— Пик-пик... — поиск информации завершен, — пи-и-ип... — сейчас, пойдет трансляция морзянкой. Ну же!
— ...умер 24 октября 1683, в Москве, — значит, не погиб и не сослали, — воевода, боярин, стольник царя Алексея Михайловича, сын Льва Афанасьевича Плещеева...— совпадает. В мире Земли-1 он сделал карьеру...
— В 1647 году был рындой при приёме крымских послов... — "рында", очень хорошо. Так называется почетный караул, сопровождающий московского царя на торжественных приемах. Самый ближний круг...
Знатные молодые люди в полностью белых одеждах (белая ферязь, белые сапоги, белая песцовая шапка или белая мурмолка с горностаевой опушкой), я бы посмотрела на это чудо, с топорами в руках. Если судить по фотографиям — очень нарядно и эффектно. Вот и сюда бы так оделся... А то, приехал — вылитый "Пачкуля Пестренький". Наверное, нельзя. Это же дворцовая одежда. Не своя... Казенная. Как выдают, так и забирают.
— ...при приёме голландского посла, опять назначен рындой и должен был стоять в "белом платье" по левую сторону царя, а князь Василий Хилков — по правую сторону. Вследствие этого он местничался с князем Хилковым. Уговоры дьяка, от имени царя, не подействовали на Плещеева, и он заявил: "Хотя б смерть свою видеть, и ему в белое платье не одеваться, а меньше князя Василия Хилкова не быть!". После такого ответа Плещеев отведён в Разрядный приказ и отдан за караул стрельцам... — гонористый парнишка! Ещё интересно:
— ... в 1655 году Плещееву поручено отпустить из Смоленска хлебные запасы, но он не исполнил этого дела зато наклеветал на боярина князя Ивана Никитича Хованского, якобы он препятствовал ему с отправкой хлеба. Плещеев был присуждён к наказанию кнутом, ссылке в Сибирь и лишению поместий и вотчин, но, для праздника Рождества Христова, вместо битья, царь Алексей Михайлович приказал "написать Плещеева, по Московскому списку, вечным клятвопреступником, ябедником, бездушником, и клеветником", — по-нашему выражаясь, царь заменил "вышку" на "строгий выговор, с занесением". Хотя — полагалась... А по факту?
— ...несмотря на такой суровый приговор, Плещеев в 1656 году продолжал быть есаулом в государевом полку, а затем назначен головой в 7-ю жилецкую сотню, — ну, что же, можно саму себя погладить по головке. Информации, для предварительного впечатления, достаточно. Классический "золотой мальчик", или, если по терминологии папы — "блатной, с мохнатой рукой". М-дя... лучшие люди России. Хоть сейчас — всех к стенке!
Фриц задержался на выходе из тоннеля. В светлом проеме арки, ведущей во внутренний двор замка, он выглядит худее обычного. Ждет меня? Бегу... Догоняю. Прижимаюсь, пока никто не смотрит в нашу сторону.
— Was? — видел, как я работаю на рации. Хочет первым узнать результат. Придется прерваться...
— Любимчик царя... Стукач... Гнида... — всю биографию выслушивать нет смысла, вечером сделаю ему полную распечатку.
— Sehr schlecht (паршиво)! — равнодушно буркнул под нос, словно его собственные мысли подтвердила.
(обрывок ленты от радиотелетайпа)
Внутренний двор замка Аренсбург обладает занятным свойством. Стоя в одном его углу можно хорошо слышать творящееся в противоположном... Не мудрено — самыми первыми его хозяевами были церковники. Благодаря задержке в проходе ворот мы поспели к самой развязке поучительного спектакля — "оскорбленное благородство". Электрокар подкатил к месту разгрузки. Один из моих гвардейцев высвистел сверху такого же гаврика, видимо хозяйничающего в зале. Тот опустил вниз трос подъемника. Первым за крюки схватился сам гвардеец. Таль вздернула его на каменный уступ... Двое, покрепче — стали внизу. Мужик, сидевший за рулем, начал руководить процедурой разгрузки "в четыре руки". Вот это — сначала... Это — потом... А это — цеплять очень осторожно... Как бы между делом (тоже озорник, блин), попытался невзначай приобщить к процедуре разгрузки выбравшегося с пассажирского места Плещеева. В надежде, что тот машинально его послушается.
— Эй, паря, подсоби! — а теперь, прячет в складках щек хитрую улыбочку и наблюдает за эффектом.
О! Разумеется, подставить плечо под бочонок с огурцами боярский сын даже не подумал... Черта с два такого спровоцируешь. Рефлексы царедворца — вбиты намертво. Но, зловредный умысел "учинить бесчестье" понял мгновенно. В результате, буквально на пустом месте (!), возникла проблема дипломатического этикета.
Господин царский стольник — медленно закипает, выражая собой аллегорическую фигуру "Заткнутый фонтан". Он налился помидорной краснотой, грозно топорщит жидковатую, по молодости, бороденку, и схватился рукой за саблю, торчащую из-под распахнутого малинового покрывала с висящими по бокам длинными рукавами. Зрелище столь же величественное, сколько и смешное. Вот только смеяться — чревато. Были уже прецеденты.
С момента своего основания, наша База на Острове Эзель, выглядит для окружающих этакой Тортугой, рассадником анархии. Сначала, местных шокировало полное равнодушие к взиманию с населения налогов. Честно говоря, по нашим меркам, взять с них было нечего. Это сейчас они чуть обросли жирком... Потом, аборигены долго не могли осмыслить нашего вопиющего равнодушия к вопросам субординации. Одинаковая форма и минимальные различия в поведении (ни тебе поклонов, ни тебе знаков "уважения"), в этом времени — жестко караемая непристойность. Несколько раз городские парни пробовали проверить курсантов "на слабо" иначе. После десятка трупов и одного показательно разнесенного по бревнышкам кабака (где собирались на сходки особо ярые приверженцы "старых добрых традиций") страсти немного улеглись. Наши — сами не нарываются, коренные — держатся от них подальше.
Привычка местных урок постоянно ходить с ножами и, при первых намеках на драку, нагло пускать их в ход, впервые, с эпохи викингов, получила достойный противовес. Перестреляли, сердешных... Буднично и методично... Объявили комендантский час да и прошлись облавой, по злачным местам. Случайно уцелевшую шпану, разбежавшуюся прятаться в окрестных лесах, извели сами пейзане. Им очень понравился поданный курсантами пример. С тех самых пор, на Эзеле, удивительно тихо... Так и живем... Сразу видно, что Михаил Львович тут недавно. Ещё не в курсе, что первый, схватившийся за оружие — труп. Первый, замахнувшийся ударить — тоже труп (урок карантина даром не проходят). Но и бросаться бить морду случайно подвернувшемуся мужику, для царедворца моветон. О чем мужик четко знает... Вспотеешь, думая! Интересно, и зачем его, такого пылкого, сюда в одиночку послали? Уж не надеется ли, царь батюшка, получить якобы "любимца" обратно вперед ногами? В лучших традициях византийской интриги? Здесь — привилегий нет.
Рассказывают, что бургомистр долго добивался от коменданта свода законов, по которым, после ухода датчан и не прихода шведов, следует жить Городу. На резонный вопрос, за каким хреном ему это надо, долго и путано объяснял местные политические расклады. Датский кодекс законов по которому Эзелем правили несколько сотен лет, потерял покровительство королевской власти. А что взамен? Предложения лично написать нужные законы или вынести вопрос на народный референдум повергли бургомистра в мистический ужас. Куда катится мир?
Пытались ему описать не имеющую классов и сословий страну, раскинувшуюся на целый континент, от Тихого океана до Балтики, объединяющую сотни миллионов людей и десятки народов... Конституция СССР, даже в переложении на классическую латынь, вызвала у заинтересованных лиц ступор. Ловко отбрехались, что это свод законов для очень другого времени. Нет ли чего попроще? Откуда? Вопрос решили, переведя на немецкий язык (силами случившихся Белова и Саляева), Ясу Ченгизову. Пояснили, что она не догма, а пища для размышлений. Жили де, люди и вот так. В суровой простоте. И сейчас живут... Хотите? От жуткой перспективы разум отцов города обострился настолько, что они сами вспомнили про Магдебургское право.
Впрочем, томик "Справочника физических величин", а равно набор эталонов гирь, метр и литр, приняли с благожелательным интересом. "Чья власть, того и меры!" Купчишки... Город — живет своими заботами, База — своими. Окрестное население потихоньку приобщается к вольному стилю общения, но от говорящих по-русски на всякий случай шарахается. Беглые! Из московского царства — бегут... На юг и на север, на запад и на восток. Слух, что с Эзеля, как с Дону, "выдачи нет", разнесся мгновенно. В результате, мы регулярно получаем пополнение из бывалых, всё повидавших, а нередко — битых кнутом и пугающих прохожих вырванными ноздрями, мужиков, молодых и средних лет.
Некоторых, после первого же короткого допроса, приходится сразу ставить к стенке. Другие — отлично прижились. Маленькая слободка, отделяющая теперь Город от Базы, населена именно такими типами, старательно изображающими идентичность "основному" персоналу. Многие остепенились, обзавелись семьей. Одна беда — царскую власть, в любом обличье, они все дружно и люто ненавидят. Никакой ностальгии. Их роднит и ещё одна характерная черта. Вместо "штатного" Нагана, большинство "старых русских" предпочитают таскать на заду крупнокалиберный шестизарядный "Песец". И палить из него от бедра, как киношные ковбои.
Судя по злому прищуру мужика, застывшего против вояки на полусогнутых ногах и пошевеливающего пальцами правой руки, мгновенно дернуть из кобуры револьвер для него — как почесаться. Кобура открытая... Инцидент развивается в нежелательном направлении. Одно движение или резкий звук...
— Смерд! — сказано... Черный зрачок шестилинейного ствола хмуро смотрит стольнику в потный лоб.
— Stillstehen (не двигаться)! — буду знать, у Фрица отличный командный голос. Аж уши заложило...
— Уволю... — ласково цедит в пространство комендант. И? Оказывается, доброе слово сильнее пистолета.
— Барин! Отец родной! Не губи! — мужик виртуозно (чувствуется огромный опыт) валится ему в ноги...
— Комедия... — папочка крайне раздосадован происшествием. Интересно, а что на всё это скажет Барон?
— Bitte halten (пожалуйста, подержи), — в гробовом молчании, Фриц с иезуитом, подцепляют злосчастный бочонок тросом и отправляют его в предначертанный путь к пиршественному столу. Вот тебе и огурцы...
— Geheim Politik (cекретность), — словно бы между прочим, поясняет Барон оторопевшему царедворцу.
— Дело тайное, — вписывается в отрывочную беседу папа, — Государево дело! — веско итожит — Служба! — и лично принимает опустившуюся сверху гроздь крюков, — Подсоби! — Плещеев ошалело придерживает трос...
— Ты ещё здесь, лиходей? — комендант немногословен, хотя у него явно есть, что сказать, Возмутитель спокойствия, из положения лежа, чудным образом, вмиг, оказывается за рулем, — Гони, ирод, вылет задерживаешь!
Вспыхивают фары, озаряя темный проем воротной арки. Электрокар, на немыслимом вираже уносится в тоннель, оставляя за собой запах кислоты и подгоревших контактов. Я жду звука удара и лязга ломаемого металла... Вместо них, из освободившегося проема, задувает теплый ветер.
— Дочка, стукни им, что Прохор уже подъезжает, — комендант вытирает лицо синим клетчатым платком.
(обрывок ленты от радиотелетайпа)
Легко сказать! Почему-то старшие, включая папу, никак не могут осознать всей разницы между радио и проводным телефоном, по которому звонят одному адресату. Эфир-то общий! Тем более — 21-й канал... Что Прохор на пути к взлетке там уже давно знают. Похоже, вырвавшись из арки на простор, скорость он так и не сбросил. Втоптал педаль "газ" в пол до упора и едет. Текущее положение электрокара легко отследить по сочным радиограммам, звучащим в прямом эфире... Встречные пешеходы, едва увернувшиеся из-под колес, спешат поделиться с аэродромной командой мыслями, что давно пора сделать с лихачом и куда он, однажды, сам доберется. Ничего с ним не станется. Видно — водитель от бога! Мне в перебранку не вклиниться. База уже и без меня знает — Прохор спешит! Остается слушать, улыбаясь особо заковыристым пожеланиям... Комендант наблюдает за мной и тоже, наверняка понял, почему я за ключ так не бралась. Но, для верности, переспрашивает:
— Матерят? — киваю, продолжая слушать в эфир. Вдруг, появится окошко? — Убьют Прошку, когда-то, — продолжает комендант озабоченно, — Догарцуется... — и добавляет, — А ты всё равно передай. По служебному.
Какие, однако, умные! "Служебным каналом", негласно, у нас издавна называют самый коротковолновый, из рабочего диапазона. Сказать по чести, обычно — самый паршивый. Это там, на Земле-1, работа в УКВ — норма. На самодельных искровых или самодельных транзисторных передатчиках, качества, что выдают старые, ещё "из-за аномалии", радиостанции, нет и в помине. Так... Кого вижу, того слышу. Грибникам, в лесу, друг друга окликать... Или, на ровном месте, вроде аэродрома, фразами переброситься, если лень пешком пройтись, а ветер слова уносит. Хотя, бывали случаи, когда отдельные уникумы, забравшись на сосну, или какую другую верхотуру, "добивали" в этом режиме на полсотни километров. Обычно, это заблудившиеся дети. Или — дети, что родители послали на помощь позвать, а в радио — дубы. Отсюда у не продвинутого (забавное слово), старшего поколения возникла иллюзия, что по "служебному" можно связаться всегда. Потому-то он — всегда крайний.
— С земли — не возьмет. Бастионы... — это, как ни странно, все понимают. Радиолучу нужен прямой путь.
— Наверх! — комендант дважды оглушительно хлопает в ладоши, — Гости дорогие, прошу всех наверх!
Оказывается, в замке есть лифт... Настоящий. Почти... Здоровенная крашеная бочка, прикрепленная к деревянной направляющей, какими-то доисторическими клиньями, прямо поверх каменной кладки. В бочку влезают два человека. Сначала — поехали папа с Плещеевым, потом — комендант с иезуитом, за ними — пара гвардейцев (остальные ещё раньше куда-то подевались), самыми последними — Фриц и я. Мне кажется, это для Плещеева выдумали, по лестнице куда быстрее. Зато — "честь". Вперед жениха с невестой пропустили. И он пошел... Ради "чести". Подозреваю, что этот тип, даже на чужих похоронах, будет завидовать покойнику.
Пока бочка скрипела на подъеме, Фриц меня просветил, что раньше, таким способом на стены крепости поднимали осадные припасы. Причем, она — недавнее усовершенствование. До бочки была деревянная клеть. А сам замок, скорее всего, строили без затей, таская материалы на своем горбу. Короче, средневековье... Вопреки ожиданиям, импровизированный лифт проехал выше, мимо уровня зала, где происходило собрание. Причалил к маленькой площадке, перед стеной оборонительной башни. С чего, вдруг, папе пришло в голову показать царскому слуге окрестности? Вид, конечно, замечательный. Солнышко клонится к закату. Длинные тени от бастионов темной ретушью подчеркивают очертания внешней линии обороны. Вода во рву отражает небо с облаками. Видно море, далекую взлетно-посадочную полосу и даже сцепку из самолета с планерами.
Ага! Видимо комендант понял мою просьбу буквально. Ну, что же...Более высокой точки, на которую можно сравнительно удобно забраться, в епископском замке не отыскать. Пусть гости, заодно, полюбуются видами Эзеля... Эх... Поехали. Все переключатели, до упора — вправо... Оцениваем эфир. Если прохождение нормальное — то меня услышат. Если нет — не судьба. В последний момент отказываться неудобно. Объяснять, коменданту, как влияет, на прохождение коротких радиоволн, невидимый шлейф ионизированного воздуха, поднимающийся со шпиля сторожевой башни — поздно и неуместно. Раньше надо было обратить внимание на опоясывающие стену изоляторы, торчащие на них медные шары и кабель "контура внешнего возбуждения" атмосферной электростанции. Разумеется, самое высокое здание Базы использовали для монтажа приемной установки. Оттого никакого флага на шпиле нет. Только проволочная конструкция, напоминающая флюгер. Зато антенный фидер, тянущийся из окна узла радиорубки, объясняет прекрасную дальнюю связь... Слабый теплый ветер не в силах прервать могучий поток ионов, шлейфом тянущихся от башни к положительно заряженной стратосфере. Эквивалентная длина такой "ионной антенны" может измеряться километрами. Даже простой "метелочный" разрядник, с мизерным током короны, ощутимо добавляет радиостанции чувствительности, а тут — киловаттная мощность. Оригинально... Сэкономили на вышке. Не знаю, правда, как оно в непогоду.
