— Кстати, как у тебя со службой? — спросил отец, беря его руку и ласково сжимая. — Ты не намерен взять отпуск?
— Я уже в отпуске, — улыбнулся Эсгин. О том, что он уволился совсем, он почему-то пока не решился сказать.
— Ну и прекрасно, — сказал отец и поцеловал его.
Эсгин допил последний глоток асаля и, как в детстве, прильнул к отцу. Его уже начинало слегка знобить, а к ночи озноб обычно усиливался. Отец сказал дворецкому:
— Криар, будь добр, приготовь для Эсгина его комнату.
Тот поклонился с прямой, как доска, спиной.
— Будет сделано, господин Альмагир.
Когда Криар вышел, отец всмотрелся в лицо Эсгина проницательным родительским взглядом и спросил:
— Как у тебя дела, родной? Как ты себя чувствуешь?
— А как, по-твоему, я должен себя чувствовать? — вздохнул Эсгин. — Знобит, разумеется. Да ещё и погода у вас тут не радует...
— Да, что правда, то правда, — согласился отец. — Уже давно не было такого похолодания. Весна раскапризничалась, что и говорить! У вас в Кабердрайке, наверно, такого не бывает.
— Это точно, — ответил Эсгин. — Там всегда тепло. Я жутко замёрз, когда сюда приехал.
Это было чудесно — сидеть, прислонившись к плечу отца, и разговаривать с ним о погоде и тому подобных пустяках. Можно было зарыться лицом в его волосы и вдыхать их запах, родной и знакомый с детства, а можно было уютно устроиться у него под боком, ощущая тепло его сильной руки и позабыв обо всех невзгодах. Под крышей родного дома Эсгину ничто не могло угрожать, а время здесь как будто замерло в поре его счастливых детских лет. Он и не подозревал, что это так удивительно и прекрасно — просто приехать домой.
— А милорд Райвенн уже отдыхает? — спросил он.
— О нет, отнюдь, — засмеялся отец. — Он в своём кабинете, работает. Знаешь, с тех пор как он вышел на пенсию, он пристрастился к написанию исторических трудов. Сейчас он работает над историей рода Райвеннов — собирает и систематизирует все сведения. Эту идею ему подсказал Раданайт... Точнее, он попросил его написать историю их рода. Милорд взялся за дело с энтузиазмом, тем более что эту его работу должны опубликовать. Он трудится не покладая рук, со всем усердием, на которое он только способен, по целым дням не вылезает из архивов.
Очередной предвыборный ход, подумал Эсгин. Чтобы все знали историю славного королевского рода. Но сейчас ему не хотелось впускать в своё безмятежное домашнее счастье мысли о Раданайте, и он отмахнулся от них.
— Я не слишком отвлеку милорда, если поздороваюсь с ним? — подумал он вслух.
— Сказать по правде, ему не мешало бы отвлечься, — ответил отец. — Хотя бы ненадолго вынырнуть из-под толщи минувших веков и вернуться в настоящее. Пойдём к нему, он будет рад тебя видеть.
Если к отцу Эсгин питал огромную безотчётную нежность, то другого своего родителя, лорда Райвенна, он любил с оттенком глубокого почтения. Несмотря на начинающийся озноб, он сбросил плед, а также поправил волосы: он не мог позволить себе предстать перед лордом Райвенном в небрежном виде.
Отец постучал в дверь кабинета.
— Милорд, можно войти?
Из-за двери послышался ровный и приветливый голос:
— Да, мой милый, входи.
Лорд Райвенн сидел за столом, окружённый сразу тремя световыми экранами, заполненными убористым текстом; текст на среднем экране он писал сам, а с боковых только читал. Не отрываясь от работы, он спросил, не замечая Эсгина и обращаясь к отцу:
— Что ты хотел, любовь моя? Слушаю тебя.
— Милорд, отвлекитесь на минутку, — сказал отец с улыбкой. — Посмотрите, кто приехал.
Оторвав взгляд от экрана, лорд Райвенн увидел Эсгина и улыбнулся.
— А, дружок, это ты!
— Добрый вечер, милорд, — сказал Эсгин.
Лорд Райвенн встал из-за стола, протягивая Эсгину руки. Любя его всей душой, Эсгин всё же не смел держать себя с ним запросто, как с отцом: он не решался, например, броситься к нему на шею и стиснуть в объятиях. Убелённый сединами, прекрасный и полный величественного достоинства, лорд Райвенн вызывал в нём смешанное чувство благоговения и восхищения; под его проницательным, умным и строгим взглядом Эсгин робел и смущался. Бессознательно копируя манеру Раданайта, он подошёл и почтительно поцеловал руку своего родителя. Лорд Райвенн, ласково взяв его лицо в свои ладони, поцеловал его в лоб и в губы.
— Здравствуй, моя радость, здравствуй, — сказал он. — Я так увлёкся работой, что ничего не замечаю вокруг... Когда ты приехал?
— Только что, милорд, — ответил Эсгин. — Я взял отпуск по уходу за ребёнком.
— А Серино знает, что ты здесь? — живо спросил лорд Райвенн.
— Нет, я ещё не сообщил ему, — ответил Эсгин.
— Ну, так нужно ему поскорее сообщить, — сказал лорд Райвенн. — Если хочешь, можешь съездить к нему или пригласить его к нам. Впрочем, что я говорю? — добавил он с улыбкой. — Вы уже взрослые ребята и сами лучше нас знаете, что вам делать.
— Благодарю вас, милорд, но сейчас я бы лучше отдохнул, — сказал Эсгин, осмеливаясь запечатлеть на щеке лорда Райвенна трепетный и осторожный поцелуй.
— Ну да, ну да, разумеется, — охотно согласился тот. — Ты, я полагаю, устал с дороги, дитя моё. Серино может подождать и до завтра — главное, чтобы ты и малыш хорошо себя чувствовали, мой дорогой.
Эсгин почувствовал укол совести. Лорд Райвенн хоть и удивился, но легко поверил в то, что у них с Серино любовь, а потому без колебаний благословил их. С головой погружённый в исторические изыскания в области родословной и озабоченный ответственностью, которую он принял на себя, взявшись за такой фундаментальный труд, он, по-видимому, слегка потерял чувство реальности, стал рассеян и доверчив, а потому ему даже не пришло в голову заподозрить что-либо дурное. Мысль о том, чтобы рассказать ему правду о себе и Раданайте, Эсгин отмёл с содроганием: он не сомневался, что это разбило бы ему сердце. Нет, пусть лучше он останется в счастливом неведении, радуется скорому появлению на свет внука и без помех занимается своим историческим трудом, который, вне всяких сомнений, приносит ему удовольствие. С этим решением Эсгин снова приложился губами к руке своего родителя, а потом наблюдал, как лорд Райвенн с отцом обмениваются трогательным и целомудренным поцелуем.
— Не засиживайтесь допоздна, милорд, — сказал отец. — Если вы не выспитесь, у вас будет болеть голова. А я опять не дождусь вас и засну.
— Постараюсь закончить сегодня пораньше, любовь моя, — пообещал лорд Райвенн. — Мне бы хотелось, чтобы ты меня всё-таки дождался.
Эсгин, отвернувшись в сторону, улыбнулся: он знал, что его старики всё ещё жили как супруги, несмотря на свой почтенный возраст.
Приняв душ, он вошёл в свою комнату, в которой тоже всё осталось по-прежнему — как будто он вовсе и не уезжал в Кабердрайк. Приготовленная Криаром постель сияла белизной нетронутого снега, на краю была разложена пижама, а на тумбочке стоял стакан молока. Сказка с возвращением в детство продолжалась. Выпив молоко и переодевшись, Эсгин с наслаждением забрался в постель, вдыхая исходивший от белья аромат свежести. Не мешало бы укрыться вторым одеялом: он знал, что ночью его будет сильно знобить. Не успел он об этом подумать, как раздался тихий стук в дверь, и послышался голос Криара:
— Господин Эсгин, это я.
— Входи, Криар, — отозвался Эсгин.
Криар вошёл со свёрнутым одеялом под мышкой.
— Ты просто мысли читаешь, — улыбнулся Эсгин.
— Послужили бы дворецким с моё — тоже бы научились, — просто ответил тот, расправляя одеяло и укрывая им Эсгина. — Знобить ведь вас будет, мой милый, — вот вам второе одеяло.
Он заботливо подоткнул одеяло вокруг, взял одежду Эсгина и пустой стакан.
— Спасибо, Криар, — сказал Эсгин. — Ты чудо.
— Спокойной вам ночи, сударь, — улыбнулся дворецкий, выходя.
На Эсгина навалилась смертельная усталость, и, хотя у него было немало причин для бессонницы, этой ночью он всё же быстро и крепко заснул, и его даже не очень знобило. Наверно, на него так подействовала домашняя атмосфера — атмосфера спокойствия, уюта и тепла.
Когда он проснулся, сквозь занавески уже настойчиво пробивался солнечный свет: должно быть, уже пошёл десятый час. Эсгин ужаснулся: проспал на службу! С ним никогда такого не случалось, он был всегда дисциплинирован и пунктуален, не давая начальству повода к нему придраться. За десять секунд натянуть приготовленный с вечера костюм, привычными, доведёнными до автоматизма движениями убрать волосы и прыгнуть во флаер без завтрака — вот что он собирался сейчас сделать. Откинув одеяло, Эсгин сел, обвёл комнату взглядом и только тогда понял, что он дома — не в своей кабердрайкской квартире, а в родительском доме, и мчаться на работу ему не надо. Не надо впопыхах одеваться, причёсываться и с голодным жжением в животе лавировать в потоке уличного движения — какое облегчение он испытал, когда это до него дошло! Он снова плюхнулся в постель и натянул одеяло до ушей. Какое это было блаженство и какое счастье...
Так как никуда спешить было не нужно, Эсгин позволил себе поваляться в постели. Родители, ранние пташки, вероятно, уже позавтракали, а ему было позволено поспать подольше: доброта его стариков не знала границ. У Эсгина было ощущение, что сегодня выходной, хотя день был будний. Он застонал и лениво повернулся на другой бок, уткнувшись в прохладный угол подушки. К чёрту всё.
В дверь постучали, и Эсгин уже знал, что это Криар.
— Да, — отозвался он. — Войдите.
Дворецкий вкатил в комнату столик, на котором стоял стакан ярко-оранжевого сока и вазочка с каким-то салатом, а ещё какой-то маленький красный футлярчик. Эсгин терпеть не мог салаты и досадливо поморщился:
— Что это, Криар?
Дворецкий невозмутимо отозвался:
— Доброе утро, сударь. Это сок из рауйи и меллиса, а также салат из хефены. Всё это избавляет от тошноты, а также просто очень полезно.
Эсгин скривился:
— Я не хочу это.
— Ну же, сударь, будьте умницей, — терпеливо и ласково увещевал его Криар. — Скушайте салат и выпейте сок — это распоряжение господина Альмагира.
Эсгин приподнялся на локте и подвинулся к краю кровати, протянул руку и взял красный футлярчик — изящный, бархатный, с золотой каймой.
— А это что?
— Это тоже для вас, — ответил Криар. — Там у нас гости, сударь. Господин Джим с господином Серино. Господин Серино попросил передать для вас этот подарочек.
В футляре было кольцо с изящной розеткой из мелких голубых феонов. В самом деле, ведь они с Серино помолвлены. Эта мысль вдруг согрела Эсгина, как чашка асаля, и он подумал о Серино с теплотой и признательностью, а ещё его сердце защекотало новое чувство, которому он пока не мог дать названия. Примерив кольцо, Эсгин спросил:
— Давно они у нас?
— Они приехали что-то около получаса назад, — ответил Криар. — Милорд и господин Альмагир сейчас пьют с ними чай. Поскорее кушайте салат, пейте сок и спускайтесь в столовую, все только вас и ждут, сударь.
Эсгин решительно откинул одеяло и сел.
— Ладно, попробую съесть эту гадость.
Через пятнадцать минут, одетый, умытый и причёсанный, с кольцом на пальце, он вошёл в столовую и сразу встретился взглядом с Серино, а тот при его появлении поднялся на ноги. Чёрный строгий костюм с широким поясом изящно облегал его фигуру, сапоги подчёркивали красивую форму его ног, безупречный воротничок и плиссированные манжеты сахарно белели — Серино был при параде, трогательно взволнованный и по-новому причёсанный.
— Вот и твой избранник пожаловал, — сказал ему лорд Райвенн.
Джим, повернув в сторону Эсгина искусно причёсанную голову, улыбнулся. Эсгин всё бы отдал, чтобы научиться двигаться с таким же аристократичным достоинством и непринуждённым изяществом, так же грациозно поворачивать голову и так же лучезарно улыбаться, как это делал Джим. Приложив всё старание, он поклонился как можно непринуждённее, поздоровался и добавил особо, продемонстрировав кольцо на своём пальце:
— Привет, Серино. Спасибо за подарок, кольцо просто чудесное.
— Я рад, что тебе нравится, — ответил тот.
Он вдруг засмущался, что позабавило Эсгина и вызвало в нём неожиданный прилив нежности. Подойдя к нему, Эсгин поцеловал его в щёку и быстро, но ласково пожал ему пальцы — в присутствии родителей на большее выражение чувств он не решился.
Это была прекрасная семейная встреча — как в старые добрые времена, и Эсгина снова окутало уютное чувство безмятежности и беззаботного счастья. Правда, его чуть не испортил лорд Райвенн, заговорив о Раданайте, — о том, какой он выдающийся государственный деятель и талантливый правитель, как его отцовское сердце им гордится, а гражданские чувства удовлетворены. Никто не осмелился ничего возразить: и Джим, и отец уважительно выслушали хвалебную речь лорда Райвенна, произнесённую изысканным и возвышенным слогом — вероятно, сказывалась его длительная работа над историческими источниками. Серино скромно молчал, а под столом Эсгин почувствовал пожатие его руки. Джим спросил:
— Как продвигается твоя работа, отец?
Лорд Райвенн с удовольствием и обстоятельностью стал подробно описывать, как идёт его работа по написанию истории рода, и все снова слушали с почтительным вниманием. Эсгин тихонько шепнул Серино на ухо:
— Это надолго.
Однако Серино слушал с неподдельным интересом и даже задал пару вопросов. Лорд Райвенн был польщён и охотно ответил на его вопросы, а Серино заметил, что в роду Райвеннов было несколько философов — как заметных, так и не очень известных. Он продемонстрировал глубокие познания в этом вопросе, чем окончательно завоевал сердце лорда Райвенна, и они разговорились, а остальным пришлось только с уважением слушать. Этот разговор грозил затянуться, и Эсгин стал тихонько поглаживать под столом колено Серино. Результат не заставил себя ждать: Серино начал сбиваться с мысли, а потом и вовсе смущённо смолк. И весьма своевременно Джим заполнил неловкую паузу, сказав:
— Сегодня потеплело... Кажется, весна одумалась. Ребята, может быть, вы пойдёте, погуляете? Вам, наверно, хочется побыть вдвоём.
Серино вопросительно взглянул на Эсгина, тот улыбнулся. Лорд Райвенн поддержал:
— Да, это хорошая мысль. Ступайте, дети мои, подышите воздухом.
Эсгин испытывал необычное, щекочущее чувство, гуляя с Серино во внутреннем дворе. Рука Серино была тёплой, солнце ласково пригревало, цветочные клумбы пестрели, фонтан журчал, и ничто не могло нарушить эту идиллию.
— Ты хорошо подготовился по вопросу о философах в нашей семье, — сказал Эсгин. — Милорду Райвенну это было как бальзам на душу.
— Да, пришлось порыться в источниках, — улыбнулся Серино. — Сказать по правде, я жутко волновался. Как будто держал экзамен.
— Ты его блестяще выдержал, — похвалил Эсгин.
— Только под конец почему-то поплыл, — проговорил Серино.
В его взгляде проступило новое выражение, от которого у Эсгина побежали по спине мурашки и засосало под ложечкой.
— Наверно, переволновался, — сказал Эсгин еле слышно.
Пожатие руки Серино стало крепче, а его лицо приблизилось. Эсгин кожей чувствовал исходящие от него волнующие флюиды и сам заразился его возбуждением. Взглянув Серино в глаза, он вдруг разгадал загадку его благородства: Серино был влюблён. Это потрясло Эсгина почти до слёз, и его сердце замерло, не смея принять этот бесценный подарок. В порыве безотчётной нежности он поднял руку и коснулся щеки Серино, а через секунду с наслаждением раскрыл губы навстречу их первому поцелую. Ничего чище и слаще он не пробовал в своей жизни.
