Чаганов: Москва-37

-С Северного полюса, что ли? От Папанина со льдины? Водопьянов везёт?— Началось соревнование остряков.

-С Московского молочного завода имени Горького.— Девушка не реагируют на подначки.— И ещё мороженное 'Эскимо-Пай'.

-Будем ждать!— Притоптывает туфельками подруга.— Хоть до вечера, смерть как люблю!

Москва, ул. Большая Татарская, 35.

ОКБ спецотдела ГУГБ.

19 июня 1937 года, 20:00.

-Домой.— Костя кивает головой и принимает от меня большую коробку с патефоном. Его так и подмывает спросить что внутри, но если я сажусь на заднее сиденье, то любые разговоры в пути отменяются.

'Медленно продвигаются дела с расшифровкой... месяца три-четыре... загнул это я...Спору нет— медленно, но когда будет составлен каталог циклов, то это время сократится до пары часов: потребуется лишь найти в списке из десяти миллионов записей в каталоге ту, которая полностью соответствует искомому ключу'.

Каждое взаимное расположение роторов в 'Энигме' создаёт неповторимую связь, 'отпечаток пальца', по которому можно найти ключ, имея под рукой лишь несколько шифрованных сообщений, посланных в один день. Эта связь возникла из-за того, что в процедуре предачи ключа существовала уязвимость: один и тот же ключ повторялся в начале сообщения дважды (немцы считали, что так будет надёжнее). Впервые 'циклы', как он называл эти связи, обнаружил польский математик и криптограф Реевский из Бюро шифров польского Генерального штаба.

Каждый ключ (установка и расположение роторов 'Энигмы') создавал набор циклов (цепочек, состоящая из чередующихся букв открытого и закрытого текста, где первая и последняя буква— одинаковые), а их количество и число букв в цикле— составляло уникальный 'отпечаток'. Таким образом, составив каталог 'отпечатков', можно будет быстро найти искомый ключ.

Задачу создания каталога 'Энигмы' Абвера и начали решать сейчас двадцать студентов Томского Индустриального института, которые набрали наивысшие балы по результатам теста, устроенного выездной комиссией нашего ОКБ. Работа монотонная, кропотливая, но на самом переднем краю науки и техники: с использованием Релейной Вычислительной Машины, техническое обслуживание которой тоже вошло в их служебные обязанности. РВМ очень помогает в этом деле, со вчерашнего дня по программе, написанной неформальным лидером группы Иваном Русаковым, сама ищет циклы и распечатывает 'отпечаток' в 'дактокарту' ключа.

'Игра определённо стоит свеч. В моей истории немцы ликвидировали уязвимость в конце 38-го, то есть впереди целый год. Да пусть хоть завтра! Архив из сотен радиограмм, уже лежащих в моей красной папке, ждёт своего исследователя'.

По Садовому кольцу медленно движется военная колонна: броневики БА-5 с танковой пушкой и двумя пулемётами. По тротуару её преследуют ватаги возбуждённых мальчишек.

'Хорошее дело наглядная агитация! Интересно, Управление Связи Красной Армии ловит мышей? Надо будет узнать, посоветовать если что'.

Выхожу из машины напротив подъезда, отказываюсь от помощи водителя, прощаюсь. Вижу на фонаре у входа свежую полоску от мела. У Гвоздя есть сообщение для меня. С патефоном идти к тайнику несподручно, поэтому сперва бегу наверх.

'Вот Катя обрадуется! В кои-то веки дома раньше девяти, да ещё не с пустыми руками'.

Сбавляю ход, тихо подхожу к двери, ставлю коробку на пол и осторожно поворачиваю ключ в замке.

-Не ждала!— Торжествующе кричу на всю квартиру, наощупь поворачиваю выключатель и краем глаза замечаю женскую тень, промелькнувшую на кухне на фоне окна.

В тусклом свете лампочки в прихожей вижу тело Кати, лежащее на спине в луже крови на кухонном полу, а рядом— окровавленный кухонный нож... Это было последнее, что запечатлелось в памяти, прежде чем сильный удар в затылок не погасил свет.

* * *

Гвоздь проводил взглядом две 'эмки', пронёсшиеся мимо, завернул в Докучаев переулок и вихляющейся походкой подошёл к чагановскому подъезду, вокруг которого собрались взволнованные домохозяйки из окрестных домов.

-Убили... парня и девку...— Проглатывая буквы и с трудом переводя дух, частила одна из них, маленькая, худая в простом ситцевом платье.

-Кого? Кого?— Раздались голоса со всех сторон.

-Чаганова и Катьку, работницу его.— Перебивает её другая повыше, из-под платка которой торчали концы верёвочек, переплетённых с волосами.

-Работницу... угу,— понимающе перемигиваются третьи.— сгубила парня...

-Да как вам не совестно!— Вспыхивает молодая девушка с комсомольским значком, вышедшая из подъезда.— Это он её убил... ножом, а сам жив!

-Ты-то откуда знаешь?— Зло кричит первая.

— Я понятой была, слышала как милиционеры между собой говорили. И сама видела, у него руки в крови.

-Приревновал, значит.— Понимающе кивают женщины, десятки мыслей и чувств отражаются на их лицах.— Любил он шалаву эту, а она хвостом крутила. Помните? Прошлый месяц с фонарём ходила. Эх, сгубила парня,... какой вежливый был, внимательный да пригожий. А Катька...

-Ну что Катя? Что Катя? А ну вас!— Махнула рукой комсомолка и застучала коблучками по тротуару.

Обиженные женщины переключаются на стоящего рядом Гвоздя.

-Что ты здесь трёшься?— Легко переключают своё недовольство на него.— Участкового сейчас позовём.

* * *

-Чурилково, вторая кабина!— Звонко кричит телефонистка из-за стойки на весь зал междугородней связи Центрального телеграфа.

Гвоздь закрывает за собой дверь кабинки и снимает висящую телефонную трубку настенного аппарата. Оля во время школьных каникул работала сторожем и спала по ночам в приёмной директора. Она строго-настрого предупредила Гвоздя, что звонить ей можно только в самом крайнем случае.

-Говорите, Чурилково!

-Дежурная Мальцева слушает.— По военному отвечает знакомый голос.

-Лёху волки замели...— бубнит Гвоздь, дождавшись щелчка отключения оператора.— мокруху шьют. Мол, он свою Лёлю пером расписал...

-Вы куда звоните, гражданин? Здесь учебное заведение. Повесьте трубку.— Отвечает Оля условной фразой, что всё поняла, меня не ищи.

-Уже поговорили, гражданин?— Кричит вдогонку Гвоздю дежурная. Тот молча кивает головой.

Москва, Кремль.

Кабинет Сталина.

19 июня 1937 года, то же время.

-Давайте ещё раз пройдёмся по порядку...— Сталин останавливается у стола заседаний напротив сидящих за ним: Молотова, Кирова, Ворошилова, Жданова и Кагановича.— товарищ Молотов, в начале заседания даёшь слово для сообшения товарищу Ежову. Текст согласован, ему потребуется минут тридцать. Опишет текущую обстановку в сельских районах, причины волнений, в конце— назовёт зачинщиков и попросит исключить их из ЦК и предать суду. Предложишь дискуссий не открывать, факты— упрямая вещь. Обвинённых из списка к голосованию предложи не допускать, если будут упираться, то можно предложить голосовать кандидатам в ЦК, следующим по порядку (Существовал список кандидатов в ЦК, принятый на съезде и отранжированный по количеству поданных за него голосов. В случая выбывания члена ЦК, набравший наибольшее количество голосов кандидат занимал его место).

-Хорошо придумано!— Простодушно замечает Ворошилов.— Каждый захочет ихние места занять.

-Меня вот что волнует, а можем ли мы Ежову доверять?— Жданов легонько потирает правой рукой область сердца.

Сталин на минуту задумывается, глядя поверх голов соратников.

-В данный момент причин, по которым бы Ежов переметнулся к оппонентам— не вижу,— взгляд вождя встречается со взглядом Жданова.— тем более, после того как он проштрафился с Курским.

-А если именно из-того, что он проштрафился и решит переметнуться?— Киров с досадой отдёргивает руку, потянувшуюся к коробке 'Казбека'.

-Этого исключить нельзя,— Сталин переводит взгляд на Кирова.— за время работы в ЦК я всякого повидал, но, повторяю, ему нет никакого резона переходить в их лагерь— там он чужой. Ну а если случится такое, будем дальше воевать.

В кабинете раздаётся хрюкающий звук телефона внутренней связи, вождь подходит к столику с аппаратами.

-К вам просится товарищ Хрущёв. — Слышится в трубке голос Поскрёбышева. -Пропусти.

В широко открытую дверь бочком проникает сияющий второй секретарь Компартии Узбекистана. Увидев собравшихся, он замирает у входа, улыбка сползает с его лица.

-Что ж вы встали там, товарищ Хрущёв,— хозяин кабинета указывает на стул в дальнем конце стола.— садитесь.

Лысый крепыш с наметившимся брюшком мелкими шажками подбегает к столу и присаживается на краешек стула. Сталин подходит к нему и внимательно смотрит на него сверху вниз. В кабинете повисла тягучая тишина.

-Вот решил зайти... по старой памяти... проведать, так сказать...— Не выдеживает Хрущёв.— поблагодарить за высокую оценку, так сказать,... партии и правительства... которые помогают нам... с искусством. (На прошлой не деле закончился фестиваль искусств Узбекской ССР в Москве).

Шесть пар глаз неприязненно рассматривают растерявшегося второго секретаря.

-... и ещё,— решается Хрущёв.— просигнализировать хотел... ко мне в гостиницу сегодня заходил товарищ Эйхе... в 'Москве' нас, значит, всех поселили... то да сё... а под конец, значит, говорит, мол, пора товарища Сталина того... менять, значит.

-А ты что?— Каганович подаётся вперёд.

-Я для виду... поддержал, значит, а сам сюда...— по скуле Хрущёва пробежала струйка пота.— вы же знаете меня, товарищ Сталин, я всегда был за вас. Вы меня всюду выдвигали и я вас никогда не предам! (На последнем слове пускает петуха).

-Кто ещё там воду мутит, Никита?— Снова вступает Каганович.

-Это я не знаю... Я ж на окраине сейчас... с людьми редко встречаюсь. Сегодня вот только Эйхе зашёл... нас в 'Москве' всех расселили...

Сталин поворачивается к соратникам и делает предупреждающий знак трубкой готовому взорваться Кирову, затем садится напротив Хрущёва и испытывающе смотрит на него.

-Это вы правильно сделали, товарищ Хрущёв, что пришли ко мне. Доложили. Всё неймётся, выходит, некоторым. Продолжают создавать оппозиции, уклоны и фракции. Значит вместе будем с ними бороться.— Сталин встаёт и протягивает ему руку, показывая что визит закончен.— Спасибо, расчитываю на ваш голос.

-Побежали крысы... с тонущего корабля.— Протянул Молотов когда дверь за посетителем закрылась.

Московская область, Мещерино.

Дача Ежова.

19 июня 1937 года, то же время.

-Где она?— Генеральный комиссар госбезопасности выскочил из машины, косо взглянул на дежурного сотрудника и няню приёмной дочери, встречавших его у входа.

-В гостиной, товарищ Ежов.... Спит.— Хором ответили они.

Хозяин дачи, не останавливаясь, проходит мимо и начинает энергично подниматься по крутой деревянной лестнице. Встречающие бросаются за ним следом.

-Евгения Соломоновна— в гостинной,— дежурный бросает злой взгляд на няню.— а дочка спит.

-Я... сам.... Идите.— Запыхавшийся Ежов с трудом переводит дух.

Дождавшись когда они уйдут и стараясь не шуметь, хозяин проходит по коридору и заглядывает в комнату: за столом его жена наливает красное вино в хрустальный фужер.

-Геня, милая, и ты приехала...— железный нарком в мгновение ока превращается в любящего отца семейства.— вот хорошо. Я тоже сегодня решил пораньше закончить дела. И я выпью, пожалуй.

-Ёжик!— С пьяным энтузиазмом откликается жена, пытаясь сфокусировать взгляд на муже, при этом вино из бутылки начинает литься мимо на белую скатерть.

Ежов быстро перехватывает бутылку из рук жены, поискав глазами, достаёт из посудного шкафа гранёный стакан и плещет себе чуть-чуть на донышко.

-Ну, за Наташеньку!— Сладким голосом, как будто разговаривая с ребёнком, провозглашает он тост.

Не чокаясь, выпивает вино и морщится от его сладкого вкуса. Геня никак не отреагировав на слова мужа и не чувствуя вкуса напитка, делает крупный глоток, Ежов тут же решительно забирает у неё фужер.

-Геня, помнишь, как ты хотела ребёнка? (Та молча кивает.)— Нудным голосом продолжает он.— вот он ребёнок, (делает жест в сторону детской спальни.)... а ты всё время пропадаешь в своём журнале, дружбу водишь с сомнительными личностями.

-А ты?— Вдруг озлобляется она и исступлённо кричит на всю комнату.— Ты! Что ты задумал! Ты ведь нас в могилу сведёшь...

-Ну что ты такое говоришь?— Берёт её за руку.— Я только о вас и думаю.

-О нас?— Вырывает свою руку.— Я всё слышала! Про письмо, про Штейна...

-Молчи!— Взрывается Ежов, сжимая кулаки.— Не твоего ума это дело. Жена вскакивает на ноги, опрокидывает стул и бежит к противоположной стене гостиной, но вдруг замирает, напряжённо глядя на стену.

-Где Филонов?— Хрипит она.

-Какой ещё Филонов?— Ежов настигает её и хватает за талию.

-Картина 'Нарвские ворота'... синяя такая.— Оба смотрят на деревянную эмблему НКВД, висящую на её месте.— Здесь была.

-Тьфу, твою..., да какая разница.— Ежов непроизвольно ослабляет объятия.

-А-а-а, ненавижу!— Хаютина вырывается, хватает чекистский герб и с размаху бросает его на пол.

Щит раскалывается пополам, лезвие меча смещается в сторону а из оторвавшейся ручки выпадает странной формы гвоздь с большой золочёной шляпкой, свёрнутой набок. Ежов наклоняется и берёт его в руки. В комнату влетают встревоженные дежурный и связист.

-Товарищ нарком,— рапортует последний.— вас срочно к аппарату ВЧ. Из глубины коридора внимательно наблюдает за происходящим няня.

-Валентина, уложи её,— кричит Ежов, вновь обретший командный голос.— дай снотворного. (И связисту, тише). Пойдём.

-Слушаю!— Нарком и связит едва умещаются в тесной комнатке под крышей с одним окном.

-Николай Иванович, у меня ЧП!— В трубке слышится весёлый голос Фриновского.— Сейчас мне звонил Овчинников (начальник Московского Уголовного Розыска) и доложил, что задержал Чаганова по подозрению в убийстве своей работницы. Все улики против него: весь в крови убитой, в квартире никого больше нет. Чаганов находится в невменяемом состоянии, пытается что-то сказать, но не может...

-Пьяный что ли?— Перебивает Ежов, левой рукой делает знак сотруднику, что бы тот вышел.

-... говорит, что нет, не пахнет. Бледный, зрачки сильно суженные, стоять не может.

-Где он сейчас?— Притоптывает от нетерпения нарком, связист закрывает за собой дверь.

-... на Петровке.

-Посылай туда Люшкова, пусть забирает Чаганова и везёт его в Суханово.

-Как в Суханово?— В голосе Фриновского слышится удивление.— Там же сейчас голые стены. Детскую колонию закрыли, а ремонт только начинается...

-Так даже лучше.— Чеканит слова Ежов.— Три-четыре надёжных вохровца из Внутренней тюрьмы и Люшков с двумя помощниками и врач. Больше никто ничего знать не должен. Да ещё, пусть возьмут подписки о неразглашении на Петровке и в доме Чаганова.

-Понял. Сделаю. Есть там одноэтажный особнячок на отшибе. Думаю, подойдёт.

-Дальше,...— нарком краснеет и начинает жадно хватать ртом воздух.— даю Люшкову двадцать четыре часа на то,... чтобы расколоть Чаганова...

-Чтоб в убийстве сознался?— Уточняет начальник ГУГБ.

-... Каком убийстве?!... При чём здесь убийство?... Что имел связь с Троцким... и, пользуясь доверчивостью Кирова, передовал за границу секретные сведения.