— Я собираюсь найти Хумбабу и убить его, — без обиняков заявил Киз-младший.
Смысл сказанного не сразу дошел до Энки.
— Ты?! — он хотел рассмеяться, но смех быстро перешел в надсадный кашель. — Ты видел, что он сделал с шеду?! Сколько их было — сотня? Две? Теперь они все гниют на сельхозтеррасах...
— Ну и что, — по части упрямства, как давно заметил Энки, Малик всегда был большой мастер. — Даже чудовище должно когда-то спать. Нужно только найти это место и подкараулить его... Не особенно благородно, конечно, но...
— Малик, ты хороший парень, — Энки вяло махнул рукой. — Но теперь тебе пора понять, что этот город больше не принадлежит ни мне, ни тебе, ни даже твоему отцу. Это теперь город Хумбабы, и самое лучшее, что мы можем сделать, — это убраться отсюда.
Костяшки сжатых в кулаки пальцев Малика побелели.
— Вот и убирайся! — выкрикнул он. — А я останусь! Мой отец делает все, чтобы спасти Ливан, а такие трусы как ты бегут с него как стонущего корабля вместо того, чтобы помочь ему! Сколько людей оно убило?
— Не знаю, — пожал плечами Энки. — Тысяч сто, наверное...
— Сто тысяч! Дурак! Сын асага! Ты повторяешь глупые слухи, даже не представляя, что это значит, — сын энамэра всхлипнул. — Ты ведь даже не умеешь считать, да?
— Да. Ну и что?
— А то! Хумбаба убил всего пятьсот человек! Пятьсот человек из двух с половиной миллионов! Неужели ты не видишь, что самое страшное, что натворило чудовище, — это посеяло страх среди нас?
— Малик, да Эрре с ним с этим — пятьсот, сто тысяч. Что мы-то можем с ним сделать? Его не берут ни мечи, ни ружья! Что у тебя есть такого, что пробьет его шкуру?
— Вот это! — в глазах Малика сверкнула гордость.
Он распустил завязки на мешке и извлек из него толстую, скругленную к концам трубу с несколькими рукоятками. Труба, судя по тому, с каким трудом удерживал ее в руках Малик, была жутко тяжелая.
— Сам я ее удержать не могу, поэтому мне нужен ты.
— Это что? Ружье?
— Не-а, гораздо лучше. Это плазменный резак. Он хранится в нашей семье со времен Потопа. Отец говорит, что наши предки строили Ливан вместе с Утнапишти, и в благодарность он оставил им божественные орудия труда. Это, — Малик похлопал по тускло-серому округлому боку резака, — одно из них. Держи.
Он сунул резак в руки Энки, сразу ощутившему его тянущий руки вниз вес.
— И что мне с ним делать? По башке Хумбабу лупить?
— Опусти дыркой в торце вниз, к палубе, и нажми кнопку на той рукоятке, за которую его держишь, — Малик отскочил на пару шагов. — И не вздумай поднимать или направлять прямо себе под ноги!
Пожав плечами, Энки, зажал выступающую из рифленой рукояти гашетку. В то же мгновение его голые ноги обдало волной чудовищного жара, а от вспышки света глаза заволокло черной пеленой. Энки заорал и отскочил от прожигающей подошвы стареньких сандалий лужи расплавленного гофера. К его чести, резак он из рук не выпустил.
— Чтобы твою лодку Энлиль утопил, это что еще такое?! — взвыл Энки.
Пелена перед глазами быстро рассеялась и его взору предстала ровная круглая выемка глубиной с пару-тройку пальцев. Ее края медленно остывали, и их ярко-желтый цвет постепенно темнел, превращаясь в багровую окалину.
— Жалко у нее рабочая дальность всего в полтора локтя, — вздохнул Малик. — Отец говорит, что у предков были такие штуки, которые достреливали от одного ковчега к другому, но их все увезли с собой те, кто покинул Землю.
— Ну хорошо, у тебя есть штуковина, которая продырявит Хумбабу... Возможно продырявит, — тут же уточнил Энки. — Но искать-то ты его где будешь? Сядешь на рыночной площади с табличкой "Убиваю чудовищ"?
На грязном лице Малика, расчерченном дорожками подсыхающих слез, расцвела улыбка.
— Я знаю, где он скрывается. Есть только два способа перемещаться по городу незаметно — это либо стать невидимым, либо по уровню зеро. И в первое я не верю.
— А что такое "уровень зеро"?
— Это, Энки, такая специальная палуба между городом и дном. Там никто и никогда не бывает, кроме ордена инженеров. И с этого уровня есть тысячи скрытых выходов в любое место Ливана.
— И сейчас ты скажешь, что знаешь, как туда попасть? — по мере того, как Энки осознавал мощь оказавшегося в его руках инструмента, неуверенность покидала его.
— Знаю, — Малик потянул за шнурок, висящий на шее, и вытащил прозрачный цилиндр со слабо флюоресцирующими насечками. — Это ключ. Его забыли в Ливане инженеры лет сто назад.
— Дай мне взглянуть на твои уши, — попросил Энки.
— Чего? — опешил Малик. — Это зачем?
— Хочу посмотреть, какие ты мозоли на них натер, пока подслушивал разговоры отца под дверьми.
Малик залился краской.
— Ладно, — Энки покачал в руках увесистый резак. — Все, что ты наговорил мне, конечно, очень здорово. Но даже с твоим резаком — как мы справимся с Хумбабой? Ты же не думаешь, что он постоит и подождет, пока я воткну в него эту штуку?
— Даже у такого чудовища должно быть логово, в котором оно скрывается. А еще оно должно отдыхать. Спать. Понимаешь? Нам только нужно найти это место и подкараулить Хумбабу спящим!
Тогда, на ярком свете полуденного солнца и с вселяющим уверенность своей мощью инструментом предков в руках, слова Малика показались Энки вполне разумными. И из головы у него как-то вылетело, что тот был всего лишь двенадцатилетним избалованным ребенком, первый самостоятельный выход которого в мир за пределами стен родительского дома состоялся лишь пару недель назад.
Сейчас, в нервно мечущихся по стенкам тоннеля отсветах электрического фонаря, Энки понимает, что Малик замахнулся на нечто недоступное простым смертным, за что и поплатился.
Темнота продолжает обступать его со всех сторон, скрывая ускользающих от залитых подсыхающей кровью глаз хохочущих ночных демонов. Собственное тяжелое дыхание отдается Энки в уши, пока он стоит, опершись о причудливой формы переплетение чуть вибрирующих труб. Он страшно устал волочь бесполезный резак, но и одновременно не решается его бросить.
Сколько часов или дней назад Энки покинул верхнюю палубу и спустился в царство ночных инкубов-лилу и Хумбабы?
Кроме резака, Энки получил в свое распоряжение электрический фонарь, не круглый шар, которым они с Богги распугивали рыбу на водорослевых плантациях, а узкую трубку, из одного конца которой бил белый слепящий луч. Насадка-кольцо регулировала яркость света, но даже если оно было повернуто всего на ширину мизинца, лампа давала столько света, что в тоннеле, по которому шли Малик и Энки, было светло как днем.
— Ну и скажи мне, зачем ты в это ввязался? — проворчал Энки, перебрасывая резак с одного плеча на другое. — Чего тебе не сиделось дома с мамочкой-папочкой?
— Отец от случившегося совсем голову потерял, — вздохнул Малик. — Он рассчитывал, что шеду справятся с Хумбабой, а заодно усмирят всех тех, кто выступал против их прихода в совете...
— А что, кто-то предлагал лучший выход?
— Нет. Но теперь появилось слишком много желающих воспользоваться ситуацией.
— Да, храни их Мами, пусть пользуются. Много пользы от города, из которого сбежали все жители?
— Ты так легко говоришь, об этом... Энки, ты не здесь родился, да?
— Да я вообще понятия не имею, где родился. И кто мои родители. Первое, что я помню, — это сельхозтеррасы в Бербере и веревочный ошейник. Я месил перегной в Бербере года два, пока Ноблерат не решил, что на ковчеге развелось слишком много пожирателей рыбы, и не затеял очередную депортацию, чтобы выровнять баланс. А наш червяк-энамэр под шумок меня и еще пару сотен беспризорников продал в Урук, разом заработав деньжат и избавившись от полудохлых малолеток. Правда, в Уруке я пробыл недолго, Энмеркары прочухали, что у них процветает торговля живым товаром, и накрыли самых шустрых дельцов.
— А как же ты в Ливане оказался? — Малик, идущий впереди, не повернулся, но голос его прозвучал как-то странно.
— Ха, думаешь, у моих хозяев не было корешей в городской страже? За пару дней до облав нас упаковали и отправили в Бангалор. Вот это, я скажу тебе, та еще помойка Индики. Когда я ее покинул, а это было лет пять назад, головы тамошнего энамэра и десятка членов городского совета оказались нанизаны на забор вокруг зиккурата. Говорят, к ним наведались гости из ордена Турангалилы, а по сравнению с ними шеду просто мальки. Ходят слухи, что из тех, кто с ними встречается, в живых не остается никого.
— Сочиняешь! — Малик все-таки обернулся, но в этот момент Энки споткнулся обо что-то и едва не растянулся на палубе.
— За что купил, за то и продаю, — потирая ушибленный палец, Энки зашипел. — Но еще я слышал, что лет пять назад энамэр Фив застрелился у себя дома, едва узнав, что по его грехи Ноблерат послал к нему в город кого-то из ордена... А тебе отец что, никогда про них не рассказывал?
— Вроде бы нет... По крайней мере не припомню, — пожал плечами Малик. — Пойдем дальше.
— А мы знаем, куда идем?
— Угу, — промычал Малик. — А что с тобой после Бангалора было?
— То же самое, что и до этого. Погрузили на какую-то посудину и повезли продавать еще куда-то. Да только не прошло и трех дней, как ее разнесло в щепы случайным штормом. Нас всегда возили морем, потому что даже не считали достаточно ценным грузом, чтобы тратить деньги на перевозку в цеппелине... Я неделю болтался на бочке с водой по океану, пока меня не подобрали какие-то торгаши из Бендер-Аббаса.
— И?
— А что "и"? Какая, фиг, разница — батрачить на сельхозтеррасе или драить вонючую палубу на судне? Короче, эти ублюдки попользовались мной по полной программе, пока я не сбежал с борта в Ливане.
— То есть, — голос Малика дрогнул. — Ты большую часть жизни провел рабом?
— Ага, — хмыкнул Энки. — Неужели ты думаешь, что после этого меня пугает перспектива смыться из твоего ненаглядного Ливана?
— Ну и куда ты подашься дальше?
— Да какая разница, мало ли ковчегов на Земле... — отмахнулся Энки.
И подумал, что в его словах как-то мало прозвучало уверенности.
— Может ты и прав, — Малик остановился. — Но когда я увидел, в каком состоянии находится отец, то подумал, что должен что-то сделать. Я бы может и не стал красть ключ и резак, но никто из взрослых меня не слушал. Они слишком напуганы. Поэтому я пришел к тебе, Энки.
— Э-э... Ну я-то что, типа спасибо сказать должен?
— Если ты боишься, я отведу тебя обратно, — Малик стоял перед Энки, опустив голову. — У тебя есть полное право ничего не делать для моего города. Равно как и для любого другого на Земле.
— Слушай, ну чего ты сразу! — Энки сразу растерялся. — Найдем твоего Хумбабу, сделаем в нем пару дырок...
Малик кивнул.
— Хотя, честно говоря, — добавил вполголоса Энки. — Мне почему-то кажется, что лучше бы нам его не находить...
Вот тогда, именно тогда надо было соглашаться и идти к ближайшей завитушке, обозначенной как выход, на странной, постоянно меняющейся в руках Малика карте. От мыслей о том, как в тот момент он был близок к пронизывающему митраглас солнцу, хочется выть и биться об стену. Что, Энлилиь его задери, в тот момент такого Энки увидел в глазах у сопляка-аристократа, что сковало его челюсти?
Теперь же оставалось тупо идти вперед, сворачивая в первые попавшиеся повороты. Возможно, Энки уже день или два ходил по кругу — все тоннели оказались одинаковыми, сплошь трубы да повороты. А в карте, оставшейся от Киза-младшего, он ничего не мог понять.
Малик оказался прав в том, что чудовище Ливана использовало для перемещения по городу тоннели уровня зеро. Ошибся же он в том, что надеялся застать его врасплох.
Хумбаба появился внезапно и ниоткуда — вынырнул из темноты совершено бесшумно, стоило мальчишкам миновать еще несколько ответвлений от того прохода, по которому шли.
Первым под ноги чудовищу, перемещавшемуся в тоннелях на четвереньках, попался Малик. Он даже вскрикнуть не успел, как когти-лезвия рук Хумбабы вонзились в тело сына энамэра, а затем смяли его как фигурку из ила, брызнувшую грязной водой. Фонарь Малика взметнулся под потолок, и тень Хумбабы набросилась на Энки. Тогда ему казалось, что он застыл как столб, но позже он понял, что между появлением Хумбабы и тем моментом, когда его ребра затрещали от удара о стену, не прошло и нескольких мгновений.
Чудовище просто не заметило их. Бывает так, что стая летучих рыб взлетает из воды, спасаясь от хищников, и налетает на высокие борта рыбацких лодок, следующих встречным курсом. Рыбаки успевают разве что услышать пару слабых шлепков, а расплющенные рыбешки валятся в воду на радость преследователям. Даже если Хумбаба собирался убить Малика и Энки, как это произошло с остальными несчастными в городе, он пронесся мимо так быстро, что, возможно, и сам не успел заметить, кого снес.
Иначе как объяснить тот факт, что Энки, судорожно отхаркивающийся кровью, успел в свете упавшего на пол фонаря разглядеть удаляющегося скачками монстра.
Прежде чем потерять сознание, до него дошло, в чем была главная его с Маликом ошибка. Они так и не смогли понять, зачем Хумбаба убивает людей? А значит, они не смогли понять и цели его появления в городе.
Как скоро он пришел в себя после встречи с Хумбабой, понять на уровне зеро было невозможно. Когда Энки очнулся, он долго просто лежал, пялясь на продолжающий гореть фонарь. Ныли сломанные ребра, рот был полон солоноватой крови, а перед глазами бегали разноцветные круги.
Много позже он нашел в себе силы сесть и осмотреться. При виде того, что осталось от Малика, его вывернуло желчью пополам с кровью. Страшно, как ни странно, не было. В голове поселилось какое-то отупение, мысли ворочались, как плохо смазанные весла в уключинах подобравшей Энки после Бангалора посудины, на которой его как-то раз посадили грести в штиль.
Просидев над останками Малика какое-то время, Энки подобрал карту, ключ и резак и пошел в ту сторону, откуда они пришли. То, что туда же умчался Хумбаба, ему даже в голову не пришло.
Энки просто шел и шел, пока не обратил внимание на то, что через сжатые в кулак пальцы пробивается голубоватый свет. Разжав их, он с недоумением уставился на светящийся цилиндр, покрытий темными пятнами.
Сперва Энки сообразил, что это подобранный им с тела Малика ключ. Глядя на него, он автоматически продолжал переставлять ноги. С каждым шагом сияние пригасало.
Энки остановился.
Сделал шаг назад.
Потом еще один.
И еще.
Цилиндр загорелся ярче.
Энки оторвал взгляд от ключа. Справа от него ответвлялся еще один ход, такой низкий, что протиснуться в него можно было только согнувшись. Над отверстием в стене были начертаны какие-то знаки, которые, естественно, Энки прочитать не мог. На одном из тайных языков ордена инженеров надпись гласила "резервная вентиляционная шахта 123-23-334". Чего еще не знали ни Малик, ни Энки, так это то, что волшебный цилиндр использовался инженерами не только как ключ к электронным замкам, но и в качестве детектора поломок. Люк, скрывавший находившуюся в конце воздуховода отдушину, несколько дней назад выбил Хумбаба и теперь датчики в ней непрерывно сигнализировали о поломке.
