Чаганов: Москва-37

В письме жены одного из сотрудников УФТИ в Англию, куда НКВД сунуло свой нос, ситуация описывалась так: '... институт полон интриг. Сначала, казалось, они были связаны с противостоянием учёных и администрации, то теперь уже всё перемешалось и некоторые из учёных для достижения своих целей используют грязные средства... и дальше, нужно взорвать весь институт и начать всё сначала'. Когда одни учёные поддержали возникшее стихийно 'движение сопротивления', которое возглавил руководитель теоротдела Ландау (кто-то прикреплял недавно полученные пропуска к собачьему ошейнику, а кто-то за неимением собаки к фалдам пиджака; кто-то писал жалобы замнаркома Пятакову, кто-то в 'Известия' Бухарину, ну а кто-то в НКВД, как Ландау, Балицкому), другие переключились на военную тематику и, к негодованию первых, стали получать повышенную зарплату.

В общем тогда, в благославенном 1935-ом, нарком Орджоникидзе решил не взрывать институт, а, пойдя навстречу пожеланиям общественности и советам некоторых своих друзей, срочно вернул всё на свои места: уровнял зарплаты, вернул старого директора и остановил строительство забора. И стали они жить-поживать... до того самого момента, пока вступивший в должность Ежов не арестовал Пятакова. После смерти Орджоникидзе события понеслись вскачь, так быстро, что Ландау не успел удрать в Москву. ОСО глубоко не копал и назначил всем участникам 'сопротивления' максимальный срок— пять лет (хотя в нашей истории несколько человек проходящих по 'делу УФТИ'получили высшую меру. Странно, но их предводитель, Ландау после года отсидки был выпущен на свободу).

'Выходит это я его так подкузьмил. Ничего... переживёт, зато пятеро ведущих сотрудников УФТИ останутся в живых'.

-Свободен.— Макар делает изящный пируэт и, грациозно ступая, оставляет нас с теоретиком с глазу на глаз.

-Гражданин начальник,— Ландау без приглашения плюхается на стул передо мной.— а почему меня во 'внутрянку' привезли? Должны были в пересыльную: в Бутылку там или Пресненскую. Приговор мне ещё в Харькове объявили.

'Сразу видно опытного зэка, порядки знает, даже Бутырку Бутылкой называет, немудрено— скоро месяц исполнится как томится в заключении'.

Не спешу с ответом: сам с интересом разглядываю его тощую фигуру, бритую голову и близко посаженные карие глаза.

-Скажите, гражданин Ландау,— неотрывно смотрим друг на друга как в игре кто первый моргнёт.— вы литературу хорошо знаете?

-А о какой литературе идёт речь?— Физик удивлён, но вида не подаёт.— Однако неважно, я кончил курс классической гимназии и затем проводил много времени за чтением, так что ответ мой будет: да, я знаю художественную литературу как мало кто в этом здании.

-Хорошо,— киваю я.— хотя ваш вопрос важен, я говорю не о классике, а о лёгкой, приключенческой литературе, наподобие 'Овода', 'Графа Монте-Кристо', 'Трёх мушкетёров'.

-Читал в детстве...,— фыркает Ландау.— но боюсь, что подробностей уже не припомню.

-Понятно,— разочарованно вздыхаю я.— а как у вас с музыкой? Играете на каких-нибудь музыкальных инструментах? У вас хороший голос?

-Учился в на скрипке и фортепиано,— растерянно начинает он, но, не выдержав, взрывается.— послушайте, не знаю вашей фамилии, что за странные вопросы? Почему меня снова допрашивают? По какому делу?

-Моя фамилия Чаганов, слышали наверное. Капитан госбезопасности Алексей Чаганов.—

'А-а! Моргнул!'— Хочу вас сразу успокоить, что ни о каком новом деле речи не идёт. Я отбираю для своего специального конструкторского бюро инженеров и конструкторов для выполнения работ по военной тематике.

-Только инженеров и конструкторов?— Растягивает губы в усмешке Ландау, показывая плохие зубы.

-Учёных тоже, куда ж их девать?— Ровным голосом продолжаю я.

-Учёными бывают и собаки, когда их научат,— спокойно начинает он заученную фразу и снова срывается в истерику.— а мы— научные работники! Так что вы что, отбираете нас по тому, умеем мы петь или нет?

-Вовсе нет,— меня трудно вывести из себя.— Например, Льва Васильевича Шубникова из вашего института я собираюсь назначить руководителем бригады в своём КБ, имея в виду его выдающиеся достижения в области техники низких температур по сжижению водорода и гелия. СКБ у меня специальное, для того чтобы заключённый вышел из него на свободу, он должен единолично или в составе бригады выполнить работу для военных или народного хозяйства: создать прибор, механизм или технологический процесс. Результат должен быть подтверждён на испытаниях. Просто отсидеть свой срок в СКБ, ничего не делая, не удасться. А с вами я не знаю что и делать, глядите, каких-либо великих открытий в прошлом за вами не числится,...

Мой собеседник недовольно засопел, но сдержался.

-... не считать же за таковые вашу популяризацию достижений западной физики у нас в стране. Преподавательско-педагогической деятельностью моё СКБ заниматься не будет, да и подпускать вас к ней, после ознакомления с материалами вашего дела, я бы никому из руководителей высших учебных заведений не посоветовал: зачем смущать молодые умы? Нам рассадник инакомыслия там ни к чему. Поэтому, возвращаясь к вашему вопросу, я и спрашивал можете ли вы делать что-нибудь такое, что обеспечило бы вам покровительство паханов на зоне: рассказчики и певцы там в цене, ведь надо как-то коротать длинные зимние вечера...

'Могу записать слова песни 'Владимирский централ' или 'Голуби летят над нашей зоной''.

-... потому что желающих считать пеньки на лесосеке будет много, а топором махать вам ваше 'теловычитание' не позволяет.

-Я владею методами вычислительной математики!— возмущённо вспыхнули глаза Ландау.

-Это замечательно!— Мой преувеличенный энтузиазм не понравился собеседнику.— Осталось только убедить коллег из УФТИ принять вас в свою научную бригаду. Напоминаю вам, что знания, владения и умения заключённого не могут служить основанием для его освобождения или уменьшения срока.

-Позвольте,— 'Товарищ не понимает'.— а почему именно из нашего физтеха? Разве мало других специалистов, не сумевших стать физиками или математиками и потому подавшихся в инженеры? (Опасливо прячет глаза)... Уверен, что очередь у меня будет стоять из таких за консультациями.

'М-да, цельная личность..., но в одном он, конечно, прав, людей, действительно, много: пошли сплошным потоком спецы из Остехбюро, других КБ и институтов'...

-'Практика— критерий истины', кажется, так было у Карла Маркса?— Нажимаю на звонок вызова 'вертухая'.— Или вы не согласны классиком?

'Молчит, тогда стоит попробовать, надеюсь, что консультации пройдут без мордобоя'.

* * *

-Здравствуйте, Вениамин Аркадьевич,— поднимаюсь навстречу Зильберминцу.— как вы себя чувствуете?

-Неплохо...— Растерявшийся профессор в мятом, порванном в некоторых местах костюме, растерявшись, не сразу пожимает протянутую ему руку.

-Отлично. Я— Алексей Чаганов, начальник Специального Конструкторского Бюро при НКВД СССР, присаживайтесь, пожалуйста.

Седая всклоченная шевелюра, усы и бородка по моде начала века, большие живые голубые глаза.

-Да-да,— оживляется мой собеседник.— я слышал о вас много хорошего от профессора Сажина и, позвольте, не от вас ли поступили те материалы по германию, что передала?...

-Да от меня...— невежливо перебиваю профессора.— Я, в свою очередь, хотел бы поблагодарить вас за тот диоксид германия, что вы передали в нашу лабораторию полупроводников. Германий становится очень востребованным элементом. СКБ нуждается в вашей помощи в этом вопросе.

-Но чем же я могу помочь вам в теперешнем моём положении?— Разводит руками Зильберминц.— Пять лет лагерей.

-Вот об этом я и хотел бы с вами поговорить.— Встаю со стула и начинаю перекатываться с носка на пятку по методу академика Микулина, чтобы разогнать застоявшуюся кровь.— В моём СКБ организуется геологическая бригада, в задачу, которой будет входить поиск месторождений германия в СССР и способов его добычи. Работа в этой бригаде заменит вам отбывание срока в лагере, кроме того в случае нахождения вами промышленно значимого месторождения, вы и члены вашей бригады из числа заключённых, будут немедленно освобождены. Я знаю, что вы готовили на этот полевой сезон экспедицию на Донбасс для совершенствования своего метода (прикладываю палец к губам, виде возмущение в глазах собеседника) получения германия из надсмольных вод отходов коксового производства, но пусть этим занимаются ваши ученики. Нам нужен ещё один источник, желательно с большим выходом, где нибудь на Урале.

-Я безусловно согласен,— в глазах геолога загорается счастливый огонёк.— но время потеряно, через две недели, максимум— через месяц, надо быть в поле: как найти людей, оборудование?

-Напишите, что вам нужно. Я позабочусь об этом.

Профессор с жадностью хватает бумагу и карандаш, протянутые мною, и близоруко склонив седую голову над столом начинает быстро писать.

'Позабочусь... легко сказать. Придётся идти на поклон в те же ВИМС, Гиредмет, Нефтяной институт, словом туда, где Зильберминц и работал до ареста'.

-Вениамин Аркадьевич, вы в скобках пишите где можно достать оборудавание.

Он согласно кивает и вдруг поднимает голову.

-Скажите, Алексей Сергеевич, вы меня сейчас заберёте отсюда?

-Увы, не могу,— вынужден разочаровать его.— в тюрьме свои порядке, сейчас уже поздно. А вот завтра после завтрака вас доставят в СКБ, на Большую Татарскую. Вместе поедем по вашим адресам просить приборы. Я позвоню вашей жене чтобы подвезла вам новую одежду.

* * *

Макар равнодушно скользнул взглядом по худенькой фигурке и коротко остриженным рыжим волосам, приведённой им, девушки и оставил нас наедине.

-Присаживайтесь, гражданка Щербакова.— Двинувшаяся было ко мне Люба испуганно замирает на полдороге.

'Надо сразу поставить все точки над 'и', так будет лучше и для неё, и для меня'.

-Так, что тут у нас,— строчу скороговоркой, не давая ей открыть рта.— три с половиной курса ЛЭТИ... Любовь Щербакова, а-а так вы— сестра Васи Щербакова, моего одногруппника, припоминаю... припоминаю. Хорошо, по сути— вы без пяти минут радиоинженер. Предлагаю перейти для дальнейшего отбывания наказания в моё СКБ...

Слёзы потекли по её щекам.

-Согласны? Подпишите вот здесь.— Девушка дрожащей рукой берёт карандаш.— Всё, добро пожаловать в СКБ.

Нажимаю на кнопку звонка. Люба, не веря в происходящее, пытается поймать мой взгляд, я старательно отвожу глаза.

'... так будет лучше и для неё, и для меня'...

* * *

Ровно в полночь поднимаюсь по лестнице своего подъезда, спешу цокая подковками сапог по цементным ступеням лестницы.

'Похоже и впрямь Ежов снял наружку, или она стала скрытной'?

Как ни пытался, но никакой слежки за собой, ни в метро, ни на улице заметить не смог. Вдруг возле своей двери замечаю нечёткую тень от детской фигуры, отбрасываемую тусклой лампой. Поднимаюсь ещё на пару ступенек, тень растёт на глазах: знакомая фигура поднимается со знакомого чемоданчика.

-Дяденька, пустите переночевать, а то есть нечего, сами мы не местные, погорельцы с Котовска...— Ощепков радостно улыбается в тридцать два зуба.

-Ты чего здесь в такой час?— Обнимаю друга и шарю по карманам в поисках ключа.— Правда что ли дом сгорел?

-Можно и так сказать,— грустнеет Паша.— попросили освободить служебное помещение в связи с увольнением со службы. Дело прекратили, недостачу я возместил, но из армии попросили в связи с утратой доверия. -И Ворошилов не вступился?— Вырывается у меня. -А что поделаешь, когда тебе выкладывают материалы дела, а в них сумма ущерба красным карандашом обведена?— Ощепков берёт в руку чемодан.— А может просто принесли ему или его заместителю список с двумя сотнями фамилий, он и подмахнул. 'Сегодня же займусь ревизией в СКБ. Назрело, в свете этого случая с реле и особенно с случаем с Пашей: доверился снабженцу-проходимцу, а тот часть получаемой меди продавал артельщикам'. -Картина ясная,— заходим во внутрь и снимаем шинели (Пашина без петлиц).— ну что, сегодня отдыхай, а тогда завтра с утра на рынок, восстанавливать утраченные навыки. (Паша беззаботно смеётся). Как то жить надо. Или ещё есть вариант: ко мне в СКБ...

-Хоть разнорабочим.

-Ловлю на слове.

Из гостиной слышится звонок телефона.

-Чаганов слушает.

-Извините, ошибся номером.— Узнаю голос порученца Кирова, что подвозил меня после встречи с Олей на Павелецком вокзале неделю назад.

Вижу Паша выкладывает на кухонном столе немудрёную снедь и бутылку водки.

'Не выйдет у нас сегодня ничего, похоже из Ленинграда пришёл микрофон и генератор дециметровых волн: надо ещё уплотнить свой график'.

-Что, разнорабочий Ощепков,— добавляю металла в голос.— ночью не естся, днём не спится. Закончились твои каникулы. Завтра с утра— на работу. Я— в душ и спать, чего и тебе желаю.

Через полчаса, чистый, гладко выбритый и благоухающий 'Шипром', предупредив с завистью смотрящего мне вслед Пашу, что буду утром, ступил за порог. На всякий случай покинул подъезд по Олиным стопам: через чердак и по проходным дворам двинулся в сторону Комсомольской площади. С неба, затянутого тучами, как по заказу, заморосил мелкий холодный дождь.

'Тяжёлое впечатление, всё-таки, производят на встречи с моими потенциальными работниками: сколько надежды, злости, боли и непонимания в их глазах'.

Взять, например, Любу, её арестовали (через три дня после нашего расставания в Крыму в августе прошлого года) в Москве на квартире Тухачевского (его семья жила на даче) в 'доме на набережной' вместе с 'прославленным маршалом'. Озабоченный следователь оставил в деле подробное описание сцены ареста: кто где лежал и чем при этом занимался (эффект неожиданности был полный), но на статью по УК РСФСР её некрасивые действия как-то не тянули. Всё же после многочисленных допросов и советов со старшими товарищами статья нашлась: 58.12— недонесение о готовящемся контрреволюционном преступлении.

'Мне теперь доказывать Любе, что Тухачевский— заговорщик? Увольте. Для неё он навсегда останется идеалом. Или Шубникову, оговорившему себя, чтобы вывести из под удара свою экзальтированную жену, вступившую в 'сопротивление' и устраивающую безобразные скандалы на институтской проходной, посоветовать найти другую половину? Объяснять осуждённым причины их теперешнего состояния, а, тем более, увещевать— дело долгое и бесполезное. Думаю, Надо просто приставить к привычному делу и дать надежду, что все их несчастья скоро закончатся'.

Знакомая эмка, припаркованная на Каланчевской улице у выезда на Комсомольскую площадь, мигнула фарами.

Глава 2.

Москва, площадь Дзержинского,

Управление НКВД.

19 апреля 1937 года, 08:30.

У лифта возле проходной со стороны Фуркасова переулка, как всегда в этот утренний час, многолюдно и я решаю подняться к себе по лестнице. К 'Шипру' за прошедшую ночь добавился стойкий аромат жжёной канифоли, так что едва продравший глаза Паша подозрительно фыркнул, но промолчал под моим предостерегающим взглядом. Времени уже было много, так что пришлось вызывать машину, чтобы успеть завезти его в СКБ, дожидаться завкадрами, а самому добраться до Управления к началу рабочего дня.