Когда я ткнул в него указкой, изображение увеличилось, я понял, что угадал.
Раскта согласно прикрыла глаза. Тоже, наверное, почувствовала, что оно. А что? Место хорошее, узкие дефиле, можно построить оборонительное предполье, дальше холмы, прекрасно подходящие для установки фланкирующих дотов.
Да, то, что надо.
Фарфелла заценил, потом задумчиво пробормотал:
— Место практически идеальное для обороны…
Здоровяк Ксаж прогудел:
— Ну и как мы заставим их атаковать нас именно там? А, падаван?
Виновато опускаю голову:
— Есть способ, но он вам не понравится.
Глава 3-2
Планета Локаст.
Сорок третий день после начала вторжения трандошанцев.
Не знаю, как кому, а мне не нравится запах гниющих трупов. Даже если это трупы врагов. Наверное, это дело вкуса.
На позиции устало опустилась ночь.
Бойцы закемарили в комфортабельных бункерах, лишь дежурная смена часовых внимательно наблюдала за показаниями датчиков слежения.
За нашими позициями — лагерь гражданских, почти три миллиона разумных, которых мы успели эвакуировать до начала штурма.
Трандошаны и так собрались давить "Джека-петушителя", но штурмовали позиции предполья без особого огонька, не вкладывая душу. Я это предполагал, но для меня главным было то, что максимально возможное число отрядов отвлеклось от ловли гражданских и стало активно охотиться за "Джеком".
Но потом...
Информацию о месте скопления беженцев мы слили Конкордату, а те, вполне ожидаемо, поделились ей с трандошанами. А у работорговцев нет другого выхода, кроме как пытаться прорваться к гражданским, заиметь кучу заложников и требовать корабли для эвакуации.
Пять километров оборонительного предполья трандошаны прошли за сутки времени и полсотни тысяч трупов. А всё потому, что наши неделю, как проклятые, укрепляли и маскировали основные, запасные, отсечные позиции, составляли карточки огня для фланкирующих ДОТов, пристреливали артиллерию. И это стало неприятным сюрпризом для трандошан.
В Галактике практически непрерывно велись войны, но они носили, в основном, маневренный характер.
И действительно, зачем штурмовать линию ДОТов, защищённую оборонительным предпольем, если можно просто облететь её сверху?
Но трандошанам такого счастья не предоставили. Корабли их, в виде обломков, неторопливо вращались на орбите, потихоньку снижаясь к высоте, когда гравитационный колодец планеты переведет их траекторию в последний маршрут, который закончится где-нибудь на поверхности.
Поэтому сейчас все шесть наших крейсеров были заняты тем, что перетаскивали наиболее близкие к падению обломки на орбиту, которая гарантирует, что падение в ближайшую пару лет не произойдет. Мы не могли позволить себе падать на планету потенциальным источникам дорогих, в такой-то глуши, металлов. Но истребители-то оставались, и они поддерживали поверхность.
В итоге, небо было нашим.
Что сразу сказалось на качестве боевых действий. Отсутствие крупных скоплений противника и давно забытые принципы ведения позиционной войны давно выбросило на помойку истории такие замечательные штуки, как ОДАБ, например. Но формулы веществ были, а в мастерских "Чёрной Стражи" можно было сделать буквально всё.
Пока Занна была моей ученицей в, так сказать, очном порядке, то я ей много чего рассказывал, в промежутках между занятиями. И вместо сказок на ночь.
И вот теперь вижу плоды своих, можно сказать, трудов.
За те годы, пока ученица командовала "Черной Стражей", а потом и "Черной Гвардией", она сделала запасы различных полезных штуковин, вроде шпрингмин или ОДАБ, которые выполнялись в планирующем варианте, позволяющем забрасывать их из-за горизонта.
Здесь это было особенно актуально, потому что лучевые зенитки агрессоров били только в пределах прямой видимости.
И миномёты... Я любовно погладил ствол, стоящий в орудийном дворике.
Всё-таки, это оружие — продукт позиционной войны. И именно здесь он оказался ой как к месту. Огневая производительность — колоссальная, могущество местных зарядов потрясающее, мины просто выкашивали противника.
Почувствовав касание к ауре, обернулся.
Занна стояла рядом, появившись неслышной тенью.
— Скучаешь, учитель? — Голос ученицы звучал устало.
— Нет, — я усмехнулся, вспоминая момент, когда я рассказывал ей про миномёты. — Просто я думал, что ты тогда слишком увлеклась своим двойным вибратором и не слушала меня.
— Ну, увлеклась, конечно. — Занна чуть оживилась, в голосе послышался сдержанный смех, — но про миномёты запомнила. Техника Глубокого Воспоминания.
Мы помолчали.
Да, сутки прошли... Интенсивно.
В ушах до сих пор грохотали взрывы, звучало пиу-пиу бластерных выстрелов, хлюпали раздавливаемые ногами внутренности.
Помыться бы.
— Занночка, тут душ есть?
Она оценивающе посмотрела на меня:
— Да, есть. Когда строили укрепрайон, предусмотрели. Твоя шалава уже помылась.
На мой укоризненный взгляд она лишь похлопала ресницами. Типа, она-то тут причем?
Ну да, конечно. Надо было самому думать. Как говорили в моей прошлой жизни, собак и женщин ласкать нельзя.
Потом не отвяжутся.
Чуть позже.
Душ мы, по нашей давней традиции, принимали вместе.
Я чуть не стонал от наслаждения, когда ученица тёрла меня мочалкой. Ощущение смываемых пота, грязи и копоти было непередаваемым. Потом тёр её, причем она не сдерживалась. Постанывала.
А затем...
Затем, товарищи, мы прошли в самую настоящую парну́ю!
Конечно, на Серенно я построил для себя парную и регулярно затаскивал туда ученицу, но не знал, что ей это понравится, и она даже решит сделать её здесь, в укрепрайоне.
Конечно, местная строительная техника творит чудеса, но чтобы так...
Стены парной и предбанника обшиты деревом, пятиметровый бассейн, комната отдыха с длинным столом и скамейками, красота! И всё это метрах в пятнадцати под поверхностью.
Вдоволь нахлеставшись вениками и нанырявшись в ледяной бассейн, мы перешли к главной теме беседы.
К пиву.
Организм одарённого, напитаный Силой, без труда справляется с алкоголем, значительно уменьшая его воздействие, так что напиться нам сложно. Но ссать приходится бегать, как обыкновенным разумным.
— Мы никогда не говорили с тобой, учитель, — задумчиво произнесла Занна, расслабленно полулёжа на скамейке, — но меня давно интересует один вопрос. Понятно, что у меня самой не было выбора, ты воспитывал меня с такими убеждениями. А как ты сам стал анархистом?
Я неторопливо отхлебнул из кружки.
Перед глазами промелькнули моменты прошлой жизни. Школа, военное училище, недолгая служба, увольнение по причине того, что корабли распилили или продали, а офицеров слишком много, поиски работы для совершенно неприспособленного к гражданке человека, работа, семья...
Пренебрежение в глазах наворовавшихся богатеев, глядящих на простого работягу, презрение в глазах чиновников, которым ты со своим обращением мешаешь бездельничать, пустоту в глазах "золотой молодёжи", которые от нефиг делать тратили за вечер такие средства, которых хватило бы год кормить пару сотен полунищих пенсионеров, всю жизнь строивших страну, верхушка которой их предала и ограбила.
На миг, лишь на краткий миг, от ненависти почернело в глазах. Но привычка взяла своё, буря в душе успокоилась, так и не поднявшись.
— Знаешь, ученица, нельзя стать анархистом. Никак. — Я еще раз отхлебнул из кружки.
Потом, внимательно глядя в глаза удивленно поднявшей брови Занне, раздельно произнёс:
— Им можно только быть.
Попили еще пивка, помолчали.
В предбаннике началось какое — то шевеление, хлопнула дверь. Автоматически просканировав, я увидел знакомую ауру. Раскта.
Палево, конечно, но мои странности в глазах мастера явно зашкаливают. И, значит, пришлось бы рано или поздно объясниться.
Так почему бы не сейчас?
На лице зашедшей мастера Лсу отразилось искреннее удивление.
Ну еще бы!
На скамейке сидит, в чём мать родила, её любимый, во многих смыслах ученик. Напротив него, через низкий столик, уставленный запотевшими пивными кружками, возлежит голая девка, бесстыдно закинув одну ногу на спинку лавочки. Учитывая, что девка командир ЧВК, проще говоря, наемников, а репутация наемников в сфере интима, мягко говоря, как весьма активных разумных, то картина маслом, "Совращение юного падавана развратной командиром наёмников", выглядела весьма достоверно.
Я театрально осмотрел мастера, потом показал рукой:
— Мастер Лсу, раздевалка вон там.
Закладка, вложенная во время "ментально-сексуальных сеансов", сработала, Раскта прошла в раздевалку. А что вы хотите?
Женщина в таких случаях, качаясь на волнах наслаждения, совершенно открыта для воздействия на подсознание, а хитроумный ученичок на него и воздействует.
Так что, безопасность и стабильнось в жизни у мастера Лсу теперь прочно увязаны со мной.
Поэтому она сперва попытается разобраться, а не рубить сплеча.
Раздевание не заняло много времени, и вот мы, уже втроем, потягиваем пивко. Занна и не подумала сменить позу, мастер, очевидно, хотела видеть наши лица, поэтому подтащила плетеное кресло и умостила аппетитный зад в нем.
Хорошо сидим, молчание не тягостное.
Но все-таки надо его прерывать.
— Мастер Лсу, это все сложно объяснить, но перед вами моя ученица, Занна.
Хорошо, что Раскта успела проглотить пиво, иначе бы точно поперхнулась. Она изумленно переводила взгляд с меня на ученицу некоторое время, потом схватила кружку, сделала глоток, и наконец, выдавила:
— Давно?
Я поднялся, обошел столик и спросил:
— А можно я покажу?
Раскта некоторе время рассматривала меня, потом кивнула. Откинулась в кресле, расслабилась и прикрыла глаза.
Зайдя мастеру за спину, я приложил ладони к её вискам, сосредоточился и начал передавать информацию. Всю, без утайки. Мою прошлую жизнь, мою жизнь здесь, в Далекой-Далекой.
Варианты несвершившегося здесь будущего, мои планы и эмоции. И только некоторые манипуляции с сознанием самой Лсу придержал. Женщины такое не прощают.
Пятнадцать минут передачи всего, что было во мне, пролетели как миг, отозвавшись болью в висках. Вновь усевшись на своё место, я пил пиво, наблюдая как Раскта сидит с закрытыми глазами, из которых текут влажные дорожки слёз.
Полчаса мастер сидела, усваивая переданную мной информацию, потом встряхнулась, утерла салфеткой следы слез, взяла кружку и уже поверх нее хитро прищурилась на меня:
— А я все никак не понимала, откуда взялся настолько бойкий карапуз!
— Бойкий? — "удивилась" ученица.
— Ты не представляешь, Занна. Соблазнил меня, четыре года назад. А я-то думала, что за умелец языка и пальцев?
— Ого! — Занна аж приподнялась на локте, — силён!
Потом снова откинулась и пробурчала, поднимая кружку:
— А ко мне все годы, пока жили вместе, даже не подкатывал.
Посидели, поговорили. Как выяснилось, вместе со всеми знаниями, я и русскому мастера обучил. Подкорректировали планы с учетом того, что Лсу теперь была, как минимум, дружественно нейтральна к ним.
Сходили, попарились, поныряли в бассейн.
Неплохо провели время, одним словом. Но я постоянно ловил на себе взгляд Раскты. Задумчивый и грустный.
Когда же, наконец, мы оказались в выделенной нам с мастером комнате, она, порывисто обняв меня, прошептала на манер нормальной русской бабы:
— Через что же тебе пришлось пройти, Олежек..
Глава 3-3
На следующий день.
Утро выдалось… Обычным.
Бойцы занимали позиции, готовясь выполнять наш, а вернее, мой, «план Шлиффена». Незнающие люди не понимают всей красоты замысла немецкого стратега. Его долбанутые на всю голову эпигоны просто просрали весь гений старины Альфреда.
Ведь замысел был таков, что войска центральных фронтов будут отступать, связывая основные силы противника. Противник, развивая успех, наращивает ударную группировку, а в это время правый фланг производит глубокий обходной маневр.
В итоге, вся армия противника — в жопе, в смысле, в котле.
То есть, терпеть поражение во всех сражениях, кроме последнего.
А недалекие последователи, почувствовав вкус первых побед, ломанулись за медальками, ломая гениальность плана. Так и пролюбили единственный шанс победить.
По крайней мере, Францию. С Россией всегда было тяжело в исполнении планов.
Уж больно мы, русские, непредсказуемы.
Но сейчас Сол Вайрн не отступал от плана ни на йоту. Все-таки в этом и отличие тактики от стратегии. Он — великолепный тактик. Но не стратег.
Накрученный Занной, он выполнял мои указания. И выполнял здорово. Сегодня, по плану, мы должны были оставить первую линию ДОТов.
Два механизированных батальона выжидали, оставаясь нависать над правым флангом потивника, воплощая последнюю волю Шлиффена.
К слову сказать, вся «Чёрная гвардия», говорила на русском. Ученица подсуетилась.
В итоге, все команды, отдаваемые на русском матерном, проходили быстрее, скорость управления, по сравнении с бейсиком, возросла втрое.
Вместо, «приказываю перенести огонь на цель номер четырнадцать», говорили, «ёбните этого пидара», и всё получалось.
В общем, сражение началось.
Спидеры у трандошан ещё оставались, они за ночь ухитрились навесить на них что-то вроде брони из листов металла, оторванных от разбитой вчера техники. Ну что же, иллюзию защищенности это дает.
Плазма — это дело такое, бронепробиваемость у нее никакая. Встречаясь с любым препятствием, она теряет стабильность, и происходит микровзрыв. Теоретически, можно даже листом бумаги прикрыться от выстрела из бластера.
На практике, это не совсем так.
Впрочем, неважно.
Важно сейчас то, что колонна эрзац-бронеспидеров начала втягиваться в довольно узкое, меньше километра шириной, дефиле.
Командиры минометных расчетов, внимательно следящие за дистанцией, отдали команды, минометы захлопали, посылая первые гостинцы. Я читал, что во время Второй Мировой Войны некоторые опытные расчеты могли работать с такой скоростью, что выпускали семь мин, пока первая летит в цель. Тут это маловероятно, опыта у расчетов маловато, но три — четыре вполне себе делали.
Хотелось, конечно, сотворить что-то вроде «Василька», но его схему, как и схему КПВТ, я не помнил.
В штабном бункере — спокойная, деловая обстановка.
Вернувшийся с орбиты мастер Воррор вместе со своим падаваном, впал в транс Боевой Медитации. Специально для него смонтировали небольшой помост в углу.
Остальные джедаи, кроме Раскты, сейчас охотятся за отбившимися от основной массы трандошанами. Нельзя позволить им терроризировать мирняк.
Вообще-то, «Черная Гвардия» занимала в этом сражении нишу войск качественного усиления. Расчеты орудий, минометов, снайперы и операторы боевых машин. Пехотное наполнение позиций выполняли ополченцы и повстанцы Рихарда.
Сам он, после совещания «в узком кругу» — он, я, Занна и Раскта — при поддержке групы своих агитаторов, находился в лагере беженцев, занимаясь оказанием всей возможной помощи и занимаясь разъяснительной работой.
