Да, причина его поганого настроения, думаю, мне известна. Когда я от него уходила... От живого уходила, заметьте господин дознаватель! Так вот кода я уходила от Тага, пришел к нему некий Карапет. Он мелочь, рядовой функционер в профсоюзе рыбаков. Но как-то на днях Таг набрался в компании со своим донным корешем Клумом, и набрался так, что меня рядом с собой не заметил. Так вот, Клуму-то он и брякнул, что Карапет что-то пронюхал про городские денежные дела, и, якобы, у него есть доказательства, что Тагова ручка в городской казне пошарилась. Он пока, вроде, молчит, но за молчание денег просит. Вот Таг и просил Клума найти шантажиста и разобраться с ним. Да видимо, Карапет оказался умней Тага, раз жив остался.
Но главное, что я вам скажу, господин дознаватель — сейчас, когда мой муж умер, Карапету вроде как ничего уж не грозит. А найти его с того дня никто не может. Вот так вот, делайте выводы.
Записано со слов гражданки Фив Тилии Мелекан в день тринадцатый третьего месяца года 1544 П.П.
Меня зовут Айра Карапет, мне сорок два года, и я не убивал Тага Мелекана. Однако я более двух недель скрывался у своих друзей в порту номер двенадцать, так как узнал, что был последним, кто видел энамэра живым. Я не настолько глуп, чтобы не догадываться, что его смерть повесят на меня, особенно с учетом обстоятельств, при которых я у него побывал.
Да, я собирался шантажировать его. Это был мой шанс завязать с дном и вообще убраться из Фив, где мне ничего не светило. Вы, господин дознаватель, разве считаете, что мальчик на побегушках у профсоюзных воротил — это подходящее занятие для человека в моем возрасте? Да, я не сумел ничем отличиться и выбиться в верхушку, но это не значит, что и я не хочу жить хорошо. Поэтому, когда у меня появился шанс, я решил его использовать. Мне стало известно, что энамэр причастен к убийству профсоюзного лидера Джона Такера. Сообщаю, что сделано это было по указанию энамэра Мелекана двумя его подручными из числа придонных бандитов — Ником Зубодером и Гутой Рябым. Впрочем, вряд ли мои слова могли иметь какой-то вес против слов энамэра. Поэтому я украл из зиккурата книги с черным учетом, которые вели преданные Мелекану бухгалтера. Из них было хорошо видно, как глубоко он запустил руку в городскую казну, а также на что пошли эти деньги. Естественно, в настоящее время эти книги уже давно не в Фивах, а отправлены на Ницир с моим старым знакомым.
Я мог сразу передать их Ноблерату, но какая мне тогда бы была в этом выгода? И я пришел к Мелекану с предложением, от которого, на мой взгляд, он не мог отказаться. Я предложил ему выкупить у меня книги за приличную сумму, которую, даже если он ей и не располагал, его подручные быстро могли вытрясти из членов совета. А уж на состояние их кошелька мне всегда было глубоко плевать.
Скажу сразу — ничего у меня не вышло, только страху натерпелся. Когда я пришел к Мелекану, он был вне себя. Стоило мне заикнуться про украденные книги, как он схватил лежащий на столе пистолет и нажал на спусковой крючок. К счастью для меня, орудие дало осечку. Тогда Мелекана принялся орать и угрожать мне, и в конце-концов швырнул в меня одну из своих древних книг. И попади она в цель, господин следователь, то трупов в его кабинете было бы уже не один, а два, ибо эти фолианты необычайно увесисты.
Увернувшись от книги, я попытался воззвать к его разуму, однако Мелекан не стал меня слушать, а снова заорал, чтобы я проваливал, потому что это и так худший день в его жизни и один паршивый шантажист уже ничего не изменит. А заодно добавил, куда мне следует засунуть украденные учетные книги, только уж извините, а повторять этого я не буду.
Больше мне сказать нечего, и потому я прошу лишь проявить ко мне снисхождение, ибо я даже пальцем не Тага Мелекана и покинул его, оставив живым и здоровым.
Записано со слов гражданина Фив Айры Карапета в день двадцать второй третьего месяца года 1544 П.П.
Меня зовут Николас Джанба, мне пятьдесят два года, и я занимаюсь скупкой. Того и этого, всего по мелочи. Перед вами же, господин дознаватель, сознаюсь, что иногда мне приходится приобретать и вещи, явно полученные не вполне законным путем, однако, надеюсь, в силу важности того, что я имею вам сообщить, великодушные господа нобили простят мне мои небольшие прегрешения.
А сообщить я имею вот что. В день двадцать восьмой второго месяца сего года ко мне обратился человек, предложивший купить у него отлично сохранившийся пороховой пистолет "берета" допотопных времен. Пистолет я принял, выплатив посетителю небольшую сумму, а через некоторое время собирался переправить его в Северные Воды своему приятелю, который занимается подобными вещами. Думал приличный навар получить, ибо штука эта оказалась достаточно редкая. А третьего дня от своего приятеля, что служит в городской страже, я узнал, что наш энамэр был застрелен и его личное оружие пропало. И что пропал именно пистолет "берета", такой же, как я должен был отправить в Северные Воды. И когда я вспомнил, кто мне его продал, то понял, что должен немедленно обратиться к вам, господин дознаватель.
Теперь я передаю вам оружие и готов сообщить имя того, кто мне его продал.
Это был Исса Бруни, бывший писец господина Мелекана.
Записано со слов гражданина Фив Николаса Джанба в день двадцать третий третьего месяца года 1544 П.П.
Как меня зовут, вы уже знаете, да и чем я занимаюсь, уже неважно. Я виноват, господин дознаватель, но только не в смерти Тага Мелекана. Да, я имел глупость украсть пистолет и продать его старьевщику Джанбе, однако клянусь, что к смерти Мелекана я не причастен. После ухода Карапета мне показалось, что в кабинете господина Мелекана раздался грохот, а я стоял прямо за дверью...
Ну, на самом деле, я давно уже проделал незаметную дырку в двери и часто подслушивал его разговоры. А разговор с Карапетом я подслушивал, потому как боялся, что он боялся, что он может рассказать про меня и Тилию, ведь это ко мне она собиралась уходить от мужа. И Карапет мог об этом знать, он всюду свой нос совал. К тому же, он выслуживался перед энамэром и готов был на все, только бы подняться со дна.
Услышав шум, я на мгновение заглянул в кабинет. Господин Мелекан был уже мертв. Я понимаю, какую совершил глупость. Мне ведь надо было оставить все, как есть, а я схватился за этот пистолет, он на полу валялся. Судя по тому, что на столе были разложены тряпки и масло, господин Мелекан чистил оружие и, будучи в нервном состоянии, выстрелил сам в себя по неосторожности. Его об этом неоднократно предупреждали, но разве он кого слушал, как в энамэрское кресло сел?
Пистолет же я украл, чтобы получить хоть немного денег и не висеть на шее у Тилии. Да я понимаю, кончено, глупей ничего сделать нельзя было, но, похоже, соображалка у меня в тот момент совсем отключилась.
Больше мне сказать нечего, и я рассчитываю лишь на милость господина дознавателя и мудрость Ноблерата.
Записано со слов гражданина Фив Иссы Бруни в день двадцать третий третьего месяца года 1544 П.П.
Сим я, Эло Белетцери, старший дознаватель Ноблерата Индики, в день двадцать седьмой третьего месяца года 1244 П.П. оповещаю, что расследование по факту гибели энамэра ковчега Фивы Тага Мелекана завершено.
В ходе расследования были вскрыты множественные факты нарушения Тагом Мелеканом баланса вверенного ему города, в дальнейшем способные ввергнуть ковчег в хаос. Однако, в виду преждевременной смерти виновного и деятельного раскаяния членов городского совета, вовлеченных под давлением в дела его, угроза миновала. Представителю Ноблерата в моем лице надлежит лишь указать городскому совету на выявленные проблемы для их скорейшей ликвидации. По возвращении на Ницир о случившемся будет доложено Ноблерату, члены которого, несомненно, найдут целесообразным направить в Фивы специальную комиссию, под присмотром которой будет происходить назначение нового энамэра и ликвидация последствий правления старого.
Что же касается событий, повлекших гибель самого Тага Мелекана, то по совокупности показаний я пришел к выводу, что имел место несчастный случай, связанный с неосторожным и беспечным обращения энамэра Мелекана с личным огнестрельным оружием, и в событии этом я вижу направляющую руку Утнапишти. Ибо людям, таким несдержанным и заботящимся исключительно о собственных нуждах, каким был Таг Мелекан, не место у руля ковчегов.
В том, что касается неблагоразумных действий бывшего домашнего писца энамэра Иссы Бруни, я не склонен видеть в этом больше, чем было им рассказано. Ибо в поведении своем он продемонстрировал, что не способен на решительные поступки, а одно лишь на глупости. И, полагаю, теперь у вдовы Тага Мелекана, наконец появится ручная обезьянка, которая будет стойко терпеть ее буйный норов. Само по себе это уже подходящее наказание для идиота, из-за необдуманных действий которого следствие велось почти месяц и пошло по ложному следу, выискивая преступника в том событии, где имел место лишь случай. Однако, дабы не перекладывать правосудие на высшую волю, я приказываю всыпать ему десяток палок прилюдно, после чего отпустить на все четыре стороны.
Подписано лично старшим дознавателем Ноблерата Индики Эло Белетцери в день двадцать седьмой третьего месяца года 1544 П.П.
Прошу простить меня великодушно, господин дознаватель, что беспокою Вас этим письмом в дни, когда расследование смерти моего господина уже завершено и Вы вынесли свое высочайшее решение, утвержденное Ноблератом, да пребудет с ним благословение Утнапишти. Однако совесть моя не позволяет мне закрывать глаза на факты, открывшиеся уже после.
Разбирая бумаги покойного хозяина, я обнаружил полученное им в день смерти письмо, весьма загадочное для меня по содержанию. Также я припоминаю, что при передаче его тела для изучения нашим врачевателям, я обнаружил под его левой рукой скомканный шнурок черного цвета из необычайно плотного материала, который раньше мне видеть не приходилось. Тогда я не придал ему значения, предположив, что он мог использовать его для чистки оружия. Выражаю уверенность, что с учетом Вашей мудрости и опыта, обнаруженное мной позволит пролить свет на обстоятельства безвременного ухода моего хозяина из жизни.
Направляю найденное письмо с курьером Вам.
Подписано лично Эркеном Бланком в день тридцатый пятого месяца года 1544 П.П.
Приложение:
Дорогой господин Мелекан!
Путешествуя по ковчегам Земли, я много времени уделяю знакомствам с интересными людьми. Находясь последние полгода в разъездах между Северными Водами и Индикой, я слышал множество упоминаний о Вашем прекрасном и гостеприимном городе, а также о Вас, мудром и экономном правителе, несомненно, свято блюдущим завещанные нам предками принципы баланса. Также мне стало известно, что в свободное время Вы, как и я, увлекаетесь изучением исторических трудов и хроник, рассказывающих о цивилизации до Потопа. Несомненно, из этих умных книг вы почерпнули многое из того, что позволяет Вам успешно справляться со своими обязанностями. Также, не сомневаюсь, Вам известны воистину удивительные и странные для нашего времени обычаи, царившие в так называемых "странах", покрывавших сушу. Будучи большим поклонником древней истории, я выражаю надежду, что в самое ближайшее время Вы сможете лично принять меня и позволите мне насладиться беседой со столь ученым человеком.
А пока позвольте поделиться с Вами одним интересным обычаем, вычитанным мной в летописях древней "страны" под названием Китай. Насколько мне известно, древний Китай имел чрезвычайно развитую систему государственного управления, в которой даже самый мелкий чиновник работал с необычайной эффективностью. Достигалось это различными способами, в том числе и неусыпным надзором за тем, чтобы эти самые чиновники не злоупотребляли достигнутым положением в ущерб Императору и народу. Буде информация о таком нерадивом слуге доходила до императорского двора, прежде чем привлечь его к ответу, чиновнику направляли черный шелковый шнурок, намекая тем самым, что неблаговидные дела его стали известны государю и ему предлагается уйти из жизни самому, не дожидаясь возмездия от правосудия, которое в те времена никак не отличалось нынешней мягкостью.
Удивительно, не правда ли? Надеюсь, когда я прибуду в Фивы, Вы найдете время обсудить этот любопытный обычай со мной.
Искренне Ваш,
Пастырь Чилдерман.
005. Пробуждение
Когда ты лежишь на спине, уставившись в усыпанное крупными звездами небо, то кажется, что весь мир состоит только из него. Особенно если устроиться головой на запад, так, чтобы не было видно зарево тонущего в расплавленной бронзе океана солнца. И тогда, раскинув руки по скользкой и мокрой поверхности сторожевой площадки, можно представить себя летящим навстречу этим странным манящим огонькам.
Площадка качается на воде, мелкие волны плещутся о ее невысокие борта, и это единственный звук, который слышен тринадцатилетнему Энки, дежурящему на плантации нитянки.
Иногда его фантазия выстраивает из звезд странные фигуры, похожие на многохвостых и многолапых зверей. Иногда они не кажутся Энки ничем иным, кроме россыпи звезд. Все зависит от настроения. Сегодня у него удачная ночь — по дороге на работу ему удалось стянуть в доках кусок соленого кальмара, который он тут же настругал на упругие тонкие ломти, и сейчас гоняет один из них во рту. Поэтому и звезды у него сегодня складываются в фигуры одна причудливей другой...
— Энки, кончай бездельничать, — над головой у мальчишки появляется огненный шар, и Энки спускается с небес на воду.
Это появился его напарник Богги с удивительным электрическим фонарем в стеклянном шаре, который светит даже под водой. Магия исчезла, уступив место очередной бессонной ночи среди сотен колышущихся в такт волнам бамбуковых рам, между которыми развеваются космы водорослей-нитянок. Не сегодня-завтра они созреют окончательно, сюда приплывут рабочие с фабрики, прицепят рамы к лодкам и отбуксируют их в Ливан. Там водоросли обработают химикалиями, разделят стебли на сотни тонких прочных нитей и выткут грубое полотно, вроде того, из которого пошиты заношенные штаны самого Энки. Для него же это будет означать конец сезона роста и еще пару месяцев без надежды найти хоть какую-то работу.
— Если будешь опять на звезды пялиться, — Богги плюхнулся рядом, осыпав Энки холодными брызгами, — останешься без премии, как в прошлый раз. Рыба у кого половину рамы сожрала?
Энки повернул голову и, прикрыв глаза рукой от света фонаря, посмотрел на напарника. Богги был на пару лет старше Энки, но его фигура, обсыпанная сверкающими каплями, оставалась такой же тщедушной. Энки, наоборот, отличался и ростом и силой, а также густой жесткой гривой, наотрез отказывающейся подчиняться ножам донных брадобреев.
— Сегодня штиль, так что если рыба опять потянет за водоросль, колокольчики греметь будут, — Энки повернул голову в другую сторону, чтобы убедиться, что натянутые между рамами тросики с полыми кусочками ствола бамбука не оборвались и не плавают в воде.
