Сумеречный клинок

'Не надейся! — улыбнулась она в глаза пленнику. — Ты не станешь со мной говорить, но умрешь ты плохо. Куда хуже, чем мог надеяться. Ты понял?'

— Да, да, — улыбнулась еще шире. — Ты правильно понял, все именно так и обстоит...

8

Когда Сандер пришел в себя, первым делом его вывернуло. В буквальном смысле, а не иносказательно, если кто сомневается. Так вычистило, как никогда еще не случалось, считая все самые худшие дни его жизни. Остановиться удалось лишь тогда, когда дальше стало некуда. Нечем рвать. Пусто. Желудок и прилегающие области были выметены подчистую, включая, кажется, и их самих.

'Боже, — подумал Сандер, всплывая из кровавого омута агонии к серому тусклому свету унылого умирания. — Боже праведный, дай же мне наконец подохнуть!'

Но смертный час Сандера Керста, как оказалось, еще не наступил.

— Вставайте на ноги, мэтр, и дышите носом! — сказал кто то над ухом противным склочным голосом. — Тащить вас на закорках некому, остальные чувствуют себя не лучше!

— Я... — Голос сорвался, едва лишь возник в искореженном ужасающими приступами рвоты горле. — Х...х...хех...

Ничего более вразумительного произнести он не смог, но кровавая пелена перед глазами разошлась, превратившись в мутное грязное стекло. И сквозь это, с позволения сказать, окно Сандер оглядел безрадостный мир 'посмертия'.

'Где я?'

Темное, дурно пахнущее пространство занимали предметы невразумительных очертаний, опознать которые не представлялось возможным. Густой тягучий воздух, похожий на патоку, с трудом проникал в легкие, заставляя их содрогаться в конвульсиях. Невнятные тени окружали его со всех сторон.

— Он выблевал все противоядие, — сказал кто то рядом невыносимо высоким, похожим на скрипение несмазанных петель голосом.

— Ну и дурак! — сообщил прежний голос рыночного склочника. — Мало того что сам изгваздался, как свинья, так еще и мне на сапоги наплевал. Козел!

— Сандер, вы меня слышите?

'А это еще кто?'

— Сандер, у нас очень мало времени! Увы.

Наконец чуть 'развиднелось': исчезли мутные разводы, и взгляд очистился, хотя перед глазами все еще словно бы роились черные мушки. Мелкие, но назойливые.

— Я... — сказал он более уверенно и смог разглядеть стоящего перед ним ди Керста. — Я...

— Нас всех отравили, — ответил сразу на несколько незаданных вопросов проводник. — Скоро вам полегчает, но, по видимому, не сразу. У вас, видите ли, оказалась особая восприимчивость к зелью, так что придется потерпеть. А сейчас надо идти, пока нас не схватили местные сектанты.

— Сек...танты? — слова давались с трудом, их смысл доходил не сразу.

— Троебожники, — пожал плечами ди Крей, словно бы это могло что то объяснить.

— Трое...божцы?

— Можно и так, — не стал спорить проводник. — Но нам от этого не легче: что обухом по лбу, что лбом об обух — все одно! Идти сможете?

— Поп...робую, — не слишком уверенно ответил Сандер и медленно встал с колен. Ну, это был эвфемизм, пожалуй, про вставание с колен. На самом деле мэтр Керст находился в позе куда более унизительной. Но выглядеть 'жалким типом' не хотелось даже перед самим собой.

Как тут же выяснилось — хотя и не так споро, как хотелось бы, — все остальные уже были на ногах и даже успели одеться и собрать вещи. Видимо, его случай и в самом деле оказался из ряда вон выходящим, но задумываться над этим Сандер не стал. Во первых, у него и сил то на это не было, а во вторых, чем бы ни обернулось это новое приключение, оно явно относилось к разряду 'нежелательных ни в коем случае', то есть попросту смертельно опасных. Умирать же мэтр Керст не собирался, что бы он там ни говорил или ни думал пару минут назад. А если так, то следовало поспешить.

— Я... оденусь? — спросил он.

— Ни в чем себе не отказывайте! — откликнулась дама аллер'Рипп.

'Сука!' — подумал он, но мысль получилась жалкая, беззлобная, без гнева и энергии, попросту — никакая.

Сандер посмотрел на даму наставницу, 'мазнул' взглядом по мальчику девочке, которая, похоже, собралась зардеться маковым цветом, и, ухмыльнувшись мысленно — и откуда только силы взялись, — стащил через голову рубаху.

— Обрати внимание на живот, моя прелесть, — сказала дама Адель ровным голосом. — Вот образчик правильного мужского живота.

'Тварь...'

— А мне икры нравятся. — Теперь он понял, кому принадлежал тот резкий скрипучий голос. — А это так и должно висеть, или?..

— После отравления, парень, — вступил в разговор ди Крей, — и у быка висит. Одним словом, природа.

— Ага, — только и ответила на это Тина, и Сандер понял, что он не знает об этой девочке ровным счетом ничего.

'Стерва!' И это было самое мягкое из тех определений, которые он готов был озвучить.

Впрочем, он промолчал, и правильно сделал — зачем сотрясать воздух впустую?

9

Как ни странно, на этот раз слабым звеном оказался крючкотвор. Вообще то за прошедшие дни он показался ди Крею крепким парнем и отнюдь не дураком, что опять таки свидетельствовало в его пользу. Но вот как бывает! Кирч подействовал на него куда сильнее, чем на всех остальных. Даже девочка, которая все еще оставалась мальчиком, выглядела почти хорошо. Впрочем, девочка эта была той еще головной болью. Кто она? Зачем и при чем? Вопросов — в ее случае — набиралось значительно больше, чем ответов. Но, с другой стороны, иди знай, как сложились бы дела, если бы не Тина! Ремт то ли сообразил бы, что делать, то ли нет. Успел бы или опоздал. Отбился бы в одиночку от всех этих троебожцев гребаных или уступил... Ситуация не просчитывалась в связи с отсутствием достаточной информации. И выходило, что всех их спасла девочка. И сейчас не спасовала. Держалась уверенно, хоть и 'сбледнула с лица', как говорят в Деревянном городке. Шла сразу за дамой наставницей, держа тесак — и, видимо, не случайно, — в левой руке, а правую, как и Ада, оставила свободной, лишь замотала предплечье трофейными тряпками.

'Интересно, — ди Крей отметил это с той степенью объективности, которая удивила даже его самого, — интересно, она это сама придумала или Ада надоумила? И где, прости господи, любая из них могла научиться таким штукам?'

Они спустились по лестнице, пересекли пустой общий зал и через дверь в задней стене вышли во двор. К тому времени, как ди Крей, замыкавший группу, оказался под звездами, оба стороживших двор человека — конюх и хозяин гостиницы — были обезоружены, скручены и брошены с заткнутыми кляпами ртами под стену дома.

— Так себе молодчики, — меланхолично сообщил Ремт, проверяя узлы веревок. — А еще погранцы... Срам, да и только!

— Разговорчики в строю! — остановил его ди Крей. Ему было не до баловства. Если это троебожцы, то в таком месте, как Мельничная заимка, ожидать следовало повального отпадения жителей от церкви и массового их впадения в грех и ересь. То есть следовало предполагать худшее, а драться с целым городом сектантов Виктору не улыбалось никоим образом. Это был бы крайне вычурный — если не сказать, экзотический, — способ самоубийства, а к суициду ди Крей, кажется, склонен не был.

'Или был?' — что то такое мелькнуло в памяти, когда он осторожно выводил лошадей на улицу, но что это было, он не распознал. Пришло и ушло, оставив послевкусие, но и только. А тут и события подоспели, враз лишив любые посторонние размышления смысла и вкуса. Только что на улице было темно и пустынно — ночь, да и место не бойкое, — ан, заиграли на крышах и стенах алые отсветы, и шум возник, неразборчивый пока, но недвусмысленный. С обоих концов улицы к таверне спешили люди с факелами, перекликаясь на ходу, стуча сапогами по камням и сухой глинистой земле, звеня оружием. И все это многоголосие путалось и переплеталось с отзвуками, с эхом, и еще черт знает с чем, с собачьим лаем, например, или бараньим блеяньем, сливаясь в единое слитное у у уууууу...

— Увы, — сказал мастер Сюртук, обнажая меч. — От судьбы не уйдешь.

— И в самом деле. — Дама аллер'Рипп вскинула к плечу заряженный арбалет и повернулась лицом в другую сторону.

— Мы с юношей к Аде, — повернулся Виктор к адвокату. — А вы, сударь, помогите моему коллеге. А где, кстати, наш мальчик?

Но Тина не заставила себя ждать или искать.

— Сюда! — крикнула она из за раскрытых ворот и, решительно взяв инициативу в свои руки — изящные, стоит заметить, руки с узкими запястьями и характерными пальцами, — повела маленький отряд обратно во двор и далее, куда то во тьму за конюшни, в глубь лабиринта, состоявшего из приземистых хозяйственных построек.

— Куда ты нас ведешь? — спросил через десяток шагов мэтр Керст.

— Вперед, — бросила через плечо девушка, и Виктор вдруг сообразил, что не слышит в ее голосе особенной уверенности.

'Так куда же ты нас ведешь? И отчего так?'

10

В пылу боя да впопыхах скорых сборов Тина как то выпустила из виду, что на ней теперь лежит забота не только о себе, но и еще о ком то. И этот кто то — хорошенькая, словно куколка, миниатюрная девочка в красном платьице и таком же красном колпачке — вдруг исчезла и никак не желала находиться. Тина уже и карманы между делом охлопала, и под кровать заглянула, и туда сюда бросила быстрый, но внимательный взгляд, однако 'Дюймовочки' нигде не нашла. А время поджимало, и в конце концов девушка покинула дом вместе со всеми остальными, ощущая гнетущее чувство потери и острые уколы неспокойной совести, но делать и вправду было нечего. А Глиф... Может быть, девочка решила, что ей не по пути с такими опасными — во всех отношениях — людьми, как Тина и ее спутники?

— Девочка! — Голосок 'Дюймовочки' раздался из тьмы ровно в то мгновение, когда Тина осталась во дворе одна, с ужасом глядя на огненные всполохи, пляшущие на стенах и крышах домов. Кольцо погони смыкалось вокруг беглецов даже раньше, чем они покинули западню.

'Черт!'

— Не пужись! Пусть враки пужатся!

'Пусть враги боятся!' — почти машинально перевела Тина.

— Дорога. Там. Конюшни за. Идти. Не пужиться! — Все это вылетело из темноты, словно горох из кубышки. — Карман? Пазуха?

— Да, да! — опомнилась Тина и, подхватив с земли кроху и сунув ее себе за пазуху, крикнула остальных.

Теперь, пару минут спустя, они все бежали сквозь тьму за ней, а она не знала даже, куда их ведет, положившись — 'Вот дура то!' — на слово 'не пойми кого'!

Однако сидящая за пазухой 'Дюймовочка' нет нет, а подавала тихий голосок, направляя Тину то вправо, то влево.

— Ссюда! — шипела кроха, толкая чем то твердым в левую грудь. Во всяком случае, Тина надеялась, что когда нибудь там вырастет что нибудь более основательное, чем имелось теперь. Однако размеры, как объяснила ей когда то Теа, на чувствительность не влияют, и от ударов куколки Глиф Тине становилось по настоящему больно.

— Туда! — И Глиф колола чем то в основание правой груди.

'Твою мать!' — но Тина продолжала упорно идти, вернее, бежать предложенным ей маршрутом.

Сначала они петляли по совершенно невообразимому — особенно в темноте — лабиринту, образованному нежилыми постройками с глухими, сложенными из дикого камня стенами. Затем забежали в тупик, но кто то, как выяснилось, позаботился о том, чтобы и отсутствие дороги не задержало беглецов. Луна как раз вышла из облаков и залила окрестности серебристо лимонным светом, по яркости способным соперничать и с солнечным. Таким, какой бывает в хмурое дождливое утро, но все таки утро, а не вечер, вот в чем разница. И при этом лунном свете Тина увидела, что кто то очень вовремя и, кажется, совсем недавно развалил каменную в полтора человеческих роста стену, а за ней лежала пустая улица, упиравшаяся во внешнюю стену, вернее, в то, что осталось от частокола. Кусок стены был опрокинут вовне, образовав — видимо, вполне случайно — мост над оврагом. Ну, а за мостом лежала свобода, как она есть: поля и луга, река и дол, лес и холмы. Иди, стало быть, куда хочешь. Они и пошли, даже побежали, но лошадей и поклажу — увы — пришлось бросить...

ГЛАВА 4

Тупик

1

Тридцатого листобоя 1647 года

Увы, но счастье не вечно, и удача — неверная спутница искателя приключений. Из Мельничной заимки они выбрались, выдравшись — почти ненамеренно — сквозь случайную щель в западне со всеми вытекающими из этого обстоятельства последствиями. Ушли налегке, ободрав кожу в кровь, сохранив жизнь и свободу, но потеряв при этом лошадей и поклажу, и оказались один на один с судьбой, затерянные в лесах и горах, во враждебном мире Драконьего хребта и Старых графств под опустившимся едва ли не до самой земли хмурым осенним небом. Погода испортилась. Солнце скрылось за плотно сошедшимися грозовыми облаками, темными, тяжелыми, обремененными ливневыми дождями. Впрочем, дожди пока лишь пугали путников, начинаясь и прекращаясь, ни разу не достигнув своей истинной силы, угадываемой, но не заявленной. Тем не менее и без дождей это были трудные дни. Холодные и голодные: ни дичи, ни приличных размеров водоема, чтобы наловить в нем рыбы, ни ягод, ни грибов. Возникало впечатление, что путешественники попали в 'слепое пятно' судьбы: ни добра, ни зла, одно лишь унылое равнодушие природы...

* * *

Шли весь день, шли и шли, двигаясь словно тени в аду, бредущие по вечному кругу посмертия, свалившись ввечеру — где ноги подкосились — от усталости и истощения. Приближалась ночь, но страшно было, ввиду возможной погони, разводить костер, и не было припасов, чтобы утолить голод.

Тина прилегла под деревом, ощущая, как спазмы голода терзают пустой желудок, и начала было, как ни странно, задремывать — усталость брала свое, — но в этот момент в ухо ей щекотно задышала вышедшая из подполья 'Дюймовочка'.

— Зачем сплишь? Неможно! Низя! Слабнешь вся. Ноги ходить нет никак. — Тина уже и раньше заметила, что Глиф временами говорила лучше, но иногда — просто ужасно, и от чего это зависело, понять было невозможно. — Стать! Итить! Ням ням. Кушать подато. Вперед!

— Куда? — тоскливо спросила, впрочем, вполне конспиративно — то есть шепотом, Тина.

— В туда! — потянула ее за ухо малютка. — Дерево за, вперед вперед, итить, шагать. Тихо. Скрытно. Слышно не.

— Ну, пошли, — согласилась Тина и углубилась в тень, сгустившуюся среди стволов. — Обалдеть! — сказала она через минуту, продравшись — с Божьей помощью и матерком — сквозь густой подлесок. — А ты как узнала?

— Знала, ведала! — радостно сообщила 'Дюймовочка'. — Жри!

— Спасибо!

Перед Тиной открылась вполне сказочная картина: обширная поляна, залитая последними солнечными лучами, каким то чудом, не иначе, просочившимися сквозь дождевые облака и лесную чащу. Поляну сплошь покрывал земляничник — притом земляничины были невероятно крупные, сочно алого цвета и отнюдь не перезрелые, — а по краям ее рос густой малинник, усеянный темно красными, мохнатыми ягодами, и орешник, сгибавшийся под тяжестью плодов.

— Такого не бывает! — воскликнула Тина, опускаясь на колени.

— Бывает! — гордо возразила кроха, спрыгивая с плеча Тины прямо в ягодный рай.

— Осторожно! Убьешься!

— Я? — пискнуло из под листьев. — Ни за что!