, объясняя, насколько безопасно было ее путешествие. — Я разбираюсь в лошадях немного. И заранее выспросила имена надежных людей. Один раз только не очень хорошо получилось. Но я у Полада украла медный знак гонца. И когда его показала, они побоялись связываться.

— Шереш! — новая мысль поразила принца. — Мардан ведь там с ума сходит, размышляя, куда ты делась.

— Да, наверно... — опечалилась девушка. — Но не могла же я ему написать, что еду за тобой? Он бы сразу меня задержал.

— Это точно!

— Ну вот. Потом я добралась до гор, где вы должны были уже без лошадей переходить. Дальше я уже одна шла. Я перешла перевал...

— Вот так взяла и перешла, да?

— А что?

— А то, что нас там чуть всех не порубили. Поэтому нам пришлось идти вдоль Маарафских холмов и перейти горы в другом месте.

— Не знаю, — недоумевала девушка. — Там никого не было. Совсем никого. Я две ваших стоянки нашла. Вернее, я решила, что это ваши стоянки, а теперь уже не знаю. Спустилась с другой стороны, никого не нашла, очень испугалась и повернула на запад.

— Почему на запад?

— Потому что вы где-то там должны были встретиться с графом Щиллемом. Я думала, может, повезет и я найду их, а там и вы появитесь...

— Это кошмар какой-то! — Ялмари прикрыл глаза.

— Мне надо было найти тебя. И ты не имел права уходить без меня! — тут же перешла в нападение девушка. — Ты будешь слушать или мы будем ссориться?

— Давай сначала расскажи, а потом, так и быть, будем ссориться.

— Даже так? Ну ладно. И вот однажды я будто отыскала людей Щиллема...

— О Боже! А это, конечно, были не они.

— Не они. Я ошиблась, но все равно не было абсолютно ничего опасного, — раздельно повторила Илкер, — потому что кроме меня они поймали еще одну девушку, а она оказалась оборотнем...

— Кем?!

— Да. И мы с ней сбежали. А потом совершенно случайно оказалось, что она тебя знает. Ее зовут Ранели...

— Ранели?! — опять воскликнул принц. — Она-то что здесь делала? Ты уверена, что это вообще была Ранели?

— Да, это точно была она, — девушка загрустила. — Она рассталась с Алетом и отправилась в Лейн, чтобы поискать южные кланы или место, где она могла бы пожить. А тут война... Она тоже пробиралась на запад, и мы столкнулись. Случайно.

— Случайно... — безнадежно повторил он.

— Хорошо, не случайно, — тут же поправилась она. — Меня хранил Эль-Элион, чтобы я присоединилась к тебе. Я стеснялась Ранели попросить, чтобы она меня проводила, но она и сама меня не бросила. Так что все лучше получилось, чем я предполагала. Она легко вас отыскала. Только присоединиться к вам не захотела. Но эти дни были незабываемы. С ней так здорово путешествовать. Она такая веселая. Не подает виду, что ей плохо. Мы иногда всю ночь напролет беседовали. Она мне еще про оборотней рассказывала, о том, как в Умаре живут, и почему она оттуда ушла. Вернее, почему ее изгнали... — увлекшись, она перестала придерживать плащ. — Ты меня слушаешь? — спросила она недовольно. Взгляд Ялмари стал рассеянным.

— Слушаю, — сказал он и прикоснулся к ее груди рукой, а затем губами.

...Он проснулся, потому что за дверями кто-то разговаривал. Хорошо, что у Илкер не такой острый слух.

— ...Я только проверю, как он!

— Зачем это? — голос Шрама опять полон ехидства. — Как же ты о нем переживаешь, радость ты наша. Вся в заботах.

— Заткнись! — а вот Бисера в ярости. — Он должен был сторожить, но вместо него вышел раненый Балор.

— Да-да. Убедительно. Нет, ну если хочешь, можешь проверить. Только ему очень хорошо, уверяю тебя. Поэтому мы его не беспокоим. К нему жена приехала...

— Чего?! — удивлению амазонки не было предела.

— Да, представляешь... У него есть жена, хотя ты об этом стараешься забыть.

— Откуда она взялась? — обрела дар речи Бисера. — А вы уверены, что она та, за кого себя выдает?

— Ну, он, наверно... проверил, — хохотнул Шрам. — Скажет нам утром, не было ли какой ошибки...

Пока они разговаривали, Ялмари спешно одевался. Илкер тоже проснулась:

— Ты куда? — снова испугалась она.

— Моя очередь сторожить, а я проспал. Ты отдыхай.

Он выскользнул в коридор.

— Почему меня не разбудили? — еле слышно спросил он у Шрама.

— Балор предложил. Он чувствует себя хорошо, а у тебя такой праздник ведь не каждый день будет. Или ты ее с собой возьмешь?

— Теперь обязательно надо отыскать Щиллема, чтобы он помог ей добраться обратно. Надеюсь, нас это сильно не задержит.

— Я тоже надеюсь, — кивнул Шрам.

— Пойду, посмотрю, как там Балор.

— Ладно. Я спать. Кто его знает, что завтра будет.

Ялмари вышел на поверхность и застыл от изумления. Только сейчас он догадался, почему это место называлось черным кругом. В ночной темноте было заметно, что развалины отливали, буквально светились черным светом. Дотрагиваться до камней не хотелось, будто они могли испачкать, или, еще хуже, заразить чем-нибудь.

Балор, заметив его, чуть повернулся.

— Чего тебе не спится? — хмуро поинтересовался он. — Я не такой уж немощный, вполне могу постоять на страже.

— Боюсь, пророчество о тебе исполнится из-за меня.

Оборотень хмыкнул.

— Никогда не знаешь, как и где исполнится пророчество. Но ты в любом случае тут ни при чем. Это мой выбор.

— Спасибо. Почему-то так меня всегда и утешают, — он сел рядом с другом. — Здесь жутковато, — заметил он.

— Да уж. Это свечение... Круги ночью издалека видно. Интересно, для чего это сделали? И еще очень тихо кругом. Я не знаю, хорошо это или плохо. С одной стороны, можно услышать погоню издали, с другой — кто его знает, от чего попрятались степные звери и птицы? Так хочется, чтобы Люне нас не обманула.

— Я не почувствовал ложь.

— Да и я не почувствовал. Но кто знает? Ладно, иди спать, не мешай, — прогнал его Балор.

Едва Ялмари шагнул в комнату, полностью одетая Илкер бросилась к нему:

— Скажи, что это неправда. Ты не отправишь меня обратно!

— Илкер... — он обнял ее, опустился на пол и усадил к себе на колени. — Илкер, пойми... — он гладил ее по голове, как маленькую девочку, и терпеливо объяснял, повторяя по несколько раз одно и то же слово. — Пойми, я не могу взять тебя с собой. Если бы мог, я бы сразу взял. Пойми...

— Я должна быть с тобой, — так же терпеливо прервала она. — Я должна быть с тобой, понимаешь?

— Нет, не понимаю. Зачем?

— Так надо. Посмотри на перстень.

— Зачем?

— Тагир рассказал мне, что это за перстень. Я хочу, чтобы ты посмотрел на него еще раз и еще раз убедился, что я должна пойти с тобой. Посмотри.

— Я не буду, Илкер. Ничто не заставит меня взять тебя с собой.

Она с улыбкой заглянула ему в глаза.

— Ничто?

— Ничто. Почему ты улыбаешься?

— Потому что ты не Бог. Как ты можешь так говорить?

— Хорошо, я скажу иначе. Я не пойду в храм Судьбы, пока не отыщу Щиллема и не отправлю тебя с надежными людьми домой. Что опять не так?

— Ничего. Будем искать Щиллема.

— Ты так загадочно улыбаешься...

— Я верю, что раз уж Эль-Элион помог мне найти тебя, то Он поможет мне и остаться. Вот и все.

— Тогда мы можем считать, что уже поссорились, и заняться более интересными делами. Да?

— Конечно, — рассмеялась она.

— Вот и прекрасно, — он снова притянул ее к себе.

— У тебя сегодня день рождения, а я без подарка, — притворно обеспокоилась она, запуская пальцы в его волосы.

— Ты и без подарка? — деланно удивился он. — Так не бывает.

28 нуфамбира, Аин

Лейнская пехота шла плотно, плечом к плечу. Но особого напряжения в них заметно не было: противника они не заметили и наверняка были уверены, что город уже принадлежал им. Если их разведка донесла о защите ворот полумесяцем, то наверняка там кто-нибудь умер от смеха. Всерьез такую защиту они воспринимать не могли. "Волки" защищали другие подступы к городу, а его сотне надо было задержать врага здесь, на самом опасном участке. В данном случае дело лишь в том, чтобы дорого отдать им каждую трость земли за городом. Тогда у них есть шанс, что лейнцам надоест осаждать этот крошечный городок, и они пойдут дальше, оставив их в осаде. А дальше... дальше что угодно может произойти. Так далеко Гарое не загадывал.

Он еще раз проследил взглядом за лучниками и арбалетчиками, сидевшими в засаде в домах и за изгородями пригорода. Они перегородили улицы, накидав телег, камней и кое-какой мебели. Но, конечно, это надолго пехоту не задержит. Если лучники не постараются. А для этого надо подольше прятаться. Не все тут отличные стрелки, значит, надо подпустить их ближе. Сейчас все ожидали его команды.

Пора, слишком близко тоже нельзя, иначе у стрелы не хватит силы. Он подает знак, Киший передает сигнал тем, кто не видит Гарое. Арбалетчики стреляют по задним рядам, лучники поражают тех, кто идет впереди. И щиты не спасают, потому что они сидят высоко.

Среди лейнцев возникает сумятица, они пробуют перестроиться и ответить, но им не очень хорошо это удается. Все повторилось как тогда, на равнине, только теперь энгарнцы были хорошо укрыты, а лейнцы как на ладони. Ого! Какой-то рыцарь летит с седла, пронзенный арбалетным болтом! Кто же это такой меткий? Дать бы ему орден...

Лучники из "волков" Полада, выпускают больше десяти стрел в минуту, а стреляют точно в глаз рыцарям. Жаль, что их нет в его распоряжении, тогда бы совсем по-другому дело обстояло... Сам Гарое не стреляет. Никогда не умел и даже не пробовал. Вчера вот с Кишием размялся, снова меч взял. Пусть все и не было отлично, но хорошо точно было: тело еще помнило нужные движения, руки так же сильны. С каким-нибудь дворянином, тренирующимся ежедневно, он вряд ли справится, а вот с пехотинцем-мечником, может, и совладает.

Пехота наконец выстраивается и довольно прилично отступает. Зря им об лейнцах байки рассказывали, будто они только грабить умеют, они хорошо обучены, и командиры у них толковые.

В пригороде раздались крики ликования. Город их подхватил, это было слышно даже отсюда.

— А чего это вы, господин Кеворк, словно не рады? — тут же заинтересовался Киший, который умолк ровно настолько, насколько это было необходимо.

— Рано радоваться, Киший, — мрачно заметил Гарое. — Ты не представляешь, что сейчас начнется...

И он оказался прав. Лейнская пехота недолго собиралась с силами. Они поперли, укрытые щитами, как дракон чешуей. Арбалет бы их, может, и пробил, но его так быстро не перезарядишь. Стрелы для них были бесполезны. Кто-то стрелял, скорее от отчаяния, но Гарое подал сигнал остановиться. Долго они так передвигаться не смогут, вот тогда и попробуем, что-нибудь сделать.

Но у лейнцев было одно неоспоримое преимущество: они уже не раз грабили города и сражались в предместьях и на улицах. А вот некоторые энгарнцы обороняются впервые.

Лейнцы действовали четко: при виде препятствия, открывались с одной стороны, и разбирали ее, а потом рвались в пролом.

В одном месте атаку отбили, а в другом, где больше было ополченцев, прорвали. Теперь попробуют обойти их, чтобы ударить с фланга и прорваться за их заграждение. Он только взглянул на Кишия, тот сразу откликнулся:

— Понял! — и умчался, перестраивая солдат, чтобы они были готовы к удару с фланга.

А потом на них поперли так, что уже некогда было анализировать, только поворачивайся. На него выскочил пехотинец с мечом, и Гарое в первые мгновения замешкался. Киший убил его, подмигнув:

— Аккуратней, господин полуполковник.

Это он нарочно, чтобы вспомнил, что уже не священник и убивать должен. Обязан убивать. "Выбросить бы все мысли", — горевал Гарое. И мысли исчезли, как по команде. Тело действовало быстро, разбирая только: свой — чужой. Он рубил наотмашь, блокировал удары, подобрал чей-то небольшой щит, обитый железом — полезная вещь. Отмечал, что с крыш еще стреляют и арбалетные болты вгрызаются в плоть лейнцев. Хотя, враги тоже стреляют, поддерживают своих. Но в такой толчее это очень сложно, поэтому основной удар принимают на себя стрелки. Они теперь хорошей мишенью стали.

Гарое был весь в крови, но, кажется, в чужой. Когда повар мясо на колбасу рубил, очень похожее зрелище было. Он то и дело вытирал лицо, чтобы видеть... А когда, казалось, уже не осталось сил, и меч готов был вывалиться из рук, напор ослаб, и лейнцы отошли.

— Вперед! — последний рывок, чтобы отбросить врага за преграду. Это удалось.

Выжившие лучники еще стреляли вслед врагам, поэтому отходить лейнцам пришлось поспешно.

Киший, тоже весь в крови, светился от радости.

— Мы выдержали! Победили! — хохотал он, и улыбка на измазанном кровью лице сверкала ослепительно.

— Скажи, чтобы трубили отступление, — устало скомандовал Гарое.

— То есть как отступление? — замер его оруженосец.

— Мы сделали все, что могли. Дольше нам не выдержать. Теперь будем держать полумесяц.

— Это навоз, что ли?

— Навоз, — усмехнулся Гарое. И объяснил, хотя не должен был ничего объяснять, а только приказывать, раз уж его "произвели" в полуполковники: — Сколько наших тут полегло? — он оглянулся. — Почти пятьдесят? — Их с полтысячи будет, а то и больше. Это очень хороший расклад. Но если нам придется бежать, мы погибнем все, а сейчас есть время отступить без спешки, занять новую позицию, перевязать раненых и приготовиться к новой атаке. Так что...

Киший куда-то убежал.

Гарое смотрел на светлеющие через боль лица солдат, отступающих к городу. Вот эта первая победа — очень важна. Но не преуменьшил ли он потери? Теперь ему казалось, что убито сто человек, а еще сто ранены и вряд ли смогут сражаться.

Еще один сюрприз ожидал его, когда они подошли к импровизированной защите: часть ополчения его покинула, заявив, что эта преграда ненадежна.

— Мы поддержим вас стрельбой со стен.

И на том спасибо. Гарое ужасно хотелось вновь назвать их придурками и грубым словом, которое он использовал в той битве на равнине. Если сдать это укрепление — город падет. В других местах тоже шел бой, то затихая, то возобновляясь — отсюда было слышно, но за другие подступы он не переживал. Если бы и здесь были такие же ворота, они бы год продержались. Или пока бы лейнцы мага не добыли. Но восточные ворота ужасны и их надо держать во что бы то ни стало. Даже если с ним останется сто человек...

"А ведь как хорошо, что у них нет мага, — подбодрил он себя, занимая новый наблюдательный пункт. — Если бы с ними был маг, мы бы и дня не продержались".

Солнце медленно ползло к закату. Очень уж медленно, не так, как было нужно Гарое. Ночью обязательно будет передышка, а пока...

И снова полезла пехота. Горожане, не имея командира, поначалу стреляли без толку. Но потом вроде бы сориентировались и дело пошло лучше. Пока лейнцы добрались до их укрепления, ряды значительно поредели.

"А может, и выйдет что!" — с каким-то азартом подумал Гарое и бросился в бой. Пляска смерти повторилась, он дрался, лишь отмечая иногда, что Киший рядом...

До заката они отразили три атаки. Гарое почти физически ощущал разочарование и недоумение врагов. Никак они не ожидали, что столь хлипкую преграду можно так долго защищать. Чего и следовало ожидать. Если уж горожане не ожидали...

Он обессилено присел на землю, разжал пальцы, сжимавшие меч. Ладонь была в крови, но на этот раз в его собственной: за день он натер мозоли, они лопнули и теперь кровоточили.

Киший вернулся с вином. Подал кувшин в левую руку, а правую тут же взялся перевязывать, попутно докладывая.

— На других участках тоже неплохо. Мага у них нет, отбились шутя. Потери небольшие. Восемнадцать убитых, одиннадцать раненых. А если наших считать, а не ополченцев, так вообще один только погиб.

— В таком случае надо к нам людей перебросить. У нас сколько погибло?

— Сто двадцать три, — четко доложил Киший. — Двадцать шесть тяжело ранены, так что не повоют, остальные в строю. А если, опять же, только наших считать, — "нашими" он называл пехоту Энгарна, — то двенадцать погибло, один тяжело ранен. Считайте, легко обделались.

Гарое рассмеялся:

— Обделались — это они. А мы отделались.

Киший легко подхватил этот смех, закончил перевязку и сказал:

— А я ведь нарочно ошибся, чтобы вас рассмешить. Очень мне нравится, когда вы смеетесь.

Гарое посмотрел на него с благодарностью.

— Слушай, — заинтересовался он. — Ты вот мой оруженосец, а я тебя по имени. Как фамилия-то твоя?

— Да на что вам моя фамилия? Я с отцом как-то не очень, — подмигнул солдат. — Уж лучше Кишием зовите.

28 нуфамбира, Западный Умар

Тевос все-таки встретился с Ойрош. Не мог не встретиться. После письма он улучил часок, чтобы объяснить, что не может пока приходить сюда, но девушка все поняла иначе. Она решила, что он покидает ее ради стаи...

Вожак закрывал глаза и видел, как она держится изо всех сил, очень тонко играет роль беззаботной счастливой дочери, потому что отец предупредил, что если ее обидят, он начнет войну с оборотнями... Но в одиночестве силы ее покидали. Она не плакала, потому что отец или братья могли заметить слезы. Но сердце ее разрывалось на части. Ей казалось, что они расстаются навсегда. Несмотря на его заверения, этот страх был ей неподвластен. А тут еще вампира убили на границе. Ойрош впервые осознала, что те, кого она считала неуязвимыми, тоже могут погибнуть. До этого она с подобным не сталкивалась.

Тевос разрывался на части, пока не осознал, что не сможет вернуться в Энгарн и воевать, если не успокоит ее в последний раз. Война предстояла тяжелая, настоящий карнавал смерти. Пока принц не добудет амулет, они будут проигрывать каждую битву. Принц может и не успеть. Оборотни должны помочь хоть чем-то.

За последние дни у него была только одна радость, хотя и ее радостью было назвать трудно. После того как его вновь признали вожаком, к нему присоединилось еще около двухсот добровольцев. Не так много, но для их небольшой страны это огромный отряд. Если погибнет даже половина — это нанесет огромный урон, ведь многие из них не успели создать семьи, оставить после себя сыновей.

Он благополучно миновал вампиров-стражей. Шонгкор к его облегчению уже три дня как отсутствовал. Он вернется завтра рано утром, так что проститься с Ойрош Тевос успеет. В прошлый раз ее отец снова вышел из себя, и орал на дочь, когда почуял запах вожака. Лишь когда она заверила, что между ними ничего не было, он немного успокоился, хотя и не вполне доверял ее словам. Тевос видел эту сцену так ярко, будто лично присутствовал при разговоре. Голова начинала болеть от яркости видений...

Усадьба Шонгкора очень красива. Вожак удивлялся, как вампиру удалось так быстро привести ее в порядок. Конечно, это не замок, осады она не выдержит, но жить в ней наверняка очень удобно. Чтобы пробраться в комнату Ойрош, он заходит с левого крыла — оно пустует вечерами, днем здесь слуги стирают и гладят белье господам. С террасы на подоконник, затем аккуратно по водосточной трубе на крышу, с нее перейти на балкончик центрального крыла. Тут надо быть очень осторожным — иногда вампиры допоздна сидят в столовой, отсюда уже рукой подать до балкона ее спальни.

Тевос вошел в комнату, и чуть не задохнулся. Ойрош не было, и все же ее было много: повсюду ее запах, нежный девичий аромат. Иногда он пытался представить, как воспринимает дочь и жену сам Шонгкор. Не испытывает ли он порой желание попробовать их крови? Но влезть в шкуру вампира для него было сложно.

Он, как и в прошлый раз, устроился в кресле, приготовившись ждать. На этот раз Ойрош не было очень долго. Поскольку заняться было нечем, он сосредоточился, чтобы увидеть, где она задержалась.

— Устала? — Уна утешает Ойрош, прижимая к своему плечу. Жена Кедера хоть и человек, но словно тоже не стареет рядом с ним. Наверно, так бывает со всеми счастливыми женщинами.

— У меня иногда такое чувство, что я нахожусь в плену.

— Ну, зачем ты так? — укорила дочь Унайзат.

— Мама! — воскликнула девушка. — Все, кроме тебя, следят за мной! Они ждут, что я заплачу или как-то иначе выдам себя, чтобы начать войну с оборотнями. Но если мне плохо, это ведь не значит, что он в чем-то виноват.

— Конечно, не значит, — успокаивала ее мать. — И не думай, что отец этого не понимает. Тебе бы уже пора привыкнуть, что он больше угрожает, чем делает. А по поводу остальных... — она помолчала. — Мы ведь недаром зовемся семьей. А тут какой-то чужой, — Уна посмеялась, — забрал нашу девочку, лишил ее сна... Как они должны реагировать? Они ревнуют. Ты же знаешь, что ревность страшнее ненависти.

— Никогда об этом не слышала. Почему?

— Ах да, ты же не читала книгу Вселенной. Там есть Песня чувств. Автор не объясняет почему, он утверждает, что по силе ревность сильнее и ненависти, и любви. Не дай Бог тебе узнать ее.

— Я не узнаю. Он же оборотень.

— Ревновать можно не только к женщине... — она всмотрелась в дочь, — но и ко всему, что отнимает его у тебя.

— К стае? — Ойрош отодвинулась от матери.

— Да. Но ты должна помнить, что мужчина не вещь, которую можно приобрести в вечное пользование. Он может любить только тебя, но никогда не будет принадлежать только тебе. Да и ты не будешь принадлежать только ему. Ты будешь дарить любовь детям, родным, если повезет, подругам. Он главный, но есть и другие. И это неправильно заставлять его ради любви отказаться от своего долга, родных или дела...

— Я не заставляю, — она все-таки прослезилась. — Я же не заставляю, мама. Мне только надо, чтобы он был чуточку мой, самую капельку. А сейчас мне кажется, что его совсем у меня отняли.

Тевос "вернулся" в комнату. "Это ненадолго, любимая, — промолвил он внутри себя. — Это только до конца войны". И впервые защемило сердце, будто он обманывал. Уверенность, что все будет так, как он видел, испарилась. По правде говоря, и его жизнь сейчас зависела от принца. Если он не справиться, Тевос погибнет вместе со стаей и обманет Ойрош...

Она вошла в темную спальню, подошла к камину, зажгла от тлеющих углей лучину. Поднесла ее к свече. Пламя разгорелось неохотно, словно чувствовало, что скоро опять угаснет.

Ойрош потянула за шнуровку на груди, когда раздалось негромкое покашливание. Девушка уже привыкла сдерживать испуг, поэтому только обернулась к креслу, оставшемуся в тени.

— Здравствуй, милая, — Тевос шагнул оттуда в круг света.

Она словно потеряла сознание. Сердце билось так часто, что было больно, она задыхалась от счастья, он ласково целовал ее лоб, щеки, веки, губы...

Она не помнила, как оказалась в кресле, Тевос сел у ее ног, глаза мягко светились желтым в темноте. Оборотень.

— Как ты попал сюда? Если отец узнает...

— Он не узнает. Вернее, узнает не раньше завтрашнего утра. Сейчас его нет в доме. А завтра... он, несомненно, почует мой запах.

— Ты все предвидел?

— Да, — он положил голову ей на колени, Ойрош запустила пальцы в коротко стриженые волосы. На ощупь они тоже походили на шкуру волка. — Не знаю, когда я смогу прийти еще раз.

Счастье разом прошло, уступив место тянущей тоске. И на этот раз Тевос не торопился утешать ее. И, кажется, она знала, почему.

— Вожак стаи на самом деле может жениться только на одной из стаи? — негромко спросила она.

Тевос попросил хрипло:

— Ты не могла бы затянуть шнуровку? Ужасно отвлекает.

Вместо этого она прикоснулась пальцами к его щеке, уже покрытой щетиной, скользнула на шею, под рубашку.

— Ответь на мой вопрос, — попросила она.

Он поймал ее руку, поцеловал ладонь, точно попросил прощения.

— Да, — выдохнул он. — Отец не обманул бы тебя.

— Значит, ты должен или оставить стаю, или...

— Да, — он произнес это прежде, чем она произнесла самое страшное.

— И как ты поступишь?

— А как ты думаешь? — он снова поцеловал ее ладонь.

— Ты не сделаешь мне больно, — уверенно заявила Ойрош.

Он счастливо прикрыл глаза.

— Давно хотел тебе сказать... — губы коснулись запястья. — Даже твоя любовь не приносит столько радости, сколько твое доверие, — он поцеловал сгиб локтя, и Ойрош вздрогнула. — Стая не верит мне так, как ты... — со вздохом разочарования он выпустил ее и опустился на пол. — Ты опасная женщина, знаешь об этом?

— Знаю, — она так и не завязала шнуровку. — Но ты умело уходишь от ответа.

— Я покину стаю, — уверенно сообщил он. — Когда окончится война.

Сердце остановилось.

— А до этого? — она заранее знала, что услышит.

— Я не смогу к тебе приходить.

— Ты пришел попрощаться? — голос девушки стал сухим и напряженным.

— Я... нет. Я хотел поблагодарить за то, что твой брат спас меня.

— Ты ведь тоже его спас. Он рассказывал о твоем предупреждении. А тебе он передал, что теперь ничего не должен.

— Рано еще считаться, — возразил Тевос. — Война только началась.

Ойрош смотрела на него внимательно и строго. Потом попросила тихо:

— Ты можешь пообещать, что вернешься?

— Да, — быстро заверил он.

Он поторопился. Даже она, человек, не обладающий никаким особенным даром, догадалась, что он лукавит.

— Ты врешь, — уверенно заявила она, и прежде чем Тевос возразил, продолжила: — Нет, ты не хочешь меня обмануть. Ты хочешь успокоить. Но на самом деле ты не уверен, что вернешься, так? Потому что маг, которого мой брат не добил, опасный и сильный противник. В первой битве он тебя переиграл. И кто знает, может, он переиграет всех. И тогда...

— Все будет хорошо, — настаивал Тевос.

Ойрош не стала спорить, сползла с кресла к нему в объятия и поцеловала шею, затем спустилась к ключице.

— Что ты делаешь, опасная женщина?.. — хрипло поинтересовался вожак.

Она не отвечала, потому что была очень занята, Тевос отстранил ее от себя, хотя она отчаянно сопротивлялась.

— Ойрош... — позвал он, ловя ее взгляд.

— Ты не знаешь, чем это закончится, — горячо зашептала она. — Ты можешь уйти и не вернуться, а у меня будет лишь память о мерзавце, который унизил меня и причинил боль, и о тебе, которого я так и не узнала. Я не хочу. Будь моим сегодня, а потом можешь идти, куда хочешь... — она снова поцеловала его.

— Ойрош, я... — и понял, что если он сейчас скажет, что не сделает этого, потому что потеряет дар и станет бесполезным для стаи, она не поймет. Подумает, что ничего не значит в его жизни. А она значит очень много, но судьбы всех сейчас очень тесно переплетены. Если он потеряет дар, погибнет не только стая, Ойрош тоже погибнет. Он лихорадочно искал выход, а девушка все-таки дотянулась до него. И не найдя отклика, тут же заледенела и рванулась из его объятий. Он не отпустил.

— Ты не хочешь меня, да?

Он снова подыскивал слова, чтобы объяснить все, и неожиданно решение пришло. Простое и красивое.

— Выходи за меня замуж.

— После войны? — горько усмехнулась она.

— Нет, сегодня, сейчас.

Теперь она умолкла, осмысливая услышанное.

— Как это?

— Гостей на нашей свадьбе, конечно, не будет. Родственников и друзей мы не предупредим. Но мы пойдем в храм Эль-Элиона. И ты станешь моей женой.

— Да, — легко согласилась она и нервно рассмеялась.

— Ты можешь незаметно выйти из дома?

— Смогу. Все уже или спят, или ушли на... охоту. Только стражи в лесу...

— Стражи — моя забота. Я буду ждать тебя в саду. Приходи туда, — он легко поцеловал ее и выскользнул на балкон.

...Ойрош пришла очень быстро, будто боялась, что он не дождется и уйдет. Даже запыхалась. Он вел ее через лес, поддерживая в темноте, чтобы она не упала. Впервые он задумался, каково людям жить среди вампиров или оборотней, насколько беспомощными они себя ощущают. От этого и страх, который рождает ненависть.

Сначала они миновали стражу вампиров, затем стражу оборотней. Пришлось поплутать, но девушка словно горела изнутри, поэтому не устала. Он вывел ее на поляну. Здесь было светлей: розовая луна лишь чуть-чуть убыла и несколько затмевала звезды своим светом. Тевос повел девушку к скале, темнеющей на фоне густо-фиолетового неба.

— Это? — не поверила Ойрош.

— Я же тебе рассказывал, — шепнул Тевос ей в ухо.

— Я все равно ожидала немного другого...

— Ничего, — они подошли к узкому входу в пещеру. — Храм еще удивит тебя, — девушка была немного испугана, поэтому он предложил: — Я войду первым. Не отпускай мою руку.

Первые шаги они проделали в полной темноте. Но Ойрош не боялась. Этот мрак не пугал, а... сближал. Казалось, что в целом мире остались они вдвоем. Им ничего не угрожает. Ни сейчас, ни в будущем. Есть только теплая кожа любимого, только его дыхание...

Потом на стенах зажглись огоньки, трепещущие точно пламя свечи. С каждым мигом становилось светлее. Они стояли в круглой комнате, полностью отделанной малахитом. Изумрудные узоры под ногами, изумрудные узоры на стенах. Они складываются в целые картины, так что никакого дополнительного украшения не требуется. Среди этих изображений, дрожит пламя свечей.

— Очень красиво... — Ойрош еле сдерживала волнение.

— Да, — Тевос не выпускал ее. — Интересно, есть ли на Гоште где-то такая комната?

— То есть мы сейчас не в храме оборотней?

— В храме. И в то же время в другом месте. Здесь все очень изменчиво, но где бы ты ни оказался, место принесет покой в сердце. Ты хочешь стать моей женой? — улыбнулся он.

— Да. Что я должна делать?

— Ты почувствуешь, — он встал напротив нее, взял обе ее ладони в свои. — Что ты готова отдать любимому, Ойрош?

— Всю себя, — откликнулась она, будто уже видела этот обряд, и тут же спросила: — Ты готов принять этот дар, Тевос?

— Да, — заверил он.

— Что ты готов отдать любимой, Тевос? — девушка почти не дышала.

— Всего себя. Ты готова принять этот дар, Ойрош?

Сердце у нее забилось чаще.

— Да.

— Тогда прими мой эльтайон, — он отпустил ее, чтобы снять с шеи медальон. С легким щелчком он разломил золотой круг над сложенными ладонями девушки, края половинок причудливо изгибались. Затем разделил сплетенные цепочки, так, чтобы получилось два медальона. — Это твоя половинка, Ойрош, — протянул Тевос одну часть ей. — Отдай ее любимому.

Ойрош вновь надела цепочку ему на шею. Взяла другую половинку, но лишь на мгновение:

— Это твоя половинка, Тевос, отдай ее любимой.

Вожак опустил цепочку ей на шею, поцеловал ее очень нежно, затем потянулся к ее уху. Последние слова обряда.

— Нет другой части, которая подошла бы к этому эльтайону. Только вместе мы целое, только рядом друг с другом мы счастливы. Сегодня мы вошли в храм, чтобы получить благословение Эль-Элиона... — часть фразы пришлось опустить, потому что свидетелей этого торжества не было. — С сегодняшнего дня — свадебная неделя... — он сделал паузу. — Хотя у нас будет только одна ночь...

Все переменилось. Ойрош оторопела: они стояли на пороге большой спальни. Стены декорированы гобеленами с морскими пейзажами, занавеси легкие, почти прозрачные, они не скрывают красного заходящего солнца. Посреди комнаты огромная кровать, застеленная голубыми шелковыми простынями. Балдахин тоже бледно-голубой, украшенный крошечными золотыми звездочками. Ойрош подошла к окну: до самого горизонта простиралось зеленое море лесов. Тевос обнял ее сзади, поцеловал плечи. Она быстро обернулась.

— Я твоя жена?

— Да.

Он распустил шнуровку на ее платье, оно с мягким шелестом упало на пол. Осталась только тонкая нижняя рубашка. Тевос подхватил ее на руки. Куда делась ее смелость? Она дрожала. И вдруг вспышкой озарения, он увидел мудрость Эль-Элиона в том, что они встретились. Только вожак мог помочь забыть ей ту боль, что причинил сынок герцога. Он чувствовал состояние девушки, знал ее мысли. Знал, когда надо остановиться, чтобы она пришла в себя. Знал, чего она ожидает... Никто другой не смог бы сделать ее счастливой. А он... он нуждался именно в ней. В девушке, которая доверяет ему больше, чем самой себе. Надо поблагодарить за это Ранели.

Они покинули храм, когда небо начало сереть. Но они будто провели вместе целую неделю, как и положено жениху и невесте после обряда. Эль-Элион подарил им очень много, больше, чем она могла просить. Тевос вновь проводил ее мимо стражи оборотней. Он с тревогой смотрел на небо.

— Дальше я сама, — девушка удержала его. — Спасибо тебе. И... возвращайся. Я буду ждать тебя.

Они еще немного постояли обнявшись. Но если в храме время текло медленно, то, сейчас оно как будто наверстывало упущенное. Тевос отпустил ее, дохнув в ухо напоследок:

— Нас заметили, сейчас здесь будет Челеш. Я люблю тебя. И вернусь.

Он ушел. Ойрош еще провожала его взглядом, когда с дерева мягко спрыгнул вампир. Белокурые волосы, стройное юношеское тело. Кто подумает, что ему уже тридцать пять? И злые слова так не соответствуют его невинной внешности.

— Где ты была? Зачем приходил этот оборотень?

— Неважно, — покачала головой Ойрош. — Проводи меня домой.

— Провожу. Но сначала...

Девушка знала, что Челеш любит ее и относилась к нему мягко. Но это не всегда удавалось.

— Ты не мой отец. Проводи меня домой. Ты сделаешь то, что прикажет мой отец, — осадила она вампира.

Тот еле сдерживал гнев, но все-таки смирился.

— Хорошо, — он снова исчез в ветвях деревьев. Это означало, что он предпочитает провожать ее, неслышно следуя за ней по воздуху.

Суету в доме Ойрош заметила издалека. Уже взошло солнце, и ее отсутствие заметили, но она переживала за Тевоса: главное не повредить ему. Когда она в сопровождении стража вышла из леса, слуги замерли, словно их заколдовали. А потом из дома вылетел отец. Нет, он в отличие от Челеша шел по земле и, как всегда, был элегантен, как герцог, но в каждом движении прорывалась ярость.

— Где ты была? — потребовал он резко.

— Я хочу поговорить с тобой наедине, — как можно спокойнее попросила она.

— Нет, моя дорогая, — гневно произнес Шонгкор. — Беседы наедине закончились. Скажи всем, где ты была. Пусть вся семья узнает.

— Как скажешь, — смирилась она и повернулась к окружавшим ее вампирам и людям. Кажется, собрались все. Не хватало только мамы и нескольких стражей. — Сегодня ночью я вышла замуж за Тевоса, — в подтверждение она показала половинку эльтайона на цепочке.

Воцарилась такая тишина, что она порадовалась, что стоит спиной и не видит лица отца.

— Что ты сделала? — прошипел Шонгкор.

Пришлось взглянуть на него.

— Я вышла замуж за Тевоса, — как можно тверже повторила она.

— Позволь спросить, где в таком случае твой муж? Если ты вышла замуж, он должен или забрать тебя к себе или примкнуть к нам, — мурашки бежали по коже Ойрош, потому что после этого шипения наверняка будет взрыв.

— Мы будем жить вместе после окончания войны, — она отвела взгляд.

— Ах вот как? — голос отца набирал силу. — Но в права мужа он уже вступил, не так ли?

— Так хотела я.

— О! А он отчаянно сопротивлялся этому, да?

— Отец... — умоляюще попросила она.

— Ты дура. Молоденькая влюбленная дура, которая верит всему, что врет мужчина, если он делает это ласково. Никто не знает, вернется ли он с этой войны, но твою жизнь он уже испортил.

— Так хотела я, — повторила девушка.

— В таком случае, я поступлю так, как хочу я. Челеш, проводи ее в спальню. Если будет сопротивляться — свяжи и запри, — он тут же отвернулся, точно разом забыв о существовании дочери, — Хархас, Щамма, соберите всех, пусть останется несколько стражей и люди. Остальные идут со мной.

— Отец! — воскликнула она.

— Челеш, почему она еще здесь? — крикнул Шонгкор.

Вампир твердо взял ее под локоть и повел в дом, а когда она стала сопротивляться, подхватил на руки. Она кричала и вырывалась, но все было бесполезно — Челеш был слишком силен. И вдруг накатил ужас: так ярко вспомнился день, когда с ней был другой мужчина, тоже очень сильный. Грубые руки, срывающие с нее одежду, бесстыдно ее щупающие. Наглый смех в ответ на ее отчаянные мольбы. Удары по лицу из-за того, что она начала кусаться и царапаться. Но все бессмысленно, бесполезно. Он слишком силен, она не справится. И никто не услышит, не защитит... Хотелось кричать, но горло сжал спазм. Ойрош начала задыхаться, в глазах пошли круги.

Челеш почувствовал неладное и тут же поставил ее на пол.

— Что? — обеспокоился он. — Воды?

Она мотала головой и только жадно хватала ртом воздух, но у нее никак не получалось вдохнуть, и сознание померкло.

Очнулась от того, что в нос ударил едкий запах. Распахнула глаза и часто-часто задышала ртом.

— Ну, вот и все, — мама прижала ее к себе. — Все будет хорошо. Не пугай меня так.

— Где... папа? — она заикалась.

— Во дворе, — мама была в отчаянии. — Еще не все собрались.

— Я пойду...

— Бесполезно. Он в такой ярости, что... Не надо тебе было...

— Мама! — отчаянно воскликнула она.

Бросилась к окну. Как раз в этот момент с неба опустился Хархас.

— Господин... — он тоже задыхался — очень торопился исполнить поручение хозяина. Но дальше он произнес не то, что ожидала Ойрош. — С запада приближается отряд кашшафской армии. Они идут к нам. С ними маг. Щамма убит, остальные сдерживают их. Но они хорошо защищены.

Во время последней фразы отец уже сбрасывал камзол. В следующий миг вампиры поднялись в воздух и направились на запад. Ойрош еще постояла у окна, глядя им вслед, а потом пошатнулась и снова упала в обморок.

28 нуфамбира, Лейн

Дни, проведенные в черном круге, пока они пережидали погоню, превратились в еще один медовый месяц. Именно в месяц, потому что часы будто растянулись. Они сторожили, но опасности не было, так что он мог сидеть рядом с любимой, целовать ее, слушать ее смех, любоваться ею так, что она краснела. Он привык к подземелью, даже к сиянию, которое оно испускало ночью.

— Ты сделала мне шикарный подарок на день рождения, — сообщил он. — Я о таком и мечтать не мог.

— Такой ты мне нравишься больше, — она удовлетворенно пояснила: — Когда ты смеешься, а не смотришь на меня так, словно я сейчас растаю в воздухе навсегда.

Он уже не смотрел на нее так. Тревога куда-то ушла. Несмотря ни на что он был благодарен Богу и Илкер за эти дни, когда мог быть с ней.

Но дольше они ждать не могли. Она почувствовала это, как только он поцеловал ее утром.

— Ты куда-то уходишь? — она торопливо протирала глаза.

— Я отправлюсь на запад, поищу Щиллема, — объяснил он. Она хотела возразить, но умолкла, только ласково погладила по щеке. — Не грусти, — попросил он.

— Не буду, только ты осторожней.

— Хорошо.

Утром дежурил Балор. Плечо еще не зажило, но вопросы о здоровье его раздражали, поэтому Ялмари промолчал.

Спускаясь с холма, он предупредил:

— Проследи, чтобы кому не надо, меня не увидели.

Оборотень кивнул.

Ялмари спустился с холма и, отойдя, сосредоточился. Голубая дымка окутала тело. Дрожь преображения охватила тело, а затем тело повело к земле, трава приблизилась, и одуряющие запахи степи ударили в ноздри. Еще немного, и он приноровился к новому восприятию. А потом, легко и свободно помчался к лесу на западе.

Он вбирал в себя запахи, стараясь уловить присутствие человека. Это удалось сразу. Но приблизившись, он сообразил, что это, скорее, деревня, а в деревне Щиллем вряд ли остановится. Он повернул на другой запах. Это точно был чей-то лагерь. Но, подобравшись ближе, он убедился, что это отряд Пагиила, либо одного из рыцарей, живущих неподалеку...

До вечера он обыскал довольно большое пространство, но безуспешно. Людей, посланных Тештером, не нашел и остался на ночевку неподалеку, чтобы через несколько часов снова отправиться на поиски. Но он отдыхал лишь час. Внезапная угроза разбудила его. Он вскочил и заметался. Тут же понял, что опасность угрожает не ему. И стремглав помчался обратно к подземелью, в котором укрылась его команда.

Он заметил бой издали. Людей было около двадцати человек. Достаточно, чтобы убить их несколько раз. Герарда на поверхности он не заметил, поэтому обращаться не стал. Он напал со спины. Ударил лапами, не глядя, вцепился в шею. Еле увернулся от серебряного меча. Теперь уже стал внимательнее. Нападал точно: горло, рука, нога. Так, чтобы убить или вывести из боя. Меч ударил в спину. Благо только скользнул по шкуре. Он прорвался к Шраму. Балора ранили сильно — он осел на землю. Бисера тоже ранена, кровь заливает лицо.

— Вниз! — крикнул Етварт.

Балор упал в провал, следом после недолгих препирательств спустилась амазонка. Ялмари прикрывал всех. Порвав горло очередному воину, он нырнул вниз и Етварт захлопнул крышку, задвинул засов. Туда тут же стали колотить.

Ялмари обратился в человека, вытер кровь.

— Где Герард?

— Его ранили первого. Он сторожил, — пояснил полуполковник. — Долго их эта крышка не задержит.

— Но и так просто нас отсюда не вытащат, — возразила Бисера. Здесь не развернуться. Один на один мы их не пропустим.

Наверху будто подумали о том же. Удары смолкли.

— Зато теперь мы повторим судьбу воинов крепости. Будем умирать от голода.

— Ладно, спускайтесь вниз, перевяжитесь. Проверьте, как там Сорот. Я посторожу.

В одиночестве он оставался недолго. К нему пришла Люне.

— Господин... — начала она несмело.

Чем-то по-настоящему взволнована впервые за эти дни.

— Ты уже вполне можешь называть меня по имени, — прервал он девушку.

— Хорошо, — согласилась она, но имя так и не произнесла. Вместо этого продолжила: — Мы погибнем, если задержимся тут.

— Надо же, какая проницательность, — съязвил принц. — И что ты предлагаешь? Уйти отсюда?

— Да. Не злитесь, гос... Ялмари. Я не собиралась загонять вас в ловушку. И я не знаю, откуда они узнали, что мы здесь, почему не боятся черного круга. Но им кто-то сказал об этом, — Ялмари опустил голову: такое вполне было возможно, если среди них акурд. — У нас очень мало времени, гос... Ялмари. Я нашла подземный ход. Такие ходы обычно соединяли сторожевые башни или помогали отправлять гонцов, если башня была окружена. Я не знаю, куда ведет этот ход, но если мы уйдем по нему, у нас есть маленький шанс спастись. А если встретим врага здесь, такого шанса не будет. Утром к ним может прийти подкрепление, и они убьют нас. Остальные ждут вашего решения. Воспользоваться этим ходом или принять бой.

Ялмари думал недолго. Он отправился к другим. Люне замешкалась у входа.

— Что ты там делаешь? — спросил он.

— Ничего, — поспешно ответила девушка. — Идемте.

Как только принц вошел в комнату, Илкер подскочила к нему:

— Ты ранен?

— Нет, — успокоил он. — Это... Шереш. Забыл о спине.

— Давай перевяжу, — предложил Шрам.

— Позже, — отмахнулся он. — Там царапина. Показывай ход, — повернулся он к Люне.

— Надо взять больше факелов, — распорядилась девушка. — Я не знаю, как долго нам придется идти под землей.

Етварт бросился по комнатам до того, как ему отдали распоряжение. Собранные факелы взяли Илкер и Люне. Шрам хотел взять оружие, но Люне вновь предостерегла его:

— Не надо отсюда ничего брать.

Етварт первым шагнул в темный проход, освещая путь. Остальные потянулись за ним. Илкер пошла рядом с Ялмари, но он отправил ее вперед, а сам пошел последним. Стены тоннеля были узкими. До стен не дотронешься — осыпалась земля и камни. Кое-где приходилось пригибаться, особенно высокому Герарду. Они не разговаривали, торопились вперед. Примерно через четверть часа чуткое ухо Ялмари уловило какой-то грохот. Балор тоже его расслышал.

— Что это? — он тяжело дышал — рана не давала покоя.

— Назад нам уже не вернуться, — устало возразила Люне. — Но зато можно немного отдохнуть сейчас.

— Заодно перевяжу тебя, — Етварт тут же подобрался к нему.

— Бессмысленно, — возразил Ялмари. — Воды мало, а если рану не промыть...

— Есть вино, — возразил полуполковник. — Не спорь со старшим по званию, — передал факел Илкер. — Посвети.

Рана, к счастью, и вправду оказалась пустяковой. Не хватало им только еще одного серьезного ранения. Перевязывая Ялмари, Шрам шепнул:

— Странно это. Если нас выдала не Люне, то кто?

— Вряд ли мы сможем сейчас это выяснить, — пожал плечами принц.

— Значит, так и пойдем с предателем, да?

Ялмари посмотрел на Люне. Она прижималась к Герарду. Парочка еле слышно беседовала, но принц прекрасно разбирал их слова.

— ...Надеюсь, мы не сдохнем под землей? Я уже задыхаюсь.

— Мы выберемся, я тебе это обещаю, — Люне успокаивающе целует его щеку.

— Ну да, — Герард полон сарказма, — я ведь обещал на тебе жениться. Если мы умрем, мне будет довольно трудно выполнить обещание...

— Вот именно! — ласково смеется девушка...

— Думаю, она выведет нас, — сообщил Ялмари мрачно.

— Ты не знал, что она греет постель лорду? Ну да, тебе было не до того.

— Отдохнули? — Ялмари вновь натянул куртку. — Надо идти дальше. Еды и воды у нас очень мало. Надо быстрее отсюда выбираться.

2 дисамбира, Чашна

— Отец, — Солта преклоняет колено в знак почтительности и впервые осознает, что абсолютно не помнит этого человека. Только громкий голос остался где-то на задворках памяти. Он и маму не помнил, но встретиться с ней уже не удастся — она умерла вскоре после того, как его взяли в заложники. Нет, не от горя. Она всегда была болезненной, а третьи роды вообще пережила тяжело. Зато у отца выжило сразу три сына — не такой уж частый случай. Поэтому он и не женился еще раз.

— Вставай, вставай, — у отца руки прямо стальные, он сдавливает Солту, обнимая. Смеется взахлеб, запрокидывая голову, и парень невольно отмечает, что зубы у него хорошо сохранились, в отличие от прежнего владельца Ветонима. — Ты мой сын. И отныне ты граф Дивон. Слава Богу, у Авишура хватило ума... — он не договорил и потащил его дальше по залу. — Твои братья — Идбаш и Алеан.

Идбаш смотрит настороженно, пытливо. Выглядит старше своих лет, если бы не знал, что он младше, посчитал бы ровесником из-за этой серьезности во взгляде. Кто знает, на что он рассчитывал, пока не было Солты. Может, надеялся сам стать графом Дивоном. Алеан улыбается во весь рот. Наоборот, совсем мальчишка. Ему ведь еще четырнадцати нет.

— Ну, садись, что ты как неродной? — тяжелая ладонь отца чуть не силой усаживает его на стул. — Как добрался? — но сказать ничего не дает. — Наслышан о твоих подвигах. Ты очень нужен мне здесь. Король не желает признавать, что Ветоним мой.

"Кто бы сомневался, — лицо Солты сохранило невозмутимость. — Силой захватить поместье и убить любимчика короля, когда он захотел его вернуть..."

— Так что воевать нам придется много. А ты, я слышал, хорошим воином вырос.

"Спасибо Авишуру. И за то, что не убил спасибо. Отправил к отцу, узнав о смерти Фалефа Ири. Вот бы кого в военачальники..." Солта предложил рыцарю перейти на службу к новому графу Ветониму, но тот усмехнулся:

— Когда с королем помиритесь, тогда и... будет видно. Нельзя спорить с сюзереном, это плохо заканчивается. Я говорил вам об этом.

Говорил, конечно. Только что делать Солте? К королю, что ли, бежать, каяться, что он не знал о планах отца? Нет, так он никогда не поступит, потому что семья — это важнее сюзерена. И если он хорошо служил Ири, отцу он будет служить в два раза лучше.

— Ты что-то сам не свой? — подозрительно интересуется отец.

— Я сделаю все, что смогу отец, — фраза не получилась пафосной. Она вообще суховатой получилась.

Новый граф Ветоним прищурившись вглядывался в наследника, потом нашел нужным объяснить:

— Я не собираюсь воевать с королем. Но Ветоним не отдам. Если же Манчелу признает мои права на это поместье, готов служить королю так же, как служил Ири.

Это было хорошей новостью. Только Манчелу признает поражение не раньше, чем убедится, что ничего не может поделать с бунтовщиком. Да, он усмирял бунтовщиков, а теперь сам стал им. Но он будет с отцом и с братьями. До конца. А там — будь что будет.

Точно с такими же мыслями — "будь, что будет" — Ройне пришел и в Энгарн. И Эль-Элион был на их стороне. Остатки генеральства лорда Зимрана еще пытались удержать Чашну. Полад элитные войска прислал — целый полк "волков". Только благодаря им и продержались так долго. Хорошую армию подготовил Полад, будь здесь два полка — неизвестно, чем бы дело кончилось. А если бы три — пришлось бы армии Ройне уходить обратно за перевал. Но полк лишь один. И если они будут стоять насмерть, то самое большее через неделю, они уничтожат всех. Но, кажется, их полковник умнее, чем другие офицеры Зимрана. Сегодня они прислали парламентеров.

Генерал Ройне разглядывал капитана роты лучников, которому поручили вести переговоры. Выбрали человека, который готов умереть, и потеря которого не принесет большого ущерба "волкам", но в то же время генерал не будет унижен договором с ним. Капитан держался очень хорошо: и не скажешь, что он наравне с другими столько атак выдержал.

— Мы сдадим Чашну. Если вы дадите нам сутки, чтобы отступить за реку.

— Мы согласны, — Денисолта Ройне не размышлял и не советовался. — Даем вам сутки, начиная с полудня сегодняшнего дня.

Как только капитан и сопровождавшие его солдаты удалились, Алеан позволил себе замечание.

— Зачем ты позволил им? Дня через три мы бы все равно их уничтожили.

— А сколько людей мы бы потеряли? — возразил Ройне. — Людей надо беречь. Это тебе не золото, которое можно добыть. Новобранцев еще обучать придется. А уничтожить никогда не поздно. Передай драконам, пусть к вечеру будут готовы атаковать. Но без лишнего шума.

— Ты хочешь... — Алеан все понял правильно, но как будто не хотел верить.

— Атакуем их, как только начнется переправа.

— Как-то не по-рыцарски это... — засомневался брат.

— А они и не рыцари, — заметил Идбаш. — Это же "волки".

Граф одобрительно хмыкнул:

— Тебе, Алеан, надо обязательно посетить восточный Лейн. Чтобы посмотреть, какие еще бывают рыцари и чем они отличаются от нас. Но если хочешь, я сам поведу драконов в бой.

— Нет, мой генерал, — брат стал прежним: беззаботно-веселым. — Позвольте мне сделать это.

3 дисамбира, граница с Лейном

Регент Лейна Девир Тештер застегнул перчатку на запястье, тут же снова расстегнул и, сняв их, бросил на стол. Ему предстоит еще две встречи, так что полностью одеваться пока рано. Он откинулся на спинку кресла. Сегодня последний день, когда он наслаждается комфортом. Завтра начнется военный поход, обычный поход, каких было много за сотни прожитых лет. Но раньше это нравилось, теперь же он выполнял нудную, но необходимую повинность. Такую же, как присматривать за нежелающим взрослеть юнцом, которому судьба подарила трон Лейна. Может, он стареет? Девир посмеялся над собственной шуткой. Хотя, можно это назвать старостью или нет, но с каждым десятилетием он чувствует себя иначе. И совершенно точно не "хорошо". Приступы, которые раньше бывали не каждый год, теперь повторяются раз в месяц. А дальше что будет? Раньше он иногда мог принять ванну без опасности быть разоблаченным. Теперь даже от морского воздуха на открытых участках кожи начинала появляться чешуя. Да не какая-нибудь мелкая, чтобы можно было спутать с рыбьей, случайно прилипшей. Зеленая, жесткая, которую приходилось соскабливать ножом до крови... Если в походе пойдет дождь, он замуруется в первом попавшемся замке, пока непогода не прекратится. Вместе с королем замуруется. А войска пусть справляются без них. Он и так максимально облегчил для них эту войну.

Девир знал цену королевской гвардии. Дело не в том, что на их верность нельзя было положиться, некоторые были очень даже ничего, как тот же Щиллем, которого он оставил присматривать за столицей. Они не умели воевать. И у него не хватало ума научить их. И воображения не хватало для того, чтобы исправить это положение. До сих пор у них едва хватало сил, чтобы не пускать войска Пагиила в западный Лейн. И если Тештер так поздно стал выполнять обязательства перед Энгарном, то лишь потому, что должен был убедиться: в его отсутствие никто не захватит столицу.

Щиллем вернулся два дня назад. Вернулся без потерь, но принца так и не нашел. Тештер не знал, что и думать. С одной стороны, Авидан его "утешал": он пробыл на вражеской территории довольно долго, заметил много. То, что граф Хавила, ближайший помощник Пагиила, кого-то ловил, тоже заметил. Но подлец никого не поймал, так что, может, и сумел принц с командой проскочить между огнем и болотом. С другой стороны, Тештер очень не любил действовать вслепую. И если бы кто-то ему сказал, что принц Энгарна попался Пагиилу, он бы точно с места не сдвинулся, потому что поддерживать заведомо проигравшего — это не для него, ему надо свою страну вытянуть. Но пока все говорило о том, что Энгарн под особым покровительством Эрвина, так что, может, еще и выберутся из этой ямы. Значит, ему отрывать задницу от кресла и тащить ее в Кашшафу.

Тештер поможет Энгарну на вражеской территории. Раз воевать им нельзя, можно пограбить: и птицу поймать, и рыбу не упустить. Конечно, Кашшафа не беззащитна, но лучшие войска сейчас в Энгарне, пока кто-то из них вернется, чтобы защитить богатые поместья, лейнская гвардия, пожалуй, еще и обратно сбежит.

Регент отправил несколько кораблей к кашшафскому порту Даврафу. Корабли Лейна тоже уступали Кашшафе, поэтому был приказ особо не геройствовать, а немножко потрепать и уйти, чтобы отвлечь врага. Как мог, он себя обезопасил.

С Айдамирканом он тоже более или менее справился. Действительно ведь его величество любовница науськивала. Вот ведь слабые женщины. Могут быть очень сильными, когда сильные мужчины к ним слабость питают. Неужели придется теперь и об этом переживать? Подыскивать юноше порядочную любовницу?

Дверь бесшумно приоткрылась.

— К вам графиня Юцалия, — сообщил дворецкий. — Пригласить?

— Конечно, — улыбнулся Тештер, зная, что дворецкому очень не нравится, когда он улыбается. Но это он просто так, потому что совпали его мысли с этим визитом. Ведь подобрал жену графу и ничего. Очень удачно все сложилось. А о короле, видите ли, не хочет беспокоиться.

Он подошел к двери, чтобы приветствовать "графиню" у входа. Женщинам он всегда оказывал уважение, ибо кто еще доставит мужчине такое наслаждение, а уж эта женщина — она вдвойне достойна преклонения. Она была на пятнадцать лет младше мужа, но нисколько не уступала ему в уме.

— Моя дорогая графиня, — дверь отворилась, и он склонился и поцеловал тыльную сторону ладони вошедшей. — Как же я рад снова встретиться с вами.

Он отошел, пропуская ее в комнату, и залюбовался. Конечно, она еще молода, ей тридцать один, но многие женщины в этом возрасте, особенно после рождения детей, сразу теряли привлекательность, а Леела будто только хорошела день ото дня.

Она опустилась на стул: спина прямая, шея стройная, так и хочется поцеловать родинку на ней. Подождала, пока регент займет кресло и по-прежнему не произнесла ни слова, выжидательно смотрела на Тештера.

— Вы хотели меня видеть, графиня? — проворковал он. — Но отказались прийти ко мне домой...

— Ты хочешь меня соблазнить, Девир, или это такая игра? — голос у нее мелодичный, девичий.

— Конечно, хочу соблазнить, — очень искренно заверил он. — Покажи мне мужчину, который не хочет тебя соблазнить, и я докажу, что он не мужчина. А уж мне есть что вспомнить...

— Забудь, Девир. Я предупреждала, что буду верной женой.

— Я думал, ты шутишь, — деланно всплеснул руками регент.

— Зря.

— Ты стала такой скучной, когда вышла замуж. Что возникает искушение вернуть тебе свободу.

— Не надо, Девир, — она вроде бы и не угрожала, но тон ее изменился. — Мой муж хорошо служит тебе. И зачем нам становиться врагами?

Она могла бы добавить: "Ты же знаешь, что я умею враждовать". Но не добавила. Восемь лет назад молодая вдова пришла к нему, потому что мечтала отомстить убийцам мужа. Когда Тештер отправлял ее в восточный Лейн, он не верил, что у нее что-нибудь получится — ведь она всего лишь девчонка, хотя смелая и обозленная на графа Хавила. Но у нее получилось. Мало того, что она притащила к королю с покаянием Юцалию, перессорив его с родственниками, среди которых и тот же Хавила, она еще и родственников между собой перессорила. Убийцу мужа убил Юцалия. И все было обстряпано так хитро, что посол Лейна до сих пор не подозревает, какую роль сыграла в этом его вторая жена. Он считает Леелу воплощением невинности — несчастная, но чистая душой девушка. Пусть и дальше так считает. Он очень полезен пока.

— Так ты пришла...

— Чтобы узнать, что с моим мужем. Ты обещал предупредить его, чтобы он обезопасил себя, до того как Лейн вступит в войну.

— Я исполнил обещание.

— И где мой муж?

— Вероятно, скитается где-то по Кашшафе, обманывая посланных на его поимку людей. Пробирается в Лейн. Может, где-то мы с ним и столкнемся, когда начнется война. Из Беерофа он точно сбежал, об этом меня уведомили. Больше я никаких сообщений не получал и вряд ли получу.

— Девир...

— Моя дорогая графиня... — тон Тештера тоже изменился. — Надеюсь, вы понимаете, как опасно быть моим врагом. Поэтому не стоит мне угрожать. Я не буду нянчить Юцалию. А сейчас и не могу этого сделать. Если он благополучно доберется до Лейна, я вам об этом сообщу.

Женщина встала, вздернула подбородок и молча направилась к выходу. У двери остановилась и спросила, не оборачиваясь.

— А если я окажу вам благосклонность... вы позволите моему мужу остаться в Лейне? Прекратите его шантажировать?

Тештер тяжело вздохнул, подошел к ней и, чуть притянув к себе, все-таки поцеловал родинку на шее. Ее спина напряглась, будто превратилась в камень. Потом он склонился к ее ушку и прошептал, ощущая мурашки на ее обнаженной коже.

— Ты очень хороша. Одна из тех женщин, которых помнишь долго. Но мной никогда не управляли женщины. Твой муж будет в Кашшафе до тех пор, пока он полезен Лейну там, — она дернулась, чтобы уйти, но Тештер легко удержал ее. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы он вернулся к тебе невредимым. Но многого я сделать не могу. А шантажирую я его, чтобы он работал лучше. Страх за тебя и сына помогает ему выкладываться в полную силу.

— Отпусти, — горло перехватило, еще немного — и Леела расплачется.

— Не грусти. Все обойдется. Иначе он не был бы графом Юцалией.

— Отпусти, — повторила она спокойнее. И как только Тештер перестал ее удерживать, выскользнула за дверь.

Регент вернулся в кресло. Затем нетерпеливо крикнул:

— Габбай!

Дворецкий тут же снова появился в открытых дверях

— Бернт здесь?

— Да, господин Тештер.

— Зови.

Молодой граф на удивление спокойно отнесся к известию, что его младший брат участвовал в заговоре против Загфурана и погиб в пламени Зары, когда его раскрыли. Но потом он развил такую деятельность в церкви, что регенту стало не по себе. Он сделает еще одну попытку спасти парня. Авидан, с которым подружился Бернт, спасая кашшафскую принцессу, не смог на него повлиять. Может, регенту удастся?

Бернт вошел сдержанный, чисто выбритый, красный балахон делал лицо свежее. Черный кант по подолу показывал, что он уже получил звание старшего духовника. И это еще года не прошло. Что будет через год?

Чуть склонил голову, здороваясь, и опустился на стул, глядя в глаза Тештеру. Во взгляде словно сталь. Ему бы на штурм замка бросаться, а он в церкви.

— Мы отправляемся в Кашшафу, — начал Тештер. — Я предлагаю вам пойти с нашими войсками. Если Эль-Элион будет к нам благосклонен, вы вернете свое поместье. Не хотите попытать счастья?

Бернт тут же вскочил.

— Как вы смеете?! — в словах столько ярости, что, казалось, он сейчас без оружия на Тештера бросится и будет кусаться и царапаться.

— Сядьте и успокойтесь, — презрительно осадил он. — Ваш фанатизм меня пугает. Поначалу вы были более здравомыслящим человеком. Что вас не устраивает в моем предложении?

— Вы предлагаете мне грабить мою страну? — Бернт и не подумал садиться.

— Я предлагаю пойти с моими войсками.

— Нет!

— Нет, так нет. Идите, — он небрежно махнул рукой — так он отпускал Габбая, когда дворецкий становился не нужен. И, не обращая внимания на замершего Бернта, натянул перчатки. Рекем не уходил. Все так же сверкал глазами и, видимо, хотел что-то высказать Тештеру. Но мало ли чего он хочет. Может, он еще хочет, чтобы регент его на дуэли убил вечером. Так сначала надо у Тештера поинтересоваться, есть ли это в его планах. Что если у него визит к любовнице на это время назначен.

— Идите, граф, идите, — грубо добавил он. — Смотрите лоб не расшибите о пол в церкви, когда молиться будете.

Рекема распирало от бешенства, но он сдержался. Повернулся и вышел, как ему и приказали. Наверно, гордиться будет сдержанностью. Тештер покинул кабинет вслед за ним.

5 дисамбира, Сальман

Они входили в Сальман не как новые господа, а как завоеватели, и Загфурану это очень не нравилось. Он предупредил Тазраша, что для них будет лучше, если солдаты не будут сильно терроризировать население. Предупредили, что все желающие могут покинуть город, уйти вместе с генеральством маршала Сорота, но эти добрые намерения пошли прахом. Людей из города выпустили, а вот с собой им взять ничего не позволили. Солдаты с одобрения офицеров дождались, когда горожане выйдут за ворота, а затем обчистили их, порой до нижней рубашки, если она представляла какую-то ценность. Минарс не мог этому воспрепятствовать: солдаты устали, они таким образом платили себе за недели нужды и утомительных переходов, за войну, в которой никогда не знаешь, погибнешь от стрелы, или клыков оборотня, а то и вампира. Если Тазраш и Загфуран будут сейчас излишне милосердны к энгарнцам, завтра взбунтуется собственная армия, а война еще не окончена.

Он ехал по улицам города следом за герцогом и из-под натянутого глубоко капюшона наблюдал за жителями Сальмана. Любопытствующих было мало, в основном люди угрюмо и настороженно присматривались к процессии. Они прекрасно знали, что до тех пор, пока армия Кашшафы останется здесь, они не смогут спокойно спать, есть, работать. Они уже спрятали дочерей — на улицах вообще почти нет женщин, разве только старухи. Но надолго никого не спрячешь. Солдаты все равно отыщут, а может, и соседи сдадут. За какое-нибудь послабление от новой власти. Полад приучил их выживать любой ценой и не видеть ничего зазорного в предательстве.

Что можно сделать в такой ситуации? Жаль, что в этом городе у него нет такого надежного человека, каким был старейшина Елеу в Биргере — он бы очень помог, сотрудничество с ним было очень плодотворно. Но он сейчас в Юдале или казнен уже. А где в Сальмане искать человека, который был бы лоялен новой власти и вместе с тем пользовался хоть небольшим уважением у сограждан? Конечно, он найдет такого, но как быстро? А город надо успокоить немедленно.

Загфуран заставил себя думать о хорошем. Они захватили первый крупный город и одержали разгромную победу над армией Энгарна. Хотя не такую уж и разгромную. Судя по донесениям Ройне, он действовал более успешно. Но против него же не сражались оборотни и вампиры.

Да, и вампиры тоже! Поначалу он надеялся, что удастся обойтись без этой войны. Но неожиданно один из этих монстров порезвился в одном из полков. Убил несколько человек и имел наглость еще раз вернуться. После этого пришлось ставить другую цель особому отряду, сформированному им. Он уже точно знал, что вампиров намного меньше, чем оборотней. Так почему не выжечь их гнездо? Всем станет легче дышать. Они уже должны были совершить первое нападение, и со дня на день Загфуран ожидал известия о том, насколько оно было успешным. К тому же именно вампиры помешали убить вожака оборотней, а ему чуть было не удалось это. Когда Загфуран вспоминал о том бое, у него клыки росли от ярости. Он вновь увеличил особый отряд. Если получится, он превратится в роту, а может, и в полк. Они должны быть непобедимы. Тогда уже ничто не будет отвлекать армию Тазраша.

Но что-то он опять размышляет о неудачах. На всем лежит отпечаток горечи. Так походная пища солдат приправлена пылью. Его посланники нашли принца. И тут люди Пагиила до сих пор будто ослепшие, на него напали и едва не убили. Это теперь, когда важно было, чтобы принц жил! Его загнали под землю, и теперь все становилось таким зыбким... Сумеет ли принц выбраться?

Это уже напрасные заботы. Спасать его он точно не пойдет. Если он умрет под землей, значит, после победы над Энгарном Загфурану придется самому искать нужный амулет. Это его несколько задержит, но по сравнению с тем, сколько он ждал до сих пор, это уже мелочи.

Он выпрямился. Куда делось то сладостное чувство предвкушения победы? Не стоит раскисать. Все хорошо не может идти, но в любом случае пока удача на их стороне. Они немного подкрепят силы, передохнут и отправятся дальше. Войска лорда Зимрана разгромлены Ройне. Войска герцога Баита сильно потрепаны. Еще одно-два сражения и Энгарну придется капитулировать. Если, конечно, к ним не подойдут подкрепления с востока Энгарна. Но в этом он полагался на Пагиила. Пусть займет и войска графа Харвинда и амазонок. Жаль только его солдаты сильно отвлекаются на грабеж, но тут уж ничего не поделаешь, по-другому они воевать не умели.

А что если "волки" вместе с амазонками победят на востоке? Надо принять меры предосторожности и от этого. Что задержит войска, чтобы они не пришли сюда на помощь?

Минарс машинально спустился с лошади, потому что спешился герцог. И, не обращая внимания на кланяющихся людей, прошел в богатый дом, где он и Тазраш будут жить, пока находятся в Сальмане. У него уже созрел новый план, который поможет ему победить.

7 дисамбира, Западный Энгарн

— Эй, Ястреб, опять твой дружок здесь! — солдаты дружно рассмеялись.

Шела поднял голову. И вправду опять рядом кружил ястреб. Дня три всего и не показывался. Он снова занялся рубахой — надо ее подштопать, пока есть время. Потом опять будет переход или бой, или и то и другое. Хотя у них в отряде не все так следили за одежкой. Откуда у него это? Тоже из прошлой жизни? Хоть бы что-нибудь вспомнить из этой прошлой жизни.

— Смотри, Ле! — он расправляет руки как крылья и прыгает с обрыва в воду, в последнее мгновение переносит их вперед, чтобы войти без всплеска — это особое умение.

Под водой открывает глаза — ему нравится наблюдать за солнечными лучами, пронзающими чистую воду. У самого дна легко разворачивается и устремляется вверх, чтобы глотнуть воздуха, но до того как он всплыл на поверхность, сильные пальцы хватают его за предплечье и выдергивают из реки, едва не устроив вывих.

— Эй, больно же! — с обидой выкрикивает он.

— Сдурел?! Мелко же совсем, а если бы шею сломал?!

Брат старше, у него на груди, возле сердца, татуировка льва. Очень красивая. Он говорит, что через четыре года, у Шелы будет там же татуировка ястреба и смотреться будет не хуже. Скорей бы! Может, тогда над ним не будут так трястись.

— А то я первый раз прыгаю, — бурчит он.

— Одевайся и марш домой! — командует Ле, волоча его на берег.

— Ну, Ле! — восклицает он. — Ну, только пришли... что такое?!

— А то, что я не желаю за тобой присматривать!

— Ну и не присматривай! Я уже большой.

— Большой будешь, когда имя получишь, а пока...

— Ле, ну пожалуйста, — канючит он.

— Да я чуть не умер, когда ты прыгнул!

— Сам же следом нырнул.

— Мне можно.

— Потому что имя получил? Когда я получу, уйду от вас и буду прыгать в воду до посинения!

Брат останавливается на берегу и начинает хохотать, как сумасшедший, до слез.

— И чего смешного? — недовольно спрашивает Шела. Ему не весело, ведь брат смеется над ним.

— Ничего, — Ле ласково треплет его волосы. — Я надеюсь, когда ты получишь имя, у тебя будут более интересные занятия, чем прыгать с обрыва в воду. Ладно уж, иди, купайся, но на обрыв — ни ногой. Очень мне нужно, чтобы отец башку оторвал за тебя.

Шела с радостным визгом падает в воду. Заплывает далеко, оборачивается: будет ругать брат или нет? Тот доброжелательно следит за ним. Становится скучно, и он возвращается.

— Давай наперегонки, — предлагает он с мелководья.

— Неохота, — отмахивается Ле.

— Нудный ты, — заявляет он и, быстро достав со дна водоросль, метко швырнул ее в брата.

— Ах ты! — вскочил он.

И они плавали наперегонки, хотя брат, конечно, легко догнал его. А потом валялись на песке, подставив спины солнцу.

— Опять дома ночевать не будешь? — Шела зажмурился от солнца.

— Что за интерес дома ночевать? — хохотнул Ле. — Ох, братишка, попомни мои слова. Женщины тебя любить будут...

— И что?

— Да ничего. Тоже ночевать не будешь, — он перевернулся на спину и сладко потянулся.

Эти видения налетали на него внезапно. Иногда во сне, иногда, как сейчас, среди бела дня. Однажды в бою — ему чуть не снесли голову тогда. Но казалось, будто это из чьей-то другой жизни, не из его. Люди, которые появлялись в видениях — отец, братья, жена, — были чужие и не находили никакого отклика в сердце.

Пять месяцев назад он не знал, как жить дальше. Кто-то хотел убить его, но не успел. Зато этот неведомый враг сделал еще хуже: он украл его жизнь. Если бы не добрый человек, подобравший его на улице, он бы сейчас бродяжничал. Но его пристроили в доме доктора Декокта и, помучавшись немного, он привык к нему. По крайней мере все было понятно здесь: есть работа, укрытие от холода, постель, еда. Хозяин относился к нему благосклонно, Юн — дочка хозяина — приходила поболтать после обеда. Наследников кроме нее у хозяина не было, так что, глядишь, вскоре и он мог стать наследником. Если бы женился на ней. А она смешливая и хорошенькая: волосы с рыжинкой. Почему бы и не жениться? Она бы точно не дала ему грустить...

И когда все успокоилось, появился этот странный человек, назвавшийся братом и твердивший о татуировке на груди. А потом она.

При одном воспоминании об этой рыжеволосой красавице Шелу бросало в жар. Запретил ведь себе о ней думать, а думается. И там было также. Новая служанка очень понравилась доктору, но она видела только Шелу. И не просто видела — прохода не давала. Сердце тянулось к Юн, а тело к Катрис. Да и он ведь — молодой парень, тяжело ему без женщины. Только хозяин этих объяснений слушать не стал. В результате оба оказались на улице. Катрис умоляла его пойти с ней, домой. Убеждала, что она его жена, что его ждет мать, отец... Но ее дом не был его домом, и он отправился в армию Энгарна.

Правильно ли он поступил? Многие скажут — дурак. Жить в богатом доме, пусть и с чужими людьми, лучше, чем себя под стрелы подставлять. Но Шелу на изнанку выворачивало от одной мысли об этом. Вспомнить бы хоть что-то... И не головой — сердцем. Тогда все было бы иначе.

А ястреб так и летает. Шела оставил иголку и долгим взглядом уставился в небо. Катрис убеждала, что это его вторая половина. Красивая сказка. Вот бы сейчас в небе парить, крыльями ловить ветер, глазами дичь высматривать. Только это невозможно.

Он заметил, что солдаты в его лагере зашевелились. Они всматривались в кавалькаду, приближавшуюся по западному тракту, — если не отряд "волков", так половина отряда точно.

— Кто-то важный скачет, — заметили рядом. — Кабы не сам Полад.

— Оченно он вовремя, — саркастически заметил другой. — Под камни Зары себя бы подставил вместе с нами, засранец.

— Тише ты, — осадили его. — Жить надоело? Ему все так же доносят!

Все утихли. Шела тоже отложил рубаху с незашитой дырой. На кого-кого, а на Полада очень интересно посмотреть. Уж столько о нем говорят...

Полад устроился возле камина и всячески делал вид, что забрел на военный совет случайно. Даже книгу взял — вроде бы читает и никакого отношения к происходящему не имеет. Герцога Баита почему-то это нервировало. Почему бы? Уж он-то сталкивался с телохранителем королевы не в первый раз. Прекрасно знал, что без причины тот никого в тюрьму не бросает и не вешает. И как бы ни были суровы меры, которые он принимает — все они в конечном итоге служат благу страны. Положа руку на сердце, ни у него самого, ни тем более у покойного короля Ллойда — пусть дворцы Эль-Элиона подарят ему радость — не получилось бы вытащить страну из того болота, в котором она оказалась после изгнания захватчиков. Так чего же теперь он нервничает? Ведь знает, что он сделал все, что мог в том бою. И Сальман он не мог отстоять, даже если бы они погибли там... Знает но... Вот если бы Полад сказал, что тоже так считает — было бы значительно легче. Хотя кто он такой, чтобы выносить суждения о действиях герцога? Он дворянское звание так и не получил, хотя королева предлагала... А если бы и получил... К шерешу все, надо начинать.

Маршал прокашлялся.

— Господа... — он поднялся, чтобы его лучше видели, а затем обернулся к Поладу и не предложил — приказал. — Господин Полад, сядьте к столу. Раз уж вы присутствуете на совете, то должны...

Но так и не придумал, что должен ему Полад, и умолк.

К счастью, телохранитель не сопротивлялся. С обычной легкой усмешкой передвинул кресло к столу.

— Как прикажете, герцог.

И сказал-то почти без иронии. Почти.

— Мы собрались, чтобы обсудить дальнейшие действия, — продолжил маршал. — Мы потерпели поражение, но армия еще цела. Генеральство лорда Зимрана пострадало гораздо сильнее, — поймал себя на том, что произносит эти очевидные вещи для Полада, и разозлился на себя. Поэтому сердито закончил: — Какие будут предложения?

— От Сальмана по западному тракту до Жанхота рукой подать, — это полковник Кеворк маркиз Фалмор. Хоть и не старший сын в семье, наследует лишь крошечную деревеньку, но все-таки аристократ. Беззаветно служит Энгарну и недолюбливает телохранителя. Сейчас специально об этом тракте упомянул.

— Поэтому я считаю, что нам надо увести войска под командованием герцога Тазраша на север, — быстро перехватил инициативу старший Сорот. — Попытаться увести. Пока наше генеральство не разбито, даже если он займет Жанхот, о победе говорить рано. Если мы будем отступать к Иазеру...

— Жанхот ведь может захватить и генерал Ройне, — вступил полковник "волков". — Он уже на подступах к Биргеру. Если город падет, до Жанхота он доберется самое большее за неделю... А защищать его некому.

Маршал знает, почему так глухо звучит голос полковника — граф Ветоним уничтожил целый полк "волков" и не в честном бою, а ударив в спину, так что они и защищаться не могли. Ни один не ушел, а ведь это лучшие войска. Теперь уже можно прямо заявить, что от генеральства лорда Зимрана ничего не осталось.

Все выжидающе замолчали. И эта фраза для Полада. Ободрит он их чем-нибудь? Есть у него еще резервы?

Телохранитель не стал юлить, тут же поднялся. Герцог Баит сел, с радостью уступая ему место.

— Мне нечем вас утешить, господа, — начал он. — Резервов почти нет. На востоке тоже идет война, но самое печальное, что начались волнения среди вилланов и ремесленников. В такой обстановке оголять восток нельзя. Но это не значит, что у нас нет шансов. Герцог Баит, прежде всего я хочу поблагодарить вас за то, что вы сделали до сих пор. Вы действовали мудро и решительно. Избранная вами тактика — самая лучшая в данной ситуации.

— Благодарю, — маршал расслабился.

— Но хочу обратить ваше внимание на то, что в сложившейся ситуации, мы не можем строить планы генерального сражения. Мы проиграем его, в этом нет никаких сомнений.

— Тогда почему бы не сдаться? — ох уж этот Кеворк, нисколько себя не сдерживает. Герцог посмотрел на него с упреком.

— Чашна и Сальман доказали, что кашшафцы не будут добрыми хозяевами, — оскалился Полад. — Или кто-то в этом еще сомневается? Сомневающихся нам придется убедить. Всеми доступными способами, — Рам дерзко вскинул голову: он нисколько не боится. Но телохранитель будто потерял к нему интерес. — Итак, мы не можем дать сражение и не можем сдаться. Поэтому следуем тактике, избранной герцогом: отступаем, по возможности нападая и уничтожая отдельные отряды кашшафцев. Нам надо тянуть время, пока у нас не появится средство, способное уничтожить духов гор.

— А оно появится? — Кеворк никак не успокоится, но Полад игнорирует его замечание.

— Но теперь мы должны действовать еще жестче. Чем дальше в Энгарн заходят вражеские войска, тем труднее им доставлять провиант. А на нашей земле они не должны найти ни зернышка. Мои люди займутся этим, но и вы, со своей стороны, обязаны делать то же. Покупайте у вилланов все. Подчеркну — покупайте, они должны увидеть разницу между нашими войсками и войсками Тазраша. После этого мирные жители должны покинуть дома, уйти на восток. И то, что они не смогут унести с собой, — надо сжечь.

— Господин Полад... — опешил маршал.

— Сжечь без сожаления. У преследующей нас армии не должно быть ни одного дома, в котором они могут безопасно провести зиму. Пусть у нас не так холодно, но и дождь в шатре — удовольствие небольшое.

— А замки, сигнальные башни? — полковник "волков" спрашивает, словно уточняет приказ.

— Мы должны уничтожить все, что можем уничтожить. Иначе нам не выстоять.

— И города? — это уже Рам. Прямо квартет какой-то. Только четыре человека что-то обсуждают, причем маркиз, кажется, не заткнется, пока его не разжалуют.

— А вот за города будем биться. Только это не ваша забота. В каждом городе есть отряд "волков", а в некоторых — рота. Плюс ополчение.

— Городское ополчение? О чем вы говорите, господин Полад? — это уже не выдерживает сам герцог.

— Да-да, — телохранитель мягко усмехается. — Они еще удивят вас, эти горожане. Милостью Эль-Элиона, может, еще и Биргер отстоим. Еще что-то неясно?

— На какие деньги мы будем покупать у вилланов еду? — надо же, половник пехоты тоже поучаствовал в совете.

— Очень хороший вопрос, — из хищника Полад превратился в хитрого ворюгу-кота. Умел он так мурлыкать. — Я привез золото. Пока этого хватит, потом достану еще. Воровать не советую.

10 дисамбира, Аин

Хорошая ночь выдалась, безлунная. Киший не дышал, но Гарое знал, что он совсем рядом и это, как всегда, успокаивало. За последние две недели он привык к присутствию оруженосца. И к тому, что у него вообще есть оруженосец, привык. Иногда представлялось: а что будет дальше? Полуполковник он только для этой сотни, от которой уже осталось хорошо, если человек пятьдесят. А вдруг его прошение не примут, по каким-то там соображениям или с легкой руки Полада?

Он обрывал подобные мысли. К чему загадывать так далеко? В Аине надо жить только сегодняшним днем. Они продержались до заката — и это хорошо. Правда, если бы их война не заканчивалась после заката, вряд ли бы они выстояли.

После того первого дня, когда, по самым общим подсчетам Гарое, лейнцы потеряли почти две тысячи человек, штурмуя Аин, враги стали осторожнее. Например, к восточным воротам и импровизированной преграде, которую они построили, они рыли траншеи. Тогда-то Гарое и понял, что отсидеться за "полумесяцем" не удастся. Спасибо, городское ополчение тоже поверило ему и пришло на помощь. Вместе они дважды совершали вылазки во вражеский лагерь. Очищали траншею, которую так старательно рыли лейнцы, а заодно сжигали неприятельский лагерь.

Сегодня ночью они сделали очередную вылазку. Капитан слева убрал часового. Но лейнцы кое-чему научились за прошлые две ночи: не успели они и глазом моргнуть, как капитан Вилгай свалился с болтом в горле. Это послужило сигналом. Если сейчас не ворваться в лагерь, все будет бесполезно. Они побежали вперед, прикрываясь щитами, хотя защита была иллюзорна. Киший разливал повсюду горючую смесь, Гарое его прикрывал. Другие солдаты делали то же. Гарое с горечью наблюдал, как один за другим они падают на землю. Один, второй, третий... Все, пора отступать. Они пришли сюда не для того, чтобы умереть.

— Давай! — крикнул Гарое, разрубая бросившегося к нему лейнца.

Киший склонился к земле — главное точно высечь искру. Упадет туда, где зажигательной смеси нет, — все будет бесполезно. Оруженосец что-то слишком уж долго возился, а лейнцы наступают. Гарое приходилось кружить, чтобы защитить Кишия и в то же время не подставиться самому — налетят сразу трое или четверо, он не справится. Наконец за спиной полыхнуло, и врагам стало не до них. Пламя быстро распространялось по земле, рвалось к палаткам, людям. Кто-то схватился за лопату — уже знали, что водой такой огонь не погасишь.

Гарое быстро отступал. Когда они снова оказались за укреплениями, он резко потребовал:

— Потери?

— Семеро, — ответил Киший.

— Десять, — тут же поправил его какой-то горожанин.

Так неудачно они ни разу еще не ходили. Капитан мертв. Капитана "волков" убили два дня назад. Но тем не менее задание они выполнили. Вражеский лагерь полыхал. Они могли это видеть даже отсюда.

Долго любоваться на это зрелище Гарое им не позволил.

— Кто на страже? — выяснил он.

— Я, — откликнулся бородатый ремесленник. — И вон, Жорун.

Гарое тяжело вздохнул. Если ополченцы могли хоть немного отдыхать, то его солдаты давно не высыпались. Они продержались почти две недели, больше, чем он ожидал, но силы были на исходе.

— Страже выйти за укрепление, остальным спать, — скомандовал он. — Наверняка с утра пораньше полезут.

Уже несколько раз лейнцы старались застать их врасплох в утренние часы. Утренние пташки, чтоб их разорвало. Сколько же у них хватит терпения осаждать Аин? И сколько они смогут еще продержаться. За эти дни настроение у осажденных сменилось дважды. Сначала от безнадежности к радости и гордости за свои силы, а потом к безмерной усталости, которая грозила смениться отчаянием. Долго они так не продержатся. Вот если бы Харвинд с войсками остался... Но что об этом мечтать?

Гарое улегся на землю, завернувшись в плащ. Последнюю неделю он не уходил отсюда почти ни на мгновение, чем завоевал сердца и "волков". Еще до смерти их капитана, они тоже признали в нем "полуполковника" — большое достижение без всякой иронии. Иначе много бы они навоевали, разбираясь, кто должен отдавать приказы. На ополченцев он имел магическое влияние. Они верили в победу и свои силы, пока он был рядом, и готовы были бежать со всех ног, едва он покидал укрепление. Что ж, раз он так важен для них, он будет здесь.

Киший улегся рядом и, кажется, сразу уснул. А вот ему не спалось. Он то вспоминал, как один из горожан принес зажигательную смесь. Пусть у них нет мага, но они все равно смогли поджечь лагерь. Это было радостью, а еще большей радостью, что смесь легко изготавливалась. Если придется отойти за ворота, можно поливать огнем лейнцев со стен.

Потому он радовался, что лейнцы так и не раздобыли мага — это было несказанной удачей, иначе бы давно уже от стены города превратились в груду камней, не только от укрепления.

Потом представлял, как себя чувствуют вражеские командиры. Нет, они уже не уйдут, это точно. Этот город у них как соринка в глазу. Они злые, хотят лично зарубить каждого.

И ведь как хорошо, что ни разу не прислали парламентеров и не предложили сдаться. Тогда бы он за городской совет не поручился. Горожане запросто могли бы заключить какое-нибудь выгодное соглашение и повесить своих защитников на стенах в знак примирения с лейнцами. В истории не раз такое бывало. Будь враги чуть хитрее, они бы непременно начали переговоры, а затем бы все равно вырезали весь город, чтобы никто не узнал, что они обманули...

От врагов мысли перенеслись к "друзьям". Где там теперь Харвинд? Объединился с "волками"? Куда они пошли потом? Гарое втайне отправил гонца в ближайшую сигнальную башню. Кто знает, что скажет о них граф, "волки" должны знать, что они еще держатся. И большая часть армии Лейна застряла здесь. Вдруг захотят помочь?

Надежда была очень уж наивна. Он не знал, что случилось с гонцом: добрался до места или был убит по дороге? Его ведь и свои могут убить: Харвинд, чтобы никто не узнал правды, "волки", спутав со шпионом или дезертиром... Они могут решить, как и граф, что город не стоит того, чтобы его защищали...

— Идут! — прогремело над ухом.

Гарое потряс головой. Он как будто и не спал. Сначала взял в руку меч, после только протер глаза.

— Аккуратней! — Киший толкнул его, и стрела пролетела мимо. — Вы словно не проснулись, что ли? — упрекнул он.

— Как будто, — нахмурился он, разглядывая "броненосца", вновь ползущего к ним. — Где арбалетчики?

— На месте. Сейчас увидите.

Лейнцы и вправду напали рано утром. Это хорошо: не так жарко сражаться. В этом году что-то страшное творилось. Скоро середина зимы, а дождь ни разу не полил. Хотя в Лейне всегда так, а они очень близко к Лейну.

Запели болты, потом, когда лейнцы немного открылись, полетели стрелы... Все было, как каждый день до этого. Только ему казалось, что он уже не участник, а зритель. Точно спектакль смотрит, заранее зная, чем он закончится. Вот сейчас они подойдут ближе, и тогда...

Он сегодня явно был медлителен. Киший что-то кричал, прикрывая его щитом, нападал на лезущую пехоту, но Гарое должен был убить еще одного, еще одного, еще одного. Чтобы выстоять, выстоять, выстоять. Как десять дней назад, неделю, вчера. Они должны...

Когда над ним появилось небо, он не сразу понял, что произошло. Затем появилось лицо Кишия, заслоняя солнце, оруженосец снова что-то кричал. "Чего парню надрываться? Все равно ничего не доходит. Лучше уж я скажу".

И Гарое его прервал:

— Мы должны... — твердо произнес он. А на последнее слово времени не хватило.

10 дисамбира, Западный Умар

Шонгкор спешил на запад: лес впереди горел. Горел, потому что жгли кого-то из его семьи. Он взлетел выше, чтобы преодолеть полосу огня.

Люди очень хорошо подготовились. Маг швырял во все стороны камни Зары, не позволяя вампирам подойти ближе, а отряд воинов в медных доспехах неумолимо шел вперед, прикрывая его, стрелами и стальными мечами, покрытыми медью. Погиб уже не только Щамма. Почти все, кто сдерживал людей, погибли. Если он сейчас же...

Он летел к магу, уворачиваясь от огненных камней, единственный шанс — действовать быстро. За одну трость от цели, он отшвырнул воина с мечом, разрывая ему горло острыми когтями, но в это мгновение ударил мечом другой, а маг швырнул камнем Зары. Огонь ударил в грудь и радостно пробежал по телу — какое-то новое заклинание. Нестерпимая боль туманила сознание, но он должен был успеть. Последним рывком он дотянулся до мага, обнял его, прижал к себе, как любовник, истосковавшийся по женщине. Если у мага есть защита от огня, это спасет Шонгкора, если защиты нет, то огонь повредит магу, даже если он не убьет его. Рывком откинув шею человека, он жадно припал к ней, разрывая ему горло. А огонь жег и жег, его рубили мечами, но он уже знал, что победил. Без мага они бессильны. Никакие доспехи и мечи их не спасут. Только бы скорее закончился этот жар. Это невыносимо!

Он не выдержал и отпустил мага, чтобы на этот раз ударить когтями себя, снять собственную кожу, убить, только бы унять эту боль...

— Тише, тише! Нальбий, Челеш, помогите! — отчаянный крик вернул сознание.

Кедер очнулся. Двое из его семьи держали его за руки, напрягая силы. Он был старше и сильнее их обоих. Уна отошла дальше, едва сдерживала слезы. Он разом успокоился. Не любил, когда она видела его таким: монстра, внушающего ужас и отвращение. Хотя он никогда не внушал ей отвращение — и это было чудо. Единственная милость, за которую он благодарил Небо...

Граф закрыл веки, кожа его бледнела, становилась мраморно-белой. Острые когти втягиваются обратно, также как и клыки. Еще немного, и он вновь станет человеком. Только вот глаза будут светиться красным, потому что ужасно хочется есть...

— Мама, не подходи, — окрик Нальбия. Он еще боится, что Кедер себя не контролирует. Потом к губам подносят чашу. — Вот, выпей.

Кровь в чашке лишь чуть остыла, но уже имеет не тот вкус, что они получают, прокусывая артерию на шее. У нее и запах другой, она не насыщает так хорошо. Все равно как человека вместо нормальной еды кормить куриным бульоном. Но сейчас и она хороша. Вот только где они ее взяли?

Шонгкор посмотрел на сына. Нальбий отвел взгляд, и Кедер сразу понял: это Уна его спасает. Другого он и не ожидал, но она не должна этого делать. Тот, кто в его семье еще остался человеком, не должен терять силы и болеть из-за того, что живет с монстрами. Лучше уж убить кого-нибудь в Энгарне или поймать оборотня. Отступить один раз от правил.

Он допил кровь и сел на кровати. На этот раз его не удержали. А следом в комнату ворвался старый слуга Хархас. Похожий на старого виллана-пьянчугу он легче входил в доверие и узнавал о мерзавцах, живших в городе или деревне. Никто не мог заподозрить в нем безжалостного убийцу.

— Господин, к нам гости, — он не запыхался, хотя бежал по лестнице. Человеческая оболочка обманчива — после гибели Щаммы он остался одним из самых сильных вампиров в замке. — Считают, что вы непременно встретитесь с ними.

— Оборотни? — Кедер чувствовал врагов за юлук.

— Да, но как вы дога...? — Хархас осекся. — Так чего с ними делать?

Шонгкор быстро поднялся. Подхватил со стула одежду.

— Я полагаю, они знают, что я болен и что некоторых из нас убили, поэтому не боятся. Поэтому подошли близко. Так?

— Да, господин, — подтвердил Хархас.

— Кедер, — прошептала Уна.

Он стремительно вышел из комнаты, как только Челеш помог застегнуть камзол. Вот кто всегда на его стороне, хотя и не бескорыстно. Нальбий тоже следовал за ним и тоже какую-то речь приготовил.

— Отец... — начал он, но Кедер, точно так же проигнорировал его, быстро спустился по ступенькам.

Свежий воздух ударил в лицо тысячью запахов, из которых самый сильный — запах человеческой крови, только нельзя ему поддаваться, это запах детей, которые родились людьми у вампиров. Такое бывает почти так же часто, как и рождение монстром. Он покачнулся. Нальбий тут же подставил плечо:

— Отец...

— Ты охотился в Кашшафе недавно? — грубо прервал его Шонгкор.

— Да, — негромко подтвердил сын.

— Заткнись и следуй за мной, — распорядился граф.

Оборотни стояли в лесу, на его территории, и небрежно о чем-то беседовали. Вожак и четверо князей. Почуяв вампиров, Тевос повернулся к нему, чуть напрягся. Как же Кедер ненавидел его! И ведь не красавец, что Ойрош в нем нашла? Он бы бросился на мерзавца и разорвал ему горло, но силы вновь изменили, и пришлось опереться на плечо Нальбия.

— Приветствуем вас, граф, — поганец учтиво склонил голову, а он никак не мог уверенно встать на ноги. Если бы он был просто голоден, это бы не стало помехой, только придало силы, но он еще не исцелил раны. А вожак продолжал как ни в чем не бывало. — Мы пришли, чтобы предложить вам союз.

Бешенство придало ему силы. Он оттолкнул сына и шагнул ближе к Тевосу.

— Как ты смеешь приходить сюда после того, что сделал? А покормить нас не хотите?

— Вы сейчас не в состоянии сражаться, — ровно заявил князь. — И не все из вашей семьи справятся с оборотнем. Зачем вам еще и эта война? Если вы хотите сохранить семью, нам надо объединиться.

— Ты натравил на нас людей, а теперь предлагаешь помощь? — зашипел Кедер. — Вы не знаете, с кем связались, — он посмотрел на князей. — И понятия не имеете, куда он вас заведет. Да, я слаб, но когда я стану сильней... — он умолк — не любил угрожать, это выглядело глупо. — Убирайтесь. Ваш вожак знал, когда прийти. А я хочу, чтобы знали вы: пока он ведет вас — я ваш враг, и мы убьем каждого, кто приблизится к моему замку.

— Отец... — вновь вступил Нальбий.

— Заткнись! — рявкнул Кедер. — Если бы ты не послушал его и не полетел охотиться в Кашшафу, все были бы живы.

— Не были бы, — возразил Тевос. — Загфуран помнит, кто заразил его и лишил замка в Энгарне. То, что сделал Нальбий, ничего не изменило.

Шонгкор развернулся и, на этот раз опираясь на Хархаса, пошел назад. Он не желал разговаривать с оборотнями. И когда он станет сильнее, он тоже не будет с ними разговаривать. С жертвой не говорят.

— Этот союз нужен вам, а не нам, — все-таки сказал в спину Тевос. — Стая выживет в любом случае.

Кедер не обернулся. Но долго он идти не мог. Через лавг в глазах потемнело, и он свалился на землю, услышав только женский вскрик напоследок.

10 дисамбира, Лейн

Как ни старался принц выйти на поверхность скорее, ничего не получалось. И "ведьмочка" обманула. Вместо выхода, они то и дело натыкались на развилки. Сначала исследовали их. Балор или Ялмари шли вперед, чтобы проверить, куда они ведут. Но безрезультатно. Все ходы были очень длинными, им приходилось возвращаться, и они шли дальше, полагаясь на Люне и внутреннее чутье Ялмари. Правда, чутье внезапно уснуло, и принц чувствовал в тоннеле себя так же неуверенно, как и ведьма.

Люне была необыкновенной женщиной. Теперь Сорот радовался, что ее спасли. Долгое воздержание угнетало его. А стоило переспать с ней, получил такой прилив сил, что казалось, он может Лейн из края в край пройти. Да и умела она удовольствие доставить. Такая женщина ему еще не попадалась. А он ведь, как обычно, не особенно напрягался. У него было правило в отношениях с женщинами: поменьше усилий, побольше удовольствия. Если попалась девственница, она не сможет сравнить его с другими мужчинами и укорить в чем-то. Опытная женщина получит удовольствие независимо от его стараний, она и так знает, что ей нужно. А если учесть, что он предпочитал брать женщин из простонародья, то для них счастьем было уже то, что он обратил на них внимание.

Он никогда не отступал от этого правила. И с принцессой тоже не отступил. Наоборот, отомстил ей за дни унижения, которые ему доставались от ее ненормальной семейки. Лин, конечно, об этом не догадалась. Это тоже был испытанный прием. Надо лишь сказать: "Потерпи, будет больно". И после этого можешь делать все, что угодно. Девчонка, особенно такая гордая, как ее высочество, будет молчать и терпеть. И никогда его не обвинит — он же честно предупредил. И сравнить ей не с чем. Поэтому, когда они умудрились ускользнуть от дворцовой стражи, и Лин предложила "пойти до конца, чтобы мама скорее дала разрешение на свадьбу", он не отказывался. Взял ее где-то между прачечной и кухней, намеренно причиняя боль, до тех пор пока она не выдержала и не крикнула, — этого он и добивался. Причинить ей такую боль, чтобы она не могла терпеть. И когда он женился, он будет делать так же. Не каждую ночь, чтобы она не нажаловалась братцу и Поладу. А так, как всегда: сегодня приласкает. И завтра. А послезавтра вновь отомстит. И попросит прощения, расплачется, подарит какую-нибудь безделушку, наговорит тысячу комплиментов...

Папаша его осуждает, но напрасно. Неужели лучше, как он: всю жизнь плясать возле трона? Удовольствие от этого испытывает только такой наивный человек, как его отец. И верить в то, что красивая жена, которой никак не дашь сорок лет, хранит ему верность, несмотря на то что он посещает ее спальню раз в месяц, тоже мог только он. У них с матерью уже давно был своего рода заговор против отца. Они не желали ему зла, но своих целей добивались в обход него, не обижая старика, но избегая его нытья, которое он называл "наставлением".

Люне тоже не надо упускать из вида. Она чудо как хороша. Он объяснит ей, что у него обязательства, что он не может жениться на ней. Но любит только ее и всегда будет любить. Женщины рады слышать такие речи. Люне еще и сообразительная. Поймет, что у лорда есть долг, которым он не может пренебречь. А уж когда он станет королем...

Выбраться, выбраться отсюда! От голода подвело желудок. Столько дней он не мог нормально поесть. Хорошо хоть воды и вина немного есть...

Факелы почти закончились. Их берегли, зажигая только в крайнем случае. Темнота давила, казалось, что вот-вот закончится воздух. В этой тьме они потеряли счет времени и не знали, сколько дней блуждали по тоннелю. Поэтому казалось, что прошла целая вечность. Они почти не разговаривали. Шли вперед, пока у женщин были силы. Садились у стен. В этом было что-то тревожное, будто все ожидали худшего и надеялись, что если не скажут этого вслух, то минует.

Ялмари чаще всего идет позади и только на привале садится рядом со своей ненормальной горничной — это же надо было припереться сюда! Хотел бы он услышать, что она наплела принцу о путешествии по Лейну. А он ведь поверит, что она ни под кого не легла, чтобы выжить.

Герард споткнулся и чуть не полетел кувырком. После долгого перехода он с трудом удержал равновесие. Хоть бы на развилку, что ли, какую наткнулись, тогда им дадут передохнуть, пока оборотень и принц исследуют другие ходы. Почему в боковые ходы шли только эти двое, он никогда вопросом не задавался. Его не трогают — и на том спасибо.

Эль-Элион услышал его молитву. Балор глухо сообщил:

— Здесь ответвление.

— Тогда останавливаемся на ночевку, — скомандовал принц. — Я посмотрю, что там...

— Я посмотрю... — предложил оборотень не очень уверенно, но Ялмари, как обычно, отрезал:

— Отдыхай. Я быстро.

Балор еще плохо себя чувствует после ранения. Ему досталось больше всех. Люне могла бы его полечить, если бы тут росли хоть какие-то травы. А ведь хорошо знать нужные травы. Ее не собаками травить, а беречь надо было. Дураки они тут в Лейне. Он устало опустился возле стены. Люне тут же устроилась рядом. Даже ее прикосновение давало силы. Шрам пошумел в темноте. Булькнула вода. Опять, наверно, поит "ее высочество". Ненавидит ведь женщин, делает это, чтобы выслужиться перед принцем. А чего старается? Все равно генералом не станет. Так и будет на побегушках.

После амазонки и Люне фляга добралась до него. Повторялось то же, что и в пустыне. Не сглупил ли он, отправившись в это путешествие? Впрочем, у западной границы, где, по слухам, целые города сходили с ума, еще до того, как кашшафцы перешли горы, было еще хуже. Им надо выйти на поверхность. Люне обещала, что выйдут. Неужели обманет?.. Хоть бы принц нашел что-нибудь...

Ялмари отсутствовал так долго, что Герард задремал. Проснулся от того, что горничная пискнула от радости. Как он ее отыскивает в темноте? Ведь ни разу с амазонкой не спутал, хотя на его месте Герард бы непременно эту строптивую красавицу тоже попробовал. Один ее взгляд на принца чего стоит. Нет, с принцем явно что-то не то, если он пренебрегает такой красотой и привязался к этой невзрачной простушке. Да мало того, еще и женится на ней...

— Что там? — это полуполковник интересуется. Хотя и так ясно, что хорошими известиями Ялмари бы сразу поделился.

— Ничего. Сначала сужается так, что еле протиснешься, а потом и вовсе земля давно обрушилась, так что не пройти...

Кто-то еле слышно вздохнул. Каждый раз они надеются, что вот сейчас найдут выход и каждый раз напрасно.

Справа встрепенулся, а затем вскочил на ноги Балор.

— Ты слышишь? — спросил он негромко.

— Слышу, — так же тихо ответил Ялмари. — Приготовьте оружие.

Следовало отдать должное этой горничной: когда им грозила опасность, она ни разу не заплакала, не бухнулась в обморок. Герард нащупал меч.

Они замерли. В кромешной тишине лорд слышал только стук собственного сердца да еле уловимое дыхание Люне. И только через долгие десять вдохов он различил где-то вдалеке шаги. Поначалу подумал, что ему мерещится, но вскоре шаги стали громче. Тяжелая поступь, будто медленно, но уверенно идет по тоннелю огромный рыцарь в доспехах. Только звона не хватает, и от этого становилось еще страшнее.

Шаги приближались, и они никак не могли понять, откуда ждать гостя: из главного тоннеля, по которому они пришли, или из бокового. Герард слышал, как кто-то шумно дышал, скорее всего, оборотень: старался учуять пришельца, но, видимо, безрезультатно. Внезапно все стихло, словно таинственный рыцарь разглядывал их из темноты.

— Зажечь факел? — хрипло предложил Шрам.

— Да, — откликнулся Ялмари.

Скрежет кресала, быстро гаснущие искры, а потом быстро разгорающееся пламя факела. Ялмари взял его из рук полуполковника и посветил во все стороны. Мужчины стояли у развилки с мечами наготове. Женщины сидели у стены. Только амазонка сразу полезла вперед. Ему уже тоже никак нельзя было сидеть. Он нехотя встал рядом с Балором. За пределами круга, освещаемого факелом, стояла непроглядная тьма.

Они подождали немного, а затем принц загасил огонь.

— Пойдемте отсюда, — предложил Балор.

Усталости как не бывало. Они быстро подхватили вещи и пошли вперед. Шагов не было слышно.

13 дисамбира, Тофел

Они терпели поражение. Вражеская кавалерия неслась на них, держа огромные серпы. Рыцари Лейна умудрялись наклоняться до земли, и скашивать солдат Гарое, как пшеницу, перерубая им ноги. Кровь брызгала фонтаном, заливая низину, будто разлив полноводной реки, а следом за кавалерией шла пехота, вязала обезноженных рыцарей в снопы и уносила куда-то.

Гарое стоял посреди поля и орал так, что в конце концов сорвал горло. Тогда он шепотом стал объяснять, что бежать нельзя, что надо дать бой, копейщики обязаны выйти вперед и построиться, мать их растак. Он хватал кого-то, чтобы остановить и призвать их к порядку, к долгу, к желанию выжить. Кто-то с отрубленными ногами, хватал его за ноги и тянул, тянул вниз, чтобы он тоже лег на землю, а Гарое вырывался, потому знал, что захлебнется в крови, если уступит. Эта бессмысленная борьба утомляла до безумия.

Он выдохся, лег в кровавую реку и неожиданно... поплыл. Он плыл в крови, было почему-то очень уютно, шум и крики стихли. Над головой — только бездонное небо, под ним — теплая вода. Именно вода. С чего он взял, что это кровь? Наверно, потому что закат воду раскрасил...

Он пошевелился и с удивлением обнаружил, что это не вода, а мягкая постель, в которой он почти утонул.

Над ним колыхался разноцветный полог. "Кто додумался повесить такую пестроту? Аж в глазах рябит". Он захотел его сдернуть, и тут же застонал. Боль в правом плече, пронзила от головы до пяток, так что он едва не потерял сознание, а тело скрутило судорогой.

К нему тут же подскочил Киший.

— Ой-ой-ой, — запричитал он. — Глазки открыли. А мы уж и не чаяли, — он улыбался во весь рот. — И как очнулись, сразу ручонками задергали. Что теперь-то не так?

— Полог, — честно объяснил Гарое.

— Ах, теперь полог вам не угодил? А я уж думал, опять нас материть будете и отправлять с копьями наперевес вперед. Уж сколько мы тут понаслушались, — он хихикнул. — Будь вы священником, вам должно было бы стыдно быть.

— А то ты не знаешь, как в деревнях разговаривают, — Гарое чуть было не махнул рукой. — Я между прочим деревенским священником был.

— А все-таки хорошо, что вы не священник, — заключил Киший. — А то где бы мы сейчас были?

— А где мы сейчас? — осторожно уточнил он.

— В Тофеле мы. Немного вы не побереглись. Прям вот вас болтом арбалетным пришпилило, и через час-другой "волки" подошли, всех потоптали. Так что, считай, лейнской армии нет. "Волки" там полк один оставили на всякий случай, а остальные теперь на запад пойдут, — он оглянулся и тут же подхватился. — Шереш! Вот я обрадовался, что вы в себя пришли, заболтался. А кто вам лекарство давать будет? — он поднес ему бокал с вином, которое имело странный запах. — Пейте-пейте. Не бойтесь, — ободрил Киший. — Это на травах вино. Доктор прописал. Очень уж вы много крови потеряли. И там, в Аине, и потом, когда болт из вас вытаскивали. Хороший доктор у "волков", только очень уж резкий. Уж как он на вас с ножом, я даже смотреть не мог, вышел, — Киший дождался, когда Гарое допьет вино. — А кушать не хотите? — полуполковник отрицательно мотнул головой. — А вам тут письма пришли. Прочитать?

— А ты еще и читать умеешь? — засомневался Гарое.

— Я не умею. Да позову кого-нибудь. Доктора или там полковника. Очень он с вами поговорить хотел.

— Какой еще полковник?

— Да "волчий" же. Вы его вряд ли знаете. Полковник Иммер.

— Лучше открой письма и дай в левую руку, — Гарое мог свободно шевелить ею.

Оруженосец подал письма и вышел, наверно, чтобы не мешать. Гарое прочел бумаги.

Письма были важные. Одно из церкви с сообщением, что его просьба удовлетворена и отныне он не священник и священный амулет, как и рясу, носить не имеет права. Ну вот, его с радостью и, вероятно, с облегчением отпустили. Опять вспомнился разговор с Поладом — Гарое тогда доказывал, что ни в чем другом себя не видит...

Он приблизил к лицу другое письмо. Это Рам. Как он и предполагал, прислал письмо с тысячью извинений, пожеланиями скорейшего выздоровления и надеждой, что скоро они встретятся. Сколько же он без сознания провалялся, что Рам и о ранении узнал? Или это письмо переслали через гонцов Полада? У них все быстро. Надо попросить, чтобы кто-нибудь грамотный пришел, написал под диктовку, потому что он быстро не выздоровеет.

Киший о чем-то спорил за дверью, затем она открылась, и оруженосец хмуро поинтересовался:

— Ну, как вы? Спать хотите?

— Я надолго не задержу, — немолодой, но очень красивый старик, вырос за его спиной. Гарое прямо залюбовался им: правильные черты лица, смуглая гладкая кожа, только белые волосы и выдают возраст. — Выйди-ка, — скомандовал он Кишию, и тот, хоть и с ворчанием, но подчинился, — старик подвинул стул и сел рядом. В руках он крутил еще одно письмо. — Переживает, Киший, за вас, — гость старался завязать беседу. — Не пускал никого к вам. Говорит: "Вы его не знаете, а я вас. Кто знает, как ухаживать будете?" Даже с врачом пытался спорить. Но потом вроде поверил. Где вы его нашли?

— Это он меня нашел, — Гарое посетовал, что тон получился очень сухим. Но изменить его не смог: — С кем имею честь?

— Полковник Иммер, — представился старик, и Гарое подумал, что это очевидно. Такой мог быть только военным. И только "волком". Он с неприязнью вспомнил о Харвинде.

Иммер воспринял его гримасу иначе.

— Не любите "волков"? — он прищурился, и взгляд стал холоднее.

— Я слишком долго был священником, чтобы позволить себе не любить кого-то. Меня вон даже лейнцев учили любить.

Старик расхохотался.

— Вы напомнили мне одного монаха. Он говорил так: "Я вас люблю. Но как врага".

— Нет, — Гарое уже было стыдно за себя. — Теперь все иначе. Врагов я не люблю. С "волками" я вместе в подземелье Шереша спустился, а затем они еще и вытащили меня оттуда. А тех, кого я привык считать друзьями, чуть не убили. У вас что-то есть для меня?

— Во-первых, Полад поручил мне узнать, о ваших планах. Действительно ли вы просили освободить вас от сана, и насколько осознанно было это решение.

— Он считает, что я мог это сделать в припадке?

Иммер ухмыльнулся.

— Он предположил, что вы пожалели жителей Аина, и ради этого готовы были пойти на что угодно. Вам пришло письмо от Верховного священника. Господин Полад просил заверить, что если вы захотите, он позаботится, чтобы вы остались священником.

После долгой паузы Гарое промолвил:

— Такие вещи делают однажды. Я сам себе буду смешон, если буду то принимать, то обратно отдавать сан. Нет, священником я не буду.

Полковник, кажется, обрадовался.

— В таком случае, от имени господина Полада я имею честь сообщить вам, что вы утверждены в звании полуполковника, и примете роту пехоты. Займете место погибшего Улама. Полад предпочел оставить вас в пехоте. Но если вы желаете...

— Меня устраивает это место, — заверил Гарое, перебивая полковника, о чем тут же пожалел. Надо привыкать к субординации.

— Отлично, — Иммер повеселел. — Тогда последний приказ, — он развернул письмо, которое держал. — Полуполковник Кеворк удостаивается ордена святого Рефаила. Для вручения ему надлежит явиться в Жанхот на королевский прием, устроенный по случаю победы в Восточном Энгарне, который состоится девятнадцатого дисамбира.

Гарое опять надолго умолк. Как-то в голове у него не укладывалось происходящее. Он будет в Жанхоте. Увидит королеву, принца. Получит орден, которого даже Рам не имел, хотя дослужился до полковника. Да что Рам — во всем Энгарне человека три имели подобную награду... Не к месту подумалось, что выздороветь он не успеет, будет перевязанный, как настоящий герой. Это почему-то рассмешило.

— Надеюсь, настроение улучшилось из-за ордена, — теперь Иммер насторожился.

— Не обращайте внимания, — Гарое опять чуть не махнул рукой, спасибо боль в плече о себе напомнила. — В последнее время столько всего случилось, что я часто смеюсь невпопад. Киший заподозрил, что я свихнулся.

— Ясно. В таком случае не буду вас беспокоить. Вам еще нужно подлечиться, чтобы прибыть в Жанхот на своих ногах, — Иммер направился к выходу.

— А Кишия я могу оставить при себе? — спросил вслед Гарое.

— Безусловно, маркиз Эшкол, — одобрил старик. — Берите в оруженосцы кого угодно. Выздоравливайте.

Ага, и титул вернули. Только у отца не было деревеньки Эшкол. Кажется, ему еще и поместье какое-то придарили. Тоже неплохо.

14 дисамбира, Восточная Кашшафа

— Мы уничтожили пять вампиров! — Даут вскочил.

Теперь он возвышался над присутствующими не хуже сосны в лесу, из которого они не так давно выбрались. Длинный, худой, с огромным носом, он вызывал бы смех, если бы не подчинял людей одним взглядом. Обычно граф хранил хладнокровие. За шестьдесят пять лет можно было припомнить лишь с десяток случаев, когда его вывели из себя. Это удалось опальной принцессе Миреле и сейчас магу Загфурану.

В небольшой комнате приграничного трактира, выделенной специально для трапезы знатных господ, воцарилась тишина. Капитан Тахан крякнул, подкрутил седые усы и уставился в пол. Там точно не было ничего, кроме деревянных досок, выскобленных почти добела — маги не любили грязь, но он не хотел оскорбить кого-нибудь пристальным вниманием. Среди рядовых воинов, даже в бою с вампирами, он чувствовал себя уютнее.

— Сядьте, граф, — Загфуран не повысил голос, но тем не менее Даут повиновался. Небывалый для него случай. — Вы убили пять вампиров. Это хорошо. Вы почти не потеряли воинов — это тоже неплохо. Вы даже оружие сохранили. Но погиб маг — и это перечеркивает все, что вы сделали, как бы ни оправдывались. И я надеюсь, что этот промах будет последним. В следующий раз вам лучше самому не вернуться из вылазки, чем вернуться без мага. Это понятно?

— Тогда убейте меня сейчас, — сухо пробормотал Даут, не глядя на невысокую фигуру, скрывающую лицо под капюшоном. Кроме Загфурана здесь находился брат Жамбера. Тот самый, кого пристраивали в духовники принцессы Мирелы. Видимо, он тоже не оправдал доверия, раз теперь его отправляют в особый отряд магом. Не услышав ничего на свое замечание, граф осмелел и промолвил громче. — Вы требуете от нас чудес.

— Граф, — так же веско продолжил Загфуран. — Я вынужден повториться и это в последний раз. Ищите оборотней и вампиров, убивайте их. Но не рискуйте магом. В Кашшафе не так много сильных магов, мы не можем жертвовать ни одним из них. Как только почувствуете опасность — уходите, прячьтесь. Умрите все, шереш вас раздери! — Загфуран стукнул кулаком по столу и все-таки заорал. — Но чтобы маг вернулся живым и невредимым. Иначе... — он умолк. Не любил повторять угроз, — быстро повернулся к капитану. — Вам ясен приказ, Тахан? Весь ваш отряд, все сто человек, охраняют не десятников, не вас и не Даута. Вы охраняете мага. Убивайте тварей по одному и возвращайтесь с магом обратно. Правда, — он недобро усмехнулся и у присутствующих вновь мурашки побежали по коже, — мне нужны доказательства, что вы действительно кого-то убили. Не хочу, чтобы ваши вылазки превратились в прогулки по энгарнскому лесу или опустевшим деревням.

— Я принес головы вампиров, — тут же оживился Тахан. — Господин граф на меня орал, но вот не зря, оказалось.

— Не зря, — одобрил маг. Он разом потерял интерес к Дауту и весь нацелился на Тахана. — Капитан, что еще вам нужно для успеха?

Гордый таким вниманием, Тахан выпрямился и снова подкрутил усы.

— Если позволите... Поискать бы еще таких, что сталкивались с этими тварями и не боятся. Я никого обижать не хочу. Хороших солдат подобрали. Да только не все хороши. Знаете ли, когда надо рубить дезертиров вместо того чтобы защищать мага, особо не повоюешь. А и они не виноваты. Воевать-то хотели, да это ж страх какой! Не всякий и опытный выдержит. Да и лишних людей у нас не будет, вы же знаете, господин Загфуран.

— Мы постоянно ищем таких людей. Может, у тебя есть кто на примете?

— Есть, — с готовностью откликнулся Тахан. — Они, может, и не солдаты, особо нигде повоевать не пришлось, да зато с тварями сталкивались, и я знаю, что прикроют и мою спину и магову.

— Отлично, набирайте их, и будете отвечать за них сами. А дезертиров рубите не смущайтесь, — невидимая под капюшоном улыбка мага, снова посеяла холодок в сердце. — Что-то еще?

— Да вы вот говорите, что и с оборотнями, и с вампирами воюем. И оружие нам выдали. Да грозитесь, что за потерю оружия казните... Оно, конечно, оружие-то непростое нужно. Но... У нас, конечно, в отряде все могут обеими руками сражаться, специально вы таких набирали, да только зря. Потому как щит он тоже в бою не лишний. А ежели эти твари объединятся?.. Общим, я тут обмозговал. Заказал себе особые мечи, действовать ими удобнее, — он достал из ножен два меча и положил их на стол. Загфуран сразу притянул их к себе, а потом передал Жамбере. После магов их рассмотрели и другие присутствующие.

— Стальной меч, у которого одна сторона покрыта медью, а другая — серебром, — промолвил Тазраш. — Умно...

— Не так сложно их сделать, и выходит гораздо дешевле, так что не так страшно потерять. А то в бою солдаты больше о мече, чем о жизни маговой думают.

— Отлично, Тахан, — похвалил маг. — Граф, — повернулся он к Дауту, — распорядитесь, чтобы оружие сделали по этому образцу. Капитан, подскажешь, если в чем не разберутся. Набирай людей, которых считаешь надежными. Но за результат теперь отвечаешь ты. В ближайшие дни нападение на оборотней и вампиров должны возобновиться. Вы не должны давать им передыха, чтобы им некогда чихнуть было, не то что Энгарну помогать. Поддерживать вас теперь будет брат Жамбера, который присутствует здесь. Если он тоже погибнет, — Загфуран сделал паузу, — я загоню вас к вампирам вообще без мага. Будете сражаться с одними мечами. Надеюсь, всем ясно, что я не шучу.

Присутствующие сникли.

14 дисамбира, Лейн

По внутреннему ощущению они шли по тоннелю около двух недель. Еда закончилась, вина осталось немного, воды тоже было немного — тех небольших ручейков, которые они находили под землей, не хватало, чтобы наполнить сосуды. За это время он не услышал от Илкер не только жалоб, даже слабого стона. Она шла, пока не объявляли привал. Беззвучно падала на землю и прижималась к его плечу, пряча лицо в куртке. Раньше, когда они были в безопасности, в Жанхоте, он замечал, что она любит вдыхать его запах. Теперь казалось, что она так затыкает себе рот, чтобы не расплакаться. И ему нечем было утешить девушку. Он успокаивающе гладил ее плечи и представлял рваные шрамы от шеи до ключицы. Будто он ее пометил. Будто теперь никто не посмеет к ней прикоснуться, потому что она принадлежит ему. Надолго ли?

Он радовался, что она не видит его. Потому что наверняка бы опять притворно злилась и успокаивала его, а это отнимало бы у нее силы, которых и так мало. Не надо его успокаивать, он мужчина. Он должен защитить ее во что бы то ни стало, даже если весь мир и сам Эль-Элион ополчились против него. Не его вина, что он испытывает отчаяние от одной мысли, что с ней еще что-нибудь случится.

Но от всего устаешь, даже от отчаяния. И на смену приходит усталость. И немного радости: еще один день, когда она рядом. Можно найти в темноте ее губы, глаза. Целовать, зная, что никто этого не заметит. Разве что Балор, но вряд ли он будет наблюдать за ними.

Последние три дня превратились в чудную гонку. Едва они устраивались на ночлег, как в тишине раздавались шаги. Сначала их слышали только он и Балор. Потом остальные. Тяжелые, размеренные шаги. Они замирали где-то на расстоянии трех тростей. Но оборотни ничего не могли рассмотреть во тьме. И свет факела тоже ничего не менял. Шаги были. Того, кому они принадлежали, — нет.

Они вставали и шли дальше, убегая от собственных страхов. Но напрасно. Новый привал — и снова шаги.

Они не давали спать. Заставляя сердце сжиматься от ужаса. Если они затихали, все равно казалось, что кто-то следит за ними из темноты, чего-то ждет.

У Бисеры сдали нервы, и она заговорила с темнотой. Ответа, конечно, не услышала. Следом не выдержал он. И когда сил идти не было, и отдых не приходил, он встал и шагнул в темноту. Его ухватили сразу двое: Балор и Люне.

— Не надо туда ходить, — впервые он слышал, что девушка боится. Раньше она была спокойна, и постоянно уверяла их, что они выберутся. Но теперь ее трясло. — Не надо его тревожить.

Балор с ней был полностью согласен.

— Не ходи, не надо.

— Кого его? — поинтересовался Ялмари у Люне.

— Не знаю, — растерялась она. — Но это он. Ты же чувствуешь?

Да, он чувствовал. Это все чувствовали. Он. Рыцарь. Только доспехи не звенят, потому что...

Сегодня ночью он забылся сном, несмотря на близость того, кто наблюдал за ними из тьмы. Они не выдерживали напряжения и засыпали, хотя сон не приносил облегчения, не давал сил. Очнулся от тихого спора. Люне и Балор стояли рядом. Она бормотала что-то, но он никак не мог разобрать ни слова. Даже голова разболелась. Балор выхватил меч и ударил во тьму. Послышался звон, а потом крик.

Тут уже переполошились все. Шрам зажег факел. Балор корчился, стоя на коленях, потирал левую руку. Меч валялся рядом.

— Не надо было! Не надо, я же предупреждала, — причитала рядом Люне.

— Уйди! — злобно прошипел оборотень, и девушка тут же отскочила, ушла к Герарду.

Ялмари подошел к Балору.

— Давай я перевяжу, — предложил он.

— Да чего там перевязывать? — цедил он. — Будто отморозили. Ничего не чувствую, — и заорал. — Назад! Всем назад.

Они стремглав помчались в темноту. Принц по-прежнему отступал последним. Только на этот раз все было иначе. Если раньше, шаги слышались, когда они садились на отдых, то теперь размеренная поступь постоянно слышалась сзади. Преследователь сильно не торопился. Но если они задержатся, он легко их догонит.

Балор отстал и побежал рядом с Ялмари. Левая рука так и висела плетью.

— Вспомни, — потребовал он, — когда мы первый раз услышали эти шаги? После чего? Ты вроде тогда свернул в какой-то тоннель, который оказался засыпан. Помнишь?

— Да, — принц с шумом втянул воздух.

— Вспомни, что ты еще видел? Может, там была могила? Какие-то надписи на стенах? Какие-то предметы? Что-нибудь, вспомни. Если мы не узнаем, кто это, мы не сможем его остановить.

Ялмари пробормотал:

— На стенах... кажется... знаки были. Похоже на древние буквы, но я этот язык не знаю.

— Какие-нибудь рисунки? Хоть что-нибудь!

Принц снова напрягся. Выдавил, с трудом дыша:

— Что-то странное. Бабочка... или птица... или летучая мышь с головой собаки. Очень необычный рисунок...

— Дракон?! — выкрикнул Балор.

— Не знаю... я никогда не встречал такого изображения драконов. Но... все может быть.

— Башня? Там была башня?

— Я не помню, — он поискал глазами Илкер, — может ли она еще бежать?

— Ладно, — Балор отчаянно махнул рукой и застонал — правое плечо тоже было ранено.

Он ускорил бег и закричал откуда-то спереди:

— Всем держаться вдоль стен!

Это проще было сказать, чем сделать — факелы зажечь не успели, люди ничего не различали в темноте. Окрик Балора заставил их пойти шагом, нащупывая стены. Ялмари тоже остановился, но лишь для того, чтобы прикрыть всех. Шаги гремели в ушах. Балор сидел в центре тоннеля. Он, скривившись от боли, что-то чертил на земле мечом.

Люди миновали его. Ялмари встал рядом. Шаги были близко. Он не мог оставить раненого брата наедине с неведомой опасностью. Закончив рисунок, Балор вскочил.

— Дай руку! — снова заорал он.

Ялмари подал ему ладонь, думая, что тот нуждается в помощи, но тот рубанул мечом по запястью так, что хлынула кровь.

— Извини, некогда объяснять, — он повернул раной к земле и протащил принца по земле, чертя кровавую полосу. Затем отшвырнул Ялмари назад. Они выждали мгновение, а затем, заслышав шаги, бросились догонять своих.

— Не сработало, — горько воскликнул Балор. — Шереш! Что тогда это могло быть? Бабочка? Птица? Кто он?

Люне споткнулась и упала. Ялмари подхватил ее, помогая встать. Кисть болела, и кровь еще сочилась, но перевязывать было некогда, также как и требовать объяснений. И Балор замер.

— Слышишь? — спросил он.

Ялмари прислушался, стараясь различить через шумное дыхание еще что-то... Но ничего не услышал.

— Нет, — обронил он.

— И я нет! — торжествующе воскликнул оборотень. — Значит, все-таки дракон. Но расслабляться нельзя. Надолго это его не задержит, а каждый раз кровь лить — тебя надолго не хватит. Идем!

— Идти некуда, — угрюмо откликнулся полуполковник. — Это тупик.

— Не может быть! — воскликнула Люне. — Мы не могли попасть в тупик, здесь должен быть выход!

— Посмотри сама, — Етварт ударил кремнем, чтобы зажечь факел.

Пляшущее пламя скользнуло по преградившей дорогу стене. Люне подскочила к ней. Ощупала, постучала, пробормотала, чуть не плача:

— Этого не может быть!

Ялмари шагнул к Балору.

— Сделай еще один барьер для него, — попросил негромко, протягивая руку.

— Позже, — нахмурился оборотень. Подошел к Люне, тоже осмотрел стену. Со злостью саданул по ней кулаком, пробормотав что-то на незнакомом языке.

— Ой! — тут же обрадовалась девушка. — Ну-ка стукни еще раз.

Балор с тем же неразборчивым шипением ударил по камням. Скрепляющий раствор между ними в некоторых местах осыпался, будто там был всего лишь песок.

— Помочь? — предложил Герард.

— Уйди! — огрызнулся оборотень и снова ударил по камню.

— Это дверь! — воскликнула Люне. — Надо только найти, как она открывается.

И тут Ялмари вновь расслышал шаги.

— Балор, барьер! — напомнил он.

Но князь простукивал стену, что-то ища.

— Балор! — крикнул Ялмари: еще немного и таинственный преследователь подойдет к ним.

Етварт бросился к нему.

— Отойди назад, твое высочество, — приказал он, но Ялмари не двинулся с места.

— Балор! — в третий раз крикнул он, но оборотень нащупал наконец нужный камень, и дверь с грохотом ухнула куда-то в пол, оставив после себя черную дыру в полшага шириной.

В лицо ударил сумеречный свет, но после недели в темноте и он казался слишком ярким.

— Быстро! — приказал Балор.

Люди выбегали из тоннеля, перескакивая через дыру. Последними одновременно вышли полуполковник и Ялмари.

Преградили вход с мечами наготове. Но оттуда так никто и не появился. А через мгновение каменная дверь, поднявшись из пола, вновь закрыла вход. Ялмари огляделся. Они стояли у подножья холма, поросшего лесом. Шумели пожелтевшие листья на деревьях. А перед ними была дверь, похожая на поросшую мхом стену.

— Успели, — прохрипел Етварт и упал на землю.

19 дисамбира, Жанхот

Свет нескольких тысяч свечей и факелов, переливающаяся золотом и янтарем отделка стен и дверей, мраморные, натертые до блеска полы, по которым так легко скользить в танце, дорогие наряды, шуршащие юбки, нежный звон украшений, громкие разговоры, тихий шепот, щечки — то ли к ним прилила кровь от смущения, то ли их нарумянили — соблазнительные улыбки, лукавые взгляды... И Гарое посреди этого великолепия с миниатюрным мечом на груди. Как пень посреди леса.

У него слегка кружилась голова. Конечно, не от того, что он попал во дворец и получил орден. Все-таки не в лесу же он родился и не настолько тщеславен был. Но вот столько женщин разом... Да еще таких милых, очаровательных, с тонким ароматом духов... Как не закружиться голове?

В первую беседу с Кишием и солдатами он рассмешил всех, когда объяснял, как он без женщин обходится. На самом деле, с тех пор как он стал священником, он загружал себя делами так, чтобы уставать до бесчувствия, чтобы никаких "дурных" мыслей не появлялось. Но иногда жизнь сталкивала его с женщинами близко, как на этом балу или тогда, в Меаре, с леди Люп. И тогда уже одно билось: "Жениться! Срочно жениться!"

Гарое снова всмотрелся в толпы придворных. Здесь нет ни Илкер, ни принца. Хотелось бы ему взглянуть на ее мужа, которого "никто, совершенно никто не знает..." — девушка так горячо защищала мужа.

Он поискал кого-нибудь сведущего в дворцовых делах, чтобы узнать, куда делись молодожены. Взгляд остановился на фрейлине принцессы. Милая девушка уже не в первый раз оказывает ему знаки внимания. Гарое направился к ней. Почему бы и нет? В конце концов, он не священник и вообще скоро уезжает на войну.

— Наконец-то я добралась до вас, господин Кеворк...

Доброжелательность наследной принцессы могла обмануть кого угодно, но только не его. Бледно-зеленый цвет лица никакими белилами и румянами не скроешь, также как темные круги под глазами. Она хорошо держится эта девочка, но как же ей тяжело! Что же такое у нее стряслось? В Гарое проснулся священник, и он тяжело вздохнул.

— Ваше высочество... — он слегка поклонился, не зная, что ей сказать. Комплимент выйдет пошлым и неискренним. Но надо же как-то разговаривать с ней. — У вас, наверно, много переживаний в последнее время, — нашелся он.

Принцесса деланно рассмеялась:

— Это так заметно? Я огорчена. Вероятно, все комплименты, подаренные мне сегодня, были ложью.

— Что вы, — запротестовал Гарое. — Вы не так меня поняли. Вы прекрасны, но...

— "Но" в завершение комплимента обычно портит все дело, — принцесса стала снисходительной. — Остановитесь, пока не поздно.

— Простите, — он смутился и умолк. Кто он такой, чтобы вести душещипательные беседы с принцессой?

— Я вас обидела? — тут же уточнила она. — Я теперь всех обижаю. Ничего не могу с собой поделать.

— Нет, — возразил он. — Вовсе нет. Я действительно вел себя бестактно.

— Что вы!.. — воскликнула Эолин и рассмеялась, на этот раз искренней. — Теперь мы будем соревноваться в извинениях? Лучше использовать это время для доброго совета. Дайте мне добрый совет, господин Кеворк. Я вам разрешаю сделать это и даже повелеваю.

— Не знаю, имею ли я право, — засомневался он. — Я уже не священник.

— А вы забудьте, что вы не священник, и дайте мне совет.

Беседа была какой-то очень уж чудной. Гарое не торопился, и принцесса тут же предложила.

— Мы так долго с вами беседуем, что вы обязаны пригласить меня на танец. Берите меня за руку и ведите по залу. Но при этом считайте себя священником, потому что я все еще жду от вас совета.

Гарое исполнил это повеление. Быстрая мелодия сменилась плавной, нежной. Он, едва дотрагиваясь, держал ладонь принцессы. Они скользили по залу, а все остальные будто следили за ними. Кружились, когда кружили они, расходились, когда расходились они. Гарое, не отрываясь, следил за Эолин и ни на мгновение не забывал, что он — священник. Она ждет от него чего-то. Чего?

— Замужество или брат? — спросил он, когда они в очередной раз встретились, и девушка вздрогнула.

— Вы дерзки, — она надменно вскинула подбородок.

— Значит, замужество, — подвел он итог. — Я так и думал. Что вас пугает?

Танец развел их по разным концам зала, принцесса мило кивнула кавалеру, бросила пару слов третьему. Неужели никто не замечает, что она еле сдерживается, чтобы не разрыдаться.

Когда они снова сошлись, она только повторила:

— Вы дерзки, — но уже как-то безнадежно, словно хотела сказать этим: "Догадайся, я не могу объяснить!"

— Что бы вас не пугало, не спешите! Вы еще не помолвлены...

Музыка смолкла. Он вновь поклонился девушке, она присела в реверансе. Вокруг зашумели. Гарое, осторожно поддерживая ее под локоть, поспешил увести в сторону. Они не должны расставаться так. Она просила совета.

— Это ваш совет? Не спешить? — она была измучена. — А если уже ничего не исправить?

— На свете очень мало непоправимых вещей. Пожалуйста, поверьте мне. Почти все можно исправить. Мертвого нельзя воскресить, а остальное...

— Вы не понимаете! — воскликнула она, не сдержавшись, и на них оглянулись. — Вы не понимаете, — повторила она тише.

— Я слишком хорошо все понимаю, ваше высочество. Не спешите. Все можно исправить. Доверьтесь Поладу...

— Благодарю вас, — она резко отвернулась и ушла.

Гарое потер лоб. Ну что делать с этими глупыми девочками? Как им объяснить? Разочарованный он отвернулся и вновь наткнулся взглядом на фрейлину, но теперь он потерял к ней интерес. Голова была занята тем, как поговорить с телохранителем королевы...

19 дисамбира, Западный Умар

— Отец, отец, пожалуйста... — когда Шонгкор выныривает из жаркой мглы, видит склонившуюся над ним Ойрош. Она точно и не отходит от него, хотя Кедер знает, что это не так. За ним ухаживают все: Уна, Нальбий, Кильдияр, Челеш... Но почему-то, когда он приходит в себя, с ним сидит Ойрош.

Вот и сейчас лицо дочери двоится и расплывается, как будто глаза его полны слез. Как же долго он выздоравливает. Если бы он смог пойти на охоту...

— Сколько? — хрипло выдыхает он.

Ойрош прекрасно понимает его.

— Только два дня, отец. Ты поправишься. Надо только немного полежать... — вот она точно сейчас расплачется. И его сердце переполнилось нежностью. Он, конечно, знал, что дочь любит его, несмотря на то, что он бывает резок. Но то, что она так переживает за него, как-то особенно тронуло.

— Оборотень...? — он опять не договорил.

— Тевос не приходил, — тут же откликнулась она.

Назвала его по имени, желая подчеркнуть, что ничего не изменилось. Она любит отца, она любит оборотня. Где взять силы? Он бы объяснил ей еще раз, почему так злится. Но он ослаб за эти дни. Если бы... Об охоте он уже думал. Бесполезно.

В дверь осторожно постучали. Кедер прикрыл веки, тяжело было держать их открытыми.

— Ойрош, тебя зовет мама, — это Кильдияр. И с ним что-то происходит, даже дочь это замечает, а уж он, вампир, и подавно.

— Что-то случилось? — она не торопится уходить, словно ожидает какого-то подвоха.

Но чего она боится? Не убьет же его собственный сын, в конце концов...

— Пойди к Уне, она тебе все объяснит. А я пока посижу с отцом.

— Иди! — выдыхает Кедер.

Девушка послушно встает. Она всегда ему повинуется. Только вот с этим оборотнем...

Едва она скрылась за дверью, Кильдияр сел на ее место, а потом склонился над ним.

— Уйди! — взмолился Шонгкор.

Воображение услужливо нарисовало, как из порванной вены на шее сына фонтанчиком льется кровь. В такт пульсу. Он с трудом сдерживал себя. Так было всегда: чем вампир слабее, тем труднее себя сдерживать. А затем он и вовсе превратится в зверя. Может, он и придет в себя после первого глотка, но будет уже поздно — сын тоже станет монстром. Не родится таким, как Нальбий. Родиться, как выяснилось, намного проще. Тебя не корежит так сильно, и ты можешь за всю жизнь не убить ни одного человека. Нальбию это не удалось и опять из-за оборотней! Кедер скрежетнул зубами. Кильдияр был близко, и Шонгкор оттолкнул его, но теперь он был слабее людей. Сын легко сломил его сопротивление, убрал руки.

— Сделай это, отец, — попросил он негромко. — Это наш единственный выход.

— Нет! — больше всего на свете он сопротивлялся этому. Когда-то Ойрош вернулась домой избитая, в порванном платье. Она не плакала. С сухими блестящими глазами она требовала: "Сделай меня такой, как ты, отец. Чтобы никто, никогда..." Он сам отомстил за нее. Но эта месть до сих пор аукается в их семье. Кажется, Герел проклят. Более или менее спокойно им жилось в Лейне, но им пора перебираться на Гучин. Вот где будут рады богатым жителям, мерзавцев там достаточно, чтобы ими питаться, а исчезновение человека не будет так быстро замечено.

— Иначе никак, — настаивал Кильдияр. — Восемь из семьи уже мертвы. Даже если они будут убивать нас раз в неделю, скоро некому будет защищать женщин. Я знаю, ты хочешь уехать, но к отъезду надо приготовиться, а ты болен. Нам нужен ты, живой и здоровый. И я, не нуждающийся в защите, а и сам способный защитить. Уна знает, зачем я пришел. Она согласна с моим решением. Сделай это...

Теперь его шея была у самых губ. И он припал к ней, заранее себя ненавидя. Клыки легко прокололи кожу. Кильдияр лишь чуть дернулся, но не отстранился. Если бы он сделал это, Кедер прекратил бы питаться от него и, может быть, его бы можно было спасти. Но он знал, зачем пришел, и его не пугали огненные пытки, в которые он погрузится через несколько часов.

Кедер оторвался от сына и легко оттолкнул его, показывая, что восстановился. Быстро оделся, не глядя на Кильдияра. Не мог он смотреть на него сейчас. Собрался покинуть комнату, но пересилил себя. Подошел к сыну, сел рядом, обнял его за плечи. Кильдияр был бледен, но это от потери крови. Шонгкор чувствовал его решимость.

— Я буду проклинать этот день, — сказал он негромко. — И буду восхищаться тем, что ты сделал ради меня. Тебе лучше пойти в спальню. Дня два-три ты будешь беспомощен. На первую охоту я пойду с тобой.

Кильдияр успокоил:

— Все не так страшно...

Кедер кивнул, быстро отвернулся и вышел из комнаты. Он понятия не имеет, как это страшно. Он уже лет тридцать вампир, но так и не смог примириться с этим. "Родиться таким проще, — опять подумал он. — Но не намного".

Он шел по коридору замка, разыскивая Челеша. Все, что он должен сделать сейчас, возникло у него в голове в одно мгновение, как только он встал на ноги. Осталось дело за малым: выполнить. Жену он пока тоже видеть не хотел. Он надеялся, что Кильдияр солгал: Уна не знает, о его решении. Потому что иначе он бы разочаровался в ней. Жертвовать чужим сыном более жестоко, чем своим. Кильдияр родился, когда он не знал, что на свете существует женщина, которая способна любить его и жить с ним. Он пришел в семью уже взрослым и никогда особо не сближался с женой отца. Но Уна не такая. Она не могла с этим согласиться. Не могла.

Обоняние и зрение обострилось. Челеша он нашел очень скоро. Тот изумленно уставился на Шонгкора, а потом лицо его засияло, но, не увидев ответного отклика, сник.

— Кильдияр теперь такой же, как мы, — объяснил Кедер, твердо глядя в глаза Челеша. Он пожал плечами: что в этом особенного? Может, и правда не все так страшно? — Челеш, нам надо переехать на Гучин. И чем скорее мы это сделаем, тем лучше. Но мы не справимся, если нас не будет прикрывать маг. Мы тут пока запутаем тех, кто на нас нападает, уведем от замка. Ты слетай на Гучин. На южной окраине Хаббона найдешь трактир "Жирный гусак", — Челеш чуть усмехнулся. Он знал воровской жаргон. Для какого-нибудь ремесленника название трактира напомнит лишь о блюде, которое он ест пару раз в год, но для разбойников жирный гусак — это богатый купец, которого можно ограбить. — Там почти каждый день пьет Вааса. Он тоже вампир и поможет тебе с этой проблемой. Заплати ему хорошо, но деньги сразу не давай — обманет. В общем, с ним не просто, но я верю, ты справишься. И возвращайся скорее.

— Да, господин Шонгкор.

Без лишних слов Челеш вышел. За это он и нравился Кедеру. В меру почтительный, исполнительный, надежный. С ним бы Ойрош была счастлива, если бы была умнее. Теперь надо собрать остальных и отвлечь людей хоть ненадолго, чтобы приготовиться к отъезду. С женой и дочерью он поговорит после охоты.

19 дисамбира, Лейн

— А я, глупая, мечтала отметить твой день рождения как-то иначе, — печально шепнула Илкер в самое ухо.

От этого мурашки побежали по телу. Надо же: голодный, усталый, а реагирует на любимую женщину все так же. Он приблизил губы к ее ушку и тоже выдохнул.

— Это как? — и не удержался, поцеловал мочку уха.

Она хихикнула и оттолкнула его.

— Где-нибудь в домике лесника. Где мы будем вдвоем. Никаких слуг. Только мы... А пришлось гоняться за тобой по всему Лейну.

— Да уж, праздник у нас получился на славу. Спасибо хоть ты благополучно добралась. Если бы с тобой...

Илкер перебила:

— Не занудствуй. Ты прекрасно знаешь, что я должна была поехать с тобой.

— Я все-таки надеюсь, что сумею отправить тебя обратно в Энгарн.

— Я надеюсь, что не сможешь, — она говорила мягко, чтобы Ялмари не обиделся на это заявление.

— Посмотрим, — он прижал ее к себе, прерывая спор.

После побега из тоннеля сутки они отсыпались, не заботясь о страже, — не было сил ни о чем беспокоиться. Еще сутки они искали, чем восстановить силы. Балор и Етварт отыскали в лесу съедобные грибы, ягоды, коренья. Зверья и птиц было на удивление мало, но иногда удавалось добыть в пищу немного мяса. Единственное, в чем не ощущалось недостатка, — в воде: они отыскали ручей.

Немного залечив раны, они попытались понять, куда их вывел тоннель. Лес оказался небольшим, вокруг простиралась степь и только на юге виднелись покрытые лесом холмы. Люне и Етварт единодушно постановили: они где-то в центре Бефкаремской пустоши — здесь не было даже самых маленьких поселений. Зато можно было не бояться наткнуться на врагов.

Хуже всех по-прежнему приходилось Балору. На амазонке раны затянулись — теперь ее лоб и предплечье украшали шрамы. Запястье Ялмари тоже зажило. Люне полностью оправилась от болезни. Шрам был как заговоренный, до сих пор не получил ни царапины. Он, поглаживая рваный рубец на правой щеке, смеялся, что меченых уже ничто не берет. Но у Балора раны заживали так долго, что Ялмари всерьез обеспокоился: как бы не началось заражение крови. Оборотень не жаловался, но выглядел он ужасно.

В первый же день, когда они собрались у костра, князь рассказал, с кем они столкнулись в подземелье.

— Что это было, Балор? — Люне заметно осмелела после подземелья, перестала звать их господами. — Я никогда не слышала о подобном. Расскажи, как ты остановил его.

Оборотень хмыкнул.

— Мало кто об это слышал. Если бы я раньше расспросил принца о том, что он нашел, мы бы не попали в такую опасность... История долгая... — начал он и тут же сам себя оборвал. — Если коротко — это еще одна легенда. О человеке, убившем дракона.

— Тот, кто убьет дракона и искупается в его крови, приобретает его неуязвимость? — удивилась Люне. — Я думала, это призрак.

— Нет, не совсем. Неуязвимость — это только часть того, что получает убийца дракона. Обычно об этой части и упоминают. Уж не знаю, почему. Но убивший дракона, кроме неуязвимости получает еще кое-что. Долгую жизнь...

— Тоже неплохо, — вставил лорд, поглаживая спину Люне.

Балор хмыкнул.

— И ко всему этому — проклятье дракона, — Люне подалась вперед, услышав такое. — Я уж точно не знаю, в чем это проклятье заключается... Но это что-то очень страшное, так что некоторые и долгой жизни, и неуязвимости не рады были... Некоторые говорят, будто бы человек в какую-то тварь постепенно превращается. Мерзкую на вид. Скользкую, с чешуей вместо кожи... Но это все слухи, толком никто ничего не знает. Где они — эти убийцы драконов? Ни одного почему-то не встречал. В общем, действует это проклятие, пока на земле существуют люди.

— Ничего себе! — присвистнул Етварт.

— Да, но есть легенда, будто один из таких проклятых, сообразил, как обойти проклятие. Он рассудил, что если люди будут далеко от него, то проклятие ослабит силу. И не ошибся.

— Он зарыл себя глубоко под землей... — потрясенно промолвил Ялмари.

— Уж не знаю, сам зарылся или помог кто. Но под землей он умер.

— А когда появились мы... — подхватила Люне

— Оказалось, что заклинание только ослабло. Хотя, конечно, он превратился в очень странное существо. Не человек, не призрак. Невидим, но слышим и ощутим. И имел только одну цель — успокоиться снова. А для этого надо было избавиться от нас.

— Но он не нападал сразу. Почему? — поинтересовалась амазонка.

— Подозреваю, что его смутило, что среди нас не все люди. Но когда я напал на него, он понял, что и нелюди для него уязвимы и решил покончить с нами.

— А то, что ты чертил на земле...

— Эти знаки должны были задержать его на короткое время. Они как бы говорили ему, что людей здесь нет, — Балор словно невзначай достал кинжал, сверкнувший на солнце как зеркало.

Об остальном Ялмари догадался сам. Чтобы знаки на полу тоннеля сработали, надо было скрепить их кровью нелюдя. И князь взял его кровь.

— Почему на Бефкаремской пустоши никто не живет? — спросила о другом Бисера.

— Чтобы люди жили, — начал Шрам, — прежде всего нужна вода. А тут реки пересохли. Только кое-где такие вот крошечные ручейки.

— Да и вообще плохое место. Тоже будто проклятое все, — добавила Люне. — Сначала черные круги отпугивали, а теперь еще и болезни, гиблые места... То зыбучие пески, то провалы, то трясина... Люди гибнут, поэтому бегут отсюда.

— Но нам надо найти людей, — Ялмари многозначительно посмотрел на Илкер. Девушка только беззаботно улыбнулась.

На пятый день они отправились дальше. Запаслись едой и водой — в степи могло не быть ни съедобных растений, ни ручейков, а Ялмари вел всех в сердце Бефкаремской пустоши.

— Ты уверен, что сейчас тебя ведет дар оборотня, а не твое упрямство, — поинтересовался Балор, потирая раненое плечо.

— Илкер не должна попасть в проклятый город, — отрезал принц.

— Это ты так решил? — к ним подошла Люне. Она постаралась смягчить вопрос. — Ты ведешь нас на верную гибель, — добавила она уже серьезней. — На западе даже не степь — бесплодная глинистая пустошь. Я еще ни разу не слышала, чтобы кто-то пересекал ее. Нам не хватит воды. А если мы пойдем точно на юг — доберемся до леса и воды через два-три дня.

— Илкер не пойдет со мной в проклятый город, — Ялмари не повышал голос. — Если мы поторопимся, путь на запад не будет намного длиннее. Самое большее на день. Идемте.

Он порадовался, что остальные не слышали дискуссию. Ему сейчас только не хватало выслушивать замечания Герарда.

Первые несколько часов они шли довольно быстро, но вскоре, как и предупреждала Люне, трава поредела, превратилась в редкие островки, а ступни почти полностью погрузились в красноватую пыль.

— Шереш, — пробормотал Сорот откуда-то сзади, — да тут как по снегу идти. Что это за дрянь?

— Она безопасна, — подбодрила его Люне. — Вернее, она опасна только в дождь. Представить не могу, что тут будет твориться, если пройдет ливень.

— На небе ни облачка, — хмуро сообщил принц.

— Погода быстро меняется, — возразил Шрам.

— А тут идти удобнее, — вступила Бисера.

Она шла поодаль, там, где росли редкие кустики травы. Земля у нее под ногами была тверже и светлее.

— Петлять не будем, — сообщил Ялмари, но теперь выбирал дорогу так, чтобы она шла по траве.

Но большая часть пути проходила по ржавой пыли. Идти по ней было тяжело. Люне была права: путь на запад займет больше времени. Он поймал взгляд Илкер. Девушка смотрела тревожно и виновато. Выдержит ли она такую дорогу?

20 дисамбира, Западный Энгарн

— А ну стой!

Вроде бы Шела и ожидал окрика, а все равно вздрогнул. Но так даже убедительней.

— Встань!

Он поднялся из травы. Голова втянута в плечи. Он очень боится. На вилланский кафтан из прочного сукна налипли травинки. Но он чистый, не рваный, а по вороту рубахи, торчавшей из-под него, вышивка есть. Они должны это заметить издалека.

— Руки в стороны, ладони разжать, — командовали из леса.

Он выполнил указания, все так же сутулясь и чуть ли не зажмурившись.

— Ты один?

— Один, господин хороший... — униженно сообщил Шела.

Только тогда они вышли из укрытия. Кашшафцы, чтоб у них понос начался. Четверо. Судя по манерам, рядовые. Ну, может, один десятник. Но так, мелкая сошка. Хотя с голодухи и червяк за карасика сойдет.

Такая война Шеле нравилась. Это тебе не месиво, когда боишься по своему рубануть — так плывет в глазах от пота, крови и усталости. Так гораздо интереснее. Как игра в охотника и лисицу. И эти разбойники еще не знают, кто здесь лисица.

Он терпеливо ждал, когда они подойдут ближе. Окружили, рассматривают.

— И что ты делаешь, мужик? — спрашивают вкрадчиво. Обычно после такого бьют. Шела быстро прикрыл живот.

— А чего я? — лепетал он. — Я ничего. Я тут... хворост собираю.

— И где ж твой хворост? — быстрым движением самый молодой хватает его за шкирку, поднимает вверх, так что рубаха трещит и душит. — Врешь, скотина. Зерно прятал?

— Что вы, господин хороший, какое зерно? — испуганно и хрипло из-за сдавленного горла, оправдывался он. — Да ведь все забрали. До зернышка забрали. Дом и тот спалили...

— Врешь, падла! — его со всего маха бьют в живот.

Шела быстро подгибает ноги, солдат, от неожиданности выпускает его, и "виллан" падает в траву. Она мокрая и холодная зараза. А над ним уже поют стрелы. Почти одновременно. И четыре тела падают рядом, он еле увернулся, чтобы не придавили. Четко. Даже шереша помянуть не успели. Выждав еще немного, поднимается с земли. Его товарищи тоже выходят из леса.

— Получилось ведь, — он будто еще не верит, что получилось. — А все-таки рискуешь ты, паря. Ну, раз сработало, ну, два. А дальше-то что? Однажды ведь сразу выстрелят — и хана.

— Не выстрелят, — Шела быстро обыскивал солдат. Деньги у них вряд ли будут, а вот оружие пригодится. — Главное, чтобы никто не ушел, да не сказал, о нашей выдумке. А им же зерно найти надо, так что стрелять сразу не будут.

— Сапоги эвон какие хорошие, — десятник стянул их. "Труп" шевельнулся и застонал. Быстрый удар кинжалом, и он затих. — Вишь ты, — поразился солдат. — Живучий какой.

Шела выпрямился, закинул за спину добытый лук и меч. И тут его снова накрыло.

Он летел над лесом. Очень низко, почти задевая ветви деревьев. А внизу торопясь и ругаясь, бежали кашшафцы. У них тут кони недалеко. Вот сейчас добегут и...

— ... ястреб опять летает. Словно шпионит. Эй, паря, ты чего?

Шела рванул к спрятанным неподалеку лошадям, выкрикнув на ходу:

— Их было больше. Если донесут...

Если донесут, их отряду несладко придется. Кто его знает, сколько здесь кашшафцев. Может, целая рота.

Его товарищи не очень хорошо поняли, что происходит, но за последние дни они привыкли доверять его чутью. Они тоже вскочили в седло, но отстали, следуя за Шелой. А он скакал, прижимаясь к хребту лошадки и шепча, как молитву:

— Давай, родная, аккуратненько давай...

А внутри видел иное: враги почти добрались до лошадей. Еще две трости... одна. Он смотрел на них сверху, с ветки дерева. У одного из кашшафцев какая-то заминка с подпругой. Он снова соскакивает на землю, поправляет. Остальные ждут. Они не знают, что их преследуют...

Тут же настораживаются, прислушиваются... Ну да, когда по лесу скачут кони — это издалека слышно. Волнение. Ударяют шпорами по бокам. Только с места в карьер не получится. А значит, есть еще чуть-чуть времени.

Лес расступается. Уходить поздно. Они разворачивают лошадей навстречу. Но энгарнцы налетают вихрем. Пленных они не берут — этим "волки" занимаются. Поэтому все заканчивается быстро. Один дает деру, но десятник не сплоховал: тот же кинжал блеснул в свете пасмурного дня, и человек свалился, запутавшись ногами в стременах. Спасибо это "барсы" были, панцирь "дракона" кинжал бы не пробил. Шела хватает вражескую лошадь под уздцы, переводит дух.

— Обыщем? — десятник ожидает команду Шелы, хотя он рядовой. Все с почтением относятся к его дару. Не в первый раз он вот так им помогает.

У Шелы раскалывается голова. Он поднимает взгляд к ветке, на которой сидит ястреб.

— Опять эта птица, — Зефан передергивает плечами. — Признайся уж, что это твой дружок.

Если бы он признался, им бы стало легче. Но он ничего, решительно ничего не помнит. Одно он может заявить с уверенностью:

— Он нам не враг.

И люди облегченно переводят дух. Люди? А он сам-то кто?

— Обыскивать некогда, — медленно сообщает он. — Берем лошадей и возвращаемся к отряду, — тут же понимает, что как-то уж он слишком раскомандовался, поэтому извиняющимся тоном добавляет: — Так, десятник?

— Так, — соглашается он.

Обратный путь они проделали быстро. И Шела размышлял: как такое получается? Видеть сразу и глазами человека, и глазами птицы. И что это вообще за помешательство такое? Или все-таки магия?

Группами по пять-десять человек они каждый день рассеивались по лесам. В основном разведывали, где находятся кашшафцы. Если находили отряд или роту, сообщали выше. Сами нападали только вот на такие небольшие группки. Шела еще придумал, как их выманивать. Прослышал, что они вилланов, что не ушли, по лесам разыскивают, и сам в виллана переоделся. Так и ловили их на живца. Пока успешно. И не потому, что везло, вовсе не потому. На него все чаще "накатывало", а с поддержкой "с неба" намного легче воевать. И интереснее. Знать бы только, что вообще творится...

Шела быстро переоделся. Хорошо, что у них не так холодно, как на Гучине. Снег не идет. Но все равно воевать прохладно и, что еще хуже, сыро. Одежда почти не высыхает. Вот и сейчас натянул все полусырое и поплелся к костру, только там тоже желающих немало погреться.

— Давай свой разожжем, — предложил десятник. Шела покорно поплелся за сырыми дровами. Как напророчил ведь. Хворост он в лесу собирал.

Уже сидя возле чадящего и с трудом разгорающегося костра, он уснул.

— Вам не жарко, так близко у огня? Может, вина? — подавая бокал, Катрис наклоняется так близко, что он чувствует тонкий аромат яблочной воды, которой она умывалась. Какой запах! Так и хочется откусить кусочек.

Он прочищает горло и берет из ее руки бокал.

— Благодарю.

Она близко. Он рассматривает нижнюю шелковую рубашку, отделанную золотой нитью, и заглядывает в более открытое, чем обычно, декольте. Там тоже яблочки. Что она вообще сегодня делает? Он за ней с первой встречи ухаживал и всегда натыкался на холодный отпор. После очередной попытки ему было сказано: "Мне не нравятся такие мужчины, как ты" и "Давай останемся друзьями".

Шела отодвигается. Не очень хорошо получается, сидя в кресле. А если он встанет, то придется оттолкнуть девушку.

— Что там наши отцы? — он делает большой глоток вина, быстро проглатывает. Сосредоточенно рассматривает дальний угол комнаты.

— Беседуют, — она пожимает плечами. Платье, будто плохо стянутое шнуровкой сползает с плеча.

Он не отрываясь, следит за этим. Да что такое? С трудом переводит взгляд на ее лицо. И повторяет вопрос вслух.

Катрис зарделась, смущенно спрятала взгляд.

— Я... хотела развлечь вас. Мне показалось, вы скучаете...

Он все-таки сбегает к окну, чуть касаясь девушки, когда проходит мимо. Там, справившись с чувствами, снова настойчиво спрашивает:

— Катрис, что случилось?

Теперь она побледнела, поджала губы. Потом быстро пролепетала:

— Простите, — и рванулась вон, но он преградил ей дорогу.

— Мы ведь друзья, Катрис. И давно перешли на "ты". Расскажи... — он запнулся на полуслове, потому что догадался. — Твой отец не может оплатить вексель? И продает тебя? — тон его стал жестким.

— Как ты смеешь! — теперь она пылала гневом, и он узнавал ту девушку, с которой общался уже почти два года: красивую, но строгую.

Конечно, ей нужен более серьезный мужчина. И более аристократичный. Ее отец — маркиз, хотя и без поместья. А теперь, выясняется, что и без денег.

— Извини, — тут же покаялся он. — Расскажи, что случилось. Не нужно использовать... уловки!

— А что я должна сказать? — она начала громко, но затем осеклась и перешла на горячий шепот. — Что я должна сказать? Что если твой отец не будет снисходителен, то мою сестру выдадут замуж за семидесятилетнего старика?

— Ей всего четырнадцать! — ужаснулся Шела.

— А меня этот "жених" считает старой, — она едва сдерживалась, чтобы не расплакаться. — И ты меня осуждаешь?

— Тебя — нет, — твердо ответил он. — Но ты уверена, что если выйдешь за меня замуж, твоя сестра будет в безопасности? Даже если мы простим этот долг, кто даст гарантию, что эта история не повторится? Что твой отец снова не подпишет какой-нибудь вексель и не расплатится дочерью?

Она словно не слышала.

— Замуж? — тихо переспросила она.

— Катрис, давай сделаем так. Я спрошу у отца. И ты подумай, что тут можно сделать. Я напишу тебе или приду сам.

Он говорил, а сам точно смотрел в окно кабинета, где Авиел беседовал с маркизом ми Невай. Собеседники заметили его.

— Надо же... сокол в городе, — удивился маркиз.

— Ястреб, — поправил отец. — Знаете что, я приду через два дня. Обдумаю все, и дам вам знать...

Отец понял его сигнал. Это хорошо.

— Так и сделаем. Не волнуйся, все будет хорошо, — заверил он Катрис.

Девушка взирала на него, как на энгарнского святого, который одним движением руки угасил лесной пожар. Но Шела не был святым, поэтому наклонился и поцеловал ее. Жадно и требовательно. Кто его знает, что будет дальше. Ее щедрым предложением он не воспользовался, так урвать хоть поцелуй. Он отпустил Катрис и поспешил выйти, не обращая внимания на тоску, которой вновь наполнились ее глаза.

"Дурак! — ругал он себя, выходя из дома с отцом. — Не надо было торопиться, не надо. Не торопился бы, может, и полюбила бы меня, как спасителя. А теперь решит, что я все-таки воспользоваться ее беспомощным положением... Урвать он захотел, придурок..."

— Эй, паря, — его потрепали по плечу, и он сбросил дрему. — Устал, что ль? Так прилег бы, пока время есть.

В сырой палатке, продуваемой ветрами? Нет уж, спасибо.

— Я здесь посижу, — возразил он десятнику.

— Чаю дать?

— Ага, — он принял кружку с ароматным напитком. Сейчас бы вина, но у них тоже с продуктами не густо. Одна радость — у кашшафцев хуже. Это очень настроение поднимало.

— Страшно становится, когда ты вот так с открытыми глазами сидишь, а как будто спишь, — десятник подсел ближе и забормотал в ухо, чтобы другие не слышали. — Ты не болен?

— Нет, — заверил Шела.

— Тогда бы хоть к священнику, что ль, сходил...

— Надо бы, — кивнул он.

— Ребята, живем! — к ним подсел Зефан. — Глядите, чего получил, — он швырнул десятнику бутыль, Шеле мешочек, в котором на ощупь были сухари, а сам держал краюху хлеба. — Еще сыру круг дали, — заявил он.

— Это кто ж дал? — десятник уже распечатал бутыль и, прежде чем глотнуть из нее, поднес к носу. — Еха! Граппа. Эт мы будем беречь. Для сугреву. Щас по глоточку и все. А с чего это так расщедрились?

— Так там волнения какие-то были на востоке. Потому подкреплений не было. А теперь вроде как замирились, всех простили, так вот и празднуют. И с войсками Лейна вроде как покончили. Так что скоро полегче нам станет.

— Куды там полегче, — скривился десятник. — Так и будем всю зиму скакать по лесам. Легче было бы, если бы раздолбали их да обратно погнали. А мы вона жжем да рушим. Эт сколько строить-то!

— Так вот, может, подкрепление подойдет, да и раздолбаем. "Волки" ведь придут.

— Жди!

Десятник хоть и спорил, а в душе явно надеялся на это же: чтобы скорее война закончилась, и все вошло в обычное русло. А вот Шела совсем этого не хотел. Опять все было так, как в Иазере: понятно, где враг, где друг. Понятно, чем себя занять. А закончится война и куда он денется? Вот только бы с видениями этими разобраться. Что если он и вправду с ума сходит?

А Катрис в этом воспоминании совсем другая была. Вернее, сначала такая же — жаркая, соблазнительная, а потом скромная. И такая — сдержанная, но готовая на любую жертву ради сестры, — она настоящая. Если бы она себя так вела, когда служила в доме Декокта, он бы тоже в нее влюбился. Но эта развратная женщина, приходившая к нему ночью и ловившая его днем... Он потер виски — голова снова начала болеть. Уснуть бы без сновидений, чтобы отдохнуть по-настоящему.

21 дисамбира, Бефкаремская пустошь

Вчерашний день отнял много сил. Когда они делали краткие привалы для отдыха на островках травы, Ялмари охватывало отчаяние: казалось, они почти не удалились от черного круга, возле которого вышли на поверхность. Они шли даже в сумерках, пока не стемнело. Только тогда остановились на ночевку. Вокруг стояла непривычная тишина — лес, с шумом деревьев и пением птиц, был далеко. За весь день принц не заметил даже птиц в небе. Ветер налетал порывами, но он тоже "молчал".

Костер им развести было нечем, они улеглись довольно близко друг к другу на голой земле, чтобы уместиться на пяточке без рыжей глины. Стражу можно было не выставлять. На целый шавр вокруг не было ни души.

Ялмари спал очень плохо. Он придерживал рукой Илкер, словно боялся, что она исчезнет куда-нибудь. Исчезнет навсегда. Беспокойство, посеянное Люне и Балором, не проходило. Он не хотел вести жену в Хор-Агидгад, но что если из-за него она погибнет здесь? Вновь охватило это неприятное чувство, будто он потерял контроль над событиями, словно кто-то иной ведет его. Вот бы сейчас тоже приснился какой-нибудь сон, который помог выпутаться из всего этого...

Но вместо сна приходила тревожная дрема. Что-то давило на виски, грудь. Мешало дышать, рассуждать здраво. Когда время близилось к рассвету, принц проснулся. С удивлением заметил, что на небе появились тучи, закрывающие звезды. Полуполковник оказался прав — погода менялась быстро. Но это объясняло давящее ощущение — перед грозой всегда так бывает.

Убедившись, что все спят, Ялмари отошел подальше от стоянки и, обратившись в волка, помчался на запад. Раз уж не спится, надо проверить, сколько им еще идти. Поискать лучшую дорогу.

На этот раз бег не приносил удовольствия. Рыжая пыль взметалась из-под лап, забивая нос. Ветер стих. Он не мог бежать так быстро, как обычно, — все требовало дополнительных усилий. Но увиденное им не радовало — трава попадалась реже и реже. Это значило, что дальнейший путь с каждым днем будет тяжелее. Может, вернуться, пока не поздно?

Он отсутствовал около часа, но небо нисколько не посветлело — там сильнее сгустились тучи. Ялмари повернул обратно. Следовало вернуться до рассвета, если он не хочет, чтобы Герард увидел, как он обращается в волка. И почти сразу по носу ударили капли дождя. Небо было черным, но не таким, какое бывает ночью. Их ждала не легкая зимняя морось...

В следующее мгновение с неба хлынула водная лавина. Это нельзя было назвать ливнем, только лавиной. Такой, что заливает глаза и ноздри, не давая ни смотреть, ни вдохнуть. Ялмари помчался вслепую, открыв пасть, но уже через трость лапы погрузились в жидкую грязь.

Вот о чем говорила Люне! Даже пока красная почва была сухой, по ней нелегко было идти, но сейчас она быстро превращалась в густую красную сметану. Лапы утопали все глубже, и единственное спасение было в том, чтобы мчаться быстрее, не останавливаться. Но это спасение есть у него и у Балора. Люди увязнут в этой ржавой жиже. При таком ливне пустошь очень скоро превратится в грязевую топь. Ялмари заметался в поисках тропки, которая могла бы выдержать вес людей. Должна же быть хоть какая-то дорога...

Чутье бросило его к очередному кустику травы, когда дождь чуть поредел. Он не ошибся: тут земля была тверже, но это ненадолго. Еще с полчаса дождя — и эту тропку тоже размоет, очень уж тоненько она вилась среди пустоши. Но они должны попытаться.

Он уже различал небольшой островок и столпившихся на нем людей. Его с такого расстояния мог заметить разве что Балор, но Ялмари перекинулся и дальше побежал как человек. Он чувствовал страх людей, который сменялся надеждой при виде его. Но это настолько призрачная надежда... И только у Илкер он заметил удивление. Что-то вроде: "Так значит, это будет так?" — будто хотела сказать она.

"Нет, не так, любимая. Ты не погибнешь", — он дернул девушку на себя, подхватил на руки и заторопился по становящейся зыбкой тропе. Люди спешили за ним — он слышал тяжелое дыхание. Даже с такой ношей он шел довольно быстро.

Но они не успевали. Ноги погружались в грязь. Илкер прижалась к нему и съежилась: она старалась стать маленькой и легкой, не мешать ему. Страха в ней по-прежнему не было. "Ты и так легкая", — он крепче прижал ее к себе.

Теперь он шел с трудом. С каждым шагом грязь затягивала его. Вот тогда Илкер испугалась. Она не вскрикнула, только крепче вцепилась в его куртку. А за спиной раздавались ругательства и проклятия.

Ялмари уже не мог сдвинуться с места: коричневая жижа надежно обхватила колени, прочнее, чем серебряные кандалы.

И тут он вспомнил. Давний бред, когда он лежал раненый акурдом. Ему приснилось это. И он умер в этом сне. Тогда пришло такое же удивление, как у Илкер: "Неужели все будет так?"

Он оторвал девушку от себя и поднял повыше. Дождь стал реже. Он вот-вот прекратится. Может быть, она выживет... Илкер закричала, распласталась по грязи, схватила за куртку, чтобы удержать. Ее попытки были бы смешны, если бы они не были так близко к смерти.

За спиной раздался другой вопль:

— Дерево! Кто-нибудь, дайте мне кусок деревяшки! — это Люне. Сошла с ума? Он не мог обернуться, чтобы взглянуть на нее. — Да шереш вас раздери, — заорала девушка, — неужели ничего нет? Если мы утонем, вам это не пригодится.

— Держи топор, — прохрипел Етварт.

Как она умудрилась получить требуемое и не утопить инструмент в грязи, Ялмари не видел — грязь дошла до бедер. Илкер оглянулась, а он явственно слышал, как Люне шепчет какую-то тарабарщину. А потом тонкая полоска грязи густеет, кое-где покрывается корочкой.

— Быстрее! — крикнула Люне. — Это ненадолго.

Илкер отползла, уступая место Етварту и Балору. Они несли только вещи, поэтому не увязли так глубоко. Общими усилиями вытащили Ялмари из грязи, и снова побежали по дорожке.

Как только грязь земля под ногами становилась мягкой настолько, что затягивала ступни, Люне вновь наклонялась к ней и что-то бормотала. С каждым разом она слабела, а когда произнесла последнее заклинание, свалилась без чувств. Теперь пришлось нести ее. Благо дождь закончился, а впереди показалась обычная степь, покрытая сухой травой.

Когда они добрались до нее, упали вповалку. Мокрые, заляпанные грязью с ног до головы, они с хрипом втягивали воздух, а полуполковник зарычал. Это было так неожиданно, что стало страшно.

— Етварт! — одернул его Ялмари, не выдержав.

Шрам тут же умолк и еле слышно просипел:

— Я не верил, что мы выберемся. Ей богу, не верил.

22 дисамбира, Хаббон, Гучин

Челеш любил Гучин. Вампиру легче там, где погода прохладней, — кровь и так будто кипит в венах. На Галдае они задыхались. На Гереле, особенно на севере было чуть легче — тут он носил самый тонкий плащ и то, чтобы не привлекать внимания. Была бы его воля, ограничился бы камзолом.

Добравшись до Хаббона, он не стал расспрашивать о нужном ему трактире, и сам легко его найдет. Он был немногословен, как отец. При воспоминании о крепком, уверенном в себе мужчине с короткой темной бородой и густыми, едва начавшими седеть волосами, в душе не появилось боли или грусти. Может, потому что отец, сам того не зная, подготовил его к любым поворотам в жизни?

Когда ему исполнилось двенадцать, у соседей произошла трагедия: единственный сын упал со стропил при строительстве новой церкви и повредил спину. Какое-то время родители еще мечтали, что он поднимется, но вскоре стало ясно, что позвоночник поврежден сильно. Пролежав в кровати месяц, мальчишка перерезал себе горло столовым ножом, пока мать вышла из комнаты за вином. Его хоронили на проклятом кладбище, и почти никто не пришел проводить самоубийцу. Но отец пришел и привел Челеша. Они стояли поодаль, за спиной несчастной женщины, рыдающей на могиле сына. И ему негромко объясняли:

— Знаешь, от чего он умер? Не от того, что перерезал горло. И не от того, что повредил спину. И не от отчаяния. Он умер от жалости к себе. От того, что не умел смотреть вперед, а только оглядывался назад. Многие скажут, что лучше такая смерть, чем жизнь в постели. А я скажу, что есть люди, которые не ходят с рождения. И они не были никому в тягость. Даже сидя на одном месте можно многое сделать руками, а руки у него были здоровы. Можно многому научиться и быть счастливым, если научиться смотреть вперед, а не назад...

Эти слова и вспомнились, когда Челеша обратили в вампира. Отец был главой кузнечного цеха. Он готовил сына к тому, чтобы тот принял на себя часть обязанностей. А пока решил его женить. Выбрал для него хорошую девушку: красивую, добрую и с богатым приданным. По случаю помолвки отец позволил Челешу погулять в трактире. Впервые в жизни он напился до бесчувствия. Проснулся в вонючей подворотне, почувствовал такую слабость, что не мог встать на ноги, а на шее болели раны. Сутки он провалялся там, а когда пришел в себя, понял, что домой не вернется, потому что он не человек. Отказался от крови, несколько дней боролся с собой изо всех сил, а в результате убил ребенка, потеряв разум от голода. Еще около трех лет скитался в лесах, пытаясь совладать с новой природой, но вместо этого убивая снова и снова...

Челеш не оглядывался назад. Он смотрел вперед и опять боролся с собой. Еще до того как он влился в семью Шонгкора он выработал тот же кодекс: раз он не может не убивать вообще, надо убивать мерзавцев. Так он и делал. Ходил из города в город, из деревни в деревню, прислушивался к разговорам, присматривался к людям. Выносил приговор. Вот только в родной город он никогда не приходил. Челеш был уверен: то, что с ним произошло, не случайно. Кто-то хотел, чтобы у отца не осталось наследника. Но вот кто нанял вампира: двоюродный брат отца, желавший стать наследником, или тайный поклонник его невесты, — этого он так и не узнал.

Ему было страшно оглянуться. Страшно увидеть, как его семья живет без него. Страшно увидеть, что у них все плохо, и страшно увидеть, что они счастливы. Надо смотреть вперед, представив: все, что было до обращения, — это всего лишь приятный сон...

Челеш довольно быстро нашел "Жирного гусака". Нужно быть внимательным к людям, к их повадкам. Вот этот квартал вполне добропорядочный, а здесь такими только притворяются. И пьяная молодежь устроившая потасовку на улице, на самом деле устроила ловушку. Вон как глаза сверкают, следят за каждым его шагом.

Он ловко перехватил ладонь, срезающую у него кошель. Пусть он и был почти пуст — для вида висел, но и его он не отдаст. Парень завыл — Челеш слишком сильно сжал кисть, возможно, сломал. Драка мгновенно прекратилась и его окружили. Забавно было следить за их наглыми рожами и при этом обостренным чутьем "видеть" каждое движение за спиной.

— Ой, рука-рука-рука... — причитал семнадцатилетний воришка.

Челеш казался им ровесником, а значит, совершенно безопасным. Резкий удар локтем назад, еще кто-то завыл, а потом упал и затих. После этого он выхватил меч, и быстро ударил по запястью с тянувшимся к нему кинжалом. Пронзительный крик вновь пронесся над улицей, а вот первый вор затих, изумленно глядя на прохожего. Челеш обвел мечом вокруг себя, заставляя остальных расступиться. Тот, кого он ударил локтем, так и лежал, скрючившись на земле. Неужели убил, не рассчитав силу удара? Хотя здесь он бы многих убил, жаль нельзя задержаться на неделю. И жаль, что этот труп пропадет бесполезно. Он втянул запах крови. Это напугало малолеток, они отступили дальше. Поразительно, что никто до сих пор не произнес ни слова. Обычно начинались вопросы, хотя бы: "Кто ты?"

— Запомните, ребятки, — он дождался, когда раненый перейдет с крика на скулеж. — Не каждый, кто выглядит простаком, на самом деле простак. "Жирный гусак" далеко?

— Нет, — мотнул головой один из парней, и взгляд у него был волчий.

Сейчас не кинется, умен, но постарается выследить и, собрав дружков покрепче, отомстить. Значит, встретимся еще.

— Благодарю за помощь, — Челеш еще раз повел мечом вокруг себя, расчищая дорогу.

Он легко уклонился от пущенного ему вслед кинжала, только полы плаща взметнулись в воздухе и невозмутимо продолжил путь. Он мог бы убить их всех. Но сейчас много свидетелей. Не убивать же половину города из-за этого маленького инцидента. Что если им придется поселиться в Хаббоне?

В трактире царил полумрак. В ноздри ударил запах немытых тел и перегара. Оборотень бы тут умер, едва вдохнув. Вампир же через эти запахи прежде всего чувствовал кровь. На этот раз с примесью дешевого пива и граппы. Не торопясь отойти от двери, Челеш окинул взглядом присутствовавших. Шонгкор сказал, что Вааса всегда тут. Прямо у стойки, за которой стоял хозяин заведения, сидел, скорчившись, пьяненький старичок и что-то втолковывал толстяку. Челеш хмыкнул и направился прямо к нему, но дорогу преградила грудастая женщина, бросившись ему на шею.

— Кааакой красивый мальчик... — пропела она.

Он привык к тому, что привлекает в основном зрелых женщин. Девушки считали его недостаточно опытным. Если бы Шонгкор позволил ему задержаться, он, пожалуй, провел бы с ней одну ночь, а пока вновь перехватил ладонь, тянущуюся к кошельку. На этот раз осторожно, чтобы не повредить.

— Сударыня, — гримаса, которая появилась у него на лице, способна заменить улыбку для такого общества, — если вам нужны деньги, скажите. Я делюсь ими только по собственной воле.

— Надо же какой? — за спиной встал громила. — Изъясняется-то как! Ты случаем не заблудился птенчик?

"Опять драться? Не очень удачное начало". Челеш заметил, что и старик за стойкой, и хозяин смотрят на него.

— Хозяин, — крикнул он. — Я могу убить пару человек и еще пару покалечить, после чего уйду. Или мне все-таки позволят отобедать, и мой кошелек будет принадлежать вам.

Великан с волосатыми руками и не очень чистым передником внимательно его изучил, а потом махнул, и Челеша пропустили.

Он сел рядом со стариком и заказал, кинув кошель на стойку:

— Любого мяса и кувшин граппы, — после чего отвернулся. — Вааса, — позвал он старика, но тот не шевельнулся, цедя пиво из большой кружки. — Вааса! — Челеш повысил голос.

Старик смешно подпрыгнул, разлив пиво.

— А? Что? — озирался он. — Это вы мне, господин? Да вы обознались, красивый мой.

— Вряд ли, — Челеш собрался подсесть ближе к старику, чтобы сообщить, от кого он прибыл, но тут перед ним с грохотом упал поднос, на котором лежал зажаренный поросенок. Следом на стол опустился кувшин.

— Мясо и граппа, — провозгласил хозяин таким тоном, будто предлагал Челешу на выбор: меч или костер.

— Благодарю, — в тон ему ответил он, а обернувшись, увидел, что старика за стойкой уже нет. Куда он мог деться так быстро?

Челеш вскочил, оглядываясь. Будь он человеком, запросто мог бы упустить его, но вампир заметил движение под столами и помчался за стариком. Хотел помчаться. Тяжелая ладонь хозяина опустилась на плечо.

— Куда так быстро? Неужели, птенчик, не отведаешь моего угощения?

Теперь разговаривать было точно некогда. Челеш отшвырнул хозяина так, что он упал на собственную посуду и бутылки. Не обращая внимания на грохот, молнией метнулся к выходу. Однако старик выскользнул на улицу. У двери на него снова напали: Челеш наотмашь ударил по лицу, явно свернул мужику челюсть и выскочил наружу.

Там быстро сориентировался и побежал за Ваасой. Жаль, нельзя обратиться, он бы догнал его в два счета. Надо было прийти в трактир ближе к ночи...

Старик был проворен, но Челеш догнал его. Схватил за шиворот и рывком швырнул на стену. Ему-то точно ничего не сделается.

— Я не виноват, не виноват, — залепетал Вааса, втягивая голову в плечи. — Меня заставили...

— Я от Шонгкора, — прошипел Челеш, и старик замер. — Нам нужен маг.

— От Шонгкора? — пролепетал он робко и тут же расплылся. — От господина Шонгкора! Ну как же! Что ж вы сразу не сказали? Да я для господина Шонгкора... Отпустите меня, в конце концов...

Челеш отпустил, но следил за каждым движением старика. Вряд ли его обратили в старости, скорее он прикидывался. Вааса отряхнулся и поправил одежду. Потом смело взглянул на молодого вампира.

— Повторите, что вам нужно?

— Маг.

— Вы с ума сошли? Может, вам еще и луну в голубой цвет перекрасить? Или Галдай утопить? Может, вам еще и Шакалью гору людьми заселить?

— Мы хорошо заплатим, — процедил Челеш.

— Заплатят они. Да сколько вы заплатите, чтобы маг согласился иметь дело с вампирами? — последнее слово он произнес полушепотом.

— Я не знаю, сколько надо будет заплатить магу. Я знаю, сколько заплачу вам, если вы поможете, — он снова взял старика за шкирку и, приблизив губы к его уху, произнес цену. Вааса возмущенно дернулся, но Челеш добавил. — Это сразу. И еще столько же, когда маг отправится со мной.

— Хм, — заинтересованно пробурчал старик. — Добавьте еще столько же и я согласен вам услужить.

— Об этом мы поговорим не раньше, чем я увижу мага, — отрезал Челеш.

— Ох, какой хваткий. Весь в... Шонгкора, — Вааса будто хотел назвать другое имя, но вовремя спохватился. — Ладно, я подумаю...

— Думать некогда. Завтра я должен отправиться обратно.

— Ох, прыткий. Да я что, по-вашему, магов в подвале держу, на случай, если они господину графу понадобятся?

— Я готов доплатить за скорость. Или причинить боль за промедление, — предложил Челеш.

Старик стушевался. Затем ворчливо уточнил:

— Маг хоть какой нужен? Надеюсь, такой, чтобы огонь Зары тушил?

— Именно.

— Мага не могу. Могу ведьмака найти. Пойдет?

— Если он умеет гасить огонь Зары.

— Вам еще и показать его способности?

— Именно.

— Ладно, — кряхтя, он начал снимать рубаху. — Сейчас сгоняю быстренько. Надеюсь, он на месте.

В последний миг, перед тем как Вааса обратился в вампира и взлетел, Челеш поймал его за ногу.

— Надеюсь, ты не хочешь от меня удрать?

— Дурак, я у тебя даже задатка еще не взял! — возмутился старик, который теперь стариком не казался. — За рубахой присмотри, — отдал он последнее распоряжение и исчез в ночном небе.

Челеш подобрал его рубаху и отправился искать себе пристанище на ночь. Вааса найдет его в любом месте города, если захочет получить обратно рубаху и задаток. А если утром не появится, значит, ему вновь придется искать прохвоста.

Он легко отыскал гостиницу — недорогую, не очень плохую — и, приказав, чтобы его не беспокоили, упал на постель. Можно поспать часа два-три, а потом на охоту.

Уже в полудреме ему вспомнились первые слова старика: "Я не виноват, меня заставили..." Надо бы узнать, за кого Вааса его сначала принял.

22 дисамбира, Лейн

Когда Ялмари и его спутники выбрались из Бефкаремской пустоши, на юге манил к себе лес, а справа, сразу за небольшим островком почерневшей зимней степи, до самого горизонта простиралась красная земля. О том, чтобы идти на запад теперь не могло быть и речи.

— По степи теперь нескоро можно будет идти, — Етварт заметил взгляд принца. — Еще с неделю тут будет грязевое болото.

Люне была еще очень слаба. Она лежала на земле, раскинув руки, и только переводила взгляд с Ялмари на Балора. Принц подошел к ней ближе и сел рядом.

— Ты ничего не хочешь нам рассказать? — спросил он, все так же глядя в пустошь.

— Пусть придет в себя, — остановил его Балор. — Она, конечно, ведьма, теперь в этом нет никаких сомнений, но если бы не она, мы бы погибли.

Ялмари кивнул, соглашаясь, что теперь уже можно не спешить.

— Как тебе помочь? — спросил он Люне.

— Мне... надо... в лес, — она едва выговорила эти слова, а затем веки прикрылись и дыхание пропало. Кажется, она вновь потеряла сознание.

Ялмари взял ее на руки. Кроме него ее смог бы нести только Балор. Если бы не был ранен.

Путь до леса занял почти целый день. Хотя дождь прекратился, солнце так и не вышло, но грязь на одежде засохла на ветру и теперь растирала кожу. Да и не было у них сил идти так быстро, как обычно.

На закате они наконец ступили под сень деревьев, и Люне сразу пришла в себя. Лес принес прохладу и облегчение. Ялмари положил ее на землю. Девушка тут же подползла к ближайшему дереву и обняла его, блаженно улыбаясь. Принц, пошатываясь, отправился на поиски воды.

Нашел целую речку. Весной она была еще глубже раза в четыре, теперь же показался оголенный берег с торчащими корнями деревьев. Лес на разных берегах сильно отличался. За полоской воды кедры уносились ветвями в такую высь, что у Ялмари едва шляпа с головы не свалилась, когда он проследил за ними. У корней деревья словно обернули бархатной изумрудной тканью — там рос тоненький слой мха. На той стороне, где находился их небольшой отряд, поодаль друг от друга росли дубы. По сравнению с противоположным берегом они казались невысокими, а ветви создавали настоящий шатер, почти полностью скрывая солнце.

Вернувшись с водой, принц заметил, что Люне стало намного лучше. Она не только поднялась, щеки уже зарумянились, будто она отдыхала целую неделю, девушка тут же занялась делом: залечила шрам Бисеры на лице, так что не осталось и следа. На глазах принца подошла к Балору, чтобы исцелить его раны, но он резко от нее отшатнулся:

— Не трогай меня!

— О! — Люне приподняла бровь. — То, что я спасла вам жизнь, чуть не умерла из-за этого сама, это уже не в счет? Ладно, страдай дальше, — повела она плечом и направилась к Герарду.

Он тоже сделал порыв, чтобы оттолкнуть ее, но не смог. Она ласково прижалась к нему, и лорд будто оттаял. На принца он посмотрел с вызовом. Ялмари отвернулся, подал сосуд Илкер.

После того как все напились, люди один за другим потянулись к реке, чтобы смыть грязь. Ялмари хотел отнести к воде Илкер, но она воспротивилась:

— Нет-нет, я сама. Я уже отдохнула.

Он отвел ее дальше, туда, где речушка делала изгиб, закрывая их от ненужных зрителей. На берегу, не взирая на ее сопротивление, сам постирал ее одежду. Погода стояла тихая, безветренная, совсем не зимняя. В Энгарне сейчас бы они не обошлись без теплой одежды, а здесь только трава пожухла.

Он закутал только что искупавшуюся девушку в плащ. Штаны и рубаху Илкер развесил на корнях, потом принялся за себя. Они долго молчали, прежде чем девушка выговорила:

— Я так испугалась... Я думала, ты погибнешь.

— Я тоже думал... что погибну, — он избегал встречаться с ней взглядом. — Это так странно, — тихо пояснил он. — Я должен был погибнуть, мне это снилось. Но все обошлось... И мне кажется, я будто во сне, — он сел рядом и прижал Илкер к себе.

Она положила голову ему на грудь.

— Опять сны... — еле слышно выдохнула девушка. Казалось, торжественную тишину леса нельзя нарушать. — Тебе всегда снится что-то дурное? — безнадежно поинтересовалась она.

— Последнее время — да. Хотя вру. Последнее время мне ничего не снится. Это когда мы искали эйманов, кошмары покоя не давали. А сейчас это не сны, а обмороки какие-то. И они не хорошие и не дурные. Необычные.

— Хорошо, что вы спасли Люне, — робко начала Илкер.

— Да, — легко согласился принц. — Хорошо. Самая глупая смерть — утонуть в грязи. Да еще когда ничего не успел сделать.

— Но ты как будто не рад, — осторожно выясняла она. — Это из-за Сорота?

— Нет, — заверил он. — С лордом давно все ясно. Что тут поделаешь? Это... предчувствие.

— Боишься за меня?

— Да. Ты не должна идти со мной в храм Судьбы.

— Ялмари, ты пойми... — она говорила очень вкрадчиво. Словно не говорила, а шла по тонкому льду. — Если со мной что-нибудь...

— Даже не начинай!

Он не грубил, но девушка умолкла. Затем рассмеялась негромко, чтобы развеять тягостное ощущение.

— Я знала, что ты не захочешь меня слушать, поэтому написала тебе письмо. Оно ждет тебя в Жанхоте, в нашем замке.

Рассеять тревогу не удалось. Ялмари крепче сжал ее в объятиях и сообщил на ухо:

— Вернемся, вместе прочтем.

— Да, — согласилась она. — Вместе.

Они вернулись в лагерь уже в темноте. Шрам развел костер. Он так устал, что не повернулся к пришедшим. Бисера лежала на спине, глядя в небо невидящим взглядом. Балор спал, постанывая, — рана его беспокоила. Герард во всю тискал Люне, девушка хихикала и увещевала лорда, но не очень настойчиво.

— Я так понял, стражу можно не ставить? — принц задал этот вопрос в пустоту, но Люне тут же откликнулась.

— Можно не ставить, — с готовностью откликнулась она. — Тебе надо со мной поговорить?

— Было бы неплохо.

Она легко выскользнула из объятий Сорота и подошла к принцу:

— Нам ведь нужно поговорить наедине?

Ялмари направился обратно в лес. Когда, по его мнению, они отошли далеко, он остановился.

— Что ты хочешь знать, принц? — девушка смело смотрела в светящиеся желтым глаза оборотня.

— Все. Ты очень хотела присоединиться к нам, так?

Люне прищурилась:

— Да.

— И твоя казнь была подстроена, чтобы мы тебя взяли с собой?

— Нет! — со смешком воскликнула она. — За кого ты меня принимаешь? "Одетая" в железные цепи, я даже боль себе не могла уменьшить. Это был кошмар. Все было так, как я тебе рассказала. Искала вас. Столкнулась с графом Хавилой. Провела с ним ночь, а ему этого было мало... Я сказала правду.

— Это ты наслала на нас дождь? Ты ведь не хотела, чтобы мы шли на запад...

— Я? Нет! — так же решительно отказалась он. — Для моей магии нужно дерево. Если бы случайно у нас не оказалось топора, все бы погибли. Зачем бы я так рисковала? Я тоже хочу жить. К тому же рано или поздно ты все равно пойдешь в Хор-Агидгад. Я никуда не спешу.

— Ты служишь Загфурану?

— Это кто? — вопрос прозвучал искренно. — Я такого не знаю. Один вампир просил проследить за вами, но, если честно, я согласилась с его предложением только потому, что мне самой интересно это путешествие.

— Вампир? — удивился принц. — Шонгкор?

— Я не знаю его имени. Невысокий, лет тридцати с хвостиком. Русые волосы, голубые глаза.

— Я такого не знаю, — заявил Ялмари. — Так почему тебе интересно наше путешествие?

— Потому что одна я бы в храм Судьбы не добралась, а вместе...

— Тоже хочешь изменить судьбу? — усмехнулся Ялмари.

— Нет, что ты! — беззаботно рассмеялась девушка. — Я знаю об этом храме много: ничего хорошего там выменять нельзя.

— Тогда что?

— Ты же знаешь, что туда приносили дары. Без дара человек не мог изменить судьбу. Некоторые из этих даров были очень редкими. И имели отношение к магии. Я узнала, что в храме находится один интересующий меня перстень. Если бы я достала его, мне бы уже никакие цепи были не страшны.

— Ты веришь, что сможешь войти в храм и взять то, что тебе нужно?

— Почему нет? Столько веков прошло, даже черные круги стали безопасны. Там тоже многое могло измениться.

— Боюсь представить, насколько там все могло измениться, — скривился принц.

— Но если я не смогу войти в храм, кто-то другой обязательно войдет, — уверенно заявила Люне. — Может быть, ты.

— И ты можешь назвать причину, по которой я должен принести то, что тебе нужно?

— Кто знает... — лукаво прищурилась девушка. — Смотри, какой у нас путь — каждый день что-то меняется. Что если причина появится?

— Ясно, — вздохнул Ялмари. — Поможешь отправить Илкер в безопасное место?

— Нет, — увидев, как он нахмурился, она торопливо пояснила: — Не потому что не хочу. Но, сколько я знаю, твой перстень показал, что она должна быть с тобой. И как только ты пытаешься от нее избавиться, что-то происходит, и мы сворачиваем на юг. Боюсь, с этим я справиться не смогу. Конечно, мы можем еще попробовать...

— Прошу, попробуй. Завтра мы снова пойдем на запад. Может быть, путь по лесу будет проще, — заметив ее скептический взгляд, прервал сам себя. — Вот еще что...

— Тебе не нравятся мои отношения с лордом? — смело прервала его Люне.

— Мне плевать, что делает Сорот. Мне сестру жаль. И тебя хочу предупредить...

— Что он не женится на мне, как обещал? Женится, если я захочу. А о твоей сестре даже думать не будет.

— Ты можешь сделать такое?

— Я ведьма, — девушка чуть вскинула подбородок, но очень уж не сочеталась ее детская внешность и эта гордость. — А его за язык никто не тянул. Я бы и так с ним ночь провела. А уж пообещал — исполняй. Я не какая-то деревенская девка, которым он сказки рассказывал. Если захочу — он женится на мне.

— Даже так? — Ялмари развеселился. — Как же я буду тебе благодарен, если ты заставишь его выполнить обещание...

— Тогда заключим договор? — предложила она быстро.

— Какой еще договор? — насторожился принц.

— Достань мне перстень, а я расстрою свадьбу лорда с принцессой.

— Отыскать перстень в огромном храме...

— Ты найдешь его. Я скажу как искать, и ты найдешь его быстро, главное, чтобы ты согласился, — она уговаривала так горячо, будто от этого зависела ее жизнь.

— Ладно, — согласился принц. — Не такой уж серьезный этот договор. Я тебе перстень, ты расстраиваешь свадьбу сестры.

— Вот и причина появилась! Запомни: перстень очень простой. Вместо драгоценного камня его украшают золотые рога, похожие на рога буйвола. Ты знаешь, что тебя ждет внутри?

— Нет, — покачал головой Ялмари. — Мы не нашли изображений внутреннего убранства.

— У тебя ведь бывают видения...

— Я видел Хор-Агидгад, но не то, что внутри.

— Жаль... — она на мгновение умолкла. — Я тоже не знаю точно, что внутри храма, но там должно быть место, куда люди складывали дары. И дары клались отдельно: в одном месте собраны драгоценные пояса, в другом — ожерелья, в третьем — мечи... Перстни тоже должны лежать в отдельном сундуке.

— А если я не найду? Или не успею найти?

— Сколько я знаю, время у тебя будет. Но в любом случае договор есть договор...

— Хочешь, чтобы я постарался?

— Конечно! — радостно воскликнула она.

— Я постараюсь.

— Вот и славно!

Она развернулась и чуть ли не вприпрыжку помчалась обратно. Кажется, темнота и для нее проблемы не составляла.

23 дисамбира, Хаббон

На этот раз к стенке приперли Челеша. Смели с кровати и слегка придушили. Он защищался, но нападавший пришел не один. Кто-то держал нож у его горла, а еще один крепко схватил за руки. Хорошо еще, что он не раздевался перед сном. Хорош бы он сейчас был: голый с ножом у горла. Челеш проморгался и наконец разглядел, что прирезать его хочет не кто иной, как Вааса.

— Ты, придурок... — шипел старик, и длинные зубы вампира находились почти у самого лица. — Ты у себя дома тоже гадишь?

Он еще не принял человеческий облик, поэтому выглядел эдакой коричневатой тварью с алыми глазами, на коже которой только-только начали появляться морщины, а в волосах блестело лишь несколько седых волос. Зачем ему потребовался нож? Мог бы и когтями горло разорвать. Или клыками.

Челеш перевел взгляд на того, кто держал кисти. Еще один вампир, хитро ухмыляющийся. Вааса между тем требовательно тряхнул пленника.

— Ну?! — он приложил Челеша затылком об стену.

Он и рад был бы объясниться, да только горло ему передавили. Напарник Ваасы догадался об этом.

— Как же он тебе ответит? Ты ж его придушил! — хихикнул он.

Вааса ослабил хватку.

— Ты такой умный, да? Благородный вроде? — захлебывался старик яростью. — Пошел на бандитов поохотился, да? Ты, придурок, улетишь, а мне жить здесь. Тебе Шонгкор разрешает возле дома охотиться?

— Нет. Прости...

Его тут же опять придушили.

— Ах, прости? А башкой хорошенькой подумать не досуг было? Или если деньги при тебе, все можно, что ли? — Вааса вновь тряхнул его.

— Ладно уж, — усовестил его второй. — Считай, что отомстил.

— Не буду я так считать! — злобно ощерился Вааса.

— Как знаешь, — хмыкнул вампир. — Я его отпускаю.

И, не дав Ваасе приготовиться, освободил пленника. Старик тут же улетел в другой угол комнаты. Челеш мог бы одним прыжком прыгнуть на него и точно так же приставить медный кинжал к его горлу, но посчитал, что в чем-то Вааса прав, и наказан тем, что барахтается на полу.

Челеш поправил одежду, затем церемонно склонил голову.

— Еще раз приношу извинения. Я был уверен, что вы и сами частенько там охотитесь. Сколько вам лет? Вы, наверно, только с пьяными справляетесь, не парой же вы, в самом деле, охотитесь...

Он знал, что сила вампира до определенного момента нарастает, а потом начинает убывать. Ваасу обратили наверняка, когда он уже был стар, но если бы ему было хотя бы лет двести, он легко бы справился с Челешем. Значит, он старше. Намного старше.

— Силен, — снова осклабился новенький. — Все точно подметил.

— Не твое дело, сопляк, — Вааса потер ушибленную спину. — Это моя территория! И там охочусь я. И не потому, что слаб, а потому, что вино, растворенное в крови, мне нравится намного больше, чем выпитое из кружки. И не тебе меня упрекать. Я хотя бы не убиваю.

— Да, — охотно подтвердил второй, которого так и не представили, — он редко убивает, чаще надкусывает. Как меня, например. Добряк, понимаешь... — Челеш изумленно уставился на незнакомца. И после такого он еще и в товарищах у Ваасы? — Что так смотришь? — догадался о причине его удивления вампир. — А чего мне теперь? Вены грызть, что ли? Не убил и ладненько. Он ведь всех по-разному надкусывает. На некоторых уже и яда не хватает, так что они все равно быстренько помирают. А мне, вишь ты, повезло. Так тебе ведьмак нужен, способный огонь Зары гасить?

— Мне нужен маг. Но если его не найду, то согласен на ведьмака. Главное, чтобы не обманул.

— Ну, вот он я. Ведьмак. Зовут Орив. Сколько заплатите за работу?

— Вообще-то мы договаривались... — начал Челеш, но умолк. — О плате я буду говорить, когда Вааса нас покинет.

— Стеснительный какой, — опять заворчал старик. — Со мной расплатись, и я вас покину, мешать не буду.

— С тобой я расплачусь, когда увижу, что ты меня не обманул.

— Так вот же он я, — Орив обратился в человека, но вновь продемонстрировал чуть удлиненные клыки. — Ты сколько времени вампиром? Лет семнадцать, наверно? — Челеш поразился — он почти угадал. — Ну, а я всего восемь. Захочу удрать — догонишь и свернешь шею. Справишься, не сомневайся. А уж его и подавно отыщешь. Он уже лет пятьдесят здесь ошивается. Его хозяин иногда для своих дел использует. Некуда ему идти.

— Ладно, — скрепя сердце, согласился Челеш. Конечно, не хотелось гоняться за двумя проходимцами по Гучину, но следовало как-то сдвинуть это дело с мертвой точки. Он подошел к суме, порылся там и швырнул кошель Ваасе.

— Что, прямо так, в суме и носил? — поинтересовался старик, трясущимися пальцами развязывая тесемку.

— Думаешь, кто-нибудь смог бы у меня украсть?

— И то верно, — Вааса высыпал монеты на ладонь и разочарованно заскулил. — Да ты в два раза больше обещал!

— Зато я не обещал платить магу отдельно, — отрезал Челеш. — Да и за приятное пробуждение стоит вычесть, добавил он.

— Жмот ты, — старик надул губы. — Где моя рубашка?

Челеш кивнул на стул. Вааса подхватил ее и запрыгнул на окно. После чего, не попрощавшись, взмыл в небо, благо еще не рассвело, и никто не мог заметить его перемещений.

— Ну так а мне что причитается?

— Плату тебе назначит Шонгкор. Поверь, у него деньги есть. Если хорошо отработаешь...

— А если сдохну? Вы там, по всему видать, с магами воюете. А вдруг?

— Умеешь гасить огонь Зары — не сдохнешь. Шонгкор не дает в обиду тех, кто ему служит.

Ведьмак поскреб подбородок.

— А, была не была, — махнул он рукой. — Не все же тут топтаться, надо и другой материк посмотреть. Полетели. Мы прямо сейчас отчаливаем?

— Улетаем, — Челеш собрал вещи, положил на стол плату за комнату, и, сняв рубашку, выпустил крылья.

— Хорош, — восхитился Орив. Челеш злобно зыркнул на него и тот поспешил оправдаться. — Не! Я только с женщинами. Но иногда горюю: раз уж мне суждено было стать вампиром, то почему не в двадцать лет, как тебе? Ладно, полетели.

...Уже над океаном Челеша осенило. Вааса выполняет грязные делишки за деньги. Он слаб и не может справиться с человеком, поэтому подкарауливает их у трактиров. Он даже убить человека не может, только надкусывает их, как выразился Орив. А если вспомнить, как шустро Вааса побежал, столкнувшись с ним, его первые слова...

— Шереш! — прошипел он. — Это ведь Вааса меня обратил!

— Только сейчас озарило? — заржал Орив. — Он очень постарался, чтобы ты не сразу это понял. Даже вон денег требовать не стал. Другой бы от него хрен отвязался. Кстати, ты не случайная жертва, как я. Ему за тебя хорошо заплатили. Чтобы выполнить заказ он океан пересек, чего уже лет сто не делал. Вишь, как заплатили?

— Ничего, я еще на Гучин вернусь, — пообещал Челеш.

Орив только сочувственно хмыкнул. Сочувствовал он, конечно, Ваасе.

26 дисамбира, у Биргера

Чашна пала, не продержавшись трех недель. Генеральство лорда Зимрана было почти уничтожено. Его жалкие остатки отошли к Биргеру вместе с пехотой. "Волков" при отступлении перебили всех. Зимрана срочно отозвали в Жанхот. Будут его там судить или еще что — для Гарое это было уже неважно. Его отправили сюда командовать ротой пехоты. Над ним только полковник Орземес, которому подчиняется рота Гарое и рота "волков". Так что Биргер они должны удержать одним полком. Да и то "волков" Орземес оставил в городе, а в поле вывел лишь одну роту. Чашну и целое генеральство не удержало.

Падение Чашны в какой-то степени сослужило им добрую службу. Захватчики так жестоко обошлись с его жителями, что вряд ли у кого-то в Энгарне возникнет мысль сдаться врагу.

Они пытались ободрить себя тем, что Биргер прислал ополчение. Три тысячи человек — хорошая подмога. Но пусть эти люди готовы умереть за свой город — многого в битве они не сделают. Если только священник Цохар не придаст им какую-то особую силу. Слава о нем разнеслась уже по всему Энгарну. В ополчение срочно назначили еще трех полуполковников, но настоящим вождем горожан остался священник. Старик, наравне с солдатами не покидавший военный лагерь ни на час, сейчас поступал так же, как священник Далфон, чего Гарое никак не ожидал. Почему-то казалось, что высокое положение делает равнодушным к нуждам простых людей. Только поэтому он всегда хотел служить людям в деревне. Судьба распорядилась иначе: он полуполковник Кеворк по особому распоряжению Полада.

Перед отъездом Гарое встретился с телохранителем еще раз. Уже собирался написать письмо и передать с каким-нибудь "волком" — они его обожают, вряд ли письмо пропадет. Мысленно подбирал слова, которые бы прояснили ситуацию и никого не оскорбили. И тут Полад вызвал его к себе, будто почувствовал что-то.

...При виде Гарое телохранитель поднялся и коротко поприветствовал.

— Надеюсь, я не сильно помешал вашим сборам? Я не отниму много времени. Садитесь.

— Я рад, что вы меня пригласили, — Гарое опустился в кресло.

Полад вышел из-за стола и сел рядом. На этот раз он будет разыгрывать дружескую беседу, а не допрос? Интересно.

— Как ваше плечо? — участливо поинтересовался телохранитель в полном согласии с предположениями Гарое. — Вы готовы отбыть в Биргер или дать вам еще недельки две отпуска?

— Я отправлюсь в Биргер, — Гарое осознанно не принял дружеский тон. Когда сам он запросто беседовал с Кишием — это было честно. А то, что сейчас делал Полад, походило на лицемерие.

— Прекрасно. В таком случае хочу передать вам мои особые пожелания, о которых осведомлены некоторые надежные люди в армии. У вас очень хорошо получилось отстоять Аин. Надеюсь, вы сохраните для нас еще несколько городов. И привлечете для этого городское ополчение. В этом я вижу ваше предназначение. Дело в том, что горожане — справедливо или нет, не важно — не любят "волков", а армия, набранная аристократами, не любит горожан. У вас же получается находить общий язык и с теми и с другими. Займитесь этим. Соответствующий приказ вы получите. Или вы бы предпочли служить в полку вашего брата?

— Я буду служить там, где я нужен, — заверил Гарое.

— Прекрасно, — повторил Полад. — Тогда желаю вам удачи.

Завершение было неожиданным. После такого только попрощаться и уйти. Гарое недоумевал. Телохранитель пригласил его лишь затем, чтобы спросить, не против ли он помочь с городским ополчением? Странно. В любом случае надо бы поговорить с ним о ее высочестве, но теперь непонятно, как перейти к этому разговору. Гарое сидел, лихорадочно подыскивая подходящую фразу. Но телохранитель заговорил первым.

— Не забывайте о нас, пишите, — предложил он после долгой паузы. — Ее высочество была бы рада получить от вас письмо.

Надо было попрощаться, поблагодарить за честь, например. Но Гарое, забыв о приличиях, вытаращился от изумления. Он ожидал услышать что угодно, но только не это. Наконец справился с собой.

— Вижу, вы не шутите, господин Полад, — заметил он. — Если вы считаете это необходимым, я напишу ее высочеству, потому что ей нужна поддержка. Я заметил это, когда беседовал с ней на балу, но...

— Но что? — взгляд Полада, как и его тон, внезапно стал острым, как клинок.

— Но ее высочеству не письма нужны. Вы должны предотвратить помолвку с лордом Нево. Принцесса напугана, даже в отчаянии. Она не знает, что делать. И вы лучше, чем кто-либо осознаете, что она должна выйти замуж за достойного человека. Потому что когда-нибудь...

Полад прервал его вдохновенную речь.

— У вас что, есть кто-то на примете? — усмехнулся он. — Сосватать хотите?

Гарое смутился и тоже встал.

— Извините. Я веду себя нагло, это не мое дело. Я напишу ее высочеству, если вы этого хотите. Могу я идти?

— Да, — жестко разрешил Полад.

Кеворк взялся за ручку двери, но потом не выдержал и вернулся:

— Простите. Я знаю, что чрезвычайно бестактен и совершенно точно лезу не в свое дело, но я должен спросить. Вы знаете, что принцесса беременна?

Ему показалось, что глаза телохранителя сверкнули по-волчьи, прежде чем он быстро опустил голову.

— Знаю, — глухо заверил он.

— Хорошо, — на этот раз Гарое без промедления покинул кабинет.

Прибыв в Биргер, он получил роту пехотинцев. С ополчением особо возиться не пришлось — эту работу за него сделал знаменитый священник. С помощью горожан построили укрепленный лагерь на возвышенности недалеко от замка, окружили его рвом и стали ждать кашшафцев. Около пятисот рыцарей прикрывали подступы. Многого они не сделают. У кашшафцев кавалерийский полк почти не пострадал, они сомнут эту горстку и не заметят. Основной удар придется выдержать ополчению.

Эх, Рама бы сюда вместе с его орлами. Но он севернее пытался увести другую кашшафскую армию от столицы. Не только он, конечно, но о его подвигах даже здесь рассказывали. Бесстрашен и неутомим. Он всегда был такой, выкладывался до конца, что бы ему ни поручали. И солдаты его любили, несмотря на вспыльчивость, потому что на заведомо слабого он никогда руку не поднимал. Гарое потрогал переносицу и хмыкнул.

Остатком "драконов" командовал маркиз Увангур. Он был на три года старше Гарое, но дослужился только до капитана. И тем не менее он винил себя в гибели полка. Прежде всего винил за то, что не погиб под Чашной.

— Господин полуполковник, — к нему, запыхавшись, подбежал порученец полковника. — Они в трех часах от нас. Разведчики доложили.

— Отлично, — повернулся к Кишию. — Передать капитанам, — оруженосец умчался.

И опять он радовался, что не придется сражаться с магами и пакость, косившая войска на северо-западе, сводя солдат с ума, тут не появлялась. Так что у них есть шанс выстоять, есть. А там, как в Аине: где день, там и второй. А там, глядишь, и принц появится с амулетом... Надо надеяться.

Гарое направился в палатку. Надеяться — это хорошо, но и подготовиться надо. А подготовиться — это значит отдать долги. У него долгов особенно нет. Кроме того, что ее высочеству он так и не написал. Если не написать сейчас, к вечеру может быть уже поздно. Три часа должно хватить, чтобы сочинить что-нибудь стоящее.

Он сел за стол. Перо и бумага лежали тут с самого утра. Открыл чернильницу. Обмакнув в жидкость перо, тщательно стряхнул лишние капли. А затем быстро написал:

"Госпожа! Простите мою дерзость. Не обращаюсь к Вам по имени и титулу, чтобы не скомпрометировать Вас.

Вы наверняка помните бестактного полуполковника, танцевавшего с Вами две недели назад. Как вы сами упомянули, недавно я был священником. Но, может быть, Вы не знаете, что я служил в небольшой деревенской церкви, поэтому по долгу службы мне приходилось много общаться с вилланами. Уже через два года служения я научился определять некоторые женские "болезни" лишь по внешнему виду. Пишу Вам об этом только для того, чтобы Вы поняли: я знаю о Вашей беде. И сейчас я пишу Вам не как мужчина или полуполковник, но как священник. Не бойтесь бросить вызов судьбе. Не идите у нее на поводу. Мы все оступаемся, но Бог прощает нас. Вы не должны отдавать себя в жертву. Поверьте, у Эль-Элиона есть тысячи выходов там, где мы видим только один. Доверьтесь людям, которые любят Вас, они помогут. Помните, Вы не одиноки и Вам все по плечу. С глубоким почтением к Вам и с надеждой на то, что хоть чем-то Вам помог, Гарое Кеворк".

Он не перечитывал. Прошелся по палатке. Затем присыпал письмо песком, стряхнул и решительно свернул трубочкой. Почтовые голуби ждали в клетке. Полад прислал их позже. Судя по их количеству, он надеется по крайней мере на три письма.

Вытащив одну из птиц, Гарое привязал к ее ножке записку и, выйдя наружу, выпустил ее в небо. "Все надо делать быстро, — он следил за исчезающей в небе точкой, — иначе не сделаешь никогда. Не забыть сказать Кишию, чтобы выпустил птиц, если будем терпеть поражение..."

Сигнал тревоги прозвучал так обыденно, что Гарое даже не прибавил шаг, когда шел на наблюдательный пункт. Первый бой не их. Сначала кавалерия.

С холма было очень хорошо видно, как на них несется тяжелая конница. Тысяча... нет, не меньше полутора тысяч рыцарей. Они еще далеко, арбалеты не достанут. Да и опасно — можно попасть по своим. Что сейчас командует маркиз? Конница Энгарна стремительно перестраивалась и вскоре неслась навстречу врагу.

Решили ударить в правый фланг? В этом есть смысл. Так хоть кто-нибудь сумеет уйти в замок Хецрон.

Смотреть на это было страшно. Рыцари ворвались во вражеские ряды, сбивая кавалеристов с лошадей, втаптывая упавших в землю. Конские копыта разбивали чьи-то головы, ломали грудные клетки. А следом снова кто-то падает, пронзенный мечом или копьем. Вражеская атака захлебнулась, они не успели перестроиться, чтобы встретить энгарнцев. Да наверняка и не воспринимали их всерьез — мало их было. Но теперь, когда они умудрились почти добраться до центра, им пришлось остановиться. Вражеские "драконы" развернулись очень красиво, не мешая друг другу, и стали напирать на горстку рыцарей. Теперь на землю полетели и свои.

Гарое услышал, как взводятся арбалеты.

— Бей, — отдал он приказ, который эхом пронесся над солдатами. Запела смерть. Она некрасиво поет и уродливо пляшет. Но что поделать, если это единственный бал, на котором они желанные гости? Хорошо хоть не надо думать, где свои, а где чужие. Здесь все понятно.

Арбалетчики метили в коней и не промахнулись. Лошади ржали от боли, становились на дыбы, не всем удалось с ними справиться, и они тоже оказывались под копытами. Некоторые животные были сразу убиты.

Арбалеты снова взводятся. Но теперь он отдает немного иной приказ. Надо ударить в центр. Иначе никто из кавалеристов не уйдет.

Еще один залп. Гарое вытягивает шею. Да, они успевают. Немного, около ста из всех, но они найдут спасение в замке. Теперь настал их черед.

— Лучники! — раздается резкий крик.

— Потанцуем? — бормочет он себе под нос.

Отец так и не признал его по-настоящему. Младшие сыновья всегда были рядом, а Солта вырос без него. И от этого старшему Ройне казалось, что воспитали его не так, испортили. И еще он постоянно подозревал, что Денисолта хочет предать его, переметнуться к королю, а то и убить отца, чтобы самому стать правителем Ветонима. Солта делал все, что отец ожидал от него, но так и не смог угодить ему. Четыре года превратились в череду войн с войсками короля и ссорами с отцом. Не тот характер был у молодого графа Дивона, чтобы терпеть оскорбления. Несколько раз он уезжал в свое поместье, но как только семье грозила опасность, возвращался, и все начиналось сначала. Последняя ссора произошла, когда отец, заплатив кучу денег королю Манчелу, все-таки добился от него признания своих прав и стал полноправным графом Ветонимом. Солта, помня об Авишуре, предложил пригласить рыцаря на службу и услышал гневную отповедь:

— Где он был, когда у нас каждый воин был на счету? Мне не нужны трусы. Воевал без него и сейчас без него обойдусь, — а когда Солта собрался возразить, заорал. — Не смей спорить со мной, иначе отправишься к нему!

Солта и без того отправился. Вновь вернулся в Дивон и нашел Авишура. Тот на предложение службы усмехнулся:

— К батюшке вашему не пошел бы. А к вам пойду.

Граф Дивон знал, что его поместье никогда не приносило большие доходы, поэтому если он хочет иметь деньги, ему нужна сильная армия. И Авишур в этом лучший помощник. Но все изменилось до того, как его честолюбивые планы осуществились. Его призвали в Ветоним: отец умирал.

...Солта стоял у его постели и не мог произнести ни слова. Старший Ройне был ужасно изуродован: вместо носа "красовались" вывороченные ноздри, нижняя губа вместе с челюстью выдвинулась, так что зубы торчали наружу, а язык вываливался. Кожа вокруг одного глаза тоже слезла, открывая глазное яблоко, а на другом наоборот напухла, и зрачок закрылся бельмом. Говорили, что он весь в язвах, но этого Солта не видел — отца укрыли покрывалом по шею. Сказать Венадад ничего не мог, так что вовсе и не собирался он благословить сына, а просто спешно призвали того, кто защитит Ветоним, если король опять вздумает отобрать поместье. Братья для этого еще молоды, да и большого военного опыта нет.

В спальне было темно, душно и невыносимо смердело. Отец гнил заживо. Духовник старался прекратить сплетни, угрожая и во всеуслышание заявляя, что граф умер от неизвестной заразы, которую на него наслала деревенская ведьма. Но служанки все равно шептались. Мол, ведьма та девка или нет, — это еще посмотреть надо, а вот то, что она срамной болезнью болела, — это точно. И господин по всем признакам от этого умер. Отгулялся господин.

Часы, проведенные Солтой у постели умирающего отца, превратились в вечность. Он так и не пришел в себя и не смог произнести ни слова, только хрипел и громко стонал. Когда отец затих, Солта покинул его спальню и едва не упал — от свежего воздуха закружилась голова. Братья ждали его в кабинете, смакуя лейнское вино и вполголоса рассказывая друг другу пошлые истории. Но Солта не улыбнулся.

— Отец умер, — сообщил он сухо. — Отныне я — граф Ветоним, а вы подчиняетесь мне.

Подождал возражений, но не услышал. Затем Алеан поинтересовался:

— Ты урежешь нам содержание?

— Если Ветоним останется у нас и будет приносить прежний доход — нет.

Все произошедшее полностью изменило Солту. Мир стал иным: жизнь обрела цель, но чтобы ее добиться, мало было уметь воевать.

Первую неделю в замке еще сохраняли видимость скорби, но затем братья захотели устроить пирушку. И натолкнулись на железную волю графа Ветонима.

— Хотите пьянствовать — пьянствуйте, — сурово одернул он, — но не здесь. Здесь еще траур.

— И сколько ты собираешься соблюдать его? — с подозрением спросил Алеан.

— Как положено — полгода.

— Полгода! — ахнул Идбаш. — Да столько жены по мужьям скорбят! Ты чего, брат? Ну, перед другими ладно, но тут все свои.

— Пьянствовать будете в другом месте, и на другие деньги, — отрезал Солта. — Я на это не дам и медяка.

И прямиком отправился в церковь. Последнее время это стало его правилом — в утренние часы слушать проповедь духовника. Вскоре и братья присоединились к нему — поняли, что иначе денег от него не дождутся. Они отчаянно скучали, но подчинились его правилам. Пусть только внешне — не важно. Если бы отец соблюдал церковные установления, с ним бы такого ужаса не случилось. И если братья сами не придут в себя, он им поможет. Деньги — великая сила, они могут изменить и самых упрямых.

Однажды за обедом молоденькая служанка пролила на него вино.

— Ой, простите, господин граф, — она бросилась вытирать его камзол. Знал он эти трюки, в трактирах частенько девушки так делали, чтобы обратить на себя внимание. Тело отреагировало мгновенно: он долго был без женщины. Но вместо того, чтобы усадить ее на колени, как он делал обычно, Солта ударил ее наотмашь тыльной стороной руки, так что перстень рассек щеку.

— Еще раз тронешь меня, — прошипел он, не обращая внимания на ее слезы, — сверну шею.

Братья, которые, как потом выяснилось, заплатили девушке, чтобы она помогла ему расслабиться, потрясенно смотрели на эту сцену, но так и не смогли выговорить ни слова.

Это не было показной жестокостью. Солта ничего не мог с собой поделать: он боялся женщин так же сильно, как раньше любил. Едва к нему начинали проявлять внимание, перед ним возникало изуродованное лицо отца.

Какое-то время братья еще ожидали, что его "монашество" и набожность пройдут, когда закончатся дни траура. А вот то, что в один миг он станет не только хорошим воином, но и мудрым правителем Ветонима, не ожидал никто. Но он смог отстоять землю перед королем и добился, чтобы их семья процветала...

Энгарнских рыцарей было мало, они не могли противостоять кавалерии Ройне. Осталась жалкая кучка ополчения, ее они сметут еще быстрее. Надо только как-то защититься от луков и арбалетов. Денисолта быстро отдавал приказы, хотя на душе было муторно: ему нравились осады. Если бы здесь был хотя бы полк пехоты или кавалерия "волков", он бы, пожалуй, не вступил в бой, тщательно не продумав тактику. Но горожане...

С легкой насмешкой он вместе с Алеаном рассматривал холм, на котором укрепились ремесленники. Небольшой ров для лошади не помеха, да и людей задержит не сильно, потом строй "солдат", укрытых щитами, а за ними телеги, на которых укрепили знамена. На них то и дело забирается какой-то священник, что-то кричит.

Алеан не выдержал.

— А можно я не буду их убивать, — он принял умоляющий вид, но сам явно еле сдерживал смех. — Ну, это же, как с овцами сражаться, засмеют ведь. Я их так, попугаю немного, и все. Ладно?

Солта тоже бы посмеялся, если бы не разучился давным-давно. Поэтому он ответил сурово:

— Овцы после спрячутся за городские стены и будут гадить на тебя сверху. Лучше убей.

— Хорошо, — брат поник, будто его обрекли на казнь. Он больше любил поединки, чем битвы с пехотой.

— Надо бы окружить их с флангов, — Улла с собачьей преданностью заглядывал в глаза Денисолте. — Сейчас мы на них поедем, напугаются, и лови их по всему полю, чтобы убить.

Он хочет хорошо выполнить задание хозяина. Молчал бы уж. Как же раздражало это желание выслужиться. Ведь и боец никакой, если и убил кого, то только случайно. Хотя, может, с этими овцами у него что-нибудь и получится.

— Пехота впереди, — отдал приказ генерал Ройне, — пусть прикроются мантелетами.

Идбаш ускакал.

Конь под Алеаном приплясывал от нетерпения. Они выбрали лошадей по собственному характеру: у младшего — нетерпеливый, горячий порывистый; у Денисолты — хладнокровный, но неустрашимый.

— Когда наша пехота подойдет достаточно близко, — продолжил он, — так что уже не будут страшны луки и арбалеты, они дадут нам дорогу, и мы атакуем. Дело одного часа.

Они шли четко и слаженно, играли трубы, раздавались команды. В лагере горожан слышался только голос священника. Командиров то ли не было, то ли они не считали нужным как-то себя проявлять.

Лучники ополченцев словно заснули. Пехота Ройне не выдержала первой: в лавге от лагеря, они выстрелили. Щиты не дрогнули и не откликнулись. Пехота двинулась дальше и только тогда над энгарнцами разнеслось:

— Бей!

Они выстрелили на удивление неплохо, и его воины замедлили ход. Но не остановились. Ройне выждал небольшую паузу, когда горожане устанут стрелять, когда у них закончатся стрелы. Он все рассчитал точно. Взмах руки, запели трубы. Кавалерийский полк помчался вперед. Алеан, как всегда, в авангарде. Солта невольно залюбовался братом — в такие мгновения он не мог смотреть на него без восхищения.

Конники неслись на сомкнутые ряды энгарнцев, а те по-прежнему стояли недвижимо. На что они надеются? На защиту рва? Глупая смерть — погибнуть под копытами лошадей, хоть для рыцаря, хоть для простолюдина. Самое главное, что стоят они бесполезно. Все равно Ройне пройдет дальше к городу. Да и не выдержит человек, если на него понесется закованная в сталь гора...

И они не выдержали. До строя пехоты оставалось около двух тростей, когда они по команде ощетинились копьями. Свернуть рыцари не успевали, да и некуда было — плотным строем шли. Солта стиснул поводья, глядя, как насаживаются на копья первые ряды, как летят в ров всадники, а по ним скачут следующие. Брат тоже пропал из вида. Генерал Ройне едва не привстал в стременах, чтобы отыскать его взглядом, но сдержал себя, только крепче стиснул поводья. Когда Алеан вновь появился в седле, ладонь чуть расслабилась. Не мог брат пропасть так.

Алеан что-то кричал, наводил порядок, и это ему на краткий миг удалось, но тут снова энгарнцы выстрелили — видимо, лучники перестроились. Что произошло — стрела точно попала в цель или арбалетный болт, — но брата снова не было.

— Резерв! — скомандовал Ройне и пришпорил коня.

Мрак сразу взял хороший темп. Он не был таким быстрым, как Лихач Алеана, но ничто не могло заставить его свернуть с дороги. Ройне мчался в строю резервного полка, на помощь брату. Идбаш тоже сумел перестроить солдат. Теперь немного нажать — и ополчения не будет. Пусть не так быстро, пусть с большими потерями, но лагерь они возьмут.

Отряд, вылетевший из леса в левый фланг, они заметили поздно. Драконов было мало, может, около трехсот, но на их стороне была неожиданность и решимость. Еще немного и эта горстка полностью уничтожит его кавалерийский полк. Ройне повернул туда.

С каким наслаждением он ворвался в ряды противника, рубил и колол. Атака энгарнцев захлебнулась.

— Полковник Ройне жив! — крикнул кто-то, но он не оглянулся, только сердце запело.

Братья живы, они победят сегодня, чего бы это ни стоило. Только убив третьего конника, он понял, с кем ему пришлось сражаться: "волки" Полада, те, что охраняли замок, пришли на помощь. Но ничего, они и не с такими справлялись.

Впервые в Энгарне они столкнулись с таким ожесточенным сопротивлением. И там, где они не ждали. На мгновение вспыхнула в памяти жаркая битва у Мигдола. Но лишь на мгновение. Потом азарт боя захватил полностью. Он слился с мечом. Он и сам был мечом, карающим тех, кто посмел встать у него на пути.

И снова крик:

— Наши бегут!

Ройне с такой силой ударил соперника, что тот вылетел из седла.

— Прикрой! — крикнул он оруженосцу и повернул Мрака, чтобы увидеть, что происходит и остановить солдат.

На поле творился хаос. Городское ополчение, мертво стоявшее, когда на них неслась конница, теперь перешли в контратаку, поддерживая кавалерию. Его солдаты не отступали, а позорно бежали: пехота побросала щиты, рыцари топтали своих же... Ройне попытался хоть как-то спасти положение. Он приказал сигналить сбор: воины должны собраться к нему. Звук многих отрезвил, беспорядочное бегство прекратилось.

Он уже открыл рот, чтобы скомандовать построение, когда за спиной раздался слабый вскрик. Уже разворачивая Мрака, он догадался, что убили Паскира, и еле успел прикрыться щитом от прямо удара копьем. Люди, кони, небо — все кувыркнулось перед глазами, и наступила ночь.

26 дисамбира, Западный Умар

— Они будут здесь завтра утром, — Тевос был необычно бледен.

Князья ожидали продолжения, но вожак не спешил, и один из них спросил негромко:

— Нам надо напасть сегодня вечером?

Вожак как будто не слышал — взгляд его остановился. Князья с тревогой переглянулись. После того как Эль-Элион вновь подтвердил, что стаю должен вести Тевос, они не оспаривали его решения, хотя часто не соглашались с ним — вожак это видел. Но после долгих дней напряжения он испытывал легкую пустоту внутри — словно разом исчез чудовищный груз: и хорошо, что исчез, и в то же время непривычно. Слова вампира во многих посеяли недоумение — он видел их мысли, но они отложили вопросы на потом. Когда закончится война, они снова захотят убедиться, что он должен остаться вожаком, но это и к лучшему. После войны он не придет участвовать в этих состязаниях. Пусть вожаком станет тот, кто им по душе. А он уедет с Ойрош...

Тевос чуть тряхнул головой. Он был так бледен не от того, что чувствовал большую угрозу для стаи. Наоборот, он знал, что справится с кашшафским отрядом. Но вот вампиры... Он не солгал Шонгкору: этот союз был нужен "семье" графа больше, чем оборотням. Намного больше. Хотя бы потому, что вампиров не так много, а дара предвидения никто из них не имеет. С каждым днем его видения относительно судьбы Ойрош были все мрачнее, и он ничего не мог с этим поделать. Он хотел ее защитить, но не мог. Попробовать еще раз поговорить наедине с Шонгкором? Или с Нальбием? Тот вроде соображает, что к чему, и у него нет таких предрассудков...

"Шереш! — он снова тряхнул головой. — Они сидят и ждут, когда я скажу, как нам защитить стаю... Хорошо, что никто из них не умеет читать мысли..."

— Нет, мы нападем завтра утром, только раньше, чем рассчитывают они. Ночью они будут готовы. Они боятся ночи. Рано утром их опасения развеются. Со мной пойдут лишь десять воинов.

— Вожак... — обеспокоился Дагмар.

— Больше мне не надо. Если Загфуран вновь меня переиграет — десять оборотней не такая уж большая потеря для стаи. И вы выберете вожака по сердцу своему, — он криво усмехнулся, процитировав Книгу Вселенной. Многие князья прятали взгляд, устыдившись того, что он знает их желание. — Со мной пойдут десять человек. Те, что обладают даром предвидения. Все, кто хотел стать вожаком, и еще несколько человек подберите. Пусть приходят сейчас же. Вы пока свободны.

Тевос не смотрел, как выходят князья. Не смотрел на тех, кто задержался в комнате. Он вновь загрустил. Защитит ли он Ойрош? Сможет ли? Ведь это означает еще одну битву с Загфураном. Отряд против оборотней ведет другой маг, но вампирам он наверняка захочет отомстить лично. Шансов мало, но он примет этот бой, чем бы он ни закончился.

Восходящее солнце еще едва поднимается над землей. В лесу неяркий свет еле пробивается сквозь листья и хвою. Кроны деревьев такие густые, что солнечный свет никогда не коснется земли, покрытой густым слоем палой листвы и хвои. Стволы деревьев имеют зеленоватый оттенок из-за тонкого слоя мха на них.

Серые тени, чуть темнее, чем предрассветные сумерки, скользят почти бесшумно. Человеческое ухо не расслышит их скольжение, разве что пугливые птицы встрепенутся на мгновение.

Сначала они бежали веером, постепенно расходясь по лесу, теперь сближались, охватывая людей полукругом. Но в нужный момент надо остановиться. Замереть, внимая не тому, что снаружи, а тому, что внутри. Тевос закрывает глаза, чтобы чувствовать лучше. Нет, Загфурана здесь нет. В таком случае можно идти вперед.

Все слышат его команду. Скользят так же неслышно и стремительно. Человеком теперь действовать удобнее. Страж притаился за кустом. Его скоро должны сменить, он уже устал и не так остро вслушивается в лес. Но если бы и вслушивался, вряд ли бы различил, как к нему подкрадывается вожак. Одно движение — человек не понимает, что случилось, только инстинктивно тянется к горлу, но, не дотянувшись, оседает на землю, захлебывается кровью. Тевос поддерживает его, чтобы он упал бесшумно. Вожаку не нравится наблюдать, как толчками льется кровь из перерезанной шеи, как она заливает одежду, а потом землю. Прелая листва жадно впитывает ее, будто это дождь. Так всегда бывает. Земля словно прожорливое чудовище, ей все равно, что вбирать. Хотя в книге Вселенной написано, что кровь делает землю проклятой. Энгарн долго будет проклят.

Тевос "смотрит" на остальных. Они тоже справились. Все стражи мертвы, двое из них караулили на дереве, их пришлось убить из лука. Он вновь дает команду, и они идут дальше. Вот и страж, идущий сменить товарища. Он зовет друга и настораживается, не слыша отклика, но раньше, чем он подает сигнал, кинжал вонзается в горло. Легкое изумление быстро сменяется равнодушием. Вот только подхватить его вожак не успевает, а он слишком близко к лагерю, то, как он падает, слышат другие. Все хватают оружие. Ничего. Надо добраться до мага.

Он уже открыто идет вперед, парирует одни удары, поблескивающих серебром мечей, уворачивается от других. Это неважно, что кто-то остался за спиной. Добраться до мага до того, как он использует огонь... Он прорубает себе дорогу, но не успевает. Эти люди готовы завалить его трупами, но дать время... Жамбере. Так зовут мага.

Сердце кольнуло — Зихри сегодня не вернется домой. На миг перед глазами возникает картина: серебряный меч в руках гиганта в дорогих доспехах разрубает князя пополам. Это видение не мешает идти вперед, он ускоряет шаг и движения. Лезвие рассекает предплечье. Не страшно. Даже хорошо. Прошло вскользь, но из-за крови люди будут думать, что он ранен.

И снова боль внутри. Еще один брат падает без сил. Его ранили сильнее. Двое прикрывают его отступление. Маг поднимает в воздух камень Зары...

Они опоздали. Тевос перекидывается в волка и, раскидывая людей лапами, толкая грудью, несется к раненому. Его надо спасти. Надо.

Все отступают. Камень Зары поджигает лес, не задевая ни одного оборотня. Прекрасно. Теперь под покровом огня и дыма легче будет отступить.

Они скрываются среди деревьев. Но люди их не преследуют. Они испуганы, говорят о десятках, сотнях волков. Они рады, что выжили, в отличие от более тридцати других солдат. Они не скоро вновь будут охотиться на оборотней.

Внезапно видение будущего пронзило Тевоса, словно стрела. Он остановился. Его братья не сразу замечают это, но тоже останавливаются. Нет-нет, вперед, только вперед. Иначе еще один погибнет.

Он задержался, потому что увидел, что сделает Загфуран. Маг бросит все силы на вампиров, пока он занят на войне. А оборотнями займется на поле боя или после войны.

Пламя вздымается к небу. Не меньше, чем на лавг взмывается. Дьявольская ловушка. Вампиры не могут преодолеть эту стену огня. И оборотни не могут. Люди торжествуют: их замысел удался. Им все равно, что вместе с вампирами горит молодая девушка, едва успевшая выйти замуж...

30 дисамбира, Лейн

Еще неделя бесплодных блужданий по лесу.

Когда Ялмари сообщил, что они идут на запад, заметил скептические взгляды. Балор не выдержал и высказался в духе Люне:

— Ты еще веришь, что мы сможем попасть на запад? По-моему нас упорно загоняют в Проклятый город. Вряд ли мы сможем с этим что-то поделать.

Принц коротко обронил:

— Мы попробуем.

— Тогда вперед, — хмыкнул оборотень.

Сегодня, как и все дни до этого, они шли вдоль леса. По сравнению с путешествием по степи или горам идти было легко. Земля, укрытая толстым слоем прелых листьев, мягко пружинила под ногами. Етварт собирал грибы. Другие тоже присоединялись. Из того, что мог предложить лес, грибы им пришлись по вкусу больше всего. Не считая мяса, конечно. Но если им предстояло вновь идти по степи, грибы, хотя бы на первое время, были незаменимы.

Красное солнце Гошты светило в спину. Холодно все еще не было, хотя солнце редко баловало их светом. Спасибо и дождя не было. Ялмари надеялся, что хотя бы сегодня они смогут дойти до какого-нибудь поселения поближе к королевской части Лейна. При солнечном свете идти было веселей.

Примерно через час снова стало сумеречно, а из леса выполз туман. Поначалу Ялмари не обратил на это внимания. Белые клочки, будто пролитое молоко на коричнево-зеленой скатерти, стелились по земле, облизывая сапоги. Но уже через юлук туман окутал тропу полностью и стал гуще — через пять-шесть шагов лес скрывался за пеленой. Степь, маячившая справа, тоже пропала. Они прошли еще немного, и Етварт окликнул принца.

К ним собрались остальные.

— Мне не нравится этот туман, — заявил полуполковник. — Ты помнишь, о чем мы читали в Песчаном монастыре? Туманы окружают Хор-Агидгад и чем ближе к городу, тем плотнее. Мы точно идем на запад?

Балор подошел к дереву, исследовал его ствол, затем нырнул в туман и отсутствовал около четверти часа. Когда он вновь вынырнул из тумана уже с другой стороны, Герард вскрикнул:

— Чтобы тебя шереш в подземелье утащил! — прошипел он. — Обязательно так подкрадываться?

— Мы идем на запад, — князь не обратил внимания на его выпад. — Но степи рядом нет. Мы глубоко в лесу. Идем дальше?

— Идем, — уныло согласился принц, хотя уже знал, чем закончится этот день.

Он взял Илкер за руку, словно боялся, что она заблудится в тумане. Впервые почувствовал за спиной заплечный мешок: туда точно наложили камней. Но Ялмари понимал: это из-за тревоги.

В течение часа почти ничего не менялось — тот же лес, тот же туман. Он начал успокаиваться. А еще через несколько шагов земля ушла из-под ног, и он по пояс погрузился в воду. Даже охнуть не успел, только отпустил Илкер, чтобы не потянуть ее за собой.

Девушка вскрикнула, но предостережение Люне остановило всех:

— Болото! Стойте на месте, пока все не утонули.

— Леди Люп, идите сюда, — позвал Шрам.

— Я никуда не пойду! — возразила она.

— Если вы хотите, чтобы мы вытащили принца, уступите место! — повысил голос полуполковник, и Илкер осторожно отступила.

Ступни ее погружались в мягко пружинящую землю, в следы тут же набиралась вода. Етварт не рисковал. Срубив молоденькое деревце, росшее неподалеку, лег на землю и подал его Ялмари. Тот сначала бросил Шраму суму, а потом изо всей силы ухватился за деревце.

Поначалу принцу показалось, что его не вытянут. К ногам будто прицепили огромные гири, которые тянули на дно. К Етварту присоединился Балор. Общими усилиями, они вытянули Ялмари на твердую землю. Он был очень благодарен за то, что все это проделали в полной тишине. Он посмотрел на себя, затем на стоящую рядом Люне. Девушка виновато развела руками.

— Ну что? — начал Балор, отдышавшись. — Идем на запад?

— Да-да, твоя ирония очень уместна. Люне, можешь провести нас по болоту?

— Могу, — кивнула девушка. — Только не знаю, куда приведу.

— Почему не знаешь? — уныло поинтересовался принц.

— Я не маг и не фея. По воде ходить не умею. Когда тонули в грязи, я прокладывала дорогу там, где она уже была. Только укрепляла ее. Я могу найти безопасную тропинку, чтобы вывести нас отсюда, но я не знаю, куда заведет эта тропинка. Могу только обещать, что никто не утонет.

— Отлично! — восхитился Ялмари. — Тогда идем назад и попробуем обойти болото.

— Если пойдем назад, тоже придется пробираться через болото. Здесь всюду болото, — мрачно сообщила Бисера и отступила на шаг.

Ее следы тут же наполнились водой.

— Отлично, — мрачно "порадовался" принц. — Веди, Люне. Я знаю, куда ты нас приведешь.

— Потому что болота окружают Проклятый город, — полуполковник тоже встал. — Спасай нас, ведьма.

— Ты не сможешь меня оскорбить, называя так, — девушка намерено прошла близко к Етварту.

Она отломила веточку от дерева, которым только что спасли Ялмари, положила ее на землю, а сверху поднесла ладони. Посидела так. Затем переложила ее в другое место.

Ялмари подошел к Илкер и обнял ее, наблюдая за Люне. Лишь с пятой попытки ведьма указала направление.

— Идите точно за мной, — предупредила она.

Теперь их путь замедлился. То и дело они ожидали: Люне искала, куда повернуть. Качала головой, вздыхала. Ей было очень тяжело. Туман еще сгустился, им приходилось дышать друг другу в затылок, чтобы не потеряться. Будто призраки из белой пелены возникали высокие деревья и тут же снова пропадали. Зато появилась мошкара.

Поначалу Ялмари ей обрадовался: хоть что-то живое обитало в этом месте. Но вскоре она залепила нос и глаза. Он отмахивался. Поискал ветку и ужаснулся, взглянув на Илкер, — ее лицо опухло от укусов. Правильно — это ему мошкара только дышать и видеть мешает, а людей она ест... Веток рядом не было. Он пожалел, что они не отломили еще от того деревца. Но кто мог знать?

За спиной раздался крик, а потом всплеск. Герард неловко отмахнулся от мошкары и толкнул амазонку. Хорошо, что Балор поймал ее за руку и рывком дернул на себя. Трясина тут была глубже и затягивала быстрее. Еще чуть-чуть — и девушку бы не спасли.

Етварт рыкнул на лорда, тот в ответ затянул жалобную песню, о том, что и так идти невесело, а тут еще мошкара, всякие простолюдины рот разевают, и даже шевелиться лишний раз нельзя. Ялмари, не отрываясь, смотрел на Илкер. Все-таки у него необыкновенно мужественная жена. С лордом Нево не сравнить...

На этот раз вскрикнула Люне. Ялмари невольно дернулся вперед. Ведьма столкнулась со стеной.

— Все пропало... — потеряно прошептала она.

— В чем дело? — уточнил принц.

— Здесь стена, мы не пройдем.

— Невидимая? — уточнил он. Из-за спины Люне они видели лишь ее руки, погруженные в туман.

— Очень даже видимая, — уныло сообщила ведьма. — Подойдешь ближе — сам увидишь.

— Пойдем вдоль стены, — предложил он.

— Некуда идти! — впервые она говорила с таким надрывом. Даже когда Люне требовала топор посреди моря грязи, она не была так испугана. — Шагнешь влево или вправо — утонешь. А прямо — стена.

— Неужели ты не справишься с ней? — саркастически поинтересовался полуполковник.

— Я уже объясняла, что не всемогуща! Надо было вам взять с собой священника, он бы справился наверняка.

— Давай-ка аккуратно поменяемся с тобой местами, — предложил принц.

Как только Люне осторожно отступила, а он прошел вперед, сквозь молочно-белый туман он заметил огромные, плотно пригнанные друг к другу камни. Они потемнели от времени, кое-где раскрошились. Первым делом он ощупал их, проверил на прочность, исследовал щели. Задрав голову, попытался разглядеть, где заканчивается стена, но уже через трость все терялось в белом мареве.

— Дайте мне веревку, — потребовал принц. Перебросив моток через плечо, он выдохнул. — Я постараюсь быстро...

И полез вверх. Услышал, как испуганно выдохнула Илкер. Люне пробормотала:

— Ни разу не слышала, чтобы в Проклятый город так пробирались.

Шрам буркнул:

— Если стена высокая, веревки не хватит.

Герард в очередной раз простонал:

— Долго мы тут не простоим. Либо комары сожрут, либо утонем. Может, обратно...

Потом Ялмари окружил белый туман, который поглощал и звуки. Он видел только стену перед собой, слышал только свое дыхание и стук сердца. Впервые ему приходилось лезть на стену так. Но у него должно получиться, иначе... Сорот прав.

Он старательно выискивал щели, куда можно поставить ногу, зацепиться пальцами. Один раз камень под ногой раскрошился, и он на мгновение потерял равновесие. Хорошо, что пальцы сильные. Вряд ли бы он разбился, но на тропинку бы не попал, значит, мог бы утонуть. Или бы попал и зашиб кого-нибудь. Восстановив дыхание, он полез выше.

Опасения Етварта не оправдались. Стена наверняка когда-то была выше, но сейчас, по его подсчетам, в ней осталось пять с небольшим тростей. Конечно, и это немало, но могло быть хуже. В летописи они прочли, что стены Хор-Агидгада в два-три раза выше.

Он подтянулся и перекинул себя через неровный ряд камней. Немного отдохнул и огляделся. Им повезло еще и в том, что стены в городе были около трости шириной — им будет, где передохнуть, прежде чем спускаться. Пусть тут нагромождение камней, но они же не бегать собрались. Зато не придется ютиться, как там, внизу на тропинке. Что творится внизу, за стеной, не разглядишь — белый туман и тут скрывал все. Создавалось впечатление, что он сидит на облаке.

Ялмари поискал, где закрепить веревку. Привязал ее к огромному камню, когда-то, вероятно, бывшему в стене, но позже выломанному сокрушительной силой драконов. С силой подергал, чтобы убедиться, что закрепил прочно, на другом конце сделал петлю и сбросил веревку вниз.

Не предупредил он, чтобы первой отправили Илкер. Страшно было оставлять ее без присмотра. Веревка выпрямилась под грузом, и он потянул ее обратно.

Люне, выплывшая из тумана, была необыкновенно бледной. С ней была еще одна веревка.

— Тропа быстро уходит, — крикнула она. — Надо прикрепить еще одну веревку, иначе не успеем. Ты вытягивай следующего, я справлюсь.

Второй отправили Илкер. Девушка тут же отошла, чтобы не мешать. Люне спустила вторую веревку.

Одного за другим они вытягивали людей. Балор появился последним, ноги были по колено в грязи.

— Думал, не успеете, — он упал на камни.

Полуполковник передал две фляги по кругу — одну с вином, а другую с водой. Люне подлечила искусанных людей. Хорошо, что мошкары не стало.

— Ну что? Вниз? — Шрам добрался до противоположного края стены и заглянул в город. Конечно, ничего не рассмотрел.

Ялмари перекинул веревку по другую сторону.

— Давай теперь я первый, — предложил Етварт, но принц упрямо мотнул головой.

Илкер беспокойно дернулась к нему, но тут же опять опустилась на камни, сцепила пальцы. "Очень мужественная девочка", — вновь отрешенно подумал Ялмари. Он уже устал бояться за нее. Виски налились свинцовой тяжестью. Обвязав веревку вокруг пояса, на случай, если внизу тоже будет болото, он скользнул вниз.

Ноги коснулись земли быстрее, чем он ожидал, — вероятно, раньше с внешней стороны стены был ров. К счастью, под ногами была земля, хоть и такая же, как в степи: рыхлая, рыжевато-коричневая. Он знал, что там, наверху, людям ничего не угрожает, поэтому, взявшись за конец веревки, чтобы не потерять ее, отошел немного, чтобы понять, где очутился, и нет ли какой-нибудь опасности. Тут же споткнулся о камень. Следы разрушения были повсюду, часть городской стены обрушилась внутрь.

Ничего другого на расстоянии веревки он не заметил и подергал за нее, предлагая спуститься другому. На этот раз последним был Етварт.

— Эту веревку придется бросить, — с сожалением сказал он. — Вторую я прихватил. Такой туман, что нам надо связаться, чтобы не потерять друг друга. Давайте через ремни веревку перекинем, — предложил он.

— Знать бы еще, куда идти, — заметил Ялмари, когда приготовления были закончены.

— Все равно куда, — заметила Люне. — В древности такие города, как Хор-Агидгад, имели две линии стен. Так что, судя по всему, надо преодолеть еще одну. Ты можешь попробовать залезть и на нее, или поищем ворота.

— Залезем на стену — потеряем еще одну веревку, — скривился полуполковник. — Потеря, конечно, невелика, но кто знает, как мы будем уходить отсюда. Я предлагаю поискать ворота. Ты не можешь помочь? — повернулся Шрам к Люне.

— Нет, — отказалась она. — Моя стихия — лес. Тут мало деревьев. Я поберегу силы — вдруг кому-то понадобится исцеление.

— Тоже верно, — согласился Етварт.

— Идем, — Ялмари вновь пошел первым.

Его не покидало ощущение, что это место проклято. Под ногами была земля, покрытая большими и маленькими обломками камней, но нигде они не встретили не только кустов и травы, которые, обычно проникали всюду, но даже мха. Все будто умерло.

Сначала Ялмари решил отыскать противоположную стену. Примерно через четверть часа, обломков под ногами стало меньше, потом земля полностью очистилась. Когда из тумана вынырнула вторая стена, принц понял, что не забрался бы по ней, даже если бы захотел — она сохранилась значительно лучше. Время не оставило на ней следов, казалось, ее никто не разрушал. Камни так плотно прилегали друг к другу, что и нож не воткнешь, не то что пальцами уцепиться.

Он постоял немного, ожидая "подсказки", где лучше искать ворота. Ничего не дождался и повернул направо. Кажется, он уже привык за эти дни сворачивать в эту сторону, хотя до сих пор ни к чему хорошему это не приводило.

Вспомнился образ, который пришел к нему еще в Жанхоте — он попал на маскарад смерти. Сталкивается с людьми, идет через лес, степь, горы, болота... И везде скрывается смерть. Не знаешь, когда она сбросит маску и попытается выхватить кого-то. Лишь бы не Илкер.

Путь в тумане, в полной тишине, казался бесконечным. Он придерживался за стену, чтобы не потерять ее и утешал себя одним: стена не может быть бесконечной. В ней непременно должны быть ворота. Вероятнее всего, они заперты, но с этой проблемой можно разобраться потом, сначала найти их.

Когда руку обожгло холодом металла, он не поверил себе. Остановился, чтобы убедиться. Точно: каменная кладка закончилась. Они нашли то, что искали. Правда, ворота намного добротнее, чем он предполагал. В такой сырости, вылитые из меди, они не позеленели, по-прежнему надежно хранили город. Хор-Агидгад был очень богат, если мог позволить себе такие ворота. Он пошел дальше и теперь расслышал за спиной радостные возгласы. Всего пара часов — и они нашли ворота. Как тут не радоваться?

Ялмари задрал голову вверх. Все сложнее, чем он предполагал. Кладка хорошо сохранилась, на нее без лестницы или специальных приспособлений не заберешься. Он вгляделся вверх, и туман побледнел, открывая каменные зубцы над воротами.

— Попробуем метнуть аркан? — предложил Шрам, тоже рассматривая стену.

Они освободили веревку и подали ее принцу. Сделав петлю, он метнул ее вверх. В первый раз он не добросил до зубцов, затем туман так же внезапно вновь закрыл верхушку стены. Лишь с третьей попытки, Ялмари закрепил веревку наверху

В полной тишине он забрался наверх. Он еще два раза воспользовался арканом, чтобы добраться до башни, в которой находился механизм, поднимавший ворота. Нигде не было следов разрушения. Не было пыли, а дерево, использовавшееся для рычагов, сохранило твердость. Казалось, город покинули только что, и перед уходом тщательно обновили.

Но и это было не последней диковиной. Когда он повернул рычаг, поначалу показалось, что механизм не работает, потому что не раздалось ни звука. Но потом он расслышал радостные возгласы и, всмотревшись вниз, убедился, что ворота открылись и все вошли внутрь.

Пряча изумление, подавляя тревогу, он спустился по лесенке и присоединился к остальным. Внутри города тумана не было. Его спутники недвижимо стояли почти у самого входа, будто их зачаровали. Ялмари не сразу сообразил, что произвело на них такое впечатление. Здания Хор-Агидгада отличались от всех известных ему стран. Галереи поддерживались изящными колоннами, соединявшимися арками. Этажи переходили друг в друга, переплетались, словно ленты в волосах, взмывали к самому небу, неожиданно пересекались плавными лестницами. Над этим высилось каменное кружево куполов, широких, почти плоских, увенчанных крошечными белыми башенками...

Справа и слева от широкой дороги, ведущей к центру города, били причудливые фонтаны, одни стекали, точно серо-белое полотно, другие распускались цветками, третьи выгибались дугой, повторяя изгибы арок...

Но вода в фонтанах была будто мертвая. Она не искрилась и не издавала ни звука, также как ворота и рычаги в городе.

— Злое место, — еле слышный голос Люне неуместным скрежетом прозвучал в мертвой тишине проклятого города. Но девушка договорила с трудом. — Не надо трогать эту воду. Пойдемте отсюда.

Никто и не хотел дотрагиваться до фонтанов, также как и разговаривать. Они сбились в кучку в центре улицы, трости четыре шириной и пошли вперед.

3 янайира, Биргер

Это была победа. Прошла неделя, а Биргер и его защитники все еще ликовали. Первая победа, не считая Аина, в которую никто не верил, даже свои. Но они выстояли. Будь у них больше людей, они бы полностью уничтожили войско графа Ветонима. Они чуть самого генерала Ройне не захватили — его выбросили из седла. После битвы они осматривали рыцарей, чтобы найти его тело, но он ускользнул, как и полковник кавалерии Алеан Ройне, — его ранили, но не убили. Погиб лишь средний брат, тот, кто вел в бой пехоту, но и это было большой удачей — так считали солдаты. Гарое был не так оптимистичен. Судя по тому, что ему рассказали об этой семейке, граф должен теперь озвереть. А ведь кашшафцы вступили в этот бой только потому, что были уверены в победе. Биргер воевал с авангардом, но скоро подойдут другие войска. Принять еще один бой в поле энгарнцы уже не могут — людей слишком мало. Теперь надо выдержать осаду.

Но город, вдохновленный победой, не боялся уже ничего. И, по мнению Гарое, совершенно напрасно. Когда человек ничего не боится, его легче заманить в ловушку.

Были потери и с их стороны. Полковник Орземес погиб, и это привнесло новые изменения в жизнь Гарое. Теперь он стал полковником Кеворком, старшим по званию в городе, хотя он этим положением не злоупотреблял. Если полуполковник "волков" Щехем и не отличился в этой битве, то потому, что прикрывал город. Сложись все иначе — и главным был бы он, а Гарое так бы и командовал ротой. Но вести в атаку пехоту выпало ему, поэтому он и священник Цохар, ободрявший воинов, превратились в любимцев толпы.

Священника, впрочем, и раньше любили. Старик остался прежним: насмешливым и простым. Однажды он бросил фразу, что занозой засела в нем:

— Любовь народа как ветер. Сегодня он приближает твой корабль к цели, а завтра бросает его на рифы.

Внутри Гарое все сопротивлялось этому утверждению, но он не спорил с умудренным жизнью священником. Время покажет, прав он или нет.

Киший спорить с Цохаром не боялся. Прочел пару книжек и теперь считал себя чуть ли не ученым. Из-за чего частенько попадал впросак — Цохар с радостью пользовался случаем поставить наглеца на место. Его оруженосец дулся, потом выискивал в библиотеке книгу потоньше, читал ее за одну ночь и отправлялся опять что-то доказывать священнику. Гарое был уверен: эти дискуссии затевались с одной целью, — показать, насколько он, Киший, приближен к "великим" людям. Гарое предупредил Цохара, чтобы тот не подогревал тщеславие у парня, но старик не согласился:

— Долго ли ему еще тешиться?

— Он скоро погибнет? — Гарое внутренне сжался.

— Бог с тобой, сынок, — упрекнул его старик. — Откуда я могу знать, кто и когда погибнет. Или ты меня тоже за волшебника, как неграмотные ремесленники, принимаешь? Иногда Эль-Элион дает мне проницательность, но судьбы людей я не вижу.

— Тогда о чем вы? — от сердца отлегло.

— Да о том, что сейчас все быстро меняется, и никто не знает, что будет завтра. Может, завтра ты станешь королем, а может, тебя вздернут на виселице. Может, Киший станет генералом, а может, подастся в разбойники. Сейчас для него самое большое счастье — почесать со мной язык. Ну и пусть его. Кто знает, что завтра будет. Знаешь, как говорят? Мудрому достаточно слова, чтобы научиться, а глупому и побои не помогут. Так что если твой оруженосец глуп, мои упреки его не спасут, а если умен, то и мои шутки ему на пользу.

Неизвестно, поумнел Киший или поглупел, но огорошить он полковника сумел. Как-то его окликнули на улице по имени, и Гарое упрекнул парня:

— Ты уже оруженосец полковника, а тебя все по имени. Неужели не простишь отца?

— Не-а, — Киший так замотал головой, что Гарое испугался, как бы он шею не свернул. — Пусть зовут по имени, я не гордый. А по фамилии я позволю себя называть не раньше, чем вы меня усыновите.

— Чего? — опешил Гарое.

— Нет, ну если не хотите, так я не настаиваю, — засмеялся оруженосец. — А вообще хорошо было бы: полковник — Кеворк и оруженосец у него — Кеворк. А сыновей у вас все равно нет, чего бы и меня не усыновить?

— Балбес ты, Киший, — засмеялся он.

— Как есть балбес, — легко согласился парень.

Гарое пробовал узнать, что у него там с отцом произошло, но сослуживцы ничего об этом не знали, а с просьбой усыновить, он к Гарое не к первому обращался, а к каждому, кто допытывался о его происхождении, даже если это был его ровесник.

В один из дней, пока город готовился к осаде, к полковнику Кеворку зашел неприметный ремесленник. Гарое услышал его пререкания с Кишием в коридоре.

— Дело у меня, — невнятно, но настойчиво бормотал кто-то.

— Так доложи, какое дело, иначе не пущу.

— Нет, я полковнику должен сообщить... — голос показался странно знакомым.

Гарое вышел из кабинета, несколько мгновений всматривался в незваного гостя, а потом остолбенел.

— Добрый день, господин полковник, — папаша Улм рассматривал пол и неловко теребил шляпу. — Мне бы с вами наедине поговорить...

Невысокого роста, еще нестарый — явно нет и пятидесяти, но полностью седой, хотя и не белой, а темно-серебряной сединой, гость жался в углу, бросая исподлобья взгляды загнанного зверя и нервно сминая потрепанную шляпу, грозя разорвать ее в клочья. Куда делись рубленые фразы, как у отставного солдата, прямая осанка, которую священник видел в Меаре? Словно кто-то чужой захватил тело этого человека. Теперь перед ним был не кучер богатой дамы, а хитрый торговец, жалкий и опасный одновременно, как голодный шакал. Если бы Улм не снял шляпу, Гарое ни за что бы его не узнал.

— Как же можно, господин полковник! — возмутился Киший. — Я вас с ним наедине не оставлю, как хотите.

— Мне ничего не грозит, — заметил Гарое и сдвинул брови.

Киший насупился и, достав из ножен меч, демонстративно уселся у двери.

— Добрый день, папаша Улм, — поприветствовал он гостя, закрывая за собой дверь. — Или вы теперь не Улм?

— Нет, — знакомый прищур — это, пожалуй, единственное, что сохранилось в агенте Полада. Все тот же жадный взгляд, будто вбирающий в себя все, что находилось вокруг. — Да, конечно, проходите, — он отступил, чтобы пропустить старого знакомого. — Теперь меня знают как Чашвара, — объяснил он. — Все имена мне чужие, а настоящее только я знаю, так что разницы особой нет. Но в Биргере я бываю под этим именем, и лучше, чтобы другое не всплывало.

— Да уж, — улыбнулся Гарое, а перед глазами встали похороны рыжего секретаря леди Люп. — А как та девушка?

— Айна? — зачем-то уточнил папаша Улм. — Хорошо. Пришла в себя, вышла замуж, ждет ребенка. Живет в портовом городе на Нефтоах. Если остановим кашшафцев, то ей ничего не грозит.

Гарое чуть было не удивился вслух: девушка, которая была так безутешна три месяца назад, уже вышла замуж. Но что-то было во взгляде Чашвара, что от вопросов он воздержался.

— Вы в гости пришли? — спросил он вместо этого.

— Нет, хотя увидеть вас очень хотелось. Конечно, вы и в Меаре мне понравились, но все равно трудно было поверить, будто под рясой скрывался такой талантливый военный. Теперь убедился, что это вы.

— А не еще один агент Полада? — уколол он папашу.

— Так одно другому не мешает, — нисколько не обидевшись, подмигнул Улм.

Но Гарое сразу подобрался:

— Я не служу Поладу, — отчеканил он.

— Вы служите Энгарну, — примирительно подхватил Чашвар. — И служите неплохо. Но я принес письмо от Полада.

— Да? — Гарое принял запечатанный в простую бумагу конверт, который Чашвар извлек из грязной тряпицы. Подошел к окну и открыл. Красивый, даже вычурный подчерк.

— Полад? — он стоял спиной к гостю.

— А что? — насторожился папаша.

Гарое принужденно рассмеялся.

— Глупый вопрос. Не могли же письмо подменить, — Улм не знал, от кого письмо, и наверняка королевская семья хочет, чтобы никто этого не знал. Но тот же Киший обязательно поинтересуется, что это за таинственный ремесленник. Кеворк свернул письмо и положил себе в рукав. Прочтет позже, когда останется один.

Чашвар угадал его переживания.

— Это не последнее письмо, которое я принес вам, — сообщил он. — Поэтому вы должны запомнить легенду. Я — торговец, который знает тайные пути в город. Скоро начнется осада, и в городе будет недостаток продуктов. Я хожу к знатным людям Биргера и договариваюсь о поставках продуктов. За большую цену, конечно, ведь я рискую, а вы голодаете.

— И вы действительно будете поставлять продукты в осажденный город?

— Да, — подтвердил Улм. — И не только продукты. Я осведомлен, что ответа не будет, поэтому позвольте откланяться.

Только теперь Гарое спохватился, что ничем не угостил старого знакомца, но папаша снова опередил его:

— Пить будем в другом месте и в другое время. Сейчас это было бы неуместно, ведь я собираюсь выйти очень обиженным. Не тот вы человек, чтобы тайком есть изысканные лакомства, даже если у вас есть деньги для этого. Так что крикните что-нибудь оскорбительное вслед. Мне вот про х... собачьи рассказали. Очень хорошо сказано.

— Это было тоже в другое время и в другом месте, — Гарое смутился. — Сейчас я так не смогу.

— Ну, как сможете, — прищурился Улм.

Гарое распахнул дверь и гаркнул, как можно громче.

— Убирайтесь, сударь. Я не нуждаюсь в ваших услугах и попрошу впредь обходить мой дом стороной.

— Как скажете, господин полковник, как скажете, — Улм, кланяясь, пятился к выходу. — А, однако, кто знает, может, еще и зайду. Вдруг вы переменитесь?

— Ты что не слышал? — грозно вскинулся Киший.

— Уже ухожу! — папаша рыбкой юркнул в дверь.

— Чего этому проходимцу надо? — оруженосец еще пылал обидой и гневом — ведь даже стукнуть назойливого гостя не удалось. — Я вам сразу говорил...

— Да, говорил. Но мне надо было с ним побеседовать. Он собирается дорогое вино богачам поставлять.

— Убил бы, — прошипел парень. — Проследить бы за ним...

Гарое с удивлением заметил, что ненависть у Кишия очень настоящая.

— Ну-ну, — примирительно попросил он. — В осаде он нам еще пригодится.

— Ага, — сверкнул глазами оруженосец. — Если врагам нас не продаст с потрохами, то пригодится.

— Он не дойдет до такого.

— Плохо вы людей знаете, господин Кеворк. Очень уж доверяете всем.

— Может, и так, Киший. Но в любом случае я прошу тебя без моего ведома ничего не предпринимать. Я могу на это рассчитывать?

— Можете, — слишком развязно прозвучало это слово, чтобы обещание вызвало доверие.

— Если ты не будешь выполнять мои указания, ты не будешь моим оруженосцем, — сухо завершил Гарое.

Киший сразу вскочил и вытянулся в струнку.

— Сделаю, как вы скажете, — он был печален и строг.

— Это хорошо. А теперь позаботься, чтобы меня с полчаса никто не беспокоил.

— Так точно, господин полковник, — Киший чуть расслабился.

— Вот и отлично, — Гарое вернулся в кабинет.

Он несколько раз прошелся от двери к окну и обратно, прежде чем снова остановился у окна и развернул письмо. И чего он, собственно, так волнуется? Как мальчишка, честное слово. Ну и пусть письмо от принцессы. Она-то видит в нем только священника.

Он смотрел на коротенькую записку и поначалу не вчитывался в смысл. Только разглядывал завитушки. Не лень ей было их вырисовывать? И почему-то представилось, как она сидела в спальне с дощечкой на коленях и старательно выводила буковку за буковкой, потому что тщательно обдумывала каждое слово, чтобы вышло не очень откровенно, или очень холодно, или очень переполнено отчаянием. От запаха чернил тошнило и хотелось разрыдаться, но вот эти завитушки отвлекали от дурных мыслей и от жизни, которая страшила, тоже отвлекали... Маленькая, запутавшаяся девочка. Сколько ей лет? Восемнадцать? Не так мало. Если бы она родилась в семье виллана, уже бы нянчила троих детей. Но она родилась наследной принцессой, и много лет мать потакала ее капризам, а последний каприз грозил разрушить ее жизнь.

Он глубоко вдохнул и вчитался в строки.

"Господин Кеворк! Я очень благодарна Вам за это письмо. Вы вовсе не были дерзки, и забудьте то, что я говорила Вам на балу. Мне нужно было услышать именно это: что еще не все потеряно и я могу поспорить с судьбой и исправить то, что натворила. Но Ваших слов утешения не хватило надолго. Потому что я не вижу другого выхода, кроме как стать женой лорда Нево. Вы знаете другой путь? Я либо должна обмануть хорошего человека и обманывать его всю жизнь, храня свою тайну, либо должна выйти замуж за бесчестного человека. Разве порядочный человек, такой как Вы, например, сможет быть снисходительным ко мне, зная все о моем легкомыслии? Женится ли такой человек на мне и даст ли имя моему ребенку, чтобы потом не упрекать за мои ошибки? Я не уверена, что это возможно, а обманывать никого не хочу. Я все еще пишу Вам как священнику. Скажите яснее, какой выход видите Вы?

Э.

Вы побуждаете меня довериться близким, но мне некому довериться. Близкие предупреждали меня, что я могу попасть в беду, но я не верила им. Теперь они скажут, что я должна испытать последствия своей ошибки. Но это так страшно!"

"Маленькая, запутавшаяся девочка, — повторил он про себя. — И очень одинокая..."

5 янайира, у замка Хецрона

— Здесь пойдем пешком, — Авишур спрыгнул с лошади и взял ее в повод.

Солта тоже спрыгнул. Земля мягко пружинила под ногами. Он любил такой лес — светлый, солнечный, очень тихий. Главное сейчас не нарваться на стражу. Военачальник ведет их нехожеными тропками для того, чтобы обойти их.

Короткий путь между стволами деревьев, и они спускаются к речушке. Чья-то лошадь беспокойно заржала, Авишур только хмуро обернулся. Звездочка Солты еле слышно фыркала, ей тоже не нравилась дорога, на которой можно сломать ногу. Он успокаивающе положил ладонь на морду. Надо немного потерпеть.

Вода мирно плещется, солнечные лучи играют в чистом ручье так, что слепят глаза.

— Это еще что? — слова военачальника еле слышны.

Солта смотрит в том же направлении, что и рыцарь. Там покачиваются на волнах чудные предметы — квадратные, плетеные из прутьев и обтянутые кожей.

— Рыбацкие лодки? — предположил кто-то из солдат за спиной Солты.

Он хотел было уже поспорить, что не бывает таких лодок, они из дерева должны быть и формы другой, но Авишур процедил сквозь зубы:

— А рыбаки-то где? Найти быстро!

Сразу четверо бросились обыскивать берег. Солта вместе с капитаном и остальными воинами переходили вброд реку. Вскоре из леса раздались вопли.

— Тихо подошли, называется, — военачальник злился, и за этим раздражением на самом деле скрывался страх. — По коням! — скомандовал рыцарь. — И быстро, быстро...

Быстро не получилось. Хорошей тропинки не было и на том берегу, приходилось беречь лошадей. В какой-то момент военачальник остановился. И Солта нутром почуял, что будет дальше, поэтому быстро объехал его и скомандовал:

— За мной!

И все приняли его руководство. Чем ближе был замок, тем реже становился лес, и они скакали быстрее, а когда выскочили на луг перед замком, к нему с воплями бежал какой-то виллан, а стражи замка, сообразив, что к чему, стали поднимать мост. У них было очень мало времени.

— Выручай! — шепнул он на ухо Звездочке и пришпорил ее.

Она заржала от боли и метнулась вперед. Мост поднимался медленно. Доскакать до него — а там он уже сделает что-нибудь, чтобы оставить ворота открытыми. Ветер свистел в ушах и не давал вдохнуть полной грудью. А затем со стены полетели стрелы. Одна прошла совсем близко, оцарапав щеку. Но он скакал дальше — вот же он, мост, — рукой подать.

— Стойте, граф! Стой, Солта!!! — кричал Авишур позади, его конь мчался след в след, но неожиданно отстал, жалобно заржав.

Но Солте надо добраться до Мигдола...

Каменное ядро упало под ноги лошади, она полетела на землю, всхрапнула и тут же умолкла, свернув себе шею. Так вот, что случилось с Авишуром. Военачальник лежал на земле с огромной вмятиной на груди — камень расплющил его. Почему Солту не постигла та же участь? Он мог списать это только на Божественное вмешательство. Он освободил ноги из стремян и, кувыркнувшись вместе со Звездочкой, даже не сломал ничего. Только в глазах все вертелось с бешеной скоростью. Он сидел на земле и тряс головой, чтобы прийти в себя, а каменные ядра сыпались в трости от него слева и справа, будто в замке решили, что если убьют его, то будут спасены. Или остальные далеко? Солта еще раз оглянулся, а в следующий миг земля вздыбилась у его ног.

— Шереш! — ему бы отскочить, вернуться к своим, но ноги налились тяжестью, он не мог ими пошевелить, словно их связали, да притом давно, потому что он их и не чувствовал.

Он сделал усилие, чтобы пошевелить ступней и вместо этого упал.

— Генерал! Генерал Ройне!!! — новый оруженосец явно паниковал.

Но почему не зажечь факел? Солта попробовал встать, но ноги чем-то прижало, шатер болтался в локте над ним. Он легко достал его.

— Свет! — потребовал он.

— Нет света, — в голосе послышалось облегчение. — Ядро попало в палатку. Надо выбираться.

— Ну, так выбирайся, — недовольно буркнул Ройне.

Нащупав в темноте меч, он вспорол над собой полог и глотнул воздуха. Ему тут же помогли подняться. Небо едва посерело, а замок Хецрон уже плевался ядрами.

— Вояки! — Солта давно так не злился. Как они посмели? Или считают, что если выиграли одну битву, то теперь им ничего не страшно? Но он возьмет этот замок, а затем и город, как брал до этого десяток других. И первым делом повесит засранца, который посмел швырять ядра в него.

Вчера они попытались переправиться на тот берег — захватить замок можно только оттуда. Но вброд туда не переберешься, а энгарнцы утопили лодки на юлук в округе. Генерал Ройне отдал приказ — и солдаты стали нырять в воду, доставая лодки, но ничего не вышло. Ройне злился, Алеан хихикал, баюкая раненую руку.

Он бы обошел этот замок стороной, оставил его Тазрашу и магам. Но если он хотел захватить Биргер — этот замок очень важен. Он защищал реку, снабжая осажденный город продуктами. Сколько Ройне знал, запасов еды в самом городе не сделали. Захвати он эту крепость на реке — и самое большее через месяц город будет взят. У него хватит солдат и еды, чтобы продержать Биргер в осаде такое время.

Этот замок как заноза в заднице. Вчера Господь напомнил ему о рыбацких лодках, виденных под Мигдолом. Капитаны нашли умельцев — и работа закипела. Теперь, раз уж его разбудили так грубо, следует проверить, как идет работа.

Он повернулся к оруженосцу:

— Бецая ко мне!

Раньше Бецая к нему прибежал Алеан. Он был необычно бледен.

— Тебе плохо? — отстраненно поинтересовался Денисолта.

— Мне? — поразился брат. — Нет. Мне доложили, что ядро попало в твой шатер и тебя убило на месте.

— Они пошутили, — отмахнулся Ройне.

— Рад в этом убедиться.

Замок затих. То ли закончились ядра, то ли устали палить бесцельно. Бецай подскочил и, вытянувшись, доложил:

— Генерал Ройне, лодки готовы. Помните те островки посередине реки? Мы понтонные мосты из шестов и кож соорудили, так что расстояние вдвое сократилось. Можно переправляться. На островки, а оттуда на лодки.

— Я пойду, — тут же откликнулся Алеан.

Ройне оценивающе окинул его взглядом. Кавалерия на том берегу пока не нужна, но Алеан справится и с пехотой. Солта кивнул:

— Возьми семьдесят мечников и пятьдесят лучников. Переправляешься, укрепляешь лагерь и отбиваешься, пока не наведем нормальный мост, — отчеканил он.

— Это по мне! — брат помчался обратно, по пути отдавая приказания. Солта с легкой усмешкой посмотрел ему вслед. Неугомонный. И смерть его не берет. Это хорошо. У него получится.

Сердце кольнуло, когда он вспомнил Идбаша. Как он мог пропасть так? Поначалу они надеялись, что он попал в плен, но надежда быстро угасла. Самое паршивое — жена Идбаша даже тела мужа не получит. Но ничего, энгарнцы заплатят за эту смерть...

В сердце закралась тревога. Генерал, не отрываясь, следил за перемещениями своих воинов, но прежде всего за Алеаном. Половину реки они преодолели благополучно. Замок будто уснул после выплеснутой утром злобы. Но как только легкие лодочки отправились дальше, Хецрон ожил, ядра полетели в воду. Хорошо, что не так густо, как утром, значит, запасы заканчиваются. Ройне отмечал про себя: "Мимо. Очень близко, сильная волна, но ничего, удержались. А теперь попали. Но там уже мелко, не утонут". Лучники держали берег под плотным обстрелом. Защитники замка сделали вылазку, но она оказалась бесполезной. К берегу энгарнцы подойти так и не смогли. Когда Алеан с рыцарями вышел на берег, с ними не рискнули сразиться, предпочли укрыться в замке.

Брат победно вскинул к небу меч и захохотал. Ройне еще раз кивнул. Завтра. Не позже чем завтра, они возьмут Хецрон. И тогда наступит его звездный час. Когда он возьмет Биргер — подарит город и его окрестности брату. Он будет графом Хецроном.

6 янайира, Умар

Несколько дней прошли у Тевоса словно в бреду. После видения, где Ойрош погибала в пожаре, а он ничего не мог с этим поделать, вожак несколько раз пробовал встретиться с ней или хотя бы передать весточку, но ничего не получалось. Едва он приближался к владениям Шонгкора, везде видел свою смерть. Он не мог обойти расставленные ловушки. Кедер побеспокоился об этом, то ли защищаясь от людей, то ли мечтая убить оборотней.

Тевос не жалел о том, что сделал. С тех пор как на Гоште появился первосозданный, все стало зыбко. Трудно определить, какой твой поступок приведет к катастрофе, а какой, наоборот, спасет. Чаще всего любые телодвижения только ухудшали создавшееся положение. Вот и с Ойрош также. Не женился бы он на ней, девушка бы грустила и плакала, и Шонгкор все равно захотел бы убить вожака и отказался бы объединиться с оборотнями. А так он хоть Ойрош не обидел.

Однако эти мысли утешали его недолго, около месяца, а потом он перестал ее чувствовать. Совсем. Раньше, стоило закрыть глаза, он видел, как она беседует с матерью, читает книгу или гуляет недалеко от дома. Он не мог ее слышать так далеко, но хотя бы знал, что с ней все в порядке.

А сегодня утром он проснулся и не увидел ничего, кроме пустоты. Серого тумана, мерзкого, липкого на ощупь. Сначала его прошиб холодный пот от ужаса. Неужели она мертва? Но когда "посмотрел" на Нальбия, это легко удалось, и опечаленным он не выглядел. Если бы с сестрой что-то случилось, он бы не был таким оживленным. Значит, Тевос не видит ее по другой причине. По какой?

Он немного успокоился и решил попробовать пробиться через этот липкий туман позже. Пока надо беспокоиться о другом. Главная проблема сейчас и для Умара, и для Шонгкора — это отряд, созданный Загфураном. Очень сильную команду он подобрал, что ни говори. Мало того, что большинство из них не трусы, так еще и предпочитают умереть, но не дать прикоснуться к магу. Без мага они, конечно, сразу станут гораздо слабее. Поэтому их цель — маг. Но как до него добраться?

Второй раз нападение, которое они сделали в конце дисамбира, не удастся. Загфуран или Жамбера придумают новую защиту, чтобы заранее знать о приближении оборотней. С каждой битвой они будут становиться опытнее и сильнее. Но оборотням надо защититься. Не только защититься. Надо уничтожить весь этот отряд.

Можно напасть всей стаей. Тевос прикрыл веки и тут же с ужасом распахнул их. Почти половина мужчин погибнет. Столько вдов, сирот... Стая долго не оправится, а ведь война еще далека от завершения. Нет, так прямолинейно действовать нельзя. Тогда что предпринять? Что?!

Хоть головой об стену бейся. В такие мгновения он жалел, что получил дар, что стал вожаком. Он знал, что дар с ним, и все же предвидение будто предавало его, потому что вместо четкой картинки будущего, он натыкался на тот же отвратительно-липкий туман. Не все так просто. Нельзя увидеть лучшее решение, как в зеркале Намжилдоржи. Надо самому разработать план, а дар лишь подскажет, сработает ли он.

Намжилдоржи! Может, на этот раз стоит посоветоваться с его зеркалами? Тевос ухватился за эту идею и "поискал" мага, который жил не так далеко от Умара.

Снова туман. Это уже насторожило. Что если он теряет дар? Что если сейчас стае нужен другой вожак, а он только вредит?

Чтобы проверить предположения он быстро оделся и вышел за пределы города. Там обратился в волка и помчался на восток. Надо проверить, что с Намжилдоржи, почему его не видно.

Быстрый бег помог привести в порядок мысли и эмоции. Ничего страшного не произошло. Он потерял дар? Это к лучшему, он станет более свободным. Главное, быстро найти другого вожака, которого выбрал Эль-Элион... Вот только захочет ли новичок помогать вампирам? Отлично, тогда это будет только его дело. Он не будет отвечать за стаю, одним бременем меньше.

Тевос не прятался от стражи оборотней. Некогда сейчас заниматься этими пустяками. В любом случае он скоро вернется.

Он приближался к домику скованного мага, и его охватывала все большее беспокойство. В воздухе витал запах гари. Кого жгли так далеко в лесу?

Он выбежал на полянку, где когда-то стоял домик лесника, ставший надолго приютом для Намжилдоржи. Обуглившийся фундамент — все, что осталось от жилища мага. Он будто на кладбище попал. Дом уже давно остыл, запах гари был скорее воспоминанием о прошлом.

Тевос подошел ближе, прыгнул на черные угли, не заботясь о том, что испачкает желтую шкуру. Тщательно исследовал все. Обнаружил обгоревшие человеческие кости. Замер, но так и не смог увидеть, кому они принадлежали. Зато увидел другое: Намжилдоржи спешно собирает вещи, носит их на телегу. Рядом суетится девушка в платье служанки и огромный пес, глаза которого то и дело поблескивают алым. Затем видение поплыло, и он увидел, как маг, стоит возле пылающего дома, запрыгивает в телегу.

Что ж, Намжилдоржи жив, но уехал. Куда? Зачем? Вряд ли он это узнает. И в зеркала его посмотреть уже не удастся. Значит, он не видел мага лишь потому, что тот слишком далеко. Дар его не покинул.

Это хорошо. И плохо.

Он помчался обратно, вновь лихорадочно отыскивая пути, чтобы справиться с созданным против них отрядом.

Решение пришло простое и красивое. Буквально снизошло, как дар. Тевос, не останавливаясь, мчался обратно. Следовало срочно собрать князей, чтобы обсудить этот план и найти тех, кто осуществит его.

Но, когда город был рядом, Тевос промчался мимо, снова направившись к владениям Шонгкора. Еще одна идея озарила его. Если он не видит Ойрош, возможно, ее тоже нет рядом.

Он долго кружил на расстоянии от стражи вампиров: там где, они не могли его почуять, он уже видел опасность. Ему нужен был Нальбий, только он... Вскоре Тевос различил его на дереве внутренним зрением. Он только что сменил Челеша.

Тогда Тевос обратился в человека и крикнул:

— Нальбий! Одно слово.

Тот упал с неба, будто коршун. Вожак еле успел отойти.

— Не только ты умеешь нападать внезапно, — осклабился вампир.

Тевос не возражал. Пусть считает, что застал его врасплох. Мальчишка — для него это важно.

— Где Ойрош? — спросил вожак.

— Ее нет здесь, — подтвердил вампир его выводы. — Отец отправил ее на Гучин. Мы поедем позже, когда соберем вещи.

— Это хорошо, что она уехала, — облегченно выдохнул он.

— Ах, вот как?! — возмутился Нальбий.

— Я найду ее после войны. Обязательно найду, — ухмыльнулся вожак. — Вам не спрятать ее от меня. Но ей и вправду грозила большая опасность. Как и всем вам. Но за остальных я так не переживаю.

— Убирайся в стаю! — насупился Нальбий. — Это последний раз, когда я разговаривал с тобой.

— Как знать, — пожал плечами Тевос и исчез в лесу.

7 янайира, Хор-Агидгад

— Держись рядом со мной, пожалуйста! — Ялмари крепче сжал ее руку.

Эти слова стали чем-то сродни заклинанию. Они снова потеряли счет времени, как тогда в подземелье. Только на этот раз все было наоборот: солнце стояло в зените, словно намертво приколоченное к небесному своду. И только усталость говорила о том, что они блуждают давно. Несколько раз они делали привал прямо посередине улицы. Костер не разожжешь — нигде не росло ни одного дерева, а портить двери домов они не рискнули. Они шли, пока хватало сил. Спали, постелив на каменную мостовую плащи. Снова шли. Тревога сменялась настороженностью, на смену ей приходило безразличие, после которого наступал страх: закончится ли когда-нибудь этот город. И где храм, который они ищут?

Вычурные дома вокруг сменялись простыми, а затем снова расступались, открывая площади с летящими галереями и мертвыми фонтанами. Ялмари вместе с остальными снова и снова искал храм. И боялся найти его — Илкер это чувствовала.

Нигде они не заметили следов разрушения, все очень хорошо сохранилось, и это убеждало: город не просто захватили — его прокляли. Это гораздо страшнее. Тут никто и никогда не будет жить.

Поначалу она радовалась, что улицы вокруг не похожи на те, что появлялись в видениях. "Мертвые" фонтаны девушку не пугали. Любое отличие от ее кошмаров радовало: сны не окажутся пророческими, она не умрет здесь.

Илкер очень переживала за Ялмари. Его слова: "Не смогу жить без тебя", — выбивали почву из-под ног. Она готова умереть, чтобы спасти его, но не погубить. Поэтому и написала письмо перед отъездом. Но поможет ли оно? Утешит ли? По себе девушка знала, что ее бы ничто не утешило, если бы что-то случилось с мужем.

Иногда она замечала на себе ревнивый взгляд амазонки. Бисера явно влюблена в Ялмари, что, конечно, не удивляет. И если бы амазонка смогла утешить его, когда он останется один, Илкер бы только радовалась... Но еще больше она бы радовалась, если бы храм Судьбы оказался не так страшен, как о нем пишут. Если бы никому не пришлось умирать там: ни ей, ни ему.

Но вот они свернули в очередную улочку, и девушка едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть. Она сразу узнала ее. Про себя Илкер называла ее Закатная улица — дома на ней окрасили в приятный светло-малиновый цвет. Будь он краснее — напоминал бы кровь. Чуть светлее — получился бы приторно-розовый. Но цвет заката очень бы понравился. Если бы только Илкер не видела его раньше, в ночном кошмаре, где она не успела спасти Ялмари и погибла в пламени дракона.

— Богиня-матушка! — изумленно выдохнула Бисера.

С тех пор как Илкер нашла их команду, амазонка произнесла не более трех слов, но на этот раз она не выдержала. После серо-коричневого цвета окраин и голубого камня фонтанов Закатная улица производила необыкновенное впечатление. Не только цветом, но самой отделкой. Лепнина на стенах причудливо выделялась, так что не сразу замечались черные провалы окон домов, в которых давно никто не жил.

Герард не выдержал, шагнул к стене и провел ладонью по изображению дерева. Пальцы скользнули по изгибу ствола и ветвей, дотронулись до листьев и цветов... Казалось, он ласкает женщину.

Ялмари пошел дальше, и все двинулись за ним. На другом доме лепнина изображала море. Внизу, на уровне их глаз, вылепили подводный мир. Выше — корабли и маяк. Еще выше — скалы и морских птиц. Быстро не пойдешь — хочется остановиться и долго рассматривать эти картины. Ялмари отпустил ее. Кажется, он успокоился. Зато в ней тревога нарастала. Девушка радовалась отсрочке. Радовалась каждой остановке и тому, что они не спешат. Чем дольше они будут идти до конца улицы, тем лучше...

Муж наоборот прибавил шаг. Илкер поспешила за ним, но руку не дала. Хорошо, что он этого не заметил.

Теперь ей казалось, что дома стремительно проносятся мимо, хотя они не бежали. И девушка не видела ничего, кроме черных окон, которые будто изливали проклятие и зло на тех, кто посмел нарушить покой Мертвого города.

Они вышли на площадь так неожиданно, словно их выбросило волной. Ялмари резко остановился и вновь спрятал ее за спину.

— Шереш... — пробормотал он.

Сердце у Илкер в груди так грохотало, что, казалось, все это слышат.

— Что случилось, принц? — Люне вышла вперед, осмотрела величественное темно-синее здание, колонны которого точно подпирали небо.

Каменный дракон, неподвижной статуей застывший на крыше, казалось, пролетал над городом, а не лежал на крыше храма. Но Илкер на ум пришло другое сравнение: он обнимал крыльями храм, будто защищал его от вторжения.

— Я видел это в видении... — голос Ялмари был хриплым. Илкер не сразу сообразила, что он отвечает на вопрос Люне. — Видел, вместе со всеми вами. Разве что, кроме Люне.

— Это хороший знак, — одобрила ведьма.

— То, что тебя не было во сне? — удивился принц.

— То, что ты видел храм и остальных. Значит, мы не напрасно пришли сюда. Сам Эль-Элион привел нас.

— Не упоминала бы ты имя Господа всуе, — недовольно предостерег Балор.

— Сразу, как ты прекратишь поминать шереша, — парировала Люне.

Не обращая внимания на их перепалку, Ялмари пошел вперед, по-прежнему держа ее у себя за спиной. Илкер казалось, что она сквозь подошвы сапог чувствует холод мостовой. Так, словно она идет по ней босиком, а ноги хлещет поземка, как во сне... Камни мостовой поначалу были серыми, а чуть дальше темнели, точно от храма падала тень.

— Не ступайте на синие камни, — предупредила Люне.

Площадь возле храма была выложена темно-синим, гладким почти как зеркало камнем, таким же, какой использовали при строительстве храма.

— Почему? — спросил Балор у самой черты.

— Дракон не мертв.

Илкер вздрогнула — глаза каменного дракона сверкнули алым.

— Дальше я должен один... — сообщил Ялмари и отпустил ее. Постоял немного с опущенной головой к ней спиной. Потом не выдержал и повернулся. "Сейчас!" — поняла Илкер, и прежде чем он встретился с ней взглядом, рванулась вперед, рыбкой скользнув между ним и Етвартом. Никто не ожидал, что она сделает что-то подобное, — молчаливым послушанием, она усыпила бдительность всех. Она бежала к храму со всех ног, не оглядываясь. Если только она обернется, если только позволит себе услышать, что кричит ее любимый, что делает дракон там, наверху, она потеряет решимость.

Поэтому надо вверх, по ступенькам, перепрыгивая через одну, туда, за огромные колонны, прямо в полумрак гигантского зала. Туда, где ей предстоит умереть...

Илкер ворвалась в храм, закрыв глаза. Она бы и уши заткнула. Но вместо этого вцепилась в створки дверей и изо всех сил толкнула их, чтобы закрыть, отрезав себя от тех, кто остался на площади.

Двери закрылись бесшумно — в этом городе все было бесшумно. Илкер бы закрыла их на засов, если бы здесь был засов. На всякий случай. Чтобы он не пошел за ней, не вернул. Это должна сделать она. И она сделает. Девушка обессилено прижалась к холодной двери. Ноги разом ослабели, она так и держалась за металлические узоры на двери, боясь, что если отпустит их, то упадет.

Илкер не торопила себя. У нее есть время. Много времени. Она успеет. Надо только успокоиться. Девушка тяжело дышала. Когда дрожь в ногах прошла, она всмотрелась в золотую решетку, за которую уцепилась. Причудливыми узорами она украшала деревянную дверь. Шагнула дальше, чтобы полюбоваться на нее. В давнем сне узоры сложились в буквы, но здесь магии не было. Это успокоило. Может, все не так страшно, как она себе воображала. Повернулась, осматривая гигантский зал.

Страх ушел, будто его и не было. Восторг от столь красивого и величественного сооружения быстро сменился тихим счастьем, а затем покоем. Внутри зала тоже были колонны, уходящие к высокому, полукруглому своду. Только, по сравнению с колоннами у входа, они казались тонкими и хрупкими, как церковные свечи. Удивительно было, как они не ломаются, не падают. Стены зала терялись в полумраке, но центральную дорожку, напротив которой стояла Илкер, освещал солнечный свет. Она вновь вгляделась под купол храма. Как оттуда льется солнечный свет? Ведь на крыше лежит дракон. Но лучи лились из крошечных отверстий, мерцавших на своде, как звезды, будто ничто им не мешало.

Приятно было, что храм внутри не темно-синий, как снаружи, а теплого коричневого цвета. Илкер подошла ближе к колонне. Девушка легко могла бы обхватить ее. По камню вились вырезанные узоры, покрытые черной краской.

Ничего особенного не было в этом храме: ни блеска позолоты, ни картин или статуй. Но все ей нравилось, и уходить не хотелось. Девушка пошла по солнечной дорожке дальше. Странно, что никто не разговаривал с ней. Почему-то она была уверена, что, как и во сне, с ней заговорит Эрвин. И скажет ей что-нибудь важное, прежде чем она сделает то, что должна сделать.

Когда она подошла к месту, где в обычных церквях был алтарь, заметила, что у дальней стены справа стоят столы, а на них сундуки самых разных размеров: крошечные ларцы, и большие, в которых два-три человека могло бы спрятаться. Ведьма сказала Ялмари, что там лежат дары тех, кто пришел сюда, чтобы изменить судьбу. Но у нее нет дара. Может, поэтому с ней никто и не разговаривает?

Она посмотрела налево, и сердце на мгновение остановилось, а потом забилось неровно. Впереди у алтаря горели свечи, расставленные аккуратным прямоугольником вокруг каменного ложа-алтаря.

Алтарь — каменная плита, высотой примерно по колено ей. Со всех сторон его украсили рельефом. Она очень хорошо помнила эти узоры. Во сне они тоже сложились в буквы. Илкер медленно подошла ближе. Да, все так и есть: сверху на плите вырезано углубление в виде человеческой фигуры. Надо лечь на нее и раскинуть руки.

Она присела на корточки и потрогала надпись на плите. Опять ничего не изменилось. Что если сила ушла из храма? Вот бы уйти отсюда живой и невредимой. Но ведь тогда это будет обозначать, что умрет Ялмари. Что Энгарн проиграет войну. Что Гошта погибнет...

— Я помню, — грустно улыбнулась она. — Или он, или я.

Тот, у кого есть дар, кладет его на те столы, что справа. У кого дара нет, отдает себя. "Это правильно", — согласилась она. И, поднявшись, полезла на плиту.

Удобно устроилась там. Было не страшно. Каменное ложе оказалось теплым и даже уютным. Во сне она была в ночной рубашке, и волосы рассыпались по камню. А теперь она в мужской одежде и на голове только кудряшки...

Девушка подождала немного. Неужели ничего не получится? Или она что-то сделала не так? Может, надо было раздеться?

Накатила волна ужаса. "Если я до считаю до пяти и ничего не случится, — успокаивала она себя, — встану и убегу отсюда, — и начала считать. — Раз, два, три..."

Ослепительная вспышка обожгла глаза сквозь прикрытые веки.

Ялмари дернулся вдогонку за Илкер, но Балор дернул его назад, так что он покатился по коричневым камням площади. По синей мостовой ударил столб пламени, выжигая камни до черноты.

Принц вскочил, обернулся, закричал страшно, но Илкер уже скрылась за колоннами храма. Он вновь собрался последовать за ней, но Балор преградил путь.

— Ты еще не догадался? Туда может зайти только один.

— Нет, — твердо ответил он, изо всех сил сдерживая себя. — Я ей не позволю, нет...

— Теперь уже поздно, — горько сказала Люне. — Надеюсь, она знает, о чем я тебя просила?

— Ты не понимаешь! — воскликнул принц. — Она не выйдет оттуда...

— Ни разу не слышала, чтобы в храме кто-то погиб.

— Мне надо ее вернуть. Сейчас же.

— Здесь тебя не пропустят, — возразил Етварт. Порывшись в суме, он швырнул на синюю мостовую гриб. В тот же миг столб пламени испепелил его.

— А если...

— Отвлечь? — предположил полуполковник. — Давай попытаемся, — и широким жестом рассыпал грибы, будто засевал землю пшеницей. На мостовой возникла целая стена пламени, жар обдал их, и они невольно отступили. — Еще хочешь попробовать? — спокойно поинтересовался Шрам.

— Должен быть другой вход, — решительно заявил принц. — Там, где нет дракона.

— Нет никакого другого входа, — уныло возразила Люне.

Он не спорил, просто помчался вокруг здания.

— Я подожду, ладно? — услышал он Сорота.

Плевать ему было на Сорота.

С обратной стороны действительно был вход. Балор обошел здание с противоположной стороны и тоже присоединился к ним. Кончик хвоста дракона свисал с крыши, словно указывая на надпись на здании. Ялмари задержался лишь на мгновение.

— Знаешь этот язык? — повернулся он к Люне.

— Нет, — хмыкнула девушка.

— Неважно, — он побежал к ступеням.

Остальные пошли за ним.

Здесь храм был намного ниже, чем с главного входа. Белые колонны тоже украсили лепниной, от чего храм казался светлым и неопасным. За колоннами блеснули золотые узоры на плотно прикрытых дверях.

— Судьба неумолима, как Всетворящий, — пробормотал князь.

— Это откуда? — поинтересовался принц.

— Да так... вспомнилось. Пойдем, но что-то я сомневаюсь, что можно найти другой вход.

Двери открылись легко. Ялмари ворвался внутрь. Тут было светло и солнечно. По белым мраморным полам, украшенным причудливой мозаикой, он помчался в дальнюю комнату, чтобы поискать вход в храм Судьбы.

— Мы обследуем другие комнаты! — крикнул Шрам ему вслед.

Амазонка обнаружила лестницу и пошла наверх. Герард прислонился к колонне у дверей. Он не рискнул остаться на площади в одиночестве, но и обыскивать здание не торопился.

Ялмари как безумный метался из одной комнаты в другую, не слыша заверений, что все уже осмотрено и отсюда в храм не попадешь.

— Должен быть тайный ход! Они должны были как-то проходить в соседнее помещение.

— Не было никакого хода, — мрачно возразила Люне. — Это же не люди строили. Идем лучше обратно. Не должна она здесь умереть.

Принц постоял немного, в отчаянии закрыв лицо. Затем пошел обратно. Он даже не разглядел толком, как выглядит это помещение.

— Судя по всему, тут библиотека была, — заметил Шрам, но слова проносились мимо сознания.

Он войдет в храм вслед за Илкер и будь, что будет.

Когда они вернулись к синей мостовой главного входа, Етварт легко разгадал его намерения.

— А ну приди в себя! — гаркнул он, хватая Ялмари за куртку. — Погибнешь, и кому от этого легче будет?

Принц оттолкнул его, он был гораздо сильнее. Дорогу загородил Балор.

— Не глупи!

Ялмари отодвинул и его, но прежде чем он сделал еще один шаг, на ступенях появилась Илкер. Помчалась к нему.

Он поймал девушку в объятия, загородил спиной от храма, целовал, не обращая внимания на других, и мог выговорить хрипло только одно:

— Ты... ты...

— Прости меня, — шептала она. — Прости, пожалуйста. Все же обошлось. Прости.

Он прижал ее к груди, постоял так, ничего не замечая вокруг. Только потом ощутил, что ему что-то мешает. Илкер держала сверток, который не давал обнять ее сильнее. Он хотел выбросить его, но девушка не позволила.

— Подожди, — отстранилась она. — Это надо отдать. Отпусти, пожалуйста! — она посмотрела с мольбой, но он упрямо мотнул головой. Пришлось разговаривать так. Из-за его плеча она разглядела хмурую ведьму и позвала ее.

— Люне, мне Ялмари рассказывал о твоей просьбе. Но Он не позволил мне взять перстень, который тебе нужен. Он сказал, чтобы я передала вот это, — она подала девушке сверток.

Люне нерешительно шагнула ближе и, приняв подарок, развернула. Шерстяной плащ с длинными рукавами и капюшоном волной опустился на камни.

— И зачем мне это? — скривилась ведьма.

— Не знаю. Но Он сказал, что, кроме этого, я ничего не могу взять для тебя, — она повернулась к Ялмари. — А для тебя, — она посмотрела на мужа, — и Энгарна Он передал вот это.

Илкер отстранилась и протянула к Ялмари руку. Из ее рукава к принцу скользнула змейка, замерла, подняв голову.

— Шереш... — потрясенно пробормотал полуполковник. — Это что еще такое?

Принц ожидал объяснений. Она смутилась.

— Это трудно объяснить, но это талисман. Вернее, половина талисмана. Вторая половина спрятана в Шакальей горе, и он поможет нам ее найти. Он не кусается. Это ужик.

— Какой к шерешу талисман? Какая шакалья гора? — ожил Герард. — Нам еще куда-то идти?

— Энгарн победит, только если уничтожить духов гор, — терпеливо объясняла Илкер, глядя только на мужа. — Этот талисман как раз и поможет. Шакалья гора — она тоже в Лейне, только южнее.

Принц сгреб ужа в ладонь, будто веревку, и сунул в суму, снова обнял девушку. Он еще не мог прийти в себя, и она уговаривала его тихонько.

— Все хорошо. Все хорошо.

— Возвращаемся? — предложил Шрам, отводя взгляд.

— Возвращаться нельзя! — горячо возразила Илкер. — Надо идти дальше, иначе мы погибнем.

— Откуда ты знаешь? — неприязненно скривилась Бисера.

— Он сказал, — смущенно объяснила девушка.

— Кто "он"? — потребовал Етварт.

— Ну... он, — Илкер от чего-то смутилась. — Эрвин.

Возникла неловкая пауза. Наконец Балор, потирая раненое плечо, поинтересовался:

— Куда идти?

— Ужика достань, — попросила Илкер у принца. — И не отставайте. Если он двигается быстро, мы тоже должны спешить. Если он остановится, мы тоже должны стоять. Тогда доберемся до места живыми. И еще... нас не должна застать ночь в этом городе.

8 янайира, Восточная Кашшафа

План был простой и дерзкий. Что стоит оборотням переодеться в воинов Кашшафы и пробраться в воинский лагерь тогда, когда отряд еще на своей территории, а значит, не ожидает нападения? Конечно, долго они бродить среди людей не смогут, кто-то заметит чужаков, но подобраться к магу времени вполне хватит. Князья одобрили это решение. Порывались идти сами, но Тевос не позволил.

Следовало быть готовым ко всему. И к тому, что мага они убьют, но вернуться не смогут. Пойти должны обычные воины и он.

— В таком случае и тебе нельзя рисковать, — тут же завелся Дагмар. — Ты хочешь оставить стаю без вожака?

— Эль-Элион даст другого вожака, — возразил Тевос. — Но без меня у них вообще нет шансов.

Князьям пришлось смириться. Как всегда. Добровольцы нашлись быстро. Молодежь любила рисковать жизнью рядом с вожаком. Но Тевос взял не всех. С каждым он долго беседовал. Если замечал хоть малейшую тень над ним — не брал.

В конце концов он выбрал семерых. Самый старший — его ровесник. Остальные моложе на три-четыре года. Разве только Сафарбию едва исполнилось двадцать три. Он, как и некоторые другие, даже семью не создал. У эйманов таких никуда бы не выпустили, хотя у них мужчин больше, чем оборотней в Умаре. Это если по всей Гоште поселения считать, то получится, что гибель одной стаи особого ущерба не принесет...

Они выступили утром, чтобы к вечеру быть в Кашшафе, а ночью попытаться убить мага. Пробирались тайными тропами, которые людям неизвестны, а вампирам и подавно — те по воздуху перемещаются. Тут можно было идти без опаски, и хотя дорога была длиннее, время они в конечном итоге сберегли: не приходилось прятаться и выискивать безопасный путь.

Но и здесь Тевос не терял бдительности. Когда он давал отдых братьям, всегда "смотрел" вперед. Нельзя забывать, что Загфуран силен, а самое главное, хитер. Кто знает, где он устроит ловушку.

Вскоре они повернули на юг, чтобы попасть к ущелью Белых скал. Лес заметно редел с каждым лавгом: люди много деревьев вырубили, а с тех пор как недалеко прошла армия Кашшафы, лес отступил от гор еще почти на юлук. Деревень тут никогда не было. Кашшафские войска оттеснили энгарнцев и ушли вглубь страны, но все равно следовало соблюдать осторожность: на завоеванной территории вполне могли бродить дезертиры обеих армий.

Ущелье было свободно. Они благополучно миновали его, не встретив ни души. Скалы были не белыми, как можно было предположить, а обычными, серыми. Но на фоне соседних рыжих гор они сильно выделялись, поэтому и получили такое название.

В сумерках они выскользнули из ущелья и тут же рассеялись. Дальше они должны были пробираться на расстоянии друг от друга, чтобы не привлекать внимания.

Отряд, созданный Загфураном, квартировался в ближайшей деревушке, чтобы быстро можно было перебросить его в леса Умара. Восемь волков окружили деревню полукругом. Они ждали команды вожака.

Тевос вновь "посмотрел" вперед. Стража на месте, но на этот раз людям ничего не угрожало. Оборотни должны незаметно пробраться в деревню, обратиться в людей и притвориться воинами. Тоже непросто, конечно: в основном солдаты уже спят. Дальше Тевос должен найти дом, где спит маг, а потом...

Он подал сигнал, и они по одному миновали стражей. Тевос шел последним. Когда он серой тенью перемахнул через плетень, сердце кольнула неясная тревога. Он чуть вернулся и принюхался к стражу. Так и есть: это магическая ловушка, человека здесь нет. Зато наверняка маг уже знает о том, что в деревне оборотни.

И тут же воздух полыхнул. Камни Зары сыпались, кажется, со всех сторон, но Тевос метался между огненными взрывами, ища братьев. Один мертв — он пылает ярким факелом и уже не шевелится. Другой ранен — его рубанул выскочивший будто из-под земли воин. Тевос бросился на врага, отрывая зубами кисть с мечом, чтобы дать отступить Сафарбию. А следом еще один удар камнем Зары, он еле успевает ускользнуть, подставляя неудачника с оторванной рукой. Пламя слегка опалило спину, он быстро сбивает его, кувыркнувшись по земле, а затем снова вскакивает.

Срочно собрать всех и отступать. Он разговаривает с ними, мысленно подталкивая, потому что в этом огненном озере так легко потерять ориентацию. Да, им теперь только как зайцам — влево-вправо, прыжок вверх, только бы сбить с толку мага, надо делать это неожиданно, тогда они смогут уйти, выживут...

Еще один огненный взрыв справа. Пирум взвыл и покатился огненным клубком. Тевос чуть остановился, но тут же понял, что ему не поможешь, надо спасать других. Вперед. На самом краю деревни еще одна засада. Волки смели ее, не обращая внимания на раны от серебряных мечей, благо они были скользящими. Только Сафарбию не повезло. Раненое плечо подвело, не подпрыгнул достаточно высоко. Серебряный меч снес ему голову. Единственное, что мог сделать Тевос, это точно так же убить человека, разрывая горло до самого позвоночника.

"Рассеяться!" — он приказал это четырем выжившим, едва они покинули деревню. За ними наверняка будут следить, знают, что ранены многие. Если не сейчас, то, как только начнет светать, обязательно попробуют добить. Не стоит облегчать им задачу. Надо убраться отсюда как можно дальше.

Он опять бежал позади, подбадривая раненых: перевязка потом. Сейчас только вперед, желательно на территорию Умара...

"Загфуран снова переиграл нас, — с горечью думал Тевос. — Предупредил своих о нашем появлении, чтобы они приготовились к нападению. Но это еще не конец войны. Не конец".

9 янайира, Хор-Агидгад

Ялмари открыл суму, змейка выскользнула наружу и упала на мостовую. Она так стремительно поползла с площади в одну из улиц, что им пришлось поспешить, чтобы не упустить ее из виду.

— Да сколько уже можно бегать? — прохрипел Герард, когда они свернули в одну из улиц.

Никто не поддержал его. Топот их ног, дыхание, звучали оглушительно в тишине города. Илкер казалось, что шумом они будят древнее зло, но на самом деле все было намного проще: нельзя оставаться в Хор-Агидгаде на ночь.

Они шли, пока хватало сил, потом не выдержала Люне, за ней свалилась Бисера. Ялмари в растерянности выискивал взглядом сбежавший талисман. Ужик вскоре вернулся, но дал им передохнуть не больше получаса, и они снова мчались по казавшемуся бесконечным городу. А солнце наконец покинуло зенит. Очень медленно, гораздо медленнее, чем обычно, но оно ползло к закату. И когда оно коснулось крыш домов, город начал меняться.

Илкер не испугалась потому, что устала бояться. Но вместе с вечерними тенями стены домов покрывались трещинами. Штукатурка на них трескалась и обваливалась, окна и двери раскалывались, обугливались, проваливались внутрь, превращались в труху. Мостовая вставала дыбом, бросая под ноги вывороченные камни и обломки кирпичей, ловя в капканы провалов... Ужик выбирал себе дорогу, петляя так быстро, что не всегда они успевали проследить за ним взглядом. Они мчались за ним, превозмогая усталость, перепрыгивая через провалы и груды на дороге, подстегиваемые ужасными переменами. Не хотелось предполагать, что будет твориться, когда солнце сядет.

Очередная улица с домами, когда-то покрытыми желтой штукатуркой, внезапно закончилась. Они тоже остановились на несколько мгновений, с хрипом втягивая воздух.

Перед ними несла воды широкая река. Течение было таким быстрым, что даже такие сильные пловцы, как оборотни, не справились бы с ним. И такое же бесшумное, как все в этом городе.

— Ну... конечно, — просипела Люне. — А я еще... думала: фонтаны... есть, а реки — нет.

— А я думал, почему на древних картах город пересекает река, а мы ее так и не встретили? — Шрам тяжело уперся ладонями в колени.

— Где талисман? — принц тяжело обвел улицу взглядом и тут же, потянув на себя Илкер скомандовал: — Быстро, быстро!

Ужик темной ленточкой скользил вдоль берега. Вновь пришлось бежать за ним вприпрыжку. Ялмари не выпускал руки девушки, искоса посматривал на нее, будто готовился нести. Но Илкер надеялась, что этого не понадобится.

Вскоре они различили мост. Он не был заметен издалека потому, что мост был удивительно тонок и его светлый камень почти сливался с мутными водами, беззвучно текшими слева от них. Поддерживаемый высокими опорами, он вился над рекой серой нитью, так что поначалу казалось, и одному человеку там не протиснуться. Но подойдя ближе, они убедились, что тут проехал бы и всадник, хотя и дотрагиваясь коленями ажурных перил. И все же возникало ощущение, что им предстоит вброд перейти глубокий, бурный поток.

— Нам на ту сторону?! — ужаснулся за всех Сорот. Очень уже ненадежным казался мост.

Ужик скользнул на каменную кладку. Ялмари очень не хотел отпускать девушку, но пришлось это сделать. Он первый ступил на мост. Однако, торопясь за змейкой, он постоянно оглядывался: не отстает ли Илкер? У нее не получилось бы это сделать: в спину дышал лорд Нево.

Чем дальше они продвигались по мосту, тем сильнее темнело небо. Илкер испуганно поглядывала вверх, но опасности не замечала. Еще есть немного времени, но очень немного. За рекой снова проклятый город, а они будут в безопасности, лишь когда покинут его.

Когда мост вывел их на другой берег, девушке казалось, она не сможет и шагу больше ступить. Сорот упал на колени — ноги больше не держали. Но змейка спешила дальше, не давая им ни мгновения передышки.

"Боже, дай мне силы!" — шептала девушка про себя, чувствуя, что каждый шаг отдается уже в голове, будто стучит по ней молотом. Сорот задержался ненадолго, вскоре он снова пыхтел где-то за ее спиной. Другие будто исчезли. Илкер страшно было оглянуться, увидеть, что они отстали, да и сил на это не осталось. Она опять бросила взгляд вверх, и сердце ухнуло в пятки: они опоздали. Небо приобрело темно-серый, давящий оттенок, еще около четверти часа, и город погрузится во тьму. Тогда и ужика, провожающего их, не разглядишь. Хотя, Ялмари же оборотень, он увидит...

Улочки здесь были иными: дома ниже, пространство между ними теснее, приходилось часто сворачивать. А небо все сгущало темноту, и вскоре над ними пронеслась стремительная тень. Это ощутили все: будто их сначала коснулся жар огромного тела, а потом холод близкой смерти. Тело предало уже не от усталости, от безысходности. Хотелось лечь на землю, закрыв голову руками. Раз все равно не убежать, хотя бы не видеть того, что убьет тебя. Людей буквально распластало по мостовой, разбросав в разные стороны. Даже Шрама, хотя он изо всех сил пытался подняться. Устояли лишь оборотни. Балор беспомощно оглядывался, Ялмари подскочил к ней, поднял на руки, но ладони дрожали, и она дрожащим голосом попросила.

— Отпусти, я еще... могу...

Но ее принц уже искал ужика, чтобы следовать за ним. Их "проводник" на миг замер, а затем скользнул к стене и будто прижался к ней.

— К стене! — Балор первым сообразил, что это значит.

Люди, карабкаясь через разрушенную дорогу, сдирая в кровь руки, подползли к домам, вжались в разрушенную кладку. Илкер видела их тени, но уже не различала, кому они принадлежат, а потом Ялмари все же опустил ее на землю и прикрыл собой. Что-то пролетело низко над домами, казалось, еще немного и оно заденет крыши, завалит их камнями, но невидимый в ночи враг исчез так же быстро, как появился.

— Хорошо, что здесь улицы узкие, — голос князя изменился до неузнаваемости, превратившись в карканье.

И снова бег в кромешной тьме. Илкер спотыкалась. Если бы ее не подхватывал Ялмари, она бы уже давно расквасила себе нос. В этом странном городе, не сориентируешься в темноте по слуху. Как другие еще не переломали ноги, она не представляла.

Остановка. Илкер держится за мужа. До боли в глазах всматривается в темноту, но бесполезно. Лишь тяжелое дыхание вокруг нее показывает, что она не одна.

Кто-то протиснулся вперед.

— Тут площадь перед воротами, — опять Балор. Догадался, что принц не покажет перед Герардом, что отлично видит в темноте. — Она меньше, чем перед главными воротами, но все равно бежать придется быстро. Как только змея поползет вперед, я подам команду. Приготовьтесь.

Ялмари сжал ее ладонь. Бедный... Неужели то, что сказал Эрвин, правда? Это не может быть правдой. Она отогнала ненужные мысли. Надо приготовиться. В древности, когда войны прекращались, и мужчинам становилось скучно, они соревновались в беге, борьбе, метании копий. Вот и им сейчас предстоит такое соревнование.

— Вперед! — Балор крикнул так резко, что на миг остановилось сердце.

Ялмари вел ее куда-то сквозь тьму, но они опаздывали. Смерть нагоняла их. Люди ведь не могла бегать так быстро, как оборотни. Муж вдруг швыряет ее на землю, прикрывая собой. Позади раздается женский крик. Принц изворачивается, бьет мечом в темноту. Вскакивает, Откидывает Илкер к стене, так что она ударяется плечом, сам ныряет в темноту. Снова крик, потом стон. И что-то давит на уши, кажется, голова разлетится на куски.

— Выходим! Я открыл ворота, — князь везде успевает и в который раз спасает им жизнь.

Жаль, что она не видит створки, и сил идти уже нет. Давящее ощущение расплющивает ее. Илкер сползает по стене, но сильные руки вновь подхватывают ее и бросают в темноту. Полет кажется таким долгим и таким приятным... Лучше бы он не заканчивался.

12 янайира, Биргер

Ветер взлохматил волосы, бросив челку на лицо, закрывая обзор, открывающийся со стены. Гарое так и не научился носить шляпу: ни ту, которая полагалась дворянам, ни ту, что носили "волки". Киший брал с него пример. В Энгарне холодало с каждым днем, часто срывался дождь. В такую погоду они надевали плащи. Но не шляпы.

Он слышал краем уха, что его оруженосец целую теорию из этого развил. Вроде как Гарое теперь "священный" полковник. Потому что хоть и воюет, но головной убор не носит, как священник. И поэтому Эль-Элион поможет им победить, и так далее и тому подобное.

Гарое парня не сдерживал. Без выдумки парнишке было скучно, а, возможно, и страшно, хотя он этого не показывал.

Кеворк обходил стену, как делал это ежедневно. Просто чтобы чем-то себя занять, потому что другие дела находились довольно редко. Солдаты, стоящие на посту, привычно замирали при виде полковника. Гарое заметил, что его появление будто успокаивает их. Солнце сегодня не взошло, оно скрыто за тучами, но зато полковник Кеворк по-прежнему на месте. Это значит, прожит еще один день осады.

На расположения противника Гарое не смотрел. Там уже неделю ничего не менялось. Он только шел по дозорному пути, выслушивал доклады десятников и капитанов и шагал дальше, слыша за спиной сопение Кишия.

Если бы полковнику сообщили, что генерал Ройне не человек, а злой дух, поднявшийся из подземелий, чтобы уничтожить Энгарн, он бы поверил. Как-то чудовищно просто все удавалось этому человеку. Замок Хецрон пусть был не самым надежным, но все же хорошо укрепленным, чтобы задержать врага хотя бы на месяц. Там были не только метательные машины и отряд "волков". Там даже священник был, которому повиновались камни Зары.

Но он пал за один день.

Спастись удалось только священнику — он скрылся из осажденного замка. Солдаты были повешены. Те, что стреляли из катапульт, были повешены вверх ногами, чтобы дольше мучились. Графа Хецрона отпустили, хотя это было насмешкой: его ограбили, сняв даже камзол и отдав взамен истертую солдатскую рубашку. А если учесть, что его единственная дочь, которой едва исполнилось шестнадцать, осталась в руках полковника Ройне, брата генерала, то становилось понятно, почему граф не добрался ни до Биргера, ни до другого энгарнского города, а повесился на первом же дереве. Почему он заранее не отправил дочь в безопасное место? Самонадеянность? Он дорого за нее поплатился.

После падения замка началось самое страшное. Генерал Ройне не рисковал. Он устроил вокруг Биргера шесть укрепленных лагерей, соединил их траншеями, а кое-где и глубокие рвы выкопал. Реку перегородили: вбили в нее сваи, навесили на них цепи и соорудили мост. Теперь город не мог получить провиант ни по реке, ни по суше. Ройне ждал.

Он ждал не напрасно. Запасов еды в Биргере почти не было, нехватка уже чувствовалась. А еще недели через три они начнут голодать. Гарое делал вылазки с солдатами, но они были далеко не так успешны, как в Аине. Здесь чаще всего они несли потери — вражеский лагерь охраняли сторожевые псы, незаметно подобраться было почти невозможно. Некоторым энгарнцам не везло, и они попадали в плен. Теперь между траншеями врага и стенами города появилось еще одно "украшение" — виселицы с защитниками города. Видя их во время утреннего похода по стенам Биргера, Гарое уже не испытывал ни гнева, ни боли. Может, от голода, а может, от того, что человек привыкает абсолютно ко всему. Душа будто зачерствела, превратилась в кусок гранита. Виселицы превратились в элемент пейзажа, такой же, как редкие кусты и деревья.

Подобное испытывал не только он. Люди в городе постепенно превращались в бледные тени. Сдадутся они или будут воевать — их ожидает унижение и смерть.

Гарое искал контрабандиста Чашвара в Биргере, но он больше не появлялся. И это могло означать, что он не может пробраться сюда — город окружен слишком плотным кольцом.

Дозорный путь закончился. Теперь к полуполковнику "волков". Он командовал городской милицией и был бы бесценным подчиненным, если бы вообще признал, что подчиняется Гарое. В конфликт с Кеворком он не вступал, чаще всего повиновался приказам, но иногда действовал и по собственному усмотрению. Беседа с ним интриговала. Если остальные события за день он знал назубок, то тут его всегда ожидал сюрприз.

— Доброе утро, господин полковник, — на этот раз Щехем встретил его на пороге. — Все проверяете?

— Обхожу свои владения, — хмуро пошутил Гарое.

— Так уж и ваши? — подхватил шутку Щехем. — Вона Алеан Ройне уже графом Хецроном зовется, потому что, говорит, две недели позже — две недели раньше, а город все равно сдастся.

— Пусть не хвастается охотник, до того как подстрелил зайца, — устало изрек Гарое и отругал себя: если дальше так пойдет, он вообще отучится нормально разговаривать, будет либо приказывать, либо изрекать сентенции или священные книги цитировать. Так и превратится по-настоящему в священного полковника. — У вас есть хорошие известия? — он изменил тон.

— А как же! — усмехнулся в усы Щехем. — Мы еще день продержались — вот тебе и известия. А там, глядишь, кто и на выручку придет. Вы пройти не хотите? — он кивнул на казарму, в которой у него была комнатка.

— Пройду, — полуполковник просто так звать не будет. Наверно, опять хочет поставить в известность о своих планах. — Киший, подожди здесь, — предложил он оруженосцу.

Гарое не ошибся. Едва дверь за ними закрылась, Щехем подошел к столу, налил вина в кружку и, подавая Гарое, сообщил:

— Сегодня ночью сделаем еще одну вылазку.

Полковник покачал головой. Он ожидал чего-то подобного.

— Только, бога ради, не попадайтесь в плен, — попросил он и "ущипнул" себя: "К виселицам привык? Все врешь!"

— Это мы еще посмотрим, кто в плен попадется, — хохотнул Щехем. — Есть у меня задумка.

— Я хочу с вами, — произнес Гарое.

Щехем вмиг посерьезнел.

— Нет, господин полковник, не возьму.

— Боитесь, захочу командовать? — прямо спросил Кеворк и успокоил "волка": — Не буду. Могу вообще как рядовой пойти. Рта не раскрою.

— Не в этом дело, — возразил Щехем. — Вы же вылазки делали, я к вам не напрашивался? — он сделал большой глоток из кружки.

Гарое так и держал ее в руках. Он знал, что вино было сильно разбавленным и от того противным на вкус, но сейчас и оно редкость. Солдатам еще осталось немного. Богачи, вроде бы пили что-то похожее на вино, но большинство людей в городе довольствовались не очень чистой водой. Тут и до мора недалеко.

— Тогда почему? — Кеворк поболтал жидкость в кружке, будто от этого она могла превратиться во что-то более приятное.

— Да потому что нельзя нам вдвоем, — "волк" вытер усы. — А ну-как что случится? И кто тогда город держать будет? Киший ваш, что ли?

— Он справится! — деланно заверил Гарое. — Ладно, будь по-вашему. Как скажете. У вас наверняка есть указания от Полада, — зачем-то добавил он.

— А у вас нет? — в голосе полуполковника послышалось искреннее любопытство.

Знает он о Чашваре или нет? Вроде бы "волки" друг другу доверяют.

— Нет, — заверил Гарое.

Кто бы знал, что Чашвар принес не тайное послание от Полада, а письмо принцессы!

— Интересный поворот, — Щехем снова развеселился. — Так я тут один связь со столицей держу? Ну, так знайте, что мы большое дело сегодня задумали. Три отряда со мной пойдут. А вы... помолитесь, что ли, — капитан подмигнул.

— Иронизируете? — скривился Гарое. — Так и быть, помолюсь.

Он, опять поболтав жидкость, залпом выпил содержимое, а потом вышел, не прощаясь.

Словно специально напомнил полуполковник о том, что ее высочеству он так и не ответил. А надо. Обещал ведь.

Киший не произнес ни слова, молча следовал за ним. Он теперь завел себе привычку разговаривать с полковником только наедине. В свободное время он много читал. Гарое это нравилось.

Они вошли в дом, и оруженосец будто проснулся:

— Опять вылазка? — он помог полковнику снять плащ.

— Да, — Гарое был краток, и Киший сразу сообразил, что мысли его чем-то заняты.

— Никого не пускать? — уточнил он.

— Да, — подтвердил полковник.

— А я пока почитаю?

— Да, — Гарое прошел в комнату.

Решительно сел к столу, подвинул к себе лист бумаги, взял перо.

И взялся его рассматривать, как Полад в ту первую встречу. Что же тебе написать, "бедная девочка"? Чего ты ждешь?

Он выдохнул и написал правду.

"Госпожа!

Вы спрашивали, женился бы такой человек, как я, на девушке, которая попала в беду, как Вы. Говорю, нисколько не сомневаясь: да, женился бы. Предупреждая Ваши вопросы, подчеркну: женился бы, даже если бы девушка, или кто-то из ее семьи рассказали мне о том, что произошло. И, поверьте, я никогда бы не упрекал ее за эту ошибку. Я не хочу сказать, что готов спасать любую. Но если бы она хоть немного была похожа на Вас, я бы дал ей шанс начать новую жизнь. Я разбираюсь в людях и вижу, что Вы не порочны по природе, но доверчивы и наивны, возможно, даже слишком. Я знаю, что Вы будете преданы мужу, и не опорочите его имя недостойным поведением. Надеюсь, мои слова утешат Вас, и Вы все же позволите Вашим близким, найти Вам достойного человека в мужья. Такого, которой бы сделал счастливой Вас и мог впоследствии хорошо управлять Вашими владениями. Ваш покорный слуга, полковник и немного священник, Кеворк".

Как и в прошлый раз, он быстро высушил чернила, свернул письмо трубочкой и вышел из комнаты.

Оруженосец сидел у окна и, сдвинув брови к переносице, чуть шевелил губами, что-то сосредоточенно читая.

— Киший, — отвлек он паренька. — Принеси-ка мне голубя быстро. Ты их вроде недалеко где-то оставил? Обоих принеси, пусть лучше у нас в комнате будут, а то еще съедят их ненароком.

— Слушаюсь, господин полковник, — Киший тут же выбежал из дома.

Гарое понадеялся, что он не задержится. Надо было отправить письмо как можно скорее. А то он еще перечитает эту дичь и передумает отправлять.

19 янайира, Лейн

Ялмари очнулся, потому что услышал пение птиц. Прошло десять дней с тех пор как они покинули Хор-Агидгад, но город точно выпил силы из них. Даже у тех, кто не был ранен. И они настолько привыкли к его тишине, что вздрагивали, услышав громкие звуки. Пересвист вьюрка казался таким же резким, как голос феникса, пробуждающий от смерти.

В день, когда они покинули Хор-Агидгад, его пробудило такое же пение.

Они лежали возле ворот Проклятого города, но с внешней стороны. Здесь было не так темно. Ялмари оглянулся в поисках неведомой птицы, но она будто исчезла, испугавшись собственной наглости. Рядом вповалку лежали его спутники. Сколько они лежат так? Тут нельзя задерживаться, надо идти дальше. Об этом говорил нетерпеливо "пританцовывающий" на месте ужик.

Принц склонился над Илкер. Различил ее слабое дыхание. Жива. Осторожно поцеловал, чтобы разбудить. Она тут же всхлипнула.

— Надо идти дальше, — шепнул он.

Направился к Бисере. Она ранена. Не успела увернуться от проклятия Хор-Агидгада. Но сейчас не осмотришь рану. Хорошо, что жива, может, еще поправится. Он наклоняется над девушкой. Амазонка уже пришла в себя, закусила губу, чтобы не кричать.

— Я помогу ей, — Балор тоже пришел в себя после атаки, когда казалось, голова разламывается на части. Князь помогает Бисере встать на ноги. Ялмари расталкивает остальных.

— Надо идти дальше, — объясняет он каждому.

У людей и у ведьмы, глаза пустые. Кажется, никто не понял, чего от них хотят. Поэтому приходится подталкивать всех в спину, как овец. Драконы не перелетят через стену, они навеки привязаны к городу, но вот их крик может донестись и сюда, и на этот раз кто-нибудь обязательно умрет.

Ужик скользит по бесплодной земле не так быстро, как в городе, но в каждом движении сквозит нетерпение. Он бы полз быстрее, если бы они могли быстрее идти. Но теперь каждый шаг дается с трудом.

С "проводником" они нашли выход за второй круг стен всего за час.

— Тут камни, — предупредил Балор впереди.

Тут же помянул шереша Герард, чудом не вывихнувший ногу.

А вот Етварт упал, долго шипел в темноте, сквозь зубы. Здесь стена разрушилась до основания. Идти среди обломков было нелегко, но ползти после всего по веревке они бы вообще не смогли.

Но ведь дальше, если верить легендам, опять непроходимое болото, а у Люне нет сил, чтобы вывести их отсюда...

...Ужик уверенно скользил по пружинящей под ногами земле. Воздух наполнился гудением комаров и еще ни разу в жизни Ялмари не был так рад их слышать. Назойливая мошкара показывала, что проклятие города ослабевает. Им надо пройти совсем немного...

Когда в ночи раздалось сначала кваканье, а потом уханье ночной птицы, кто-то из их команды не выдержал и начал то ли смеяться, то ли плакать взахлеб — разобрать было трудно. Но Ялмари ожидал подобной реакции. Ночные звуки наполнили пространство вокруг. Они спаслись. Ноги разом ослабели, кто-то упал на землю. Илкер тоже повисла на нем, но князь крикнул хрипло:

— Вперед! Мы на болоте. Еще немного.

И люди поднялись. Не все: Герард продолжил путь на карачках. Вряд ли его кто-то осудил за это. А вот Люне приободрилась — они уже входили в лес.

Ялмари не поверил ушам, когда услышал короткое:

— Привал!

Ужик свернулся колечком в углублении у корней кедра. Принц еще нашел в себе силы снять куртку и завернуть в нее Илкер, прежде чем отключиться.

После этого "проводник" не торопил их. Каждый день они шли часа три-четыре, а затем змейка укладывалась в какой-нибудь ямке и терпеливо ждала, когда люди отдохнут. Теперь они оказались еще ближе к Халакским горам, и хотя солнце появлялось редко, воздух потеплел, трава хоть и была черной, но не сырой и после камней проклятого города, казалась почти периной. Они почти не разговаривали, почти не ели, хотя должны были сильно проголодаться. Когда же закончится это наваждение? Или они теперь все прокляты и это останется с ними на всю жизнь?

Сейчас Ялмари обвел глазами спящих путников и снова улегся. Птица вроде бы улетела. Может, удастся еще немного поспать?

...Время не пощадило этот храм. Тонкие, похожие даже не на свечи, а на спицы столбы, уходившие под высокий купол, уже пошли трещинами. Издалека они походили на диковинные узоры, но стоило подойти ближе, виднелся раскрошенный камень. Ажурный свод, через который днем проникал солнечный свет, теперь пронзали розовые лучи луны, и дыры в куполе ярче выделялись. Пол кое-где встал дыбом и надо быть очень внимательным, иначе можно было сломать ногу. Не оборотню, конечно, а человеку. Ему тут ничего не грозило. Он оглядывался, представляя, каким был этот храм раньше. Поражал великолепием? Внушал благоговение? Откуда вообще взялся храм Судьбы?

— Я его создал, — темная фигура сидела на краю огромной плиты, возвышавшейся над полом примерно на локоть.

Ялмари подошел и сел рядом. Плита оказалась неожиданно теплой, а в центре ее он заметил крестообразное углубление. Человек бы запросто туда уместился, даже самый крупный, как эйман Лев. Надо только руки раскинуть, чтобы удобнее было.

— Жертвенник? — принц прикоснулся к алтарю.

— За кого ты меня принимаешь? — недоумевал собеседник. — Нет, не жертвенник. Это... такое переговорное устройство было. Для особенных людей. В основном-то как? Чем больше человек жаждет изменить судьбу, тем большим он готов пожертвовать. Самовлюбленные принесут какую-нибудь безделушку. Или схитрят, как с этим амулетом, — ужик свернулся у его ног. — Отдадут только половину, а вторую половину запрячут далеко-далеко... Но иногда приходили и те, кто готов был отдать самое дорогое — себя. Они вот, ни мало не сомневаясь, ложились сюда. Ты бы лег?

— Лег.

— Верю. Потому ты мне и нравишься. И ты единственный, с кем я бы заключил сделку.

Ялмари не выдержал:

— Странно, что мы так стремились сюда. Здесь все разрушено. Неужели тут осталась какая-то сила?

— Осталась. В солнцестояние Хор-Агидгад прежний. Разве ты заметил следы разрушений? Это ночью все меняется. У Проклятого города есть только ночь, срывающая покровы, и день, хранящий его. Вы сумели проскользнуть в день. Такое уже лет двести не случалось.

— Солнцестояние... — пробормотал принц. — Вот почему день не заканчивался.

— Он был длиннее, чем ты можешь предположить. В Хор-Агидгаде все иначе, — он со вздохом посмотрел на купол.

— Зачем ты создал его? — Ялмари не сводил глаз с собеседника. Этой ночью зрение подводило его, он не мог разглядеть его лица, хотя уже знал, как тот выглядит.

— Зачем создал храм, приносящий столько несчастья? — уточнил Эрвин. — Не веришь, что я сделал это только потому, что меня об этом попросили? Не веришь, что храм Судьбы — это насмешка Творца? — принц поверил бы раньше. Но не теперь, когда беседовал с Эрвином. — Правильно делаешь, что не веришь. А вообще так глупо получилось... Я ведь хотел изменить свою судьбу. Заодно проверить, насколько я силен. Могу ли тягаться с Эль-Элионом... И вот, — он обвел рукой вокруг себя, приглашая Ялмари еще раз полюбоваться на полуразрушенное здание, — я создал место, где можно поспорить с Всетворящим. Чтобы убедиться: самое страшное, что Он приготовил для нас, лучше, чем то, что мы сами себе выбираем. Веришь?

— Не знаю.

— Ну еще бы! Чтобы это осознать, надо многое пережить...

— Ты пережил?

— Хочешь знать, перестал ли я спорить с Эль-Элионом? Нет, не перестал. Это, наверно, в крови. Меня не изменишь, как и мою судьбу. Да и вообще, можем ли мы измениться? Станет ли Герард любящим и верным мужем? Превратится ли Свальд в монаха?

— А что, нет?

— Иногда кажется, что человек изменился. Но копни чуть глубже, и окажется, что он тот же, только сверху надел другую шкурку. Гиена притворилась охотничьим псом. Но однажды она шкурку потеряет и снова бросится на падаль. Не согласен?

— Я верю в силу Эль-Элиона, способную сдерживать в нас злое. Если, конечно, мы позволим Ему.

— Ты еще думаешь, что Он спрашивает нашего мнения? А что если мы для Него не более чем лошади для королевской конюшни? Хороших скакунов Он бережет на племя, плохих отправляет пахать землю, пока не сдохнут. А некоторых и сразу под нож...

— В тебе столько боли. Как ты смог создать храмы оборотней?

Эрвин горько рассмеялся.

— А вот их я как раз не создавал. Именно это — шутка Всетворящего. Его отпечатки пальцев на моем творении. Неужели они так хороши, как о них оборотни рассказывают?

— С твоими храмами не сравнить, — улыбнулся Ялмари.

Эрвин добродушно рассмеялся.

— А еще ты мне нравишься, — заявил он, — потому что напоминаешь меня самого много лет назад. И судьбы наши немного похожи. Поэтому хочу увидеть тебя лет через пять. Хотя нет, не буду смотреть. Нутром чувствую, что ты повторишь мой путь. Лучше бы ты умер сейчас, как тебе и уготовано судьбой. Умер с верой в высшую справедливость, в любовь и милосердие Всевышнего.

— А я не умру? — он задал вопрос так, будто спрашивал о погоде на ближайшие дни.

— Не знаю. Теперь уже ничего не знаю. Все стало таким зыбким. Столько стремлений разных людей спуталось в один комок, что я сам растерялся. Но, буду откровенен: я сделаю все, чтобы ты умер.

— Спасибо! — возмутился принц.

— Неискренно говоришь, а жаль. Ты ведь и сам не знаешь, что лучше — жить или умереть. А споришь.

— Жить, — уверенно заявил принц. — Жить всегда лучше. Это солнце, этот воздух, лес, друзья, любимая — это ни с какими дворцами Эль-Элиона не сравнится!

— Ну-ну, — скептически хмыкнул Эрвин.

— Если все так плохо, почему ты еще живешь?

И снова раздался смешок.

— А это, мой дорогой, еще одна шутка Всетворящего. Когда жить хочется, когда столько планов, когда сердце ликует, тогда тебя раз, и вырывают из этого против воли. А когда надоело все, тогда — хочешь не хочешь — тяни лямку. Пока не наберешься смелости прекратить все... Но иногда на тебе так много завязано, что живешь из чувства долга. Тебе это незнакомо?

— Знакомо, — понурился Ялмари.

— Вот и я о том же. Ладно, что-то мы заболтались с тобой, — завершил разговор Эрвин. — Спи уже. Я всего лишь исправил несправедливость: она столько раз была здесь, а ты до Хор-Агидгада добрался, а в храм Судьбы так и не вошел. Великолепия моего творения ты, конечно, не увидел, но так, хоть краешек...

Рядом кто-то чихнул. Ялмари обернулся и недоуменно протер глаза. Они лежали на поляне, освещенной солнцем. Ужик грелся рядом, свернувшись в клубок. Илкер смущенно потерла нос.

— Извини, я тебя разбудила, — покаялась она.

— Простыла? — тут же встревожился он.

— Нет, пыльца в нос попала. Тут жарко. Будто весна пришла.

— В Лейне всегда так, — сонно пробормотал Шрам. — Надеюсь, пока бежать никуда не надо?

— "Проводник" спит, — сообщил принц.

— Ну и заткнитесь тогда оба, — предложил Сорот.

Илкер и Ялмари переглянулись, сдерживая смех, а потом вместе ушли в лес.

26 янайира, Биргер

— Ты уже уходишь?

Невена привстала на постели.

Солта, не глядя на нее, натягивал брюки. Он был немногословен с женой. Он вообще стал немногословен после того как умер отец и на него легло бремя защиты Ветонима. В этот раз он тоже не удостоил Невену даже кивком. К чему эти глупые вопросы, на которые надо давать глупые ответы? Он уходит, потому что не любит спать в одной постели с кем бы то ни было. Никогда не любил.

— Побудь со мной немного...

А вот это уже раздражало. К чему быть такой навязчивой? Настоящая леди должна быть сдержанна и скромна. Он вышел из спальни, так и не взглянув на жену.

Скромности Невене не занимать. Он и выбрал-то ее только за это качество. Лицо отца, вероятно умершего от "срамной" болезни, запечатлелось в памяти. Он так и не преодолел брезгливость и страх, чтобы относиться к женщинам как раньше. Но и без женщины не мог — молодость брала свое. Значит, надо было жениться. Едва он задумал это, сразу вспомнил дочь Фалефа Ири. Ее взгляд загорался при виде Солты. После того как поместье вернулось к Ройне, ее упрятали в монастырь, но это не страшно. Достать ее оттуда так же легко, как и отправить. К тому же такая женитьба укрепит его права на поместье...

Солта посетил монастырь и утвердился в своем выборе: Невена была худа, но мила, очень благочестива и все еще любила молодого графа. Лучшей жены он не найдет. Через год после смерти отца, он ввел девушку в замок.

Поначалу она расцвела, стала прекрасной хозяйкой дома, и когда в дни передышки от войны он бывал дома, не знала, как ему угодить, окружая любовью и заботой. Он снисходительно принимал ее ухаживания. Со временем Невена обвыклась, потребовала внимания к себе, но словно на каменную стену наткнулась на холодно-равнодушный характер мужа. Поплакала и... смирилась. Лишь иногда робко пыталась изменить что-то. Солта оставался непреклонен. Женщина должна знать свое место, а ее место — следить за порядком в замке, рожать детей и обеспечивать отдых мужчине, когда он этого пожелает.

Он никогда не бил Невену и считал, что у них замечательная семья. Он никогда не жаловался на жену, также как никогда ее не хвалил. Второе излишне. Первое — смешно. Жаловаться на женщину — все равно, что жаловаться на самого себя, признавать, что ты никудышный муж, раз не можешь научить ее хорошему поведению. Если бы ему досталась неверная жена или плохая хозяйка, он бы без сомнения с ней справился. Кнут и голод исправляют самых упрямых.

Размышляя об этом, Солта шел по длинному мрачному коридору. За толстыми стенами кто-то кричал и бился, ища выход. Он не собирался освобождать этого несчастного, потому что прекрасно знал, кого там замуровали. Это неверная жена графа Фирама. Она не ушла в монастырь, когда ее грех открылся. И граф не настаивал. Он велел заложить камнями окна и дверь в ее комнате. Пусть теперь бьется и кричит сколько ей угодно...

Ройне торопился найти выход, потому что у него было важное дело. Очень важное... Почему же этот коридор такой нескончаемый?

— Генерал Ройне! — кричала замурованная женщина.

А он ускорял шаг, чтобы скрыться от нее.

— Генерал Ройне! — настойчиво взывала она.

Внезапно стены коридора прогнулись, и костлявая ладонь схватила его за плечо. Солта крепко схватил синие пальцы, отцепил их от себя и оттолкнул. Кажется, он не рассчитал силы — оторвал руку назойливой шлюхе, потому что кисть повисла в воздухе недалеко от него, будто гигантский паук медленно шевеля пальцами.

— Генерал Ройне... — как-то очень жалобно заскулила ладонь...

Денисолта открыл глаза. В полумраке шатра его новый оруженосец — как бишь его? — растирал запястье.

— Что случилось?

Он сел на постели, попутно отмечая, что не спал нормально уже целый месяц. От того и снятся всякие кошмары. Хотя ему снились не только кошмары, а еще и жена. Когда он уезжал, Невена была на сносях. Но теперь-то она наверняка родила, надо написать ей, пусть приезжает сюда. Война затянулась. Так долго без женщины ему тяжело.

— Генерал Ройне, — морщась, доложил оруженосец, — вы просили разбудить вас, если доберутся до городского водопровода.

— Добрались? Отлично.

Он сел на постели. Голова на мгновение закружилась, но он выпил вина с небольшим количеством заваана. Он прекрасно знал об опасностях снадобья, но на войне без него никак — от недосыпания совершенно ничего не соображаешь.

Натянув шляпу, он вышел из шатра вслед за оруженосцем. Лагерь начинал просыпаться. Солдаты и офицеры при виде генерала вытягивались в струнку, Солта не обращал на них внимание. Для него важно дело. Если они на самом деле нашли водопровод — это победа. Кнут и голод смиряют всех. Жажда сделает это еще быстрее. Итак, они задержались у этого города. А Загфуран и Тазраш обязательно используют это, чтобы ткнуть ему: ты ничего не можешь без нас. А он может.

Идти им пришлось недолго. Он заметил солдат, копошащихся в траншее, подошел ближе. Оттуда тут же вылез капитан — кажется, он командует инженерными работами.

— Докладывайте, — приказал Ройне.

— Нашли мы их акведук, — без предисловий начал капитан. — Если он и не единственный, то, судя по размерам, — главный.

— Как можно отвести воду из него?

— Если даже это возможно, — нахмурился старый вояка, — то очень сложно. Тут такая толщина...

— Капитан, — резко оборвал его Денисолта. — Я не спросил вас сложно ли это, возможно ли это. Я спросил, как мы можем это сделать?

Капитан сразу собрался.

— Если роты две солдат...

— Берите в свое распоряжение две роты, и чтобы через три дня город был лишен воды. За всем необходимым обращайтесь к полковнику Алеану Ройне. Где он? — генерал чуть повернулся к оруженосцу.

— Полковник Ройне, — бодро начал парень и замялся. — Он... он...

— Ясно. Как только выйдет из шатра — сразу ко мне.

Солта прекрасно понимал замешательство оруженосца. Уже несколько дней Алеан развлекался с графской дочкой, захваченной в замке Иецера. Генерал Ройне ему не мешал. Если уж ему тяжело без женщины, что говорить о брате? По крайней мере она была девственницей, а значит, брат ничем не заразится. А у полковника Ройне обходительные манеры, так что девчонке еще радоваться надо, что она к нему в руки попала. Солта с женой так хорошо не обращался, как брат со своими шлюхами.

Он пошел обратно в шатер.

"Три дня", — сказал он себе. Через три дня город останется без воды. После этого сколько он продержится? Одного из защитников города он уже убил — полуполковник "волков" попался во время очередной вылазки. Заманивал в ловушку генерала, да самому не повезло. Собаки и тут сыграли добрую службу. Пленные, прежде чем их повесили, сообщили, что теперь защитниками города будет руководить некий Кеворк, вроде бы бывший священник. Его не должны убить случайно, как полуполковника. Потому что Ройне очень хотелось казнить его публично. Пусть все знают: кто покоряется Ройне — будет щедро вознагражден, кто сопротивляется ему — будет жестоко наказан. А сопротивление Биргера начинало уже раздражать. Ройне не любил, когда его планы нарушались.

1 фибрайира, Умар

Шонгкор все подготовил к отъезду. Пока часть вампиров вместе с Оривом оборонялись от людей, другие паковали вещи, грузили их на телеги, провожали в порт, где их уже ждал корабль. Детей, женщин, немногочисленных людей отправили сразу. Граф собирался с первой же подводой отправить и жену с дочерью, но обе категорически отказались. Уна пожелала до конца остаться с мужем, какая бы участь ее ни ждала, а Ойрош надеялась на что-то. Только вот на что? Что вожак явится и заберет ее в стаю? Бред. Да и Кедер не позволит. Он так усилил дозоры, что и перемещения мыши замечались. Шонгкор, чтобы дочь не имела известия от Тевоса, попросил Орива прикрыть ее. Хорошо, что это не потребовало много усилий, он и так мало отдыхал.

Ведьмак справился с просьбой отлично — вожак имел наглость явиться к границе и потребовать Нальбия. Сын графа, как и положено, объявил, что девушки нет, а вожак сказал: "Ну и хорошо". Кедер передал это Ойрош, но нужной реакции не добился.

— Он переживает обо мне, — заявила она.

Как будто остальные не переживают! Вот что раздражало Челеша. Она ведет себя так, будто оборотень любит ее и заботится о ней больше, чем кто-нибудь. Но это ведь не так, совсем не так! Однако она видит только то, что снаружи и не желает видеть то, что внутри.

— Фух, неужели уезжаем? — Орив подошел к Челешу, загружающему очередную телегу, и вытер пот со лба. — Этот рабский труд никакие деньги не оплатят!

В человеческом обличье он казался забавным и совершенно безопасным. Невысокого росточка, с наметившимся животиком, большими залысинами спереди и густой бородой. Нос картофелиной, характерный для жителей Гучина, выдавался между пухлыми румяными щеками. Если он не занимался тем, для чего его наняли, то набивал себе цену. Как сейчас, например.

— Уже три дня отдыхаешь, а все жалуешься на что-то, — небрежно заметил Челеш и туже затянул ремень на подводе. Потом крикнул вознице. — Давай! — и отправился к следующей телеге.

В первые дни Ориву и вправду было тяжелее, чем сейчас. Если другие вампиры могли сменяться, то ему приходилось постоянно быть на страже. Хорошо, что силу он получал от леса. Он так успешно гасил огонь Зары, что с тех пор как он появился в доме графа, ни один вампир не погиб. Люди же, защищая мага, тут же отступали. Кедер приказал их не преследовать. Главное, получить время для сборов.

Отчаявшись пробить оборону Орива, кашшафцы затихли. Шонгкор приказал проследить за ними. Разведчики донесли, что отряд ушел за перевал. Теперь можно покинуть Герел. Когда люди придут снова, они будут сражаться только с оборотнями.

Орив снова вытер пот со лба и пробурчал:

— Чего это жалуюсь? Еще скажи, что я напрасно жалуюсь! Условия какие? Никаких условий. Я бы на Гучине за небольшую цену отработал. А тут? Мало того, что пламя, так еще и жара. Сейчас же середина зимы, а что творится? — он снова вытер пот со лба.

Тут Челешу трудно было с ним не согласиться, поэтому он примирительно поинтересовался:

— Договорился с графом об оплате?

— Договорился, — уныло махнул рукой Орив и сел на свободное место в телеге, наблюдая за споро работающим Челешем.

— Что, мало заплатил? — недоверчиво спросил Челеш.

— Нормально заплатил, только...

— Только всегда кажется, что продешевил, — поддел его молодой вампир.

— Вот именно, — согласился Орив и тут же вскинулся. — Чего это продешевил? Но обидно, когда не ценят. Если бы меня по-настоящему ценили...

Из дома стремительно вышел Шонгкор, и Орив умолк, смиренно рассматривая землю.

— Все готово? — он не обратил внимания на ведьмака.

— Последняя телега, господин, — отчитался он.

— Хархас, карета? — тут же отвернулся граф.

— Готово, господин граф, — откликнулся пожилой слуга.

— Через четверть часа выезжаем. Хархас, ты с подводами, Челеш с другими на страже. И Орива прихвати с собой, мало ли... — он снова исчез в доме.

— А Орива тут вроде как нет, — снова забубнил ведьмак. — Ориву нельзя сказать: "Брат, по дружбе, сделай еще одно одолжение..."

— У Шонгкора нет друзей, — сообщил ему Челеш, легко ставя на телегу еще один ящик. — У него есть враги и семья. Все.

— Это значит я враг ему, что ли? — вскинулся ведьмак.

— Ты полезный наемник, — успокоил его вампир.

— Я, может, тоже хочу в семью, но когда с тобой так обращаются...

— А как с тобой обращаться надо? Или ты у нас тоже граф? Ладно, хватит дуться. Знаю же, что притворяешься.

Орив тут же лукаво прищурился, уставившись на женщин, выходивших из дома. Понурив голову, ни на кого не глядя, Ойрош села в карету. Следом, опершись на Кедера, села Уна. Последним занял место граф. Карета тронулась.

— А хорошая девочка у него получилась, — мечтательно произнес вслед Орив. — И готов поставить крыло на кон, что отдаст он ее тебе.

— Хватит болтать, — Челеш уже снял рубашку и приготовился к обращению. — Никому он ее не отдаст, если она не захочет. Раздевайся лучше.

Орив покорно стянул с себя рубашку и небрежно бросил на телегу.

— А вот я все-таки готов крыло отдать за то, что она твоя будет, — сообщил он и скрипнул зубами, расправляя крылья.

Карета, трясясь на ухабах, ехала на север. Отец держал за руку Уну. Быстро же мама простила его. Уна так кричала, когда увидела Кедера на ногах!

— Где Кильдияр? Что ты сделал с ним? Что ты сделал?!

Отец с облегчением выдохнул. А потом строго выговорил маме:

— Успокойся. У меня не было выбора.

У него всегда нет выбора. Но у нее-то он есть! Был бы, если бы отец не решил, что она полностью принадлежит ему и он вправе распоряжаться ее жизнью. Если бы не это, она осталась бы в Энгарне. Неважно где, лишь бы не так далеко от Тевоса. В конце концов, он ее муж, отец не имеет права увозить ее так далеко...

— Не надувай губки, они у тебя и так большие, — отец отдернул занавеску и выглянул в окно.

Ойрош отвернулась к другому окну. Их снова тряхнуло. Честное слово, по воздуху добраться было бы намного проще, но они с мамой не умеют летать, а отец хочет разделить с ними тяготы пути. Если бы он был с другими, она могла бы поплакать.

Караван через лес направлялся к океану. Еще часа два-три, и они будут на корабле...

Ойрош сжала занавеску в кулак:

— Отец! — обернулась она.

В занавеску воткнулась стрела с медным наконечником. А следом посыпался целый град стрел. Снаружи раздались стоны. Ржание лошадей. Карету тряхнуло, она чуть не завалилась на бок, но тут же выровнялась.

— Ложитесь! — Кедер уже раздевался. Выждав, когда "дождь" из стрел несколько утихнет, выскользнул наружу.

Стало очень тихо. Ойрош осторожно отодвинула занавеску, утыканную стрелами, будто ёж. Увидела некоторых из семьи: они помогали вытащить стрелы из тел друг друга. Пролетел отец и быстро скрылся из поля зрения. Они остановились на большой поляне. Лес стеной темнел в полулавге от кареты. Там прятался враг. Они вытравили вампиров из леса и теперь чего-то ждали. Чего?

Земля у самого леса взлетела в воздух, а следом полыхнула. Девушка не выдержала и открыла карету, высунулась по пояс.

— Ойрош! — предостерегающе крикнула мама, но она и сама тут же вернулась обратно. Молча сжала кулаки на коленях. — Что? — тревожно спросила Уна, но там было слишком страшно, чтобы об этом рассказывать.

Их взяли в огненное кольцо. Земля взорвалась, заключая вампиров, телеги и карету в огненный круг. Пламя взмывалось все выше, перекинулось на деревья. Кто-то попробовал прорваться через огонь и не смог: словно наткнулся на невидимую стену и кувырком полетел в пламя. На этот раз магическую ловушку подготовили очень тщательно. Им не спастись. Но, оказалось, и это еще не все. Раздались новые взрывы. Девушка снова мельком глянула в окно: на этот раз пламя, стелясь по земле, сужало круг. Когда оно достигнет кареты? Через четверть часа или меньше. Девушка сильнее сжала кулаки.

Мама поняла ее, хотя так и не выглянула в окно. Она накрыла ладонью вмиг похолодевшие пальцы дочери и сказала только:

— Жаль я не взяла с собой яд. В огне — это страшно.

Они обе застыли.

Кто-то упал рядом с каретой, а затем она услышала знакомый крик:

— К карете все, придурки! Я вас каждого по отдельности защищать не намерен!

Орив. Еще жив. Но надолго ли его хватит? Точно отвечая на ее мысли, он крикнул снова:

— Дерево! Мне нужно дерево, шереш вас раздери. С телег тащите что-нибудь!

Послышался шум, надсадные хрипы. Ойрош снова откинула занавеску.

— Что? — мама так и не решалась взглянуть в окно.

Это Орив хрипит. Он не может погасить огонь, только задержать немного. Много огня, мало дерева.

Уна кивнула. Девушка заметила, как волна боли прошла по ее лицу.

— Ты молишься? — удивилась она.

— Что еще я могу? — Ойрош почти не видела ее зрачков — настолько маленькими они стали от ужаса.

— Жаль, что ты не взяла яд, — наверно, ее глаза сейчас такие же. Губы будто свело судорогой, она с трудом ими шевелила. И пальцы не расправишь.

Но она расцепила их и снова чуть выглянула в окно, чтобы лучше слышать, как хрипит от натуги Орив. Его кожа становилась почти черной от напряжения. Пламя приближалось к ним.

Тевос медленно, чтобы не побеспокоить обожженную спину, сел за стол. Он уже дня два не делал перевязки и не носил рубашку дома: на воздухе раны затянутся быстрее. Знак власти и половинку эльтайона тоже пришлось снять.

Без повязок и одежды сразу стало легче. Он даже забывал об ожогах, но неловко шевелился, — и они сразу напоминали о себе. Вот и сейчас — потянулся за вилкой и скривился — рана на плече тут же полоснула, словно заново открылась.

Хорошо, что после вылазки в Кашшафу люди точно притихли. Стражи ни с кем не сталкивались, хотя порой забирались далеко, почти к Белым скалам.

Переждав боль, Тевос взял вилку в левую руку. Казалось бы, какая разница? Он отлично владеет левой рукой, хорошо ею сражается, но вот сейчас, когда приходится есть, кажется, что пища стала невкусной. Вернее, она вообще без вкуса.

Может, он не проголодался? Вожак швырнул вилку на стол и откинулся на спинку стула. Тут же взвыл и вскочил. Да что сегодня такое? Он походил немного по комнате, чтобы так хоть немного остудить ожог. Потом остановился возле окна.

Следовало признать, что ему так паршиво не из-за ран. Мешало гадкое ощущение, будто должно произойти что-то очень плохое. Но не со стаей, нет. Вампиров должны убить? Но они сами отказались объединиться. Что тут поделаешь? Хорошо, что Ойрош уже в безопасности. Он подошел к книжной полке, долго пересматривал корешки книг. Что бы такое почитать, чтобы загрузить голову и не думать о мрачных предчувствиях? Может, вот эта...

Он не успел взять книгу. В дверь постучали, и она тут же распахнулась.

— Вожак, — на пороге стоял Уршат. Кажется, сто лет прошло со дня его свадьбы, на которой присутствовал и принц Энгарна. — Там... тебя хотят видеть.

Он странно заикался. Настолько странно, что Тевос не задавая вопросов и не одеваясь, в одних штанах вышел на улицу. Его ждали за городом. Несколько оборотней с обнаженными мечами стояли плечом к плечу, словно готовились защищаться. Тевос обошел их, и сердце забилось с перебоями. На земле, точно поломанная кукла, лежал Нальбий. Утыканный стрелами, с обожженным крылом. Как он добрался сюда в таком состоянии?

Тевос не произнес ни слова, а Нальбий произнес.

— Я обманул тебя. Ойрош сейчас с обозом.

И вожак понял, что он не лжет. Все так и есть. Так, как ему открылось в видении: девушка, горящая в огне. Но он не может собрать стаю. Они не обязаны защищать вампиров. И не обязаны защищать его жену, кем бы она ни была. Он постоял немного, пытаясь справиться с эмоциями, а затем повернулся к братьям и так же негромко, как Нальбий, спросил:

— Кто со мной?

— Я соберу всех, — ответил Уршат.

Дагмар задержал его.

— Я соберу тех, кто рядом, а ты выбери десять человек, пусть созовут остальные города, — Уршат повиновался. — Оденешься? — уточнил князь-великан.

— Нет, — отказался Тевос. — Будет только хуже. Мечи возьму и все.

— Ладно, тогда собираемся здесь. Я этого горемыку домой оттащу, и вместе с воинами сюда приду.

— Не прикасайся ко мне! — прошипел Нальбий и взмыл в воздух.

Он летел тяжело, заваливаясь на одну сторону, но летел.

— Вот тебе и горемыка, — хмыкнул Дагмар. — Впрочем, я бы сделал так же.

Тевос не ждал, когда соберутся все. Он не имел права ждать. Потому что он не заставляет их идти. Это их выбор. Он мчался по лесу за Нальбием. Это было нетрудно, он летел медленней и медленней и вскоре настал момент, когда пришлось его обогнать. Вожак слышал за спиной дыхание братьев, но не оглядывался, чтобы не увидеть сколько их.

Запах гари разносился издалека, и они снова рассыпались веером по лесу. Вампиров окружили кольцом. Они должны обхватить это кольцо. Тевос должен достать мага. Пока маг жив, все, что они делают, бесполезно. Только зря погубит стаю. Только вот где маг? Он хорошо прикрылся.

Тевос снова и снова "всматривался" в людей, стараясь различить среди них нечто необычное. Вот оно! Словно колыхание воздуха над одним из воинов. Теперь можно нападать. Всем сразу.

Люди сориентировались очень быстро. Вампиры были им уже не страшны, они сгорят через несколько мгновений. С криком они повернулись к волкам, встретили их стрелами, мечами, огнем...

Все повторялось, только теперь Тевос не убегал, а мчался вперед, снова и снова ускользая от огненных камней, летящих так быстро, что почти превращавшихся в огненный поток. Шерсть на лапах, брюхе горела, но он сделал еще один отчаянный прыжок. Ударом лапы отбросил солдата, прокусил плечом другому, и добрался до Жамберы раньше, чем третий проткнул бок мечом. Всего лишь миг они смотрели друг на друга: волк и человек, оборотень и маг, а потом Тевос разорвал ему шею.

Вопли людей теперь стали слышны сильнее. Смерть мага, точно лишила их сил. Тевос, пошатываясь, следил за огнем. Маг убит, но огонь Зары не гаснет со смертью мага. И сквозь эту стену не прорвешься...

Воздух прорезал отчаянный рев и будто ураганный ветер пронесся от поляны, гася пламя. Разбрасывая сразу и людей, и волков. Когда все стихло, вожак с трудом поднялся на ноги. Поляна была черной, кругом валялись обугленные трупы и головешки. Лошади мертвы. Карета слегка обуглилась. Возле нее кто-то шевелился. Тевос обратился в человека и, с трудом передвигая ноги, побрел туда. Из кареты выскочил Челеш, спина обгорела. "Прикрывал собой Ойрош", — сразу догадался вожак. Не глядя на вожака, вампир склонился к телу возле кареты.

— Бл... — выругался лежавший на земле. — Даже деньги потратить не успел... — и затих.

Дверца снова открылась, и показалась Ойрош. Она хотела выйти, но не могла — колени подгибались. Челеш еле успел ее подхватить. И вожак был ему благодарен — у него самого не хватило бы сил удержать девушку.

Она отстранилась от вампира, подошла к Тевосу. Ойрош ничего не говорила, только беззвучно катились слезы. Он осторожно прикоснулся к ее щеке, вытер одну слезинку, оставляя грязный след на нежной коже и вымученно улыбнулся.

— Нальбий! — женский голос прорезал тишину. Уна обнимала израненного сына. Кедер, обнаженный по пояс, занес в карету. Челеш уже тащил к ней лошадей, которых нашел у кашшафцев.

— Ойрош, зайди в карету, — резкий окрик отца заставил девушку вздрогнуть.

Тевос не посмотрел на него. Он знал, что благодарности не услышит. По мнению вампира, они пришли поздно. И в чем-то он был прав.

— Ты ранен... — наконец справилась с собой девушка.

— Ерунда, — он бы махнул рукой, если бы не знал, что тут же свалится на землю. — Все заживет, не волнуйся.

— Ойрош! — если она не подчинится, ее поволокут в карету силой.

— Здесь опасно, — прошептал он. — Тебе надо уехать. Я тебя найду, когда все закончится.

Выражение, похожее на упрек, промелькнуло в ее глазах, а потом она быстро повернулась и побежала к карете. И только перед тем как сесть в нее, обернулась и крикнула:

— Я буду ждать!

Но Тевос впервые в жизни не поверил ей.

2 фибрайира, Лейн

Они все-таки ожили: и аппетит появился, и искупаться захотелось. Ужик, будто повинуясь желанию Сорота, теперь никуда не спешил. Их путешествие напоминало бы прогулку, если бы не сжимало сердце. На этот раз из-за войны в Энгарне. Они не имели известий оттуда, не знали точно, сколько времени в пути. Кажется, уже третий месяц. Смогли ли они выстоять? И сколько им еще ждать обещанной от принца помощи? Но быстрее талисмана не побежишь.

— Послушай, мне уже стыдно, почему ты стираешь мою одежду? — Илкер дернула за рубашку. — Это женская работа.

Ялмари засмеялся, разжал ее пальцы и забрал одежду.

— Укройся пока курткой, если холодно, — девушка накинула куртку, но не от холода — она смущалась. Хоть они и ушли подальше, но ее не покидало ощущение, что за ними кто-то следит. Ялмари тоже разделся и вошел в воду. Он нисколько не стеснялся наготы. — Когда мы будем жить в какой-нибудь деревне, — объяснял он, тщательно полоща в речке одежду, — и мне придется целыми днями работать в поле, я, так и быть, позволю тебе стирать. Иногда. А пока мы в таком трудном путешествии, я буду о тебе заботиться, потому что ты маленькая и слабая. Смирись с этим.

Илкер смирилась. Вернее, она забыла об их споре, любуясь игрой мускулов на его теле, блеску капель воды. До руки дотронулось что-то влажное, и, оглянувшись, она заметила ужика, свернувшегося на солнышке рядом с ней. Они нашли место, где берег полого уходил в воду, лес немного отступал. Лишь одна ива росла близко к воде, и хотя листьев на ней не было и почки еще не набухли — зима же еще — девушка устроилась под ней.

— Амулетик вернулся, — сообщила она Ялмари. — Он теперь, наверно, так и будет за нами ходить.

— Это же ты его получила в храме Судьбы. Он тебя не покинет. Ты змей не боишься? — он закончил стирку и теперь тщательно отжимал белье.

— Я их не люблю. Но ужика не боюсь. Он же не настоящий.

Ялмари развесил одежду на ветвях. Повернулся к Илкер.

— Иди, я тебя искупаю, — негромко позвал он.

Глаза у него потемнели, а сердце Илкер забилось часто-часто. Она скинула куртку и шагнула к нему.

— Мне кажется, я целую вечность с тобой не целовалась, — она запустила пальцы в его волосы.

— У тебя синяки, — он скользнул губами по ее плечу. — Это я так тебя бросил на землю?

— Если бы... не бросил, — девушка задыхалась, — были бы... раны, как у Бисеры. Ял... мари... — голос ее прервался.

Он ничего не сказал. В такие мгновения ему было не до разговоров...

...Они любили друг друга у самого берега. Купались в реке, играли в догонялки, брызгали друг на друга водой, валялись в песке. Он иногда обращал внимание на ужика, но тот не шевелился. Илкер уснула у него под боком. Ялмари перебирал ее кудряшки, они чуть-чуть отросли, и девушка выглядела очень забавно. Беспокойство прошло. Самого страшного уже не случилось. Она вышла из храма Судьбы невредимой. А Эрвин пообещал его убить. Это было неприятно, но за себя он не переживал сильно. Не умел. Все будет так, как будет. Главное, она невредима. У них есть еще немного времени, чтобы быть вместе и ни о чем не волноваться. Спасибо ужику и... Эрвину.

...Он оставил плуг, вытер пот со лба платком, и принял у Илкер кувшин с водой. Она привычно прикрыла живот. Почему-то она очень смущалась беременности (он поймал ее на том, как она обнаженная разглядывает свое отражение в зеркале). А он не мог налюбоваться ею. Даже предположить не мог, что будет испытывать такой восторг от этого маленького чуда, что растет в ней. Будет сын. Он это точно знал, и радовался, что Илкер тоже хотела сына.

— Я хочу, чтобы он носил твое имя, — она поцеловала его плечо. — Ты должен сделать мне такой подарок. Его должны звать так же, как тебя. Я об этом мечтала лет с семи.

— Назвать сына Ялмари? — деланно удивился он.

— Нет, — так же нарочито обиделась она, — выйти замуж по большой любви, родить сына и назвать его как мужа. Ты должен позволить мне осуществить мечту.

— Что ж... — согласился он. — Но тогда девочку будут звать Илкер.

— Девочка у нас будет нескоро, — деловито объяснила она. — Ты же помнишь? Сначала четверо волчат.

— Даже не знаю... — он посерьезнел. — Не много ли для тебя?

— Все еще считаешь, что я маленькая и слабая? Все будет хорошо, вот увидишь!

Он видел. Все действительно было хорошо. Дни проносились мимо, и каждый был наполнен солнцем, потому что на Галдае дожди были не такими холодными, а зимы вовсе не было. Подрастали сыновья. Правда, она не угадала, в другом. Дочка родилась уже второй, исполняя теперь его мечты. Деревенька их росла, игрались свадьбы, рождались дети, они плакали и смеялись... Они жили вопреки всем пророчествам Эрвина.

Бисера лежала на животе и задыхалась от ненависти и боли. Болела спина, болело сердце. Так невыносимо болело, будто в него загнали раскаленный меч и то и дело поворачивали. Стоило боли немного утихнуть, как пытка начиналась снова. И она ничего не могла с этим поделать. Она ненавидела Илкер. И если бы они остались наедине, запросто могла бы ее убить. Если бы только это серая мышь посмотрела как-то не так или вякнула что-то, она бы зарезала ее и плевать, что потом с ней сделает Ялмари. Если убьет — плевать! Видеть их невыносимо. А жизнь несправедлива. Чудовищно несправедлива! Что он в ней нашел? Чем она лучше? Хилый заморыш, ни фигуры, ни лица, ни силы. Беспомощная, как дохлая лягушка. Только и надо, что возиться с ней, буквально носить. Неужели такое может нравиться? Чем она так его зацепила? И если зацепила, надолго ли? Он ведь тогда не знал других. Первая, что приласкала, в ту и влюбился. Это пройдет. Не может не пройти. Поживет с ней месяц-другой и поймет, какая она скучная, неинтересная. И разлюбит. И вспомнит о ней. Непременно вспомнит.

Ком встал в горле, не давая вдохнуть. Она сдерживалась изо всех сил, а затем дала волю слезам. Но плакала беззвучно, чтобы никто не обратил внимания. Она рисовала в воображении одну картину за другой. Сначала, как погибает Илкер. Ялмари страдает, а она, Бисера, его утешает. И однажды он говорит: "Странно, что я так долго бежал от тебя. А ведь именно тебя я люблю по-настоящему. К ней никогда ничего подобного не испытывал".

Перед глазами появлялась другая сцена. Война закончилась, Ялмари живет со своей женушкой. А она все такая же: вечно путается под ногами, вечно ее надо спасать и утешать. И все за нее делать. Ему плохо во дворце, а она не желает жить в другом месте. И он молчит и терпит. Пока однажды не вспоминает амазонку. И будто озарение постигает его в один миг: вот с кем он был бы по-настоящему счастлив. "Бисере мне бы не пришлось вытирать сопли каждый день. Ради нее мне бы не пришлось притворяться и ломать себя. Она бы поняла меня". Но он бы, конечно, подумал, что уже поздно что-то менять. Он женат. Но Бисера сама бы почувствовала его боль и заглянула в Энгарн. Надела бы платье, чтобы не отличаться от других. Они бы столкнулись где-нибудь в городе. Конечно, он бы решил, что случайно. И он бы пригласил ее куда-нибудь пообедать. И выпил бы немного. А потом сказал бы ей, как сильно по ней тосковал. А она бы сказала, что знала это, потому и приехала, и ей все равно, что он женат. Он должен быть счастлив. Это неправда, что некоторые ошибки нельзя исправить... Он бы не сразу бросил свою сопливую крысу, но бросил бы. И они были бы счастливы...

Она представляла новые и новые ситуации, и в каждой из них они были вместе. Пусть не сразу, но вместе. И хотя слезы лились, это было легче, чем представлять, с какой заботой и нежностью Ялмари охранял женушку в городе. Как чуть не сошел с ума, когда она исчезла в храме. Как прикрыл собой, когда с неба атаковал дракон. Бисеру не прикрыл. Позже помог, но тут же и забыл, нисколько не волновался о ней.

Это было ужасно несправедливо. Чем она хуже? Чем?

— Давай посмотрю твои раны, — над Бисерой склонилась Люне. — Сильно болит?

Амазонка тут же проглотила слезы. Та осторожно водила руками над спиной, что-то шепча. Боль утихла, но слов благодарности не находилось. Бисере хотелось, чтобы ее оставили в покое. Люне наклонилась к ней и шепнула в самое ухо:

— Он будет твоим. Наберись терпения.

Девушка изумленно повернулась, чтобы взглянуть на ведьму. Та кивнула, подтверждая свои слова. Ободренная амазонка вытерла слезы и выдавила из себя:

— Спасибо.

10 фибрайира, Биргер

"Господин Гарое! Я плакала и смеялась, когда читала Ваше послание. Порядочные мужчины бывают необыкновенно толстокожи. Там, где любой другой всё прочитает между строк, порядочный мужчина ничего не поймет. Поэтому я вынуждена написать еще более откровенное письмо, чтобы без намеков, открыто предложить Вам жениться на мне. Именно это я имела в виду, когда спрашивала: женился бы такой человек, как Вы, на такой, как я? Вы ответили утвердительно, но мне почему-то кажется, что Вы меня не поняли, поэтому я и пишу еще раз. Вы считаете, что я не испорчена. Я благодарна за Ваше мнение. Уверяю Вас, что если Вы позволите мне носить Ваше имя, и дать Ваше имя моему ребенку, Вы никогда не раскаетесь в своем решении. Знаю, что титул и богатство мало для Вас значат, поэтому не буду упоминать об этих благах, которые Вы обретете, став моим мужем. Могу лишь обещать, что отплачу Вам искренней любовью, преданностью и благодарностью, если Вы избавите меня от другого замужества, так пугающего меня. Вы единственный человек, которому я могу без опаски доверить свою жизнь. Пожалуйста, ответьте мне прямо, женитесь ли Вы на мне. Пока мне кажется, будто я на тоненькой ниточке вишу над пропастью. Только от Вас зависит, что со мной будет дальше.

С глубоким почтением к Вам, Э.

Я пойму, если Вы откажетесь! Правда!

Я знаю, у Вас сейчас волосы на голове поднялись от ужаса, и Вы размышляете: знает ли Полад, что за письма он передает по своим каналам. Так вот, уверяю Вас: Полад знает все. Он полностью согласен с моим мнением: также как я, считает, что Вы будете не только прекрасным мужем, но и управитесь с моими, как вы выразились, владениями".

Поймет она, если он откажется, как же!

Но по поводу волос она угадала: он несколько раз бросал читать письмо и то приглаживал волосы на голове, то снова лохматил их. Да, он был слишком толстокож, чтобы в предыдущем письме разглядеть предложение энгарнского трона, хотя все равно счел ту записку смелой. Но это письмо вообще выходило за рамки приличия. И его мучил один вопрос: Полад в своем уме?

Прошла неделя после того как он получил это письмо. И, как и раньше, Гарое не знал, что написать. Иногда на него находила неуместная веселость: они тут подыхают от голода и жажды в осажденном городе, а принцесса предлагает ему стать королем Энгарна. Как тут не рассмеяться?

Письмо передал Чашвар, неизвестно как проникший в Биргер. Утешительных вестей он не принес. Весь город жил одной надеждой: войска Энгарна одержат победу на северо-западе и придут на помощь к ним. Но посланник Полада сообщил, что дела на северо-западе идут из рук вон плохо, и если Кашшафа до сих пор не добралась до Нефтоах, то потому, что Энгарну помогали оборотни. Их было немного, но помощь была неоценима. Полад разработал великолепную тактику. Его войска мучили кашшафцев и заставляли их голодать, но с духами гор они бы не справились. Биргеру следовало радоваться, что ему не противостоят маги. Гарое радовался этому обстоятельству изо всех сил.

Но с тех пор как Ройне обнаружил главный акведук и лишил город воды, радоваться становилось все труднее. Чашвар ушел из города таким же таинственным образом, как и появился. А в Биргере, где отчаянно не хватало чистой воды, вскоре начались болезни. Цохар наедине заверил, что это чума. Но вслух об этом говорить не решались, потому что это означало, что город обречен.

Три дня назад Цохар произнес вдохновенную речь со стены. Кажется, сам Эль-Элион придал силы старику, и голос его разносился далеко как в городе, так и за его пределами. Он проклял генерала Ройне и его потомство. Он проклял его так проникновенно, что у Гарое мороз шел по коже. Не хотел бы он, чтобы его так прокляли. Священник поставил в известность генерала, что его планы не сбудутся. Более того, его род прервется, его дети умрут, его ближайшие родственники погибнут, и поместье, которым он владеет, перейдет в руки его врага.

Кажется, они смогли поколебать холодную решимость генерала. В этот день катапульты били по стенам особенно яростно. Хотя бесполезно — Ройне не рисковал и близко к городу не подходил. Заодно герольд сообщил волю генерала относительно Цохара и полковника Кеворка, подталкивающего город к неповиновению. Цохар умрет в подземелье Ветонима, а Гарое будет повешен на дубе. Заманчивая перспектива. И не такая уж невероятная.

Сегодня его пригласили на городской совет. Он не знал, для чего его собрали, но идя по улицам, на которых лежали мертвецы с гнойными нарывами и почерневшими пальцами, — урожай нынешней ночи — он не мог испытывать по этому поводу беспокойства, также как не мог волноваться о собственной участи или судьбе принцессы. Он даже смерть полуполковника Щехема пережил без особых эмоций. Вчера они вместе пили разбавленное вино, а сегодня его нет, и труп его Биргеру не достался. Когда смерти так много, то одним больше, одним меньше...

Он отчетливо расслышал за спиной пыхтение Кишия. Вот смерть оруженосца его бы огорчила. Хотя и ненадолго. Надолго у него нет сил огорчаться.

Иногда мелькала шальная идея: написать принцессе, что он готов на ней жениться, что если тогда Полад пришлет сюда войска, чтобы вырвать город из осады? Но он одергивал себя: нехорошо так шутить с чувствами девушки. Да и Полад, скорее всего, пришлет Чашвара, который выведет полковника Кеворка тайными тропами, оставив город на съедение Ройне.

И что же в таком случае он должен сообщить принцессе? Что? И зачем она свалилась на его голову со своими проблемами сейчас?..

Городской совет уменьшился численно и сильно похудел. С некоторым сарказмом Гарое отметил, что, пожалуй, сейчас эти важные люди города стали весить вдвое меньше против того, что было до осады. Несколько семей выкосила чума, еще некоторые больны. Остальные еще трепыхаются, как и он. Интересно, каков он сам со стороны?

— Благодарим, что почтили нас своим присутствием.

Этот старейшина "поправил" городом около полугода. Старейшину Елеу сместили, узнав о каких-то махинациях. Вроде бы, он имел сношения с кашшафскими магами. Интересно, что было бы с Биргером, если бы он остался на посту?

Гарое устало кивнул и опустился на стул. Не хотелось тратить силы на беседы.

— Мы приняли решение выпустить из города беременных женщин и женщин с детьми. Хотим узнать ваше мнение.

"Я считаю, что вы идиоты", — Гарое долго подбирал вежливые слова. Так что старейшина смутился и принялся сбивчиво объяснять.

— Их все равно ожидает смерть здесь. В городе почти нет еды и воды, да еще свирепствует чума. Надо выпустить их. Если Ройне их не накормит, то отпустит. Они смогут найти пристанище где-нибудь в другом месте. А у защитников города будет больше еды. Мы продержимся еще месяц до подхода энгарнской армии.

"Они еще верят, что кто-то придет на помощь", — Гарое почти испытывал жалость к ним. Почти. Вместо долгих слов он задал один вопрос:

— Отпустит?

Старейшина догадался, что он имеет в виду.

— А что же он с ними сделает? — горячо доказывал он. — Не убьет же! Генерал Ройне не воюет с женщинами и детьми. Конечно, они могут подвергнуться насилию... — "Еще бы! Толпа женщин и сытые солдаты, которым уже скучно воевать". — Но они будут живы. Это лучше, чем умереть голодной смертью, пережив смерть детей...

"Спорно", — Гарое почти ничего не произнес вслух, но, кажется, все достаточно ясно читалось по его лицу. Возражать было бесполезно.

— Вы ведь уже все решили, да? — он встал. — Я скажу одно: вы не знаете Ройне. Он еще вас удивит.

Гарое вышел из городской ратуши, а за его спиной так же топал Киший, выражая пыхтением полное неодобрение городскому совету и такое же полное согласие с полковником Кеворком.

"Усыновить его, что ли? — вяло пошутил Гарое внутри себя. — Вроде как сын после меня останется... Что же тебе написать, принцесса? — без перехода подумал он. — Что же тебе ответить, чтобы ты поняла: из пропасти придется выбираться самой..."

Он чуть не споткнулся об очередной труп и, отмахнувшись от надоевших мыслей, дальше уже шел, размышляя только об обороне города.

13 фибрайира, Западный Энгарн

Все шло не так, как планировал Загфуран. И хотя Тазраш и его военачальники что ни день хвастались успехами над неумеющими воевать энгарнцами, маг снова встревожился. Да, энгарнцы постоянно отступали, будто не решаясь дать бой. Удирали, не оглядываясь, стоило только кашшафцам пойти в атаку. Но при этом в каждой стычке они теряли гораздо больше людей, чем враги. Единственное, что никогда не подводило — это духи гор. Но часто Загфуран выматывался, чтобы найти вражескую армию, на которую можно их направить. Она была рядом, и между тем ее нигде не было. Это ужасно раздражало.

И оборотни все так же помогали людям. Минарс словно соревновался с вожаком в даре предвидения. Маг одерживал верх, но это не давало особого преимущества. Он дважды уберег Жамберу от гибели, вожака тяжело ранили, но он выжил. А в третий раз Жамбера погиб. А ведь какой замечательный план был: разом уничтожить всех вампиров. Сколько дней его готовили! Все изменилось так быстро, что минарс не мог ничего предпринять. На этот раз вожак его переиграл. И хотя отсутствие вампиров на Гереле можно считать маленькой победой, но если размышлять в глобальных масштабах, это и поражение. После того как он подчинит себе Энгарн наступит очередь других материков, а вампиры могут создать себе целую армию за это время. Вожак опять жив! А отряд уничтожен полностью. Успеет ли он создать еще один? Теперь это будет непросто.

Волнения, которые, благодаря стараниям минарса начались на Востоке, быстро прекратились. Полад, как всегда, был на высоте: одних подкупили, других по-тихому убили. Да еще и агенты Полада, умело притворяясь людьми из народа, настраивали всех, что только враги Энгарна могут сейчас поднимать восстание, что сейчас надо все силы бросить на войну с Кашшафой, а уж потом видно будет... И ведь им удалось направить мысли народа в другую сторону. Можно сказать, королева испугаться не успела.

Войска Пагиила разгромили без участия амазонок. Как можно было настолько бездарно воевать, у Загфурана в голове не укладывалось. И ведь он еще и денег теперь должен мятежному герцогу. В деньгах он никогда не испытывал нужды, но платить за то, что они не выполнили поручение? Не смогли удержаться в Энгарне в течение трех месяцев? Герцогу надо шею свернуть, а не платить. И маг еще всерьез обдумывал эту идею.

А этот могущественный регент Лейна, на которого не действует магия. С какой радости он помогает Энгарну? Чем Полад подкупил его? Неужели Тештер поверил, что телохранитель королевы в силах вернуть под его власть всю страну? Почему Загфурану регент не поверил, а Поладу поверил. Как тот смог убедить Тештера? Минарс не мог даже предположить, что за этим кроется. И пусть Тештер не прислал войска в Энгарн, зато он вступил в Кашшафу. И, судя по последним донесениям, медленно, но уверенно движется к Ветониму. Но вот об этом пусть переживает Ройне, а то слишком уж гладко у него все складывается в этой войне. Единственное, чем Тештер досадил Загфурану — это захватил один военный корабль в Даврафе. Один корабль — это пустяк, у Кашшафы сильный флот. Но этот корабль захватил десяток матросов. Десяток! И, судя по всему, они перепутали его с купеческим судном. Хотели поживиться, но нарвались на военных. И все равно победили! На моряков это произвело чудное впечатление. Капитаны и полуполковники пытались выбить дурь из подчиненных, но те полушепотом, озираясь, но твердили, что и моряки у Тештера такие же, как он сам: бессмертные и неуязвимые. Как можно воевать с таким настроением? Хорошо еще флот Лейна тут же убрался подобру-поздорову, чрезвычайно довольный подвигом. Он вообще лишь отвлекал внимание от сухопутной армии Лейна.

Плюс к этим несчастьям кашшафская армия голодала. Они удалились от границы Энгарна гораздо сильнее, чем Ройне. Уже дважды энгарнцы перехватывали обозы. Этого не должно повториться, иначе армия разбежится. Легко быть оптимистом Тазрашу, который ни в чем себя не ограничивает, но солдатам приходится очень тяжело.

"Вот куда надо направить духов гор! — озарило Загфурана. — Пусть они охраняют обозы из Кашшафы, раз уж нам почти не удается ничем поживиться. И в конце концов надо идти на Жанхот, а не гоняться за вражеской армией по лесам и долам. Если они захотят защитить королеву и столицу, то обязательно преградят путь. Вот тогда и определим, кто на самом деле сильней".

Приняв это решение, маг немного успокоился. Следовало поговорить об этом с Тазрашем. Но маг не успел накинуть плащ. Воздух чуть взволновался, и перед ним появился акурд. Как минарс и просил, в виде обнаженной бесполой фигуры с кожей неестественно розового цвета.

— Что? — потребовал маг без предисловий.

— Я не могло прийти из Хор-Агидгада. Магия там еще сильна.

— Новости! — зарычал минарс. — Ему не нужно было оправданий, ему надо было знать, не провалился ли еще один его план.

— Принц нашел половину амулета. Вторая половина в Шакальей горе. Это тот амулет, который вам нужен.

— Прекрасно, — Загфуран выдохнул, успокаивая бешено скачущее сердце. — Тебя подозревают?

— Пока Люне отвлекла подозрения на себя.

— Прекрасно, — повторил маг. — Когда вы будете у Шакальей горы?

— Амулет не торопится, но, по моим подсчетам, дней через десять мы должны быть там.

— Шереш! — минарс заметался по комнате. — Если бы чуть раньше, я бы мог оставить армию и перехватить амулет. Но через десять дней я буду нужен здесь... Что делать?

— Можно задержать их, — предложил акурд.

— На самом деле! — Загфуран остановился, дивясь собственной глупости. Ну, конечно: если их нельзя переправить к Шакальей горе быстрее, то можно их задержать. И когда его присутствие не будет так уж необходимо в Энгарне, он еще раз встретится с принцем у Шакальей горы. Пусть хотя бы этот раз будет последним. Это противостояние начинало утомлять.

— Отлично, — похвалил он акурда. — Я попрошу об этом Пагиила. Может, хоть это его люди сделают хорошо. А ты используй нападение людей герцога, чтобы снова обезопасить себя и отвести возможные подозрения. И, конечно, позаботься, чтобы принц не погиб. Когда он подойдет к Шакальей горе, вот тогда...

— Если мне будет позволено...

— Говори, — прервал маг вежливые излияния.

— Вы в любой момент переместитесь туда, где буду находиться я. Позову — и вы придете. Принц не знает, что как дух, я могу быть и вне тела.

— Я не понимаю...

— Вам не надо приходить к Шакальей горе.

Загфуран наконец догадался и восхищенно прицокнул.

— Молодец! Так и сделаем. Можешь возвращаться.

17 фибрайира, лагерь Ройне

Дети и мужчина встали на колени, перегородив дорогу. Ройне смотрел на них с презрением: кажется, они специально надели рванье, чтобы разжалобить его, но неужели они рассчитывают добиться своего столь дешевыми трюками? Женщина между тем подобралась поближе и уцепилась за седло, отчаянно всхлипывая:

— Господин граф, умоляем вас! Господин граф!

Она была худа и, кажется, чем-то больна — щеки алели, а глаза лихорадочно блестели. Может, она и за седло ухватилась, чтобы не упасть. Хорошо если это не заразно. Ройне крепче ухватил кнут.

— Пожалуйста, не надо!

Обычно Невена знала свое место и никогда не спорила с ним на людях, но сейчас она, вероятно, забылась. Солта знал, что она помогает бедным, раз в неделю обязательно жертвует им что-то из своих сбережений. Он не осуждал ее за это и ни разу не упрекнул. Он, как глава дома, должен заботиться, чтобы поместье приносило доход. Она, как хозяйка Ветонима, должна жертвовать и молиться за благополучие своего господина. Если это не чрезмерно, то не стоит и упоминания. Но сейчас они устроили охоту. Они должны проехать через это поле, и они проедут через него, что бы там ни лепетали эти нищие комедианты. Они умрут, если мы вытопчем это поле? На все воля Божия. Благочестивых и трудолюбивых Он благословляет, поэтому Ройне вернули себе доходное поместье, как ни сопротивлялся король. Поэтому сейчас они проедут прямо, не обращая внимания на это представление.

Ройне быстро взглянул на жену, а затем замахнулся кнутом. Идбаш одобрительно хмыкнул, Алеан вполголоса пробормотал что-то, а потом швырнул монету, да так точно, что попал в лицо мужику. Виллан вскрикнул, но женщина тут же отцепилась от седла, упала на четвереньки, подбирая монету, и поползла в сторону, призывая за собой детей. Она очень хорошо разглядела, как блеснуло золото в солнечных лучах. Этого хватит, чтобы безбедно прожить целый год, даже если урожай погибнет.

Господа поскакали дальше. Копыта лошадей сминали спелую пшеницу, но настроение было безнадежно испорчено. Солта остановил лошадь и повернулся к Алеану.

— Не смей разбрасываться моим золотом! — резко отчитал он брата.

— Я лишь не хотел портить этот прекрасный день кровавыми разборками, — Алеан все так же обаятельно улыбался. — Тебя ведь хлебом не корми — дай кого-нибудь кнутом избить, а нам смотреть на это. Вымести зло на вепре!

— Не смей со мной спорить! — прервал его Денисолта.

— Если тебе жалко золотого, вычти из моего содержания десяток золотых, — предложил Алеан.

— Что ты мелешь?! Неужели ты думаешь, что сделал доброе дело? Ты приучил их к тому, что можно весь год пролежать на печи, а потом придет кто-то добрый, заплатит за них налоги и накормит их. Они созданы, чтобы трудиться и ни к чему поощрять их лень!

— Боже мой! — брат воздел руку к небу. — Я не настолько благочестив, как ты или твоя жена, чтобы кому-то что-то жертвовать или о ком-то заботиться. Я хотел поохотиться и желательно без скуления и рассеченных щек. Они мне, знаешь ли, настроение портят.

— Зато теперь у всех настроение прекрасное! — зло воскликнул Ройне и вновь пришпорил коня. Идбаш позади отчитывал младшенького, тот шутливо огрызался.

Они загнали вепря, но быстро, так что Солта не успокоился. К тому же он не забыл, что Невена посмела перечить ему.

Вечером, еще до того как принять ванну, он зашел к ней в спальню. Но не для того, чтобы провести время в ее постели. В руках его был кнут. Служанки исчезли, не промолвив ни слова. Невена бледная и напряженная сидела на кровати, глядя на него расширившимися от страха глазами. Он так и остался стоять у двери.

— Никогда, — произнес он почти по слогам, — не смей перечить мне на людях. Никогда. Это понятно?

— Да, мой господин, — произнесла она, дрожа.

— Обещай, что этого не повторится.

— Никогда, мой господин, — по лицу потекли слезы. — Пусть Эль-Элион накажет меня вечной немотой!

— Я надеюсь, ты выполнишь это обещание, потому что иначе вечной немотой тебя накажу я.

— Да, мой господин, — Невена часто-часто закивала.

— Если бы я всегда делал то, о чем меня просят люди, я бы просил подаяния, как твой брат. Но я владею Ветонимом, потому что беру то, что хочу взять, и никто не смеет мне перечить.

Он повернулся и вышел из комнаты. Такая покорность его устраивала. Он напугал ее. Это послужит уроком. Если же не поможет, тогда и вправду придется применить кнут. Ну, а уж на третий раз, он исполнит угрозу. Она замолчит. Возможно, навсегда...

"Я возьму этот город, — повторил Солта про себя, — потому что я беру то, что хочу взять".

Сегодня был день святого Чишмерая, и он тоже должен что-то сделать для бедных. Солдатам платят хорошо, значит, надо позаботиться о пленницах.

Когда из Биргера вышло около тысячи женщин, беременных и с цеплявшимися за их подолы детьми, он недолго размышлял о том, что с ними делать. Биргер надеется, что он проявит милосердие? Он будет милосерден. Солта не позволил солдатам позабавиться с женщинами — вряд ли бы это понравилось Господу. Но никто не говорит, что он должен их отпустить. Опустошенный акведук пришелся как нельзя кстати. Он приказал загнать всех туда. Там было глубоко, так что никто не мог сбежать, правда, первым пришлось скрыться под землей, потому что не всем хватило места под открытым небом. Но теперь уже трудно было сказать, кому повезло больше, кому меньше. Одни стояли без солнца в вонючем тоннеле, другие должны были день и ночь стоять под дождем и ветрами. Но все были без воды и еды.

В акведуке уже неделю стоял неумолчный плач и стон. Ройне, чуть скривив губы в усмешке, смотрел на Биргер. Они видят, что творится в лагере врага. И он надеялся, что они слышат, как страдают их женщины. Как быстро они теперь сломаются?

Алеан был у акведука лишь однажды, после там не показывался. Солта его прекрасно понимал: графская дочка намного красивей, чем эти изможденные женщины, многие из которых вынуждены были рожать прямо там, на дне каменного мешка. Об этих новорожденных он и хотел позаботиться сегодня. Он послал оруженосца за духовником. В ожидании генерал отдал и другие короткие приказы:

— Веревки, корзины.

Солдаты суетились, готовя необходимое. Ройне уже начал злиться от того, что духовник так неповоротлив, когда появился Алеан. Брат снова его встревожил: глаза как-то лихорадочно блестят. Не злоупотребляет ли он завааном или еще чем похуже?

Алеан остановил лошадь у самого края развороченного акведука, комья земли посыпались вниз. Вопли на мгновение стали громче, а потом снова зазвучали обычным фоном.

— Ты выпустишь их? — потребовал брат, не обращая внимания на женщин, протягивающих к нему детей, которые отчаянно просили хлебушка. У некоторых был перепачкан рот — матери кормили их кровью. Порыв ветра донес смрад, идущий снизу, Мрак жалобно заржал, и Солта отвел его дальше. Кажется, женщины уже стоят на трупах. Скоро, начнут их есть. Жаль, что этого не увидят из города.

— Ты выпустишь их?! — отчаянно повторил Алеан. — Ты для этого сказал принести веревки?

— Они останутся здесь до тех пор, пока Биргер не сдастся, — отчеканил генерал. — А ты, пожалуйста, приди в себя. Ведешь себя, как баба.

— Я? — возмутился Алеан. — Я?! А как тогда ты себя ведешь? Я начинаю ненавидеть Бога, который позволяет тебе творить такие вещи.

— Заткнись! — рявкнул Ройне. — И не смей богохульствовать. Я знаю, что делаю!

— Мы воины. Рыцари. Мы должны воевать с мужчинами. То, что ты делаешь, бесчестно!

— Полковник Ройне! — Солта взял себя в руки и заговорил холодно и веско. — Если вы еще раз позволите себе...

— То что? — вспыхнул брат. — Повесишь меня на дубе рядом с защитниками Биргера? С тебя станется!

— Убирайся! — приказал Ройне, окончательно успокаиваясь. — Поговорим с тобой, когда проспишься, — он догадался, что Алеан никогда бы с ним так не разговаривал, если бы не был пьян. — Убирайся, иначе я прикажу солдатам связать тебя.

Брат скрипнул зубами и, рванув уздечку так, что Лихач жалобно заржал, умчался в поле. Дальше от Биргера — это к лучшему. Не наделает глупостей по пьяни. Надо будет посетить его, когда протрезвеет. Солта привык к тому, что младший огрызается и спорит. Он уже не обижался на него. Как обижаться на этого улыбчивого парня? Но он должен знать меру. И прекратить пьянствовать, в конце концов. Если они так долго держат осаду, это еще не значит, что можно творить все, что вздумается.

Рядом с ним неловко кашлянули. Духовник появился!

— Новорожденные, — коротко объяснил Солта, для чего его позвали. — Надо совершить над ними обряд, чтобы они не достались Шерешу, если умрут, — после этого кивнул солдатам. — Пусть складывают новорожденных в корзины.

Солдаты работали споро, спускали корзины, поднимали наверх. Некоторые матери клали туда годовалых детей, их сбрасывали обратно — солдаты знали, что приказы генерала надо выполнять точно. Некоторые младенцы тоненько пищали, другие заторможено крутили головой, кто-то спал так, что, кажется, уже не дышал. Корзины выстраивали перед духовником, и он ходил между ними, благословляя новорожденных и шепча какие-то слова из книги Вселенной. Солту всегда поражало, что знакомый язык на богослужениях превращался в баканскую трескотню: вроде бы все слова знакомы и в то же время, абсолютно не понятны. Корзины прибавлялись. Одни младенцы были завернуты в тряпье, другие — голенькие, не обтертые от крови. В акведуке нет воды, чтобы обтереть их. Не полить ли водой пленниц в честь праздника? Но тут Ройне заметил тучи на небе: Господь сделает это за него. Так тому и быть.

Когда духовник закончил обряд, он был уже довольно далеко от генерала, но изо всех сил побежал обратно. Уже трости за две он крикнул:

— Может быть...?

Солта не слушал, что он собрался предложить. Это и так очевидно. На то он и духовник, чтобы заботиться обо всех. Хотя он должен заботиться о вечном спасении, а не о бренном теле. Это он уже сделал. Младенцы умрут, принадлежа церкви Хранителей Гошты.

— Верните их матерям, — отдал он последний приказ и поскакал обратно.

Все, что он мог сделать для этих людей, он сделал.

18 фибрайира, Лейн.

Больше двух недель ужик уверенно вел их через лес, скользя по еле заметным звериным тропам. Он по-прежнему не торопился. Проклятые места закончились, по крайней мере болота им не попадались, а леса были полны не только кореньев и орехов, но и живности, к немалому облегчению Ялмари и Балора, уставших от растительной пищи. Ялмари поторопил бы "проводника". Если бы только это было возможно

Они прошли около трех шавров, не встретив ни одного человека. Етварт уже перестал этому удивляться. Амулетик, как звала его Илкер, намерено вел их безлюдными местами. Один раз они наткнулись на заброшенную деревню и заночевали в доме. В другие дни приходилось спать под открытым небом. Погода стояла теплая, лишь пару раз их слегка намочил дождь. Особых неудобств они не испытывали, Герард перестал жаловаться. Ялмари уже привык к тому, что он постоянно милуется с Люне и не обращал на них внимания.

А вот амазонка его беспокоила. Чаще всего она ходила мрачнее тучи, огрызаясь на каждого, кто к ней обращался. Даже на Ялмари. И он бы потерпел, но вот полные ненависти взгляды, которые она бросала на Илкер, его напрягали. Ему так и хотелось спрятать от них жену, а девушка, казалось, ничего не замечала, и защищала Бисеру, когда они оставались наедине.

— Она очень несчастна, — убеждала она. — Не будь к ней строг.

Ялмари хмурился. Тяжело находится в команде, где доверяешь не всем. Мало ему было мыслей об акурде, теперь еще и это добавилось...

Сегодня утром они, как обычно, проснулись под аккомпанемент охов и стонов. Так они и засыпали. Герард и Люне не заботились о том, чтобы уйти подальше. Даже Етварта, снисходительно относившегося к шалостям лорда, это начало бесить.

— Я ж вас обоих к дубу пришпилю, если не заткнетесь! — заорал он спросонья.

Нужного действия это не произвело, и полуполковник подхватил меч. Ялмари наблюдал за ним. Только драк им не хватало. Но он не знал, как поставить на место Сорота, не устраивая склок и драк. Илкер торопливо вскочила. Кожа на лице алела.

Прежде чем все трое что-то предприняли, в лесу все стихло, и на полянке появился Герард. Не обращая ни на кого внимания, он подхватил флягу, шумно выпил воды, затем умылся и снова скрылся в лесу, на этот раз в направлении речки.

Вскоре появилась и Люне. Она окинула насмешливым взглядом присутствующих, задержав взгляд на мече в руке Шрама.

— Уверен, что сможешь повредить мне? — невинно поинтересовалась она.

Ялмари удивлялся, как они могли поначалу подумать, что она молоденькая девушка. Сейчас он бы дал ей не меньше тридцати, причем не из-за внешности, а из-за ее поведения.

— Люне, — спокойно обратился он к девушке, — вы не могли бы уходить подальше? Так, чтобы мы вас не слышали? — он посчитал, что с ведьмой договориться будет проще, чем с лордом. И не ошибся.

— Могли бы, но он не хочет. Нравится ему тебя злить, — ответила она. — Но я попробую, принц, попробую.

— Благодарю.

Пока Сорот вернулся, они уже наскоро перекусили, запаслись водой и вновь собрались в путь. Ужик пританцовывал на месте, ожидая их.

— Мы идем, — сообщил Ялмари лорду, волосы которого опять уже были уложены волосок к волоску и блестели на солнце. — Догоняй.

— Я еще не завтракал! — возмутился он.

— Ну, а мы поели, — хмыкнул Балор. — Пока ты там непотребством занимался. Каждому свое.

Они шли около часа, когда ужик стал вести себя странно. Он то останавливался, то спешил вперед, то метался из стороны в сторону, будто ища дорогу. Им приходилось ждать, когда он определится.

— Что происходит? — удивился Етварт.

— Опасность? — предположила Люне.

И тут на Ялмари вновь накатило. Впервые за много дней.

— Приготовьте мечи, — приказал он негромко.

Они быстро образовали круг, стоя спиной друг к другу. Внутрь спрятали Илкер и Люне.

— Птицы стихли, — пробормотала ведьма.

Они вслушивались до боли в ушах, но не могли расслышать ничего, кроме шума деревьев. Ялмари неотрывно следил за ужом. Тот тоже замер и вдруг... растворился в воздухе.

А в следующее мгновение из леса посыпались стрелы. Одна воткнулась предплечье, другая в ключицу.

— Шереш... — выдохнул он. Серебро раздирало его изнутри, и он не терял сознание.

— Ялмари! — испуганно вскрикнула Илкер. Хотела броситься к нему, но он не дал.

— Назад! — прохрипел он, оттесняя ее к дереву и прикрывая собой. Вовремя. Еще одна стрела продырявила живот.

Бисера закричала страшно и умчалась в лес. За ней остальные. Спасибо они не ранены. Подойдут ближе — стрелки будут не опасны. А ему, главное, не упасть. Еще немного постоять, пока они справятся. Он спиной ощущал, как трудно дышит Илкер. Наверно, ей тяжело — придавил он ее сильно. Но по-другому никак. Ноги не держат, а оставлять ее без прикрытия рано. Надо простоять еще немного.

Стреляли только в Ялмари. Стрелы даже близко к другим не пролетели, только в него. А он, вместо того чтобы защититься как-то, снова прикрывал эту лягушку. Надо было срочно что-то предпринять.

Глаза застлала цветная пелена. Бисера так неслась вперед, что едва успевала уворачиваться от деревьев, проносившихся мимо, перепрыгивать через поваленные стволы. Пару раз уклонилась от стрел. Она быстро отыскала воинов, сидевших в засаде. Пелена на миг упала, и она разглядела на их мордах сначала насмешку, а потом недоумение и страх. Они действовали так медленно, словно были пьяны. Двое убирали луки, еще двое доставали мечи, а она уже перерубила одному горло.

Она рубила их одного за другим, отводила их клинки, пряталась за деревья и вновь рубила и колола. Воины сражались яростно, но слишком неповоротливо. Они стали отступать. Амазонка рванулась за ними, но нога подкосилась. От неожиданности Бисера кувыркнулась на землю. С трудом села, вытянув ногу из-под себя. С недоумением уставилась на торчавшую в бедре стрелу. Дернула ее за древко, заорав от боли. Затем оглянулась, тяжело дыша.

Она сама не заметила, как оказалась одна. Рядом валялись три трупа, враги скрылись в лесу. Где Герард, Шрам и оборотень, она в пылу боя не заметила. Не могла сказать, бились они рядом с ней или где-то в другом месте. Она оперлась о дерево и снова закричала — руку тоже ранили, а она и не заметила. Посидела немного на земле, приходя в себя. И тут перед глазами вновь встал утыканный стрелами Ялмари. Прикрывающий ее. Он наверняка сейчас без сознания. Можно добить эту дрянь.

Ненависть придала силы. Через боль она встала, ухватила меч покрепче. Оперлась на него, как на костыль, и побрела к своим. Шереш с ним, даже если повредит клинок немного. Наточит потом. Главное, добраться до этой мерзавки, притащившей какую-то змеюку, из-за которой они попали в засаду. Из-за которой погиб... Нет, он не мог погибнуть. Он жив.

Бисера брела по лесу, не соображая, куда идет. Она сама стала то ли змеей, то ли псиной. Ее вело чутье. Она уже не видела деревьев. Она сосредоточилась только на одном: двигаться, не упасть. Успеть!

Когда дорогу преградил воин, она не сразу сообразила, что случилось. Попыталась отодвинуть его и пройти дальше. Но сил не хватило. Он рассмеялся, а мир завертелся, и она увидела красное солнце, светившее сквозь листья деревьев. Но тут же и оно погасло.

Илкер было ужасно тяжело. Ялмари придавил ее всем телом. Но это было бы не страшно, если бы он терял сознание. Когда принц начал сползать на землю, она закричала:

— Люне! Шрам! Кто-нибудь!

Склонилась над принцем, сдерживая рыдания. Ялмари был необычайно бледен. Девушка попробовала снять рубашку, чтобы послушать его сердце, но мешали стрелы, и она понятия не имела, что с ними делать. Вырвать? Вырезать? Только бы он жил!

Из леса, запыхавшись, прибежала Люне.

— Воды! — приказала ведьма, ножом разрезая одежду на принце.

Илкер чуть успокоилась и поспешила за сосудом. Люне пощупала шею.

— Жив... — прошептала она себе под нос и щедро полила водой грудь принца. Точными движениями вырезала стрелы, то и дело что-то шепча над ранами. Снова полила их водой. — Принеси еще, — распорядилась она, подавая Илкер пустой сосуд.

Девушка рванула к реке. Только споткнувшись о труп воина, сообразила, что могла погибнуть в лесу, если бы воин был жив. Но мысль скользнула мимо сознания. Сейчас все было неважно. Сейчас ему нужна вода.

Вернулась быстро и застала разговор Люне с Герардом.

— Если ты его исцелишь, можешь убираться к шерешу, — в ярости цедил Сорот.

— Успокойся, лорд! — усмехнулась ведьма. — К тому же нас слышат.

Сорот зыркнул на Илкер и вновь скрылся в лесу.

Люне приняла воду и, еще раз омыв раны, перевязала Ялмари.

— Ты ведь не убьешь его? — она умоляюще смотрела на Люне.

— Нет, — заверила девушка. — Я не убью.

— Я буду охранять его от лорда, — пообещала Илкер.

— Разумно, — согласилась Люне, туго стягивая повязку. — Где остальные?

— Не знаю, я никого не видела.

Ведьма посидела немного на земле, задумавшись.

— Это очень плохо, — пробормотала она. Потом решительно встала. Ее качнуло, но она ухватилась за дерево и взгляд ее просветлел. — Посиди тут, — велела она, — мне надо кое-что найти.

Когда ведьма ушла, Илкер на всякий случай взяла меч Ялмари и, положив его на колени, села спиной к мужу. Теперь она его прикрывала.

Когда из-за деревьев вновь показался Сорот, она тяжело вздохнула, крепче сжала рукоять меча и закусила губу, твердо глядя на него. Он шел на нее с уверенностью боевого коня, не привыкшего отступать. Но когда между ними осталось не больше трости, за спиной Герарда послышался шум.

— Жив? — Шрам откашлялся.

— Да! — радостно воскликнула Илкер. — Люне его вылечит, — она покосилась на лорда. Тот отошел, сел у дерева и прикрыл веки. — А где Балор? Бисера?

— Не знаю, — Етварт тоже опустился на землю. — Нас разделили. Каждый бился в одиночку.

— Вы ранены? — обеспокоилась она.

— Ерунда, — отмахнулся полуполковник. — Но надо бы найти остальных. Надеюсь, все живы...

На поляне появился Балор. Вдвоем с Люне они поддерживали Бисеру. Амазонку положили рядом с Ялмари, и ведьма вновь принялась за лечение.

— Ранена легче, — заметила она, — но она слабее, чем... принц.

Она явно хотела сказать "оборотень", но не раскрыла Ялмари перед лордом. Девушка с благодарностью взглянула на Люне, а та подмигнула, пока никто не видел ее лица. Побледнела и снова пошатнулась.

— Устала я, — сообщила она и почти упала на траву. — Посплю немного.

Илкер опять перехватила меч. Много раненых. Что если их решат добить?

19 фибрайира, Западный Энгарн

— Ну? — десятник требовательно смотрел на Шелу. Он тут чем-то вроде оракула стал. И хотя ему ужасно не нравились изменения в себе, "видения" шли на пользу его десятку.

Сидя в кустарнике, Шела будто рассматривал кашшафцев сквозь ветви. На самом деле он опять "летел" над лесом. Это было нелегко. Не только потому, что приходилось сосредотачиваться до головной боли, до потери сознания, но и потому, что ястребу не очень-то легко летать по лесу. Над деревьями много не разглядишь, а ветви мешают расправить крылья, пользоваться ими в полную силу.

— Ну? — повторил десятник.

— Кажется, один отряд. Не вижу хорошо, погоди, — раздраженно прервал его Шела. А затем яростно рванул дублет на груди. — Шереш, да что же это такое?

Последнее время грудь чудовищно чесалась возле сердца. Он поначалу решил, что виной этому клопы, но потом убедился, что причина в другом. Зуд появлялся, только когда он будто вселялся в ястреба. Сейчас же по сердцу полоснуло. Казалось, под дублетом все будет в крови. Но к его удивлению он не обнаружил под рубашкой даже покраснения. Он рассматривал грудь.

— Что с тобой? — настороженно поинтересовался десятник.

— Да шереш его знает, что со мной, — он осторожно прикоснулся пальцами к невыносимо болевшей коже.

И взлетел. К шерешу лес, там не место ястребу. Выше, к небу, чтобы ветер шумел в крыльях. Нырнуть в прохладное облако. Ненадолго, чтобы почувствовать себя от клюва до кончика хвоста. Что он жив, летит. Свободен...

Внезапно его словно разрубили мечом. Ястреб камнем падал на землю и никак не мог выровнять полет. Едва он расправлял крылья, как боль била кнутом. Словно кто-то отрезал его... лапы? руки? Все смешалось: перья, кожа, ястреб, человек, земля, небо, костер... И поверх этого боль. Шела заорал, вскакивая с земли.

— Держите, держите, шереш вас раздери!

Шела опять рванулся... Он сидел у костра, рядом какой-то незнакомый мужик с ножом. Кто-то держит его за плечи, из сгиба локтя течет кровь. Он рванулся, но на плечи навалилось уже трое.

— Тише-тише, паря. Куда заспешил?

Десятник...

— Какого шереша? — прохрипел он. — Отпусти.

Товарищи немного подождали и ослабили хватку.

— Сами перевяжете? — спросил мужик с ножом. Он явно боялся подойти ближе.

— Перевяжем, перевяжем... — успокоил десятник. — Премного благодарны.

Мужик фыркнул, быстро вытер нож и исчез.

— Это кто? — Шела наблюдал, как Зефан быстро перетягивает запястье.

— Доктор, — хохотнул он.

— Зачем?

— Так ты в обморок грохнулся прямо в разведке. А нас заметили. Боялись, не утащим тебя. Еще бы чуть-чуть — и нас бы всех порешили. Ну а сюда пришли — сердце бьется, а в себя не приходишь. Мы доктора позвали, чтобы он разобрался. Ну а он кровь пустил. И помогло ведь!

Рука еще болела. Кожа на груди тоже. В душе поднималась злоба: ведь он недавно был у священника, после этого как будто только хуже стало.

С каким подозрением отнесся к нему полковой священник! Потребовал, чтобы Шела разделся, совсем как тот, что назвался его братом. Долго рассматривал грудь, пожал плечами. Сказал: "Подумаю". Интересно, он еще думает, или уже надумал что? Он же может в обморок грохнуться, прямо во время боя, и тогда точно никто не будет его ни тащить, ни защищать. Шела сердито взлохматил волосы. Как же ему это надоело!

— А ястреб опять тут, — на этот раз без смеха сообщил десятник.

Шела тоже заметил его — птица сидела на ветке, косясь на них черными глазами-пуговками.

— Не смотри на него, — предупредил Шела и швырнул в птицу подвернувшимся под руку полешком. Ястреб улетел.

— А еще полковника Кеворка разжаловали, — продолжил невпопад Зефан. — Помнишь маркиза Фалмора? Кавалеристами командовал. У него брат тоже полковник, только в пехоте, Биргер держит. А этого разжаловали, значит. В десятники.

Шела плохо помнил этого полковника. Он столкнулся с ним раз жизни, в битве у Сальмана, но много слышал о нем. Вроде как бесстрашен в бою, солдаты его обожают. И Поладу хамил, не боялся, в отличие от прочих.

— И за что разжаловали? — он был благодарен Зефану за то, что тот перевел беседу с его персоны на что-то другое.

— Да за что, за что! — вскинулся товарищ. — За то, что кашшафцев бил, за что еще? Знаешь же, маршал приказал... Ну а на самом деле не маршал, а сами знаете кто... Приказал нападать и сразу отступать. А Кеворк ослушался. Взял и не отступил. Побил отряд кавалерии. Ну и сам половину отряда потерял. Сейчас весь кавалерийский полк гудит, и к нам то гудение доносится. Этот... ну сами знаете кто... Приезжал и... ну не орал. Просто нет у нас теперь полковника Кеворка, а есть десятник Кеворк. Да и то легко отделался. Мог бы и без головы остаться. Остальных этот так и предупредили. Мол, другому не так сильно повезет. Если еще кто нарушит приказ...

— А вы мечтали: подкрепление придет, сразу кашшафцев погоним...

— Погонишь их, — крякнул десятник, подавая Шеле граппу. — Тут бы к столице их не пустить. Обоз опять ихний хотели перехватить, так хрен получилось. Имеем еще человек сто полудурков. Вымирают потихоньку.

— На что он надеется, интересно... — Шела поискал вокруг, нашел свой плащ, завернувшись в него, улегся рядом с костром.

— Кто? — Зефан откуда-то добыл гриб и теперь поджаривал его, нацепив на палочку.

— Сами знаете кто! — ответил Ястреб в том же духе.

— Так... принц же чего-то притащить должен.

— Который от рождения полудурок? — хмыкнул Шела.

— Ну... этот... сами знаете кто... он просто так ничего делать не будет. Выходит, есть задумка, как нас вытащить.

— Интересные пляски, — Шела прикрыл глаза.

Злость и раздражение ушли без следа. Чего он, собственно, так испереживался? Ну, упадет в обморок не вовремя, ну прирежут его. И чем это будет хуже его нынешнего положения? Да ничем. Уж лучше сдохнуть, чем дождаться окончания войны, в чью бы пользу она ни окончилась.

28 фибрайира, Биргер

Есть испытания, после которых здравый рассудок не сохранишь. Невозможно их выдержать.

Гарое смотрел со стены на развороченный акведук. Плач, стоящий там, доносился даже сюда. Кто его дернул за язык пророчествовать о генерале Ройне? Когда он предупреждал городской совет, он и предположить не мог, что этот человек — человек ли? — способен на такое. Он поразил не только старейшин, но и полковника Кеворка.

Он поседел за осаду. Когда Киший в первый раз заметил у него белесые волосы, Гарое еще вяло удивился. Когда их стало много, он посчитал, что ему повезло. У многих от голода волосы выпадали вовсе. Вместе с зубами. А он еще держится. И с ума еще не сошел, хотя когда он часами стоит на стене, глядя на акведук, многие в этом сомневаются. Он и сам сомневается.

Порой он спрашивал себя: "Я еще в своем уме? Я еще защищаю этот город? Я еще хожу, ем, дышу?"

Он мог только ждать. Ждать, когда городской совет потеряет надежду и придет к нему сообщить, что невыносимо слушать эти крики, что у них нет еды и воды, что чума начала косить солдат — теперь название болезни не скроешь. Город сдастся, даже если генерал Ройне потребует, чтобы каждого мужчину в городе оскопили, как делали в древности. Он ждал, что старейшина придет через неделю после того, как женщин загнали в акведук под холодный дождь и зимние ветра Энгарна. Но совет продержался целых восемнадцать дней.

— Полковник Кеворк, — Киший теперь тоже не выглядел молодым парнем. Казалось, ему лет тридцать. — Вас хочет видеть старейшина.

— Надо же! — равнодушно откликнулся он. — И где он?

— Да вот тут, прямо за вашей спиной, — сообщил оруженосец.

Тогда Гарое отвернулся от акведука. И прежде чем мужчина, за месяц превратившийся в дряхлого старика, промолвил хоть слово, сказал ему сам:

— Вы отправляете послов к генералу Ройне, чтобы договориться о сдаче города. Я согласен с этим решением. Нам не удержать города. Может, хоть кого-то спасем.

— Мы будем просить... — залепетал старейшина, сраженный такой проницательностью полковника.

— Вы не будете просить, — прервал его Гарое. — Вы согласитесь на любые условия. Любые. Мне трудно предположить, что он попросит за свою милость, но я уверен, что он попросит что-то особенное. Соглашайтесь, не раздумывая. И поспешите.

Старик кивнул. Он бы заплакал, если бы остались слезы. Когда он ушел, Гарое предложил Кишию.

— Пойдем к Цохару. Давно мы не были в церкви.

Они шли улицами, на которых по-прежнему жгли трупы. Костров становилось больше и больше — чума держала осаду вместе с ними и выйдет отсюда не раньше, чем город сдадут.

Оруженосец следовал за ним. Он не пыхтел, как раньше. Он стал строгим и сдержанным. Эта война всех изменила. "Надо его усыновить", — на этот раз в мысли не было и доли шутки.

— Вы теперь не будете стоять на стене? — спросил Киший. Он шел не позади, как раньше, а рядом, потому что пару раз Гарое чуть не свалился от слабости, и оруженосец его поддержал. Бывало и наоборот. Так что рядом ходить оказалось сподручнее.

— Нет, — заверил полковник.

Церковь встретила их полумраком. На улице не было солнца, а свечи Цохар не зажигал. Тусклый свет с трудом пробивался сквозь цветные витражи. Как красиво тут было в солнечные дни. На душе становилось радостно от красоты и величия храма. Казалось, это было сто лет назад.

Он с трудом разглядел священника, примостившегося на возвышении у витража. Он что-то читал, согнувшись над книгой так низко, что почти водил по ней носом. Вокруг в беспорядке лежали еще десятки книг и свитков.

— Что вы там ищете? — Гарое опустился на пол слева от священника, прислонился к стене. Киший, помявшись, тоже сел рядом. Он уже не спорил с Цохаром, предпочитал держаться от священника подальше.

— Она принесла мне сухарь, — голос Цохара ослаб. Не один Гарое сошел с ума. Этот великий священник, вероятно, тоже. Это грустно. Но это еще раз говорит о том, что держаться дальше бессмысленно. Полковник прикрыл веки, а мерный басок Цохара, будто рокот волн, проносился над ним. — Она была так слаба, что не могла идти, если не опиралась на стену или скамьи. Ей не больше четырнадцати, но она никогда не выйдет замуж, никогда не родит ребенка. Потому, что она умрет завтра утром. Я знаю это не потому, что я пророк, это написано на ее лице. Она умирает. Но она могла бы прожить еще один день, если бы съела сухарь сама. А она принесла его мне. Она сказала: "Вам надо есть. Пока вы живы, отец, у нас есть надежда". Вы что-то бледны, полковник. Хотите сухарь? Я не смог его съесть, мне кажется, он из золота, я не смогу его разжевать, и он застрянет в горле. И я умру сегодня же. А я должен жить. Потому что пока я жив, у них есть надежда. В книгах я ищу ответ на вопрос, — заявил он без перехода, и Гарое открыл глаза. — Почему одни люди готовы отдать последний сухарь ради какой-то надежды. А другие готовы загубить тысячи надежд ради сухаря. Я просмотрел уже кучу свитков, но так и не нашел ответа на этот вопрос. Тогда я снова пересмотрел их, чтобы найти обещание, что она будет счастлива после смерти, а Ройне испытает все, что пережили его жертвы. Подземелье Шереша слишком легкое наказание для таких, как он. Вы не находите?

— Я каждый день стоял на стене и ждал, что вот сейчас с неба ударит молния и покарает его. Потому что, если Эль-Элион есть...

— Не надо, — прервал священник. — Он есть. Он что-нибудь сделает, вот увидите.

— Сделал городской совет. Они отправляют послов, чтобы сдать город Ройне. Я сказал старейшине, чтобы они соглашались на любые условия.

Цохар с шумом захлопнул книгу и, облокотившись на нее, посидел не шевелясь.

— Я рад, что она умрет завтра утром, — промолвил он так, словно открыл великую истину. — Ей бы не понравилось то, что они собираются сделать.

— А те, кто умирает в акведуке? — встрепенулся Гарое. — Они поймут, почему мы ждали почти три недели?

— Ну-ну, успокойтесь, — ласково увещевал старик, как хороший врач утешает умирающего больного. — У нас так мало времени, чтобы тратить его на возмущение и ропот. Вы все сделали в этой жизни, что должны были сделать?

— Нет, — загрустил полковник.

— Это плохо, — священник опечалился. — Давайте немного помолчим. Я хочу молиться. Пусть Эль-Элион примет нас, хотя мы и не сделали всего, чего Он ожидал. Пусть Он не даст нам того счастья, которого заслужила она, но немного покоя все-таки даст. А большего нам и не надо. Давайте помолчим.

Они сидели в мертвой церкви. Голову наполняла звенящая пустота. "Мы спятили, — мысли ворочались в голове медленно и устало. — Мы все спятили. И это к лучшему".

25 фибрайира, Лейн

Враги точно забыли о Ялмари и его команде. Это странное нападение, такое же странное отступление воинов обсуждалось почти каждый день. Кто-то во всем винил "проводника", который будто специально привел их в засаду и бросил. Ужик не появлялся, но Илкер была уверена, что причина не в нем. Ее не могли обмануть в храме Судьбы. И как он метался перед нападением. Он явно искал безопасный путь, но им устроили ловушку, и амулетик оказался бессилен.

Бисера, несмотря на опасения Люне, выздоравливала быстрее — ее раны были легче. На третий день она встала, а еще через два дня не верилось, что она вообще была ранена. Ялмари почти все это время спал. Изредка бредил — серебро глубоко проникло внутрь. Но опасности для жизни не было. Только никто не знал, сколько еще они тут задержатся. Балор и Етварт то и дело уходили в лес на разведку, чтобы заранее заметить опасность, но все вокруг вновь обезлюдело. Обычно такое затишье бывает перед бурей или решающим сражением. Хоть бы Ялмари выздоровел!

Как только кровь немного загустела, Люне сняла с него повязки, заверив, что так раны заживут быстрее. Его бинтовали только на ночь. Бисера возмущалась таким лечением, но Балор вступился за ведьму, сообщив, что она все делает правильно и амазонка сдалась. Теперь Илкер весь день "любовалась" резаными ранами на обнаженном торсе мужа. Она ждала, что привыкнет к ним, но никак не получалось. Сердце замирало, когда она смотрела на запекшуюся кровь.

Сорот так и не помирился с ведьмой. Илкер все мучилась, стоит рассказать об их разговоре Шраму или можно подождать, когда придет в себя Ялмари, а он уже скажет, что делать дальше. Наконец решила сначала сообщить обо всем мужу. Сегодня она осталась наедине с ним: Балор и Етварт вновь отправились обследовать лес, амазонке поручили добыть им что-нибудь на ужин. В лагере задержались только хмурый, Сорот и Люне. Ведьма пыталась растормошить лорда, но он грубо ее одернул и тоже скрылся в лесу. Ведьма посидела немного. Затем ее лицо стало жестким, и она отправилась вслед за Герардом.

Илкер напряженно прислушивалась, но на этот раз они ушли дальше. Девушка склонилась над Ялмари. Нежно поцеловала. Принц тут же открыл глаза.

— Я тебя разбудила? — виновато поинтересовалась она.

— Это самое приятное пробуждение, — заверил он. — Лучше, чем когда от боли...

— Как ты? Пить хочешь? — торопливо расспрашивала она.

Ялмари задумался, потом брови сдвинулись к переносице. Он вновь посмотрел на Илкер.

— Ты что-то сказала?

— Воды? — повторила она. — Тут Люне еще настой для тебя приготовила.

Он словно снова ее не услышал, пробормотал задумчиво:

— Люне...

— Она тебя спасла, — тут же подхватила Илкер, радуясь, что могла посоветоваться с Ялмари. — А лорд хотел, чтобы ты умер.

Принц тяжело вздохнул.

— Ничего удивительного. Я у него как заноза в заднице, — он попробовал сесть, но девушка остановила его.

— Сначала надо тебя перевязать, — пояснила Илкер. Она туго перетянула ему живот и плечо, просунула руку под спину, потянула на себя.

Только когда Ялмари сел, прислонившись к дереву, она заметила, что он ласково улыбается.

— Что? — спросила она. — Я что-то сделала не так?

— Все так, — заверил он. — Плохо, что меня так сильно зацепили, но как же приятно, когда ты за мной ухаживаешь, — объяснил он.

— А мне еще приятней, — тихонько засмеялась она. — Я тебя столько еще ни разу не целовала, сколько за эти дни, — она подала ему флягу с настоем Люне.

Он сделал глоток.

— Жаль, что я ничего не чувствовал, — он на мгновение сморщился от боли, сделал еще глоток. — Почему целебные отвары всегда такие мерзкие? Дай воды.

Девушка налила в кружку воды и протянула ему.

— Удержишь?

— Я сегодня такой сильный, что сам себя удивляюсь, — он снова скривился. — Только голова кружится.

— Ялмари... — Илкер посмотрела в ту сторону, где скрылся Сорот. — Может, надо сказать о лорде остальным... Хотя бы Шраму. Чтобы он знал...

— Не знаю, — принц не переживал об этом. — Не думаю, что Герард что-то предпримет. Разве только спину не прикроет в бою.

— Это и страшно.

— Но не самое страшное, — заверил он. — Я тут в бреду слышал, вы никак не поймете, зачем на нас напали, а потом оставили в покое, хотя могли добить?

— Да, Етварт об этом все время упоминает.

— С нами был акурд... — девушка явно испугалась, но он договорил. — В бою нас разделили. Никто не видел, где был Балор. Никто не видел, где был Шрам. Никто не видел, что случилось с Бисерой. И даже Люне какое-то время была одна. Каждый из них теперь может быть акурдом.

— Кроме меня, очень уж слабой, чтобы защитить тебя, и Сорота, который жаждет твоей смерти, — завершила Илкер.

— Вот именно. Никому нельзя доверять. Вот что на самом деле страшно. Этого Загфуран и добивался.

— Неужели он до сих пор следит за нами? — поникла девушка.

— Я в этом не сомневаюсь. Вряд ли ему очень хочется, чтобы мы достали амулет против духов гор. Амулет, который поможет Энгарну победить.

— Почему тогда он не убил нас?

— Не знаю. Может, нас защищает Эрвин. Может, маг ведет свою, ему одному известную игру... Давай не будем пока об этом. Иди ко мне поближе.

Илкер с удовольствием устроилась рядом, прижавшись к его плечу. Они сидели так довольно долго. Когда он задремал, она осторожно положила его на землю.

Вернулась Бисера с зайцем и двумя пестрыми птицами в руках. Кинула добычу у костра и недоуменно оглянулась.

— Никого нет? Они бросили его одного? — возмутилась она. — Без защиты?

Илкер прекрасно понимала, что амазонка ее провоцирует, поэтому не произнесла ни слова. Но Бисеру это не остановило. Она подошла ближе и прошипела прямо в лицо Илкер:

— Язык проглотила, крыска? Ты ничтожество. Он не будет твоим. Ты только и можешь, что пищать и прятаться за его спину. Он все равно...

— Ты хорошая, я знаю, — горячо перебила ее Илкер. — Он выбрал меня не потому, что я лучше. Я не знаю почему... Но ты обязательно будешь счастлива. Потому что по-другому не справедливо!

Бисера отшатнулась, а потом замахнулась с ненавистью:

— Да пошла ты...! — но так и не смогла ударить. Отскочила и снова умчалась в лес.

Как ни старалась Люне примириться с лордом, ничего не получалось. Наоборот, ее попытки как будто еще сильнее его озлобляли. Чем мягче и спокойней была она, тем раздражительней становился он. А ведь Герард действительно ей нравился. Не потому что был красив или богат. Не потому, что был хорош в постели — по правде говоря, он вовсе не был хорош. Но было в нем что-то от беззащитного обиженного мальчика, что вызывало желание утешить и принять под свое покровительство. Люне было безразлично, женится он на ней или нет. Для нее это мало значило. Пусть станет королем, если так хочет. Она ему поможет в этом. Теперь, когда вместо желанного талисмана она получила добротный, но совершенно бесполезный плащ, она считала, что договор с принцем разрушен. Люне ничем ему не обязана. Единственный, для кого она бы постаралась сделать что-то, — это Герард.

Вампиру, с которым столкнулась в лесу неподалеку от Шаалаввина, она подчинялась из страха. Он был не так прост, как казался, — Люне чувствовала это даже слабенькими ведовскими силами. Уже то, что он сумел добраться до ведьмаков на ее прародине, и они пообещали помогать ему, говорило о многом. Если уж они вместе, защищенные магией Фагора, волшебными дверями, предпочли не воевать с ним, а подчиниться, то ей одной и подавно с ним не справиться. Если бы еще она получила амулет... Но это не сбылось. Поэтому она исполняла его волю.

И тут неожиданно желание вампира пошло в разрез с желаниями Герарда. Вампир велел оставить Ялмари в живых, подозревая, что амулет против духов и злой магии добудет только он. Вампир не ошибся. Едва только возникла опасность, змея исчезла. Но Люне нутром чуяла: стоит Ялмари прийти в себя, и "проводник" появится снова. Так что надо поставить принца на ноги. Засада, устроенная людьми Пагиила, несколько перестаралась. Увидев полумертвого оборотня, она засомневалась: сможет ли исцелить его? Смогла.

Вот только Герард. Он так обрадовался, что принц умрет. И когда Люне приложила все силы, чтобы вылечить его, не на шутку взъярился. Она несколько раз объясняла лорду, что смерть принца ничего ему не прибавит, а жизнь ничему не помешает. Все было бесполезно. Это опять была какая-то детская обида, уязвленное самолюбие. Вроде как Ялмари его унизил несколько раз, и теперь получил по заслугам. И нечего было вмешиваться в то, что допустило провидение.

Когда она в очередной раз его успокаивала, он прикрикнул на нее.

— Мало того, что поступила как дура, так еще и не желаешь этого признать! Так бы и стукнул тебя.

Затем повернулся и ушел в лес. Люне посидела немного, глядя на Илкер. Девушка караулила Ялмари и обо всем догадалась. Много она слышала. Конечно, Люне могла бы легко ее обезвредить. По поводу ее жизни ничего сказано не было. Пусть только попробует наябедничать мужу. Узнает, что такое гнев ведьмы. Надо будет предупредить ее. Но сначала помириться с лордом. Еще одна попытка. Она пошла за ним следом.

Герард плавал в реке. Он был потрясающе красив. Люне невольно залюбовалась им. Вот кого природа щедро одарила: и лицо, и тело — все прекрасно. Высокий, широкоплечий, улыбка такая, что сердце тает. Ему бы еще ума чуть-чуть. Но, к сожалению или к счастью, одному все сразу редко дается. Ничего, она согласна быть его умом.

— Постирай одежду, — распорядился Сорот, заметив девушку на берегу.

Люне подвязала юбку так, что оголились колени, вошла в воду. Ей не нравилось, что он грубит, но сейчас она готова была потерпеть немного. Конечно, она не собиралась повиноваться ему и дальше. Но сейчас он злился. Ему надо успокоиться. Вот поплавает немного. Может, тогда будет готов выслушать ее. И простить. Не будет же он таким злым вечно...

Герард вышел из воды и лег на песок, уставившись в небо. Закончив стирку, Люне развесила одежду и устроилась рядом, глядя на него. Он не обращал на девушку внимания, тогда она поцеловала его. Сорот хранил безразличие.

— Интересно, — спросила она лукаво, — сколько поцелуев тебе надо подарить, чтобы ты оттаял? Тысячу? Десять тысяч? Я поцелую столько, сколько скажешь, — она прикоснулась губами к его плечу, потом скользнула к груди.

Герард небрежно отодвинул ее.

— Какие к шерешу поцелуи? Думаешь, сможешь загладить вину ими?

— Милый, ну в чем же я виновата? — начала сюсюкать она.

— Ты опять?! — возмутился он и сел на песке. — Ты что, так и не поняла ничего?

Люне тоже села.

— Герард, — произнесла она чуть строже. — Может, прекратишь истерику? Станешь наконец мужчиной? Сколько уже можно?

Она не договорила. Сорот с размаху ударил ее по лицу. Из носа хлынула кровь. Люне вскочила и отправилась к реке. Склонилась над водой, умылась. Подошла к дереву, чтобы исцелиться. А Герард отчитывал ее:

— Я тебя предупреждал? Рот меньше разевай! Если бы он выздоровел сам, я бы слова не сказал. И сам бы никогда его не убил. Но был такой случай! Такой случай! И тут вмешалась ты. Какого шереша ты вмешалась? Он должен был сдохнуть. И какого шереша ты теперь делаешь из меня идиота? Да я...

— Ты, лорд, еще сильно пожалеешь о том, что сейчас сделал, — Люне выпрямилась. Встала перед Герардом. Глаза ее сверкали таким гневом, что он испугался, но чтобы не показать это, поднялся. Навис над девушкой.

— Как ты со мной разговариваешь, с...? Если я тебя трахнул, ты можешь голос на меня повышать? Да я...

— Ты, лорд, — продолжила Люне негромко, — на коленях проползешь через три страны: через Лейн, Энгарн и Кашшафу. И будешь меня умолять, чтобы я за тебя замуж вышла. Только я, придурок, за тебя не выйду. Ты меня век будешь помнить.

— Да как ты... — Сорот задохнулся от гнева и снова ударил ее, но на этот раз Люне подставила ладонь. Он будто в раскаленную печь стукнул. Заорал, кинулся к реке, чтобы остудить обожженную руку в воду, а девушка спокойно попрощалась:

— До встречи, лорд, — и скрылась в лесу.

29 фибрайира, лагерь Ройне

Он победил! Пусть не так скоро, как рассчитывал, но городской совет Биргера пришел к нему с поклоном. И, Эль-Элион видит, граф Ветоним был милостив к строптивцам. Для сдачи города он выставил очень щадящие условия: поскольку, осаждая, он не потерпел больших потерь, то мог себе это позволить. Пусть эти заморенные голодом старики выторговали себе еще две недели на размышление и для того, чтобы приготовить город, Ройне не сомневался, что они придут. Возможно, придут раньше. Ведь их женщины и дети еще стоят в акведуке, вместе с трупами, под открытым небом, холодным зимним дождем. В знак милосердия и примирения он приказал спустить им несколько корзин с едой, но поднимутся на поверхность они не раньше, чем город сдастся.

Ройне оттолкнул от себя жареную утку и сделал большой глоток вина. Из войск Тазраша тоже поступили хорошие известия: они получили еду и оружие. Обоз из Кашшафы шел долго, но он добрался, а до этого два обоза захватили враги, не оставив им ничего. Его армии повезло — неумелый генерал, который по слухам теперь коротал дни в Юдале, не додумался до той тактики, что Полад применил севернее. Они вполне обходились грабежом вилланов из окрестных деревень. Правда, с каждым разом приходилось забирать южнее, но они сталкивались лишь со слабым сопротивлением вилланов, вооруженных вилами, и это особо не беспокоило. И все же радовало, что до Нефтоах еще далеко, впереди еще несколько крупных городов и множество маленьких, впереди столица Энгарна — ее Ройне захватить не позволят, а жаль. А за рекой еще множество земель... Надо написать Невене. Пусть приедет сюда. Он станет герцогом в Энгарне и поселится здесь...

Из Кашшафы ему привозили только особые деликатесы, которые здесь было не достать, например лейнское вино... Хотя вместе с этим вином были и нехорошие вести: лейнцы приближались к Ветониму. Их было не так много, и бои, в которые они вступали, трудно было назвать успешными, но... они приближались. Самое паршивое, что сейчас могло произойти — это необходимость вернуться, чтобы защитить Ветоним. Эль-Элион не сыграет такую шутку с ним. Они задержат врага и без его помощи — он ведь не оставил поместье без защиты. А лейнцы отвратительные вояки, посмотреть хотя бы, как они воевали в Восточном Энгарне.

Генерал скривился. В последнее время его беспокоили боли в желудке и спине. Вроде бы он молод для таких болезней. Солту постоянно мучил голод, но стоило съесть хоть немного — и о спокойном дне можно было забыть. От постоянных болей и ощущения голода, он стал еще более раздражительным. Чуть успокаивали только мысли о сдаче города. Он продумал церемонию. Все должно пройти просто и торжественно. Хотя если церемониймейстер сделает что-то особенное, Ройне его наградит. Это особенный день для всех: для солдат, офицеров. Для генерала и, конечно, для Алеана. Теперь он станет графом Хецроном по-настоящему.

Ройне сделал еще глоток вина и на этот раз подержал его во рту, согревая, распознавая оттенки вкуса. Превосходное вино. Надо заказать еще такого.

После ссоры с братом Солта несколько раз пробовал встретиться с ним, но безуспешно. Алеан избегал его. Приказы явиться к генералу игнорировал. Лишь однажды передал через оруженосца, что появится, только когда начнется настоящая война. Денисолта сам искал полковника, но безуспешно. Это так бесило, что он готов был пойти на крайние меры, но тут появились послы из города. Эти переговоры чрезвычайно вдохновили Денисолту, хотя и не показал этого никому.

...Он слушал вдохновенную проповедь армейского духовника, как всегда не понимая ни слова, а сам представлял, как послы стоят под дождем, — мокрые, старые, исхудавшие, ожидая его аудиенции и теряя надежду. Все три часа богослужения это доставляло ему удовольствие, и когда они предстали перед Ройне, такие, как он ожидал, он заговорил с ними грубо и резко, пока старики униженно просили у него снисхождения...

Даже сейчас при воспоминании о том дне в душе разливалось приятное тепло. Вот ради чего он шел на войну. Ему нравилось воевать, но еще больше нравилось одерживать победы. И вот так принимать покоренных...

Солта быстро допил вино.

— Эй! — кликнул он оруженосца.

Тот появился мгновенно и замер у входа в шатер. Генерал так и не запомнил его имени, но что толку? Возможно, в следующем бою он погибнет. Скорбеть о нем Ройне не будет. Он любил почтение и благоговение по отношению к себе, но этому парню он, кажется, внушал ужас. Не глядя на это трясущееся недоразумение, генерал отдал приказ.

— Полковника Ройне ко мне.

Еще одна безнадежная попытка достучаться до брата, но, может быть, узнав, что город сдан, он немного пришел в себя. Ведь это подтверждает, что Денисолта был сто раз прав, когда шел на такие меры.

Оруженосец замялся, заблеял что-то невнятное:

— Господин генерал, но ведь... господин полковник, он же... Он же...

— Доложите, наконец, четко, что случилось, — взбесился Солта.

Окрик помог. Парень перестал бледнеть и краснеть:

— Полковник Ройне сейчас на венчании. То есть у него сейчас венчание.

— Что?! — Солта вскочил, роняя сразу и стул, и легкий столик вместе с недоеденной уткой. — Какое на хрен венчание, ты о чем?

— Он женится. Наш духовник его венчает.

— На ком?!

Оруженосец снова потерял дар речи.

— Ну, так... Дочь графа, который... Ну, с которой он...

Не тратя слов понапрасну, Ройне выскочил из палатки, оттолкнув с дороги оруженосца, но снаружи остановился.

— Где? Веди! — коротко приказал он.

И парень вприпрыжку помчался впереди.

Алеан особенно не изощрялся по поводу свадьбы — "новобрачные" стояли рядом с шатром полковника, благо сегодня дождя не было, хотя день был пасмурный. Вокруг понурые солдаты, будто присутствовали не на свадьбе, а на похоронах — понимали, чем это представление закончится. Духовник тоже был бледен, а уж когда заметил мчащегося к ним генерала и вовсе стушевался. Но, кажется, обряд он уже завершил, потому что брат взял в руки лицо девчушки и от души поцеловал. На пальце блеснул обручальный перстень. Духовник что-то забормотал, склонившись к нему. Ройне уловил обрывки слов.

— ...господин генерал... вам следует...

Но Алеан не обернулся. Повернулся спиной к Солте и громко провозгласил:

— Отец, будьте любезны, проводите мою супругу в ее замок, пока я переговорю с генералом по поводу медового месяца.

Дважды предлагать не пришлось. Духовник чуть ли не волоком потащил "невесту", она поспевала за ним, как могла, придерживая длинное платье, чтобы не споткнуться. Бежала без оглядки. Солдаты тоже разошлись, чтобы не мешать начальству выяснять отношения. Алеан же, превратившись в памятник, так и стоял спиной к брату, наблюдая за ними. Первым не выдержал Солта. Он дернул брата за плечо, разворачивая к себе:

— Что, шереш тебя раздери, ты вытворяешь? Что это за представление? Ты что, всерьез полагаешь, я позволю тебе жениться на этой голодранке?

— Как ты можешь мне запретить, братишка? Я уже женат. Конечно, ты можешь ее убить, с тебя станется, но я постараюсь ее защитить. А голодранкой она стала благодаря нам, — Алеан сбросил с себя ладонь брата, развернулся и быстрым шагом пошел куда-то.

Но Солта так этого не оставил.

— Стой! — он быстро нагонял его. — Не смей уходить, мы еще не договорили. Что ты хочешь этим доказать? Чего ты вообще добиваешься?

Полковник быстро развернулся и пошел спиной вперед, объясняя.

— Я ничего не добиваюсь! И ничего не доказываю. Я совершил очередной бесчестный поступок. Такой ответ тебя устроит?

Он снова отвернулся.

— Да какого шереша? Уже и жениться для тебя бесчестный поступок?

— Представляешь, да! — они так и неслись по лагерю: впереди Алеан, все с теми же странно блестящими глазами — он слишком злоупотребляет завааном! — следом генерал. Со стороны наверняка смотрелось глупо.

Ройне сделал отчаянный рывок и удержал его на месте, поставил перед собой.

— Да объясни, что творится! Ты опять пьян. Все время пьян.

— Объяснить? — последнее замечание Алеан проигнорировал. — Я тебе объясню, брат. Бывают моменты, когда что бы ты ни делал, ты совершаешь бесчестный поступок. Ну, женился я на ней. И что? Все равно подумают, что я, как и ты, лишь закрепил права на графство. И не женился бы — я все равно был бы мерзавцем, который отобрал у девочки замок, а ее обесчестил. Все бесчестно! Но она хотела стать моей женой, и я сделал ей этот подарок. Надеюсь, у духовника хватит ума спрятать ее, чтобы ты до нее не добрался, я так вряд ли ее увижу еще раз.

— Куда собрался? — грубо потребовал Солта.

— На войну! — радостно хохотнул Алеан. — Я собрался на войну. Останусь здесь исполнять клятву королю Еглону, буду бесчестен, потому что то, что ты делаешь — мерзко. Уйду от тебя — буду бесчестен, потому что нарушу клятву. У меня один выход: найти достойного противника и сдохнуть в бою. Тогда, может, люди забудут, что я твой брат и что я тоже держал осаду под Биргером.

— Что ты мелешь?! Ты пьян!

Ройне замахнулся, чтобы дать ему пощечину, но Алеан быстро отскочил.

— Да пошел ты! — отошел на две трости и снова повернулся: — Мои разведчики доложили, что сюда движется вражеский кавалерийский отряд. Я выйду им навстречу. Надеюсь, Эль-Элион будет милостив ко мне, и тебя я тоже никогда не увижу!

Алеан, на этот раз не оглядываясь, ушел к всадникам, ожидавшим его на опушке. Вероятно, взял только добровольцев, остальные из его полка не пошли на смерть. Что ж, глупость должна быть наказана. И наглость тоже. Хочет сдохнуть — пусть подыхает. Ройне направился в шатер. Его ожидал оруженосец, еще не оправившийся от ужаса.

— Генерал Ройне... — начал было он, но Солта его прервал:

— Офицеров кавалерийского полка ко мне. И разведчиков тоже, — распорядился он.

Следовало немедленно выяснить, что за врага они заметили. И назначить нового полковника, конечно.

Ветер навстречу, руки касаются теплой лошадиной кожи. Мерное покачивание — вверх-вниз, вверх-вниз. Когда в седле много дней, это надоедает, болят ноги, спина, задница — все болит. Но сейчас он испытывал такое же наслаждение, как проводя ночь с женщиной после долгого воздержания. Лихач такой же покорный, как женщина, так же отзывчив на его ласку. Ни с одним конем не было такого взаимопонимания.

Он сейчас чувствует настроение хозяина, всхрапывает вопросительно: "Может, быстрее? Может, тогда тебе станет легче?" Не станет, родной, не станет. Есть неисцелимые раны. Мучение от них прекратит только смерть.

А ведь как глупо! Он солгал: ему не быть героем в любом случае. Его сочтут сумасшедшим, пьяным, но никак не героем. Уж Солта постарается, чтобы так было... Впрочем, он ведь так дорожит семейной репутацией. Иметь брата, геройски погибшего на войне, ему выгоднее, чем брата-пьяницу. Так что все может быть...

Жаль, что никто не узнает, как было на самом деле. Хорошо, что никто не узнает, как было на самом деле. Это война. Ему с детства внушали, что война похожа на торжественный парад на городской площади. В крайнем случае на рыцарский турнир. А она оказалась грязной уродливой старухой с язвами на коже. И ему надо было ее любить. Жениться на ней, как Солта, и радоваться, когда она испытывала удовлетворение!

Нет уж, пусть Солта тешит ее. А он еще раз побудет на рыцарском турнире. В последний раз в жизни.

Вот они, родимые! Вот они. Кирасы поверх стеганых дублетов, легкие шлемы. Да это "барсы"! Куда же вы? Не торопитесь так. Давай, Лихач, нагони их. Еще немного.

Копье проносится мимо врага — в последний момент вильнул в сторону. Тем лучше. Мы же рыцари, хотя наверняка в твоей фамилии есть частица "ми", потому что у тебя нет даже крошечного поместья. Но ты смел, хотя не так силен, как "волки". Мы должны драться лицом к лицу. У тебя нет копья? И я его отброшу. Все будет честно.

Да, я отлично владею мечом, мой отец и брат воевали всю жизнь. И меч у меня дороже, чем у тебя. Столкнись ты с теми, кто скакал за мной, ты бы победил. Но все по-честному. По-рыцарски, ведь так? Один на один. Но тебе чуть-чуть не повезло, и ты умер героем. Не горюй, я догоню. Вон твои товарищи подоспели. Десять, двадцать... Да все равно! В бой. Это уже не поединок, но все равно отлично!

Зачем ты меня прикрываешь, друг? К шерешу! Давай я тебя. Вот так! Мы столько прошли вместе, и сейчас ты остался со мной. Главное, не попасть в плен. Это совершенно ни к чему.

К шерешу! Все к шерешу. Есть только эта битва. Есть я, Лихач и меч. В бой!

Звон, крики, раны, боль, боль, боль. Это хорошо. Это не так страшно, как то, что болит внутри. Это по-честному.

Небо, деревья, земля. Какая же ты жесткая. Меч взвился надо мной, а мое оружие далеко, на ладонь от кисти — не дотянуться, чтобы защититься.

Мама, какая ты бледная... Ты заболела? Мой первый конь, у тебя такая теплая кожа, хочется спать в конюшне, рядом с тобой. Жаль, отец не разрешает. Первая женщина... Бель, вот как ее звали. Смешливая и смелая. С ней было хорошо... Отец, ни к чему так злиться на Солту, он любит тебя. Солта, ты бываешь смешон в гневе и заносчивости. И с женой надо нежнее, нежнее. Если бы Невена не принадлежала тебе, я бы показал, как надо... Как тебя зовут? Неважно. Не бойся меня, я ласковый. Никто еще не жаловался...

Меч врывается в грудь и боль, что пряталась внутри, распускается алым, ослепительно красивым цветком. Это хорошо. Это по-честному.

4 мариса, Лейн

Люне ушла, ни с кем не попрощавшись. Сорот вернулся тогда из леса злой, баюкая обожженную руку. Никому не рассказал, что случилось, только несколько раз обозвал ведьму, не выбирая выражений, так что Балор сурово его одернул. Етварта откровенно забавляло происходящее. Ялмари стало лучше, еще остался ведьминский настой, но все же Илкер не понимала, чему радуется полуполковник. Заметив укоризненный взгляд девушки, он подмигнул:

— У нас тут есть лекарки не хуже ведьмы. Вон, Бисера его у феи смерти отвоевала, знаешь?

— Знаю, — тихо промолвила Илкер.

— Ну и сейчас вылечит, не волнуйся.

Бисера вскинула подбородок и ревностно взялась за дело, не спрашивая разрешения. Она распоряжалась Илкер так, будто она была ее служанкой. И девушка подчинялась. До тех пор пока не увидела, как Бисера целует его. Это уже было слишком. Хорошо, что он был без памяти, но все же...

Она поставила ведро рядом с амазонкой и сообщила:

— Я не оставлю тебя с ним наедине.

Красавица надменно поиграла бровями:

— Боишься, он быстро разберется, кто ему на самом деле нужен?

— Нет, — заверила Илкер. — Но я буду с ним, пока он не велит мне уйти. Пока что он мой.

И это спокойная твердость вновь заставила Бисеру отступить. Она злилась на слабость, на то, что не могла найти слов, чтобы уязвить соперницу, злилась от собственного бессилия. Полуполковник, заметив, что Илкер победила, поцокал с уважением, когда амазонки рядом не было:

— Молодец, ваше высочество! Боевая вы. Не думал, что с ней справитесь. А вы вон что... Вот уже недаром говорят: в спокойном озере чудища водятся.

Илкер не понравился этот комплимент.

Без Ялмари все начало рассыпаться: Люне ушла, Бисера стала дерзкой, Герард на всех огрызался, Шрам хамил. Лишь Балор был прежним, и Илкер еще раз признала со вздохом, что с оборотнями дело иметь проще, чем с людьми.

Через три дня после исчезновения ведьмы Ялмари впервые встал на ноги. Через пять дней заверил, что может продолжить путь. Но они не знали, куда идти. Ужик пропал. Етварт высказал, что стоит свернуть на запад и найти Щиллема или кого-нибудь из людей Тештера, потому что их путешествие оказалось бесполезным, только время потеряли. Герард горячо его поддержал. Балор и Бисера отмалчивались. Илкер никто не спрашивал. Как-то так получилось, что все воспринимали ее, во-первых, как обузу, а во-вторых, как довесок к Ялмари. И в чем-то они были правы.

— Без амулета мы проиграем, — сообщил всем принц.

Он ничего не сказал, но всем стало ясно, что Ялмари собирается идти дальше, полагаясь на удачу.

Еще ночь они оставались на месте. Илкер уже привыкла спать на земле, тело перестало болеть по утрам, будто ее всю ночь пинали. Вот только сны... Опять эти сны. Неужели и здесь они ее не покинут?

...Если она досчитает до пяти и ничего не случится, она убежит отсюда. "Один..." Плита удобная: теплая и как будто мягкая. Не хочется никуда идти. Хочется спать. "...два..." Тело становится таким легким, что, кажется, она сейчас улетит. Давно ей не было так хорошо. В пути болела каждая косточка, она только и делала, что стискивала зубы, улыбалась через боль. А сейчас все ушло, также как тревога и страх. "...три..." Ни одной мысли. Она не помнит, зачем начала считать. От этого тоже легко, голова кружится от этой пустоты. "...четыре..." Она все-таки полетела. Поднялась над плитой, так же вытянувшись в струнку и раскинув руки. Лететь было сладостно. Подольше бы это не заканчивалось. Да ведь она умирает! Сердце ухнуло куда-то вниз, а потом наполнилось ликованием. Она не ошиблась: это действительно не больно, наоборот...

Все закончилось внезапно, ее швырнуло порывом ветра так, что потемнело в глазах. А когда Илкер снова смогла видеть, она сидела на лугу, мокром от росы. Сразу стало зябко. Девушка попыталась устроиться удобнее и тут же порезалась, листья были на удивление острыми. Она слизнула капельку крови. Вокруг, куда ни посмотришь, только зеленое поле и синее небо. И куда теперь?

— Что легче умереть или жить? — еще никогда голос Эрвина не был так холоден и суров. Совсем как эта трава вокруг.

Илкер знала, почему он спрашивает и что хочет услышать.

— Умереть, — она знала, что это он и хочет услышать. — Я слабая, я не смогу жить без него.

И оглянулась: где Управитель Гошты? Но вокруг по-прежнему было пусто.

— Ты лукавишь, — упрекнул ее Эрвин. — Ты надеешься, что когда-нибудь он забудет тебя и будет счастлив. Но ты представить не можешь, на что его обрекаешь. Ты не спасешь его, он умрет в тот же день, что и ты. Он будет ходить, говорить и есть, но он будет мертв. Ты хочешь ему такой жизни?

— Нет, но...

— Но ты мне не веришь, да? Жаль, что я не могу показать тебе это, но это неважно. Я не принимаю твоей жертвы.

— Тогда помоги нам обоим выжить.

— Это невозможно, — отрезал невидимка.

Илкер вскочила и крикнула в небо.

— Тогда я требую, чтобы ты выполнил обещание. Моя жизнь вместо его. Ты не имеешь права отказать!

— Ты этого хочешь? — холодное лезвие прижалось к шее. — Этого? Бери!

Кровь, брызнувшая из горла, тоже обожгла холодом. Илкер вздрогнула и открыла глаза.

— Что? — вскинулся Ялмари.

Девушка осмотрела себя и виновато:

— Напугала я тебя. Опять кошмар... — и тут же вскрикнула радостно. — Амулетик вернулся!

Между ними ползал ужик, приплясывая на месте то ли от радости, то ли от нетерпения. Девушка ласково прикоснулась к его спинке.

— Зачем же было так меня пугать? Зачем ползал по шее, — змейка скользнула по руке, будто погладила. — Да, я тоже соскучилась, — заверила она ужика. — Мы все тебя заждались, — Ялмари удивленно хмыкнул. — А что? — засмеялась девушка. — Еще скажи, что я не права.

— Ты все еще считаешь его ненастоящим? — усмехнулся он.

— Да, — настаивала Илкер. — К настоящей змее я бы не притронулась.

— Я поверю, что ты и с ядовитой змеей можешь подружиться, — поддел ее принц. — Всем доброе утро! — крикнул он громче. — Завтракаем и отправляемся в путь, у нас снова есть проводник.

4 мариса, Биргер

Цохар каждый раз заверял, что он не пророк, но его слова сбывались так, что Гарое столбенел. Взять хотя бы его фразу: "Может быть, вы станете королем, а может быть, вас вздернут на виселице..." Гарое продирал нервный смех, когда на ум приходили эти слова. Особенно теперь, когда ему сообщили условия, на которых генерал Ройне готов "простить" бунтарский город. Конечно, они приняли эти условия. Гарое замер на мгновение, когда ему их передали, а потом поблагодарил старейшину за выпрошенные две недели. Священник только хмыкнул и еще раз напомнил о несделанных делах.

Полковник Кеворк не мог думать о делах. Он вообще не мог ни о чем думать. Даже о том, как отреагирует на эти условия Киший. Хорошо, что почти никто не знает о требовании генерала Ройне.

Целыми днями Гарое лежал на кровати, не раздеваясь, и смотрел в потолок. Иногда искал в себе сожаление или гнев. Бесполезно. Только гнетущая пустота. Да еще желание, чтобы день длился бесконечно. Чтобы можно было лежать и ни о чем не думать.

Его никто не посещал — то ли из чувства вины, то ли от того, что не знали, как с ним общаться. Он был благодарен за это. И за то, что Киший превратился в тень, стараясь не шуметь, чтобы обеспечить ему покой, он тоже был благодарен. Лишь дважды в день, он приносил еду и неслышно ставил на стол: какую-нибудь горячую похлебку из муки или чай с сухарем. Иногда полковник ел, иногда нет. Тогда Киший также неслышно уносил поднос.

Однажды он поскребся в дверь и недовольно пробормотал:

— К вам этот... контрабандист... Пустить? — и почти сразу в сторону: — Не принимает он никого, сказал же!

Но Гарое одним прыжком добрался до входа и рванул ручку — сам не ожидал от себя такой прыти:

— Чашвар? Проходите.

Мужчина стянул шляпу и бочком прошел внутрь, косясь на пыхтевшего Кишия. В который раз Гарое удивился: как он умеет так преображаться? Полад что, нанимает себе в шпионов бродячих артистов?

Как только дверь за Чашваром закрылась, Гарое пригласил его сесть к столу, устроившись напротив него на другой табуретке.

— Что-то случилось? — поинтересовался он вполголоса.

— От вас долго не было писем, и господин Полад забеспокоился, не съели ли вашего голубя. Поэтому отправил меня. Чтобы в случае необходимости, я забрал вашу почту.

— Голубь жив, — заверил полковник. — Я не знал, что написать. А он, значит, ждет ответа?

— Да. И еще мне приказано в случае необходимости вывести вас из города.

— Так это возможно? Вывести кого-нибудь из города?

— Одного человека можно, — кивнул Чашвар.

— Других писем нет?

— Нет.

Гарое побарабанил пальцами по столу:

— Наверно, пришло время заканчивать недоделанные дела. Вы подождете, пока я напишу письмо?

— Конечно, — легко согласился Чашвар и, не дожидаясь просьбы, поставил табурет у двери, чтобы не мешать полковнику.

Он нисколько ему не мешал. Письмо принцессе в один миг сложилось в голове. Подвинув листок, он быстро набросал:

"Госпожа! Вы красивая, умная и чуткая женщина. Как Вы могли подумать, что я откажусь жениться на Вас? И, как Вы правильно угадали, дело вовсе не в титулах и прочих благах. Но, милая, как можно надеяться на человека? Вы поверили мне, и я благодарен Вам за это доверие. Но я всего лишь человек. Не ищите опору ни во мне, ни в ком другом. Она внутри Вас. Что бы ни случилось, не сдавайтесь, боритесь. Вы сильная, Вы победите. Тем более у вас есть такая поддержка! Вы не одна. Слышите? Вы не одна, и это делает Вас еще сильнее. Я верю, что Вы выберетесь из этой пропасти, даже если меня не окажется рядом, потому что нет на свете такой силы, которая бы могла сломать Вас.

Любящий Вас, Гарое".

Он не любил ее, хотя наверняка мог бы полюбить, сложись все иначе. И она не любила его, а искала спасения, видела в нем единственный выход. Но это письмо надо было написать так и никак иначе. Чтобы она не сомневалась в себе, а поверила в свою неотразимость, как женщины, не как принцессы.

Он немного посидел над письмом, ожидая, пока высохнут чернила. Перевел взгляд на Чашвара.

— Я прошу вас вывести из города моего оруженосца и проводить его к господину Поладу со всеми документами, которые я ему дам.

— Вы не доверяете мне? — недоумевал мужчина.

— Доверяю полностью, но мне очень нужно, чтобы Киший попал к Поладу. Надеюсь, и вы мне доверяете и не думаете, будто я посылаю к нему убийцу?

— Вовсе нет, — скривился Чашвар, — но у господина Полада...

— Много дел... Знаю. Уверяю, он не будет сердиться на вас. В любом случае сейчас вопрос в другом. Вы выведете Кишия? Полад сам захочет встретиться с ним, если узнает, что у моего оруженосца есть документы для него.

— Мне отдали приказ относительно вас... — начал Чашвар медленно и решительно закончил. — Но вряд ли меня накажут за исполнение вашей просьбы. Да, я выведу из Биргера вашего оруженосца.

— Благодарю. В таком случае я напишу еще один документ, а вы, если возникнет необходимость, подтвердите его подлинность. Если найдутся люди, которые захотят его оспорить, — он быстро написал несколько строк на листке, а затем передал его Чашвару для ознакомления.

Тот прочитал и нахмурился.

— Что вы собираетесь делать?

— Ничего, — Гарое беззаботно рассмеялся. — Отдаться во власть судьбе, — он быстро запечатал оба послания. — Побудьте, пожалуйста, в гостиной, мне надо переговорить с Кишием наедине.

Когда оруженосец вошел в комнату, Гарое уже перевязал письма принцессы и два последних письма шнурком. Затем подошел к парню и протянул ему.

— Ты пойдешь с Чашваром. Он проведет тебя к Поладу. Передашь ему эти письма.

Киший посмотрел на связку, затем поднял взгляд на Гарое:

— Да пошли вы к шерешу! Никуда я не пойду, — и собрался выйти.

Гарое быстро схватил его за плечо и швырнул на стену:

— Ты как со мной разговариваешь, щенок!

— Как хочу, так и разговариваю! — огрызнулся он. — Никуда не пойду, понятно? Хоть сейчас меня прирежьте.

— Послушай, я вовсе не служу Поладу, — полковник чуть ослабил хватку и сменил тон. — Мне нужно...

— Да знаю я, кому вы служите, а кому нет. И знаю, что вам нужно. Думаете, я как был дураком, так и остался, да? Думаете, я ничего не вижу и не слышу? Думаете, мне узнать негде, почему вы неделю лежите на этой кровати и молчите в потолок? Думаете, я не знаю, что Ройне только тогда Биргер помилует, если лично вас на дереве повесит? — он подождал возражений, но Гарое отвел взгляд. — Я все знаю, — горько закончил Киший. — А теперь вы меня из города вывести хотите? С бумажками вашими? Нет уж! Я оруженосец ваш. Я на соседнем дереве висеть буду. Или стрелу в грудь получу рядом с вами, или зарежут меня, как барана. Но рядом с вами. До вас или сразу после. И никак иначе. И нечего мне тут письмами вашими тыкать, — он обиженно шмыгнул носом.

"Какой же он ребенок еще, — посетовал Гарое. — Что за книжки он там читал? Надо было самому их для него выбирать".

Он отпустил парня и прислонился к стене рядом с ним.

— Ну, если уж ты все знаешь, то знаешь, какой срок мне отпущен.

— Да кто ж этого не знает? Две недели гад этот дал.

— А сколько до Жанхота ехать?

— Да неделю считай.

— Дурак ты, Киший. А сигнальные башни на что? Если бы гонцы ехали неделю, нас бы уже давно завоевали. Кашшафцы до столицы бы дошли, пока там узнали, что война началась. Если ехать весь день, меняя лошадей в сигнальных башнях, то за полтора суток можно добраться, а если очень торопиться, то и за сутки. Сутки туда — сутки обратно, через два дня вернешься и еще два дня чай мне будешь заваривать. И я с удовольствием буду висеть на дереве рядом с тобой. Но мне нельзя оставить эти письма здесь. Я же тебя не к отцу с матерью посылаю, а к Поладу. Этому контрабандисту я не доверяю. Мне очень важно, чтобы ни одна живая душа до этих писем не дотронулась, кроме Полада. Кого мне еще послать? Я никому не доверяю, кроме тебя. Я знаю, что тебя не подкупишь, что ты сдохнешь, но никому их не отдашь. Пожалуйста, сделай это для меня...

— Не врете? — Киший все-таки всхлипнул.

— Зачем мне врать? Да и сейчас ли мне врать?

— То-то же! — он снова шмыгнул носом, потом вытер слезу со щеки. — Нельзя вам сейчас врать, Бог вас не простит, если врать будете. А я для вас завсегда... Что хотите, сделаю. Одна нога тут — другая там. Глазом не моргнете, как я обернусь.

— Спасибо, — он сунул ему в руки связку писем и на мгновение прижал его голову к своему плечу. — Все, иди. И возвращайся скорее.

— Я быстро! — он выскочил за дверь.

Вскоре оттуда донеслись понукания: Киший подгонял "контрабандиста". Потом все стихло.

"Все дела закончил, — успокоился Гарое, — но все-таки солгал перед смертью. Но тут уж одно дело никак нельзя было окончить, не солгав... И ведь до Нового года несколько дней..." Он подошел к окну, посмотрел на пустую улицу, а затем снова лег на кровать.

5 мариса, Лейн

— Интересно, если бы ты не выжил, змеюка так бы и не появилась? — Герард, отвыкший за несколько дней отдыха от долгой ходьбы, снова стонал и жаловался.

— Хочешь убить меня, чтобы вернуться домой? — поинтересовался Ялмари.

— Не говори ерунды, — огрызнулся Сорот. — Принцесса нажаловалась? Вряд ли она поняла, что вообще услышала.

— Зато я все понял верно. Давай не будем. Я знаю, что мы друг другу не нравимся. Но это ненадолго. После войны я покину Энгарн. Так что потерпи еще немного.

— Договорились, — Герард почти стал похожим на прежнего друга, с которым вместе охотились в королевском лесу. — Знать бы, сколько еще нам идти. Проводник что-то очень торопится.

— Мы задержались, — объяснил Ялмари. — Теперь он наверстывает упущенное. Но, если я не ошибаюсь, мы уже близко. Сегодня дорога идет вверх. Вы не заметили?

— Я заметил, — заверил лорд.

— Мы уже у Халакских гор, — вступил Шрам. — Если змея ведет нас к Шакальей горе, то дня через три дойдем. Хорошо бы привал сделать.

— Объясни это змее, — вздохнул Ялмари и бросил взгляд на Илкер. Девушка крепилась, хотя очень устала. За последние дни она сильно похудела.

Они пошли дальше. Бисера тоже осунулась, но причина была не в трудной дороге. Ее сжигало изнутри, и тут Ялмари ничем не мог ей помочь.

С каждым лавгом дорога становилась все круче, но ужик полз по звериной тропе все так же быстро. А им приходилось прикладывать все больше усилий. Илкер споткнулась, Ялмари еле успел ее поддержать. Она опять выглядела такой виноватой, что он не выдержал и поцеловал ее в носик.

— Все хорошо, — заверил он. — Хочешь, я понесу тебя?

— Нет-нет! — испугалась она. — Я пойду сама.

Еще один лавг и на этот раз свалилась Бисера. Да так и осталась сидеть на земле.

— Я догоню. Идите, — попросила она, хриплым голосом.

Но Ялмари остановился, хотя следил глазами за ужом. И амазонке пришлось встать, чтобы никого не задерживать.

— Спорим, ты бы не задержался ради меня? — поддел принца Сорот. — А еще меня упрекаешь, что я бабник. Сам-то!

Ялмари проигнорировал его. Надо было догонять амулетик, а не спорить с лордом.

Когда они нашли свернувшегося колечком ужа, то свалились на землю где стояли.

— Надеюсь, он даст нам здесь переночевать? — Шрам задыхался после такого перехода.

— Судя по всему, он собрался спать, — Ялмари покосился на проводника. — Пойду, поищу воды, — он взял бутыль.

— Я с тобой, — подхватился Балор.

— Нет, — возразил принц. И как-то всем сразу стало понятно, что он боится оставлять Илкер одну.

Удалившись в лес, принц повел носом, стараясь уловить свежесть реки или хотя бы ручья. То, что ему приходилось все еще скрываться от Герарда, ужасно мешало. Он подбадривал себя тем же, чем и лорда: еще немного и они расстанутся навсегда. Еще совсем немного.

Отыскав ручей, он зачерпнул воды и сделал глоток, брызнув на лицо. Вода была холодной, но уже по-весеннему холодной. Сколько же они были в пути? Сколько до Нового года? Или он уже прошел? Опустив бутыль в воду, он пошатнулся.

...Ручей бил у подножья горы, обдавая их ледяными брызгами. Рядом повсюду лежали огромные каменные шары — такие вытесывают в каменоломнях для украшения зданий. Откуда они взялись? Не похоже, что рядом есть древний замок. Он снова повернулся к горе, присмотрелся: зачем ужик привел их сюда? Неожиданно он заметил что-то странное среди травы. Наклонившись, быстро раздвинул ее руками. Потом выше... Так и есть, тут были ступеньки, разрушенные временем и скрывшиеся за растительностью. Если не приглядываться, можно вовсе их не заметить. Он проследил взглядом — ступени уходили вверх и скрывались в пещере. Ялмари осторожно коснулся ногой первой ступени. Она казалась прочной, но неясная опасность мешала не спеша взойти по лестнице. Подождав немного, он все-таки пошел вперед. Шаг. Другой. Ничего не происходило. И он стал подниматься более уверенно. Надо быстро проскользнуть в пещеру, там точно ничего не будет угрожать... Ялмари был на середине лестницы, когда раздался нарастающий шум. Он не успел ни вернуться, ни скользнуть в пещеру. Последнее, что он увидел, это каменный шар, летящий прямо ему в лицо...

Ялмари сел, тяжело дыша. Бутыль нырнула под воду — хорошо, что неглубоко, и он легко ее выловил. Что это было за видение? Почему сейчас? Предупреждение? Он набрал воды и отправился обратно. Шакалья гора называлась так, потому что не было в Халакской гряде другой горы, на которой бы погибло столько людей. Гора пользовалась дурной славой — предаст тебя, когда ты меньше всего ожидаешь, когда уже будешь уверен, что все получилось и ты обманул ловушки... Тогда получается, что это было предупреждение. Кажется, Шрам был прав, как всегда. Еще немного — и они найдут вторую половину амулета. Еще одну змею только самку? Принц невольно хмыкнул.

Едва Ялмари ушел, Илкер охватила тревога. И беспокоило ее вовсе не то, что она будто оказалась среди врагов — даже присутствие Балора не успокаивало. Она боялась за Ялмари. Амулетик переполз к ней на колени, словно хотел удержать. Девушка задумчиво погладила его спинку. Она бы все равно пошла за ним. Чтобы побыть с ним наедине, без пристальных взглядов, жгущих спину. Но сегодня она устала так, что сама удивлялась, как смогла дойти сюда. Она не чувствовала ног и, казалось, свалится обратно на землю, если сумеет подняться.

Полуполковник подал ей орехи, собранные в лесу на предыдущем привале. Илкер поблагодарила, но так к ним и не притронулась. Все так же с замиранием сердца всматривалась в сумерки. Скорей бы он вернулся. Нельзя оставлять его одного. От этой мысли она улыбнулась.

Ночь наступила так внезапно, что Илкер испугалась. Стало темно, она не различала ни деревьев, ни сидящих рядом людей. Даже дыхания их не слышала. Девушка вытянула руку — недалеко от нее должен сидеть Етварт. Хоть бы убедиться, что он рядом. Ладонь наткнулась на холодный камень. Воздух наполнился влажной духотой. Дыхание стало тяжелым, казалось, еще чуть-чуть — и она задохнется здесь. Стены тоннеля точно сжимались, давя на нее со всех сторон.

Она рванулась вперед и очутилась в круглой комнате, освещенной магическими огнями, — будто пушистые шарики висели на стенах. Ялмари стоял перед ней, обреченно опустив голову. А между ними невысокая фигура в темно-сером балахоне, лишь немного выше, чем она сама. "Загфуран!" — догадалась девушка.

— Ты проиграл, — заявил маг, и голос оказался молодым. Ей почему-то всегда представлялось, что он должен быть стариком.

— Проверим, — зло бросил Ялмари, ладонь сжала меч.

Но прежде чем он сделал хоть что-то, вскрикнул и упал на колени, а затем ничком на каменный пол. В спине торчал нож.

Илкер закричала и кинулась к нему.

— Тише-тише, — ее удержали на земле. Над ней склонился Шрам. — Что это с тобой?

— Где Ялмари? — выкрикнула она, осматриваясь по сторонам. Она снова была на поляне, у нее на коленях сидел уж, а все следили за ней так, будто она сошла с ума. — Где Ялмари?! — крикнула она.

Он выбежал из леса, запыхавшись, и Илкер, не удержавшись, заплакала.

— Что? — крикнул он.

— Ничего, — она ткнулась ему в плечо, но так и не могла успокоиться, слезы текли неудержимо.

— Опять кошмар? — тихо спросил он.

Она, в последний раз всхлипнув, кивнула. Хорошо, что он ни о чем не спрашивал, сам догадался, что ей привиделось.

— Все будет хорошо, — пообещал он не очень уверенно. — Пожалуйста, не плачь.

— Я не буду, — она послушно вытерла слезы. — Только ты не оставляй никого за спиной, ладно? Не доверяй никому, ладно? — ей было все равно, что ее слышат другие, она должна была его предупредить.

— Тише, — снова попросил он. — Все будет хорошо. Вот, выпей воды, — он подал ей кружку.

Ужик посмотрел на него. Взгляд у него был необычайно ехидный.

5 мариса, Биргер

— Господин генерал... — оруженосец мялся у входа в спальню, явно подумывая уйти, чтобы не беспокоить графа.

— Привели? — уточнил Ройне.

— Так точно. Но может быть...

— Пригласи через четверть часа.

— Да, мой генерал, — дверь закрылась.

На этот раз Денисолта отсрочил визит не для того, чтобы унизить собеседника. Он был болен, ужасно болен. Но слабость перед подчиненными, а тем более перед пленными врагами он показывать не мог. Так что за эти четверть часа ему предстояло сделать подвиг: пересесть в кресло и найти какое-то положение, чтобы не так мучила боль.

Ройне рывком перевернулся на бок. Полежал немного, пережидая потемнение в глазах. С утра он еще немного мог двигаться, но к обеду начинался кошмар. Он чувствовал каждую косточку в теле, они словно дружно ломались и крошились. Затем наступало временное затишье, точно раны заживлялись, а затем все начиналось сначала. Граф почти не ел, только изредка цедил вино. Кусок застревал в горле, когда его начинало ломать. Лекарства, прописанные врачом, только обезболивали, не лечили. Он хоть и был неплохим доктором, но лучше разбирался в том, как вырезать стрелу из живота не убив пациента, а что за недуг постиг генерала, он так и не распознал. Заикнулся о возвращении, но Ройне велел ему заткнуться. Еще чего не хватало — вернуться из-за какой-то болячки. Не в первый раз он заболевал в военном походе. Были тяжелые раны, однажды он лежал при смерти и доктор уже хотел ампутировать ему кисть, иногда он сильно простывал и больше недели лежал в горячке и бредил, была дизентерия — до сих пор он считал, что это самый мучительный недуг... Это тоже переживем. Все можно пережить.

Следующим рывком он заставил себя сесть и тут же, не отдыхая, сделал несколько нетвердых шагов до кресла, а потом свалился туда. Боль скрутила так, что он несколько мгновений не мог вдохнуть, только разевал рот, как рыба, выброшенная на берег. Когда бешеное сердцебиение успокоилось, схватил со стола кубок, приготовленный врачом, и залпом осушил его. Вот теперь жить можно. Еще чуть-чуть подождать, пока отвратительное пойло, когда-то бывшее хорошим лейнским вином, разбежится по жилам и загонит боль глубже. Тогда кости будут только ныть, как зуб, от ледяной воды. Порошочки и травы сделают отвратительным даже самый приятный напиток. Но они помогают, и придется терпеть это зло.

Когда дверь снова отворилась, Ройне уже вполне владел лицом, взгляд снова походил на стальной клинок.

Оруженосец ввел старого священника. Кандалы на запястьях и щиколотках позвякивали в такт его размеренным движениям. Темно-синие одеяния делают его мертвенно-бледным, будто старик уже мертв, но Денисолта уже убедился, насколько обманчиво это впечатление. Они были чем-то похожи: плоть не поспевала за духом. Внутри горит неугасимый огонь, который словно сжигает тело изнутри, чтобы однажды вырваться на свободу.

Генерал небрежно махнул рукой, приказывая оруженосцу выйти. Затем присмотрелся к Цохару.

— Здравствуйте... отец Цохар. Мое вероисповедание не позволяет называть вас духовным отцом, но я пока буду обращаться к вам так, — священник точно заснул, разглядывал пол с застывшей снисходительной улыбкой, словно видел что-то, недоступное Ройне. — Садитесь, — не предложил — приказал Денисолта. Ему не нравилось, что Цохар нависает над ним.

— Благодарю, сын... мой, — голос у священника красивый и сильный. Может, поэтому он имел такую власть над паствой? — Мое вероисповедание повелевает называть вас сыном, хотя внутри все противится этому. Я ценю вашу заботу, но я... постою, — только на последнем слове Цохар взглянул в глаза Денисолте — точно пригвоздил к креслу. Он стоял не из почтения к генералу, а чтобы быть карающим судьей, чтобы еще раз произнести приговор.

Будь у графа чуть больше сил, он бы поставил старика на место, а так пришлось делать вид, что ему это безразлично.

— Как знаете, — он вскинул подбородок. — Я много слышал о вас еще до того, как вошел в город. Слава о вас распространилась далеко за пределы Биргера и даже Энгарна... — он запнулся, потому что на губах Цохара блуждала та же ироничная усмешка. Этот священник будто все делал для того, чтобы разозлить генерала, и ему это удавалось. Он и здоровым был не очень-то терпеливым, а сейчас и подавно. — Чему вы улыбаетесь? — он начинал раздражаться.

— Если сын... мой, вы хотите о чем-то спросить или... попросить — говорите прямо. Оставьте лесть для тщеславных глупцов.

— Снимите с меня проклятие! — мрачно потребовал Ройне.

— А оно действует? — священник оживился. — Тогда Эль-Элион услышал мою молитву.

— Вы молитесь о том, чтобы я умер? Этого не будет. Я выкарабкаюсь, как и сотни раз до этого, — генерал все-таки поднялся — ярость придала ему сил.

— Бог с вами, генерал, — этот порыв не произвел на Цохара никакого впечатления. — Вы настоящее чудо. Ваше существование заставляет людей искать Бога, задавать Ему вопросы и искренно молиться. И кем бы вы ни были — человеком или духом шереша, — я, как слуга Эль-Элиона, не имею права требовать смерти для вас. Вы умрете тогда, когда будет угодно Богу. А я молился, чтобы увидеть исполнение моего пророчества.

— Вы называете это пророчеством? — презрительно скривился Денисолта. И налил себе еще настоя в кубок. Рука предательски дрогнула, вино кровавой лужицей расплескалось по столу. Стараясь не показать, как сильно ранит его собственная беспомощность, он выпил еще приправленного вина. — Неважно. Почему вы не хотите отменить его? Вас задевает моя жестокость? Но разве вы не замечаете, что и мои... пророчества сбываются? Я обещал, что возьму этот город, повешу Кеворка, а вас в кандалах отправлю в Ветоним. Почти все сбылось. Так почему нам не заключить сделку? Я даю вам свободу, а вы исцеляете меня...

— Генерал, — на этот раз Цохар открыто усмехнулся, — я не маг церкви Хранителей Гошты. Я не могу наслать болезнь, а потом поколдовать и снова исцелить вас. Это не проклятие, а пророчество. Я произносил не свои слова, но те, что Эль-Элион вкладывал в меня. Вы можете вернуться во вчерашний день и отказаться от захвата города? И я не могу отменить Божье решение, если Он не вложит в мои уста нечто иное. Так что... Вы же верите в Бога? Молите Его о прощении.

Ройне не поверил ни одному его слову, но на душе почему-то стало легче. Он тоже ухмыльнулся и снова сел в кресло.

— За что мне просить прощения? Энгарнцы глупы и упрямы, — заявил он. — Вы отправитесь в Ветоним. Посидите в подземелье, посмотрим, как тогда заговорите. А я пока завоюю Жанхот.

— Полковнику Кеворку нравилась поговорка: пусть не хвастается охотник, прежде чем подстрелил зайца. Кто знает, может, мы вместе в Ветоним поедем.

— Молчать! — Денисолта все-таки потерял контроль над собой. — Пошел вон!

— Будьте здоровы, генерал, — оскалился Цохар и с достоинством покинул комнату.

Ройне лег на кровать. В душе все бурлило, но он знал, что это ненадолго и поэтому берег силы. Улегся поудобнее и постарался не двигаться. Будто боль была водой, наполнявшей его до краев, и если не шевелиться, то можно не расплескать ее. Тогда она затаится внутри, дав ему драгоценные мгновения отдыха. Но его старания вновь нарушил оруженосец.

— Господин генерал, — он явно был очень обеспокоен. — К вам гонец с посланием из Ветонима. Впустить?

— Возьми письмо и прочти, — теперь он почти шептал.

— Слушаюсь, мой генерал, — он вернулся быстро, долго разглядывал листок, присматривался в Ройне: может, генерал уснул?

— Ну что там? — разозлился Денисолта.

— Господин граф. Лейнская армия захватила Ветоним. Ваша жена и дети... в плену. Если вы немедленно...

Он не закончил, потому что генерал заорал.

8 мариса, Жанхот

Лин бежала к Поладу со всех ног. В последний раз она так бегала, когда дурачилась с Соротом, кажется, это было сто лет назад. И какая же она глупая была тогда. И какой старой она кажется себе сейчас...

Стены галереи проносились мимо, а ей все казалось, что она еле двигается. Словно от того, как быстро она получит письмо, зависит все. Только когда показалась дверь Большого кабинета, она перешла на шаг: Полад может понять ее поспешность неправильно. Она не сформулировала про себя, как именно "неправильно", но теперь сдерживала порыв. Хорошо еще, что Мардан слуг рядом не терпит, поэтому никто не видел, как она мчалась. Возле двери она замерла. Восстановила дыхание, поправила платье. Она придумала новый фасон — никого это не удивило, она постоянно что-то выдумывала — теперь растущий живот не заметят, даже если свадьба задержится на полгода.

Наконец робко толкнула дверь.

— Неужели вы решились, ваше высочество? — тут же раздался голос телохранителя.

Лин вспыхнула: опять глупо получилось. Конечно, он услышал, как она пыхтит и мнется за порогом.

Она села в кресло и, сложив руки на коленях, умоляюще посмотрела на Полада, так и не вымолвив ни слова. Как ни странно, на его лице не было и тени улыбки. Шла война, они терпели поражение, в стране это вызвало еще одну волну возмущения королевой и ее телохранителем, но все-таки он никогда не был таким усталым и тоже... старым. Что-то случилось? Она не выдержала:

— Я слышала, к тебе приходил оруженосец Гарое и передал письмо.

— Приходил, — подтвердил Полад. — Передал.

Он бросил на стол развернутое письмо.

Лин хотела было возмутиться — еще никогда он так не демонстрировал осведомленность, но потом быстро схватила листок и пробежала глазами по строчкам. Вспыхнула, рассмеялась, всхлипнула. Быстро сморгнула слезы и дочитывала уже радостно. Положила записку на колени и посидела немного. Перечитать бы еще несколько раз, но она сделает это позже, когда останется одна.

— Он милый, правда? — спросила она. — Я напишу ему еще? Когда он приедет сюда?

Вместо ответа Полад кинул на стол еще несколько писем.

— Что это? — она наклонилась вперед и тут же угадала свой подчерк. — Мои письма? Откуда они у тебя? Что это значит? — Полад сцепил пальцы в замок и уткнулся в них, не глядя на дочь. — Ты что, забрал мои письма? — она сыпала вопросами, все более волнуясь. — Что это значит? Ты уже не хочешь, чтобы он был моим мужем? Чтобы он был королем? Ты что-то узнал о нем? Пожалуйста, расскажи все! Я верю тебе, скажи, что ты узнал, я не буду спорить с твоим решением, — она дрожала от ужаса.

— Наверно, лучше было бы соврать, что он мерзавец, соблазнил несколько невинных вилланок и все такое, — тяжело заговорил Полад, — но ты все равно узнаешь правду... — он собирался с духом, а Лин поняла, что он собирается сказать, еще до того, как он продолжил: — Биргер сдан. Генерал Кашшафы пощадил горожан. В обмен на жизнь Гарое. Полковник Кеворк повешен пятого мариса.

Принцесса не отрываясь следила за Поладом. Все в душе исчезло в один миг: ожидание, страх, волнение. Только холодная пустота и решимость.

— Все письма принес оруженосец? — сухо поинтересовалась она, и телохранитель поразился, как разительно она изменилась. Он с подозрением наблюдал за ней, но девушка только вскинула подбородок, плотнее сжала губы.

— Да, — Полад говорил об этом так же неохотно. — Паренек лет восемнадцати. Перед смертью полковник написал, что усыновляет его, передает ему орден Рефаила, поместье Эшкол и прочее немногочисленное имущество, в том числе положенные ему выплаты за ранения и гибель на службе. Подчеркивает, что все это должен получить Киший, а не его родные. Еще он просит, чтобы, как маркиза Эшкола, Кишия определили в церковную школу и, как сироте, назначили небольшое пособие.

— А обо мне ни слова, да? — она разжала судорожно сжатые пальцы и положила раскрытые ладони на колени, как дети кладут на уроках, когда не заняты чистописанием. — Он знал, что не вернется сюда и не женится на мне, поэтому и написал так. Утешал меня, — сама того не замечая, она покачивалась взад-вперед. — А ведь это хорошо сказано: ничто меня не сломает. Он был бы хорошим священником. Умел красиво врать, чтобы вдохновить людей.

— Перед смертью он думал только о тебе и об этом пареньке...

— А его он тоже обманул?

Полад невольно хмыкнул.

— Тоже. Пообещал подождать, когда он вернется. Оруженосец рвался обратно в Биргер, а Гарое был мертв, когда Киший еще был в пути. Старейшины отправили мне последнего голубя с этим сообщением, он, конечно, прилетел намного раньше. Мальчишка чуть с ума не сошел от горя и обиды. Орденом швырялся, на меня кидался с кулаками, за то что я войска туда не прислал.

— Кстати, почему ты не прислал войска? — деловито уточнила она.

— Потому что нет у меня столько войск! — на мгновение вспылил Полад. — Они еле держат войска Тазраша. Тештер захватил Ветоним. Если бы старейшины не выпустили женщин и детей... Если бы город продержался еще хотя бы неделю... Если бы Ялмари...

— Вот и нашли истинного виновника, — принцесса встала. — Ладно, я пойду. Когда прибудет Сорот? Надеюсь, он жив? Ему передали, что он срочно должен быть в столице?

— Что ты решила? — телохранитель прикрыл глаза рукой.

— Что этот бывший священник прав. Нет такой силы, которая может меня сломать. Я буду бороться. Я достаточно сильна для этого.

— Лин... — впервые в жизни он назвал дочь по имени.

— Что? У тебя ведь нет в запасе еще одного такого священника? Нет? Ну, так я выхожу замуж за отца своего ребенка. Ты же знаешь поговорку: не так страшны подземелья шереша, как о том священник рассказывает.

8 мариса, Шакалья гора

Ужик разбудил Ялмари рано утром. И на змеиной морде было написано крупными буквами: "Долго спать будете? Я уже иду". Принц нехотя сел. Тут же встрепенулась Илкер. Шрам, стороживший рано утром, разбудил остальных. Они походили на тени. Вчера Ялмари все-таки пересказал последнее видение. Етварт подтвердил, что ничего хорошего об этой горе не слышал. Любой виллан скажет, что гора обладает очень злой душой, она питается чужими смертями. Даже рядом с ней проходить опасно, а уж забираться на нее или войти в ее пещеры пробовали лишь те, кому жизнь надоела.

— Почему ты раньше не говорил? — недоумевал Ялмари.

— Я думал, проводник знает безопасный путь.

— Он знает, — уверенно заявила Илкер, снова прикасаясь к спине ужа.

— Тогда о чем разговор? Можно идти смело, — хмыкнул полуполковник, но всем было не до смеха.

Сегодня они собирали вещи не торопясь, стараясь оттянуть неприятную и опасную встречу. Но ужик, будто заметив их лукавство, отправился вперед. Пришлось вприпрыжку мчаться за ним, чтобы не упустить из вида. Не прошло и получаса, как в лесу появились каменные шары. Некоторые из них покрылись мхом и глубоко ушли в землю. Другие подпирали толстые деревья — они остановили катящийся камень. Его спутники старались обходить их.

Проводник уверенно полз вперед. Подобравшись к самому подножию горы задержался. Ялмари легко узнал лестницу, на которой он погиб в видении. Ужик пополз дальше, все восточнее и восточнее. Ялмари бросил взгляд на гору. Необычная она была — если внизу ее покрывала какая-то растительность, то уже через две трости в высоту оставалась только светло-серая, выбеленная временем скала. Откуда там взялись эти шары? Амулетик пополз еще быстрее, и им пришлось побежать. Внезапно он вильнул в сторону и пропал.

— Это еще что такое? — насторожился принц, тут же выхватывая меч.

Другие последовали его примеру. Они хорошо помнили, что в прошлый раз, когда змейка вот так пропала, их чуть всех не убили. Текли мгновения, они вслушивались в гомон леса до боли в ушах, но ничего необычного так и не заметили. Когда змея вновь появилась на тропинке, Илкер вздрогнула от неожиданности. Они были в большом напряжении. Он поплясал перед ними и снова скрылся. Ялмари прошел вперед и понял в чем дело — за пышным кустом орешника скрывалась узкая темная щель, в которую едва мог протиснуться человек. Ужик скользнул туда.

— Подождите, — Ялмари протиснулся внутрь. Какое-то время было очень тихо, потом он попросил.

— Етварт, можно чем-нибудь посветить? Здесь темно.

Вскоре Шрам подал в темноту зажженный факел.

— Тут просторно и пока безопасно, — заявил Ялмари. — Проводник ждет нас. Заходите.

Один за другим они протискивались внутрь горы. Труднее всего пришлось Герарду.

В небольшой, но довольно просторной пещере потолки нависали довольно низко.

— И где же проводник? — поинтересовался Етварт.

Ялмари протянул факел в дальний угол пещеры. Вглубь горы уходил темный проход, в котором их ожидал ужик.

— Иди за мной, — велел принц Илкер и пошел вперед. Снова остановился. — Только не как в прошлый раз, — предупредил он.

— Да, — согласилась она.

Ялмари отдал факел Шраму, надвинул на глаза шляпу, чтобы случайно не напугать Герарда, и пошел вперед. Без факела он лучше различал ужика в темноте.

Они шли довольно долго. Коридор то сужался, так что они скребли одеждой камень, а Герард пыхтел и стонал, продираясь сквозь него, то расширялся, но зато нависал потолок, и им приходилось пригибаться. Но ловушек, которых боялся Ялмари, не было. Может, проводник ведет их безопасным путем? Принц понемногу успокаивался. И, как выяснилось, напрасно.

Ужик привел их в довольно большой зал. Принц мельком оглядел стены: природа такое создать не могла. Стены и потолок округлой формы были очень уж гладкими. А пол под ногами вообще выложен плиткой — аккуратными, одинаковыми по размеру и форме многоугольниками, тщательно подогнанными друг к другу, так что не оставалось ни малейшего зазора.

Тут "амулетик" стал вести себя странно. Сначала он подполз к стене и долго тыкался в нее, так что Ялмари уже испугался, что он разобьет себе голову.

— Там должна быть дверь? — робко предположила Илкер.

Принц внимательно осмотрел стену. Поначалу он не заметил в ней ничего необычного, и лишь после того как Шрам поднес факел ближе, различил тоненькие, не толще волоса полоски, будто кто-то нарисовал на стене две створки арочных дверей. Да, это вполне могла быть дверь. На всякий случай он исследовал стены рядом — ничего подобного не нашел.

— И как же эта дверь открывается?

Услышав его вопрос, змейка заметалась по комнате, скользя во всех направлениях.

— Пришли, называется, — Герард наблюдал за его перемещениями. — Дверь закрыта, а проводник окончательно свихнулся.

— А может, он хочет, чтобы мы нашли рычаг? — неуверенно предположила Илкер. — Что если он где-то в полу? Надо наступить на какую-то плитку?

— Давайте попробуем, — согласился Ялмари. Другого выхода у них все равно не было.

Разделив участки комнаты, они методично наступали на одну плитку за другой. Ужик, успокоившись, вернулся к закрытой двери и следил за людьми оттуда.

Раздался скрежет, и двери разошлись в разные стороны, утонув в стене. Все застыли.

— Кто открыл? — поинтересовался Ялмари.

— Я, — откликнулась амазонка. — Это здесь, рядом с выходом. Я наступила, и плита чуть утонула в полу.

— Прекрасно. Можно идти, — но едва они направились туда, как двери снова закрылись.

— Это что за хрень? — опешил Етварт и тут же извинился: — Прошу прощения дамы.

— Бисера? — спросил принц.

— Как только я ушла, дверь закрылась, — объяснила она.

— И чтобы дверь не закрылась, ей надо стоять на этом камне. Очень интересно, — Балору не нравилось происходящее.

— Попробуй, — предложил Ялмари.

Амазонка встала на плиту и створки разошлись. Ужик скользнул туда.

— Что будем делать? — поинтересовался князь.

— Надо попробовать положить на плиту что-нибудь тяжелое, — предложила Бисера и сбросила с плеча рюкзак. Но когда она поставила на пол вместо себя суму, дверь снова закрылась.

— Не хватает веса, — объяснил Шрам. — Придется тебе остаться.

— Можно положить и другие вещи! — возмутилась она.

— Ну да, — ехидно согласился Герард. — И пойти дальше без воды, еды, плащей... Может, и оружие сложить, чтобы ты с нами пошла?

— Можно принести камни снаружи, — предложила Бисера.

— Проводник ушел дальше, — заметил Ялмари. — Я не уверен, что он будет нас ждать.

— Тогда почему я? — горячилась амазонка. — Пусть постоит лорд! Бесполезней него только...

— Слушай, ты...! — взбесился Герард, но Ялмари прервал их обоих.

— Ты ранена, — вставил он до того, как Бисера произнесла имя Илкер. — Идешь через силу. Это должна сделать ты, — он заметил, что амазонка готова произнести еще целую речь, закричать, расплакаться, и поэтому добавил негромко: — Пожалуйста, сделай это для меня.

Слова застряли у девушки в горле, но на лице сменилось множество эмоций: гнев, мольба, отчаяние... Возобладало одно: упрек. Но она все же встала на плиту, позволяя двери открыться.

— Спасибо, — поблагодарил Ялмари. — Когда мы зайдем, можешь вернуться обратно. Думаю, когда мы найдем вторую половинку амулета, вернуться будет проще.

Бисера только кивнула через силу. И он, вновь взяв ладонь Илкер, помчался в проход — надо было догнать проводника.

Поначалу Ялмари испугался, что они потеряют его. Амулетик не имел запаха, поэтому принц не мог ориентироваться на чутье. К счастью, тут не было развилок. Через лавг он различил в темноте ужика, вновь нетерпеливо ерзающего на полу. Он метался в проеме, за его спиной был еще один зал, но ползти туда проводник не спешил.

— Надеюсь, нас не будут отделять по одному, — обеспокоился Етварт.

— Надеюсь, — Ялмари прижал к себе Илкер, она в последний раз предупредила: "Не оставляй никого за спиной". Что она видела? Он так и не расспросил. Но врага явно не различила, иначе бы сказала, кого опасаться. Если акурд среди них, то это либо Балор, либо Шрам, либо Бисера. Выбор невелик, но одинаково тяжел.

Ужик, убедившись, что все следят за ним, пополз по залу к противоположной двери. Полз он, делая большие петли и зигзаги. Почему он ползет так, они поняли через мгновение, когда с потолка, со свистом упало копье и, вонзившись в пол, завибрировало, тонко звеня, а следом другое, третье, невредимый ужик лавировал между ними.

— Да что за... — Етварт потрясенно смотрел на вздыбленные копьями полы.

— Будем переходить по очереди, — распорядился принц. — Сейчас я проверю, насколько точно запомнил путь, которым он полз. Потом провожу до дверей Илкер и Герарда. Балор проводит Шрама, — он надеялся, что копья не смогут повредить оборотням, но не стал объяснять это вслух. Кто знает, о его природе, тот поймет.

Илкер чуть сжала его руку, она не боялась. Еще бы: она знала, где его ожидает смерть. Не здесь, точно.

Выдохнув, он начал петлять вслед за ужом. Путь показался долгим. Пульс бился в висках. Но он благополучно добрался до двери. Ни одно копье не свалилось с потолка. На другой стороне зала снова выдохнул. Пошел обратно. Теперь было сложнее и проще. Он ориентировался на свой запах, но пройти след в след наоборот, было сложнее. И все же он ошибся лишь однажды, но вовремя отклонился, копье прошло совсем близко, но его не задело.

— След в след за мной, — предупредил он Илкер. И вновь начал танец от одной двери к другой.

Он бы перевел сначала Герарда, для того чтобы потренироваться, но боялся оставлять девушку с теми, кто мог быть врагом.

"Не сейчас, — он шагал по плитам. — Пожалуйста, Господи, не сейчас..." — твердил он. Позади ровно дышала Илкер. Она доверяла ему. И еще, наверно, Эрвину. А зря. Он убедился, что никому, кроме себя, доверять нельзя. И еще любимой.

Когда они пересекли комнату, он обнял ее, прижал к себе и повторил вслух:

— Не сейчас!

— Все хорошо, — заверила она.

Еще около четверти часа он вел через зал Герарда. Ему вручили факел, чтобы он лучше видел, куда наступать. Вот этот отчаянно трусил. У него все внутри тряслось. Это могло сослужить дурную службу: наступит не туда из-за сильного волнения — и все. Однако они благополучно добрались до места. Теперь настала очередь Балора и Шрама. Принц выставил факел в зал, осветив пространство комнаты.

— Ты запомнил? — крикнул он через зал. — Я могу сходить еще раз.

— Все нормально! — Балор повторил уже Шраму: — След в след.

Ожидать других было намного тревожнее, чем идти самому. Он следил за ними до боли в глазах. Илкер снова сжала его ладонь, но на этот раз, рукопожатие означало иное: она тоже волновалась за Балора и Шрама, один из которых, возможно, враг... Кто?

Все случилось возле самых дверей. Етварт наступил на плиту, а потом будто потерял равновесие, нога скользнула чуть в сторону. В один миг Балор схватил его за одежду и легко, словно мешок с мукой, швырнул в проем. Принц еле успел отшатнуться, чтобы пропустить полуполковника. Затем оборотень рванулся сам. Но не успел. Копье пронзило его насквозь, от плеча до пятки. Кровь брызнула в лицо Ялмари, Илкер закричала, он снова прижал девушку к себе, загораживая спиной ужасное зрелище. Через ее плечо посмотрел на Етварта.

Тот потерял дар речи.

— Я не... я не хотел, — заикался он. — Ты что считаешь, что я...

Впервые Ялмари всерьез напугал его одним только взглядом. Ужик шуршанием напомнил о себе. Принц пошел вперед, так что Етварту пришлось посторониться. Но едва Ялмари миновал его, снова остановился, прикрыв Илкер спиной. Сделал знак Герарду, чтобы лорд тоже встал ему за спину, и достал меч.

Коридор здесь был очень необычный — слева и справа в стенах сделали выступы, которые сильно сужали проход. До них не дотрагивались, предчувствуя недоброе.

Етварт выпрямился.

— Не доверяешь мне? Хочешь убить? Так убей! Я не буду с тобой драться.

— Ты не Шрам.

— А ты не Ялмари! — огрызнулся Шрам. — Шереш! Как мне доказать тебе, что я человек? — он в ярости стукнул по выступу в стене.

И все пришло в движение, выступы выстреливали из стены, перекрывая проход.

— Уходим! — закричал Ялмари и помчался по коридору, выталкивая Герарда и Илкер. Он не дотрагивался до стен, но, смыкаясь, они щелкали за его спиной, как пасть чудовища. Герард и Илкер кричали. Прошла целая вечность, прежде чем они попали в комнату с гладкими стенами, а последняя ловушка с клацаньем сомкнулась за его спиной, скользнув по куртке. Они тяжело дышали. Факел в пылу побега куда-то пропал. Герард затравленно оглядывался. Теперь уже страшно было сделать лишний шаг, дотронуться до стены. А ужик невозмутимо ожидал их в очередном проеме на другом краю комнаты.

— Шрам? — предположила Илкер, как только они отдышались.

— Если он человек, то его не убило, — он без объяснений догадался, о чем она спрашивала. — Стеной его не расплющило, он мог остаться в тесной каморке, где можно только стоять, но пока он жив. Если он акурд, его тоже не убило. Кто-нибудь заметил, как эта змея туда добралась?

— Куда? — Сорота по-прежнему трясло. — Ты что-то видишь в этой темноте?

Ялмари снял с плеча чудом уцелевшую суму и зажег еще один факел. Направил его в другой конец комнаты, чтобы и остальные разглядели проводника.

— Было темно, — проблеял Герард. — Да и вообще не до того было. Вполне возможно, он ждет нас там еще с тех пор, как мы через зал с копьями пробирались.

— Значит, идем вперед? — спросил принц сам себя.

— Ты первый, — предложил Герард.

— Ладно, — Ялмари пожал плечами. — Возьми факел.

Илкер снова вложила ладонь в его руку. Они направились к ужику. Он старался смотреть сразу во все стороны, чтобы заранее заметить опасность и укрыть девушку, защитить ее. Может, поэтому он не сразу заметил неладное.

— Пол... — прошептала Илкер.

И Ялмари заметил, что он заметно накренился. Сделали еще шаг, и ужик будто приподнялся над полом. Чем ближе они к двери — тем сильнее наклоняется пол, словно они идут по детским качелям. А как только Герард перешел невидимую середину этих качелей, пол стремительно накренился. Ялмари подхватил Илкер и швырнул ее в проем, как совсем недавно это сделал Балор с полуполковником. Ужик уже находился на уровне его груди. Он рывком забросил себя на выступ. За спиной потемнело — Сорот опять потерял факел. Ялмари развернулся и потянулся к нему:

— Держись!

Ладонь лорда скользнула по его руке, но зацепиться тот не успел. Короткий вскрик — Ялмари отскочил, и плита перевернулась, пол в комнате вновь стал ровным.

— Шереш... — пробормотал он потерянно.

Илкер прижалась к его плечу, еле сдерживая рыдания. "Не сегодня! — вновь взмолился он. — Я потерял всех. Я не могу потерять ее".

Илкер слышала, как в темноте шуршит ужик, он то приближался к ним, то удалялся, зовя их дальше, но она никак не могла остановить рыдания. Столько смертей за один день — это перебор. Ялмари прижимал ее к себе, ожидая, когда она успокоится, а слезы все никак не заканчивались. Она знала, что будет дальше. Они остались вдвоем. Теперь погибнет Ялмари. Погибнет так, как она увидела в последнем сне. Она плакала, а потом точно на несколько мгновений потеряла сознание. В голове стало пусто и тяжело одновременно, словно она сильно ударилась ею.

— Илкер? — позвал Ялмари.

— Нам надо идти дальше, да? — откликнулась она, пряча лицо у него на груди. Голос прозвучал глухо.

— Да. Еще немного.

Она следила за мужем. "Или он, или я..." — так было написано в храме. Успеет ли она? Сможет ли?

— Что? — насторожился он.

— Ничего, — она встала на цыпочки и легко поцеловала. — Идем.

Илкер уверенно повела по коридору следом за ужиком, но Ялмари быстро перехватил инициативу, опять отправил ее за спину. На этот раз путь был совсем коротким. Они прошли около лавга и оказались в круглой светлой комнате. На ее стенах, будто небольшие пушистые шарики, светились голубые магические огни. В противоположной стороне находился камень, словно прислоненный к стене пещеры. Проводник прямиком направился к нему.

Они тщательно осматривали комнату, ожидая очередного подвоха, но все было спокойно.

— Мы пришли, — заявила Илкер. — Вторая часть амулета должна быть за той дверью, — она указала на камень.

— Откуда ты знаешь?

— Я видела эту комнату. Тогда, в храме... И потом...

— Во сне?

— Да, — она еще раз осмотрелась.

— Ты видела какие-нибудь ловушки? — по-своему понял он ее взгляд.

— Нет. Я видела здесь не ловушку. Здесь нас ждал враг.

— А если нам повезло? — предположил Ялмари. — Здесь никого нет. Может быть, мы опередили врага?

Они шагнули в комнату. Постояли. Потом Ялмари подошел к камню и попытался его отодвинуть. Но теперь он казался частью стены, точно простоял прислоненным так долго, что сросся с ней.

— Ничего не выходит, — разочаровался он после нескольких попыток. — Ты ничего не видела по поводу этого?

— Нет, — Илкер оглядывалась.

— Хм... Может быть...

Ялмари не договорил. Илкер вскрикнула, и он быстро оглянулся, выхватывая меч. В центре комнаты перед ними выросла фигура мага в сером балахоне. Ялмари тут же спрятал девушку за спину.

— И снова ты, — вкрадчиво произнес Загфуран. — Спасибо акурду, все указал точно. Это он придумал: призвать меня не перед Шакальей горой, а внутри нее, когда ты будешь в двух шагах от амулета. Этот амулет очень мне пригодится, а вам он уже не поможет. Постой... ты ведь до сих пор не знаешь, кто акурд. Хочешь познакомиться?

Ялмари молчал. Илкер вглядывалась из-за его спины в таинственного мага, о котором столько слышала от принца. У него очень молодой голос, как будто ему около тридцати. Сколько ему на самом деле? Она одернула себя: какие же глупости лезут в голову. Откуда опасность? От мага или...?

— Не хочешь разговаривать? — добродушно посмеялся минарс. — Ладно, не разговаривай. Но я вижу, что ты не можешь открыть дверь, — продолжил он как ни в чем не бывало, не делая попытки подойти ближе. — Тут есть маленькая хитрость. Эрвин не сказал тебе о ней? Тот, кто разделил амулет на две части и надежно спрятал обе половинки, постарался, чтобы целый амулет никогда не появился на Гоште. Поэтому он не только создал Шакалью гору с множеством ловушек. Он и последнюю дверь закрыл особым заклинанием. Она открывается только с помощью крови. Кого-то из нас надо принести в жертву. Я предлагаю тебя.

Илкер слышала, как Ялмари судорожно сглотнул и удобнее перехватил меч. Он не верил в победу. Против мага у них нет шансов, нет никакой защиты. Но опасность не в Загфуране, совсем не в нем. Девушка старательно вспоминала последний сон. Он был немного другим. Она стояла не здесь. Она стояла за спиной мага. А Ялмари стоял возле этого камня. И в тот миг, когда он этого не ожидал...

Она быстро обернулась. Прямо из стены появился Балор и метнул кинжал. И еще она сделала один маленький шажок, чтобы прикрыть спину любимого.

Ялмари стоял перед магом и впервые ощущал себя отчаянно беспомощным. Он и раньше был на волосок от смерти, но тогда с ним не было той, кого он хотел защитить больше всего. Все очень походило на ловушку. Их заманили в комнату, из которой не было выхода, в которой их ждал маг. Бежать некуда, принимать бой бессмысленно. Он не справится с Загфураном. Что же в таком случае? Им придется умереть вместе с Илкер?

Ялмари ничего не почувствовал. Вот он перехватил меч, а в следующий миг за спиной послышался шум, и Илкер упала ему на руки. В груди торчала рукоять кинжала.

А потом у него потемнело в глазах. Быстрым выпадом он заколол акурда в сердце, и повернулся к магу. Тот двигал ладонями, но, видимо, колдовство не удавалось. Тот, кто создал Шакалью гору, позаботился о том, чтобы маги не могли добраться до амулета. Тем лучше. Он бросился к Загфурану, но тот легким движением скинул плащ и взмыл в воздух. Вампир! Так вот, кто прислал к ним Люне. Загфуран обложил их со всех сторон, чтобы не оставить шансов. Меч был бесполезен, это не медь. Он отшвырнул его и обратился в волка. У него нет шансов против вампира, но он дорого отдаст свою жизнь. Они превратились в рычащий комок: катаясь по полу, рвали и кусали друг друга. Ялмари мотало по комнате и било об стены, но едва возникало затишье, он вновь вгрызался в тугую коричневую плоть.

Неожиданно что-то изменилось. Его тряхнуло так, что, казалось, внутренности вылезут наружу. Когда все перестало кувыркаться, они стояли в другой комнате. Он — израненный клыками и когтями вампира. Куртка изорвана в клочья, рубашка мокрая от крови. Перед ним у входа в комнату тяжело дышал Загфуран, обнаженный по пояс и тоже израненный. "Все-таки я его достал!" Между ними возвышался каменный алтарь, на котором запросто мог бы поместиться человек, но ярким алым светом сиял камень, размером со сливу.

— Дверь открыта, — Загфуран машинально стер кровь с лица. — Рядом с этим талисманом мы даже обратиться не можем. Прекрасно! Кому же он достанется?

В этот момент черной ленточкой мелькнул у ног мага ужик, легко взобрался на алтарь и прежде чем они что-то предприняли, проглотил камень. А еще через миг, вместо змеи на алтаре лежал меч, в рукояти которого сиял камень.

Они ринулись к оружию. Что это было — везение или помощь Эрвина, но меч лежал рукоятью к Ялмари. Поэтому до клинка они добрались одновременно, но схватить его проще было принцу. Он дернул меч на себя, Загфуран заорал и выпустил лезвие. Принц прыжком перемахнул через алтарь и с размаху рубанул по шее.

Фонтаном брызнула кровь, тело с глухим стуком упало на пол, голова укатилась в другую комнату. Ялмари ничего этого уже не видел. Меч выпал из внезапно ослабевших пальцев. Он спешил к Илкер.

Опустившись на колени, прикоснулся губами к шее, чтобы лучше найти биение пульса. Затем рванул ее рубашку, прижал ухо к груди. Выпрямился и замер неподвижно, прижимая ее к себе.

Несмотря на разрешение выйти наружу, Бисера так и стояла на плите, глядя в открытую ею дверь, глотая слезы от обиды и отчаяния. Словно целый день прошел, прежде чем что-то произошло в глубине пещеры. Шакалья гора будто глубоко вздохнула, а затем все вокруг начало меняться. Темнота сгустилась, стала удушающей, амазонку грозило расплющить, но в последний миг девушку охватила необычная легкость. Мгла вокруг посерела. Бисера стояла посреди густого тумана, такого же, как в Проклятом городе, так что если вытянешь руку — уже не различишь собственной кисти. Но и это продолжалось недолго. Ласковый порыв ветра, принесший глоток свежего воздуха, быстро разметал клочья тумана. Недалеко перед ней полуполковник потерял равновесие и свалился на спину — видимо, он стоял, прислонившись к стене. Чуть дальше поднимался скрючившийся лорд, безумно вытаращив глаза, — не верит, что жив. Еще немного — и справа туман открыл гору, у основания которой зияла пещера, а рядом стоял огромный камень, наверняка недавно закрывавший вход.

Но амазонка искала его. Принц сидел рядом с пещерой, словно каменная статуя. Бисера хотела пойти к нему, но сделав шаг, вскрикнула от боли — ноги затекли и не желали слушаться. Она наклонилась, быстро растерла их, затем медленно приблизилась. Он обнимал Илкер, из груди которой торчала рукоять кинжала. Бисера посмотрела на него и испугалась — там ничего не было: ни боли, ни отчаяния. Он точно умер.

Шрам постоял за ее спиной, а потом прошел в пещеру. Через мгновение он появился снова.

— Балора нет, — негромко сообщил он. — Там какой-то алтарь, мертвец и меч. Ялмари, акурдом был Балор? — обратился он к принцу.

Шрам спрашивал, чтобы принц пришел в себя. Но ему не ответили. Полуполковник неловко потоптался и отошел. Бисера, смутившись, тоже отошла. Какое-то время, они собирали вещи — надо было чем-то заняться.

— Пойду я... — неловко замялся Етварт, — подстрелю что-нибудь.

Ему хотелось уйти отсюда. Ей тоже хотелось, но она заставила себя остаться. Лорд что-то невнятно промычал, и улегся на землю, подставив лицо солнечным лучам. Он будто уснул. А Ялмари все так же неподвижно сидел на земле. Попробовать еще раз поговорить с ним?

Шрам выбежал из леса взволнованный.

— Всадники! Давай в пещеру!

Бисера подскочила к принцу, дернула его за плечо:

— Ялмари, враги! Надо укрыться...

Ее услышал лорд, стремительно проскочивший мимо. Принц так и сидел на земле.

— Ялмари, пожалуйста, — заплакала она. — Пожалуйста...

— Поздно... — прошипел за ее спиной Шрам.

Из леса выехало около пятнадцати воинов, быстро окружили их. Главный из них, выделявшийся более дорогими доспехами, небрежно оглядел Етварта и амазонку, чуть задержал взгляд на принце. Затем равнодушно поинтересовался:

— Полуполковник Шрам?

— Да, — удивился Етварт. — С кем имею честь?

— Полковник Бехер из личной гвардии его величества короля Айдамиркана. А куда вы дели Шакалью гору?

Етварт быстро доложил о том, что случилось. Лейнцы спешились. Бехер отдал приказ, и солдаты отправились в лес за дровами — мертвых проще было сжечь, чем похоронить в каменистой земле. Затем полковник подхватил валявшийся в пещере меч и объяснил Етварту:

— Я был вместе с графом Щиллемом здесь, когда Тештер посылал нас достать его, но мы не смогли внутрь попасть. Несколько человек потеряли, но не смогли... Долго искали вас в восточном Лейне, но почему-то разминулись. В то время нам уже сообщили из Энгарна, что оборотень, который идет с вами, найден мертвым в лесу около Жанхота. Так что с вами — акурд. Если бы не разминулись...

Он помолчал немного, затем он склонился на колено перед принцем.

— Ваше высочество... Вряд ли я пойму вашу скорбь, но вас ждут в Энгарне. Когда граф Щиллем в последний раз получал известия от Тештера, Кашшафа захватила два крупных города на западе. Сейчас, возможно, уже захвачена вся западная часть. Энгарнцы не жалеют себя, но они не могут противостоять духам гор. Оборотни помогают, но их не так много. Вы должны быть там. Позвольте устроить для вашей жены погребальный костер. У нас очень мало времени.

Бисера с замиранием сердца ждала: откликнется Ялмари или нет. Когда он перевел взгляд на Бехера, она обрадовалась: он не сошел с ума. Он понял, что ему сказали. Принц тяжело поднялся, и с Илкер на руках, прошел в пещеру. Труп мага оттуда уже вытащили, кровь впиталась в камни и была почти незаметна. Ялмари осторожно положил девушку на алтарь и тут же вышел. Прежде чем кто-то ему помог, он задвинул огромный камень, закрывая вход туда. Прислонился к скале.

— Вы ранены, ваше высочество? — теперь все заметили, что он был весь в крови.

Шрам помог раздеться. Тело принца было искромсано, и раны зияли необычные, не такие, что наносит меч или кинжал. Бехер тоже это заметил.

— Вас покусал вампир или оборотень? — его вопрос снова проигнорировали. Бисера поторопилась за водой, но услышала за спиной: — Бессмысленно перевязывать его, если это раны не от меча. Давайте лучше проверим талисман, — амазонка остановилась. — Возьмите меч, ваше высочество, — обратился он к Ялмари. Тот не шевельнулся, тогда граф вложил в его ладонь гарду.

На их глазах кровь загустела, засохла корочкой, края ран стянулись, и через мгновение исчезли и шрамы.

— Прекрасно, — удовлетворенно кивнул Бехер. — В вампира вы не превратитесь.

Внезапно в груди принца показалась черная рукоять кинжала.

— Это еще что такое? — опешил полковник.

— Акурд? — предположил Етварт. — Он рассказывал как-то, что в первую встречу акурд воткнул ему в сердце кинжал.

— И что с этим делать?

Ялмари взялся за рукоять и вытянул его из себя, Бисера только охнула. Шрам снова дернулся перевязать рану, но на груди не осталось и следа. Принц отшвырнул кинжал и тот растаял, будто был соткан из тумана.

— По коням? — Бехер так и не дождался ответа. — У нас есть для вас кони, — так и не добившись отклика, скомандовал: — По коням!

30 мариса, Западный Энгарн

— Убирайся! — Герард сел на постели, отвернулся спиной к девице и сжал ладонями виски.

Молоденькая маркиза, овдовевшая всего полмесяца назад, обняла его спину, горячо зашептала на ухо:

— Что с вами, ваше высочество? Идите ко мне, я помогу...

— Убирайся! — Сорот рявкнул так, что девушка сообразила: сейчас ударят. Быстро собрала вещи и выскользнула из комнаты.

Оставшись один, принц Цереф-Шахар — теперь он носил такой же титул, как у жены, — заскулил, прикрывая рот кулаком. Столько лет он шел к этому. Он стал принцем и вскоре мог бы стать королем, но теперь все пошло прахом. Проклятая ведьма! Зачем он с ней связался?..

Последние полмесяца прошли как в тумане. От Шакальей горы вместе с небольшим отрядом Бехера они отправились в западный Лейн. Оттуда принц и остальные отправились на фронт, а ему предписали сначала прибыть в Жанхот. Он уже догадывался для чего, и его самые радостные предположения сбылись. Свадьба была не такой пышной, как у Ллойда, но это списали на то, что война еще не окончена и пиршествовать рано.

Но только все, от начала до конца шло не так, как он предполагал. Никто не заискивал перед ним. Полад смотрел волком. А уж принцесса... ныне его жена. За то время, пока он отсутствовал, в нее словно злой дух вселился. С ней никакого сладу не было. Она давала отпор решительно, яростно, зло. Она смеялась и язвила, будто не она должна смиренно умолять о том, чтобы он женился... Несколько раз дошло до настоящих скандалов, и единственным утешением было то, что она плакала после этих стычек, — об этом ему докладывали горничные. Герард быстро догадался: его восхождение на трон не будет таким уж легким, как он об этом мечтал. Но он бы все равно попробовал. Любого можно свалить, и Полада, а уж тем более маленькую принцессу, возомнившую себя сильной женщиной.

Но очень скоро его напугало другое: проклятие ведьмы не было пустым звуком. Тогда он не придал ему значения и очень долго не задумывался о том, что имела в виду Люне. Но когда он ничего не смог сделать с женой, хотя и очень хотел, то насторожился. Убрался из ее спальни, тем более что Лин сначала шипела, а потом уже голосила так, что грозила всех "волков" во дворце собрать к себе в спальню. Он уговаривал себя, что виной тому усталость, скандалы, тревога за собственное будущее. Но когда у него ничего не получилось и с фрейлиной, и с горничной, Герард занервничал всерьез. Он знал, чем это грозило. Если принцесса заявит, что Герард ни разу не посетил ее спальню в течение года, а доктора докажут, что и не в состоянии был посетить, развод неминуем. Все, ради чего он перенес столько унижений, пойдет прахом. Но он не потеряет то, чего добился. Ни за что не потеряет!

Тогда он пошел к священнику. Сорот не доверял ему, поэтому всех подробностей не рассказал, но попросил снять заклятие. Тот провел какой-то обряд, но совершенно бесполезно. Герард кидался к любому, кто мог хоть немного в этом разбираться — от доктора до деревенского знахаря. Он ведьмака нашел, но все было напрасно. И самое отвратительное — он хотел женщин по-прежнему, но ничего не мог. Это заставляло лезть на стену. Цохар в Биргере был очень сильным священником, но Ройне, возвращаясь в Кашшафу, чтобы вернуть себе поместье и спасти наследника, забрал его с собой в кандалах.

Теперь только один путь: он должен попасть в Кашшафу. Только все будет не так, как предсказала ведьма. Он не приползет на коленях. Это она еще будет ползать у него в ногах.

Предвкушение мести взбодрило Сорота. Он не торопясь оделся, долго стоял перед зеркалом, приводя в порядок волосы. Наконец остался доволен собой. Он все решил еще вчера. На второе абрила было назначено генеральное сражение. Полад тщательно к нему подготовился. Отец не скрывал, что сейчас армией командовал не он, — герцог Баит превратился в такого же болванчика, как и королева. Он всего лишь стоял впереди, так, чтобы никто не заметил за его широкой грудью телохранителя королевы. Но лорд не мог не признать, что Полад — прекрасный стратег. Силы у двух армий были примерно равны. После того как кашшафцы все-таки получили долгожданный обоз с провиантом, оружием и камнями Зары, они стали побеждать. Но смерть мага и амулет принца свели на нет их преимущество. Так что силы равны. Если бы Герард смог добыть этот меч — тогда все бы прошло еще лучше. Но недавно выяснилось, что если амулет украсть, он теряет силу, рассыпается и снова оказывается в руках принца. Древние летописи, которые умудрились раскопать священники, сообщают, что только если принц добровольно отдаст меч, он не потеряет силы. Так что придется идти без него.

А что толку в Ллойде сейчас? Он окончательно свихнулся после смерти его горничной. Тут целый военный совет собирался, чтобы определить, в каком звании принц должен воевать. Вроде как простой солдат — смешно, а дать звание — он не может командовать людьми, потому что с возвращения, так и не промолвил ни слова. В конце концов сделали его полковником, но звание это будет номинальное — его обязанности будет исполнять Шрам, которого еще раз повысили в звании. Все довольны. Принц, кажется, не понял, из-за чего был сыр-бор. Етварт пытался удержать рядом с ним амазонку, надеясь, что она приведет его в чувство, но эта мерзавка не продержалась долго, быстро слиняла к своим, бросив полковнику Шраму, что мертвого не воскресишь. Мертвый был принц или нет, но надо отдать ему должное: в тех стычках, что он участвовал, он проявил себя неплохо. И если бы он умел хоть немного ладить с людьми...

Сорот скрипнул зубами. Если бы не ведьминское проклятие, он бы за этот год обязательно нашел доказательства того, что принц не имеет никакого отношения к покойному королю Ллойду. А там и до смещения королевы совсем немного. А теперь все заново!

За окном пропел петух. Пора.

Последние несколько месяцев Полад почти не спал. Не потому, что не было времени, хотя и это тоже. Но если появлялся часок-другой, он не мог уснуть. Погружался в полудрему, а сознание как будто бодрствовало, прокручивало варианты битвы, стратегию, тактику... Он прощупывал офицеров: кого поставить на какой участок. Он снова думал о сыне. Справится Ялмари с потерей? Эолин еще не видела его после возвращения, как бы опять у нее истерика не случилась. Он пока не говорил с ним. Позволил самому пережить боль. Да и некогда было нянчиться с ним. Вот когда закончится война... Переживал за дочь. Письмо ли Кеворка тому причиной, или несчастье изменило ее, но она смогла дать отпор муженьку, а значит, есть надежда, что все в конце концов сложится не так плохо. Главное, закончить эту войну. Все ресурсы исчерпаны. Если страна начнет голодать...

Тештер войну проиграл, хотя его путешествие в Кашшафу не было совсем бесполезным. Он отвлек на себя войска Ройне. Войска графа Ветонима, вернувшись домой, быстро выгнали лейнцев. И если не смогли их полностью уничтожить, то потому, что лейнцы очень быстро убегали. Все их успехи в Кашшафе объяснялись лишь отсутствием защитников. Но как только они появились — королевская армия показала всю свою беспомощность. Стало понятно, почему они так долго не могут призвать к порядку герцога Пагиила. И непонятно, почему Пагиил до сих пор не захватил столицу, уж его солдаты хоть немного воевать умеют.

И снова телохранитель королевы прокручивал в голове план сражения. Все продумано. С ними амазонки и оборотни. Сам Эль-Элион на их стороне, раз принцу удалось справиться с магом, чтобы получить талисман. Но если не Он, то Эрвин точно с ними. Они должны победить во что бы то ни стало. Именно сейчас, именно здесь.

За окном проголосили петухи, а он так и пролежал всю ночь в вязкой полудреме. И когда закончится война, вряд ли что-то изменится. Будет тысяча других дел, надо будет восстанавливать сожженные деревни и разграбленные города. И для этого снова нужны будут деньги. Он занял уже везде, где мог, и расплачиваться они будут еще долго... Но сейчас только битва... Подготовка к ней велась очень скрытно, даже не все полковники о плане знали. Полностью он мог доверять только "волкам" да маршалу. Капитан Кеворк неплохо воевал. Даже когда его разжаловали в десятники, геройствовал, потому довольно быстро получил повышение в звании. Любого другого он казнил бы, не раздумывая, за неповиновение приказу. Но по поводу наглеца Рама чувствовал — живым он сделает больше, чем мертвым. Если так дело пойдет, скоро он снова станет полковником. Побольше бы таких офицеров...

В дверь поскреблись.

— Да? — тут же откликнулся он, сбрасывая с себя дрему.

— Господин Полад, к вам маршал Сорот, — доложили ему.

— Пусть войдет, — он быстро заправил рубаху в штаны и, стоя спиной к выходу зажег все подсвечники, какие были в комнате — а их было немало, как раз на случай таких визитов. В комнате должно быть светло, когда он принимает людей.

Полад повернулся к вошедшему. Тот стоял у двери, и впервые телохранитель увидел картинку к выражению "на нем не было лица".

— Садитесь, маршал, — Полад указал на стул, но герцог его как будто не услышал.

Он смотрел в пустоту, куда-то за плечо телохранителя, а потом отчеканил тихо, но твердо.

— Я пришел, чтобы вы меня арестовали. Я не могу командовать армией. Может быть, полковник Иммер...

— Не городите чушь, — оборвал его Полад. Он намеренно грубил — это должно привести в чувство аристократа, но на Чимина Сорота почему-то не подействовало.

— Дайте мне договорить, — тем же тоном продолжил он. — Четверть часа назад я узнал, что мой... — он запнулся и завершил еще тверже. — Что лорд Нево... — и снова пауза. — Принц Цереф-Шахар, — наконец он правильно назвал титул сына, — перебежал к кашшафцам. Он, кажется, планировал это давно. Не далее как вчера, он расспрашивал меня о генеральном сражении...

— И вы, конечно, все ему рассказали? — зло бросил Полад.

— Да, — герцог посмотрел на телохранителя. — Я готов понести любое наказание.

— Любое? — оскалился Полад. — Тогда поднимайте солдат. Мы выступаем сейчас же.

— Но, господин Полад...

— Все, что мы планировали, пошло к шерешу. Теперь у нас есть только одно преимущество — внезапность.

— Укрепления еще не закончены... — снова попытался возразить маршал.

— Да, не закончены. Вам, маршал, придется выиграть эту битву без укреплений.

— Мне кажется...

— Мне кажется, — чуть громче прервал его телохранитель, — вы уже должны собирать офицеров. И я вас не разжалую и не арестую. Это было бы слишком просто в данной ситуации. Вы либо выиграете эту битву, либо погибнете в ней маршалом. Другого выбора у вас нет, — он застегивал кожаный жилет.

Губы герцога Баита едва дрогнули в улыбке.

— У меня просьба. Последняя. О том, что сделал Герард, никто не знает, кроме меня и вас. Пусть его считают погибшим. А я напишу завещание, в котором передам все владения внуку или внучке.

Полад застегнул ремень с ножнами, а потом обратился к маршалу.

— Я выполню вашу просьбу, если вы победите. В противном случае, страна будет знать, из-за кого мы потерпели поражение.

— Да, господин Полад.

4 абрила, Западный Энгарн

Тештер передал короля Айдамиркана из рук в руки графу Щиллему, а сам направился прямиком в Энгарн. Он должен был увидеть это своими глазами.

Их военное приключение не было войной в прямом смысле этого слова. Они прогулялись по Кашшафе до Ветонима, сталкиваясь с довольно слабым сопротивлением гарнизонов крошечных замков — взять большие города они не пробовали. При этом король-мальчишка всячески хорохорился и грозно поводил очами со скакуна: мол, где здесь враги? Ужо я их!

Потом сбылись худшие предположения регента: зарядили дожди, и им пришлось на две недели задержаться в очередном захваченном замке. Король отчаянно скучал, тискал служанок и рычал на Тештера, побуждая его двигаться дальше. Когда же рычание не помогало — начинался скулеж, но регент отправился дальше, лишь когда убедился, что в ближайшее время дождя не предвидится.

Затем они с наскока захватили Ветоним. Вот тут они поживились. И Айдамиркан не против был задержаться здесь подольше. Сначала лаской, а затем шантажом добивался расположения леди Невены. Но хорошенькая бледная графиня, похожая на монашку, проявила необыкновенную стойкость. Регент пожалел ее и в свойственной ему грубоватой манере предложил королю довольствоваться служанками. Тештер был уверен: задержись они в Ветониме дольше, и Невена нашла бы способ отблагодарить спасителя. Но тут некстати вернулся ее муж. Прямо как в скабрезном анекдоте. Да не один, а с армией, почти не потрепанной в боях.

За время похода Тештер еще раз оценил своих людей и полностью в них разочаровался. Поэтому он быстренько повел их обратно к границе, опасаясь, как бы они не вернулись в Лейн вдвоем с королем, потеряв последние войска.

Они отступали не спеша, грабя попадавшиеся на пути селения. Их никто не преследовал — Денисолта Ройне граф Ветоним был серьезно болен и, по слухам, не мог держаться в седле. А потом он умер, чуть-чуть не дожив до тридцатилетия, и регент вообще расправил плечи, потому что армия теперь оказалась у брата госпожи Невены, а он тоже мальчишка, ровесник короля... И вот тут он просчитался. Улла Ири хоть и был мальчишкой, но умел слушать старших и хорошо разбирался в военачальниках. Уже через неделю после смерти старшего Ройне — еще тело прежнего хозяина Ветонима не остыло — он с войсками нагнал непрошенных гостей. И дальше уже лейнцы удирали со всех ног, загоняя лошадей и бросая награбленное имущество. Айдамиркан еще что-то возражал, но Тештер прекрасно знал, что в открытом бою они потерпят сокрушительное поражение.

Когда они снова добрались до Фаралы, он впервые за много лет вознес хвалу Эль-Элиону за то, что Ири не преследовал их в Лейне. Можно было перевести дух и подвести итог. Итак, он был прав. Ему не нужна даже самая лучшая наемная армия в Лейне. Она снова потребует расходов, и еще неизвестно, будут ли энгарнцы так же хорошо воевать за чужую страну, как воевали за свою. Ему нужен человек, похожий на Полада, который из имеющегося у него сброда создал бы хорошую армию, такую же, как "волки" Энгарна. И он знал человека, который на это способен.

Он прибыл в западный Энгарн на следующий день после разгрома кашшафской армии и очень пожалел, что не успел к самой битве. Как бы ему хотелось понять, как можно за один час перестроить весь план битвы, сражаться в предрассветных сумерках, с трудом отличая, где друг, где враг. А на утренней заре, когда кашшафцы уже были уверены в победе, они неожиданно наткнулись на укрепления, которые не смогли взять. И немногочисленные маги, швыряющиеся камнями Зары, им не помогли — оборотни быстро их уничтожили. Амазонки тоже постарались, хоть и немного их было — заманили кавалерию кашшафцев в лесок, а затем разгромили наголову.

Вдохновленный выслушанным рассказом, Тештер тут же отыскал принца. И тут его постигло жестокое разочарование: недавно овдовевший Ллойд не проявил никакого желания общаться с регентом. И, кажется, не понял, о чем с ним разговаривали. Солдаты были уверены, что он хоть и хороший парень, смелый и не гордый, но совершенно тронулся умом. Регент с этим согласился.

Наблюдать за торжеством победителей было, конечно, приятно, но следовало решать и свои проблемы. Он передал Поладу письмо с просьбой о немедленной встрече, и стал ожидать его в освобожденном Сальмане. Принца поместили в одном доме с регентом. Тештер несколько раз заглядывал к нему и всегда заставал одну и ту же картину: он сидел, уставившись в окно. Жутко было смотреть на такое.

Четверть часа назад стража уведомила Тештера, что карета Полада приближается к дому. Регент в ожидании его устроился в гостиной.

...Телохранитель королевы вошел в комнату стремительно, будто еще не остыл от погони за врагами.

— Наконец-то! — Девир поднялся. — Война почти закончена, надо обсудить наш договор, — сразу перешел он к делу, хотя заметил, что Полад слушает его вполуха. — Вы обещали мне армию, чтобы задавить герцога Пагиила.

— Помнится, вы собрались изменить условия договора, к нашей обоюдной выгоде, — вкрадчиво заметил Полад. Он стоял, а вот регент вновь удобно расположился в кресле. — Вы хотите вернуться к первоначальному договору?

— Конечно! — ухмыльнулся Тештер. — Вы принца давно видели? По-моему, он невменяем. По крайней мере на мои попытки поговорить с ним он не отреагировал. Посему считаю, что для Лейна он совершенно бесполезен.

— Я сам поговорю с ним, — Полад так же стремительно направился к выходу.

— Поговорите, поговорите, — иронично заметил Тештер. — Я тут подожду. А потом еще раз обсудим наш договор.

Полад не спрашивал, где находится принц. Он сам приказал сыну оставаться здесь и легко нашел его по запаху. Он чуть сдержал порыв возле нужной двери и уже не ворвался, как в гостиную, а степенно вошел. Ялмари на мгновение повернулся и снова уставился в окно. Полад осторожно прикрыл дверь. Подошел к сыну, склонился над ним.

— Почти месяц прошел, — произнес он. — Так и будешь играть в молчанку? — принц словно не услышал. Телохранитель вернулся к двери, взял стул, поставил рядом с Ялмари, но садиться не стал, снова наклонился. — Я не могу представить, что ты сейчас чувствуешь. Я не знаю, как бы я пережил такое. Но ты нужен нам. Слышишь? Нужен нам всем. Ты должен вернуться, — принц не ответил. Полад снова прошелся по комнате, снова вернулся к сыну, достал из-за пазухи плоскую золотую коробочку, а оттуда — свернутый вчетверо листок. — Это ее письмо, — объяснил Полад. — Ты уж меня прости, но я его прочел. Не знаю, поможет ли... Поэтому не сразу отдал. В общем, прочти. Прочтешь? — принц молчал. — Хорошо, тогда я прочту его вслух, — он развернул листок, исписанный аккуратным девичьим почерком, и с трудом произнес. — "Ялмари, не бойся, я жива..."

Принц так быстро вырвал письмо, скомкав его в руках, что Полад едва успел выпустить листок, чтобы он не порвался. Ялмари тяжело дышал, глаза его расширились. Отец положил ему ладонь на плечо.

— Ты поплачь, — предложил он. — И почитай. Я пока выйду. Но через четверть часа вернусь. Понял? — так и не дождавшись ни слова, он хлопнул его по плечу и вышел.

Время словно остановилось, он нервно ходил по галерее. За дверью кабинета было душераздирающе тихо. Несколько раз он порывался заглянуть туда, но сдерживал себя: обещал четверть часа, значит, обещал.

Эти посмертные письма! Никогда не знаешь, чего от них ожидать. Он казнил себя за то, что передал письмо Кеворка принцессе. Если бы не оно, может, Лин не вышла бы замуж за этого мерзавца Сорота. Хорошо, что так все обернулось: Герард сбежал. Среди солдат бродили слухи о перебежчике, но кто это — было неизвестно. Сорот считался геройски погибшим в последней битве. Лин надела белое платье в знак траура. Теперь во дворце было две ледяных женщины. Многовато. Он не скрывал от дочери правду, она знала, что на самом деле ее муж жив, поэтому она будет одна, если только они не найдут и действительно не убьют лорда. Но эта сволочь может запросто устроить им большой сюрприз и надо быть во всеоружии.

Именно поэтому письмо Илкер, которое ему передал дворецкий Ецион-Гавера (ее высочество просила передать принцу или Поладу в случае ее смерти), он отдавать не желал. Не верил, что поможет. Но когда за целый месяц принц не произнес ни слова, осталось последнее средство.

Когда он вернулся в кабинет, Ялмари все еще читал письмо, но лицо его стало другим, исчезло каменное безразличие.

— Дай коробку, в которой ты держал письмо, — тут же попросил он отца.

Полад еле заметно выдохнул и подал золотую шкатулку. Ялмари аккуратно сложил письмо, и сунул коробку за пазуху.

— Чего хочет Тештер? — спросил он спокойно. — Он со мной заговаривал несколько раз, но все вокруг да около.

— Вместо армии Энгарна он хочет получить тебя. Чтобы ты создал ему такую же армию, какую создал я. Нам такое изменение договора очень выгодно. Справишься?

— Если захочу — справлюсь. Пойдем к нему.

Полад шел следом за принцем и досадовал на себя. Все-таки эта девочка знала сына лучше, чем он сам. Надо было раньше отдать письмо, чтобы прекратить этот кошмар. Сейчас он казался почти прежним. Но это "почти" можно было простить, учитывая, что случилось.

Они вошли в гостиную, где Тештер смаковал вино, переместившись на диван, — в кресле ему было тесновато. На этот раз он не поднялся. Ялмари, кивком поприветствовал регента.

— Что вы хотели предложить?

Тештер едва не пролил вино и все-таки дернулся встать.

— Шереш меня раздери, — пробормотал он, вновь откидываясь на спинку дивана. — Полад, вы волшебник. Ваше высочество, присядьте в кресло, и мы обсудим детали договора.

Ялмари устроился напротив регента. Холодный и уверенный. Полад остался за его спиной.

— Энгарну не выгодно вступать в новую войну, — тут же выложил Тештер. — Война требует затрат, а у вас и так их было немало. Учитывая, что грабить Лейн, даже восточный, я не позволю, поживиться особенно будет нечем. Я, конечно, возьму на себя часть расходов, но не все, потому что мы тоже потерпели убытки в этой войне, выступив союзниками. Мое предложение. Вы, принц, возьмете самых надежных людей и сделаете в Лейне то, что сделал ваш... хм... телохранитель в Энгарне. Пагиил тоже потерпел поражение в войне, так что справиться с ним будет легче. Как вам такой вариант?

— Кому я буду подчиняться? Какие полномочия у меня будут?

— Мне нравится ваша хватка, — восхитился Тештер. — Я предлагаю вам либо стать Первым маршалом Лейна, — Ялмари скривился, — либо, учитывая, что вы полностью лишены амбиций, телохранителем его величества короля Айдамиркана. А подчиняться вы будете, соответственно, мне и после совершеннолетия...

— Я не хочу защищать Айдамиркана и тем более ему подчиняться. Он мне неприятен, — отрезал принц.

— Вы очень прямолинейны, — хмыкнул Тештер.

— Я предлагаю, во-первых, чтобы в Лейне никто не знал меня, как принца Энгарна, — Тештер согласился. — Во-вторых, я готов сотрудничать исключительно с вами и хочу выговорить разрешение покинуть Лейн, как только верная вам армия будет создана, а восточный Лейн вернется королю, — снова одобрение регента. — В-третьих, на должность Первого маршала изберите кого вам угодно. Мне важно, чтобы этот человек не вмешивался в мои действия.

Тештер потер подбородок.

— Какую должность в таком случае будете занимать вы?

— Придумайте что-нибудь, — пожал плечами Ялмари.

— Может, глава королевской гвардии? — предложил он.

Губы принца дрогнули.

— Хорошо, что на этот раз вы не употребили слово "телохранитель", — заметил он. — И все же я предпочел бы стать главой вашей личной гвардии. У вас ведь есть охрана? Вашим телохранителем стать не предлагаю. Забавная была бы должность. И нахальная. Телохранитель неуязвимого регента должен быть еще более... неуязвим. Но я готов создать армию, которая будет подчиняться непосредственно вам и выполнять только ваши указания.

Несколько мгновений Тештер испытующе смотрел на Ялмари.

— Мне нравится ваша настойчивость, — тон был такой, будто она ему вовсе не нравилась. — Надеюсь, мы с вами... подружимся.

— Уверен, что вас мне будет понять легче, чем Айдамиркана. Скажу откровенно, если с ним что-то случится, я не очень расстроюсь.

— Ну... — развеселился регент. — Дайте ему шанс. Пусть хоть наследника заведет сначала.

— Пусть заведет, — очень серьезно разрешил Ялмари.

— Значит, мы обо всем договорились? Когда можно вас ждать?

— Я выеду в Лейн вместе с вами.

— Еще один вопрос. Ваш... ээээ... меч... будет с вами?

— Безусловно.

— Благодарю. Вы меня успокоили. В таком случае не буду отнимать ваше время.

Ялмари собрался уходить. Регент тоже встал. Когда принц и Полад уже покидали гостиную, Тештер остановил телохранителя:

— Господин Полад, вы уделите мне еще немного внимания?

Принц тут же повернулся к нему:

— Хотите договориться, чтобы в случае, если я не справлюсь, вам все же дали армию Энгарна? Мы составим еще один договор, чтобы вы были спокойны.

На этот раз регент опешил.

— Вы удивительно проницательны, — промямлил он. — Вижу, мои предосторожности излишни. И все же они не помешают. Еще раз благодарю, ваше высочество.

Ялмари только небрежно повел плечом.

Эпилог

30 мариса, западный Энгарн

Шела напрасно волновался. С того дня, когда он упал в обморок прямо в разведке, ничего подобного не повторялось. Ни видений, ни "переселения" в ястреба. Птица по-прежнему летала рядом, но он вновь стал совершенно нормальным человеком. И от этого стало мирно и как-то... пусто.

Теперь он следил за ястребом с сожалением. Словно еще недавно у него был шанс вернуть себе прошлую жизнь. Пусть не полностью, но хоть кусочками, осколками воспоминаний, а теперь этот шанс упущен. И что будет в таком случае после войны? "Дай Бог, чтобы она продлилась подольше", — с ожесточением размышлял он. Тут же одернул себя. Всегда есть выход. После войны он попробует стать "волком". Да и жалование им платили. После такой разрухи сильные руки будут нужны везде: и в деревне, и в городе. Так что... Всегда можно в очередной раз начать новую жизнь.

Новый год прошел незаметно. Разве что чуть больше граппы выпили, но все знали: настоящий праздник будет, когда они победят, а пока приходилось все так же скакать по лесам, изредка щипая кашшафцев.

Все изменилось очень быстро. Шела не видел принца, но солдаты рассказывали о нем со смесью восхищения и жалости. Он был сумасшедшим, но он действительно помогал победить. Он справлялся там, где не выдерживали другие люди, и даже оборотням иногда приходилось отступать.

А через два дня предстояло генеральное сражение. Они не будут бегать, а встретятся с врагами лицом к лицу. И они должны победить.

В эти последние два дня солдат охватило возбуждение, которое все тщательно скрывали. Повезло тем, кого отправили строить хитрые укрепления. Они могли хоть там избавиться от напряжения, а им приходилось еще раз осматривать сапоги, латать дыры в рубахах, точить мечи — этого было слишком мало.

Небо уже было по-весеннему безоблачным. Днем грело солнце, трава уже зеленела повсюду, и деревья готовились вот-вот выпустить листья. А вчера Зефан в восторге рассказывал, что расцвела вишня. Это был какой-то очень добрый знак. Они не могут проиграть.

Ночью Шела долго любовался звездным небом, отыскивая знакомые созвездия. Он понятия не имел, откуда знал их, но легко угадывал и Графиню, и Охотника. Больше всего ему нравился Орел. Наверно, потому, что он был похож на ястреба. Где сейчас его спутник?

Рядом раздалось хлопанье крыльев. Шела всмотрелся в растущие неподалеку деревья. Смутно различил птичий силуэт на одной из нижних веток. Неужели есть между ними какая-то связь? Ведь как будто мысли его услышал и прилетел ближе.

Он еще немного полежал, а потом пошел к ястребу. Тот не сделал попытки улететь, хотя других солдат чурался. Они стояли в темноте, освещаемой слабым светом костра, друг напротив друга, птица и человек.

"Ему нельзя смотреть в глаза, — напомнил Шела себе. — Верная смерть. Для человека..."

И глянул прямо в черные бусинки.

...Он падал в бездну, так что ветер свистел в ушах. Темно-синие скалы проносились мимо так быстро, что почти превратились в мутные полосы. Это падение убило бы человека. Он бы разбился о землю. Но эйману оно повредить не могло. Он расправил крылья, поймал поток воздуха и стал парить. А в голове кружился калейдоскоп картинок. Все, что с ним произошло за всю жизнь: птичью и человечью. Эти воспоминания окрашивались в разные цвета: красный, желтый, черный, зеленый... В зависимости от того, что он чувствовал тогда. Шела наполнялся этими воспоминаниями, как бочонок вином. Они теснили грудь, заставляя то смеяться, то плакать...

Когда он снова смог видеть, все изменилось. Он видел этот мир глазами птицы и человека. Глаза птицы были более зоркими. Он засмеялся, тут же всхлипнул. Грудь горела огнем, и он быстро вернулся к костру, чтобы убедиться, что точно знает причину этого.

В бликах огня он разглядел темно-синие линии на коже: ястреб сидит на ветке дерева. И тут же татуировка изменилась: птица расправила крылья и устремилась в небо. Шела быстро натянул рубаху снова. Люди не должны этого заметить.

Он снова сел к костру. И что теперь делать? Повернуться и уйти домой? За день до битвы? Бросить солдат, которые уже столько раз спасали ему жизнь, вытаскивая из-под носа у врагов? Нет, он останется. До конца войны он будет здесь. Но это не повод мучить родителей и братьев. И Трис. Вот уж кто наверняка страдает больше всех, особенно после того, как она стала служанкой, чтобы вернуть ему память, но так ничего и не добилась. Как бы он хотел увидеть ее сейчас! И он увидит. Пусть через ястреба, но увидит.

Где взять бумагу и перо? Кажется, проще всего отыскать это у священника. Не полковника же будить с таким вопросом.

Через полчаса он привязывал к ножке ястреба письмо жене. Трис расскажет обо всем остальным, но сейчас важно утешить ее, попросить прощения. Пусть она снова улыбнется. Хотя она и плакать будет обязательно. Но это неважно, это от счастья.

Ястреб взмыл в посеревшее перед рассветом небо, и тут же все вокруг зашевелилось, запели трубы, капитан отдавал приказы.

Шела разбудил Зефана:

— Вставай, проспишь нашу победу! — засмеялся он.

— А ты, неугомонный, и не ложился, поди, — буркнул десятник.

— Не ложился, — покаялся он. — Но это неважно. Все будет хорошо. Отлично все будет! — заверил он.

— Что-то ты за одну ночь переменился, — подозрительно заявил Зефан, протирая глаза. — И какая победа? Вроде завтра же битва.

— Сегодня, друг, сегодня! — заверил Шела. — И мы обязательно победим! Обязательно!

Шавр — мера длины примерно равная 40 км.

Гера — мера веса, примерно равная трем граммам.

Камни Зары — особые камни, которые священники могут поджигать, швыряя в противника. Названы в честь святого Зары, который первый их применил.

Минеола — цитрусовый плод, напоминающий мандарин с легким привкусом горечи. Шкурка имеет стойкий приятный запах, поэтому используется для приготовления воды для умывания, духов и ароматных кремов.

Чаккув — игра схожая с шахматами, представляющая собой аллегорию придворных интриг. Королю и его фаворитам, среди которых выделялся маг, противостоял герцог, графы и другой маг. Фигурки противников из золота и серебра почти не отличаются друг от друга: на определенных клетках можно сделать врага союзником, если перевернешь фигурку. Герцог стремится стать королем, король должен убить герцога. Сложные перестановки сил на доске с квадратными, круглыми, овальными и треугольными ячейками не всегда поддаются логике, потому что иногда вмешивается Судьба — фигурка, отлитая полностью из золота.

Ваана — святой, помогающий в торговле. Перевал назван так, потому что пользовались им в основном купцы.

В Кашшафе если нет законного наследника мужского пола, отцу наследует старший бастард.

Элий — символ церкви Хранителей Гошты: меч с широким лезвием, лежащий на металлическом круге, гарда меча напоминает голубя с распахнутыми крыльями — хвост голубя лежит на лезвии, а голова устремляется в небо, крылья обнимают круг.

Служка — низший ранг служителей церкви. Обычно занимаются уборкой помещений и двора. Священники с иронией относятся к тому, что служки часто с удовольствием разговаривают с прихожанами, готовы ответить на любой вопрос и имеют собственное мнение по самым сложным богословским вопросам.

Рота драконов — тяжеловооруженные рыцари в любой армии Гошты.

Рота барсов — всадники, которые сражаются и пешими, и конными, вооружены легко, почти без доспехов (в любой армии Гошты).

Бен-Гевер — защитник невиновных на суде, ему молятся, чтобы восстановить справедливость.

Отряд — воинское подразделение из ста человек, возглавляемое капитаном.

Рефаил — святой, считающийся защитником на войне, его орден — высшая награда в Энгарне. Он представляет собой миниатюрный золотой меч, лезвие которого украшено бриллиантами и рубинами (символ пролитой крови), а рукоять — изумрудами — символ победившей жизни.

Частица "ми" говорит о том, что у аристократа нет поместья, только титул.

Нефтоах — самая большая река Энгарна, примерно делящая страну пополам, на Восточный и Западный Энгарн.

Заваан — порошок, оказывающий бодрящее действие, проясняющий сознание. При частом употреблении истощает организм, при передозировке вызывает инсульт.

Чишмерай — святой церкви Хранителей Гошты, прославившийся благотворительностью.

В большинстве стран на Гоште Новый год отмечается 15 мариса, в день когда зима уходит бесповоротно и после которого идут только теплые дожди.

233