Сумеречный клинок

'Он тоже пьян? Или все мы сходим с ума?'

И в этот момент он перехватил взгляд мастера Сюртука. Ремт на девушку не смотрел. Он вообще не смотрел на женщин, он наблюдал за Сандером. И Керсту очень не понравился этот взгляд. Обычно веселый и производящий впечатление недалекого балагура Ремт Сюртук был совсем не так прост, как хотел казаться. Но это то Сандер уже понял и вполне оценил. Однако такого ясного, холодного взгляда он от Ремта все таки не ожидал.

2

Шестой день полузимника 1647 года

— Зачем ты здесь? — вопрос задал Каспар.

— Всего лишь случай, — искренно ответила Ада.

Она и в самом деле не собиралась возвращаться.

Ни сюда. Ни теперь. Никогда.

— Пер, я не собиралась тревожить твой покой, ничей покой... Но пошла с девочкой... Впрочем, ты не поймешь, ведь ты не знаешь...

Они стояли на стене, ветер шевелил им волосы, луна плыла по темному бархату ночи, желтая, словно сыр, ноздреватая, тяжелая...

— Чего я не знаю, Адхен?

— Последние годы я служила дамой наставницей в приюте для девочек, — объяснила она.

— Ты?! — Судя по интонации, он не верил своим ушам.

— Я, — почти печально улыбнулась Ада. — И никто целую жизнь не называл меня Адхен. Ради одного этого стоило послать к черту осторожность и прийти в Квеб.

— Это недостаточная цена за жизнь.

— Это дела давно прошедших дней, Пер! — возразила она. — Кто помнит теперь ту историю?

— Не скажи, — покачал головой Каспар. — Не скажи, Адхен! Люди помнят зло жизнь и еще жизнь.

'Поколение за поколением...'

— Что ж, — не стала она спорить. — Возможно, ты прав, но это ничего не меняет. Судьба — предназначение или игра случая? Я предпочитаю верить во второе. Случай привел меня в Аль. Пустяк свел с княгиней Альма и Ши Ариеной. Минутная слабость заставила отказаться от того образа жизни, какой я вела всю жизнь...

— А какой образ жизни ты вела, Адхен?

Она знала, что тревожит Каспара, и это знание было ей неприятно. Отвратительно осознавать, что тебе не верят даже самые близкие люди.

— Тебя, Пер, интересует, не тянется ли за мной кровавый след? — прямо спросила она, дивясь тому, как легко слетают с губ эти слова.

— С ума сошла?!

— Нет, — усмехнулась она. — Боюсь, ты сам не осознаешь все страхи, что обуревают тебя. Нет, Пер, это совсем не то, о чем ты подумал. Кровь — да, но не в этом смысле.

— Где ты была? Что делала? До нас не доходило даже слухов.

— И немудрено, — улыбнулась Ада. — Я меняла города и страны и вместе с ними меняла имена. В Але меня звали Адель аллер'Рипп, и пять лет назад я стала дамой наставницей в приюте для девочек.

— Даже и не знаю, что сказать, — покачал головой Каспар.

— Тогда промолчи, — усмехнулась она и отвела взгляд. За стеной лежала ее земля, места, где она не бывала целую жизнь: сопки, распадки, скальные выходы, леса...

— Хорошо, — не стал спорить Каспар. — Итак?

— Когда выяснилось, что одна из моих воспитанниц наследница имени и состояния, я решила, что это знак моей судьбы: случай, позволяющий разрушить рутину размеренной жизни и уйти вдаль. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Возможно.

— Случай, Пер, всего лишь обычный случай, но дорога, начавшаяся в Але, привела меня в Олений распадок.

— Грустно.

— Отчего?

— Не знаю, — пожал он плечами.

— Ты все еще не женат? — сменила она тему. — Почему в замке до сих пор нет хозяйки?

— Есть, — ответил он, и ей очень не понравился тон его ответа. — Она уехала погостить к родичам в Керед.

'Только не это! — Ее словно ударили под дых. — Господи!'

— Керед... — нахмурилась она, произнося это слово вслух. — Ради всех святых, Пер, не говори, что ты женился на Ольге.

— Ада, я женат на Ольге фон Цеас уже более двадцати лет. У нас четверо детей, и она носит мое имя... и имя своих родителей.

— Что ж, Пер, ты сделал свой выбор, не так ли?

— Я...

— Глупости! — остановила его Ада. — Ты дашь нам провизию и снаряжение? Мы собираемся идти через Холодное плато, а там, как ты знаешь, зима.

— Я дам вам все, что потребуется, и завтра с утра вы сможете выйти в путь.

— Спасибо, Пер.

— Будь счастлива, Адхен.

3

— Девочка!

— Что?! — сон — Гипнос, или как его здесь величают? — уже отнес ее было далеко далеко за край неба, но голос Глиф тут же вернул Тину к действительности, буквально выдернув из властных объятий древних богов.

— Девочка!

— Где ты, Глиф? — встрепенулась Тина.

Свеча погасла, и в комнате царил мрак. Впрочем, через мгновение глаза Тины немного привыкли к темноте, и она стала различать контуры предметов.

— Где ты, Глиф? — позвала она.

— Тута! — радостно сообщила малютка, взбираясь на подушку. — Я, я! Тута я! Вся есть как!

— Я так за тебя беспокоилась! — воскликнула Тина в порыве истинного чувства.

— Не пужись! — гордо заявило мелкое создание господне. — Не есть ужас, ужас! Просто ужас!

— Но ты была одна в лесу! — искренно сокрушалась Тина, баюкая 'Дюймовочку' в ладонях. — А там дикие звери, собаки, стражники...

— Убила на хрен! — гордо сообщила пигалица из Тининых ладоней. — Такой! Два! Совсем плохой был есть!

— Ты хочешь сказать, что кого то убила? — насторожилась Тина.

— Да! Так есть! Глиф! Ура! Ура! — был ей ответ.

— Кого ты убила? — растерянно спросила Тина, не знавшая, что и думать.

— Пес! Раз, два, три!

— Трех собак?!

— Так есть, — рассмеялась девочка. — Глиф! Ура! Волк злой!

— Трех собак и волка? — осторожно переспросила Тина, она ровным счетом ничего не понимала, но предполагала, что, возможно, ошибается в переводе. Еще можно было подумать и о том, что Глиф врет или, скорее, фантазирует.

'Она ребенок... Или я с ума схожу...'

— Еще волк. Сука! — продолжала между тем свой вынужденно конспективный рассказ Глиф.

— И еще волчицу?

— Так есть, — шмыгнула носом Глиф. — Сам пришел!

— И это все? — Тина не знала, плакать или смеяться, их с Глиф разговор все больше напоминал гротеск.

— Нет, все нет. Страж ворот, — сообщила Глиф. — Два и еще два.

— Что?! — вскричала пораженная услышанным девушка.

— Три, четыре, — самым серьезным тоном пояснила свою мысль кроха, и в этот момент где то в крепости тоскливо завыла длинная труба.

— Тревога... — опешила Тина.

— Мертвый, три, четыре, находить, плакать... — объяснила Глиф.

— Так ты что, в самом деле?

— Не понять. Плакать. Не понять. Много слов. Грам...матика... Не знать. Не учить. Плакать, голо... сить.

Тина услышала топот ног в коридорах и переходах замка, какие то тяжелые удары, смутный гомон. Звуки были такие сильные, что проникали даже сквозь сколоченную из толстых досок дверь. Снова взвыла труба, и кто то ударил билом в рынду.

'Ну, настоящий бедлам! Штурм у них случился, что ли? Или король умер? Впрочем...'

Тина вспомнила, что находится в графстве Квеб, где никакого короля испокон веков не было, отметила, что дамы Адель в комнате нет — иначе та давно бы уже всполошилась, — и, накинув на плечи плащ, выхваченный уверенной рукой прямо из темноты, выглянула в коридор. Из соседних покоев как раз выходил Виктор ди Крей. Он был еще без колета, но уже в штанах и сапогах. В руке у него тускло отсвечивал красным обожженный в крови Охотника меч.

— Что случилось? — крикнула Тина, глядя на бегущих по коридору полуодетых людей и ощущая поблизости присутствие еще большего числа возбужденных и дезориентированных внезапной побудкой людей.

— А черт его знает! — бросил привычное богохульство ди Крей. — Война, пожар, нашествие... Тревога, одним словом. Одевайтесь, Тина, — сказал он через мгновение. — У меня появились нехорошие предчувствия... Они у меня всегда появляются при звуках этих труб, — добавил он каким то неуверенным, словно бы сомневающимся в смысле сказанного голосом. — Одевайтесь! В такие минуты лучше быть одетым, чем раздетым. Вы понимаете меня?

— Вполне!

Тина схватила со стены факел и бросилась обратно в комнату.

— Ты одета? — спросила она Глиф, натягивая выданные ей взамен прежних — постиранных и где то сохнущих — кожаные мальчикового покроя штаны.

— Я, готов, есть, туда сюда, всегда! — выдала россыпью сухого гороха Глиф.

И тут — лихорадочно завязывая шуровку колета — Тина подумала о том, что ни разу не видела кроху грязной или неопрятно одетой. Где бы та ни побывала, откуда бы ни вернулась к Тине, всегда на ней были это миленькое красное платьице, колпачок и косынка, белые чулки и чистые, отнюдь не запыленные и не испачканные в грязи башмаки. Не спрашивая уже о том, кто, где и когда сшил все эти прелестные кукольные одежки, хотелось бы тем не менее понять, как им удавалось оставаться чистыми и свежими на всем протяжении долгого путешествия по горам и лесам?

'Вопрос...' — подумала она с оторопью, бросив быстрый взгляд на пигалицу, лакомившуюся — пока суд да дело — крошками, оставшимися от пирога с яблоками и кардамоном, большой кусок которого Тина прихватила с собой из пиршественной залы.

Вопрос... Впрочем, сейчас ей было не до этих любопытных, но неактуальных пока вопросов. Где то во внешнем дворе замка неожиданно пропела серебряная труба, и у Тины даже мороз по коже прошел: это была другая труба, и смысл ее голоса тоже был иным. И неважно, что Тине эти голоса были не знакомы, и она могла строить лишь предположения — притом самого общего характера — о том, что они означают. Тревогу то они порождали настоящую, неподдельную, вот в чем дело.

Тина торопливо вдела ноги в сапоги, застегнула камзол, который вчера показался ей великоват, но на самом деле был впору, просто там, где у парней плечи пошире, сложение девушки оказалось несколько скромней. Однако в груди камзол был куда более узок, чем хотелось бы, но это означало...

'Боже всемогущий! У меня там что, и в самом деле растет?'

Додумать мысль она, впрочем, не успела, из коридора ее окликнул ди Крей.

— Быстрее, барышня, и прихватите ка свой мешок! Не помешает.

Совет как бы несколько странный, но, если подумать, куда разумней многих иных. Тина подхватила мешок, закинула за спину, набросила сверху плащ, сунула Глиф в карман и выскочила из комнаты, чувствуя, как тяжелый тесак бьет ее по ноге.

К этому времени замок почти опустел. Они с ди Креем оказались едва ли не последними, кто спустился в большой замковый двор. Здесь с треском пылали факелы и гомонили возбужденные люди. У ворот прямо на камнях мощеного двора лежали тела убитых стражников. Их было трое, и позы, в которых они лежали, не оставляли места для сомнений: люди были мертвы. Над телами, подняв над головой горящий факел, стоял лорд де Койнер. Его узкое сумрачное лицо потемнело от гнева.

— Кто то... — Его первые слова прозвучали тихо, но заставили враз замолкнуть собравшихся в крепостном дворе людей. — Кто то проник ночью в замок...

И тут, обратив внимание на то, как громко в наступившей тишине трещат смоляные факелы, Тина поняла, что огонь излишен: начинался рассвет, и воздух был наполнен серебристо палевым сиянием близящегося утра.

'Ночь прошла, — отметила Тина, рассматривая открытые ворота. — Солнце встает...'

Ворота открыли не злоумышленники, это сделали стражники, но с какой именно целью, Тина не знала. Возможно, они выслали за стену разведчиков следопытов. Но при чем здесь тогда серебряная труба?

— Те, кто пришел сюда ночью, — продолжал между тем лорд Каспар, — пришли не с добрыми намерениями. Убиты четверо стражников...

'Но их здесь только трое! Хотя...'

Могло статься, что четвертый находится по ту сторону стены.

— Подлый убийца будет пойман и жестоко поплатится за совершенное злодеяние. В крепости его нет, но...

— Отчего же! — Люди, стоявшие по правую руку лорда Каспара, расступились, и вперед вышла женщина в дорогом дорожном костюме. — Вы позволите, мой лорд и господин?

Несмотря на игру бликов от горящих факелов и дикую мешанину из слабого естественного света и всполохов огня, Тина смогла рассмотреть женщину во всех возможных подробностях. Она была достаточно высока, уступая лишь Аде да, пожалуй, самой Тине, какой та стала за последние дни, пряма, худощава и суха, если не сказать грубее. Лицо ее, когда то, похоже, изысканно красивое, теперь было изрезано морщинами и неподвижно, походя этим на алебастровую маску. Выражение надменной жестокости было единственным, что можно было прочесть на этом лице. Прозрачные глаза горели жестоким холодным огнем, от которого даже на расстоянии мороз пробегал по коже.

— Вы позволите, мой лорд и господин?

Получалось, что это жена лорда Каспара, находившаяся до сих пор где то вне замка.

'Значит, вот для кого пела серебряная труба! И ворота открыли тоже для нее!'

— Прошу вас, леди Ольга. — Чувствовалось, что де Койнер недоволен вмешательством жены, но воспрепятствовать ее выступлению не может.

— Лорд Каспар. — Голос у женщины был высокий, пронзительный, от его звука начинало ломить в висках. — Я полагаю, вы ошибаетесь. Враг в замке и даже не пожелал спрятаться или скрыться!

После этих слов в замковом дворе наступила уже совершенно невероятная тишина. Казалось, даже смола перестала трещать в огне факелов. Замерли, затаив дыхание, люди, попрятались, поджав хвосты, собаки, окаменели лошади...

'Н да, — отметила Тина краем сознания. — Умеет дама Ольга производить впечатление. И репутацию имеет... Серьезную репутацию'.

— Ты! — вскинула руку жена де Койнера, и палец ее, к огромному удивлению Тины, прямиком указал на Аду. — Ты здесь! Почему я не удивлена этим трупам? — Картинный жест в сторону мертвых тел. — Где ты, там и смерть, не так ли?

Ада стояла перед ней молча. Она была спокойна и собранна. И в ней не чувствовалось страха.

— Каспар, мой муж и господин!

— Слушаю вас, моя госпожа. — Его голос звучал холодно и почти безразлично. Кажется, лорд де Койнер уже успел взять себя в руки.

— Ты помнишь, что ты тогда сказал? — Это прозвучало как обвинение.

— Каждое слово.

— Ты настоял на изгнании, ведь так?

— Ты знаешь, что это так. — Оба они перешли на 'ты', но, по видимому, этого даже не заметили.

— Слушайте все! — Голос женщины поднялся до крика, больше похожего на визг. — Я обвиняю! Я, Ольга де Койнер, урожденная леди фон Цеас, обвиняю эту женщину. — Палец Ольги снова указывал на Аду. — Адель фон дер Койнер цум Диггерскарп, кузину моего мужа и господина лорда де Койнера, в том, что она подлый убийца упырь, проклятый богом хищник кровосос, оборотень и вурдалак! Я обвиняю ее в черном ведовстве и убийстве моих родителей, благородного Роберта фон Цеаса и его жены леди Сесилии. Я объявляю ее преступницей, достойной смерти, в воздаяние смерти моих родителей и множества других людей в прошлом и настоящем! — Жест в сторону мертвецов. — Я обвиняю и требую справедливого суда!

Мгновение над замковым двором висела мертвая тишина, но затем людей охватила вспышка безумия, какой, признаться, Тина от них никак не ожидала.

— Смерть! — раздался первый крик из толпы.

— Смерть! Смерть! — подхватили другие голоса.