Чаганов: Москва-37

-Ну отпусти его, Иваныч,— прихожу на помощь голкиперу.— видишь, не до игры ему сейчас.

-Да, товарищ тренер, отпусите его...— поддерживают меня футболисты.

-Но чтоб к завтрему был как стекло.— Делает суровое лицо Дубинин. Его слова тонут в одобрительном хоре голосов.

-А ты тогда, Алексей, становись в калитку,— два десятка восторженных глоток заглушают громкое карканье вороньей стаи, рыскающей между скамейками трибуны в поисках съестного.— у меня другого кипера нет.

Горохов тянет через голову вязаный свитер, даёт в руки вратарские перчатки и в довершение нахлобучивает мне на голову кепку.

'Без меня меня женили'...

-Не дрейфь, Лёха,— стучит меня по спине капитан Сергей Ильин.— корову не проиграешь.

Натягиваю кепку по брови: солнце мне, стоящему в восточных воротах, светит прямо в лицо. Свисток! Мяч заметался по полю. Вспоминаю как вёл себя в воротах Алексей Хомич, когда он приезжал к нам в шестидесятых с командой ветеранов, и так же по хозяйски черчу бутсой (маловатые достались) полосу от одиннадцатиметровой отметки до центра ворот. На выходе вратарю легко потерять ворота: оборачиваться нет времени, а так эта линия, которая всегда в поле зрения, показывает не сместился ли ты от центра. Прыгаю на носках, приседаю, развожу руки по сторонам. Игра смещается к воротам основного состава, выхожу к линии штрафной площадки, по углам которой застыли два защитника.

На своей половине мяч перехватывает Ильин и с центра навешивает его ко мне в штрафную. Солнце ослепляет меня, я отворачиваюсь и со всех ног к своим воротам. Нога попадает в ямку, я спотыкаюсь и падаю на колени, не добежав до вратарской линии. В паре метров справа и сзади от меня приземляется мяч, подпрыгивает и неторопливо скачет в ворота.

'Блин, ну что за невезуха'!

Правый защитник, пробухав мимо меня, успевает с ленточки вынести мяч в поле, затем Картинно поднимается, прожигает меня злым взглядом, и уже открывает рот припечатать словом, но в последний момент сдерживается и отводит глаза.

-Чаганов, жопу поднимай, кулёма!— Подбадривает меня Ильин.

'Я— кулёма? Ну погоди'...

Обхватываю голову руками.

Слева подбегает второй защитник: 'Лёха, не тушуйся! С каждым бывает'.

В голове немного проясняется, а в мышцах появляется непривычная лёгкость: до перерыва успеваю взять пару лёгких ударов прямо в руки и один непростой под планку, за что получаю поощрительный тычок в бок от нашего капитана.

* * *

Сижу в раздевалке после тренировки, потираю ушибленный локоть и жду своей очереди в душ. Лучшая в стране линия нападения разделала оборону дубля под орех: пять мячей побывали в сетке моих ворот, но никто меня не винит, понимают, что против лома— нет приёма. Пролистываю 'Правду', на пяти первых страницах— всё о высадке советской экспедиции на Северный полюс: поздравление от ЦК ВКП(б), телеграммы со всех концов Союза, биографии Папанина и Водопьянова. Взгляд цепляется за заголовок статьи на последней полосе, распололожившейся между репортажами об открытии Парижской выставки и сообщением о смерти Джона Рокфеллера: 'К победе готовы'. Насторожило меня даже не название, а фамилия автора статьи— Михаил Кольцов.

'Так,... сначала скромная похвала в адрес басконцам, мол, принимали участие в чемпионате мира. Затем реверанс в сторону московского 'Динамо'— лучшая футбольная команда СССР. И в конце— подготовку к матчу возглавил товарищ Чаганов'.

Хватаю 'Красный спорт', на второй странице— большое интервью с тренером Дубининым о новаторском подходе товарища Чаганова к вопросу подготовки игроков к матчу. Поднимаю голову— он прячет глаза. Вторая группа игроков идёт в душевую, я— с ними. Холодная струя воды приводит мвсли в порядок: если я отвечаю за результат, то и план на игру буду выбирать сам.

-Все читали статью?— поднимаю газету над головой.

-Что за статья? Какая статья?— Понеслось со всех сторон.

Выясняется, что не слыхал о ней никто. Ребята тут же устраивают громкую читку. По окончании головы поворачиваются к тренеру.

-А что вы на меня смотрите?— Дубинин вскакивает со стула и зло кричит.— Я один за вас отвечать не собираюсь!

В раздевалке повисла тягучая тишина. Не выдержав её, тренер срывается с места и вылетает из комнаты. Ребята поворачивают головы в мою сторону.

'Ну давай, командуй. Это ж так просто— взял расставил в всех по новому и победа в кармане. Как бы не так. На каждую позицию надо подходящего игрока найти, готовить его, а команде привыкнуть к новой системе'.

-Что замолкли?— Стучит по колену кулаком Михаил Якушин.— Бог с ним пусть катится колбаской. Давно же хотели играть по новому... вот она возможность. Бери её!

-А что,— зашевелился народ.— в самом деле!

К школьной доске выходит Сергей Ильин— капитан и берёт в руки мел.

-Гаврик,— указывает рукой на Качалина.— ты отныне— центральный защитник. Чернышёв с Лапшиным играйте ближе к центру, в затылок к полусредним Якушину и Елисееву.

-Василий,— мел направлен на центрального нападающего Смирнова.— ты отвлекаешь защитников на себя, уводишь их в центр. Мы с Семичастным (крайние нападающие) уводим к боковой полузащитников, а полусредние— Якушин с Елисеевым будут врываться в штрафную через эти дыры.

'Так у них всё давно уже продумано! Мои поучения им и задаром не нужны'.

Футболисты окружают капитана, вырывают у него мел и начинают рисовать какие-то стрелки. Через полчаса ажиотаж спадает и мне удаётся всавить слово.

-А теперь попрошу вас кратко ввести главного тренера...— подмигиваю вратарю Боженко.— в курс его замыслов.

И как только потолок не рухнул от взрыва смеха в закрытом помещении. В дверях раздевалки застревает группа модно одетых мужчин.

-Что за шум, а драки нет?— Один из них, лет сорока в светлом костюме и галстуке, как звезда Голивуда, лучезарно улыбается, показывая белые зубы.

Стоящие за ним с готовностью хихикают. Футболисты неприветливо хмурятся.

-Това-арищи, товарищи,— на передний план протискивается замдиректора команды по хозяйственной части Камерер.— разрешите представить вам товарища Семёна Тимошенко, режиссёра новой звуковой комедии 'Вратарь'...

-Прошу прощения за вторжение...— продолжает режиссёр, ничуть не смущённый нашим холодным приёмом.— вчера я был в Кремле на просмотре. Наш фильм утвержён к прокату!... За спиной Тимошенко послышались возбуждённые восклицания.

-... товарищу Сталину очень понравилась картина! И он... и он...— повышает голос режиссёр, стараясь перекричать коллег.— попросил меня устроить первый публичный показ фильма для футбольной команды 'Динамо'! (Одобрительный рёв). У которой... у которой послезавтра, то есть уже завтра решающий матч с басками!

К привычному запаху пота стал примешиваться выхлоп перегара.

'Всю ночь, похоже, отмечали'...

Из коридора доносятся женские голоса, футболисты с интересом вытягивают шеи.

-Товарищ Чаганов,— шепчет мне на ухо замдиректора.— я подумал, сейчас после обеда будет подходящее время. Отдохнут ребята перед вечерней тренировкой. (Киваю головой). Отлично, обед накрыт, а в кинотеатре уже заряжают кассеты. (В подтрибунных помещениях стадиона 'Динамо' были оборудованы кинотеатр и ресторан).

-Только это, Исаак Максимович,— ловлю его за рукав. Чтоб никакого алкоголя, творческому коллективу тоже не наливать...

Иду по длинному коридору вслед за игроками.

'Неужели так и сказал— решающий матч? Не нравится мне это нагнетание... хотя может быть и не нагнетание это, а наоборот... отвлекутся ребята, расслабятся'.

-Товарищ Чаганов!— раздаётся со стороны лестницы срывающийся басок.— Это я— Севка Бобров!

С трудом узнаю в этом высоком мускулистом юноше в спортивном костюме с буквой 'Д' на груди, того пацана, с которым встречался два года назад здесь же на 'Динамо'. Маленький вохровец цепко держит его за руку.

-Опять из дома сбежал?— Отпускаю охранника.

-Неа,— гордо расправляет плечи Бобров.— я уже самостоятельный. Семилетку окончил, осенью начинаю учёбу в ФЗУ. И ещё, меня в юношескую команду 'Динамо' Ленинград взяли.

-Молодец! Рад за тебя.— Хлопаю Севку по плечу.— Голодный? Пошли обедать, а то как бы наши проглоты не съели всё.

* * *

Заполночь, на гудящих ногах сворачиваю в Докучаев переулок к дому.

'Длинный-длинный день'...

Просмотр картины и последовавшее за ним обсуждение получились неожиданно душевными: звёзды футбола снисходительно закрывали глаза на нелепые прыжки и ужимки в воротах Антона Кандидова, на 'игроков', бегущих за мячом по полю как стадо бабуинов и женщину в мужской раздевалке, поднимающую у футболистов... боевой дух. Звёзды экрана, пьяные от успеха у равновеликих им по популярности людей, почти не задирали нос.

-Действительно понравилось?— Недоверчиво смотрит на меня автор сценария Лев Кассиль, тряхнув пышной кудрявой шевелюрой.— Тогда скажите, кто из героев вам ближе всего?

Вся тусовка заинтересованно поворачивается к нам.

-Карасик,— мои слова тонут в дружном смехе.— я, ведь, и сам инженер...

-И вратарь тоже,— серьёзно добавляет Ильин (съёмочная группа заглатывает наживку).— целый день его тренируем, как те пацаны из вашей фильмы. Не верите? Увидите завтра!

'Снова смех, снова шутки. Но пора заканчивать, хорошего— понемножку. Через полчаса— тренировка'.

Игра команды, что особенно стало заметно на вечерней тренировке, заиграла новыми красками. В двухсторонней игре, несмотря на привыкание к своей ускоренной реакции снова пропускаю пять мячей: нападение основного состава с оттянутыми полусредними рвёт оборону дубля, как Тузик грелку.

'Не расплескать бы до завтра этот боевой запал'.

Поработать в СКБ не удалось (Севку отправил ночевать к себе домой), так как телефон разрывался от звонков с просьбами достать билет на завтрашний матч.

* * *

-Лёха.— Слышится тихий голос Гвоздя из подворотни. Ныряю туда и мы замираем на минуту: слава богу, хвоста не наблюдается. Определённо особисты перешли к стационарным постам— весь день провожу на людях в трёх— четырёх известных наперёд местах.

-Малява тебе от подруги твоей...— шепчет он.

Сую в карман листок бумаги.

-... и это..

'И ты, Брут! И тебя поразила футбольная лихорадка'?

-... мы тут с братвой газетку читали...— растягивает слова Гвоздь.— статью прокурора.

'Понял о чём ты'!

Недавно 'Известия' напечатали рассказ Льва Шейнина, прокурора по особо важным делам, о том, как старый уголовник, едет в Москву в Прокуратуру СССР кается в своих грехах, клянётся порвать с преступностью. Прокурор ему верит и отпускает на все четыре стороны. Слышал, что за месяц, прошедший с той публикации, в приёмную прокуратуры обратились с просьбой об амнистии десятки людей.

-Молодец, Николай!— Подбадриваю Гвоздя.— Правильное решение. Знаю я того прокурора (даже подружились во время расследования покушения на Кирова), выясню что да как. А я уж, грешным делом, подумал, что билеты на футбол просишь.

-Нет, это нам без надобности,— шмыгает носом он.— там, небось, каждый второй лягавый будет.

'Оказывается не всё так плохо в нашей стране, идут и обратные процессы. Люди встают на путь исправления'.

* * *

Лежу в спальне на кровати (в гостиной на диване сопит Севка) и перебираю в памяти Олину 'маляву'. В связи с окончанием учебного года и началом экзаменов, школьную химлабораторию закрыли на замок, а её саму, лаборантку, отправили в отпуск. Ильфы убыли в санаторий в Крым, состояние здоровья главы семейства значительно улучшилось, он полон новых творческих планов. Маруся, жена писателя, оставила Оле ключ, приглядывать за квартирой. Её там иногда навещает Геня, которая неделю назад, будучи в сильном подпитии, начала плакать и жаловаться на жизнь, размазывая чёрную тушь по щекам. Что, мол, Ежов играет с огнём: задумал дурное против Сталина (говорила о каком-то письме компрометирующем вождя). Пропадёт, ведь, Ёжик и её с дочкой за собой в могилу утянет.

Оля сразу вопрос: 'А как насчёт Чаганова? Не грозился Ежов'?

Ответ был таков: 'Не любит он твоего ухажора. Так что, хоть ты держись от огня подальше, мне-то уж не спастись'.

Москва, Серебряный Бор.

Дача Косиора.

25 мая 1937 года. 01:15.

-Балицкому , Роберт, можешь доуерять как мне (Всеволод Балицкий, бывший нарком внутренних дел УССР).— Хозяин дома и его гость, первый секретарь Западно-Сибирского крайкома Роберт Эйхе, встают из-за стола после лёгкой трапезы и выходят на просторную застеклённую веранду, укрытую от посторонних глаз не только высоким забором по периметру дачи, но и кустами цветущей сирени.

-Вот это я от тебя, товарищ Косиор, и хотел услышать,— Эйхе садится в плетёное кресло и с удовольствием вытягивает длинные ноги.— по душе мне пришлось его предложение. -О-о, у этом он мастак! По части задумок разных.— Косиор садится напротив в точно такое же кресло.— Как он устроился у тебя? Не тоскует по Киеву?

-Поначалу было,— усмехается гость.— называл Новосибирск рабочим посёлком, но ничего, пообвыкся уже.

-Ха-ха-ха,— мелко трясётся животик хозяина.— заработала голова когда хвост прищемили. Что ж такого на этот раз он удумал? (Неподалёку от дома у ворот зажегся огонёк папиросы, Эйхе привстаёт и вопросительно взглянул на собеседника). Это мой охранник, обходит территорию. В доме никого нет.

-Придумал...— он снова откидывается на спинку кресла.— тут такое дело, у меня в крае больше трёхсот тысяч спецпереселенцев: кулаки, беляки, другая сволочь. А недавно принято постановление ЦИК, где им дают избирательные права (Косиор кивает головой). Так вот, Балицкий твой предлагает под этим предлогом разрешить нашим спецпереселенцам возвращаться в родные места: как бы некоторые председатели Советов так поняли это постановление, что все права им вернули. А что, нам хорошо— меньше контры на наши избирательные участки прийдёт. Но это полдела. Эти возвращенцы, они ж у себя на родине бучу подымут, правильно? Мол, возвращайте дома, скот, инвентарь. Вот,... органы там на местах должны будут реагировать. Начнут в Москву телеграммы слать, что кулаки восстание устроили. Им вслед партийные секретари по своей линии потребуют пленум ЦК созвать, чтобы, значит, дать отпор контре: особые тройки организовать, как в двадцатых на продразвёрстке. Тройка с особыми полномочиями — партийный секретарь, от НКВД сотрудник и прокурор в ней. Чтобы сами мы всё решали без проволочек.

Эйхе достаёт из кармана пачку 'Беломора' и закуривает, Косиор порывисто встает и начинает быстро ходить по веранде взад-вперёд.

-Надо у перую очередь тех отпускать, ну из тех мест, чьи секретари колеблются,— останавливается он напротив гостя.— чтобы не прятали, как страусы, голоуы в песок: обождём, всё образуется... Тогда затопчем сталинских на пленуме.

-Что с Ежовым делать?— выдыхает дым Эйхе.— Думаешь окончательно Сталину продался за место в Политбюро?

-Никуда он не рыпнется, когда с мест доклады пойдут о раскрытых загоуорах. Знаю я его по секретариату, покочеуряжется и к нам приползёт.

-А если не приползёт?

-Застауим.— Косиор поиграл желваками.— Через начальников областных упраулений.