Между тем последние дни отец дома появлялся только поздно вечером, и о делах с женой разговаривал, лишь убедившись, что Малик уже спит и не может их подслушать. И домашних в город Адам Киз теперь отпускал только с двумя охранниками, которых он лично знал с юности.
Навострив уши, Малик прислушался к разговорам рыночной публики. В основном все несли какую-то чушь о женах, детях и ценах на водоросли. Но вот ему наконец удалось пристроится за седым человеком в дорогом халате с узорами из тростниковых листьев. Кажется, Малик видел его несколько раз вместе с отцом. Марк... Марк Раум, точно! Ему принадлежали все водорослевые плантации востока города.
Раум не торопясь шествовал через толпу, беседуя с молодым пижонистым парнем-воздухолетчиком в покрытой разводами соли куртке и коротких штанах до колен. За спиной у летуна болтался истертый рюкзак из акульей кожи, на шее франтовски завязанный платок, а на лбу красовались темные очки на покрытой сеткой трещин лакированной ленте. Из-за гомона рынка, а также опасаясь подходить слишком близко, Малик слышал их разговор лишь урывками.
— ...вчера, говорят, еще три трупа нашли, — Раум покачал головой. — Прямо не знаю, что и делать. Какая-то напасть на наш процветающий город.
— Неужели все так плохо? — воздухолетчик остановился и принялся хлопать себе по карманам. — Мало ли, что ваши профсоюзы не поделили...
Он вытащил из кармана портсигар, достал из него сигарету и, постучав ей о крышку портсигара, сунул в зубы.
— Это не профсоюзы, Виктор, — Раум покачал головой. — Это что-то гораздо худшее. Киз и городской совет с ног сбились, но каждый день появляются новые жертвы. Ты просто не видел тела, человек на такое не способен.
— Да ладно вам, Марк, — воздухолетчик снова принялся яростно рыться в многочисленных карманах куртки. — Опять куда-то зажигалку засунул, — пожаловался он собеседнику. — А, вот она... Так вот, Марк, вы же не суеверный рыбак, который молится Мами об успешном улове и размалевывает себя татуировками, дабы умилостивить Энлиля.
— Увы, в последнее время я не так уж в этом и уверен. Это чудовище уже убило сотни людей, но не оставило ни следа! И никто его не видел...
— А тот, кто видел, уже мертв, — закончил фразу собеседника воздухолетчик. — Марк, это ваше право решать, каких демонов родило воображение обитателей дна. Ваше право верить в то, что Хумбаба появляется и исчезает где захочет, как призрак. И даже в то, что это ваше чудовище послано вам в наказание за какие-то мифические грехи. Я не верю в чудовищ ни на грош, но остаюсь здесь еще только три дня, после чего "Граф Д" уходит в Урук. Так что определяйтесь быстрее — хотите вы покинуть город на его борту или будете ждать визита шеду...
Тут между Маликом и двумя собеседниками вклинилась цепочка носильщиков с ящиками на изможденных спинах, и мальчишка потерял их. Попытавшись обойти носильщиков, Малик вдруг получил увесистый тычок в спину, от которого он едва не пропахал носом палубу.
— Эй, а что это у нас тут девочки из богатеньких кварталов делают? — раздался сзади гнусавый ломающийся голос.
Малик обернулся.
— И даже без нянек и личного хранителя ночного горшка!
Четверо мальчишек старше его на пару лет, грязные и обряженные в обноски, скалились щербатыми зубами. И как они только ухитрились выцепить его из толпы? Неужели он так выделяется?
Малик сделал шаг назад, озираясь по сторонам. Как назло, рынок, мгновение назад кишевший стражниками, вдруг скрыл их от него.
— Что, девочка заблудилась? — снова подал голос гнусавый, самый низкий из четверки. — Может быть, ее проводить к мамочке?
Похоже, он был в компании заводилой.
— А может, прямо в зиккурат? — поддакнул рябой мальчишка с косящими глазами. — Вдруг ее мама уже побежала к энамэру объявлять розыск по всему городу?
Малик промолчал, нутром чуя, что это единственный правильный выход из ситуации. Что им сказать? Я не девочка? Только спровоцировать новые насмешки. Орать, что он сын энамэра? Вот уж сомнительно, что это их испугает.
На снующих мимо людей рассчитывать не приходилось — у каждого из них были куда как более важные дела, нежели драка кучки оборванцев. Теперь Малику оставалось только признать, что нежелание отца отпускать его в город одного оказалось не столь беспочвенным. Он сжал кулаки, рассчитывая, что уроки самообороны не прошли даром, и пожалел, что в руках у него нет хоть какой-нибудь палки, которую можно было бы использовать как бамбуковый меч.
Но Малик, дитя городской аристократии, плохо представлял нравы обитателей дна. На него навалились сзади, скрутили руки за спиной и повалили на палубу. Он начал отчаянно вырываться, но заработал лишь пару пинков по ребрам, от которых у него перехватило дыхание. Скорчившись, он сосредоточился на том, чтобы не извергнуть из желудка сегодняшний завтрак, запросившийся наружу после удара драной сандалией в живот.
— Ищите у него деньги!
И Малик почувствовал, как жирные грязные руки шарят у него за пазухой.
А потом все внезапно изменилось. Воздух огласился бешеным ревом и хватка, державшая его руки, разом ослабла. На головой раздались сочные звуки ударов, как будто кто-то лупил кулаками по вороху мокрой морской капусты. Малик перекатился на спину, и в глаза ему ударил солнечный свет. Зажмурившись, он попытался встать, и тут желудок окончательно взбунтовался. Рыбное филе, соевый соус и желчь украсили тошнотворными разводами серую поверхность палубы, но от этого Малик почувствовал себя лишь лучше. Он распрямился.
Двое из его мучителей валялись на палубе, отчаянно воя на разные голоса. Над ними возвышалась, как показалось сперва Малику, здоровенная косматая обезьяна, разъяренно орудующая кулаками, каждый из которых был в половину его, Малика, головы. Гнусавый оборванец, спрятавшийся за спины более рослых товарищей, азартно вопил, натравливая их на спасителя Малика.
— Ты как, цел? — рядом с ним вдруг, откуда ни возьмись, появился щуплый чернокожий мальчишка с татуированными плечами.
В руках он сжимал длинный шест от подводного фонаря — Малик видел такие, когда они с отцом плавали на плантации водорослей.
— Нормально, — процедил Малик сквозь зубы. — А ну-ка дай мне это...
Он выдернул шест из рук мальчишки.
— Эй, чудак, стой, куда же ты, — парень попытался осадить Малика, которого еще пошатывало. — Энки и без тебя разберется с Гобсами...
Но Малик ничего не слышал, его разбирала такая злость, какой он не испытывал еще ни разу в жизни. Его, сына энамэра Ливана, в его собственном городе ударили сзади, попытались ограбить да еще и обозвали девчонкой!
Перехватив шест посередине, он нанес первый удар.
Один из противников Энки сдавленно охнул и повалился на палубу, получив по спине. Второму, ни мгновение не задумываясь, Малик со всего размаху двинул в лицо. Нос бедолаги хрустнул, выплеснув облачко крови, и рынок огласился диким визгом. Теперь грабители-недомерки, все, кроме предводителя, валялись на палубе. И Малик с горящими глазами двинулся на него, вращая перед собой шест.
Гнусавый при виде такого зрелища посерел от страха и попытался что-то промямлить, но Малик его не слушал. Первый удар он обрушил на шею заводилы шайки, второй пришелся в его живот. Парень рухнул на палубу, скорчился в позе эмбриона как и сам Малик две минуты назад, а его недавняя жертва принялась охаживать его шестом по бокам.
— Ну все, хватит, ты же его убьешь!
Чудовищная сила подняла Малика в воздух, и он очутился в железном кольце рук Энки.
— Пусти меня, — Малик бился и вырывался. — Я этого гада так уделаю, его асаги за своего примут!
— Да ну прекрати ты, разошелся! — рявкнул Энки. — Стражи сейчас набежит, все получим.
— Вот и отлично, пойдут месить грязь на рисовых террасах, — Малик шмыгнул носом. — Отпусти, не буду я его больше трогать.
Малика поставили на землю, но шест, на всякий случай, Энки у него из рук вырвал.
Оборванцы, напавшие на него, продолжали валяться, некоторые не подавали признаков жизни. В толпе раздались пронзительные свистки. Наконец стража изволила обратить внимание на происходящее.
— Ну все, бежим! — щуплый мальчишка с татуировками, появившийся вместе с Энки, схватил шест и кинулся в толпу.
Малик попытался было объяснить своим спасителям, что стража — это хорошо, это в самый раз. Что сейчас он, сын энамэра, все ей объяснит, и их отпустят и даже наградят, но Энки не слушал его. Он сгреб Малика под мышку и бросился бежать.
Чужие ноги мелькали у Малика перед глазами со страшной скоростью, а пару раз ему даже показалось, что он останется без головы, зацепив серую коралловую стену. Но все обошлось. Вот только когда Энки наконец поставил его на палубу, пришлось несколько минут потратить на то, чтобы отдышаться — неимоверно болел живот, которому сначала досталось от сандалий рыночной шпаны, а потом Энки сжал так, что кишки чуть наружу не полезли.
— Ты... ты... ты зачем меня утащил? — выдохнул Малик, кое-как справившись с тошнотой.
— Так стража ведь, — пожал плечами Энки и сел на наваленные у стены смятые картонные ящики.
— Ты как не в Ливане родился, — добавил мальчишка, который нес шест. — Думаешь, они стали бы разбираться, кто прав, кто виноват? Отлупили бы всех и отправили на сельхозтеррасы. А там знаешь, как надсмотрщики бичами орудуют?
Парень положил шест и задрал на себе выцветшую безрукавку. На худой спине с выпирающими ребрами извилистыми синими дорожками раскинулись жуткие следы.
— Меня зовут Богги, — он опустил безрукавку и протянул руку Малику. — А это Энки.
Энки кивнул лохматой головой.
— Малик. Малик Киз.
— Ха, ну надо же, — Богги залился звонким смехом. — Да ты же однофамилец нашего уважаемого энамэра... Или не однофамилец?
Он ошарашено уставился на Малика.
Тот в ответ кивнул.
— Так что зря вы меня оттуда уволокли. Сейчас бы мы уже...
— Получали дубинками по головам, — оборвал Малика Энки. — А потом копались бы по колено в той дряни, на которой растят рис и сою. А состоит она, в основном, из покойников, ты об этом знаешь? И покойники, они этому не рады, так что стоит зазеваться — и они тебя к себе утянут. Хоть там жижи по колено, а утонуть можно на щелчок.
— А-а... Да отец потом со стражи три шкуры спустил бы... — и Малик осекся.
— Вот то-то и оно, что потом. Или ты думаешь, у тебя на лбу написано, что ты сын энамэра?
— Чтоб их всех Ламашту пожрала... — Малик огляделся. — А мы вообще где?
Энки притащил его в поросший мхом и плесенью тупик, какой-то жуткий проулок между двумя слепыми стенами жилых трехэтажек. Узкую полоску неба над его головой расчертили тонкие веревки, на которых сушились связки разноцветных губок.
— Да уж вряд ли ты тут бывал раньше, — Энки ухмыльнулся. — Ты лучше скажи — чего тебя на рынок-то понесло без охраны?
— Посмотреть хотел.
— А что, с родителями нельзя было прийти?
— Отец не пускал, — пожал плечами Энки.
— И ты, значит, сам решил все сделать? — Энки не переставал ухмыляться. — А про Хумбабу что, не слышал?
Малик помотал головой. Еще не хватало показать своим новым знакомым, что он боится кухаркиных баек.
— Ну про демона, который по ночам людей убивает?
— Так то по ночам! — вскинулся было Малик.
— А я вчера слышал, что на улице Ущербной Луны он посреди дня троих разорвал, — встрял в разговор Богги. — Прямо посреди дня!
— Мой отец говорит, что это все разборки донных профсоюзов, — заявил Малик.
Ничего такого, естественно, тот не говорил, мальчишка лишь повторил то, что услышал в недавнем разговоре Марка Раума с воздухолетчиком.
— В таком случае, у нас появился какой-то новый профсоюз, — хмыкнул Богги. — Вчера пассажирские порты с двадцать второго по тридцатый целый день закрыты были. Профсоюзники и владельцы компаний там собирались в главном зале. Так вот у них, Малик, зубы от страха стучали так, что чуть городские нити не полопались... У-ух, жрать-то как охота!
И желудок Богги издал серию резких урчащих звуков.
— Да уж, с вечера ничего не ели, — вздохнул Энки, живот которого тоже приклеился к позвоночнику. — И Гюйсу платить нечем. Опять в садах ночевать придется...
— Пошли ко мне! — встрепенулся Малик. — Я все отцу расскажу, он вас накормит и даст денег!
— Только сначала головы поотрывает и тебе и нам, — рассудительно произнес Богги. — Нет уж, спасибо, в вашу часть города я вообще никогда не хожу.
— Может сушеных яблок опять наворовать? — предложил Энки, рассматривающий медленно колыхающиеся на ветру губки. — Эй, Малик, ты... А, да откуда тебе уметь!
— Я попробую, — Малику вдруг нестерпимо захотелось совершить еще что-нибудь такое, что он никогда не делал.
А воровать он тоже никогда не пробовал — дома и так все было к его услугам.
Энки окинул скептическим взглядом нового знакомого. Поизучав его с минуту, он вдруг расплылся в широкой улыбке, обнажившей крупные белые зубы.
— Есть одна идея. Ну-ка вытри лицо как следует. А ты, Богги, отдай ему свои сандалии...
Десять минут спустя Малик с важным видом шествовал между лотками продавцов сладостей. Торговцы, как и рыночная шпана, имели отменный нюх на обитателей богатых кварталов, и перепачканная рубашка Малика их не могла обмануть. Они наперебой предлагали мальчишке свои товары, стреляя жадными глазами по сторонам в поисках родителей, готовых оплатить капризы любимого чада. Но целью Малика была тележка с сушеными фруктами. Лежалые, с белым налетом урючины, выложенные на ней толстым бородатым торгашом в украшенном разноцветными пятнами фартуке, вряд ли привлекли бы внимание Малика, будь он здесь с родителями. Вообще-то, фрукты стоили дорого, но этот жулик за гроши торговал испорченный и лежалый товар, годный разве что на корм крысам. И пока толстяк прыгал вокруг него и совал отдающую плесенью хурму, Энки и Богги горстями выгребали сушеный урюк, запихивая его за пазухи.
— Эй, Тенгиз, да тебя никак развели! — залился смехом торговец креветочным супом, обнаружив зарывшихся в мешок мальчишек.
Взревев, толстяк бросился к тележке, но Богги и Энки тут же дали стрекача. Малик не стал дожидаться, пока до толстяка дойдет, что и он в этом замешан, и тоже бросился бежать.
Встретиться они договорились около первой скамейки перед местным сектором садовой террасы. Малик не был уверен, что его будут ждать, но когда он, поплутав в толпе, выбрался под тень деревьев, Энки и Богги уже сидели на бордюре и запихивали себе в рот сморщенные серые кружочки.
— Садись, налетай, — Энки хлопнул ладонью по палубе рядом с собой и протянул Малику полную горсть урюка.
— Четыреста семьдесят три человека! — начальник городской стражи Иван Крамник хлопнул листом, который держал в руке, об стол. — Двести семьдесят три трупа за последнюю неделю! Среди них два патруля стражи. Все просто разорваны в клочья. Если вы хотите знать мое мнение — человек на это не способен, только демон...