— И едва не загнал этим себя в могилу, — добавил Паллидий.
Безымянный слушал их, совершенно ничего не понимая, переводя взгляд с одного говорившего на другого и пытаясь найти хотя бы крупицу смысла в сказанном. Пока что не выходило, и тогда он обратил взор на Вороньего Короля.
Тот вздохнул и жестом приказал собравшимся умолкнуть.
— Понимаешь ли, Ла... Безымянный, слова, обозначения и определения в нашем мире имеют огромную силу. У каждого предмета, явления и существа есть истинное имя. Мы — сковывающие — можемузнать его, благодаря чему обретаем власть. Правда, в основном над предметами, хотя бывает по-всякому... но не это главное сейчас. Важно то, что для таких, как мы, имена — это не просто набор букв, а куда большее. Кэлиста назвала тебя духом-хранителем, и ты оберегал, это имя было твоим, отражало суть, накрепко сплелось с душой, а ты оторвал его по-живому. Отсюда и частичная потеря памяти, хотя, полагаю, падение со скалы тоже оказало влияние.
— Ваше величество, — головная боль стала нестерпимой, но он держался, — я не понимаю... Причем тут сковывающие и — я?
— Действительно? — Древний хмыкнул. — Не сообразил, почему Первая Тень относилась к тебе так предвзято, немногочисленные артефакторы Сентия избегали, а Паллидий едва не напал, увидев в первый раз, да-да, он рассказал об этой встрече. Ничего так и не понял?
Безымянный отрицательно покачал головой.
— Ты — неинициированный сковывающий с таким чудовищным потенциалом, что даже мне становится интересно взглянуть, каких вершин ты сможешь достичь спустя десяток лет правильного обучения. И ты собственноручно вырвал сосредоточение силы, накрепко переплетенное с душой — свое имя.
Безымянный застыл, будто громом пораженный. Сковывающий, он? Это, наверное, какая-то ошибка, ну не может ведь быть таких чудес в эти мире, так не бывает...
Но если это так... Да, если у него есть способности к — подумать только! — магии, это дает шанс жить дальше. Кто он теперь? Калека, неспособный больше ни двигаться с нужной скоростью, ни пользоваться основной рукой. Как воин он больше не существует... Но магия... Она даровала интересные возможности, живой пример чего сейчас стоял напротив.
"Но причем тут подарок Вентисов"?
— Старое имя...
— Неважно, — перебил его Корвус, — родился ли ты Лариэсом, или нет. Оно сопровождало тебя долгие годы, накрепко привязалось, стало такой же неотъемлемой частью, как рука или нога.
— Но ведь люди называют себя по-разному...
— Обычные — да. Но не сковывающие. Повторю еще раз: для нас имена — это много большее, чем набор звуков. Они — неотъемлемая часть, продолжение, суть. Добровольно отказаться от имени означает нанести себе тяжелую рану. Вот ты, наверное, в последние дни страдаешь от все усиливающихся головных болей. Мысли плывут, как в тумане, эмоции растворяются, не остается почти ничего.
Безымянный кивнул.
— А значит, у тебя есть два выбора: можешь оставить все как есть, тогда умрешь сам, причем очень скоро.
При этих словах Кларисса побледнела и схватила Безымянного за плечо.
— А можешь, — продолжал Вороний Король, — выбрать иной путь.
— Какой, ваше величество?
— Жить, несмотря ни на что, бороться, найти новый смысл. Ты сейчас больше всего похож на выброшенного сторожевого пса — Вентисы растили тебя на цепи, натаскивали, лишали того, что делает человека человеком. Так вот, мальчик, тебе придется отыскать это самостоятельно.
Безымянный пораженно уставился на него.
— Но почему, владыка? Я — клятвопреступник, я — враг, помогавший принцу осуществлять его замысел, и знал достаточно для того, чтобы нельзя было спрятаться в спасительном неведении. Я — бывший щит Тариваса Вентиса, наследного принца Дилириса. Я...
— Порядочный человек, обманутый мерзавцем, — закончил за него Корвус. — Не ты первый, не ты последний. А потому, чтобы не было недопонимания, я говорю: не держу на тебя зла и считаю, что клятва была исполнена. Ты ничего мне не должен и будешь вознагражден за свое служение. Проси, чего хочешь, и, если это возможно, ты получишь желаемое. Я сказал, и будет по моему слову.
Напряжение, копившееся в Безымянном все эти дни, неожиданно вырвалось наружу — из его глаз сами собой, не слушаясь рассудка, брызнули слезы, и он прямо со стула опустился на оба колена перед Вороньим Королем, коснувшись лбом пола.
— Ваше величество, тогда я хочу, чтобы вы приняли мою клятву верности. Будьте моим новым хозяином, даруйте мне смысл жизни и новое имя.
Эрато ахнула, Устин закашлялся, Клеменс прошептал: "одумайся", даже Паллидий пробурчал что-то непонятное себе под нос. Но это не имело значения.
"Раз я не могу успокоиться в смерти, значит, найду покой в служении", — решил бывший Щит принца, и проговорил вслух:
— Повелитель, я прошу принять клятву верности, клятву свободы и клятву жизни и даровать мне новое имя.
Повисло тягостное молчание, настолько густое и осязаемое, что чуткие уши полукровки могли без особых проблем различить, как дышит каждый из присутствующих в шатре.
— Виконт, ты ведь понимаешь, что хочешь сделать?
— Да, повелитель.
— Я обещал исполнить любое твое желание.
— И я желаю служить.
— Посмотри мне в глаза.
Безымянный снизу-вверх взглянул на Корвуса, а тот продолжил:
— Это очень древняя и очень сильная клятва. Странно, что христианин знает о ней, у вас она под запретом, хотя, наверное, ты и не представляешь отчего...
Древний вытянул вперед единственную руку и на нее тотчас же уселась птица. Корвус держал здоровенного ворона безо всяких видимых усилий и продолжал говорить.
— Так вот, эта клятва древнее и сильнее чем та, что связывает меня с Изегримом, — он указал в сторону неприметного мужчины, который сейчас очень внимательно наблюдал за происходящим, — она сильнее даже той клятвы, что давалась Вентисам. А потому я спрошу еще раз: уверен ли ты в том, что делаешь?
— Да, повелитель.
— Почему?
— Все говорили мне, что я — пес, — Безымянный криво ухмыльнулся, — что ж, это так. Я способен лаять и грызть горло по приказу хозяина. Только на цепи моя жизнь обретает смысл. А свобода... Знаете ли вы, кем становятся псы, обретшие ее?
Неожиданно Изегрим расхохотался.
— Уел он тебя, а, Корв? Ну признай. Парнишка кое-чего да стоит.
Вороний Король не обратил на эти слова ни малейшего внимания, вместо этого он изучал полукровку.
— Ты не знаешь меня, но хочешь связать свою судьбу с Волукримом. Не слишком ли опрометчиво?
— Я знаю вас, повелитель. Игнис... Ее высочество много рассказывала в дороге о годах, проведенных в Кастэллуме, о том, как вы ее спасли, о том, чего хотите добиться.
— И что же, ты внезапно отбросил прошлое и решил, что мои идеалы соответствуют твоим?
— Полет со скалы меняет людей.
Ему показалось, что Корвус улыбнулся под маской.
— Поверь, перерезанное горло и отрубленная рука меняют куда сильнее. Но, кажется, мы достигли взаимопонимания. У меня есть лишь один вопрос: что ты можешь предложить мне — правителю одного из сильнейших королевств Интерсиса?
Безымянный, как ни странно, внутренне был готов к этому вопросу. Он знал, что тот, кто вступил на путь предательства, должен доказать новому хозяину свою ценность.
Будешь предателем, не предавая.
Что ж, и вот, еще одна часть пророчества исполнилась, а значит, следует двигаться вперед. Что ж, он был готов умереть во исполнение клятвы, но если та требует жить и стать изменником...
"Значит, так тому и быть", — подумал полукровка и сказал вслух:
— Я бывал с принцем в большинстве городов и крепостей Дилириса, знаю их особенности, сильные и слабые стороны, число воинов. Я лично знаком со множеством дворян, многих из которых по праву могу назвать своими товарищами. Я владею таким количеством секретов, что его высочество очень сильно пожалеет о том, что не разрезал меня на несколько кусков, когда у него был такой шанс. И я с радостью открою их все вам. К тому же, если вы говорите, что у меня есть талант к магии сковывания... Я могу учиться у вашего величества...
— Что ж, хотя бы что-то не меняется, — в голосе Вороньего Короля послышались нотки веселья, — Безымянный, я уже считаю тебя своим учеником, хоть ты сейчас этого, по всей видимости и не помнишь. Я уже давал тебе уроки и знаю, сколь ценным подданным ты можешь стать.
— Не понимаю, ваше величество.
— Ничего, сейчас поймешь. Я приму твою клятву, — он огляделся по сторонам и тихо произнес, — оставьте нас.
Шатер опустел в считанные мгновения, и они остались вдвоем. Вороний Король помог Безымянному подняться и теперь смотрел на того снизу-вверх, будто выискивая что-то у него в душе.
— Ты не обязан давать такую серьезную клятву, — произнес он вдруг, — можешь ограничиться вассальной присягой.
Что-то в этом тоне — Безымянный не мог понять, что именно — выдавало фальшь.
"Нет, он ведь действительно хочет, чтобы я стал его учеником и последователем, а не просто вассалом", — с удивлением осознал вдруг юноша. — "Неужели у меня действительно есть талант к сковыванию, причем такой, что он заинтересовал Древнего"?
— Ваше величество, я сделал свой выбор и не намерен отказываться от данного ранее слова.
— Хорошо. Тогда уточню еще кое-что: ты уверен, что хочешь изучать магию? Сковывание — опасная наука, хотя я уже рассказывал тебе об этом.
Эти слова отдались очередной порцией головной боли, вызвав смутные расплывчатые образы фиолетовых небес, и Безымянный скривился.
— Хотел бы я сказать, что готов подумать или опасаюсь магии... Но разве у калеки, который никогда больше не сможет нормально фехтовать, есть выбор? Выучившись сковыванию, я смогу приносить пользу другим.
Вороний Король прикрыл глаза и покачал головой.
— Поистине христианское смирение и любовь к ближним. Жаль, что среди тех, кто верует в бога из старого мира, так мало людей, подобных тебе. Что ж, ответ достоин, а потому — я приму твою клятву и обучу тебя всему, что знаю. Приступай.
И виконт заговорил:
— Я Даардэаш, сын Гардера Миллиса и Луции Ивойской, клянусь своими истинным именем, кровью, жизнью и душой служить Корвусу Вороньему Королю, правителю Волукрима. Я обязуюсь выполнять все его приказы, не раздумывая, чего бы он не пожелал.
Этой клятвы полукровка не давал даже принцу, а тот, если честно, и не просил. Таривас знал, что пес, посаженный на поводок, не нуждается еще и в цепях на лапы.
— И да будет Господь мне свидетелем. Отныне я ваш ученик, слуга и Щит.
Каждое из этих слов отражало то, кем Безымянный хотел себя видеть в новой жизни, и, если Вороний Король откажется хотя бы от одной из этих ролей, виконту придется покончить с собой.
— Я, Корвус, сын Ибисса и Аквилы, клянусь, — неприятный сухой голос сковывающего в этот момент был наполнен какой-то неземной торжественностью, — что никогда не прикажу тебе того, что пойдет в разрез с рыцарской честью и опорочит доброе имя твоей семьи. Я обязуюсь защищать тебя и оберегать, как родного сына, обучить всему, что знаю сам и помочь найти собственный путь. Я клянусь в этом, и да будут мне свидетелем моя совесть, потому что я не поклоняюсь ни одному из ныне живущих богов. Встань, Даардэаш, сын Гардера Миллиса и Луции Ивойской. Ты умер в прежней жизни и возродился в новой. И твоим новым именем будет, — Древний сделал небольшую паузу, а в глазах его блеснул огонек веселья, — Лариэс.
И как только эти слова были произнесены на Безымянного — нет, снова Лариэса! — обрушился поток воспоминаний. Он вспомнил, как попал на Грань, едва не погибнув в засаде, вспомнил уроки Вороньего Короля, пьяную беседу с Игнис, признание Клариссы, смерть и возрождение Ридгара Кающегося во время кошмарного ночного боя с изначальными. В памяти всплыла каждая мельчайшую деталь последних трех месяцев, и эти воспоминания отдались такой нестерпимой болью, такой мукой и таким отчаянием, что полукровка взвыл в голос.
По щекам его лились слезы, сердце едва не выпрыгивало из груди, а перед глазами плясали разноцветные пятна.
— Они вернулись, — констатировал Вороний Король.
— Да, ваше... Да, учитель, — Лариэс поднялся и заглянул в глаза человеку, которому предстояло стать для него чем-то большим, нежели просто властелином.
Да он и стал им, потратив столько времени на обучение юноши сноходчеству.
— Твой титул сохранится, — продолжал, меж тем, Вороний Король, — ты получишь земли в Волукриме и доход, соответствующий положению. Также, раз желаешь, можешь стать моим Щитом, хотя, говоря откровенно, не уверен, что мне требуется телохранитель. Но было бы расточительством не воспользоваться талантами столь опытного командира, а потому чуть позже я выделю тебе отряд, который станет костяком новой гвардии. Если, конечно, не передумаешь.
— Нет, ваше величество... Учитель.
— Прекрасно... А теперь — иди и отдохни, ты едва держишься.
И действительно, Лариэс вдруг осознал, что силы стремительно покидают его, превращая тело в бесформенное желе. Он с трудом вышел из шатра и едва не упал, если бы Кларисса не поддержала своего бывшего капитана.
— Клар, отведи меня к нашим, — прошептал он. — Ноги что-то перестали держать.
— Конечно, — улыбнулась красавица, — идем, тебя все ждут.
Глава 10.
Когда шатер за новым учеником закрылся, участники совещания вновь собрались внутри. Выглядели они обескураженными и потрясенными, и удивляться тут было нечему. То, что они услышали и увидели, поистине оказалось достойным увековеченья в балладах.
— Я чего угодно ожидал, когда пришло письмо от барона Урсуса, — высказал общее мнение Изегрим, — но чтобы такого... Корв, ты серьезно планируешь взять этого рысенка под крыло?
— Да, господин, — взвился Паллидий, — неужели вы хотите сделать его своим учеником?
— Если нет, — подала голос герцогиня Аккэлия, — то отдай его мне!
Корвус обвел собравшихся долгим тяжёлым взглядом, заставив их умолкнуть. Люди очень часто реагировали подобным образом, и с этим великий чародей ничего поделать не мог. Он знал, как действует на окружающих, а потому старался лишний раз не напоминать о том, кто, а точнее — что он такое. Но иногда это умение приходилось ко двору. Например, сейчас, когда следовало немного успокоиться и подумать.
"Проклятье. Мальчишка, действительно, умеет преподносить сюрпризы. Когда я увидел его впервые, подумал, что он — новое оружие Дилириса, во второй раз — что ему можно рассказать пару вещей о Грани. В третий я так был очарован его тягой к знанию, что начал воспитывать, будто собственного ученика... А теперь — он официально стал им. Жизнь — странная штука, не перестаю удивляться ее превратностям"...
— Я ничего не планирую. Он уже мой ученик, слуга и Щит, и я поклялся передать юному Лариэсу все свои знания. Возражения?
Их не последовало, однако во взгляде Паллидия Корвус различил плохо скрываемую обиду.
"Ох уже этот мальчишка, ревнует меня к каждому способному неинициированному, будто бы от наличия новых учеником моя любовь к старым уменьшится" ...