| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Мужики промыли разгорячённые глотки, а я, по разрешающему кивку Акима, позволил себе продолжить. Процесс "примучивания" как беременность: прервать, чтобы позднее продолжить с этого же места — не получится.
— Значится так. "Паучья весь" стоит на Рябиновской земле. Тихо! Так написано в княжеской надельной грамоте. Так подтверждено нынешним Ельнинским посадником.
Начавшийся, было, общий гомон и новые попытки встать и уйти — оборвались.
Последней новости "пауки" не знали. Власть их сдала.
Действующим считается последнее решение. Если раньше мы с Акимом выглядели как захватчики, мошенники, которые какими-то хитрыми уловками пытаются задурить честных крестьян и отобрать у них их собственность, то теперь уже они сами оказывались "возмутителями спокойствия", мятежниками и бунтовщиками. Причём, поскольку вынесено не новое решение, а лишь подтверждено старое, то оно обретает "обратную силу" — все конфликты между "Паучьей весью" и Рябиновкой теперь оказываются "воровством" "пауков".
* * *
В 21 в. ситуации, когда законодатель даёт своему решению "обратную силу" крайне редки.
"Россия — страна с самой непредсказуемой историей" — мудрое наблюдение российской исторической науки.
Но в законодательстве "обратная сила"... это настолько неприятно, настолько разрушительно для системы в целом, что даже позитивные, разрешающие решения такими делать избегают. Можно вспомнить череду Ельцинских амнистий в ДемоРФ, амнистию Берии или "птенцов Керенского" — эпизоды того же круга. Изменения не "по вновь открывшимся обстоятельствам", а по "принципу самодура": "не по ндраву!".
Легко можно понять стремление хомосапиенсов изменить прошлое: жизнь человеческая коротка, убирать последствия чьего-то решения, принятого когда-то... Проще отменить причину.
И старательно забыть древних греков: "Даже бессмертные боги не могут сделать бывшее — небывшим".
* * *
У нас здесь наоборот: "небывшее" — стало "бывшим". Зависимость "Паучьей веси" от Рябиновки вдруг стала давно действующим законом. Обрела девятилетнюю историю.
Среди взрослых мужчин-"пауков" нет людей, не участвовавших в мероприятиях, которые могут быть расценены Рябиновским владетелем как враждебные. Все — виноваты, и в любой момент могут быть подвергнуты наказанию. Или — прощению. На усмотрение владетеля. Права боярина в границах его вотчины включают в себя и власть судебную, по широкому кругу оснований, и власть исполнительную.
— Ё! Дык...
— Замолчь! Вона как... И чего?
"И чего" может означать, например, взыскание боярской подати за девять лет. Невыплаченное ("недоимка") может быть определена как долг крестьян. С использованием "обычной резы" — кредитного процента.
После Мономаха есть ограничения по применению процентной ставки, но любая ставка ниже 50% годовых ("третный рез") — хорошо. Бывает выше — краткосрочный, "месячный рез". Если только пятая часть, как прописано в Книге Чисел из Торы — "обычный рез" — чистое благодеяние, "повезло дураку". Но насчитывается такое "везение", в отличие от "месячного" и "третного", без ограничения времени и суммы.
А размер подати со смердов, живущих на его земле, Аким установит сейчас. Как захочет, так и установит. "По обычаю". Какому-нибудь. И, вполне вероятно, вспомнит эпизод, о котором сможет сказать: "Я вам это уже говорил! А вы и слушать тогда не схотели". Расчёт пени пойдёт вот по этой ставке за девять лет. А по закону за невыплату долга — конфискация имущества и продажа должника в холопы. Обычно — вместе с женой и детьми.
Не, можно конечно возбухнуть.
Типа:
— А пошёл ты, владетель, нафиг. А плевали мы на твой закон с присвистом.
Но боярин имеет на своей земле очень достаточно прав и сил, в форме людей своих, чтоб тебя в бараний рог согнуть. И продать куда-нибудь в Кафу.
Можно, конечно, и клич крикнуть:
— Братцы! Не сдадим родного меня подлым слугам проклятого режима!
Отчего, может статься, обчество возбудится, сбежится и накидает слугам владетеля больно.
После чего прискачет отрядик из волости. А мужик в армяке и с топором против гридня опоясанного в кольчуге и с мечом... Как ведут себя "славные витязи земли русской" в русских селениях — "пауки" недавно вспомнили на примере вирниковой стражи.
Не важно — справедливо ли конкретное решение или нет. Неважно — что ты, здесь и сейчас, считаешь справедливостью. Не важно — готов ли ты умереть за эту справедливость и готов ли ты за неё убивать. Важно — по какой справедливости будут жить те, кто останется в живых после её установления. "Мявкни" и ни тебя, ни твоих детей в их числе не будет.
Эти вещи не проговариваются, даже не обдумываются — спинным мозгом чувствуется.
До пейзан начала, наконец-то, доходить глубина прямой кишки, в которую они попали. О чём и свидетельствовали озвученные междометия и слова-паразиты. А вот Хрысь, похоже, оказался к этому морально готов. И де-факто берёт на себя роль лидера. Затыкая и уточняя.
С ним персонально и будем разговаривать:
— Хрысь, ты "ваньку" из себя не строй. Ванька здесь я. Одного достаточно. Я тебе говорил, ещё когда пруссов побили: "паукам" нужна голова. Старосту вы не избрали. Значит — быть тиуну. Слово моё ты слышал: тиуном быть тебе. Раз тиун — значит холоп. Идём в кузню — ошейник оденешь.
— А вот хрен тебе!
— Цыц! Ты уже нахренячился вдоволь! Думай давай! Помнишь, как ты мне над пруссами битыми говорил: "Под тебя идти — с голым задам ходить, да по голой спине получить"? Ну и? Вот я из Елно пришёл. И людей и барахла всякого — шесть лодок приволок. Это что ль — "голый зад"? Ну-ка вспоминай. Когда вирниковы людишки вас теребить пришли — кто их остановил? Забыли уже? Когда злыдни эти, набродь прусская, вас как овец резала — я за двенадцать вёрст ночью в дождь прибежал. Свою голову под мечи душегубские подставил. От ваших головёнок бестолковых — смерть отвёл. А вон, когда я после побед славных над волхвами богомерзкими отдохнуть прилёг, Макуха-вирник вас в лес погнал. Скольких положили? "Мужи добрые", мать вашу!
— А ты не ругайся. Молодой ещё... Вона, у Акима руки сожжённые. Это как? С такими-то руками — ни сошки, ни ложки не удержать. Это, что ль, победа твоя славная?
Ладошка у меня невелика. Но и такой — можно хорошо по столу грохнуть. И на горло я не сильно слаб. А главное — я их не боюсь. Это они видят ребёнка-подростка, а я-то изнутри себя иначе вижу.
* * *
Я уже говорил, что у людей есть инстинктивное представление о начальнике — большой, сильный. Менеджеры высшего звена, как правило, выше среднего роста. И доходы у них тоже выше среднего. Американцы досчитались до того, что выяснили: превышение роста над средним уровнем даёт увеличение доходов в 800 долларов на каждый дюйм.
У здешних мужичков примерно метр шестьдесят пять, а я себя помню за метр восемьдесят. Они этого не видят, а у меня внутренний корректор работает. От шести дюймов разницы... Пять штук баксов дополнительно ежемесячно...
Интересно, а сколько это будет в русских смердах? А уж кому тут на кого рычать можно — вообще не вопрос.
* * *
Короткая пауза позволила сбросить и громкость, и высоту тона. Насчёт роста... Видеть-то себя — я вижу, но звучать-то... связки у меня в горле детские. Это у японцев — чем тон выше, тем приказ императивнее. А у нас наоборот: чтобы напугать — надо в басы уходить. Ну-ка, давай, Ванюша, быстренько "провалился". С Козловского в Шаляпины. Насколько получится.
Когда спокойненько — "басовитенько" легче идёт.
— У всего — своя цена есть. И у ран батюшки моего — тоже. Пытан был Аким Янович. По поклёпу управителя нашего Домана, по приказу посадника. Ну и кто теперь где? Посадник, посадница, тысяцкий елнинский... в земле лежат. Посадник-то — того... Мозгой, говорят, свихнулся. После такого злодеяния, с Аким Яновичем учинённого. Доносчик Доман — в нужник провалился. Там и захлебнулся. И заметь, Хрысь, всё — сами. Планида у них такая. Судьба. Помереть им суждено оказалось, как Акиму Яновичу вреда причинили. Так ведь и здесь так же: Кудря на меня охоту устроил, Хохряк на меня руку поднял. Ты, Хрысь, сам мозгами своими пошевели. Не по словам — по делу, не по сказкам — по жизни. Добрые ведь были "пауки", крепкие. Теперь их черви едят. Вместе с сынами их. И ты туда хочешь? Или ещё кто?
Я внимательно осмотрел присутствующих. Вполне по Высоцкому:
"Сперва набычившись.
А после — подбочась".
Народ "туда" не хотел. Почему-то...
Хвастаться — нехорошо. А вот напомнить — полезно. Народная помять — коротка бывает.
Освежаю. Вспомнили.
Со стороны хорошо видно, как "историческая правда" постепенно расползается по коллективу.
Мужики дружно приступили к почёсыванию в разных местах, пережёвыванию своих бород и обмену междометиями. Вспомнили они ещё и волхвов, и ведьму, и, конечно, Пригоду-покойницу. Поток "эта", "ну", "колдун", "ё", "вона чего", "опять же", снова "ё" с разными другими буквами, перемежающийся охами, ахами, и тяжкими вздохами, достиг своей кульминации и постепенно пошёл на убыль.
За это время я успел отхлебнуть пивка и ободряюще улыбнуться Акиму и остальным. Аким, подобрав нижнюю челюсть, даже попытался изобразить гордый вид.
Как-то, собранные в один ряд, мои похождения выглядят... внушительно.
Особенно, если добавить и иные "подвиги", совершённые здесь, в Рябиновской усадьбе. В общем ряду они не упоминаются, но Аким-то помнит и убийства Храбрита и Корьки, кузнеца и молотобойца, бой и смерть "цапли"... Это хорошо, что он не всё знает о моих мертвецах на заимке, о подробностях смерти забитого насмерть деда Перуна и убитой его руками его же "жёнке", о прежних моих похождениях вроде "людоловского хутора" и "отравительской веси"...
Что-то я по крови людской иду "аки посуху". Как-то привыкать начал.
"Нет человека — нет проблемы".
И дальше так же пойду.
"Необходимость — лучший учитель".
Всё меньше эмоций, "озверения". Скорее — ощущение рутинности, обычности.
* * *
Веллер, которому в молодые годы довелось подрабатывать гуртовщиком, пригонять на бойни и забивать скот, говорил, что после месяца-двух непрерывного забоя, свежевания и разделки скотских туш, ловишь себя на мысли, что если было бы здесь тело человека, то в той же технологии, без каких-либо дополнительных эмоций, можно бы и его освежевать и разделать.
Местные жители всё более воспринимаются мною как стадо. Как скот, который надо пасти, надо охранять. Для забоя. Или для получения какого-то другого полезного результата.
Есть исключения: персонажи, которых я знаю. Знаю лично. По именам, привычкам, индивидуальным их свойствам. И тем сильнее, по контрасту, все остальные воспринимаются неразличимо — как общая серая масса.
Да и лично знакомые тоже — "домашние животные". Их можно различать. Как отличаешь свою собаку в общей стае. Со своим псом можно разговаривать, можно его защищать, заботиться. Можно даже целоваться. Но — собака. Слишком большая разница между мною и остальными. "Нелюдь".
Интересно: мои игры со здешними дамами приобретают при таком подходе оттенок зоофилии. А как с этим у других попаданцев? — Тёлка, кобылка, с-сучка... Мда...
Туземцы могут остановить попаданца, только убив его. А я очень постараюсь ещё долго не сдохнуть. У меня же "великая цель"! И — "да расточатся врази"!
Вырежу. "Вразей". Я в этом уверен, и остальные должны эту уверенность чувствовать. Лучше — заблаговременно. Лучше эффектно испугать, чем эффективно убивать. Может, кто и в живых останется.
* * *
— Да уж. Деваться-то некуда. На всё воля божья. Ты уж, Хрысь, пострадай за обчество. Всем миром тя просим. А уж вдову-то да малых деток твоих, ежели что, община не бросит, кормить будем. А ты уж за нас-то прими муки-то, пострадай-ка за народ-то православный.
Самый древний из "пауков", почтительно поддерживаемый соседями, поднялся с лавки и огласил вердикт. После чего, покряхтывая и постанывая, поклонился Хрысю в пояс. Длинная белая борода метнулась по полу. Следом поднялись со своих мест, и также низко поклонись остальные члены "паучьей делегации".
Всё это сопровождалось нестройным жужжанием: ты уж... да уж... мы уж... оно же ж...
Сдали мужика.
Для русской общины — явление постоянное. Русский "мир" похож на голотурию:
"При сильном раздражении выбрасывают через анальное отверстие заднюю часть кишки вместе с водными лёгкими, отпугивая или отвлекая нападающих; утраченные органы быстро восстанавливаются".
Вот и Хрысем... отстрелили.
Пошёл ритуал. У Хрыся детей малых и вовсе нет. Но ритуально, "по обычаю", подметается седой бородой пол, бьются взаимные низкие поклоны, произносятся обязательные слова. И неважно, что они не соответствуют действительности, что и выполнены они не будут. Мужика сдали. На "всё". На муки, на позор, на казнь.
Выбросили. Как ту "заднюю часть кишки".
* * *
В России крестьяне, выбирая своих представителей, или старост, или защитников отечества — рекрутов, или ходоков, постоянно рассматривали это не как честь, отличие, выборы достойнейшего, лучшего, а как наказание.
"Направление на страдание".
Выделятся из общей массы, получить какой-то особый официальный статус, должность, для русского крестьянина противоестественно.
Психологи 21 века любят рассуждать о разнице между официальным и неофициальным лидером и — "как совместить одно с другим". Здесь этой проблемы нет. Крестьяне-общинники в официальные лидеры не идут. Это дорога высших сословий, которые являются таковыми от рождения. Которых к этому приучают с младенчества. И немногочисленных маргиналов, вырванных собственным характером и жизненными обстоятельствами со своего места.
Соответственно, община, выбирая своих представителей "на муки", выбирает не лучших, а худших. "Списывает на смерть". Классический пример:
"Вдоль дороги шеями на брёвнах лежали выборные от стрелецких полков. Государь был мрачен, но голов не рубил".
Не в этом ли одно из странных свойств именно русского народа, состоящее в сильнейшем предубеждении противу всякого рода начальства? В твёрдой, предопределённой, изначальной уверенности в том, что всякое лицо "предстоящее" есть "дурак и сволочь"? Ощущение это, будучи даже и не выражаемое словами разумными, но существующее во всякой крестьянской душе, отнюдь не ведёт к непрерывному бунту, к яркому и энергичному, наполненному, пусть и губительной, но страстию, противоборству, но состоит в повсеместном ленивом, скучном неисполнении всякого, от вышестоящих лиц проистекающего, слова или установления.
* * *
Конец двадцать седьмой части
Часть 28. "Приходят в разной суете разнообразные..."
Глава 148
* * *
Даже и вожди народные, подобные Пугачёву и Разину, выдвинувшиеся и поддержанные великим множеством русских людей, при первых же неудачах выдаются противникам. Ибо став предводителями, они, тем самым, перестают быть обычными, равными, общинниками. И "русский мир" выдаёт их. "Пострадай за обчество. А мы тя — поминать будем".
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
