Чаганов: Москва-37

-Как он мог?— Как то не очень натурально получился у меня этот риторический вопрос.

-Смеёшься?— Её глаза превращаются в две злобные щёлки.

-Нет-нет, что ты,— захожу за спину и кладу руки Кате на плечи.— как он мог, это— не метод!

-Мы тоже виноваты.— Опускает она подбородок на колено.

'Мы? Хм, можно и так сказать. В том смысле, что мы действовали согласованно. Вот только не нравится мне это самобичевание'.

-Надо было быть более осторожными,— мягкими успокаивающими движениями разминаю Катины плечи.— вокруг столько недоброжелателей.

-Точно!— Подруга резко, всем телом поворачивается ко мне и теряет равновесие, я едва успеваю её подхватить.— Валька, б..., расписала Жорику, что я давно не ночую дома, с самого его отъезда, что видела как меня кавалеры на машинах подвозят. Убью гадину. С трудом удерживаю, бьющееся от возмущения у меня в руках, её горячее тело.

-Завидует она тебе. -Да чему завидовать-то теперь! Развела она нас с Жжёновым!

-Бьёт— значит любит.— Бросаю на весы сакраментальное.

'Подействовало. Расправила плечи, придирчиво осмотрела свою фигуру в окне, осталась довольна. Надеюсь, что мы останемся друзьями'.

Тихонько поворачиваюсь и двигаю в ванную комнату, но на входе в неё меня обхватывают две девичьи руки.

'И они называют нас полигамными'...

Глава 4.

Москва, Кунцево, Ближняя дача.

9 мая 1937 года, 14:00.

-Ну, слава богу, лето пришло.— Сталин с удовольствием откинулся на спинку плетёного кресла, подставляя сероватое в оспинах лицо не по весеннему жгучим солнечным лучам.

-М-м-м..— что-то неопределённое промычал Киров, склонившийся над бумагами.

Они вдвоём сидели на широкой открытой правой террасе, примыкающей к Большому залу, что выходила на задний двор дачи, в двадцати метрах от которой начинался сосновый бор.

-Что нового?— Хозяин кивает на кипу бумаг, лежащих на столе, дождавшись когда гость поднимет от них голову.

Эти листки, пронумерованные и сшитые, Киров вынул из конверта, который четверть часа назад принёс сюда фельдъегерь, молодой плечистый парень в форме сержанта НКВД, сопровождаемый Власиком. Пришла очередная порция прослушек наркома Ежова.

-Есть кое-что...— Киров подносит записи к глазам.— Вот вчерашний разговор в Мещерино. Ежов говорит Фриновскому: 'Ты кому доверил это дело? Даже этот щегол их в момент разгадал'. Тот отвечает: 'Урицкий их хорошо аттестовал. Старший— пятнадцать лет в разведке, напарница— жена. В двадцатых организовала мужу побег из Моабитской тюрьмы'.

-Всё правильно,— кивает Сталин.— Мануильский и Димитров с ними знакомы. Старший— Отто Браун, представитель Коминтерна в Китайской Компартии. С ним его жена— Ольга Бенарио. Оба в прошлом месяце отозваны в Москву.

-Что в НКВД своих сотрудников не хватает?— Киров закуривает папиросу.

-Ты говоришь, Мироныч, Ежов хотел хозяйство Чаганова посетить? Так если согласиться с мнением Чаганова, и Ежов хочет устроить провокацию там, то ему нужны люди со стороны. Мне другое интересно: Урицкий знает о планах НКВД или Ежов использует Разведупр втёмную? Как бы то ни было Урицкого с должности надо убирать.

-Дальше Ежов нецензурно, а Фриновский спрашивает: 'Так вы будете инспектировать спецотдел?', тот отвечает: 'Буду, но позже... скажи Курскому, чтобы он теперь этим занялся'.

-Предупреди Чаганова.— Сталин тоже достаёт папиросу.— Выходит так и есть, упорно хотят они его замазать, а на тебя тень падёт.

-Считаешь, хотят на пленуме бой нам дать?

-Доходят до меня такие слухи...— Хозяин чиркает спичкой.— но как то мне не верится, что Ежов встанет на их сторону: должен он понимать, что скинут они его как только к власти придут.

-Что делать будем?— Киров затушил папиросу в пепельнице.

-Ждать будем. Время сейчас на нас играет. А осенью, после выборов, мы с ними по другому поговорим.

-Боюсь они не захотят ждать.

-... и готовиться.— Продолжает Сталин.— Будённого надо сориентировать, кандидатуру на место Ежова подготовить,...

-О ком думаешь?

-... как временная фигура, вполне подойдёт Ворошилов. Некого больше назначить из своих, а чужим доверять в это неспокойное время было бы опрометчиво. Сейчас самое важное— укрепить руководство всех центральных газет и Радиокомитета. Ты займись этим, как секретарь ЦК, поезжай в редакции, установи личную связь, прощупай людей. Может такое статься, что вопрос власти будет решаться на страницах газет и в радиопередачах.

-Как Ильич завещал: вокзал, почта, телеграф, теперь ещё газеты и радио добавились. А так, всё как двадцать лет назад.— Киров выхватает из пачки следующую папиросу и закуривает её.— Ну хорошо, я не сомневаюсь, победим мы и в этот раз, вычистим из ЦК эту новую партийную аристократию. Только вот не боишься ли ты, Коба, что ещё через двадцать лет, году, скажем, в пятьдесят седьмом , или даже раньше, на её месте вырастет новое поколение бюрократов?

-Как Лернейская гидра,— согласно кивает головой Сталин и тоже тянется за папиросой.— вместо одной отрубленной вырастает три новых. Думал я об этом. Менять надо задачи нашей партии, оставить за ней только разработку теории и пропаганду. Лишить права расстановки кадров и надзора за исполнительной и представительной властями. Глядишь и поток желающих получить партийный билет, чтобы командовать и ни за что не отвечать, поиссякнет. Многое для этого уже заложено в Конституции, в законе о выборах.

-Но если мы так ослабим партию, то ослабнет и связь между республиками Союза! И это накануне войны!

-Во время войны будут действовать законы военного времени. Сядь, Мироныч. А что касается мирного времени, то на смену партии придёт исполнительная связь с её подчинённостью и подотчётностью снизу до верху. В ней все руководители на виду, достаточно взглянуть на статотчётность: тут сладкоголосые бездельники на верху не удержатся.

-А как же мы, Коба?— Ехидно щурится Киров.

-Мнэ с табой, панимаш, партийны разгавор тягаца трудна,— принимает игру Сталин.— пайду музей таварища Сталина работать, экспанатом. Киров заразительно смеётся, вдруг смех переходит в кашель.

-А если говорить о войне,— хозяин стучит гостя по спине.— то, мы недавно перед майскими праздниками с Димитровым обсуждали этот вопрос. Он написал статью в 'Правду'и приходил посоветоваться. Мы немного поспорили, но в основном сошлись: подготовка к войне идёт полным ходом. Говорили об активизации прогерманских элементов в Бельгии, во Франции, в Чехословакии и Австрии, прояпонских— в Китае. Даже в Америке, и в той, фашисты поднимают голову. Договорились, что он подправит статью. В общем, не успел Димитров сдать статью к первому мая. А тут вчера читаю докладную Кольцова Мехлису, где он пишет, что Чаганов самовольно в эфире, вместо того чтобы просто поздравить с праздником, стал вносить предложения и делать оценки международной обстановки...

-Ничего такого там не было!— Снова вскакивает на ноги Киров.

-Знаю-знаю,— Сталин делает успокаивающий жест.— прочитал я запись его выступления. Молодец, настойчивый товарищ. Не вышло с семидневкой через верха, начал атаку снизу... Но я о другом. Там он так уверенно говорит: Китай, Австрия и Чехословакия. Как-то удивила меня такая его уверенность. Подумал, может быть Чаганов доступ к разведсводкам ИНО и Разведупра имеет? Проверил. Нет, не имеет. Да хоть бы даже и имел: ничего такого в них не найдёшь. Пишут о Польше и Румынии, которые могут выставить 600 тысяч штыков на нашей западной границе, о Японии, готовящейся напасть на Дальний Восток. А тут вдруг— Китай, Австрия, Чехословакия и именно в этом порядке. Это точь-в-точь цитатата из моего выступления на Политбюро. Он что, знает о чём мы на заседаниях Политбюро говорим.

-Ты же не думаешь, Коба, что я с Чагановым этим делюсь?— Киров обиженно засопел и набычил голову.

Их глаза встретились.

-... Хорошо,— Сталин поднимается с кресла и прекращает затянувшуюся дуэль взглядов.— верю, что ты в этом чист. Мы сейчас должны быть уверены друг в друге как никогда. Давай пройдёмся.

-Смотри, Мироныч,— продолжил хозяин, когда они вышли на дорожку, идущую вокруг здания.— если ты... (Киров резко поворачивает голову к собеседнику) так как ты не говорил об этом с Чагановым, выходит он— весьма разносторонняя личность: кроме выдающихся достижений в электротехнике... ты слыхал, мне на днях доложили, что в его СКБ создан вычислитель для управления артиллерийским огнём, который лучше, чем имеет 'Сперри'. Как это может делать один человек с десятком помощников?... Международную обстановку понимает лучше Димитрова... Что если, всё таки, подсовывают его нам? Не наши, конечно. Из заграницы. Не жалеют своих секретов, чтоб получить своего человека в нашем руководстве.

-Не-ет, не может такого быть!— Киров хлопает ладонью себе по бедру.— Коба, наш он человек. И доказал это уже не раз. Не знаю чем тебе доказать, но я чувствую это. И потом, ему всего двадцать три года. Кто, когда и где его в шпионы готовил? Небось, Ежов уже всю его короткую жизнь по минутам разобрал.

-Верно, материала собрано немало.— Сталин бесстрастно смотрит себе под ноги.— Ещё Ягода начинал собирать. Кроме голословных сомнений в том, был ли Чаганов секретным сотрудником оперода до покушения, ничего нет. Его знакомые, кого удалось найти, в один голос утверждают— это тот самый человек, кого они знали раньше. Вся его жизнь была на виду, в коллективе: шайка беспризорников, школа-коммуна, студенческая коммуна.

-Вот видишь!

-... Ежов думает, что Чаганов был завербован в Америке троцкистами, а в Испании встречался со своей связной, некоей Мириам Гольдман, дочерью американского друга Троцкого с дореволюционных времён.

-У него все троцкисты и шпионы... Повторяю, я за Чаганова ручаюсь головой.

-... Ежов приходил вчера ко мне, просил разрешить арест Чаганова.— Сталин останавливается у ровного ряда ёлочек и берёт в руку ветку одной из них.

-А ты?— Киров исподлобья смотрит на вождя.

-... А я попросил его не прыгать через голову Пятницкого,— теребит мягкие светло-зелёные иголочки, подносит к лицу и с удовольствием вдыхает их смолистый аромат.— если он не возражает, тогда с делом ко мне— буду включать вопрос в повестку заседания Политбюро. А что ты хотел? Нарком Ежов— в своём праве.

— О каком праве ты говоришь?— Почти кричит Киров.— Он сам ни на секунду не верит в виновность Алексея. Это же шантаж! Он так добивается себе места в Политбюро. Будто говорит: 'Введёшь меня— и нет никакого дела, не введешь— переметнусь к твоим врагам'.

-Да, это возможно...— Сталин двигается с места и тянет за собой спутника.— как и то, что время терпит, изменить состав Политбюро можно лишь на пленуме ЦК. Но его угроза— вполне реальна и нам надо действовать осторожно. Пойми, Мироныч, на карту поставлена судьба страны и нет такой жертвы на которую бы мы не пошли ради её блага.

-Если мы отдадим Чаганова, то следующим за ним буду я. И плакало наше большинство в Политбюро.

-... Заладил.— Недовольно хмурится вождь.— Возьмём дело на контроль секретариата ЦК, создадим партийную комиссию. Потребуем железных доказательств. Вот только будет плохо если Ежов найдёт у себя микрофоны, тогда отбиться от обвинений в шпионаже будет трудно.

-Мы что же всё свалим на парня?— Киров хватается за рукав вождя.

-Не мы, а ты. И не свалишь, а ответишь, что ни о какой прослушке не знаешь.— Жёстко рубит слова Сталин и освобождает руку.— Нам народ доверил судьбу страны, а ты нюни распускаешь. (И уже мягче). С Чагановым твоим, если правильно будет себя вести, ничего не случится, в самом плохом случае окажется ненадолго в своём же КБ в другом, правда, качестве. Поговори с ним, объясни ситуацию, проинструктируй людей, тех что были с ним на связи. И всё, закончили с этим.

Москва, ул. Большая Татарская, 35.

ОКБ спецотдела ГУГБ.

12 мая 1937 года, 12:00.

Сворачиваю с Новокузнецкой улицы в Вишняковский переулок и вижу в его конце 'заводскую проходную, что в люди вывела меня'. Этой ночью закончил отладку микромощной УКВ ЧМ радиостанции и проверку радиоканала между дачей Молотова в Мещерино и дачей Кирова в Горках. Теперь голоса из гостиной Ежова без задержки несутся в комнату связи, оставшуюся с тех времён, как здесь в старом поместье на берегу Пахры доживал свои дни Ленин. Закончил, поговорил с дежурным в пункте прослушки в Мещерино и тут в комнату зашёл смущённый Киров...

Последовавший за этим разговор меня потряс. Сидя затем на заднем сиденье 'эмки', везущей меня обратно в Москву, и перебирая в памяти свои заслуги, сильно себя жалел.

-Выходит, после всего, что ты сделал для них сделал,— нашёптывал мне на ухо сладким голоском, неведомо откуда взявшийся в моей голове, жирный тролль-троцкист.— построил локатор, раскрыл заговор военных, Кирова спас, а они тебя выбрасывают на помойку, как... как, не знаю выбрасывают ли сейчас что-нибудь на помойку, ненужную вещь. Позор джунглям!

Захожу домой, полуголая Катя с коричневым фингалом, что её непортит, вся в слезах, бросается мне в объятья. Оказывается у неё тоже неудачный день: арестован Жжёнов, прямо на репитиции. Прижимаю палец к её губам и лишь позднее, в кровати, удалось узнать детали (их поведала Кате её подруга-машинистка): по дороге из Сибири в Москву 'Жорик' ехал в одном купе с американским дипломатом и вёл с ним, по свидетельству других соседей, 'интимные беседы'. Похоже, всё таки, в первоначальном понимании слова интимный. Эта история, или, скорее, Катино жаркое дыхание, её нежное тело и последовавшая за этим разрядка, несколько успокоили меня.

'В самом деле, ничего же ещё не произошло. Жжёнов на нарах— я на свободе, с его подругой. Да и техническими новинками ни к лицу бахвалиться: локатор бы и без меня построили, Тухачевского бы сами прищучили, Кирова нет— не спасли б, но так он и обещал драться за меня до конца. Теперь— Жжёнов, окончил школу с физико-математическим уклоном, закончил образование в цирковом техникуме на акробатическом отделении. Зачем пообещал помочь? Добренький очень? Ну так поэтому у меня и релюхи тырят со склада. Руководитель должен быть как кремень, если надо для выполнения поставленной задачи, должен без колебаний послать кого-то на смерть, прикрывая отход основных сил'...

Перед стеклянной будкой на проходной— очередь.

-Шокин, нет вас в списке. Следующий.— 'Долговязая вохровка' своим низким голосом перекрикивает толпу.

-Сашка!— Хлопаю по плечу своего знакомого, с которым вместе пересекали на пароходе 'Нормандия' Атлантический океан.— Ты чего здесь?

-Ой, Лёха, здоров.— Расплывается в улыбке Шокин.— Вот не пускают к тебе. Все наши здесь (стоящие рядом закивали головами)... а меня в списке нет.

'Неужели ещё одна 'жертва террора''?

-А кто списки составлял?— С недоверием гляжу на жизнерадостное в меру упитанное лицо будущего 'министра невероятной промышленности'.

-Да я сам и составлял,— разводит он руками, вокруг раздаётся хохот.— там моя подпись внизу. Зам начальника КБ при ЗАТЭМ (завод автоматики, электромеханики и электрических машин). Забыл про себя.