— Есть прохождение! Что передать? Ой! — хилый бортик ограждения опасно покачнулся под рукой...
— Halt! — Фриц бдит. Обхватил... Можно прижаться к нему спиной, как к самой надежной опоре, — Ну?
— Уже не надо, дочка, — комендант, подслеповато щурясь, показывает рукой вдаль, — Взлетают, соколики.
Дело ваше... В крепких объятиях Фрица мне тепло и уютно. Век бы так простояла. Но, рацию забывать не надо. Назад, на привычный канал. Вовремя... Повторное сообщение! Для меня. Что там ещё ? Телеграммы. Много... Весь "ящик" забили. От Инки, от мамы, от знакомых, от соседей... В голосовом режиме и морзянкой. Сплошной поток пожеланий с напутствиями. Простите меня люди, первые десять я прослушала внимательно. Потом — в полслуха. Приятно, только очень уж однообразно. Стою, лицом к закату, шевелю губами... Читаю. Вместе с Фрицем, потихонечку, пячусь от разболтанных перил к стене башни. Нечего, при посторонних, на мелкие огрехи внимание обращать. Комендант видел? И хватит... Сквозь полуприкрытые ресницы наблюдаю за "сладкой парочкой". Иезуит ухитряется одновременно поддерживать беседу с папой и царским гонцом... За обоими нужен глаз, да глаз! А больше тут и положиться не на кого. Комендант явно боится высоты, оттого и недочет проморгал. Будем надеяться, больше никого к краю внутреннего колодца-двора не понесет.
Ловлю на себе липкий чужой взгляд. И недобрый... Словно бы током укололо. Стольник разглядывает... Больше некому. Пусть... У меня такое хорошее настроение, что даже Барона уже почти простила. А парню — гораздо хуже приходится. Абсолютно незнакомая обстановка. Я бы, на его месте, тоже по сторонам зыркала. Прием окончен? Можно постоять и послушать, что другие говорят. В первую очередь, этот самый московский гость. Только показывать своё внимание не буду. Даже губами пошевелю, как будто передача ещё продолжается.
— Молодая молится? — ну, да, а что ещё можно про меня подумать? Стоит, постным лицом к солнцу, сама с собою говорит... Что не христианка — видно за версту. Может, язычница, какая? Уместный интерес...
— Проверяет электронную почту, — тихонько объясняет папа... Кто его только за язык тянул? Последнего уважения родную дочь лишает. Что люди подумают? Да и плевать, что они подумают. Зато, папе не плевать.
— А где же, у новобрачной, приданое? — ого! Молодой человек умеет говорить изящные гадости. По своему судит. По "Домострою"... Иезуит таинственно улыбается. Что бы он про себя не понимал — тайну партии рутила московскому царю знать совершенно необязательно. Ты только посмотри — за спиной Плещеева коменданту с папой знак делает. Не проболтайтесь! Да за кого ж он нас держит? Знамо дело, за кого... За лохов и голодранцев. За восточных варваров, не способных вести дела с европейским блеском и прячущих этот факт за азиатской хитростью. Даже простак Фриц его жест истолковал вполне однозначно... и только покрепче меня стиснул.
— Вот её приданое! — папа внушительно поднимает палец к облакам. Густые тени от крыльев, трижды, накрывают дворик, словно наброшенный на клетку болтливого попугая черный платок. Последняя воздушная сцепка неторопливо разворачивается в лучах заката и берет курс на юго-запад. Эти летят медленнее всех и совсем низко. Видно — страшно перегруженные. Впрочем, трубы пороховых ускорителей, под крыльями головного бомбардировщика, целы. Следовательно, длины полосы, для штатного взлета, им хватило. Только высоту набирали долго... Ну-с, господа и товарищи, первая фаза проекта "Wurf nach Sueden" началась!
Иезуит крестится... Фриц выпустил меня и тоже крестится... Папа с комендантом глядят на стольника и, под этими укоризненными взглядами, гость обмахивает себя крестным знамением... Попутно, ставя лично на мне окончательный крест, как на душе безбожной и пропащей... Черт подери! Сто пудов, он моему Фрицу сочувствует! Думает — окрутили парня злые люди. Вогнали в неоплатные долги. Подложили порченую девку. Бестолочь...
Лист восемнадцатый. Свадьба в прямом эфире.
(обрывок ленты от радиотелетайпа)
В зал, где накрыли стол, мы спускались своими ногами. По крутым каменным лестницам с выбитыми от времени ступеньками. Одно хорошо, везде сухой и довольно гладкий камень. Не запылиться, не испачкаться. Тут вообще камень — основной материал. Полы — камень, подоконники — камень, дверные косяки — камень. Для лета — нормально, а как зимой? Не зря кровать в гостевой комнате больше похожа на походный шатер, чем на нормальную лежанку для отдыха. Попутно выяснилось, что Плещеев в замке ночевать не останется. Посидит с нами и в ночь, обратно на корабль. Такой вот, неофициальный визит. Без сопровождения, без прислуги, без громкой помпы. Для царской дипломатии — дело абсолютно неслыханное. Ясно, отчего он так комплексует...
А с другой стороны — куда ему деваться? Позориться, как прошлый визитер, не досчитавшийся, по утру, нескольких своих "боевых холопов", стольник явно не намерен. Между нами, примерно, такие же проблемы для царских посланцев представляют визиты в южные казачьи районы. Прислуга бежит от помещиков, делом опровергая лукавый поклеп, что все русские, де — "прирожденные рабы". Была бы дырочка на волю, а повод и случай туда юркнуть — всегда отыщутся. И это правильно, нечего было Юрьев день отменять. Правду сказать, у нас эта категория "беженцев" долго не задерживается. На Базе нужны работники, а не прислуга, а местные бюргеры всех русских боятся. За воровство и пьяный кураж (чем, к сожалению, славны отечественные холуи, едва ускользнувшие от хозяйского глаза), на Эзеле, с недавних пор, стреляют на месте. Текст Ясы, который хозяйственный бургомистр, не преминул прихватить, для изучения, располагает. Кто-то подсказал, что это наследие Ченгис-хана, в оригинале, было стихами... Теперь, "Татарское право", в переводе на рифмованную латынь, обрело в глазах аборигенов Эзеля соблазнительный налет легитимности, пуще всего, привлекая их экономные души своей дешевизной. Бургомистра, кстати, избирают уже четвертый раз подряд, а суд (как затратную инстанцию) упразднили вовсе. И ничего...
Отсутствие гвардейцев разъяснилось, когда мы вошли в зал. Ребята просто перехватили работу у дежурного наряда. Благо дела особенно и не оказалось. Стол накрыли беленым полотном, кресла собрали и расставили вокруг стола, а посуду со столовыми приборами позаимствовали на кухне. Накрыто на двенадцать человек. Как выражается мама — "бедненько, но чистенько". По вечернему времени зажгли освещение. Готические своды озарены направленными в потолок фонарями, отчего зала залита рассеянным, слегка сероватым светом. На мой вкус — оригинально. Ну и конечно, куда без него — "праздничный динамик" и висячий микрофон, над столом. Всё... Ни икон, ни украшений, ни особых разносолов. Мероприятие-то сугубо гражданское. Ибо не фиг!
(обрывок ленты от радиотелетайпа)
Тут надо пояснить. Традиция свадебной церемонии, у каждого народа, древняя и замысловатая. Многие моменты пахнут такой седой стариной, что как бы не унаследованы напрямую у пещерных людей. Когда мои предки (с прочей командой) через "пространственно-временную аномалию" угодили в Прибайкалье, сразу стало ясно, что жировать им особо не придется. Свадьбы в первые годы играли много, но, "по голодному", без всякого шика. Мама с папой до сих пор вспоминают три жареных уточки и большой чугунок молодой картошки, которые представляли угощение в день их собственного бракосочетания... С гостями — тоже имелись проблемы. Все в делах и разъездах, за сотни километров. Убогость материальной части компенсировали выдумкой... Примерно ко второму году "попадания", неожиданно для себя, народ обнаружил сложившийся ритуал этакого универсального "походно-полевого" торжества, стоящий на трех "столпах-постулатах":
1. Праздник должен быть радостью.
Другими словами, не обременять гостей и хозяев хлопотами или материальными расходами. Вообще не...
2. О празднике должны знать все.
Оповещение о сроке и месте церемонии — это святое. Но, сверх того, действо транслируется "в прямом эфире", от своего начала и до первого стакана. Дальше — по ситуации. Обычно, затем трансляцию выключают. Никто не любит, когда его пьяная болтовня гремит на весь мир. Но, первый тост и пожелания — слышат все.
3. В празднике может участвовать каждый.
Практически это значит, что всякий желающий, в любой точке света, может поставить на свой стол то же самое, что и хозяева, сесть за него одновременно с хозяевами и принять участие (прямой эфир!) в самой церемонии. Это очень сближает... но и подтягивает. Пьяные вопли, повторяю, слушать никто не любит.
Так мы отмечаем дни рождения и похороны (хотя это и не праздник), встречаем Новый год и играем свадьбы. Просто, дешево, душевно... Численность "участников" зависит только от популярности причины. Лично мне — нравится. Фриц — согласен. Папа и комендант — привыкли, иезуит — в курсе, а Плещеев — потерпит.
(обрывок ленты от радиотелетайпа)
Началось забавно... Сильно верующие товарищи, при входе в помещение, снова перекрестились, а вот Фриц не стал. Стольник же, приятно удивил. К полному отсутствию в зале икон или предметов культа отнесся с очевидным облегчением. Расслабился. Уж и не знаю, чего он здесь ожидал увидеть. Убранство "в монастырском стиле", немудреная еда, светло, тихо... Так тихо, что слышно стрекот кинокамеры под потолком. А не было её, точно помню! Главное, в ту сторону специально не смотреть. Пусть народ ничего не замечает и ведет себя естественно. Прикинула, куда направлен глазок объектива. На нас? Ага, камера поворачивается... Попробую себя в роли звезды экрана. Комендант щелкнул пальцами, парень слева щелкнул тумблером, динамик взревел голодным демоном... Самовозбуждение, однако... Все подпрыгнули. Акустика в зале отличная. Оглушило! Но, никто не сбежал. Звукооператор перехватил управление "процессом"... грянул свадебный марш, а меня — крепко взяли под локоток и повели... к алтарю... Тьфу ты, оговорилась — к высокому ящику, в промежутке, между колоннами. Тоже задрапированному белым сукном, с амбарной книгой и письменным прибором. Они что, совсем сдурели? Я вообще не умею писать гусиным пером! Кляксу ж поставлю! Предупреждать надо...
Пронесло... Перья — это для пущей торжественности. В каждое вставлен самый обыкновенный черный фломастер. Я так обрадовалась, что на все вопросы отвечала машинально. Очнулась, оп-па, а на пальце — уже снежно-белое кольцо. Папочка их с собой привез. Сплав золота с палладием. И свидетели... расписываются, на развороте той же самой амбарной книги. Плещеев с Бароном — свидетели. От московского царя и Святого престола. Сюрприз! Стольник сразу исполнился важности — государственное дело! Иезуит сказал маленький спич. Сначала на латыни, потом — архаическим русским языком. Думаю, что персонально для Плещеева. Про "великое дело, начатое с маленького шага". После сделался невообразимо строгим, выудил из складок плаща небольшую шкатулку и протянул Фрицу. Причем, стал аккурат боком к кинокамере. Наверное, тоже заметил.
Фриц взял штуковину осторожно, как гранату без чеки. Открыл... Старенькая, потертая фиговина, вроде бы серебряная. Печать? Так и есть — подлинная печать Оттона Первого. Подарок Папы. Фамильный сувенир... Честь-то, какая! Небось, убирались в кладовках Ватикана и веником в углу зацепили. Мой благоверный эту штучку в руках повертел, на народ глянул... Папочка цветет. Комендант вообще никак не реагирует. Плещеев маленько перекосился. Когда Священная Римская Империя создавалась, Московского царства ещё в помине не было. Задолго до крещения Руси этой печатью уже вовсю махали. Седая древность, спору нет. Раритет! Вот хитрецы... Деликатный намек на кучу дипломатических последствий, а не придраться. Ну, печать, ну и что?
Московский царь, надо ему отдать должное — тоже дядька не промах. Прислал Фрицу серебряный скипетр. Это такая граненая палка с набалдашником в форме продолговатой шишки из резных дубовых листьев. На взгляд — килограмма два весит. Теперь, иезуита перекосило. Намек прозрачный, если кто-то жалует императорскими регалиями, тот, принявшему — типа сюзерен. Даже я эти "блатные расклады" знаю. Если моё чудо попробует встать на колени или хоть поцеловать эту штуку... Камера всё снимает! Не встал... Сухо поблагодарил... Молоток!
Э-э-э... А мне это всё зачем в руки совать? Печать ладно, а дрыняку? Тяжеленная! Там все три килограмма будут. Руки освободить? Меня на руки взять? Вот так и зарождаются нездоровые традиции, в стиле мультика про Чебурашку и крокодила Гену. "Давай, я понесу чемодан, а ты — меня" Зато — символично! Пускай... Руки у Фрица сильные и теплые. Хорошо к нему прижаться, положив голову на плечо. Ладно, чуть наклонив голову к плечу. Зажмуриться... Вовремя, как чувствовала. По сомкнутым векам бьет разряд фотовспышки. Всё?
Четверо "гвардейцев" тащат закрытый мешковиной сундук. Ставят его на торец, освобождают от чехла. Белое, угловатое, мучительно знакомое по старым фильмам с Земли-1 и личным нарядам "по кухне", но совершенно неуместное — здесь и сейчас, в парадной зале средневекового замка... С длинной никелированной ручкой на передней панели. Холодильник?! Парень, стоящий справа, распахивает дверцу. Из недр ящика, на собравшихся, пыхает холодом. Растекаются по каменным плитам пола клубы морозного пара. Внутри звякают бутылки и матово поблескивает нержавеющими боками стальная выварка с мороженым. Кажется, праздник удался. Мороженое — я обожаю... А холодильник, в подарок — это совсем по-домашнему. По нашему... Наверное, Фриц — первый политический деятель в современной Европе, у которого будет в доме нормальный бытовой холодильник. Вот только куда его ставить? Там же, вроде бы, испарительная система на твердой углекислоте. Раз в неделю — заправка. И обязательно — выхлопной патрубок на улицу. Каждый раз — дырку в стене вертеть?
Подарки сложили на свободной стороне длинного стола. Холодильник — водрузили прямо на скатерть. Снова взвыло самовозбуждение радиотрансляции. Включен прямой канал... Комендант берет слово... Веско, говорит, душевно... На трех языках. Откуда он то латыни нахватался? Вроде по образованию — биолог. Не важно! В голове сладко шумит. Фриц сидит рядом, в торце, а гости — вдоль, по пять человек с каждой стороны. С "прокладками" из курсантов. Папа — против коменданта, ближе к холодильнику и скипетру с печатью... Барон со стольником — ближе к нам. Разумно. Не по-русски или европейски, а холодным государственным смыслом.
(обрывок ленты от радиотелетайпа)
Если закрыть глаза — кажется, что в зале собрались сотни полторы народа. Динамик передает через эфир скрип стульев, негромкие фразы, стук ножей, звон посуды. Рядом и за тысячи километров люди усаживаются за стол... В нашем Ангарске — глубокая ночь. Прохождение радиоволн отличное... Маму слышно — будто она стоит рядом. А сколько людей просто слушает нас, не имея возможности включиться в беседу? Эфир открыт для всех! Трансляция идет на длинных волнах, принимай — не хочу. Когда-нибудь, через много лет, народа у нас станет много и ощущение "большой семьи" может размыться. Мама рассказывала, что в её родных больших городах, люди могут годами (!) не знать (и не хотеть знать), как зовут соседа по лестничной площадке. Урбанизация... Надеюсь не дожить.
