Чаганов: Москва-37

-Вы закончили допрос?— Поджимает губы Вышинский.

-Нет, то есть да...— Запинается Шейнин.— я в смысле, это не допрос, а беседа и да, мы закончили. Вот, товарищ Чаганов, ваши вещи.

'Колобок' бросается к столу и перед мной на столик ложатся ордена, петлицы, нарукавные звёзды и ключи.

* * *

-Рассказывай, время есть. Едем на дачу.— Киров откидывается на спинку кожаного дивана в салоне бронированного 'Паккарда'.

Машина плавно трогается. Не сразу замечаю поднятую стеклянную перегородку— без единого пятнышка.

-Сергей Миронович, мне в СКБ срочно надо...— (Киров вопросительно поднимает брови).— я тут когда в камере загорал мне мысль одна пришла как расшифровать германскую радиограмму.

-Думаешь они? А мне кажется, это наши руку приложили. Не стали бы германцы так рисковать: в чужой стране пойти на убиство. От Троцкого это тебе привет.

-Не исключаю,— согласно киваю головой.— но и эту гипотезу надо проверить. В случае удачи, сможем прочитать все радиограммы за месяц, а если не повезёт, то только за один день.

-Хорошо, давай,— 'Паккард' въезжает на Москворецкий мост, Киров открывает слуховое окошко.— ребята, заскочим на минуту в хозяйство Чаганова. А как же ты в таком виде?

-У меня в кабинете есть запасная форма.

-Добро,— соглашается он.— только дай слово, что ты оттуда ни ногой, по крайней мере до завтрашнего утра.

-Честное пионерское!— Шутливо вскидываю руку в пионерском приветствии.

-Может быть опасно.— Киров очень серьёзно глядит на меня.

-Обещаю.— С переднего сиденья, остановившейся у СКБ машины, выходит 'прикреплённый' и помогает мне открыть тяжёлю дверь.

Сую под нос, выпучившей на меня глаза Валентине, служебное удостоверение и, прыгая через две ступени, несусь вверх по лестнице к кабинету, опустив глаза, отвечаю на приветствия встретившихся сотрудников, под их долгими взглядами долго не попадаю ключои в скважину замка.

'Здорово это я придумал иметь во всех своих местах иметь по комплекту формы и мыльно-рыльного'...

* * *

Первым делом после душа в пустой заводской душевой (конец смены через полчаса), побритый и причёсанный, спешу в полупроводниковую лабораторию. На месте— только Лосев.

-Привет, уже вернулся...— машет он рукой и опять поворачивается к экрану осциллогафа.

'Отряд не заметил потери бойца... Обидно'...

За моей спиной в открывшуюся дверь прошмыгнуло несколько лаборанток и тихо рассосались по комнате.

'Та-а-к, Лосева от обязанностей завлаба надо отстранять'.

-Ну, Олег, чем занят?— Встаю сзади.

-Кристаллическим триодом...— недовольно бурчит под нос.

-А как же туннельный диод? Закончил передатчик?

-Какой передатчик?— Рассеянно трёт лоб Лосев.— А твой 'пятачок', что мучили с тобой на прошлой неделе?...

''Пятачок'— это маломощный средневолновый передатчик на туннельном диоде с электретным микрофоном. Диаметр, конечно, не два с половиной сантиметра, а все семь, да и толщина в сантиметр. Скорее, екатерининский медный рубль. А так да, размером с монету'.

-... отладил и передал его Ане. Всё как ты просил.

-Я просил?

-Ну не ты, Свешников звонил,— Лосев поднимает глаза.— сказал, что Аня подъедет забрать его. А что не надо было отдавать?

-Нет, ты всё правильно сделал, Олег.

'М-да-а, всё 'как я просил'. На два дня, называется, всего отлучился... Киров по дороге к машине успел рассказать только, что Оля очень помогла: добыла свидетельство, что в мою квартиру до меня заходила пара неизвестных. И тут она, оказывается, во всю развернулась'. Образцовый порядок в других лабораториях (Авдеева и Попова) несколько сгладил неприятное впечатления от начала обхода. С двойственным чувством толкаю дверь в отдел дешифровки, в отделение РВМ.

'Хм, закрыто. Уже неплохо. Месяц назад подал заявку на расширение штатов охраны для организации постоянного поста на входе в отдел, но бумага пока находится в стадии согласования'.

Из-за двери раздаётся приглушённый девичий смех. Стучу.

'М-да, оборотная сторона секретности— запертые помещения с сильно ограниченным допуском. Гремучая смесь, однако, в сочетании с молодостью сотрудников обоих полов'.

-Кто там?— Из-за двери раздаётся басок Ивана Русакова.

-Почтальон Печкин, принёс посылку... — пользуясь случаем, проверяю сотрудников на предмет соблюдения должгостных инструкций.

— Не положено, обращайтесь к коменданту.— В голосе Русакова появляется металл.

-Я это, Ваня, Чаганов. Не узнал?— 'Надо поставить на двери глазок'.

-Алексей Сергеевич!— Все головы повернулись в мою сторону.

'В отделении— порядок: молоденькая практикантка с важным видом меняет красящую ленту на пишмаше, монтажные шкафы раскрыты— с десяток парней протирают контакты реле (в воздухе носится запах спирта), остальные— сидят за столами, что-то записывают. Все заняты делом в одной просторной комнате, бывшей раньше сборочным цехом. Вот это я понимаю руководитель! Хотя вдвое младше некоторых кандидатов наук'...

-Молодёжи физкульт-привет!— Ни одной улыбки, разница в 4-5 лет в эти годы— дистанция огромного размера.— Как успехи?

Терпеливо выслушиваю каждого, пытаюсь понять что у кого на душе— мне работать с ними. В этом сверхсекретном деле люди-главное. За каждого отвечаю головой. На это уходит пара часов.

-Ваня,— беру под локоть Русакова и отвожу его в сторонку.— давай попробуем пару ключей...

Подхожу к сейфу и достаю несколько листков из папки, полученной в Разведупре, только радиограммы из немецкого посольства за последний месяц.

-Катя!— Подзывает он оператора печатающей машинки. (Я вздрагиваю).— набей ленты. Девушка, чем-то похожая на мою Катю, садится за пульт станции подготовки перфолент и деловито стучит по клавишам. В такт им чёрная целлулоидная лента 'Кодак' вздрагивает и шагает наружу из щели пузатого перфоратора. Ваня на наборном поле при помощи коротких перемычек коммутирует гнёзда 'виртуальных роторов' в соответствии с проверяемым ключом.

Через пять минут перед мной ложатся распечатки дешифрованного текста первого ключа, ещё через такое же время— распечатки второго. Рядом со мной за столом сидит другая девушка— Соня, маленькая и худенькая, знает немецкий. Мы уже пару раз с ней работали вместе на дешифровке.

'Белиберда. Мимо... Неужели пустышку тянем? Бросить'?

Но давняя привычка доводить все дела до конца берёт верх.

-Ваня, давай попробуем зацеп перенести с последней позиции в первую... Роторы 'Энигма' устроены таким образом, что когда первый ротор, пройдя все двадцать шесть позизий делает полный оборот, его концевой зацеп поворачивает второй ротор на один шаг. Когда второй ротор сделает полный оборот— на один шаг повернётся третий. И так далее...

-Лучше сразу на одиннадцатую,— забавно картавит она, подсовывая мне распечатку.— вот посмотрите, Алексей Сергеевич, в этом сообщении, вот этот кусок: мусор, затем— '... в ответ на...' и снова мусор. То есть, первый мусор— намеренный, чтобы осмысленный текст начинался не сразу в сообщении, а второй— из-за того, что зацеп сработал не на букве 'Z', а на 'K'...

-Соня, да вы, прелесть... (лицо девушки стало пунцовым) какая, умница!

'Аккуратнее надо подбирать слова, они в это время ещё чего то значат. Коммутацией перемычек теперь не обойтись'.

Будто подслушав мои мысли, Русаков бежит к шкафу, где лежат чертежи и схемы РВМ и из его недр на свет появляется чертёж-'синька': тёмно-синий фон принципиальной схемы украшен хитросплетением светло-голубые линий-проводов и условных знаков.

-Коля, вот этот провод перекинь с первого контакта на третий.— Слышится его команда.

Ребята забегали: кто-то бросился нагревать паяльник, кто-то искать провод на месте. Через полчаса на столе перед Соней оказалась распечатка с расшифровкой, которая была переведена, пронумерована и подшита в тоненькую пока папочку.

-Ребята, не расхолаживаемся!— Звучит голос руководителя отделения.— Теперь зная ключ сообщения, ищем установки дня. (Соне). Сколько всего сообщений в этот день было?

-Четыре.

'Э нет, ребята, даже зная установки дня, дешифровать оставшиеся три сообщения без ключа быстро не удастся'.

-Ваня,— подываю Русакова к себе.— ты лучше раздели ребят по пятёркам, итого— четыре смены по шесть часов.

Тот согласно кивает, а я, расписавшись у Сони, с папочкой под мышкой иду к себе, поразмыслить над текстом. Едва закрываю за собой дверь кабинета, как раздаётся звонок 'вертушки'.

-Алексей,— узнаю голос Кирова.— сейчас к тебе подъедет товарищ Берзин. Надо ему помочь, это по твоей части.

-Понял, я на месте. Жду.— Исключать возможность прослушки нельзя, поэтому стараемся обходиться без лишних подробностей.

Не успел положить трубку, как звонок по внутреннему телефону с проходной.

-Товарищ Чаганов, к вам посетитель.

Ян Карлович, бодрый и чисто выбритый, как только мы оказались наедине у меня, без слов протягивает 'пятачок'.

'Понятно, не работает, надо починить. Но посылать с этим целого начальника Разведупра— это перебор'....

Так же без слов достаю из ящика стола инструменты и осторожно открываю эбонитовую крышку. В нос бьёт резкий запах. Стеклянная колбочка— вдребезги, электролит растёкся по коробочке, залив туннельный диод и разъев подходящий к нему контакт...

-Быстро надо исправить,— Берзин, склонившийся над моим столом морщит нос.— через полчаса 'шайба' должна быть на месте.

-Это невозможно— вздыхаю я.— вот эта пуговка (показываю на диод) вышла из строя. Её надо заменить, но запасных нет (точно знаю).

Расстроенный Берзин проводит ладонью назад, убирая со лба свои жёсткие волосы.

-Придумай что-нибудь, Алексей,— с чувством говорит он.— наиважнейшая операция срывается.

'Придумай... ну что тут придумаешь'?

-Пойдём погуляем.— Прячу папку в сейф и беру посетителя под руку.

-Собрались кого-то слушать?— Спрашиваю когда оказываемся на воздухе. (Начальник Разведупра кивает головой).

— Думали подкладывать 'пятачок' на место или кто-то будет его на себе носить?— Пытаюсь понять задачу.

-Носить.— Неохотно буркнул Берзин.

-Не до конца ему доверяешь?— (Мой собеседник снова кивает).

-Так не говори ему, что 'пятачок' не фурычит. Твой агент всё равно отчёт писать будет, поостережётся врать. А ещё намекни своему человеку, что не один он там будет с пятачком...

-А и правда,— заливается смехом Берзин.— у тебя, Алексей ещё такая коробочка найдётся?

-Для хорошего человека...— развожу руки в стороны и сразу подсекаю.— Как, кстати, там моя 'крестница'?

-Машенька?— Покупается он.

'Та-а-к, Машенька значит'...

-Золотая. Эта она подсказала, ну с этим, с 'пятачком' и ещё...— Замялся начальник Разведупра и после паузы выпалил.— Алексей, отпусти её ко мне.

Тут пришла моя очередь задуматься, молча прошагали до столовой.

'А как же медицина, лекарства'?

-Встретиться мне с ней надо, поговорить. Пусть приезжает.— Недовольно отвожу глаза в сторону.

-Сегодня никак не сможет и завтра тоже...— начинает оправдываться Берзин.— сам знаешь какие дела сейчас творятся.

'Знать— не знаю, но догадываюсь. Похоже, руководство готовится вскрывать этот гнойник в ЦК и НКВД. Поэтому армию и Разведупр привлекли, нет доверия Ежову'. Неопределённо машу рукой.

-Ладно, идём наверх за пятачками...

* * *

Снова раскрываю папку с радиоперехватами, решил пока не грузить этим никого. В этот момент зазвонил аппарат ВЧ.

-Чаганов слушает.

-Товарищ Чаганов, здесь лейтенант госбезопасности Курбаткин, помощник секретаря парткома нашего управления.

-Здравствуйте, Пётр Николаевич.

-Вы знаете моё имя-отчество...— Лейтенант на том конце провода явно польщён.

'А что, мне не трудно запоминать, сказать твой номер телефона'?

-... так вот, товарищ Чаганов,— спохватывается он не дождавшись ответа.— ваше время в почётном карауле с одиннадцати тридцати до полудня двадцать третьего июня в Центральном клубе сотрудников НКВД, вы же понесёте гроб...

-Какой гроб?— У меня вытянулось лицо.

-Гроб товарища Ежова, конечно.— Лейтенант не выказывает никакого удивления. 'Мама дорогая, пока я томился в темнице сырой у них тут на воле'...

-Место похорон?— Стараюсь скрыть свою растерянность за официальным тоном. -Наводевичье кладбище, рядом с могилой жены... 'А в остальном прекрасная маркиза... Кандидата в члены Политбюро хоронят на Новодевичьем кладбище!Геню то за что? Интересно, пока меня не было Лубянка не сгорела? Ну дела, а предупредить— язык отсохнет'?...

-Понял, буду.

Глава 10.

Москва, улица Грановского дом 5.

Квартира Розенгольца.

21 июня 1937 года. 21:00.

-Михаил Петрович, милости прошу.— Улыбается Аркадий Розенгольц, нарком внешней и внутренней торговли, высокий поджарый мужчина лет пятидесяти с усами-щёточкой и приглашает гостя в просторную прихожую.— прошу в гостиную, я сегодня один на хозяйстве: жена с дочерью на даче.

Фриновский скользнул взглядом по полудюжине кепок, висящих на вешалке, пристроил рядом свою фуражку и последовал за хозяином по длинному коридору. Глянув в открытую дверь одной из комнат, сообразил, что окна квартиры выходят не во внутренний дворик, а на соседнее П-образное здание, известное как Пятый дом Советов. В этом, спрятавшемся в тени небольшого садика бывшем доходном доме графа Шереметева (комкор бывал в нём однажды на квартире у Будённого), построенном в конце прошлого века в стиле эклектики, жили высшие руководители государства: Млдлтов, Каганович, Косиор, Ворошилов и другие. Он разительно отличался от, как будто рубленного топором, Первого дома Советов богатством отделки снаружи и изнутри.

-Здравствуйте, граждане, ваши документы!— На грубый громкий голос вошедшего, вздрогнув, испуганно обернулись сидящие за круглым столом Косиор, Постышев, Рудзутак, Эйхе и Хрущёв.

Фриновский, довольный произведённым эффектом, рассмеялся во всё горло.

-Ты что, Михаил Петроуич, на радостях хуатил лишнего?— Вызверился на него Косиор.

-Я бы тоже тяпнул рюмочку...— Эйхе вопросительно взглянул на Розенгольца, тот— на Косиора.

-Для храбрости, что ли?— Усмехнулся Постышев.— Я смотрю и Никита дрожит, нацепил пиджак в такую жару и преет.

Хрущёв вместе со всеми заулыбался незлобивой подначке, но пиджак не снял.

-А и вправду, чего сидеть в темноте, душно у вас... Я открою окна.— Предложил Фриновский.

-Не-е-т!— Хором закричали собравшиеся.

В наступившей напряжённой тишине комкор недовольно занимает место за столом.

-Почему бы не выпить, Станислав Викентьевич? Давайте выпьем.— В разговор вступает Рудзутак.— И повод имеется, сегодня мы одержали пусть и небольшую, но победу. ЦК пошёл за нами. Неси, Аркадий, что там у тебя есть в загашнике.

-За нами...— ворчливо протянул Косиор.— Тридцать пять голосов... куда делись пятеро? Нас было сорок.

-А и вправду, Никита,— теребит седой ус Постышев.— не твои ли нацмены струхнули?

-Скажете тоже, Павел Петрович,— застрочил Хрущёв.— какие они мои? Сами они по себе, я им в бю-ллю-тень (с трудом выговорил иностранное слово) не заглядывал.