Чудовища из Норвуда. История розы

-Моя дорожка давно уж вымощена.

-Вам что, так хочется пострадать в одиночестве? — спросила я.

-Нет. Просто я догадываюсь, как буду умирать, — нехотя ответил Грегори. — Я не хочу, чтобы ты это видела.

-Кажется, вы знаете что-то... — Я схватила его за плечи. — Говорите немедленно!

-Не при этом же!.. — он кивнул на Мейнарда, который уже почти сросся с приютившей его бузиной.

-Хорошо, скажете дома, — процедила я. — Идемте! Я хочу переодеться наконец в нормальное платье... И только посмейте еще раз отмочить такую штуку, я вам... я вам не нос разобью, я вам шею сверну! И ни за что, ни за какие сокровища мира я вас не брошу, не мечтайте даже... Грегори? Вы...

Наверно, уже много лет никто не видел слез Грегори Норвуда — он запрокинул голову вверх, к кронам деревьев, но редкие капли все равно катились по щекам. Они были солеными, как кровь, — я почувствовала это, коснувшись губами его подбородка.

Грегори глубоко вздохнул и спрятал лицо у меня в волосах.

-Идем домой, — шепотом сказала я на ухо Грегори Норвуду. — Идем...

Он кивнул, а Кензи Мейнард, осторожно выбравшись из кустов, спросил шепотом:

-Так кто из вас чудовище? Я что-то не понял...

Ответом ему был сдержанный гул старых деревьев. Кажется, они смеялись.

21.

-Я не стану в очередной раз спрашивать, зачем вы это сделали, — сказала я, когда мы остались наедине, — однако...

-Если ты думаешь, что мне легко было принять такое решение, то ты ошибаешься, — перебил Грегори.

Он стоял у окна, глядя в темноту — уже сгустились сумерки, дни уже пошли на убыль, а ночи становились все длиннее и длиннее...

-Неужто?

-Да. Я все же повторюсь: мне нужно было, чтобы ты ушла сама, по собственному решению. Конечно, я мог тебя выставить: связал бы да приказал слугам отвезти к твоему брату, вот и все. Но ты ведь упряма, ты наверняка попыталась бы вернуться, разве нет?

-Конечно, — вздохнула я, подошла и обняла его со спины. — Хотя бы ради того, чтобы посмотреть в ваши бесстыжие глаза и узнать, чем заслужила такое свинское обращение! Связали бы, надо же... И будьте уверены: вернуться я смогу. Брат мне теперь не указ, не удержал бы, а уж найти поместье — делать нечего. Я ведь тоже из Норвуда, не заплутаю...

-Ты о чем? — нахмурился он — я видела отражение в оконном стекле.

-Во мне есть капля крови Норвудов, — сказала я, — так духи сказали. Именно поэтому я вижу здешних духов и могу говорить с ними, даже со старыми деревьями.

-Ты что, шутишь? — Грегори развернулся, наконец, и на лице его читалось такое недоумение, что я, признаться, удивилась. — Деревья не разговаривают!

-Конечно, а фей не существует.

-Феи — разговор отдельный. Да, духов вижу и я, а в детстве даже беседовал с ними, но... Мне казалось, в детстве если не все, то многие разговаривают с воображаемыми друзьями, животными и игрушками!

-Вы просто забыли, — сказала я, внимательно глядя ему в лицо. Интересно знать, в самом деле марьянник способен пробуждать ум? — В детстве вы ведь наверняка не просто так беседовали с духами? Они вам отвечали, я уверена, пусть не словом, но делом!

Грегори нахмурился, будто мучительно пытался что-то припомнить, потом встряхнул головой:

-Может быть... когда-то давно... Было дело, я лазал по яблоне и сломал большой сук, так отец надавал мне оплеух и заставил идти извиняться и лечить ее. Старая такая яблоня, ее сразу узнаешь — корявая, приземистая...

-Кажется, я ее знаю, — серьезно ответила я. — У нее еще на одном суку большой нарост — так кора закрывает раны.

-Должно быть, это она. Потом... Я удрал с младшими слугами на озеро — там над обрывом привязали веревку к старой иве, раскачивались и прыгали, соревновались, кто дальше улетит в воду, — продолжил Грегори и взялся за виски. — А однажды веревка оборвалась... Только я не грохнулся на отмель — меня подхватили ивовые ветви, словно на руки взяли, и поставили наземь...

-Помнится, веревка еще раз обрывалась, и уж не на той ли самой иве? — спросила я. — И озеро не позволило вам утонуть, верно?

Он молча кивнул.

-А у старых деревьев духов нет, — добавила я. — Они сами по себе, и они нездешние. Говорят, вы когда-то их понимали, а потом потеряли способность их слышать. Они бы могли передать что-то через духов, но вы ведь и с ними опасаетесь заговаривать!

-Конечно. Поди отличи их от фей! — усмехнулся он и вдруг снова нахмурился. — Погоди, о каких старых деревьях ты говоришь? Тех, что в центре парка? Большая купа, сросшаяся стволами?

-О них самых! Вы что-то вспомнили?

-Нет... нет... — Грегори снова встряхнул головой. — Кажется, отец говорил мне о чем-то, связанном с ними, о чем-то важном... Но я не придал этому значения, пропустил мимо ушей, должно быть. Когда это дети внимательно слушали родителей? А потом...

-Что было в письме, вы тоже вспомнить не можете? — спросила я.

-Откуда ты... А! Ну конечно, Хаммонд проболтался! — фыркнул он. — Старый сплетник... Я помню, что письмо было, Триша. Помню, что сидел над ним всю ночь и старался заучить сказанное в нем наизусть, а под утро собирался сжечь, как просил отец. Память у меня всегда была отменная, и я был уверен, что уж такое-то не позабуду, и если придется... Что я должен был сделать? Этого я не знаю...

-Пробелы в хрониках вы тоже обнаружили, — напомнила я.

-Да, когда начал звереть от скуки и решил привести их в порядок — все какое-то занятие! Но изъятого не нашел. Должно быть, эти страницы уничтожили как позорные или что-то в этом роде, — усмехнулся Грегори. — Представляю, что должны были отчудить предки, чтобы отец приказал убрать с глаз долой описание их похождений!

-Не представляете, — ответила я, дождалась, пока он вопросительно взглянет на меня и пояснила: — Эти ваши предки не только крестьянок на сеновалы затаскивали и соседние земли присваивали. Они убивали фей. И если бы вы прочли те страницы, то, быть может, никакого проклятия и не случилось бы...

-Но если так, почему отец вообще решил...

-Да не отец ваш, а еще его прадед! Должно быть, опасался чего-то... Скорее всего, легкомыслия потомков вроде вас, — добавила я, пригладив ему взъерошенные волосы. — Сами посудите, вдруг бы вы по малолетству и недомыслию проговорились феям о чем-то очень важном? Тогда и вы оказались бы в опасности, и способ, которым можно уничтожить фею, канул бы в небытие... Вы, возможно, избежали бы проклятия, но скоро умерли бы, а Норвуд остался бесхозным. Я ведь верно понимаю: никаких побочных ветвей у семейства нет?

-Нет, — покачал головой Грегори. — Если даже младшие сыновья уходили из семьи, они брали другие имена, но это случалось очень редко. Дед рассказывал, в Норвуде когда-то было полным-полно народа, но то было во времена его детства. Потом многие ушли воевать, девушек отдали замуж... Ну а моему отцу досталось доброе пожелание феи. Я — последний мужчина в роду, и... Не хотел тебе говорить, Триша, но у меня осталось всего три лепестка...

-Но их же было куда больше!.. — воскликнула я, припомнив проклятую розу, какой я видела ее в последний раз. Да, она выглядела уныло, но лепестков еще хватало! — Неужто это из-за вашего поступка?

-Должно быть, так, — Грегори отошел от окна, тяжело опустился на кровать, поманил меня к себе, и я охотно села рядом, позволив обнять себя и прижать покрепче. — Сколько лет прошло, а я все не могу понять сути... Что я ни сделаю — все оборачивается против меня! Наверно, если я буду просто лежать и смотреть в потолок, лепесток все равно упадет. Скажем, потому, что я предавался лени, а мог бы в это время пробегать мимо озера и выудить из него незадачливого рыбака! Или, наоборот, остановил бы браконьера и спас оленя...

Я невольно замерла. Кажется...

-Кажется, я поняла, — прошептала я, обхватив его за шею. — Было сказано, та роза срослась с вашей душой. Каждый раз, когда вы делаете что-то, что ранит вас, она теряет лепестки!

-Так выходит... — Грегори рывком сел, отстранив меня, — как бы я ни поступил, все равно... Нет, Триша, постой, что за чушь! Помнишь браконьера? Думаешь, я так уж расстроился, когда он попал медведю в пасть? А лепесток упал...

-Может, и не расстроились, а заноза осталась. Или вовсе пожалели, что это не вы оторвали ему голову, главное, это как-то вас задело. Вы подумайте, припомните, из-за чего еще роза теряла лепестки... Вот из недавнего — я уехала за покупками, а вы рассердились! Но дело было вовсе не в вашей злости, ведь так? — тихо спросила я, глядя в темные глаза.

-Нет, — честно ответил он. — или не только в ней. Мне было... не знаю, как это описать! Я доверился тебе, а ты... Я подумал, что ты сбежала, воспользовавшись моим опрометчивым разрешением, и мне стало настолько горько... Я же ничем тебя не обидел, хоть и пытался! Но то все было притворством, и ты прекрасно это видела, так ведь? А ты вернулась, заговорила со мной, как ни в чем не бывало, и тут уж я вспылил!

-Значит, я права, и дело только в вас... И теперь вы, чтобы избавиться от меня... — тихо выговорила я, не отрывая взгляда от его лица.

-Да, я рвал себе душу по живому, — без тени иронии промолвил Грегори. — Я только хотел, чтобы ты ушла подальше от этого проклятого места, и пусть бы я потом свихнулся от боли, лишь бы тебе ничто не угрожало, лишь бы ты была счастлива...

-Глупое чудовище, — серьезно сказала я и поцеловала его в мною же разбитый нос. — Ну что за чушь вы несете? Как же я смогу быть счастлива без вас? Нашли, понимаете ли, принца, какого-то проходимца с большой дороги, и решили, что я им соблазнюсь?

-Он хорош собой и обходителен.

-И вы решили, что я польщусь на этакий сладкий леденец, каким он себя выставлял? Не спорю, человек этот Мейнард, может, и неплохой, но пусть уж по нему служанки вздыхают. А от меня вы не избавитесь, можете и не пытаться!

-Больше не стану, — пообещал Грегори и, устроившись поудобнее, обнял меня как-то особенно уютно. — Могу я хоть последние дни прожить...

Он умолк.

-Ну же, договаривайте, — попросила я, заглядывая ему в лицо. — Как именно?

-Да как угодно, — ответил Грегори и грустно улыбнулся. — Лишь бы с тобой... Триша, я в самом деле не хотел, чтобы ты видела, как это будет. Но иначе, кажется, не получится.

-Что-то вы рано сдаетесь, сударь...

-Посчитай, сколько лет прошло... Ты же читала хроники? Посчитай и скажи, много это или мало, рано или поздно!

Я промолчала, потому что Грегори не нужны были утешения, а переубедить его смог бы разве что Джонни — копытом по лбу, и то еще неизвестно, что оказалось бы прочнее...

-Я слышала, вы были злы на отца, — сказала я, помолчав.

-То есть?

-От Моди я слышала, вы осердились на него за то, что он принуждал вашу матушку пытаться родить еще сыновей или хоть дочерей.

-О, ну конечно, — мрачно произнес Грегори. — Слуги слышали что-то, толком не поняли, домыслили невесть что! Ну да что теперь скрывать? Не было такого. Отец знал, что тягаться с феями не просто бессмысленно, но и опасно, и после очередной неудачной попытки зарекся иметь других законных детей, кроме меня. А матушка вот не сдалась... — Он тяжело вздохнул. — Отец рассказывал мне, когда я вошел в тот возраст, когда уже самому пора думать о наследниках: он и уезжал надолго, и старался ночевать один, но он любил матушку, и по возвращении, сама понимаешь, удержаться не мог... А она, как он ни убеждал ее, как ни старался уберечься, всеми правдами и неправдами ухитрялась понести снова. Так она видела свое предназначение, и не мне ее судить...

-И что же такое с ним сталось? Что вы увидели? Моди сказала, вы не успели, но на похоронах, должно быть, присутствовали?

-Да, — Грегори помолчал. — Я приехал так скоро, как только мог, загнал трех лошадей, но все равно опоздал. Я не мог успеть: даже родной Норвуд будто ополчился против меня — разлился овраг, упало дерево, конь сломал ногу, угодив в яму... Когда я ворвался в дом, отец едва-едва испустил дух. Но я, право, не узнал его. Он был немолод, но еще силен и крепок, как все Норвуды, и в те годы даже седины у него было немного!

Он вздохнул, потом добавил:

-А увидел я иссохшего древнего старика, которого даже ребенок смог бы поднять на руки. Слуги сказали, отец истаял за считанные дни, и все это время он исступленно писал и писал, а когда не мог удержать перо, приказывал Хаммонду привязать его к пальцам... А я, Триша, не могу вспомнить ни слова из его прощального письма!

-Думаете, на нем тоже лежало проклятье, и оно подействовало именно так? — после паузы спросила я.

-Уверен. Но не знаю, не могу представить, какое именно! И если мне предстоит подобное, я не желаю, что бы ты смотрела на это... Ладно еще иссохнуть, но что, если я начну разлагаться заживо? — его передернуло. — Хотя... если действительно будет так, то прошу — добей меня, Триша, не заставляй мучиться...

-Я вас прямо сейчас придушу, если вы не прекратите жалеть себя, — мрачно сказала я. — Духи сказали, нужно дотянуть до того времени, как откроются врата Зимы, с той минуты у фей не будет прежней силы. А до того, сударь, нам нужно найти кое-что...

-Что же?

Я шепнула ему на ухо, но он только рассмеялся:

-Брось, это сказки!

-Да вы ведь живете в сказке, сударь, не забывайте! Только больно уж она страшная, — усмехнулась я. — Скажите лучше, где ключи от усыпальницы?

-Они-то тебе зачем? — поразился Грегори. — Я там уж много лет не бывал. Что толку смотреть на пыльные надгробия? Я и так помню родителей и деда с бабкой, а забуду — вон портреты...

-А все же?

-Не помню я! Надо спросить у Хаммонда, у него ничего не пропадает. А теперь прекрати болтать! Сама же говоришь, нужно дотянуть до начала зимы, а до нее еще так далеко...

"Лето и осень пролетят быстро и даже слишком, — подумала я, отдаваясь ему полностью, без остатка. — Но если даже у меня ничего не выйдет, то останутся хотя бы эти безумные ночи с Норвудским чудовищем!"

22.

Кензи Мейнард прижился в Норвуде, хотя обоих нанятых слуг Грегори отослал прочь. Этот же юноша очень опасался возвращаться, по крайней мере, в ближайшее время: кажется, на него имели зуб не последние люди в округе, и ему представлялось более безопасным отсидеться в Норвуде, куда чужим путь заказан, пускай даже и рядом с чудовищем, чем отправиться обратно в большой мир с риском быть повешенным. Грегори послал его на конюшню, и там Кензи неплохо себя показал: он любил лошадей и не чурался грязной работы. Видно было, что за свою не столь уж долгую жизнь он успел сменить не одно занятие!

От меня, а уж тем более от Грегори Кензи шарахался, и немудрено... Однако он был мне нужен, поэтому как-то вечером я подстерегла беднягу прямо на конюшне — он как раз чистил денник Джонни.

-Послушай-ка, — сказала я, похлопав юношу по согнутой спине, и он едва не сунулся головой в свежий навоз. — Мне нужна твоя помощь.

-Что такое, госпожа? — он разогнулся, глядя на меня с явным испугом.

-Скажи, ты умеешь вскрывать замки? — спросила я, угощая потянувшегося к мне Джонни соленым сухариком.