— Почему я впервые вижу вас только сегодня? — спросил Джим.
— Так уж сложилось, — улыбнулся г-н Пойнэммер. — Милорд Дитмар предпочитал встречаться со мной в моём кабинете или консультировался по видеосвязи. Всё это время я знал вас только заочно, но теперь, надеюсь, мы познакомимся ближе. Что я могу сказать о себе? В браке я не состою, и детей у меня пока нет. Друг... — Г-н Пойнэммер чуть улыбнулся, опустив ресницы, — друг есть, но мы придерживаемся свободных отношений и пока не спешим связывать себя священными узами брака. Я юрист широкого профиля, в правовой сфере работаю уже тридцать пять лет, и никто пока ещё не жаловался на качество моей работы. Можете спросить вашего отца, милорда Райвенна: я с ним тоже знаком и несколько раз оказывал ему правовые услуги. Полагаю, он остался доволен.
Вошли Илидор и Серино, следом за ними — Дейкин и Дарган, а потом Ианн и Джеммо. Г-н Пойнэммер встал и учтиво поклонился. Джим сказал:
— Дорогие мои, господин Пойнэммер имеет сообщить нам кое-что важное, а именно, волю милорда. Для этого я и попросил вас зайти. Располагайтесь, кому где удобно.
Серино сел в кресло у камина, Дарган пристроился на одном подлокотнике, Ианн — на втором, Дейкин взял стул г-на Пойнэммера, а Илидор и Джеммо остались стоять. Г-н Пойнэммер открыл свой чемоданчик и достал длинный конверт, опечатанный в три раза: лентой вдоль клапана, сверху — круглой, радужно переливающейся печатью и ещё одной лентой вокруг конверта. Вскрыв его, он огласил содержимое документа, находившегося внутри. Всё своё имущество лорд Дитмар распределил между наследниками следующим образом. БСльшая часть его состояния и родовой особняк отходили наследнику титула (вне зависимости от того, кто будет этим наследником), Джиму выделялось весьма приличное годовое содержание, а также Джим получал право на гонорары от издания его книг. Остальным детям и внукам были завещаны солидные суммы, но распоряжаться этими деньгами они могли не сразу, а лишь с момента вступления в брак. Илидору доставался персональный звездолёт, подарок покойного короля Дуннгана. Пользоваться им он мог уже сейчас. Также изрядная сумма была завещана на нужды Кайанчитумской медицинской академии, которую лорд Дитмар возглавлял в последние годы и о которой всегда заботился. Главным душеприказчиком становился Джим, а справиться с формально-правовой стороной дел ему должен был помочь г-н Пойнэммер.
— Это то, что касается имущества, — подытожил г-н Пойнэммер. — Но есть ещё один очень важный вопрос, а именно — кому достаётся титул. Согласно порядку наследования титулов, титул лорда наследует сын, являющийся на момент смерти носителя титула старшим, независимо от того, кем он произведён на свет, самим носителем или его спутником. Сын, по праву старшинства наследующий титул, может его принять лишь по достижении им двадцатипятилетнего возраста. Если на момент смерти носителя титула наследник ещё не достиг двадцати пяти лет, принятие им титула откладывается до достижения им этого возраста. Поскольку оба старших сына милорда Дитмара, Дитрикс и Даллен, на данный момент являются покойными, их мы не рассматриваем. Старшим из ваших сыновей, ваша светлость, — г-н Пойнэммер обернулся к Джиму, — является Илидор, но он не был усыновлён милордом и не носит его фамилии, а значит, не может наследовать титул. Следующим по старшинству идёт Серино. Хоть он и приходится милорду приёмным сыном, но он носит фамилию Дитмар и имеет право наследовать титул. Таким образом, новым лордом Дитмаром предстоит стать Серино по достижении им двадцати пяти лет, то есть, примерно через три года.
Все взглянули на Серино, который сидел в кресле с задумчиво-меланхоличным видом. Новость о том, что он становится лордом, его как будто не обрадовала.
— А я могу отказаться от титула в пользу кого-то другого? — спросил он вдруг.
Г-н Пойнэммер приподнял свои безупречно ровные чёрные брови.
— Отказаться? — переспросил он недоуменно.
— Да, могу ли я отказаться от права на наследование титула? — повторил Серино.
— Гм... — Г-н Пойнэммер озадаченно провёл ладонью по идеально гладкой голове. — Да, вы можете это сделать, но зачем?
Серино задумчиво помолчал, потом улыбнулся и сказал, взглянув на близнецов:
— Думаю, лорда из меня не выйдет. Кое-кто здесь больше подходит на эту роль.
— Серино, дорогой мой, для нас с милордом ты всегда был родным, — сказал Джим. — И если в соответствии с порядком ты должен унаследовать титул, так тому и быть.
— Согласно порядку наследования титулов, не имеет значения, является ли сын родным или приёмным, — поддержал г-н Пойнэммер. — Там нет такой оговорки. Вы старший, а значит, вам и наследовать титул.
Серино покачал головой.
— Я не чувствую призвания быть лордом, — сказал он. — И особого желания тоже. Ну, какой я лорд Дитмар? Посмотрите на меня. А теперь посмотрите на них. — Серино положил руку на колено Даргана, сидевшего на подлокотнике кресла. — Как вы думаете, кто больше похож на лорда Дитмара?
— Дело не в том, кто больше похож, — сказал г-н Пойнэммер. — А в том, кто имеет право на титул в соответствии с порядком наследования. Вы имеете на него абсолютно законное и приоритетное право. Впрочем, на ваш вопрос я отвечаю: да, вы можете отказаться от титула в пользу младшего брата. Господа Дейкин и Дарган одновременно унаследовать титул не могут, так как лордом Дитмаром должен называться лишь один человек, и в этом случае лордом станет тот из них, кто родился первым.
— Дейкин на пятнадцать минут старше, — сказал Джим.
— Ну, значит, ты и будешь лордом. — Серино легонько похлопал Дейкина по плечу.
— У вас ещё есть время подумать, — сказал г-н Пойнэммер. — Целых три года. Подумайте, взвесьте всё хорошенько. Титул — не та вещь, которой можно так легко разбрасываться.
Вдыхая аромат цветущего сада, Серино медленно шёл по дорожке, усыпанной снегом лепестков. В прохладной вечерней тишине стук его каблуков по плиткам раздавался негромко, но отчётливее, чем днём, посреди шелеста, стрекота и чириканья. Розово-жёлтый закат догорал, и в ещё прозрачных сумерках Серино взял яннановую ветку и зарылся в неё лицом, вдыхая сладкий запах. Он побродил по дорожкам и в задумчивости остановился у могилы Эгмемона, вокруг которой цвели кусты жёлто-розовой и белой ауримоны, посаженные Йорном позапрошлой весной. Они уже так разрослись, что образовали вокруг склепа цветущую ограду. Присев на траву и понюхав душистые гроздья, Серино посмотрел в чистое вечернее небо и проговорил, обращаясь не то к нему, не то к маленькому склепу в зарослях ауримоны:
— Меня хотят сделать лордом, старина... Вот такие дела. Не знаю, что мне делать. Хоть ты посоветуй!
Ответом ему была тишина и чуть слышный шелест. Серино растянулся на мягкой траве, глядя в темнеющее небо, разбросав ноги и руки. Как хорошо было в весеннем саду вечером! И какая мысль: если он всё-таки примет титул, этот сад будет его. Он закрыл глаза.
— Ваша светлость, миленький, что с вами? — раздался над ним негромкий встревоженный голос.
Серино открыл глаза. Над ним стоял Йорн с ведёрком в руке, в котором были инструменты: маленькая лопаточка, маленькие грабли, садовые ножницы, рыхлитель и ещё что-то. Серино приподнялся на локте.
— Для чего вы тут лежите? — спросил Йорн всё ещё обеспокоенно. — Вам плохо?
Серино сел.
— Нет, я в порядке. Просто захотелось полежать. Нельзя, что ли?
В ответ на его не очень-то любезные слова Йорн добродушно улыбнулся.
— Да нет, отчего же нельзя... Сад ваш — лежите, где вам заблагорассудится, мой хороший. Я просто подумал, что вам плохо.
— Да всё со мной в порядке, — буркнул Серино. — Я просто лежал... Думал. Что тебе нужно?
Йорн стащил свою неизменную синюю шапку с козырьком и виновато улыбнулся.
— Ничего, ваша светлость... Извините, что потревожил. Я пойду, не буду вам мешать.
Серино смотрел ему вслед. "Почему я с ним так разговариваю? — подумал он с досадой на себя. — Какое я имею право пренебрегать им? И почему, что бы я ему ни сказал, он всегда такой кроткий и ласковый? Такой безответный и добрый? Может быть, он просто глуп, как пробка?"
Вокруг склепа благоухала ауримона, посаженная руками Йорна. И весь сад был такой ухоженный и красивый благодаря его неустанным заботам, его каждодневному труду от рассвета до заката, вроде бы незаметному для всех, но поистине огромному: трудно себе представить, как можно ухаживать в одиночку за таким обширным садом, да ещё за оранжереей с экзотическими растениями! А Йорн справлялся один, без помощников, ни на что не жалуясь, и никто в доме не знал: быть может, ему трудно? Быть может, он смертельно устаёт?
Посидев ещё немного у склепа, Серино встал. Пульсирующий клубок мыслей и чувств у него внутри требовал выхода, требовал чьего-то внимания — живого, человеческого внимания, а не терпеливого молчания склепа, немого собеседника, с которым он пытался разговаривать. Своего приёмного отца Серино не решался беспокоить: тому сейчас было не до его метаний; перед Дейкином и Дарганом он чувствовал себя виноватым за то, что, сам того не желая, отнимал у них титул — у них, настоящих, кровных отпрысков лорда Дитмара. Лейлор был ещё мал, и единственным из братьев, способным его беспристрастно выслушать и понять, ему казался Илидор. Но всё внимание Илидора было сейчас поглощено отцом, и выходило, что до будущего лорда никому нет дела. Никому, кроме тихого, безответного и на первый взгляд простоватого парня в синей шапке на бритой голове.
Сумерки уже сгустились и стали тёмно-синими, когда Серино подошёл к домику садовника. Окошко уютно светилось: Йорн был у себя. Но Серино почему-то не решался стучаться и бродил вкруг, терзаемый муками совести за то, что опять нагрубил Йорну. И за что? За то, что тот о нём беспокоился. Вздыхая, Серино прислонился к стене домика. Дверь открылась, и вышел Йорн — без своей шапки и без рабочей куртки. Под рубашкой на его плечах бугрились большие мускулы, могучая шея изящно переходила в круглый, гладко выбритый затылок, а под кожей на руках — рукава Йорна были закатаны до локтя — проступали толстые шнуры жил. Он мог завязать узлом железный прут и, наверное, поднял и швырнул бы флаер, а что он мог бы сделать в гневе со своим врагом, и представить было страшно. Но этот здоровенный парень не испытывал гнева, врагов у него не было, а вместо швыряния флаеров и завязывания узлом железных прутов он кропотливо возился с цветами, деревьями и кустами. Стоило раз взглянуть в его чистые наивные глаза, чтобы понять, что главное его качество — доброта.
— Кто тут? — спросил он, оглядываясь по сторонам.
Серино не отозвался. Он уже жалел, что пришёл: вряд ли этот большой и добрый, но глуповатый парень сможет его понять. Надеясь, что в сумерках Йорн его не заметит, он молчал и не шевелился, но Йорн его всё-таки увидел и узнал.
— Это вы, ваша светлость? — удивился он. — Всё ещё гуляете?
Серино хотел сказать: "Да, я просто гуляю, а что — нельзя?" — но вместо этого вдруг пробормотал:
— Я... Я хотел тебе кое-что сказать.
— Я вас слушаю, мой хороший, — сказал Йорн.
— Я хотел извиниться, — проговорил Серино глухо. — Я разговаривал с тобой не очень... подобающим образом. Я грубый, высокомерный, возомнивший о себе чёрт знает что болван.
Серино сам не ожидал, что скажет такое. Йорн шагнул к нему.
— Ну что вы, ваша светлость... Что вы такое про себя говорите! Вы не такой... — И, улыбнувшись в сумерках, добавил: — Уж кому вас знать, как не мне!
И это было правдой, потому что этот недалёкий и наивный, но добрейший парень произвёл его на свет. Однажды по своей наивности и неопытности он кому-то отдался, и в результате этого появился Серино.
— Я ещё хотел... кое-что сказать, — пробормотал Серино, сам не зная, зачем он это говорит.
— Тогда, может, пройдёте ко мне? — предложил Йорн. — Чего тут-то стоять?
В домике у Йорна повсюду были горшки с цветами, украшая скромное жилище садовника и делая его уютным. На столе была расстелена плёнка, и на ней стоял маленький горшочек с крошечным растеньицем с тёмно-зелёными листьями, покрытыми светлым пушком, и тремя тёмно-красными шарообразными цветками. Рядом стоял пустой горшочек несколько большего размера и лежала горка земли.
— Я тут эвкиникус пересаживаю, — пояснил Йорн, как бы извиняясь. — Вы располагайтесь, где вам удобно.
— Да тут особо негде расположиться, — усмехнулся Серино. — Тут всюду горшки.
— Да, правда, — смущённо улыбнулся Йорн. — Сейчас я освобожу вам стул.
Он убрал со стула горшок с каким-то колючим красно-синим монстром и поставил его на пол, обмахнул сиденье своей садовой перчаткой.
— Вот, пожалуйста.
Серино сел. Йорн, надев перчатки, принялся за пересадку эвкиникуса. Вытряхнув его из горшочка себе в горсть, он проговорил ласково:
— Сейчас мы тебя пересадим в новый горшочек, мой маленький... Иди сюда, вот так...
Он аккуратно опустил растеньице с комом земли на корнях в новый горшочек, добавил земли из кучки, подсыпал из пакетика какого-то порошка, слегка утрамбовал землю и полил пересаженный цветок из зелёной леечки. Наблюдая за мягкими, ласковыми и уверенными движениями его могучих рук, возившихся с цветком-малюткой, Серино даже забыл, зачем пришёл.
— Вы, кажется, что-то хотели сказать, ваша светлость, — напомнил Йорн.
— Я не знаю, что мне делать, — вздохнул Серино.
— А что случилось, мой хороший? — спросил Йорн.
— Сегодня оглашали завещание милорда Дитмара, — рассказал Серино. — Согласно порядку наследования титула, лордом должен стать я, потому что я старший.
Он умолк и вздохнул. Зачем он сюда пришёл? Зачем всё это рассказывает? А главное — кому! Йорн тем временем спокойно убрал со стола плёнку, снял перчатки, переставил со второго стула два цветка и присел. На Серино взглянули его чистые добрые глаза.
— Так что ж в том плохого, ваша светлость? Я за вас очень рад.
— Я не был рождён лордом, — нехотя высказал Серино свою главную мысль, сомневаясь, что Йорну всё это понятно. — Если я приму титул, кровная линия лорда Дитмара прервётся. Лордом станет не его родной сын, а я — приёмыш. А Дейкин и Дарган... Они его родные сыновья, они-то и есть настоящие лорды, а я отнимаю у них то, что им должно принадлежать по праву рождения. То есть, лордом должен стать один из них — тот, кто родился первым. Это Дейкин.
— Что же поделать, если таков порядок? — сказал Йорн. — Не знаю, из-за чего вы печалитесь, мой родной. Ни у кого вы ничего не отнимаете, просто так уж вышло.
— Да пойми ты, я не лорд по рождению! — воскликнул Серино. — Как я могу принять титул вместо Дейкина, которому он должен принадлежать? Я даже не похож на милорда Дитмара, это бросается в глаза! Я похож...
Серино осёкся и умолк. Йорн грустно улыбнулся и договорил:
— На меня, вы хотите сказать?
Серино молчал, вцепившись себе в волосы. Йорн проговорил тихо:
— Вы не хотите стать лордом, у которого отец — садовник? Если вас это смущает, то не бойтесь: я не буду на каждом углу кричать, что я ваш родитель. Я хочу вам только счастья. Я всегда мечтал, чтобы вы стали большим человеком — не таким, как я. Каким-нибудь учёным, доктором... Что-то вроде того. Чтобы вас все знали и уважали. Чтобы вы жили в красивом доме и летали на дорогом флаере, чтобы у вас было много друзей — тоже больших людей. Конечно, я понимаю, что для больших людей важно происхождение, и я вовсе не настаиваю, чтобы вы называли меня отцом. Пусть ваш отец будет господин Джим, я совсем не возражаю. Так будет даже лучше. Всё, чего я хочу, — это чтобы вы были счастливы, чтобы у вас было всё, о чём вы мечтаете. Если вы станете лордом — прекрасно! Я буду вами гордиться и радоваться за вас. Такого я даже вообразить не мог.
