Зверь лютый. Книга 7. Найм

"Смолоду — пупок трещит, в старости — спина скрипит".

Работать на одни лекарства и вспоминать молодость...

Это то, что я своим людям предложу? Которым эта "горлица"... У которых — свои такие же. Только — помирают с голоду, с холоду и по моей вине.

И вообще, чего я думаю? Я тут нелюдь. И всякие местные "добрые молодцы" и "красные девицы" меня интересуют... чисто функционально.

К этому времени банька наша вытопилась и хозяйка побежала её отмывать.

Что такое "баня по-чёрному"... Кто пробовал, тот знает. Между "протопить" и "попариться" есть ещё одна неотъемлемая фаза: "сажу смыть". Хлопья сажи на потолке — в два пальца. И во всех других местах. Из такой бани выходишь не чистым, а чисто негритянским. После такой бани только любовью заниматься. По-габонски.

Фольк сразу же подсунул частушку:

"Комбайнёра я любила,

Комбайнёру я дала.

Три недели подмывалась

И соляркой пи-са-ла".

Здесь, на "Святой Руси", ещё одна заморочка: больших котлов мало, дороги они. Воду греют в деревянных бочках. А их же на огонь не поставишь! Поэтому в печке-каменке разогревают булыжники, а потом их здоровенными щипцами перекидывают в бочку с водой. Кто помнит фильм "Андрей Рублёв" — там сам Рублёв этим и занимается.

* * *

Тут у нас ни Рублёва, ни Рублёвки нет. Тут даже рублей нет. Баба есть — хозяйка. Каменья перекидывать — её дело. Мы за постой платим — пусть работает.

Тут и мои подошли. Николай в курс дела ввёл: хлеб есть. Можно взять до тысячи пудов.

* * *

По своей России помню, что потребление хлеба в пост-советское время сокращалось до 1998 года. Потом пошёл рост. Минимум составлял 57 кг на душу. Для сравнения: с 20 ноября 1941 года дневная норма хлеба в блокадном Ленинграде составляла для служащих, иждивенцев и детей — 125 г. Что в годовом исчислении составляет 46 кг. Для рабочих — вдвое больше.

Как пишут аналитики: если не будет новой катастрофы, то потребление хлеба существенно не изменится.

Здесь "катастрофа" — непрерывное состояние. Хлеба едят меньше — мало его. К двадцатому веку крестьянство в России кормилось со своих полей существенно больше, чем в "Святой Руси". Я уже говорил: "Русь нигде с нивы не живёт. Русь живёт с реки". И будет так жить, пока растущая плотность населения не исчерпает эти дополнительные источники пропитания.

А пока, по прикидке, получается 3-4 пуда хлеба съедает за год среднестатистическая душа. Хотя по медицине должно быть вдвое больше. "Душ" в средней крестьянской семье — десять.

Тут ещё такая тонкость: пищевой хлеб — меньшая доля потребляемого зерна. Основная часть — на корм скоту. Фураж. Даже в здешних условиях. И снова — и скота меньше, чем в "Трёхсотлетие дома Романовых", и зерна ему дают меньше — дорого. Получается, что на среднюю крестьянскую семью на "Святой Руси" нужно на год 70-80 пудов зерна. Это чтобы "харчами не перебирали", но ещё не "впроголодь". К 18 веку, когда в плотно заселённых центральных губерниях другие, помимо хлеба, источники продовольствия перестанут быть существенными, душевая норма потребления составит 15 пудов.

"В Московской губернии... от худой и выпаханной земли никогда хлеб не родится, — писал в тридцатых годах 18 века управляющий дворцовыми волостями барон Розен, — а в иных местах, хотя и родится, токмо за тесным разселением той земли надлежащим их участков довольно не достает, и оттого приходят в нищету...".

Для сравнения: в 21 веке норматив запаса хлеба в зерне в Петербурге на статистическую голову — 110-120 кг.

Ещё деталь чисто для ценителей точности выражений: хлеба на "Святой Руси" вообще нет.

Ме-е-е-едленно.

Повторите последнюю фразу.

Нет, не было и не будет.

Всё просто: в хлеб, в хлебобулочные изделия идёт мука из "твёрдых и сильных сортов пшеницы". А они в лесной зоне, в Центральной России не произрастали и не будут. Соотношение температура/влажность неподходящее. Клейковина, знаете ли, не... "склеивается". А то, что растёт, называется фураж. Используется для изготовления комбикормов. Хоть — по советским, хоть — по демократическим нормативам. Но здесь, в "Святой Руси", и после — в Московской, в Императорской, это едят люди. И очень радуются, когда этот "фураж" — есть.

Глава 141

Теперь "что — почём". "Русская Правда", говоря о возврате долгов, оценивает всё зерно с крестьянского надела, ссыпанное в ямы, в полгривны кунами. Получается, что типовая цена пуда ржи — одна векшица. "Векшица" — от "векша", беличья шкурка. Как "куна" — от куницы. Векшица — самая маленькая серебряная монетка на Руси — треть грамма. На гривну кунами — полтораста векшиц. Только это не монетка — это обрезок от дирхема. Своего серебра на Руси не добывают. Пока. Аж до второй половины 18 века, до Демидовых.

Почему "зерно, ссыпанное в ямы"? Так "доски-досточки", факеншит! Закрома строят из досок. Сороковка обрезная, если по уму. А цена на хоть что подобное... Так что хлеб ссыпают в ямы. Как он там гниёт, как горит сырое зерно, какие там всякие долгоносики разводятся... Веками.

"Многоэтажная система хлебозаготовок, действующая в Российской Империи, сгноила богатый урожай 1915 года в крестьянских амбарах".

Вот об этом и речь. Потом пошла в Империи карточная система, императорская продразвёрстка, "хвосты" у булочных с названием по тогдашнему шефу МВД — графу Хвостову, и неизбежное:

"Что тебе снится крейсер Аврора

В час когда утро встаёт над Невой".

Хорошо, что здесь, в Коробце, почва сухая, песчаная. Укрепляют яму жердями и ссыпают. Труд свой, потом не раз политый, лелеянный, в ладонях перебранный... в яму.

Цена на зерно... "средняя по больнице" — каждое десятилетие цена на хлеб выскакивает выше цены на мясо. Как было летом 1922 года в Поволжье. Когда 10 миллионов человек оказались голодающими.

Что не ново.

С середины 19 века вплоть до революции в России постоянно недоедала половина населения.

Ме-е-е-едленно.

Бурно растущая, процветающая Российская Империя — страна поколениями голодающих людей.

"Раньше было хорошо — колбаса была по два двадцать". Хорошо. Для тех, у кого было.

Каждый раз, когда на глаза в моей России попадался очередной маскарад на тему: "Мы — благородные потомки Российского Императорского дворянства" или:

"Мой отец в Октябре убежать не успел

Но для белых он сделал не мало..."

или, там:

"Есаул, есаул что ж ты бросил коня

Пристрелить не поднялась рука?"

у меня сразу возникал простой вопрос: массовый экспорт российского зерна, когда половина населения десятилетиями недоедает — это как? "Православие, самодержавие, народность"? Морить "народность" голодом под пение "православных" псалмов во славу "самодержавия"?

Именно южное дворянство, степные "серые помещики", и казачьи области Юга России и были основными поставщиками экспортного зерна. А "самодержавие" за поколения не смогло развернуть эти хлебные потоки в сторону своего народа. Но как оно этим пользовалось! Игры тогдашних госчиновников, сплошь — "благородий" и "высокоблагородий", потомков которых стараются изобразить разные "нынешние", с сезонными колебаниями курса рубля, когда деньги сначала приходили в страну, как плата за хлеб, а потом вывозились едущим на отдых в Европу дворянством...

Чичиков, с его контрабандой брабантских кружев на овцах "с двойным дном" — невинный младенец.

Экспорт хлеба на фоне собственного голодающего населения — норма жизни для Российской Империи. Французское и английское золото — важнее здоровья своего народа. "Голодомор" начала тридцатых двадцатого века — не изобретение большевиков, а рецидив имперской политики. Только большевики были чуть более последовательными и организованными.

Что красные флаги, что трёхцветные — символы голода собственного народа. Долго голодающего.

Как такие голодовки на детях сказываются... Никогда не интересовались изменениями в продолжительности школьных занятий для детей, вывезенных из блокадного Ленинграда? Дети не выдерживали обычного 45-минутного урока.

Средняя урожайность в Центральной России в 1909-1913 гг. составила для ржи, по данным земств, — 54,5 пуда с десятины; овёс — 60,8; пшеница — 48,1. Когда при Хрущёве урожайность снова упала до этих уровней, Советский Союз начал проедать стратегические запасы продовольствия.

Фольк немедленно отозвался:

"Мы и пляшем и пердим -

Хлеб гороховый едим".

Потом пошли "Освоение целины" и "Химизация всей страны". Хапнули. Первые два года целинный хлеб был...! Сто центнеров с гектара! Съели.

И снова: "8 ц/га" — и по Миссисипи пойдут советские танкеры, груженные пшеницей Айовы под транспарантами с вечным слоганом: "Хлеб для голодающей России".

У меня тут ни Айовы, ни танкеров. Удобрений химических... "Святая Русь" — ещё вопросы? Даже навоз не запахивают — нечем — плугов-то нет. Два мощнейших скачка производства органики в российской истории — кукуруза в двадцатом и картошка в восемнадцатом... Снова в Америку за подмогой?

Признаю, есть среди попаданцев настолько разумные люди, что, при наличии подходящей эпохи, даже о внедрении картошки вспоминают. Остальные... предпочитают нарезное и скорострельное. Про кукурузу не вспоминает никто.

Или всем так довлеет соответствующее решение соответствующего пленума соответствующего ЦК? Только мне всегда на их решения было глубоко плевать. А вот когда мне профи в одной южнорусской губернии говорит:

— Я теперь и представить не могу — как мы раньше жили. Без кукурузы.

я это понимаю.

А "здесь и сейчас" понимаю, что мне во всём этом жить. В "Святой Руси". Так, как нормальные серьёзные люди в моё время уже и представить себе не могут.

В "Таинственном острове" тамошние "попаданцы" из одного зёрнышка ржи, случайно завалившегося за подкладку, выращивают целое поле, полностью обеспечивают себя зерном. Я бы здесь за одну нормальную картофелину — полжизни отдал. Никто не возьмёт. Потому что вот эта, для большинства попаданцев тягомотина и скука — "высокоурожайные сорта", или "высокопродуктивные породы" — цену имеют... в целую человеческую жизнь. И далеко не одну.

А пока и, может статься для меня — навсегда, даже вот эти "полста пудов с десятины" — только у Жердяя. У всех остальных — меньше. Минус семена...

Из собственной юности вспомнилась телеграмма одного дачника: "Вышлите зубы. Оставил на полке где спал". Мы тогда долго смеялись. А здесь "зубки на полку" — всем и каждому. Регулярно.

Сколько не вспоминаю всяких попаданских или исторически-романтических историй — описаний всяких пьянок-гулянок — пожалуйста. Пиры-застолья-трапезы — постоянно. Всё трещит и ломится. Включая штаны и платья. А вот описания чувства голода — не помню.

Чувства постоянно присутствующего, бесконечно длящегося, ломающего и меняющего психику. До непонимания самого себя. Как не понимали ленинградские блокадники летом 42-го самих же себя, но — февральских-мартовских. Почти тысяча случаев только официально зафиксированного людоедства во время блокады — это как?

И нет у попаданцев ещё одного, тоже очень неприятного чувства — предчувствия беды. Постоянного, неясного, неопределённого.

Голодовка — будет. Неизбежно. Неизвестно — когда, неизвестно — насколько сильная. Будет обязательно. И как от неё защититься, как бы "соломки подстелить"...

Хорошо бы в какого-нибудь бога поверить. Типа: "Господь милостив" и "На всё воля божья". Сразу отпадает нужда в элеваторах и холодильниках.

* * *

Банька готова — пошли грязь дорожную смывать.

"Лысому меньше бриться, зато дольше умываться" — наше народное наблюдение.

А мы не спешим. Зато как здорово продраить всё, во всех местах.

Дорога на "Святой Руси" — всегда грязно. Особенно при путешествии в гужевом исполнении. Если сухо — из-под копыт лошади седокам в лицо летит пыль, если мокро — грязь. Мы шли в два воза — на втором ещё и всё от первого добавляется. Это из самолёта вылез — и можно сразу на сцену. А с телеги — только мыться.

Николай Ивашке спину мочалкой наяривает и о деле продолжает. Просто мыслит вслух:

— Хорошо бы у Жердяя взять не одну, а две тысячи пудов. Но это ему почти весь свой урожай отдать. Тогда ему самому вытягиваться придётся. У мужика ещё и овсы есть, и гречиха, и прочее чего-то посажено-посеяно. Но — в притык. Хорошо бы цену маленько... Ну, помнишь, ты сам сказывал: оптовая скидка при больших партиях. И, опять же, тара и доставка. На тысячу пудов надо два ста больших мешков. Или три ста с третью — малых. А где взять? У него-то есть. А почём? Не говорит. А верёвки? А лодии? Ещё эти местные мошенники-прощелыги... Да они ж обдерут нас как липку! За погрузку-доставку столько возьмут! А Жердей против общины не пойдёт — он им заработать даёт. Так-то цена божеская. Но ведь накрутят втрое. А, хозяин? Чего решать-то будем?

"Хозяин" из-за темноты в этой... помоечной — грязь из-под ногтей вычистить не может, а тут такие вопросы.

Не, нормальным ГГ быть легче — освоил пару ударов длинной железякой и никаких вопросов. "Удар сокола" в голову решает все проблемы. Правда, создаёт новые. Если убежать не успел. Ну откуда я знаю, какие тут мешки под зерно лучше?! — "Зерновая вертушка" советских времён — имею представление. Уплотнение кузовов грузовиков полиуретаном перед уборочной — видел. А здесь...

Только начали одеваться — в предбанник девчушка какая-то заскакивает. Как всегда здесь — без стука, без здрасьте. С порога тараторит:

— Батюшка просит в гости зайти, не побрезговать. У нас нынче веселье, запоины. Тута недалече, за забор только перейти.

Ну и названьице. Смысл-то понятен — обручение.

* * *

По древнерусскому обычаю — обручение носит характер подтверждения покупки. Другое название — рукобитие. Как на торгу. Делается "рядная запись", поскольку "ряд" — договор. Устанавливается пеня за отказ от брака. Всякие неустойки и залоги оговариваются. Кольцами обмениваются, благословение священника принимают.

До Петра Великого обручение было более важным обрядом, чем венчание. Именно с обручения во многих местностях России и начиналась совместная жизнь молодых. Крестьяне придают большее значение именно гражданскому договору. Отказ от брака после обручения считается делом бесчестным, долженствующим навлечь на виновного как небесную, так и земную кару, в виде взыскания расходов, даров, платы за бесчестье, а иногда — и уголовного наказания.

В конце 1560-х Марфа, бабушка княжны Авдотьи Мезенцевой, которую безмерно любила, объясняет в завещании причину исчезновения значительной части семейного имущества выплатой неустойки обручённому с Авдотьей жениху, за которого, влюбившаяся в другого, внучка отказалась выходить замуж.

"И я, Марфа, заплатила ему 500 рублев слез ее ради".

Рублей — тех ещё, не "деревянных" — серебряных.

* * *

Николай сразу зашебуршился:

— Надо сходить. На людей посмотреть, себя показать. Жердяй-то там точно будет. Может, под это дело и ещё о делах переговорим. Сухая-то ложка — рот дерёт. А под бражку, глядишь, и цену собьём.