Влюбленные в море

— Рассказывайте.

И она рассказала, повинуясь голосу властному, но доброжелательному, рассказала, еще раз подтверждая убеждение, что один человек плохо хранит свои мысли, тем более тревожные.

— ...последняя просьба мистера Хоука перед тем как его увели. Я не знаю даже, жив ли он!

Девушка замолчала, прикусывая нижнюю губу.

— Кортинас знает?

— Нет.

— Значит, мне вы доверяете больше брата?

Смешок, он сам себе не верит.

— Нет. Но в том-то и дело, что он — брат и чувствует всегда за меня ответственность. Беспокоится, будто о маленькой.

— Это естественно. Такую девушку хочется оберегать, — Лючита глянула сердито, и Питер взмахнул рукой, мол, я не о том. — Не понимаю только, почему вы ему не сказали. Это могло привести его на вашу сторону.

— Не знаю, — с сомнением пробормотала юная сеньорита.

— Ваш брат — человек чести.

— Да, но... я не хочу пока ему говорить. Он старше и считает себя вправе указывать, что мне делать.

— А вам это не нравится.

— А кому это может понравиться?

— Любой другой женщине льстит забота мужчин, как и подчеркнуто вежливое и восхищенное отношение.

— Вы верно подметили: любой другой. Я не любая.

Ответ резкий, и снова короткий смешок. Питер разглядывает дерзкую сеньориту, в глазах любопытство и что-то еще, явно к добру не ведущее.

— Что вы собираетесь делать?

Лючита потирает виски, бросает небрежно:

— Я еще не решила. Прогуляюсь по городу.

— Вы...

— Обещаю не лезть ни в какие дела сомнительного свойства и вести себя сколь возможно прилично. Я лишь погуляю.

Инглес цокает языком, явно не поверив словам.

— Я могу вам составить компанию?

— Не думаю, — отвечает она слишком быстро.

Питер хмурится.

— Сеньорита Фелис...

Девушка встает, прерывая беседу. Одергивает колет, сдержанно кивает.

— Сеньор Стоун, не смею вас больше задерживать. Уверена, дела ваши никак не терпят отлагательств.

Он поднимается со вздохом, склоняясь перед упрямицей. У дверей уже добавляет:

— Об одном прошу: будьте осторожны.

— Всенепременно!

И улыбается — широко-широко.

* * *

День давно перевалил за половину, но погода стояла душная, влажная, никак не способствуя ни хорошему настроению, ни прогулкам.

Нужный дом нашелся сразу, хоть и располагался далеко от пристани. Поднимаясь по улочке, Лючита предвкушала шоколадные сладости и горечь перченого кофе, сдобренного ромом, радушную улыбку хозяйки и странные ее разговоры.

"Шоколатери" оказалась закрыта. Юная сеньорита встала, разглядывая в недоумении запертую дверь и заслоненные деревянными ставнями окна. Все это мало вписывалось в представления о радушии и гостеприимстве.

Чита оглянулась и вздохнула. Унати стоял в отдалении, высился черной фигурой, и, казалось, растерянности ее не замечал. Девушка постучала в дверь раз, другой, подождала, погромыхала ставнями так, что на балкон дома напротив вышла местная жительница, квартеронка, судя по оттенку кожи и буйной черной шевелюре. Дама весьма пышных форм уперла руки в крутые бока и зашлась тирадой, из которой Лючита поняла едва половину, и ту не лицеприятную. Сводилась речь к тому, что сеньора Фернандес не работает сегодня, и что нечего так шуметь, добрым людям мешать.

Неожиданно в разговор вступил Унати, и тут девушка поняла еще меньше, потому как хистанских слов в диалоге оказалось совсем мало, что ничуть не мешало собеседникам общаться на каком-то им одним ясном наречии. Матрона подобрела даже, замахала пухлой рукой, что-то объясняя. Лючита стояла, ощущая себя лишней. Показалось даже на миг, что про нее забыли, и что уйди она сейчас — никто не заметит, но открылась за спиной дверь и выглянула из-за нее виновница шума, "несравненная сеньора Фернандес", как сказал бы мистер Хоук. Оглядела улицу, бросила пару слов соседке, от которых та замолкла и скрылась в полумраке дома.

— Здрравствуйте, сеньоррита. Этот с вами?

Оценивающий взгляд на здоровяка-негра, кивок Лючиты, и приглашение:

— Милости просим.

Провожая гостей до стола, она вздыхала и терла ладони.

— Сеньора Фернандес, можно вопрос? Почему вы закрыты сегодня?

Вздохи стали более глубокими, девушка перехватила хозяйку за кисти рук, разворачивая к себе. Отпустила тут же, устыдившись собственной порывистости. А сеньора не выдержала и начала причитать:

— Ох, сеньоррита, да я думать ни о чем не могу, и делать ничего не могу, и трревожно так, ох! Ну как тут рработать? Я даже кофе сваррить не могу! Все из ррук валится.

— Что случилось?

Женщина взглянула на Читу с недоверием, отстранилась даже, чтобы выпалить в лицо:

— Это все ты! Ты ушла с ним вчерра, и мой сеньорр исчез! Ох, чуется мне недобррое. Но ты же ничего с ним не сделала, а? Говорри же!

Она вновь стала всматриваться в лицо девушки, выискивая одной ей известное. Лючита качнула головой.

— Он... мистер Хоук в полном порядке... наверное. Встретил вчера знакомых и... я в его дела не посвящена.

Чита самой себе не поверила, не то, чтобы убедить кого-то другого, но сеньора Фернандес неожиданно успокоилась, приняв слова за чистую монету. Кивнула своим мыслям, возвестила с неудовольствием, но облегченно:

— А, опять дела его...

Девушке же ничто ясным не стало, но разубеждать восприимчивую сеньору она не собиралась.

— Кофе?

Предложение было встречено с радостью.

Час пролетел незаметно. Хозяйка колдовала на кухне, мурлыкая под нос песенки. Худенькая девочка-подросток, года на два младше Лючиты, накрывала на стол, тихо и молча, явно сторонясь невозмутимого в спокойствии Унати.

Кофе согревал тело и душу, сладости таяли во рту, и разговоры велись неспешные, будто собеседникам и делать больше нечего, кроме как говорить. Так начал рассказывать историю свою бывший раб, непривычный к тому, чтобы белая женщина, любая, кроме Лючиты, обращалась к нему на равных и любопытствовала о судьбе.

История его оказалась не хуже других: потомок беглых рабов, маронов, родился свободным, рос, воспитываясь в традициях своего народа и ненависти ко всему хистанскому, был пленен при набеге на поселение. Не единожды продан был — из-за сумрачного характера и нежелания сгибать спину. Попал к пиратам — опять же в виде пленника. И стал свободным благодаря Лючите.

Сеньора Фернандес спросила, как же он служит, если юная сеньорита тоже хистанка, на что Унати ответил, что есть госпожа и есть презренное племя, и вещи это совсем разные.

За разговорами Чита едва не забыла о цели прихода, хоть и казался сей факт невозможным совсем недавно.

— Сеньора Фернандес, а вы не знаете случаем, где в этом городе можно купить книг? Хочу пополнить свою коллекцию.

Женщина задумалась лишь на миг, а после начала тараторить:

— У Аррмана Коррентаса, он дерржит книжную лавку, как рраз недалеко. Это между базарром и домом обувщика. Еще спрросить можно у Торра Вильсона, он инглес, живет в их кварртале, синий дом в два этажа с зеленым балконом. Или у Тома Фаррварртега, но к нему не ходите, дуррной человек.

— А как же сеньор Кальярес?

— О, сеньорр Кальяррес... да рразве ж прродаст он чего?! У него эта, как ее... библиотека. Там книги читают, но не беррут с собой. Чудно.

— Это именно то, что нужно! А где он живет, не скажите?

— Как же, скажу. За трри улицы от меня, как выйдете, так срразу напрраво. Кррасный дом с высокими окнами, две дверри, над одной из них вывеска "Частная библиотека сеньорра Кальярреса". Его нетрудно найти.

Блеск глаз Лючиты и благодарности, прощания и заверения, что "придут, обязательно придут еще".

На улице попрохладнело и стало гораздо приятнее. Сеньора Фернандес не обманула, дом нашелся легко. Прикрытые ставнями окна на первом этаже, балкончики с резными перилами на втором. Вывеска, красный цвет стен. Лючита шагнула к двери и едва не была сбита молодым человеком, что вышел оттуда стремительно. Отшатнулась, ладонь жестом привычным легла на рукоять сабли, и после лишь она рассмотрела мужчину.

Высок и хорош собой. Глаза странного цвета, не то синего, не то зеленого, орлиный нос, плотно сжатые губы, подбородок, выдающий твердость духа. Одет не без изысканности, но просто, у бедра шпага, за поясом пистолет. Оглядывает девушку, цепляясь взглядом за оружие, возвращается к лицу.

— Великодушно прошу простить меня, сеньорита, за оплошность. Ни в коей мере не желал вам навредить.

— Ничего страшного, — бормочет Лючита, — не навредили.

— Чему весьма рад. Извините, но я спешу.

Короткий поклон, улыбка сеньориты Фелис, и незнакомец, не оглядываясь, удаляется ниже по улице. Она провожает взглядом, а затем, словно опомнившись, берется таки за ручку двери.

За порогом встречает мужчина, вздрагивает и выдыхает тут же, признавая в посетителе девушку.

— Здравствуйте, — Чита улыбается сколь можно обаятельно, — не подскажете, это дом сеньора Кальяреса? Могу я видеть хозяина?

Сеньор выуживает из кармана платочек и промокает лоб.

— К вашим услугам, сеньорита.

Девушка оглядывает его с недоверием. Почему-то казалось, что друг мистера Хоука должен быть подобен ему самому, крепкому и тертому жизнью, жадному до приключений. А здесь же... высокий лоб и жидкие волосы, очки на тонком носу с горбинкой, невысокий рост, тело, будто измученное голоданием, длинные нервные пальцы музыканта или писаря. Книгопечатник, одним словом. Или скорее книжный червь.

— Мне вас рекомендовал мистер Хоук, Малкольм Винсент Хоук.

Взгляд хозяина обращается за спину девушки, та не выдерживает, оглядывается, но там лишь Унати загораживает проход.

— Вы его знаете? — переспрашивает девушка, — мистер Хоук...

— Тише, — шипит сеньор не хуже гуся, — что вы шумите? У меня посетители.

Он снова оглядывается, на этот раз куда-то за спину себе, на приоткрытую дверь, разворачивается и манит за собой. Им не остается иного, как пройти следом.

Гостиная мягка и уютна, в глубоких креслах попивают что-то из чашек мужчины того же возраста, что и хозяин, то есть, в отцы ей годящиеся. Кивают, Лючита отвечает на приветствия улыбкой и наклоном головы, но не останавливается, следуя за сеньором Кальяресом.

На втором этаже за одной из дверей оказывается кабинет, простой и удобный. Мужчина предлагает гостям присесть, косится на здоровяка-негра, но вопросов не задает, бормочет лишь:

— Что-то часто стали, да... часто...

Девушка берет на себя смелость переспросить:

— Простите, о чем вы?

— Нет-нет, сеньорита...

— Фелис, Лючита Фелис.

— Сеньорита Фелис... чудное имя. Простите, что не предлагаю вам пройти за стол, но слишком волнителен момент для меня. Когда вы видели мистера Хоука?

— Не так давно... что-то случилось?

Она спросила, не желая выкладывать все карты сразу. Мужчина глянул поверх очков, пожевал губами.

— Не знаю, пока что не знаю. Что-то много непонятностей этих... впрочем, вас это не должно касаться. Так для какого дела меня советовал мистер Хоук?

— Не то, чтобы для дела, скорее поручение дал. Он просил передать, что пора убираться вам из Картахены, да подальше. Так и сказал.

Сеньор Кальярес оживился чрезвычайно, встал из-за стола, пересек стремительно половину комнаты, остановился, протирая очки выуженным из недр одежды платочком.

— При каких обстоятельствах это было сказано? Где мистер Хоук?! Сеньорита Фелис, не молчите же!

— Я... не знаю, — растерянно пробормотала девушка.

Сеньор вернулся к столу, взгляд обратился на стул, но мысль присесть явно была отвергнута, потому как он вернулся на середину комнаты, не решаясь, впрочем, подойти ближе.

— Сеньорита, если вы знаете что-то, скажите! От этого зависят жизни людей.

И Лючита, в который раз повинуясь мужской просьбе, рассказала и про знакомство их, и про нападение в переулке, и про пленение.

— А потом его увели. Куда — не знаю.

— А как вы на свободе оказались?

В облике сеньора Кальяреса сквозила подозрительность.

— Мне помогли друзья.

— А они ни коим образом не связаны с пленившими вас людьми, случайно так...

— Нет. Мы люди в городе новые.

— Торговцы?

— Можно и так сказать. Больше свободные путешественники.

Сеньор улыбнулся рассеянно, явно погруженный в свои мысли. Пересек оставшуюся половину комнаты.

— Сеньорита, побудьте здесь, я скоро вернусь.

Дверь закрылась, отрезая гостей от окружающего мира. Лючита покосилась на Унати, но тот сидел невозмутим. Как сейчас хотелось совета Энрике или же Питера, а неулыбчивый негр... его не понимала совершенно, но верила в преданность и надежную защиту.

Сеньор Кальярес не возвращался никак, и девушка прогулялась до стола. Среди бумаг идеальный порядок, все на рабочем пространстве выверено и удобно. Чернильница, перья, серебряный колокольчик, стопка чистых листов, пара книг — все под рукой. Одно издание внимания не привлекло, а вот второе, про ранние путешествия и географические открытия, показалось интересным. Открыла первую страницу и ахнула: книга датировалась одной тысячей шестьсот двадцать третьим годом. Когда печатали ее, не было еще ни Исхода, ни бури, расколовшей мир, и оставались открытыми пути в Старый Свет, который, если верить словам мистера Хоука, до сих пор существует.

Историю путешествий изучить не дали. Дверь распахнулась, впуская одного за другим неизвестных Лючите мужчин, настроенных совсем недружелюбно, особенно если учесть оголенные шпаги в руках и пару пистолетов.

— Живыми берите! — пискнул сеньор Кальярес из-за спин, — только живыми!

Девушка попятилась за стол, лапая рукоять сабли, матрос встал на пол корпуса впереди, прикрывая. Противников насчитала четверых, у порога выглядывал хозяин дома и еще один сеньор.

— Ну уж нет, — прорычала Лючита, — Уберто, окно! Черт тебя дери, окно!

Моряк понял, массивный стул отправился прямиком в сгрудившихся противников, а второй вышиб стекло и резные деревянные перегородки. Девушка птицей взлетела на подоконник, молясь, чтобы не выстрелили в спину, прыгнула, пальцы зацепились за опору соседнего балкончика, приостанавливая падение. Земля встретила ударом в подошвы, в которой раз подумалось, насколько ласковей и нежнее море. Чита посторонилась, потому как следом черной горой рухнул Унати, едва не обрушив многострадальный балкон.

Пользуясь замешательством хозяина дома и гневных сеньоров, потрусили по улице, стряхивая боль с отбитых подошв и осколки стекла с одежды.

* * *

Кортинас встретил хмурым лицом. Лючита подумала, что сейчас начнутся нравоучения, но братец заговорил о другом, серьезно, без тени усмешки.

— Сдается мне, дорогая сестренка, дело еще хуже, чем я предполагал. Пока ты гуляла, мы тут следили за домом, где вас держали. Так вот, подъезжала туда карета с вензелем губернатора, привозила кого-то и вскоре обратно же отвезла. О чем говорили, подслушать не удалось, но экипаж проследили. Как есть — дом губернатора. Вряд ли он сам, но кто-то из доверенных лиц, наверняка. Так что... а что это с вами? — Энрике заметил наконец странное состояние кузины. — Да у тебя кровь на ладонях!