Гиллесси скептически хмыкнул, вспомнив вчерашнее заседание.
— Остались сущие пустяки — уговорить Кипура сдать свои полномочия.
— Это, — Чилдерман остановился, — предоставьте мне.
Как и за несколько дней до этого, они стояли перед дверью в зал, хранивший в шаре с амритагелем сморщенное тело энамэра. Гиллеспи приложил ладонь к замку, однако мощная дверь даже не шелохнулась. Чилдерман молча отодвинул его в сторону и вытянул руку, над которой замельтешили едва заметные при искусственном освещении огоньки.
Мгновение спустя замок пискнул, и дверь отвалилась в сторону.
Обиталище Кипура отозвалось лишь тихим потрескиванием аппаратуры жизнеобеспечения. Однако, в отличие от прошлого, ночного, визита, теперь на потолке светились овальные телеокна, транслировавшие безмятежно голубое небо Индики.
Чилдерман шагнул внутрь.
— Кипур, вы не хотите поговорить о происходящем в городе?
— Я действую в соответствии с принципами баланса, — прохрипел энамэр. — Я борюсь с угрозой балансу. У Ноблерата не может быть претензий ко мне!
— Да неужели? Как мне кажется, член совета Гиллеспи вполне обоснованно изложил взгляд Ноблерата на проблему Этаны.
— Это ваши домыслы, — донеслось из окружающих шар динамиков. — Ноблерат слишком далеко, чтобы понимать реальную обстановку в городе!
— В данном случае, Кипур, Ноблерат — это я! Пока что я предлагаю выполнить мои требования по-хорошему...
Фигура Чилдермана вдруг окуталась белым сиянием, а на Гиллеспи выплеснулась волна нестерпимого жара. Он ахнул и отскочил, прикрыв глаза ладонью — Кипур без предупреждения привел в действие защитный контур. Пространство между машинами мгновенно опутала плазменная сетка.
— Ну что за детские шалости, Кипур? — прогремел в раскаленном воздухе голос Чилдермана. — Я вижу, вы не настроены на конструктивный диалог.
Гиллеспи раздвинул пальцы и через образовавшуюся щель взглянул в зал. Чилдерман стоял перед шаром Кипура целым и невредимым, прикрыв лицо рукавом. Однако не успел Гиллеспи моргнуть, как Чилдерман вдруг оказался перед надрывно воющим цилиндром, ощетинившимся сотней радиаторов и прозрачных трубок с хладреагентом. Гиллеспи всегда подозревал, что цилиндр скрывает генератор, питавший систему жизнеобеспечения и защитный контур. Чилдерман, в отличие от него, это знал, поэтому ему хватило нескольких секунд, чтобы генератор смолк.
Он обошел шар с телом энамэра по кругу.
— Доктор Равшан Кипур, если я не ошибаюсь, — заговорил, наконец, Чилдерман. — Вам ведь предлагали место на кораблях Исхода...
— Кто ты? — слабый призрак голоса вырвался из шара. — Откуда ты можешь знать мое имя? Неужели... Я должен помнить тебя...
— Вы захотели остаться, — продолжил Чилдерман. — Отправиться на другой конец галактики в криосне для вас оказалось страшней, чем остаться заспиртованным в амритагеле полутрупом. Вы ведь работали в группе проектирования ковчегов? Эрцету — ваш особенный, личный проект, не так ли?
Если бы мышцы энамэра после пребывания в амритагеле могли сохранить подвижность, он бы, наверное, свернулся бы в клубок и заткнул уши, лишь бы слова Чилдермана проникали в его сознание.
— Какое жалкое зрелище, — Чилдерман остановился. — Гениальный ум выродился. В нем поселились иррациональные страхи и паранойя. Кипур, вы перестали адекватно оценивать обстановку и не замечаете, как все дальше отходите от принципов баланса, которые сами и разрабатывали... По-моему, пора с этим завязывать.
— Ты хочешь гибели Эрцету! Моей гибели! Кто ты?! Демон? Бог-судьба Намтар, что приходит к человеку в час его смерти?!
Истеричный визг бился о стенки шара, внутри которого гель вскипал пузырями.
— Окончательно спятил, — резюмировал Чилдерман. — Гиллеспи, как вы видите, вам в любом случае придется принимать бразды правления Эрцету.
— Вы убьете его? — мрачно поинтересовался тот.
Происходящее будило в нем нехорошие предчувствия. Диалог между полубезумным энамэром и чудовищем в черном оказался выше его понимания. Эти двое говорили о вещах, случившихся столь давно, что стали легендой, но говорили так, словно это было вчера.
Чилдерман вытащил стилет и принялся орудовать им в хаосе наводнивших убежище Кипура кабелей и загадочных электронных блоков.
— Он так хотел пожить подольше, так пусть живет, — закончив, Чилдерман подошел к шару и зажег перед собой экран. — Я всего лишь отрежу его от городских коммуникаций и оставлю энергии только на подержание системы жизнеобеспечения. К тому же, хоть он и такой же чокнутый, как и Этана, его голова еще может пригодиться ковчегу. Периодически проверяйте его состояние. Эта штука может проработать миллионы лет, но осмотр мастер-техника время от времени не помешает.
Чилдерман набрал на экране несколько команд и зал погрузился в тишину. Теперь ее нарушали лишь гулкие всплески амритагеля.
— Прощайте, Кипур, — он шагнул к двери, не отрывая взгляд от шара. — Мне действительно жаль.
Ответа не последовало.
— Энлиль вас забери, Чилдерман, вы, вообще, человек?! — в глазах прижавшегося к стене напротив Гиллеспи светился неподдельный ужас. — Как вы выжили?
— Всего-навсего обычный нанощит, — плащ Чилдермана на мгновение распрямился и затвердел, а воздух вокруг его фигуры, как показалось Гиллеспи, заколебался, размыв ее очертания. — Дальний родственник атмосферного щита вашего города. И его ровесник.
Чилдерман перешагнул порог, и к его фигуре вернулась резкость.
— По моим данным, Этана назначил день вознесения на послезавтра, — Гиллеспи покосился на бесшумно зарывшуюся дверь. — Каким-то чудесным образом он намерен донести до своих возлюбленных братьев и сестер каждый миг своего вознесения. Еще один покрытый пылью веков маленький допотопный секрет?
— Не такой уж это и секрет, — Чилдерман снял шляпу и сел на ступеньки поднимающейся от зала энамэра лестницы. — На капсуле установлен передатчик, а весь ковчег нашпигован ретрансляторами для оповещения населения. Сеть оповещения не использовали уже давно, но она вполне работоспособна, а замкнуть ее на передатчик корабля для Этаны, изучившего спецификации города и капсулы, труда не составило.
Он принялся стряхивать со шляпы микроскопические частички пепла, образовавшиеся после плазменной печи. Гиллеспи машинально отметил, что шляпе, чтобы приобрести нормальный вид, требуются меры помощи посущественней.
— Все точки, где установлены ретрансляторы, сторонникам Этаны известны, что опять возвращает нас к вопросу о сохранности материалов городского архива. Но ваша задача, Гиллеспи, сделать так, чтобы городская стража в этот день сидела в своих казармах и носа не казала на улицу.
— Я все равно ничего не понимаю, — Гиллеспи подумал, и опустился на ступеньку рядом с Чилдерманом. — Вы не пристрелили ни одного члена городского совета, включая Кипура, а теперь просто предлагаете подождать, пока все разрешится само собой?
— Да, — пожал плечами Чилдерман. — Иногда лучший способ добиться своего — это ничего не делать. Надежда, Гиллеспи, как говорили наши предки, это хороший завтрак. Но чрезвычайно херовый обед. Через два дня вы сами в этом убедитесь.
Среди десятка горожан, облюбовавших для Дня Вознесения крышу одного из выстроенных на внешнем периметре Эрцету особняков, Чилдерман и Гиллеспи особенно не выделялись. Гиллеспи пришлось лишь переоблачиться из обшитой гербами его дома официальной одежды в матросские робу и пончо, а лицо прикрыть завязанным на затылке платком. Теперь в сухощавом воздухолетчике с кое-как перетянутыми шнурком длинными волосами сложно было угадать нового энамэра Эрцету.
К слову сказать, тех из членов совета, что усомнились в легитимности возможного назначения, Чилдерман посетил предыдущей ночью лично. На следующее утро после его визитов совет единогласно признал Гиллеспи в качестве лица, исполняющего обязанности энамэра до согласования его кандидатуры с Ноблератом. В том, какова будет воля Ницира, сомнений больше ни у кого не возникало.
Место для наблюдения за Вознесением выбрал Чилдерман. Гиллеспи догадывался, в чем причина, но когда раздался удар, сотрясший палубу, это все равно оказалось для него неожиданностью.
Над усеянными злаками террасами взвились тучи насекомых, деревья тревожно зашумели листвой. Им вторили резкие крики обезьян, истерично мечущихся между веток. С купола посыпались влажно шлепающиеся об палубу обрывки лиан. Где-то внизу, на улице, во весь голос заревел ребенок. На глазах у Гиллеспи вентиляционные арки закупорились веерными заслонками, а небо за митрагласовым куполом приобрело багрово-красный оттенок — это включились атмосферные щиты. За первым ударом последовал второй, третий, и, наконец невидимый гигантский молот заработал в полную силу, сотрясая ковчег равномерным боем. Позднее Гиллеспи узнал, что из противоположной части Эрцету ударили столбы синего пламени, мгновенно вскипятившие воду и поднявшие в воздух исполинские столбы пара. Сварившуюся в этом аду рыбу морские падальщики пожирали еще несколько дней после Вознесения.
Когда из-под палубы донесся низкий вибрирующий звук, крыша под ногами Гиллеспи стала похожа на лодочную палубу при качке, амплитуда нарастала вместе с давящим на уши звуком. И неожиданно вибрация прекратилась.
Митраглас заволокло клубами белого дыма, в них мелькнула ослепительная вспышка, заставившая толпу инстинктивно отшатнуться к домам, ковчег еще раз вздрогнул, и на этот раз удар был таким, словно сам Энлиль отвесил городу беспардонных людишек хорошего божественного пинка. Гиллеспи замахал руками, но не удержался и обязательно бы пересчитал боками все черепицы до ажурного железного ограждения крыши, если бы Чилдерман не ухватил его за пончо. Сохранив равновесие, Гиллеспи успел заметить, как из рассеивающихся облаков дугой вырастает белый столб, упирающийся в небо. На конце этого стремительно ввинчивающегося в небо шпиля маленьким солнцем сверкал корабль Этаны, отправившегося на встречу с великими предками.
Толпа восторженно взвыла.
— Вознесение! Вознесение! Вознесение! — скандировала она.
Гиллеспи вдруг почувствовал, как на глаза у него наворачиваются слезы и выкрики толпы проникают глубоко в душу. Их гипнотический ритм почти взял контроль над сознанием энамэра, готового начать скандировать "Этана! Спасение!", но брошенный на Чилдермана взгляд отрезвил его. Тот сидел рядом, с совершенно безразличным видом, пережевывая тонкую бамбуковую щепку.
— Братья! Граждане Эрцету!
Голос Этаны, ломающийся и глухой, раздался из дырчатого шара, возвышавшегося на столбе посреди прогулочной дорожки. До этого дня горожане считали его досадной помехой, которую никак нельзя убрать.
— Началось, — Чилдерман выплюнул щепку и поднялся, отряхивая плащ.
— Я знаю, вы долго ждали этого дня! Сейчас я прохожу верхние слои атмосферы и вижу вас, вижу Эрцету и весь этот бесконечный океан, державший нас в плену сотни лет. Он передо мной как на ладони! Но пришел день, когда он отступит и грядет суша!
Динамик разразился скрипом и шипением.
— Я слышал голоса предков, — продолжил Этана. — Когда темнота под палубой и асаги искушали мой разум, только они вели меня и спасали от безумия.
При этих словах Чилдерман фыркнул. По счастью, его соседи по крыши были слишком увлечены трансляцией речи пророка.
— Нутро Эрцету запретно для вас благодаря энамэру. Но голоса предков подсказали мне, как получить ключи к нему. Неделями я бродил по его лабиринтам, не раз впадал в отчаяние, проявлял малодушие! Но Утнапишти не оставил меня и я нашел спрятанный от нас корабль, тот, что несет меня сейчас на орбиту. И когда он в темноте предстал передо мной, голоса заговорили со мной ясно и громко!
Речь Этаны вновь прервали помехи. Собравшиеся застыли в напряжении, но связь не возобновлялась. Кто-то уже полез на столб, где крепился ретранслятор, однако голос пророка вернулся также неожиданно, как и исчез.
— Вот все вокруг меня темнеет, я вижу звезды! — в нем зазвучали восторженные ноты. — Братья, мне жаль, что вы не можете увидеть этого зрелища... Еще мгновение назад корабль был охвачен огнем, теперь же вокруг него нет ничего кроме неба... И я вижу небесные камни, на которых нас ждут предки! Вот она — наша свобода...
Голос снова смолк. С минуту из ретранслятора доносилось только неразборчивое бормотание, вдруг сорвавшееся на истеричный визг.
— Спаси, нас Утнапишти — они мертвы! Они все мертвы! Здесь нет ничего живого, на небесных камнях нет ни одного живого человека! Они нас действительно бросили!
Толпа заволновалась.
— Эти проклятые булыжники мертвы, здесь нет ни одного человека и никогда не было! — взвыл Этана, корабль которого, не получив сигналов от давно умолкших автонавигаторов, продолжал удаляться от Земли. — Как же так?! Где вы, ублюдки?!
Он еще долго сыпал проклятьями в адрес богов и предков, но неумолимые законы физики увлекали его капсулу все дальше от планеты, в мертвый космос. Последние минуты своей жизни Этана провел в черной пустоте наедине с горьким прозрением и тревожным воем системы жизнеобеспечения. Но его последних слов никто в Эрцету не услышал — связь пропала задолго до этого.
Некоторое время люди стояли, не веря своим ушам, не веря в происходящее. И лишь когда вместо ругани пророка из шара посыпался скрежет пустого эфира, они стали тихо, без единого звука, расходиться.
— Вот и все, — Чилдерман встал рядом с оглушенным и растерянным энамэром. — За баланс в Эрцету теперь можно долго не опасаться.
— Но как же так... Как... Вы же их просто раздавили!
На улице вновь зашелся в плаче ребенок, а вслед за плачем зазвучала тихая колыбельная. Мать принялась успокаивать дитя, укачивая его.
— Слышите это, Гиллеспи? — Чилдерман засунул руки в карманы плаща. — Когда великие цели превращаются в ничто, насущные проблемы обретают все большее значение. В обычной ситуации надежда крайне необходима для выживания. Однако иногда она становится опасной. Этана олицетворял тайные чаяния этого города, согласитесь — вы и сами на многое пошли бы, лишь бы его ересь оказалась правдой. Но, увы, как вы убедились, орбита планеты мертва — там нет ничего, кроме сотен якорей-астероидов. Никто не придет за нами, не утрет нам сопли. Суши никогда больше не будет — мы должны жить с тем, что есть, и всегда помнить о балансе.
Гиллеспи посмотрел на собеседника. Глубоко в его глазах билась и захлебывалась последняя надежда на чудо.
— Но почему вы все-таки отказались от убийства Этаны?
— Он сам по себе ничто, пустышка. Вы слышали его — жалкий псих. Сила заключалась в выдвинутой им идее, она вытащила на поверхность скрытые в людях надежды и тайные желания. Внимательней изучайте историю допотопного мира — любой идиот в два счета превращается в святого, стоит выбить ему мозги. А за ним появился бы еще один, а затем еще, и каждый бы искал капсулу... Догадываетесь, во что бы это обошлось городу? Так что я убил двух зайцев сразу.
