— Вот, ведь гадина какая! Тьфу! Весь рот и все глаза в песке. И зачем это люди в Крым отдыхать едут? У нас-то в Житомире всяко в мае получше, а Паша?
— А в Саратове, товарищ полковник, и вовсе хорошо. — 'Я теперь патриотом своей новой малой Родины стану. Вешайтесь сами, кто против Саратова чего лишнего скажет, а не то я помогу. О! Первый кандидат уже появился'.
— Чего?! Язык твой бесстыжий, Колун! Это у нас под Тулой, вот там я понимаю. Там дааа, хорошо. Но в Саратове!? И чего у вас там интересного-то есть?
— Там, Иваныч, есть то, чего под Тулой никогда не будет, если правительство страны на это денег не выделит?
'Осторожнее надо шутить. Вон уже водитель оглядывается. А рядом сосед молодой военинженер, аж брови нахмурил, пытается вспомнить, что там у нас в Саратове водится'.
— Ты, Паша, ври, да не завирайся! Мы хотя б к Москве поближе! А Саратов твой в хрен знает какой глуши стоит. И, на что это такое, что у вас в Саратове есть, тулякам правительство денег пожалеет?!
— Это, Иваныч...всего-навсего главная достопримечательность Советского Союза...
— Чего?!
— Командир, сделай, пожалуйста, лицо попроще, а то не выдержу, а у меня сердце слабое и давление вон никуда не годится. Да это же я про великую русскую реку Волгу-матушку.
Раздавшийся со всех посадочных мест автомобиля гомерический хохот не утихал минуты три.
— Ну, Колун! Ну, уморил, засранец! Хотя, чтоб ты знал, наша Упа это правый приток Оки, почти что Волги.
— То-то, что почти.
— Слушай, Павка! А зачем тебе, балаболка ты этакая, звено?! Давай, может, по комиссарской линии двигай. Сперва тебя комсоргом полка сделаем. Потом в политучилище направим. Окончишь получишь батальонного комиссара, а там и к Ильичу под руку поставим. А?
— Угум.
'Ильич, это наверное полковой комиссар Вершинин. Еще имя бы его узнать. 'С' это может быть и Сергей и Степан, и Савва, и Савелий, и Савватей. Стоп. Ты еще эрудитка Соломона вспомни. А Иванычу своя идея-то как понравилась. Вон, как разошелся, ухарь'.
— А что? На митингах ты у нас уже выступал. Язык у тебя уже итак, как помело. Это раз. Работу летную ты не понаслышке знаешь. Воевал, и сбитые у тебя есть. Это два. Награда скоро появится. Это три. Да еще и новатор, идеи разные рождаешь. Это четыре. Ну и если уж во время вылета полка на авиабазу вражьи бомберы нападут, то ты и сам с дежурным звеном аэродром защитишь. И всех гадов разгромишь, да в землю загонишь. А между вылетами народ в тонус речами приведешь. А, Паша?
— Нет, товарищ комполка. На митингах выступать и без меня есть кому. Да и не трави ты мне, Иваныч, душу. Я ведь сейчас словно витязь на распутье. Вроде что-то успел уже, да не доделал, вроде куда-то спешил, да недоехал. Летел-летел, и в поломанный дорожный указатель уперся.
— Да, ладно тебе. Не грусти, старлей. Вот, доедем, я тебя в грязелечебницу определю. Говорят те, кто там бывал все лет на десять молодеют.
— Что-то мне, Иваныч, обратно в школу саавсем неохота.
— Пашка, хватит смешить меня. Сидишь с лицом похоронным, а сам юморишь, как клоун в цирке. Эх ты, артист...
Наконец, взгляду открылась железнодорожная станция Саки. Военинженер коротко простившись покинул попутчиков. В тени каких-то складов снова наблюдались несколько длинноухих представителей крымской экзотической фауны. Мимо, устроив пробку на пересекаемых дорогах, проехала колонна ЗИСовских грузовиков с щебенкой и с асфальтом. Горячий смолянистый запах перебил все другие фимиамы.
— Этих, наверное, для ремонта здешней полосы нагнали. Так, сейчас на часах девять сорок. Времени у нас полно.
— Иваныч, а ты сам-то, куда двинешь когда доберемся?
— Да мне, Колун, много куда надо. Тебя, болезного, на обследование вон определить. Потом в штаб авиабазы документы завезти, и доложиться. Потом в четвертую школу воздушного боя зайти, с их начальством пообщаться. Ну и потом уже можно будет топать в гостиницу устраиваться. Мне ведь тут все равно дня три пробыть придется. В понедельник, наверное улечу.
'Не знаю почему, но тянет меня на эту авиабазу. Словно подарок меня там ждет. Значит будем командира уговаривать'.
— Предлагаю. Сейчас едем в клинику, хватаем любого врача, получаем для меня направление на осмотры и анализы. Договариваемся о времени встречи с тобой в гостинице. Меня ведь тоже куда-то селить надо. Ведь так? Пока ты в гостинице устраиваешься, я первую часть осмотра пройду, все что успею. И сразу к тебе в гостиницу. Там пообедаем и со спокойной душой направляемся по твоим делам. А?
— Опять крутишь? Небось пока я в гостинице буду, ты собираешься местным врачам лапшу на уши вешать, чтоб здоровым тебя признали.
— Иваныч. Я тебе вроде повода не давал так о себе думать. Но раз ты переживаешь, то давай лично до меня переговори с врачами, чтоб на мои иезуитские предложение не велись. И заодно свой командирский взгляд им доложи, как-никак ты ситуацию с боку видишь, а я и правда лицо заинтересованное. Сойдет расклад?
— Ладно, старлей, не дуйся. Что-то я все никак не привыкну, тебя таким правильным видеть.
'Вот меня уже и в состав правильных пацанов записали. Скоро красный пиджак мне подарят. Хм. Образно говоря'.
— Я серьезно, Иваныч. Не надо мне скидок. Заодно без утайки расскажи главврачу или тому, кто его замещает, как это важно меня по-настоящему в строй вернуть. Ну, как, поможешь?
— Убедил. Пошли с эскулапами общаться!
Петровский беседовал с врачебным начальством целых четверть часа. Клиника была межведомственной и относилась не только к ВВС, но и к наркомату авиапромышленности, а может еще к кому-нибудь. Оно и логично, одни строят, другие летают, третьи обслуживают. И без любой составляющей система работать не будет. Были и другие клиники в этом 'городе-санатории'. Но полковник, видимо знал, что и где искать.
Кабинет, в котором, исчез Петровский, как явствовало из таблички на двери, принадлежал заместителю главврача по медицинской части, то есть, говоря по военному к 'начмеду'. Павла присела на лавку в коридоре и устало закрыла глаза. Из-за двери раздавался дуэт баса полковника и молодого фальцета врача. Наконец, разговор стал утихать и шаги его участников сместились к дверям. Сквозь приоткрытую дверь показалась спина Петровского.
— Так, что, вы уж доктор, пожалуйста, постарайтесь. Нашему полку этот ас позарез нужен.
— Мы конечно не волшебники, но все, что сможем сделаем. Ну, где ваш аc?
— Да вот, он сидит. Принимайте нового пациента. Ну, а если будет плохо себя вести, или лечиться откажется, то позвоните дежурному авиабазы и оставьте информацию для полковника Петровского. А уж мы-то его враз послушным сделаем.
— Если захочет вылечиться, станет нас слушаться.
Тридцатипятилетний на вид доктор бодро поинтересовался.
— Приветствую, вас. Ну так от чего будем лечиться, товарищ летчик?
'Ну ты, товарищ 'Гиппократ' и спросил. Откуда я знаю чем болел этот Павел. А диагноз ставить это ваша работа. Так что, вспомнив рекламу постсоветской медицины...'.
— От причин заболевания, конечно. Ведь от симптомов, уважаемый доктор, вроде бы, лечиться бессмысленно.
— Ну вот и отлично! Глядите, товарищ полковник, какого послушного пациента вы к нам привели. Он даже в медицинских терминах разбирается и передовую научную парадигму исповедует. Уверен, что наше лечение поможет решить большинство его проблем со здоровьем.
— Хм. Павел, я на тебя надеюсь.
— Не переживай...те товарищ командир, мы с медициной не поссоримся. Встретимся в гостинице.
— Ну ладно. Если уйду оттуда, записку для тебя у дежурного оставлю. Лечись давай! А вам доктор, всего хорошего.
Дальше привыкшей к длиннющим очередям бесплатной советско-российской медицины Павле пришлось слегка удивиться. Конечно оснащение клиники было довольно архаичным на вид, но вот врачи и прочий медперсонал, демонстрировали не только довольно высокий профессионализм, но и уважительное отношение.
Лежа в грязевой ванне, Павла, вдруг почувствовала, что разрекламированное Петровским омоложение, оказалось не только метафорой. Если пять дней назад она ощущала себя старой каргой, то за полчаса процедур, начала чувствовать себя не просто усталым старлеем, а человеком, у которого вся жизнь еще впереди. Вот только мысли о том, как сделать эту жизнь осмысленной занимали большую часть размышлений. Еще ее немного расстраивало, то что Петровский ее ждать не будет, но тут уж она ничего поделать не могла. 'Ничего до понедельника есть время. Успею как-нибудь'.
В общем часа за три удалось безо всяких очередей завести лечебную книжку, обойти четырех врачей, сдать три анализа, сделать рентген грудной клетки и брюшной полости в трех проекциях и побывать на грязелечении. И хотя с рентгеном тут явно перебарщивают, что по меркам конца двадцатого века может сильно аукнуться человеку, но Павлу это не пугало. 'Импотентом сделают, и нормально. Проблем меньше с 'ошибками молодости' будет'. До понедельника она была записана еще десятка на два процедур, и получила выписку из истории болезни. 'Надо ж перед Иванычем отчитаться как-нибудь'. В Российской Федерации ей бы на это потребовался период от месяца 'если по блату', и до полугода, а может и более, в 'бюджетном варианте обслуживания'. Да и то не факт, что удалось бы пройти такой курс лечения.
* * *
Огромное летное поле походило на чашу, напоминающую засохшее озеро или укатанный катком кратер вулкана. Расположенная почти в его центре, длинная около шестисот метров взлетная полоса вместе с соседними рулежными дорожками была оккупирована тракторами, самосвалами и похожими на муравьев дорожниками. Тут явно наблюдался недавно начатый капитальный ремонт, сопровождаемый треском моторов, дымными выхлопами и периодическими тирадами на могучем и соленом.
По обе стороны от единственной действующей, при этом уже закатанной в асфальт трехсотметровой полосы, сгрудились ряды местной боевой техники. Основную массу аппаратов Павла сравнительно легко вычислила и узнала. Кроме уже виденных ею вживую 'Ишаков' и 'Чижей', тут можно было полюбоваться, и классической 'Чайкой' И-15, и шестеркой красавиц СБ, и звеном толстолобых ДБ-3. А также несколькими звеньями двухместных бипланов, в которых, чуть вздрогнув извилиной, Павла узнала то ли ССС, то ли Р-Z, а может еще какую модификацию Р-5. Даже несколько тупоносых Р-10 и пара двухместных ДИ-6, затесалась среди этого 'разнокрылья'. А большие ангары расположенные вокруг поля в нескольких местах видимо скрывали и другую авиатехнику.
С другой стороны поля угадывались строения какой-то авиачасти. Приглядевшись, Павла заметила и несколько УТ-2, взлетавших с еще одной грунтовой полосы. 'Может школа летная какая. Вот на этих 'Утках' я бы с удовольствием слетала. Как-никак все же предок моего родного ЯК-18. Ну да ладно, найду Петровского может и тут какие полеты срастутся'.
Собственная эрудиция сильно порадовала шпионку. Но, вот взгляд брошенный в зенит, быстрого и точного ответа о конструкциях кружащих над полем экземпляров к ее огорчению не принес. В первую очередь из-за примерно двухкилометровой высоты полета явно отрабатывающих приемы воздушного боя аппаратов. С неба раздавались рокочущие звуки моторов. Две пары каких-то самолетов, видимо, уже долго, вели свои тренировочные бои в зоне видимости аэродрома. Группа пилотов в летных шлемах неровной кучей стояла чуть в стороне от старта, что-то оживленно обсуждая с традиционным использованием ладоней в разговоре.
Только дождавшись посадки одной из пар, Павла с удивлением увидела, что между собою 'дрались' два на первый взгляд очень разных самолета. Один оказался тренировочный УТ-1, а вот второй... Внешне он слегка походил на своего 'супостата' хвостовым оперением, крылом и даже кабиной. Но вот носовая часть самолета была длиннее, и несла в себе явно рядный двигатель закрытый капотом и обтекаемым коком. Павле даже сначала показалось, что это что-то вроде спортивного скоростного 'Кодрона' конца тридцатых годов, фото которого она как-то видела в журнале. В той статье было написано, что французы потом строили на основе этого проекта легкий истребитель, который не особо успешно воевал против немцев в 1940.
Пилоты покинули кабины, и аппараты оккупировали по паре техников. Павла не стала дожидаться возвращения второй пилотажной пары, и двинулась искать своего командира.
Здание четвертой школы воздушного боя встретило Павлу суетой, топотом ног и телефонными звонками. Небольшой, похожий на районную больницу двухэтажный корпус деловито гудел выполняя свою миссию по передаче боевого опыта будущим ассам, или будущим павшим героям, тут уж, как повезет. В поисках Петровского, она заглядывала во все двери подряд, чем неоднократно вызвала законное неудовольствие владельцев помещений. В нескольких классах куцыми рядами сидели судя по набору шпал и кубарей в петлицах комэски и командиры звеньев. У вымазанной мелом школьной доски что-то бубнил такой же, как и Колун молодой старлей с измученным терзаниями ума рязанским лицом. Петровского нигде не было.
Наконец, старшему лейтенанту сказали, что полковник Петровский отбыл минут сорок назад. 'Ну вот, зараза! Всего на час в гостинице разминулись, здесь на полчаса. Написал мне в записке 'Жди к ужину' и усвистал, и где его теперь искать?'.
Выйдя на крыльцо, Павла подняла лицо к небу. Щурясь от солнца, она вглядывалась в синий простор накрывшего аэродром купола.
'Ой! Какая с.ука?! Как больно! Уууууу!'. Павлу согнуло от сильного удара, полученного со стороны спины по почкам. Повернувшись скрюченным телом. Она увидела нависающую сверху нахальную физиономию смутно знакомого старшего лейтенанта, который только что отправил ее в нокдаун. 'Убью гада! По аэродрому урода размажу!'. Но сказать хоть слово ей пока мешал все еще длившийся болевой шок, от неожиданного подлого удара.
— Ну, что Колун, когда на ковре-то с тобой, храбрецом, встретимся?
Проходящий рядом летчик хлопнул нахала по плечу.
— Ты, Рома когда-нибудь точно огребешь. Посмотри, что ты с человеком сделал. Ему ж не разогнуться.
'Ага. Значит, этого покойника звали Рома. Почему это 'когда-нибудь'. Прямо сейчас! Лично букет на могилку этой сволочи возложу. Да что там букет, венок, как к мавзолею. Ну Рома, пусть твой попугай всплакнет по твою грешную душу!'.
Павлу внезапно отпустило, и она без задержки провела серию ударов в сторону нахально стоящего в ожидании ответа уродца. К ее огорчению, просчитавший все ее действия засранец, легко уклонился от атаки. Он моментально сместился в сторону, резко разорвал дистанцию и оказался закрытым для ударов Павлы, очередным выходящим из здания командиром.
— Эх Павло, Павло. Когда же ты чудак поймешь, что твоя борьба против моего бокса, все равно что дедовская пищаль против скорострельной зенитки. Калибр тот же, а убойная сила в разы. Ну, что, может на ринг со мной выйдешь?
— Брось Буланов, так же не честно. Парень бокса не знает, а ты его вызываешь. Это и не спортивно уже.
— А не хрен ему было в Киеве в чужую драку влезать. Тебя не касается, вот и не лезь. И вообще Лева это наше с ним дело.
