— Братья, сегодня князья собрали вас, потому что не уверены в том, что меня ведет Эль-Элион. Они считают, что я утратил дар. Я же уверен, что слышу Его. Мы проведем еще одно испытание, чтобы точно знать, кто должен быть вожаком стаи. Пусть достойные поднимутся.
На возвышение поднялись еще пять человек, среди них было и два князя — Зихри и Ефер.
— Кто желает послужить стае?
Согласились Висар и старик-оборотень, с которым Тевос не общался раньше, но уже знал, что его зовут Угатар, и ему недавно исполнилось восемьдесят три.
— Что мы должны увидеть в твоем прошлом, Висар? — обратился он к князю, понимая, что старик был более трудным испытанием.
— Первый человек, которого я убил, — предложил тот.
"Несложный вопрос, — оценил Тевос. — Тут и дара особого иметь не надо, можно подумать хорошенько. Мы уже много лет не воевали. Висару сорок два, значит, нынешняя заварушка первая в его жизни. Наверняка убил, когда меня освобождал". Тевос нарочно не заглядывал в прошлое Висара, желая сначала послушать, что скажут другие достойные. Все, кто почувствовал призыв стать вожаком, знали, что, несмотря на краткость вопроса, они должны сказать как можно больше. И без повторов.
— Это произошло ночью, — начал Зихри. Он колебался. Князь пришел к тем же выводам, что и Тевос: Висар убил первого человека в замке Иецер, но он не мог этого увидеть с помощью дара, а поэтому не торопился что-то конкретизировать. Что если он ошибется? Мало ли ночей было в жизни князя? И жизнь у него долгая. Что ж, Зихри поступает разумно. Лучше промолчать, чем ошибиться. Князь помолчал. — Это был... мужчина... воин... — вокруг стояла тишина. Обычные лесные звуки, конечно, никуда не исчезли, но от того, с каким напряжением следили за претендентами оборотни, они уже ничего не слышали. — Он был... — сделал еще одну попытку Зихри и сдался. — Нет, не вижу.
— Это было летом. Летней ночью, — подхватил другой мужчина. Тевос оскалился: достойных подобрали старше него. Самый молодой — Зихри. — Он был... молод и очень напуган... Хотя и держал серебряный меч... — этот тоже отступил.
— Это был энгарнец, — вступил третий, но Висар перебил его.
— Нет, — возразил он коротко.
Один ошибся и тут же покинул возвышение.
— Он был в одежде энгарнского "волка", но он был... кашшафец, — Ефер не знает точно, он угадал, потому что впервые они столкнулись с переодеванием в форму "волка" в замке Иецер. Он не зря рискнул. Висар одобрительно кивнул. — И он был темноволосым... — Ефер тоже отступил.
— Это было сразу за воротами замка... — сообщил последнюю деталь пятый оборотень. Больше добавить ничего не смог, хотя старался.
Настала очередь вожака. Потребовалось очень маленькое усилие, чтобы увидеть этот эпизод из жизни Висара.
— Это было в ту ночь, когда вы освобождали меня из замка Иецер, — он пристально смотрел на князя. — Ты не был уверен, что вы поступаете правильно и что жизнь многих оборотней стоит моей жизни...
— Ты говоришь не о том, — перебил Висар.
— Ну да, — улыбнулся Тевос. — Я описываю твои чувства, когда ты убил впервые. Ты же не случайно попросил рассказать об этом. Это было значительным событием в твоей жизни. Так вот в ту ночь постоянно все менялось, то удача, то разочарование... Когда ты вместе с другими ворвался в замок и на тебя бросился испуганный мальчишка с серебряным мечом, ты поначалу внутренне рассмеялся: он так молод и так напуган. Ему хоть два меча дай. Хоть сделай его в два раза выше и мощнее, одень его в серебряные доспехи с ног до головы, все равно он проиграет. И это вызвало жалость на одно мгновение. Но потом ты напомнил себе, что перед тобой враг, может, один из тех, кто убил разведчика, тяжело ранил Балора. Ты ударил лапой, разорвав запястье и чуть ли не оторвав руку, но мальчик не закричал, потому что ты тут же перегрыз ему горло... Что-нибудь еще?
— Не надо, — пробурчал Висар и отвернулся. Он уже знал, что они проиграют. Вожак по-прежнему очень хорошо видит прошлое, настоящее и будущее. Но раз уж начали этот фарс, надо закончить.
Вперед выступил Угатар. Один из достойных уже выбыл, теперь на испытание проходили пятеро: вожак и четверо других оборотней.
— Чем я больше всего гордился в жизни? — спросил Урмат.
Достойные и раньше отвечали без особого энтузиазма, а после того, как Тевос так подробно описал событие из прошлого Висара, они приуныли. Короткими фразами они озвучивали для всех, как Урмат гордился сыном, который стал лучшим среди ровесников во владении мечом. Когда наступила очередь вожака, он сам обратился с вопросом к старику.
— Ты хочешь, чтобы все услышали, как ты гордился сыном, потому что он погиб полмесяца назад. Надо ли мне тоже рассказать об этом или о том, чем ты действительно гордился больше всего в жизни?
Старик с прищуром рассматривал вожака, затем обронил.
— О сыне уже было. А ты поведай о том, что ты видишь.
— Когда тебе было двадцать три, в твоем городе не было девушки красивей, чем Церуа. Многие на нее посматривали, но всем она отказывала. Ты же долго не решался подойти к ней, потому что считал, что на тебя она и подавно внимания не обратит... Но на помолвке твоего лучшего друга, она скучала в одиночестве, и ты пригласил ее на танец. Она согласилась. Даже когда объявляли о вашей помолвке с Церуа, ты не испытывал такой гордости, как в тот момент, когда вел ее по кругу...
— Да, — коротко подтвердил Угатар, быстро отвернувшись, чтобы никто не заметил, как заблестели его глаза.
Испытание продолжалось. На смену Висару и старику пришли два других оборотня. Первый предложил, чтобы достойные и вожак поведали о его планах на ближайший месяц. Второй захотел услышать о том, что его беспокоит. В результате отсеялся еще один достойный.
Когда настала очередь предсказывать будущее, на Тевоса нахлынуло. Он взглянул на оборотней, застывших в ожидании. Тень смерти летала над каждым. Над всей стаей. И он прервал испытание, обратившись к ним.
— Братья, если бы кто-то из вас обладал тем же даром, что и я, вы бы увидели сейчас, что я вовсе не жажду быть вашим вожаком. Я мечтаю отойти от дел, жениться и жить обычной жизнью. Я бы с радостью повиновался новому вожаку, потому что повиноваться всегда легче, чем вершить чьи-то судьбы. Но я знаю, что если уйду, вы погибнете. Решайте: доверите ли вы мне свою судьбу или выберете кого-то другого из достойных.
— Доверим, — первым ударил кулаком по плечу Висар.
И оборотни повторили этот жест, соглашаясь, но Тевос не успокоился:
— Вы можете выбрать еще одного вожака, мы вместе войдем в храм Эль-Элиона, чтобы Он показал, кто достоин этого звания. Мы можем войти в храм вчетвером — все, кто остался на возвышении.
— Нет, — Висар вновь вскинул кулак, и вновь другие сделали то же.
— Сегодня вы должны еще раз признать, что Эль-Элион дал мне дар, чтобы вести стаю. Либо признать, что мой дар не от Него, но от злого духа и избирать вожака иначе, чтобы не ошибиться.
— Твой дар от Бога, — на этот раз первым был Угатар, все еще стоявший недалеко. Он тоже стукнул сомкнутыми пальцами по плечу.
Как только кулаки других оборотней опустились, вступил Дагмар.
— Скажи, почему князья не доверяют тебе, — предложил он.
— Князья не доверяют мне, потому что я не испытываю той ненависти к вампирам, которую испытывают они. Но мой дар говорит, что если нам удастся объединиться с ними, шансов выжить у стаи будет больше. И да, — он с усмешкой взглянул на Дагмара, который собрался что-то добавить, — я люблю дочь Шонгкора. Когда война окончится... До этого еще далеко. Так вы доверите мне жизнь?
— Доверим, — откликнулось сразу несколько голосов. И на этот раз почти вся стая ударила кулаком по плечу.
Зихри подал ему знак власти. Тевос надел его, а затем снова посмотрел на свой народ.
— Благодарю. Я приглашаю князей на совет.
Тевосу казалось, что он не прилагает никаких усилий в этом испытании, ведь он заранее знал исход этого действа, а видения приходили к нему сами, иногда помимо его воли. Но когда он спускался с возвышения, будто тяжесть всего неба обрушилась на плечи. Он, конечно, устоял, и даже не пошатнулся, но на сердце стало очень тяжело. Казалось, что-то важное он все же упустил.
25 нуфамбира, Черный круг
В подземелье, где прятался принц и его команда, появился небольшой уют. Они нашли комнату с камином. Етварт подкидывал в огонь обломки скамей.
— Мы под землей, а воздух не затхлый... — заметил он. — Даже пыль, которую мы в воздух подняли, быстро исчезла.
— Да, тут все продумано, — согласился Ялмари. — Умереть воины, которых мы нашли, могли только от голода. Но что им мешало выйти на поверхность и найти пищу, если люк был открыт?
— Это проклятие, — объяснил полуполковник. — Поэтому сюда и близко никто не подходит.
— Я не чувствую опасности.
— А ты всегда чувствуешь опасность? — покосился Шрам.
— Последнее время, да. Не могу понять, какая опасность, но когда она рядом — знаю. Так что с этим черным кругом?
К ним присоединились все, кроме Сорота — он стоял на страже. Снаружи уже стемнело, а здесь словно ничего не изменилось. Только усталость да боль в теле напоминали о том, что они пережили несколько долгих трудных дней. Отдых, хотя и вынужденный, был сейчас очень кстати. Рассказ хотели услышать все. Они устроились на полу, постелив под себя плащи.
— А что с черным кругом? — Шрам помешал похлебку — они впервые могли сварить что-то. — Ничего, кроме легенды. Черные круги — это развалины на холме. Они разбросаны по пустоши. У Халакских гор тоже сохранились.
— Так что за легенда? — подтолкнул Балор.
— Легенда о жадных стражах, — пояснил Етварт. — Когда-то это были башни, и они были построены, чтобы охранять путешественников. Но стражи, живущие в башнях, потребовали плату за охрану. Они просили больше и больше денег. И если кто-то отказывался платить, они брали плату силой. Иногда убивали. Кончилось дело тем, что дороги в округе опустели, и волей-неволей им приходилось покидать убежище, чтобы найти себе пропитание. Но на ночь они возвращались обратно. Однажды они наткнулись на бедно одетого путника и решили, что он специально притворился бедным, чтобы пройти мимо них. Его схватили, обыскали, но ничего не нашли. Разозлившись, они стали издеваться над ним. Его раздели, сначала били, потом сделали мишенью для стрел и напоследок повесили за ноги. Он висел долго и, умирая, проклял их. Они не знали, что это святой Фалмай, и что слова, произнесенные им, слышит сам Эль-Элион. А проклял он их так. Он сказал: "Отныне вы никогда не покинете башню, и никто не пострадает от вас". Воины смеялись над ним. Они, как обычно, заночевали в башне. Но когда утром они хотели снова отправиться на грабеж, то обнаружили, что двери не открываются. Так они и умерли от голода и жажды, окруженные золотом и дорогими вещами...
Комната погрузилась в тишину, а затем Бисера не выдержала:
— Если башен было много, то почему прокляты все? Или Фалмай каждую по очереди посетил и в каждой умер?
Полуполковник посмотрел на нее с неприязнью, но прежде чем он ответил какой-нибудь грубостью, с легким смешком вступила Люне:
— Я подумала об этом же, — заявила она. — Сдается мне, эту легенду сочинили позже, когда появились новые церкви и святые, которые нужны этим церквям.
— А ты, конечно, знаешь, как было на самом деле? — вскинулся Шрам.
— Не знаю. Но я слышала другую легенду, и, мне кажется, она правдивей, чем ваша, господин полуполковник, — Етварт сразу смягчился, услышав такое обращение.
— И о чем рассказывает твоя легенда? — Ялмари поймал себя на том, что сейчас вкрадчиво "мурлыкнул", как Полад. Шрам удивился, остальные не знали, кого принц невольно скопировал.
— Частично она похожа на легенду господина полуполковника, — начала девушка. — Это были сторожевые башни. И построены они очень давно, когда эта земля принадлежала оммофам.
— Это что еще за оммофы такие? — фыркнула Бисера.
— Древний народ, о котором почти забыли, — спокойно пояснила Люне. — Вот господин Ялмари, наверняка слышал о нем, — принц подтвердил ее слова. — Так вот сначала оммофы воевали сами. После, подчинив себе большую часть Герела, они успокоились и осели в городах, самый крупный из которых был Хор-Агидгад. А для охраны подступов к городу они набрали наемников из других народов. Поначалу их работа щедро оплачивалась, а потом жалованье стало меньше. Возмущенные наемники сказали, что если им не выплатят то, что обещали, они не пустят в Хор-Агидгад ни купцов, ни паломников. Но Хор-Агидгад уже и без башен чувствовал себя защищенным. У города были толстые, высокие стены, которые не проломили бы и камни Зары. А самое главное — земли, окружающие город, превратились в болота. Теперь большая армия не могла преодолеть их. Итак, наемники были не нужны, но они сидели в башнях и не собирались их покидать. Оммофы притворно помирились с ними и пообещали вернуть обещанные деньги немедленно, а сами за намного меньшую сумму наняли сильного мага, который уморил воинов неизвестной болезнью. Но умирая, они догадались, кто виновен в их бедах, и прокляли оммофов. Так сторожевые башни стали башнями проклятия. Воины погибли, но редко кому удавалось миновать эти строения, не рискуя жизнью. Но теперь опасности уже нет. Вернее, она осталась только в вещах. Их нельзя забирать отсюда.
Бисера за это время раздала сваренную Шрамом похлебку.
— Это не легенда. Это похоже на то, что произошло на самом деле, — произнес принц, помешивая горячее варево.
— Это так, — легко согласилась девушка.
— Не много ли ты знаешь, Люне? — вкрадчиво поинтересовался он.
— Много, — опять согласилась она. — Наверно, это и показалось подозрительным графу. За это он и прозвал меня ведьмой. Это ведь сейчас слово "ведьма" обозначает нечисть, а раньше оно означало всего лишь тех, кто знает больше других. От слова "ведающие".
Молчание Ялмари было слишком уж многозначительно.
Етварт неожиданно оживился.
— Так... если все поужинали, то девочки могут пройти в соседнюю комнату. Пора баиньки. Герарда сменю я. Потом Бисера. Ну, а последний Ялмари. А сейчас спать, пока незваные гости нас не разбудили.
Он взял чашку с похлебкой и отправился наверх, чтобы отнести ее Сороту. Ялмари был уверен, что он хочет заодно проверить, как сторожит лорд.
Укладываясь спать, принц поинтересовался у Балора:
— Как плечо?
— Паршиво, — скривился оборотень.
— Может, еще раз перевязать?
— Не надо пока. Давай утром посмотрим. Ты что, подозреваешь, что Люне ведьма?
— Не знаю, — пожал плечами Ялмари. — Она не похожа на обычную деревенскую девушку, но хитрость и ум ни одну женщину не сделали ведьмой. В любом случае нам надо волноваться не о том, ведьма она или нет, а о том, на чьей она стороне.
— А что "сказал" твой перстень?
