— Да?
— Большая часть экспозиции посвящена войнам той эпохи.
— Посмотрим.
— Безусловно, речь идет об очень жестоких кровавых временах.
— Значит, с тех пор в Галактике ничего не изменилось.
— Не сказала бы. У нас есть конституция, закон, гражданские права. Мы выбираем власть путем голосования. Тридцать тысяч лет назад все было иначе. Например, даже рабство считалось совершенно нормальным явлением на Корусканте.
— Оно и сейчас считается совершенно нормальным явлением на многих планетах Внешних Регионов.
— Да, я слышала эти слухи.
— Живой слух стоит перед вами. Я был рабом с самого рождения.
— Извините, — твилекка растерялась.
— Ничего страшного, — сказал Анакин и ткнул пальцем в сторону рельефного шара. — Это что, древний Корускант?
— Да. Когда еще не было тысячи уровней. Зато были горы, реки, моря и даже целые океаны. Океаны разделяли поверхность суши на несколько материков. На материках располагалось множество мелких государств, порой с самыми разными режимами правления. Жили здесь только люди, — твилекка задорно улыбнулась. — Эти государства объединились в одно только после контакта с внепланетными цивилизациями. А до этого шли бесконечные войны.
— Неужели никому одному так и не удавалось завоевать всего одну планету?
— Масштабы изменились. По сравнению с нашими временами, это то же самое, что завоевать целую Галактику. Что пока не удалось никому. К счастью.
Скайуокер пожал плечами.
— Однако история тех времен знает по крайней мере два больших и сильных государства. Оба они располагались на восточном материке. Могуществу их правителей не было равных в этом мире.
Твилекка остановилась перед двумерной картой.
— Первое создал человек, чье имя предположительно звучало как Ниджумэт. Он объединил мелкие племена, населявшие вот эту пустыню в один народ и начал свои завоевания. Он же и написал первый свод законов для своего народа. До этого существовали только традиции и религиозные ритуалы. Свод законов, принятый Ниджумэтом, основывался на обязанности взаимопомощи, единой для всех дисциплине и осуждении предательства без каких-либо компромиссов.
— А вы говорите, что только теперь "у нас есть конституция, закон, гражданские права", — процитировал ее Анакин. — Оказывается, все это было уже тридцать тысяч лет назад. И, наверно, функционировало.
Твилекка покачала головой.
— Те законы были чрезвычайно жестоки. Смертная казнь полагалась не только за убийство, но и за кражу, грабеж, невозвращение долга. За неоказание помощи боевому товарищу.
— За неоказание помощи кому-то из моих людей я бы тоже убил.
Пока твилекка собиралась с мыслями, он добавил:
— Вы никогда не были на войне.
— Да, — согласилась она. — Я знаю, что там действуют другие законы. Но нельзя всю жизнь прожить на войне. Ниджумэт действительно достиг мира в своем государстве, уничтожил разбойников и развил торговлю, но вся его власть держалась на крови. Не говоря о военных походах, погубившим по оценкам историков миллионы людей.
— Да, сейчас это делается намного более... культурно. С помощью экономического давления, например. А это что такое?
— Копия древнего манускрипта. Вернее, даже копия с копии. Слова приписываются одному из сторонников Ниджумэта. Там внизу есть перевод на общегалактический.
Анакин вгляделся в текст.
"Некогда была змея, имевшая тысячу голов и один хвост. Множество голов ее дергали одна другую из стороны в сторону и были придавлены и убиты повозкой. Была еще одна змея, имевшая тысячу хвостов и одну-единственную голову. Хвосты ее, следуя за единственной головой, вошли все в одну дыру и не были придавлены повозкой".
— Притча символизирует авторитарную власть Ниджумэта, — пояснила твилекка.
— Понятно, — задумчиво произнес Скайуокер. — Хорошая притча. А это что за сундук?
— Это все, что осталось от гробницы другого великого завоевателя. Собственно, сама гробница и несколько плит, прежде украшавших стены.
Твилекка ступила к прозрачному ограждению и включила вспомогательное освещение. Синий камень словно потеплел, подтаял, и Анакин заметил, что верхнюю плиту огибает золотая вязь.
— Тут что-то написано?
— Да. Текст высвечивается сверху, видите?
"Здесь покоится знаменитый и безжалостный властитель, один из величайших правителей, самый могущественный воин, повелитель Румит, покоритель мира".
— Румит жил позже Ниджумэта? — спросил Анакин.
— Да, почти на два века позже. В переводе с того древнего языка "Румит" значило "железный". В молодости он получил тяжелые увечья и впоследствии всю жизнь хромал.
— От него не осталось никаких изображений?
— Почти ничего, если не считать записей современников. Согласно одной из летописей, Румит был высок для своего времени. Иногда носил доспехи из сцепленных стальных полос и наплечников, а также черный шлем, закрывавший уши и шею. Это все, что известно.
— С чего он начал карьеру?
— Практически с нуля. Он происходил из бедного рода воинов. Сумел сплотить вокруг себя людей. Сначала Румит отражал нападения на свои поселения, а затем начал и сам завоевывать и грабить. В конце концов, он разбил армии всех могущественных государств. Одну за другой. По легенде, он был абсолютно бесстрашен, не раз сам вел войска в бой и прекрасно владел мечом. И никогда не проигрывал сражений.
— Спустя тридцать тысяч лет мы и не мечтаем о такой славе.
— К сожалению и Румит более всего прославился крайней жестокостью. Он беспощадно подавлял любые бунты. И провел практически всю жизнь в сплошных походах, наказывая восставших и завоевывая новые страны. Один из наиболее страшных эпизодов той истории — это поход в южные земли только для того, чтобы ослабить и запугать тамошнего правителя.
— И это удалось?
— Да.
— Значит, это было по крайней мере целесообразно.
— А убивать сотню тысяч пленных для устрашения? Скажете, что это тоже было целесообразно? Притом, Румит был беспощаден не только к врагам, а даже и к своим людям. В походе на северные земли он приказал убивать отстающих воинов. Чтобы в армии не было беспорядка.
— Поверьте на слово, беспорядок на войне обходится очень дорого.
— Только не говорите мне, что в республиканской армии дела обстоят так же, как и во время Румита.
— Увы, нет, — Анакин скривил губы. — Поэтому мы никак не можем покончить с сепаратистами.
Твилекка вздохнула.
— Вы считаете, что мир невозможен?
— Мир будет возможен после капитуляции противника.
— Я все-таки надеюсь, что Сенат найдет другое решение проблемы. Варварские времена, когда отношения выяснялись с помощью меча, давно прошли.
— Да? Наши рыцари-джедаи до сих пор машут саберами.
— Ну, — удивленно протянула твилекка, — это все-таки другое.
— Вы так думаете?
— Конечно. За тридцать тысяч лет мир изменился. Как бы вам этого не хотелось, ни Румит, ни Ниджумэт не смогли бы вести свои войны и править Галактикой.
— Почему?
— Хотя бы потому, что их власть была полностью авторитарна, а могущество опиралось в первую очередь на армию. Сейчас это не совсем так. Вы же сами сказали, что миллион людей можно легко уничтожить с помощью экономических рычагов. А Галактика велика... Вряд ли бы один Румит справился и с экономикой, и с политическими дрязгами, и с завоеваниями, и с координацией военной машины. Делайте выводы.
— Уже делаю.
Они подошли к выходу.
— Спасибо вам, — сказал Скайуокер. — Мне действительно было очень интересно. Вы здорово ориентируетесь в материале.
Твилекка улыбнулась.
— Значит, не зря защищала диссертацию.
— Вы продолжаете заниматься наукой?
— Нет. Сижу в музее.
— Интересная работа?
— Другой просто нет. Ну, кому сейчас нужны историки?
Анакин не сумел ничего ответить. Твилекка нашлась быстрее.
— Успехов. Берегите себя.
— Спасибо.
* * *
— О, она опять это делает, — сказала Ланни Шмоуг.
Сириль Клаусверден устало посмотрел на выглядывавшую в окно секретаршу. Это был мужчина лет сорока, занимавший неплохую в общем должность заместителя редактора отдела политического обозрения холокомпании "Корускант Индепендэнт". Должность, о которой многие мечтали, его уже давно не радовала. Просидеть три года на одном месте совершенно не входило в его представления о блестящей карьере. Как ни странно, подобные мысли посещали его именно за ланчем. Возможно потому, что ланч он неизменно заказывал в контору, и частенько поглощал его в обществе коллег. Здесь безупречная память служила Клаусвердену недобрую службу. При взгляде на любого из своих пятидесяти трех подопечных — журналистов и аналитиков — он сразу же вспоминал, сколько лет тот пробыл на какой должности. Молодежь владела неким магическим рецептом и поэтому делала карьеру быстрее. С некоторых пор Клаусверден пришел к выводу, что перегружать свой мозг во время еды анкетными данными сотрудников вредно. Как раз в это время в конторе появилась Ланни Шмоуг, беззаботное и прелестное существо, и теперь он завел для себя новую традицию — вкушать трапезу в обществе своей новой секретарши. Однако, даже Ланни не всегда могла развеять его мрачное настроение.
И вот сейчас Сириль не сразу сообразил, о чем речь.
— Что? — переспросил он.
Ланни, не поворачиваясь в его сторону, сообщила:
— Идет на террасу с бутербродами... и цветами!
На этих словах Клаусверден забыл о своих мучениях и, как семнадцатилетний мальчишка, бросился и приник к окну.
* * *
Терраса, располагавшаяся на уровне отдела политического обозрения "Корускант Индепендэнт", обычно пустовала. Для флаерной стоянки она была слишком маленькой, по той же причине ее было бессмысленно использовать для корпоративных вечеринок. Разве что выйти покурить. Кто-то поставил здесь столик и два старых офисных стула, что, однако, не добавило этому месту привлекательности. После нескольких часов в кондиционированном офисе со звукоизолирующим покрытием стен и окон, постоянное жужжание спидеров и аэробусов действовало на нервы — в нескольких метрах от бортика пролегала высокоскоростная трасса.
Обычный шум большого города отпугивал не всех.
Падме с трудом поставила корзину с цветами на стул, стараясь при этом не разлить кофе из чашки, которую она продолжала удерживать в одной руке, и не выронить из другой руки коробку с холодным ланчем. Офисная акробатика удалась — сказалась тренировка.
На террасу заглянул какой-то парень. Кажется, из отдела программирования. Падме сделала вид, что не заметила его. Напрашиваться программист не решился. Ну и спасибо. Общества корзины цветов ей вполне хватало.
Допив кофе и покончив с бутербродами, она еще некоторое время созерцала цветы.
Бэйл специально встал так рано утром, чтобы позвонить в службу доставки и заказать ей шикарный букет? И это после вчерашнего приема? Ой, не верится. Или у него все было расписано в органайзере еще за неделю, за месяц?
А и ладно.
Падме встала, подошла к корзине, принялась изучать композицию.
Первым делом прочитала вложенную открытку. Затем повертела ее в руках. Сложила пополам, аккуратно загнула уголки, надорвала края и опять подогнула бумагу. Подошла к бортику, держа результат на ладони. Подул ветер, и нечто, отдаленно напоминавшее по форме не то истребитель, не то аэробус, понесло по Корусканту послание "Самой красивой женщине на свете. Б.".
Осторожно, стараясь не повредить стебли, Падме развязала все путаные ниточки. Цветы оказались на свободе. Выбрав из корзины порцию не меньше дюжины, она вернулась к бортику.
Розы падали ничком, бутоном вниз. Рядом весело кувыркались пышнооперенные стрелы лилий. Иногда их подхватывал обманчивый порыв ветра с трассы, и они с надеждой взмывали вверх. Воздушный поток утихал, и цветы уходили искать землю, породившую их и теперь наглухо погребенную под столичными застройками.
За бортик упало сразу несколько лилий, и Падме долго всматривалась вниз, пытаясь различить, куда ветер погнал их желтые пятна. Неожиданно, из трассы выскочил полицейский спидер.
— Потрудитесь объяснить, что это вы делаете, — строго приказал молодой служащий муниципальной полиции Корусканта. Он вот уже десять минут наблюдал за этой странной девчонкой в коротком сером свитере и клетчатых брюках, которая рассыпала цветы вниз на голову жителям столицы. Оригинальный способ намусорить. А ну как если такой цветок попадет в несущийся на огромной скорости спидер? Прямо в лицо водителю? Он собирался прочесть ей внушительную нотацию, и уже составил речь, как вдруг девчонка улыбнулась.
— Дарю миру свою любовь, — сказала Падме. — В виде этих цветов.
В руках ее еще оставалась изящная лиловая роза. Падме протянула ее полицейскому.
— Возьмите.
Полицейский удивленно посмотрел на нее.
— Вы в своем уме?
— А вы как думаете? Посмотрите, какая великолепная роза, — цветок был втиснут полицейскому в руку. — Древний символ прекрасных чувств. У вас есть к кому испытывать прекрасные чувства?
— Какие еще чувства, вы понимаете, что...
— ... что вам срочно необходимо влюбиться!
— ... что этот мусор может попасть в голову кому-то из водителей?
— И разобьет ему сердце. Как романтично...
— Я имею в виду аварию, которую вы своими действиями можете вызвать на трассе!
— Ах, — деланно вздохнула Падме. — Вы правы. Мне не искупить свою вину, ибо теперь тысячи несчастных никогда не найдут покоя, потому что исцелить их раны сможет только сама любовь...
Ошалевший полицейский махнул рукой. Он забрал розу, решил, что, по крайней мере, цветов у этой ненормальной больше нет, и умотал восвояси, старательно не обращая внимания на посланный ему вслед воздушный поцелуй.
Насмешливую улыбку он тем более не заметил.
Теперь от дорогого подарка оставалась только корзина, и ее девать было некуда. Корзина отправилась под стол — с глаз долой. И все.
Время ланча закончилось. Сотрудник отдела политического обозрения Падме Наберрие продолжала медитировать над кружкой с остатками кофе. Никак не могла собраться с силами и заставить себя вернуться на работу. Примерно как сегодня утром. Утром вообще любой мало-мальски выходящий за рамки обыденности поступок кажется несусветной глупостью. Хотелось позвонить на работу, сказать, что плохо себя чувствуешь, потом нырнуть с головой под одеяло и отсидеться в своей квартире, в убежище, где никто не найдет, не спросит, не напомнит...
... не напомнит о том, что...
Была другая жизнь. Были воспоминания. Не стершиеся — стертые.
Вчера прошлое вернулось. С интересом посмотрело на нее глазами светловолосого мальчишки с Татуина.
Сегодня она в первый раз за десять лет обнаружила, что боится прошлого.
Вот где дура.
Могла ведь промолчать. Закончить разговор и уйти. Мало ли в Галактике Падме Наберрие?
... как и Анакинов Скайуокеров, кстати...
* * *
Скайуокер покружил над пятиугольником. Парковка наверху оказалась предназначена только для руководства "Корускант Индепендэнт". Пришлось оставить спидер внизу, на общей стоянке и ползти на лифте вплоть до отдела политического обозрения.
