— Ты ошибся, колдун, — едва уловимо прошептала Глен, повернувшись лицом в сторону юноши. Так, что стал виден вышитый золотой нитью орел. На когда-то белоснежной рубахе в том самом месте, где располагалась паутина чужого воздействия, ткань покрылась коркой льда.
Она что заморозила собственное сердце?
Не успел он удивиться этой бредовой мысли, как все пять щупалец неожиданно начали трескаться и ломаться, потеряв свою прежнюю гибкость. На землю посыпались осколки замерзших и окутанных инеем отростков. Сверху упал и их ослабший от долгого соседства пленник.
— Ты... — Яростный и наполненный лютой злобой крик разрезал небеса, но он был бесполезен.
Они оба находились достаточно далеко от главы сошедшего с ума клана, а потому ученику Эр Эльзара уже ничто не мешало.
— Гори, — наконец-то шепнули его губы, и все тело тут же выгнуло болезненной дугой. Заклинание вытягивало последние силы из чародея, не обращая на состояние последнего никакого внимания, а его восстановленный каркас уже готовился обрушить смертельную кару на врага.
— Гори, — настороженно произнес первое пришедшее на ум слово Нуцег.
Секунду спустя над вытянутой ладонью возник небольшой косматый огненный шарик, огрызающийся горячими искрами. Немного повисев, он, будто имея собственный разум, неожиданно сорвался зигзагами куда-то в бок, но, не пролетев и пары метров, взорвался, отбросив горе-испытателя на стоящий неподалеку валун. Амулеты смягчили удар, но острая вспышка боли показала, что этого оказалось недостаточно.
— Для первого раза совсем неплохо, — похвалил его Эр Эльзар, за что удостоился оскорбленного взгляда — ему близкий взрыв не причинил даже малейших неудобств. — Но ты делаешь стандартную ошибку, пытаясь контролировать подобные заклинания. Тут действует совсем другой принцип. Союз жеста, слова и мысли рождает такое, что невозможно постичь разумом. Неспроста же многие именуют магию искусством. Отдайся на волю своего творения, почувствуй его скрытую красоту, и оно возьмет ровно столько, сколько ему нужно.
На взгляд ученика, все это следовало сказать до того, как приступать к практике. И он бы многое мог выговорить своему наставнику по этому поводу, если бы не знал, что это абсолютно бесполезно. Его убеждения о пользе синяков и ушибов в процессе обучения столь сильны, что разве только смерть подопытного сможет их пошатнуть.
И ведь учителю ничего не стоило развеять опасное творение или, добавив стабильности, отвести подальше, но тот ограничился обеспечением личной безопасности.
Поэтому-то Оэр всегда относился к этим редким встречам со смешанными чувствами. С одной стороны каждый раз они открывали перед ним вершины новых знаний, таких загадочных и манящих возможностью постижения своих истин. Другая сторона только что приложила спиной об громадный камень. И повезло, что у того оказалось не так много острых граней.
— Будем считать, что с этим справишься сам, — продолжал свою странную лекцию Эр Эльзар. — Теперь приступим к демонстрации того, что должно было получиться.
С этими словами наставник вытянул в сторону не такого далекого моря обе руки, сформировав над каждой ладонью по одинаковому Огненному Шару. Но если первый, уютно устроившийся в правой, появился почти мгновенно, то вот второй потребовал намного больше времени — секунд на шесть. Сущий пустяк, если подумать, но вот в сражении он может стоить жизни.
— Слово, жест, мысль — это градации уже известного тебе магического знания. Но понимания принципов обычной магии еще недостаточно для того, чтобы считать себя полноценным чародеем.
Учитель сделал движение, будто швыряет снежок, и первое заклинание пропало в волнующейся пучине темно-синих вод. Особого эффекта простейшее проявление боевого раздела Огня не возымело. Не считать же таковым небольшое облачко пара, быстро рассеявшееся под легкими порывами весеннего ветерка?
Маг что-то шепнул себе под нос, и к месту бесславной гибели своего собрата отправилось заклинание-близнец. Поначалу казалось, что и это творение море примет с той же невозмутимостью, что и предыдущее. Однако последовавшие события показали всю несостоятельность этих мыслей.
Прорвавшись сквозь преграду волн, Огненный Шар на мгновение исчез из виду, нырнув на дно. Ученик, подумавший, что на этом все и закончится, непонимающе уставился на собеседника, но внезапно-сильный взрыв, разорвавший водную толщу и поднявший в воздух тучу перемешанных с грязью брызг, заставил его отпрянуть к валуну.
— Высшая Магия способна многократно усилить даже самое простое заклинание, — вновь заговорил Эр Эльзар своим непременно спокойным тоном. — Но существуют причины, по которым она довольно редко практикуется современными чародеями.
— Время? — спросил Оэр, отойдя от легкого потрясения.
Наставник одобрительно кивнул:
— Эта — одна из главных, но далеко не основная. Многим, например, подобного рода манипуляции с энергией вообще не даются. Суть же в том, что, пытаясь обратиться к этому искусству, нужно ясно оценивать причину и вероятные последствия, иначе можно дорого поплатиться...
Боль прогнала внезапное видение, развеяв его так же легко, как ветер утренний туман. Она сконцентрировалась на правой руке, не позволяя отвлечься ни на какие иные мысли, приковывая к себе все ресурсы воспаленного разума.
Нуцег из последних сил пытался удержать сознание, не позволить уйти ему в забытье. Проклятые щупальца истощили его резервы, и за возможность рассчитаться с их создателем приходилось платить свою цену.
И словно в награду за упорство, ощущение заживо сдираемой с костей плоти перестало его мучить. Осталось лишь напряжение растревоженных мышц. Творение Высшей Магии наконец-то обрело свою жизнь.
Оно больше не требовало над собой никакого надсмотра и, в отличие от обычных заклинаний, с этого момента существовало само по себе. Именно поэтому потеря сознания учеником мага уже никак не могла сказаться на конечном результате этой битвы.
Глава 11
Внезапно сквозь шум падающей на землю воды донеслось далекое ржание, а через мгновение по неприметной лесной тропинке, укрытой стволами вековых сосен, стремительно пронеслась живая молния.
Породистый рысак несся так резво, что казалось, и вовсе не касается размытой почвы. Эту же мысль мог подтвердить и тот факт, что за все это время, что идет дождь, ни одна капля не смогла намочить его шкуру. Хотя к последнему невероятная для живого существа скорость не имела никакого отношения.
Конь бежал на пределе возможностей, не только своих, заложенных в него самой природой, но и тех, которые были подарены чародеем-наездником. Иначе как безумием это было назвать сложно, ведь споткнись он сейчас об какой-нибудь скрытый в луже корень, и тому гарантирован продолжительный полет, который просто обязан закончиться серьезными увечьями или даже смертью.
Но восседавший на нем тридцатилетний мужчина с пронизывающим взглядом и непозволительной для такой погоды одеждой не обращал на то особого внимания, словно и не существовало для него никакой опасности. Сейчас его занимали совсем другие вопросы.
Ослепительная белая молния прорезала тучи, осветив своим мертвенным светом всю округу и придав пролетающим мимо деревьям гнетущий вид. Но за это короткое мгновение маг заметил кое-что еще.
Наездник аккуратно потянул уздечку на себя, заставив перейти своего скакуна сначала на шаг, а затем и вовсе остановив его. И потому, с какой бессильной яростью ледяные струйки пытались добраться до этой парочки, становилось понятно, что виной неуязвимости для ливня явилась не скорость, а магия. Влага вмиг обрисовала неровную полусферу, невидимую обычным взглядом, и любой ученик опознал бы в ней Щит Воздуха.
Это было невероятным расточительством, использовать защитное заклинание, пусть и не особо мощное, вместо зонта, но, похоже, спрыгнувший на землю человек был к нему готов.
Суровые иссиня-черные тучи, преградившие путь свету, погрузили мир в непроглядную тьму, а льющаяся вода заглушила все звуки и запахи, притупив чувствительность и значительно ограничив видимость. Однако даже самая страшная буря не смогла бы скрыть от него то, что он ищет.
Дождь несет в мир обновление и очищение, но даже ему не под силу избавить его от всей грязи. Некоторые запахи перебивают даже свежесть падающей с неба воды. И их не возможно ни с чем спутать.
Это было именно такое место.
Наездник шел неторопливым шагом, словно на обычной прогулке, но внимательный взгляд наверняка бы заметил, с какой осторожностью ступает тот по заполненным жидкой грязью лужам и каким напряжением веет от каждого его движения. На все это у Эр Эльзара имелись более чем веские причины.
У него на руках по-прежнему лишь опасения и догадки, но после разговоров с Ментром и выжившими подчиненными Зулича они стали еще более мрачными, ибо начали подтверждать его необоснованную уверенность в худшем из возможных вариантов.
Тварь, способная захватить тело и душу человека, будучи заключенной в артефакт, по силе не уступит магистру боевой магии, а значит, несет опасность всей Империи. Если ее вовремя не остановить, то последствия могут оказаться ужасными. А если учесть готовящуюся войну, то они станут просто катастрофическими.
Однако что-то все же не дает покоя, будто здесь кроется нечто еще более серьезное, чем подготовка вторжения.
Диверсии проводят тихо и незаметно, оглушительно-громким должен быть результат, но никак не сам процесс. Пока же все совсем наоборот. Это можно было бы списать на просчет противника, но последователь Оммэра не был склонен к недооценке врага.
Какова бы ни была истинная сущность этой падшей расы, но подобные ошибки ее представители себе не позволяют. Уж это он запомнил. И это означает, что их цели по-прежнему находятся за гранью его понимания.
Очередной разряд электричества осветил непроглядно-черную сферу, оказавшуюся неожиданно близко от замершего мага.
Искомый артефакт лежал в истлевших обрывках ткани, в которых вряд ли кто-то смог бы теперь признать прочный заплечный мешок. Словно ткань устала сопротивляться Тьме своей ноши, распавшись на быстро сгнившие нити.
Время, внезапно изменив свой ход, будто бы застыло. Перед глазами вновь показалась Пустыня Ветров, в тот момент, когда она никакой пустыней не была, да и с большой водой не граничила. Житница старой страны.
Он снова стал тем, кем был шесть веков назад. Не великим чародеем, ведущим собственную партию, а всего лишь учеником, оказавшимся в гуще самой известной битвы, о которой доподлинно мало кому что известно.
Девять таких же как он, но чуть слабее, один лидер и восемьдесят тысяч солдат, идущих за ним. Солдат, чьи жизни уже изначально были утрачены. Без шансов на выживание...
Эльзар сжал зубы, прогоняя навязчивое видение. Противник выбрал местом сражения его разум, но сам по себе этот факт не мог его изумить. Удивляла лишь сила воздействия и слишком малая эффективность стоящей на страже сознания защиты.
Излюбленная тактика сражения выкормышей Мрака. Подавив волю к победе и к самой битве, они пожирают противника живьем, наслаждаясь его болью, словно изысканной приправой к любимому блюду.
— Не так просто.
...и без права на память. Они суетятся, готовятся к схватке с врагом, ничего не зная о его количестве и возможностях, безоговорочно доверяя тому, кто вел их от победы к победе, а теперь неожиданно толкнул к краю собственных могил. Рассказывают друг другу какие-то истории, травят байки, звенят клинками, расчехляют орудия, слушают проповеди неизвестно каким образом затесавшегося в эти ряды старика в белых одеждах, опасливо косятся на стоящих особняком учеников и с благоговением смотрят на их внешне очень молодого наставника. А тот, в свою очередь, так же внимательно и с неизменной полуулыбкой, надсмехающейся, казалось, над всем этим миром, внимает каждому слову проповедника...
Вспышка Света разметала эту картину, обжигая Тьму своими лучами. Дерево, под которым лежал артефакт, разнесло на мелкие щепки, обдав запахом свежей древесины, но сфера лишь сыто блеснула, наливаясь все большей чернотой.
...С этой полуулыбкой он покорил большую часть континента, с ней разбил десятки армий, с ней заставил хронов себя бояться и с ней же пришел на встречу с судьбой. И лишь глубоко в глазах за уверенностью и внутренней силой, за знаниями и умениями поколений, за опытом и несгибаемой волей тихо притаилась усталость...
Схватка достигла своего апогея, когда победитель определяется быстрее, чем за одно мгновение. Однако видение продолжает возникать, будто задача всей атаки сводилась к тому, чтобы напомнить о далеком прошлом, а не уничтожить.
...Один из солдат внезапно вступил в спор со стариком, тот что-то ответил на его реплику, и услышавшие это дружно загоготали. Седой проповедник попытался было приструнить наглецов, но тем самым вызвал еще больше смешков. С возмущением и вызовом глянув на недоверчивую публику, он достал из-под широких полов своего одеяния какой-то непонятный предмет, и, словно в доказательство своих слов, поднял его высоко над головой. В лучах Аглаи сверкнула ослепительной белизной знакомая сфера...
От неожиданности Эльзар, не жаловавший до этого мелькавшие перед ним воспоминания особым вниманием, едва не растерялся. Он помнил этот самый момент и реакцию Оммэра на него тоже припоминал. Но у Учителя всегда было много странностей, но неужели...
Чародей оборвал свою мысль, с новой ненавистью посмотрев на исчезнувший в ворохе черных искр артефакт. Исчезнувший сам по себе, словно на этом его миссия была завершена.
"Иллюзия?" — мелькнула слабая надежда, но голос разума, все еще разгоряченного битвой, был непреклонен.
Ни одна иллюзия не может создать подобные ощущения. Провести полноценную атаку и не развеяться от сдерживаемой силы, отреагировать на сопротивление жертвы. Спланировать все это попросту невозможно. К тому же все эти события могут помнить лишь трое очевидцев. И двоим из них нет смысла устраивать подобное, а третий — это он сам.
Что-то гораздо более сильное, то, в чем его пытаются убедить, и во что так не хочется верить. Слишком много доказательств вели к подтверждению нехорошей догадки. Даже если не брать всерьез те, что были навеяны.
Он же еще после разговора с Оэром стал об этом задумываться. Но тогда эта версия казалась не более чем ожившими страхами далекого прошлого, которые могли вызвать разве что раздражение на игры собственного подсознания.
Выходит тот проповедник был прав, и чародей напрасно все это время винил себя в излишнем пессимизме, ибо только что все стало намного хуже.
В этот мир вернулся тот, кого хроны именовали Богом.
* * *
В себя ученик мага приходил неторопливо и какими-то рывками, будто пловец, замирающий на несколько секунд для того, чтобы сделать быстрое движение вперед и снова замереть. Вот только для пострадавшего от собственного творения эти секунды растягивались на часы сводящего с ума ожидания.
