— Меня не волнует эта паскуда Кортасар! — взорвался Кромверк. — Но его друзья в совете наверняка потребуют осуждения Ковальски. Если бы эту работу выполнили вы, я не лишился бы своего человека! Ковальски владеет половиной производства газовой ткани на Уруке и для меня его поддержка в совете никогда не была лишней!
— А разве Кортасар занимался не тем же самым?
— Вот то-то и оно, — Кромверк устало вздохнул. — Ковальски решил обтяпать под шумок свои дела и устранить конкурента. Проклятый идиот, он даже не знает подоплеки событий!
— Вы перехитрили сами себя, Кромверк. — Чилдерман убрал стилет. — Надо было поставить своих сторонников в известность о ваших планах. Или вы им недостаточно доверяете?
— Да.
— Ну тогда у вас проблема — как спасти Ковальски, не привлекая внимания Ноблерата. Есть варианты?
Кромверк посмотрел на Чилдермана мутным взглядом.
— Издеваетесь? То, что происходит в городе, вот-вот станет известно на Ницире. Я прикладываю все усилия, чтобы не допустить этого, а вы предлагаете мне дать возможность Рутенбергу возможность разобраться со мной одним махом?!
— И что вы собираетесь делать?
— Отправлю Ковальски на удобрения для окружных полей.
Ковальски не дожил до суда. Его кортеж расстреляли прямо на улице.
К этому времени все оставшиеся в живых члены совета сообразили, куда дует ветер, и забились по углам. Единственным, кто попытался бежать из Урука, оказался банкир Грэм Триз, решивший, что верность энамэру не стоит собственной жизни. Но его воздушный корабль, едва покинув причальные ворота, превратился в огненный шар. Пылающие обломки рухнули в океан, распространяя вокруг себя удушливый запах селитры.
Чудом выжил матрос, в момент взрыва ковырявшийся в носовых снастях корабля. Взрывная волна вышвырнула его в воду. Бедняга отделался обгоревшей шевелюрой и парой сломанных ребер, но совсем повредился рассудком. На допросах у дознавателей Кромверка он нес только какую-то несусветную чушь об огромной черной птице, взмывшей с борта корабля за несколько мгновений до взрыва. Но птицы, как известно, не пережили Потоп.
Пару дней спустя еще два члена совета, Луис Эпплтон и Грег Эфрикян, не разминулись на узкой улочке Урука. В перестрелке погиб Эфрикян, примкнувший к Кромверку. Но и Эпплтон дожил только до следующий ночи, после чего Чилдерман пристрелил его в портовом борделе.
К вящему ужасу Кромверка, через неделю после прибытия Чилдермана в городе не осталось ни одного живого члена совета кроме него самого и Рутенберга.
Практически лишенный верховной власти город притих, больше не помышляя ни о каких волнениях.
Двери распахнулись, впуская Чилдермана с саквояжем в руках.
— Вы куда-то собрались?
Кромверк подрагивающей рукой налил себе вина, расплескав содержимое бутылки по столу. Его уже мутило, причем не столько от выпитого, сколько от событий последних дней. Нанимая Чилдермана, он был уверен, что обтяпает все по-тихому, но Рутенберг оказался слишком ушлым типом. Если отбросить жертв хаотических разборок членов совета между собой, четверо сторонников Кромверка оказались на фабрике удобрений благодаря нанятым Рутенбергом убийцам. Которые, следовало признать, орудовали не хуже Чилдермана.
И следы такой резни будет сложновато скрыть от инспекции Ноблерата. К тому же, мерзавец Рутенберг так и не объявился.
Чилдерман подошел к Кромверку и отодвинул от него бутылку.
— Сегодня я покидаю вас.
— Уже? — Кромверк с трудом поднял на него взгляд
— Моя работа практически выполнена.
— Валите на все четыре стороны! Все равно мне конец...
Чилдерман усмехнулся.
— Прекратите истерику, Кромверк, и оцените ситуацию спокойно. В городе остались только две реальные силы — вы и Рутенберг. Как только останется кто-то один, Ноблерату и шеду будет абсолютно все равно, каким образом это достигнуто. Ноблерат назначит новый совет, но пройдут годы, прежде чем эти люди наберут достаточный вес, чтобы противопоставить себя вам.
Чилдерман уселся в кресло напротив Кромверка и опустил саквояж на пол.
— К тому же я выследил Рутенберга.
Кромверк подался вперед.
— Вы убили его?
— Нет.
Чилдерман опустил руку в раскрытый саквояж.
— Дальше эту проблему вы будете решать между собой.
Укола иглы, выброшенной появившимся из саквояжа пневматическим инъектором, Кромверк даже не успел почувствовать. Судорожно вздохнув, он повалился на густой ворс ковра.
Восходящее солнце залило рыжим золотом купол Урука. Лениво поднимаясь над бесконечной гладью океана, оно осветило три крошечные фигурки на его плоской вершине.
Здесь, на огороженной площадке, почти в трех сотнях метров над уровнем океана, безраздельно властвовал пронизывающий утренний ветер. Он свистел в натянутых струнах сеточного ограждения, звенел натянутыми тросами, удерживающими метеорологические приборы и азартно крутил чашки анемометров. Люди не поднимались сюда несколько десятков лет, и в городе почти никто не помнил дороги, ведущей на крышу мира.
Одна из фигур, завернутая в черный плащ, наклонилась над двумя другими, распластавшимися на ледяном металле обзорной площадки. В ее руке что-то блеснуло и лежащие заворочались, издавая негромкие стоны.
— Что вы вытворяете, Чилдерман?! — первым пришел в себя Кромверк. — Вы спятили?
— У меня тот же вопрос, сволочь, — Рутенберг поднялся на колени, держась за голову. — Ты, кажется, слишком долго испытывал мое терпение за мои же деньги...
Рутенберг и Кромверк уставились друг на друга. В голове каждого из них промелькнула вспышка озарения.
— Ты кто такой, мать твою?! — Кромверк, опираясь на вибрирующую сетку, заставил себя подняться.
Лицо Чилдермана скрывали огромные круглые летные окуляры, кожаные ленты от которых обхватывали его голову. Рот и нос закрывала маска для работ на больших высотах. Но Кромверк готов был поклясться, что под маской Чилдерман улыбался.
— На вашем месте я бы задался другим вопросом, — Чилдерман показал рукой на север.
Сфокусировав взгляд в указанном Чилдерманом направлении, Кромверк обнаружил строй воздушных кораблей, приближающихся к Уруку.
— Это, господа, флот корпуса шеду, визита которого вы, Кромверк, так боялись. Впрочем, ваши опасения напрасны — сыны Мардука лишь констатируют факт утверждения власти в Уруке в лице того из вас, кто встретит их у причальных ворот. Путь к ним лежит через этот люк, — он постучал ногой по торчащему из пола штурвалу. И встречать их должен только один.
— Зачем ты водил нас за нос все это время?! — выкрикнул Рутенберг, но часть фразы потонула в вое ветра. — Ты из Ноблерата?
— Я всего лишь скромный слуга тех, кто следит за равновесием этого мира. Шеду, господа, не всегда приходят с огнем и мечом. Это крайность, которой Ноблерат старается избежать. В большинстве случаев достаточно лишь заставить таких как вы все сделать за шеду. Они даже дали вам инструмент для этого — меня, вашего скромного пастыря.
Чилдерман прижал правую руку к груди и поклонился.
— Поздравляю, господа, вы прекрасно поработали над тем, чтобы в городе остался только один законный столп власти.
— Что ты хочешь от нас? — выкрикнул Кромверк вопрос, на который уже знал ответ.
— Только одного, — Чилдерман отступил к ограждению — Вы, Рутенберг, навсегда должны запомнить, что значит пытаться нарушить установленный порядок и чем за это можно заплатить. А вы, Кромверк, уже убедились, что расслабляться на вашей должности опасно для жизни. Впрочем, какое из этих двух напоминаний вам пригодится, будет зависеть от того, кто из вас уйдет отсюда живым.
— А если мы договоримся? — Кромверк пытался переорать усиливающийся ветер.
— Договоритесь? — Чилдерман рассмеялся. — Не смешите меня, господа. В игре может быть только один победитель.
Он вскочил на парапет и раскинул руки. Плащ, до этого развевавшийся по ветру, вдруг стал жестким, как плавник, и обрел очертания крыла. Налетевший ветер подхватил Чилдермана и смахнул его с купола. Мгновение спустя огромная черная птица уже парила в воздушном потоке, планируя в сторону приближающегося флота шеду.
Проводив ее взглядами, Кромверк и Рутенберг уставились друг на друга.
Кромверк первым нащупал рукоять ножа на поясе. Стоило ему ухватиться за нее, как лицо его исказила злобная гримаса. Такая же появилась на лице Рутенберга, который понял, что у него тоже есть нож.
Взревев, они бросились друг на друга.
002. Последний выстрел в пустоту
Если смотреть на Землю из космоса, то вот уже почти полторы тысячи лет она похожа на блаженной голубизны шарик, местами заметенный белым налетом облаков. Поэтому Землей планету можно называть теперь только условно. Как известно, жизнь вышла из воды, в воду же она и вернулась. Или, скорее, вернулась вода, скрыв под безмятежным индиго мирового океана жалкий временный плацдарм эволюции, именуемый сушей.
Некий гипотетический наблюдатель, рассматривая Землю из космоса, конечно, мог бы заметить и то, что сине-белая поверхность планеты усеяна неаккуратными темными пятнами, как будто Творец, поддавшись экспрессии, взмахнул кистью, которой красил окружающий космос, и капли с нее разлетелись во все стороны. Но при ближайшем рассмотрении пятна становятся гигантскими булыжниками, украшавшими собой когда-то пояс астероидов, а ныне застывшими на геостационарных орбитах в сотнях километрах над поверхностью воды. Если взглянуть на них еще ближе, то окажется, что серая каменная поверхность усеяна следами деятельности разумных существ — шахтами, постройками, назначение которых кануло в лету, и удивительными механизмами, основная задача которых заключается в недопущении того, чтобы бывшие астероиды сдвинулись со своего места хотя бы на миллиметр. Поэтому, если бы наш наблюдатель обладал способностью видеть силовые струны, натянутые между ними, планета предстала бы в виде оплетенного сеткой детского мячика.
Возможно, эти камни до сих пор остаются главными достопримечательностями орбиты Земли. Если не сказать единственными — следы былой цивилизации (спутники, технологический мусор, отработанное ракетное топливо и прочее) давно уже завершили свой путь огненными росчерками в атмосфере.
Возможно, увиденное заинтересовало бы гостя еще больше, и тогда он спустился бы вниз по тянущимся к поверхности океана n-полимерным нитям. На их концах он бы обнаружил более достойные объекты для изучения. Такие, как города-ковчеги.
Мать-природа учит, что при любом изменении среды обитания выживают только наиболее приспособленные виды. Так, например, в свое время исчезли динозавры, уступив место млекопитающим. Теперь же те из млекопитающих, кто не был приспособлен к проживанию в водной среде, последовали за динозаврами. Признавать очевидные факты как всегда отказался только человек. И если большая часть человечества, обнаружив приближающийся Потоп, успела отбыть в дальний космос, то оставшиеся его представители предпочли жизнь в подвешенных над океаном городах. Благо перед отлетом, а точнее сказать бегством, лучшие умы человечества успели подготовить дивный новый мир к обитанию в нем тех неудачников, которым не хватило места на звездных кораблях.
Но кое-что они не предусмотрели — эволюция продолжала поднимать вверх по своей лестнице некоторые виды, и они уже вступили в борьбу с Homo Sapiens за господство в океане.
Если наш вымышленный наблюдатель оставит на время изучение размеренной жизни ковчегов и обратится взором к поверхности океана, то в нескольких сотнях километров к югу от города Эрцету наткнется на крошечную лодку из прорезиненной водорослевой ткани.
В лодке находится один-единственный человек. Голова его обмотана тюрбаном из грязной белой тряпки, тело укрывает покрытый разводами соли черный плащ. Человек сидит на кормовой банке, опустив взгляд ко дну лодки. Из его рук безвольно свисает револьвер. Человек размеренно раскачивается из стороны в сторону, но волны здесь не при чем. Рядом с лодкой периодически вспениваются буруны, и из воды показывается спина косатки. С высоты хорошо видно, как она методично нарезает круги вокруг застывшего в штиле суденышка.
Между косаткой-телепатом и человеком идет многочасовая борьба. Мощные суггестивные сигналы обрушиваются на мозг человека. Косатка голодна и принуждает его сделать шаг за борт, но тот упорно сопротивляется. Хищник, привыкший к тому, что обычно из лодок с истошными воплями высыпается толпа рыбаков, удивлен таким поведением. Косатка достаточно осторожна, чтобы не подплывать к лодке слишком близко, но не достаточно умна, чтобы убраться от нее подальше — в сознании кита-убийцы по-прежнему главенствуют звериные инстинкты, а не разум.
Человек в лодке встает, подходит к борту, и инстинкты косатки окончательно берут верх. Полет, сопровождаемый россыпью переливающихся всеми цветами радуги брызг, прерывается грохотом выстрелов. Взгляд горящих глаз, провожающих мертвое тело, при падении разрывающее водную гладь, уже ничуть не кажется затуманенным. Лицо стрелка прорезает кривая ухмылка, он вытаскивает из-под банки гарпун с тросом и с силой швыряет его во всплывшую тушу косатки. Подтянув ее к борту, человек вгоняет гарпун еще глубже, а трос крепко завязывает на уключине. Затем он принимается кромсать шкуру, добираясь до мяса. Учитывая наличие установленного на лодке опреснителя, работающего на солнечных батареях, обезвоживание ему не грозит, а вот трехдневный голод начинает давать о себе знать.
Кровь из ран косатки ручьями стекает в морскую воду, привлекая ее собратьев, но человека в лодке это не беспокоит — ему хватит и так. Наглотавшись сырого мяса, он отваливается спиной на банку, достает из стоящего рядом саквояжа помятую черную шляпу, накрывает ею лицо и засыпает.
Вода вокруг лодки периодически вскипает. Под ее дном начинается дележ лакомых кусков, и часть тех, кто позарился на слишком жирный, сам оказывается в желудке более удачливого едока. Борьба за выживание продолжается, но так как она скрыта водной толщей, представление можно считать законченным.
Поднимаясь обратно на орбиту Земли, наш наблюдатель может видеть, как в направлении лодки с привязанной к ней мертвой косаткой медленно ползет пассажирский цеппелин, самое распространенное средство передвижения над мировым океаном. Спустя час их пути пересекутся.
Рыбацкие доки Эрцету встретили Чилдермана густой многослойной вонью тухлятины. Сезон дождей сменился внезапной жарой, и редкое судно успевало дотащить до города пригодной к употреблению хотя бы половину добычи. Рыбацкий профсоюз согнал в доки всех жен и детей, которые, нацепив на лица плотные повязки, разбирали улов, вываленный вдоль стен. Забракованные ими полуразложившиеся тушки почти мгновенно сметались в открытые в полу люки, однако даже это не спасало доки от запаха, впитавшегося, казалось, даже в тысячелетний композитный сплав.
Чилдерман, отвыкший за время вынужденной морской прогулки от спертого воздуха дна ковчегов, вынужден был спешно покинуть доки, закрывая лицо полой плаща. Лодку он оставил в оплату команде подобравшего его судна. Вряд ли жалкое резиновое суденышко помогло бы ему добраться до Ницира, куда Чилдерман направлялся с самого начала.
