Чудовища из Норвуда. История розы

-Подите вы псу под хвост! — ответила я и швырнула ему вслед попавшимся под руку валиком. — Спокойной ночи!

Чернушка недоуменно мяукнула и запрыгнула ко мне на диван.

-Наш хозяин — редкостый дурень, — сказала я кошке и улеглась, взяв ее к себе на грудь. — Сказал тоже! Воздухом надышалась... Ты бы остерегла меня от фей, правда?

Тут я глянула на букетик ландышей в вазочке, коснулась его пальцем и уточнила:

-Недобрых фей.

Кошка потянулась, выпустив коготки, и ухмыльнулась.

-Что теперь делать? — спросила я, гладя короткую шерстку. — Впрочем, только и остается ждать. Сирень уже распускается, я видела...

Так и не дождавшись Моди, я переоделась на ночь и улеглась спать, решив, что утро всяко мудренее вечера, а голову мне мог вскружить вовсе не теплый вечер, а вино, которого на свадьбе подавали более, чем достаточно! Но все же что-то в этом было...

14.

Грегори не разговаривал со мной три дня — подвиг для него, как по мне, ну а я решила не идти первой на мировую, тем более, ничего ужасного не случилось. И очень даже хорошо, что он не высовывал носа из своих покоев, не то непременно заинтересовался бы, чем это я занята в парке. А дел у меня там хватало...

Жаль, роза Грегори, несмотря на все мои старания, отказывалась давать прирост, не то что цвести! Она стояла среди весенней зелени каким-то памятником скорби, опустив пожухшие листья, и ни полив, ни удобрения ничем не могли ей помочь. Что ж, надежда все-таки оставалась, и я вовсе не собиралась сдаваться и опускать руки!

Чернушка следовала за мной, как привязанная, обычно спала на солнце, ловила мотыльков или пыталась охотиться на птиц (хотя я настоятельно просила ее этого не делать, разве хищника переучишь?). Когда она вдруг вцепилась когтями в мой подол, я сперва удивилась, а потом поняла — так кошка предупреждает меня о приближении кого-то... или чего-то.

Так и есть! Крохотные создания окружили меня, в ужасе метнулись прочь, когда Чернушка попыталась схватить их когтистой лапой, но тут же вернулись и принялись виться возле моего лица.

-Что, в чем дело? — спросила я, но они, конечно, не могли ответить. И тут я вспомнила о своей просьбе: — Неужто появился дух сирени?

Духи взвились столбом, особенно ярким в солнечном свете.

-Именно дух, не фея? — уточнила я, и они рассыпались разноцветными искрами. — Ну, будем считать, что это было "да"...

-Иди скорее, — шепнула мне вишенка, качнув тонкими ветвями. — Я послала маленьких духов за тобой, а то тебя все не было и не было, а сирень ждать не станет!

-Прости, я завозилась с розами, — улыбнулась я. — Спасибо тебе! И вам, малютки, спасибо... А где искать дух сирени?

-Подумай сама! В сиреневом кусту, конечно же, — проворчала старая яблоня. Ее цвет уже почти облетел, и различить дух в густой зеленой листве было не так-то просто. — Иди вон туда, мимо корявой ели... карга старая! Потом повернешь на сиреневую аллею, увидишь самое большое дерево в ее конце — ствол у него в обхвате не меньше моего! Вот оно-то тебе и нужно. Да поспеши!

-Благодарю! — откликнулась я и бегом бросилась на сиреневую аллею. Чернушка вприпрыжку побежала следом.

Громадный куст сирени — да какой там куст, это было в самом деле гигантское дерево! — я увидела еще от самого начала аллеи. Казалось, над обычными светло-сиреневыми, розоватыми, белыми кустами нависла океанская волна, темло-лиловая внизу и кипенно-белая сверху, и вот-вот обрушится вниз, затопив весь парк. Майгель на празднике рассказывал о таких чудесах, но я и думать не могла, что увижу нечто подобное наяву!

Когда я подошла ближе и взглянула вверх, то у меня и вовсе захватило дух: надо мною вздымалась уже не волна, а будто бы гора с темными склонами и заснеженной вершиной, кое-где окрашенной розовыми лучами рассветного солнца. Листвы вовсе не было видно, так пышно цвела эта сирень! И как я не замечала ее столько времени?

Легкий ветерок пошевелил раскидистую крону, тяжелые гроздья цветов пришли в движение, и вдруг из света и тени, из ветвей и душистых соцветий соткалась женская фигура, и дух сирени глянул на меня сверху вниз. Признаюсь, я не сумею описать лицо — оно непрерывно менялось: так бывает, когда на человека падает узорчатая тень переплетенных ветвей и листьев, и не удается различить его черты.

-Это ты хотела видеть меня? — прошелестела сирень.

-Да, госпожа, — шепотом ответила я. — С вашего позволения, я хотела узнать...

-Это невозможно, — перебила она, но, заметив, должно быть, мое недоумение, пояснила: — Я знаю, какой вопрос ты хотела задать, и повторяю — спасти хозяина этих земель тебе не по силам.

-А кому — по силам? — упрямо спросила я. — Феям?

-Возможно, если ты найдешь ту, которая отважится соперничать с проклявшей этого человека. Но имей в виду, плата может оказаться непосильной... — Большая ветка опустилась ниже, хотя ветер стих, и кисть сирени коснулась моей щеки. — Не привечай фей, если не хочешь накликать новую беду. Я когда-то предупреждала хозяев об этом, но они решили, что сумеют водить фей за нос. Что ж, долгое время им это удавалось! Но наконец везение их иссякло...

-Может быть, вы знаете хотя бы, чем Грегори прогневал фею? — задала я очередной вопрос, не слишком-то рассчитывая на ответ.

-Конечно же, знаю, — ответила сирень, качнув ветвями. — Правда, знание это ничем тебе не поможет.

-И все же?

-О... — она негромко рассмеялась. — В гордыне своей этот человек отверг прекрасную и могущественную фею Сирени, заявив, что лучше любая крестьянка, чем молодящаяся красотка, которая годится ему в прабабки, если не хуже того. Да еще и не человек вдобавок.

-Фею Сирени? То есть... вас? — я невольно попятилась, потому что Грегори упоминал о ней и наказывал опасаться.

-Я — дух дерева, а она — лишь фея, присвоившая себе мое имя! — резко ответила она, но тут же сменила гнев на милость: — Люди давно растеряли знания о таких, как мы, так откуда же тебе знать о наших различиях, если ты еще совсем дитя? Запомни: у всякого дерева, у каждой былинки есть свой дух. Да вон они, вон, роятся...

-А почему я вижу их только здесь? — с любопытством спросила я, взглянув на яркие искры, похожие на пылинки в лучах солнечного света, пробивавшегося сквозь листву.

-Должно быть, за годы и годы эта земля так пропиталась волшебством, что и обычные люди способны увидеть нас и говорить с нами. Прежде на это были способны многие и в других краях, но, пожалуй, только хозяева Норвуда решили сохранить древние чудеса в своих угодьях, — усмехнулась сирень. — Не знаю, быть может, где-то сохранились и другие такие уголки, но малютки говорят, люди давно утратили способность понимать духов своей же земли. Хоть они и сохранили кое-какие ритуалы, теперь для них это просто слова и непонятные старинные обряды...

-Кажется, я понимаю... — пробормотала я. — А феи?..

-Феи пришли сюда давным-давно, задолго до людей, но после нас, — ответила сирень и снова качнула ветвями, обдав меня волной головокружительного аромата. — Мы мирно уживались с ними: они заботились о нас, а мы питали их жизненной силой, которую черпали из земли. У них самих это получается не очень-то хорошо... Я слыхала, на их прародине они не нуждаются в подобном, но здесь им приходится прилагать усилия к тому, чтобы просто выживать! Ну а для того, чтобы творить чудеса, им порой нужно выпить столько сил у подобных нам, что целая роща может зачахнуть.

-Откуда же они взялись? — вслух подумала я.

-Этого я не знаю, а они никогда не говорят, где их настоящий дом. Известно лишь, что это где-то очень далеко, а почему феи покинули свои края, никому не ведомо. Быть может, их изгнали, может, они проиграли битву, а может, осушили те земли до дна и отправились искать иные края для пропитания... и вдруг уже не впервые?

-Что же они, как пиявки? — невольно поежилась я.

-Можно сказать и так, — кивнула сирень, — да только пиявка не пообещает тебе всех сокровищ мира в обмен на крохотную услугу или ничтожный дар. Ты, быть может, и не заметишь потери, но рано или поздно очень пожалеешь о том, что связалась с феями. Либо же пожалеют твои близкие.

-Как в истории о каменном сердце? — припомнила я.

-Пожалуй, — огромное дерево будто издало вздох. — Много жизней они загубили, а все лишь потому, что люди — источник силы, как и мы, но... Дерево или цветок не соблазнишь богатствами или дальними странствиями, и даже прекрасный спутник жизни нужен не каждому, а уж власть и победы нам вовсе ни к чему. Ну, разве что, над сорняками и вредителями, — подумав, добавила она, — но это, согласись, мелко для фей!

-Выходит, они просто... питаются?

-Конечно. И чем больше просит человек, тем больше заберет фея взамен. Первенца, например. Или чью-то жизнь. Или счастье. У людей, знаешь ли, многим можно поживиться, не то что у нас или лесных зверей, а феи жадны и никогда не упустят своего. Вдобавок мы питаемся от земли, потому и были нужны: я ведь сказала, впрямую забирать силу феям слишком тяжело, а мы тянем ее беспрерывно, особенно по весне и летней порой.

-Ах вот почему зимой их нет...

-Верно. Они никуда не пропадают и не засыпают, как мы, но становятся слабосильны. Зимой, знаешь ли, царят такие духи, против которых не решатся выйти и самые могущественные феи! Ну а люди... — она повела ветвями, — люди позабыли, как это — брать силы у земли. Зато, хоть они и цветут недолго, но так ярко, что сразу же сделались для фей лакомым кусочком. Те и прежде любили животных, в особенности когда в тех играет кровь, а еще когда они приносят потомство. Но многого у дикого зверя не возьмешь, он погаснет — и все. У человека же можно брать куда больше, а вдобавок делать это долго, если повезет.

Я молчала, пытаясь уложить сказанное в голове.

-Кое-кто, — добавила сирень, — ухитрялся обманывать фей, ну или хотя бы не оставаться в накладе, как им казалось. Но тогда расплачивались их дети... Норвуды ходили по краю пропасти много лет, но старшим еще хватало разумения советоваться с духами, а не верить слепо феям, только это их и спасало... Долги, однако, накапливались, и когда самозванка решила взыскать всё и сразу с Грегори Норвуда... У него не было шансов.

-А если бы он согласился? — спросила я. — Согласился взять в жены ту фею?

-Тогда он не прожил бы и недели, она выпила б его до донышка, и очень быстро, — ответила сирень. — Он, скажу я тебе, и сейчас еще кажется им изысканным лакомством, хотя похож уже не на бурный родник, а на иссохший колодец. Еще немного, и он иссякнет окончательно, и так уж держится столько, сколько не снилось иным героям!

-А что же роза? — упрямо повторила я. — Где ее дух? Может быть, можно как-то поддержать его, помочь?

-Ты еще не поняла? — негромко спросила сирень. — У этой розы нет своего духа, она рождена не нашей землей, а создана феей. Ее дух — это душа Грегори Норвуда, они связаны неразрывно. Умрет он — погибнет роза, увянет роза — ему не жить.

-Понимаю...

-Не думаю, что понимаешь, но хоть запомни, вдруг пригодится! — усмехнулась она. — И вот еще: у Норвудов, одних из немногих, сохранилась связь с землей, вот почему они всегда и жили так подолгу, и вот откуда силы у нынешнего хозяина. Однако фея с помощью своей мертвой розы забирает всё, что он получает извне. Мы, знаешь ли, помним его предков и помогаем, как можем, но... — Она покачала лиловыми гроздьями. — Все уходит, как вода в песок. Ну а у него самого, говорю тебе, сил осталось уже на донышке... И не смотри так удивленно. Повторяю, эта проклятая роза была мертва изначально и питалась только за счет Норвуда!

"Что же, я напрасно пыталась ее вылечить?" — мрачно подумала я, но все же спросила:

-Но остается еще то странное условие, согласно которому, чтобы спастись, он должен вымолить прощение, но... за что? У кого? У феи?

-Вряд ли. Ее не разжалобишь, — усмехнулась моя собеседница. — Тем и плохи условия фей, что они выполнимы, но только если ты поймешь их иносказания и догадаешься, как быть.

-Это условия наподобие "отдашь мне то, чего у себя дома не знаешь"? — уточнила я.

-Именно. Только это-то уж давно на слуху, таким даже деревенского дурачка не проведешь, если он хоть когда-нибудь сказки слышал... Но что было на уме у феи, когда она прокляла Норвуда, никто, кроме нее, не знает, — сказала сирень. — А спрашивать не советую, можешь накликать беду и на себя тоже. Она до сих пор зла на него, и вряд ли захочет, чтобы кто-то его выручил. Еще бы, столько сил она из него выпила за эти годы! Но ей хочется еще и еще, а остатки, как люди говорят, сладки!

-Вы много знаете о феях, — произнесла я, помолчав.

-Еще бы не знать, веками живем бок о бок, — вздохнула она. — Говорю тебе: не связывайся с феями. Хочешь — попробуй обмануть проклятие, вдруг да повезет? Но их самих ни о чем не проси!

-Откуда мне знать, вдруг вы заодно с ними? — дерзко спросила я. — Отговариваете меня, а все ради того, чтобы не дать мне помешать фее?

По ветвям прошел гул — это рассмеялась громадная сирень.

-Какие вы смешные, люди! — произнесла она наконец. — Подумай сама, мне-то что за печаль, будет жить этот человек или нет? Наоборот, пусть бы протянул подольше, не то фея снова возьмется за меня и всю мою родню! Жаль его, конечно, но он — последний росток на когда-то могучем древе и зачахнет рано или поздно, так или иначе. Мне-то проще: вон сколько кругом моих сестер и дочерей, мы будем расти и продолжать род, даже если вконец одичаем, мы живучие. Люди так не могут, они слишком хрупкие...

-Вот как... — Я задумалась, а потом спросила: — Ну хорошо, а извести фею можно?

-У кого-то получалось, — вздохнула сирень. — Но это только слухи, которые приносили малютки да ветер. Феи тоже смертны, хоть живут дольше вашего, да, но как избавиться от них, я не знаю. А теперь иди! И не заговаривай с сиренью, возле которой не будет малюток — это может оказаться фея...

Я взглянула на кошку, мол, верить или нет? А то как знать, вдруг крохотные духи — тоже феи? Но нет, Чернушка согласно мяукнула и фыркнула, когда золотистый огонек опустился ей на нос. Ловить его она, правда, уже не стала, а довольно зажмурилась.

Снова подняв взгляд, я не увидела уже дух сирени, как ни старалась различить ее фигуру в ветвях. Впрочем, она и так потратила на разговор со мной немало времени!

-Что ж, Чернушка, — задумчиво сказала я и взяла кошку на руки, — пойдем-ка домой, поразмыслим. Сдается мне, способ обмануть фею должен существовать, и... И я его найду, не будь я...

Тут я осеклась: мне вдруг показалось, будто ветер притих, а деревья замерли, внимательно прислушиваясь. А еще мне вспомнилось: нельзя называть свое настоящее имя вслух там, где его могут подслушать недобрый человек ли, фея, кто угодно! Я сказала Грегори, как меня зовут, но мы с ним беседовали в доме... Здесь же, в парке... Ветер может унести это имя куда угодно, и узнает его тоже, кто угодно, хочешь ты того или нет! Да и клятвами лучше не разбрасываться...

-Я просто найду этот способ, — сказала я кошке.

-Мяу, — серьезно ответила она и вдруг вцепилась когтями мне в запястье, да так, что выступила капелька крови.