— Чего это он? — озадачилась Ленка.
— От нас пахнет дымом, — объяснил Саня. — Звери ведь не столько огня боятся, сколько именно дыма — спутника лесных пожаров. Оттого они и не любят подходить к костру. А что не побежали — молодцы. Хотя, за бегущим человеком медведи могут и не погнаться, если именно на него в это время не охотились. Для них важно увидеть, что вы не покушаетесь на территорию. То есть, если ему удалось просто отогнать чужаков, то всё в порядке.
— Не понял! — Теперь уже озадачился Веник. — Так мы правильно поступили, или неправильно.
— Ну... Если бы у меня тоже было копьё, вполне возможно, что завалили бы косолапого. Ты ведь собирался упереть конец в землю, чтобы Топтыгин сам насадился?
— Ой, мамочки! Как страшно! — всхлипнула Любаша.
— С другой стороны, — продолжал рассуждать Саня, — мы могли показаться медведю чем-то вроде стада, ощетинившегося рогами. А на такие... толпы, готовые драться, даже самые лютые хищники опасаются нападать.
— Короче, Слихасовский! — не выдержала Ленка. — Так правильно мы себя вели, или дурку катали?
— Вы — правильно. А мне нужно тоже вооружиться копьём, а не этой колотушкой. Ну, так пошли, что ли, а то мы всё стоим и стоим.
* * *
Вячик торопливо раздул всё ещё не до конца погасшие угли, подкинул дровец и сразу потребовал у Сани колечко от связки с ключами, чтобы сунуть его в пламя.
— Не суетись, — охладил его Веник. — Надо всё подготовить, а то мы эту проволочку мигом пережжём и останемся без ничего.
Саня молча кивнул и принялся складывать из камушков чашу, в середину которой установил торчком продолговатый гранитный окатыш. Обложил его пылающими головнями и устроился ждать, пока они прогорят и превратятся в угли. Сам же принялся остругивать палочку — монетой это получалось не очень ловко но, всё-таки, получалось.
Сделал расщеп на конце, вставил в него тонюсенькую щепочку и убедился, что от нажима пальцев раствор сходится. Пока добился этого, сам расщеп несколько раз удлинил и щепочку заглубил. Потом аккуратно обработал конец, сделав там что-то похожее на губки пинцета.
Нетерпеливый Вячик то и дело совался под руку, чуть ли не толкал и даже улучил момент "проверить" насколько прочно получилось... расщеп "полез" дальше, угрожая инструменту полным расколом. Продольным. Пришлось накладывать бандаж из шнурков от кроссовок.
Веник, тем временем, сделал аналогичный "пинцет", при этом бандаж он наложил сразу. И ещё очистил от коры палочку круглого сечения, вокруг которой предполагалось загнуть сам крючок. Прикрикнул на суетливого Вячика, чтобы сидел молча и... пришла пора пошевелить прогоревшие дрова и поправить угли. Колечко из тонкой проволочки возложили на верхний конец центрального камушка в очаге. Хотя, всем распоряжался Саня, а Веник просто слушался.
Подули с двух сторон на пламенеющие угли и дружно шарахнулись в стороны — жар оказался нешуточный. Даже брови и ресницы опалил. Но медлить было некогда — колечко выхватили пинцетом и тут же распрямили вторым. И ещё Саня успел ударить получившуюся проволочку посередине заранее приготовленным камушком с острым углом, положив "поковку" на второй гранитный окатыш. Проволочек стало две.
— Тонкая, быстро остывает, — буркнул он, заталкивая одну из них обратно в пламя. И тут же погасил "пинцет" резким взмахом руки.
— Вот! — Вячик сунул в руки друзьям ошметок берёсты. — Помашите, как веером. Я видел, что так делают на шашлыках.
Едва ребята сделали буквально по два взмаха, как "поковка" засветилась малиновым. Её тут же стремительно ухватили, оструганной палочкой прижали конец к большой деревяшке и загнули вокруг.
С третьего нагрева согнули пинцетом оставшийся свободным конец. Просто защемили и сделали совсем маленький крюк, чтобы леска не соскальзывала.
— Ну, ты могуч! — одобрительно высказался Веник, глядя на вполне цивилизованного вида крючок. — Где ты этому выучился?
— Дядька, папин младший брат, кует для реконструкторов всякие прибамбасы. А кузня у него антуражная — он ради понтов просит меня меха покачать, когда клиенты приходят. И весь из себя изображает мастера с учеником. Трындит и трындит. То про отпуск, то про закалку, то про то, чтобы не зевал, не пережёг изделие. И подзатыльники отвешивает совсем не учебные, — Саня поморщился. — А отец ему подпевает. Говорит, что нефиг книжки читать, а надо реальное дело осваивать.
— Ты же, вроде, спортом занимаешься! — недоумённо воскликнула Ленка, притащившая какую-то бересту.
— На вольную борьбу меня мама посылает. А то, говорит, совсем в диван врастёшь. А мне нравится про зверей и про путешествия.
— Вот отчего ты у нас такой медвежий психолог! — ухмыльнулся Вячик.
— Вень! Можно его побить? — рокотнул Саня.
— Не стоит. Он ведь не хотел тебя обидеть! — взметнулась Любаша. И встревоженно захлопала ресницами.
И вообще, чего вы тут расселись? — наехала Ленка. Нам бересту нечем сшить. И непонятно, как сделать дно, — она показала пластину берёзовой коры, снятую со ствола одним куском. Если отпустить, то это сворачивается в трубу.
— Вместо дна выберите подходящую гальку — мы ведь сюда разных натащили. Есть и почти круглые и очень плоские. А вот чем шить... — Веник принялся разматывать шнурки от кроссовок с обоих "пинцетов". — Кажется, я тут где-то видел липу.
— А второй крючок? — спохватился Вячик.
— Инструменты, считай, сгорели, — констатировал Саня. — Надо делать новые. Но, уже, наверно, не сегодня. Любаш! Прихрани в своём пенале эту проволочку, — он подал то, что осталось от кольца. — Жрать охота. Пойдём уже на рыбалку, что ли, Вячеслав. Я буду тебя охранять, а то тут медведи всякие ходят. Отнимут ещё весь улов.
* * *
Драть лыко оказалось совсем не просто. Веник долго, стоя на коленях, освобождал от коры участок ствола у самого комля, потом прорезал луб, стараясь его отковырнуть, цеплял пальцами отогнутый кусок и тянул, что было силы. Лыко ни в какую не давалось.
Любаша тоже сделала попытку, но не стала связываться со стволом, а начала с конца невысоко расположенного сука. Когда она освободила совсем небольшой участок, лента камбия более-менее стала отрываться от ветки и даже сильно оттягивала кору. Позвали парня — и он довольно уверенно выдрал вполне приличной длины ленту. Девчата ею вполне удовольствовались и ушли к убежищу. А Веника этот эпизод только раззадорил — он продолжил обдирать уже начатый сук.
Постепенно, кое-какие хитрости стали понятны, появился опыт, образовались навыки. Уже через час вся липка была ободрана, а бессчётное количество путающихся лент разной ширины лохматилось натуральным мочалом. Всё это остро пахло свежим древесным соком, норовило порезать руку кромками, ничуть не менее опасными, чем листья травинок. И ещё оно не хотело отрываться от нижней части ствола — ещё час ушёл на то, чтобы хоть как-то всё это оторвать, отрезать и смотать. Сложно это было оттого, что ленты получались очень разной длины. Иные тонкой полосой сходили от вершины до самого низа, а другие получались длиной в метр-полтора, потому что заканчивались там, где из ствола торчали ветки.
Те же полосы, что дрались с ветвей, были тоньше и короче. В общем — материал этот имел свою специфику. Отобрав пучок лент примерно метровой длины, Веник смотал остальное в неряшливый ком и повесил его прямо тут же — когда понадобится ещё — найти будет легко.
* * *
Девчата уже закончили сшивание цилиндра из бересты, загнав ему вместо дна плоскую почти круглую гальку. Выше и ниже её, они наложили снаружи солидного вида бандажи — это, чтобы та не выпала. Теперь обе сидели и с выражением глубокого удовлетворения на лицах жевали жвачку. Швы выглядели убедительно, а солидная горка изломанных заострённых палочек рядом с мастерицами говорила, что труд их не был лёгким.
Наконец, видимо, решив, что герметик дошёл до нужной кондиции, Ленка принялась залеплять отверстия для лыковых ниток изнутри, а Любаша — снаружи.
— Ну что? Поучаствуешь в испытаниях?
— Нет, давайте без меня. Надо ещё кое-чем заняться, — отмахнулся парень, выбирая среди дровяного хлама "свиточки" бересты. Ему нужно было попытаться решить вопрос с добыванием огня в любое время и при любой погоде. А для этого требовался эксперимент, тянуть с которым не следовало — пух с верб интенсивно облетал. А годится ли он для трута — этого ещё никто не проверял.
Подложил в костёр толстых палок, чтобы горели дольше, и двинулся туда, где виднелись белые султанчики на вершинах деревьев. До них ведь не так-то просто добраться без лестницы!
* * *
Вот и второй день в древнем мире подошёл к концу. Веник измучился в тренировках с высеканием огня и устроился на вязанке хвороста, приготовленной, чтобы на ночь затащить её в убежище — всё-таки лыко решает некоторые небольшие проблемы, а то пришлось бы всё это перекладывать поштучно. Ленка и Любаша тоже сидели у бледного в лучах низкого солнца костра, который поддерживали совсем небольшим, подкладывая дрова понемногу. Правда, кострище здорово расползлось, распределившись по площади чуть ли в целый квадратный метр, но собирать его в кучу не было никакого смысла.
Все ждали рыбаков с уловом. Куча уже замешенной глины ждала своего часа — кроме как запечь в ней, другого способа приготовления пищи у ребят нет. И вот из-под откоса выбрались Вячик с Саней.
— Что? Не клюёт? — огорчился Веник, увидев, что кроме копий и удочки у парней ничего нет в руках.
— Если бы! — Вячик сердито зыркнул на своего спутника. — Нормально наловилось, да только всё сожрал проклятый шакал. Как-то он так незаметно таскал рыбку за рыбкой, что нам ничего не оставил.
— А ты куда смотрел? — напустилась на Саню Леночка. — Ведь говорил, что будешь охранять! Или заснул на посту?
— Не. Не заснул. Только жалко стало животную.
— Что за шакал? Откуда шакал? — вскинулся Веник.
— Ну, тот, которого мы с тобой ещё вчера утром видели — он на нас смотрел от опушки. Молодой совсем, к тому же хромает. Объедки от вчерашнего ужина точно он подобрал, да и от завтрака тоже схарчил и кожу, и кости, и плавники, — Саня горестно вздохнул. — Я ему всего-то один хвостик и бросил, когда углядел. Кто же знал, что этот мерзавец так разохотится, что вообще всё утащит.
— Так что, говорите, много наловили? — упёрла руки в бока Любушка. — Небось, друг ваш сердечный сейчас от обжорства мается животом. Рыбаки, растудыть вас, меценаты-благотворители.
Словно в ответ на эти слова в Санином животе прозвучало голодное бурчание. Ленка прыснула и принялась отгребать палкой горящие дрова и светящиеся угли в сторону от кострища. Из горячей рыхлой земли, перемешанной с золой, она выкатывала продолговатые комки, складывая их на пластинки коры: — Лезьте внутрь, да дрова примите. Мамонт! Подай им вязанки и головню — пускай там костёр разжигают.
Все сноровисто забрались в укрытие и расселись на вязанках хвороста рядом с охотно разгоревшимся костром.
— Смотрите, как это едят, — Ленка привлекла внимание остальных, взяла темный комок и палочкой отбила с него слой глины. Взору остальных предстала самая обычная двустворчатая ракушка. Раскрыв её заточенной монетой, девочка подцепила содержимое и отправила себе в рот.
Остальные, помедлив, чтобы проследить за выражением лица, последовали её примеру.
— Скользкое, резиновое и почти не жуётся, — прокомментировал Вячик.
— И глотается длинно, словно сопля, — подтвердил мнение товарища Саня.
— Вообще-то оно ещё и отравой должно стать, — спохватился Веник. — Это же, как ракушечник при обжиге превращается в негашёную известь. Ну, то есть тут ведь как раз те же ракушки. Я про створки говорю.
— И откуда, интересно, ты об этом знаешь? — Ленка хитро улыбнулась и взяла следующую ракушку. — В школе об этом у нас ничего не было.
— Да встречал в какой-то книжке, — пожал плечами парень и тоже взял следующую ракушку.
— Вот, чтобы не произошло обжига извести, и приходится это блюдо не перегревать и не передерживать. Такая вот кулинарная тонкость.
— Это как та японская рыба из "Графа Монте-Кристо", которую, если чуть неправильно пожаришь, то хана едокам? — ухмыльнулся Вячик, и тоже взял вторую ракушку.
— Не так ужасно, потому что сразу портится вид продукта. Это если обожжётся перламутр, который немного способствует правильному приготовлению. Да и вкус резко ухудшается.
— Куда уж ему сильнее ухудшиться! — скривилась Любаша и тоже взяла добавки. — И вообще, откуда тебе-то это всё известно? Тоже всяких умных книжек начиталась?
— Книжки тут ни при чём. У меня предки сдвинуты на подводной охоте. Я с младых ногтей за ними таскаюсь по всем местам отдыха. Если летом в отпуске — то на море, а, если не в отпуске, то по нашим озёрам-рекам. Обычно они выбирали тихие уголки подальше от цивилизации — неделями, бывало, в палатке жили. Иногда даже без примуса. Тут, скажу я вам, вообще местечко райское. Если бы ещё маску и ласты раздобыть... — Ленка мечтательно закатила глаза и вздохнула. — Папа всё мечтал на Енисее на тайменя поохотиться с подводным ружьём, — она обвела присутствующих взглядом. Шутки явно никто не понял. — Ладно. Не налегайте сильно — пища тяжелая, для непривычного брюха некомфортная. По паре штук слопали — и хватит. Сане можно три — он большой. А остальное можешь отдать своему любимому шакалу. Только створки пораскрывай и нутро выковыряй. И, кстати, шакалы лают?
— Некоторые виды лают, — Саня с сожалением глянув на несколько нетронутых ракушек, стал делать, что велели.
— На меня смотрите, — скомандовал Веник. Он показал трубочку из свернувшейся рулончиком бересты и выковырял из неё немного пуха, собранного с верб. Положил сверху молочно-белый камушек и сделал по его краю резкое движение десятирублёвой монетой — искры посыпались на вату и несколько из них не сразу погасли. Оставалось аккуратно раздуть огонёк, довольно быстро сожравшей комочек пуха. Его пришлось выпустить из пальцев и уронить на пол. — То есть — это кремни. Чем шибче вдаришь, тем больше искр, но лучше резкое трущее движение твёрдым предметом. Пару раз я даже гранитом по кремню сумел нормально зажечь, однако, лучше бить железякой. Держите — тут на всех. Раз по пять хватит запалить огонёк. Ну, это по количеству трута. Но его можно и побольше насобирать — просто я с этим сегодня замаялся.
— Кремни? — возбудился Вячик. — Из которых древние люди делали топоры?
— Мне только маленькие камушки попались, — смутился Веник. — Меньше, чем наши пятирублёвые монеты. Так что топоры из них выйдут только для Дюймовочек.
— Вот. Можно попить, — Любаша представила на общее обозрение сосуд из бересты с каменным дном.
Пить сегодня, похоже, никому не хотелось. Но все по очереди сделали по глоточку. Смеркалось. Снаружи потянуло ночной прохладой. Ребята распустили завязки, стягивающие дрова и устроились на лежанке, сбившись в тесную кучу. Под ними какое-то время шуршал сухой камыш, добавленный для мягкости поверх палок, но усталые дети быстро угомонились, накрывшись двумя пиджаками и одной куцей курточкой.
Глава 3. А вот и третий день