"Конечно же, ведь он не предаст их, как Таривас", — раз за разом думал Безымянный, стараясь отрешиться от боли и отчаяния. Получалось, надо заметить, неважно.
Оставалось утешать себя, что мучиться ему недолго. Игнис говорила о том, как трепетно Вороний Король относится к обещаниям и клятвам, а значит, едва только Безымянный окажется в лагере всесильного сковывающего, приговор будет приведен в исполнение незамедлительно. Главное, чтобы Корвус вообще захотел слушать историю предателя.
С этими мыслями проходили дни полукровки, с ними же тянулись и ночи. Он почти ни с кем — даже с притихшим и как будто собравшимся Индржихом — не общался, но слушал и наблюдал — с этим ничего нельзя было поделать, привычка не желала просто так взять, и исчезнуть. Ему было интересно следить за людьми Вороньего Короля, временно перешедшими в распоряжение юного ветророжденного, за лунксами, державшимися особняком, но взвалившими на свои плечи все вопросы, относящиеся к разведке. Но главное — за гвардейцами, которые действовали точно хорошо смазанный механизм, прекрасно дополняя друг друга, не отлынивая от рутинных обязанностей вроде несения караула и обустройства лагеря.
Даже в гвардии Тариваса, руководимой Безымянным, не было такого восхитительного порядка, а приказы не всегда исполнялись столь тщательно.
"Интересно, как там парни в Сентии"? — подумал полукровка, вспоминая прощальную пирушку, которые те закатили. — "И что им рассказали? Умер, как герой? Или предал и был казнен"?
Он пару раз порывался спросить об этом у Клеменса, но оба раза рот просто отказывался произнести нужные слова, и юноша откладывал вопрос на потом. Зато удалось узнать судьбу оставшихся в живых гвардейцев. Все они оказались тщательно допрошены и ограничены в передвижении, но — живы, здоровы. Что радовало и огорчало одновременно, ведь им, возможно, тоже придется ощутить на себе всю тяжесть королевского правосудия. Но полукровка все-таки не оставлял надежды принять вину подчиненных на себя.
Правда, Клеменс уверял его, что Вороний Король обуздал свою мимолетную вспушку ярости и теперь очень стыдится приказа, отданного Изегриму. Потому, собственно, с пленными гвардейцами и обращаются в соответствии с их статусом. И еще он уверял, что Корвус обязательно прислушается к доводам Безымянного, и не станет наказывать за то, в чем тот не виноват.
Безымянный слушал и не верил, но не возражал.
Спустя два дня бешеной скачки, результатом которой стали полтора десятка павших и загнанных лошадей, они наконец-то подобрались достаточно близко к лагерю Корвуса — навстречу начали попадаться разъезды из бригады герцогини Магны, а в небе то и дело виднелись точки разведывательных отрядов гарпий. Вороний Король, как и следовало ожидать, не бросал на самотек вопросы безопасности.
"Интересно, а что он предпримет против Мислии со Звериным Амулетом"? — подумал Безымянный, когда очередной отряд всадников пропустил их, задав лишь пару вопросов. — "Она, конечно, вряд ли сможет управлять им так же эффективно, как и его величество, но все же — глупо недооценивать могущество Первой Тени".
С этими мыслями он, наконец-то добрался до Мариевых полей, на которых размещался огромный лагерь на тысяч тридцать — сорок тысяч человек, не меньше. И где-то в этом разноцветном море из ткани с вкраплениями костров, должны были размещаться войска Паллидия и Устина Вентиса. Безымянный приметил далекий лесок на левом фланге и предположил, что скорее всего, они — там.
Он сглотнул.
"Это путешествие было долгим, но все рано или поздно заканчивается. Вот и настали последние часы моей жизни".
Юноша полной грудью набрал воздуха, который он хотел бы назвать чистым и свежим, но не мог — огромная армия создавала вполне конкретный аромат, бороться с которым были не в состоянии даже специалисты из Братства Помощи — этого волукримского аналога Ордена Спасения.
"Ну что ж, в дерьме жил, в дерьме и умру, справедливо. Надеюсь, мне хотя бы позволят исповедаться перед казнью. Игнис ведь говорила, что Вороний Король — весьма справедливый человек".
Мысли об огнерожденной, чья судьба оставалась загадкой, отдались болью в сердце. Внутри него еще теплилась маленькая — совсем призрачная надежда на то, что она, Ридгар, Орелия, Вилнар и Блаклинт живы, но юноша не обольщался на сей счет лишний раз. Если бы они выжили, то Устин и его сын наверняка знали бы об этом. С другой стороны, кто-то же остановил королеву изначальных? Потому, вступая в шатер на холме, возле которого несли службу закованные в тяжелые панцири каррасы, каждый из которых на добрую голову возвышался над немаленьким полукровкой, Лариэс надеялся увидеть знакомую серебряную маску.
Увы, чуда не случилось.
Внутри их ждали Вороний Король, Устин Вентис, Паллидий, герцогиня лунксов Магна, здоровенный каррас, матриарх гарпий Эрато, невысокий поджарый мужчина средних лет с волчьим выражением лица, а также, как ни странно, Аккэлия Вентис — супруга его высочества Устина.
Он впервые в жизни увидел герцогиню, а потому не сумел отказать себе в удовольствии и бросил на нее беглый взгляд. Это была невысокая ладно скроенная женщина, не лишенная определенного шарма, но не красивая: лицо, как у упрямой лошадки, большой лоб, всклокоченные волосы, белки глаз, испещренные красными прожилками и, конечно же, мешки под глазами — признак постоянного недосыпа. Аккэлия, как поговаривали злые языки, не тратила драгоценное время на такую банальность, как сон, занимаясь своими колдовскими штудиями по нескольку суток подряд. Впрочем, как рассказывала Кларисса, пару раз пересекавшаяся с герцогиней, любой, кто общался с ней больше двух минут, тотчас же забывал про недостатки внешности, потому как более харизматичного, начитанного и интересного собеседника было найти очень и очень непросто. На любом вечере и приеме именно эта миниатюрная, не слишком одаренная внешностью женщина становилась центром внимания, и то, что красавец герцог все эти годы хранил ей верность, совершенно не свойственную для стихийных магов, говорило о многом. Еще больше Безымянному сказал тот факт, что герцог привел на поле предстоящей битвы свою дорогую жену.
Полог за спиной опустился, отсекая полукровку, изувеченную гарпию и Клеменса от остального мира, и взоры всех присутствующих скрестились на них. Клеменс собирался было что-то сказать, но Безымянный, не желающий откладывать дело в долгий ящик, и прекрасно понимавший, что добросердечный юноша попробует заступиться за него, сделал два резких шага вперед, не обращая внимание на напрягшегося мужчину с неприятным взглядом — видимо, легендарного Изегрима, — и, достав из ножен обломок своего меча, опустился на колени, едва не зашипев от острейшей боли, пронзившей изувеченную ногу, и протянул искореженную сталь на раскрытых ладонях вперед.
— Ваше величество, я дал клятву и не отступлюсь от своих слов. Я выжил и пришел для того, чтобы расстаться с жизнью от вашей руки. Но молю, прежде чем гнев обрушится на голову недостойного, дозвольте рассказать о вероломном предательстве, свидетелем которому я стал.
Сказав это, он прикрыл глаза, надеясь, что взбешенный сковывающий не снесет ему голову сразу, без единого объяснения.
Однако вместо вопля ярости в ледяной тишине он услышал горестный стон Эрато. Приоткрыв глаза и посмотрев в сторону, бывший Щит принца заметил, что канцлер и матриарх гарпий уже стоит подле Аеллы и утешает изувеченную дочь неба, трясущуюся от рыданий у нее на плече.
"Ах да, гарпии же куда чувствительнее людей", — вспомнил он, вновь опуская взгляд к полу. — "Ну что же, подождем".
Долго ожидание не продлилась — по приказу Эрато в шатер тотчас же вошли два крылатых мужчины, которые и увели его спасительницу, после чего полукровка стал центром всеобщего внимания.
Корвус подошел к нему и присел на корточки.
— Лариэс, посмотри мне в глаза, мальчик, — приказал он и тот повиновался. — Почему тебя не было на Грани? Я едва ли не каждую ночь отправлялся искать вас с Кающимся, и ничего.
Острый приступ головной боли пронзил голову юноши и на сей раз тот не сумел сдержать гримасу муки.
— Ваше величество... — просипел он, — моя память... повреждена. Все... как в тумане. Я забыл многое...
Взгляд Корвуса стал цепким и колючим, маг опустился на колено рядом с Безымянным, поднял подбородок полукровки и внимательно заглянул тому в глаза.
— Паллидий, Аккэлия, ко мне, — отрывисто бросил Древний.
Герцогиня, точно служанка, мигом очутилась возле сковывающего и столь же пристально вгляделась в бывшего телохранителя. Ученик Древнего последовал ее примеру.
— Что видишь? — спросил Корвус у жены Устина Вентиса.
— Что лично придушу эту стерву Мислию, если встречусь с ней. Подумать только, добрых десять лет делать так, чтобы мы не встретились!
— Ты ведь понимаешь причину, — заметил Вороний Король.
— Естественно! Да я бы такого самородка с руками оторвала, наплевав на все. В Сентии кроме Мислии с ним никто не решился бы работать.
— А Первая Тень слишком ценила свое место при дворе для того, чтобы растить конкурента, — закончил за нее Древний, — Паллидий, твое мнение?
— Все очень плохо, — буркнул тот, буравя Безымянного тяжелым взглядом. — Так плохо, что я даже и не знаю, что сказать. Не представляю, как можно было сотворить с собой нечто подобное.
— Это потому, что у тебя опыта в таких делах мало, — ответил Корвус, поднимаясь, после чего распорядился, — принесите виконту стул и кубок вина. Полагаю, разговор будет долгим.
Безымянный с надеждой посмотрел на Древнего.
— Ваше величество, значит, я имею право перед казнью рассказать все, что со мной случилось?
Владыка Волукрима тяжело вздохнул, а птица на его плече захлопала крыльями и громко произнесла:
— Кар.
— Да, Ания, он такой, — согласился Корвус, погладив перья своей любимицы.
В это самое время Безымянного усадили на стул и дали большой кубок, заполненный рубиновой жидкостью. Тот пригубил немного, поразившись качеству предложенного вина, и недоумевая, отчего это король общается с ним так, будто они знают друг друга.
Голова опять отозвалась резкой болью, и он решил оставить ненужную мысль позади. Какая разница? Очень скоро вся эта мука закончится.
В этот самый момент полог палатки откинулся, и внутрь, расталкивая стражников, преграждающих ей дорогу, ворвалась Кларисса.
Светловолосая красавица, не обращая внимания ни на кого, метнулась к нему и заключила Безымянного в столь крепких объятьях, что плохо залеченные ребра того затрещали, а сам он издал стон боли.
— Лар, ты жив, ты вернулся! — Кларисса рыдала, не скрывая своих чувств перед знатнейшими людьми континента. И ее объятья были такими теплыми... такими приятными... — Я думал, что ты мертв. О Господи, я думала, что ты умер!
Она чуть отстранилась и только теперь заметила изувеченную руку и ногу, с которой до сих пор не сняли лубки. Девушка побледнела и ахнула, будто не веря тому, что видит.
— Лар, что с тобой произошло?
— Я как раз собирался начать рассказ, но ты ворвалась и остановила, — чуть заметно улыбнулся он.
Кажется, и на сей раз глаза Безымянного оставались пусты, потому как во взгляде Клариссы появилась боль, но уже в следующую секунду ее сменило нечто иное — понимание того, что они, вообще-то не одни. Воительница пискнула, точно служанка, которую шлепнули пониже спины, отскочила от Безымянного и поклонилась Корвусу.
— Ваше величество, прошу простить мое поведение. Просто, когда к нам ворвался Индржих и рассказал, что приехал вместе с Ларом, я...
— Все хорошо, — успокоил ее Древний и Безымянному подумалось, что сейчас, наверное, губы, спрятанные под повязкой, выгнулись в отеческой улыбке.
"Ну да, она же с Игнис нашли общий язык, наверное, Вороний Король видит в Солнышке подругу своей приемной дочери".
А Корвус, меж тем, обратил свой взор на него и все лишние мысли покинули голову полукровки.
— Рассказывай, — приказал Древний.
И Безымянный в очередной раз поведал о разговоре с королевой за закрытыми дверьми ее покоев и о беседе с принцем на мраморном балконе жарким летним днем, когда освежающий морской бриз приятно шевелил волосы. О том, как понял, что его высочество с самого начала планировал влюбить Игнис в себя — непонятно каким способом, но планировал, и о том, как обрел в лице дочери Вороньего Короля верного товарища. О путешествии через Ничейные земли и грандиозном побоище возле замка барона Урсуса. И, наконец, о последних днях, о том, как Мислия запечатала вход в пещеру, о полете в бездну и, конечно же, о нежданном спасении. Возможно, он что-то упустил, ведь голова все это время болела, не прекращая, но основные мысли, определенно, были донесены до адресатов.
Когда он закончил, Эрато вместе с Клариссой рыдали навзрыд, и даже в уголках глаз Вороньего Короля, казалось, застыли две одинокие слезинки.
— Теперь, ваше величество, — закончил Безымянный, — я смиренно ожидаю вынесения приговора.
— Ты жаждешь смерти, мальчик, надеешься, что она принесет покой и уймет боль здесь? — глухо спросил сковывающий, касаясь груди. — Не будь ты христианином, наверное, давно бы уже перерезал горло обломком меча, да?
— Кар! — возвестила птица на его плече, после чего перелетела на колени к полукровке и внимательно уставилась на него всеми восемью своими глазами. — Кар.
— Именно. Ания права, — согласился Корвус. — Ты хочешь смерти, но не получишь ее, ведь мы делаем не то, что хотим, а то, что должно.
— И что же должно? — осторожно спросил Безымянный, опасаясь, что участь его окажется пострашнее смерти. — У меня больше нет сюзерена, у меня нет подчиненных, у меня нет смысла жизни. Даже имени нет — я отказался от него.
В этот самый миг герцогиня втянула носом воздух и выругалась так, что позавидовали бы даже пьяные матросы.
— Ты, глупый сопляк! — голос Аккэлии вознесся под самый потолок, — ты вообще понимаешь, что сделал?! Отказался от своего имени! Ты?! Такой как ты?! Проклятье, удивляюсь, что ты вообще дожил до нашей встречи!
Эта вспышка была столь неожиданной, что в шатре воцарилось тягостное молчание, а Безымянный в два больших глотка осушил кубок с вином и поставил его на ковер, устилавший пол шатра.
— Ваша светлость, я не понимаю...
— Конечно, не понимаешь, — отмахнулась та, — ведь тебе никто ничего не объяснял... Эх. Дай догадаюсь, имя Лариэс ты получил от принца, не так ли?
— От ее величества.
— Ох уж мне эти лунксы с их сложностями, прости Магна.
— Ничего, — пожала плечами герцогиня, — некоторые обычаи нашего народа кажутся вам — людям — странными, однако с точки зрения лунксов поступок Безымянного правильный.
— Его зовут Лариэс, — подала вдруг голос Кларисса.
— Нет, дитя. Лариэсом его назвала королева, она даровала основное имя, то, что следует носить в миру. Его же истинное имя может быть известно лишь членам семьи, да нескольким ближайшим друзьям. Оно не предназначено для повседневного пользования. После измены принца, Безымянный не мог сохранить то, что было подарено столь низкими людьми, но так как у него не осталось никого, кому можно присягнуть, юноша предпочел назваться Безымянным.
