Эпизод 2. Антиканон

Alma

Эпизод 2. Антиканон

http://www.lordvader.org/forum/viewtopic.php?t=254&

Посвящается: ФК Дарта Вейдера. А также всем людям, для которых на первом месте — дело.

Благодарность:

BlackDrago — за критику, дискуссии и нелегкий труд бэта-ридера, который "всегда на связи" и вылавливает сотни ляпов.

Тайсин, Надежде — за критику, дискуссии и интерес.

Очень претенциозное предисловие очень претенциозного автора.

1. Для меня Вейдер ОТ и Анакин Эп 2-3 — разные люди. Не с точки зрения сторон Силы. С точки зрения ДНК.

2. Я пурист. Мой канон — ОТ.

3. Несмотря на пункт 2, события Эп 1 на 90% совпадают со Святым Каноном Лукаса.

4. Из Эп 2-3 взято около 10%. Поскольку текст был написан после просмотра фильмов, было трудно не взять из фильмов те идеи, которые нравились. Признаюсь честно: без приквелов Лукаса этого фикшена не было бы вообще.

5. Не ищите совпадений с литературой SWEU. Автор с ней практически не знаком.

6. Для меня фикшен "Смерти нет" (постэндорский, о Люке) и этот фикшен — две части одной истории.

Пролог

— При всем уважении, магистр Винду, — сказал Cэси Тийн. — Не думаю, что имеет смысл продолжать поиски. Боюсь, что мальчик уже сгинул на нижних уровнях.

— Я не вполне в этом убежден, — сказал Мэйс.

— Даже если он до сих пор там. Он не мог далеко уйти. И рано или поздно попадется. А его фотографии и образцы крови разосланы по полицейским участкам, с требованием сообщить нам.

— Как ты думаешь, Тийн, — Мэйс сложил ладони вместе, — как часто республиканская полиция проявляет интерес к нижним уровням?

— Тем более. Если на верхних его так и не поймали, то на нижних он не мог выжить. Там опасно.

— Опасно? Мальчишка сам опасен.

— Магистр Винду, я понимаю вашу... досаду, — Галлия помедлила, тщательно подбирая слова и улыбку. — И все же... Вы говорите о ребенке.

Винду повернулся к ней.

— Конечно, магистр Галлия. О ребенке. Которого мы три года в Храме учили постигать Силу. И я повторяю: речь идет об очень опасном ребенке.

— Я не совсем в курсе дела, но, как я понял, официально этих поисков не происходит? — спросил Пло Коон.

— Верно. О случившемся информирована только подконтрольная нам служба безопасности. Ордену не стоит широко афишировать побег воспитанников.

— С другой стороны, это у нас не первый раз.

— Всех остальных беглецов мы успешно ловили, — заметил Тийн.

— А этот особенный.

— Причем хорошо фонит в Силе. Но даже Кеноби говорит, что практически не чувствовал его с того самого дня.

— Мальчишка просто не использует Силу и все. Не такой уж он дурак, — фыркнул Винду.

— Да он вообще не дурак. И тем не менее, магистр Винду, — продолжил Тийн. — Я все-таки склоняюсь к тому, что мы более ничего не сможем сделать. Прошло уже три месяца.

— За прекращение поисков ратую я, — впервые за все время заседания Совета отозвался Йода. — Побег падавана нашей ошибкой признать стоит. Но Скайуокера юного найти более не сможем мы. Если и жив он, то пусть идет с миром.

Винду бросил усталый взгляд в сторону Йоды, и дал отмашку на закрытие заседания. Потом он вместе с Сэси Тийном спустился из башни в одну из бесконечных галерей Храма.

Разговор продолжался.

— Я слышал, — сказал Тийн, — что полиция только в северном секторе находит сотни трупов, каждый из которых по возрасту и внешности мог бы сойти за мальчишку.

— Это правда. Только анализ ДНК не совпадает ни с одним, — ответил Винду.

— Слушай, а сколько останков человеческих тел было проанализировано?

— Около трехсот. Которые, как ты сказал, подходили по возрасту и по внешности. Причем, подумай, это такая мелочь для Корусканта. И, честно говоря, эта возня с трупами мне поднадоела. Был бы я уверен, что он действительно...

— По-моему, он не стоит того, чтобы о нем вообще говорить на Совете, — сказал Тийн. — У нас достаточно других проблем.

— Если потом окажется, что мы слишком рано прекратили его поиски...

— Мы когда-нибудь еще услышим о нем.

— Вот именно.

Глава 1. Домой

Дредноут "Мегера" дрейфовал на орбите К-3, четвертой по значимости планете кореллианского сектора. Корабль, входивший в состав пятого флота Республики, перевозил один десантный полк, а также причисленные к нему три эскадры истребителей и эскадру бомбардировщиков. Остальные дредноуты соединения держались той же орбиты.

Безусловно, за долгие годы не только кореллианцы, но и все жители центральных регионов привыкли, что республиканский флот патрулирует окраины государства и почти никогда не появляется внутри огромной системы. А если какой корабль и появляется, то старается сгинуть с глаз обывателей в кратчайшие сроки, ибо увидеть военный корабль в экономически благополучной системе уже считалось плохим предзнаменованием. Поэтому крайне неприятно было однажды рассмотреть на экранах своих холовизоров зависшие над планетой дредноуты, огромные и на первый взгляд неповоротливые. По всей Кореллии поползли неприятные слухи о возможности боевых действий вблизи их мирной системы, все жители которой по старой доброй традиции отцов и дедов верили в собственный банковский счет куда более пылко, чем в незыблемость республиканских законов. Тем более, что правители системы были сильно заинтересованы в сохранении выгодных связей своих корпораций с контрабандными сетями Орд-Мантелла и Внешних Регионов. Однако, государственный заказ на снабжение боевого соединения довольно быстро компенсировал все нехорошее удивление сложившейся ситуацией и остановил слухи. Часть кораблей и истребителей действительно нуждалась в ремонте, и дешевле это было осуществить своими силами, закупив необходимую технику и запчасти у кореллианцев, нежели платить за место в верфях Фондора. Этого обстоятельства кореллианцы не знали, иначе непременно взвинтили бы цены втридорога. Но пока что порт К-3 прилежно поставлял кораблям необходимое снабжение, и контр-адмирал посоветовал капитанам кораблей и командирам десантных подразделений закрыть глаза на беспрепятственное передвижение судов контрабандистов, с которыми на пограничных территориях Республики они привыкли разговаривать на языке турболазеров и винтовок.

И все как будто забыли о том, что в галактике вот уже два года идет гражданская война.

На мостике дредноута два офицера напряженно вглядывались в стекло иллюминатора, как будто надеясь увидеть там нечто более интересное, чем серо-зеленый шар К-3. Так поступают люди, которым или неудобно уйти от разговора, или же нужно выждать некоторое время. В нашем случае имели место оба варианта.

Первым нарушил молчание высокий человек с погонами капитана третьего ранга.

— Капитан Штрим, разрешите...

— Ах да, еще твоя отпускная. Давай сюда.

— Прошу вас, сэр.

Штрим вновь посверлил глазами несчастный пропуск, судьбу которого он никак не мог определить уже четверть часа. Его старший помощник, только что почтительно протянувший капитану этот документ, снова сложил руки за спиной и теперь невозмутимо разглядывал расположенные недалеко приборные доски. Казалось, он и вовсе не замечал нахмуренных бровей капитана.

— А вообще, не дело это. Отпуск во время боевых действий.

— Осмелюсь напомнить, что ни один из истребителей нашего флота вот уже два месяца не участвует ни в каких боевых действиях. Тоже самое касается десантных подразделений.

"И все это по приказу какого-то идиота с Корусканта", — подумал старший помощник, но мысль свою оставил при себе.

— Сам понимаешь, ремонт на кораблях.

— Осмелюсь также напомнить, что приказ о моем недельном отпуске подписал адмирал Цандерс. Еще год назад, в качестве вознаграждения за боевые заслуги...

— Да хватит уже повторять. Помню я, помню.

— Поэтому, если я вам сейчас не очень нужен, я бы воспользовался этой возможностью.

— Хм.

Капитан достал из кармана стилу и освятил документ размашистой подписью. Сунув пропуск в руки помощника, он полюбопытствовал:

— А куда ты, собственно, направляешься?

— На Кореллию с нашими транспортниками, сэр.

Офицер, как нарочно, улыбнулся, и Штрим посмотрел на него с новой завистью. Он бы и сам с удовольствием смотался куда-нибудь на Кореллию. Там можно было легко сменить мундир на штатскую одежду, затеряться в толпе, и, если у тебя были деньги, прокутить неделю-другую в одном из местных борделей или кабаков.

— Но чтобы двенадцатого числа был на борту. Иначе считается самоволкой.

— Так точно, капитан.

Старший помощник легко поклонился и покинул капитанский мостик. Капитан несколько минут смотрел ему вслед, в глубине души едва сознавая свое потаенное желание. Было бы здорово, если бы этот выскочка опоздал и задержался дня так на два. Или вообще не возвратился. Был бы шанс незамедлительно объявить его дезертиром. И сразу же избавиться от претендента на место капитана "Мегеры". А в том, что старший помощник очень скоро перерастет его в звании, Штрим не сомневался. Как и в том, что он сам к этому времени явно не успеет отхватить две золотых звезды контр-адмирала.

* * *

Старший помощник капитана Штрима тем временем успел забежать в каюту, схватить уложенную с вечера сумку с вещами и быстрым шагом добраться до ангара. Грузовой шаттл отправлялся в кореллианский порт через десять минут. Скорее всего, все люди уже давно были на борту и ждали только его. Ступив внутрь, он отдал команду "вольно" поднимавшимся офицерам и рядовым, жестом давая понять, что можно оставаться на местах. Каковой либерализм и был воспринят с видимым одобрением. Правда, свободных мест в шаттле не оказалось, что моментально заметил командующий транспортным взводом старший лейтенант Кай Челси и предложил свое место, а сам ушел в забитый под завязку грузовой отсек. Помощник "Мегеры" поблагодарил Челси и, усевшись, возвратился к мыслям о том, где он на самом деле собирается провести предстоящий отпуск и как именно он это устроит. Ничего, решил он, сегодня ему уже повезло один раз — Штрим наконец-то подписал пропуск. Значит, повезет и во второй раз.

Он откинулся в кресле, наблюдая за действиями пилота, сумевшего растянуть недолгий полет в порт на два часа. Это вызвало в нем некоторое беспокойство и он едва удержался от того, чтобы предложить свою помощь в управлении кораблем. Но как только шаттл коснулся посадочной площадки, утреннее хорошее настроение не замедлило вернуться.

Он вышел в ангар и хотел было уже попрощаться с лейтенантом, когда из разговора младшего офицера по ком-линку узнал, что кореллианское снабжение опаздывает на несколько часов. Естественно, почти вся команда с кислыми лицами поплелась обратно в сторону шаттла. Челси подошел к старшему помощнику и очень вежливо спросил разрешения для себя и двух других офицеров удалиться и посетить одну из здешних портовых кантин. Естественно, для того, чтобы выпить чашечку кофе.

Старший помощник прекрасно понял, что речь идет вовсе не о кофе, но вне своего обыкновения придираться к таким вещам, охотно дал разрешение. Более того, он даже пожелал присоединиться к ним и через минуту он уже шел вместе с небольшой компанией, держа под мышкой сумку с вещами и присматриваясь к попадавшимся переулкам. Наконец, он заметил яркую вывеску с тремя мигающими полумесяцами.

— Зайдем? — обратился он к Челси.

— Да, сэр.

— Разрешаю обращаться не по званию, — старший помощник улыбнулся.

Спустя несколько минут они отлично устроились за широким столом. Челси явно смутился и на самом деле заказал себе кофе. Старший офицер, сидя на самом краю, быстро осушил свой стакан и отошел к барной стойке. Он перекинулся парой слов с барменом, а затем бросил взгляд на товарищей. Челси был занят разговором.

Исчезновение старшего помощника они заметили только через десять минут.

— Э, а где Скайуокер? — спросил Челси. — Он же вроде был у стойки?

— Да ладно, не маленький он, не потеряется, — ответил один из лейтенантов.

— Там какая-то твилечка паслась. Наверно, ее он и снял, — подлил масла в огонь другой.

В конце концов, оба дружно заржали, а Челси, натянуто улыбаясь, забеспокоился. Именно его капитан Штрим попросил последить за своим подчиненным, если случится так, что Скайуокер и он решат посетить одно и тоже увеселительное заведение. Однако, Штрим не давал никаких указаний насчет того, как вести себя в случае подобного исчезновения.

Но поскольку лейтенант решил угостить старшего по званию пивом, а в кантине заиграла веселая музыка, Челси очень скоро позабыл все данные ему указания, да и Штрима со Скайуокером вместе взятых.

* * *

Старший помощник капитана "Мегеры" Анакин Скайуокер выбрался из кантины и продолжил свой путь в одиночестве. Три года в Храме дали свой результат, хотя на самом деле именно нижние ярусы Корусканта позволили ему до блеска отшлифовать свой талант исчезать. Хорошо спрятаться означало остаться в живых, и Скайуокер до сих пор гордился тем, что сумел выжить там, где благополучные столичные обыватели исчезали без вести в рекордные сроки. Случалось, что порой он сам вспоминал то время с удивлением, сознавая, что в свои теперешние двадцать два, обладая достаточным опытом выживания в боевых условиях, не особо желал повторять "подвиги", свершенные им самим в тринадцать лет.

Сначала Анакин просто бежал. Вниз и вниз. С яруса на ярус. Уставал, отдыхал и снова бежал по нескончаемым лестницам и лабиринтам переулков. Иногда снова поднимался на десяток ярусов вверх, стараясь сбить возможных преследователей со следа.

К концу дня ему стало казаться, что скоро он должен выйти к ядру планеты. На самом деле, Анакин добрался только до того, что на Корусканте называется средними уровнями.

Перед ним был какой-то заброшенный склад — отличное место, чтоб переночевать.

Только проснувшись и пятерней зацепив спутанные волосы, он почувствовал, что до сих пор несет на себе орденскую печать. Трехлетнюю падаванскую косичку Анакин срезал оружием Квай-Гона Джинна. Меч он перед самым побегом стащил у Кеноби. По иронии судьбы, действо в точности совпадало с настоящим ритуалом, исполняемым после окончания учебы в Храме и посвящения падавана в рыцари. Ну что ж, невесело подумал Анакин, учеба в Храме для меня действительно закончилась. Навсегда. Что бы сказал о таком повороте дел бывший хозяин меча?

Как назло, бывший хозяин меча предпочел молчать. Квай-Гон унес с собой в могилу все мечты Анакина стать таким же джедаем, как покойный рыцарь. Пути назад не было. Времени на сентиментальности тоже.

Скайуокер подержал косичку на ладони еще секунду, а потом испепелил лучом сейбера.

Вслед за этим он постарался хорошенько измазать одежду в грязи — настолько, чтобы в первом приближении никак не тянуть на добропорядочного джедайского падавана. В следующие два дня ему удалось понемножку сбыть стащенные из Храма чипы на барахолке, а на другой барахолке стянуть у незадачливого продавца какие-то брюки и рубаху. Свою старую одежду он в тот же вечер спалил на помойке. Потратил некоторое количество кредитов на еду, потому что украсть не получилось.

Здесь все-таки было слишком благопристойно и шумно. Анакин не хотел рисковать и решил спуститься еще уровней на триста ниже.

Ярусы, на которых он очутился, были битком набиты всяческой "живностью". Этой совокупности не самых миролюбивых рас Галактики как будто не хватало когтей, зубов и присосок. Поэтому естественный арсенал дополнялся холодным и огнестрельным оружием. Все было предельно просто. Здесь, на нижних уровнях, у любого живого существа был только один приоритет.

Выжить.

Несмотря на обстоятельства, ни в один миг из тех шести месяцев ему и в голову не приходило вернуться в Храм с повинной. И не только потому, что уже в первую неделю он словно нарочно нарушил все возможные запреты, которые в течение трех лет с особым рвением пытались вбить ему в голову джедаи. Еще только начиная планировать побег, Анакин полностью отдавал себе отчет: или ему удастся найти способ выжить и удрать с Корусканта или он навсегда сгинет на нижних ярусах.

Первую неделю Анакин практически безвылазно просидел в каком-то подвале, умудрившись протянуть это время на бутылке сока и фруктах с хлебом. Желания умереть с голоду в его планах не значилось. Следующей же ночью он покинул подвал.

Почти сразу Анакин понял, что считать ночь опаснее дня могут только очень мирные жители верхних уровней. Ночью он мог быть незаметным, по крайней мере для тех рас, глаза которых не позволяли видеть в темноте без специальных приспособлений. К тому же, лучи солнца к нижним ярусам не пробивались, и освещение должны были обеспечивать прожекторы, большая часть которых давно была разбита. Что сразу же обрекало самые неблагополучные уровни Корусканта на вечные сумерки. На расстоянии десяти шагов от более-менее освещенного прохода сумерки переходили в ночь, а ночь, в свою очередь, кристаллизовалась в абсолютную тьму беспросветных катакомб.

Добывать провизию он выходил по вечерам. Деньги кончились быстро, и еще быстрей Анакин научился регулярно воровать себе еду у зазевавшихся торговцев рынков и мелких уличных лавок. Иногда его попытки что-нибудь стянуть успешно предотвращались, иногда ему приходилось удирать, но в большинстве случаев ему сопутствовал определенный успех.

Скайуокер понимал, что джедаи могут почувствовать его. И практически с самого дня бегства заставил себя забыть о Силе. Вспоминал только в тех случаях, когда оказывалось, что дорогу перегородил странный гибрид, который независимо от разумности породивших его рас не понимал бэйсика, что в свою очередь никоим образом не мешало недвусмысленному наличию виброножа в его щупальце. В такие минуты Сила все-таки была с ним и помогала отбиваться. Иногда в аналогичной ситуации приходилось пускать в ход сейбер. Иногда в дело шел любой предмет, начиная от куска стекла и заканчивая битым кирпичом.

Он выжил.

Выжил и теперь особенно дорожил свободой. Анакин не мог себе представить, что снова попадет в Храм. Это сделало его еще более осторожным и научило уходить от конфликтов, когда это было возможно. Да и обстановка на нижних уровнях уже стала более понятной.

Впрочем, раза четыре он действительно натыкался на джедайские патрули. Он понятия не имел, чем на этих ярусах занимаются хранители справедливости и мира Республики. Возможно, они и вовсе не искали его. Возможно, они просто выполняли очередную миссию. В таких случаях Анакин старался осторожно проследить за действиями рыцарей, определить путь их следования и благополучно скрыться в противоположном направлении.

Не чаще, чем джедаи, Анакину попадалась полиция. Что фактически убедило его в том, что нижние уровни контролируются далеко не силами государственного правопорядка. Сначала он старался не попадаться никому на глаза и ни с кем не разговаривать. Взяв пример с недружелюбного гибрида, Скайуокер иногда делал вид, что не знает бэйсика.

Прошло около пяти месяцев, и Анакин стал смелее. Продолжать карьеру столичного мелкого воришки он не собирался. Скайуокер хорошо помнил о том, ради чего бежал из Храма: чтобы вернуться на родную планету и вызволить мать из рабства. И, естественно, начать все сначала. Анакин придумал много способов заставить Уотто освободить рабыню без уплаты за нее кредов. Наиболее эффективные из них включали использование сейбера и Силы. В успехе дела он не сомневался.

Анакин добрался до одного из космопортов, где принялся тщательно разведывать обстановку. Он прекрасно понимал, что в такую глушь, как Татуин, летят разве работающие на хаттов контрабандисты. О том, чтобы просто так напроситься к кому-то из них на корабль, не могло быть и речи. Денег у него было очень мало, а "безбилетного" пассажира, тайком забравшегося на борт, могли попытаться снова продать в рабство.

Тем не менее, Анакин узнал, в каких именно барах и кабаках появляются пилоты фрахтовиков. Он довольно долго наблюдал за ними, и, наконец, завел с одним из пилотов деловой разговор. Который, естественно, начался с покупки напитка. Угощение развязало контрабандисту язык, но не убедило взять с собой маленького представителя человеческой расы в качестве механика. Он хотел республиканских кредитов и за космическое путешествие назначил вполне астрономическую цену. Скайуокер решил попытать счастья с другими пилотами, но история повторилась.

Достаточной суммы у него не было.

В итоге Анакин решил найти какого-нибудь "клиента" побогаче. Он принялся следить за посетителями кантин. Наблюдал за покупкой напитков, высматривал, где люди держат бумажники. Нарваться на какого-нибудь крестного отца ему не очень хотелось, поэтому он остерегался мест, где видел энное количество чьих-то телохранителей.

Наконец, ему повезло. В окне одной из кантин он заметил человека, для этих ярусов одетого чересчур солидно. На столе перед ним лежали какие-то бумаги, а его пальто висело на вешалке за креслом. Анакин прокрался внутрь через вентиляцию кухни. Там работал только один повар, да и тот был занят приготовлением еды. Поэтому Анакин легко прополз по коридору в зал кантины, выждал минуту за стойкой бара, затем подскочил к пальто клиента, выхватил оттуда бумажник и убежал. О существовании телохранителя он догадался, когда услышал за спиной бластерные выстрелы. Видимо, тот сидел за соседним столиком.

Скайуокер вылетел из кантины прямо через главный вход на улицу, припустил что есть силы до следующего переулка, а потом буквально скатился вниз по лестнице на пятнадцать уровней ниже. Там он, как и планировал, спрятался в одном из подвалов, и только утром вылез из укрытия.

Анакин не учел, что ограбленным им человеком был ни кто иной, как помощник сенатора от Итора. Анакин также не мог знать, что в свободное от государственных дел время этот безусловно достойный слуга Республики контролирует сеть местных стриптиз-баров. И что кроме денег в бумажнике находился тоненький холодиск, содержащий весьма ценные сведения, имеющие непосредственное отношение к финансовой деятельности этих баров. Анакин также не знал, что охранник сумел достаточно подробно описать его внешность. Но не полицейскому, а чиновнику службы безопасности. Тем не менее, Анакин понимал, что его будут искать и выждал неделю, даже близко не подходя к космопорту. Впрочем, вряд ли его судьба сложилась бы иначе, хвати у него терпения подождать еще месяц-два. Заместитель сенатора боялся, что компромат достанется кому-то из его политических противников, и, дав крупную взятку заместителю главы службы государственной безопасности Республики, уповал на то, что "важные дипломатические документы" будут найдены.

Тем временем Анакин назначил встречу одному из пилотов, обещавших добросить его до Орд-Мантелла, а затем к Татуину. Идя по ангару и высматривая знакомый фрахтовик, Скайуокер заметил идущих за ним людей. И на приказание остановиться и сдаться он ответил бегством. К сожалению, оказалось, что ребята из службы безопасности тоже неплохо бегают . В результате Анакин попал в очень узкий коридор, и выстрелом ему зацепило плечо.

Он понял, что не сдастся ни в коем случае, активировал меч и потянулся к Силе. Его навыков хватило на то, чтобы успешно отбивать бластерные выстрелы в течение двадцати секунд. Это позволило ему уйти за угол коридора и там устроить засаду, спрятавшись за каким-то ящиком. Первый из стрелявших завернул за угол и не успел даже вскрикнуть, как оказался обезглавлен. Второй тоже не ожидал активного нападения, равно как и колющего удара в грудь. Третий, вовремя открывший огонь, продолжал теснить Анакина дальше по коридору, пока с другой стороны не показался его командир. К счастью для Анакина, бластер последнего был поставлен на оглушение.

Очнулся Анакин уже в незнакомом ему помещении. В кресле и прикованный наручниками к подлокотникам. Болело распухшее плечо. Куртка и другие личные вещи, включая украденные деньги и меч Квай-Гона, валялись перед ним на столе. А за столом сидел субъект из тех самых четырех нападавших. Судя по форме с серебряными нашивками, какой-то госслужащий. Лет сорока на вид, с прилизанными темными волосами и холодными глазами.

В течение нескольких минут двое уставились друг на друга.

— Имя. Фамилия. Где родился.

— Киттстер Фанано. Родился на Корусканте.

— Ага. — Офицер кивнул, словно соглашаясь с ним. — Сколько тебе лет?

— Шестнадцать.

— Не потянешь.

Анакин недоуменно повел бровями, а сам попытался сосредоточиться и понять, почему его задержали. Вряд ли на беглых джедайских падаванов идет такая охота.

— Ты понимаешь, что тебя ждет?

— Нет, а что?

— Ты убил двух служащих республиканской безопасности.

— А я их просил в меня стрелять?

— Тебе приказали остановиться.

— Откуда я мог знать, кто они такие?

— Да. Действительно, — офицер снова одобрительно кивнул. — А ты знаешь, почему тебя вообще оставили в живых?

Анакин предпочел промолчать.

— Чтобы ты нам кое-что рассказал. Трупы обычно неразговорчивы. Это понятно?

— Непонятно. О чем я должен рассказывать?

— Например, кому ты отдал холодиск?

— Холодиск?

Холодиск? Анакин начал лихорадочно соображать. Так все дело в том дурацком холодиске? Из-за этого в него... стреляли?

— Не понимаешь, о чем я спрашиваю?

— Серьезно. Не понимаю.

— А эти кредиты, — следователь указал на пачку банкнот на столе, — заработал, что ли?

— Заработал.

— То есть деньги разрешили оставить себе. С кем из заказчиков ты встречался лично?

— Заказчиков чего?

— Заказчиков кражи документов у клиента кантины "Эдель", Анакин Скайоукер.

Словно раскусил конфету, с горькой и одновременно леденящей внутренности начинкой. Захотелось что есть силы вжаться в кресло. Офицер поднялся, обогнул стол и ухватил Анакина за подбородок, словно пытаясь заглянуть в глаза.

— Или мне пригласить кого-нибудь из твоего Храма? Чтобы они тебя допросили? У них, возможно, получится лучше. Хотя, я думаю, для начала мы сами попробуем тебя разговорить.

Анакин со злостью отдернул голову.

Затем сфокусировал внимание на лежавшем на столе оружии. Поднял его Силой. Активировать не успел, потому что почувствовал, как в висок что-то больно упирается.

Меч с грохотом покатился по столу.

— Еще раз такое сделаешь, — медленно проговорил офицер, — и я с тобой больше церемониться не буду.

Дуло бластера ткнулось в щеку.

— Ясно?

Анакин кивнул головой.

— Где холодиск?

— Да выбросил я ваш дурацкий диск!

— Куда?

— В помойку.

— Адрес?

— Адрес помойки?

— Мне не до твоих шуток. Если диск не найдут, то я тебе не завидую. Ты даже не представляешь, кого ты зацепил.

Скайуокер молчал, как-то отрешенно считая шаги, которые офицер делал по камере.

— Времени у тебя очень мало. Мне позвонить в Храм?

Заставив себя успокоиться, и при этом что есть силы демонстрируя недовольство, Анакин проговорил:

— Надо спуститься на пять уровней вниз от кантины. Там есть жилой квартал и бар "Лили и Кай". Слева от него будет вход во внутренний дворик, и прямо оттуда можно залезть в подвал. Если от входа дойти до противоположной стены, там хлам всякий свален. Ящики какие-то. Диск я засунул прямо под ящики.

— Это мы проверим.

Офицер снял с пояса ком-линк, и быстро проговорил в него.

— Все слышал? Гони туда сейчас же, — а потом, снова переведя взгляд на Анакина. — Твое счастье, парень, если это так.

Следователь зашагал по комнате, и Анакин, пользуясь возможностью, в первый раз решил оглядеться вокруг. Он внимательно рассмотрел три серых стены. Окон в комнате не было, вентиляции, похоже, тоже. А дверь, судя по всему, должен был быть за его спиной. Как только следователь повернулся в его сторону, Анакин моментально перестал вертеть головой и вежливо спросил:

— Наш разговор записывается, да?

— Не твое дело. Почему ты сбежал из Храма?

Анакин порывался ответить "не ваше дело", но нашел в себе силы процедить сквозь зубы.

— Надоело.

— Ты знаешь, что тебя ищет половина Ордена?

— Да ну. Половина Ордена тупо медитирует в библиотеке.

— А вторая половина?

— Ну и пусть себе ищут. Я лично попадаться не собираюсь.

— А если я тебя сдам?

Скайуокер хотел что-то возразить, но запнулся. Следователь скрылся из его поля зрения и, судя по звуку, закрыл дверь. Анакин остался наедине с собой. Стараясь не обращать внимания на ноющее плечо, он попытался извернуться в кресле настолько, чтобы видеть выход. В конце концов, он мог бы открыть наручники Силой и попытаться сделать тоже самое с дверью. С другой стороны, подумал Анакин, за дверью, скорее всего, стоит какой-нибудь тип с бластером. И по коридору еще несколько таких типов, как тому и следует быть в подобных учреждениях.

Пока Анакин судорожно размышлял о том, как лучше всего устроить побег, дверь открылась. В проеме он действительно увидел коридор, такой же серый и мерзкий, как и сама комната, но ничего больше разглядеть не удалось. Офицер службы безопасности устроился в своем кресле, занявшись какими-то бумагами, и на подследственного внимания не обращал.

Анакин, тем временем, пытался присмотреться к нему, сравнивая следователя с ранее встречавшимися ему людьми. Офицер явно не располагал к себе, но одно было хорошо: этот скользкий тип не был джедаем, а, значит, думал прежде всего о собственной зарплате и повышении по службе.

В это время ком-линк офицера зазвонил.

— И? Нашел диск? Диск сделан на Иторе? Умница.

Следователь перевел взгляд на Анакина и сказал:

— Ну так что, пацан, вызвать тебе такси до Храма?

— Спасибо, я сам доберусь.

— Я так не думаю.

— И вообще вы ведь не собираетесь с ними связываться.

— Это почему же?

— Иначе вы бы уже позвонили туда.

— Допустим.

— А вы этого не сделали. Потому что, насколько я знаю, — Анакин постарался выпрямиться в кресле и не сводить взгляд с глаз противника. — Орден не особо знаменит щедростью. И награды тем, кто что-то для Ордена сделал, никто выплачивать не будет. Там ведь и своим ничего не платят.

— Нашелся умник. Если не пойдешь в Храм, пойдешь под статью. Два убийства и кража. Устроит?

— В таком случае Орден от меня откажется. А в Республике не судят тринадцатилетних.

— Их отправляют в колонии для малолетних преступников. В Храме ты тоже воровал?

— Нет, — зло ответил Анакин. Что, учитывая обстоятельства побега, не было правдой, и следователь это прекрасно понимал.

— А это? Твой собственный меч, что ли?

— Не мой. Это меч человека, который привел меня в Орден. И который мог быть моим учителем. Но он погиб.

— Ты в каком возрасте в Орден пришел?

— В девять. Точнее, когда взяли, мне уже десять было.

— Джедаи обычно совсем младенцев собирают. Два года, три, ну максимум четыре.

— У меня были исключительные обстоятельства, — со всей серьезностью заявил Анакин.

— И какие же?

— Я взорвал станцию управления боевыми дроидами Торговой федерации. В битве на Набу. Три года назад.

— Ну, и как же ты взорвал станцию?

— Пробил защитное поле на истребителе.

— Сколько тебе тогда лет было, десять? И ты, говоришь, был на истребителе? Значит, в десять лет ты участвовал в сражении с Торговой Федерацией, взорвал станцию, а потом один из рыцарей притащил тебя в Храм, — офицер снова кивнул. Эти его кивки начали раздражать Анакина. — Классная история. Ты комиксы про супергероев рисовать не пробовал?

— Это правда, — процедил сквозь зубы Анакин. — Я в восемь водил гоночный кар на Татуине.

— А, так ты с Татуина?

Следователь нарочито зевнул, вновь поднялся из-за стола и вышел за дверь.

Анакин понял, что сказал слишком много и что, скорее всего, именно этого от него и добивались. Надо было подумать о том, как дальше говорить с офицером, чтобы тот ни в коем случае не связался с джедаями. Потому что второй раз сбежать оттуда уже не удастся. Проще сбежать из колонии для малолетних преступников. Или не проще. Или, может, его просто отпустят. Ну да, жди. Так не бывает. Боль в плече усилилась. Он съехал вниз по креслу, опустил голову на другое плечо и зажмурился.

Проснулся он оттого, что кто-то дотронулся до места ожога. Разлепив глаза, он увидел офицера, который разорвав шов на рубашке втирал в его плечо какую-то белую мазь. Оставив Анакина, следователь вернулся к столу, где перед ним лежали какие-то новые бумаги. Скайуокер уловил на себе задумчивый взгляд. И обрадовался. Офицер безопасности и впрямь не знает, что с ним делать!

Или, с горечью подумал Анакин, он уже позвонил в Орден, и джедаи сказали, что их бывшего падавана лучше сдать в колонию. Или вообще... в расход и замять дело. В принципе, он бы не удивился.

— Я тут про тебя почитал, — офицер кивнул головою на распечатки.

— Да? — не удержался Анакин.

— Да. Служба безопасности Набу твои слова подтвердила. Блин, ведь действительно, все как в комиксах. А что это за гонки, про которые ты говорил?

— Проводятся в канун праздника Бунта-Ив. Надо три раза пройти по трассе между скалами.

— И на чем там... летают?

— На гоночных карах.

— Кто тебе в восемь лет дал гоночный кар?

— Мой хозяин, Уотто.

— Так ты раб?

— Я не раб!

— Но ты был рабом, да? И у твоего хозяина был кар?

— Да, а потом я собрал свой, и...

— Собрал свой кар? Сам?

— Я хорошо понимаю в технике.

Видимо, Анакин уже пересек порог удивления офицера, потому что лицо того с минуту не выражало никаких чувств. Пока, наконец, не озарилось новой идеей.

— Старый дешифратор можешь починить?

— Попробую.

Офицер нагнулся, доставая из ящика стола какую-то обшарпанную прибамбасину.

— Предохранители на месте, все чипы на месте, вся механическая часть в порядке, и не работает.

Пока следователь вертел прибор в руках, Анакин сосредоточился. Наручники раскрылись, звонко щелкнув замком. Офицер поставил дешифратор на стол, и, наклонившись к Анакину, прошипел:

— Никогда больше так не делай!

— Ладно.

Пока Анакин разминал затекшие руки, офицер сгреб его вещи на край стола, а на освободившееся место положил небольшую отвертку и тестер. Скайуокер долго рассматривал дешифратор, включал и выключал, и, наконец, снял переднюю панель.

— А что-нибудь для проверки читающего устройства есть?

Офицер подал ему украденный холодиск. Анакин возился с прибором еще минут пятнадцать, потом задумался, потом попросил карандаш и на клочке бумаги набросал какую-то схему.

— Не получается?

— Получится, — жестко ответил он, понимая, что от него ждут чуда. И от того, сумеет ли он явить это чудо или нет, каким-то образом зависит его дальнейшая судьба. Чуда не происходило, и уже хотелось заплакать. Потому что прибор, скорее всего, не смог починить какой-то техник, а выбрасывать было жалко. Анакин прокусил губу, и по подбородку потекла струйка крови.

Офицер терпеливо наблюдал за его манипуляциями.

Внезапно Анакин понял, что на самом деле случилось внутри идиотской конструкции, и с облегчением вздохнул. — Здесь сдох один из чипов. Вот этот, — он протянул офицеру деталь.

— Странно, тестер показывал, что все работают.

— Не-а. Напряжения не хватает. А еще, одна гайка раскрутилась и попала под клавиатуру, вызвав короткое замыкание. Но ее я вытащил, а вот чип придется заменить.

Офицер в который раз вышел за дверь. И вернулся. Нет, не с джедаями, а с новым чипом в руке.

Прибор заработал.

— Ну ты даешь, — офицер хлопнул Анакина по плечу. По больному. Тот с трудом подавил крик. — Извини, парень. И объясни мне все-таки, зачем ты сбежал из Храма. Туда же должны таких как ты собирать. Одаренных. Талантливых. А ты в технике разбираешься лучше взрослых. Истребитель умеешь водить.

— Я же сказал уже: надоело.

— А что ты там вообще делал?

— На занятия ходил. На тренировки. Сначала.

— А потом?

— А потом больше не ходил.

— Почему?

— Запретили.

— Что ты такого натворил, что тебе все запретили?

— Ничего. Да дроида хотел на кухне починить. Сказали, чтоб я не лез. Инструменты отобрали. Я новые достал. Тоже отобрали. Вообще обыскивать стали. Как будто я какой-то... А потом я убежал в первый раз. То есть не убежал, а пошел посмотреть Корускант.

— Тебя нашли?

— Я сам пришел. Ну, дурак был еще.

— И что?

— Оставили на неделю в одной библиотечной комнате. Нормально. Библиотека там что надо.

— А ты вообще учился там? Как норм... обычные дети в школе?

— Сначала да. На занятиях. А потом... Что попадалось, то читал. Но нормальные книги потом тоже запретили. Кроме кодекса и конституции. Так что их я теперь знаю наизусть.

— А потом?

— А потом я их кодекс с конституцией... очень далеко послал.

Хотя Скайуокер и не собирался вдаваться в подробности по поводу бегства из Храма и, тем более, его причин, сказанное было достаточно близко к истине. За три года от своих учителей он наслушался достаточно прямых и непрямых угроз добиться его исключения из числа падаванов Ордена. Обещания варьировались от отправки Анакина в какой-то сельхозкорпус до обратного билета на Татуин. Самому Скайуокеру последний вариант казался наиболее предпочтительным, хотя и первый тоже устраивал, так как по его представлениям, сбежать из сельхозкорпуса было все же легче, чем из Храма.

На деле все оказалось с точностью до наоборот. Сам Мэйс Винду лично сообщил ему, что из Ордена никто не уходит. Вообще. Пришлось готовить побег.

— Это как? Послал?

— Ну, вообще. Это долго объяснять. Но тогда меня стали запирать не в библиотечной комнате, а в пустой. А потом я сбежал.

Офицер погрузился в размышления, откинувшись на спинку кресла и постукивая кончиками пальцев по столу.

— Вообще, если вам трудно решить, что со мной делать, то отправьте меня на Татуин.

— И чем ты там будешь заниматься?

— Деньги зарабатывать.

— Опять воровать пойдешь?

— Почему, я и в гонках участвовать могу. У меня мать в рабстве осталась.

— А здесь...

— А здесь я свободный негражданин Республики и имущество Ордена.

— С юмором у тебя все в порядке, — офицер опять погрузился в молчание. — Знаешь, а есть один вариант. Я тебя отправлю одному своему бывшему коллеге. На Кариду. Это во внешних регионах. Он тебя возьмет на испытательный срок... в одно учебное заведение. Если будешь себя прилично вести и хорошо учиться, тебя там оставят на два года. Бесплатная еда гарантирована. Занятия и тренировки с утра до вечера.

— А какой испытательный срок?

— А этого тебе знать не надо.

— Не, я на Татуин хочу.

— Тут тебе не туристическое бюро. Или Карида, или Корускант. В смысле, твой Храм. Выбирай. И отсюда не убежишь. Это тебе не комната для медитаций.

Анакин хотел что-то добавить про энергетическую защиту в Храме, которую тоже было не так-то просто сломать. Через минуту он произнес:

— Тогда Карида.

— Умница. Только одно: о своих способностях вообще забудь. Ты не джедай и ничего о них не знаешь.

— Я не джедай и ничего о них не знаю, — повторил Анакин и улыбнулся. — А сейбер можно взять?

— Сейбер, как вещественное доказательство, мы отдадим в Храм.

— В Храм?

— Ну, чтобы ты им еще кого-нибудь не угробил.

— Он мой! Это моего учителя сейбер!

— Вот что. И тебе, и мне будет спокойней, если твои джедаи будут считать тебя мертвым. Согласен?

— Согласен.

— Мой приятель тебе оформит документы. Назовись хоть Киттстером Фананой.

— Я не хочу менять имя.

— А если джедаи тебя выследят? А, впрочем, хрен с тобой. Может, тебя и не найдет никто. В любом случае, ты меня не знаешь, я тебя не знаю. Тебя здесь не было. Понятно?

— Понятно.

— И еще, тебе придется дописать два года к биографии. В расчете на то, что ты получил хоть какое куцее общее образование в своем Храме. Но в первое время тебе в любом случае будет трудно. Очень трудно. И если тебя вышибут из училища... короче, я тебе не завидую.

— А потом можно будет уехать на Татуин?

— Достал ты меня со своим Татуином.

Анакин замолчал. Чтобы с его уст не слетело резонное "а почему вы вообще мне помогаете?". Анакин вдруг понял, что задавать такой вопрос еще слишком рано.

* * *

Визит в кантину, где Скайуокер оставил своих офицеров, оказался бесполезным. Никого из людей или не-людей, которых он надеялся там найти, в "Трех Лунах" не оказалось. Зато в кантине удалось оставить подозрительно зацепившегося за него Челси, причем оставить в полной уверенности, что старший помощник и впрямь взял отпуск, чтобы развлечься в кореллианских притонах.

Скайуокер подошел к дверям следующего заведения. Бар был совершенно пуст. Маленький иторианец протирал бокалы, негостеприимно поглядывая на раннего посетителя.

— Угости себя коктейлем, — офицер протянул бармену пару кредитов. — Лана дома?

— Спит еще она. И не спрашивай, с кем, — иторианец захохотал.

— Я и не спрашиваю. Будь добр, просто разбуди ее. И скажи, что пришел человек, который всегда оставляет ей вещи на хранение.

— Лана не любит, чтобы ее отвлекали от бизнеса.

— Возьми эти десять кредитов. Себе. И скажи, чтобы она спустилась.

— Эээ... так нельзя.

— Так можно. Или у тебя будут не десять кредитов, а десять проблем, — понижая голос, проговорил Скайуокер. — Потому что я очень спешу. Тебе оно надо?

— Нет.

Пробормотав какое-то ругательство, иторианец пошлепал наверх. Вскоре по лестнице к Скайуокеру вышла маленькая, полноватая твилечка в домашнем халате и со следами размазанной косметики на лице.

— Доброе утро, мадам.

— Зачем приперся?

— Переодеться и оставить вещи. На неделю. Как всегда.

— Как всегда у тебя будет еще куча вопросов.

— Будет.

— А у меня... постоялец. Так что давай по-быстрому.

— Где мне найти Килка? Или Арка Трайнуду?

— Килк зашибает на Орд-Мантелле, а Трайнуда... ситх его знает. Кто говорит, что он на Кесселе. Другие говорят, что он просто в запое. Перманентном.

— А ваш клиент ...

— А мой клиент молодыми офицерами не интересуется.

Услышав хозяйку, иторианец громко заржал.

— Мне нужно уехать. Срочно. В "Трех лунах" я уже был. Там никого нет.

— Тогда ступай в "Зеленый перец". Может быть, там кого-то найдешь. Ах да, одежду засунешь в сейф. Вон там комната, за стойкой. Да ты знаешь.

— Сто кредитов устроит?

— За сто кредитов, — Лана хищно прищурилась. — О, за сто кредитов...

— Спасибо, я спешу, — он отдал даме короткий поклон и протиснулся за барную стойку.

Спустя несколько минут темно-серая форма с золотыми нашивками была аккуратно сложена в сумку. Теперь на Скайуокере была штатская, специально приготовленная для этого одежда: темные потертые брюки и немного выцветшая куртка из грубой синей ткани. Он глянул в заплеванное, разбитое трюмо, когда-то действительно украшавшее кантину, и нашел свой вид удовлетворительным. Не то обыкновенный пилот фрахтовика, не то вообще контрабандист. Чего он, собственно, и добивался.

Скайуокер вышел на улицу через задний ход и направился к следующему увеселительному заведению.

* * *

Было уже одиннадцать часов утра. Опросив всех немногих посетителей "Зеленого перца", Скайуокер не услышал никаких утешительных новостей. Собственно, все, что он узнал, только подтвердило сказанное Ланой. Оба его знакомых пилота крупных фрахтовиков, планомерно курсировавших между Кореллией и Внешними Регионами, были в отлучке. Надо было искать кого-то другого.

Наконец, Скайуокер обратился за этим вопросом к хозяину бара. Фелон Мекк представлял собой рослого икточи с двумя большими рогами, спускающимися вниз вдоль мрачного лица. Но он ничего не захотел говорить о своих клиентах и тем более о распорядке их полетов.

— Я понятия не имею, кто из здешних парней собирается на Татуин. Они мне не докладывают.

— А кому они докладывают? Местным властям?

Скайуокер намекал на полузаконный бизнес, который вели большинство пилотов.

— Очень может быть. Не знаю.

Фелон снова уткнулся в свои бумаги и послюнявил карандаш. На столе перед ним валялся какой-то очень древний датапад, и икточи старательно переписывал с него ряды цифр.

— Так когда ты последний раз видел Килка?

— Не помню. Может, два месяца назад.

— И он не собирался сюда возвращаться в ближайшее время?

— Слушай, парень, а почему бы тебе не сходить в туристическое бюро? И не заказать себе чартерный рейс до Татуина?

Фелон хихикнул, довольный своим остроумием.

— Хорошо. Наверно, я так и сделаю, — сказал Скайуокер, делая вид, что уходит.

— Вот и молодец.

В следующую секунду датапад был выдернут из под плоского носа Фелона.

— А по пути в туристическое бюро я, так и быть, зайду к местным властям. Весьма возможно, они обрадуются этой информации.

— Только попробуй, — зашипел Мекк, вставая из-за стола.

— Попробую. Потому что с капитаном полиции Отакиби я очень хорошо знаком, — здесь Скайуокер, естественно, приврал. Представление о главе муниципальной полиции ограничивалось знанием его фамилии. — Предлагаю подумать, как тебе будет дешевле: платить взятку Отакиби или просто рассказать мне, куда и когда летят твои постояльцы.

В бесцветных глазах икточи промелькнула какая-то искорка. За все свои три визита на Кореллию Скайуокер хорошо успел изучить здешние традиции ведения душевных бесед. Он перехватил конечность Фелона до того, как тот смог выпустить короткое тонкое лезвие, другой рукой нанес удар по локтевой части. Вскрикнув от боли, икточи разжал пальцы и нож звякнул у сапог Скайуокера. Зайдя за стол, тот заломил руку съежившегося Фелона за спину.

— Вот я сейчас обломаю тебе рога, — прошептал Анакин, наклоняясь к голове икточи. — Может, на человека станешь похож.

— Пусссти...

— Кто летит на Татуин?

— Вильба. Забрак. Больше никто.

— Где он остановился? У тебя?

— У меня. В четырнадцатой комнате.

— Кто у него навигатором?

— Нет у него навигатора. Кто к такому пьянице пойдет?

— Что он, один управляет фрахтовиком?

— Наверно, один. А может, и не один. Сам сходи и спроси.

Скайуокер отпустил руку Фелона, оставил тому двадцать кредитов и поднялся наверх.

Глава 2. Татуин

Четырнадцатая комната, на удивление Скайуокера, оказалась открытой. Он осторожно потянул ручку двери на себя и бесшумно шагнул внутрь. Предполагаемый Вильба валялся на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Состояние забрака явно не позволяло ему вести фрахтовик в ближайшее время. Разве что на автопилоте.

Пышный букет стоявших в комнате запахов заставил Скайуокера пожалеть себя самого и открыть форточку. Затем он опустился на табуретку рядом с кроватью и принялся расталкивать забрака.

— Вас зовут Вильба, да?

Забрак пробормотал нечто неопределенно-неразборчивое и повернулся на другой бок. Словно напоминая офицеру о потерянном времени, полуденные солнечные лучи быстро нашли щель между стеклами и насытили комнату светом. Скайуокер немедленно принялся трясти спящего пьяницу, и, наконец, добился утвердительного мычания на свой вопрос.

— Да Вильба я, Вильба.

Грязная рука, наконец, вытянулась из-под одеяла к ночному столику и точным, хорошо тренированным движением множества похмелий обхватила стоявшую там фляжку. Скайуокер терпеливо ждал, пока Вильба выдует все содержимое сосуда, придет в себя и соизволит его заметить.

— А ты кто вообще такой?

— Вы на Татуин летите?

— Ну.

— И тебе, наверно, нужен опытный навигатор.

— Не нужен.

— Вы уверены?

— У меня маленький корабль, — Вильба поболтал фляжку, удостоверяясь, что там больше ничего нет. — И мест для пассажиров нет. Много груза.

— Что, так в одиночку ходите на рейсы?

— Нет. Но всякую шваль на борт не беру.

Был еще один способ. Уплатить Вильбе деньги. Но с тем же успехом Скайуокер мог вообще не тратить время на посещение злачных мест, а сразу воспользоваться советом Фелона и отправиться в туристическое бюро. Которое ничуть не гарантировало конфиденциальности его поездки, а то, что офицер флота Республики во время боевых действий проводит отпуск на третьесортной планете, не входящей в состав государства и управляемой мафиози, Скайуокер предпочел бы не рекламировать. Да и делиться деньгами с контрабандистами было не в его правилах.

Был другой способ. Незаметно прокрасться на судно. Что могло означать неприятности с командой, а решить эти разногласия путем насилия привело бы к более поздним неприятностям с полицией или друзьями контрабандистов. Хотя тоже вариант, если действовать осторожно и не примелькаться. В конце концов, можно вообще угнать этот дурацкий корабль. Только для этого так или иначе придется выследить путь Вильбы до ангара.

— Кто еще сегодня или завтра летит на Татуин?

— Может, кто и летит. Вообще там завтра гонки.

— Гонки Бунта-Ив?

— Ах ты сссситх!

Вильба что-то вспомнил, потому что сию же минуту с воем вылетел из кровати и, постоянно спотыкаясь, принялся судорожно собирать разбросанную всюду одежду. Он подбежал к умывальнику и плеснул холодной воды в лицо. Затем подобрал сумку с пола, запихнул туда куртку и уже хотел выпрыгнуть в оставшуюся открытой дверь, когда внезапно поднявшийся с табуретки Скайуокер придавил его плечо тяжелой рукой. А потом развернул забрака лицом к себе.

— Что, опаздываешь?

— Отпусти!

— Стой и слушай. У тебя есть груз, который ты должен в рекордные сроки доставить на Татуин. Потому что завтра гонки. А у тебя сейчас похмелье. Дрожат руки. Значит, корабль ты в одиночку вести не сможешь. В лучшем случае нарвешься на астероид. Или шмякнешься в песочек. Прямо к сарлакку в желудок. Я прав?

— Ну, — промычал забрак.

— Корабль поведу я. И то, что ты везешь, помогу загрузить и выгрузить. Согласен?

— Ладно.

— И ради нашего с тобой знакомства, я даже сделаю это бесплатно. Хотя обед и выпивка, безусловно, идут за твой счет.

Последняя фраза сопровождалась солнечной улыбкой выросшего на Татуине человека. У Вильбы действительно не было выхода.

* * *

Грузом оказался новенький кар для гонок и два маластарца, даг-владелец кара и даг-механик. К этой расе Скайуокер еще с детства относился с некоторой неприязнью, да и все увиденное на протяжении службы в республиканской армии ничуть не изменило его ощущений в лучшую сторону. Этот конкретный даг тоже ознаменовал свое появление на борту фрахтовика серией распоряжений, выданных новоявленному капитану. Скайуокер сделал вид, что не обращает на это внимания, впихнул его машину в грузовой отсек, а затем как будто вежливо проводил пассажира в "салон". За владельцем кара в "салон" был выпровожен и механик. Вслед за этим Скайуокер совершенно искренне посоветовал им обоим не высовывать оттуда своего любопытного носа во время всего полуторасуточного путешествия. Рекомендация прозвучала на чистейшем хаттском. Даги, судя по всему, не первый год общались с людьми, поскольку интонацию Скайуокера поняли превосходно.

Фрахтовик был не таким уж маленьким корабликом, как его описал Вильба. Дело обстояло куда проще и вполне соответствовало рассказу Фелона. Бывший помощник и навигатор Вильбы слинял месяц назад. После того, как забрак пропил всю их выручку. Однако, Вильбу это не расстроило. Пилот он был действительно отличный, поскольку в двух последних "рейсах" сумел выкрутиться в одиночку.

Скайуокер провел необходимые вычисления и вывел корабль в гиперпространство. Затем во второй раз выслушал историю злоключений иридонского пилота. Естественно, Вильба пожелал узнать что-нибудь и о прошлом своего попутчика, и в ответ Скайуокер пересказал ему -дцатый вариант своей биографии, только что высосанный из пальца и с оригиналом не имеющий ничего общего.

Через несколько часов, посадив совершенно протрезвевшего Вильбу наблюдать за показаниями приборов, Скайуокер заявил, что уйдет отдохнуть. На самом деле его интересовал гоночный кар. Пользуясь тем, что даги не выползали из "салона", Анакин решил беспрепятственно рассмотреть эту модель.

Кар и впрямь оказался красавцем. Новенькая, блестящая машина, собранная руками талантливых маластарских мастеров. Скайуокер погладил бока двигателей, отметив, что поверхность несет на себе очень мало царапин. Или талант пилота позволял ему вести машину настолько аккуратно, или кар так мало участвовал в испытаниях, не говоря о гонках.

Из созерцаний и размышлений его выдернул крик Вильбы, и Анакин вернулся в кабину.

— Чего ты орешь?

— Ты что за координаты поставил? А гиперпривод что показывает? Нас расплющит на выходе!

— Успокойся. Отдыхай. Просто следи за приборами, — спокойно приказал хозяину корабля Скайуокер.

— Я и слежу за ними! И я на такой скорости никогда не летал.

— Гм, а я летал. И, по-моему, это тебе, а не мне нужно за ближайшие шестнадцать часов долететь до Татуина. Иначе ребята из какого-нибудь маластарского клана порвут тебя на кусочки.

Скайуокер вернулся в грузовой отсек и теперь действительно устроился полулежа на пустых ящиках. Потом снова встал и с помощью другого ящика заблокировал дверь в кабину. Он не настолько доверял своей интуиции, чтобы быть уверенным, что проснется в нужный момент. И еще меньше доверял попутчикам, которые запросто могли обеспечить такой момент. Только теперь, подложив сумку под голову, он позволил себе закрыть глаза и на некоторое время как будто провалился в темноту.

* * *

На следующее утро Скайуокер первым делом выпустил дагов из "салона". Которые сию же минуту принялись жаловаться, что во время путешествия им не дали провести необходимый техосмотр и испытания машины.

— Ай-яй-яй. Ты хотел погонять на каре по грузовому отсеку? Надо было раньше сказать.

Даги заткнулись.

Сев за управление кораблем, Скайуокер вывел фрахтовик из гиперпространства практически в стратосфере Татуина.

— Вильба, машину куда сажать?

— В Мос-Эспа.

— В какой ангар, я тебя спрашиваю.

— В один из северных. Какой не занят. Даги обещали заплатить за стоянку.

— Понятно.

— Ты тут бывал раньше?

— Приходилось.

Вильба почти не скрывал радости после того, как они приземлились. Вовремя. Успев доставить пилотов за два часа до начала гонок. Скайуокер помог вытянуть дорогую машину из грузового отсека, и сразу же поинтересовался, когда забрак улетает обратно на Кореллию.

— Через четыре дня. Гонки кончатся, пройдут празднества. Тогда и будем возвращаться.

— Гм. Дагов тоже везешь?

— Да, по договоренности.

— Понятно. Тогда я с вами.

— Давай. И смотри, не опаздывай.

— Смотри, не пропей корабль, — передразнил его Анакин. — Ну, удачи.

— А ты на гонки не пойдешь разве?

— На гонки? Через два часа, да? — Скайуокер глянул на хронометр.

— Да, и ставки надо сделать побыстрее.

— Ты прав. Кстати, а ты на кого поставишь? На дага?

— На него. Он говорит, у него самая лучшая машина.

— Кар неплохой, это правда. Перегрузки должен выдерживать почти любые. И двигатели отличные.

— Ты и в этом разбираешься?

— Есть немножко. Ладно, я пока пойду посмотрю Мос-Эспа.

Пообещав Вильбе встретиться с ним на гонках, Анакин быстро скрылся в переулках города и отправился к ангарам, находившимся в распоряжении участников соревнований. Перед тем, как сделать ставки, он хотел составить впечатление о машинах, и, разумеется, узнать результаты предыдущих соревнований.

Полчаса ему вполне хватило. Если и рисковать небольшой суммой денег, решил он, ставить придется на дага. Маластарская машина хотя бы по техническим показателям имела шансы вообще пережить гонки. Что нельзя было сказать об остальных участниках.

Первый из увиденных Скайоукером драндулетов годился только на металлолом. Или в качестве экспоната для музея гонок. Разумеется, если бы Джабба когда-нибудь додумался открыть таковой на планете. Впрочем, судя по доброй половине гонщиков, машины с допотопными двигателями еще долго обещали быть в моде.

В один из ангаров Скайоукера пытались не пустить. Вопреки татуинскому этикету общения, согласно которому в подобной ситуации полагалось просто дать в морду охраннику, Анакин решил не скандалить без особой необходимости и ограничился тем, что перебросился рядом заковыристых хаттских ругательств с командой техников. Пары минут препирательств хватило, чтобы достаточно хорошо рассмотреть машину. В машине было прекрасно все. Кроме пилота-алиена, от которого по всему помещению разило вполне человеческим перегаром.

Значит, даг.

К тому же, даг считался одним из лучших гонщиков своего родного Маластара.

Скайуокер уже хотел подойти к киоску, где принимали ставки, и, скрепя сердце, выложить сотню кредитов. Заставляя себя надеяться, что первым к финишу придет это высокомерное сволочное существо. Анакин так бы и сделал, если бы на пути ему не попался еще один, совсем маленький частный ангар, в окне которого он углядел нечто из ряда вон выходящее.

Свой собственный кар. Собранный им двенадцать лет назад.

Покосившись на запертую дверь, Анакин постучал в окно. Окно отворилось, и перед ним возник суетливый алиен. Ростом с небольшого человека, с серой кожей и большими глазами. Словом, типичный эркит, раса которых поселилась на Татуине несколько столетий назад.

— Тебе чего надо?

— Посмотреть. Открой.

— Нечего тут смотреть, — рявкнул эркит и потянул створку окна на себя. Скайуокер придержал ее рукой.

— Ты что, и есть пилот?

— А что, непохож?

— Откуда у тебя этот кар?

— Купил.

— Где?

— У тойдарианца.

— Ты об Уотто, что ли?

— Ну да. А тому, в свою очередь, пришлось купить ее у Себульбы.

— Этот кар был у Себульбы?

— Был. Хотя это не его машина. Вроде кар прежде принадлежал какому-то типу не с Татуина. Тот одолжил кар Ски... Скуакеру.

— Скайуокеру.

— Точно. И он на ней выиграл гонки. После этого машина попала к Уотто, а он продал ее Себульбе. Но кар был словно проклятый. Себульба гонял на нем раза три, и всякий раз случалось одно и тоже. Он был впереди всех на трассе, но на последнем участке в машине что-то отказывало, и к финишу даг приползал последним, — эркит злорадно оскалил зубы. — Пошли слухи, что машина заколдована. Себульба пошел к Уотто выяснять отношения, и тому пришлось взять ее обратно. Говорят, кар никто не хотел брать. Но когда я разбил свой, и мне нужен был новый, я его купил.

— Не веришь в проклятия?

— Не верю. В прошлый раз я был вторым. Чуть-чуть не хватило времени.

— А кто был первым?

— Квадинарос.

— Ого. А где сам Себульба?

— Давно уже на Маластар вернулся. По крайней мере, в гонках он больше не участвует.

— А что так?

— Говорят, несколько лет назад ему тут начистили рожу.

— Вот здорово, — не удержался Скайуокер. — Можно мне поближе кар посмотреть?

— Ты хочешь сделать ставку?

Эркит явно приободрился.

— Может быть.

— Тогда смотри, — новый хозяин машины открыл дверь, впуская Скайуокера внутрь. — Только не трогай там ничего.

Анакин сделал вид, что не расслышал последней рекомендации. Он обошел машину со всех сторон, и, наконец, опустился на корточки рядом с двигателем.

— Охладительную систему ты давно проверял?

— Этим мой механик занимается. Я только пилот.

— Удобно. И где же твой механик? — язвительно спросил Скайуокер.

— Ушел. В смысле, переманили.

— Ты, наверно, ему мало платил.

— Не твое дело.

— Как раз таки мое. Так, в финале Квадинарос не участвует... Зато участвует даг с новенькой машинкой. Впрочем, мне кажется, у тебя все-таки есть кое-какие шансы, — размышлял вслух Анакин.

— Ну да, шансы-то есть, — ответил эркит голосом, выдававшим беспокойство. Видимо, он и без Скайуокера понимал, что с каром что-то не в порядке и что без механика у него нет надежды на результат.

— Кое-какие, — кивнул Анакин. — И если у тебя еще хватит ума поменять редуктор охладительной системы, а также два клапана на двигателе, эти кое-какие шансы заметно увеличатся.

— Но...

— Да, да, я понял: ты пилот, а не механик. Давай так. Я попробую за час довести эту машину до состояния, в котором она была до Себульбы. И снять проклятие, — Скайуокер улыбнулся.

— Да? — недоверчиво спросил эркит.

— Ага. Но, разумеется, волшебники не работают за бесплатно.

— Сколько ты хочешь?

— Если ты не придешь первым, то ничего. Видишь ли, мне все равно нечем заняться в ближайшие полтора часа, — великодушно заявил Скайуокер, вытирая вымазанные маслом руки тряпкой. — А если выиграешь — пятьдесят процентов от всей суммы.

— Это сумасшедшие деньги! Мой механик никогда столько не требовал!

— И где теперь твой механик, маленькая ты жадина?

Эркит пробормотал что-то невразумительное.

— Не тяни, времени у нас мало. Теперь... запчастей у тебя, конечно, нет?

— Вон в том шкафу что-то...

— ... валяется. Вижу, — Анакин раскрыл створки, — Не, этот хлам не пойдет. Нда, плохо. Тогда давай топай к Уотто.

— Что, я?

— Ну не я же. Возьмешь у него редуктор. Размеры двадцать пять на сорок, и чтоб обязательно из дюрастали. И два клапана, марки К-23. Понял? Если не понял, запиши. И еще, запомни, что они не стоят больше, чем семьдесят-восемьдесят кредитов. Если Уотто попытается всучить тебе что-то другое или продать дороже, скажешь, что наймешь людей, которые придут и оборвут ему крылья. Да, именно так и скажи, иначе до этой синекожей сволочи не дойдет. Ну, чего смотришь? — Анакин постучал пальцем по хронометру. — Время не ждет.

* * *

Анакин сдержал обещание, данное Вильбе, и разыскал того на трибунах гонок. Ни словом не обмолвившись о том, чем он занимался в течение двух часов. Чем занимался Вильба, догадаться было нетрудно. Забрак постоянно жаловался на невыносимый татуинский климат и, естественно, уже успел охладить свой чувствительный организм, пропустив пару стаканчиков какого-то холодного напитка в одной из кантин. Анакин почти не обращал внимания на его нескончаемое словоблудие, внимательно наблюдая за выходившими на арену двадцатью участниками гонок.

Скоро показался уже знакомый эркит. Воспользовавшись помощью одного из служащих арены, он докатил кар до стартовой полосы и уже там снял с машины свой серо-зеленый флаг. Цвет полотнища, очевидно, выбирался с учетом цвета кожи, подумал Скайуокер. Однако, судя по реакции толпы, эркит не был большим фаворитом этого этапа. Народ куда более активно орал приветствия, щелкал языками и мотал хоботами, когда на арене появился уже знакомый Анакину маластарец. Вместе с путешествовавшим с ним дагом-механиком, к стартовой полосе подошла целая группа поддержки, в их числе было и двое пит-дроидов. Вторым пилотом, удостоившимся громких ободряющих криков, стал шестирукий любитель лума.

Наконец, Джабба совершил плевок косточкой о гонг, и сигнал к старту был дан.

Машины почти в одно и тоже мгновение сделали гигантский, невероятный рывок. Поместившийся на пятом ряду Скайуокер держал дисплей обоими руками. Он и не заметил, как его прежняя расчетливость куда-то испарилась, и на ее место пришел вечный азарт гонщика. А вместе с ним и целый букет ощущений, ясных и свежих, как прозрачная чистая вода в знойный день. Он не то чтобы отрешенно помнил — сейчас он именно проживал заново все свои воспоминания и чувствовал, как это бывает... Как машина стремительно набирает скорость, как за долю секунды тебя кидает от одной скалы к другой, как приходится со страшной силой сжимать рукоятки для маневрирования... Как ты надеешься на слепой случай — ну пусть же тускенские разбойники и в этот раз промахнутся, а соперник тем временем пытается выбить тебя с трассы...

Лидировал любитель крепких напитков. Наверно, подумал Скайуокер, на мозги некоторых рас алкоголь все-таки действует укрепляюще. Даг упорно держал вторую позицию, и только третьим был эркит. На половине трассы, где-то в начале Моря Дюн эркит поднажал. Разорвать дистанцию не получилось, зато удалось сесть дагу прямо на хвост. Обычно это делалось, чтобы заставить противника понервничать.

Анакин несколько минут следил за происходящим на дисплее, пока его взгляд не упал с дисплея на арену. Он опять проживал воспоминания заново, но теперь азарт составлял лишь ничтожную толику вызываемых памятью ощущений.

Сила Великая, как же давно это было...

Пестрая толпа и пестрые флаги. Квай-Гон Джинн, тогда еще живой. Мама. Киттстер. С3ПО. Предчувствие, что сейчас ты что-то изменишь. Ну да, свою судьбу он изменил. Давно. Кроме судьбы одного маленького раба, больше за эти двенадцать лет здесь не изменилось ничего.

Дело не в том, что на других системах не было облезлых хижин и нищеты. Было, и Татуин мало чем выделялся из ряда подобных систем.

Ненависть? Вряд ли. Перегорело.

В пепельной кучке воспоминаний о родной планете оставалось тлеть одно отвращение.

К хаттам. К местным традициям. К населению вообще. К цветастым тряпкам флагов, украшающих арену во время гонок Бунта-Ив. Тряпки, конечно, тоже выполняли свою функцию: они прикрывали безнадежность и таким образом дарили иллюзию жителям Татуина. Всем, начиная со служившего у хатта дворецким и заканчивая последним нищим. Один день в году даже рабы бегут посмотреть гонки. И им уже нет дела до того, что они когда-то были свободными. Или что свободными были их отцы и деды. Забыли. Жизнь фермера — такое же уродство. Урожай, посев. Посев, урожай. Ничего не выросло или сломался влагоуловитель — застрелись. Все равно к сорока ты будешь иссохшим стариком. Если раньше не сдохнешь.

До земли, раскаляемой двумя солнцами, не добирался даже лучик надежды.

Татуин уже давно был чужим и одновременно оставался до омерзения знакомым.

Первый раз он вернулся сюда после двух лет военного училища на Кариде. Училище он закончил с отличием, с настолько высокими оценками, насколько низкими они были в самом начале. В библиотеке Храма он читал почти все, что попадалось под руку. В результате предметы наподобие физики и астрономии, а также столь уважаемой Орденом истории Республики Анакин знал намного лучше сокурсников, и в то же время его познания в области биологии и литературы были на нуле. Общевойсковая подготовка, вопреки ожиданиям Анакина, также подготовила массу неприятных сюрпризов. Главным образом потому, что физические нагрузки курсантов были рассчитаны на пятнадцать лет, проставленные в его документах. И тринадцатилетний, пусть даже прошедший серию тренировок в Храме, с ними справлялся с трудом.

Большую часть его сокурсников составляли сыновья мелких чиновников Кариды и соседних систем, прочивших своим отпрыскам военную карьеру. Учитывая положение дел армии в Республике, такая карьера не сулила богатства и не могла считаться престижной. И все же это был билетик наверх, и за него предстояло драться. Иногда драться приходилось и во время, свободное от занятий рукопашным боем. Несмотря на тогдашний маленький рост, выросший на Татуине мальчишка знал достаточно подлых приемов, никогда не стеснялся их применять, и к тому же лучше и быстрее противников соображал, где на теле человека расположены болевые точки. Причем всегда бил так, словно собирался убить. Один раз пришлось обороняться от нескольких человек. Анакин сбил с ног двух юнцов, вырвал из группы следующего, быстро оттащил его в сторону и, придавив тому горло какой-то подвернувшейся под руку железкой, сказал, что убьет, если от него не отстанут. Прибежавший на шум караульный разогнал мальчишек. Анакин с гордостью отправился на неделю в карцер.

После этого от него отстали. Навсегда. Стали игнорировать. Его это устраивало.

За все два года Анакин умудрился не заметить того, что у него нет приятелей. Это его тоже устраивало. В начале у него была только одна цель — протянуть в этом месте два года и потом умотать на все четыре стороны. За два года Орден забудет о нем, и никто не станет его искать.

В том, что училище на Кариде лучше великого Храма защитников Мира и справедливости, он не сомневался. Для него — лучше. Он так определил сам. Может быть, потому что здесь на тренировках можно было выживать всю злость. Не подавлять естественную агрессивность. Не прятать ее за красивыми изречениями из кодекса. И если ты прилично вытягивал нормативы, то никому не было дела до твоего не слишком миролюбивого выражения лица.

Все было очень просто. Ни о какой Темной стороне здесь никто не слышал. Хотя он о ней знал. Знал, что его "Темная сторона" была ожогом от двух татуинских солнц. И что этот ожог — уже часть его. С самого рождения. Ну, факт такой, и все тут.

Впрочем, времени жалеть себя, углубляться в самокопание или заниматься еще какой-то откровенной дуростью попросту не было. Было только желание любым способом догнать своих одноклассников. Что и удалось к началу второго года. Тогда он снова стал слышать колкости. Другие. Еще более язвительные. Теперь уже от зависти.

Окончив школу, Скайуокер первый раз за всю жизнь обнаружил наличие некоторого количества свободного времени. А точнее, месяц. После этого начинались экзамены в высшее военное училище, и там уже приятель его "знакомого" из республиканской службы безопасности ничем бы помочь не мог. Анакин, который за все пять лет ничего не смог узнать о матери, решил, что сначала вернется на Татуин и заработает немного денег для Шми. А уже потом, добившись освобождения матери, будет думать о том, что делать дальше.

Анакин упросил одного из преподавателей взять его с собой на Кореллию. Об этой системе он уже достаточно наслышался в училище. На Кореллии он потратил два дня, чтобы найти способ передвижения. Наконец, за какие-то сто жалких кредитов нанялся механиком на торговое судно.

Прилетел в Мос-Эспа.

Там его ждал сюрприз. Уотто ничего не знал о Шми Скайуокер, потому что некий темнокожий человек в униформе выкупил ее пять лет назад и куда-то увез. Естественно, Анакин сразу же заподозрил худшее. Увидев реакцию Скайуокера, Уотто понял, что смотрит в лицо собственной смерти, и звать на помощь даже не имеет смысла. Анакину было почти шестнадцать, и после двух лет тяжелых тренировок развит он был куда лучше сверстников. Прощать он не умел.

Именно в тот момент в лавку заглянул какой-то местный зеленокожий тип. Анакин отошел в тень, к полкам с мелкими деталями. Казнь откладывалась.

— Здорово, Уотто. Мне бы движок для спидера починить.

— Ну, так тащи его сюда.

— Да вот он, — родианец легко поднял на прилавок небольшой аппарат обтекаемой формы. — Тритиад восемьдесят. Заглох вчера.

— Ладно, покопаюсь. Приходи послезавтра. И готовь сотню "сереньких".

— Будет. Ну, бывай.

Родианец направился к выходу, когда Уотто окликнул его.

— Слушай, Шадда, ты ничего не слышал о Шми Скайуокер? Помнишь, была у меня такая рабыня? Я ее продал, а вот где она теперь, не знаю.

— Это которая тут в лавке работала, что ль?

— Ну да. Можно подумать, я много рабов держал!

— А еще ж пацанчик у тебя был, помнится. Бегал тут, весь такой деловой.

Уотто задержал дыхание. В углу лавки еле заметно шелохнулась тень Смерти.

— Д-да. Это ее сын.

— Этот маленький выродок был ее сыном? А от кого? — вырвался смешок у родианца. — Или ты иногда подкладывал Шми покупателям? Надо же, я и не знал. Сам бы пришел, мне человеческие женщины нравятся.

Уотто закрыл глаза. Под дряблой синей кожей бешено колотилось его маленькое сердце. Еще громче скрипнул пол, отозвавшись на шаги Смерти.

— Что ты сказал?

— То и сказал. А ты кто такой?

— Анакин Скайуокер.

— Не нравится слышать правду? А ты думаешь, откуда ты такой ублюдок взялся? В песке тебя нашли, что ли?

Родианец едва успел расслышать, как человек тихо и твердо произнес:

— Ты труп.

Затем Шадда почувствовал, как ему внезапно стало нечем дышать.

Анакин сдавил шею родианца правой рукой. Шея была потная и грязная. Затем помог себе левой, придерживая и до боли выкручивая верхнюю конечность Шадды. Родианец захрипел. Из его рта выкатился пухлый зеленовато-серый язык. Тогда Анакин изо всех сил треснул головой родианца о стену. Так, чтобы точно попасть по острому краю металлической конструкции. И отпустил. Обернувшись, он увидел, что Уотто снова открыл глаза. Словно парализованный, тойдарианец наблюдал, как по стене его лавки растекаются мозги клиента.

Скайуокер вытер руки о валявшееся на прилавке полотенце. Кусочек серой густоты вдруг шлепнулся на пол, и этот звук внезапно вернул Уотто дар речи.

— Эни, это все неправда! Эни!

— А что же тогда правда?

Скайуокер сделал шаг к Уотто.

— Подожди, Эни, подожди! Я все расскажу! — тойдарианец беспомощно захлопал крыльями. Взлететь не получилось.

— Я слушаю.

— Я не знаю точно, от кого Шми тебя родила. Она тогда еще не была моей рабыней. И рабыней Гардуллы она тоже не была. Твой отец был не с Татуина. Одни говорят, наемник. Другие — какой-то военный из республиканцев. Третьи еще что-то говорили, не помню уже. В общем, он женился на ней, сделал ей ребенка... тебя, то есть. А потом пришла весть, что его убили. Задолго до твоего рождения.

— Кто его убил?

— Не знаю. Тоже по-разному говорят. Не то бандиты, не то какой-то джедай.

— Джедай?

— Я не знаю точно. И она не знает. Шми сначала работала у Гардуллы за деньги, потом влезла к нему в долги, не смогла расплатиться и стала рабыней. Потом я ее выиграл в кости. Дальше ты сам знаешь. Да, ты родился свободным человеком. Если тебе это интересно.

Анакин встряхнул головой, словно стремился освободиться от наваждения.

— Где доказательства?

— Чего?

— Всего, что ты наплел.

Тойдарианец почуял робкую надежду и заставил себя пересилить страх. Он бросился в другую комнату и несколько минут хлопал там ящиками и крыльями. Наконец, вернулся с бумагой в лапках.

— Это накладная. О продаже Шми. Здесь проставлено число, когда я ее купил. И когда ей поставили чип со взрывателем. Ты родился на неделю раньше.

Анакин взял бумагу из лап Уотто. И, впившись взглядом в набор цифр, словно и обращался он не к тойдарианцу, а то ли к трупу, то ли еще к какой-то пустоте, отрешенно произнес:

— Мама никогда мне об этом не рассказывала.

— А ты спрашивал?

— Один раз. Давно. Но она не захотела об этом говорить.

Скайуокер сосредоточенно размышлял, затем потребовал:

— Покажи мне еще раз бумагу о продаже. Я не понял, кто был покупатель.

— Да вот же. Какой-то Панака.

— И больше ничего?

— Для купли рабов ничего больше и не надо. Только деньги.

— Панака. Панака... Стоп. Я, кажется, понял, кто это.

Анакин опять задумался. Уотто наконец решился прервать его молчание:

— Что мне делать с трупом?

— Не знаю. Просто убери и помалкивай.

— Я никому не скажу.

— Я никого не боюсь. Уотто, ты когда-нибудь думал, что держать рабов — это плохо?

— Нет, а почему? Тут все держат рабов. Все, кто может это себе позволить.

Скайуокер тяжело вздохнул. Правда, решил он. Уотто действительно не понимал.

— Ты бы сам хотел стать рабом? Хотел бы ты жить со взрывателем внутри? Представляешь, как это?

— Нет, а что... — тойдарианец встретился взглядом со Анакином и осекся. — Эни, послушай, только не делай этого! Эни, только не делай! Эни, пожалуйста!

Уотто забился в стонах и мольбах, предчувствуя унижение, которое будет страшнее смерти. Крылья его снова сморщились, и он упал перед Скайуокером, попытавшись обнять того за ноги.

— Заткнись. Я не хатт.

Тойдарианец остался жив.

Той же ночью Анакин проник в один из дворцов. Установил там бомбу и таким образом избавился от охраны из гаморреанцев. Распорол живот Гардулле. Увидел, что зеленая слизь под кожей хатта напоминает мозги наглого родианца.

Больше мстить было некому.

Полный решимости во чтобы ни стало узнать о матери, Анакин разыскал Киттстера. Оказалось, что тот был осведомлен о деле куда лучше Уотто. Темнокожий офицер неизвестной системы действительно привез деньги, чтобы выкупить Шми. И был достаточно настойчив, чтобы пресечь попытки Уотто завысить цену за рабыню. А после, тоже за определенную сумму, Шми была устроена на проживание к молодой семье фермеров. Далеко-далеко в пустыне.

Анакин разыскал их дом. Убедился, что с матерью все в порядке. Задал резонный вопрос.

— Почему ты мне ничего не рассказывала?

— Прости меня. Мне было очень тяжело. А в тебе и так было достаточно ненависти и злости.

— Это правда, что моего отца убил джедай?

— Кто это тебе сказал?

— Уотто.

— Анакин, я не знаю, кто его убил. Было какое-то небольшое восстание на одной из планет, вроде Татуина. Мне сказали, что он выступил против правителя той планеты. А правитель был назначен Республикой. Очень может быть, что его охраняли рыцари. Это все, что мне удалось узнать.

— Квай-Гон тоже был джедаем. И несмотря на это...

— И несмотря на это, мне он показался прежде всего человеком.

— Зачем ты сказала ему, что у меня вообще не было отца?

— Не знаю. В ту минуту просто хотела, чтобы он заинтересовался тобой. И увез тебя отсюда. Говорила, что пришло на ум. О том, что сама выносила тебя, и что не могу всего этого объяснить.

— Все-таки не понимаю, как Квай-Гон мог это так понять. Или, тем более, поверить. Я же чувствую, когда мне лгут.

— Он поверил в тебя. В твои способности. В твою волю. А не в то, что ты родился от этой самой Великой Силы.

— Он и в Храме назвал меня средоточием Силы!

— Но ведь тебя иначе не приняли бы в Орден, правда?

— Правда.

Скайуокер почувствовал логику в словах матери и перестал спорить. Шми Скайуокер вообще была очень умной женщиной.

— Как же меня там достали этой Избранностью!

— Эни, так ведь они боялись тебя. И правильно боялись. Ты оказался сильнее.

Анакин отдал Шми горсть заработанных кредитов и уехал поступать в высшее военное училище.

За следующие четыре года обучения он посещал Татуин еще несколько раз. И каждый раз видел, как же глупо было ожидать от Квай-Гона освобождения рабов.

Свои детские мечты Скайуокер теперь вспоминал с усмешкой. Получив отличную практику в области ломания шей и костей, а также организации диверсий, он повзрослел и понял, что в одиночку никто не изменит вековых порядков Татуина. Даже, если этот одиночка успешно перебьет всех бандитов и взорвет дворцы хаттов вместе со всем содержимым. Не поможет.

Место укокошенного Гардуллы почти сразу занял его племянник Джабба, и ничего не изменилось. Более того, Анакин наконец понял, что даже ликвидация всех татуинских работорговцев не решит проблемы. Результат был весьма предсказуем: освобожденные рабы с удовольствием перебьют бывших хозяев, или, что еще более вероятно, превратят их самих в рабов. То ли из изощренного чувства справедливости, то ли из-за заразительного ощущения татуинского беззакония. Здесь это одно и тоже.

Кто из влиятельных республиканских шишек может позволить себе эту роскошь — присоединить Татуин к Республике, раздавить хаттов и оставить здесь гарнизон — с непозволительным для государственных деятелей отпечатком идеализма? Да никто.

Скайуокера отвлек от его размышлений какой-то шум сбоку. Тем временем, начался третий, завершающий этап гонок. Взглянув на дисплей и увидев черный треугольник напротив имени одного пилота, Анакин понял, что любитель крепких напитков разбился насмерть. Зато даг и эркит по-прежнему шли наравне. То один, то другой вырывался вперед.

Оставалась еще добрая половина трассы.

Скайуокер не отрывал глаз от происходящего на дисплее. Самое удивительное, что он до сих пор помнил трассу в мельчайших подробностях. Знал, за каким изгибом справа появится острый край скалы. Очень надеялся, что тоже самое было достаточно хорошо известно и эркиту. Впереди начиналась выжженная голая пустыня, участок практически без препятствий, где можно было поднажать и обогнать соперника.

Эркит этого не сделал, и Анакин ощутил легкую досаду. Она усилилась, когда стало ясно, как упорно прорывается вперед даг. Оставалась последняя четверть, один из самых неприятных и опасных участков трассы, где уже трудно изменить положение.

Что ж, если маластарец выиграет, это будет честная победа.

В это время эркит совершил отчаянный рывок вверх, выжимая из двигателя скорость, на которой было трудно говорить о нормальном маневрировании между скалами. Скайуокер с напряжением следил за этой странной тактикой. Едва не размазавшись о каменную стену, пилот резко пошел на снижение. Буквально в метре от него оказался даг. Маластарец явно не был готов увидеть соперника так близко, несвоевременно подался чуть влево и зацепился двигателем за отвесную скалу. Мотор изошел дымом и искрами, а затем заглох.

После чего исход гонок был решен.

* * *

Попрощавшись с недовольным забраком — Вильба поставил все деньги на дага, Скайуокер быстро спустился на арену. Он потерял еще пару часов, пока работники тотализатора подсчитывали выигрыши. Эркит буквально ходил за ним следом, едва не наступая на пятки. Потом без пререканий отдал ему половину выигранных денег и, наконец, раскрыл рот, пожелав узнать его имя.

Обойдется, решил Анакин Скайуокер.

Оставив двести кредитов в залог за аренду спидера, он полетел к Ларсам. До фермы добрался только к вечеру. Увидев вдали знакомый купол и блестевший на солнце металлический корпус испарителя, Анакин замедлил ход машины. Хотелось сделать матери сюрприз. Он остановил машину, достал с заднего сиденья сумку и прошел добрую сотню шагов по песку.

Заглянул во двор. Оуэн драил поверхность какого-то аппарата и, естественно, ничего не замечал, кроме своей тряпки. Анакин бесшумно скользнул в дом и пробрался на кухню.

— Привет, мама.

Шми повернулась, едва не выронив тарелку из рук.

— Эни!

Анакин пригнулся, давая матери обнять себя за плечи и глядя в ее озаренное радостью лицо.

Мама не изменилась. Разве что добавилось морщинок около глаз. А может, и нет. Он и помнил ее всегда именно такой. Улыбающейся. Как в детстве.

Как же хорошо, когда есть что-то такое, что не меняется.

— Я уже и не знала, что думать. Сводки сюда не доходят. А ты... живой.

Анакин удивленно поднял брови.

— Вполне.

— Как же давно тебя не было, — Шми остановилась, перевела дыхание и затем уже более деловитым тоном добавила. — Я и не слышала, как ты вошел.

— Да, Ларс меня тоже не заметил.

— Беру сейчас на испарителе?

— Собирает воду. Как раз ужинать будем.

— Я тебе привез кое-что, — Анакин подошел к столу и начал вынимать из сумки продукты. — Здесь, чай, кофе, консервы, рис. Молоко, вроде свежее. И шоколад.

— Спасибо. Ты садись пока. Тебе кофе сделать?

— Да нет, я подожду ужина со всеми, — пересилил себя Скайуокер. Он достал небольшой сверток из внутреннего кармана куртки и отдал матери. — Это тоже тебе.

— Тогда я отнесу деньги Ларсам.

— Не надо. Я сам заплачу Оуэну, как увижу. Все оставь себе. Мало ли, пригодятся. И спрячь куда-нибудь, чтобы Ларсы не видели.

— Не стоит о них так думать. Они неплохие люди.

— Да все люди "неплохие", — хмыкнул он. — Да, ладно, не в Оуэне дело. Кстати, если б я хотел чего-нибудь спереть отсюда, мне бы ведь никто не помешал. Это что, нормально?

— Это Татуин. Здесь все нормально. Ты насколько приехал?

— Почти на три дня. Послезавтра вечером уезжаю.

— Почти на три дня, — Шми покачала головой.

— Мама, прости. Понимаешь, больше не получается. Да и лететь сюда долго.

Она унесла деньги в комнату. Скайуокер тем временем уселся за обеденный стол, и, чтобы перебить голод, распечатал одну плитку им же привезенного шоколада.

— Присоединяйся, — он кивнул вернувшейся матери. — Ну, что здесь нового?

Шми села напротив него. Отломила кусочек коричневой плитки.

— Все хорошо у нас, — она подперла подбородок рукой, словно задумываясь, стоит ли утомлять сына с дороги отчетом о положении дел на влагодобывающей ферме. — Вот, Оуэн присоединил еще один испаритель к контуру.

— Я заметил, он расщедрился на холовизор.

— Это еще с тех денег, которые ты прошлый раз привез.

— Понятно. Интересно, где он такой древний ящик-то откопал?

— В Мос-Эспа ездил.

— Догадываюсь... — Анакин покачал головой. — Я сейчас как раз был в той округе.

— Киттстера не видел?

— Да нет, не было времени его искать. В другой раз.

— В другой раз... — Шми замялась. — Я хотела спросить, как там?

— На войне? Как... и раньше.

— Она когда-нибудь закончится?

— Да, — односложно ответил Анакин.

И вдруг понял, что за полтора года почти забыл, как это — говорить с матерью. Не прятаться за иронией, а по-настоящему разговаривать.

Скайуокер оторвал глаза от обертки. Увидел то, что ожидал. Мама сидела удивленная, как если бы вместо сына ей только что ответил незнакомый прохожий.

Он смягчился, и нужные, совсем нехитрые слова отыскались сами собой.

— Война обязательно закончится, мама, — уверенно начал он. — И Республика победит. Правда, за последний месяц мы не приложили к этому никаких усилий.

— Вас что, отправили в резерв?

— Хуже. Совет безопасности велел отступать и загнал наш флот на Кореллию. Совсем в тыл.

— Зачем?

— Формально под эгидой защиты центральных территорий от нападения сепаратистов.

— Сепаратисты уже там?

— Нет, и пока не собираются. Ну, еще этот приказ объяснили ремонтом и получением снабжения. И это после того, как мы разбили их базу на Угма-Ру. Правда, Штрима положение вещей устраивает. Ничего делать не надо, и все хорошо.

— Меня тоже устраивает. Ты хотя бы на два дня домой прилетел.

— Мама, я должен быть совсем не здесь.

— Успеешь еще. Без тебя война не кончится.

— Интересный прогноз, — он поднял брови, а затем продолжил. — Да, и как раз теперь Цандерс лично поехал в столицу выяснять, сколько нам еще ждать.

— Подожди, Цандерс — это...

— Наш адмирал. А Штрим — мой капитан. Кстати, ты же не знаешь последних новостей.

— Тебя опять повысили в звании?

— Еще как, — Анакин улыбнулся. — Я теперь старший помощник "Мегеры".

— Поздравляю.

— Ага, спасибо. Штрим как раз пытался оспорить приказ адмирала и даже написать кляузу в Совет Безопасности. Но ему посоветовали помолчать.

— Твой капитан хотел оспорить приказ?

— Ну, на самом деле я не имею никаких прав на эту должность. Просто во время одного боя я был на мостике. Штрим так гениально спланировал операцию и вылет истребителей, что дредноут сам попал под прямой огонь противника. Половину щитов потеряли. И тут как раз со Штримом связался адмирал и спросил, что за дурь он затеял. Я понял, что надо ловить момент, обратился к Цандерсу и предложил изменить тактику атаки. Он меня выслушал и приказал Штриму действовать по моему плану. Во-первых, я вывел дредноут из-под огня. Во-вторых, перераспределил атакующие истребители так, что защищаться пришлось сепаратистам, а не нам.

— А Штрим?

— А Штрим свалил свою ошибку на старшего помощника. Его понизили в звании, а помощником Цандерс назначил меня. Это все очень здорово, конечно, только вот я никогда не был офицером флота. Ну да, я разбираюсь в технике не хуже их, а с истребителем управляюсь еще и лучше. Только формально все это еще не дает право офицеру десантных войск заниматься тем, чем он вообще не должен заниматься. Короче, Цандерс пошел против правил. Это, мягко говоря, ненормально. Хотя с другой стороны, в армии Республики ненормально почти все...

Шми хотела что-то спросить, но в прихожей в этот момент послышался шум, и они оба замолчали. Вошла Беру.

— Анакин!

— Привет, Беру. Как жизнь, солнышко?

— Хорошо, — ее пухлые губы вытянулись в улыбку до ушей. Стянутая косынка была брошена на свободный стул, о спинку которого Беру оперлась руками. — Будешь с нами ужинать?

— Не откажусь.

— Ты на фрахтовике прилетел?

— Не, на крайт-драконе.

— А что вы сейчас перевозите?

— Что заказывают, то и перевозим. Хочешь, тебя куда-нибудь перевезем.

— Да ну, — Беру задорно мотнула головой. Потом поправила сбившиеся под косынкой волосы.

— Оуэн не пустит?

— Он меня и в Мос-Айсли одну не пускает. Боится, что я какого-нибудь пилота подцеплю.

— Какой строгий у тебя муж. И не надоело такой красавице сидеть на ферме, а? — Анакин подмигнул ей.

— Ну, как тебе сказать...

— А ты убеги.

— С тобой, что ли?

— Да я вроде не единственный тут навигатор. И пилотов в космопорте, ну... как песка в пустыне...

— Еще чего! То говорил, что увезет, а то сразу к другим пилотам отправляет. Вот и верь таким! Пилоты...

Беру надула губки, делая вид, что обиделась и занялась расставлением тарелок по столу. Потом открыла дверь позвать Оуэна к ужину.

Ларс одарил Анакина оторопелым взглядом.

— Так это ты, значит.

— Добрый вечер, Оуэн.

— Ты сейчас... приехал?

Анакин взглянул на хронометр.

— Ровно двадцать три минуты назад.

Оуэн что-то хмыкнул.

— Не видел, как ты вошел.

— А я тебя видел. Думал, не стану тебе мешать. Ты же занят был, обшивку уловителя полировал.

— Я его чинил, между прочим.

— Что с ним не так?

— Ржавеет изнутри.

— Пропускает влагу, значит. Проверь клапан на воздухозаборнике.

— Проверял уже.

— И что?

— Течет.

Скайуокер пожал плечами.

— Ну так поменяй.

— Дорого. Лучше бы починить.

Анакин подумал, что ему нет никакого дела до того, как ведет хозяйство типичный татуинский скряга. И банте было понятно, что в этом доме никогда не будет достатка. С другой стороны, на ферме все еще жила мама. И неизвестно, сколько ей еще придется здесь жить.

— Ладно, покажешь мне завтра это клапан. Разберусь.

Ларс сел за стол напротив Скайуокера. Тот вытащил кошелек. Протянул его через стол.

— Твоей семье и дому. Моя личная благодарность.

Оуэн не смог удержаться от искушения глянуть внутрь. Анакин с трудом подавил улыбку.

— Ты до сих пор навигатор фрахтовика?

— Ага, — сказал Скайуокер, скользнув по Оуэну взглядом "а ты до сих пор фермер?"

— Хорошая работа?

— Не жалуюсь. Вот сегодня прилетели, удачно сбыли груз.

— Понятно. А что за груз?

— Спайс, как обычно. Тонны две.

— Патрулей не боитесь?

— А кто нас засечет?

— Ну, республиканцы.

— С этим их бардаком? Не думаю. Если только какая дрянь не настучит. Но это не страшно. Дрянь мы найдем и тоже настучим. По голове.

Анакин поймал на себе почти умоляющий взгляд Шми, снова подавил усмешку и сосредоточился на ужине. Оуэн ничего не заметил, потому что на всякий случай опустил глаза в тарелку. Он и не думал никому доносить. И вообще, решил про себя Ларс, лучше ему не знать, чем конкретно занимается этот юный переросток, да и разговор о контрабанде не приличествует его добропорядочному дому.

Вся дальнейшая беседа состояла из коротких фраз, относящихся исключительно к еде.

* * *

Анакин проснулся поздно, когда солнце уже было высоко.

Он вспомнил, что вчера еще очень долго говорил с матерью. На кухне и шепотом. Уже взошла вторая луна. Местные жители шли спать на закате звезд-близнецов.

Раз в полтора года можно позволить себе и такую роскошь, пусть даже роскошь и Татуин — понятия априори не сочетаемые. Кажется, даже вчерашнее отвращение к родной планете на время отступило. Словно он смог оставить его за порогом дома.

А вставать по прежнему не хотелось. Напротив. Хотелось закрыть глаза и спать дальше. Самооправдание уже было на месте и называлось "отоспаться за два года войны". Нет, не получится. Мама, наверно, уже встала. Она же не может не помогать Беру по дому. Интересно, который сейчас час?

В сознание прокралась мысль о том, что свой хронометр по старой привычке он засунул глубоко в нагрудный карман куртки, а куртку, естественно...

Поискал глазами. Нашел на комоде серый треснувший по краю пластиковый кубик. Экран горел зелеными цифрами. Это была одна из тех немногих вещей, принадлежавших лично матери и которые Шми решила увезти с собой из дома Уотто.

Потянулся — Силой. Достал.

Потому что это было можно. В конце концов, разве Татуин — не родина вседозволенности?

Анакин до сих пор помнил, как после побега из Храма старался не думать о Силе. Не использовать, отключиться, забыть. Так было нужно. Зато потом, как только офицер безопасности Республики строго настрого запретил ему пользоваться своими способностями, играться с Силой стало особенно интересно. Отчасти из природного чувства противоречия. Отчасти и потому, что это был еще один его секрет, а тайны он любил и берег всю жизнь.

Естественно, медитация в его исполнении имела мало общего с тем, что преподавали в Ордене. Скайуокер очень быстро понял, что к Силе можно обратиться и без выказывания ей фанатичного преклонения. Садиться в позу лотоса совершенно необязательно. И никакой Храм с двенадцатью колоннами и тысячью фонтанами не нужен. Угол в грязном бараке или койка в казарме были достаточно функциональны. Если удается натянуть одеяло на голову или укрыться шинелью, появляется прекрасная возможность сосредоточиться. Утром или вечером всегда будут две-три минуты, которые полностью принадлежат тебе. Подобное короткое прикосновение давало возможность настроить себя на глубокий сон и выкроить из нескольких часов полноценный отдых. Или наоборот, помогало начать новый день. Сильно начать. Импульсом. Огнем выжигая усталость и сонливость. Помогало на тренировках. И уже потом — в бою. А раз так, зачем тратить долгие часы на "постижение Силы"?

Впрочем, никогда и нигде Анакин свои способности открыто не демонстрировал. Да никто и не догадывался. Ну, были те, кто удивлялись. За год службы в десантном подразделении, старший лейтенант Скайуокер приобрел репутацию человека, который странным образом мог отделаться легким ранением там, где гибли десятки других. Шел на рискованные задания и возвращался живым. Проходил под снайперским огнем. Знал, как не наступить на мину. А с другой стороны, кто сказал, что кроме старшего лейтенанта Скайуокера в республиканских войсках не было удачливых бойцов? Интуицию еще пока никто не отменял.

Едва слышно скрипнула дверь.

— Я так и думала, что ты не спишь.

Шми вошла в комнату с подносом. Анакин мгновенно сел в кровати.

— Не вставай. Я тебе кофе принесла.

— Да? Я пожалуй, сейчас единственный человек на Татуине, который дрыхнет до обеда и завтракает в постели.

— Еще есть Джабба.

— Спасибо за сравнение. Мой прогресс налицо, — сказал Анакин, беря поднос из рук матери.

— Кофе горячий.

— Это же хорошо, — половина кружки была влита внутрь себя. — Я как раз такой люблю. Проснуться помогает. — Он взял бутерброд, но тут же, что-то вспомнив, положил его обратно на тарелку. — Мам, я вчера забыл тебе кое-что важное сказать. Я собрал достаточно денег. Чтобы переселиться.

— Ларсы, вроде бы...

— Не в Ларсах дело. Я знаю, что Оуэну очень выгодно сдавать тебе комнату. Я вообще о Татуине.

— Уехать отсюда?

— Да. Я не хочу, чтобы ты оставалась здесь. И я все время слежу за ценами на недвижимость. Конечно, сейчас в большинстве систем инфляция. Но когда война кончится, думаю, мы сможем снять приличную квартирку даже в столице.

— Это страшно дорого, Анакин.

— Мама, так я же практически не трачу свое жалованье. Мне и не на что его тратить. И некогда.

Шми стянула губы в улыбку и покачала головой.

— Тебе сейчас двадцать два. Как ты и говоришь, война кончится. Ты женишься. Заведешь семью. И тогда тебе будет куда тратить деньги.

Анакин приподнял брови.

— Я должен сначала вывезти тебя с этой мерзкой планеты.

— Знаешь, я ведь на этой мерзкой планете родилась.

— Я тоже.

— И к Татуину я привыкла.

— А я нет.

— Я знаю, Анакин. Ты смог отсюда вырваться. И не должен возвращаться.

Он допил кофе и поставил кружку на поднос. Посмотрел в окно. Увидел, как гладкая желтая ткань стелется до едва различимого края горизонта.

— Еще кофе хочешь?

— Нет. Тут недавно буря была, да?

— Пару дней назад. В это время года это же обычное дело.

— Я так и подумал, когда летел. Больно песок ровно везде лежит, и дорожки сюда видно не было, — он снова задумался. Потом отставил поднос в сторону и подтянул к себе согнутые в коленах ноги. — Помнишь, когда я выиграл гонки, ты сказала, что мой пример позволил людям обрести надежду. Я тоже тогда так думал. Но скажи честно, тут что-нибудь изменилось с того времени, как я улетел отсюда? Я вчера прошелся по Мос-Эспа. Заглянул на гонки. С местными пообщался.

Эти слова давались ему нелегко, но он хотел сказать то, что думает.

— Знаешь, такое чувство, что на улицах лежит то же самое дерьмо, что и раньше.

Шми не ответила.

— Разве я не прав? Нужна здесь кому-нибудь надежда?

— Не надо так, Эни.

— А как надо? Сегодня ровно двенадцать лет со дня тех самых гонок. Я вот вспоминаю и думаю, что же меня тогда дернуло вообще к Квай-Гону пристать? Я ведь как знал... Ну да, я помочь хотел. Себе в том числе.

— Они были другими. Ты это почувствовал.

— Вот именно. Не как все с Татуина. А ведь, подумать только, если бы Квай-Гон не погиб, я бы теперь был джедаем.

— Жалеешь?

Анакин покачал головой.

— О Квай-Гоне — да. И все. А так: у меня свои дела, у них свои.

— Рыцари Ордена тебе не попадаются?

— Под ноги?

— Вообще.

— Мельком видел. Ну, какого-то... — Скайуокер замялся, он старался не употреблять при матери много бранных слов, и свой лимит уже исчерпал, — в плаще. Пару раз в штаб кто-то из них приезжал.

— Они же на фронте вместе с вами.

— Ага, особенно в холоновостях. Знаешь, на деле все обстоит иначе. Спецназ, дипломатия — это да, и правда на них держится. То, что называется тонким урегулированием конфликтов. Они — элита, а мы — так, пушечное мясо для отведения внимания противника. А и ладно, впрочем... — Анакин махнул рукой. — Я опять о рогатых бантах. То есть о Татуине. Мама, ты тоже не должна здесь жить. Если есть возможность. А возможность будет, я обещаю.

— Посмотрим.

— Мама, ты даже не видела других систем.

— Зато ты мне достаточно о них рассказывал.

— Ну, значит, я плохо рассказывал. Да и это совсем не то. Ты не представляешь, какие есть красивые интересные миры. Где можно по-человечески жить.

— Если есть деньги.

— Деньги есть.

— Я даже не гражданка Республики.

— Это не мешает туда приехать. А паспорт можно купить потом. Так все делают. Можно посмотреть столицу и еще несколько планет, а потом ты решишь, где захочешь поселиться.

— Ты сам-то в столице бываешь?

— Нет. С тех пор, как сбежал из Храма, не приходилось. Как раз будет повод.

В коридоре послышался какой-то шум.

— Это Беру?

— Наверное. Скоро обед.

Анакин спустил ноги с кровати.

— Я пойду умоюсь, а то так весь день можно в кровати валяться. Э, а вода вообще есть?

— Есть, я как раз принесла.

— Здорово.

* * *

Пустыня сожрала два дня отпуска неимоверно быстро, перемолов время в песок.

Опоясывающие ферму ряды дюн накалились жаром полуденных солнц, и теперь, почуяв наступление вечера, начали медленно остывать. Анакин нагнулся и запустил руку в песок. Горячо. По-прежнему невыносимо горячо. Нигде, ни на какой другой планете не видел он такого. Бывают небольшие пустыни. К которым все относятся как к недоразумению природы. Боятся. Удивляются. Не любят. Но что такое клочок высохшей земли по сравнению с целой планетой, погребенной под многометровой толщей желтой крошки?

Мама стояла у спидера.

— Спасибо, что уловитель починил.

— Не за что.

— Ты так и не отдохнул. Все время работал.

— А что тут еще делать можно? В саббак с Оуэном играть? Он, кстати, не умеет. Думал научить — так этот лох всю ферму проиграет.

— Хоть бы еще ночь переночевал.

— Нельзя, я этим вечером должен быть в Мос-Эспа.

— Ясно. Давай, хоть воротник поправлю. Сам же не видишь ничего. В армии, наверно, не учат смотреть в зеркало.

— Очень даже учат.

Потянувшись к сыну, она поставила на место кусок измятой ткани. А потом оставила руку на его локте, словно хотела задержать сына еще на несколько минут.

Анакин это понял. И подумал, что ничего страшного из этого не случится. Улыбнулся.

Шми поглядела по сторонам. Следы Ларса вели куда-то к дому. Беру стряпала ужин на кухне.

— Забыла спросить, как там твой друг?

— Фетт? Сто лет его не видел.

— Куда его послали служить?

— А никуда. С ним интересная история вышла. Он как раз окончил высшую школу. Ну, по бумагам он же на два года меня младше. Так Фетт получил свой диплом с золотой лентой и ушел в наемники.

— К кому?

— К себе самому. Это называется "охотник за головами".

— Знаю я, как это называется. Убивать за деньги.

— Конечно. Но, мама, понимаешь, — Анакин покачал головой. — Я офицер Республики, делаю практически точно то же самое. Да, я знаю, что это звучит очень цинично. Я убиваю за присягу, которую этой Республике принес. Получаю за это деньги. Жалованье, то есть. Подчиняюсь идиотам из Совета Безопасности. А у Фетта более конкретные заказчики с более тугими кошельками. Вот и вся разница. Кстати, к слову пришлось, джедаи ведь тоже убивают за присягу, только Республика им за это ничего не платит. Ну, их это устраивает.

— Мне хочется думать, что в Совете Безопасности заседают не те самые люди, которые заказывают Фетту конкурентов.

— Да нет, как раз половина тех самых там и собралась. Республика — это тот же самый Татуин, только размером побольше. Так что Фетта я в принципе понимаю.

— Перестань делать вид, что тебя интересуют только деньги!

Тон матери и в самом деле заставил его сбросить маску циника. Анакин смягчился, изобразил виноватую улыбку и спокойно продолжил:

— Я просто не хочу хотя бы перед тобой притворяться, что служу Республике, потому что я в восторге от ее порядков. Или что я действительно верю во власть, которая принадлежит народу.

— А во что бы ты поверил?

— Не знаю. В государство, где вместо бардака был бы порядок. И этот порядок, исполнение законов ставилось бы превыше всего. И чтобы службу в этом государстве люди считали бы честью. Военные в том числе. Но это совсем не нынешняя Республика.

— Ты интересуешься политикой?

Он пожал плечами.

— Постольку поскольку. Идет война. Политикой сейчас интересуются все. Всем же интересно, что будет после войны. Я думаю, многое изменится.

Скайуокер поглядел куда-то вдаль, за горизонт, а затем вдруг продолжил размышлять вслух.

— Кто ж его знает, может, теперь он на стороне сепаратистов. Армии наемников у них есть. Уж лучше пусть он останется охотником.

— Фетт рассказал тебе про все свои планы?

— Фетт считал, что у меня появится желание уйти вместе с ним.

— Серьезно?

— Абсолютно. Мы бы с ним хорошо сработались. Знаешь, у нас было много совместных учений с младшими курсантами.

— Я помню, ты говорил.

— Он тоже не забыл. Тем более, что он знает, откуда я такой...

— Анакин, неужели ты рассказал ему про Храм?

— Ему? Да, рассказал. Но только ему. Именно поэтому он очень долго меня уговаривал. Мои, гм, способности в таком деле — лишний козырь. В конце концов, он обозвал меня безнадежным идеалистом и ушел.

— Это был комплимент.

Анакин рассмеялся.

— Да? Еще он сказал, что в принципе в меня верит, и что если я через несколько лет добьюсь серьезных успехов, вот тогда он вернется под мое командование.

— Какое нахальство.

Скайуокер снова пожал плечами.

— Что-то в этом роде. Мне пора, мама.

— Возвращайся. И будь осторожен.

— Ну, что со мной вообще может случиться? Это ты береги себя. Я вернусь, и мы с тобой куда-нибудь поедем. Я же должен показать тебе Корускант. Увидишь, тебе понравится, и мы останемся жить в столице. Мы это заслужили, правда?

Он улыбнулся.

Шми тоже улыбнулась, но только губами. Она почти никогда не плакала. Ни тогда, когда Уотто скупился на еду и в их доме было нечего есть, ни когда отпускала сына на Корускант. Анакин уважал ее за стойкость. Хотя замечал, что тоска в глазах матери была намного горше самых соленых слез.

— Я правда вернусь. Обещаю тебе.

Он поцеловал мать в щеку, крепко ее обнял и забрался в спидер.

Через минуту о визите Анакина Скайуокера на Татуин напоминали только следы сапог на песке, да и те скоро растворились в этой пустынной земле.

Глава 3. Будни

В ангаре пахло работой. А еще — машинным маслом и человеческим потом.

Посреди помещения, сложив крылья, стоял знакомый транспортный шаттл. Трое рядовых суетились с укладкой каких-то ящиков.

— Как прошел отпуск, сэр?

— Отоспался. Что у нас нового, Челси?

— Адмирал Цандерс вернулся с Корусканта.

— Когда?

— Сегодня утром. Будут какие-нибудь распоряжения, сэр?

— Никаких. Собирайте своих парней и взлетаем.

— Есть, сэр. Но погрузка будет полностью завершена только через два часа.

Скайуокер едва заметно нахмурился. У него оставалось еще семь часов последних суток вне службы, но, однако, не было ни малейшего желания справлять поминки по отпуску здесь, шатаясь по барам и притонам Кореллии. За прошедшие дни он достаточно пообщался с пьющими пилотами, ворюгами, контрабандистами и прочим сбродом. Он побывал на родной планете, убедился, что с матерью все в порядке, получил новую порцию недовольства тем, что так и не смог подыскать для нее лучшее обиталище. Однако, дредноут "Мегера" висел в полутора часах полета на шаттле, а от Татуина в памяти оставался лишь едва теплящийся след воспоминаний, как это и присуще всему, что беспредельно далеко и не вписывается в рабочие серые будни. Более всего интерес Скайуокера сейчас подогревала новость о возвращении адмирала. Он надеялся, что не пропустил ничего важного, и рассчитывал, что совещание командования флота состоится лишь завтра.

— Что, транспорта больше никакого нет?

— Так точно, сэр.

— А это что в углу ангара?

— Один из тех бомбардировщиков, что более всего пострадали в последнем сражении. Проходил ремонт в здешнем доке.

— А на "Мегере", что, не справились? С каких пор на Кореллии у нас военные верфи?

— Пришлось заменить большую часть блоков управления, сэр, и капитан Штрим решил, что проще сделать это здесь.

— Ах, вот как. Стоп, вы же его не в шаттл запихивать собираетесь?

— Лейтенант Фогг должен лично доставить его на "Мегеру". Но после ремонта машину еще толком не испытывали.

— Объясните мне, как можно испытывать машину не "толком", — спросил Анакин.

— Извините, сэр. Неточно выразился. Еще не были проведены испытания в стратосфере.

Скайуокер нарочито удивленно поднял бровь. Затем подошел к бомбардировщику. Корабль казался спрятавшимся за столбиками ящиков, словно он по какой-то причине стыдился своего ремонта. Анакин подметил немного перекошенное левое крыло. Потом открыл кокпит, перегнулся и активировал панель управления. Подергал рукоятки, понажимал на кнопки. Пару минут понаблюдал за ходом двигателей.

На первый взгляд все работало.

— А впрочем, отлично. Я и испытаю. Фоггу скажете, что это мое распоряжение.

— Есть, сэр, — ответил Челси, а после осторожно добавил. — Извините. Вы действительно уверены, что риск того стоит?

Скайуокер чуть скривил губы.

— Хотите намекнуть, что Штрим прикажет подбить меня из турболазера сразу, как я назову свой код?

Старший лейтенант сконфузился. Анакин тем временем бросил в кокпит сумку. Залез внутрь и бросил на прощание:

— До встречи, Челси.

Скайуокер поднял неуклюжий бомбардировщик строго вертикально вверх и затем резко развернул его на сто восемьдесят градусов. Покинув ангар, разогнал корабль практически до максимальной скорости. Внезапно стремительно пошел вниз, затем заложил крутой вираж и снова резко поднялся вверх. Оттуда увидел, как густые серые облака с оборванными краями растворили в себе планету. Анакин побарабанил пальцами по экранчику одного из приборов. В доке "Мегеры" он рассчитывал быть минут через сорок. Расчет сбился на тридцатой минуте полета, когда он услышал недвусмысленную дрожь в двигателе. Пришлось чуть сбавить скорость, и вибрация почти утихла.

Скайуокер адресовал ремонтникам одно из любимых выражений из хаттеза.

На секунду им почти овладело желание повернуть назад, разыскать ответственных за дело людей и организовать им системное разбирательство. Нет, не стоит, решил он. Сейчас есть дела поважнее, а проблемой сношений Штрима и кореллианских ремонтных бригад можно будет заняться в более подходящий момент, заручившись документами. А заодно заставить собственных техников попотеть над двигателями. Сейчас главное — приказ, полученный Цандерсом в Совете Безопасности.

На орбите показался дредноут.

— Ангар "Мегера", это ARC-бомбер. Откройте входной шлюз, прием.

— Вас слышим. Передайте код пропуска и свое имя, прием.

— Пятьдесят три — дельта девять, Анакин Скайуокер, прием.

— Код принят. Следуйте на посадку во второй ангар.

Скайуокер филигранно точно поставил корабль в один ряд с пятеркой таких же бомбардировщиков. Коротко кивнул в ответ на приветствие вахтенного.

— Передайте приказ в техобслуживание. Пусть заберут эту машину в ремонтный отсек.

Затем направился в свою каюту, оставил там сумку, вновь поднялся наверх, в рубку, и обратился к дежурному.

— Вилликс, соедините меня с комэском бомберов.

Дождавшись, когда перед ним появится голограмма нужного человека, Скайуокер перешел прямо к делу.

— Какого ситха, Хоубак, подбитый ARC-бомбер сдали кореллианцам?

— Сэр, наши техники эту машину починить не смогли.

— Чушь собачья. Кто отвечает за бомберы? Бленд?

— Да, сэр. Он представил мне рапорт, но там все чисто.

— Объясните, что там случилось?

— После ремонта грохнулась система стабилизации. В испытательном полете. Пилот успел катапультироваться, машину поймали лучом. Пока вас не было, второй помощник связался с одной конторой на Кореллии. Они ранее выполняли наш заказ на аппаратуру.

— Значит, кореллианцы подсунули ломаную систему, наши парни на это купились, а потом от большого ума заплатили двойную цену. Ладно, — Скайуокер помедлил и решил, что не поленится сам спуститься в ремонтный отсек. — С техниками я разберусь сам.

* * *

— Бленд!

— Да, сэр.

— Вы уже видели результаты так называемого ремонта?

— Да. Крыло пошатывает.

— И правый двигатель дрожит.

— Позвольте заметить, сэр, что вы на двадцать процентов превысили допустимую для этой модели скорость.

— Превысил?

— Простите, сэр, но бомбардировщик — это не истребитель. Он не предназначен для полетов на такой скорости и сложных маневров.

— Поэтому их и сбивают.

— Да, сэр. Нашим пилотам в принципе не хватает необходимых умений.

— Вы сами хороший пилот, Бленд?

— Сэр, я прошел весь необходимый летный курс. Это отмечено в моем послужном списке. Я вообще считаю, что нельзя чинить технику, если не понимаешь, как она ведет себя в полете.

— Согласен. Но тогда вы точно должны понимать, что бомбардировщик может маневрировать не хуже обыкновенного истребителя.

— Но, сэр, у них в принципе другая функция.

— У пилотов или у машин?

— У пилотов... И у машин тоже.

— Немного иная конструкция. Которая причем совершенно не мешает маневрам. А двигатель той же серии. В общем, мне нужно, чтобы до следующего боевого вылета эта машина была в полном порядке.

— Есть, сэр — ответил Бленд, и, исподлобья взглянув на Скайуокера, решился спросить. — А будут они?

— Что?

— Боевые вылеты?

— Будут.

Бленд продолжал странным немигающим взглядом смотреть на Скайуокера. Затем поправил свои темные волосы. Он всегда так делал, когда хотел придать себе лишней уверенности.

— Сэр, можно с вами поговорить не как с командиром?

— Валяйте. Я еще, — он посмотрел на часы, — целых пять часов в отпуске.

— Мы стоим здесь уже два месяца.

— Бленд, так вы не единственный, кого это раздражает.

— Я не для этого пошел служить во флот.

— Это понятно.

— Я был лучшим на своем курсе.

Скайуокер снисходительно улыбнулся.

— Я тоже.

— Я мог преспокойно перенять дела в фирме отца. Но мне было... интереснее, что ли, возиться с этой дурацкой техникой, чем копаться в бумажках. Потом мне предлагали место специалиста на Фондоре. Это сразу-то после окончания университета. А я зачем-то поперся на два года в Академию и попал сюда.

— Мне тоже много чего предлагали. Уже в детстве, — нарочито серьезным тоном ответил Анакин.

— Да?

— Да, — и снова также серьезно. — Работу наркодиллера на Корусканте, например.

— Я не шучу, — Бленд дернул головой. И снова пригладил короткий завиток волос на левом виске. — Нам мало платят. Вы же не считаете то, что мы получаем, приличным жалованьем?

— Вы об этом думали, когда шли в Академию?

— Еще я думал о положении в обществе.

Скайуокер скептически поднял брови. Ничего не ответил.

— А что тогда для вас, — Бленд обвел глазами ангар, — ну, все это?

— То, что я умею делать.

— Я понимаю. Карьерные перспективы у вас есть.

— У вас тоже, Бленд.

— А что будет дальше?

— Постараемся выиграть войну.

— Когда?

— Когда вы почините этот самый бомбер.

— Да что...

— Да то, — неожиданно оборвал его рассуждения Анакин. — Что завтра к двум часам дня вы представите мне рапорт о состоянии машины. А к четырем у вас должны быть готовы соображения по приведению ее в полную боевую готовность.

— Есть, сэр.

Скайуокер повернулся на каблуках и зашагал прочь. Вслед ему понеслось:

— Сэр, вам нравится, когда вам все завидуют?

Теперь уже Анакин не смог скрыть кривой, одновременно удивленной и в чем-то разочарованной улыбки. Впрочем, он и не скрывал ее, потому что в ответ на этот смешной выпад не соизволил обратиться к технику лицом. Он так и стоял целую минуту, глядя на свое отражение в блестящей обшивке стен ремонтного ангара и улыбаясь самому себе.

— Например, кто?

— Капитан Штрим.

Анакин пожал плечами.

— Это, честно говоря, не моя проблема.

* * *

Адмирал Цандерс, человек средних лет и среднего роста, глубокую залысину которого скрывала фуражка, а достаточно стройную для его возраста фигуру словно нарочно подчеркивал затянутый ремень на кителе, стоял в центре зала для совещаний. У самого края голографической звездной карты. У адмирала была странная привычка — тыкать в карту пальцами вместо того, чтобы пользоваться лазерной указкой. Иногда он вспоминал об этой удобной штуке, спохватывался, и брал излучатель в левую руку — адмирал был левшой — но через некоторое время клал его на стол, и снова принимался водить пальцем по зеленым лучам голограммы.

Его адьютант Валлаш возился с распечатками карт.

Неподалеку от Цандерса, выпрямившись и почти навытяжку стоял Менкинс, капитан флагмана "Магус", где, собственно, и происходило совещание. Менкинс был темноволос и высок, носил усы с маленькими завитками и вообще мог показаться каким-то персонажем из старого приключенческого романа. При условии, что у остальных присутствовавших на совещании офицеров было время прочитать такие романы. А так как это условие выполнялось с трудом, то тридцатипятилетний Менкинс казался обыкновенным карьеристом, что для республиканской армии было таким же обыкновенным делом. Принято было считать, что в войсках и не было людей иного сорта, как только карьеристы или неудачники. Карьеристы быстро прокладывали путь наверх, мостя себе дорогу талантом к военному делу или иным талантом, как-то подсиживание своих товарищей по службе. Неудачников в войсках скапливалось еще больше, но они наверх не шли, а оседали среди офицеров низшего чина, если вообще становились офицерами.

Стоявшего еще дальше от Цандерса, Менкинса и Валлаша старшего помощника "Мегеры" Скайуокера считали карьеристом. Он это знал, и не возражал. Он и сам причислял себя к карьеристам. Но создавшееся положение он никак не признавал нормальным. Почему-то именно сейчас ему вспомнился вчерашний разговор с Блендом. Ему все казалось, что служба в армии должна совершаться не только ради серебряного и золотого звездопада, которым новые звания отмечаются на униформе. Вряд ли он стал бы распространяться на эту тему, он и сам был по горло сыт республиканской пропагандой. И кое-какой философией тоже, а, значит, и не собирался глубоко задумываться, что же такое военное дело — умение хорошо убивать или же умение хорошо защищать. Он только знал, что это — дело. Работа. Призвание. И глубоко в душе был уверен, что в идеале подавляющее большинство военных должно думать так же, как он, и считать службу возможностью жить по призванию, а не только дорогой к положению в обществе.

Впрочем, при сегодняшней политической ситуации в Республике военная служба была дорогой не к положению, а в некое другое место, приличные названия для которого надо еще поискать. Два года назад, когда первые этнические конфликты на внешних территориях переросли в захват целых систем и объявление независимости, Совет Безопасности, не думая, затыкал эти дыры республиканским флотом и наземными подразделениями, пока вдруг не оказалось, что армия основательно завязла в самой настоящей гражданской войне, а против нее стоят другие армии, нередко куда лучше подготовленные для ведения длительных кампаний. Большая часть войск сохранила верность Республике, хотя многие локальные подразделения перешли под командование сепаратистов. И если в самом начале войны небольшие оппортунистические объединения создавались и разваливались чуть ли не каждый день, то позже отделившиеся государства смогли объединиться в "Союз независимых систем". Растаскивать на части огромный лежалый шмат мяса под названием Республика стало еще легче. Движение сепаратизма, поначалу питавшееся внешними регионами, теперь могло отрывать самые аппетитные и неподгнившие кусочки средних и центральных территорий государства. Рецепт был прост: быстро пропустить сырье через мясорубку наземных действий, слепить новый вариант демократии и немного поджарить огнем бластеров или турболазеров. Какая-нибудь забытая национальная идея и маленькая война за независимость сплачивала народ, а далее на помощь отделяющимся приходили сепаратистские подразделения. И очередное блюдо под названием суверенная система готово. Впрочем, суверенностью своей дорожили немногие. Большинство таких государств очень скоро вступали в "Союз независимых систем".

Цандерс прочистил горло, и сказал только одно слово.

— Контрнаступление.

Потом обвел глазами публику. Публика состояла из капитанов и нескольких старших помощников всех кораблей пятого республиканского флота, включая в себя двадцать три человеческих существа, двух каламари и одного суллустианца.

Менкинс решил нарушить молчание, и спросил:

— Республика переходит в контрнаступление, сэр?

— Республика не переходит в контрнаступление. Республика вот уже полгода как перешла в контрнаступление.

Со стороны это казалось заготовленным спектаклем, и оно действительно им было. Ясно, что капитан "Магуса", где размещались адмиральские апартаменты, лучше всех посвящен в новости, а сейчас своими вопросами просто обрамляет выступление командира.

Цандерс, однако, продолжил.

— Разумеется, это относится только к некоторым участкам фронта. Тем не менее, мы практически прекратили беспорядки в центральных территориях. Правда, ценой потери почти двух флотов. С другой стороны, мы не можем начать активные действия на внешних территориях, пока в средних все не будет вычищенно. Совет безопасности принял решение, согласно которому в дело пойдет шестой флот, то есть резерв.

— Резервный флот идет в дело, сэр?

— Резервный флот остается охранять центр и рассредоточивается вокруг столицы. Таким образом, четвертый вместе с нами начинает освобождать от войск сепаратистов захваченные в прошлом году планеты Средних территорий. Первый, второй и третий держат границы внешних территорий.

— Наше первое задание — обеспечить наступление вот на этом участке, — Цандерс все-таки взял излучатель и ткнул оранжевым лучом в карту. — Освобождение этих четырех систем Совет счел первоначальной и важнейшей задачей. И начать придется с объединенного королевства Локримии, то есть с планет Лоду-1 и Лоду-2.

— Позвольте спросить, сэр, почему именно с них? Реванш?

— Не реванш, Менкинс. В качестве повода пойдет оккупация Лоду-2, ранее входившей в состав Республики, и всякие этнические чистки. Будем восстанавливать порядок и демократию. Суть же в том, что на Лоду-2 построены верфи. По донесениям разведки, налажен выпуск истребителей. И это уже не прототипы, а серийная продукция. Есть и другие данные: скоро ожидается выход прототипа какого-то нового дредноута. Естественно, для охраны верфей над Лоду-2 постоянно болтается значительная часть их флота.

— Сэр, наша задача — уничтожить верфи?

— Наша задача — прибрать верфи к рукам. И не только. Наземная армия наполовину состоит из войск, переброшенных отсюда, — адмирал указал на маленькую незаметную систему во внешних территориях. Я имею в виду наемников. Войска включают в себя флот, передислоцированный с Лоду-1 и два наземных корпуса. Это что касается захваченной Лоду-2. Что же касается самой Лоду-1, то это, прежде всего, их местная армия. Флот невелик, в основном наземные силы. Включая танковый корпус.

— Уничтожить такую армию или заставить их уйти с планеты будет сложно, — сказал Менкинс.

— Да, но в случае успеха это гарантирует серьезный прорыв на участке. После локримийского королевства, освобождение таким систем, как Туод и Ксаббия не станет большой проблемой.

— Позвольте заметить, сэр, что Туод и Ксаббия — давние союзники.

— Безусловно.

— Что, если Туод и Ксаббия бросят свои, пусть и малочисленные подразделения на помощь Локримии?

— Вы правы, Менкинс, — в формальной обстановке адмирал всегда называл капитана на "вы". — Оттого мы и должны действовать быстро.

Он снова обвел глазами офицеров.

— Есть вопросы или предложения?

Анакин тоже обвел глазами публику. Посмотрел на своего капитана. Штрим стоял рядом, апатично вслушиваясь в выступление Цандерса и Менкинса. Для Скайуокера это было первое совещание такого уровня, где понадобилось его присутствие. Однако, наблюдая выражение лица Штрима, он почему-то не сомневался, что от его командира никогда никаких предложений не поступало и на более ранних совещаниях. Впрочем, раз пятидесятивосьмилетний Штрим дослужился до звания капитана "Мегеры", на одном из самых маленьких, но все же не самом завалящем дредноуте пятого флота, значит, это устраивало достаточно многих в командовании флота.

Наконец, раздался голос вице-адмирала Ли Фуна.

— Мне кажется, сэр, что мы должны учесть связанность двух систем, о которых идет речь. Лоду-1 и Лоду-2.

— Правильно, Фун. И какой вывод вы из этого делаете?

— Действовать придется одновременно в обеих системах.

Адмирал деловито улыбнулся.

— Это нерационально, — тихо сказал второй вице-адмирал флота, Юманс.

Цандерс услышал это и повернул голову в его сторону.

— Разве у нас хватит ресурсов, сэр?

— Впрочем, у нас есть четвертый флот, — в дискуссию снова вступил Менкинс.

— Вот именно, — серьезно сказал адмирал. — Но о передислокации четвертого флота никто на Локримии и не подозревает. Предлагаю действовать постадийно. Сначала в бой вводится две эскадры. Им придется потерпеть и вызвать на себя весь огонь на Лоду-1. Когда наши друзья-сепаратисты, то есть, тьфу, войска свободного локримийского королевства сообразят, что их родная планета под огнем, они отправят туда весь свой флот с Лоду-2. В это же время мы подвергнем бомбардировке их наземные базы на Лоду-2.

— Как только их флот отойдет к Лоду-1, они могут закрыть базы энергетическим щитом.

— Естественно. Поэтому операция синхронизируется с точностью до минут. Если и закроются, тем лучше для нас. Флот мы должны разбить так или иначе, а их базы позже просто заблокируем. Захотят покушать — вылезут и из-под щита. Один батальон десанта отправляется на верфи, другой в столицу.

— Лоду-1 так это не оставит .

— Естественно, Менкинс. Совет Безопасности дал исключительное право на интервенцию. Другого выхода нет, придется принудить их к капитуляции тем или иным способом. А потом заняться Туодом и Ксаббией. Есть еще вопросы?

Обсуждение растянулось на час. В конце концов, даже младшие командиры типа Скайуокера получили по заданию.

— И еще, — вдруг сказал Цандерс. — Приятная новость. Сенат увеличил военный бюджет, и Совет Безопасности распорядился вложить солидную часть этих дополнительных средств на постройку новых военных кораблей...

* * *

Скайуокер проснулся рано, без будильника, и его первой мыслью было то, что осталось в голове с вечера — подготовка корабля к сражению над Лоду-1. Надо будет пообщаться с командирами десантных подразделений. И с командирами каждого звена истребителей. Ах да, еще стоит зайти к Бленду, посмотреть, во что он превратил тот бомбер. Последний день на Кореллии, как никак. Уйдем, и больше времени на совещания и проверки не будет, подумал он.

Анакин снова закрыл глаза и притянул к себе Силу. Огонь. Он всегда ощущал Силу только как огонь. Внутренний, обжигающий, свежий поток огня. Каждый день — разный. Пламя не бывает одинаковым.

Оставалось встать. Сходить в душ. А потом сбегать в столовую.

Скайуокер открыл глаза вновь, и в этот момент его что-то кольнуло.

Словно кто-то ледяными иголками проткнул оба века сразу.

Нет.

Это тоже была Сила.

Именно. Сила, чужая Сила была рядом. Быть может, прямо на этом корабле. Или на дредноуте Менкинса.

С минуту Скайуокер напряженно вглядывался в потолок, как будто именно там сейчас решались вопросы неправильного устройства мироздания, а он мог быть все понимающим зрителем, с контрамаркой припершимся в этот театр всегалактической суеты.

Потом сел в кровати. Мир перевернулся, и он уперся глазами в дюрасталевый пол каюты.

За день предстояло сделать столько, сколько обычно делается за сутки — как и следовало ожидать, флот застоялся на вынужденном ремонте, и ни один из кораблей не был готов к сиюминутному отправлению, а поэтому приходилось в невероятном темпе наверстывать упущенное. Разумнее всего было бы сосредоточиться на работе и послать все нехорошие предчувствия очень далеко.

Не получилось. Слишком сильно он хотел знать причину, какого гребаного ситха именно здесь и сейчас появилось то, что он почувствовал.

Через четверть часа Скайуокер, пребывая в совсем не по-утреннему мрачном расположении духа, проследовал в офицерскую столовую, где откровенно достал второго помощника вопросами переброски кораблей в гиперпространство. Ну, не каждый бравый офицер флота за завтраком хочет непременно говорить о постылых служебных делах, однако, к старшему по званию надо прислушиваться.

Именно тогда, когда Анакин доедал положенный офицеру маленький кубик десерта — какое-то подобие шербета — к столу подскочил адьютант Штрима и сообщил ему о новом экстренном совещании на "Магусе".

— А подробности? Известно что-нибудь?

— Сообщают, что из центра прибыл посланник Совета Безопасности, сэр.

— Да. Я так и понял, — сказал Скайуокер, и, оставив десерт недоеденным, а второго помощника удивленным, отправился в ангар.

* * *

Было все то же самое, что и позавчера. Те же самые холографические карты, тот же самый энергичный Цандерс. Адмирал снова поправлял фуражку на лысине и снова теребил лазерную указку в левой руке.

И все-таки что-то было не так.

То ли карты казались не зелеными, а мутно-зелеными. То ли в движениях Цандерса просматривалась несвойственная ему спешка и суетливость. Однако, Цандерс собрался, и, картинно выпрямившись, мгновенно перешел к делу без всяких прелюдий.

— По донесениям капитанов дредноутов, флот готов выступить завтра вечером. Но беда в том, — Скайуокер удивился, что адмирал употребил именно это слово, "беда", — что нам придется изменить стратегию сражения на Локримии. Слово посланнику Совета Безопасности.

В центр зала переместилась фигура в коричневом плаще.

— Меня зовут Рэй Лурус. Я рыцарь-джедай.

Светловолосый парнишка, назвавший себя Рэем Лурусом, легко поклонился. И улыбнулся. Весьма даже приветливо так улыбнулся.

Э, какие молодые нынче рыцари пошли, подумал Скайуокер. Что бы это значило? И сколько ему — двадцать два, двадцать три? Ровесник, стало быть? Ну, двадцать пять от силы.

Анакином овладело странное осознание того, что он и сам был, нет, не был, а мог стать таким. Теоретически... На секунду он целиком отдался этому ощущению, и легко представил себя в коричневом плаще. С серебряным сейбером на поясе. Точно, непременно с мечом, это ж круто, правда. И вот стоит он с мечом... среди своих, нет уже не своих. Посреди обычных вечно сереньких республиканских военных, которым в силе приказывать не только бравые кабинетные генералы Совета Безопасности, но и министры, и члены Совета Ордена. Конечно, приказы последних формально приказами не являлись и были завуалированы под рекомендации, но кто же не знал, что рекомендации эти имеют столько же веса, как и прямые приказы Совета Безопасности Республики...

А ведь и правда, он мог стать таким...

Ну, так не стал же, сказал он сам себе. И слава Силе.

— Совет Безопасности требует внести коррективы в операцию по освобождению этого участка, — рыцарь посчитал, что Цандерс поделится с ним указкой, но адмирал мертвой хваткой вцепился в приборчик, который никогда не был ему нужен. Поэтому Лурус обратился к адьютанту Цандерса. — Пожалуйста, дайте мне лазерную указку.

Адьютант исполнил просьбу, и Лурус ткнул оранжевым лучом в Лоду-1 и Лоду-2.

— Совет Ордена Джедаев постановил, что перед любой планируемой атакой необходимо провести переговоры на самом высшем уровне. Я имею в виду локримийского короля Эсквио Фирцини.

— Совет Ордена был осведомлен о планируемой атаке?

— Разумеется. В том смысле, что Совет Безопасности отдал приказ вашему флоту начать контрнаступление на этом участке и освободить оккупированные сепаратистами планеты.

— А, — только и ответил Цандерс.

Джедай удивленно посмотрел на него. Видимо, он ожидал иной реакции.

— Совет считает, что Фирцини — очень разумный человек и, безусловно, может внять нашим доводам.

— Простите, какой Совет? — вежливо переспросил адмирал.

— Совет Ордена, — не мигнув, ответил Лурус. — Это значит, что ситуацию можно решить бескровно. Для нас это является приоритетом. Более того, Фирцини известен своим глубоким уважением, которое он испытывает к Ордену.

— И крупными пожертвованиями, наверно тоже, — вставил капитан "Магуса".

Джедай покачал головой. Адмирал бросил на Менкинса короткий укоризненный взгляд.

— Какова суть переговоров?

— Бескровное решение конфликта. Перемирие с Республикой. Система останется независимой, но будет оказывать нам всяческое содействие.

— Рыцарь Лурус, так нам не содействие нужно. Нам нужно захватить их верфи. Освободить Туод и Ксаббию. К ситху лысому вышвырнуть оттуда наемников.

— Адмирал, — джедай улыбнулся, — Я именно об этом и говорю. Переговоры, удачные переговоры, дадут возможность экономического соглашения по поводу верфей. Проще говоря, Республика намерена сделать большой заказ на поставку истребителей. Перемирие также даст возможность для войск беспрепятственно передвигаться через Локримию.

— Беспрепятственно передвигаться мы умеем и в гипере. Мы ведем войну с этими ребятами или покупаем у них истребители? Когда я был на Корусканте, в Совете Безопасности вроде как говорили об этнических чистках, которые правители Лоду-1 соблаговолили устроить на Лоду-2. Наша цель — разбить тех, кто устраивал беспорядки в Республике. А беспорядки начались именно что со вспышек национализма на Лоду-1. Мы не подавили их тогда, и должны подавить сейчас. Проводя контрнаступление.

— Адмирал, вы совершенно правы. Совет Ордена уже принял решение провести расследование, связанное с донесениями о случаях расовой дискриминации. Поверьте, все учтено. Если нам не удастся провести переговоры и склонить Лоду-1 на нашу сторону, вот тогда в дело пойдут ваши пушки.

— А перед этим вы предупредите Фирцини о возможной атаке?

— Да, так будет честно, — уверенно ответил джедай. — По сути, это ультиматум. Я просто дам знать, чем для Лоду-1 грозит несодействие Республике.

— Ультиматум? Рыцарь Лурус, вы понимаете, что своими переговорами срываете всю операцию? — это был снова Менкинс. — Единственным гарантом успеха была неожиданность. У нас нет столько наземных сил, чтобы вступить в затяжную кампанию. Мы намеревались загнать их флот в ловушку, а потом разбить их базы на Лоду-1 ударами сверху.

— Капитан Менкинс, позвольте. Должен заметить, что Совет Ордена ставит целью именно освобождение Лоду-2. Только если правитель Лоду-1 не согласится вывести с Лоду-2 наемников, может идти речь об атаке мирной системы.

— Эта мирная система вышла из состава Республики...

— То была воля народа, капитан, — ввернул рыцарь.

— ... и захватила соседнюю планету. А потом началась война.

— Капитан, — мягко обратился джедай, — не станете же вы утверждать, что гражданская война началась с так называемых вспышек национализма на Лоду-1?

— Нет, конечно. Но эти сволочи подали хороший пример остальным.

— Менкинс, подожди, — окликнул его адмирал. — Рыцарь, вы сказали, что хотите бескровной победы. Вернее, бескровного перемирия. А вам известно, что грозит нашим войскам в случае вашей неудачи с переговорами? Мы будем вынуждены вступить в сражение с противником, который не просто предупрежден о нашем визите — а который успеет передислоцировать флот и перевести всю массу наземных войск в столицу. Да, наш флот имеет численный перевес, но они успеют поднять тревогу и вызвать подмогу с Туода и Ксаббии. Если вы так жалеете бедных сепаратистов и их несчастных наемников, почему бы вам также не пожалеть наши батальоны?

— Адмирал, Совет сделает все, что в наших силах, чтобы не допустить потерь с нашей стороны.

Скайуокер услышал, как стоявший недалеко Менкинс шепнул адьютанту, что "Совет в Республике есть только один".

— Так кто же будет проводить переговоры? Вы? — спросил Цандерс.

— Да, — джедай поклонился. — И да пребудет с нами Сила!

Перепланирование операции заняло времени больше, чем ее планирование. Снова были вытащены карты, снова были распределены боевые задания. Цандерс хотел узнать, где именно будут проходить переговоры, чтобы в случае неудачных переговоров сразу шарахнуть в это место лучом турболазера.

Однако, кроме того, что локримийский правитель в данное время находится на Лоду-2, джедай ничего не сказал. По его мнению, это тоже было нечестно.

Через два часа Анакин вместе со Штримом поднимались в ангар. Их ждал шаттл. Скайоукер почувствовал, что не хочет улетать с "Магуса" и что здесь осталось незавершенным какое-то важное дело.

— О чем думаешь? — спросил его Штрим.

— Об операции.

— Ну, думай. Наше дело — не допустить прорыва сепаратистов обратно к Лоду-1.

— Не допустим, — рассеянно ответил Скайуокер. — Сэр.

* * *

Предстоящая операция уже оформилась в его голове. Он знал, что будут потери. Большие потери. Возможно, потери кораблей. И совсем несладко придется тем, кто пойдет в десант — потому что их, скорее всего, будут ждать.

Неправильная операция, подумал Скайуокер. И у меня неправильный настрой. Так мы ничего не выиграем.

В ангаре к нему подошел один из техников. Со своими проблемами и рапортом. Анакин с трудом его выслушал, едва сдержал себя, чтобы не сорваться и не наорать на очередную глупость. Дал пару рекомендаций, как исправить допущенный при ремонте истребителя просчет.

В конце концов, это просто техник, от которого мало что зависит. Те, от которых зависит все, уже высказались. И операцию перепланировали. Так, чтобы заведомо проиграть.

Неправильный настрой. По-неправильному злой. Бывает злость — правильная, боевая. Она помогает, потому что именно с ней приходят на помощь хладнокровие, решительность, хитрость.

А тут просто раздражение, и хочется убить кого-то, или просто дать в морду.

Неправильно это.

Была, конечно, одна идея. Крышесъезженная и сумасшедшая.

Он поднялся в рубку.

— Где капитан Штрим? — спросил он у вахтенного.

— У себя в каюте, сэр.

— А его адъютант?

— Только что здесь был. Кажется, тоже ушел, — вахтенный смял зевок губами.

Было поздно. Скайуокер и сам устал, и в этой усталости почти растворилась вся его злость. Он подошел к консолю связного.

— Квинси, соедините меня с адмиралом Цандерсом.

— Но, сэр, — штабист хотел что-то сказать по поводу, кому следует и кому не следует обращаться к адмиралу без прямого на то приказа капитана.

— Или я сделаю это сам. Как тогда, у Лан-Дорна.

После этого напоминания, штабист безмолвно выполнил распоряжение. Очень скоро перед Скайуокером возникла фигура адъютанта Цандерса.

— Валлаш, мне очень нужно поговорить с вашим шефом. Я по поручению капитана Штрима, — соврал он.

Прошла еще минута, и холографическая связь замкнула адмиральскую каюту на одном корабле и рубку на другом. Адмирал неотрывно смотрел на Скайуокера. Как будто чего-то ждал. Тот решил незамедлительно перейти к делу.

— Сэр, я прошу прощения за то, что пренебрег субординацией и обращаюсь к вам без ведома капитана Штрима.

— Я надеюсь, это нечто важное, Скайуокер.

— У меня есть одна идея по поводу операции, сэр.

Через пятнадцать минут Скайуокер снова был в ангаре своего дредноута, снова забирался по трапу на шаттл, а еще через полчаса сидел в адмиральских апартаментах на "Магусе".

— А как вы собрались его отследить?

— Поставлю маячок на его истребителе.

— Все гениальное, конечно, просто. Но вы уверены, что он не заметит?

— Я поставлю ему такой маячок, который он не заметит.

— И кто, по-вашему, поведет эту команду смертников?

— Я бы предпочел сделать это сам, — Анакин улыбнулся одними губами. — И, осмелюсь сказать, сэр, я пока не собираюсь записываться в смертники.

— Потери в такой операции неизбежны. Представьте, сколько там наемников.

— Я возьму своих лучших людей.

Цандерс покачал головой.

— Вам не дадут там даже приземлиться.

— Об этом я тоже хотел с вами обговорить. Чтобы не бросаться в глаза шаттлом или баржей, я хочу потребовать у одной кореллианской ремонтной компании небольшой, но маневренный фрахтовик. Одолжить, естественно.

— Потребовать?

— Да. Капитан Штрим заключил с ними контракт, который они выполнили на редкость недобросовестно. Я первый помощник "Мегеры", и в мои обязанности кроме прочего входит также наблюдение за состоянием всех истребителей и бомберов. Я хотел с ними разобраться...

— Но вам не разрешили.

— Именно так.

— Тогда разбирайтесь. И одалживайте фрахтовик.

— И еще. На фрахтовике тоже будет установлен маячок. И в независимости от того, удастся ли нам выкрасть Фирцини, я бы рекомендовал провести бомбардировку базы на Лоду-2, скажем, через полчаса после начала операции.

— Это большой риск.

— Такая операция или удастся сразу, или не удастся вообще. Если нас действительно заметят и перестреляют.

— А если возьмут в плен?

— Адмирал, на большинстве отделившихся систем действует один и тот же приказ — нас в плен не берут.

Глава 4. Операция

Подготовка к операции проводилась в атмосфере секретности. Цандерс предупредил Штрима, и перераспределил обязанности высшего офицерского состава "Мегеры". Скайуокеру теперь никто не мешал, и он имел право обговаривать детали операции непосредственно с самим адмиралом, без всяких адьютантских проволочек и минуя Штрима.

Последнему это никакого удовольствия не доставляло, а Скайуокер в свою очередь умудрялся не замечать недовольства командира. Помимо сумасшедшей операции по похищению Фирцини, он был все также занят подготовкой эскадрилий истребителей и бомбардировщиков к вылету. Слушал отчеты техников. Проверял, насколько слаженно работают бригады канониров у турболазеров. Этих обязанностей с него никто не снимал, и он никогда и ни за что не попросил бы у Штрима или Цандерса дополнительной поддержки.

* * *

В последний день перед уходом флота из системы, в бюро кореллианской компании, занимающейся ремонтом небольших летательных аппаратов, заглянул один человек. Выяснив у секретаря, что учетные записи фирмы не содержат никаких данных о ремонте военных кораблей, не говоря уже о каком-то бомбардировщике, человек спокойно расстался с пятьюдесятью кредитами и взамен получил новую информацию. О начальнике ремонтной бригады, который мог что-то знать.

— Я по поручению капитана Штрима.

— И в чем же дело?

— Капитан Штрим хотел бы кое-чем поинтересоваться у вас. Так сказать, он поручил мне разведать обстановку.

— Товар, что ли?

— Так точно, сэр.

— Эти старые запчасти с вашего дредноута, которые он мне сбагривал, уже мало кому интересны.

Посетитель не изменился в лице.

— Есть и более новое сырье.

— Списанное?

— Да, нам удалось это провернуть.

— А подробнее?

— Подробнее будет на холодиске. И еще. В ARC-бомбере обнаружились новые неполадки.

— Я же и раньше говорил, что этот кораблик легче сдать на металлолом, чем починить.

— Вот и Штрим о том же думает. Как вы считаете, это возможно?

— Конечно. Но больше двадцати тысяч я за него не дам.

— Я передам ваши слова капитану.

— Его, что, не устроит такая сделка?

Посетитель улыбнулся

— Его, я думаю, уже все устроит.

— Не понял.

— Слухи о вашем с ним бизнесе дошли до ушей высшего командования.

Начальник ремонтной бригады только пожал плечами.

— Это не мои проблемы.

— А еще эти слухи могут дойти до кореллианской налоговой инспекции.

— И ситх с ней.

— Или до зеленых ушей некоего родианца Кото Гшора.

— Не знаю никакого родианца.

— Надо же, а я считал, что уж о ликвидации компании "Бренн и сыновья" на этой планете не слышал разве что маленький ребенок, нежную психику которого берегут родители. Потому что детям обычно не рассказывают истории о том, как главе компании в его конторе среди бела дня разворотили кишки виброножом. Та же печальная участь постигла и двух его сыновей. Это, разумеется, случилось после того, как господин Бренн не внял предупреждениям. Кото Гшор прислал Бренну его секретаршу. По частям, разумеется.

— Не пытайтесь меня запугать, — зашипел кореллианец.

— Я всего лишь рассуждаю. Вы знаете, как долго живет человек после того, как ему вспорют живот? Зависит, конечно, от того, как это сделать.

Кореллианца передернуло. Его посетитель, как ни в чем ни бывало, продолжал.

— Мне на боевых пару раз приходилось наблюдать за процессом. Эстетики в нем... маловато. По данным медэкспертизы, Бренн умирал в течение часа. Правда, ваша кореллианская полиция почему-то замяла это дело за недостатком улик.

Кореллианец промолчал. Его посетитель нарочно выждал минуту и продолжил.

— И я уверен, Кото Гшор будет очень недоволен тем, что вы завели бизнес с республиканским флотом и, мало того, что не заплатили ему нужный процент от доходов, так и вообще не проинформировали его.

— Думаете, Гшор станет слушать такого, как вы? Семья Гшора принимает только кореллианцев.

— Желаете в этом убедиться?

Начальник ремонтной бригады снова замолчал. Затем нехотя изрек:

— Вам-то что надо?

— Арендовать корабль.

— Какой?

— Фрахтовик, что-нибудь вроде YT-1300. Не новый, но в хорошем состоянии.

— И где я вам его сейчас достану?

— Где — не имею понятия. Но по истечении получаса он должен стоять в вашем ангаре. Готовый к полету и гиперпрыжку.

* * *

Отсчет операции "Розенрот" начался с того момента, как ровно в двенадцать часов пятнадцать минут по стандартному времени флагман "Магус" вышел из гиперпространства за пределами системы Локримия. Настолько далеко, чтобы сканеры разведкораблей или других систем безопасности населенных планет не смогли бы его обнаружить. И настолько близко, чтобы переброска флота к планете заняла бы минимум времени. Вслед за флагманом гиперпространство покинули остальные корабли.

Ровно в двенадцать часов двадцать минут одноместный истребитель джедая Рэя Луруса покинул ангар "Магуса". Через минуту корабль уже совершал гиперпространcтвенный прыжок. В двенадцать часов двадцать пять минут ангар дредноута "Мегера" покинул небольшой фрахтовик "Кройц". На его борту находился отряд численностью в двадцать человек.

В двенадцать часов пятьдесят семь минут истребитель рыцаря вынырнул на укрытой ночью стороне планеты Лоду-2. Лурус тотчас же связался с наземной базой и получил точные координаты места, где он должен был совершить посадку.

В час семь минут "Кройц" вышел из гиперпространства на орбите планеты. Через пятнадцать секунд его навигационный компьютер засек сигнал маячка, висевшего на брюхе истребителя Луруса.

Контакт был установлен. Оставалось ждать начала активной фазы операции.

Пилот фрахтовика лейтенант Глан Брайбен и его помощник сержант Зиниэль Клинч внимательно следили за траекторией, которую обозначавшая истребитель точка вычерчивала на одном из мониторов.

В кабину заглянул Скайуокер. Пилот, не оборачиваясь, спросил:

— Следовать за ним?

— Да, только держи расстояние.

— Клинч, переходим в стратосферу планеты. Курс тридцать четыре по направлению "ро".

— Есть, сэр.

— Непохоже, чтобы джедай шел к столице, — заметил пилот.

Скайуокер подошел ближе. Встал за креслом пилота, и, всматриваясь в мониторы, спросил:

— Что там еще есть по курсу из крупных населенных пунктов?

— Клинч!

— Сейчас гляну. Хм, ничего крупного. Из городов только Триния.

— Вряд ли, — возразил Анакин. — Тогда он слишком отклонился от курса.

— Кажется, он снижается.

— Клинч, пересчитай его возможную траекторию, — распорядился пилот. — С поправкой на снижение.

— Есть, сэр.

— В этом районе нет никаких баз. Не верю, что Фирцини устраивает переговоры у себя на даче.

Пару минут в кабине стояла тишина. Изредка попискивал компьютер Клинча, сверявший донесения разведки с картами.

— Так и есть, дача.

— В каком смысле, Клинч? — спросил Скайуокер.

— Вилла-де-Гицца, сэр. Загородная резиденция их бывшего премьера.

— Отлично.

— Сэр, похоже, он заходит на посадку.

— Есть там еще какие-нибудь поселения?

— В трех километрах от "дачи" будет Коффальпано. Маленький городок. Две тысячи жителей.

— Глан, бери курс туда. Сядешь на окраину.

* * *

— Вилла-де-Гицца. Загородная резиденция их бывшего премьера, — повторил Анакин, входя в салон, оборудованный под временный штаб.

— Сейчас, — старший лейтенант Юрвин Брайбен, младший брат которого сейчас управлял фрахтовиком, согнулся над небольшим компьютером. — Если резиденцию не перестроили, у нас есть довольно подробный ее план.

— Повезло, — тихо произнес лейтенант Райс Гранци.

Скайуокер скользнул взглядом по карте.

Обычная резиденция высокопоставленного чиновника. Горная долина — это у них всегда в моде, уже тысячу лет, наверное. Озера, водопад — полный комплект украшений. Старый каменный дворец, отремонтированный десять лет назад. Комплекс огражден трехметровым забором. Дворец в три этажа. Два ангара. Один на верхнем этаже. Рядом с дворцом — сад, аллеи, маленькое озеро. Множество мест для укрытия, это хорошо. По саду гарантируется постоянное наблюдение, это плохо. Но ожидаемо плохо. За садом еще один ангар, там же два коттеджа службы охраны. В саду замаскированный под каменную беседку — генератор энергетического щита. Так всегда строят, это старый прием. Судя по донесениям, щит раньше включали только в экстренных случаях. Как сейчас, неясно. По углам ограждения расположены еще четыре маленьких генератора. Высота вертикальной энергетической стены — двадцать метров.

Как всегда, стандартный объект, требующий нестандартного решения.

И думать надо быстро, а времени нет.

Фрахтовик меж тем уже шел на снижение.

— Тут, наверно, горный курорт, — брякнул Гранци.

— Чего? — переспросил Скайуокер.

— Горный курорт, говорю. Есть такое древнее развлечение — на лыжах кататься. Или на досках.

— На лыжах? — рассеянно произнес Анакин. — Ну да, по снегу. Слышал.

— Я в такой долине вырос. Каждый день катались. И на лыжах, и на досках. Здорово было, а еще с трамплина...

— Слушай, Гранци, заткнись, или я тебе эти лыжи... — не выдержал Брайбен.

Фрахтовик мягко уселся на какую-то ровную поверхность.

— Сели, командир, — выглянул из кабины пилот.

Анакин кивнул. Он все также думал о снеге. Видел он этот снег всего два раза в жизни, и оба раза снег ему нравился, вот только времени не было, чтоб получше его понять. А Гранци вырос в горной долине, стало быть, всю жизнь ходил по снегу. В теплой одежде, в теплой обуви, в шапке. Наверху, в горах, всегда холодно.

А я вырос на Татуине, подумал Скайуокер, и у нас тоже холодно по ночам, а днем жарко. Гранци и не знает, что такое настоящая жара. Зато он видел снежные горы, а я только песочные. Песок рассыпается. И горы из песка тоже рассыпаются, а иногда при сильном ветре будто оживают эти горы, и переходят за ночь целые мили. Это если буря. В горах, наверно, тоже бывают бури. Конечно, бывают, я же где-то читал об этом.

И снег... падает...

— Лаш, — обратился к связному Анакин, — соедини меня с Цандерсом.

— Есть, сэр.

Через десять секунд перед Скайуокером замерцала небольшая голографическая фигурка адмирала флота.

— Слушаю, Скайуокер.

— Сэр, Лурус совершил посадку на Вилла-де-Гицца. Это летняя резиденция бывшего президента. Мы связались с базами данных на флагмане. Планы резиденции, составленные службой безопасности, у меня есть. Прикажете продолжать операцию?

— Что за резиденция?

— Дворец с садом и энергетическим ограждением в горной долине.

— Как думаете проникнуть?

— Предполагаю организовать аварию в сетях питания и воспользоваться временным отключением генератора, чтобы попасть внутрь.

— И как вы это сделаете?

— Высадимся на гребне горы. С помощью взрыва вызовем искусственную лавину.

— Дальше.

— Первый взвод под командованием лейтенанта Гранци маскируется в саду. Отряд численностью в пять человек, включая меня, старшего лейтенанта Брайбена и трех человек из его взвода, проникает внутрь дома. Скорее всего, маскироваться предстоит в ангаре на верхнем этаже. При получении сигнала от меня взвод Гранци развертывает диверсионную операцию. Дальше уже по обстоятельствам.

— Как будете наблюдать за переговорами?

— Пустим "жучок" на репульсоре.

Адмирал замолчал.

— Прикажете продолжать операцию?

— Продолжайте.

Скайуокер заметил, что Цандерс подавил улыбку. Но это была добрая улыбка. Адмирал не хотел радоваться раньше времени, но он верил в успех операции.

Анакин оглядел свой отряд.

Судя по виду окружавших его опытных бойцов, удивил он не только адмирала. Братья Брайбены и Гранци знали его еще курсантом высшего военного училища. Остальные знали его как минимум два года.

И теперь уже не только знали, но и верили.

— Вопросы есть? Глан, взлетаем, — Скайуокер поднялся с места. — Курс на самый гребень горы, только смотри, чтобы слишком высоко не подняться — заметят.

* * *

Фрахтовик описал хитроумный зигзаг вдоль гребня горы и, наконец, осторожно приземлился на твердую и не слишком обледенелую поверхность. Скайуокер меж тем успел узнать, что со снегом и льдом кроме Гранци знакомы не понаслышке еще двое бойцов. Их отправили помогать прикомандированному к взводу саперу, карабкаться вместе с ним вверх по склону, а затем переходить гребень.

Следом за ними на гребень полезли Скайуокер и Брайбен-старший. Пока сапер устанавливал взрывные устройства, эти двое, передавая друг другу бинокль, успели подвергнуть холодную красоту гор бесстрастному исследованию.

Наконец, Брайбен прикрыл рукой глаза от яркого солнца и кивнул в сторону резиденции.

— Как ты думаешь, сколько они там просидят?

— Час. Два часа максимум. Переговоры уже наверняка начались.

— Банкет-фуршет...

— И баня с девочками.

— Хорошо быть дипломатом.

— Да нет. Как раз рыцарям Ордена это по статусу не положено. И вообще джедаи обязаны расходовать свое время эффективно. Так, чтобы Совету потом не было стыдно за их поведение. Короткий прием, какая-нибудь недолгая чайная церемония — это может быть. Но все должно быть в соответствии с кодексом.

— Ты-то это откуда все знаешь?

Анакин пожал плечами.

— Да слышал где-то.

* * *

— Рыцарь, мне кажется, что вы не совсем представляете экономические сложности такого соглашения.

Фирцини прищурился и улыбнулся. Этот темноволосый человек с плешью на макушке вообще с легкостью улыбался, острил и пару раз ввернул совсем не ожидавшийся от его королевской персоны каламбур.

Лурус тоже улыбался. Однако, такого легкого беззаботного выражения лица, как у Фирцини, у джедая пока не получалось. Для него улыбаться при переговорах было частью работы, и поэтому улыбался он по-служебному, никогда не показывая своего естества, хотя среди своих, в Храме, он прослыл веселым и отзывчивым парнем.

Меж тем, рыцарь уверенно продолжал гнуть свою линию. Несмотря на то, что в душе уже сетовал на собственную недостаточную компетентность в тонких вопросах экономики. С другой стороны, сидящий перед ним человек был не просто рядовым аристократом, запрыгнувшим на трон в результате рядового дворцового переворота, а настоящим финансовым титаном. Десять лет назад крупнейший медиа-магнат системы решил купить десяток мелких фармацевтических компаний, и вскоре объединил их в одну мощную корпорацию. За фармацевтикой последовали фирмы, производящие роскошные лэнд-спидеры, круг клиентов которых охватывал множество систем. И раз уж теперь Фирцини обнаружил интерес к конструированию боевой техники, его верфи несомненно будут процветать.

Лучше бы Мэйс или Тийн сами проводили эти переговоры, подумал Лурус.

— Ваше величество, Совет Ордена гарантирует, что Республика покроет любые издержки по изменению межсистемных договоров.

— Этого недостаточно, — Фирцини подпер голову локтями, изображая задумчивость. — Некая доля средств для строительства верфей была выделена не Республикой. Естественно, взамен мои верфи обязались выдать продукцию.

— Сбыт этой продукции в Республике несомненно принесет вам большую прибыль.

— Ближе к делу. Вы согласны расторгнуть договор с Фондором?

— Если продукция верфей Лоду-2 окажется конкурентоспособной, то...

— Конкурентоспособной? — Фирцини театрально взмахнул рукой. — Это при том, что Фондор в течение сорока лет не выпустил ни одной новой модели?

— Осведомленность вашего величества в технических вопросах впечатляет. К тому же, как недавно сказал мастер Фелисе Стелле, для Республики настало время признать и исправить свои ошибки.

Фирцини широко улыбнулся. Откинулся на спинку кресла и положил ногу на ногу. Еще один некоролевский жест, подумал Лурус. Вообще, зачем одному из самых богатых людей планеты эта политическая власть? Неужели только для того, чтобы стать самым богатым?

— Я понял намек, но мой племянник здесь не при чем. То, что он рыцарь Ордена, еще не значит, что я соглашусь с любым предложением Храма. Да, я помню, чем я обязан вашему Совету. Но я уже выполнил свою часть соглашения. Я получил трон, Орден получил те прерогативы, в которых он тогда был заинтересован.

— Совет Ордена считает делом чести оказать помощь государству в борьбе за укрепление мира и конституционного строя. Как и шесть лет назад, в данный момент мы готовы сделать все возможное для благополучия Локримии и ее поддан...

Приглушенный грохот, раздавшийся с дальней стороны сада не позволил Лурусу закончить фразу. Освещение замигало и погасло. Толстый защитный слой на оконном транспаристиле и тяжелая занавесь из золотой парчи пропускали недостаточно солнечных лучей, и кабинет, уставленный старинной дорогой и мрачной мебелью, тут же провалился в сумерки.

Фирцини не скрывал недовольства. Он раз пять нажал на кнопку вызова адьютанта, и уже принялся барабанить пальцами по столу, когда в дверях появился человек в форме.

— Ну что там, Дьерче?

— Ваше величество, с гор только что сошла лавина. Мы предполагаем, что это повредило одну из линий электропитания. Включено аварийное освещение. Идет переключение подстанций.

— Так переключайте быстрее.

— Специалисты делают все возможное.

— Ясно, можешь идти.

Как только за адьютантом закрылась дверь, Фирцини снова взял инициативу в свои руки.

— Передайте Совету, что я высоко ценю его поддержку, и надеюсь, что никакие политические недоразумения не заставят нас прервать наше доброе и плодотворное сотрудничество. Однако, как я уже сказал, здесь дело не в политике, а в экономике.

— Положение на Лоду-2 заставляет Совет Ордена беспокоиться за безопасность как Республики, так и вашей системы.

— И что?

— Ваше величество, Совет Ордена будет стараться любыми способами предотвратить кровопролитие.

— А что, кто-то собирается пролить тут кровь? — пошутил Фирцини. Он нарочно болтанул свой бокал с пурпурным коктейлем, внутренне напрягаясь в ожидании следующих слов рыцаря.

— В отличие от Совета Ордена, Совет Безопасности Республики заинтересован в силовом решении вопроса.

— Рыцарь, послушайте-ка. Я не вырос при королевском дворе. Зато я тридцать лет занимался крупным бизнесом. И мне не нравится, когда при заключении хорошей сделки партнеры начинают говорить загадками. Меня это раздражает. Я прекрасно знаю, что этот ваш Совет Безопасности — фиктивная организация. И без резолюции Ордена Республика не сделает и шага.

— Ваше величество, я прошу прощения, если высказался неточно. Однако, Совет Безопасности — это, прежде всего, военные и политики, то есть люди, далекие от Ордена.

— И подчиняющиеся вам.

— Наши рекомендации еще не означают...

— Лурус, — оборвал его Фирцини. — На каком корабле вы сюда прилетели?

— На своем истребителе.

— Не на планету. В систему.

— На дре..., — Лурус спохватился.

Фирцини щелкнул пальцами. Он и не ожидал, что это будет так легко узнать.

— То есть войска Республики уже здесь. Вы ставите мне ультиматум?

— Ваше величество, я бы не посмел злоупотреблять вашим гостеприимством.

— Не сомневаюсь, — король помедлил. Свет снова мигнул. — Да включат они когда-нибудь это ситхово освещение или нет? — Он поднялся с кресла, подошел к окну. Пробившийся оттуда неловкий солнечный лучик затанцевал на его лысине. — На чем мы остановились, рыцарь?

— Кажется...

— Кажется-кажется, — Фирцини резко повернулся. — Мы обсуждали вопросы гостеприимства. Ну что ж, придется принимать в гости ваш флот, не так ли?

— Ваше величество, в моих намерениях не было запутывать вас или же скрывать, что сюда движется флот Республики. Наоборот, Орден хотел заранее предупредить вас, — Лурус подчеркнул слово "заранее". — И, как я сказал, наша цель — не допустить кровопролития.

— Да-да, конечно же. Я знаю, что джедаи всегда говорят правду. Так ведь, Лурус? А если нельзя сказать правду, то говорят только ее часть.

— Это не совсем так, ваше величество.

— А как? Разве это не ультиматум? Вы навязываете мне экономически невыгодное соглашение, и пугаете нашу мирную систему своими пушками.

— Войска Республики будут защищать вас от сепаратистов.

— А, ну да. И поэтому флот здесь. Ну-ну. Нет уж, Лурус. Республика хочет войны, и она ее получит. В случае чего я вообще могу отдать приказ уничтожить верфи. Но свой бизнес я с Республикой делить не буду. И это мое последнее слово.

Фирцини поднялся с кресла и подошел к окну. Затем с усталостью в глазах выслушал благодарность за оказанную аудиенцию. Церемониал закончился, и он вызвал адьютанта.

О, этой военно-политической глупости он ждал давно.

Республика никогда не хотела войны. Республика не понимала войны. Республика ее боялась. Потому что не умела воевать. Фирцини это знал, и собирался неплохо на этом заработать. Для того, чтобы раскрутить новый бизнес, ему нужно было всего лишь выиграть одно небольшое сражение. Командиры сепаратистов не раз одерживали победу над республиканским флотом. В этот раз их ударные подразделения будут почти наполовину состоять из построенных на его верфях истребителей. Какой шанс продемонстрировать все достоинства новой продукции!

После такой рекламы Республика будет вынуждена согласиться с его условиями. А условия будут непременно жесткими — для того, чтобы торговать военной техникой и с Республикой, и с сепаратистами, нужен высокий уровень конфиденциальности. Однако, и этого можно добиться. Если, конечно, на переговоры больше не будут присылать молоденьких бестолковых дипломатов.

Фирцини снисходительно улыбнулся джедаю.

Через минуту в дверях показался Дьерче.

Только вид у него был какой-то странный. Слишком белый для его смуглой кожи. И глаза будто стеклянные.

Дьерче пошатнулся и рухнул на пол. Из-под его левой лопатки сочилась кровь.

Следом за трупом охранника в дверь вошел высокий человек в защитной форме с надетым поверх нее бронежилетом.

— Мое почтение, ваше величество, — сказал Скайуокер, отходя от двери и впуская после себя четырех бойцов. Двое заняли позиции у окна, третий встал с другой стороны двери. Винтовка четвертого указывала в спину Фирцини.

— Предлагаю вам экскурсию на республиканский дредноут.

Все случившееся, да и сказанное застало Луруса врасплох. Фирцини почти не изменился в лице, разве только тонкие губы его скривились.

— Ах вот оно что, — протянул он. — Не ожидал я такого от Ордена, и уж от вас, Лурус, тем более. Война научила вас быть коварными. Как говорится, времена меняются, и мы ...

Скайуокер пожал плечами. В этот момент стоявший сзади Фирцини человек грамотно оглушил его ударом по черепу, и взвалил тушку одного из самых богатых людей системы на плечи.

— Юрвин и Сперль, идете первыми. Клайзен, со мной. Тибр, замыкаешь, — сказал Анакин. — Лурус, вы с нами?

— Нет, — прохрипел рыцарь.

Времени уговаривать джедая не было. Это не мои проблемы, решил Скайуокер.

— В ангар, — приказал он.

* * *

Новый грохот вывел Луруса из прострации. Освещение снова погасло. Он подскочил к окну и увидел, что взрывом разворотило очаровательную старинную беседку, располагавшуюся в дальней стороне сада.

В ту же секунду завыли сирены. Королевская гвардия ринулась спасать положение.

Лурус обернулся, бросился к двери и едва не поскользнулся, ногой зацепившись за труп адьютанта.

Ни о каком похищении Фирцини не могло быть и речи. Похищение, подумать только! Если так пойдет дальше, боевые действия республиканской армия опустятся до уровня криминальных разборок. Тут никакой Орден не спасет мнения отделившихся систем о Республике.

Надо было как-то воспрепятствовать этому.

За стеной послышались шум и беготня. Лурус осторожно приоткрыл дверь. Бластерный выстрел бросившегося к нему гвардейца был легко отбит сейбером. Оружие — притянуто Силой.

— Не стрелять!

Из-за угла показались новые гвардейцы. И тут Лурус понял, что надо делать.

— Короля похитили! Они пошли в ангар! Скорее, остановите их!

Командир подозрительно взглянул на Луруса, и отдал какой-то приказ на своем языке. Отряд разделился. Одни бросились вверх по лестнице, другие направо по коридору. Лурус поспешил за первыми. По пути он насчитал еще пять мертвых тел.

Еще не успевшие окоченеть, но уже ставшие частью неживой природы.

Трупы. Оболочки. Уродливые, как сама война.

Часовым, похоже, аккуратно свернули шею или всадили нож под лопатку, как и адьютанту. Еще пару человек в конце коридора просто изрешетили. Конечно, когда у самих есть бронежилеты, наверно, здорово палить по синим мундирам королевских гвардейцев.

Дикость какая-то.

Лурус попытался посмотреть на ситуацию прагматично. И тем более не понимал он, зачем было оставлять после себя такой кровавый след. Почему нельзя было установить бластер на оглушение? Как же тяжело, подумал джедай, иметь дело с обычными людьми, огрубевшей душе которых не дано чувствовать живую Силу, а ведь только она помогает осознать ценность человеческой жизни.

Хуже нет, когда у человека с бластером появляется ощущение безнаказанности.

* * *

Фрахтовик как раз успел сесть в ангаре и перестрелять охранников из двух маленьких неприметных пушек, установленных под брюхом корабля еще на "Мегере". Через минуту в ангаре показался отряд из пяти человек с пленником.

До фрахтовика оставалось какие-то тридцать метров.

Все получилось, решил Анакин. Теперь только подобрать бойцов в саду и можно делать ноги из этой дурацкой системы, а там пусть решают турболазеры.

Ничего, в саду ребята крепкие, продержатся.

А нам вообще всего десять метров пробежать осталось, и все.

И все...

В следующую секунду Скайуокера накрыла волна бластерных выстрелов. Инстинкт свалил его на пол быстрее, чем он ощутил жжение в левой руке, а выработанная реакция заставила вопреки боли перевернуться и ответить нападающим огнем. Двух гвардейцев он снял сразу. Третьего то ли ранил, то ли не ранил. За истребителем тот спрятаться успел. Неважно, граната его и там нашла.

— Из подсобки стреляли, — прохрипел Клайзен.

Взрыв второй гранаты покалечил или уничтожил тех, кто оставался в засаде. Скайуокер смог оглядеть отряд. Еще падая, он заметил, что остальные среагировали не так быстро.

Рядом с ним отчаянно пытался ползти Клайзен. Он тащил на себе Фирцини, используя его как живой щит, и гвардейцы, естественно, вовсе не собирались нести ответственность за расстрел своего собственного короля. Поэтому и целились в ноги. Ничего, бывают ранения куда страшнее. Переживет, и еще прыгать на этих ногах будет, подумал Анакин.

Должен пережить. Свои — вон они, рядом.

— Юрвин! Тибр! Сперль!

Тишина.

Фрахтовик тем временем спустил трап, и на помощь бросились три человека. Один подхватил под руки Клайзена, другой вскинул себе на плечи блаженно-оглушенного Фирцини. Третий метнулся к Скайуокеру.

— Жив? Мой брат, он жив?

Анакин перевернул тело упавшего ничком Брайбена на спину. Броня на левом боку оказалась изрешечена, пульса не было. Осторожно, как будто он еще надеялся на что-то, Скайуокер снял шлем. Видно, специально в голову целились, прозрачный щиток в дырах, и лицо изуродовано.

Нахрен такой большое щиток в шлемах вообще делать, подумал Анакин. Это пилоту истребителя такой шлем подойдет — ему в морду никто не целится.

А потом он увидел Тибра и Сперля.

Они лежали на расстоянии трех шагов друг от друга. Одинаково мертвые.

— Юрвин! Ты что, Юрвин! — закричал Брайбен-младший.

За истребителем дернулась какая-то тень, и Скайуокер с методичной злостью принялся прошивать лазером воздух вокруг корабля, пока не услышал вопль — красные лучи достигли цели.

Око за око, как говорили древние. Стон на стон, вопль на вопль, хотелось добавить. Неправда, не обменяешь ты вопль мертвого на вопль о мертвом.

Внезапно дверь в ангар раздвинулась.

— Ложись! — крикнул Анакин.

— Стойте! — заорал кто-то оттуда. — Вы не смеете его увозить! Остановитесь!

Брайбен-младший поднял голову на крик Луруса.

Скайуокер рывком поднялся, дернул Брайбена за плечи вниз. Не успел. Успел только увидеть, как лучи лазера пробили прозрачный щиток шлема, как на месте глаз появились несколько темных дырочек, а потом лучи исчезли...

В следующее мгновение Глан Брайбен опустился на пол ангара, составив компанию своему мертвому брату.

* * *

— Поднимай трап!

— Есть, сэр.

Быстро пройдя в кабину, Скайуокер устроился в кресле первого пилота. Клинч обменялся взглядом с командиром.

— Брайбен ранен, сэр?

Анакин покачал головой.

— Убит?

— Оба Брайбена. Сперль и Тибр тоже. Садимся внизу, забираем наших и уходим.

Приняв республиканцев на борт, фрахтовик совершил вертикальный взлет и затем легко отклонился в направлении гор. В кабину зашел Гранци. Скайуокер слушал его, следя за приборами и не поворачиваясь.

— Системы коммуникации? — коротко спросил он.

— Да ты сам посмотри! Видно же! Нет больше никаких систем!

Внизу, над тем местом, где ранее красовался зеленый сад с прудом, поднимался серый дым. Гранци, с довольным видом наблюдая над плодами своих трудов, вдруг решил доложить командиру по всей форме.

— Генератор был уничтожен сразу, как только был получен сигнал из дворца. Контрольно-пропускной пункт ликвидирован двумя гранатами.

— Потери?

— Четверо раненых. Ну и так, по мелочам, — Гранци осторожно потер расцарапанную щеку, взглянул на ладонь, где осталась кровь и грязь. И тогда он как бы невзначай сообщил. — Кстати, Лурус успел улететь. Я видел его истребитель.

Скайуокер сначала не отреагировал. Затем мрачно произнес:

— Я рад.

Гранци ушел.

Анакин подумал, что отряду, организовавшему взрывы в саду, повезло: ни одного убитого. Они отвлекли внимание королевской гвардии, приняли основной удар, и, несмотря ни на что, были готовы его отбить.

Скайуокер передал управление Клинчу.

— Вы тоже ранены? — вдруг заметил тот.

— Ерунда, обожгло немного. Пойду доложу обстановку.

В салоне стоял шум, впрочем, почти мгновенно утихший при появлении Скайуокера. Лейтенант Гранци отчитывал рядового. Тот, в свою очередь, собирал разбросанные по скамье какие-то почерневшие ошметки. Увидев Анакина, рядовой встал и вытянулся по стойке "смирно".

— Лаш, соедини с Цандерсом.

На этот раз выражение голографического лица адмирала выдавало куда больше беспокойства.

— Сэр, — обратился Скайуокер, — разрешите доложить.

— Слушаю.

— Операция прошла успешно. База противника и коммуникации уничтожены. Фирцини захвачен и находится на борту "Кройца".

— Потери?

— Четверо убитых, шестеро раненых, — с максимальной бесстрастностью в голосе сообщил Скайуокер. О причине гибели четырех бойцов он решил пока не говорить.

— Первая эскадра уже выступает к Лоду-1. Я жду Фирцини на флагмане. Координаты вам сейчас передадут.

— Есть, сэр.

Голограмма исчезла. Пока Лаш принимал координаты и общался с навигационными компьютерами, Анакин снова перевел взгляд на рядового и Гранци.

— Что случилось, Райс?

— Мы когда в саду маскировались, — начал лейтенант, — надо было часового снять. Так этот дебил, Ваппер, неаккуратно его вырубил. А потом решил ухо отрезать. Тот, блин, очнулся, дергаться начал. Еле тревогу не поднял.

— Понятно, — ответил Скайуокер, подходя ближе и разглядывая коллекцию, насчитывавшую не менее десятка экземпляров. Несмотря на общее сморщенное состояние трофеев, среди них можно было узнать органы слуха эркитов и маластарцев.

— А это с кого снял, Ваппер? — Анакин указал на коричневый огрызок с остатками густого ворса.

— Это вуки, сэр.

— Мы же вроде на Кашиике не были еще?

— Ну, это когда лан-дорнскую базу брали.

— Наземную?

— Так точно, сэр. Наемники там были всякие. Тот вообще бешеный был зверь... мой напарник, Конниган, с ним по дурости в рукопашную схватился, и без руки остался, вот так аж, — Ваппер хлопнул себя по предплечью, показывая, в каком месте его друг потерял конечность. — А я его из бластера уложил.

— Впечатляет. И ты это все с собой таскаешь?

— На счастье, сэр, — рядовой улыбнулся.

Скайуокер поднял брови.

— Я ему и говорю, — вставил Гранци, — пусть на Корусканте за ушами охотится.

— Это точно, — согласился Анакин. — Да и выбор там побольше.

* * *

Поднявшись на борт флагмана, Скайуокер препроводил очнувшегося Фирцини к адмиралу, а сам спросил разрешения для себя и отряда отправиться обратно на "Мегеру". Дредноут пока держался достаточно далеко от оккупированной планеты, чтобы не выдать свое присутствие противнику. Шли последние приготовления к бою. Проверка готовности к орбитальной бомбардировке в том числе.

Объявив Гранци и всему отряду благодарность, Скайуокер распрощался с ними еще в ангаре и поспешил на мостик. Отряд шел отдыхать и зализывать раны. Их командир, ограничившись тем, что брызнул на левую руку какого-то противоожогового средства, шел работать.

Штрим выслушал короткий доклад Анакина. Обошелся без лишних вопросов. Суть операции стала полностью ясна ему только сейчас, но капитан "Мегеры" предпочитал не возникать относительно миссии, санкционированной лично адмиралом Цандерсом. В конце концов, и отвечать не ему. Куда большее значение для него представляло то, что Скайуокер посмел явиться на мостик в запыленной защитной форме, если не сказать прямо и честно — в грязной. И это вместо серого мундира, подобающего офицеру флота. Штрим хотел было весьма сурово высказаться по этому поводу, однако в это время к нему подошел второй старший помощник. И, увы, совсем некстати своим докладом напомнил о начале военных действий.

— Сэр, сканеры засекли отправление вражеской эскадры с Лоду-2.

— Надо же, они действительно разделились, — вслух заметил Штрим.

— Все идет по плану, сэр, — сказал Анакин. — Мы можем начать операцию.

— Ну и что у нас с эскадрильями, Скайуокер?

— Сейчас выясню, сэр.

Анакин отошел к самому мостику. Связался с ангаром. Получил развернутую картину на мониторе. Две эскадрильи истребителей — в полной боевой готовности. Эскадрилья бомбардировщиков... какого ситха на экране делает эта красная точка?

— Соукинс, соедини меня с ангаром, — приказал Скайуокер. Однако, разговор с дежурным техником никакого результата не дал. Один из пилотов жаловался на неисправности. Второй техник, Бленд, уверял, что с машиной все в порядке.

Неисправной машиной оказался тот самый несчастный бомбер.

* * *

Напротив него стоял Бленд и пилот бомбардировщика Фогг. Скайуокер выслушал обоих. Глянул на приборы. Долго искать неисправность не пришлось. Неисправность стояла рядом и говорила человеческим языком, подумал Анакин. Бленд снова, как и несколько дней назад утверждал, что бомберы не приспособлены для маневров, а если летать осторожно, то двигатели выдержат.

Пилот был с этим явно не согласен. Впрочем, он не особенно и рад был перспективе не принять участие в выполнении задания. Во-первых, каждый боевой вылет засчитывался и был шагом к повышению. Во-вторых, пилоты привыкли совершать налеты вместе, и его машина в тактике накрытия некоторых целей была явно не лишней.

Опасаясь, что из-за одной неисправности вылет бомбардировщиков может задержаться надолго, Скайуокер по комлинку сообщил Штриму о состоянии дел и предложил выпустить в бой неполную эскадру бомберов. А затем выжидающе посмотрел на техника.

— Бленд, вы бы сами рискнули сесть в эту машину?

— Что?

Техник действительно не расслышал вопроса — в эту минуту бомбардировщики включили двигатели и один за другим поднялись в воздух.

Анакин спокойно повторил фразу.

— Да, — ответил Бленд, пожав плечами. И еще раз подтвердил. — Конечно, сэр. Уверяю вас, машина в полном порядке.

— Отлично. Мы уже обсуждали ваши первоклассные умения пилотировать корабли. И ваш блестящий послужной список, помните? — спросил Скайуокер. — Думаю, его стоит увенчать не менее блестящим боевым вылетом.

— Как...

— Так. Всего один вылет. Координаты забиты в ваш компьютер. Сбросите на участок пару бомб и вернетесь. Без маневров, — добавил Скайуокер.

— Вы... Вы не смеете, — зашипел Бленд.

— Вам не ясно боевое задание?

Бленд не ответил. Совершенно оцепеневший, он продолжал стоять, и в упор смотреть на командира.

— Я спрашиваю, вам не ясно задание?

Скайуокер стряхнул какую-то грязь с рукава формы, скрестил руки на груди. Затем чуть наклонил голову и уставился на него в ответ. Минутное оцепенение исчезло само собой, когда Бленд вдруг понял: если он сам не залезет в кабину, его туда запихнут силой.

И вряд ли это будет приятно.

— Ясно, — пролепетал техник.

* * *

— Адмирал Цандерс к вашим услугам.

Фирцини, расположившийся в удобном кресле около письменного стола и уже задравший ногу на ногу, бросил на вошедшего короткий брезгливый взгляд. Ему пришлось ждать целый час, и он находил это грубейшим нарушением любого дипломатического протокола. Впрочем, о каком протоколе можно говорить в случае похищения?

Цандерс занял другое кресло, напротив.

— А где же тот достойный молодой рыцарь, Рэй Лурус?

— Рэй Лурус сейчас выполняет новое задание.

— Уже и новое задание? А я хотел ему поаплодировать. Блестяще разыграно. Особенно для джедая. Я ведь действительно поверил, что Республика решила пойти на переговоры.

— Предложение Республики о переговорах остается в силе.

— И кто же выступает от ее имени?

— Здесь и сейчас — я.

— Адмирал, неужели Сенат и правда дал вам санкцию на подобную операцию?

— Военные действия в Республике координирует Совет Безопасности, — вежливо поправил его адмирал, как будто Фирцини и вправду не знал этого. — И видите ли, ваше величество, Совет Безопасности заинтересован в скором решении проблемы.

— Непростых взаимоотношений Локримийского королевства и Республики?

— Именно так, ваше величество.

Фирцини довольно усмехнулся.

— Вам не кажется, что вы переоценили значимость моей фигуры, адмирал?

— Неужели?

— Как заложник, я бесполезен. На уступки я не пойду. Мои люди в правительстве это знают. Спецслужбы несколько раз информировали меня о возможности похищения. Мы разработали детальный план действий правительства и войск на этот случай.

Адмирал отметил уверенный тон короля и был готов поклясться, что сидящий перед ним магнат, а ныне король бывшей республиканской системы — старый карточный игрок. Которому не понаслышке знаком блеф.

Фирцини тем временем продолжал:

— А как только они узнают о том, что я нахожусь здесь, на борту вашего корабля, новости о бесчинстве республиканской армии будут переданы на сотни систем. Вы даже не в состоянии представить себе ту волну недоверия и презрения к Республике, которая захлестнет Галактику после этих событий. Не думаю, что вас или ваш Совет Безопасности устроит такой результат. Вы не смогли достичь порядка путем дипломатии, и тем более вы не сможете решить эту проблему силовым путем.

Теперь Цандерс улыбнулся.

— Валлаш!

В дверь заглянул адьютант.

— Все готово, сэр, — ответил он.

— Спасибо. Можете воспользоваться этим компьютером, ваше величество, — неожиданно мягко произнес Цандерс, указывая на компактную машину на столе.

— Зачем?

— Мне придется вас оставить на некоторое время, ваше величество. Вы пока сможете посмотреть новости. В том числе и прямые трансляции со спутников обоих планет.

— Вы хотите сказать, что эта ваша операция коснется не только верфей, но и Лоду-1?

— Я хочу сказать, что действия на Лоду-1 уже начались.

— Республика пойдет на это, даже не объявив нам войну?

— Считайте, что я только что ее объявил. Вам лично. Республика уважает ваш монарший авторитет в Локримийском королевстве, — Цандерс откланялся и ушел.

Фирцини подождал с минуту, но не устоял перед любопытством, и придвинулся ближе к столу. "Наземная база Исхати", прочитал он надпись на экране, и вспомнил, что это всего лишь сотня километров к северо-востоку от его собственной столицы.

Картинка дергалась, с тягучим постоянством на ней мелькали желтые штрихи и застывали, а затем медленно растворялись в пространстве красные точки. Совершенно плохо были видны здания базы, хотя он сам там бывал. Один раз, правда.

Фирцини увеличил изображение.

И внезапно понял, что эти штрихи и точки — совсем не помехи.

Собственно говоря, наземной базы как таковой уже и не существовало.

Он увеличил изображение еще в десять раз. Это был предел, и картинка получилась совсем размытой, что заставило Фирцини засомневаться в ее подлинности.

Возможно, все это — провокация. Он переключил программу на следующий канал. Новый ландшафт был знаком ему куда лучше. Столица Локримийского королевства — Вирбит-сити.

Он решил отрегулировать изображение, найти резиденцию и свой дворец. Уж по их виду он сможет сделать вывод, настоящая это картинка или фальшивка.

Сдвинув указатель на несколько километров вперед, Фирцини увидел резиденцию и тут по его глазам резанул всполох. За ним последовал другой, менее интенсивный. Фирцини попытался поискать каналы, на которых бы работало местное холовидение. То, что он нашел, его никоим образом не обрадовало. Мозаика складывалась в его голове по мере того, как он переключал каналы холовидения и спутниковые изображения и, наконец, стала до обидного ясна.

Расчет республиканцев оказался верен.

Видимо, связь с базой на Лоду-2 действительно оказалась потеряна, сказал он себе. Только так можно было объяснить то замешательство, в котором находилось не только министерство обороны, но и все правительство системы. Замешательство очень быстро перерастало в панику, которую только усилило появление на орбитах обоих систем республиканского флота.

Первые сброшенные на военные базы Лоду-1 бомбы уничтожили ту малую толику собранности правящей когорты, которую не успела уничтожить паника. Правительство Локримии уже просило подкрепления с Лоду-2. В результате этого верфи и наземные базы на Лоду-2 остались без должного прикрытия флота, а республиканцы, ограничившись "показательными выступлениями" в районе столицы, тем временем просто ушли.

Незаметно в кабинете появился Цандерс.

— Я думаю, вы имели достаточно времени, чтобы подробно ознакомиться с материалами, не так ли, ваше величество?

— Неужели вы предполагаете, что сможете захватить верфи?

— Я только что получил сообщение, что десантный батальон смог взять верфи под контроль. Большая часть вашего нового флота, увы, улетела спасать столицу. Обе базы наемников на Лоду-2 также уничтожены.

— Флот вернется и выбьет вас с верфей.

— Для этого им придется уничтожить верфи. А вам это невыгодно.

— Мне невыгодно заключать с Республикой невыгодный договор, вот что мне действительно невыгодно!

Адмирал чуть удивленно повел бровями.

— И, кстати, вот что любопытно. Ровно три минуты назад по основному холоканалу Локримии было объявлено о вашей гибели. В числе возможных кандидатов на трон назывались разные имена. В первую очередь...

Цандерс нарочно замолчал. Лицо Фирцини выдало замешательство.

— Орцолли?

— Именно так, ваше величество. Я предполагаю, что вся ваша финансовая империя также перейдет к главе политической оппозиции?

Фирцини поморщился.

— Ваше величество, Республика согласна оказать вам помощь. Восстановить законный порядок на планете. На обеих планетах. Так же, как шесть лет назад законный порядок восстанавливали эмиссары Ордена. Для этого вам нужно всего лишь передать соответствующее сообщение по холосвязи своему правительству.

— Какое сообщение?

— О капитуляции. Капитуляцию могу принять и я. А для подписания нового договора по взаимопомощи и сотрудничеству с Республикой с Корусканта будут вызваны лица, облеченные соответствующими полномочиями.

Выражение лица Фирцини снова стало каменным. Решение уже было принято, и решение приняли вместо него другие люди. Однако, он не бы намерен отказывать себе в любопытстве.

— Один вопрос, — протянул он. — Кто придумал всю эту игру? С похищениями и выманиваем флота?

— Стратегию, вы хотите сказать.

— Вы? Рыцарь Лурус? Орден?

Цандерс улыбнулся уголком губ.

— Да нет, один мой офицер. Его имя вам ничего не скажет. Кстати, про оппозицию во главе с Орцолли он тоже ничего не знал. Но у некоторых людей очень хорошая интуиция.

* * *

Рядовое сражение, подумал Скайуокер. Рядовое сражение, выигранное внезапным нападением. Тысяче пятьсот тридцать первый классический пример любого учебника стратегии и тактики.

Десант высадился на верфи до того, как там подняли тревогу. Связь верфей с планетой была моментально перерезана. Продукция судостроительной компании "Фирнат" — название явно было образовано из первых слогов фамилии Фирцини и одного из его близких родственников, Наттингейла — просто не успела подняться в воздух.

Как ничего не смогли сделать и сепаратистские наемники, запертые в своих двух базах под огнем двух дредноутов. Третья, небольшая база, расположенная под верфями и служившая сепаратистом опорно-контрольным пунктом, подверглась налету бомбардировщиков.

— Сэр, вам сообщение с флагмана, — доложил капитану Квинси.

Скайуокер в этом время отвлекся на конструкцию нового истребителя — изображение только что передали с верфей на один из мониторов мостика. Услышав адъютанта, он напрягся.

На другом конце мостика появилась крошечная голограмма Цандерса. Разговор со Штримом продлился не более минуты, и по его окончанию капитан сразу сообщил экипажу о результатах.

— Фирцини согласился на капитуляцию, — сказал Штрим. — Флагман уходит к Лоду-1. Флот перегруппировывается. Вторая эскадра идет к Фанридии. Нам приказано оставаться на орбите у Лоду-2.

* * *

Скайуокер получил разрешение на четыре часа отдыха и не преминул им воспользоваться. Он уже и не помнил, сколько часов назад начался этот длинный день. Он до сих пор не чувствовал усталости, но знал, что это только результат сильного нервного возбуждения, незаметно и начисто съедавшего все запасные ресурсы организма. Проснувшись через четыре часа, встать будет очень трудно.

Спускаясь с мостика, на пути к каюте он еще раз обдумал сражение. Судя по тому, что он только что видел на мониторах, захват верфей прошел почти идеально. Удалось избежать особых разрушений внутри, не считая того, что причинили взрывы нескольких гранат. В результате Республика получила огромную воздвигнутую на репульсорах конструкцию.

За этот изящный трофей два десантных батальона заплатили значительными потерями.

Двадцать девять десантников, погибших на верфях, и еще восемнадцать, погибших при штурме здания правительства. Это не считая семидесяти раненых. Это много. Но они погибли, выполнив боевую задачу.

Они погибли не зря.

А те четверо, в резиденции Фирцини погибли ни за что. Только потому, что кому-то захотелось быть честным и благородным с противником.

Не бывает на войне благородства.

Вон, охрану верфей уничтожили подчистую. Также пришлось уничтожить тех сотрудников верфей или даже пилотов-испытателей, кто вздумал встать на дороге республиканского десанта.

Можно, конечно, утешать собственную совесть тем, что это были враги. Сепаратисты. На самом деле, это не так. Сотрудники верфей — обычные гражданские лица, и их нельзя упрекнуть в том, что они попытались сопротивляться действиям отряда вооруженных людей в бронежилетах и шлемах.

Они просто оказались в неудачном месте в неправильное время.

Но это и есть — война. Поражение противника. Тот, кто находится на вражеской территории, тоже может оказаться противником. Если ты этого не понимаешь, если ты не сможешь пристрелить мирного жителя угрожающего раскрыть твой отряд — тебе нечего делать на войне.

Например, погибший Юрвин Брайбен это понимал. И его брат, Глан Брайбен, тоже. И Сперль. И Тибр.

Они были лучшими из всех тех, кого он знал в батальоне. Они были профессионалами.

Профессионал — это тот, кто может любой ценой выполнить задание.

Дойдя до двери каюты, Скайуокер внезапно остановился. Мимо прошел Челси. Вечно-спешащий, вечно куда-то опаздывающий Челси.

— Ну как, в ангаре сегодня тяжело было? Машины сильно пострадали?

— Четыре истребителя точно в ремонт пойдут, — ответил Челси. — Одному подбили двигатель, но пилот сумел его посадить. Вот Бленд...

— И что Бленд?

— Очень злой был, когда обратно прилетел. Сказал, что разорвет контракт с республиканской армией. Обещал вообще в сепаратисты уйти.

— И там достанем.

— Фогг расстроился, что в бою поучаствовать не смог. Ходил все вокруг этого джедайского истребителя, примерялся, как бы...

— Какого истребителя? — перебил его Анакин.

— Джедайского, сэр. Этот рыцарь, Лурус или как его там, он же в наш ангар сел.

— Почему не на "Магус"?

— Ситх его знает. Капитан велел ему выделить отдельную каюту. Сказали, что для медитации. Но он скоро на Корускант улетает.

Скайуокеру показалось, что через его тело прошел электрический разряд.

— Когда он улетает?

— Да вот сейчас, буквально...

Теперь настал черед удивляться Челси. Еще бы, не каждый день увидишь, как твой командир бросается бегом по коридору. К ангару.

* * *

Рэй Лурус в это время проверял один из отсеков машины. Увидев спешащего к нему высокого человека, он аккуратно положил инструмент на край фюзеляжа.

Этого офицера рыцарь узнал сразу. По-видимому, именно он и руководил операцией по взятию Фирцини в плен.

— Я думаю, рыцарь, нам есть, что обсудить, — сказал офицер.

Судя по выражению глаз, он был немного не в себе, хотя и держался границ формальной вежливости. Было еще что-то вокруг этого военного. Что-то такое неосязаемо знакомое. Но что именно, Лурус так и не смог себе уяснить.

— Произошедшее в резиденции я уже обсудил с вашим командиром капитаном Штримом, — спокойно сообщил Лурус. — Если вы только выполняли приказ, вам ничего не грозит.

— Вы кое-что забыли, рыцарь.

— Да? — удивленно спросил джедай.

— Да. Прежде всего, пока вы находитесь на корабле, где служу я, вы мне будете говорить "сэр".

Лурус просчитывал в уме возможные пути выхода из положения. Ничего, решил он, к спятившему от муштры военному тоже можно найти подход. Вот все эти вояки да солдатики такие — только и знают, как по людям стрелять, да этот свой устав повторять. Не даром, что молод и в Ордене больше по дипломатической части, насмотрелся он на них достаточно. И Винду с Тийном сколько про них рассказывали... Ну, не важно. Нет злых людей, есть заблудившиеся на своем жизненном пути. И ко всем живым существам следует относиться с состраданием. Это главное.

Рыцарь улыбнулся. С ноткой примирения в голосе он произнес:

— Сэр, если вы позволите, я скоро покину ваш корабль, и...

На искреннюю попытку джедая подарить ему частицу света своей души офицер не отреагировал, и грубо его оборвал:

— Покинешь корабль, братик? Куда это ты собрался? Мы с тобой еще не поговорили.

— Простите, но о чем?

— Например, о тех четверых парнях, которых из-за тебя в том ситховом ангаре лазерами поджарили.

Луруса кольнуло чувство несправедливого обвинения. Уж он-то никак не виноват в том, что подлость военных обернулась потерями. Так исковеркать его первую самостоятельную миссию! Это ж надо, выследили, выставили его перед Фирцини гнусным обманщиком, бросили тень на весь Орден. А людей скольких положили в той резиденции?

— Вы же сами так спланировали операцию, чтобы...

— Тебе нужно что-то вроде вызова на дуэль?

— Что?

— А вот то.

Офицер ударил его. Правой рукой в лицо.

Из разбитой губы потекла кровь. Одна из капелек упала на коричневый плащ, и растворилась в ворсистой ткани.

Лурус не был готов к чему-либо подобному, и Сила тоже не ждала нападения. Теперь только он осознал, что этот грубый невежественный вояка начисто лишен понятий о неприкосновенности столичного дипломатического посланника.

Этот человек улыбнулся и спросил:

— Достаточно?

В качестве довеска к вопросу Лурус получил весьма болезненный тычок в челюсть слева. Следующий удар он сумел заблокировать. Он призвал на помощь Силу, однако, быстрее, чем он смог сконцентрироваться и оттолкнуть противника, офицер достал его солнечное сплетение.

Лурус согнулся и тут же получил удар снизу в подбородок, заставивший его упасть на край фюзеляжа. Перевернулся набок, защищая лицо от поражения. И тогда заметил, что, оказывается, в ангаре скопилось не менее дюжины человек. Более того, зрители что-то выкрикивали и улюлюкали.

Одно мгновение жгучего стыда за то, что втянули в недостойную драку, за то, что он оказался не готов к пошлому уличному мордобою, решило все дело. Лурус вновь призвал Силу, и мощной волной ударил офицера в грудь.

Глядя на то, как противник отлетел не менее чем на пять метров от истребителя, Лурус решил, что дал зарвавшемуся военному достаточный урок. Он осторожно провел ладонью по лицу, Силой успокаивая ушибленные ткани.

Подумать только, и это у них называется дипломатическая миссия при поддержке республиканского флота!

Взгляд его вновь упал на офицера. Похоже, признавать свое поражение тот отказывался. Одним рывком поднимаясь на ноги, он зачем-то вытянул вперед правую руку, словно хотел дотянуться до джедая. И сжал пальцы.

В первую секунду Лурус не понял, что это такое. Озарение пришло к нему вместе с потерей дыхания.

Сила.

Чужая, неподконтрольная ему Сила свернулась тугой петлей вокруг шеи.

Противник сделал пару быстрых шагов и прыгнул на него, сбил с ног и прижал к полу ангара. Коленом в грудь. Замолотил кулаками по лицу, сильно, как будто ему доставляло удовольствие погружать фаланги пальцев в податливую окровавленную ткань.

А затем отпустил.

Давление с шеи и груди исчезло. Осталась только боль и ощущение пульсации крови в синяках и ранах. А еще он увидел прозрачный тонкий голубой луч. На расстоянии ладони от лица. И серебряную рукоять меча. Своего меча. В чужой руке.

— Живи пока.

Голубой луч исчез.

Лурус приподнялся на одном локте. Сквозь стыд, боль и подступившую к горлу тошноту прорвалось пересиливающее все остальные чувства удивление. Он раскрыл рот, и с трудом шевеля разбитыми губами, выдавил:

— Вы использовали Силу!

Казалось, офицер снисходительно улыбнулся.

— Мне это по уставу не запрещено.

И ушел. Забрав с собой сейбер.

Джедай несколько минут смотрел на двери ангара, где исчезла фигура офицера, пока не почувствовал, что кто-то смотрит на него самого.

— Рыцарь Лурус, вы в порядке?

— Нет, — честно ответил джедай.

Глава 5. Последствия

Зайдя в каюту он даже не стал включать свет.

Три шага вперед, и мимоходом вспомнилось: вижу цель, не вижу препятствий. И боком об стол — тоже мимоходом.

Опустился на койку. Непослушными пальцами дернул себя за ворот, расстегнул куртку. Откинулся назад, затылком прижался к холодной дюрастали.

Застыл в этом положении. По внутреннему распорядку корабля у нас что? День, ночь? Нет, день еще не закончился, он так и налип на кожу всей своей грязью, кровью и песком. Надо бы дойти до душевой. И потом поесть. Сейчас хотя бы эту гадость, что в пайках на миссии выдают.

Или наоборот. Просто дотянуться до тумбочки, там должно было что-то остаться. Шоколад. Ну, пусть будет шоколад. И потом тогда в душ.

Адаптировавшимися к темноте глазами обвел каюту.

Именно так и надо будет сделать. По порядку. Я все делаю по порядку, подумал он. Всю жизнь.

И уже потом можно завалиться спать. Можно. Можно и сразу закрыть глаза.

Он сполз по стенке вниз, под головой оказалась подушка. Положил ноги в сапогах на койку. Что-то мешало в левой руке. Чужое. Он разжал ладонь и в ответ услышал лязг. Трофейный сейбер царапнул пол и успокоился, ткнувшись стальным боком в ножку кровати.

А и ладно. Завтра можно и поесть, и в душ. Завтра. Завтра настанет через четыре часа. Или даже три с половиной. Не важно.

В голове до сих пор медитативным речитативом жужжали и перекатывались слова.

Непонятно чей бред о том, что ему ничего не грозит, о том, что кто-то уже с кем-то поговорил, и скоро этот кто-то покинет корабль.

Кто-то, какой-то, чей-то...

На одни слова наслоились другие. Тоже слышанные сегодня.

Операция, "Кройц", эскадра, флот. Горная долина и энергозащита в саду. Это что еще?

Потом на слова наплыли пласты имен, незнакомых и непонятных. Штрим, Фирцини, Лурус, Цандерс, Челси, Бленд. Бленд, Челси, Лурус... Лурус?

А еще был Брайбен, и что-то с ним случилось. Ерунда, что может случиться с Юрвином?

Кто-то куда-то бежал, нет, бежало целых пять человек, по ангару бежали, и он сам бежал вместе с ними.

Бежал, бежал, бежал...

И вдруг что-то случилось, бежавший перед ним человек споткнулся и упал, он сам тоже упал и почему-то услышал топот, грохот, и еще раз топот, теперь уже громче, а потом по глазам резанул свет... откуда здесь свет, от лазерных лучей такого света не бывает...

* * *

Анакин открыл глаза, поморщился от яркого света. Как же мерзко... Мерзко что?

В каюте кроме него были еще какие-то люди.

Точнее, Штрим, трое ребят из транспортного взвода. Так, а где тогда сам Челси? А, ну да, вот он стоит.

— Встать! — приказал Штрим.

Анакин медленно поднялся с койки. Успел взглянуть на хронометр, отметил, что проспал ровно два часа. Поднес руку к глазам — потереть, и тогда только увидел, что костяшки пальцев рассечены и покрыты забуревшей уже кровью.

Взгляд Скайуокера недоверчиво скользнул по каюте. В дверном проеме стоял рыцарь.

С опухшей мордой, над которой явно старательно потрудился врач в лазарете, заклеив ушибы парой мелких бактовых пластырей, а остальное залепив мазью, не впитавшейся еще в кожу и оставившей на ней блестящие, словно сальные потеки.

— Дисциплинарный арест! Две недели! До выяснения обстоятельств! Потом гарнизонный суд!

У Штрима не получается не орать, подумал Скайуокер. Капитан словно очень долго ждал этого момента и наконец-то, вот уже несколько минут подряд, он может разоряться на тему позоров и обесчещенных мундиров.

Лурус попытался прервать старшего офицера.

— Капитан Штрим, если вы позволите, я...

Штрим его не расслышал. Он, похоже, вообще ничего не слышал, кроме себя, и продолжал распекательство, не теряя набранного темпа:

— Повышения очередного захотелось, Скайуокер? Да таких как ты надо не повышать, а...

Тут Лурус, наконец, осторожно потянул капитана за рукав. Тот осекся, не успев сообщить, что именно он рекомендует делать с такими, как Скайуокер, и перевел взгляд на джедая.

— Капитан, я предполагаю, что здесь может находиться одна принадлежащая мне вещь, и я был бы признателен за ее возвращение.

— Он имеет в виду свой меч, сэр, — ввернул Челси.

— Ах ты ворюга!

— Меч вон, — Скайуокер кивнул в сторону койки, — там валяется.

Лурус юркнул между Штримом и Анакином, ловко поднял с пола оружие и пружиной выпрямился. Учтиво наклонил голову и растянул губы в небольшую улыбку.

— Спасибо, капитан. Думаю, теперь я должен отправиться на Корускант. Еще раз благодарю вас за оказанное содействие. Я непременно доложу о вашей помощи Совету.

Штрим кивнул головой.

— Счастливого пути, рыцарь.

— Да пребудет с Вами Сила!

На этих словах взгляды Скайуокера и Луруса пересеклись. Терять было нечего. Анакин улыбнулся уголком рта.

— Счастливого пути, рыцарь.

Лурус пошевелил губами, словно пытался прожевать ответ. Видно, ему-то как раз было, что терять, потому что вслух он так ничего и не произнес, только поглядел на меч, который все еще вертел в руках. Деловито оглядел собравшихся в каюте людей и ушел.

Штрим махнул рукой рукой, и по обе стороны от Скайуокера встали двое рядовых из транспортного взвода. С бластерами наперевес, как полагается.

— В дисциплинарную на нижней палубе.

Его вывели в коридор, Штрим опять сделал какой-то знак, и Анакина зачем-то развернули, как будто сам он не знал, где находится нижняя палуба и как туда попасть. Что-то потянуло его вниз за плечи, и пока он соображал, почему его хотят согнуть или пригнуть к полу, лицо обожгло...

... пощечиной.

Скайуокер мгновенно проснулся, выпрямился, стряхнул с себя конвойных.

Что-то вспомнилось далекое, обидное, еще из детства. То, что он давно забыл, или даже заставил себя забыть, ибо не любил зацикливаться на воспоминаниях. Особенно на неприятных. Конечно, если тебя не били, ты не научишься защищаться и бить других. Есть же такая поговорка: за одного битого двух небитых дают. И все-таки одно дело это драка двух равных, или даже пусть один стоит против двух, против трех, против целой оравы, и совсем другое, когда тебя бьют, чтобы показать власть, а раб не может себя защитить, у него нет на это прав, он имущество и вещь...

Если он еще раз попытается меня ударить, подумал Анакин, я же не вытерплю, я его...

Видимо, это понял и Штрим. Поспешно шагнув в сторону, он утвердился на безопасной дистанции и скомандовал:

— Челси, в камеру его. И помните, вы за это отвечаете! Я проверю, чтобы все было в порядке! А мне работать надо, а не возиться тут со всякими...

Последнюю фразу Штрим произнес, уже набирая ход в противоположном направлении.

— Пойдем, — не своим голосом произнес Челси.

— Пойдем, — ответил Скайуокер.

* * *

Ничего.

Никакое, пустое ничего.

Это слово пришло в голову, когда он открыл глаза и ничего перед собой не увидел. То есть увидел нечто аморфное и темное, не имеющее ни краев, ни четких очертаний.

Инстинктивно поднял голову, в глаза хлынул свет, сначала показавшийся ярким и тут же стремительно потускневший. Это помогло сообразить, что он лежит на животе, опустив голову на согнутые руки, а бесформенное темное нечто перед глазами — то, на чем он лежит.

Правая рука чуть затекла, и он положил голову на левую. Закрыл глаза.

Оглядываться по сторонам не хотелось. Чай, не похмелье. Наоборот, он как назло прекрасно помнил все, что произошло вчера. Или позавчера. Зависит от того, как долго он спал.

Интересно.

Пришлось опять подняться, разглядеть хронометр у себя на руке. Произвести нехитрые вычисления в голове. Вышло не много не мало одиннадцать часов здорового сна.

Очень хорошо. Можно спать дальше.

Он опять опустил голову на руки, и затекшая правая снова назойливо напомнила о себе. Перевернулся на спину, пошевелил рукой, затем вытянул ее и согнул несколько раз, разгоняя кровь. Только тогда заметил отсутствие подушки, да и вообще каких-либо постельных принадлежностей.

Ну, а чего, собственно говоря, он ждал? Номера-люкс в Кореллиан-Плаца?

Пропитавшаяся за ночь потом одежда неприятно холодила грудь и живот. Вчерашний пот, напротив, уже успел превратиться в соль, и мелкими крупинками впивался в спину.

Спать больше не хотелось.

Огляделся, заметил рядом с кроватью столик, на столике тарелка. Вспомнил, что кто-то пытался его растолкать, но он только перевернулся на другой бок и продолжил спать.

Два белых пластиковых стаканчика рядом. Побольше и поменьше. Интересно.

Резко сел. Заглянул внутрь.

Обслуживание здесь на высшем уровне, подумал он. Это, разумеется, очень приятно — проснуться, и обнаружить рядом с собой на тумбочке остывший кофе. В другом стакане была вода. В тарелке плавало то, что еще несколько часов назад можно было назвать обычным обедом из столовой.

Да и сейчас, в общем-то, сойдет, совсем нет желания с голоду пухнуть. И в горле пересохло, а еще этот кислый омерзительный привкус нечищеных зубов.

Чтобы перебить неприятное ощущение, отхлебнул из стаканчика холодного кофе.

Привкус во рту стал еще кислее и омерзительнее.

Запил глотком воды, опустошив стакан до половины. Вторую половину плеснул себе в лицо, попытался оттереть грязь и пыль. Добился того, что размазал все равномерным слоем по коже. Вытерся рукавом. Только тогда заметил умывальник в углу.

Скинул куртку, подошел к умывальнику и долго оттирал руки, лицо и шею. Вернулся к столику, поковырял обед на тарелке. Холодное мясо осталось достаточно съедобным, в отличие от некоего подобия овощей, завязших в жидком соусе.

Запил все это водой из-под крана.

Ситх, на Татуине вода и то вкуснее была, подумал Анакин. Что там вчера орал Штрим? Две недели какого-то ареста? Две недели, ни хрена себе... Есть время подумать. Есть о чем подумать.

Он свернул куртку, положил под голову, улегся.

Итак, по порядку. Вчера мы провели блестящую операцию, сказал он себе и скривился. Да, Скайуокер, какой ты молодец, давай, похвали себя еще раз. В холоновостях свою морду увидеть не хочешь? Да ладно. У нас был приказ: освободить участок от войск сепаратистов. Приказ мы выполнили. Верфи под контроль взяли? Взяли. Локримия сдалась? Сдалась. Факт. А политиков похищали и раньше, ничего нового мы не изобрели.

Так, а еще? А еще я вчера набил морду одному из джедаев, и по этому поводу мне торжественно пообещали какой-то гарнизонный суд.

Анакин напряг память, пытаясь вспомнить, что и где он слышал о дисциплинарных наказаниях. Ну да, полно было случаев пьяных драк и самоволок, но все это не то. Мордобоя в армии предостаточно, некоторые взводные не умеют управляться с рядовыми иначе, кроме как с помощью рукоприкладства. Разве кого-нибудь за это увольняли? Ну да, сравнил. Столичный выхоленный дипломат и рядовой. В худшем случае меня снимут с должности помощника, решил он. Жаль конечно... Ну и ладно, уйду обратно в ротные.

А вот то, что я не только набил морду джедаю, а еще и Силой придавил...

Не смешно. Да, молодец, конспиратор хренов, высветился весь как на картинке. Надо было от них прятаться все эти годы? А я что, прятался? Это они не умели искать. Не верили, что я смогу выжить. И никогда больше не опускаться на дно. Высветился, ну да. А если бы не высветился? О нашем замечательном сотрудничестве в операции на Лоду-2 джедай все равно доложил бы кому надо. И мое славное имечко там бы тоже стояло, разве нет?

Они узнали бы обо мне, так или иначе.

Они узнали бы обо мне, так или иначе, мысленно повторил Скайуокер.

А не пошел бы весь их Орден...

... или к ситху.

Был бы таковой в наличии. Но последний ситх исчез в небытии тысячу лет назад, и помимо традиционных ругательств, оставил о себе упоминание разве что в некоторых бесперспективных научных исследованиях по дореспубликанской мифологии. Орден, в отличие от сказочных персонажей, являл собой реальность и обладал неписанными привилегиями на владение Силой, и поэтому не принимать его в расчет было никак нельзя.

На мгновение он как наяву услышал шум, и шум этот нарастал, как если бы рядом ворочались огромные жернова. Хищно, с аппетитным хрустом они принялись перемалывать всю его двадцатидвухлетнюю жизнь. Все, что он своими силами и способностями выстроил за последние годы, он теперь сам же положил под жернова, которые опять же сам подтолкнул и привел в движение. Остановить ход механизма, вмешаться, изменить направление в выгодную сторону он более не мог, и мог только наблюдать, как трещит под камнями то, что называлось судьбой. Его судьбой.

Наваждение ушло. Жернова продолжали крутиться. Их скрип доносился с мостика "Мегеры", из адмиральской каюты на "Магусе", и даже с Корусканта, с одной хорошо знакомой башни.

А не пошел бы весь их Орден...

Форсьюзер Скайуокер не верил в судьбу.

* * *

Больше всего на свете он любил рассвет.

Раннее утро. Белоликое солнце распахивает нежное покрывало облаков и ранит ночь первыми проблесками зари. Постепенно танец лучей окутывает все небо, превращая томное волшебство в настоящее сражение двух стихий. Сначала тьма борется, потом медленно отступает и, наконец, бежит без оглядки, ибо ей нестерпимо больно созерцать божественное сияние корускантского светила.

Время сильных людей.

Слабые еще копошатся в постелях, не в силах справиться с дремотой, высунуть нос из-под нагретого телом одеяла, встать и выпрямить плечи навстречу утренней прохладе.

Помедитировать. Подумать. Утренняя заря не обманывает, и решения, принятые вместе с рассветными лучами, всегда оказываются верными. Да и просто поглядеть, как ползет по восточной башне робкий солнечный лучик.

Хронометр высверкнул шесть часов утра.

Древние стены омылись рассветом, и теперь Храм встречал новый день. Четыре шпиля уверенно пронзали высокое небо, ожерельем нанизывая на себя рваные куски облаков. Внизу, придавленный атмосферой, дышал многоуровневый гигант. Страшный и ручной симбионт цитадели Света, он тоже умел по-своему защищать и беречь. Храм был оплетен судьбами древнего чудовища, помогал ему перевести дух и продолжать вбирать кислород в четком ритме: вдох-выдох.

Ритм жизни города был интерференцией ритмов жизни его многочисленного населения, подобного которому по колориту не отыскалось бы ни на одной экзотической планете Внешних Регионов. Сто миллиардов грубых тел. Сто миллиардов несовершенных, порой совсем неразвитых личностей. Сто миллиардов частичек Силы. Таков Корускант. Крошечная точка универсума.

Универсума с бесчисленным множеством разлитой в нем жизни. Спасать и беречь которую поклялся единый в своем десятитысячном лике Орден. Мир и справедливость — ценою нашей Силы. Так было тысячу лет назад, и так будет продолжаться всегда. Каждый джедай знал эту формулу.

И тихо, незаметно, по-воровски подкралось:

— А будет ли?

Этот не отяжеленный пафосом вопрос когда-нибудь задавал себе каждый глава Ордена.

Магистр Мэйс Винду не был исключением. Он знал, что во имя формулы "так будет всегда" надо работать. Или лучше сказать: выживать. Как на войне. Впрочем, слова "война" и "бой" никогда не являлись для Ордена пустыми метафорами. Летопись Храма началась с победы, одержанной на древней войне джедаями-полководцами.

Сила Великая, как же было просто жить в те времена, когда Добро и Зло были видны за килопарсек... если верить старым пыльным легендам.

На протяжении "мирного" тысячелетия баталии так и не прекратились. Время от времени правители отдельных систем со скуки решали поиграть в войнушку, то там, то сям поднимались на первый взгляд беспричинные восстания, подзабытые религиозные разногласия кололи планеты как орехи, системы пачками выходили из состава Республики и вновь тянулись к ней. Политические противостояния нередко заканчивались провалом в анархию или диктатуру. Кампании транснациональных корпораций мутили экономику неподчинившихся им систем, доводя миллионы существ до гибели в голоде и холоде.

Орден не мог в одночасье прекратить все беспорядки. Потому что и за тысячу лет не сумел отучить людей зариться на добро соседа. Основатели Ордена это понимали и не старались заставить население Галактики жить по бескомпромиссным заповедям, игнорирование которых вело бы к жестоким наказаниям. Орден лишь помогал, направлял и оберегал.

Разумное равновесие между законом и выбором? Да.

Свобода выбора? Да. В рамках конституции Республики.

При этом самая горячая битва не нуждалась ни в мечах, ни в турболазерах.

Эта битва шла в умах населявших Галактику существ. Именно за умы сражался Орден. Именно это было гарантом его выживания. Люди должны были знать, что Храм нужен и полезен Республике. Орден это постоянно доказывал. Разнимая дерущихся в драке, будь то вооруженное ополчение, взбесившиеся от жадности банкиры или правительство, устроившее на своей планете беспредел.

Каждый день рыцари Ордена творили чудеса.

Этих нечеловеческих усилий не хватило на то, чтобы остановить разгорающийся в Галактике пожар. Казалось, гражданская война всколыхнула все тяготы, успешно сдерживаемых Храмом на протяжении тысячелетия, и сконцентрировала в себе всю бурю мелких конфликтов, благополучно задавленных джедаями.

Или я преувеличиваю, спросил себя Мэйс.

Республика победит, в этом нет сомнений. Для этого работают те самые десять тысяч, единые в одном лике Ордена. Работают аналитики, советники по экономике, дипломаты и воины. Давление на Храм усилилось. И снизу, и сверху. Война беспокоит правительство, и треплет простых людей. Храм выстоит. И вместе с ним выстоит Республика.

Так было всегда, и так будет. Да. Мы — сильные. С нами Сила.

Сила была рядом, наготове помочь и подсказать. Так, как на фронте она часто подсказывала решение. Пока военные штудировали учебники стратегии и тактики, совещались и препирались, джедаи уже действовали. Филигранно. Виртуозно. Победно.

Не льсти себе, сказал Мэйс. Мы только что проиграли Локримию, хотя СМИ вовсю трубят о победе Республики. Да, это победа Республики, но не наша победа. Локримию выиграл кто-то другой. Армия. Обыкновенная военщина. Те, кто не одарены Силой. А подчас и умом.

Имеет ли это значение? Нет, для Республики прежде всего важен результат.

А нам нужно знать не только результат, но и то, что привело к результату.

Винду посмотрел на хронометр. Шесть двадцать девять.

Столичное солнце уже воцарилось над горизонтом. Только было оно сегодня каким-то то ли чересчур ярким, то ли не таким безгрешно светлым, как обычно.

Выдержим, повторил Мэйс.

Цифра девять на его хронометре сменилась на ноль, и тишину в зале Совета спугнул звуковой сигнал. Мэйс чиркнул пальцем по консоли.

— Входите, — сказал он и устроился в кресле.

Вошедший рыцарь поклонился.

— Я благодарен за то, что удостоился этой чести.

— Благодарить меня будете потом, — просто ответил Мэйс. — Я читал ваш рапорт. Вчера вечером, когда получил сообщение.

Стоявший перед ним навытяжку молодой джедай заметно напрягся.

— Результат говорит сам за себя, не так ли?

— Да, — тихо ответил рыцарь.

— Я не собираюсь перекладывать на вас вину за переговоры, Лурус. Экономические стороны дела мы обсудим позже, когда вернется ваш учитель, Малью. Сейчас я всего лишь хочу задать вам несколько вопросов.

Лицо джедая посветлело.

— Я весь внимание, магистр.

Магистр в упор смотрел на рыцаря, словно оценивая, вытерпит ли тот его взгляд.

— Лурус, как вы представляете себе, каким должен быть настоящий джедай?

— Настоящий джедай всегда прислушивается к течению Великой Силы...

— Не надо цитировать мне Кодекс, — оборвал его Мэйс. — Или, не приведи Сила, его сто пятьдесят восьмую трактовку. Мне интересен ваш взгляд на проблему с практической стороны дела. Каким в реальной жизни должен быть этот светлый рыцарь в коричневом плаще с сейбером на поясе?

Прямо как на картинке, подумал Мэйс. Которую нарисовали мы сами и которой теперь тычем Галактике в рожу.

Специальная информационная комиссия Ордена, в состав которой входило двадцать сотрудников Храма, занималась только одной проблемой — проблемой сохранения необходимого имиджа джедая. Эта комиссия организовывала экскурсии по Храму и его библиотеке, время от времени подбрасывала СМИ необходимые интервью и передачи, периодически выпускала книги об истории Ордена и проводила социологические исследования. Пока этого хватало. Разворачивать фронт агитации было бессмысленно. Джедаи оправдывали свое существование делом, а не словами. Если бы хоть один из бывших глав Ордена решился бы перейти к прямой теократии, решился бы на культ Храма или, не дай Сила, на культ собственной архигениальной личности, Орден попросту бы не выжил. Джедай должен быть видим настолько, насколько необходимо. Понятны его мотивы и поступки. Мотив: общее благо. Поступок: освободил и защитил. Формульно, сухо и неинтересно. Но, как ни странно, работает. Вот уже тысячу лет...

— Настоящий джедай использует свои способности, чтобы помогать населению Галактики.

Мэйс кивнул.

— Это теория, рыцарь.

А я тебе не Йода, чтобы заниматься теорией и разводить философии, подумал Мэйс. Я практик. Я глава Ордена, и я несу ответственность за военные операции, за работу разведки, за сотрудничество с сенаторами, за дипломатические контакты. За всё.

— Джедай должен быть смелым, отзывчивым...

— Вы правы, рыцарь. Однако, смелых и отзывчивых людей много. Не каждый из них становится джедаем. Лурус, вы занимаетесь экономическими задачами. Что помогает вам их решать? Кроме Силы?

— Знания.

— Отлично. А еще?

— Иногда, — Лурус помедлил, — я пытаюсь думать так, как думают люди, с которыми мне приходится встречаться на миссиях.

— И это помогает?

— Очень.

— Тогда почему вы не попытались поставить себя на место военных? Посмотреть на изменение директивы Совета Безопасности их глазами? Разве это не помогло бы распознать то, что они хотят действовать по собственному усмотрению?

Рыцарь виновато наклонил голову.

— Я скажу вам еще одну избитую до пошлости истину. Настоящий джедай, Лурус, это и воин, и политик, и дипломат. Не уступающий в уме и хитрости нашим сенатским ворнскрам.

Иного названия ушлые политиканы пока не заслужили, считал Мэйс. Управлять ими можно было только их собственными методами. Усыпив их бдительность цитированием Кодекса, выставив себя упертым поборником правосудия и, как будто позволив себя использовать, ты нажимаешь там, где податливо и достигаешь своих целей. Без криков, без боли, без крови рождается новый договор между системами. И снова — мир.

Винду продолжил:

— За мир порой приходится воевать. Все сложнейшие специальные операции — на счету воинов Ордена. Все так и не начавшиеся, подавленные в зародыше войны и восстания — на счету дипломатов Ордена. За нашим идеализмом стоит реальная сила и трезвый расчет. Разве нет?

— Магистр, я не ждал от них такого. Я ожидал чего-то подобного от Фирцини.

— Логично. Мы все ожидали от него подвоха. С тех самых пор, как разведка сообщила о наличии верфей и прототипа нового дредноута. Еще раз говорю, я не обвиняю вас в неудаче переговоров с Фирцини.

Это ляп самого Малью, подумал Мэйс. С ним мы разберемся позже. Не первый раз переговоры идут не так, как планируется. Юный эксперт по экономике лоханулся. Не факт, что не лоханулся бы сам Малью. Нельзя было выпускать Фирцини из виду, нельзя было допускать возможность его сделки с сепаратистами, надо было давно придавить его собственным племянничком, этим Фелисе Стелле. Было бы чем давить. Стелле не унаследовал от дяди хоть немного мозгов. Упустили. Ничего. Из случившегося полагается извлечь урок, и мы это сделаем. И Лурус, и Малью. И я сам.

— Вы ждали от военных прямолинейности и полного подчинения.

— Да, магистр.

— В своем рапорте вы написали, что инициатива неподчинения нашей директиве исходила, скорее всего, от адмирала Цандерса.

— Я так полагаю, магистр.

— Конечно. Он командовал всей операцией, и, естественно, будет покрывать тех, кто ее разрабатывал. А наземную операцию на Лоду-2 проводил некий...

Мэйс оборвал фразу и вопросительно взглянул на Луруса.

— Капитан третьего ранга Анакин Скайуокер, — закончил за него рыцарь.

— Да-да. Что вы можете сказать о нем?

Лурус пожал плечами.

— Ну, военный как военный.

— А как человек?

— Высокомерный. Грубый.

— То есть на вас он произвел отрицательное впечатление?

— Скорее, да.

Мэйс снова замолчал.

— Кстати, а что случилось с вашим лицом? Неужели задело каким-нибудь осколком?

Спокойный, вежливый тон Винду выдал его любопытство и одновременно напомнил, что глава Ордена имеет право знать все. Джедай замялся, и инстинктивно потрогал пластырь на левой щеке.

— Скайуокер был недоволен.

— Чем?

— Тем, что на Лоду-2 погибли его люди.

— И?

— И пришел ко мне выяснять отношения.

— После операции?

— Да. Как я и написал в рапорте, мне пришлось сесть на борт "Мегеры", так как "Магус" уже ушел к Лоду-1. Хотел зарядить аккумуляторы и проверить двигатель. Там, на планете, его чем-то царапнуло во время перестрелки. Капитан Штрим оказал мне содействие. Я связался с адмиралом Цандерсом, но он сначала был занят разговором с Фирцини — так мне сказал адъютант, а потом все уже было решено. Я помедитировал и решил, что больше ничего не смогу сделать. Связался с учителем, доложил обстановку и получил указание отправиться на Корускант. Это же все было в моем рапорте, — Лурус взглянул на Винду с надеждой.

— Это было, — ответил Мэйс с четким ударением на слове "это".

— Тогда я пришел в ангар, и тут ко мне пристал этот Скайуокер. По-моему, ему просто хотелось драки.

— Так это он вас так отделал?

Лурус дернул головой. Ничего не ответил.

— Я полагаю, что вы смогли оказать достойное сопротивление?

— По правде сказать, — рыцарь снова замялся. — Я был не совсем готов. Я пытался ударить его Силой. И ударил. То есть оттолкнул его. Но он смог встать, и... случилось нечто неожиданное.

— Это что же?

— Он тоже использовал Силу. Ту технику, которая называется форс-грип.

На сей раз Мэйс замолчал, но уже не для того, чтобы разбавить диалог нотой тишины. Преодолев удивление, он провел рукой около своей шеи, в характерном жесте.

Лурус кивнул.

— К этому вы тоже оказались не готовы?

— Да.

— А потом?

— А потом он ушел. Забрал мой меч. Меч я вернул. И капитан Штрим посадил Скайуокера под дисциплинарный арест.

— Почему этого не было в рапорте?

— Магистр, я не думал...

— Что это важно? Лурус, для вас встретить форсьюзера с навыками использования Силы, который не имеет никакого отношения к Ордену — обычное дело?

Винду уже не смотрел на молодого джедая. Взгляд его устремился куда-то вдаль, за транспаристил окон башни и ушел за горизонт, словно главе Ордена хотелось заглянуть за другой край Галактики, вывернуть ее наизнанку вместе со всеми звездами и вытряхнуть из полученного кашеообразного универсума всех неучтенных в архивах Храма форсьюзеров.

— Нет, магистр. Я... я очень удивился. Но я решил, что важнее всего — сама операция и переговоры с Фирцини. Я предполагал рассказать об этом учителю, когда он вернется, но...

Оправдательная тирада вызвала у Мэйса раздражение, и он оборвал рыцаря.

— Вы свободны, Лурус. Идите. И помедитируйте на тему того, о чем мы с вами говорили.

* * *

Прошло трое суток. О том, что это время прошло незаметно, говорить не приходилось. Время скрипело электронными цифрами на хронометре. Иногда оно совсем останавливалось, иногда ходило вокруг кругами, усиливая и так прекрасно ощутимое в воздухе электрическое напряжение.

В первый день он затребовал себе чистую одежду из каюты. Не стал стучаться в дверь и звать охранников. Просто дождался, когда ему принесут ужин и приказал. Принесли.

Перебрав в уме возможные последствия операции на Локримии, он решил поставить на этом точку и подождать каких-нибудь новостей.

Все равно, делать было попросту нечего. Лежать, спать, ждать еды. Отжиматься от пола в качестве развлечения.

На второй день ничегонеделанье начало мало помалу перетекать в раздражение.

На третий день раздражение пополам с усталостью от ничегонеделанья грозило принять форму тихого бешенства.

В голову лезло слово "медитировать". Лучше от этого не становилось. Слово повлекло за собой набор других слов, давно не слышанных или слышанных в ином контексте.

Самоконтроль, терпение, еще раз самоконтроль.

Как же я здорово отфильтровал свою память, подумал Анакин. Девять лет прошло. Всего-то. Словно и не был в Храме. Три года почти взаперти, а здесь не могу и три дня под замком просидеть. И они еще говорили, что у меня отсутствовал самоконтроль.

Дверь вдруг располовинилась, и на пороге показался Райс Гранци.

— Смотри, как постучу, так выпустишь меня отсюда, — бросил он кому-то в коридоре, вошел и осторожно задвинул панель на место. Потом замолчал, разглядывая вытянувшегося на койке Скайуокера, улыбнулся и спросил:

— Как вам отдых в нашем отеле, сэр?

Анакин сел на койке.

— Ты совсем охренел, или только частично?

— Я серьезно. Здесь неплохо, да? — Гранци подошел ближе, поднял с тумбочки пластиковый стаканчик. Болтанул и поставил обратно. — И кормят даже. Чаем.

— Как ты сюда попал?

— Через дверь. Ты не заметил? — он улыбнулся еще шире. — Ну, поговорил немного с Челси.

— Челси разрешил тебе войти?

— Разрешил? — Гранци вытаращил глаза. — Блин, да кто он такой, чтоб я у него разрешения спрашивал? Какой-то гребаный старлей из транспорта, никогда на боевых не был. Тоже мне, командир. Я сюда пришел с пятью ребятами из взвода. Ну, на всякий случай, — он подмигнул Скайуокеру. — А Челси как раз тут шлялся и что-то из себя изображал. Я ему сказал, что если меня сейчас сюда не пустят, я его тонким слоем по стенке раскатаю. Он заткнулся и открыл замок. И Штриму он больше стучать не будет, это я тебе гарантирую.

— Стучать?

— Да все видели, что он тогда был в ангаре, а после отвел твоего джедая к Штриму. Нет, ну вот же сволочь. Мог ведь просто к доктору свести, если хотелось быть вежливым, а потом аккуратно запнуть в истребитель и наподдать... Чтоб до самого Корусканта хорошо летелось. Я ему сказал, мол, если в нашем отсеке появишься, гадина, мы тебе твои...

— Да ладно, — прервал его Анакин. — Дальше-то чего?

— Дальше? Знаешь, что сейчас обсуждают на "Мегере"?

— Ну?

— Только две вещи — то, как ты разбил морду этому длиннорясому и то, удастся ли Штриму выпихнуть тебя из флота.

Анакин скривил губы.

— И я должен радоваться своей популярности?

Гранци оглянулся на дверь, устроился на табуретке рядом с койкой и заговорщическим тоном сообщил:

— А еще я тут поговорил с его адъютантом. С Клингелем, то бишь.

— Заводишь дружбу со штабными?

— А как же. Для начала угостил парня кореллианским виски.

— Он пьет ту же бурду, что и ты? Я был о нем лучшего мнения.

— Для адъютантов у меня есть выпивка качеством повыше, чем...

— Чем для меня, например?

— Ну, извиняй, с меня тогда причитается. Мне как раз ротный обещал повышение, отметим...

— Поздравляю.

— А еще я проиграл ему в саббак.

— Тогда ты действительно здорово перепил.

— Слушай, ты совсем отупел здесь или прикидываешься? Я это сделал нарочно. И узнал много нового и интересного. Короче, Штрим катает очередную жалобу командованию. Чтоб тебя убрали из флота. И в этот раз такой номер может пройти.

— Запросто. Ну, значит, вернусь обратно к вам.

— Если в дело опять не вмешается Цандерс.

Анакин покачал головой.

— Я не собираюсь просить у него помощи.

— То, что ты не просто идиот, а идиот с больным самолюбием, у тебя написано на лице.

— Гранци, ты сейчас у меня вылетишь вот в эту дверь, — Скайуокер указал рукой в сторону. — Причем откроешь ее своей головой.

— Ах да, особо утонченные дебилы называют это "гордостью". Короче, Скайуокер, хватит ломаться. И вообще за тебя уже подумали. Рапорт о том, что действительно произошло на Локримии, уже ушел Цандерсу. Подписались все, кто был с нами.

— Я этого делать не просил!

— Нет, ты точно неизлечим.

Анакин нахмурился. Так, что его брови почти сомкнулись в раздражении.

— То, что там произошло — мое личное дело. И касается только меня.

— А еще оно касается всего моего взвода. И самое главное, оно касается Брайбенов, Сперля и Тибра, ситх тебя подери!

— Не ори.

Гранци на минуту замолчал. Потом негромко добавил:

— Короче, Штрим пока ничего не сообщил Цандерсу.

— А Цандерс?

— Цандерс дождался прибытия дипломатов, оставил там две эскадры и вчера умотал на Корускант.

— Опять совещание?

— Типа того.

— Какой смысл все время дергаться на Корускант, он только что там был? Совет Безопасности вызвал?

— Наверно. Вот будешь сам адмиралом, узнаешь, — Гранци лукаво улыбнулся, поглядывая на Скайуокера. Тот упрямо отвел глаза в сторону. — Короче, я не знаю, когда он получит наш рапорт. Но я надеюсь, что ради твоей персоны он по возвращению перекинется двумя словами со Штримом.

— Двух слов тут не хватит.

— Смотря, что это будут за слова.

— Все зависит от того, как его примут на Корусканте.

— Слушай, Скайуокер, мы же выиграли бой? И захватили верфи, и вообще все? Стоп, да ты же не в курсе — Туод и Ксаббия вдруг решили дружить с Республикой. Ну? Четыре независимые системы — наши. Мы выиграли, нет?

Анакин посмотрел в глаза лейтенанту. И тихо произнес:

— Да, Гранци. Мы выиграли.

Гранци едва не шарахнулся и от тяжести взгляда и голоса. Через полминуты он таки опомнился, и, попытался вернуться к обычному для него, приятельскому тону:

— Тогда чего такая кислая физиономия?

Скайуокер натянуто улыбнулся. Развел руками.

— Мне делать нечего.

— Это потому, что ты никогда не умел расслабляться.

— Может быть. Так, как ты, действительно не умел.

— Ну ладно. Сиди здесь. Да, тебе надо чего-нибудь? Принести или я не знаю...

— Да нет, спасибо.

Скайуокер повернул голову в сторону, как будто разглядывал что-то на ровной, гладкой дюрасталевой стене. Гранци уже стучал в дверь, панель начала раздваиваться и только тогда Анакин решился окликнуть его.

— Стой! Раз уж ты спросил.

— Ну, чего?

— В мою каюту войти сможешь?

Гранци пожал плечами.

— Найдем способ.

— Там на столике датапад и кристалл.

— Нет проблем. Только никуда не уходи.

Анакин лег, закинул руки за голову и уставился в потолок.

Все складывалось совсем не так плохо. Для него самого. Для флота. По крайней мере, если Цандерс на Корусканте, то он сможет объяснить умственным калекам из Совета Безопасности суть операции на Локримии.

Что, естественно, не решает других проблем.

Проблем сношения вооруженных сил Республики и Храма. Слово-то какое двусмысленное — сношения. Как будто о брачном договоре речь. И о следующих за ним определенного рода узаконенных извращениях, живописать которые лучше всего в соответствующих выражениях на хаттезе — в приличном обществе этот грубый язык никто не употребляет.

Он дотянулся рукой до стакана, допил остатки холодного чая. Собирался поставить обратно, но зачем-то безжалостно сжал его в ладони. Послышался треск, и Скайуокер выронил пластиковый комочек на пол. Закрыл глаза.

Гранци вернулся только через час.

— Этот? — спросил он, показывая синий чип на ладони.

Анакин снова резко сел на койке.

— Ага. А датапад?

— Да вот же.

Скайуокер взял прибор, поставил внутрь чип, включил.

— Чего смотреть будешь?

— "Стратегия основных кампаний флота Ламинии".

— Учебник, что ли?

— Типа того. Редкая вещь.

— Почему?

— Потому что Ламиния никогда не входила в состав Республики. А Республика за последние триста лет вела очень мало масштабных кампаний. Так, по мелочам. Тактику на таком материале изучать можно, а вот стратегию нет. Короче, Гранци, мы не умеем воевать.

— Да?

— Эта война — шанс научиться. Выжить. И победить.

— А эта Ламиния?

— Ламиния вела много войн, расширяя свои границы и захватывая маленькие системы. А сейчас это независимое государство. Поддерживающее сепаратистов. И по этой книге учатся их военачальники.

— И ты.

— И я.

— Хочешь быть военачальником, — поддел его Гранци.

Скайуокер промолчал. Потом нашел подходящие по дипломатичности слова.

— Пока Штрим не убрал меня из флота — я его старший помощник. И да, я хочу победить.

— Ну, ладно. Побеждай. Да, знаешь, я пойду, а то вдруг ротный сунется меня искать.

— Давай. И, это, спасибо.

— За что? За датапад?

— За рапорт Цандерсу.

Гранци пожал плечами. Прищурился.

— Да не за что. Можно подумать, мы это сделали для тебя — всеми обожаемого командира Скайуокера. Будто ты не знаешь, как все радовались, когда ты перестал быть ротным. С Финксом нам куда проще. Так что сиди себе в старших помощниках, погоняй флотскими, общайся со Штримом.

Скайуокер рассмеялся. Первый раз за три дня — искренне.

— А я ведь могу вернуться.

— Только попробуй. Ладно, все, я пошел.

* * *

Какое счастье, что на этот вечер рыцари кончились.

Хотелось одиночества. И кофе. Много кофе. Этакую громадную неэлегантную кружку-бочку. Он уже потянулся к консоли, чтобы дернуть дроида, как вдруг экран перед ним рассеянно моргнул и выплюнул комплект иероглифов.

Незваный гость хуже ситха, вспомнил Винду.

Припершийся посетитель был отягощен статусом члена Совета. А это все-таки давало кое-какие привилегии. Мэйс прикоснулся к Силе. Ощупал яркое, знакомое присутствие.

Отпустив Силу вместе с облегченным вздохом, он ткнул пальцем в мордочку консоли.

Его вечерним гостем оказался тот, для кого Мэйс никогда не пожалел бы времени. В рабочий кабинет Главы Ордена шагнул Саси Тийн, морщинистый и широкоплечий икточи пятидесяти пяти лет от роду.

— Садись.

Тийн одной здоровой ручищей выгреб из-под стола кресло. Мебель оказалась немного низковатой для его роста, и он присмотрел другое, в углу кабинета. По пути глянул на Мэйса, считывая с темнокожего лица слой настроения.

— Ты здорово устал. Целый день здесь торчишь?

Винду пожал плечами.

— Видишь ли, Саси, джедаи разучились спасать Галактику. Почему-то всякий раз, когда речь идет о новой вселенской катастрофе, остановить которую нашим бравым рыцарям раз плюнуть, появляется какая-нибудь маленькая бюрократическая проблемка. Требующая именно моего непосредственного вмешательства или разбирательства.

— Хочешь переложить бюрократию на меня?

— Для тебя у меня есть кое-что поинтереснее, — Мэйс собрал со стола распечатки, сложил их в стопку и постучал ею по столу, выравнивая края,. — Кстати, как миссия?

— Тебе рапорт или так?

— Рапорт потом... И не мне, а в архив.

— Как я и сообщил с корабля, президент Наруны подписал договор.

— Что-то этот паучище очень быстро согласился на него.

— Мы снизили процент на поставки с топливных месторождений. Остальное, Мэйс, — Тийн ощерился своей суровой, нечеловеческой в прямом смысле слова улыбкой, — это классика дипломатии.

— Классика нравится мне больше, чем постмодерн.

— Все решилось на том, что в случае агрессии со стороны сепаратистов, Республика обеспечит покровительство их системе.

— Это понятно. Саси, ты слышал что-нибудь о случившемся на Локримии?

Тийн развел руками.

— Слышал-то слышал, в общем. Верфи захвачены, сепаратистские базы пошли в расход, на Локримии работают наши дипломаты. Ты отправил туда Малью?

— Малью заканчивает дела на Рилоте, и скоро отправится туда. Из наших на Локримии сейчас Колар и Синда. Плюс пара человек из администрации Совета Безопасности.

— Тогда что там не так?

— Рапорт рыцаря Рэя Луруса ты, естественно, еще не читал? Я его переслал тебе и остальным.

— Просто не успел, извини.

Мэйс разочарованно вздохнул.

— А зря. Почитай. Интересно.

— Ну а вкратце?

— Ну а вкратце, — передразнил его Винду. — Возьми сейчас и прочитай. Я подожду.

— Тебе срочно нужно мое мнение?

— Да.

Тийн мгновенно подобрался, вытащил откуда-то из кармана совсем крошечный датапад, подключил его к секретной сети Ордена. Со стороны казалось чудом, как он умудряется перебирать маленькие кнопки своими внушительными когтями. Однако, он управлялся.

Винду в это время сосредоточился на другом документе, понимая, что стоять у Тийна над душой бессмысленно. Все равно икточи читал быстро. В два раза быстрее, чем человек.

Наконец, Тийн щелкнул языком и выдал резолюцию.

— Ситуация необычная. Скажу тебе честно, — икточи помедлил, — при столь блестящей победе жаловаться в Совет Безопасности будет глупо. Формально они ничего не нарушили.

— Кроме нашей директивы не соваться в действия.

— Это как посмотреть... Тебе надо подкопаться под этого Цандерса?

— Нет, — жестко ответил Мэйс. — Ты там ни на что больше внимания не обратил?

Тийн качнул рогами.

— Посмотри на данные того, кто занимался похищением.

Икточи скользнул взглядом по датападу.

— Капитан третьего ранга Анакин Скайуокер.

— Тебе это не о чем не говорит?

— Тот самый? Который сбежал?

— По бумагам ему на два года больше.

— Тогда может, это совпадение? Мало ли в Галактике Скайуокеров?

— Скайуокеров, может, и миллионы. Анакинов значительно меньше, редкое имя. Но далеко не каждый из них форсьюзер.

— А это откуда известно?

— Офицер, о котором идет речь, имеет навыки использования Силы.

— Например?

— Например, легко применяет форс-грип. Лурус может описать в красках. На своей шее почувствовал.

— Нападение на посланника Ордена?

Икточи инстинктивно сгруппировался, собираясь в жилистый ком. Такой вид у него бывал перед боем. Мэйс, напротив, почти расслабился. Опершись локтями на стол, он сложил ладони вместе.

— Мальчики выясняли отношения. С помощью мордобоя.

— И как?

— Счет один-ноль в пользу Скайуокера.

— Паршиво.

Мэйс кивнул.

— А Лурусу я сегодня утром сам хотел добавить.

Икточи улыбнулся, расправил плечи и перестал быть морщинистым комком мускулов.

— А из-за чего вообще поднялся шум?

— Ты же читал только что. Лурус честно возмутился самоуправством наших военных и хотел остановить похищение. Отправил гвардейцев точно за Скайуокером. Кто-то из его десантников погиб.

— У Луруса маловато опыта участия в таких операциях. Малью сам на войне бывал?

— Малью — дипломат. Один из лучших. И я его в окопы посылать не буду.

— И не надо, — Тийн прищурился. — А что еще известно об этом Скайуокере?

— Изволь, — Мэйс выудил из кипы распечаток один листик. — Вот его резюме. По бумагам ему двадцать четыре. Если это липа, и сбежал он от нас в тринадцать лет, то сейчас ему двадцать два. С половиной. В возрасте пятнадцати, то есть тринадцати лет, был зачислен в кадеты военного училища. Два года отучился. Окончил с отличием. Затем четыре года высшего училища. Тоже с отличием, в звании лейтенанта десантных войск. Около года прослужил во внешних регионах. Потом как раз война началась. Еще через полтора года стал командиром роты на "Мегере", капитан третьего ранга. Полгода назад, в битве у Лан-Дорна, он как-то сильно отличился, за что Цандерс добился его перевода во флот. Теперь он старший помощник на дредноуте. Четыре боевых награды.

— Что-то мы раньше о нем не слышали.

— Мы много о ком не слышали. Хотя расписано буквально по дням. Бюрократов в войсках не меньше, чем в Ордене.

— Там есть другие форсьюзеры?

Мэйс пожал плечами.

— Лурус, естественно, не заметил. В любом случае, тут три возможности. Или это не наш Скайоукер, что маловероятно. Или его тренировал какой-то...

— Ситх.

— Ситх? Саси, а серьезно, ты веришь в ситхов? Во второе пришествие Темного Ордена?

— Не знаю. А откуда появился тот красно-полосатый тип на Набу?

Мэйс фыркнул. Он очень, очень любил эту тему разговора.

— Раскрась нашего Колара, и будет тебе такой же ситх. Знаешь, сейчас, спустя двенадцать лет... Да, я помню, как вы тут переполошились. Но этот клоун мог быть чем угодно, только не ситхом.

— Ты и тогда в это не верил.

— Саси, я не верю в сказки. Зато я очень хорошо представляю, что в Галактике могут существовать люди, понемножку пользующие Силу. Да, в идеале это должны уметь только джедаи. Мы должны собирать всех одаренных детей в Храм. На деле выходит иначе. И получаются разного рода знахари, целители, а нередко воины и наемники.

— А если ситхи вернутся? Если эти твои люди, понемножку пользующие Силу, будут следовать их принципам? Будет то же, что и тысячу лет назад.

— Нет, Саси. Не будет. Разве мы за эту тысячу лет не изменились?

— Я не отрицаю. Еще как изменились.

— Вот именно. И ситх, то есть очень сильный форсьюзер, который может направить свои способности против нас, против Ордена, против Республики и конституции — такой ситх будет совсем другим. Не музейным экспонатом.

— Что ты имеешь в виду?

— Саси, такой ситх будет делать то же самое, что делаем мы с тобой.

— В смысле?

— Попытается установить контроль над Галактикой цивилизованными методами. А не колоть нам глаза своими татуировками и красным мечом.

— Тот забрак не просто прыгал с мечом. Он убил Джинна. А Джинн был один из лучших бойцов Ордена.

— А забрака убил падаван Кеноби. И что? Ничего. Кому-то было выгодно натравить нас на Торговую Федерацию. Скажи джедаям "ситх", они и на турболазеры полезут. Что, скажешь, не так? Если бы сражение на Набу не закончилось так неожиданно, вы бы добились от Сената права разобрать Федерацию на кирпичики. Голыми руками.

— Это могло быть выгодно любой другой транснациональной корпорации.

Мэйс кивнул.

— Естественно. Оттого мы и не нашли следов. И допрос неймодианцев ничего не дал.

— Плохо, что Гунрая так быстро выпустили из тюрьмы.

— Мы не всесильны, — он развел руками. — Зато в случае чего за ним можно будет последить.

— У тебя есть люди в его ведомстве?

— Теперь есть. И я, к примеру, знаю точно, что Гунрай ведет тонкую работу с сепаратистами.

— Об этом даже пишут в газетах.

— Ключевое слово: "пишут". И свистят в сенатских кулуарах. А я рассчитываю найти их базы. Ладно. Вернемся к Скайуокеру. Возможность номер три: он не стал забывать того, что ему вдалбливали в Храме три года. А это были в основном медитации. Значит, есть база работы с Силой.

— Это еще не повод, чтобы использовать форс-грип.

— Саси, объясни, а какой тебе нужен повод для форс-грипа? Только фантазия. Можешь схватить кого-то за горло рукой, а можешь сделать то же самое Силой. Очень удобно.

— У кого из наших падаванов есть такая фантазия?

Мэйс ответил не сразу.

— Ты прав, не у каждого. Но я, например, довольно быстро до этого догадался. А ты нет?

Икточи погладил свой правый рог.

— Не помню уже. А что вообще представляет собой этот Скайуокер?

— По словам Луруса, высокомерный грубиян. Хотя, судя по плану с похищением, который он разработал...

— ... он не дурак, да? И как оперативник, я бы даже сказал: это тот случай, когда откровенное нахальство граничит с блеском. А откуда известно, что именно он разрабатывал операцию?

Мэйс широко улыбнулся.

— Тийн, я не устаю повторять, что девяносто девять процентов сведений, которые обычно не подлежат разглашению, можно получить из прессы. Надо только уметь вчитываться и анализировать, а не просто жрать информацию. О проведенной на Локримии операции сообщило около двухсот каналов СМИ. Практически все они упомянули Цандерса, некоего Менкинса, и Скайуокера. В пятнадцати выпусках новостей последнего упомянули именно в связи с наземной специальной операцией. Цандерс также успел дать пару интервью, сказав, что успех был бы невозможен без "идей молодых офицеров" или что-то в это роде. По-моему, мозаика складывается правильная.

— Может быть.

— Может быть? Саси, нас выставили идиотами.

— Перед кем? Учитывая, что там теперь наши собственные дипломаты, Фирцини так и не узнает правды. И будет нас бояться.

— Ты не понял. Я думаю, Скайуокер недолго будет старшим помощником на каком-то вшивом дредноуте. И он форсьюзер.

— Если он мешает...

— Я знаю. Орден может все. Для нас нет ничего невозможного, — Мэйс остановился на этой фразе. Сцепил пальцы. С минуту снова вглядывался в досконально изученную распечатку. Цифры и названия стояли пермакритовой стеной, и проникнуть за нее ему никак не удавалось.

— Девять лет назад, когда Скайуокер сбежал, его так и не нашли. Помнишь?

— Помню. Нам не следовало принимать его в Храм.

— Да, — согласился Винду.

Он прекрасно помнил и то совещание, и кто что тогда говорил, и кто именно проголосовал за то, чтобы перед десятилетним пацаном раскрылись двери Храма. Времена прошли. Теперешний Совет проголосовал бы по-другому. Так, как счел бы правильным Глава Ордена.

— Придется признать, что акция Джинна под эгидой "Я вам тут Избранного привез, с Татуина" вышла не очень удачной.

— Мальчишка был на редкость талантливым, — парировал Тийн. — И здорово чувствовал Силу.

— Я не отрицаю этого, Саси, — Мэйс смягчил сарказм. — Ошибка была в том, что мы решили пойти против традиций Ордена ради одного талантливого мальчишки. Стоил он этого? Традициям Ордена тысяча лет. Ведь не так просто было введено правило о возрасте принимаемых в Храм детей.

— Иногда мы делаем исключения для четырехлетних.

— Скайуокеру было десять. И ребенком он уже не был. Подумай, какого дерьма он насмотрелся на этом своем Татуине... Убийства, грабеж, насилие, бесчинство. Вдобавок родился рабом. Все это налагает очень глубокий отпечаток на личность. На мышление. Не тот материал, который нужен, чтобы вырастить джедая. Слышал что-нибудь о рабской психологии?

— Кто сильнее, тот и прав.

— Именно. А Кеноби сильнее не был. Или просто не захотел его ломать.

— Тебе никогда не в голову приходила мысль о том, что Скайуокера должен был учить кто-то другой?

— Кто, Йода? Да, уж он бы его научил... Или, может, я сам?

— Допустим, не ты, но...

— Саси, я исходил из другого предположения: учить его опасно. И во что бы выросло это маленькое кусачее существо рядом с учителем типа Джинна, я не знаю. А рядом с Кеноби у него был шанс, пусть маленький, но шанс: превратиться во второго Кеноби. К тому же Кеноби дал слово, а он у нас весьма упрям, — Мэйс развел руками.

— Тебе эта идея с Избранностью никогда не нравилась.

— И сейчас не нравится. Таких легенд в библиотеке тысячи, с миллионом интерпретаций. Но причем тут Скайуокер? Я сильно подозреваю, что Джинн нарочно поднял всю эту мифологию. Знаешь, я разговаривал с ним иногда.

— С Джинном?

— Со Скайуокером. Когда Кеноби был на миссиях. Все впустую.

— Но он поначалу хотел быть джедаем?

— Мальчишка хотел только одного: быть лучше всех. И чтобы все это заметили. Конечно, если бы он не сбежал, мы бы из него все-таки что-нибудь вылепили.

— Так чем он тебе сейчас мешает?

— Он мне не мешает. Мне мешает другое. Оказалось, что вооруженные силы могут не подчиниться нашим указаниям. Прецедент уже создан.

— Над этим стоит подумать.

— Подумай.

Икточи мотнул головой. Взял распечатки со стола Мэйса и начал их пересматривать. Потом вдруг выдал:

— Кстати, ты не хочешь посмотреть на этого Скайуокера поближе?

Винду поднял на товарища вопросительный взгляд.

— Через полторы недели Совет Безопасности устраивает прием для особо отличившихся командиров. Туда несомненно пригласят Цандерса. А может, и Скайуокера.

Мэйс кивнул. Тийн продолжил:

— Можно ведь сделать так, что его фамилия обязательно окажется в списке приглашенных.

— Ты сможешь за этим проследить?

— Без проблем. Сегодня же отправлю сообщение для Креньи.

* * *

— Сэр, вас вызывает адмирал Цандерс, — сообщил Клингель.

— С Корусканта?

— Нет, он только что прибыл на "Магус".

— Скажи Квинси, пусть переведет связь в каюту, — приказал Штрим. Потом решил, что вряд ли ему захочется из каюты переться обратно сюда, на мостик. А личному составу бывает полезно знать, что их капитан общается с самим Цандерсом, обходя вице-адмиралов и прочую шушеру. — Хотя нет, включи мне его прямо здесь.

— Есть, сэр.

Когда консоль осветился полуметровой фигурой, Штрим учтиво поклонился.

— Адмирал.

Цандерс ответил кивком.

— Как прошел ваш визит в столицу, сэр?

— Успешно, капитан. Я предполагаю, что за это время ваши инженеры успели осмотреть вверенный им участок верфей?

— Они еще работают над этим.

— А Совет Безопасности требует с нас отчета. Кто отвечает за экспертизу?

— Капитан третьего ранга Эйн Сипполи.

— Ваш второй помощник, — задумчиво сказал Цандерс. — Он компетентен в этом вопросе?

— Достаточно, на мой взгляд.

— А чем тогда занят ваш старший помощник?

Капитан "Мегеры" сразу не нашел, что ответить. Зато заметил, как штабная и нештабная братия на мостике оторвалась от своих дел и вовсю навострила уши. Дался им всем этот Скайуокер.

— Я должен с ним поговорить. Он сейчас в пределах досягаемости?

— Нет, адмирал.

Цандерс ничего спрашивать не стал. То ли он что-то уже знал, то ли подозревал, то ли просто ждал объяснений.

— Скайуокер содержится под дисциплинарным арестом.

— И как долго, по вашему мнению, ему следует там находиться?

Штрим удивился. Он рассчитывал, что адмирал, по крайней мере, начнет расспрашивать о причинах наказания. Значит, Цандерс уже в курсе.

— До тех пор, пока соответствующие документы не уйдут в штаб флота. Где по уставу должен быть образован состав гарнизонного суда.

— Интересно, — ответил адмирал.

Судя по необычной гробовой тишине на мостике, интересно было уже всем, кто вообще был там и делал вид, что работает. Капитан бросил короткий негодующий взгляд на техника поблизости, и тот мгновенно уткнул свою любопытную морду обратно в экран.

Штрим понял, что объясняться придется так или иначе.

— Скайуокер допустил серьезный дисциплинарный проступок. Он начал драку с посланником Совета Безопасности и нанес ему тяжелые повреждения. Посланник нуждался в медицинской помощи. И у меня есть свидетели, — подытожил Штрим.

— Завидую я вашим свидетелям. Капитан, в ближайший час вам предстоит сделать следующее. Первое — отдать распоряжение, чтобы Скайуокера немедленно выпустили. Второе — вам обоим следует явиться на "Магус" для дальнейшего обсуждения дел флота, — и, не дождавшись традиционного "да, сэр", Цандерс закончил разговор. — Жду вас у себя, капитан. И Скайуокера. Счастливого пути.

Голограмма погасла. Штрим ушел с мостика, смутно осознавая, что он рад приказу продолжить дискуссию на "Магусе". Где не будет посторонних.

* * *

Дверь щелкнула и располовинилась. Вошел Челси.

— Сэр, — негромко обратился он.

Скайуокер отвлекся от датапада.

— Да?

— Вас..., — Челси замялся, вспоминая заготовленную впопыхах фразу. — Вам... Капитан велел передать вам, что в течение двадцати минут вы должны явиться в ангар.

— А потом куда?

— Адмирал Цандерс ожидает вас на "Магусе".

Анакин выключил датапад. Не задавая никаких вопросов, одел куртку, быстро собрал вещи, сунул датапад в карман и вышел мимо Челси в дверь.

Если ожидают, это не может быть так плохо, решил Скайуокер.

Пройдя в свою каюту, он огляделся по сторонам. Попытался вспомнить, что где здесь лежало до его ареста. Решил, что ничего не трогали, а если кто-то и копался в вещах, то очень аккуратно. Посмотрел на часы, отмерил из семнадцати минут пять на то, чтобы плеснуть водой в лицо и переодеться.

Через семь минут выскочил за дверь. Уловил в голове абсолютно детскую идею о том, как было бы здорово оказаться в ангаре раньше Штрима. Впрочем, это ему как раз не удалось. Он не опоздал и даже пришел на пару минут раньше, поднялся по трапу в шаттл и обнаружил сидящего там командира.

— Добрый день, капитан.

— Добрый день, — Штрим продолжил разглядывать ангар за иллюминатором.

Анакин опустился на другую скамью. Откинулся назад и сложил руки на груди. А потом, когда шаттл оторвал репульсоры от дюрастали, произнес про себя мантру:

Это не может быть так плохо.

* * *

Валлаш тактично указал Скайуокеру на диван в конференц-зале Цандерса, когда Штрим ступил в апартаменты адмирала.

И ситх побери, подумал Анакин, ведь я знаю точно, о чем они сейчас говорят.

Он не ошибался.

Разговор двух офицеров за стеной действительно касался его самого.

— Капитан, я знаю вас уже более двадцати лет. И доверяю вашему опыту и вашим суждениям.

Когда Цандерс не отдавал приказы, зачастую пользуясь рублеными, лишенными всяческой эмоциональной окраски фразами, он мастерски умел подбирать вежливые, деликатные слова. Однако, после разговора по холосвязи Штрим уже не обманывался подобной дипломатичностью.

— Я также понимаю, что вы не согласны с некоторыми моими решениями, — продолжил адмирал. — И с удовольствием выслушаю ваши аргументы.

— Мои аргументы весьма просты, адмирал. Отвратительное поведение одного конкретного офицера бросает тень на весь флот.

— Вы получили рапорт этого конкретного офицера, касающийся операции на Лоду-2?

— Да, сэр. В устной форме.

— Что-то вроде "операция прошла успешно"?

— Простите, адмирал, но ответственность за операцию нес не я.

— Капитан, никто не собирается перекладывать ответственность на вас. Мне просто жаль, что у вас не было времени поинтересоваться подробностями.

— У меня действительно не было времени...

— Конечно, — Цандерс оборвал его, но вложил в свой тон столько медовой обходительности, что никто не счел бы это резкостью. — Конечно, у вас не было времени. Я тоже получил от Скайуокера рапорт только в устной форме. И, к сожалению, не успел затребовать от него более подробного отчета. Тем не менее, лейтенант Гранци предоставил мне эту возможность.

— Лейтенант Гранци?

— Да. Это была его личная инициатива. Которую поддержал весь его взвод. Включая всех людей, участвовавших в операции на Лоду-2 под руководством Скайуокера. Они согласны подтвердить свои свидетельства под присягой. Впрочем, я не думаю, что это нужно. Картина складывается более чем логичная.

— Я могу увидеть этот рапорт?

— Безусловно. Валлаш подготовит вам копию, и вы сможете с ним ознакомиться. Я считаю, что изложенные в рапорте свидетельства полностью объясняют все случившееся недоразумение.

— Недоразумение? — вскричал Штрим. — Чтобы там не случилось, представьте, что сейчас говорят о нас на Корусканте? Адмирал, разве вас это не беспокоит? Подумайте, как это отразится на нас! На нашей карьере, на всем! На корабль прибывает посланник Совета Безопасности, ладно бы какой-нибудь штабной писака, а тут целый рыцарь-джедай! И чем закончилось наше сотрудничество? Тем, что какой-то выскочка его избил!

Цандерс усмехнулся и совершенно спокойным тоном спросил:

— И что же вы предлагаете, капитан?

— Я предлагаю спасать положение. То есть отправить соответствующий документ в Совет Ордена. Принести официальные извинения.

— Занимательный взгляд на проблему, — адмирал поиграл бровями в такт словам. А затем совершенно спокойным тоном поинтересовался. — Капитан, простите, разве рыцарь Лурус предъявлял вам какие-то претензии?

Штрим удивленно взглянул на него.

— Нет.

— Значит, никаких претензий у него не было и нет, — адмирал развел руками и улыбнулся.

— Адмирал, эту историю следует замять, и поскорей.

— Замять? Я уверен, что эту историю джедай Лурус уже пересказал своему Совету.

Капитан покачал головой. Следующий выпад Цандерса добил его окончательно.

— А мы будем ей гордиться!

Штрим промолчал.

— И позвольте, капитан. Вам не кажется, что нам пора перестать бояться джедаев?

— Бояться?

— Вот именно. Бояться. Этих длиннорясых со светопалками.

— Адмирал, вы недооцениваете влияние Ордена.

— С тем же успехом я могу сказать, что вы его переоцениваете. Как целые поколения до нас с вами. И еще, капитан, я рискну предложить вам сделку. Вы забудете о бумагах, которые хотели отослать на Корускант. По поводу Скайуокера. Да-да, — закивал адмирал, — я всегда в курсе дел. А взамен я постараюсь сделать так, чтобы Скайуокер больше не служил на вашем корабле. Устроит вас такой оборот дел? Ваше решение, капитан.

— Устроит, — процедил Штрим.

— Вот и отлично, — весело ответил Цандерс и обратился к консоли. — Валлаш! Пригласи Скайуокера сюда!

* * *

Выражение лица Цандерса Анакин увидеть не успел. Только почувствовал, как по нему самому скользнули взглядом. Взгляд он не поймал.

— Добрый день, сэр, — обратился Скайуокер с легким поклоном. Дверь, вжикнув, закрылась за его спиной.

— Входите, — ответил Цандерс.

Анакин снова осторожно взглянул на него. Два дюрасталевых отпечатка рапортов и приказов вместо глаз. Адмирал умело маскировал эмоции.

Чего нельзя было сказать о Штриме. На его лице понемногу остывал кипяток.

— Да возьмите же кресло, наконец, — бросил адмирал. — Вон, в углу. Я подумал, будет лучше, если мы обсудим это все здесь, на флагмане. По холосвязи иногда так тошно общаться.

Дюрасталь на его глазах все-таки дрогнула, взгляд очеловечился, пересекся с анакиновым и развеял сомнения. Скайуокер послушно устроился в кресле рядом со Штримом.

— Совет Безопасности требует экспертизы наших инженеров по состоянию верфей. Команда техников с "Магуса" уже отписала свою часть. А вот ваши с этим Сипполи что-то задремали, — он вопросительно глянул на Штрима. Потом перевел взгляд на Скайуокера.

Самых важных вопросов никогда не задают. Анакин это понимал.

— Сколько времени у нас есть, сэр?

— Два дня.

Скайуокер по привычке кивнул. Потом вспомнил, как выглядели верфи на записи, переданной на "Мегеру" связником десантной роты сразу после штурма.

— Двое суток, — заключил он.

— Это не значит, что я требую техосмотра каждого истребителя, — спешно добавил Цандерс. — Но мне нужны общие данные по верфям. Сколько, чего и как. Прогнозы. Возможно, некоторые машины все же придется поднять в воздух. И особенно мне интересны прототипы дредноутов.

— Сэр, это означает, что инженеры верфей отказались сотрудничать после штурма?

— Нет. Фирцини их уговорил. Вероятно, сообщил им, что сотрудничать с нами в их же собственных интересах, — адмирал улыбнулся уголком рта. — Однако, Совет Безопасности требует, чтобы мы сами провели независимую экспертизу. Так что вам придется принять ответственность за отчет вашей группы. Вместо Сипполи. Думаю, капитан Штрим найдет, чем ему заняться. Задание понятно?

— Да, сэр. Будет сделано.

— Я на вас надеюсь. И помните, у вас в запасе только два дня.

— Есть, сэр.

— Ну, и, наконец, — Цандерс встал, подошел к стеллажу и вытащил оттуда плоский зеленый холокристалл. Потом протянул его Анакину. Кристалл сверкнул на ладони тысячью лучей, и Скайуокер разглядел изящную гравировку по бокам.

— Канцлер и Совет Безопасности организуют прием в честь наиболее отличившихся военных командиров. Вы тоже приглашены.

Глава 6. Корускант Великий

За прозрачной транспаристиловой завесой маячили начищенные до блеска благополучные средние ярусы. Еще пару сотен лет назад они именовались верхними, а теперь глубоко вросли в фундамент. Сквозь рой спидеров на высокоскоростной трассе проглядывали воткнутые неподалеку иглы небоскребов. Наверно, тоже гостиницы. Или офисы. Или очередное столичное ситх-знает-что.

И только порядочно высунувшись из окна, можно было увидеть краюху неба с размазанными по нему солнечными лучами. И представить. Все и сразу: пряное ощущение высоты, ветер в лицо, ослепляющие блики на куполах.

Представить?

Анакин закрыл окно. Парадную форму аккуратно выложил на кровать, сам оделся в обычный серый мундир.

Выйдя из номера гостиницы, на лифте спустился в вестибюль. Дежурный администратор — роскошная твилекка в строгом синем костюме сложила губы в улыбку.

— Добрый день.

— Добрый день. Можно здесь где-нибудь взять спидер напрокат?

— Можно. Пожалуйста, тридцать этажей вниз, — она указала рукой на лифт. — По коридору направо, увидите вывеску.

— Спасибо.

— У нас можно заказать экскурсию прямо из гостиницы. "Корускант-роял-сайтсиинг", это...

— Ну, если с вашим участием...

Твилекка споткнулась на середине слова.

— ... я согласен.

Она заученно улыбнулась и снова затарабанила текст.

— "Корускант-роял-сайтсиинг", это одна из лучших фирм. Всего за триста кредитов вы сможете увидеть...

И опять споткнулась. Об его ухмылку.

— Спасибо. Просто нет времени.

Администратор досадно пожала плечами.

Внизу, в бюро проката тоже предлагали экскурсии, даже еще более напористо. Объясняли это опасным столичным движением.

— Вы вообще бывали раньше на Корусканте? — осведомился парень за стойкой. Голову его украшала кепка с двумя дырками, откуда свешивались рожки-антенны.

— Я тут жил три года.

— Давно?

— В детстве.

— И катались на спидере с родителями, да?

Антенны балозара качнулись в такт язвительному вопросу.

— Нет, — Скайуокер усмехнулся. — Я катался один.

— Но я вам все-таки дам визитку фирмы, которая проводит туры.

Балозар полез в ящик. Взял с Анакина залоговую сумму плюс плату за первые два часа ренты. Кивнул дроиду, который проводил Скайуокера на стоянку, указал на машину и галантно распахнул дверь.

— Счастливого пути, — пожелал дроид.

Поднявшись на добрую сотню уровней вверх, Анакин понял, что Корускант почти полностью стерся из его памяти. Побывать на верхних уровнях ему так практически и не довелось, а той самостоятельной экскурсии на угнанном джедайском спидере оказалось недостаточно. Теперь во все стороны текли ровными ручейками скоростные трассы. Слева и справа одинаково-терракритовые стволы и шпили высоких башен протирали дыры в небесах.

Он посмотрел вниз, глазами отыскивая свой единственный ориентир — гостиницу, и случайно встретился взглядом со встроенным в машину монитором. Экран тихонько мигал одинокой точкой, ненавязчиво приглашая незадачливого водителя посмотреть, в каком месте корускантской паутины он на данный момент застрял.

Определив свое местонахождение, Скайуокер вывел спидер вверх. До того уровня, где начиналась крыша мира, трассы закольцовывались, а за неудачную идею парковки на макушке какого-нибудь банка можно было схлопотать увесистый штраф.

Здесь, на границе неба и города, было видно все.

Обитатели этого часового пояса планеты ушли на обед, а полуденное солнце забралось на небеса, так высоко, как смогло и теперь корчило оттуда рожи. Казалось, что не тучи порой заслоняют его свет, а самому светилу со скуки захотелось зевнуть, чопорно прикрывая лик салфеткой из облака. Лучистые насмешки не касались нижних уровней — высокомерное светило не замечало изгоев за громадами небоскребов. Зато верхним ярусам доставалось по полной. Сколь бы высоко не поднялся ты сам, твердило солнце, я всегда буду выше тебя. Сильней. Старше. Мудрей. Звезды привыкли мерить время миллиардами лет, а универсум не знает иных величин, кроме одной — бесконечности.

Однако пока звездные часы отстукивали очередной триллион, несокрушимая армия солнц с интересом наблюдала за забавными, упорно крутившимися вокруг них планетами, жители самой необычной из солнечных систем карабкались вверх. Тысячелетия подряд они выстраивали себе сложную многоярусную лестницу, выковывали все новые сотни ступенек, громоздили уродливые жилища и не менее уродливые дворцы, и упрямо лезли к небу, сталкивая себе подобных на дно.

На дне я уже был, сказал себе Скайуокер, вглядываясь в темную глубь города.

Сверился с картой. Корускант-сити, то есть правительственный район, по праву считавшийся достопримечательностью и чеканным портретом города, находился к западу. Анакин дернул рычаг, практически вертикально вклиниваясь в трассу. Через час очутился около громадного купола. Сенат.

Здание как здание. Купол блестит, словно тысячи народных посланников днем за днем полировали его своими отточенными в диспутах языками. Верно. Взял бы экскурсию, подумал Анакин, и сейчас бы мне рассказывали о важнейших решениях, принимаемых в нашем Сенате, да о том, как каждый день наша жизнь становится все лучше и лучше.

Уже целую тысячу лет — одно неисправимое улучшение.

Спидер снова нырнул вниз. Прошел по лабиринту шпилей небоскребов, огибая их красивой ровной дугой. Снизив скорость до минимума, Скайуокер вытянул руку и приложился ладонью к стене. И мимоходом взглянув на монитор, успел прочитать: Республиканский Совет по экономике. А на вид и на ощупь: терракрит как терракрит. Издалека башенки выглядели изящнее и интереснее.

Отведя машину в сторону, сверился с хронометром. Оставалось убить еще пару часов.

Вспомнил, как ему нестерпимо хотелось увидеть столичное небо. Ну, увидел. Ну, погонял на спидере в час пик. Сейчас добропорядочному туристу полагалось бы зайти пообедать в какой-нибудь ресторанчик — миллиард на выбор — до приема еще много времени, да и неизвестно, дадут ли там вообще пожрать...

Посмотрел вниз.

Город манил к себе, очаровывал, заставлял разгадывать.

Почему?

Наверно, было бы действительно намного легче явиться сюда с матерью, покатать ее в спидере (обязательно, чтобы она заметила, как ловко ее сын водит машину), с умным видом показать ей Сенат и эти самые терракритовые башенки, накупить кучу глупых холооткрыток, из тех, которые поначалу набираются в астрономических количествах, а затем в этих же количествах навсегда складируются в стол. Ах да, зайти в бюро недвижимости... Ни о чем не думаешь, вроде как занят и очень доволен собой. Да, так было бы намного проще, чем...

...чем висеть над городом, не зная, что именно ты хочешь здесь найти. Корускант мог подарить всё. Надо было только решиться попросить это самое всё.

Всегда можно начать с воспоминаний.

Неужели можно?

А впрочем, было здесь одно интересное местечко. И для его поиска карта совсем не требовалась.

Анакин вывел спидер на одну из крупных трасс и больше часа гнал его вон из Корускант-Сити. Повернул направо, заложил вираж и помчал машину по узкой улице, зная, что так путь будет короче. Потом пристроился в один ряд с аэротакси, резко пошел на снижение. Череда небоскребов закончилась, и крыша мира, решительно содрав с себя лес иголок, стала плоской, как ей и подобает быть. Впереди начинался низкоэтажный сектор Корусканта, и...

... Храм висел в воздухе.

Так казалось издалека. Только вблизи становились видны широкие ступени, величественные колонны, немыслимой глубины фундамент и усеянные орнаментом стены. Перед главным входом расстилалась площадь, соразмерная гигантской пирамиде и щедро залитая солнцем. Сейчас это историческое место топтали несколько туристических групп. Люди и не-люди сновали повсюду, слушали экскурсоводов, фотографировались на фоне древних стен.

И ни одного коричневого плаща. Странно. Все на миссиях?

Анакин оставил спидер на площадке сразу за аэробусами. Вышел в толпу. Понаблюдал за главным входом. Никто не входил и не выходил. Храм замкнулся в себе.

— Для посетителей открыт только главный зал библиотеки и специальные приемные кабинеты, — донеслось откуда-то справа.

Скайуокер прислушался. Гид, а это оказалась довольно симпатичная, пышнощекая и энергичная тогрутианка лет тридцати, продолжала:

— Тем не менее, за двадцать минут вы сможете посмотреть главный зал библиотеки, полюбоваться колоннами, статуями и барельефами на стенах. Оценить великолепие Храма изнутри и проникнуться его величием. Библиотека Ордена Джедаев вмещает сотни миллиардов редких изданий, начиная со старинных рукописей и кончая самыми современными научными исследованиями...

Наверно, если бы не менторский тон, ее голос звучал бы даже приятно. Анакин протиснулся в толпу туристов.

— Извините, а сколько стоит такая экскурсия?

Тогрутианка, недовольная тем, что ее перебили, кисло уставилась на него.

— Триста пятьдесят кредитов.

— Ага.

Дороговато, подумал он. Целых триста пятьдесят кредитов только за то, чтобы поглазеть на какой-то зал с колоннами. Зато какой редкий шанс! — А мне можно присоединиться? В смысле, к вашей группе, — он мотнул головой, указывая на главный вход. — Я заплачу вам полную цену за экскурсию.

— Но экскурсия началась в двенадцать, мы уже побывали в Сенате и осмотрели монумент...

— Да-да, я о том же, — сказал Анакин. — Я заплачу вам всю цену именно за эти конкретные двадцать минут, идет? Я очень хочу оценить великолепие Храма изнутри. И проникнуться его величием. Давно мечтал, понимаете?

Тогрутианка все также удивленно и непонимающе смотрела на него. Он пересчитал деньги, галантно взял ее за руку, потом совсем не галантно втиснул кредиты прямо ей в ладонь и другой ее ладонью накрыл их сверху. Потом, как ни в чем не бывало, замолк и застыл, терпеливо ожидая ее реакции. Остальные туристы — человек двадцать — с интересом наблюдали за развитием ситуации.

— Вообще-то это не по правилам.

Скайуокер продолжал изображать примерного школьника на линейке.

— Сначала надо зарегистрироваться, и потом...

Что следует сделать потом, тогрутианка сообщить не успела. Разомкнув ладони, она наконец-то сообразила, что деньги уже взяты. Поэтому гид недовольно вздохнула, выдержала тактическую паузу и деловито продолжила рассказ о древних джедайских рукописях, которые, несомненно, не видела даже краешком глаза.

— А теперь мы войдем внутрь. Напоминаю, что фотографировать здесь нельзя.

Широким ступеням Храма было безразлично, кто зарегистрировался на экскурсию.

Навстречу им вышла другая группа туристов. Зеленым пятном — семья родианцев. Дети, как и полагается детям, галдели, родители тоже выполняли свой воспитательный долг — строго посматривали на них и время от времени одергивали прыгающих со ступеньки на ступеньку троих отпрысков. Наконец, самая маленькая родианочка оступилась, упала, подняла оглушительный рев, и мать помчалась к ней, подхватила на руки и принялась одновременно успокаивать и выговаривать что-то на извечную тему, как будто разбившему коленку ребенку было дело до высшего педагогического пилотажа.

Анакин задержал взгляд на ступеньках. Вспомнил, как когда-то он сам также выбежал из главного входа, будучи уверенным, что именно здесь его никто не остановит, оступился на ступеньках, набил ссадину, подобрался, и, совсем не чувствуя боли, побежал. Затерялся в толпе туристов, потом осторожно прошмыгнул в один из аэробусов, спрятался под сиденье и вылез на какой-то остановке. А потом снова побежал, теперь уже вниз, далеко-далеко вниз...

— Так вы идете на экскурсию или нет?

Это снова была тогрутианка.

— Простите.

— Такой рассеянный, а еще офицер.

Скайуокер вымучил из себя виноватую улыбку, но в следующую секунду не удержался:

— Ну вот, я как раз и изучаю данный объект на предмет возможного штурма.

Экскурсовод покачала головой, достала из сумочки какую-то блестящую финтифлюшку, которую тут же приклеила ему на мундир и пояснила:

— Это затем, что было видно, что вы посетитель и заплатили за экскурсию.

— Чтобы меня не перепутали с рыцарями, да?

Тогрутианка не ответила.

Из главного входа они попали в огромный вестибюль, прошли по нему шагов тридцать и свернули в боковую галерею. Коричневые плащи здесь уже присутствовали в заметных количествах, равно как и белокаменные статуи тех, кто какую-нибудь пару сотен лет назад тоже был облачен в коричневый плащ. Экскурсанты с любопытством оглядывались, перешептывались, охали и ахали. Молодой наутолан тихонечко опустился на одно колено, делая вид, что поправляет ботинок, ловко выудил из кармана брюк крохотную камеру и принялся давить на кнопку. Тогрутианка это заметила, видно, парень не был первым, кто изобрел такой подход к достопримечательностям. Шикнула на него коротким "нельзя!", и наутолан послушно затолкал камеру обратно в карман. Физиономия, впрочем, у него осталась вполне довольной — с дюжину снимков он явно нащелкать успел.

Обогнав гида, Скайуокер первым вошел в библиотеку.

В лицо пахнуло тишиной. Медитативный покой струился вниз по тяжелым колоннам, наполняя собою зал и создавая ощущение Храма в Храме. Древнее, выпестованное веками безмолвие совсем не умело молчать. Ему давно наскучила роль божества и теперь безмолвию страстно хотелось беседовать, причем говорило оно сразу как минимум на тысяче забытых языков, не оставляя шансов на понимание.

Однако экскурсанты примолкли. Тогрутианка жестами указывала, куда идти и на что смотреть. Мимо группы прошествовали парочка рыцарей с падаванами. Один из падаванов, маленький черноволосый мальчишка с любопытством оглядывался на гостей. Анакин подмигнул ему, и тот в изумлении совсем затормозил, да так бы и стоял дальше, пялясь на посетителей, если бы его не окликнул один из джедаев. Тогрутианка в этот момент восхищенно зашипела:

— Это будущие рыцари! Они называются падаваны!

После этого экскурсовод отдал команду приступить к разглядыванию статуй и барельефов. Пока остальные топтались на месте и таращились на стены, Скайуокер удобно прислонился спиной к колонне, скрестил руки на груди.

Поёжился.

Специальная система спутниковых отражателей поддерживала температуру планеты на уровне стандартных двадцати — двадцати двух градусов. Естественно, метеорологический идеал, заключавшийся в отсутствии времен года как таковых, был достижим только в правительственном районе. Нижние ярусы всегда мерзли.

Уроженцы Татуина мерзли на любых ярусах.

Даже за три года Анакин не успел как следует адаптироваться к местным условиям, а потом адаптироваться было уже поздно, пришлось бежать, и на нижних уровнях его мнением о столичной погоде никто не интересовался. В Храме, впрочем, тоже. И в библиотеке, и во многих учебных помещениях было прохладно. На первой неудачной медитации Анакин попросту замерз, и на следующее занятие он, недолго думая, притащил с собой одеяло, которое как плащ набросил на плечи. Подколы однокурсников он пропустил мимо ушей, на вопрос инструктора "что это такое" бойко ответил "это одеяло", закрыл глаза и продолжил медитировать. Увы, инструктор приказал отнести то, что не являлось учебным материалом, обратно в комнату, и на следующий день по Храму поползли слухи о теплолюбивом новичке. Это уже намного позже, освоившись в Храме, на одном из верхних этажей Анакин обнаружил подсобное помещение, где располагался один из узлов отопительной системы. Он просто обожал это место. Там было тепло, там было маленькое окно с роскошным видом на небо и низкоэтажный район столицы, и там можно было быть одному, а за первый год в Храме, когда он по-настоящему старательно учился и изо всех сил пытался произвести впечатление на инструкторов и учителя, Анакин порядочно устал ото всех. Вместо того чтобы делать домашние задания в отведенной им с учителем комнате, он то и дело где-то пропадал. К сожалению, долго прятаться там не удалось, любимый учитель далеко не был таким дураком, каким поначалу казался, и легко его выследил. Вскоре оказалось, что кроме теплоузлов и учебных помещений в Храме есть места, где намного холоднее. В некоторых из них приходилось бывать довольно часто. В первый раз его отправили в маленький библиотечный зал дня на три, медитировать на тему терпения после первой драки с однокурсниками, во второй раз причиной послужила совсем, по мнению Анакина, нестрашная выходка с дроидами, в третий раз — кажется, тоже за драку...

Зато какая полезная закалка организма!

— Здесь же нельзя прислоняться!

Скайуокер, вырвавшись из воспоминаний, оглядел колонну и с невинным выражением лица спросил:

— Думаете, рухнет?

Тогрутианка, видимо, откровенно устала от него, поэтому просто отвернулась и вывела группу тем же маршрутом через главный вход на площадь.

Анакин бросил последний взгляд вглубь одной из анфилад и почувствовал досаду за потраченные кредиты. Тогрутианку он, тем не менее, поблагодарил, а сам быстро спустился по ступенькам на площадь. Остановился.

Холод Храма шел за ним, не отставая ни на шаг. Захотелось подтянуть воротник к носу. Прижать локти к телу. Просто пойти побыстрее, наконец, а не стоять, цепенея и слушая, как следом за холодом мягко ступает тишина. Как обволакивает она собой все вокруг. Как лишает голоса огромный галдящий и кричащий город.

Слишком много тишины. Не одиночества — одиночество он ценил. Тишины. Ненастоящей.

Он посмотрел вдаль. Небо было идеально чистым. До самого горизонта — ни облачка. Как будто кто-то старательно к его приходу разгонял тучи и подбирал самый прозрачный голубоватый оттенок для вышины.

Где-то там, далеко за горизонтом, далеко от центра галактики, от отполированного купола Сената и застывшего в вечной медитации Храма, шла война. Война, о которой столица не знала ровным счетом ничего. И, кажется, не хотела знать. Ни о сводках погибших и покалеченных, ни о сожженных городах, ни о чем. Как не хотела знать Кореллия и многие другие достаточно благополучные системы.

Вековое безмолвие обернулось замалчиванием. Оболгалось. И заглохло навсегда.

Город жил своей мирной и мерной жизнью, каждый день пожирая сотни тысяч жителей с косточками и потрохами, каждый день выплевывая из утробы новых своих уроженцев. Все они желали жить и не думать о смерти. Тем более о смерти далекой, неестественной, во внешних регионах, которые отсюда кажутся такими же ненастоящими и выдуманными, как и здешняя храмовая тишина.

Скайуокер обернулся. Храм, этот маленький островок вселенского покоя, стоял на месте.

Возможно, так и должно быть. Чтобы люди верили в священную незыблемость своего мира.

Возможно, именно сейчас в той самой высокой башне магистры обсуждают способы, как победно завершить войну.

А возможно, и нет. Возможно, они просто не умеют этого делать. Иначе сделали бы раньше.

Анакин рывком двинулся с места. К спидеру. Открыл дверцу и успел перенести одну ногу за борт машины, как вдруг к нему подскочил суллустанец. Маленький и большеглазый. С рюкзачком за спиной.

— Я видел, ви вишли из Храма.

Скайуокер подозрительно оглядел существо, задавшее такой странный и даже во многом провокационный вопрос.

— Я там что-то забыл?

— В Храме нет сувенирних магазинов.

— Ах как жаль.

Анакин залез в машину и положил обе руки на рычаги.

— Но вам, конечно, будет интересно вспомнить это место еще раз. И ви можете приобрести кое-что прямо здесь.

В больших кругленьких глазках суллустанца перемешивались надежда и откровенное нахальство. Скайуокеру тотчас захотелось оторвать это приставучее существо от дверцы, к которой оно прицепилось мертвой хваткой, а потом взять за шкирятник и швырнуть куда-нибудь подальше к туристам. Будь он на Татуине или хотя бы на Кореллии, он бы так сделал. Эх, столица...

Двигатель завелся. Суллустанец мгновенно оставил дверцу в покое, стащил со спины рюкзак, распахнул его и вытащил оттуда пару камней.

— Ну и что это за мусор?

— Это осколки древних стен Храма! С орнаментом! Всего пятьдесят кредитов за камень!

— Знаешь что, — Скайуокер улыбнулся. — Если приспичит, прилечу сюда и сам наковыряю.

* * *

Издалека Дворец Совета Безопасности Республики казался гигантской свечой. Однако, море огненных искр, щедро исторгавшихся в застилавшие столицу сумерки, не шло ни в какое сравнение с ослепительным внутренним убранством Дворца. Скромность давно была забыта, умеренность изгнана с позором, а бережливость никогда и не ночевала в этом царстве роскоши. Столичные торжества всегда проходили с размахом, и правительственный Корускант в который раз доказывал свое право поражать гостей великолепием.

Главный церемониальный зал, где спустя четверть часа должно было начаться само действо, захватывал три уровня, в свою очередь поделенные на сектора. Небольшой банкетный зал имелся только на балконе верхнего уровня и предназначался для организаторов и самых важных гостей Совета Безопасности. Это тоже было сделано намеренно — чтобы атмосфера внизу была свободнее и ни один из гостей не чувствовал себя стесненным. На втором уровне размещался оркестр, а бесчисленные галереи таили в себе множество укромных уголков, чтобы особо важным персонам было где вести свои особо важные разговоры.

Но по крайней мере одному мужчине сегодня не хотелось никаких важных разговоров.

— Тебе очень идет это платье, — сказал он.

Стоявшая рядом женщина смотрела куда-то вдаль сквозь бокал с красным вином. Потом одним глотком влила в себя все его содержимое и продолжила разглядывать зал уже через стекло.

Глядя на ее манипуляции, мужчина осторожно продолжил:

— Черный и фиолетовый великолепно подчеркивают твою красоту.

Женщина, наконец, повернулась к нему. Снова поднесла бокал к глазам и теперь рассматривала его самого через стеклянные стенки.

— Прекрасный вальс. Как жаль, что на таких приемах не принято танцевать.

Она, наконец, улыбнулась. Но не такой улыбкой, которую мужчина хотел бы видеть на ее губах.

— О да. Было бы на что посмотреть.

— Что ты имеешь в виду?

— Народные гунганские пляски. С нашими сенаторами на ведущих ролях.

Женщина отставила бокал в сторону и направилась к центру зала.

Бэйл Органа с грустью смотрел ей вслед. Понаблюдал, как она пытается завязать разговор с двумя мелкими чиновниками Совета Безопасности. Обольстительно улыбается, грациозно пожимает плечами, с деланной нечаянностью задевает одного локтем.

Только для чего это все, а? Для чего эти игры в самостоятельность и независимость?

Бэйл чувствовал в себе небывалую решительность. Сегодня он был намерен объясниться. Перед ней и отчасти перед самим собой.

Едва женщина закончила разговор с чиновниками, он жестом подозвал официанта с подносом, подхватил две пиалы из тончайшего фарфора и затем направился к своей даме.

— Не хочешь десерта?

— Десерта? Здесь и так все слишком сладко.

— Неужели?

— Ага. Сладко. Приторно. И музыка тоже очень приторная, вальсы эти.

Органа ничего не нашелся ответить, и перевел беседу в другое русло.

— Я видел, ты разговаривала с...

— ... двумя идиотами. Которые ничего не знают. Нужно выловить кого-нибудь покрупней.

— Давай поднимемся на тот балкон, и я представлю тебя...

— О нет, спасибо, не надо. Твоих друзей я и так знаю. Как поживает милая Мон?

— Замечательно, но я совсем другое имел в виду. Я просто вызвался тебе помочь.

— Очень трогательно.

— Я читал твою последнюю статью.

— Ну и как?

Женщина все-таки взяла десерт из его рук.

— Потрясающе, как всегда. Еще одна иллюстрация твоего таланта и ума.

— Ооо, — протянула она, особенно не стараясь скрывать насмешливой интонации. — Конечно, я люблю комплименты.

В этот момент около них остановился импозантный шагриан.

— Наследный принц Альдераана, как я рад вас видеть, — пропел Мас Амедда. — А что это вы делаете здесь, внизу, когда вас давно ждут на нашем балконе?

Женщина с любопытством посмотрела на шагриана, изучая его так, словно одним взглядом хотела вывернуть наизнанку. Амедда не обратил на нее ни капли внимания.

— Дела, — сказал Органа. — Впрочем, быть может, мы позже к вам даже присоединимся.

— Конечно-конечно, Бэйл.

Шагриан уплыл.

— Амедда все также полон жира и собственного достоинства. Как ты думаешь, чего в нем больше?

При этих словах Органе захотелось ощупать собственное тело. Плотный и высокий, принц всегда старался быть в форме, однако отсутствие физической активности постепенно брало свое.

— К ситху этого Амедду. Я давно хотел с тобой серьезно поговорить.

— До этого ты говорил несерьезно?

Бэйл покачал головой.

— Выйдем на террасу, ладно?

— Пошли. Я только возьму себе еще вина.

— Я мигом.

Когда он ступил на террасу, женщина уже сидела за столиком, положив ногу на ногу. Перед ней горел Корускант. Бэйл на секунду остановился и залюбовался ею, отмечая изгибы фигуры и столь знакомый, мягкий, любимый профиль.

Потом чинно предложил ей вино.

— Мы давно знаем друг друга, Падме.

— Знаем.

Ее ответ провалился загадочным эхом куда-то в пустоту, и Бэйл понял, что не уловил интонацию. Может, это был вопрос?

А знаем ли? И впрямь, спросил он себя, знаю ли я эту женщину? Этот двадцатишестилетний ребенок до сих пор играет в игрушки и воображает себя независимой. До сих пор не замужем. До сих пор так и не научилась ответственности за себя.

Падме взяла бокал, отпила и поставила на столик. Потом снова занялась недоеденным десертом.

— Когда мой отец передаст мне права на трон, я стану королем.

— Мне поздравить тебя уже сейчас? Может, и отметим заранее?

Она, не снимая улыбки с лица, щелкнула пальцем по бокалу. Стекло издало тихий звук, больше похожий на стон, чем на веселую трель.

— А ты могла бы стать моей королевой.

— Королевой я уже была.

— Разве тебя устраивает такая жизнь?

— Меня — да, — сказала она и философски заметила: — Нет ничего более забавного, чем быть шутом среди королей.

— Забавного? — переспросил Органа. — У тебя нет настоящей цели. Ты не знаешь, зачем живешь. Ты мечешься из стороны в сторону. Ты же родилась в королевской семье, тебе на роду написано управлять народом! Отвечать за него! Решать судьбы! Ты должна...

— Должна?..

Она снова очаровательно улыбнулась, на этот раз сбросив разом с десяток лет.

— Хорошо, — он постарался успокоиться. И теперь недоумевал, как вообще, при своей тренированной выдержке, мог позволить себе перейти с ней на повышенный тон. — Я не это имел в виду. Ты имеешь право жить так, как считаешь нужным. Если тебе надо было в шестнадцать лет сбежать из дома, то это твоя судьба. Если вместо того, чтобы управлять страной, тебе интереснее играть в шута, ах, прости, в политического аналитика, то это твое право. Однако мне твоя жизнь не безразлична. А со стороны видно лучше.

— Правда?

Капризная маленькая девчонка уплетала десерт, ничуть не стесняясь брать его большими кусками.

— Если ты что-то и должна сделать — ты должна осуществить себя. Реализовать свой потенциал.

Она хмыкнула, едва не подавившись изысканным кушаньем.

— То есть выйти за тебя замуж, — девчонка дожевала кусок и зачерпнула новый, а потом ткнула ложкой в сторону Бэйла, — и стать куклой. Куколкой.

Органа отшатнулся.

— Извини, — она взяла его за рукав. — Я тебе очень благодарна. Ну, правда. За все. За деньги, за помощь, за то, что устроил в эту дурацкую холокомпанию. Ты вообще молодец. Но я больше не хочу быть куклой. Ни твоей, ни чьей-либо еще. Надоело.

Некоторое время они просто молчали.

— Да ты не расстраивайся так, Бэйл.

— Тебе бы все смеяться.

— А ты слишком серьезный. Тебя правда так легко оскорбить в лучших чувствах?

Органа с удивлением глядел на нее, пытаясь понять, не является ли последняя тирада самым что ни на есть настоящим оскорблением.

— Я, пожалуй, пойду.

— Куда?

Она кивнула в сторону зала.

— Гости уже прибывают. Ну и я подцеплю себе кого-нибудь на вечер. Вон тот адмирал очень даже ничего. Как он тебе, Бэйл?

— Хочешь узнать его мнение о кампаниях?

— Да ну нафиг мне сдалось его мнение вместе с его кампаниями. Смотри, прикрыл фуражкой лысину, а так даже совсем неплох. Симпатичный такой дяденька, правда?

— Я в последнее время плохо понимаю твой юмор.

— Подрастешь — поймешь, — подмигнула она ему.

* * *

Скайуокер бросил спидер на посадочной площадке. Посмотрел на хронометр — без пяти семь.

— Успеваем, да? — спросил Финкс, вылезая вслед за ним из машины.

— Посмотрим. Если без нас не все сожрали, то вполне.

Анакин поправил белую форменную перчатку. Молча сунул свой кристалл с приглашением швейцару и проследовал внутрь. У Финкса кристалла не было, его имя, как и имена еще нескольких офицеров пятого флота, попало в списки приглашенных по настоятельной рекомендации Цандерса буквально за неделю до приема. Дождавшись, пока идентификацию ротного командира сверят со списками, Анакин шагнул в зеркальный вестибюль.

Увидел свое отражение. Темно-синий парадный мундир. Задержался на секунду. То ли жал проклятый неудобный воротник. То ли давило на мозг какое-то ощущение.

Скайуокер прошел внутрь.

Огромный трехуровневый зал был уже полон людьми и музыкой. Музыку никто не слушал. В основном здесь слушали себя.

Людей в форме было не так и много. Он разглядел генералов и полковников пехотных и десантных войск, нескольких адмиралов и капитанов флота. Их увешанные медалями мундиры равномерно перемешивались с общей толпой, к армии не имеющей никакого отношения.

— О, и выпить дают, — Анакин кивнул на подошедшего с подносом официанта. Взял бокал с аперитивом. Оглядел зал еще раз. Cтоять на месте было как-то неудобно.

Он рассек кружащуюся разноцветную толпу, смотря сквозь лица и отталкивая взгляды. Рядом с ним шел Финкс. Бросилось в глаза, что обычно флегматичный и спокойный ротный командир с интересом взирает вокруг, даже не стараясь скрыть любопытства. Это вызвало у Анакина раздражение. Почему, он и сам не мог понять.

Ну да, благоразумнее всего было бы подождать Цандерса, навязаться в компанию старших офицеров, послушать, что говорят в сем высоком обществе, ведь на таких приемах завязываются знакомства и крепятся связи...

... и вообще это большая честь...

Плыть в море чеканных многотиражных улыбок. И не утонуть.

Только кто бы что не говорил, а он свою карьеру делал не в залитых шампанским дворцах.

Он не собирался долго раздумывать на эту тему, просто еще неделю назад, получив приглашение, как-то очень ясно представил ситуацию и решил, что для начала ему хватит роли зрителя, а там видно будет.

Пока что из-за толпы не было видно ничего. Народ медленно рассредоточивался по секторам, стремясь в ожидании небольшого представления занять лучшие места.

— Ты так и не рассказал, куда сбежал сегодня днем.

— Город смотрел.

— Не мог меня подождать?

— Так вы с Бри в саббак играли, — Скайуокер пожал плечами. — Сколько б мне тебя ждать пришлось.

Оркестр в этот момент закончил исполнять вальс, и принялся за гимн Республики. Вся публика как по команде подняла головы, устремив взгляды на верхние уровни и притихла. Анакин тоже посмотрел вверх.

Когда гимн послушно растворился в тишине, к ведущей на балкон лестнице подошел высокий шагриан.

— Это что за тип?

— Наверно, Амедда, — ответил Скайуокер. — Финкс, ты потише не умеешь?

— Подожди, он кто?

— Спикер Сената... или вице-спикер, ситх их разберет...

Шагриан возвел руки к небу в знак приветствия и заговорил:

— Верховный канцлер Палпатин приветствует вас здесь.

Хоть бы этот канцлер не стал толкать длинные речи, подумал Скайуокер, с недвусмысленным интересом разглядывая накрытый стол всего в нескольких шагах от себя.

В ту же минуту по лестнице спустился седой человек в темно-коричневых длинных одеждах. Не спеша, с достоинством, но и не вызывающе царственно. Дождался, когда стихнут аплодисменты, и обратился к публике:

— Для меня самая высокая честь, — начал Палпатин, и на секунду выдержал паузу, — быть здесь. Быть принятым среди вас. — И снова пауза, еще более длинная. — Господа, именно вы наша единственная надежда на мир в Республике. Не буду скрывать, что мы, представители законодательной власти государства, совершили ряд политических и экономических ошибок. Как и поколения политиков и дипломатов до нас. Что, к сожалению, привело к раздроблению Республики и гражданской войне. Именно вам суждено исправить эти ошибки. Этот год переломил наше противостояние с движением сепаратистов. Этот год показал, что Орден джедаев и вооруженные силы Республики способны добиваться намеченных целей, будь то освобождение захваченных планет или сражения за столом переговоров. Вашим бесстрашием, вашим упорством, вашей самоотверженностью вы проложили путь к миру. Осталось совсем немного. Я верю в победу Республики!

Зал отчаянно зааплодировал.

Какое счастье, что Палпатин не любит тратить время впустую, подумал Анакин. Ему вспомнилось, что лет двенадцать назад он уже видел Канцлера, сначала на Корусканте, а потом на Набу. Во время других торжеств по поводу другой победы. Кажется, тот даже что-то говорил ему лично, но тогда многие что говорили, и, наверно, это вообще был не канцлер...

Однако обрадовался Скайуокер слишком рано. Следом за Палпатином на балконе появился посеревший от важности твилекк — секретарь Совета Безопасности Ноулу Горп. Протянул он на импровизированной трибуне минут двадцать. Вся его речь повторяла и разжевывала тоже самое, что Канцлер уместил в дюжину фраз. После того, как твилекк ретировался, встав слева от канцлера, к лестнице выхромал бородатый генерал, член Совета Безопасности. Этот, в свою очередь, повторял и объяснял выступление Ноулу Горпа.

Анакина стала одолевать скука. Стоявший рядом Финкс вообще с трудом сдерживал зевоту. Да и в зале уже начали зарождаться шепотки — верный признак того, что народ устал от речей или же что докладчик не одарен талантом держать публику в напряжении. Скайуокер продолжал осторожно глазеть по сторонам, стараясь не особенно вертеть головой. Один раз ему показалось, что уровнем выше замелькали коричневые пятна, но отследить их движение не удалось.

Тем временем, речь члена Совета плавно перетекла во вручение наград. Первыми шли адмиралы и генералы. Только сейчас Анакин заметил среди присутствующих и Цандерса.

— Тебя тоже повысят, да? — спросил Финкс. — В звании?

— Очень может быть, — уклончиво ответил Скайуокер. Как раз сейчас он вспомнил свой последний разговор с адмиралом. Тот вне своего обыкновения выражался намеками. Да, повышение пообещал, но в неясных фразах. Может, проблема опять в Штриме, а может, и нет. Самое удивительное, что капитан вроде никуда не отослал свои кляузы — до сих пор непонятно, как Цандерс этого добился. И зачем Цандерс так спешил с осмотром верфей, тоже непонятно. И совсем непонятной осталась будущая судьба того корабля...

... Новый дредноут был действительно красив, если это понятие было уместным употреблять по отношению к военной технике. Великолепное боевое оснащение не шло ни в какие сравнения со старыми кораблями. Десять счетверенных и сорок сдвоенных турболазеров, мощный притягивающий луч, около двух тысяч солдат, то есть два десантных полка — об этом раньше, кажется, просто боялись мечтать. Даже флагман Цандерса рядом с этим кораблем казался неуклюжей лоханкой.

Если Республика решит выпускать такие корабли, то действительно сможет переломить ход войны. И название такое подходящее. Виктория. На староальдераанском — победа...

— За разработанную и блестяще проведенную операцию, приведшую к полной победе Республики в боевых действиях против Локримийского королевства, — произнес Ноулу Горп, скользя взглядом по плывущему на специальном маленьком экране тексту, — Совет Безопасности своим указом награждает капитана третьего ранга Анакина Скайуокера орденом славы второй степени.

Слегка отвлекшийся от церемонии Анакин не ожидал, что его вызовут так скоро, и на какой-то момент в нем вспыхнул беспокойный огонек. Он едва успел вовремя протиснуться к выходу из сектора. Пока шел к лестнице, заметил только что награжденного Менкинса. Лицо капитана, не в первый раз получавшего высокие награды, не выражало ровным счетом ничего: ни безбрежной радости, ни особенного счастья, кроме, разве что, обычной легкой степени самодовольства. Церемония как церемония. Пройдя еще десять шагов, Анакин остановился у трибуны с наградами. Все беспокойство куда-то разом улетучилось.

Скайуокер щелкнул каблуками и отдал честь, канцлер пожал ему руку, точно так же, как до него пожимал руки доброй полусотне отличившихся командиров. Затем Ноулу Горп пришпилил ему к мундиру серебряный республиканский восьмиугольник и тоже пожал руку. Публика разразилась усталыми хлопками.

И всё.

Самое интересное за этот вечер, успел подумать Анакин, уложилось в считанные секунды.

Нет, не всё.

В нескольких шагах от канцлера стоял темнокожий человек в коричневом плаще. Он тоже аплодировал, символически, беззвучно ударяя ладонями в медленном ритме. Взгляды соприкоснулись, и темные глаза встретились с голубыми.

Этой доли секунды хватило Анакину, чтобы понять: Мэйс Винду знал, что смотрит на сбежавшего падавана.

Скайуокер развернулся, и последним, что он заметил у этого церемониального алтаря, было скучное, завязшее в своей серьезности лицо секретаря Совета Безопасности. И как в противовес ему, легкая улыбка на губах канцлера, без насилия над лицом и выдавливания гримасы наружу.

Интересно.

Анакин зашагал прочь, а Горп уже зачитывал следующее имя.

Перед канцлером прошла еще полусотня офицеров, и, наконец, конвейер выдачи орденов и медалей остановился. Палпатин еще раз поблагодарил всех присутствовавших, потом то же самое повторил за ним и Ноулу Горп. Затем канцлер и члены Совета безопасности поднялись на свой балкон, вслед за ними двинулись и джедаи. Оркестр заиграл марш, толпа ответила своей музыкой — равномерным гудением шепотков и сплетен. Анакин, по примеру стоящих рядом с ним штатских, двинулся к столу и дернул за собой ротного командира. Финкс был поглощен изучением своей медали "за отвагу" — полученной за недавний штурм верфей, но охотно присоединился к Скайуокеру.

Анакин отставил пустой бокал с шампанским, и официант не замедлил предложить красного вина. Набрав в тарелку всего, что выглядело достаточно съедобным, он отошел к растекавшемуся по всей стене окну. Встал близко-близко к транспаристилу, чтобы вместо отражавшегося в нем зала видеть огоньки города.

Сумерки буквально гнались за спидером, пока они летели сюда. Стоило только остановиться, отгородиться транспаристилом, как вечерние тени накрыли город сверху, расползлись по самым укромным уголкам и выкристаллизовались в ночь. И столичное светило, видимо, было с ними в заговоре. Оно как будто нарочно выбрало время чтения нудных речей, чтобы успеть непотревоженным спрятаться за горизонт, оставляя город на милость поглотившей его темноты. Ласково и бережно, ночная тьма опутала Корускант и нарядила город в соблазнительные одежды, а потом любовно рассыпала огоньки по дорогой ткани.

— Скайуокер.

Анакин обернулся.

— Здравия желаю, адмирал.

— Здравие мне здесь действительно не помешает, — многозначительно кивнул Цандерс. Что-то хмыкнул себе под нос и ушел.

Скайуокер вновь оглядел зал. Продираясь взглядом сквозь несметное количество чиновников, сенаторов и других важных птиц, он заметил у стола на противоположной стороне зала Менкинса, Штрима и еще нескольких капитанов своего флота, а также двух полковых десантных командиров.

— Гляди, как им все дорогу уступают, — неожиданно сказал Финкс.

— Кому это?

— Да вон же.

По первому уровню зала, рассекая податливую массу толпы так же, как час назад ее рассекал сам Анакин, шел никто иной, как магистр Ордена Джедаев Мэйс Винду.

Рядом с Винду шел высокий икточи. Анакин напряг память, пытаясь вспомнить его имя. Мэйс в этот момент остановился побеседовать с наутоланом в тяжелых малиновых одеждах. Икточи стоял рядом, иногда кивая, иногда вплетая в разговор свои слова. Каждую его реплику наутолан сопровождал судорожным мотанием головы, словно соображая, на кого же из великих магистров ему следует смотреть.

— Так это ж глава Ордена как-никак, — хмыкнул Скайуокер.

— Который?

— Который человек. Мэйс Винду. А тот, который с рогами, по фамилии он Тийн, а имени не помню. Но он в Совете, это точно.

Джедаи тем временем снова рассекли толпу по диагонали и двинулись уровнем выше. Цандерс вообще пропал из виду.

— Почему их не наградили? — не унимался Финкс.

— Это не принято. Джедаи никогда не берут наград.

— Они выше этого? Слишком хороши?

Скайуокер пожал плечами. На секунду воображение нарисовало Мэйса Винду в серой робе, плотно увешанной медалями и орденами. Лепить следующую награду было некуда, и Магистру пришлось пришпилить ее на коричневый плащ. А потом еще одну. И еще десяток, и еще... В конце концов, плащ бряцал и звенел, напоминал собой фантасмагоричные пестрые доспехи и тянул хранителя мировой справедливости куда-то вниз, вниз с храмовой башни.

— Ты не слышал этого Горпа? Я, например, узнал много нового... Типа, если бы не Орден, мы бы уже давно проиграли войну. Вперед, под мудрым руководством Храма, к победе... Ну, вот это и есть награда. Даже не награда — реальное влияние. А наши медальки по сравнению с этим...

— ... формальность, — закончил за него Финкс. — Мне показалось, или этот Винду в самом деле пялился на тебя?

— Нет, не показалось, — честно ответил Скайуокер. Теперь за честность предстояло расплатиться объяснениями, но прежде, чем удивленный Финкс успел поинтересоваться причиной такого внимания, Скайуокер кивнул ему:

— Пошли, пройдемся. Надоело стоять на одном месте.

В течение следующего часа они обошли почти все столы, перепробовали несколько сортов вин и изысканных блюд. Официанты не медлили приносить новые напитки и деликатесы. Все это сильно скрашивало обстановку, и уже вскоре вечер стал казаться чуть менее однообразным и скучным. Вальсы, под которые никто не танцевал, перемежались с маршами, под которыми никто не устраивал парадов. На выставку мундиров, костюмов и туалетов уже никто не обращал внимания, ощущение натянутости обстановки кануло в лету, а Скайуокер и Финкс чувствовали себя истинными хозяевами праздника, обсуждая то артиллерию на новом дредноуте, то пьянку по поводу назначения Бри полковым командиром, на которой отправленному в отпуск Анакину поприсутствовать не удалось.

Скайуокер и не заметил, как они оба вдруг оказались неподалеку компании нескольких людей в штатском. Не то сенаторы, не то дипломаты, не то чиновники. Анакин явно не смог бы отличить одних от других, и вообще, продолжая свой путь, скоро бы просто выбрался из их тесного мирка, если бы не одна зацепившая его фраза:

— Эту проблему может решить только перемирие с сепаратистами.

Анакин остановился. Оглянулся. В пяти шагах от него стоял незнакомый ему темноволосый мужчина. Высокий, немного ниже Скайуокера. На вид ему было лет тридцать пять.

— А у нас все наоборот, — продолжил мужчина. — Вместо того чтобы выслушать противника, мы сыпем ему бомбы на головы и сжигаем его базы. Навязываем свою волю отделившимся системам только за то, что они отделились. Вместо того чтобы разобраться, почему так произошло.

— Бэйл, вряд ли кто-то сейчас в Сенате согласится пойти на уступки сепаратистам, — вставил в разговор пожилой твилекк.

— Я и не говорю об уступках, Ханиль. Я говорю о взаимовыгодном сотрудничестве. О благополучии для всех.

— Я слышал, что Орден делает все возможное, чтобы достичь перемирия с частью суверенных систем, но даже джедаев заставляют участвовать в военных действиях.

— Что само по себе неверно, — ответил названный Бэйлом человек. — Так мы много не навоюем. Кто вообще сказал, что мира можно достигнуть путем агрессии? Разве мы не пожинаем то, что посеяли? Поистине, у меня создается ощущение, что вся наша цивилизация зашла в тупик. Это регресс, это отрицание нажитого, отрицание тысячелетнего наследия Республики. Наши отцы, деды и прадеды смогли прожить тысячу лет практически без войн, не считая мелких локальных конфликтов, и вот теперь нам нужно разрушить все, что они построили. Иногда мне кажется, что лучше, если бы в Республике вообще не было армии. Быть может, без искушения послать в атаку батальоны мы научились бы разговаривать друг с другом. К тому же, рыцари Ордена до сей поры превосходно справлялись и со специальными операциями, и с дипломатией. Тогда почему сепаратистам удалось нас спровоцировать на военные действия, а? Нет, господа, причины кроются глубже. В нас самих.

Бэйл замолчал, по-видимому, ожидая реакции со стороны окружавшего его общества. Пожилой твилекк согласно затряс лекку. Что-то заверещал своей даме высокий наутолан в малиновом одеянии. Двое мужчин подле наутолана старательно изображали задумчивый вид. Не отрывала глаз от Бэйла и стройная рыжеволосая женщина в белоснежном туалете. В ней не было показного согласия — лишь гордое, молчаливое одобрение.

— Пошли, — шепнул Финкс.

— Подожди, я хочу дослушать.

— Зачем?

— Интересно зажигают господа сенаторы.

Скайуокер взял со стола бутылку с белым вином, долил бокал Финкса.

— Это уже...

— Тебя никто не заставляет пить. Просто постой с бокалом в руке. Сделаем вид, что мы тут по делу.

— Можешь не стараться.

— Что?

— Тебя уже заметили.

Анакин обернулся. Расправил плечи. Это был второй взгляд за вечер, пойманный глаза в глаза. Темноволосый мужчина испытующе смотрел на него.

— Господин офицер, вам, наверно, есть что добавить к сказанному мной?

В планы Скайуокера разговор с сенатором не входил. Времени для того, чтобы собраться с мыслями, просто не было. Времени подумать о том, кто перед ним и как с ним следует себя вести, тоже не было. Анакин вдруг увидел себя и неизвестного сенатора со стороны. Отъевшийся на государственных харчах слуга народа с показным, ничего не стоящим миролюбием, который, наверно, и войну видел только на экранах холовизоров. Зато держится с достоинством и уверенностью. И напротив — мальчишка в офицерских погонах, которого застали врасплох, когда он решил подслушать политическую болтовню. Конечно, сейчас он оробеет и в смущении ретируется, не забыв согласиться с доводами уважаемого господина сенатора.

— С кем имею честь говорить? — вежливо спросил Скайуокер. Отчасти нарочно, отчасти потому, что действительно не имел ни малейшего представления о собеседнике.

На лице Бэйла мелькнуло бледное удивление, тотчас же смятое в лучезарную великосветскую улыбку.

— Сенатор от Альдераана и наследный принц Бэйл Органа к вашим услугам, господин... простите, не помню вашего имени?

— Анакин Скайуокер, капитан третьего ранга флота Республики.

— Очень приятно. Быть может, вы расскажете, как нам нужно выиграть эту войну?

А теперь надо было отвечать. Лучше всего, конечно, издевкой на издевку. И не думать о том, во что ты ввязываешься.

— Так же, как выигрывались все войны до нас.

— А именно?

— Есть только один рецепт: разбить противника.

— И почему же вам, лучшим командирам Республики, до сих пор так и не удалось этого сделать?

— Вероятно потому, что вам, господам сенаторам Республики, до сих пор так и не удалось достаточно профинансировать армию.

Скайуокер думал, что столь нахальное заявление выбьет Органу из колеи. Он просчитался. Теперь наследный принц уже не шутил, он играл в полную силу, как в Сенате, и на его лице проявлялись только те эмоции, которые должны были проявиться.

Вдобавок, их дискуссия привлекла внимание стоящих поблизости. Среди новой порции штатских Анакин заметил еще одну женщину. Не заметить ее было трудно, слишком много в ней сочеталось контраста. Острые углы каштановых прядей по щекам — и мягкие черты лица. Хрупкая маленькая фигура — и насмешливый сверлящий взгляд карих глаз. Изящная девочка.

Пока Скайуокер разглядывал дам, Органа нанес следующий удар, причем неожиданный.

— Если вы считаете, что победа Республики и мир зависят только от бюджета вооруженных сил, то наш долг — увеличить государственные дотации. Могу я узнать, на сколько десятков или сотен миллиардов кредитов вы полагаете необходимым увеличить бюджет?

Разумеется, о конкретных цифрах Скайуокер не имел ни малейшего понятия, и причина тому была прозаична. О бюджете в армии говорили все, от адмиралов до рядовых, и пожаловаться на недостаточное финансирование вооруженных сил, вдобавок охарактеризовав корускантскую элиту подходящей малоцензурной лексикой, считалось едва ли не признаком хорошего тона.

— Настолько, чтобы стало реальным увеличить личный состав войск. Создать новый флот и новую наземную технику. Объявить мобилизацию на большинстве крупных систем.

Анакин заметил, что рыжеволосая дама с интересом смотрит на него, с благожелательным сожалением сморщив уголок губ. Это раздражало.

— И что же это вам даст?

— Превосходство над сепаратистами.

— То есть, фигурально выражаясь, возможность потопить врага в крови?

— Естественно.

Скайуокер перевел взгляд на настырную рыжеволосую даму. Он нарочно улыбнулся ей и принялся разглядывать так, словно вместо белоснежного туалета на ней было прозрачное неглиже. Подействовало. Рыжая сверкнула глазами и отвела взгляд в сторону, да еще и сложила руки на груди, словно защищаясь от посягательств.

— И это кажется вам наилучшим вариантом?

— Мне это кажется лучшим вариантом по сравнению с перспективой оказаться разбитым самому. А вам нет?

— Увы, подобный подход кажется мне чересчур примитивным для нашей высокой культуры, — заключил Органа.

— А что останется от вашей высокой культуры после бомбежек?

— Даже в дни отчаяния у нас остается гуманизм. Миролюбие. Стремление творить и созидать.

— Значит, вы никогда не видели руин.

— Альдераану действительно везло, — Органа картинно развел руками в стороны. — Наше королевство всегда делало выбор в пользу своих подданных. В пользу мира и согласия. Я продолжаю курс, взятый моими предками сотни лет назад. Берегу свою планету.

— Я восхищен. Берегите дальше.

Органа удивленно поднял брови, и Анакин счел своим долгом объясниться:

— Мало ли что с ней может случиться. На войне как на войне.

Пожилого твилекка передернуло. Да и самого Бэйла, видимо, этот аргумент сразил. Органа уже приготовился к ответному выпаду, но неожиданно к нему прихромал член Совета Безопасности. Тот самый, что раздавал награды.

Анакин понял, что разговор окончен. Кивнул Финксу.

— Это сколько надо было выпить, — пошутил тот.

— Нисколько. Пошли отсюда.

— Думаешь, уже всё?

— Почти. Некоторые уже расходятся. Не вижу смысла тут торчать дальше.

— Тогда я пообщаюсь с комполка напоследок.

— Давай.

* * *

Когда-то давно все было совсем по-другому. Серьезно. Важно. Напыщенно. По-настоящему.

В детстве. Не зря говорят, что детство — другая жизнь. А теперь детство ушло, кстати, а куда оно уходит? Растворяется во взрослом мире... масок?

Мир масок был в целости и сохранности.

Был ли он настоящим? Или настоящее — это всего лишь то, во что ты веришь? А во что ты веришь сейчас?

Она снова смотрела на мир масок сквозь пустой бокал, и ей казалось, что где-то внутри нее живет хрустальная девочка с трещиной, и сейчас главное — не показать эту трещину, иначе маскам будет так легко разбить хрустальную девочку...

... А впрочем, прием как прием.

Все видно, все наяву, и все видно не так, как наяву. Как обычно.

Ну вот разве что какой-то молодой офицерик рискнул поспорить с Бэйлом и надо же, сумел уязвить его высочество принца. Ай-яй-яй, принц терпеть не может, когда Альдераан склоняют в нелестных выражениях. Какая прелесть... Возможно, от рядовых зрителей этого спектакля Органа и смог скрыть почти все эмоции, но только не от нее. За десять лет знакомства с принцем она научилась читать его, словно книжку. Нет, это действительно было мило. Бэйла порой надо ставить на место. Иначе он в самом деле начинает верить в святое предназначение альдераанской династии.

Великолепный нейтралитет.

Пока мир выгоден — мы его храним. Заводы, производящие оружие, не в счет. Альдераанцы веками торговали милосердием и великолепно наживались на этом. Гуманитарная помощь маленьким мирам — в обмен на безоговорочную поддержку в Сенате. Миротворческие миссии и протекция — с заключением удобных торговых договоров.

В общем-то, так делают все. Но почему-то только короли Альдераана сумели поставить миротворчество на поток.

А вслух поются оды дипломатам самой мирной из всех планет.

Скучно...

Она вдруг поймала себя на том, что так и держит в руке пустой бокал. И внезапно ей безудержно захотелось его разбить. Пусть даже вместе с бокалом разобьется хрустальная девочка, что спрятана внутри. Да, правильно. Грохнуть его об пол, и пусть миллион осколков озарят салютом этот зал, перед тем, как на веки вечные упокоиться на мраморных плитах и стать никому не интересной пылью.

...Когда ты стоишь на вершине горы или на балконе верхнего этажа корускантского небоскреба, тебе нестерпимо хочется разбежаться и сигануть вниз со всей дури, и пусть будет что будет, но у тебя будет эта секунда полета... А бокал? Ну что, бокал. Твое окно в мир разобьется, как обычное стекло.

Она вытянула вперед руку. Разжала пальцы, и...

... И ничего не произошло.

Бокал остался в ладони, обтянутой белой перчаткой. Ситх-знает-что-такое.

Падме подняла глаза. Увидела того самого, раздражавшего Бэйла офицера. Да-да, тот самый тип в темно-синем парадном мундире. Высокий, широкоплечий, с коротко подстриженными светлыми волосами.

Двадцать три, максимум двадцать пять... сколько лет этому парню?

Офицер бросил короткий взгляд на прикрепленный к платью журналистский бейдж. Поставил оставшийся в живых бокал на соседний стол. Еще раз прочитал надпись на бейдже. И с интересом уставился на нее.

Прошла минута.

Этот его интерес начинал действовать на нервы. Падме вопросительно посмотрела на него. Офицер продолжал молчать. Но не потому, что стеснялся. Нет, этот тип нарочно ждал, чтобы она заговорила с ним первой.

Ну, хорошо.

— У вас ко мне какое-то дело?

— Нет.

— Превосходно. У меня к вам тоже нет ровным счетом никаких дел.

— Отличный повод познакомиться.

— Не уверена.

— Тогда я просто постою и посмотрю, как вы бьете бокалы.

— Есть такая древняя поговорка, что бесплатный цирк уже уехал, а...

— ...а клоуны до сих пор не разбежались, — переврал поговорку офицер.

И сделал он это нарочно. Падме почувствовала, как к вискам вместе с выпитым вином приливает раздражение.

— Послушайте, вы, защитник отечества, — зашипела она.

— Защитника отечества зовут Анакин Скайуокер.

— Да хоть ситхом лысым!

Назвавшийся Скайуокером парень рассмеялся.

— Как пожелаете.

Падме замолчала. Не потому, что ей расхотелось отвечать. Дежурная колкость никак не приходила в голову, а в ушах до сих пор звучал смех.

Выкипело. Остыла.

Да, и пора было вспомнить о манерах. Что-нибудь такое спросить и на скучно-вежливой ноте завершить разговор.

— За что вы получили награду?

— За Локримию.

— О. Мои поздравления, — сказала Падме, попутно высматривая выход из зала. — Говорят, блестящая операция.

— Я знаю.

Мальчишка рисуется, подумала она. Или действительно не стесняется называть себе цену. В любом случае, это не важно. А что вообще важно?

— Забавно, — вдруг вырвалось у нее.

— А что забавного?

— Когда-то очень давно я знала вашего тезку.

— И я на него, естественно, не похож.

— Вы? Не знаю. Мы тогда оба были детьми. Романтиками.

— Дети вырастают, а романтики становятся реалистами и прагматиками.

— Уж не философ ли вы?

— Я мог им стать, но от философии на войне очень уж мало пользы.

— И вы сделали другой выбор?

— Кардинальный. В пользу дела, как мне кажется.

Теперь уже рассмеялась она.

— Знаете, вы говорите такие странные вещи... и без пафоса.

Она помолчала. Потом мысленно послала все к ситхам.

— Ах вот оно что... Анакин. Тогда все понятно. Анакин Скайуокер, еще один призрак моего прошлого.

Офицер улыбнулся.

Падме собирала мысли, словно рассыпанные по залу.

— Подождите, вы служите во флоте? Но разве Анакин не собирался стать джедаем?

— Обо мне и в третьем лице? Я еще живой.

— Я заметила, Эни.

— Падмочка.

— Никаких вам "Падмочек".

Анакин скривил губы и еще более приторным тоном произнес:

— Падмулечка.

— Что за ситх...

— Тогда никаких "Эни". И "Эничек" тоже.

— Согласна. Мир?

— За мир стоит выпить.

— Нет уж, спасибо, — она покачала головой. — В другой раз.

— В другой раз? Отлично. "Корускант Индепендент" — это такая серая иголка с шариком наверху, в районе Сената?

— Нет, рядом с Сенатом — это "Репаблик Войс". "Корускант Индепендент" стоит подальше. Пятиугольник, ни с чем не спутаешь.

— Ясно, найдем.

— Зачем?

— Отметим повторное знакомство. Послезавтра я уезжаю, а завтра мне нечего делать.

— Потрясающе. А вы не думали, что, как в таких случаях принято говорить, у меня может быть семья, муж и пятеро детей?

— Нет, не думал, — он скользнул по ней оценивающим взглядом. За такое, подумала Падме, в старые добрые времена чопорным леди полагалось дать кавалеру пощечину, а я стою, разинув рот, как наивная абитуриентка королевского колледжа Набу и по-прежнему слушаю какого-то обнаглевшего вояку.

— И сейчас не думаю, — добавил Анакин.

— А зря.

— Я зайду за вами завтра вечером. Вы же уходите из офиса где-то в районе шести, так?

— Это вам не казарма. Я ухожу из офиса, когда считаю нужным. Когда в три часа дня, а когда и в четыре ночи.

— Ну, я могу покараулить на вахте около вашей двери.

— Вам не приходило в голову, что героев Республики тоже можно выставить, а? С помощью полиции, например.

— Попробуйте.

— Ситх с вами. Ради маленького мальчика Эни и нашей с ним дружбы: в полшестого. Кстати, вы все также возитесь с дроидами?

— Нет, теперь у меня игрушки побольше. Значит, я жду вас в вестибюле компании?

— Ждите.

— Тогда больше не мешаю. До завтра.

* * *

Адмирал Цандерс с трудом протиснулся сквозь разукрашенную толпу слуг демократии. Преодолев один барьер, он очутился перед следующим. Банкет на балконе для особо важных персон победно завершился — обслуживающий персонал уже выпроводил парочку сенаторов в маловменяемом состоянии через задний вход, чтобы аккуратно уложить их в спидеры и отправить домой. Остальные продолжали суетиться вокруг канцлера. На деле, этикет был таким же церемониальным, как и за час до этого на официальной части приема. Амедда ревностно охранял хозяина, не подпуская к нему никого, с кем тот не желал говорить. На случай непредвиденных обстоятельств по бокам коридоров были расставлены гвардейцы. Никто не сомневался, что эти парни сумеют разрядить любую обстановку. Точнее говоря, разрядить бластер в любую обстановку.

Цандерс подсчитал, что это будет его пятый личный разговор с канцлером. Если еще будет.

Он встречался с Палпатином на приемах, на совещаниях Совета безопасности. И очень редко беседовал с ним лично. В отличие от своего предшественника Валорума, канцлер, по мнению многих военачальников, благоволил армии, но не показывал этого явно. Сегодня здесь присутствовала экономическая и политическая элита Республики, а также джедаи, и все это затушевывало людей в мундирах.

Наконец, канцлер сделал почти незаметный знак Амедде, и тот подплыл к адмиралу.

— Канцлер желает вас выслушать.

Цандерс последовал по указанной Амеддой траектории. Жестом подозвав его, канцлер направился вдоль одной из галерей.

— Мне хотелось лично поблагодарить вас за блестящую победу в регионе Локримии, — произнес канцлер, будто это не Цандерс искал у него аудиенции, а он сам жаждал поговорить с адмиралом. — Переоценить такой успех сложно.

— Всегда рад служить Республике, — с достоинством и без малейшего оттенка подобострастия произнес Цандерс.

— Скажите, как быстро Фирцини принял угрозу всерьез?

— Достаточно быстро, хотя сначала не подал вида.

— Да, он молодец. Он бывал тут, на Корусканте, я хорошо его помню. Между прочим, вы сильно рисковали, полагаясь на похищение.

— Надеюсь, риск себя оправдал.

— Вы даже не представляете, насколько вы правы, адмирал. Капитуляция Фирцини повлекла за собой крах нескольких крупных компаний, принадлежавших сепаратистским кланам. Банкротство и полное разорение. В большой игре большие ставки. Один неверный шаг — и теряешь все. Наши противники лишились нескольких крупных поставщиков оружия и военной техники. Этот результат, пожалуй, даже важнее захвата верфей.

— Не сомневаюсь.

— Я читал копию вашего рапорта Совету Безопасности о состоянии верфей. Вы предполагаете, что выпуск новых дредноутов можно будет наладить в течение двух месяцев?

Цандерс был удивлен. На его памяти это был едва не первый политик, хоть что-то понимавший в кораблях и технике.

— Прототип "Виктория" готов сойти с верфей через две недели и начать ходовые испытания. При условии полной комплектации личного состава. В течение двух месяца с верфи могут сойти еще два дредноута.

— Такими темпами Республика скоро получит совершенно новый флот.

— Я надеюсь на это. Как и на то, что Совет Безопасности окажет флоту некоторую поддержку, избавив нас хотя бы от части предстоящей бюрократической волокиты.

— Если я или моя администрация можем на что-то повлиять, то я всегда к вашим услугам, — канцлер улыбнулся. — После Локримии я у вас в долгу. Так чему же препятствует наш государственный бюрократизм?

— Похоже, что началу ходовых испытаний нового дредноута, — адмирал ответил на улыбкой на улыбку, только у него она получилась куда более сухой и сардонической. — В буквальном смысле слова.

— Этот корабль поступит в распоряжение пятого флота, разве не так?

— Совершенно верно. Данный вопрос мне удалось уладить с представителями Совета Безопасности.

— Значит, есть какой-то вопрос, который вам уладить не удалось?

— Так точно. Вопрос о том, кто примет командование дредноутом.

— У вас есть на примете подходящая кандидатура?

— Так точно.

Они остановились у выхода на балкон, и Цандерс целую секунду вглядывался в пеструю толпу в зале, пытаясь отыскать синие фигурки своих офицеров.

— Есть, — продолжил он. — Это старший помощник дредноута "Мегера", капитан третьего ранга Анакин Скайуокер. Тот самый офицер, благодаря которому стала возможна вся операция на Локримии. Он разработал...

— Адмирал, — мягко прервал его Палпатин, снова улыбнулся и веско заметил. — У меня отличная память на имена. Неужели Совет Безопасности не разделяет ваше мнение?

— Скайуокер молод, ему всего лишь двадцать четыре года. Он блестяще окончил училище, и, несмотря на свои годы, принимал участие в разнообразных операциях на земле и в космосе. Я верю, что у этого юноши впереди великолепное будущее.

— Не сомневаюсь, — канцлер выдержал паузу. — Адмирал, я сделаю все, что в моих силах. Завтра же в Совет Безопасности уйдет соответствующий документ с моей подписью. Если слово канцлера имеет хоть какой-то вес, — Палпатин усмехнулся, — можете не сомневаться, что "Виктория" перейдет под командование Скайуокера.

— Благодарю, канцлер.

* * *

Десять часов утра.

Можно спать дальше, подумал Скайуокер, выключая будильник и утыкаясь головой обратно в подушку. Спросил себя, на кой ляд он вообще заводил часы, и тут же вспомнил, что бесплатный завтрак в гостинице подается только до одиннадцати. Пришлось принимать решительные меры.

Он перевернулся на спину. В голове опрокинулась какая-то тяжесть.

Здорово, сказал он себе. Каждый день у меня новая причина не забывать о Силе. И какая честь, подумать только, помедитировать вместе с Храмом. Магистры в башне сейчас познают высшие уровни владения Великой Силы, а я пытаюсь избавиться от похмелья.

Он закрыл глаза и сосредоточился. Всего пять минут усиленного разгона крови в голове, и готово. Теперь в ванную. До ресторана еще одеваться и топать, а пересохшее горло требовало воды прямо сейчас. Выпил из крана. Посмотрел на себя в зеркало и принялся приводить рожу в порядок.

В гостиничном ресторане он заметил Финкса. Тот с видимым усилием заливал в себя оранжевый сок и тер глаза рукой. Анакин подсел к нему за столик.

— Что, сушняк?

Финкс покачал головой. Официант принес кофе, и Финкс, зажмурившись, выпил разом всю кружку. Судя по его виду, помогло мало.

— Слушай, у тебя таблеток от головы нет?

— Поищу в номере, что-нибудь точно найдем.

— Зря мы вчера еще в этот бар потащились после приема.

— Знаешь, не я это придумал.

— Ты еще скажи, что пить надо меньше.

— Обязательно скажу.

— А тебе хоть бы что, да?

Скайуокер развел руками.

— Финкс, разве в твоем номере нет шкафчика со спиртным? Выпей коньяка, полегчает.

— Я его уже оприходовал позавчера.

— Ну, так можно ведь докупить у администратора.

— Это ж какой счет мне потом представят? За то, что в шкафчике, платим мы сами. Я специально спрашивал у твилечки, что выдает ключи. Штаб оплачивает только само жилье.

— За счет штаба мы пили вчера, на приеме.

— Да, я помню... Кстати, а ты куда сегодня?

— Посмотрю город, — Анакин пожал плечами.

— Ты уже вчера смотрел.

— Ну, — протянул Скайуокер. — Корускант большой.

— Я заметил. Постой, с кем это ты вчера познакомился? Такая симпатичная брюнеточка.

Анакин ухмыльнулся.

— А вот не твое дело.

— Ты сегодня с ней встречаешься, да? Ну же, признавайся!

— Тем более не твое дело.

— А ты времени даром не теряешь.

— Это главный девиз всей моей жизни.

— Слушай, не умничай.

— Ладно-ладно. Сейчас догрызу бутерброд и принесу тебе таблеток.

* * *

Примечание автора. В данном куске бесстыдно использованы исторические аналогии, а также приведена цитата из книги "Алтан Тобчи", автор Лубсан Данзан. Автору очень стыдно.

Заплатив за аренду спидера, Анакин догадался изучить содержимое бумажника. Результатами он остался недоволен. Конечно, на счету все еще оставались сбережения, однако столичные цены уже порядком подточили его наличные капиталы. В программу сегодняшнего дня входил ужин с бывшей королевой Набу, а ударить лицом в грязь перед красивой и интересной женщиной не хотелось. Куда вести Падме Наберрие, он понятия не имел, и сильно подозревал, что ужин в одном из роскошных ресторанов под самыми небесами обойдется в месячное жалованье капитана третьего ранга. Скайуокер уже начал вспоминать, когда и где он последний раз пытался пользоваться майнд-триком, но тут же отмел эту возможность, решив, что надеяться на тупость официанта не самый лучший выход из ситуации.

Анакин опять покружил около небоскребов, раздумывая, чем занять себя на полдня. Заметив на одной башенке вывеску "туристический центр", он поднырнул под трассу, резко пошел вниз и, наконец, бросил спидер на посадочную площадку. Центр блистал разнообразной рекламой и, по-видимому, объединял в себе под сотню разных бюро. Скайуокер рассчитывал выцепить здесь какую-нибудь полезную брошюрку. Пройдя под аркой, он очутился в эпицентре разномастной копошащейся толпы.

А карманникам здесь хорошо работается, подумал Анакин.

Заглянув в первую дверь, он увидел то, что искал. Брошюрки, к его вящей радости, оказались бесплатными. Он набрал себе несколько штук и уже направился к выходу, как вдруг его окликнула встрепенувшаяся за столом блондинка.

— Эй, может, — она зевнула. — Вам нужна какая-нибудь консультация?

— Может быть... Посоветуйте способ, как интересно убить пять часов на Корусканте.

Девушка встала, расправила плечи, снова зевнула и включила подвешенный на стене холоэкран.

— Ну, у нас есть экскурсии по городу. Но обычно они занимают целый день, а у вас только пять часов. Конечно, можно пойти в какую-нибудь галерею. Их тут много, — она переключала картинки с такой скоростью, что Анакин не успевал вглядываться в то, что они изображали. — Вы любите искусство?

— Хм... иногда.

— А политикой не интересуетесь? Есть короткие экскурсии по Сенату, начинаются ровно в час, вы как раз успеете. Там есть специальный зал с экраном, через который можно даже понаблюдать за заседанием.

— И послать всех заседающих в то место, на котором они заседают?

— Я с вами серьезно говорю, а вы в таких выражениях, да еще про Сенат, — раздраженно заметила девушка.

— Прошу извинить. Я думал, у нас демократия и свобода слова.

Блондинка устало вздохнула.

— Тоже мне... Постойте, а вы один? А то с детьми можно сходить в парк развлечений.

— Нет, я действительно один и детей у меня нет.

— Тогда...

На симпатичном лице отобразились несколько стадий тяжелого мыслительного процесса. Наконец, продолжая все также щелкать пультом холоэкрана и пуская картинки по второму кругу, девушка выдала резолюцию:

— Еще у нас совсем недавно открылся музейный квартал.

— А там что?

— Как что? Музеи, конечно!

— Я понял, что не больница.

— Это целый такой комплекс. Девяносто девять музеев города перенесены в одно место. О, да вот же он!

Белокурая красавица отыскала нужное изображение и прочитала размещенный под ним текст вслух и с выражением:

— "Каждый найдет там что-нибудь на свой вкус".

— Вы там сами были?

— Нет... Знаете, я не успела... — блондинка на секунду смутилась, потом вдруг обрела прежнюю самоуверенность. — Как видите, у меня очень много работы!

— Ну ладно. И где этот квартал?

Девушка подошла к витрине и принялась указывать:

— По трассе сто двадцать три вон в ту сторону. Он такой весь из себя красочный и яркий. Как на картинке, запомнили же? Лететь где-то час.

— Спасибо.

Музейный квартал он действительно увидел сразу. Это был один из новых низкоэтажных районов города, выстроенных на месте снесенного напрочь обанкротившегося промышленномго комплекса. Рядом с музеем соседствовали центры развлечений для детей, а поодаль приютились другие центры развлечений, уже для взрослых. Попросту говоря, здесь располагался один из "красных кварталов" столицы.

Войдя в главный вход, Анакин купил билет за двадцать пять кредитов и несколько минут честно пытался разобраться в плане музейного комплекса. Здесь и вправду было из чего выбирать. Не остановившись ни на чем, он решил попытать счастья в информационном пункте.

— Чем могу помочь? — дружелюбно спросила твилекка.

— Не знаю, — идея прилететь сюда уже казалась ему откровенно идиотской. — Есть у вас что-нибудь такое, что можно увидеть только на Корусканте? Храм джедаев и Сенат не предлагать.

Твилекка улыбнулась.

— У нас они есть только в виде макетов. А что вас самого интересует? Искусство, история, технологии, музыка, медицина...

— Технологии?

— Это четвертый сектор. Подниметесь отсюда на лифте, — она указала рукой в сторону толстого стеклянного червяка. — Двадцать четвертый этаж. Потом свернете в синюю галерею и перейдете по ней в здание рядом. Это и есть четвертый сектор. А там уже увидите указатели. Экспонаты от древности до нашего времени.

Пока лифт со Скайуокером и парой постоянно о чем-то шепчущихся наутоланов плавно тащился вверх, Анакин вытащил из кармана сложенные пополам брошюры. Успел пролистать одну и даже наткнулся на список лучших ресторанов города вместе с описаниями и примерными ценами. В этот момент наутоланы покинули лифт, вслед за ними в вестибюль выскочил и Скайуокер.

Галерея, по которой он шел, оказалась не синей, а лиловой, но Анакин приписал это разному цветовому восприятию твилекк и человеческой расы. Дойдя до места назначения, он не увидел никаких указателей на технологии. Единственная имеющаяся вывеска сообщала, что попал он в "Третий сектор. История".

Надо было возвращаться назад по лиловой галерее.

С раздражением затолкав брошюрки обратно в карман, Скайуокер шагнул навстречу галактической истории.

Не особо задумываясь о том, что он здесь ищет, Анакин прошелся по лабиринту помещений, заглядывая то в один, то в другой зал. На помещения, переполненные посетителями, он не стал даже обращать внимания, и в таком темпе за полчаса успел "осмотреть" значительную часть исторического комплекса. Со всех стен на него пялились двух— и трехмерные портреты неизменно чванных канцлеров и преисполненных молчаливой гордости сенаторов. Разбавляли это историческое высокомерие только постоянно сновавшие туда-сюда дежурные, в качестве которых здесь служили твилекки женского пола. Все как одна симпатичные, одетые в одинаковые лиловые костюмы, местами сливавшиеся с цветом стен. По-видимому, директору музейного комплекса твилекки очень нравились или же он сам принадлежал к этой расе.

Дойдя до роскошного зала, посвященного истории Торговой федерации, Анакин мысленно дал себе команду "кругом!", которую тут же и выполнил. Сориентировавшись в лабиринте, Скайуокер устремился к выходу. По пути он наткнулся на очередное темноватое помещение. Зал был пуст, не считая еще одной твилекки-дежурной, с редким для этой расы оранжевым цветом кожи.

— Извините, а что здесь? — поинтересовался Анакин, вглядываясь вглубь.

— "Варварские времена столицы", — ответила твилекка, и, сообразив, что посетитель не совсем понял, что она имеет в виду, пояснила. — Тридцать тысяч лет назад. Эпоха до появления гипердрайва.

— Понятно.

— Хотите датапад с аудиоэкскурсией? Или будете сами читать тексты под экспонатами?

— Да, наверно, просто почитаю.

Скайуокер побрел по залу и почти сразу понял, что не видит здесь никакой древности, за исключением груды разбитых черепков в одном углу и плохо обтесанных камней в другом. Вопреки его ожиданиям, большинство экспонатов представляло собой холоизображения. Он методично, с усилием вчитывался в пояснительные тексты и ничего не понимал. Все воспоминания столицы о прошлом казались обломками, сложить которые в целую колонну никак не удавалось. Не говоря уже о том, чтобы возвести храм или дворец.

Через минуту его догнала твилекка. Анакин остановился.

— Не хотела вам мешать, но... экспозиция начинается справа, вон там, с цифры "один".

— Спасибо.

Скайуокер послушно пересек зал вслед за твилеккой.

— Вы тут первый посетитель со дня открытия. За целый месяц.

Анакин решил тактично промолчать о том, что попал сюда совершенно случайно, и сказал:

— Ваш зал трудно найти.

— Да, не лучшее место нам досталось. Притом не всех привлекает эта часть истории, — она, кажется, только сейчас рассмотрела серый флотский мундир своего посетителя. — Может быть, как раз вам и будет интересно.

— Да?

— Большая часть экспозиции посвящена войнам той эпохи.

— Посмотрим.

— Безусловно, речь идет об очень жестоких кровавых временах.

— Значит, с тех пор в Галактике ничего не изменилось.

— Не сказала бы. У нас есть конституция, закон, гражданские права. Мы выбираем власть путем голосования. Тридцать тысяч лет назад все было иначе. Например, даже рабство считалось совершенно нормальным явлением на Корусканте.

— Оно и сейчас считается совершенно нормальным явлением на многих планетах Внешних Регионов.

— Да, я слышала эти слухи.

— Живой слух стоит перед вами. Я был рабом с самого рождения.

— Извините, — твилекка растерялась.

— Ничего страшного, — сказал Анакин и ткнул пальцем в сторону рельефного шара. — Это что, древний Корускант?

— Да. Когда еще не было тысячи уровней. Зато были горы, реки, моря и даже целые океаны. Океаны разделяли поверхность суши на несколько материков. На материках располагалось множество мелких государств, порой с самыми разными режимами правления. Жили здесь только люди, — твилекка задорно улыбнулась. — Эти государства объединились в одно только после контакта с внепланетными цивилизациями. А до этого шли бесконечные войны.

— Неужели никому одному так и не удавалось завоевать всего одну планету?

— Масштабы изменились. По сравнению с нашими временами, это то же самое, что завоевать целую Галактику. Что пока не удалось никому. К счастью.

Скайуокер пожал плечами.

— Однако история тех времен знает по крайней мере два больших и сильных государства. Оба они располагались на восточном материке. Могуществу их правителей не было равных в этом мире.

Твилекка остановилась перед двумерной картой.

— Первое создал человек, чье имя предположительно звучало как Ниджумэт. Он объединил мелкие племена, населявшие вот эту пустыню в один народ и начал свои завоевания. Он же и написал первый свод законов для своего народа. До этого существовали только традиции и религиозные ритуалы. Свод законов, принятый Ниджумэтом, основывался на обязанности взаимопомощи, единой для всех дисциплине и осуждении предательства без каких-либо компромиссов.

— А вы говорите, что только теперь "у нас есть конституция, закон, гражданские права", — процитировал ее Анакин. — Оказывается, все это было уже тридцать тысяч лет назад. И, наверно, функционировало.

Твилекка покачала головой.

— Те законы были чрезвычайно жестоки. Смертная казнь полагалась не только за убийство, но и за кражу, грабеж, невозвращение долга. За неоказание помощи боевому товарищу.

— За неоказание помощи кому-то из моих людей я бы тоже убил.

Пока твилекка собиралась с мыслями, он добавил:

— Вы никогда не были на войне.

— Да, — согласилась она. — Я знаю, что там действуют другие законы. Но нельзя всю жизнь прожить на войне. Ниджумэт действительно достиг мира в своем государстве, уничтожил разбойников и развил торговлю, но вся его власть держалась на крови. Не говоря о военных походах, погубившим по оценкам историков миллионы людей.

— Да, сейчас это делается намного более... культурно. С помощью экономического давления, например. А это что такое?

— Копия древнего манускрипта. Вернее, даже копия с копии. Слова приписываются одному из сторонников Ниджумэта. Там внизу есть перевод на общегалактический.

Анакин вгляделся в текст.

"Некогда была змея, имевшая тысячу голов и один хвост. Множество голов ее дергали одна другую из стороны в сторону и были придавлены и убиты повозкой. Была еще одна змея, имевшая тысячу хвостов и одну-единственную голову. Хвосты ее, следуя за единственной головой, вошли все в одну дыру и не были придавлены повозкой".

— Притча символизирует авторитарную власть Ниджумэта, — пояснила твилекка.

— Понятно, — задумчиво произнес Скайуокер. — Хорошая притча. А это что за сундук?

— Это все, что осталось от гробницы другого великого завоевателя. Собственно, сама гробница и несколько плит, прежде украшавших стены.

Твилекка ступила к прозрачному ограждению и включила вспомогательное освещение. Синий камень словно потеплел, подтаял, и Анакин заметил, что верхнюю плиту огибает золотая вязь.

— Тут что-то написано?

— Да. Текст высвечивается сверху, видите?

"Здесь покоится знаменитый и безжалостный властитель, один из величайших правителей, самый могущественный воин, повелитель Румит, покоритель мира".

— Румит жил позже Ниджумэта? — спросил Анакин.

— Да, почти на два века позже. В переводе с того древнего языка "Румит" значило "железный". В молодости он получил тяжелые увечья и впоследствии всю жизнь хромал.

— От него не осталось никаких изображений?

— Почти ничего, если не считать записей современников. Согласно одной из летописей, Румит был высок для своего времени. Иногда носил доспехи из сцепленных стальных полос и наплечников, а также черный шлем, закрывавший уши и шею. Это все, что известно.

— С чего он начал карьеру?

— Практически с нуля. Он происходил из бедного рода воинов. Сумел сплотить вокруг себя людей. Сначала Румит отражал нападения на свои поселения, а затем начал и сам завоевывать и грабить. В конце концов, он разбил армии всех могущественных государств. Одну за другой. По легенде, он был абсолютно бесстрашен, не раз сам вел войска в бой и прекрасно владел мечом. И никогда не проигрывал сражений.

— Спустя тридцать тысяч лет мы и не мечтаем о такой славе.

— К сожалению и Румит более всего прославился крайней жестокостью. Он беспощадно подавлял любые бунты. И провел практически всю жизнь в сплошных походах, наказывая восставших и завоевывая новые страны. Один из наиболее страшных эпизодов той истории — это поход в южные земли только для того, чтобы ослабить и запугать тамошнего правителя.

— И это удалось?

— Да.

— Значит, это было по крайней мере целесообразно.

— А убивать сотню тысяч пленных для устрашения? Скажете, что это тоже было целесообразно? Притом, Румит был беспощаден не только к врагам, а даже и к своим людям. В походе на северные земли он приказал убивать отстающих воинов. Чтобы в армии не было беспорядка.

— Поверьте на слово, беспорядок на войне обходится очень дорого.

— Только не говорите мне, что в республиканской армии дела обстоят так же, как и во время Румита.

— Увы, нет, — Анакин скривил губы. — Поэтому мы никак не можем покончить с сепаратистами.

Твилекка вздохнула.

— Вы считаете, что мир невозможен?

— Мир будет возможен после капитуляции противника.

— Я все-таки надеюсь, что Сенат найдет другое решение проблемы. Варварские времена, когда отношения выяснялись с помощью меча, давно прошли.

— Да? Наши рыцари-джедаи до сих пор машут саберами.

— Ну, — удивленно протянула твилекка, — это все-таки другое.

— Вы так думаете?

— Конечно. За тридцать тысяч лет мир изменился. Как бы вам этого не хотелось, ни Румит, ни Ниджумэт не смогли бы вести свои войны и править Галактикой.

— Почему?

— Хотя бы потому, что их власть была полностью авторитарна, а могущество опиралось в первую очередь на армию. Сейчас это не совсем так. Вы же сами сказали, что миллион людей можно легко уничтожить с помощью экономических рычагов. А Галактика велика... Вряд ли бы один Румит справился и с экономикой, и с политическими дрязгами, и с завоеваниями, и с координацией военной машины. Делайте выводы.

— Уже делаю.

Они подошли к выходу.

— Спасибо вам, — сказал Скайуокер. — Мне действительно было очень интересно. Вы здорово ориентируетесь в материале.

Твилекка улыбнулась.

— Значит, не зря защищала диссертацию.

— Вы продолжаете заниматься наукой?

— Нет. Сижу в музее.

— Интересная работа?

— Другой просто нет. Ну, кому сейчас нужны историки?

Анакин не сумел ничего ответить. Твилекка нашлась быстрее.

— Успехов. Берегите себя.

— Спасибо.

* * *

— О, она опять это делает, — сказала Ланни Шмоуг.

Сириль Клаусверден устало посмотрел на выглядывавшую в окно секретаршу. Это был мужчина лет сорока, занимавший неплохую в общем должность заместителя редактора отдела политического обозрения холокомпании "Корускант Индепендэнт". Должность, о которой многие мечтали, его уже давно не радовала. Просидеть три года на одном месте совершенно не входило в его представления о блестящей карьере. Как ни странно, подобные мысли посещали его именно за ланчем. Возможно потому, что ланч он неизменно заказывал в контору, и частенько поглощал его в обществе коллег. Здесь безупречная память служила Клаусвердену недобрую службу. При взгляде на любого из своих пятидесяти трех подопечных — журналистов и аналитиков — он сразу же вспоминал, сколько лет тот пробыл на какой должности. Молодежь владела неким магическим рецептом и поэтому делала карьеру быстрее. С некоторых пор Клаусверден пришел к выводу, что перегружать свой мозг во время еды анкетными данными сотрудников вредно. Как раз в это время в конторе появилась Ланни Шмоуг, беззаботное и прелестное существо, и теперь он завел для себя новую традицию — вкушать трапезу в обществе своей новой секретарши. Однако, даже Ланни не всегда могла развеять его мрачное настроение.

И вот сейчас Сириль не сразу сообразил, о чем речь.

— Что? — переспросил он.

Ланни, не поворачиваясь в его сторону, сообщила:

— Идет на террасу с бутербродами... и цветами!

На этих словах Клаусверден забыл о своих мучениях и, как семнадцатилетний мальчишка, бросился и приник к окну.

* * *

Терраса, располагавшаяся на уровне отдела политического обозрения "Корускант Индепендэнт", обычно пустовала. Для флаерной стоянки она была слишком маленькой, по той же причине ее было бессмысленно использовать для корпоративных вечеринок. Разве что выйти покурить. Кто-то поставил здесь столик и два старых офисных стула, что, однако, не добавило этому месту привлекательности. После нескольких часов в кондиционированном офисе со звукоизолирующим покрытием стен и окон, постоянное жужжание спидеров и аэробусов действовало на нервы — в нескольких метрах от бортика пролегала высокоскоростная трасса.

Обычный шум большого города отпугивал не всех.

Падме с трудом поставила корзину с цветами на стул, стараясь при этом не разлить кофе из чашки, которую она продолжала удерживать в одной руке, и не выронить из другой руки коробку с холодным ланчем. Офисная акробатика удалась — сказалась тренировка.

На террасу заглянул какой-то парень. Кажется, из отдела программирования. Падме сделала вид, что не заметила его. Напрашиваться программист не решился. Ну и спасибо. Общества корзины цветов ей вполне хватало.

Допив кофе и покончив с бутербродами, она еще некоторое время созерцала цветы.

Бэйл специально встал так рано утром, чтобы позвонить в службу доставки и заказать ей шикарный букет? И это после вчерашнего приема? Ой, не верится. Или у него все было расписано в органайзере еще за неделю, за месяц?

А и ладно.

Падме встала, подошла к корзине, принялась изучать композицию.

Первым делом прочитала вложенную открытку. Затем повертела ее в руках. Сложила пополам, аккуратно загнула уголки, надорвала края и опять подогнула бумагу. Подошла к бортику, держа результат на ладони. Подул ветер, и нечто, отдаленно напоминавшее по форме не то истребитель, не то аэробус, понесло по Корусканту послание "Самой красивой женщине на свете. Б.".

Осторожно, стараясь не повредить стебли, Падме развязала все путаные ниточки. Цветы оказались на свободе. Выбрав из корзины порцию не меньше дюжины, она вернулась к бортику.

Розы падали ничком, бутоном вниз. Рядом весело кувыркались пышнооперенные стрелы лилий. Иногда их подхватывал обманчивый порыв ветра с трассы, и они с надеждой взмывали вверх. Воздушный поток утихал, и цветы уходили искать землю, породившую их и теперь наглухо погребенную под столичными застройками.

За бортик упало сразу несколько лилий, и Падме долго всматривалась вниз, пытаясь различить, куда ветер погнал их желтые пятна. Неожиданно, из трассы выскочил полицейский спидер.

— Потрудитесь объяснить, что это вы делаете, — строго приказал молодой служащий муниципальной полиции Корусканта. Он вот уже десять минут наблюдал за этой странной девчонкой в коротком сером свитере и клетчатых брюках, которая рассыпала цветы вниз на голову жителям столицы. Оригинальный способ намусорить. А ну как если такой цветок попадет в несущийся на огромной скорости спидер? Прямо в лицо водителю? Он собирался прочесть ей внушительную нотацию, и уже составил речь, как вдруг девчонка улыбнулась.

— Дарю миру свою любовь, — сказала Падме. — В виде этих цветов.

В руках ее еще оставалась изящная лиловая роза. Падме протянула ее полицейскому.

— Возьмите.

Полицейский удивленно посмотрел на нее.

— Вы в своем уме?

— А вы как думаете? Посмотрите, какая великолепная роза, — цветок был втиснут полицейскому в руку. — Древний символ прекрасных чувств. У вас есть к кому испытывать прекрасные чувства?

— Какие еще чувства, вы понимаете, что...

— ... что вам срочно необходимо влюбиться!

— ... что этот мусор может попасть в голову кому-то из водителей?

— И разобьет ему сердце. Как романтично...

— Я имею в виду аварию, которую вы своими действиями можете вызвать на трассе!

— Ах, — деланно вздохнула Падме. — Вы правы. Мне не искупить свою вину, ибо теперь тысячи несчастных никогда не найдут покоя, потому что исцелить их раны сможет только сама любовь...

Ошалевший полицейский махнул рукой. Он забрал розу, решил, что, по крайней мере, цветов у этой ненормальной больше нет, и умотал восвояси, старательно не обращая внимания на посланный ему вслед воздушный поцелуй.

Насмешливую улыбку он тем более не заметил.

Теперь от дорогого подарка оставалась только корзина, и ее девать было некуда. Корзина отправилась под стол — с глаз долой. И все.

Время ланча закончилось. Сотрудник отдела политического обозрения Падме Наберрие продолжала медитировать над кружкой с остатками кофе. Никак не могла собраться с силами и заставить себя вернуться на работу. Примерно как сегодня утром. Утром вообще любой мало-мальски выходящий за рамки обыденности поступок кажется несусветной глупостью. Хотелось позвонить на работу, сказать, что плохо себя чувствуешь, потом нырнуть с головой под одеяло и отсидеться в своей квартире, в убежище, где никто не найдет, не спросит, не напомнит...

... не напомнит о том, что...

Была другая жизнь. Были воспоминания. Не стершиеся — стертые.

Вчера прошлое вернулось. С интересом посмотрело на нее глазами светловолосого мальчишки с Татуина.

Сегодня она в первый раз за десять лет обнаружила, что боится прошлого.

Вот где дура.

Могла ведь промолчать. Закончить разговор и уйти. Мало ли в Галактике Падме Наберрие?

... как и Анакинов Скайуокеров, кстати...

* * *

Скайуокер покружил над пятиугольником. Парковка наверху оказалась предназначена только для руководства "Корускант Индепендэнт". Пришлось оставить спидер внизу, на общей стоянке и ползти на лифте вплоть до отдела политического обозрения.

Естественно, он явился заранее и естественно, в 17 часов 20 минут по стандартному галактическому никакой Падме Наберрие в вестибюле не наблюдалось.

Навстречу ему выскочила совсем другая девушка.

— Ой, а вы к кому?

— Да вот думаю, кому букет подарить.

— Подарите мне!

Анакин хитро улыбнулся.

— Все равно выбирать вам не из кого, — весело сказала Ланни Шмоуг. — Женщин здесь мало. Не думаю, что вас заинтересуют сорокапятилетние кумушки. А Падме, наш старший аналитик, цветов не любит.

Скайуокер сделал все возможное, чтобы скрыть удивление.

— Почему?

— Она их выбрасывает вниз с балкона. Думает, что никто не видит. Сегодня выкинула целую корзину.

— Ей часто дарят цветы?

— Ага, кто-то постоянно присылает с курьером.

В коридоре показался мужчина средних лет, и Ланни, спохватившись, поспешила к начальству. Парочка, не обращая внимания на Скайуокера, двинулась в лифт.

— Цветы? — послышался голос за спиной.

Анакин молча передал ей букет.

— Огромное вам спасибо, — с ехидцей сказала Падме. — Я их отнесу себе в кабинет. Сейчас вернусь.

Скайуокер испытывал желание пойти за ней и посмотреть, какая судьба постигнет его букет, но удержался.

— У вас аллергия на растения? — спросил Анакин, когда они вместе вошли в лифт. Такой прямолинейности она не ожидала и выдала:

— У меня аллергия на традиции. И вообще...

— И вообще, — перебил он ее, — цветы — это прерогатива другого человека. Который присылает вам их с курьером. А потом вы разбрасываете их над Корускантом.

Падме замерла.

— Один-ноль в вашу пользу, — сказала она. — Откуда вы это узнали? Говорите немедленно. Чистосердечное признание облегчает вину.

— Пять минут здесь, и...

— Какой подлый приемчик — расспрашивать моих коллег.

— Даю слово, что они сами поделились информацией.

— Все равно нечестно. Я о вас ровным счетом ничего не знаю.

— И не боитесь? — Анакин раскрыл перед ней дверцу спидера. — Еще есть шанс отказаться от моей неблагонадежной компании. Потом будет поздно.

Падме демонстративно опустилась на сидение.

Анакин сел на место водителя. С минуту раздумывал над внезапно пришедшей в голову идеей. С трудом выудил из памяти название одной из кантин и вбил его в компьютер. Посмотрел карту, где отобразился ответ.

Спидер оторвался от площадки, обогнул пятиугольник и неожиданно пошел вниз.

Они летели около получаса. Маневрируя на битком забитых трассах, Скайуокер время от времени старался поглядывать на карту. По мере того, как спидер падал на дно столицы, к глазам липли сумерки и тени, и вокруг становилось все темнее и темнее. Наконец, небо полностью исчезло из виду. Вместо солнца в глаза пялились прожектора искусственного освещения. Закоулки, в которых теперь приходилось лавировать и нырять, трассами назвать было уже никак нельзя.

Наконец, терпение Падме иссякло и она спросила:

— Может, вы мне тоже расскажете, что мы здесь потеряли?

— Вы же сказали, что не любите традиции.

— И что?

— Скучный ужин из трех скучных блюд в скучном ресторане на какой-нибудь верхотуре — что может быть традиционнее до омерзения?

— Это так, но я пока не видела альтернативы.

— Сейчас будет.

Спидер сел на избитый в крошку терракрит. Перед глазами маячила вывеска "Три дьяволенка".

— Мы что, на самых нижних уровнях?

Анакин заглянул за бортик посадочной площадки.

— Не, до дна отсюда еще прилично падать.

— Мы туда не полетим, — решительно сказала Падме.

— Только если вы будете настаивать.

— Не буду.

— Тогда пойдем внутрь.

Скайуокер галантно распахнул дверь.

Как и следовало ожидать, высокомерных швейцаров тут не водилось. Кантина вообще была практически пуста. Несколько посетителей разместились за столиком в дальнем углу. У единственного окна расположились двое забраков не самой джентельменской наружности. Их общество скрашивала веселая и улыбчивая тогрутианка, которую, по-видимому, забраки сняли одну на двоих. За стойкой заседали двое людей и один балозар, пялясь на спортивное зрелище в надрывавшемся и порой терявшем голос холовизоре.

— Тут несколько, — Падме остановилась, осторожно прицениваясь к публике, — странно, нет?

— Кажется, это и есть оборотная сторона столицы.

— Ах, вот как, — она сделала вид, что не заметила усмешки. И уверенно направилась к столику. — Сядем сюда?

— Ага. Я пока пойду пообщаюсь с хозяином. Вам кофе с виски взять?

— Нет, лучше обычный.

К какой расе относился перетиравший бокалы бармен, Анакин с ходу определить не мог. Скорее всего, гибрид икточи и твилекка.

— Два кофе, — сказал ему Анакин. — Мне с виски, лучше с кореллианским. Девушке просто кофе. Что предлагаете на ужин?

— Может, тебе еще меню принести? — выщерился гибрид.

— Давай.

— Кухня открывается в семь вечера.

Крыть особо нечем, понял Скайуокер. А садиться в лужу перед женщиной, которую он сам приволок в это экзотическое заведение, тоже не хотелось.

— А вон те в углу что-то жрут. Или они с собой притащили?

— Не мое дело. У меня сейчас только выпивка.

— Так не пойдет. Давай ты лучше откроешь кухню пораньше. Не за бесплатно, естественно.

— И кто там будет готовить? Твоя девка?

За "девку" ты мне ответишь, подумал Анакин, а вслух сказал:

— Сейчас поглядим.

Скайуокер обогнул стойку, шагнул в кухню и сделал вид, что разглядывает интерьер. Гибрид в возмущении бросился за ним. Это было ошибкой. На кухне было темно, и хозяин кантины весьма удивился, когда его неожиданно схватили за отростки и впечатали носом в плиту. На его счастье, в холодную.

Выразив свое мнение о происходящем нецензурной бранью, гибрид затрепыхался:

— Охренел совсем, ты что делаешь? Ты кантиной не ошибся?

— А ты не ошибся клиентом? — спросил Анакин, развернув бармена мордой к себе.

— На республиканскую армию мне положить, — честно признался гибрид.

— А мне на твое заведение, понятно? И на тебя тоже. Короче, позвони в какой-нибудь ресторан и скажи, чтобы сюда принесли приличную еду. Счет я оплачу. Есть другой вариант — моя девушка приготовит омлет из этих вот твоих отростков, и мы втроем им поужинаем. Ну как?

— Никак. Давай двести кредитов авансом.

— Идет.

Анакин выудил деньги из бумажника и добавил:

— Да, и кофе нам подашь на стол.

— Я все слышала, — многозначительно сообщила Падме, когда Скайуокер подвинул себе стул. — И думаю, не только я.

Он огляделся по сторонам. Тогрутианка, прижавшись к одному забраку, ласково перебирала пальцами рожки. Балозар, до этого хлебавший лум за стойкой, вообще уснул.

— Да их это вроде как не очень интересует.

— Хотите сказать, что разборки здесь в норме?

— Это что ли разборки? Хозяин в накладе не остался, чего возмущаться?

В этот момент к их столику подошел гибрид с подносом. Чинно расставив на столе чашки и подтреснутую сахарницу, он пожелал приятного аппетита и сообщил, что ужин будет через двадцать минут.

— Спасибо, — сказала Падме и затем, переведя взгляд на Анакина, спросила:

— А вы здесь уже были?

— Был, — признался Скайуокер. — Девять лет назад я здесь украл бумажник.

Падме перестала помешивать кофе.

— Ого. А у вас, оказывается, много профессий.

— Да, я долго искал свое призвание.

— Что было в бумажнике?

— Деньги и документы.

— Пригодилось?

— Очень. Поймали с поличным.

— И что?

— Пришлось поставить крест на профессии карманника и переквалифицироваться в защитника отечества, как вы вчера меня назвали.

— И поэтому вы не в Ордене?

— Я сбежал из Храма в тринадцать лет.

— Достало?

— Не то слово, — он покачал головой и широко улыбнулся.

— Надо же, — Падме, видимо, искренне удивилась. — А мне казалось, что после Набу джедаи должны были вас боготворить.

— Быть объектом религиозного культа крайне скучно.

— Правда? Надо попробовать. Хотя, — она чуть скривила рот. — Пожалуй, вы правы. И что, вас не нашли?

— Нашли. Но не те, кто искали.

— Полиция? Служба безопасности Республики?

Анакин лукаво улыбнулся.

— Понятно, вы обещали никому ни о чем не рассказывать.

— Мне придумали легенду о беспризорном прошлом. Дописали два года к возрасту. Я попал в обычную военную школу на Кариде. Окончил, поступил в высшее военное училище.

— И стали офицером флота?

— Десантных войск. Во флоте я оказался уже потом. Так получилось.

— Это военная тайна?

— Нет, просто долгая история.

— Рассказывайте.

— Запросто. Только сначала я хотел вам сказать спасибо. Вы прислали Панаку с деньгами, чтобы выкупить мою мать.

— Не надо. Тогда это было очень легко сделать. Ваша мама так и живет на Татуине?

— Пока да.

— Угу...

Падме допила кофе.

— А здорово вы вчера поддели Органу.

— Вы его хорошо знаете?

— Сформулируем так: он что-то вроде моего лучшего друга, — Падме ехидно улыбнулась.

— Так это он присылает вам букеты цветов?

— Ну до чего ж вы любопытный...

— Я угадал, да?

— Допустим... Кстати, Бэйл ваш коллега. В смысле, он окончил какое-то элитное военное училище на Альдераане. Большой пацифист.

— Значит, он окончил неправильное военное училище.

— Альдераану выгодна такая позиция. И не только ему одному.

— Как же тут у вас все в столице... — Анакин замялся, пытаясь выразить свое впечатление цензурным словом.

— Ненормально?

— Я только сейчас понял, что большинству хочется мира с сепаратистами на любых условиях.

— Большинству не большинству, но... В общем, такая позиция тоже есть. Наверно, вы мало читаете новости.

— Как-то все времени не хватает.

— Скажем так: война здесь никому не нужна.

— Но она уже идет.

— Война далеко. Столице ничего не грозит. Даже, если сепаратисты убьют экономику и поставят Республику на колени. Корускант будет хорошо жить при любом правительстве. Скажу даже больше: предположим, что сепаратисты вообще захватят власть. Маловероятно, конечно. Но что от этого изменится? Это те же самые наши бывшие союзники, сенаторы и олигархи.

— Понятно, — сказал Анакин, а сам опять посмотрел на тогрутианку. Второй забрак только что притащил ей стаканчик виски, и девица перелезла к нему на колени. Поймав на себе взгляд Скайуокера, тогрутианка подмигнула и улыбнулась ему.

На какой-то момент мир изменился. Исчезли Храм, Сенат, дворцы и небоскребы. Вся планета сжалась до размеров кабака, а прилепившийся к ней город воплотился в этой тогрутианской шлюхе. И не было великого исполина, выстрадавшего тысячелетия архаичных республик и древних забытых войн — столица смотрела на него лицом веселой разукрашенной девки, отдававшей себя любому за грошовую выпивку. А потом Корускант вновь стал самим собой. Надел наряд из небоскребов, освятился Храмом и благословил себя надменностью Сената. Украсился радугой и омылся безоблачным небом. И теперь великолепная столица галактического народовластия могла снова продавать себя. Вместе с потрохами всех своих ярусов. Вместе с Республикой и конституцией.

Любому. Подойди и возьми. Может, и платить не надо...

— Все кончится перемирием, и мы снова падем в тысячелетний застой, — продолжила Падме. — Вернемся в славную эпоху компромиссов и всеобщего равнодушия. Представьте себе: за тысячу лет в Республике ничего не изменилось. Вам не кажется, что это немного, ммм, жутко? Говорят, стабильность... А теперь война. Как будто кто-то вскрыл эту болотную язву. И, естественно, война беспокоит только тех, кого она коснулась непосредственно. Или кто потерял на ней деньги. Но ведь кто-то и прилично заработал, правда? Типа того же Фирцини.

— Да, тут вы правы.

Она вдруг спросила:

— А там... страшно?

Анакин не ответил. Похожий вопрос задавала и мама, всего месяц назад, и тогда у него тоже не нашлось слов. Если мать еще можно было приободрить, рассказав о том, как славно побеждает врагов республиканская армия, то сидящей перед ним женщине была нужна правда. А рассказать правду нельзя, она от этого перестает быть правдой и становится точкой зрения. Ее можно только почувствовать.

— Да, — только и произнес он.

К столику подошел гибрид и принялся раскладывать приборы. Когда он потопал прочь, Падме снова спросила:

— А чем вы занимались до войны?

— Миротворчеством.

— О. Спасали демократию, значит. И где вы служили?

— Во внешних регионах. Там никогда не было спокойно.

— Я думала, все задачи типа мелких вооруженных конфликтов решают джедаи, нет?

— Конечно. Они решают задачи, а мы просто зачищаем местность и убираем за ними мусор. Или наоборот — сначала мы делаем грязную работу, типа ликвидации какого-нибудь мафиозного клана, который забыл расплатиться с нашим сенатором, а потом прилетает джедай и восстанавливает мир и справедливость.

— О как, — Падме призадумалась. — Ваши коллеги, в смысле, другие военные, тоже не очень жалуют Орден?

— Не знаю. Это кому как повезло, — признался Анакин. — Я еще не слышал, чтобы они как-нибудь реально аргументировали свое положение над нами, без мистики и изысканных слов. Никто не против дипломатии и мирных решений, но с переговорами они опоздали на сотню лет.

— До меня дошли слухи, что на Локримии тоже была предпринята попытка переговоров. Это так?

— Да. Совет Безопасности под давлением Ордена изменил решение буквально за день до планируемого наступления. Мы выкрутились, но потом один такой переговорщик своей дуростью угробил четырех моих людей. Честно говоря, да ну их всех в...

— Совет Безопасности устраивает то, как идут дела?

— По-моему, это устраивает всех, кто сам не на войне.

— Орден фактически ровесник Республики, — заметила Падме. — Все-таки десять веков. И насколько я знаю, вопрос о том, чтобы полностью распустить войска, поднимается в Сенате едва ли не каждые двадцать-тридцать лет.

— И теперь, когда нам вдруг понадобилось воевать, войска имеются в следовых количествах.

— Это как раз понятно. Системы же не хотят быть под контролем огромной армии.

— А под защитой?

— Далеко не все понимают, что им это нужно. Может быть, и поймут когда-нибудь. Зависит от того, что будет дальше. А что местные ополчения?

— Добровольцы? Ни одного пока не видел. По слухам, они есть. Необученные и мало на что годятся.

— Эээ, я имела в виду какие-нибудь национальные армии.

Анакин покачал головой.

— Ни одна национальная армия не будет освобождать чужую планету. Максимум, их можно задействовать в локальных операциях.

— И в такой безнадеге вы собираетесь выиграть войну?

Скайуокер одним глотком допил кофе. На губах остался горький привкус дешевого спиртного.

— Назло всем, — мрачно сказал он. — Вы же сами сказали, что война работает на нас — нам осталось только доказать, какие мы нужные.

— Я сказала "может быть".

— Тем более. Значит, мы просто обязаны выиграть.

— В армии все так решительно настроены?

— Нет. Иначе никто бы не дезертировал. И мы бы давно победили.

— Понятно. Вы максималист.

— Может быть.

— И идеалист.

— Смотря, в каком смысле.

— Вы действительно считаете, что один человек может что-то изменить?

— Двенадцать лет назад я знал маленькую девочку, которой это удавалось.

Скайуокер понял, что ляпнул лишнего.

Она действительно хорошо владела собой. Тем сильнее был контраст лукавой улыбки, насильно задержанной на лице, и поблекших глаз, выражение которых выдавало растерянность. И вдруг что-то изменилось. Губы сжались, превратились в тонкую бледно-розовую полоску, а в глазах сверкнули огоньки.

— Той девочки больше нет, — жестко сказала Падме. И, стараясь смягчить тон так, чтобы голос звучал философски-отстраненно, добавила:

— Куклам не место в политике.

— Не надо так. Именно вы добились мира между Набу и гунганами.

— Ну да, — она кивнула. — Договор ребенка с примитивной цивилизацией. Поистине круто.

— Этот договор сработал.

— Если бы наш премьер-министр предложил вернуть гунганам земли или на худой конец подарил бы им какие-нибудь золотые побрякушки, это бы тоже сработало.

— Но он, кажется, был "занят"?

— Конечно. Потому что у джедаев хватило ума вместо него освободить ту самую маленькую девочку. Анакин, поймите, я не жалею, что мне пришлось уйти из политики. То есть, меня ушли. Но я ведь там и не была никогда, понимаете? Я была символом Набу. Картинкой. Куклой. У нас даже сувениры продавались — такие фигурки в королевских нарядах и с моим лицом.

Она опять улыбалась, правда, смотрела при этом куда-то в сторону.

К столику вновь подкатил гибрид, на этот раз с ужином. Анакин дождался, когда хозяин заведения скроется из виду, и сказал:

— Вы были у власти, и вам завидовали.

— Э, нет. Вы не обязаны это знать, но власть на Набу уже давно не принадлежит королевской династии. Политику делают советники и министры. А маленькие девочки-королевы — это красивая древняя традиция. Ну, сидит на троне, вся такая раскрашенная в дурацких нарядах. Читает написанные для нее речи. Ставит подписи, куда скажут. И все, в общем-то. После меня на трон села моя троюродная сестра. Которая больше никому не мешала и не воображала, что она может что-то сделать. Думаете, там что-то изменилось? Да, на Набу стали продавать куколки с мордочкой другой королевы. А я уехала на Альдераан и на Набу больше не возвращалась.

— А на Альдераане вы...

— ... закончила университет. Потом сюда. Оказалось, что без блата на работу не берут. Бэйл пристроил меня в одну очень, очень независимую холокомпанию. По слухам, мы принадлежим одному промышленному магнату. Генеральный курс — более-менее просенатский. Да, нам разрешается называть сепаратистов врагами. Не всех, конечно. В отношении тех, с кем торгует наш магнат, мы употребляем выражение "временные политические разногласия". Нормально, да? Кстати, наш ужин остывает, — Падме взяла в руки приборы. — А выглядит вполне съедобно.

— Если будет несъедобно, этот уродец пожалеет, что на свет родился.

— Да нет, что вы. Все в порядке.

Она облизала соус с вилки. И, опять глядя в сторону, задумчиво повторила:

— Все в порядке.

— На приеме вы тоже были по делам?

— Типа того.

— И как?

— Да никак, честно говоря. Политический анализ — это работа с фактами и материалом, а не светская тусовка. А вам самому там понравилось?

— Я больше думал о еде.

— Ну, неправда. Иначе вы бы не влезли в спор с Бэйлом.

— Я и не лез. Я просто остановился послушать. Для меня было странно, что сначала выступает канцлер, и говорит одно, а потом я слышу совсем другое.

— Понятно, что в официальной речи канцлер будет благодарить вооруженные силы.

— Вы считаете, что он тоже против нас?

— Нет, не думаю. Но трудно сказать, что у него на уме на самом деле. Палпатин до сих пор самая большая загадка в галактической политике. Он умеет быть удобным и полезным практически для всех. Даже для оппозиции в Сенате, как бы парадоксально это не звучало. И что самое интересное, он смог остаться на третий срок, а это происходит крайне редко.

— Такое уже было?

— Лет двести назад, — она задумалась, и, щелкнув пальцами, выдала резолюцию. — Двести десять, если точно. В момент экономического кризиса.

— И чем это дело кончилось?

— Ну, тот болван создал Торговую федерацию. Палпатин тоже что-нибудь придумает. А вообще, он молодец. Никто не получил от войны на Набу столько выгоды, сколько он. Мне кажется, что вся эта заваруха была устроена лишь для того, чтоб протащить Палпатина в кресло верховного канцлера. И все роли были расписаны заранее.

— Да?

— Я перекопала ситхову кучу документов. Биржевые и банковские отчеты. Все, что можно было достать. И что нельзя — тоже. — Падме усмехнулась.— Когда училась в университете, взяла курсовую работу по этой теме и воспользовалась контактами научного руководителя. Ну, понимаете, уж кому это было действительно интересно, так это мне. Вот и хотела понять подоплеку. Посмотрела, как события на Набу освещались прессой столицы, прессой Альдераана и других планет. Итог везде один: Палпатин пришел к власти, а торговой федерации прищемили хвост. И я не верю, что это получилось случайно.

— Федерация существует до сих пор.

— Да, но неймодианцы потеряли половину систем, которые до этого были под их контролем.

Некоторое время они ели молча, пока Падме неожиданно не изрекла:

— Я понимаю — полгалактики лежит в крови. Но мы эту кровь не видим. Вернее, видим в строго отмеренных количествах. Дозами, по капелькам... Все СМИ показывают войну ровно столько, чтобы столице хватило на захватывающее зрелище. Мы понемножку вздыхаем об инфляции, охаем по поводу повышающегося оборота наркотиков. Такие уютные домашние размышления. А вы Бэйлу о бюджете вооруженных сил...

— Это зависит от Сената...

— Зависит. Но никто ничего не станет делать, пока не поймет, что это нужно ему самому. Войну выигрывает не армия.

— А кто же?

— Общественное мнение. Которое, увы, пока на стороне моего миролюбивого приятеля, а формируется оно именно здесь, в столице.

— И что надо сделать, чтобы его изменить?

— Не знаю, — ответила Падме.

Глава 7. Верфи Локримии

Магистры уходили молча, не спеша. Куда им спешить? Впереди еще долгий вечер. Работы. Или медитации. Кому и медитация — работа.

Последним ушел Йода. Царапнул палочкой мраморную плиту.

— Войны никого не делают великим, — сказал он напоследок. Ни к кому не обращаясь. В гулкую пустоту зала совещаний.

Винду вздохнул. От глубокомысленных сентенций, к тому же слышанных не раз, было мало толка. Да и кто станет великим, покажет время. Если, конечно, кто-нибудь изобретет прибор для измерения величия.

Не важно. Вместе с Йодой за дверью скрылась вся философия. Не до нее сейчас.

Внутри зала совещаний остались только они с Тийном.

— Ты опять будешь всю ночь сидеть.

— Буду, — сказал Мэйс. — Но не здесь, а в кабинете.

— Опять много работы?

— Ее всегда много, — и, помолчав, добавил. — Особенно, если иногда приходится убивать время на посещение приемов.

Тийн пересек маленький зал. Уселся в кресло.

— Тебе так нравится место Колара?

— Мне все равно, где сидеть. В тарелочку Йоды я не помещусь.

— Я тебе завидую, Саси, — неожиданно продолжил Мэйс.

— Почему?

— Ты не трудоголик.

— Что правда, то правда, — Тийн склонил голову набок. Так, что правый рог ткнулся в плечо. — Я всего лишь обыкновенный храмовый фанатик.

Мэйс посмотрел на хронометр.

— Кого-то ждешь?

— Увидишь.

— А что ты сам видел неделю назад?

— Все, что было нужно.

— И ты решил?

Винду кивнул.

— Я много что решил.

— Тогда зачем тебе я? Сейчас.

— Сравнить впечатления.

— Опять?

— Опять.

— Я просмотрел записи систем безопасности дворца.— Тийн уперся локтями в колени, а подбородком — в сложенные руки. — Не вижу причин для беспокойства.

— Скайуокер не прыгал по залу с красным мечом, не пускал молнии из пальцев, и никого не душил Силой. И главное — у него нет традиционных ситхских татуировок. По крайней мере, на роже. Ты это хотел сообщить?

— Видишь, ты и сам все знаешь, — икточи улыбнулся и откинулся на спинку кресла.

— А конкретнее?

— Скайуокер был в обществе своего сослуживца Финкса, это ротный командир с дредноута "Мегеры". Перекинулся парой слов с адмиралом Цандерсом. Вступил в перебранку с сенатором Органой. Потом попытался закадрить какую-то журналистку.

— Ты действительно просмотрел все записи?

— Выборочно, естественно. Но тебе хотелось знать именно мое мнение. Считай, что вчера вечером мне нечего было делать. — Икточи довольно погладил правый рог. — Ну, а какие у тебя самого впечатления?

— Пока никаких.

— Не верю.

— Скайуокер самоуверен и амбициозен.

— Он тебе случайно не родственник?

Винду покривил губы.

— Среди моих родственников Избранных не числится.

Тийн ответил одобрительным хмыком. И вдруг спросил:

— Ты хорошо помнишь своих родителей?

— Почти не помню. Но я наводил справки. Лет десять назад.

— И кто они?

— Достойные люди. Только очень смелый и решительный человек согласится отдать ребенка в Храм, — сменив агитационный тон на более мягкий, Мэйс добавил. — Я ведь и правда им очень благодарен, Саси. Если бы не это решение — кем бы я сейчас был? Каким-нибудь клерком или полицейским? В лучшем случае, пробился бы в дипломаты или стал бы главой компании.

— Джедаю этого объяснять не надо.

— Да. А с точки зрения обывателя я и клерк, и полицейский, и дипломат.

Тийн ощерил бесцветные губы в усмешке.

— И что теперь собирается предпринимать глава компании "Орден"?

— Мы постараемся взять ситуацию под контроль.

— У нас есть "ситуация"?

— У нас есть недоученный форсьюзер. Который что-то умеет. И считает, что может делать с Силой, что ему вздумается.

— Не может, — отрезал Тийн.

— Не может?

— Он безусловно скрывает свои способности. Он вынужден их скрывать.

— Это тоже надо проверить.

— Представь себе, что такое телекинез в повседневной обстановке. Или майнд-трик. Сколько буду терпеть такого человека обычные вояки?

Мэйс кивнул.

— А интуиция..., — продолжал икточи. — Ну что интуиция? Она есть у многих. Предвидение — другое дело, но это редкий дар...

— Это к Йоде.

— Вот именно, — согласился Тийн. — Если медитировать по двадцать четыре часа, ты что-нибудь да разглядишь.

— Кстати, Йода неплохо внушает свои видения падаванам.

— Да, это он умеет. Но я уверен, что в окружении Скайуокера никто не осведомлен ни о его происхождении, ни о форсьюзерстве.

— Все равно. Орден вот уже тысячу лет занимается форсьюзерами.

— И контролирует их.

— Да, и контролирует.

— Но тебя ведь волнует не форсьюзерство?

Мэйс сначала не ответил.

— Естественно. И мы с тобой об этом уже говорили.

— Тебе нужен человек на "Мегере"?

— На "Виктории", — многозначительно поправил его Винду. — Вчера Совет Безопасности подписал указ о том, чтобы доверить под командование Скайуокеру этот новый дредноут.

— Вот и пусть себе занимается дредноутом.

— Пусть, — Винду кивнул. — Напомни мне, пожалуйста, кто утверждал, что "он не стоит того, чтобы о нем вообще говорить на Совете"? Только тогда речь шла о падаване.

Тийн снова ткнулся рогом в плечо.

— А ты злопамятный, Мэйс.

— Нет. Прошло девять лет, и мы до сих пор о нем говорим. Как будто у двух магистров нет других дел. Значит, у нас есть "ситуация". И закрывать на нее глаза нельзя.

— Что ты предлагаешь?

— Я посчитал, что у нас есть отличная возможность развить и укрепить сотрудничество вооруженных сил и Ордена.

Икточи прищелкнул языком.

— Это ты про новый корабль?

— Да.

— Мысль интересная. Дредноут будет перевозить наших рыцарей?

— Для начала хватит и одного.

— Рыцаря?

— Рыцаря. А не вчерашнего падавана на побегушках.

— И кто это будет?

— Еще не догадался? — Мэйс полуулыбнулся и подошел к консолю двери. В зал вошел мужчина среднего роста с рыжеватыми волосами.

— Магистр, — он легко поклонился в знак приветствия.

— Рыцарь Кеноби.

Винду кивнул. Садиться он не стал. Так они и стояли — рыцарь и магистр — друг напротив друга.

— Ваш рапорт я получил. И очень доволен результатами вашей миссии на Ультанисе.

— Позвольте заметить, магистр Винду, что моя миссия там не закончена.

— Основная часть выполнена. Я полагаю, что Малью сможет взять на себя то, что касается этой юридической путаницы с реформой налогообложения. И, безусловно, я бы не отозвал вас так скоро, если бы для этого не было причины.

Кеноби внимательно слушал.

— Я хочу дать вам одно очень ответственное поручение. Но, прежде я бы хотел, что бы вы ознакомились с этим досье.

Винду взял с консоли небольшую папку распечаток и протянул рыцарю.

— Да вы садитесь, Кеноби.

Это было против тысячелетних традиций. В "кругу" вообще не читали бумаг. В "кругу" слушали людей и Силу. Поток чистой живой информации, не искаженной техникой. Естественно, вызванный в "круг" рыцарь никогда не садился, тем более на чье-то место.

Кеноби традиции чтил. И поэтому устроился на полу, поджав под себя ноги.

Мэйс, сложив руки за спиной, наблюдал за тем, как Оби-Ван осторожно переворачивает листы. Останавливает взгляд на словах. Возвращается в самое начало. Сравнивает и анализирует, перемалывая осколки текста в мелкое крошево.

С последней страницы досье на рыцаря смотрело лицо его бывшего падавана.

Обыкновенная распечатка. Так делают вот уже двадцать пять тысяч лет. Преобразуют трехмерное в двумерное. Зачем, непонятно. Двумерное изображение — всего лишь проекция. Но как ни странно, эта проекция порой выявляет в оригинале самое интересное.

Глаза, например.

По лицу Кеноби пробежала тень. Пробежала — и через мгновение уже спряталась под маску бесстрастного интереса.

Оби-Ван опять перелистнул страницы, возвратился к началу. Наконец, сложил все бумаги обратно в папку. Потом поднялся. Не произнеся ни слова, почтительно протянул папку Винду.

Мэйс скрывал свое восхищение выдержкой рыцаря не хуже, чем Кеноби прятал свои эмоции.

— Оставьте себе, — ответил он. — Интересная информация, не правда ли?

— Я рад, что мальчик остался жив, — сказал Кеноби.

— Мальчик... — повторил Винду.

— Что он не погиб на нижних уровнях. Выжить там, — Оби-Ван помедлил, — очень нелегко.

— И какие выводы вы делаете из его досье, рыцарь?

— Я нахожу, что Анакин сделал достойный выбор профессии.

Тийн и Винду обменялись взглядами.

Потом Мэйс снова сосредоточился на Кеноби.

— Рыцарь, ознакомьтесь с рапортом Луруса по Локримии, — подсказал Тийн.

Оби-Ван учтиво кивнул в сторону икточи.

— Я уже ознакомился, магистр.

— И с дополнением?

— Да.

— Для вас поведение Скайуокера — ожидаемый результат?

Кеноби помедлил секунду и кивнул.

— Учитывая обстоятельства, его годы и его характер, такая реакция вполне понятна. Я имею в виду выяснение отношений.

— С помощью Силы?

— Мальчик всегда считал, что он волен применять свои способности так, как ему хочется.

— Вы с ним часто говорили о его предназначении?

— О предназначении Избранного?

— Вообще. О предназначении джедая.

— Часто.

— И без видимых результатов?

— Пожалуй, — Кеноби усмехнулся, — видимых результатов не было именно потому, что я слишком часто говорил с ним на эту тему.

Он раскрыл папку и рассеянно, не обращая внимания на двух магистров, начал снова перелистывать распечатки.

— Я не сомневаюсь, что произошедшее заставило вас пересмотреть ваши педагогические методы, — ответил Мэйс.

Болезненный намек на то, что Кеноби больше не доверили ни одного падавана, вернул Мэйсу внимание рыцаря. Тот поспешно захлопнул папку.

— Как вы полагаете, рыцарь, от кого именно исходила инициатива неподчинения нашим санкциям?

— Магистр, играть в загадки чрезвычайно интересно, — вежливо заметил Кеноби. — Однако, если формулировка вопроса уже заключает в себе ответ, игра становится скучноватой.

Мэйс помолчал. Несмотря на философский тон, Оби-Ван решился на критику, а, значит, был выведен из равновесия.

— Обещаю, Кеноби, скучать не придется. Если ваша отгадка верна, это автоматически означает, что командование Скайуокера поддержало его инициативу. Вас это не наводит на мысль о том, что авторитет Ордена в вооруженных силах понизился?

— Мы потеряли контакты с армией. Большей частью.

— Верно. А кроме того, за несколько лет ваш бывший воспитанник мог рассказать командирам и сослуживцам много лестного о Храме, не так ли?

Кеноби улыбнулся и покачал головой.

— Анакин никогда не стал бы рассказывать о своем прошлом, — ответил он.

— Вы так думаете, рыцарь?

— Уверен. Анакин не мог так сильно измениться. Он только на первый взгляд очень открыт. Да, он коммуникабельный, легко заводит разговор с первым встречным. Если ему это надо. И слушать умеет. А вот о себе говорит всегда мало. И ничего такого, что его действительно беспокоит. Как стена стоит. Мне за три года до него достучаться не удалось, — Оби-Ван задумался. — Но, полагаю, у меня будет вторая попытка?

Мэйс удивленно поднял брови.

— Я правильно понял, что моим следующим заданием будет явиться в часть, где он служит, и выяснить все на месте?

— Вы правы, рыцарь. Капитан второго ранга Анакин Скайуокер получил под командование новый дредноут.

Винду подошел к прозрачной транспаристиловой стене и сложил руки за спиной. Находчивость и догадливость рыцаря ему определенно нравились. Теперь осталось только правильно расставить акценты.

— Как вы и сами сказали, контакты с армией нарушены. И действительно, за последние сотню лет вооруженные силы Республики непрерывно сокращались. Личный состав уменьшился в десять раз. При этом Орден своих позиций никогда не терял. И мы перестали обращать на них внимание. Мы привыкли, что нам безоговорочно подчиняется муниципальная полиция, разведка, ну и войска тоже. Потом началась война, и армия стала снова нужна Республике. А армии, в свою очередь, нужна война. Чтобы оправдать затраты на существование. Много шума, громкие победы и разбитые враги. Только тогда армия на первых позициях.

Мэйс снова повернулся к Кеноби и встретился с ним взглядом.

— А вот Ордену нужен мир. И не периодический, а вечный и неизменный. Мир, который Орден держит в своих руках, — Винду остановился, задумавшись над значением только что употребленного слова "мир", а потом продолжил. — Война когда-нибудь закончится, Кеноби. И что будет после нее, восстановит ли Орден мир и свое влияние в нем, зависит от нас с вами. Так что самое время возобновить тесное сотрудничество с вооруженными силами Республики. Вы согласны со мной?

— Безусловно, магистр.

— Это чрезвычайно ответственное задание, Кеноби. И вы как никто другой подходите для его выполнения.

— Я буду исполнять обязанности наблюдателя из штаба или...

— Или. Ваша положение будет близко к положению особого советника.

— Каковы будут мои полномочия?

— Ваши полномочия будут определены отдельным указом Совета Безопасности. Командир "Виктории" будет обязан прислушиваться к вашему мнению. Все остальное определяется только вашими дипломатическими талантами.

— Моя деятельность будет касаться координации боевых действий?

— Да. Но до боевых действий еще далеко. Сейчас на дредноуте идет спешная комплектация личного состава. Ходовые испытания начнутся не ранее, чем через месяц. Самое время прощупать почву. Докладывать будете лично мне. Вам понятно задание?

Кеноби приложил руку к груди и отвесил легкий поклон.

— Да, магистр.

— Перед отлетом рекомендую посетить наши архивы и просмотреть все, что касается взаимодействия вооруженных сил и Ордена в последнее время. Вам также гарантирован доступ в архивы Совета Безопасности, если вы сочтете нужным ознакомиться с операциями, которые проводил пятый флот и в которых участвовал ваш бывший падаван. Или же с досье любого из его сослуживцев. Вы также можете делать запросы в штаб флота.

— Я благодарен за оказанное доверие.

Восхищение выдержкой Кеноби мало помалу растворялось в казенных фразах, и, наконец, сменилось раздражением.

— И еще, рыцарь. Что, по-вашему, означает "находиться на Темной Стороне Силы"?

— Подчинить Силу собственным желаниям.

— И "применять свои способности так, как ему хочется" укладывается в ваше определение?

Оби-Ван покачал головой.

— Позвольте заметить, магистр, что речь шла о тринадцатилетнем мальчике.

— Ваш чудесный мальчик вырос, — веско сказал Мэйс. — И по вашей вине он вырос не в Храме. А в среде, которая всячески способствовала развитию его отрицательных качеств. Как-то агрессивность. И насколько видно, ваш мальчик ни во что нас не ставит.

— Я постараюсь разобраться в ситуации на месте.

— Конечно, рыцарь. Вы разберетесь. Только вот что. Для начала. Перед тем, как улетите на Локримию — разберитесь в своих собственных определениях и принципах.

— Да, магистр.

Кеноби снова слегка поклонился. Когда он вышел за дверь, магистры вновь переглянулись.

Мэйс был уверен, что нажал на нужные кнопки.

* * *

— Я просмотрел ваш рапорт с предложением по личному составу, — сказал Цандерс. — Вы действительно хотите забрать всех перечисленных людей с "Мегеры" на "Викторию"?

— Вы находите это невозможным, сэр?

— Почему же. А вот ваш бывший командир, капитан Штрим, вряд ли обрадуется тому, что вы украли у него лучших специалистов.

Скайуокер старательно подавил улыбку, но Цандерс это заметил. И улыбнулся в ответ.

— Лучшие специалисты пятого флота вот уже почти месяц осматривают корабль. И я полагаю, что новому дредноуту пойдет на пользу крепкий костяк, состоящий из опытных людей. Тем более, если ходовые испытания нам придется начать с минимумом экипажа. Пятьсот семьдесят человек — это в полтора раза меньше штатного расписания.

— Ходовые испытания всегда начинаются с минимума, — задумчиво сказал адмирал. — Ну, хорошо. Когда прибудут остальные техники с Ахвена?

— Завтра в семь утра по среднегалактическому времени. Позвольте заметить, что из пятидесяти человек, присланных на "Викторию", тридцать восемь — новички. Они только что закончили Академию на Ахвене и не имеют никакого опыта службы.

— Скайуокер, — Цандерс опять усмехнулся. — Вы, кажется, забыли, сколько вам самому лет.

Анакин напрягся. Упреков по поводу своего возраста он ожидал от кого угодно, но не от Цанедрса.

— Всем надо с чего-то начинать, — добавил адмирал. — Впрочем, я прекрасно понимаю ваше желание, образно выражаясь, прихватить с "Мегеры" все лучшее.

— Академия прислала на "Мегеру" двадцать семь техников и...

— Да-да, знаю, — перебил его Цандерс. — Новичков. Хорошо. Пусть будет так. Кто-нибудь из приглянувшихся вам людей знает о ваших планах?

— Те, кто уже работает на "Виктории", безусловно...

— Тех я сам к вам и отправил.

— Сэр, я также обсудил этот вопрос с капитаном третьего ранга Финксом.

— Ага, один десантный батальон вы тоже хотите забрать, — Цандерс покачал головой, рассматривая распечатку. — Причем не какой-нибудь, а самый лучший. Ловко.

— Сэр, на "Виктории" должен быть сформирован новый десантный полк. Нельзя же брать одних только выпускников с Кариды.

— Не имею возражений. Думаю, у Баумгардена их тоже не будет. Штаб как раз повысил его до звания полковника и переводит Баумгардена к вам на "Викторию". Да, впрочем, это вы и сами знаете. Ну, а что с остальными офицерами "Мегеры", которых вы внесли в список? Вы говорили с ними об этой возможности?

— Сэр, идет война.

— Знаете, Скайуокер, я заметил.

Сарказм, даже смягченный легкой улыбкой, пришелся по больному месту. Анакин снова почувствовал неуверенность. Он так быстро свыкся с мыслью о новой должности и новом назначении, так уютно чувствовал себя на мостике "Виктории", пусть и не совершившей ни одного боевого выхода, что расставаться с этим ощущением не хотелось. И если уж ему разрешили самостоятельно набрать себе часть экипажа — он этим занялся вплотную. Можно подумать, его самого спрашивали, когда отправляли служить в десантный батальон на "Мегере". Да и потом, зная Финкса, можно было быть уверенным, что тот разнесет новости по всем батальонам.

— Сэр, мы ведь не сестер милосердия набираем в медсанбат. Приказ есть приказ.

— Угу, — хмыкнул адмирал.

— И я уверен, что все перечисленные в рапорте люди буду рады перспективе, — Анакин замялся, ему некстати вспомнились слова Цандерса о возрасте, и в голову полезло "служить под командой зеленого и самоуверенного выскочки", — перспективе служить на лучшем и новейшем корабле флота.

— Вы, конечно, правы, Скайуокер, — Цандерс опять задумался и пристально посмотрел на него. — Приказ есть приказ. И, считаем, что ваш рапорт по комплектации экипажа утвержден. Но вот чтобы сделать из "Виктории" лучший корабль флота, вам придется постараться.

— Я понимаю, сэр.

— Надеюсь.

Анакин чуть нахмурился. Ему совершенно не нравился ни этот тон, ни эти слова. О своем назначении он узнал сразу, как ступил на борт корвета, унесшего его с Корусканта на Локримию. Все три дня полета он изучал свой собственный рапорт по инспекции верфей — теперь уже другим взглядом. За последующие две недели Скайуокер перечитал все технические отчеты, касающиеся первичных испытаний дредноута — прогонов по орбите и в атмосфере. Вместе с комиссией, состоящей из специалистов пятого республиканского флота, он облазил весь корабль. Переговорил с кучей народу — начиная с главных инженеров и заканчивая теми мелкими механиками, которые на первый взгляд ни за что не отвечают.

Похвалы Анакин не ждал, он и сам неплохо знал цену своим усилиям. Но и критика была как-то совсем не к месту.

Цандерс, видимо, заметил его разочарование.

— Нет, — сказал адмирал. — Если бы я не был уверен в ваших силах, я бы никогда не отдал "Викторию" под ваше командование. Вы молоды, причем чересчур молоды, и вы пока не знаете "как надо". Это и хорошо, Скайуокер. Вы не боитесь нового. А нам нужен новый флот. Республике нужен новый флот.

— Позвольте заметить, сэр, что на Корусканте у меня создалось совершенно обратное впечатление.

— Ну и зря создалось, — хмыкнул Цандерс. — Канцлер Палпатин, например, полностью разделяет мое мнение. Строительство второй и третьей "Виктории" почти завершено.

— На форсированное строительство последующих кораблей понадобятся новые средства.

— Они есть, Скайуокер. Фирцини и есть наше основное средство. Совет Безопасности дал добро на десяток таких "Викторий". Но это в перспективе. То есть на словах. Самого приказа еще нет, — Цандерс пристально посмотрел в глаза Анакину. — На Корусканте ждут конкретных результатов. От меня и от вас. Конкретнее — результатов ходовых испытаний.

— Так точно, сэр.

— Этот дредноут должен стать образцовым кораблем. Не буду говорить об ответственности, Скайуокер. Говорил уже раз сто, наверное. Все, что вы не сделаете, любой ваш шаг, приказ, распоряжение, все, что не случится на корабле, любая поломка от реактора до гальюна — все это будет рассматриваться на Корусканте. Под лупой смотреть будут. Знаете, что такое лупа? Такой древний примитивный прибор.

Адмирал сложил указательные и большие пальцы рук в кружок.

— Знаю, сэр. Для увеличения изображения.

— Ну вот. И хорошо. Посидите тут, я сейчас отдам эту бумагу Валлашу. Пусть он переправит приказ на "Мегеру", Штриму. Правда, не советовал бы вам сегодня самому туда соваться. Ваш бывший командир далеко не дурак, и сразу поймет, кому понадобился перевод именно этих офицеров и техников на "Викторию".

Анакин пожал плечами и заявил:

— Сэр, мне срочно нужна документация с "Мегеры". Для сравнения состояния некоторых приборов и особенно систем навигации на дредноутах. И я бы хотел лично проследить...

— Ну, если сами считаете нужным туда лезть и нарветесь на Штрима, это ваши проблемы.

— Я постараюсь...

— Постарайтесь побыть хоть немного дипломатом, Скайуокер. Я знаю, что вы со Штримом друг друга не переносите. Но вы уходите с "Мегеры". И больше с ним не встретитесь, скорее всего. Ведь все можно закончить по-дружески, по-человечески. Пусть даже немного неискренне. Штрим тоже человек, живой и со своими слабостями. Но командиров у нас мало, а идеальных нет вообще.

Скайуокер едва не скрипнул зубами. По его теперешнему мнению, кто угодно мог быть лучшим капитаном "Мегеры", чем Штрим. О том, какую бойкую торговлю неисправной техникой его бывший командир развернул с кореллианцами, Анакин рассказывать не стал. Писать донос на Штрима было просто противно. Получилось бы, что он делает это в отместку на попытку капитана отдать его под суд.

— Я понимаю, что вам было нелегко, когда полгода назад вас из десанта перевели во флот. Скайуокер, мне хватило двух-трех совещаний, чтобы кое-что заметить. Вы со своими десантниками держитесь как человек, а с офицерами флота вы изо всех сил пытаетесь показать, что соответствуете должности. Не надо вести себя как дроид с уставом. В общем, считайте это приказом.

— Есть, сэр.

Когда за Цандерсом закрылась дверь каюты, Анакин тяжело вздохнул и опустился в кресло. Дроид с уставом, тоже мне! Столько нелестных отзывов о себе он не слышал давно. Впрочем, где-то глубоко внутри и против своего желания он отдавал должное проницательности адмирала. Тот хорошо уловил всю неуверенность, преследовавшую Скайуокера в течение полугода и довольно искусно прикрытую имиджем человека-который-не-делает-ошибок. Самым большим минусом Анакин считал некомпетентность, и едва перед ним замаячила перспектива быть замеченным в каком-то служебном несоответствии, пусть даже простительном при его возрасте и опыте, как он понял, что об этом не может быть и речи. Этот своеобразный страх подстегнул его и заставил работать с безжалостной к себе требовательностью.

Через некоторое время, освоившись в коллективе офицеров "Мегеры", Скайуокер с удивлением заметил, что его подчиненным такая требовательность к себе незнакома. Если не сказать неприемлема. Не оставалось ничего другого, как начать самому наводить порядок. На поправки в корабельном расписании, совершенно необходимые по мнению Анакина, Штрим невесело махнул рукой. Однако, как только капитан дал добро, Скайуокер принялся с присущей ему настойчивостью контролировать соблюдение распорядка экипажем. Это вызвало недовольство, и по кораблю поползли толки. Следующие нововведения Анакина касались тренировочных полетов истребителей и распорядка боевых вылетов в двух эскадрильях. Провести их в жизнь стоило огромного труда. Несмотря на видимое повышение результатов в трех последующих боях, терпение Штрима постепенно исчерпывалось, а идей у его старшего помощника появлялось все больше и больше. Попытку Скайуокера влезть в финансовые дела корабля, о которых согласно уставу он тоже должен был быть осведомлен, капитан встретил скандалом.

Тем не менее, за последние полгода Анакин получил достаточно опыта командования боевыми частями на дредноуте, чтобы увериться в своих способностях. И сейчас, когда судьба давала такой редкий шанс развернуться и собственноручно сотворить из "Виктории" идеальный военный корабль, пришлось выслушивать от адмирала невесть что.

И это сразу после повышения, подумал Скайуокер.

Цандерс вернулся через четверть часа, вместе с капитаном "Магуса". Анакин поднялся с кресла и поздоровался со старшим по званию. Менкинс ответил кивком головы и с интересом оглядел Скайуокера, задержав взгляд на погонах капитана второго ранга. Новоявленному командиру "Виктории" это не понравилось.

"Магус" оставался флагманом пятого республиканского флота, а капитан первого ранга Менкинс оставался командиром флагмана.

Именно что оставался.

Незвирая на превосходящее положение перед остальными капитанами флота, Менкинс фактически достиг своего потолка. Вот уже несколько лет ходили разговоры, что его скоро произведут в вице-адмиралы и дадут целую эскадру под командование. Но Менкинс никуда не двигался по карьерной лестнице. Боевых заслуг у него как будто и не было. Причина была проста — он все время оставался в тени Цандерса. Если "Магус" участвовал в боевых действиях, адмирал был первым, кого вспоминали в связи с победой. Злые языки поговаривали, что положение устраивает самого Цандерса — не так-то просто сыскать на флагман другого талантливого капитана. В действительности дело обстояло иначе. Адмирал на самом деле выступил с предложением разделить одну из эскадр и выдвинул кандидатуру Менкинса на место командира. Несмотря на отказ Совета Безопасности, Цандерс не собирался оставлять своих попыток. Однако, самому Менкинсу сложившаяся ситуация оптимизма не внушала.

Все это сейчас и вспомнилось Анакину.

Цандерс тем временем указал Менкинсу на кресло, а сам занял место за столом.

— Обсудим план ходовых испытаний.

Скайуокер с удивлением поднял глаза на командира. За последнюю неделю ходовые испытания они обсуждали не раз и не два. Был составлен детальный график, который постоянно уточнялся по мере того, как Анакин долбил технические отчеты и допрашивал персонал верфей. Последнее обсуждение состоялось вчера по холосвязи, и никаких новых данных у Скайуокера не было. Наоборот, сейчас было самое время начать заселять "Викторию" экипажем, проводить инструктаж и распределять обязанности согласно корабельному расписанию.

— Итак. Сейчас, по графику, комплектация экипажа. Сегодня вы снимете своих с "Мегеры". В дополнение к тем, кто уже на верфях, я направлю к вам еще сорок восемь человек с "Магуса". Капитан Менкинс отбирал их самолично. Завтра прибывает пополнение с Ахвена. Вот тогда и распределим его поровну. Обещались чуть ли не сотню человек прислать, да?

— Сто двенадцать, сэр, — ответил Анакин.

— Посмотрим, что на самом деле будет. Если в главном штабе не напутали, и их кто-нибудь не перехватил. Четвертый флот, например. Было уже один раз такое... пиратство, других слов нет. Впрочем, завтра увидим. Что со снабжением, Скайуокер?

— Сэр, сегодня утром я отдал все распоряжения. Часть груза прибыла на верфи. Теперь надо разместить все это по отсекам.

— Ну вот, вашему десантному батальону будет чем заняться. За две недели управитесь?

— Так точно, сэр. Двенадцатого числа следующего месяца корабль должен покинуть доки. Это будет официальным началом испытаний.

— С цветами и с оркестром, — пошутил Цандерс. — Будем чтить традиции флота.

По выдержанной адмиралом паузе Анакин понял, что должен пересказать планы в присутствии Менкинса.

— Первый этап ходовых испытаний пройдет в пределах Лоду-1 и Лоду-2. Будут проведены проверки и отладки систем навигации, притягивающего луча, перемещения в гиперпространстве в пределах одной солнечной системы, а также артиллерии корабля. Этот этап также включает в себя испытания новых истребителей, полученных на верфях Локримии.

Менкинс прочистил горло и заметил:

— Я бы рекомендовал вам заняться истребителями еще здесь, на орбите Лоду-2, а не вышвыривать пилотов в глубокий космос на неизвестных им машинах.

Анакин почтительно кивнул, хотя сарказм ему вовсе не понравился.

— Так точно, капитан. Я планировал провести серию испытательных полетов сразу же, как смогу набрать хотя бы половину эскадрильи.

— Разумно. Продолжайте, Скайуокер, — сказал Цандерс. — Что там с вооружением корабля?

— Первый этап испытаний также затронет накрытие мишеней огнем турболазеров, на разных скоростях дредноута.

— Что за мишени будете использовать? — вновь подал голос Менкинс.

— В системе Туода находится астероидный пояс. Там же я планировал провести дополнительные испытания притягивающего луча.

— Почему бы и нет, — ответил адмирал.

— Я также прошу вашего разрешения провести учения в атмосфере одного малонаселенного спутника Туода.

Цандерс задумался.

— Это что-то новенькое, Скайуокер. Чем вам не подходит Лоду-2, о котором мы говорили раньше?

— Сэр, я имею в виду симуляцию боя с участием истребителей и бомберов, а также проведение орбитальной бомбардировки участка планеты. Спутник Туода почти полностью покрыт снегом и льдом. Полезных ископаемых не обнаружено. Кроме исследовательских станций, никаких других поселений там нет.

Адмирал покачал головой.

— Разрешение в таких случаях надо спрашивать у правительства системы. Вы, конечно, можете представить мне рапорт, который я дополню и перешлю в главный штаб. А оттуда он пойдет на Туод. Тем не менее, я бы не стал переоценивать шансы на то, что вам разрешат такие учения.

— Сэр, я думал, что Туод присоединился к Республике и...

— ... и подписал договор о сотрудничестве. На бумаге — да. А тамошние экологи всыплют нам по первое число за то, что вы немножко подогреете полярные шапки на планете.

Менкинс одобрительно закивал. Скайуокер отвел глаза в сторону, стараясь не выдать досаду. Затем он продолжил:

— Закончив первый этап испытаний, мы немедленно перейдем ко второму. Это, прежде всего, переброска дредноута на большие расстояния в гиперпространстве. Первой целью являются Ахвен и Карида. С Академии Ахвена предполагается забрать недостающих техников, а с Кариды четыре десантных батальона. По завершению я жду ваших распоряжений, адмирал.

— Они будут, Скайуокер. Собственно, в целом мне этот план кажется логичным. Думаю, капитан Менкинс разделяет мое мнение.

— Безусловно, — кивнул Менкинс.

— Далее. По первому этапу у меня нет никаких нареканий, — подытожил адмирал. — А вот второй придется существенно дополнить.

— Слушаюсь, сэр.

— И речь идет не о технике. Скорее, о политике. Скайуокер, вести о захвате Локримии облетели всю Галактику. Самый лакомый кусочек нашего трофея — это, безусловно, верфи. И их продукция. Видите ли, Фирцини не очень то рекламировал свои дредноуты. Мы о них узнали только по каналам разведки. Да и большинство систем, поддерживающих сепаратистов, тоже не в курсе, какая у нас есть теперь сила. Пусть на данный момент это только одна "Виктория". После того, как вы заберете батальоны с Кариды, к вам присоединятся еще три легких дредноута класса "Мегеры". В составе небольшого соединения кораблей вы появитесь на орбитах нескольких нейтральных систем. Даже более того. Вблизи системы можно устроить боевые учения. С участием истребителей и бомберов. Мы еще обговорим этот вопрос в деталях, но, думаю, вы меня поняли.

Скайуокер чуть улыбнулся.

— Так точно, сэр.

— И, наконец. Кроме ходовых испытаний и показательных выступлений на орбитах, вы не должны забывать о самом главном. Речь идет о поиске баз сепаратистов.

Анакин медленно кивнул, переваривая сказанное адмиралом.

— Вы же сами сказали: "идет война". Я говорил вам о том, как важно образцово провести ходовые испытания. Но еще важнее испытать корабль в настоящем бою. И орбитальная бомбардировка какой-нибудь базы противника куда важнее стрельбы по астероидам.

— Сэр, но каким образом...

— Искать базы будет разведка, разумеется, а не вы. А вот организовать неожиданный визит на самом мощном корабле флота — будет вам по силам.

— То есть появившись на орбите той же Кореллии, мы выдаем свои возможности и делаем вид, что по пустякам бряцаем оружием, а на самом деле продолжаем искать базы.

— Именно так, Скайуокер.

— У разведки уже есть точные данные, сэр?

— Если бы они были, мы бы здесь не сидели, — бросил Менкинс.

— При захвате верфей часть архивов сгорела, — пояснил адмирал. — Причем по некоторым данным, это мог быть саботаж со стороны персонала верфей.

— Саботаж, — тихо повторил Анакин.

— Саботаж. Я вчера говорил по холосвязи с офицером службы безопасности, которого прислали на Лоду-1. И он между делом выразил мнение, что саботаж может повториться.

— На корабле?

— Речь шла о верфях, — ответил адмирал. — Однако, нам стоит быть начеку.

— Почему же тогда никого из наших разведчиков не прислали сюда?

— Приказ Совета Безопасности. Их больше интересует расследование в столице, а не верфи. К тому же, вы сами нашли состояние корабля идеальным.

— Да, сэр. Все техники с "Мегеры" и "Магуса", принимавшие участие в осмотре корабля, пришли к тому же заключению.

— А как вообще продвигается ваше сотрудничество с инженерами верфей?

— Пока что мне не на что жаловаться, сэр. Я получил всю документацию и возможность расспросить всех необходимых людей. Уже готов список инженеров, которые примут участие в первом этапе испытаний корабля...

— Вот и отлично.

Цандерс поднялся с кресла. Оба офицера тотчас вскочили на ноги.

— Полагаю, что боевое задание вам ясно.

— Так точно, сэр.

— Можете идти, Скайуокер.

— Есть, сэр.

Анакин отдал честь и покинул адмиральскую каюту.

* * *

Скайуокер остановился напротив провала в стене. В половину человеческого роста — как раз чтобы пролезть.

Именно здесь около месяца назад прогремел ряд взрывов, открывших дорогу десантному батальону. На фоне идеального порядка, царившего на локримийских верфях, незаделанный пролом смотрелся уродливым шрамом.

Долгий разговор с Цандерсом оказался на редкость утомительным. Полученные сведения надо было как-то разложить по полочкам, чтобы они не давили на мозг тонной информацинного мусора.

Как всегда, все делается в спешке. Вот, в спешке оставили дыру в стене. Тут же рядом в спешке готовили к ходовым испытаниям корабль. Спецслужбы в спешке философствовали о возможности саботажа. Командование в спешке составило совершенно нереальный график испытаний.

Причина спешки была прозаичной — война. Достичь победы в которой можно было только путем безошибочных шагов и логичных решений.

Что никак не сочеталось со спешкой.

Скайуокер добрел до нужного дока. За прошедшие недели он здесь примелькался. Узнавали не серый мундир республиканского флота — узнавали его самого. Без особой радости на лицах. Или, что еще неприятней, здоровались и лебезили.

Изредка в коридорах попадались республиканские солдаты. Как раз они-то были рады видеть Скайуокера. Свой.

Анакин частенько останавливал их. Выслушивал короткий однообразный доклад.

"Все в порядке, сэр. Во время моего дежурства никаких происшествий замечено не было".

Не было.

В действительности, было нелепо ставить вопрос о продуктивном сотрудничестве вооруженных сил Республики и локримийских верфей. Охрана верфей была перебита во время штурма. Около двадцати техников и инженеров разделили эту участь. Еще десять были ранены. Пятнадцать человек сумели сбежать — подданные независимого Локримийского королевства не желали работать на Республику.

Остальные подчинились прямому приказу Фирцини продолжать службу. Магнат распорядился не только повысить жалованье инженерам и конструкторам, но и выплатить компенсацию семьям убитых и раненым.

Как будто это что-то меняло.

Они ненавидят нас, подумал Скайуокер.

Так же, как я ненавидел Уотто на Татуине. И хаттов. И еще очень, очень много кого.

— Откройте шлюз, — приказал Анакин дежурному технику, читавшему газету.

— Есть, сэр.

Техник привычно поколдовал с приборной панелью, и коридор разинул беззубую белую пасть.

Анакин прошел шагов десять. Остановился. Рука сама потянулась к бластеру на поясе. Он оглянулся. Дежурный сидел на том же самом месте. Все также читал газету. Никто не собирался стрелять в спину. Откуда вообще такая мысль? Ощущения опасности не было.

Только ощущение гнетущей, надвигающейся пустоты.

Еще сто гулких шагов в никуда.

В ангаре "Виктории" было лучше. Свои люди. Свои часовые. На таком распорядке Скайуокер настоял в самом начале, когда только проводил осмотр верфей.

Трофейный корабль ему тогда очень понравился. И теперь нравился все больше и больше.

До каюты было не менее полмили, но лифтом он пользоваться не стал. Пошел пешком.

Сепаратисты строили "Викторию" для себя. И строили хорошо, на славу. Отменно оборудованные спортивные залы. Уютные кают-компании. Офицерские столовые с неброским, но удобным интерьером. Столовая, предназначенной для командования корабля, была обставлена дорогой мебелью, а на стенах даже висели картины.

Все было сделано с умом и с толком.

Только пустовато пока.

На корабле вместе с ним обосновались и работали двадцать офицеров с "Мегеры" и "Магуса". Тем не менее, Анакин почувствовал, что даже при постоянной занятости ему чего-то не хватает. Обычного рабочего распорядка. Копошащихся под истребителями техников. Сосредоточенных, застывших словно статуи навигаторов. Украдкой зевающих вахтенных. И даже суетливых штабных. Пусть бы его дергали и доставали глупостями. Раздражаться на чью-то медлительность и непонятливость, а иногда в порыве вообще желать, чтоб все куда-нибудь исчезли — знакомо и привычно. Возможно, именно этого и не хватает больше всего.

Такая иллюзия "одиночества" вполне устраивает — ты один и ты как будто не один. Тебя никто не отвлекает, но рядом находятся люди, которым ты позарез нужен.

Еще совсем чуть-чуть — и корабль задышит глубоко и сильно, заживет настоящей жизнью, станет единым организмом. Впитает в себя пот будней. Как знать, может и покроется кровавыми пятнами. Для этого его и строили.

Анакин открыл каюту. Привычно огляделся и запер дверь.

Ткнул носком сапога в пушистый синий ковер. Первое время он хотел отдать этот ковер в кают-компанию, как ненужную роскошь, но быстро передумал. Пусть лежит.

Наверно, кто-то из сепаратистских командиров также примеривался к кораблю и к капитанской каюте, и быть может, это именно он распорядился притащить сюда этот густой коврище.

Скайуокер бросил документацию на стол. Расстегнул мундир, сел.

Надо было подумать над тем, что сказал Цандерс.

Первое. Ходовые испытания, которые надо провести в рекордные сроки.

Второе. Припугнуть сепаратистов.

Третье. Принять участие в боевых действиях. Ага, желательно с места в карьер вступить в бой, ликвидировать какую-нибудь базу — вот тогда, глядишь, на Корусканте поймут, что такие корабли нужны и их строительство стоит продолжать.

Уже много.

Так, и четвертое на десерт. Все эти планы летят к ситховой бабушке, если существует возможность саботажа.

Анакин потянулся к папке с отчетами. Перелистнул кипу распечаток.

Все приборы исправны. Он не только читал про них, он видел их своими глазами.

Системы навигации в порядке. Системы жизнеобеспечения тоже в порядке. Сейчас двигатели молчали, но Скайуокер еще неделю назад затребовал включить режим холостого хода. Реактор работал на одну десятую мощности. Да все в норме, какой саботаж?

И все-таки.

За неполные три недели всю документацию не то что изучить наизусть — ее не прочитать.

Зато были люди, которые ее составляли и проверяли.

Например, главный инженер верфей работал на Локримии несколько лет. Или его заместитель, который лично курировал постройку дредноута.

Верфи были захвачены почти месяц назад. Потом он... несколько дней отдыхал в камере, спасибо любимому командиру. Интересно, что тогда происходило на верфях? Скорее всего, убирали трупы и ремонтировали разбитые при штурме отсеки. И никто не работал. Если предположить, что саботаж устроили именно в те дни? Маловероятно. Тогда еще никто ничего не знал ни о судьбе системы, ни о судьбе верфей.

Хотя Цандерс, безусловно, моментально положил глаз на дредноут.

А если нет? Ведь были и другие возможности. Двое суток он сам носился по верфям, как угорелый, в срочном порядке составляя краткий рапорт адмиралу. Да, точно, именно тогда он приказал стоявшей здесь на вахте десантной роте никого не пускать на борт "Виктории".

В своих людях он не сомневался.

Потом он улетел на Корускант, вернулся, и принялся за тщательный осмотр корабля. Вместе с ним на корабле побывало около пятидесяти человек из персонала верфей.

Ситх, пятьдесят человек!

О которых он не знал ничего. Ничегошеньки, вообще ноль, полное отсутствие информации.

Опять спешка. На режимном объекте по правилам надо было затребовать досье, изучить каждого.

Бред какой. Это работа для службы безопасности, подумал он.

Безопасники доложили Цандерсу об исчезновении части архива. И предупредили о возможном саботаже. Вот и вся их работа. Они хотя бы что-то могут сделать наверняка? Интересно, ожидаемая информация о местонахождении противника тоже поступит в форме "существует возможность, что в галактике есть базы сепаратистов"?

Пятьдесят человек.

Ерунда, мы были вместе с ними. Я сам видел все, что они делали. Или почти все.

Скайуокер поднялся. Лег на кровать. Закинул руки за голову. За последние три сумасшедшие недели он спал только урывками. Сейчас выходил как раз такой удобный урывок.

Как бы я сам устроил саботаж, спросил себя Анакин.

Никаких бомб и детонаторов — анализаторы сразу же поднимут рев.

Устроить неполадки в электронике — другое дело. Опасное. Но хлопотное. Есть резервные системы электроснабжения и резервные системы управления. Приборные датчики очень быстро покажут неисправность. Уже показали бы неисправность.

Система жизнеобеспечения — это, пожалуй, наиболее серьезная вещь. И наиболее защищенная, с тройным резервированием. Постоянно анализируется состав воздуха, питьевая вода, утилизаторы под контролем.

Гипердрайв... Ну, если вывести из строя гипердрайв, мы просто не сможем сделать прыжок. Если заглохнут двигатели, тоже ничего страшного. Сообщим своим, в конце концов. Правда, не хотелось бы такого позорища на ходовых испытаниях.

Двигатели заказывались совсем в другой системе, за десять тысяч парсеков отсюда. И гипердрайв. И реактор. Все неоднократно проверялось специалистами локримийских верфей. Неполадок в них быть не должно вообще. Хотя я не могу включить гипердрайв на полную мощность именно сейчас и посмотреть, не поломается ли что-нибудь.

Да нет, нельзя быть таким параноиком. Все в порядке и все работает.

Ему захотелось сказать это вслух. Как вызов — тишине маленькой каюты.

Вместо этого он перевернулся набок. К стене.

Глаза закрывались сами собой, и уже не хотелось бороться со сном.

Серый потолок завертелся, закружился вихрем, затянул его. И понес, далеко-далеко, за пределы корабля, верфей, на другой край Галактики.

Вихрь исчез, успокоился, растворился навсегда. И вдруг грянул заново.

Только вместо податливой мягкой волны в лицо било жесткое мелкое крошево.

Он попытался закрыть глаза рукой. И понял, что стоит посреди пустыни.

Песчаной бурей шла ему навстречу смерть. Он не знал, почему это — смерть. Просто чувствовал так. У нее не было собственного лица. Смерть забирает лица тех, кого уносит к себе, перемалывает их в песок, и...

... песок кристаллизовался в дюрасталевую гладь.

Он шел по этой глади, и с ним шли еще несколько человек. Он понимал, что надо бежать. И все же он шел медленно, потому что воздух вокруг прилипал к телу густой патокой.

И вдруг дюрасталевая плита разомкнулась, пошла волнами, вздыбилась рваным металлическим листом. Он упал. Упали и другие.

А потом поднялись и посмотрели на него.

Юрвин Брайбен улыбался мертвым изуродованным лицом. Рядом с ним скалил зубы его брат, Глан Брайбен. Вместо глаз у него темнели дырочки, пробитые бластерным лучом, и все равно Глан смеялся, словно ему не было больно.

Это не они, подумал Анакин. Наши ребята так не улыбаются.

Лица исчезли. А дюрасталь вдруг сморщилась, съежилась, заискрилась на солнце. Нет, это не солнце, откуда в этом ангаре — солнце. Это просто такое освещение. Красное. Или нет.

Огонь.

Весь ангар полыхал огнем. Не ангар — теперь уже узкий коридор.

Горело все, что могло гореть.

Вот пошла трещинами приборная доска. Выгнулся и лопнул монитор, разлетевшись тысячью мелких колючих осколков.

Он полз по узкому коридору, и вокруг все лопалось, трещало и плавилось.

Впереди был огонь. Сзади был другой огонь. Темный и страшный. Надо было идти вперед, но идти он не мог, и продолжал ползти.

А потом что-то рухнуло сверху, и он упал в пустоту. Пустота приобрела очертания дюрасталевого гроба и наполнилась едким горячим воздухом.

Вокруг все также плясали красные всполохи...

* * *

...Где-то надрывался комлинк. Где-то рядом.

Анакин выдернул себя из сна. Сел на кровати. Смутно соображая, как заставить замолчать этот доставучий приборчик, он, наконец, протянул руку к поясу. Включил.

— Скайуокер слушает.

Послышался спокойный голос адъютанта.

— Валлаш на связи. Докладываю. По приказу адмирала Цандерса составленный вами список экипажа передан капитану Штриму и полковнику Баумгардену. Ваш рапорт утвержден и перевод членов экипажа с "Мегеры" на "Викторию" переходит под вашу ответственность. Полковник Баумгарден любезно согласился вам помочь.

Отлично, подумал Анакин. Глянул на хронометр. Проспал он, оказывается, целых три часа. И уже такого наснилось, что...

... что не стоит обращать внимания на всякую дурь, сказал себе Скайуокер.

Застегивая мундир на ходу, он вышел из каюты и направился в ангар, к шлюзовому отсеку.

Документации было много.

Копии на холодисках Анакин передал техникам. Самую важную часть корабельной бюрократии, приравнивавшуюся к стратегической информации, пришлось нести самому. Теперь Скайуокер шел по коридору "Мегеры" с двумя папками под мышкой. Попутно думая о том, что приказ Цандерса — вежливо распрощаться с бывшим командиром — он все-таки выполнил.

Хватило всего нескольких неуклюжих слов о том, что служба под командованием Штрима была самым важным этапом на его жизненном пути, чтобы заставить капитана глубоко вздохнуть и погрузиться в скорбное молчание. А уж когда Скайуокер произнес коронную фразу о том, как многому он научился у командира, Штрим отреагировал весьма неожиданно. Он заявил, что всегда ценил способности старшего помощника, сожалеет об их неизбежном расставании и желает Анакину больших профессиональных успехов.

И сейчас Скайуокер скривил губы и подумал, что на самом деле он и не солгал. Служить под начальством такого человека, как Штрим, было действительно полезно. По крайней мере, теперь он точно знал, как нельзя командовать дредноутом.

— Сэр, разрешите обратиться не по уставу.

Анакин обернулся. Перед ним навытяжку стоял Гранци.

— Разрешаю. Вольно.

Старший лейтенант мгновенно переменился в лице, двинул Скайуокера в плечо и сказал:

— Ну и здорово же ты продвинулся.

— Стараюсь.

— Кроме меня, есть и другие люди, которые хотят поздравить тебя с повышением.

— Надо же, не ожидал, — с ехидцей сказал Скайуокер. — Чего же они не пришли сами, а прислали делегата?

— Мы решили чтить славные традиции республиканского флота. Вроде организованных коллективных поздравлений.

Анакин пожал плечами.

— Тогда передай им мое организованное спасибо.

Гранци, кажется, тоже решил поиграть в этот спектакль.

— Свой же экипаж не уважаешь.

— Экипаж еще не сформирован.

— Кстати, хотел спросить, а кто у тебя старшим помощником?

— Карпино.

— Кто такой, почему не знаю?

— Я его сам не знаю. Цандерс подсунул какого-то типа, говорят, опытный офицер.

— С "Магуса", что ли?

— Естественно. С "Магуса" к нам немало народа переводят.

— И что, все они припрутся сегодня?

— В течение трех дней.

— Тогда сегодня ночью — единственно верное и правильное время отметить твое повышение, наш перевод на "Викторию" и еще много других важных событий в истории пятого флота.

— Как насчет того, что "Виктория" должна стать образцовым кораблем? — спросил Скайуокер, сделав очень серьезное лицо и любуясь на реакцию старшего лейтенанта.

— Неужели Цандерс решил ввести сухой закон на борту?

— Нет, это была моя собственная инициатива, высоко оцененная командованием флота.

Гранци секунд десять удивленно смотрел на него, затем захохотал и заявил:

— Это жестоко и несправедливо.

— Ладно, ситх с тобой, — у Анакина были разные соображения по поводу этих неоднозначных "традиций флота", но он слишком хорошо помнил, чем был обязан лейтенанту. — Завтра вечером проставляюсь. В кают-компании.

— Слушаюсь, сэр! — Гранци отдал честь. — Я сейчас же займусь организацией этого культурного мероприятия.

Скайуокер рассмеялся.

— Лично приду с проверкой.

* * *

На следующее утро Скайуокер поднялся рано. Предстояло много дел.

Наскоро выпив кофе и умчавшись на мостик, он обнаружил там неизвестного офицера, оказавшегося тем самым Карпино. На "Магусе" он служил вторым помощником Менкинса, и, судя по врученному Анакину резюме, отлично себя зарекомендовал. Хотя и засиделся на предыдущей должности.

Скайуокер полистал распечатки, украдкой поглядывая на Карпино и размышляя, чем он будет компенсировать пятнадцатилетнюю разницу в возрасте и опыте.

Карпино вел себя предельно вежливо. Однако, как показалось Анакину, этот худой человек с редеющими на затылке черными волосами и маленькими колючими глазками уже задался тем же самым вопросом.

— К девяти соберите всех офицеров в рубке, — распорядился Скайуокер.

— Есть, сэр.

Собрание не заняло много времени. Он не стал говорить никаких речей — отчасти потому, что этим часто баловался Штрим — прямо с места в карьер распределил личный состав по группам "обучения". Инструктаж для помощников и старших офицеров он решил провести сам. Раздал копии документов, вчера подготовленные адъютантом.

Работа закипела.

Только к двум часам он смог спуститься в штаб десантного полка. На всякий случай извинился перед Баумгарденом. Тот, впрочем, и сам все понял. Поскольку полковник уже бывал здесь и знал о корабле все, что ему надо было знать, он успел до появления Анакина начать инструктаж своих офицеров.

К пяти часам Скайуокер "освободился" и побежал на верфи. Предстояла очередная консультация у заместителя главного инженера судостроительной компании "Фирнат".

Фир Рутьес принял его с радушием.

— Вы, наверно, и поесть не успели? — спросил он.

— Не успел, — признался Анакин. — Ничего. Это не смертельно.

— Я сейчас.

Инженер вышел за дверь. Отдал распоряжения секретарше.

— Так, а на чем мы остановились вчера утром, Анакин?

Рутьес как раз вчера спросил, можно ли его так называть. Скайуокер не возражал. Судя по седине, заместитель главного инженера годился ему в отцы.

Впрочем, взаимопонимание между ними установилось не сразу. Первый визит будущего капитана "Виктории" к заместителю главного инженера проходил в куда более натянутой обстановке. Разговор не заладился. Инженера раздражали вопросы, которые задавал молодой командир корабля. Причем раздражали до такой степени, что Рутьес вообще решил переложить обязанности консультирования капитана на своих коллег. Только в третий свой визит Анакин добился "смены курса". Стоило ему перевести разговор со служебной официальщины на устройство носового турболазера, как колючий лед недоверия начал подтаивать. О технике Скайуокер мог рассуждать часами, если не сутками. И сумел произвести благоприятное впечатление на инженера.

Как скоро оказалось, сам Фир Рутьес знал о технике практически все. Не было такой темы, в которой он не смог бы блеснуть великолепными познаниями. Разговаривать с ним было невероятно интересно, и Скайуокер решил не упускать такую возможность.

Тем более, ведь это было важно и для службы.

— Речь шла о стрельбе из боковых турболазеров на разных скоростях дредноута, — ответил Анакин. — У нас это запланировано в ходовых испытаниях.

— Безусловно. Жаль, что мы не можем пострелять прямо сейчас, правда? — пошутил инженер.

Скайуокер улыбнулся.

Минут через десять их беседу прервала секретарша, вошедшая в кабинет с подносом. Рутьес суетливо убрал со стола холокристаллы, и место скучной документации сразу же занял огромный блестящий кофейник и пара коричневых чашек.

— Вот это по нашему, верно? — спросил Рутьес, подливая Анакину кофе. — Я, в смысле, размер чашек имею в виду. Большие корабли — и большие чашки кофе. Не знаю, как вы, а я терпеть не могу этот изящный фарфор размером с наперсток. Мда, аристократ из меня никакой.

— Ну, из меня тем более.

— А откуда вы родом, Анакин?

— Я, — Скайуокер замялся. Хотелось не мудрить, а просто сказать "с Татуина". Но он почти никому про это не рассказывал, и где-то в личном деле, наверно, до сих пор числился корускантским беспризорником. Ситх с ним, с личным делом. — Внешние регионы.

— Угу, — Рутьес понимающе хмыкнул. — Родители у вас, наверно, технари?

— Да нет. Мама вот немножко, — он опять замялся. Мама научилась чинить всякую ржавую хрень в лавке старьевщика. И его научила. Надо же было как-то жить. — Разбирается в технике.

— А отец?

— Мой отец погиб на войне до моего рождения.

— Мне жаль, — инженер насупил брови. — Война — да, дело такое... Я вот полжизни строил военные корабли. А иногда думаю — может, лучше, чтоб их и вовсе не было?

Анакин не нашел, что ответить.

В этот момент дверь снова распахнулась, и секретарша внесла поднос с горячими булочками.

— Вы никогда не думали учиться на инженера?

— Нет, — ответил Скайуокер, впиваясь зубами в булку с мясом. — Не было такой возможности.

— Да, вот так и пропадают таланты. Что за дурацкое время настало, да еще эта война, сепаратисты... Считайте, тысячу лет жили в мире — что нам делить-то? А ведь с вашими способностями вы бы уже сейчас могли защитить степень. Без проблем. Я вот сам в двадцать пять стал доктором.

— Как называлась диссертация? — поинтересовался Анакин.

— "Разработка системы электроснабжения универсального термоядерного реактора ФТ-141".

— Здорово.

— Я сейчас вам ее покажу.

Рутьес ушел к стеллажам и через минуту вернулся с синим плоским холокристаллом, который тут же активировал, и принялся демонстрировать свои наработки. Еще целых полчаса инженер увлеченно рассказывал о годах, проведенных в университете, о своем руководителе, об академической науке и студенческих традициях. Анакин с интересом слушал его и не решался прервать.

В какую-то минуту он даже позавидовал.

Широкий взгляд на мир, утонченность, умение в любой момент снова сесть за книги и самостоятельно продолжить обучение и прочие заоблачные категории, только что воспетые Рутьесом, никак не вязались с казарменными условиями, в которых вырос Скайуокер. Он помнил, как преподаватели высшего военного училища старались привить будущим офицерам хоть какие светские манеры и расширить кругозор курсантов. Большей частью, безуспешно. Однообразная служба на внешних регионах развитию утонченности не способствовала, а кругозор быстро суживался до интереса к жалованью.

Рутьес вдруг сообразил, что увлекся и переключился на боковые турболазеры и скорости дредноута.

Через час Анакин поблагодарил его за потраченное время. Выйдя за дверь, он столкнулся нос к носу с секретаршей Рутьеса. Женщин на верфях было мало, в войсках их было еще меньше, ну и лишний раз хотя бы посмотреть тоже было интересно. Или не только посмотреть...

Он уже хотел завести с ней неслужебный разговор, как вдруг с сожалением вспомнил, что его давно ждут с новостями в штабе артиллерии.

Скайуокер дошел до шлюза, когда понял, почему секретарша инженера привлекла его внимание. Такую же стрижку на таких же коротких темных волосах он совсем недавно видел у другой молодой женщины.

На Корусканте.

Ему до сих пор казалось, что они тогда недоговорили. Или он просто не дослушал. То ли не хватило терпения, то ли действительно испугался ее откровенности. Уж слишком серьезно все оказалось.

Он-то не ждал ровным счетом ничего от этой встречи. Надеялся на импровизацию в стиле необычного приключения. Бывшая королева Набу. Теперь просто очень привлекательная женщина.

Из кантины они полетели на средние уровни, он высадил Падме на стоянке несколькими этажами ниже ее квартиры, попрощался и улетел к себе в гостиницу.

Может, надо было...

Нет.

Но тот разговор — о политике, о войне, об армии, о джедаях, о жизни — не закончился.

* * *

— Гранци, тебе бы в снабжении служить.

Это было первое, что сказал Скайуокер, зайдя в десять вечера в кают-компанию. Поскольку "проставлялся" он, то пришлось разориться на изрядную сумму офицерской пьянки. Однако выбор спиртного и закусок того стоил.

Гранци, естественно, снарядил парочку рядовых себе в помощь. Они сновали вокруг большого стола, расставляя посуду.

— Первым делом в трюм сунулись. Но у сепаратистов там — шаром покати.

— Правильно, они же дроиды, а не люди, — ввернул Финкс.

— То есть как это?

— Я сам слышал, у Торговой Федерации были целые армии из дроидов.

— Кто тебе сказал, что Федерация на их стороне?

— А на какой же еще? Сравни наших республиканских голодранцев и ихних олигархов. Миллиардами деньги гребут. Ну, то-то же.

Финкс теперь умный, побывал на Корусканте и разбирается в политике, подумал Скайуокер.

В кают-компанию вошел Карпино.

Анакин долго сомневался, стоит ли его звать. С одной стороны, пирушка носила закрытый характер и поначалу задумывалась для офицеров, прибывших с "Мегеры" и лично знавших Скайуокера. С другой стороны, подобные "культурные мероприятия" тоже известным образом сплачивали коллектив. Кроме того, о человеке можно было узнать немало такого, что он никогда не откроет в более цивилизованной обстановке.

Карпино поблагодарил Анакина за приглашение, сел и откупорил бутылку кореллианского виски. Вскоре пришли и остальные офицеры с "Магуса". Эти поначалу чувствовали себя не в своей тарелке, хотя изо всех сил старались этого не показывать и с деланной независимостью устроились в дальнем углу кают-компании. Причина была проста — обычно десантники отмечали свои повышения с десантниками, а офицеры флота — с офицерами флота. У каждого рода войск не одну сотню лет культивировался свой особый род шовинизма и высокомерия. Каждый десантник свято верил в то, что именно они больше всего рискуют жизнью, зачищают города и устраивают диверсии в тылу противника, пока флотские торжественно сдувают пылинки с крейсеров. "Часовые" Галактики тоже знали себе цену — даже самый лучший десантный батальон не сможет за короткое время сделать то, на что способна качественная орбитальная бомбардировка. Значит, исход войны решает флот, а не пушечное мясо.

Часа через два, когда были выпиты тосты за капитана, за корабль, за погибших товарищей, за победу Республики и еще много других "за", старинные традиции армейского шовинизма потерпели поражение. Лучше всего это было заметно по осоловевшим офицерам в дальнем углу, которых Финкс умудрился втянуть поиграть в саббак. То, что спокойному и рассудительному ротному командиру везет в карточные игры больше других, было прекрасно известно на "Мегере", но не на "Магусе". Как и то, что обыграть Финкса удавалось только одному единственному человеку. Анакин легко угадывал ту карту, судьбой которой на данный момент распоряжался другой игрок, но к этой своей способности привлекать внимания не хотел. И без особой надобности за саббак не садился.

Карпино держался хорошо, лишнего не перебирал, однако и он вскоре немного повеселел. Общаться с ним стало не в пример проще. Он рассказал Скайуокеру, что был женат два раза, и от обоих браков у него есть по дочери. В конце концов, старший помощник нашел в себе силы подняться и ушел.

К Анакину подсел Гранци. Старшего лейтенанта под градусом тянуло к серьезным разговорам.

— Ну вот кончится это все, — начал он. — Что ты тогда делать-то будешь?

— Что кончится?

— Война. А что? Корабли вон какие строят. Я сегодня пока из каюты в столовую шел, аж устал.

— Заблудился, что ли?

— Да нет... ну почти. Палубы перепутал.

— А.

— Так ты что, не веришь?

— Иногда мне кажется, — задумчиво сказал Скайуокер, — что война только начинается.

— Нет, я так не думаю, — Гранци затряс головой. — Это как-то неправильно. Все войны кончаются. Ну, а все же. Вот ты сейчас капитан. Двадцать четыре тебе?

— Ну и?

— А что потом? Вот будет больше не с кем воевать, чем ты займешься?

— Не знаю. А ты?

— А я... Домой, наверно, поеду.

— Это тебе сейчас так кажется. Помнишь Шехтера из второй роты? Два года назад еще можно было в резерве сидеть. Он отработал контракт, вернулся на свою планету. И через два месяца опять прилетел к нам.

— Да, помню, как же, это ж мой бывший взводный. Жаловался, что дома неинтересно. И работы хорошей не смог найти.

— Мне показалось, дело было не в этом.

— Какая разница. Главное, что его на первой же вылазке убило. И зачем вернулся? Сидел бы дома, идиот... Судьба такая, — поправился Гранци.

— Может быть. Так и что ты сам собираешься делать?

— Работу найду... другую. Семью заведу. Главное, на родной планете жить буду.

— Там так здорово?

— Да там просто жить можно по-человечески, понимаешь? Год проживешь — и всей душой чувствуешь, что ты год прожил. Зимой, например, все в снегу. Потом тает. Осторожно так. Сперва внизу все зеленым покрывается, а наверху горы белые аж до самого лета. Осенью дождь идет, мокро, противно... И все равно хорошо. А здесь? Ситх, ну ни зимы, ни весны не видать. По небу ходим — а на самом деле, видим одну дюрасталь. Выкинут на планету — там непонятно чего, то лед, то жара, то пустыня какая-то.

Анакин пожал плечами.

— Тебе такая жизнь не нравится?

— Нравится, почему... — протянул Гранци. — Но иногда кажется, что это неправильно.

Ты бы пил меньше, и тебе бы так не казалось, хотел ответить Скайуокер, но решил не обижать приятеля.

— А ты домой не хочешь? — спросил старший лейтенант.

— Нет, — сказал Скайуокер. — Мой дом здесь.

— Да ты уже агитками говорить стал. Я на Кариде такой же лозунг видел: "Корабль — дом офицера флота".

Анакин не ответил. Долил в стакан остаток виски из бутылки.

Хорошо бы иметь свой дом, подумал Скайуокер.

Он уже не слышал, что там рассуждал Гранци. Мысли унеслись далеко. Через полгода Анакин рассчитывал добиться от Цандерса хотя бы двухнедельного отпуска и увезти мать с Татуина. Тогда можно будет забыть об этой дурацкой планете навсегда и больше не вспоминать.

И мама тоже о ней забудет.

И у него будет дом. Настоящий. Снятая за свои деньги квартирка — тоже дом. В который можно будет приезжать хотя бы раз в год — и тебе там будут рады, и ты перестанешь бояться за мать.

Наверное.

— Постой, — Анакин решил перевести разговор на другую тему. — Райс, а твое повышение мы так и не обмыли.

— Ну, ты на Корусканте был, так мы тут...

— Понятно, — Скайуокер откупорил следующую бутылку виски. — За тебя, Гранци!

К нему тут же присоединилось еще несколько офицеров, которые были не прочь поздравить товарища по второму, если не по третьему разу. Даже Финкс оторвался от партии в саббак.

— Ну как? — тихо спросил Гранци. — Уделал их всех? Поддержал честь десанта, да?

Финкс самодовольно улыбнулся.

— Тебе, может, и счет в республиканских кредитах сообщить?

Ротный командир вскоре вернулся за карты — офицеры с "Магуса" наивно рассчитывали на реванш.

— За успех ходовых испытаний! — крикнул кто-то.

— Точно, за это мы еще сегодня не пили, — откомментировал Гранци. — Непорядок!

— За успех! — заголосили вокруг.

В кают-компанию вошел адъютант Скайуокера. Его тоже пригласили на пирушку, но штабист то ли не умел пить и не хотел позориться, то ли действительно был трезвенником. Никто не подшучивал над его минеральной водой, и, тем не менее, высидел он только полчаса и ушел. Естественно, его теперешнее появление было воспринято как попытка реабилитироваться и вклеиться в общество.

— Сэр, честь имею доложить, что на борт "Виктории" прибыл рыцарь-джедай...

Конец фразы потерялся в хохоте офицеров.

Смеялся и сам Анакин. Он тоже счел это дурацкой, но очень забавной шуткой.

— Джедай? — спросил Гранци.

— Джедааааай! — ответило подвыпитое эхо с разных углов кают-компании.

— К нам приехал джедай!

— Как это он вовремя!

— Знал, сукин сын, когда притащиться!

— Джедаи — они такие, да!

— Спирт за пол-Галактики чуят!

— Ну, пригласи его сюда, — с улыбкой сказал Скайуокер.

Приглашать рыцаря не потребовалось. Под аккомпанемент пьяных голосов в кают-компанию ступил мужчина в традиционном коричневом плаще.

Гомон стих.

Хмель испарился.

Анакин вдруг понял, что одной рукой вцепился в подлокотники кресла, а другой держит бутылку с виски. И что дурацкая улыбка приклеилась к лицу.

Ситуацию надо было исправлять.

Сейчас он поднимется и что-нибудь скажет. Да, он должен что-то сказать. От имени офицеров "Виктории". Обязательно.

Пока Анакин собирался с мыслями, Оби-Ван Кеноби сообщил:

— Я являюсь представителем Совета Безопасности. Рад встрече, капитан Скайуокер. Надеюсь, наше сотрудничество будет плодотворным.

Рыцарь отвесил легкий официальный поклон.

— Этот холодиск, — продолжил он, — содержит подтверждение моих полномочий Советом Безопасности.

Скайуокер все-таки поднялся с кресла. Взял холодиск. Потом протянул руку, которую джедай пожал.

— Рад встрече.

Кеноби снова наклонил голову в приветствии, и покинул кают-компанию. За ним вышел адъютант.

Анакин еще секунд десять пялился на закрывшуюся дверь. Потом обвел взглядом публику. Половина народа, кажется, так и не поняла, что случилось. Кто с беспокойством, кто с интересом поглядывал на командира.

— Вы оказали мне честь, — сказал Скайуокер.

Официоз сработал. Повторять не пришлось.

Глава 8. Виктория

По крайней мере, хотя бы кухонные дроиды у нас работают без неполадок, подумал Скайуокер. И командный состав "Виктории" старательно берет с них пример.

Анакин опять оглядел столовую. Четырнадцать серых и два зеленых мундира. Расплывчато, фоном. Мерный стук ножей и вилок сквозь натянутую в воздухе упругую тишину. За все время завтрака — несколько косых взглядов. И несколько слов. Обслуживающему дроиду.

Здорово. С таким настроением мы запросто сделаем из корабля образцовую тюрьму.

— Объявите собрание в десять, — сказал Скайуокер старшему помощнику.

— Есть, сэр.

— Да, и попросите адъютанта сообщить о собрании нашему гостю.

Карпино чуть нахмурился.

Так вот что его беспокоит, подумал Анакин. И всех остальных, видимо, тоже. Да, у нас теперь есть джедай. Я тоже очень рад.

Холодиск, присланный из Совета Безопасности, не содержал никакой полезной информации. Только обращение к командиру корабля — столь любимые столичными бюрократами словесные конструкции. Развитие сотрудничества, укрепление отношений, совместная борьба за свободу и благополучие Республики...

Вежливое прикрытие.

С какой миссией приехал джедай? Испытания такого корабля, безусловно, событие для флота. Понятно, что на Корусканте хотят знать, как они продвигаются.

А своим офицерам, значит, не доверяют, со злостью подумал Скайуокер. Или одному конкретному офицеру. Что намного понятней. Тем более, прислали именно Кеноби.

Ну что ж, скучать на испытаниях нам не придется.

* * *

На собрание джедай явился едва не первым. Опять официально поздоровался. Занял место в самом дальнем углу — ишь ты, какая демонстрация скромности. Так и просидел целый час, ни во что не встревая.

С техникой у него всегда туговато было, злорадно подумал Скайуокер.

Следующие несколько часов выдались напряженными, и Анакин начисто забыл и о Кеноби, и о его непонятной миссии, и обо всех своих подозрениях.

Перед обедом он снова собрал в столовой офицеров — кроме старшего помощника, здесь были только те люди, кого Скайуокер знал с "Мегеры" и кому доверял. Рассказал о возможности саботажа. Распределил зоны ответственности на корабле, где от каждого требовалась особая бдительность.

Оказалось, что Карпино уже в курсе — его инструктировал лично Менкинс — но никаких действенных соображений у старшего помощника не было. Остальные офицеры восприняли новости по-разному. Баумгарден покритиковал службу безопасности за непроверенную информацию и призвал не поддаваться панике. Джиллард, отвечавший за артиллерию, заметно разволновался.

Скептиков не наблюдалось.

Война. Диверсия — обычное дело. Это все знают. И никому не хочется умирать.

К обеду в столовой появились еще с десяток человек, и маленькое помещение начало заполняться тихими разговорами. Офицеры, знавшие о возможности саботажа, вели себя еще более холодно и скованно, чем утром.

После обеда Скайуокер направился к себе, но у порога каюты его нагнал старший помощник.

— Сэр, разрешите обсудить с вами последние события?

— Конечно.

Анакин запер дверь. Сел за стол, отодвинул лежавшие на нем деки. Карпино занял кресло рядом.

— Какие-то идеи по поводу саботажа? — деловито спросил Скайуокер.

— К сожалению, пока нет, сэр. Я хотел поговорить о другом.

— Вас беспокоит появление джедая на корабле.

Карпино такой прямолинейности не ожидал.

— Да.

— Я слушаю.

— Какова официальная причина прибытия рыцаря?

— Развитие сотрудничества с вооруженными силами, — Анакин постучал пальцами по столу. — То есть никакой.

— Понятно. Капитан, — обратился старший помощник, — в течение службы мне приходилось немало встречаться с джедаями.

Анакин легко улыбнулся. Замечательный намек на мой возраст, подумал он. С высоты очень опытного человека, которому приходилось немало встречаться с джедаями.

— Я слышал о происшествии на "Мегере" после вашей операции на Локримии.

Еще лучше. Даже без помощи Штрима сплетни, оказывается, распространялись по флоту на первой крейсерской скорости.

— И полагаю, визит джедая есть в некотором смысле результат этого происшествия.

Скайуокер чуть пожал плечами.

— Может быть.

— Его миссия — это, фактически, слежка. И не только за вами. Весьма вероятно, что джедаев интересуют настроения людей, их отношение к службе, к Республике. Что говорят и что думают. Теперь многое зависит от того, какое впечатление мы на него произведем. Мы должны быть очень осторожны.

Анакин покачал головой. Дотянулся до стакана и налил себе воды из графина, стоящего рядом. Несмотря на одинаковые технологии очистки, вода на каждом корабле обладала своим особым привкусом, и к ней надо было привыкать заново.

Странно. На Татуине воду делают из всей той грязи, что испаряет ее в воздух — и все же именно там самая вкусная вода в Галактике.

— Чтобы узнать отношение людей к власти, достаточно завербовать кого-то из личного состава. Джедай тут не нужен.

— Возможно, вы правы. Капитан, позвольте задать вам один вопрос. Вы знаете о сверхспособностях джедаев?

— Может быть.

— Большинство людей в это не верит и считает слухи о таинственной Силе пустой галиматьей.

Скайуокер кивнул.

Оставалось задать самый занимательный вопрос. Очень вежливо. Мягко.

— А во что верите вы?

Карпино напрягся, и, понизив голос, сообщил:

— Я видел своими глазами то, что называют телекинезом. Передвижение предметов по воздуху, не касаясь их.

— Ну и что? — Анакин не сдержал ухмылки. Откинулся на спинку кресла. — Будем использовать способности нашего рыцаря при погрузке тяжелого оборудования?

Старший помощник попытался улыбнуться в ответ. Он, видимо, принадлежал к той категории людей, которые считают нужным копировать мимику командира. Однако настроения Скайуокера он не разделял, и поэтому улыбка вышла натянутой.

— Меня беспокоит другое. Джедаи способны чувствовать, что думают люди вокруг. Читать мысли.

— Прямо вот так — читать? Как книгу?

— Я не могу сказать точно, но полагаю, что да.

— Если бы это было так, война никогда бы не началась. Джедаи постоянно встречались с политиками, с влиятельными людьми разных систем. То есть как раз с теми, кто развязал войну. По-вашему получается что рыцари должны были все знать. Мысли, намерения, планы. Так почему же они не предупредили нас? Где же логика, в таком случае? Или может, джедаи в сговоре с сепаратистами?

— Возможно, чтение мыслей не стоит понимать так буквально.

— А если не буквально, тогда чего бояться? Ну, допустим... — Анакин пристально посмотрел на Карпино. — Допустим, этот рыцарь поймет, что у вас с утра болит голова. Потому что вы несколько дней подряд не высыпались. И после обеда вам смертельно хотелось пойти и ненадолго прикорнуть в каюте. И что? Это важная стратегическая информация?

Карпино впился взглядом в Скайуокера.

— Откуда вы это знаете?

— Есть такое выражение "на лице написано". Вот у вас на лице именно это сейчас и написано, — Анакин обезоруживающе улыбнулся. — На самом деле все очень просто. Я сам... никак выспаться не могу. Поэтому и думаю о том же, что и вы. Я ведь угадал, правда?

— Да, — нехотя признался старший помощник.

Полминуты он молчал. Потом спросил:

— А чем конкретно джедай будет заниматься на корабле?

— Совать нос во все наши дела.

— Вы планируете поручить ему какое-то задание? Если он будет все время занят...

Я подумаю над этим, хотелось сказать Скайуокеру. Я просто подумаю. Потому что на данный момент никаких идей у меня нет. Хотя мне известно, что праздно шатающихся джедаев на военном корабле быть не должно.

Поэтому надо принимать решения — сейчас. Иначе решения начнет принимать мой старший помощник. Карпино наверняка уже придумал что-то умное и рациональное. На основании своего богатого опыта общения с рыцарями Ордена.

— Джедай находится в статусе особого советника. Возможно, его помощь пригодится в наземных спецоперациях. Пока это все.

Карпино возражать не стал, но по выражению его лица Анакин понял — старший помощник считает, что к ситуации надо отнестись серьезней.

— Считайте, что это моя проблема, — привосокупил Скайуокер. — И что я беру это дело на себя.

* * *

Прошло несколько дней.

Кеноби исправно показывался на совещаниях. И исправно молчал.

Это раздражало.

Сначала Анакин ожидал какого-нибудь выступления. Какой-нибудь пропаганды столичного пошиба на тему свободы и демократии. Поддержать дух войск, так сказать.

Он ошибся.

Теперь Скайуокеру хотелось подойти и напрямую спросить, какого ситха он тогда тут делает. По-видимому, Оби-Ван это почувствовал, потому что на следующем совещании все-таки попросил слова. И даже высказался. По делу. Обсуждали вопросы, связанные с ходовым отсеком корабля, и Карпино вспомнил о некой аварии, случившейся с республиканским дредноутом около двадцати лет назад. Подробностей он не помнил, а чтобы быстро найти информацию, следовало знать хотя бы в какой системе произошло крушение.

Как ни странно, нужные сведения предоставил присланный с Корусканта джедай.

Это произвело впечатление на офицеров — никто и представить себе не мог, с каким упорством рыцарь целых две недели изучал историю военного флота Республики и почти случайно наткнулся на этот факт.

На том дело и кончилось.

Вечером того же дня Анакин в который раз осматривал отсек маршевых двигателей. По его мнению, это был один из тех самых узлов, где труднее всего заметить неполадки. Внимание Скайуокера привлекло то, что блоки, отвечающие за подачу топлива были изготовлены в разное время. На "Мегере" похожая разница однажды чуть не стала причиной небольшой аварии.

В отсек проскользнула чья-то тень.

Анакин повернулся.

Встретился взглядом с человеком, в чьи глаза не смотрел очень давно. Да и не хотел смотреть.

Не дожидаясь какой-либо реакции со стороны Скайуокера, Кеноби тихо спросил:

— Как ты выжил на нижних уровнях?

— Воровал и убивал, — максимально бесстрастно ответил Анакин. — Еще вопросы?

Кеноби глядел на него не то с сожалением, не то с интересом.

Да, Карпино советовал вести себя по-другому, подумал Анакин. Ну что ж, может, я и делаю ошибку. Зато Кеноби будет занят. Он же мастер искать в словах тайный смысл. Целый вечер будет медитировать над тем, что я сейчас сказал.

Скайуокер успел осмотреть все, что хотел в этом отсеке, еще до явления Кеноби. Однако, рыцарь явно не собирался избавить его от своего присутствия. Уходить самому теперь было неудобно — это бы выглядело так, словно он кое-кого избегал. Поэтому Анакин отвернулся к приборной доске и стал по новой сверять показатели с распечатками.

Через минуту тишину нарушил задумчивый и серьезный голос.

— Значит, ты нашел себя на военном поприще.

— Я себя не терял.

Кеноби вздохнул.

— Интересно слышать это от человека, который в детстве считал, что должен стать джедаем. А потом вдруг передумал.

— Я достаточно быстро понял, что никому ничего не должен.

— Разумеется.

За этим "разумеется" крылась печальная ехидца, и Анакину это не понравилось.

Скайуокер решил дать Кеноби еще пару минут. Джедай молчал. Продолжать разговор бессмысленно, счел Анакин. Он собрал свои распечатки в папку и, направился к дверям отсека, задержавшись около Кеноби.

— Прошу прощения, рыцарь. У меня много работы. При необходимости вы всегда можете найти меня.

Кеноби утвердительно кивнул.

Анакин хотел добавить еще несколько едких слов о дисциплине на режимных объектах, но сдержался. Полномочия рыцаря, утвержденные директивой Совета Безопасности, включали допуск в любые отсеки корабля без необходимости согласования с капитаном. Это было откровенно неприятно, но приходилось считаться.

Уже подойдя к дверям, Скайуокер услышал:

— Ты все бросил и сбежал. Я думал, ты вернешься. Или тебя найдут.

— Я должен был вас предупредить? — чуть повернув голову, спросил Анакин.

— Мне сказали, что ты погиб.

Скайуокер ничего не ответил и направился в рубку.

* * *

В ночь перед официальным началом испытаний Скайуокеру не спалось.

Он ворочался с боку на бок. Такое с ним случалось крайне редко. Новобранцы на первых боевых моментально обучаются спать в любых условиях. Например, стоя можно дремать. А если сесть или лечь — мгновенно проваливаешься в сон. Инстинкты. Почти звериные. Которым подчиняется любое тело.

А теперь — и усталость, и бессонница, и ситх знает что.

Мысли. Много неприятных мыслей. Как зуд в голове.

Он снова открыл глаза. Зеленоватые цифры хронометра на столике высветили пять часов до следующей вахты.

Вполне веская причина заставить себя заснуть.

Он сконцентрировался на Силе.

Это было просто и легко — переключить сознание. Мысли начали послушно свертываться в тугой клубок, расчищая дорогу забытью. Забытье манило глубиной. Втягивало. Расслабляло.

Нет.

Высплюсь завтра, сказал себе Анакин. Резко поднялся — так, что кровь заколотила в висках.

Оделся и вышел в коридор.

На мостик не пошел. Он и так знал, что там. Там Карпино. И все в порядке. Пока.

Скайуокер решил спуститься вниз. К восьмому отсеку — к гипердрайву. Двигаться он старался практически бесшумно. Офицеры флота так не умеют. Только десантники, побывавшие в горячих точках. Поправка: выжившие в горячих точках.

А еще это умеют джедаи, да...

... джедаи? Джедаи спят и видят десятый сон. И отлично.

Вахтенный офицер отдал честь.

— Доложите, — приказал Скайуокер.

— За время моего дежурства никаких происшествий замечено не было, сэр.

— Кто стоял на вахте, когда инженеры осматривали двигатель последний раз? Я имею в виду сегодня утром.

— Лейтенант Аппель, сэр.

— А вы когда заступили?

— Три часа назад, сэр.

— И никто посторонний за это время сюда не заходил?

— Так точно, сэр. Сюда никто не заходил.

Скайуокер прошелся по отсеку. Да нет, все в порядке. Вся вахта работает отлично. Молодцы ребята. Наверняка, скучно им и тоскливо — гипердрайв молчит, приборные доски показывают нулевые значения. Ну да ничего, скоро и здесь будет все по-другому. Совсем немного осталось.

А я пока тихо схожу с ума, и мне тоже осталось совсем немного.

В десятом отсеке Анакин в который раз полюбовался на реактор. Выслушал доклад вахтенного офицера. Потом навестил маршевые двигатели.

Самые опасные узлы корабля имели до тошноты однообразный вид хорошо отлаженных механизмов.

И было в этом что-то неправильное.

Скайуокер поднялся на пять уровней выше. Здесь начиналось расположение еще несформированного десантного полка.

Заглянул в один из спортивных залов. Дюжина человек усердно накачивала мускулы. На дальнем конце зала двое бойцов кололи друг друга тонкими рапирами. Бесполезный спорт, на первый взгляд. Не займешься сам — не оценишь, как оно развивает реакцию и ловкость. Но намного интереснее колющих рапир были клинки, имитировавшие рубящее оружие. Работать с ними было просто здорово. Хотя с настоящей сталью не сравнится ничто. Если хотя бы раз подержал сталь в руках, рассек воздух острой, пусть и не наточенной кромкой — забыть это будет трудно.

Анакин прошел дальше по коридору.

Разговаривать ни с кем не хотелось. Тем более не хотелось выслушивать одинаковые доклады о необнаруженных неисправностях и незамеченных происшествиях.

Ну нет у нас саботажников, нет... А может, и правда, нет.

Завтра будет видно. Завтра у меня будет замечательная возможность войти в историю флота. Как командир, которому удалось погубить новейший корабль. Если, скажем, в системе энергоснабжения двигателей кто-то устроит диверсию. Кто-то умнее и опытнее...

... меня ...

... двадцатидвухлетнего капитана второго ранга А. Скайуокера...

На месте саботажника я бы делал ставку именно на это: недостаток опыта — обратная сторона так называемой "блестящей карьеры".

Ага, моей блестящей карьеры. И сияющего послужного списка. Как же это тогда сказал Бленд: "вам нравится, когда вам все завидуют"? Тогда было смешно. Теперь почему-то не смешно. Дезертирам виднее. А вовремя он, кстати, смылся — ведь был далеко не дурак, и если бы на Локримии не схалтурил с тем бомбером, я бы его перевел на "Викторию", а сейчас...

... если где-нибудь увижу — убью.

Хорошее слово "если". Столько сделать надо — в первую очередь выжить — и все обозначается одним словом "если".

... вам нравится, когда вам все завидуют?

Нет, не нравится.

Звания раздаются легко по одной простой причине — должность погибшего занимает новый кандидат в трупы. Мальчишек производят в офицеры — мальчишки получают звания — мальчишек бросают на самые рискованные задания...

... может, и Цандерс об этом загодя подумал.

Или нет. Не думал.

Цандерс просто рискнул.

За компанию со всеми...

Скайуокер спустился в ангар. Здесь было просторно. Синими точеными фигурками расставлены вахтенные по углам. Стройными рядами красуются одиннадцать новеньких истребителей.

А первую серию они отлично отлетали, вспомнил Анакин. Жаль, не хватает еще одного пилота — была бы эскадрилья. Вон еще шесть машин... Нет, ну откуда мне взять нормальных пилотов? Или новеньких с Кариды — сразу посадим на новые истребители? Дурь, а ведь другого выхода нет...

— Вы тоже не спите, капитан? — вежливо осведомился знакомый голос.

— Нет, я не всегда сплю ночью, — также вежливо ответил Скайуокер и нарочно продолжил. — Видите ли, рыцарь, вы можете этого не знать, но служба на корабле организована по вахтам.

— Но сейчас же не ваша вахта?

Ага. И это он тоже узнал. Наверно, выспросил у штабиста. А тот и рад был сообщить, конечно, выслужиться перед посланником из столицы.

Скайуокер повернулся. Скрестил руки на груди.

— И в чем вопрос, позвольте узнать?

— Вы выглядите очень уставшим. Прямо осунулись за те две недели, что я здесь.

— Я искренне тронут вашим вниманием.

— Вас что-то тревожит.

— Вам показалось, рыцарь. Смею вас уверить, на дредноуте все в порядке.

— Вы проверяете, все ли готово к началу ходовых испытаний?

— Именно.

— Я не сомневаюсь, что все пройдет безупречно.

Кеноби улыбнулся.

— Несомненно, — подтвердил Анакин. Кривить губы не хотелось.

— Желаю вам хорошо отдохнуть перед началом.

— И вам того же.

Оби-Ван легко наклонил голову, словно почтительно принимал это пожелание.

Скайуокер просто отвернулся и, не попрощавшись, побрел к себе.

Проспал Скайуокер около четырех часов. Не так уж плохо. И главное, он не запомнил того, что ему снилось, а в последнее время Анакин стал считать это хорошим знаком.

Потянулся к Силе. В Силе он был не один, и это ощущение едва не вытряхнуло его из концентрации. Джедай тоже медитировал.

Если сегодня нам суждено разлететься космическим мусором, то компания у нас будет просто замечательная...

Он оделся и пошел в столовую. Навстречу, как назло, попадались люди бодрые, энергичные, в приподнятом настроении. Еще бы. Сегодня же такой день.

Нет, решил Анакин. Нельзя мне сейчас зацикливаться на плохом. Теперь, после всех этих недель на верфях — нельзя.

При виде вошедшего в столовую командира офицеры привычно поднялись со стульев. Кеноби дополнил свое приветствие легким поклоном. Сегодня рыцарь, в первый раз соблаговолил присоединиться к завтраку командования "Виктории". Он занял место в дальнем конце прямоугольного стола. Сидевший справа от джедая Джиллард не слишком этому обрадовался и периодически бросал в сторону рыцаря подозрительные взгляды. А вот устроившиеся слева командиры эскадрилий бомберов и истребителей на своего необычного соседа внимания не обращали и тихо перешептывались о чем-то своем.

Скайуокер подумал, что с удовольствием увидел бы здесь Фира Рутьеса, только дня три назад окончательно переселившегося на дредноут. Однако Рутьес вежливо отказался от приглашения — мол, не хочет ставить в неудобное положение подчиненных ему инженеров с верфей. Оттого инженеры и завтракали в общей офицерской столовой.

Еще несколько кресел пустовали — часть офицеров была на вахте или наоборот, отсыпались после проведенной на палубе ночи. В том числе и Карпино, обязанности которого сейчас исполнял второй помощник, Сатабе. Этот офицер тоже был старше Скайуокера, но всего на пять лет. Как и сам Анакин — быстро продвинувшийся "счастливчик". Но вроде не дурак, да и не лезет делиться своим "немалым опытом"...

— В двенадцать начинаем церемонию принятия корабля, — сказал Скайуокер, откладывая в сторону столовые приборы. — Ровно в одиннадцать тридцать всему экипажу собраться в доке номер восемнадцать на верфях. — Сатабе, — обратился он, — свяжитесь с теми командирами, которые сейчас на вахте и передайте мое распоряжение.

— Есть, сэр.

* * *

Вот и штабист наш сгодился, подумал Анакин. Приволок откуда-то оркестр. Пусть всего дюжина родианцев. Зато настоящая, живая музыка.

Глядя на выстроившийся ровными шеренгами экипаж, который он теперь уже мог назвать своим, Скайуокер вспоминал Корускант. Со столицей ассоциировались аперитив и бесплатная жратва в пустоте роскошных залов. И стеклянные глаза тех, кто приперся поглядеть на игрушечных солдатиков.

Торжественность и торжественность. Церемония и церемония.

Не сравнить. Слишком разные.

Даже приевшийся гимн Республики в этом доке звучал иначе.

Грань великолепной столичной жизни и острая кромка войны.

Тот самый дюрасталевый блеск, которым никогда не перестанут восхищаться мальчишки из благополучных семей. Восторженные юнцы, которые снова и снова прутся на Кариду, Ахвен и в другие военные училища Республики, чтобы потом захлебнуться тошнотой однообразной службы на какой-нибудь забытой базе во внешних территориях. Или попасть на фронт и узнать, что война — это гниющие трупы твоих товарищей в лесах и пустынях никому не нужных планет, это исчезающий в бесконечной темноте космоса истребитель подбитого ведомого, это дредноут, на котором заживо горят парни, знакомые еще с Академии. Вот это война. Без прикрас.

А мне повезло, подумал Скайуокер. У меня в жизни — не было прикрас. Я не мечтал о романтике. Даже в детстве. Тем более — в детстве. Приключений у меня — на дюжину жизней хватит, и еще останется.

И все это вокруг — просто моя жизнь.

И, как ни странно, именно поэтому мне тоже нужен этот дюрасталевый блеск, торжественные построения и оркестр с музыкой.

Гимн Республики стих. Цандерс сделал шаг вперед.

— Здравия желаю, воины Республики!

По шеренгам и рядам покатилось ответное "здравия желаем, адмирал Цандерс".

— Воины Республики. Вы знаете, что сепаратисты хотят разорвать нашу родину на кровавые куски. Разорвать хладнокровно. Ради личной выгоды. Мы не дадим им этого сделать.

Адмирал выдержал паузу в несколько секунд, и продолжил:

— На вас смотрит вся галактика. Вас ждут порабощенные врагом народы. Ваших побед. Вашего наступления. Вчера четвертый флот Республики разбил противника у системы Муруфуджи. На этой же неделе третий флот Республики высадил десант на двух планетах системы Зурбару и освободил ее. Тяжелые бои продолжаются, — Цандерс снова помедлил. Анакину казалось, что он вглядывается в строй, читает лица офицеров и рядовых. — Именно вы освободили Локримию. И теперь у вас есть уникальная возможность ускорить наступление. Этот корабль — первый дредноут такого класса. Сепаратисты строили мощнейший по вооружению корабль. Который должен был стать их новым флагманом. Но, благодаря вам, не стал. Теперь он должен стать нашим символом победы. И ваше задание — научиться управлять его мощью. Обуздать ее. И обратить эту мощь против врага!

Ангар потонул в громком "ура".

Очередь была за Скайуокером. Он тоже сделал один чеканный шаг вперед. Увидел знакомые и незнакомые лица, полные энергии, надежды, доверия.

Такая минута бывает раз в жизни.

Можно заслужить высшие награды и высокие звания, но никакое повышение или награждение не сможет сравниться с принятием командования над своим первым кораблем.

Над таким кораблем.

— Здравия желаю, экипаж "Виктории"!

Словно вихрь сгустился в воздухе и пролетел по рядам. Зычно, гулко, резко раздалось со всех сторон:

— Здравия желаем, капитан Скайуокер!

Дюрасталевый блеск застилает глаза, пьянит и кружит, и уже совсем не хочется размышлять на тему, почему и кто бежит на Кариду, не хочется философствовать о романтике, потому что все это пусто и ненужно.

Хочется выпить до дна это вечно юное ощущение гордости. Гордости, что и ты — частица этой несокрушимой мощи.

Армии, которой еще только предстоит стать великой.

— Офицеры и рядовые "Виктории", — начал Скайуокер. — В истории флота Республики еще не было корабля, подобного этому. Для меня небывалая честь — ступить на борт "Виктории" ее командиром. Но без экипажа — нет корабля и нет капитана. И еще большая честь для меня — служить и воевать вместе с вами. Со многими из вас я был на Юмакуре, на Угма-ру, на Лан-дорне, на Локримии. Я помню, как мы терпели лишения, как назло всему побеждали. Теперь в наших руках ключи к победе. Осталось совсем немного — провести ходовые испытания дредноута. Тогда мы сможем бросить новый вызов врагу.

... небывалая честь ... ключи к победе... бросить вызов врагу...

Предательским скользким шепотком зашевелилось внутри сомнение.

Сколько красивых и высокопарных слов я, оказывается, знаю, подумал Анакин. Наслушался ведь где-то. И самому повторить захотелось.

Сомнение растаяло через долю секунды. Никогда раньше он не слышал такого громкого и ясного "ура"...

Последним выступал столичный посланник.

Когда на вчерашнем совещании Анакин решил спросить рыцаря, есть ли ему что сказать на торжественном построении, тот замялся. Раздумывал несколько секунд, а после неожиданно согласился.

Теперь Скайуокер ждал его речи с некоторой опаской. Он боялся, что появление персоны в длинном коричневом плаще и непременные сухие казенные слова о сотрудничестве собьют боевой дух людей. И вот, наконец, Кеноби обратился к строю.

— От имени Ордена мне выпала честь приветствовать экипаж "Виктории".

Анакин всматривался в лица, и им все больше овладевало беспокойство. Ему казалось, вот уже и холодок пошел, и привычное недоверие появилось. Оби-Ван тем временем продолжал:

— Я прибыл с Корусканта, чтобы сказать вам: в столице вас помнят. И переживают за вас каждый день. И ждут не только победы и боевой доблести, но и того, чтобы вы все вернулись домой целыми и невредимыми.

Ложь.

Скайуокер сам только что был на Корусканте. И своими глазами видел, как там жаловали армию и как переживали за них. Для большинства столичных жителей война оставалась холовизионным приключением. На них-то бомбы не падали.

И все же Анакин не знал, как расценивать эту ложь. Лица людей потеплели. Может, им нужно было именно это услышать? Ведь и правда, не все на Корусканте такие безразличные. Есть и такие, у кого родня в действующей армии. Или кто разбирается в том, что происходит в Галактике.

Скайуокер бросил косой взгляд на Цандерса. Кажется, тот был вполне доволен речью джедая.

Оставалось совершить последний "ритуал". Анакин развернулся и встал по стойке смирно перед адмиралом.

— Дредноут "Виктория" к прохождению ходовых испытаний готов!

— Приступить к ходовым испытаниям.

— Есть приступить к ходовым испытаниям, — ответил Анакин. Отдал честь и щелкнув каблуками, развернулся к строю.

— Начать ходовые испытания!

Скайуокер зашагал к шлюзу на дальней стороне ангара. Приятное настроение не собиралось никуда пропадать. Шеренги экипажа четко расступались перед ним, давая дорогу. По традиции, капитан входил на новый корабль первым, а старший помощник замыкал цепь.

Меряя шагами белый шлюзовой коридор, он уже чувствовал себя победителем.

Церемония окончилась под звуки марша.

Едва Анакин только ступил в ангар, как его догнал запыхавшийся адъютант.

Что-то важное, подумал Скайуокер. Штабисты редко бегают как угорелые.

— Разрешите доложить!

— Слушаю.

— Нам только что передали, что в доке номер пять сел корвет. Подкрепление, присланное по прямому указу главного штаба для десантного полка "Виктории".

Анакин удивленно поднял брови.

— Что за... Найди мне начштаба. Или Баумгардена.

Ни о каком подкреплении он и слыхом не слыхивал. Часть техников и офицеров уже прибыла с Ахвена и Кариды. Это был минимум, достаточный для испытаний. Остальных они должны были забрать прямо с Академий.

Вскоре к нему присоединился майор Шрогль, начальник штаба дредноута. В ведении Шрогля были как офицеры флота, так и подчиненные Баумгардена.

— Вы что-то слышали о подкреплении, присланном по указу с Корусканта?

— Нет, сэр.

— Странно, — сказал Анакин.

— Я сейчас пошлю туда лейтенанта Белфилда, пусть разберется на месте, — ответил майор, отдавая приказ по комлинку.

Запиликал штабной холоприемник.

— Ситх, — тихо ругнулся Шрогль.

Скайуокер активировал связь, и перед ним вытянулась холограмма молодого офицерика.

— Корвет "Вольный" вызывает "Викторию".

— Капитан "Виктории". Докладывайте.

Офицер и бровью не повел, словно он каждый день разговаривал с капитанами дредноутов и бодро доложил:

— Сэр, по приказу главного штаба подкрепление в составе одной штрафной роты к месту несения службы прибыло. Док номер пять. Прошу прислать представителя штаба для выполнения формальностей.

— К вас уже отправился лейтенант... Какой роты, вы сказали?

— Подкрепление в составе одной штрафной роты, сэр.

— Штрафной? — Скайуокер растерялся. — На кой нам штрафная рота?

— Сэр, приказ получен в главном штабе. Штрафная рота должна быть прикомандирована к десантному полку номер сто двадцать пять.

Шрогль отрицательно покачал головой.

— Мне нужна копия этого приказа, — сказал он.

— Есть, сэр.

Минут десять Скайуокер с Шроглем пялились в распечатанный документ.

Печать Совета Безопасности наводила на мысль, что избавиться от штрафников уже не удастся. Анакин перебирал в голове разные варианты. Связываться с Цандерсом и жаловаться адмиралу не хотелось. Да и куда их денет Цандерс? Возьмет, что ли, на флагман пятого флота?

— Нам придется их принять, майор.

Шрогль молча кивнул.

— Проследите за тем, чтобы формальности не заняли много времени. Я не хочу задерживать старт корабля более чем на полчаса.

— Да, сэр, — ответил майор и тихо буркнул. — Как будто я хочу.

* * *

Когда Скайуокер добрался до рубки, стали поступать сигналы от командиров отсеков и подразделений. Экипаж на местах. Кто заступил на вахту, кто ждал дежурства. Наконец, зазвенел комлинк — Шрогль счел нужным самолично доложить о том, что "пополнение" уже приняли на борт и разместили в соответствующем отсеке.

Вот и хорошо.

Тишина в рубке прерывалась только редкими звуковыми сигналами приборов. Напряженное ожидание, охватившее дредноут, ощущалось физически.

— Всем отсекам. Подготовка к старту, — сказал Скайуокер. — Старт через пятнадцать минут.

— Есть, сэр, — ответил дежурный связист.

Нельзя нам больше терять времени, подумал Анакин. Сколько же можно стоя на вахте пялиться в неживые экраны с нулевыми показателями.

— Закрыть шлюзы.

— Есть закрыть шлюзы.

Скайуокеру вдруг ясно представились эти белые трубы шлюзовых коридоров, по которым он столько раз шагал.

Наверно, они схлопнулись со скрипом. Да, непременно со скрипом.

— Мощность реактора двадцать процентов.

— Есть мощность реактора на двадцать процентов.

Оба монитора, отражающих состояние реактора, оживились. Медленно, словно с ленцой поползли вверх отслеживающие мощность кривые. Третий, резервный монитор, предназначенный для независимого наблюдения, бесстрастно копировал те же самые диаграммы.

— Мощность реактора?

— Двенадцать процентов.

Анакин прошелся по мостику. Реактор разгонялся за считанные минуты, но даже они казались часами. Скайуокер вдруг услышал, как один навигатор шепнул другому:

— Да пребудет с нами Сила!

По рубке покатилась волна шепотков:

— Сила с нами! Да пребудет с нами Сила!

Скайуокер улыбнулся, чем немало удивил вахтенного, отрапортовавшего о достигнутых двадцати процентах.

Парадокс!

Они надеялись на Силу, которой не понимали и не чувствовали.

Он же надеялся только на людей. Которые, сами того не зная, и были этой — Силой. Которые делали корабль живым, превращая технологическую конструкцию из брони и дюрастали — в единый мощный организм. Впереди любой, даже самой совершенной технологии, стоит жизнь. Человек. Люди. Люди ведут корабль. Люди определяют его судьбу, и свою судьбу тоже.

А говорят — Сила.

Смешно. Никакая храмовая медитация не дает такого внутреннего энергетического всплеска как напряженная слаженная работа одной команды.

Скажешь — не поверят. Проще надеяться на сверхъестественное, чем на себя.

— Проверить питание двигателей.

— Есть проверить питание. Питание двигателей в норме.

— Запуск двигателей.

— Есть запуск двигателей.

Зеленый луч торопливо побежал по монитору, вычертил идеальное плато и замер в ожидании. И вдруг зашевелился, трусовато дернулся в сторону, словно испугался чего-то. Это маршевые двигатели жадно проглотили первую порцию энергии.

— Освободить стыковочные замки.

— Есть освободить стыковочные замки.

Показалось? Или правда шевельнулся пол под ногами?

Нет, все же показалось. Амортизаторы должны поглощать колебания, стабилизируя корпус. Простая, и все же очень важная операция — механизмы замков должны были сработать и "расстегнуться" одновременно. В противном случае корпусу грозили повреждения.

— Отстыковка началась, капитан.

Неправильной формы гигантский искусственный спутник, который представляли из себя локримийские верфи, постепенно удалялся от корабля. "Виктория", которой словно перерезали пуповину, теперь неприкаянно висела в невесомости. На одном из экранов Анакин увидел мелькнувший кусочек сине-зеленой планеты. Он вдруг подумал, что за все время своего пребывания в системе только один раз и успел побывать на земле внизу, и то это была боевая операция. Жаль.

... А когда-то я даже начинал вести список планет и спутников, где мы высаживались. И потом бросил. Бросил, когда один раз мы высадились на ночной стороне планеты, и я там так ничего и не разглядел...

Скайуокер вдруг понял, что отвлекся. Причем на непростительную ерунду. Скользнул взглядом по мониторам.

Навигационный компьютер вот уже третью минуту размышлял о безопасном расстоянии корабля до верфей, а "Виктория" все также болталась в пустоте.

Пошла четвертая минута. Пятая. Шестая.

Долго. Невыносимо долго — до того, как можно будет дать одну единственную, самую важную команду...

— Капитан, отстыковка успешно завершена, — доложил навигатор.

— Курс на орбиту.

— Есть курс на орбиту.

— Полный вперед!

— Есть полный вперед!

Один мощный рывок вывел корабль из невесомого оцепенения. Плавно, решительно заскользил вперед огромный дюрасталевый монстр, набирая скорость и обгоняя искусственный спутник верфей.

Вахтенные офицеры — которые в эту минуту были просто людьми — улыбались!

* * *

Орбитальный полет "Виктории" длился три с половиной часа, когда дредноут вновь обогнал верфи. На мостике раздались торопливые шаги — из реакторного отсека вернулся Карпино.

— Должен вас поздравить, капитан, — старший помощник не скрывал удовлетворения. — Похоже, все идет весьма успешно.

— Спасибо. Я вас тоже поздравляю.

Карпино снизил голос почти до шепота и добавил:

— Полагаю, если бы кто-то решился саботировать корабль, это бы уже случилось.

— Вы не поверите, — вдруг усмехнулся Анакин. — За эти три часа я почти забыл о саботаже.

— Саботажа не было!

— Не было... — повторил Скайуокер. — Cтранно...

— Странно? — удивленно переспросил старший помощник и решил закрыть тему на ноте казенного оптимизма. — Я уверен, мы скоро сможем забыть об этих слухах.

— Надеюсь, — Анакин кивнул. Выдержал паузу. — Кстати, вы уже составили график учебных тревог?

— Да, сэр.

— Когда вы планируете провести первую?

— Через сутки.

— Поздновато. Давайте, — Анакин глянул на хронометр, — через четыре часа.

— Есть, сэр. Что будем отрабатывать? Пожар в отсеке двигателей? Или взрыв и разгерметизацию обоих ангаров?

— Пожар в отсеке двигателей... — Скайуокер призадумался.

Он вдруг вспомнил свой неприятный сон.

Неужели я тоже становлюсь суеверным, подумал Анакин.

Суеверий на флоте было много. Над ними посмеивались — и верили. Все эти глупости существовали еще с тех древнейших времен, когда корабли считались почти живыми или, по крайней мере, населенными какими-то духами. Большинство младших техников, ступая на новый корабль, первым делом отправлялись бросить в трюм несколько мелких монет — правда, их менее суеверные товарищи не стеснялись собирать урожай с пола. Многие офицеры считали нужным таскать во внутреннем кармане мундира хотя бы пару кредиток в качестве оберега. Традиция устроить крепкую пирушку в кают-компании еще до выхода корабля из доков пошла отсюда же — вряд ли кто-то по-настоящему верил, что винные пары умилостивят невидимых обитателей палуб, и, тем не менее, обычаю следовали с необыкновенной настойчивостью. Чрезвычайно плохим знаком считалась гибель какого-нибудь рабочего при строительстве корабля. Хуже было только поскользнуться на капитанском мостике — правда, для этого надо было постараться, однако примета предрекала кораблю скорую гибель. И это только там, где служили люди! Что уж говорить о крейсерах мон-каламари, культура которых была сложна и порой непостижима для восприятия человеческой расы...

Глупость? Пожалуй, размышлял Скайуокер. Просто я не хочу начинать испытания с отработки пожара. Пусть даже и ненастоящего. Просто не хочу. У меня есть право выбирать.

— Нет, лучше отработаем разгерметизацию, — сказал он.

— Стоит ли предупреждать инженеров с верфей? Они гражданские лица...

— Они на военном корабле, Карпино. Пускай поучаствуют. Фир Рутьес сейчас в реакторном отсеке?

— Двадцать минут назад был в отсеке двигателей.

— Отлично. Примите вахту, а я пойду поговорю с ним.

— Вахту принял, сэр.

Оставив старшего помощника на мостике, Скайуокер еще раз прошелся по рубке, оглядел все мониторы и спустился вниз.

Фир Рутьес был вторым человеком, радушно его поздравившим. Хотя в общем-то, Анакину не встретилось ни одного хмурого лица.

— Капитан, — обратился инженер. На корабле он более не позволял себе называть Скайуокера по имени, и Анакин в который раз удивился тактичности и чуткости этого человека. — Никаких перегревов, никаких неполадок. Как говорили древние "все идет, как по маслу".

— Мы еще не разгоняли корабль до максимальной скорости.

— Он выдержит, я вам это обещаю.

— Не сомневаюсь. Послезавтра мы устраиваем торжественный ужин в кают-компании. Семьдесят два часа полета — тоже традиция. Придете или опять будете отказываться?

— Опять буду отказываться. Вы же понимаете.

— Так приходите вместе со всей вашей командой.

— Пятеро гражданских крыс — не многовато ли для общества славных боевых офицеров?

— Боевые офицеры еще не забыли, что служат на корабле, который строили вы. Для меня вы тоже часть экипажа.

— Есть, сэр! Благодарю вас, сэр!

Эта выходка позабавила Скайуокера. В голове словно рассеивались мрачные тучи, напряжение исчезало и он все меньше чувствовал себя эдакой сжатой пружиной, по любому тревожному сигналу готовой распрямиться и ударить невидимого диверсанта.

Он добрался до каюты, заставил себя раздеться, мгновенно уснул и через три часа проснулся совершенно бодрым и свежим, в прекрасном настроении. Впереди было самое интересное, и Скайуокер вернулся в рубку принимать вахту от помощника.

— Полет нормальный. Никаких отклонений в основных узлах не обнаружено, — доложил Карпино.

— Режим?

— Продолжали движение по тому же курсу со скоростью шестьсот единиц.

— Отлично. Вахту принял. Можете идти, Карпино.

Едва старший помощник скрылся из виду, Скайуокер подошел к дежурному офицеру.

— Поднять мощность реактора до тридцати процентов.

— Есть поднять мощность реактора до тридцати процентов.

— Увеличить скорость до 800 единиц.

— Есть увеличить скорость до 800 единиц.

... пятьсот сорок, пятьсот шестьдесят, пятьсот восемьдесят...

А на первых прогонах корабль так и не разгоняли до максимума, подумал Скайуокер Интересно, почему?

... шестьсот двадцать...

Но семисот единиц они достигли. Надо было спросить у Рутьеса, он-то точно должен знать. Вдруг здесь какая-то пакость.

... семьсот двадцать, семьсот сорок...

Нет, Рутьес в курсе — это было в графике испытаний, мы это обсуждали, и он бы обязательно сказал, если...

... семьсот восемьдесят...

... если что?

— Скорость 800 единиц, сэр.

— Отсек двигателей, перегрев есть?

— Никак нет, сэр.

— Продолжать движение на максимальной скорости.

— Есть продолжать движение.

Скайуокер снова зацепился взглядом за монитор с видом на Лоду-2. Синим лоскутком неслось не то море, не то океан.

Через два дня будем гонять дредноут в атмосфере, подумал Анакин. Может, тогда и посмотрю на эту планету поближе.

— Реакторный отсек, доложите обстановку.

— Вырабатываемая мощность тридцать процентов от максимума. Охлаждение в норме, сорок пять процентов. Системы резервирования в порядке.

— Поднять мощность реактора на сорок процентов.

— Есть поднять мощность реактора.

— Включить первый дефлекторный генератор, тысяча шестьсот единиц.

— Есть включить первый дефлектор на тысяча шестьсот единиц.

— Включить второй дефлекторный генератор, тысяча шестьсот единиц.

— Есть включить включить второй дефлектор на тысяча шестьсот единиц.

— Продолжать движение по орбите.

— Есть продолжать движение по орбите.

— Дежурный по реактору, доложите обстановку.

— Вырабатываемая мощность сорок процентов от максимума.

— Отклонения?

— Никаких, сэр.

На мониторе слева от Скайуокера радары обозначили верфи.

— Расстояние до спутника?

— Двести семьдесят километров.

— Курс на спутник.

— Есть курс на спутник.

Один офицер из команды навигаторов отвлекся от своего монитора и бросил косой взгляд на командира. Пройдя вперед по мостику, Анакин встал у смотрового экрана и сложил руки за спиной.

Нос "Виктории" хищно нацелился на верфи.

Много? Мало?

В самый раз.

Скайуокер опять померил мостик шагами. Вернулся в рубку. И снова тот офицер беспокойно глазел на него. Анакин не подал виду и спокойным тоном спросил:

— Расстояние до спутника?

— Сто девяносто километров.

— На ста шестидесяти начать маневрирование. Оставить спутник по правому борту.

— Есть начать маневрирование и оставить спутник по правому борту.

Офицер, кажется, успокоился и уткнулся в свой монитор. Анакин, скрывая восторг, наблюдал, как "Виктория" выписывает около верфей каллиграфический полукруг.

— Маневрирование выполнено успешно.

— Продолжать движение по орбите.

— Есть продолжать движение по орбите.

— Проверить питание двигателей на отклонения.

— Отклонений не обнаружено, сэр.

— Начать разворот на сто восемьдесят градусов по левому борту.

— Есть начать разворот на сто восемьдесят градусов по левому борту.

— Курс на верфи.

На этот раз Скайуокер приказал подойти к верфям на расстояние в два раза меньшее и только тогда начать обходной маневр.

Едва только маневр был выполнен, дежурный связист на мостике подал голос.

— Сэр, верфи только что передали сообщение.

— И что там, Эрцесс?

— Сэр, они выражают возмущение и беспокойство за свою безопасность, — связист замялся.

— Что-то еще?

— Они желают узнать... — связист изо всех сил старался сохранить невозмутимость. — Не будете ли вы так любезны предупредить их в случае, если решите таранить спутник.

Анакин улыбнулся краешком губ.

— Передайте на верфи, что дредноут республиканского флота "Виктория" выполняет обычные маневры. Еще добавьте, что в случае необходимости уничтожения такого объекта, как верфи, мы будем использовать имеющуюся у нас в наличии артиллерию, а таран оставим на случай крайней необходимости.

Карпино остался на вахте, и Скайуокер пожалел, что старший помощник не сможет принять в торжественном ужине, который он более чем заслужил. Конечно, еще одна традиция, на первый взгляд бессмысленная, потому что лишней торжественности никто не любит. А лишней и не нужно, нужно просто на часик отвлечься от бесполезных мыслей за стаканом отличного локримийского вина.

Снова прозвучал тост за успех ходовых испытаний, и снова звяканье бокалов утонуло в разговорах. О системах резервирования реактора и смешных обслуживающих дроидах в столовой, о наступлении республиканских войск и, естественно, о сепаратистах. Последним доставались весьма противоречивые характеристики: сепаратисты непонятным образом оказывались сразу и безнадежно тупыми, и невероятно хитрыми, нередко в их адрес звучали слова "отсталые нелюди", за которыми сразу же следовало восхищение передовыми технологиями.

Баумгарден поднял вопрос о штрафной роте.

— ... мог додуматься до того, чтобы прислать на лучший корабль флота бывших наемников!

Хотел бы и я это знать, подумал Скайуокер. Очень бы хотел.

— Среди них есть наемники? — спросил он.

— Четырнадцать человек. Вчера почитал их личные дела. Бывшие граждане Республики, естественно. Служили в нашей армии. Потом вступили в так называемые нерегулярные войска других систем и принимали участие в локальных конфликтах.

— Звучит витиевато.

— Законом это запрещено. Но напрямую они с сепаратистами связаны не были.

— А "накривую"?

— Ситх их знает, честно говоря... В общем, трибунал приговорил их к пяти годам заключения. — Баумгарден пожал плечами. — Что тут же заменили полугодом службы в штрафной роте.

— Интересно.

— Вы видели пояснительный документ? Прилагался к тому же приказу.

— Нет, еще не видел. Что там?

— Государство, видите ли, не имеет права разбрасываться специалистами с военной подготовкой.

— Если подумать, в этом есть некоторый смысл.

Полковник с удивлением поднял брови.

— Вы так считаете?

— Дезертировать может любой дурак, — продолжал Скайуокер. — А вот в наемники любой дурак не пойдет. Они часто выполняют миссии, которые не под силу большинству наших людей. Там трудно выжить, а это сразу отменяет тупость и некомпетентность.

Баумгарден ответил не сразу.

— А вы критичны по отношению к республиканской армии, капитан.

— Это правда, — ответил Анакин, смягчив тон. — Кажется, полковник, вы сами не раз говорили о том, что армии нужны реформы?

— Нужны, — сразу согласился Баумгарден. — Но это еще не повод, чтобы ориентироваться на подготовку наемных убийц.

— Согласен. Ориентироваться не будем. Только использовать.

Почему-то именно на этих словах он встретился взглядом с джедаем. Кеноби, напустив на себя отсутствующе-созерцательский вид, прислушивался к разговору.

Вот и пусть послушает, подумал Анакин.

— Что представляют из себя остальные? — поинтересовался Скайуокер.

— Обычные штрафники. Пониженные в званиях офицеры.

— Я посмотрю их личные дела.

— Если интересно.

— Любопытно.

Любопытно было бы узнать, где сейчас наемник Фетт, подумал Скайуокер.

Лейтенант Боба Фетт, который так гордился своим дипломом с золотой лентой. Еще как гордился, при мне высылал копию родителям. Примкнул к этим — как это сказал Баумгарден — нерегулярным войскам других систем, или перебивается мелкими контрактами?

На своем курсе Фетт был лучшим.

Телосложением, а также какой-то размеренностью и хладнокровием он напоминал Финкса, на самом деле же разительно отличался от последнего. Куда большей целеустремленностью и собранностью. Казалось, этот парень никогда не задавался вопросами о будущем, жизни, карьере. Не беспокоился. Не сомневался. Он точно знал, чего хочет. И ведь вправду знал.

Не знали остальные. Удивлялись. Однажды, проходя по коридору здания высшего училища, Анакин случайно услышал, как старый майор, в предпенсионном возрасте подавшийся в преподаватели, спросил своего коллегу:

— А откуда этот Фетт родом?

— С Мандалории.

— Я вот почему спрашиваю — не каждый день видишь эдакого идеального солдата. А этот какой-то прямо чересчур идеальный.

— Говорят, это всё менталитет...

Закончив высшее военное училище двумя годами позже Скайуокера, идеальный офицер Боба Фетт снова всех удивил, послав к ситху лысому продление контракта с республиканской армией. Как потом уразумел Анакин, это был хитрый ход — Фетта не могли причислить к дезертирам. А поэтому и не искали. Затем он также неожиданно оказался на базе, где в то время располагался полк Скайуокера. Как Фетт узнал об этом, так и осталось загадкой.

Узнал. Нашел. Проник внутрь. Проник наружу. Исчез. Талантливый человек, что и говорить.

Только после того разговора с ним — а в разговоре были затронуты весьма конкретные цифры, счета и имя заказчика, о котором Скайуокер пообещал молчать — Анакин понял, что Фетт все эти четыре года обучения тщательно выстраивал свою карьеру. Настолько, насколько это мог сделать будущий наемник. Вплоть до того, что иногда читал прессу и делал заметки о тех самых "локальных конфликтах".

— Тебе нравится Республика? — cпросил тогда Фетт.

— Республика не девочка, чтобы нравиться, — ответил Анакин.

— А мир и демократия?

Скайуокер скривил губы.

— Тогда зачем рисковать жизнью за то, во что не веришь?

— Причем тут мир и демократия?

— При том, что тебе нужны лозунги. Только другие. Ты до сих пор где-то внутри веришь, что делаешь нечто правильное. Наводишь порядок, устанавливаешь справедливость, и все такое.

— Все намного проще: мне нравится моя жизнь.

— Мне тоже нравится моя жизнь. Но для меня в ней главное — свобода.

— Свобода от чего?

— От лозунгов о великой Республике и ее тысячелетнем процветании. От морали и законов, которые сегодня одни, а завтра другие. От хитрозадых политиков, которые начали эту войну. Завтра они могут приказать тебе идти умирать в джунгли или в пустыню. А я выбираю контракты сам. И могу здорово поторговаться.

— В чем же твоя свобода? Платят тебе те же самые хитрозадые политики.

— Да. Но последнее слово остается за мной.

Тот разговор затянулся заполночь. И окончился на неожиданной ноте.

— Все люди, — сказал Фетт, — делятся на идиотов, которые верят в добро, справедливость, и общее благо, и на тех, кто понимает — все это дерьмо, и никакого общего блага нет. И быть не может.

— Знаешь, — ответил Скайуокер. — Когда я жил в Храме, мне тоже рассказывали о том, что все люди делятся на светлых и темных. Но мне уже не десять лет, и я давно перестал видеть мир двухцветным. И как-то странно слышать те же самые слова от тебя...

Фетт обиделся. Впрочем, не настолько, чтобы не оставить свои условные координаты — нечто вроде номера абонентского ящика на одном из кореллианских терминалов. Потом Фетт уехал на свою первую миссию — в составе небольшой группы наемников он спланировал и провел операцию по устранению главы правительства и его заместителя одной маленькой системы. Сведения о том перевороте Анакин отыскал в холосети. Не по имени Фетта. По имени заказчика — опальный министр торговли возглавил новое правительство.

Больше о своем приятеле Скайуокер ничего не слышал.

А теперь слова Баумгардена как будто оживили в памяти клубок. Клубок заерзал, зашевелился, потянув наружу нити с хитроплетенными узелками воспоминаний.

Год, два, три... давно это было, или недавно. Важно, что это было. Был вот такой Боба Фетт...

Анакин рассеянно поставил кофе на стол.

...опять отвлекся.

Я стал много отвлекаться в последнее время, подумал Скайуокер. Раньше со мной не было такого. Раньше я мог ждать удара или выстрела в спину на боевых, а теперь я ежеминутно ищу диверсантов и врагов. Даже рядом. Даже на корабле.

Допив кофе, он последовал традиции — поблагодарил всех пришедших.

Оставался час — так называемое свободное время — а потом надо будет сменить Карпино на мостике.

Уже выходя из столовой, Скайуокер заметил, что Рутьес замешкался у стола. Анакин тактично задержался. Когда все члены экипажа покинули столовую, инженер спросил:

— Не уделите мне несколько минут, капитан?

— С удовольствием.

— Я, как и вы, тоже возмущен этой странной инициативой Совета Безопасности. Слишком люблю и ценю этот корабль.

— Вы о штрафной роте?

— Конечно. Выглядит как провокация.

— Как провокация?

— Капитан, я весьма далек от политической кухни. Но даже мне вся эта история кажется шитой белыми нитками. Не сомневаюсь, что в столице у вас немало недоброжелателей.

— Честно, не знаю.

— Честно не знаете или не хотите обращать внимания?

Скайуокер вздохнул и ничего не ответил.

— Вот видите. Случись что-нибудь — а от подобного контингента, насколько я понимаю, можно ожидать чего угодно — и в штабе заговорят о дисциплине на "Виктории".

— Здесь вы правы, — медленно проговорил Анакин. Удивила его не сама мысль — а то, что ее высказал человек со стороны. Очень проницательный человек. Ответить пришлось сухой казенной фразой:

— Мы сделаем все возможное, чтобы избежать инцидентов.

Инженер помолчал с минуту.

— Скажите, а эта... штрафная рота будет изолирована от остального полка?

— Не совсем. Взводные командиры и командиры отделений должны быть назначены из числа наших офицеров.

— Я, должно быть, лезу не в свое дело и выспрашиваю военные тайны.

— Можете быть уверены, военные тайны вы так просто не узнаете.

— Не сомневаюсь, — весело сказал Рутьес.

Анакин чуть улыбнулся в ответ.

— Вы хотели еще что-то спросить?

— Кстати, давно, — инженер чуть замялся. — И вопрос, если честно, совсем не по делу.

— Ну что ж, слушаю.

— Как вы представляете свою жизнь после войны?

Странно, подумал Скайуокер. Сначала Гранци, а теперь я слышу тоже самое от Рутьеса. Что я должен отвечать? Мне нечего ответить.

Да-да, полагается сказать, что я надеюсь в следующем году получить такое-то звание, что я усердно коплю деньги, что я хочу взять в кредит квартиру на какой-нибудь Кореллии, а дальше я заведу семью, как это принято у всех порядочных людей, точно, как раз будет время чтобы "пустить корни", ну и ... успокоиться.

... успокоиться? Или упокоиться. Такие созвучные слова.

Приковать себя к одной точке Галактики... зачем?

Я видел полсотни планет, не меньше. Столицы, мегаполисы, древние крепости... Или помойки типа Татуина. Ни одного места, где бы мне действительно хотелось жить.

Или нет.

Корускант.

Туда хотелось бы вернуться. Не привязаться, не осесть — а возвращаться время от времени.

Я уговорю маму поселиться именно там. Просто снять квартирку. И буду туда возвращаться. Точно, я так и сделаю.

Корускант того стоит. Он много требует, и много отдает. Это единственная планета, где нельзя оставаться рядовым жителем — только первым, только лучшим, самым лучшим, иначе...

... иначе что?

— Пока еще рано, да и трудно об этом думать.

— Думать никогда не рано. И вовсе не трудно, — Рутьес снова улыбнулся.

— До конца войны еще очень далеко.

— Вы так думаете? Все газеты трубят о контрнаступлении Республики.

— Мне кажется, что самые важные сражения еще впереди.

— Неужели?

— Сейчас идет игра в поддавки. Причем разыгрываются мелочи.

— Локримия — мелочь?

— Не совсем, но... По сути, мы освободили ситхову кучу мелких планет. И при этом не задели ни одного крупного узла. Для сепаратистов это небольшие потери. Войну они начали без них. И без них смогут ее продолжить. Со своими собственными приличными ресурсами и военными заводами.

— Интересная точка зрения.

— Я реалист. И не люблю самообмана.

— Звучит гордо. И все же, господин реалист, вы планируете связать свою дальнейшую жизнь с флотом?

— Безусловно.

— А... понятно.

Анакин удивился интонации. Конечно, все понятно. Что же тут непонятного?

Рутьес решил объясниться:

— Вы не боитесь, что после победного окончания войны все довольно быстро вернется назад, и флот останется не у дел?

— Нет, не боюсь. По крайней мере, не так быстро.

— На нашу с вами жизнь хватит?

— А вам это тоже невыгодно, верно? Вы же строите военные корабли.

— Строим. И любая война стимулирует развитие технологий. Да и не только технологий.

— Вы считаете, что чем большие масштабы примут военные действия, тем сильнее это скажется на нашей цивилизации?

— Думаю, любой историк согласится с тем, что у войны есть и такая сторона.

— Наверно, — сказал Анакин. Вспомнил Корускант и тускло освещенный зал музея. И добавил. — Да, это было бы логично.

— Ваши адмиралы, вероятно, тоже надеются на то, что флот не потеряет позиций?

— Адмиралы..., — Скайуокер задумался. — Вы имеете в виду Цандерса? Да, наверно, и не только он. На это надеются все.

— Я так и думал.

Инженер кивнул, при этом явно удивившись его сбивчивым объяснениям.

Что ж, с адмиралами я особо не общаюсь, подумал Анакин, и откуда мне знать... ситх подери, можно подумать, что тот же Цандерс хочет через год-другой выйти в отставку! И стать ненужным!

Нет, мы не должны терять позиции. Вон, даже Рутьесу это ясно, а он вовсе не военный. Мы должны выиграть... да, мы много чего должны... Себе, в первую очередь. Потому что мы не простим себе этого никогда, если отдадим победу столичным сенаторам и дипломатам.

Или Храму.

Личный состав сократят, дредноуты перестроят под торговые суда...

... такое уже было.

Кажется, Рутьес хотел продолжить эту тему, но Анакин его опередил.

— Позвольте я вам тоже задам вопрос.

— Всегда к вашим услугам, капитан.

— Почему вы ушли из науки?

— Вот вы о чем, — инженер чуть улыбнулся. — А как вы думаете, почему люди уходят из науки?

— Не знаю. Помнится, вы тогда на верфях так увлеченно рассказывали о своем университете. Мне показалось, вам там очень нравилось.

— Это правда. Атмосфера, люди... да, нравилось. Но мне хотелось большего.

— Большего?

— Анакин... простите, капитан Скайоукер. Вам двадцать четыре. Вы не идете — летите по жизни. От звания к званию. Каждый день — новые дела. Вы счастливый человек — потому что не знаете, что такое рутина. Для вас невозможно оглянуться назад. Тем более остановиться. Да вам просто недосуг оглядываться.

— Вы считаете, что нужно остановиться и поглядеть назад?

— Временами это стоит делать.

— Чтобы разочароваться в себе и сменить профессию?

— Необязательно. Скорее, разобраться в том, чего ты хочешь достичь. У меня был период длиной в два года. Когда после успеха настала черная полоса. В работе. И не только в работе. Я пытался создать семью, но ничего не вышло. Должно быть, сам виноват. Тогда я понял, что мне нужно срочно сменить деятельность, что я слишком врос в университетскую атмосферу, и что она не для меня. Что она перестала быть для меня настоящей. Что я привык ходить на работу только потому, что мне нравилось ощущать себя перспективным молодым специалистом.

Рутьес выдержал паузу и продолжил.

— И вот тогда я принял решение, подал заявление на один конкурс — меня приняли на работу на верфи. И я словно открыл для себя новый мир. Мне пришлось очень многое начинать заново. Заново строить карьеру и заново бороться. Но в этом был какой-то смысл.

— Интересно, — сказал Анакин.

Ничего умного в голову не приходило. Да, инженер был прав, во многом прав, и все же это было как-то далеко. Выбрал одно дело — не понравилось, взялся за следующее — тоже не понравилось, потом нашел третье.

Многие живут так. Я им не мешаю. Пусть мне тоже не мешают.

— Вы сказали, что я счастливый человек, — вежливо произнес Скайуокер. — Вы бы согласились прямо сейчас поменяться со мной местами?

Рутьес просто улыбнулся. И отрицательно покачал головой.

Вот поэтому я и не хочу останавливаться и оглядываться, подумал Анакин.

* * *

Карпино он нашел в рубке. Вид у старшего помощника был донельзя пасмурный.

— Вы уже слышали?

— Что?

В этот момент в рубку влетел адъютант Скайуокера. Карпино устало махнул рукой, когда тот передал капитану распечатку.

— Сводки из главного штаба, сэр, — доложил адъютант.

Старший помощник все-таки решил сопроводить чтение сводок объяснениями.

— Первая эскадра четвертого флота раздолбана в щепки. От второй осталось только три дредноута.

— Где? А да, вижу, — Анакин перелистнул распечатки. — Сектор пятьдесят девять дельта. Это...

— Это Угма-Ру. — Карпино уставился в палубу, словно что-то там разглядывал. Потом сложил руки за спиной и произнес. — Да-да, сепаратисты перешли на том участке в наступление.

Скайуокер дочитал сводку до конца. Составлял ее бюрократ, то ли не имеющий отношения к военному делу, то ли помешанный на секретности. Представить себе ход сражения на основе скупых сведений было невозможно.

— Каких-нибудь других материалов нет? — спросил он. — Это все?

— Если и есть, штаб не торопится нам их присылать. Вероятно, нечем хвастаться.

— Хвастаться, может быть, и нечем. А зря. Мы могли бы разобраться в их тактике.

Старший помощник нахмурился.

— Тактика, кажется, была очень простая. Обыкновенная ловушка.

— Да, я понял, что наши зачем-то разделили эскадру.

— Вот именно. Бой был вблизи астероидного пояса, и сепаратисты наверняка использовали его как засаду. Кстати, это понятно: в астероидах плохо работают сенсоры. Обнаружить чужой корабль там довольно сложно.

Скайуокер кивнул.

— Карпино, а у вас есть опыт навигации близ астероидов?

— В общем, есть. А что?

— Да так, — сказал Анакин. — Ничего. Пока просто думаю. Получается, сепаратисты использовали самые обычные дредноуты?

— Произведенные на верфях Борлеа. Но это старая фондоровская технология. Главное, что у них пока нет кораблей такого класса, как наша "Виктория".

— Пока нет, — подтвердил Скайуокер. — А вообще, нам бы надо ускорить испытания. Все эти тихоходные прогоны по орбите...

— Корабль идет на максимальной скорости, семьсот семьдесят единиц.

— Уже три дня.

— Я не считаю, что стоит спешить. График и так получается очень напряженный.

— Стоит, Карпино.

— Вы собираетесь убедить в этом Цандерса?

— Я попробую. Иначе...

Что именно будет иначе, Анакин не додумал. Вновь уткнулся в сводку.

— А что это за истребители Ксенон-190?

— Понятия не имею.

— Да? Подождите-ка.

Скайуокер подошел к связисту.

— Соедините меня с комэском истребителей.

— Есть, сэр.

— Сейчас кое-что проверим, — повернувшись к старшему помощнику, сказал Анакин. — Если я не ошибаюсь...

— Слушаю, сэр, — комэск нашелся через несколько секунд.

— Как называется модель истребителей, которые мы получили на Локримии?

— AW-170, сэр.

— Это понятно. А какого-нибудь второго названия у них нет?

— Я могу свериться с документацией. Сейчас, сэр.

— Давайте, я подожду.

— Второго названия нет, — холограмма комэска покачала головой. — Но в примечаниях упоминается другое название серии, под которым был произведен первый прототип.

— Ну и?

— При разработке прототип назывался "Ксенон".

— Отлично. Спасибо.

Анакин оборвал связь.

— То-то "Ксеноны" мне показались знакомыми...

— Что же это получается, — недовольно отреагировал старший помощник. — У нас те же истребители, что и у сепаратистов?

— Скорее всего, да. Хотя это стоит уточнить. Кстати, свяжитесь со штабом — наверняка, у них есть изображение каких-нибудь "Ксенонов".

— Я займусь этим, сэр.

— Скорее всего, Фирцини просто перекупил технологию.

— Именно.

— Но это же великолепно!

— Для шпионажа — возможно. А как пилоты в бою будут отличать свои машины от машин противника?

— Хотя бы установить передатчики на частоте, распознаваемой наводящим компьютером. Чтобы не стреляли по своим. Я согласен — над этим надо будет еще подумать. Важно то, что мы сможем неожиданно вклиниться в строй противника и устроить там хаос.

— Главное — не устроить бы хаос среди своих.

Скайуокеру это ворчание не понравилось.

— Карпино, а у нас нет выхода. У нас нет других истребителей. Факт в том, что в ангаре стоят семнадцать этих самых "Ксенонов". И если мы вступаем в бой — мы будем использовать то, что у нас есть.

— Вы делаете ставку на хитрость.

— Почему нет? Это не ритуальный турнир, чтобы раскланиваться с противником.

— Надеюсь, вы правы.

* * *

Вызывать флагман для рапорта не пришлось. Спустя час, когда Скайуокер выслушал доклады вахтенных и еще раз просмотрел график испытаний, "Магус" сам затребовал связи.

— Что-то давно вас не видно, — адмирал начал с иронии. — Доложите о ходе испытаний, капитан.

— Сэр, первые семьдесят два часа орбитального полета прошли успешно. Корабль движется на скорости 770 единиц. Максимальная испытанная мощность реактора — пятьдесят процентов. Перебоев и неполадок в работе оборудования не обнаружено. Маневрирование в горизонтальной и вертикальной плоскости дало положительные результаты. Также была проведена первая учебная тревога.

— Тоже успешно, — полувопросом отозвался Цандерс.

— Так точно, адмирал. Успешно.

— Лихо.

— Сэр, разрешите приступить к испытаниям дредноута в экстремальном режиме.

— Уже сразу на экстремальный? А что говорят инженеры? Наши и этот, как его... Рутьес?

— Старшие специалисты дредноута, как и инженер Рутьес считают, что это возможно. Я полагаю, нам дорог каждый день, сэр.

— Кто бы спорил.

— А учитывая то, что случилось с четвертым флотом...

— Скайуокер! — перебил его адмирал. — Учитывая то, что случилось, нам нельзя рисковать! Пусть ваши специалисты сначала составят рапорт.

— Рапорт уже составлен, сэр. И ровно, — Скайуокер глянул на хронометр, — полторы минуты назад был отослан в штаб на "Магус".

— Ну что ж, хорошо. Я сейчас же им займусь. Один вопрос, Скайуокер — зачем надо было терроризировать верфи?

— Мы отрабатывали маневрирование, сэр.

— Бреющий полет на корабле класса "Виктория" вокруг верфей? Интересное у вас маневрирование. В штаб флота поступила жалоба. Между прочим, там до сих пор наш гарнизон. Вы подвергаете опасности жизни наших людей.

— Осмелюсь заявить, сэр, что верфям ничего не угрожало.

— Ну, тамошние специалисты с вами определенно не согласны.

— Дредноут начал бортовой разворот на расстоянии двадцать километров от спутника.

— Двигаясь на максимальной скорости?

— Совершенно верно, сэр.

— А в экстремальном режиме вы, стало быть, начнете разворот за километр?

— Результаты вычислений показали, что расстояние в восемь километров является...

Голубоватая фигурка Цандерса покачала головой.

— Так дело не пойдет.

— Адмирал, не могли бы вы порекомендовать другой объект для отработки маневрирования корабля? Чтобы не бултыхаться в вакууме.

— Вы могли подумать об этом раньше. И использовать любую канонерку или транспорт. Да и сейчас это не поздно.

— Канонерки слишком малы.

— Ерунда, Скайуокер! Или вы в будущем собираетесь сражаться только с верфями? И именно для этого учите команду маневрировать? Нет? Вероятный противник "Виктории" — другие дредноуты. Транспорты. Канонерки. Отрабатывать развороты и нужно вблизи кораблей. Это приказ.

— Да, сэр.

— Я постараюсь уладить вопрос с верфями. А пока желаю вам успехов. И жду новостей.

— Спасибо, сэр.

Холограмма погасла.

Скайуокер прошелся взад и вперед по мостику.

— Свяжитесь со второй эскадрой, — приказал он. — И выясните расположение всех наших кораблей на орбите. В течение пяти минут я хочу видеть его на мониторе.

— Есть, сэр.

Анакин растер руками глаза.

Откуда эта усталость, спросил он себя. Я только что выпил кофе. Мне сейчас нельзя быть усталым. Нельзя, и все.

— Канонерки есть? Только покрупнее.

— Да, сэр, — техник указал Анакину на монитор. — Например, вот одна. КДУ-43.

— Отлично. Теперь свяжитесь с этим кораблем. Да-да, с КДУ-43. Пусть отойдут на двадцать километров.

— Я поговорю с командиром.

— ... и предупредите их о нашем маневре. Предполагается, что мы обойдем их по левому борту, а затем сделаем разворот. Канонерка пусть не дергается. Это ведь очень простой маневр, верно?

— Безусловно, сэр. Учитывая размеры канонерки.

— Вот и я о чем... Все слишком просто. И скучно...

Навигатор явно не знал, что ответить капитану.

— Хотя подождите, — произнес Скайуокер и застыл на мгновение. — Передайте им все это. Кроме распоряжения о двадцати километрах. Пусть канонерка остается там, где она сейчас.

Офицер удивленно поднял брови.

— Но там же...

— Там канонерка. КДУ-43, — твердо сказал Скайуокер. — Прежде всего мне нужно предупредить их командира. Чтобы он не додумался жаловаться в штаб.

— Есть, сэр.

* * *

К адмиралу подошел Менкинс.

— Что они там делают? — спросил капитан "Магуса". И поправился. — Что он делает?

— Маневрирует, — коротко ответил Цандерс.

— Что?

Менкинс не понял, о чем идет речь.

— Маневрирует. Отрабатывает разворот дредноута около канонерки.

— Рядом с флагманом?

— А флагман, понимаете ли, случайно оказался рядом. Вместе с тремя дредноутами.

— Скайуокер получил на это разрешение?

— Скайуокер получил приказ. Провести бортовой разворот около канонерки. И бросился выполнять.

— Приказ? Чей?

— Мой, конечно.

Менкинс всем своим видом выражал непонимание. Цандерс махнул рукой, не стал больше ничего объяснять и вернулся в рубку.

— Соединить меня с "Викторией". Немедленно.

— Есть, сэр.

Перед адмиралом возникла голубоватая фигурка.

И не говорите мне, что он этого не ждал, подумал Цандерс.

— Скайуокер, вы желаете получить выговор с занесением в личное дело? Или, быть может, надеетесь на объявление благодарности?

— Я всего лишь прошу вашего разрешения начать испытания дредноута в экстремальном режиме.

Прошла минута.

— Считайте, что разрешение вы получили.

Фил Кунц. Гражданин Республики. Дезертировал из пехотного гарнизона в звании лейтенанта. Вступил в наемные подразделения короля Кьяссе (система Су Нуф) и принимал участие в клановой войне против принца Буркассе. Был ранен и взят в плен на миротворческой миссии республиканских вооруженных сил. Осужден на восемь лет за дезертирство и наемничество, приговор заменен шестью месяцами службы в штрафной роте.

Грейн Фройен. Гражданин Республики. Вышел в отставку в звании старшего лейтенанта флота. Вступил в наемные подразделения принца Цы (система Глиа) и принимал участие в проведении государственного переворота. Был взят в плен на миротворческой миссии республиканских вооруженных сил. Осужден на пять лет за наемничество, приговор заменен шестью месяцами службы в штрафной роте.

Цанж Штернбах. Гражданин Республики. Вышел в отставку в звании лейтенанта десантных войск. Вступил в наемные подразделения премьер-министра Бриллу (система Уд-Лу) и принимал участие в проведении государственного переворота. Был ранен и арестован сотрудниками местной службы безопасности. Осужден на пять лет за наемничество, приговор заменен шестью месяцами службы в штрафной роте.

Ду Су Квонг...

... и так далее.

Четырнадцать личных дел. Вся разница — в именах принцев, королей и прочих венценосных особ, а также особ далеко не венценосных, но, тем не менее, достаточно платежеспособных, чтобы содержать наемную армию. И в именах собственно наемников.

Ни слова о сепаратистах. Может, среди них действительно нет перебежчиков. Ха-ха, можно подумать, кто-то бы из них стал об этом громко заявлять!

Было ясно, что эти парни умели воевать. Было ясно и другое. Едва окончится полгода службы в штрафной роте, они — если выживут — будут переведены в обычные части действующей республиканской армии. И вряд ли там надолго останутся.

Хорошо, если так.

Они ведь могут дезертировать и прямо на первом же боевом выходе.

Интересно, в главном штабе вообще думали на эту тему? Или просто сэкономили на бюджете мобилизации? Не хватает войск — а вот, нате вам. Профессионалы, да еще какие!

Ладно.

Скайуокер отодвинул стопку личных дел в сторону.

В другой стопке были собственно штрафники. Количеством сорок шесть человек.

Джуф Галлагер. Лейтенант пехотных войск. Осужден на шесть месяцев службы в штрафной роте за невыполнение приказа командира. Знать бы, что это был за приказ...

Ладно, пойдем дальше.

Гай Лебланк. Старший лейтенант десантных войск. Осужден на два месяца службы в штрафной роте за пьянство. Это уже интересно. В армии пьют все — или почти все — это ж как надо постараться, чтобы тебя за это упекли в штрафную роту? Не дай Сила это и в самом деле какой-то больной алкоголик...

Финнеган Бримбль. Старший лейтенант флота. Осужден на пять месяцев службы в штрафной роте за неподобающее для офицера поведение и драку с командиром. Интересно, что такое "неподобающее для офицера поведение"? А впрочем, я как раз знаю...

... ну да, если бы у Штрима выгорело с кляузой по поводу Луруса, я бы тоже сейчас сидел в штрафной роте, и мое личное дело изучал бы какой-нибудь молодой командир...

Так, и следующий такой же.

Алб Берильон. Капитан третьего ранга. Пилот-истребитель. Пять боевых наград — ничего себе. Осужден на три месяца службы в штрафной роте за неподобающее для офицера поведение и драку с командиром.

С каким командиром мог подраться пилот-истребитель? Набил морду комэску?

Мэйс Фойгер. Старший лейтенант пехотных войск. Осужден на два месяца службы в штрафной роте за пьянство. Мэйс? Забавно, какой-то Мэйс — рядовой штрафной роты.

Ли Птойя. Лейтенант десантных войск. Осужден на шесть месяцев службы в штрафной роте за трусость и дезертирство. И этого тоже к нам. Можно подумать, после трибунала он не трус, нет, теперь он очень смелый человек, и ему самое место в наших десантных подразделениях.

Джаль Сатрайне. Старший лейтенант флота. Осужден на шесть месяцев службы в штрафной роте за невыполнение приказа командира. Опять невыполнение ситх знает какого приказа.

Что дальше? Еще тридцать девять человек. Нет, надо просмотреть.

Интересно, если Рутьес прав и это какая-то провокация. Да нет. Правда, зачем? Их сейчас рассовывают по всем кораблям, вот и нам попало. Нет, конечно, стоит быть начеку. Только вряд ли их специально подбирали. И какой-то хрен из Совета Безопасности сидел и думал какого именно дезертира и пьяницу отправить на мой корабль... отоспаться и отъесться. Именно что — ходовые испытания будут идти не меньше месяца. А то и два, если что-то пойдет не так. Что они все это время будут делать?

Ладно, пусть об этом думает Баумгарден. А я буду думать о...

Эта мысль уже давно не давала Скайуокеру покоя. Он отлично помнил, что уже неделю назад пообещал Карпино разобраться с джедаем. Который, по версии старшего помощника, уже выстроил на дредноуте шпионскую сеть и завербовал осведомителей. Да, и прочитал все мысли.

Анакин улыбнулся.

Нет, в чем-то Карпино, разумеется, был прав. Джедай здесь не просто так. Было бы полезно вытянуть его на разговор. Взять под наблюдение. Или, может, умнее всего — просто игнорировать? Ну, пусть посидит здесь месяц-два, помедитирует и улетит куда подальше. А если не улетит? Важно то, что он может сказать на Корусканте. Важно для меня. Для нас. Для "Виктории".

Значит, надо идти на контакт...

А ведь Кеноби сейчас думает о том же самом. Он ведь пытался поговорить. Пытался вызвать сочувствие к себе — или мне показалось, и у него это вышло нечаянно? Он, видите ли, расстроен тем, что я сбежал. Он, видите ли, переживал. Раньше переживать надо было. А впрочем, я рад, что все так получилось. И правильно — в Храме я бы жить не смог. Более чем правильно.

Скайуокер посмотрел на хронометр. Оставался примерно час свободного времени. В крайнем случае можно будет оторвать еще час — от сна.

Посмотрим...

* * *

— Вы не хотели бы разнообразить свой досуг, рыцарь?

Кеноби ответил не сразу. Определенно, вид позвонившего в дверь и потом в эту дверь вошедшего Скайуокера его несколько обескуражил.

Встав из-за стола и отвесив легкий поклон, джедай сообщил:

— Буду весьма признателен.

— Плащ можете оставить в каюте. На корабле поддерживается мягкий климат, и осадков не наблюдается.

Кеноби кивнул.

Анакин зашагал по коридору, с удовлетворением отмечая, что джедай послушно двинулся за ним. Молча. Ни о чем не спрашивая.

Скайуокер довел его до пустого спортзала. Запер дверь изнутри — чтобы никто не мешал. Разговор предстоял интересный.

И, швырнув рыцарю тренировочный клинок — так, чтобы тот без особых усилий смог поймать его рукоять, начал разговор:

— Я подумал, вам будет полезно держать себя в форме.

Это был вызов.

То, насколько рыцарь превосходил его в умении владеть подобным оружием, Скайуокера сейчас интересовало в последнюю очередь. Важно было то, что на любой его выпад Кеноби не сможет не ответить. И на выпад словесный — тем более.

Рыцарь осмотрел рукоять. Поднял и опустил клинок, проверяя баланс. Потом крутанул в защитном движениие.

А он все-таки привык держаться за сабер двумя руками, отметил Анакин.

— Я подозреваю, вы следуете тому же принципу, капитан?

— Безусловно, — ответил Скайуокер, выбирая клинок для себя.

— Я не знал, что...

— ...фехтование — довольно популярный вид спорта?

— Припоминаю, — рыцарь обвел глазами зал, — я все же что-то слышал об этом.

— Думаю, вы без особого труда найдете здесь партнера для спарринга.

— Спасибо. Полагаю, для начала мне будет достаточно...

Кеноби не закончил фразу. Скайуокер улыбнулся. Только краешком губ.

— Всегда к вашим услугам.

— Благодарю.

Анакин первым сделал выпад. Джедай легко поставил блок.

Они сцепились не тренировочными клинками — глазами.

— Вы хотели что-то узнать, — сказал Скайуокер. — Обо мне. Спрашивайте. Я отвечу.

— Хорошо. Я только придумаю вопрос.

Второй выпад. Блок.

Мы деремся медленно, точь в точь дети на тренировке в Храме, подумалось Скайуокеру.

Он ускорил темп. Теперь удары сыпались сериями. Мерное лязганье клинков слилось со словами:

— Это так сложно?

— Теперь — да.

Скайуокер хотел спросить напрямую "что не устраивает Храм?". Пока не стоит, решил он. Рыцарь мог замкнуться и вообще перестать разговаривать.

Они снова разошлись, и с минуту ходили кругами, выбирая подходящий момент для атаки.

— Если вам легче называть меня по имени, в пределах спортивного зала это допустимо.

— Спасибо.

— Удовольствие взаимно.

— Вы здорово... ты здорово нахватался дипломатических оборотов.

— Кажется, я беседую с дипломатом?

Кеноби ответил на следующий выпад. Не на вопрос.

С контратакой он тоже не спешил, и это начинало раздражать.

— Вы хотели что-то узнать, — с нажимом повторил Скайуокер.

— Иногда мне казалось, что ты выжил, и я начинал в это верить.

— Да?

Анакин умудрился заехать рыцарю по пальцам. Тупой кромкой — скользящий удар — для синяка хватит. В качестве доказательства, что он действительно выжил.

Теперь они не разошлись — скорее, разлетелись в стороны. Однако, Кеноби не выпустил клинка. Даже не потер ушибленные пальцы.

— Я молил Силу, — сказал он, — чтобы ты смог устроиться куда-нибудь механиком и начать нормальную жизнь. Пусть даже жизнь обычного человека.

— Вот как... — Скайуокер опустил клинок. — А почему именно механиком?

— Тебе же нравилась техника. Ты в ней здорово разбирался.

— Если бы вы родились рабом на Татуине и ваша жизнь зависела бы от того, сумеете или не сумеете починить тот кусок мусора, который ваш хозяин зовет первоклассным товаром, поверьте, вы бы разбирались в технике ничуть не хуже меня.

— Понимаю.

— Кстати... По-вашему, я сейчас веду жизнь обычного человека?

В ответ на следующий выпад Скайуокера Кеноби наконец перешел в контратаку.

Теперь отбиваться приходилось Анакину и, судя по натиску, рыцарь более не собирался изображать декоративный бой в щадящем режиме, устроенный на радость храмовой малышне.

— Я не осуждаю твой выбор.

— Вы уходите от ответа.

— Нет. Все просто: ты хотел уйти из Храма — и ты это сделал. Ты нашел себе достойное применение — хорошо.

На слове "хорошо" Скайуокер получил резкий удар плашмя в живот, от которого не успел закрыться, рефлекторно согнулся и потерял равновесие. Следующий удар уже скользнул по спине, а третий пришлось отбивать уже из положения снизу. Только тогда получилось вскочить на ноги.

— Тогда в чем проблема?

— Ни в чем. Проблемы нет.

— Вы все время не договариваете фразы. Я должен додумать сам?

— Если ты этого хочешь.

Серия ударов, обрушившихся на Кеноби, все-таки заставила того отступить. К стене.

— У меня нет фантазии. Мне так давно никто не читал моралей.

— Мне давно не хочется никому читать морали, — сказал прижатый скрещенными клинками рыцарь. В следующую секунду он сделал усилие и оттолкнул Скайуокера, да так, что тот отлетел на несколько шагов от стены.

— Я думал, это ваша профессия.

— Совсем нет.

Свое резкое "нет" Кеноби подтвердил не менее резкой контратакой.

— И все-таки.

— Хорошо. Я хотел сказать тебе, что любой из нас в ответе за свой дар.

— Перед кем?

— Перед самим собой.

— С самим собой я как-нибудь разберусь.

— Ты используешь Силу!

Скайуокер снова криво улыбнулся. Отвечать на выпады это ему ничуть не мешало. Скорее, наоборот. Он давно заметил, что Кеноби как будто до сих пор присматривался к нему, и странно, чуть ли не болезненно реагировал на такие кривые ухмылки.

— Так использовать Силу вне Храма запрещено?

— Нет! — Рыцарь нанес удар. — Не запрещено! — Еще удар. — Опасно! — Снова удар.

Неаккуратно отбив последний выпад, Скайуокер заработал тычок рукоятью по лицу. Он сжал зубы, а потом, преодолев неприятное ощущение, спросил:

— Для Ордена? Удобнее прижать всех форсьюзеров к ногтю?

Клинки опять скрестились, и противники дышали друг другу в лицо. Тяжело дышали. Анакин отчетливо видел капельки пота на лбу рыцаря, и чувствовал, что такой же пот сейчас течет по его лицу.

— Опасно для тебя. Для твоей личности. Именно потому, что Сила для тебя — только инструмент.

— Сила и есть инструмент.

— Как отвертка и молоток?

— Да. Только для других винтиков и гвоздей. И я не молюсь на отвертку и молоток. И не строю Храм для обожествления отвертки и молотка.

Кеноби подставил подножку, и Скайуокер едва не потерял равновесия.

А потом рыцарь столь же неожиданно опустил свой клинок.

— Неужели в Храме тебе кто-то говорил, что Силу надо обожествлять? Сила — это энергия, которая проникает и связывает всю живую и неживую материю. Используя ее, ты влияешь на эту материю. Ты берешь на себя ответственность.

— Я ее использую, потому что я могу ее использовать. А ответственности у меня, извините, полно и без всякой философии.

— Я знаю. Я действительно... восхищен твоими успехами. Но ты мог выбрать иной путь. И добиться куда большего.

— Я — в двадцать два — достиг малого?

— В тебе говорит самолюбие.

— Я его не стесняюсь.

— И честолюбие.

— О да. Я безмерно честолюбив. И тщеславен. И думаю только о следующем повышении, да о количестве орденов, которые мне скоро повесят на мундир.

— Не передергивай. Я знаю, что это не так.

— А зря.

— Не думаю — знаю. Я не хотел тебя обидеть.

— Я не обидчив. Мы говорим на разных языках.

— Конечно. Я ведь имел в виду другое.

— Интересно.

— Ты мог стать лучшим из джедаев. Самым сильным. Ты ведь и хотел стать самым сильным. И в тебе был этот потенциал.

Скайуокер покачал головой.

— Дай я угадаю. Сейчас ты скажешь, что у меня просто не хватило терпения?

— Я скажу, что Сила в тебе велика.

— Я знаю.

— А ты забиваешь ей гвозди.

Скайуокер улыбнулся.

Потом улыбка растаяла, и он совершенно серьезным тоном сообщил:

— Я хорошо забиваю гвозди.

Глава 9. Испытания

В рубке появился Джиллард.

— Что по спецификационным характеристикам? — спросил Скайуокер.

— Вот как раз последние результаты. До сих пор все подтверждается.

— Дайте распечатки.

— Прошу.

Артиллерийские стрельбы — рутина...

... рутина, которую ждали больше месяца, пока на корабле проверяли все гайки и заклепки, потом дредноут гоняли по орбите и вот, наконец, отвели подальше от эскадры. Турболазеры старательно и безуспешно пытались разогнать черноту космоса. Наводили орудия, пристреливались и выпускали залпы по несуществующим мишеням.

Сегодня дредноут вошел в атмосферу. Пронзил ночное небо искусственными молниями.

И в результате — набор цифирек, невыразительных и скупых, каждая из которых сопротивляется беглому просмотру. Приходится всматриваться и сравнивать с другими столь же невыразительными. Но за этой скукой — точность прицелов, дальность поражения, мощность выплевываемых в космос лучей.

Надежда выжить — за щитом из цифр.

— Что сегодня была за заминка на носовых батареях?

— Как раз в этот момент там вылезли наши собственные транспорты. На второй батарее решили навести прицел прямо под брюхо и...

— Шугануть идиотов.

— Командир носового артиллерийского отсека запретил.

— А зря. О стрельбах было объявлено по всей эскадре, и все равно кого-то угораздило выпендриться и выползти перед самым носом... Так, а второй раз что случилось? Тоже в носовом отсеке?

— На четвертом номере сгорел один из блоков питания.

— Почему не включился запасной?

— Для испытаний мы вырубили автоматику, и блок пришлось подключать вручную. Сейчас его уже заменили.

— Ясно... ну что ж, хорошо, что это случилось сейчас, а не потом.

Уже второй загнувшийся на ходовых испытаниях блок. Первый — это оказался электронный блок правого дефлекторного генератора — закоротило четыре дня назад, когда "Викторию" гоняли в экстремальном режиме. И, наверно, не последний.

Много это или мало? Нормально.

Могло это выясниться на верфях? Могло. Но если бы все выяснялось на верфях, ходовые испытания никто бы не проводил. Корабль сразу бы врубал сто процентов реакторной мощности, прыгал в гиперпространство и только его и видели...

— Стоукинс, вы просмотрели отчет по стрельбам?

— Я не видел последних данных, — отозвался инженер. — За эти полчаса.

— Тогда займитесь этим сейчас. Джиллард, передайте ему распечатки. Теперь вернемся к испытаниям в атмосфере, — продолжил Скайуокер. — Я планирую сократить этот этап ровно на двое стандартных суток.

Он оглядел присутствующих, пытаясь прочитать какую-нибудь реакцию на лицах.

Ее не последовало. Офицеры и инженеры с верфей — Рутьес и Стоукинс — уже разучились удивляться.

"Виктория" строилась не для круизов вокруг симпатичных планет. Эта машина умела сжигать леса и испарять озера. Превращать горный массив в груду раскаленных камней.

Они попробовали вчера — раскрошили скалу — и видели результат.

Вначале он вычел из графика испытаний три дня орбитальных прогонов в обычном режиме. Тогда все согласовывалось с Цандерсом. Потом адмирал повел две эскадры на передислокацию, и Скайуокер стал принимать решения сам, ни на кого не оглядываясь. Он полуубедил-полуприказал Карпино составить новый план отладки навигационных систем и артиллерийских стрельб, сократив общую длительность испытаний на два дня.

Война не оставляла другого выбора. С ней приходилось играть в эту игру вычитаний и комбинаций, рискуя людьми и кораблем. За время, прошедшее после старта со спутника Локримии, Скайуокер выиграл у войны уже семь дней.

Он все же решил объясниться.

— В экстремальном режиме все прошло гладко. Так что теперь можно немного увеличить темп. Честно говоря, я не вижу большого философского смысла в новом двухдневном прогоне по орбите. Как вы на это смотрите, господин Рутьес?

— Хм, — инженер прочистил горло. — В принципе, не вижу проблем.

— Отлично. Шликсен, есть у вас что-нибудь новое по истребителям?

— Нет, сэр, — ответил комэск. — Кроме того, что не хватает одного человека для эскадрильи.

— Да, я помню. Вы уже говорили. Это вам сильно мешает?

— Сэр, двенадцать истребителей в эскадрилье — это не просто красивое число. Есть определенные тактики, применяемые в атаке...

— Я знаю, — оборвал его Скайуокер. — Но мне неоткуда взять вам двенадцатого пилота. Придется подождать до Кариды.

* * *

Скайуокер закрыл за собой дверь каюты. Вахта закончилась. Можно было отдохнуть. Прямо сейчас растянуться на кровати и уснуть.

Забыть два часа непрерывной и крайне необходимой болтовни.

Странно, до совещания мне совсем не хотелось спать. Джиллард сегодня все время зевал, подумал Анакин, и теперь я тоже заразился этой сонливостью. А Шликсен, видно, считает своей обязанностью по десять раз жаловаться мне на то, что в эскадрилье не двенадцать человек, а одиннадцать...

Я-то здесь причем? Хотя...

Хотя у нас есть еще один пилот. Алб Берильон, рядовой штрафной роты. Пять наград за боевые заслуги — Шликсену было бы чему позавидовать. Если он на какой-нибудь вылазке отличится, и его досрочно освободят, то есть вернут прежнее звание, надо будет постараться, чтобы штаб не перевел его, а оставил у нас... С другой стороны, я ничего о нем не знаю, и я не могу повлиять...

... не могу! У меня другие дела и обязанности.

Ладно, я подумаю об этом потом. А сегодня...

С минуту Скайуокер разглядывал хронометр. Шесть часов вечера по корабельному распорядку.

Что такое должно было случиться сегодня в шесть часов вечера?

Вспомнил. Он же обещал придти. Да, они договорились.

Попрыгать, поскакать по залу, а между финтами и блоками задалбывать друг друга заумными философскими беседами. Самое время.

Я посижу здесь пять минут, и пойду, решил Скайуокер.

Как только он сел, снял фуражку и прижался затылком к дюрасталевой стене, усталость охватила его еще сильнее. Он поддался ей и, не раздеваясь, растянулся на кровати.

Всякий раз, когда надо было вставать и с трудом продирать глаза, он давал себе обещание выспаться. Никакая Сила уже не помогала — хронический недосып брал свое.

А зевать на мостике капитан не имеет права.

Надо брать пример со Штрима, подумал Анакин. Вот уж кто никогда не зевал, и всегда был свежим и выспавшимся. Разве он когда-нибудь лазил по реакторному отсеку? Осматривал самолично маршевые двигатели и гипердрайв? Нет, потому что вахту в отсеках несут специалисты и техники. Для того, чтобы потребовать отчет существует внутрикорабельная связь. Наконец, есть старший помощник, которого всегда можно послать по разнообразным адресам. А главная забота капитана — украшать мостик своим важным естеством.

Шесть часов вечера и пять минут.

Какая разница. Я и так уже опоздал. Я посплю полчаса, и потом пойду в спортзал. А Кеноби все равно нечего делать — пусть подождет, пусть сам позанимается, наконец...

Да, я посплю полчаса, мне хватит.

Скайуокер привычным движением набрал на хронометре время: шесть часов тридцать пять минут. И, отвернувшись к стене, мгновенно выпал в другую реальность. Чтобы через тридцать минут зуммер возвратил его обратно.

Короткий отдых только раздразнил сонливость.

Анакин заставил себя вскочить с кровати. Одернул чуть помятый мундир. Лучше всего было бы сейчас выпить кофе. Вызвать, что ли, дроида? Ладно, обойдемся.

Скайуокер налил воды из графина. Подержал во рту, облизал губы. Подошел к умывальнику.

На мгновение лицо оживила иллюзия свежести и бодрости, которая сразу же испарилась вместе с капельками воды. Теперь ладони покалывала щетина. Надо побриться — капитан не имеет права не только зевать, но и разгуливать по кораблю со щетиной на щеках.

И напоследок — перед тем, как запереть каюту — успеть положить в рот кусочек шоколада.

Он прошел палубы быстрым шагом, стараясь не срываться на бег. И краем глаза — в боковом коридоре — увидел вахтенного техника с декой. Остановился.

— Потрудитесь объяснить, — в голосе звенел металл, холодный и острый, — чем вы сейчас занимались, стоя на вахте у отсека системы жизнеобеспечения дредноута?

Да за такое по шее дать надо!

— Виноват, сэр. Я, я...

Парень замялся, увязнув в попытке правдоподобно соврать.

Взгляд Скайуокера скользнул вниз и примерз к экрану деки, вырванной из рук техника.

"Мама!

Как ты себя чувствуешь? Я рад, что операция прошла удачно, и что тебя уже выписали из больницы! Хорошо, что Нэя согласилась пожить с тобой зимой. Скажи ей, что я ее очень люблю и жду отпуска. Я служу на лучшем корабле флота и у меня все отлично... "

Дека в спазматически сжавшихся пальцах жалобно пискнула.

Какие обыкновенные, неинтересные слова, подумал Анакин. И принялся объяснять самому себе: конечно, администраторы корабельной холосети тщательно контролируют все отсылаемые письма на тему стратегической информации. Поэтому и приходится писать так, невыразительно и скупо, вот разве что похвастаться кораблем. Все военные пишут близким такие одинаковые письма. О погоде в Галактике, как они сами любят шутить...

Он повторял это про себя, стараясь глядеть на ситуацию аналитически и отстраненно.

... Я служу на лучшем корабле флота и у меня все отлично...

Надо вернуть деку технику, вот что надо сделать.

— Чтоб такого больше не было, — сказал Скайуокер. Металл в голосе сорвался в хрип.

— Так точно, сэр!

Повернуться. Выйти из бокового коридора. Сколько осталось до спортзала? Метров двести.

И — не думать...

... О том, что на Татуине холосеть есть только в Мос-Айсли...

Мама почти не бывает в Мос-Айсли.

... Я служу на лучшем корабле флота и у меня все отлично...

Почему у меня не все отлично?

— Извини, — сказал он Кеноби, входя в спортзал. — Я немного опоздал.

Было шесть часов пятьдесят одна минута.

— Я понимаю, — вежливо ответил рыцарь.

— Сейчас. Я только переоденусь.

Скакать по залу в форме было все-таки неудобно, это Скайуокер уяснил еще на прошлой неделе. В небольшой комнатке рядом он быстро сменил одежду и отдал мундир с брюками дроиду — погладить и привести в порядок. Да, негоже валиться спать в мундире...

— Добрый вечер.

В комнатку заглянул обслуживающий спортзалы техник. Скайуокер повернулся.

— Прошу простить, сэр, — техник отдал честь. — Разрешите войти?

— Входите, — механически ответил Анакин. Внутри паром зашипело раздражение: теперь этот любопытный придурок разнесет сплетни по всему кораблю!

Он вернулся в зал. Шесть часов пятьдесят пять минут на хронометре.

— У тебя много работы, да?

Эта участливость и мягкость покоробили Скайуокера. Тем более слышать такое от человека, который целыми днями просиживал в каюте. Медитировал. В лучшем случае что-нибудь читал. Он вообще представляет, что такое "много работы"? Что он сам умеет, кроме махания сейбером?

— Много, — ответил Анакин, разминая кисти рук.

Он не раз спрашивал себя, чем занять на военном корабле человека, не имеющего ни звания, ни какого либо отношения к армии вообще? Инженеры с верфей — типичные штатские, подумал Скайуокер. Но я что-то не помню, чтобы Рутьес много отдыхал, и, потом, он всегда знает, что ему следует делать и когда...

— Не возражаешь против двуручной техники?

Анакин оглядел свой клинок. Не совсем удобно, и не совсем тот баланс...

— Нет.

— Тогда продолжим, — джедай принял стойку.

— Продолжим.

Злость на слова рыцаря выплеснулась с первым же выпадом.

За последнее время приходить в этот зал стало привычкой. Исключение он сделал только один раз — на тот день пришелся пик испытаний в экстремальном режиме. Тогда он не спал больше двух суток — не было времени. И не он один — Карпино тоже бодрствовал, Рутьес, и еще несколько человек.

Обмениваться ничего не значащими репликами во время поединков тоже вошло в привычку. Время от времени эти реплики слеплялись в ком глубокомысленных философских сентенций и циничных каламбуров, и ком этот катился, обрастал новыми колкостями и обрушивался на партнеров по спаррингу.

Дискуссий на тему миссии форсьюзера в Галактике больше не велось. И, говоря по правде, ничего серьезного сам он от Кеноби так пока и не узнал. Временами Скайуокера даже посещала назойливая мысль: а какого гребаного ситха я тут делаю?

Фехтованием на клинках, имитирующих колюще-режущее оружие, он занимался несколько лет во время учебы в высшем военном училище. Занимался неплохо, с упорством, и вообще привык слышать только хорошие слова от тренера. В чем-то помогали начальные навыки, вбитые на храмовых тренировках. Однако рыцарь-джедай не шел ни в какое сравнение с тренером, а проигрывать Скайуокер не любил, и теперь оставалось только честно расписаться в собственной зависти.

— Давно хотел спросить, как идут дела в Храме? — вежливо поинтересовался Анакин во время очередной минутной передышки.

— Храм стоит где стоял.

— Я заметил. Когда был на Корусканте.

— Ты недавно был в столице?

— На приеме у Канцлера.

— Я что-то слышал об этом.

— Прекрасный город. Мне всегда нравились мегаполисы, — отстраненно заметил Скайуокер. Помедлил и добавил. — В Храм я тоже заглянул.

Кеноби оживился.

— Да? Каким образом?

— Сходил на экскурсию, — объяснил Анакин.

— Ах, да, — джедай кивнул. — Понятно.

Рыцарь успокоился и теперь ожидал самого обыкновенного выпада.

— Полагаю, — вертикальный удар прошил воздух, — Дарта Сидиуса уже нашли?

Джедай с трудом удержал клинок в дрогнувших руках.

Анакин с таким же трудом спрятал улыбку.

— Или нет?

— Откуда ты... Откуда ты можешь об этом знать?

Скайуокер пожал плечами и ответил ровным, почти ленивым взмахом клинка.

— Угадай.

— Это не смешно.

— Действительно.

Кеноби ждал ответа, сжимая рукоять так, что костяшки пальцев побелели.

— Подумать только, — Скайуокер отвернулся, как будто поединок надоел ему. Затем нанес сильный и резкий удар с разворота, — как плохо в Храме берегут стратегически важную информацию.

— Анакин!

Почти криком. Выдирая себя из прострации. Отвечая на каждый удар ударом более сильным. Серией. Контратакой. Ровной, стремительной и яростной. Вкладывая не Силу — всего себя.

Как если бы поединок шел взаправду.

Сталь лязгнула по полу — Скайуокер остался безоружным. В следующую секунду он получил удар по ногам и, потеряв равновесие, упал на пол.

— Я не люблю играть в загадки, — сказал джедай.

— Как жаль.

Анакин сел, подтянув колени к груди. Словно и не собирался вставать.

— И я не люблю провокации, — Кеноби занес клинок для удара.

Скайуокер быстро перевернулся, подхватил оружие и вскочил на ноги.

— Я тоже не люблю провокации, — без малейшего сарказма сказал он. — Особенно когда их устраивает Храм. И мне нечем на это ответить.

— Что ты имеешь в виду?

— Так. Мелочи жизни. А в Храме действительно на редкость много болтовни.

— К кому именно относится это обвинение?

— Разве я сказал, что вообще кого-то обвиняю?

— Опять шарада!

— Не шарада, — Скайуокер почувствовал, что начинает уставать. И что фехтовать одновременно клинком и языком становится все трудней. — И даже не ребус.

Кеноби неожиданно сменил тактику. Закрыться от колющего удара в грудную клетку Анакин не успел — пришлось резко податься назад, со всей силы налетая затылком и спиной на стену.

В голове взорвались тысячи комочков боли. Потемнело-выключилось-включилось.

Рыцарь оставался на прежней позиции. Не нападал, но держал клинок наготове.

— Пожалуйста, продолжай, — сказал он.

— Вот представь. Храм. Идут два уважаемых рыцаря по галерее, треплются почем зря... И тут один другому говорит... Звучит, как начало анекдота, правда?

— Что это были за рыцари?

— Первый — наш любимый магистр всея Ордена Мэйс Винду. Ему, конечно, все уступают дорогу, падаваны воспитанно шарахаются в сторону... загляденье просто. Вокруг все тихо, ни души. По крайней мере, Винду в этом свято уверен. Угадай, кто был второй рыцарь.

— Ты подслушивал?

— Разумеется.

— Зачем?

— Мне было нечего делать, — Скайуокер демонстративно закатил глаза.

— Почему я не удивляюсь... Что ты еще успел узнать?

— Относительно немного. Уважаемые рыцари очень быстро удалились в башню. Мне туда проникнуть не удалось. А жаль...

— Вот уж действительно: разведка не дремлет, — Кеноби решился на грустный юморок. — Я надеюсь, ты никому об этом не рассказывал?

Анакин одарил его внимательным пристальным взглядом.

— Из твоего вопроса я делаю один интересный вывод. Вы так и не нашли этого Сидиуса.

— Я этого не говорил, — ответил Кеноби.

Его резкий выпад вспыхнул серией ударов. Диагональный, блок, боковой, блок, опять диагональный... Клинки застыли крестом.

— Все равно. Этого не говорили в новостях. — Скайуокер напрягся и оттолкнул рыцаря. — И сколько рыцарей было в этом занято?

— Столько, — Кеноби сумел не потерять равновесия и ударил с разворота, — сколько нужно!

— Значит, пол-Ордена? Фундаментальная научная работа — поиски персонажа из сказок. Одним словом, пока вы страдали какой-то фигней, причем бессмысленной...

— То, что произошло на Набу, по-твоему, бессмысленно? Моего учителя убил ситх. Самый настоящий. Из плоти и крови. И это ты называешь...

Скайуокер посерьезнел. Опустил клинок.

— Нет. Но понимаешь, его смерть ничего не изменила в Храме.

— Его смерть изменила мою жизнь.

— И мою тоже, — напомнил Анакин. — А для всего Ордена? Не те масштабы.

От рассудительных слов на губах остался горький привкус.

И эта самая горечь — на мгновение — во взгляде человека напротив. Не по кодексу. Не по статусу. Обыкновенная человеческая скорбь.

— Ты не думаешь, что когда-нибудь тоже самое скажут и о тебе?

— После смерти? Значит, надо постараться, чтобы меня еще долго помнили.

— Долго помнят только святых или чудовищ, убитых святыми.

— Согласен. Наверно, мне будет трудновато пробиться в святые, — Анакин улыбнулся. — А вот ты можешь попробовать.

— Не смешно.

Скайуокер положил клинок на столик. Вытер лицо полотенцем и только тогда повернулся к рыцарю.

— Я слышу это второй раз за вечер. И, знаешь, мне тоже совсем не смешно. Вы — лучшие дипломаты Республики. Вы — лучшие оперативники. И вы пропустили начало гражданской войны. Почему? Потому что все искали какого-то ситха?

— Ты не понимаешь. Этот ситх вполне мог подначивать сепаратистов начать войну.

— Сразу всех? Вы до сих пор верите в легенду о Вселенском Зле. Удобно. Для бездельников. Потому что всегда есть на кого свалить собственные провалы. Мы ни в чем не виноваты — это страшный злобный ситх пришел и все испортил.

— Анакин, и кто из нас теперь читает мораль?

— Я. Для разнообразия.

— Иногда я перестаю понимать, когда ты иронизируешь, а когда говоришь серьезно. И объясни мне, почему во всем виноват один Орден? Нас только десять тысяч на всю Галактику. Вместе с падаванами. Мы не можем уследить за всем.

— Защитники справедливости научились оправдываться?

— Нет. По-твоему, мы пропустили начало войны? А Сенат, что, не пропустил? А военные не пропустили начало войны? Где ты был сам, когда война началась?

— Я тогда еще не родился. Война началась тысячу лет назад. Вместе с подписанным миром и образованием Республики. Республику создали — при участии Ордена — и она начала разваливаться.

Кеноби кивнул.

— Напоминает циничное брюзжание вроде "человек стареет, начиная с рождения".

— Не совсем. Но по-моему, все причины того, что сейчас происходит с Республикой — они как раз в том прошлом. Люди не живут вечно. Государства тоже.

Рыцарь шагнул к автомату с напитками. Выдернул пластиковый стаканчик. Внимательно рассмотрел ассортимент — от фруктовых соков до специальных спортивных тонизирующих напитков.

Он налил себе обычной воды. Половину выпил одним глотком.

— Ты был рад началу войны? — спросил Кеноби. — Я имею в виду все-таки не тысячу лет назад, а...

— Нет, не был. Вернее, и был тоже.

— Одновременно?

— Да. Именно так. Тебе этого... не понять.

— Ты даже не пробовал объяснить.

— Любые слова будут банальны.

— Если это опять будут слова о блестящей карьере и званиях — возможно.

— Напротив. Слова о том, что жизнь — это вечный бой, тем более банальны. Потому что если ты не почувствовал этого еще в детстве, пытаться понять потом бессмысленно. Слова о долге перед Республикой — верх банальности. Потому что они давно обесценились. А воинская слава всегда была заманчивой вещью. Так что это, по крайней мере, честно.

— А присяга? Тоже обесценилась?

— В Республике еще остались люди, которых можно уважать. Вот им я и присягал.

— Софистика, Анакин, — Кеноби допил оставшуюся воду. Потом прицелился и метко бросил пустой стаканчик в пасть утилизатору. — Разве среди сепаратистов нет таких людей?

— Есть. Но республиканцы не держат меня на прицеле.

— Еще недавно сепаратисты были на нашей стороне. Война делает человека жестоким не потому, что нам приходится делить мир на врагов и союзников. А потому, что мы не успеваем посмотреть в лицо противнику. Часто мы даже не думаем, что у него вообще есть лицо.

— Знаешь, в окопах нет времени заниматься физиогномией.

— Физиогномикой.

— Ну, пусть будет физиогномикой. Выживает тот, кто успеет выстрелить первым.

— И тебе хочется всю жизнь смотреть на людей сквозь прицел? Не приходило в голову, что можно жить иначе?

— Все очень просто: чтобы один мог жить "иначе", кто-то другой должен смотреть на людей сквозь прицел. И я не о предназначении говорю. Мне в Храме вот так, — Анакин провел ладонью поперек горла, — хватило разговоров о предназначении. И, извини, не надо во мне искать остатки джедая. Я им никогда не был.

Кеноби улыбнулся.

— Тебя тоже нетрудно уязвить.

— Это к чему?

— Ко всему. И ко владению клинком тоже. Ты полагаешься только на собственную силу. И не учитываешь ни преимуществ, ни слабостей противника. Хорошо атакуешь и очень плохо защищаешься. Двуручную технику ты вообще забыл. А о существовании колющих ударов даже не подозреваешь.

— Спасибо.

— Не за что. Мне ждать тебя завтра?

Очень хотелось ответить "нет". Потому что... потому что Шликсену нужен двенадцатый пилот в эскадрилью, и как раз завтра можно было бы посмотреть, что за человек этот парень из штрафной роты, бывший пилот...

— В десять вечера по корабельному времени устроит?

— Меня устроит любое время, — Кеноби помедлил. — Ты сильно устаешь.

Скайуокер не ответил.

— Когда начнутся испытания вне этой системы?

— Дней через пять.

— Так быстро?

— Да. Через четыре дня нас посетит адмирал. Цандерс хочет лично посмотреть, что происходит с "Викторией".

— Тебе надо подготовить корабль к приезду твоего начальства.

— К приезду моего командира. Начальство — это твой магистр Мэйс Винду.

— Пусть будет по-твоему, — Кеноби аккуратно водрузил клинок на стойку с оружием. — Благодарю за спарринг. Мне нравится, что ты не бросил этого занятия.

— Мне нравится, когда ты дерешься в полную силу, — ответил Анакин.

Рыцарь с минуту переваривал эти слова. Затем молча кивнул и направился к выходу из зала.

— Желаю хорошо отдохнуть, капитан Скайуокер.

* * *

Следующим вечером Скайуокер вошел в отсек, где размещался десантный полк. Остановил первого попавшегося в коридоре человека.

— Сержант! Старшего лейтенанта Гранци ко мне.

Мыслительный процесс в голове сержанта шел поэтапно. С недоверием приглядеться к летной форме и отсутствию погон — одна секунда. Присмотреться к лицу человека-без-погон — еще одна секунда. Узнать в человеке-без-погон командира корабля, в прошлом капитана третьего ранга А. Скайуокера и вскинуть руку, отдавая честь — астрономически малая доля секунды.

— Есть, сэр!

Гранци явился через минуту, на ходу приглаживая встрепанные волосы — в отличие от флотских, десантники на корабле ходили без головных уборов.

— Старший лейтенант Гранци по вашему приказанию прибыл.

— Пошли, поговорить надо, — только и сказал Скайуокер. Как и раньше, давая понять, что уставом можно пренебречь. На некоторое время. — Желательно не в компании всего батальона.

Они вышли в другой коридор.

— Можно вон на тот склад завернуть. Если ты вместе с погонами не забыл допуск первого уровня, — сказал Гранци.

— Не забыл.

Анакин прижал к замку карту допуска.

— Здесь что? Аккумуляторы?

— Да, запасные для бластеров. И куча другой полезной фигни.

— Ага, — Скайуокер с минуту разглядывал помещение. Затем вернулся к старшему лейтенанту. — Ну и как тебе командовать штрафниками?

— Пока никак.

— Почему?

— Я так цацкаться не договаривался: в столовую их водить, смотреть, чтоб никто не задерживался ни на секунду. Я им что, нянька? Шрогль еще сказал, что нашим с ними общаться нельзя. Вредное влияние и все такое. Что за хрень — я их должен вести по коридору, когда там никого нет? А на боевых? А при посадке на баржу? Я тоже буду оглядываться, нет ли кого поблизости?

— Откуда такие распоряжения?

— Приказ Совета Безопасности по штрафным ротам.

— Ты его сам читал? Там точно такое написано?

— Да нет. Шрогль объяснил.

— Это бред.

— Может, и бред.

— Тогда лучше скажи, Алб Берильон в твоем взводе?

— Да.

— Что он из себя представляет?

— Ситх его знает. Он же бывший пилот, да? Нормальный парень, только мрачный очень. Весь в себе. Вот Птойя на неделе как-то потоптался по его карьере и званиям, за что и огреб.

— И где сейчас этот Берильон?

— Там же где и все, в стрелковом зале.

— Ты что, их одних оставил? Вот придет Шрогль или еще кто.

— И я скажу, что меня срочно вызвал командир корабля, — Гранци ухмыльнулся. — Шрогля я здесь, кстати, вообще не видел. Он меня вызвал в штаб один раз, и все. А штрафников я оставил Шусу и...

— Ясно, — прервал его Анакин, незаметно поглядев на часы. — Слушай, вызови мне этого Берильона. Только не надо ему ничего объяснять. Просто приведи его сюда, — Скайуокер направился к выходу со склада.

— Все понял, командир. Уже бегу.

* * *

— Рядовой штрафной роты Алб Берильон по вашему приказанию прибыл.

— Вольно.

Стоявший перед Скайуокером человек был его ровесником. Высокий, светловолосый, внешне Берильон напоминал самого Анакина. Если бы не акцент, который заставлял пилота смягчать согласные и выдавал его чандрильское происхождение, их можно было бы принять за братьев.

— У меня к вам пара вопросов, — сказал Скайуокер.

Берильон двинулся вслед за ним. На выходе из расположения полка пилот спросил:

— Прошу извинить, сэр, а куда мы идем?

— В ангар.

— В тот, где посадочные баржи?

— Нет, в ангар номер один. Где истребители.

— Сэр, я вообще-то не имею права...

— Имеете, — Скайуокер крутанул в пальцах карту с допуском. — Сейчас можно без "сэров".

— Но вы комэск?

— На данный момент я пилот. И мне нужна ваша консультация.

Минут десять они шли молча. Скайуокер специально выбирал коридоры, где было поменьше народу. В ангаре Анакин коротко кивнул вахтенному — которому заранее отдал все необходимые распоряжения. А после указал Берильону на ряд новеньких машин.

— Вам не приходилось летать на таких?

— "Ксеноны"?

— Они самые. Только у нас они называются AW-170.

— Мне приходилось их сбивать, — Берильон усмехнулся. Он почти вплотную подошел к крайнему истребителю. С минуту рассматривал конструкцию. — Штуки две.

— Их так легко подбить?

— Подбить можно любую машину.

— Когда это случилось?

— Месяц назад.

— Тогда вы еще не были...

— ... в штрафной роте, — Берильон снова усмехнулся, и от этой усмешки по его лицу поползла мрачнейшая тень. — Это был мой последний полет в составе эскадрильи.

— Бой был в космосе или в атмосфере?

— В атмосфере. Сепаратисты нанесли нам на базу визит. Ночью. Нас подняли по тревоге.

— Вы отбили атаку?

— Почти, — хмуро сказал Берильон. — Ангар и склад сгорели, двух наших сбили.

— Значит, машины неплохие?

— Я видел, что они умеют делать. А за штурвалом я не был.

— Тогда прошу, — Скайуокер кивком указал на стоящий рядом истребитель.

— Вы что, серьезно?

В тоне Берильона впервые проявилась какая-то теплота.

— Берите эту машину. Я возьму вторую. Время испытаний — час. Тридцать минут на орбите и тридцать минут в атмосфере.

— Вас понял.

Не говоря более ни слова, Скайуокер шагнул к своей машине.

Первые пять минут полета в голове крутилась навязчивая мысль: а что, если я ошибся? И этот Берильон сейчас — вот буквально сразу после этого виража — попытается сбежать? На "ксенонах" нет гипердрайвов, но он может попробовать высадиться в одном из больших городов на Лоду-2 и затеряться в космопорту. Ничего, я полечу за ним следом. И просто собью до того, как он посадит истребитель. Да, это очень благородно — сначала дать сбежать, потом сбить.

И кончится вся эта моя авантюра весьма неприятной историей.

Но у нас — то есть у меня — на лучшем корабле флота очень мало хороших пилотов-истребителей...

Скайуокер внимательно следил, как Берильон вышел из очередного пике.

...А пилотов такого уровня, как этот — вообще нет. И мне наплевать, за что его упекли в штрафную роту. Хотя это тоже любопытно...

Они изучали новые истребители — прямо в полете. И одновременно следили друг за другом по экранам. Анакин обогнул правый дефлектор в метре от дюрасталевого шара. Берильон последовал его примеру. Потом оба заскользили на минимальном расстоянии от бока "Виктории".

... Посмотрим, сможет ли он сбросить меня с хвоста...

Он специально не стал пользоваться переговорным устройством. Интересно было посмотреть на реакцию другого пилота.

Скайуокер сначала ушел подальше от Виктории. Потом развернул машину и бросил ее на таран. Берильон не сплоховал — ловко увернулся от лобового столкновения.

В переговорном устройстве застыл комок тишины.

Хорошо, подумал Анакин. Об этом способе проверки нервов он когда-то слышал на Кариде. Был там один такой инструктор. Половина юных пилотов испытания не выдерживали — парни раскисали и оглашали эфир испуганными воплями.

Теперь Скайуокер пристроился точно в хвост второго истребителя.

Первые две попытки Берильона скинуть преследователя провалились. Анакин повторял все его виражи, держал одно и то же расстояние до хвоста и если бы он сейчас действительно хотел подбить второго пилота — это удалось бы без проблем. Тогда Берильон пошел на хитрость — выйдя из петли, он бросился к "Виктории". Снова к дефлекторам. Завертелся вокруг шара и вдруг резко ухнул в противоположную сторону.

В прицеле истребителя Скайуокера стало пусто.

... Этот парень мог бы быть комэском вместо Шликсена. Или комэском второй эскадрильи...

— Идем вниз, — сообщил он Берильону.

— Есть!

Через десять минут они вошли в атмосферу. А скоро уже летели над горами.

Где-то тут недалеко вилла Фирцини, вспомнил Анакин. И не то озеро, не то море, которое я видел на мониторе в первый день испытаний.

Берильон вдруг перехватил инициативу. Следующую фигуру — бочку — он выполнил первым, не дожидаясь "приглашения" Скайуокера. Вряд ли стиль Берильона можно было бы назвать бесшабашным — даже в самом трудном его вираже читались осторожность, хладнокровие, точность. И опыт.

Они снизились, проткнули парочку белых облаков. Оценив погодную обстановку, Анакин изменил направление. В запасе было еще как минимум четверть часа, и он нырнул прямо в угрюмую грозовую тучу. Следом за ним полетел Берильон.

Тяжелыми частыми каплями по крыльям и фюзеляжу забарабанил ливень. Синева сменилась вязкой, слепой чернотой. Осуществлять навигацию здесь можно было только как в космосе — по картинке на мониторе бортового компьютера. Давление воздуха постоянно менялось, то подбрасывая машину вверх, то, наоборот, заставляя пилотов покрепче держаться за штурвал.

Совсем недалеко тучу пронзила молния, и на долю секунды все вокруг стало светло. Небо громыхнуло, заглушая звуки двигателя и дежурное повизгивание приборной панели. Словно свирепым рыком кто-то хотел выгнать непрошеных гостей из грозовой обители.

А потом острые носы "Ксенонов" разорвали темное покрывало, и пилоты вырвались навстречу горизонту.

— Возвращаемся, — скомандовал Скайуокер.

Как бы строго Анакин не инструктировал вахтенного — в ангаре их уже ждало несколько любопытных человек, с мониторов следивших за полетами на орбите.

Ладно. Все, что он хотел узнать — он узнал.

— Высокий класс, — с восхищением сказал ему Берильон. — Вы в каком возрасте начали летать?

Скайуокер стянул перчатки.

— В десять.

— А я в одиннадцать. Мой дядя — тоже пилот. Квинт Берильон, не слышали?

— Д-да, — Анакин неловко замялся. О Квинте Берильоне он ничего не знал. — И как вам машина?

— Смотря с чем сравнивать. В эскадрилье у меня был ARC-1100.

— Знаю, — улыбнулся Скайуокер. — Громоздкая штуковина, правда?

— Еще бы! И только два двигателя, — Берильон смешно скривил губы. — У "Ксенона" просто офигенная маневренность.

— И ускорение повыше.

— Да процентов на двадцать! Зато здесь такое дурацкое расположение мониторов.

— Ага.

Берильон помедлил минуту.

— Такими "Ксенонами", — сказал он, — хорошо что-нибудь таранить.

— Двоих ваших сбили тараном?

— Да. А третий двинул прямо на наш ангар. Похоже, что и со складом боеприпасов случилось то же самое.

Анакин не стал скрывать удивления.

— Смертники?

Берильон, казалось, обледенел изнутри. Исчезла вся радость от полета на новой машине, и на Скайуокера смотрел незнакомый человек. Даже говорил он теперь по-другому, со звенящей дюрасталью в голосе.

— Я налетал достаточно часов, чтобы отличать падающий истребитель от истребителя в пике. Но я тоже не сразу понял их тактику. Смертниками из них были только четверо. Еще четверо шли в составе сопроводительной группы — отвлекали на себя наземную артиллерию и нас.

— Если это так, ваш комэск был обязан информировать штаб флота.

— Комэск написал свой рапорт, я свой, — еще жестче сказал Берильон. — И я в рапорте не сваливал вину на наших парней и не писал о том, что они сбили "Ксеноны" прямо над ангаром и над складом.

Скайуокер высказался по-хаттски. Берильон хмыкнул:

— Я не знаю, что это значит. Но, по-моему, — он вдруг снова улыбнулся, — я именно это и сказал комэску. Только на общегале.

Они переглянулись. И рассмеялись.

— Значит, теперь "Ксеноны" против "Ксенонов"? — спросил Берильон.

— У вас есть идеи по тактике такого боя?

— Я подумаю.

— Хорошо. Я сделаю все возможное, чтобы вас поскорее вернули в эскадрилью.

— Это в ваших силах?

В голосе Берильона звучала надежда. И доверие. К человеку, о котором он ничего не знал, и с котором только что испытывал истребители. И первый раз за месяц после трибунала — ржал над идиотом-командиром.

Нет, это не в моих силах, хотел сказать Скайуокер. Вернуть звания и должность штрафнику могут только штабные писаки на Корусканте. Которые начисто проигнорировали рапорт Берильона и тем сыграли на руку противнику — сепаратисты использовали новую тактику в особых случаях и не старались ее рекламировать. Слухи о подразделениях смертников ходили и раньше. Теперь флотская байка стала явью.

Вслух Скайуокер ответил иначе:

— Я постараюсь.

— А вы в каком звании?

— Капитан второго ранга.

— Так вы не в эскадрилье?

— Нет, я не в эскадрилье. — Глядя на удивленного Берильона, Скайуокер решил раскрыть карты. — Я командир этого корабля.

— Корабля?

— "Виктории".

Берильон мгновенно вскинул руку, отдавая честь. Потом кивнул в сторону истребителей.

— Сэр, вам нравится летать?

Скайуокер оглядел ряд новехоньких машин.

— Мне нравится летать, — ответил он и перевел взгляд на другого пилота.— И я должен знать, кого посылаю в атаку.

Вернуться к началу

* * *

— Сэр, ваш шаттл готов к вылету, — доложил адъютант.

— Спасибо, Валлаш, — ответил Цандерс. — Я переговорю с капитаном Скайуокером с глазу на глаз. И сразу направлюсь в ангар.

— Вас понял, сэр.

Как только Валлаш покинул рубку, Цандерс улыбнулся.

— Адъютанты! Ситх побери, Валлаш всегда знает лучше меня, что и когда мне следует делать.

Анакин ответил вежливой улыбкой.

— У вас еще нет таких проблем, Скайуокер?

— Нет, сэр.

— Ничего, все еще только начинается. Вы сейчас, наверно, пренебрегаете общением со своим адъютантом.

— Не пренебрегаю. Но обычно...

— ... вы все делаете сами.

— Сэр, вы командуете флотом, и я не сомневаюсь, что в таком деле нужны помощники.

Цандерс рассмеялся.

— Да, возня с бумажками — это вам не виражи на орбите.

— Как раз насчет виражей...

— Выслушаю с удовольствием. Только давайте выберем другое место для общения.

— Моя каюта подойдет?

— Несомненно.

По коридорам дредноута они шли почти молча, лишь изредка обмениваясь дежурными фразами. Цандерс с интересом рассматривал "Викторию", словно видел ее первый раз в жизни. Пару раз он останавливал молодых техников, спрашивал: ну, парни, как служба? Не озверели командиры?

Скайуокер смотрел на это с удивлением. Разве адмирал не видит, что ему выдают заученные ответы? По пути им встретился Джиллард. Командир артиллерии присутствовал на совещании и с адмиралом уже виделся, и, тем не менее, Цандерс и ему нашел что сказать.

— Вы бы хоть отдохнули. Вид у вас такой сонный, что и мне зевать захотелось.

Анакин открыл дверь.

— Прошу, сэр.

Цандерс огляделся.

— Как у вас тут пусто.

— Почему, сэр?

— Стерильная чистота. У вас что, совсем нет личных вещей?

— Сэр, я просто не раскладываю их на виду.

— Хорошо хоть этот ковер додумались сюда положить.

— Я додумался его не выбрасывать.

— Кошмар! — с деланным возмущением произнес Цандерс. — Какие у нас с вами разные представления об уюте. Я, например, люблю холограммы родных куда-нибудь на стол приткнуть... Интересно-интересно, — продолжал адмирал. — А ведь я о вас ничего не знаю. И никто не знает. Может, вы вообще сепаратистский шпион? Хитро законспирированный, а?

То, о чем говорил Цандерс, полностью устраивало Скайуокера. Он снова вежливо улыбнулся.

— У вас родные есть?

... Я служу на лучшем корабле флота и у меня все отлично...

Он продолжал вежливо улыбаться. Вежливой стекленеющей улыбкой.

— Только мать, сэр.

— И где она живет?

— На одной из планет Внешних Регионов.

— Навещаете?

— Иногда.

— Понимаю. А вот у меня много родственников. И дети.

— Да, я слышал.

— Две дочери. Одной двадцать пять, другой двадцать два. Ситх побери! Иногда думаю, что слишком рано выдал их замуж, — Цандерс подмигнул Скайуокеру. — Когда их мать умерла, я подумал, что так будет лучше. Я же дома почти не появляюсь, вот и хотел их пристроить...

В каюте повисла неловкая пауза.

— Сэр, я хотел спросить...

— Да-да, конечно. Что-то про истребители. Я слушаю, Скайуокер.

— Сэр, у меня на борту семнадцать истребителей AW-170. К сожалению, в эскадрилье только одиннадцать человек, хотя должно быть двенадцать. На Кариде мы получим новичков, но... По правде говоря, нам бы не помешал опытный пилот. И такой пилот у нас есть.

— Не понимаю.

— Вы знаете, что к нам прислали штрафную роту?

— Я в курсе этого безобразия. Это наш главный штаб постарался, — адмирал развел руками. — Надеюсь, у вас не будет с ними проблем. Я бы вообще на вашем месте запер их куда-нибудь в трюм. Шучу, конечно... Ведь там, наверно, какие-нибудь уголовники?

— Э, — Анакин замялся. — Не то чтобы... Там четырнадцать наемников...

— ... бандиты, одним словом.

— И сорок шесть проштрафившихся офицеров. Пилот, о котором я говорил, из их числа. Аль Берильон, капитан третьего ранга. Пять боевых наград. Я решил лично узнать, что он за человек. И могу со всей ответственностью заявить, что по летным навыкам он превосходит комэска Шликсена.

— А откуда вы это можете знать?

— Я предоставил ему возможность доказать это на практике. За штурвалом AW-170.

Цандерс неодобрительно покачал головой. Комментировать не стал, сказал только:

— Допустим. И что дальше?

— Я имею все основания предполагать, что в штрафную роту этот человека поместили безо всяких оснований. Простите за каламбур.

— Вы уверены?

— Да, сэр. Кроме этого, я получил от него чрезвычайно ценные сведения. Сепаратисты начали использовать смертников. Их тактика — налет комбинированной эскадрильи, состоящей из группы сопровождения и группы собственно смертников.

— Это, конечно, не совсем новость.

— Вы знаете об этом?

— Был один неподтвержденный слух. Как говорится, гундарк на хвосте принес. Что при последнем бое на Угма-Ру сепаратисты таким образом завалили дредноут командира эскадры. К сожалению, свидетельств по понятным причинам очень мало и воспроизвести события трудно. Но мы должны иметь это в виду. И я рад, что информация подтверждается.

— А что делать с этим пилотом?

— Скайуокер, мне очень жаль. Но даже если вы правы, и в штрафную роту этот парень угодил по ошибке...

— Его комэск скрыл ценную информацию!

— Мы ничего не можем сделать. На сколько он осужден? И, кстати, за что?

— На три месяца. За драку с комэском.

— Ну вот, пока у вас ходовые испытания, то да сё...

— Я не собирался растягивать ходовые испытания на три месяца. И лучше один пилот такого класса, чем десять новичков с Кариды. Сэр, после моего конфликта с рыцарем на "Мегере" вы смогли...

— Скайуокер, я понял, на что вы намекаете. Но я не могу покрывать всех, у кого чешутся кулаки. Чисто технически не могу. Я с ним не знаком и не знаю откуда он. И у меня отсутствуют любые рычаги давления на его руководство. Тем более, его уже осудили. К сожалению, у меня нет таких связей в Главном штабе, чтобы отменить решение трибунала.

— Я понимаю, сэр, — Анакин постарался скрыть разочарование. — Но у меня есть другая идея. Предположим, что через месяц мы уже будем принимать участие в боевых действиях.

— Эка вы хватили. Ну, допустим.

— Сэр, если я буду должен отправить в атаку эскадрилью, возможно, я могу...

— Ни в коем случае.

— Почему?

— Во-первых, если он не вернется живым, это грозит вам серьезнейшими неприятностями. Во-вторых, и это даже важней. Вы хоть спросили этого пилота, как его...

— Алб Берильон.

— Вы спросили Берильона, хочется ли ему умереть лишь потому, что командир корабля решил нарушить закон и плюнуть на указ Совета Безопасности о штрафных ротах? Поиграть чужими жизнями? Тем более, если Берильона действительно осудили несправедливо.

— Сэр, я не играю чужими жизнями.

— Вы легко готовы ими пожертвовать. Разве это не одно и тоже?

— Нет, сэр. Учитывая то, что идет война...

— Повторяетесь, Скайуокер. Мы все хотим побыстрее раздавить сепаратистов. Но я предпочту победу с наименьшим количеством жертв.

— Простите, сэр, но войны без жертв не бывает.

— С наименьшим количеством жертв. Разницу чувствуете?

— Да, сэр. Позвольте спросить, разве для высококлассного пилота лучше погибнуть в штрафной роте? А штрафников отправляют именно что на убой. И не я это придумал.

— Вы хотите сохранить ему жизнь? Превосходно. Обговорите этот вопрос с его командиром. Или придумайте ему такое задание, после которого он останется жив, и при этом отличится. Так, что ему досрочно вернут звание.

— Это компромисс, сэр.

— Да, Скайуокер, это компромисс. Ни у меня, ни у вас нет такой власти, чтобы посылать к ситху Совет Безопасности. И, наверно, не будет. Потому что для этого надо перестроить государственное устройство Республики, — адмирал помедлил и наморщил лоб. — Мы что-то еще собирались обсудить, нет?

— Я хотел спросить, откуда вам стало известно про саботаж?

— Про саботаж, которого не было? Эти сведения сообщил в штаб один из офицеров службы безопасности.

— Похоже на дезинформацию.

— Вполне возможно, что сепаратисты действительно могли планировать какую-то пакость с "Викторией". В любом случае, я бы не стал больше на этом зацикливаться.

Не зацикливаться, повторил про себя Скайуокер.

Это очень легко — заставить себя забыть. Сосредоточиться на том, что впереди. Первый гиперпрыжок "Виктории". Артиллерийские стрельбы в астероидном поясе Туода. Карида и набор курсантов...

Забыть. О том, что рвало нервы и высушивало мозг в течении нескольких недель. Забыть...

— Так точно, сэр.

— И напоследок, Скайуокер. Сколько дней вы сэкономили на испытаниях в системе?

— Восемь дней, — не без гордости произнес Анакин. — Если мы сможем совершить прыжок в гиперпространство уже завтра, тогда девять.

Сказал — и как будто налетел лбом на стеклянную стену.

— Вы считаете это удачей?

Скайуокер поразмышлял над вопросом. Здесь крылась непонятная игра слов. Сегодня на совещании командного состава "Виктории" Цандерс от имени всего флота выразил ему благодарность. Ему, капитану Анакину Скайуокеру. Ему, командиру дредноута "Виктория". Ему, сумевшему увеличить интенсивность отладок и стрельб, и благодаря этому сократить длительность ходовых испытаний.

Удача? Нет. Это победа. Маленькая и необходимая.

— Я считаю это результатом эффективной корректировки графика, — ответил Скайуокер.

— Да, я видел ваш график. Вы перекомбинировали вахты старших офицеров. Совместили артиллерийские стрельбы с испытаниями навигационных систем и истребителей. Причем судя по вашему рапорту, вы сами присутствовали почти на всех испытаниях. То есть, вы не спали сутками. Вы не жалеете себя. Я понимаю, вы молоды, и вам хочется отличиться. Достигнутый результат делает вам честь. Но вы не жалеете и других людей. Свой экипаж. И если вы второй раз за сегодняшний день скажете "идет война", думая, что ваш адмирал страдает обостренным склерозом, я сделаю вывод о том, что вы неадекватно оцениваете ситуацию.

Анакин решил промолчать.

— Скайуокер, я хочу только одного, — продолжил Цандерс. — Чтобы через месяц, или через два, когда "Виктория" действительно вступит в боевые действия, ваш экипаж не состоял из пациентов корабельного лазарета с диагнозом "переутомление". Тоже самое касается вас.

— Вас понял, сэр.

— Тогда желаю удачи.

* * *

Прошло две недели.

Не прошло — пролетело сквозь гиперпространство. Первым прыжком до системы Туода. Виражами около астероидного пояса, отвечая на каменную канонаду лазерной. Вторым прыжком до Кариды.

По коридорам высшего военного училища шагали два человека.

— И это все, для чего я тебе здесь понадобился? Поиграть в большого начальника с Корусканта?

— У тебя получится, я уверен, — Скайуокер криво улыбнулся. — И потом, ты обещал.

— Я обещал "оказать помощь флоту Республики".

Анакин пожал плечами.

— Я это и имел в виду. Произнесешь несколько умных фраз о "Виктории". Можешь использовать майнд-трик.

— Майнд-трик работает только на людях с низкими умственными способностями. Ты именно такого мнения о соратниках?

— Штабные бюрократы мне не соратники.

Разговор прервался — у входа в прозрачный тоннель, соединяющий два здания, их остановил часовой. Осведомился о причине визита, отдал честь Скайуокеру, пропустил.

— Какой же это большой комплекс, — рыцарь поправил сбившийся набок капюшон плаща.

— Это большой комплекс? Да ты что. При том, на целую Республику едва наберется десяток таких училищ.

— А должно быть больше?

— Есть такое выражение: или мы кормим свою армию, или мы кормим армию противника. Глядя на флот сепаратистов, можно сделать вывод о том, что мы неплохо их раскормили. За свой счет.

— Ничего, им скоро придется сесть на диету.

— Согласен.

— Но война не будет длиться вечно.

— Да-да, завтра настанет мир, и все люди станут братьями.

Кеноби хотел возразить, но Скайуокер как раз открыл дверь.

— Доложите начальнику штаба, что к нему прибыли командир дредноута "Виктория" Анакин Скайуокер и посланник Совета Безопасности рыцарь-джедай Оби-Ван Кеноби.

— Есть, сэр, — ответил адъютант. — Придется подождать несколько минут. Начальник штаба вот-вот вернется с совещания у начальника гарнизона. Прошу, — он указал на диван в приемной. — Желаете кофе?

— Нет, благодарю.

Ожидание прошло в сосредоточенном молчании.

Запах застоявшегося в термосе кофе окутывал приемную, и через четверть часа Анакин подумал, что все-таки выпил бы чашечку, пусть даже невкусного и несвежего. Наконец, явился начштаба. Это был полноватый человек небольшого роста с погонами полковника, на круглом лице которого читалось не менее пятидесяти лет, а пухлый двойной подбородок свидетельствовал, что эти годы были прожиты в достатке и неторопливом ритме жизни. Полковник стрельнул подозрительным взглядом в представленного ему "посланника с Корусканта" и, натянув на лицо свое наиболее доброжелательное выражение, поприветствовал Скайуокера:

— Рад вас видеть, капитан. Пройдемте в кабинет, — и, уже расположившись за широким столом, добавил. — А мы вас так рано не ждали.

Сквозь видимость радушие просочилась первая капля желчи. Скайуокер понял, что разговор может затянуться надолго, и решил не терять инициативы.

— Мой адъютант сообщил вам о планируемом визите две недели назад, не так ли?

— Да-да, мы же обо всем договорились. И все равно, рановато. Посмотрите, — он придвинул Скайуокеру деку. — Два батальона десантных войск мы вам уже набрали месяц назад. А вот с пилотами и флотскими проблема.

— Неужели?

— Выпуск состоится только завтра.

— Превосходно, — одобрительно ответил Анакин. И, добавив немного снисходительности, сказал. — Один день я подожду.

— Один день? А как я подготовлю вам все бумаги? За завтрашний вечер, что ли? — начштаба заявил это таким тоном, словно он лично заполнял каждый документ. — У меня очень много работы. Очень много. Вы не единственный командир, которому нужно поднабрать экипаж.

— Я единственный командир единственного в своем роде дредноута "Виктория", — Скайуокер раскрыл принесенную с собой папку с распечатками. — По договоренности наших штабов, дредноут должен быть доукомплектован в течение двух суток с момента его появления на орбите Кариды.

— Это на бумаге, капитан. На бумаге, понимаете? А реалии жизни далеко не такие.

Скайуокер склонил голову набок, играя удивление.

— Совет Безопасности, несомненно, заинтересуется вашим мнением о реалиях жизни.

— На Корусканте они могут думать что хотят, а здесь, здесь все иначе, капитан!

— С Корусканта пришел приказ, — веско сказал Анакин и повторил это магическое для всех военных слово. — Приказ. И ни вы, ни я, не имеем права его обсуждать. Только исполнять. Но я поясню вам суть. По тактико-техническим характеристикам дредноут "Виктория" является самым мощным кораблем нашего флота и превосходит все корабли флота противника. Боевая мощь "Виктории" является нашей основной надеждой на успешное контранаступление, которое в течении ближайших дней будет развернуто на нескольких стратегически важных участках. Именно поэтому Совет Безопасности Республики считает укомплектацию экипажа "Виктории" первоочередной задачей. Полагаю, что посланнику Совета Безопасности есть что добавить.

Теперь все зависело от не-молчания рыцаря.

Пауза растекалась по распечаткам приказов, смывая с них налет всесильности. Еще минута, и важные бумаги станут обыкновенным кусочком белой целлюлозы с черными вкраплениями бессмысленных букв.

— Прежде всего, замечу, что критикуемый вами Корускант — это пока что еще столица Республики. — Кеноби дружелюбно улыбнулся. Потом улыбка исчезла. Пауза длилась минуту — рыцарь хорошо знал цену таким эффектам. — Совет Безопасности, который я имею честь представлять здесь, надеется на ваше понимание вопросов, касающихся экипажа "Виктории".

— И мне трудно предсказать реакцию Совета Безопасности на это печальное служебное несоответствие, — Анакин кивнул на деку.

Полковник неприятно зыркнул глазами, потер складку на подбородке.

— Я посмотрю, что можно сделать.

Получилось!

— Спасибо, — сказал Скайуокер рыцарю после того, как они скрылись за дверью.

— Не за что. А майнд-трик бы не сработал. Этот полковник вовсе не дурак

— Да, он не дурак. Просто эдакая мерзкая скотина.

— Ну, штаб наверняка перегружен работой.

— Сейчас все перегружены. Что за чушь он молол о выпуске? Распределение офицеров начинается как минимум за месяц.

— Надо было ему это и сказать.

— Я сказал ему то, что он хотел услышать.

— Ты хотел поугрожать.

— Поверь моему опыту: на многих людей это производит куда большее впечатление, чем логические выкладки.

— Да неужели? Кстати, — Кеноби оглянулся, — а мы разве правильной дорогой идем?

— Правильной, — кивнул Анакин. — Смотри, отсюда тоже виден весь комплекс, только с другого ракурса.

Они остановились около прозрачной стены.

— Давно хотел спросить.

— Спрашивай.

— Ты сбежал из Храма потому что хотел стать военным?

— Я сбежал из Храма, потому что я хотел сбежать из Храма.

— На Корусканте я видел твое досье.

— Мне всегда льстило внимание Ордена к моей нескромной персоне. И что?

— Полгода между Храмом и Каридой. Где ты был?

— На нижних уровнях.

— У нас была такая версия.

— По-моему, нетрудно догадаться.

— Мы решили, что тринадцатилетний падаван не сможет там выжить.

— И какого ситха выращивать таких малахольных падаванов?

— Они не малахольные. Дети должны расти в здоровой среде. У них будет еще масса возможностей насмотреться на всякую грязь, когда они повзрослеют.

— А повзрослеют они годам к тридцати пяти? — Анакин понизил голос. Мимо них прошли два юных лейтенанта — выпускники. Козырнули Скайуокеру, с любопытством посмотрели на рыцаря.

Вернувшись через контрольный пункт в ангар, где их ждал шаттл, Кеноби снова спросил:

— Тебе здесь нравилось?

Скайуокер полуулыбнулся.

Рыцарь сегодня играл на его стороне и действительно сделал много полезного для корабля. В другое время Анакин бы не задумываясь соврал, а сейчас решил расплатиться честным ответом.

— Сначала не очень.

— Ты даже не думал, что тебя может ожидать?

— Думал. Планировал. И решал проблемы по мере их появления.

Шаттл поднялся в воздух, быстро набирая скорость.

Скайуокер на секунду закрыл глаза, защищаясь от брызнувшего в иллюминаторы солнца. Лучики рассыпались по векам раскаленным песком и собрались в мозаику.

...На улицах Мос-Эспа живет сброд. Этот сброд умеет жрать, пить, любиться, воровать, делать ставки на гонках, продавать себя и других — рабы и рабовладельцы видят свой привычный и неизменный мир в одинаковых грязно-желтых тонах.

В глубине узкой улочки втиснулось глинобитное жилище, где не упоминается слово "раб".

— Ты вырастешь и сможешь уехать отсюда. Ты достигнешь всего, чего хочешь.

Наивно? Надежда всегда наивна.

Шми Скайуокер не приносила домой спиртного. Не позволяла себе истерик и грубой брани. Была вежлива с соседями. Ровно настолько, чтобы выжить. И при этом никогда ни с кем не сближалась.

— Я вернусь, мама.

— Иди вперед и не оглядывайся.

Рюкзачок за спину — и в путь за рыцарем, все равно куда.

Не останавливаться...

Шаттл сделал разворот, и солнце уже не било в глаза. В иллюминатор заглянуло любопытное облако.

...Тишина и небесная умиротворенность. Перед талантливым мальчиком распахиваются двери Храма. Его ждет чистый ясный путь.

За спиной — мать в рабстве, и ни один из хранителей справедливости не в силах помочь.

Впереди — мутная перспектива жизни под лозунгом "принести равновесие в Силу".

Он расспросил нескольких взрослых рыцарей об их жизни. Ему действительно было интересно. Вплоть до точки расхождения, когда стало ясно, что расписанная на все годы вперед жизнь совсем не то, чего он желает.

Медитация — тренировка — миссия — медитация.

Падаваны раздражали не меньше рыцарей — десятилетний новичок привлекал внимание. Маленькие праведники, совсем как взрослые, давали советы. Как будто они что-то знали о жизни вне стен Храма.

Здесь не было слез и тоски, потому что дети не помнили родителей. Не было соперничества, потому что они — счастливые? — не знали зависти. Не было честолюбия, потому что результат миссии принадлежал храму. Похороны любой победе устраивали быстро, кладбищем служил архив, а Совет неплохо справлялся с ролью церемониймейстера.

Джедаям не нужны ни слава, ни признание, ни вознаграждение.

— Он и правда Избранный?

— Твое предназначение в том, чтобы...

— А вот такие амбиции тебе не к лицу...

— Почему ты все время боишься за мать?

— Это к Темной стороне путь...

Выбежать из главного входа, заработать ссадину, скатившись по ступенькам, побежать дальше, затеряться среди людей, втиснуться в аэробус, спрятаться, вылезти и снова бежать.

Не останавливаться...

Шаттл рвет небесную гладь в куски, и постепенно за транспаристилом становится темно.

... Нет никакой эйфории от побега из Храма.

Не расслабляться, не смотреть в морды встречным, ни с кем не разговаривать, нигде не задерживаться. И самое главное, не бояться. Ни людей, ни трандошанов, ни гибридов...

Сейбером — любого. Покалечить. Убить. Отбиться.

Приключения закончились в помещении республиканской службы безопасности. На столе стоял поломанный приборчик, и в глазах офицера СБ не было заметно никакой слюнявой жалости к маленькому беспризорнику. Надо было просто доказать, что ты многого стоишь.

Не останавливаться...

Шаттл поднимается к орбите — в иллюминаторе вспыхивают первые робкие огоньки.

... Кадет номер семьсот тридцать четыре видит себя в зеркале. Без дурацкой косички — и остриженный еще короче, чем в Храме. Форма топорщится. До звезд на погонах еще далеко — вначале придется на ногтях выцарапываться с нижних уровней. Падать лицом в грязь — по команде, и вскакивать — тоже по команде...

Больше всего он боялся, что училище будет слишком похоже на Храм. Однако жизнь здесь была проста и груба, для большинства — бесцельна. Он никому не был нужен, и ему никто не был нужен. Он просто собирался переждать, и вдруг понял, что не уйдет.

В высшем училище у него появились приятели. Они не хватали звезд с неба. Пределом мечтаний этих парней было получить назначение поближе к средним территориям — пусть и небольшое жалованье, зато стабильно и на всю жизнь.

Не останавливаться...

Шаттл сделал вираж, чтобы точно вписаться в шлюз на брюхе дредноута.

... Расплавленное небо стекает на землю, и нет уже не неба, ни земли, есть только огонь, в котором живое горит рядом с мертвым.

Среди немногих выживших в атаке сепаратистских бомбардировщиков на базу десантных войск Республики — лейтенант Скайуокер. Назавтра в столичных холоновостях проскользнет маленькое сообщение. "Незначительные вооруженные конфликты".

Кто первым нашел в себе смелость сказать "это война?"

И поправиться.

"Это гражданская война".

А потом всю Галактику вдруг обдало жаром. Закружило в огненном вихре. Стало страшно. Всем стало страшно.

На пожарище старого мира было очень светло.

Он вдруг увидел все, к чему столько лет пробирался наощупь. И в очередной раз повторил себе: не останавливаться...

— Мы прибыли, сэр, — доложил пилот.

Капитан дредноута "Виктория" Анакин Скайуокер ступил на борт своего корабля.

* * *

"Виктория" уже четвертые сутки оставалась на орбите Ахвена.

Маленькая планета с необычно высоким наклоном оси была покрыта поясом непроходимых джунглей на экваторе и огромными ледяными шапками на полюсах. Между этими крайностями шла полоса умеренного климата. Два тысячелетия назад вся поверхность этой земли была изрыта. Люди вычерпали из нее нефть и руды. После людей пришли мон-каламари. Вытянули, высосали все крупинки драгоценных металлов. Остался только камень, в основном известняк — а такого добра полно и на других планетах.

Понадобилось тысячелетие, чтобы планета пришла в себя. Обросла лесом. По капелькам собрала влагу в озера и реки. Теперь искусственные кратеры и горы на первый взгляд не отличались от естественных особенностей рельефа.

На этот клочок Средних Территорий никто не претендовал, и три сотни лет назад Республика с легкостью отдала ее своим генералам. Теперь планету звали Карида-2. Позднее в архивах решили вернуть ей старое имя, а Каридой-2 стали называть собственно комплекс военных училищ. И базу действующей армии.

Вошедшую в атмосферу "Викторию" приветствовали салютом. Личный визит в штаб не понадобился — все разрешилось без проволочек, и в течение суток шаттлы доставили на дредноут пятьдесят недостающих флотских офицеров и сотню обслуживающих техников.

Укомплектация личного состава завершилась.

— Я с удовольствием выслушаю ваши соображения, полковник.

— Капитан, — начал Баумгарден, и в его голосе сквознуло недоверие, — вы уверены, что нам надо проводить совместные учения флота и десанта именно сейчас?

— Мы идем со значительным опережением графика испытаний.

— Да. И в результате на дредноуте сейчас критическая масса юнцов. Как перед ядерной реакцией.

— Ядерной реакцией уже давно можно управлять. Чем я и предлагаю вам заняться — в применении к прибывшему вчера пополнению. К тому же, именно ваши бойцы, а не флотские, вообще больше чем два месяца сидят в казарме и ничего не делают.

— Прошу извинить, капитан, а откуда вам это может быть известно?

— Вот только вчера прошелся по расположению десантного полка.

Скайуокер откинулся на спинку стула. Выдержал паузу в десять секунд. Выдержал взгляд сидящего слева человека. Человека старше по званию, по возрасту, умнее и опытнее. Человека, который отлично понимал, что единоличная власть капитана над кораблем, артиллерией, офицерами и техниками, не распространялась на казармы десантного полка. Отдать приказ начать высадку, даже учебную, мог только этот человек. Баумгарден.

Вслух он ответил:

— Было интересно.

Простое слово "интересно" оказалось до дыр разъедено многозначительностью тона.

— Вы? Были в нашем расположении?

— Был. У меня тоже есть свободное время. Которое я использую рационально.

— Я ценю вашу поразительную заботу о соратниках и их досуге. Но у вас могло сложиться поверхностное впечатление.

— Не спорю. Но я служил в десанте и...

— Вы могли там и оставаться, — неожиданно резко сказал Баумгарден.

Так вот оно что, понял Анакин. Вот что раздражает его больше всего. Не то, что капитана второго ранга поставили командовать таким кораблем. И даже не мой возраст. Его раздражает то, что я имел наглость уйти во флот... Как там говорят про флотских: офицерики сдувают пылинки с дюрастали... что-то еще было... мундиры серые и жизнь такая же серая и глупая...

— Я служил в десанте, — невозмутимо повторил Скайуокер, — и отлично помню, что такое два месяца сидения в казармах.

Сидящий на дальнем конце прямоугольного стола Джиллард украдкой зевнул.

— Ваше мнение, Джиллард, — неожиданно спросил Анакин.

Командир артиллерийского батальона "Виктории" встрепенулся.

— Об учебной высадке десанта на Ахвен после орбитальной бомбардировки полигона и под прикрытием истребителей, — продолжил Скайуокер, быстро и резко выговаривая слова.

— Сэр, я считаю, что это замечательная идея.

Вот так. Джиллард отвлекся, зевнул, не въехал в тему — и на всякий случай моментально согласился с командиром. Правда, если бы первым его спросил Баумгарден, скорее всего, Джиллард с ним бы тоже согласился.

Я сделал ошибку, признался себе Анакин.

С ним надо было действовать иначе. Так, чтобы идея провести учения раньше времени как будто пришла ему в голову первому. Баумгарден выше меня по званию, да еще и крайне самолюбив.

Хмм, а кто у нас не самолюбив?

И я о нем ничего толком не знаю. Ну, последние пять лет он был на "Магусе". Кто у него командир? Ситх, какой-то тип с усиками, его буквально только что произвели в генералы... комдив, тоже с "Магуса"... И я его видел на флагмане... Как же его звали? Камати? Камата? Нет, как-то по-другому, тут нельзя ошибиться...

Скайуокер осторожно раскрыл папку с документами — распечатки графика ходовых испытаний. Перелистнул.

Ага, вот резолюция штаба пятого флота. И подписи. Цандерс, Менкинс, Скайуокер, еще куча крючковатых подписей... Камита! Генерал Камита. Он почти не принимал участие в обсуждении... недоработка! Я тогда думал только про этот дурацкий саботаж, а надо было подробно расписывать все высадки, и сейчас бы не пришлось пререкаться.

— Полк едва укомплектован. Два батальона этого полка состоят из рядовых и офицеров, которые не имеют никакого боевого опыта.

— Всем когда-то надо начинать, — сказал Анакин и вдруг понял, что только что повторил слова Цандерса. — Я знаю, что генерал Камита желал, чтобы на "Виктории" командование полком принял один из самых талантливых и опытных командиров. Я знаю, что сможете за месяц сделать настоящих бойцов даже из новобранцев. К сожалению, — продолжил Скайуокер, — все то время, пока вы будете отрабатывать посадку на баржу, высадки, связь с дредноутом, взаимодействие с истребителями и артиллерией и прочее, дредноут не может висеть над полигонами Ахвена.

— Хорошо, — неохотно согласился комполка. — Пожалуй, я вижу в ваших словах некоторую логику.

Анакин сделал вид, что не заметил шпильку в свой адрес.

— Полагаю, на предстоящих учениях можно будет отработать взаимодействие между штрафной ротой и остальными подразделениями.

— Что?

— Отработать взаимодействие между штрафной ротой и остальными подразделениями, — спокойно повторил Скайуокер.

— И как вы себе это представляете?

— А как вы представляете себе использовать штрафные роты на боевых? В течение шести месяцев? И потом, меня, также как и вас, не очень радует в течение нескольких месяцев держать на корабле компанию дармоедов и бездельников.

Шпилька в обмен на шпильку.

— Вы отдаете себе отчет в том, что они могут сбежать во время высадки?

Скайуокер снова активировал холоизображение, полученное со спутника.

— Посмотрите сами. Сбежать с плато без снаряжения для скалолазания невозможно, а горные тропы мы блокируем. К тому же, взводы штрафников всего по пятнадцать человек. Пусть каждый такой маленький взвод выполняет общее задание с каким-то из наших. На боевых, скорее всего, именно это и придется делать.

Баумгарден неприятно скривил губы.

— Сидя на орбите и рассматривая карты, кажется, что это очень легко. Играть в войну вообще очень легко. Вот только воевать — трудно. Капитан, вы никогда не имели дела со штрафными ротами.

— Как и вы, полковник, — вежливо напомнил Анакин. — А прислали их именно нам.

— Посмотрим. Что-то я пока не верю в эту идею. Кстати, после Ахвена вы хотите идти покрасоваться дредноутом на Нар-Шаддаа?

— Не я, — Скайуокер развел руками. — Штаб. Политика.

— Понятно, что политика. Я вот о чем, — Баумгарден опять уперся взглядом в свою деку. — У нас были запланированы еще одни учения. Из-за всех этих опережений и модификаций мне становится неясно, как именно и где нам придется их проводить. Вы же не собираетесь возвращаться на другой конец Галактики?

— Да, я не считаю, что это рационально. В гиперпространстве мы остаемся без связи, а нам сейчас нельзя надолго терять контакт с флотом и штабом.

— Подходящих полигонов не так уж много. А провести учения на населенной планете, даже если она входит в состав Республики — это ситх знает что. Если это не Ахвен и не Карида...

Баумгарден продолжал рассуждать о бюрократии в государстве. Скайуокер почти его не слышал. Он обдумывал идею. Странную идею.

Потоптаться по небу родной планеты.

— Тогда вам подойдет Татуин, — сказал он, с трудом сдерживая усмешку.

— Что это за система?

— Внешние регионы. В Республику не входит. Управляется кланом хаттов. На планете всего два города. Все остальное — пустыня и скалы.

— Пустыня и скалы?

— Именно. Раз у нас запланирован "дружеский визит" на Нар-Шаддаа, оттуда легко проложить курс до Татуина. Если вы, конечно, не боитесь наступить какому-нибудь хатту на хвост...

Судя по выражению лица Баумгардена, о хаттах полковник вообще не имел представления.

— Я отдам распоряжение адъютанту подготовить вам материалы, — сказал Скайуокер. И поправился. — Если таковые есть в архивах.

* * *

Прошел еще один день.

На совещании присутствовало около тридцати человек, включая всех командиров летных эскадрилий, артиллерийских отсеков и десантных рот.

Обсуждали учения. Последние детали. Штрихи.

Баумгарден представил схему толково спланированной операции, длившуюся два дня и расписанную с почасовой точностью. Высадка разведгруппы, рекогносцировка, установка наблюдательных пунктов, затем высадка всех десантных рот, включая штрафников. Захват разнообразных плацдармов: первая и вторая рота высаживаются на небольшое горное плато, третья и четвертая поднимаются по горной тропе, остальные окружают плато с двух сторон. И на десерт боевые стрельбы — противником служили искусственные мишени.

В конце полковник заявил:

— Должен сообщить, что посланник Совета Безопасности рыцарь-джедай Кеноби тоже пожелал участвовать в учениях.

Удивление прошло по рядам неровными шепотками, обходя только капитана третьего ранга Шуса. И самого Кеноби. Который в этот момент поднялся и отвесил легкий поклон.

— Я благодарен за оказанное доверие и надеюсь, это мероприятие станет плацдармом для развития нашего сотрудничества.

— Как известно, — продолжил Баумгарден, — в учениях принимает участие и штрафная рота в полном составе. Богатый опыт оперативной работы рыцаря может быть полезен для обеспечения безопасности на полигонах. Рыцарь согласился исполнять обязанности заместителя командира штрафного взвода старшего лейтенанта Гранци.

Первый раз за все время пребывания на корабле у Скайуокера создалось ощущение абсолютного непонимания происходящего. И одновременно полного отсутствия контроля над ситуацией.

Люди что-то планировали, толкали глупые речи, и все это совершалось в каком-то другом мире, который он видел через стекло...

— Капитан, нам осталось спросить только вашего разрешения.

Через секунду Скайуокер сообразил, что обращаются к нему.

— Не имею ничего против, — ответил Анакин. — Считаю ваш план по включению рыцаря в предстоящие учения вполне целесообразным.

А потом ему захотелось превратить сцену в фарс, и он без запинки выложил намертво застрявший в голове дурацкий текст — из документа, представленного Кеноби при появлении на корабле.

— Безусловно, это поможет нам наладить сотрудничество в рамках обмена боевым опытом, а также укрепить наши отношения для совместной борьбы за свободу, процветание демократии и благополучие Республики.

Корускантские бюрократы остались бы довольны формулировкой и пафосом.

После совещания к Скайуокеру подошел Карпино. Старший помощник желал обсудить с ним очень важное и конфиденциальное дело.

— Мы с вами как два заговорщика, — сказал Анакин, запирая дверь каюты. — Садитесь.

— Спасибо, — Карпино занял кресло напротив Скайуокера. — Сэр, разве вам не кажется подозрительным, что рыцарь напросился поучаствовать в учениях?

— А вам кажется?

— Не могу сказать, что я это одобряю.

— Баумгарден, как я понял, в восторге от этой идеи.

— Извините, но Баумгарден думает только о том, что джедай скажет на Корусканте.

— Мы с вами тоже об этом думаем, разве нет?

— Да. Но я же не приглашаю рыцаря постоять за меня на вахте?

Скайуокер пожал плечами.

— И что вы предлагаете, Карпино?

— Ничего, кроме повышенной осторожности.

— Это я уже слышал.

— Речь идет о штрафниках. Это наше самое уязвимое место.

— Вы боитесь за них или за нашего гостя из столицы?

— Я боюсь, что ситуация может кончиться неприятностями.

— Вы что, действительно думаете, он собирает на нас компромат? А штрафные взводы... Что там не так? Они организованы строго по директивам Совета Безопасности. Ну, раз джедай так хочет — пусть побегает с ними. Постреляет из бластера по мишеням. Приобщится к будням армейской жизни, так сказать.

— А что это за богатый опыт оперативной работы? Баумгарден что-то говорил...

— Насколько я понял, этот рыцарь — он что-то вроде универсального специалиста. Дипломат с теми навыками, которыми обладают отряды особого назначения. Словом, он участвовал в миссиях, где приходилось не только подписывать бумажки.

— Это он вам сам сказал?

— Кто?

— Джедай.

— Да, — соврал Скайуокер. — Это он так сказал. Мы с ним иногда беседуем. В спортивном зале.

— Я знаю об этих занятиях, — Карпино кивнул и довольно улыбнулся. — Отличный ход, сэр. Вам удалось что-нибудь узнать от него?

— Мне просто нравится заниматься фехтованием.

— Сэр, ваше чувство юмора...

— ... действует на нервы нашему рыцарю, — закончил за него Анакин. — Почему вы все думаете о каких-то доносах?

— Я думаю о рапорте. Это же очевидно, что джедай должен составить рапорт. И что от его мнения будет зависеть многое. Бюджет. Строительство нового флота, — Карпино помедлил, подбирая слова. — Простите, сэр, но сколько бы вы не форсировали испытания здесь, на Корусканте ваши усилия могут не заметить.

— Вы правы.

Скайуокер поднялся из-за стола, привычно прошелся по каюте и ковер привычно заглушил его шаги.

По соседству с деками и кипой распечаток, на полке стояла модель дредноута. Длиной в человеческую ладонь. Изящная, со множеством мелких деталей и блестящим корпусом из самой настоящей корабельной дюрастали.

Лучший корабль флота. А нужен целый флот таких кораблей.

— На Корусканте могут вообще не заметить, что у Республики до сих пор есть флот, — сказал Скайуокер. Снял модель с полки и повернулся к старшему помощнику. — Да вы сидите, Карпино.

Старший помощник послушно опустился обратно в кресло.

— Это "Виктория"? — спросил Карпино. — Можно посмотреть?

— Рутьес подарил, еще на верфях.

— Тонкая работа.

Он с минуту разглядывал модель. Осторожно поставил ее на стол и произнес:

— Вот в чем проблема, сэр: мы так и не поняли, чего он хочет. Я имею в виду джедая. А он уже месяц почти не вылезает из каюты. Только ходит на собрания. И к вам в спортзал. А теперь...

— А теперь ему стало скучно.

— Он захочет и дальше в чем-нибудь участвовать.

— Это неизбежно.

— Может, это стоит взять под контроль? Лучше всего, чтобы он видел только хорошее. Например, какие-нибудь рапорты офицеров вам или мне. Об удачно проведенных этапах испытания. Побольше чисел, процентов, вообще всякой непонятной армейской...

— ... фигни.

— ... терминологии, я хотел сказать...

Скайуокер уперся локтями в стол и опустил подбородок на сцепленные пальцы. Его помощник, старательно игнорируя выражение лица командира, продолжал:

— Пусть он посмотрит на лучшие части войск, а еще...

— ... может, нам устроить парад? Прямо на дредноуте. По крайней мере, всем будет весело.

— Сэр... — Карпино смотрел на него с укоризной. — Штрафная рота, куда он зачем-то поперся... вы представляете, какая там дисциплина?

— Думаю, что отменная.

— Тогда бы штрафных рот не было. Их было бы не из кого набирать.

— Вы правы. Но на моем корабле, — голос Скайуокера вдруг утратил сарказм, — не было и не будет никакой показухи. У меня просто нет времени ее устраивать. У вас тоже. Да и джедай этот вовсе не идиот. Думаете, он не отличит реальное положение дел от ваших сверхдисциплинированных отрядов?

— Он не разбирается в военном деле.

— Конечно. Не разбирается. Но он должен понять, что разбираемся мы. А мне для этого надо: провести учения, погонять корабль по Галактике, и желательно еще было бы выиграть парочку сражений. До его возвращения на Корускант.

— Согласен, сэр. И что мы продолжаем делать?

— Как обычно, — Скайуокер снова улыбнулся. — Работать.

* * *

Ночь.

Падающая звезда рассекает купол черноты над головой. Лес обволакивает пряный, душистый запах мокрой от росы травы. Сквозь пелену обманчивой тишины вдруг проникает пронзительный шелест деревьев — это редкий порыв ветра забрел в чащу и теперь не может выбраться из лабиринта глухого леса. И другие звуки. Беспокойные, тревожные. Не то зверь, не то птица. Живое. Свое. Неопасное.

Опасны здесь только люди.

Или они только думают, что опасны?

Маленькие люди на планете. Маленькие люди играют в войну.

Они считают, что планета принадлежит им. Потому что они играют лучше других. А сейчас — они учатся играть в войну.

Сначала высадили разведвзвод. Он этого не видел. Ему только доложили о том, что "проведена рекогносцировка на местности". Принесли карту. Распечатка двумерного изображения островка чужой планеты. Утыканная нарисованными флажками и стрелками.

Это очень важно.

Полночь расколола длинный, бесконечный день надвое. Утром — кажется, что это было несколько дней назад — на планету выбросили его взвод.

Хмурые, невеселые люди — по команде "бегом марш" — вбежали в баржу.

Ему как командиру уступили место на скамье у стены. Помещение без иллюминаторов. Этакая бронированная бочка с живым наполнителем. Он и запомнил только то, что в бочке было тесно, и уже через полчаса воняло потом.

На самом деле, с этими хмурыми людьми было проще. Они не делали вид, что им интересно играть в войну. И что это невероятно важно для их жизни и карьеры. Им приказали — они высадились "захватывать плацдарм" на неизвестной территории. Часов шесть взбирались вверх по горной тропе. Тем, кто высадился прямо на плато, было не легче — пришлось прошагать километров десять на солнцепеке, а потом пару часов прорубать дорогу сквозь лес. Вечером обустроили укрытие, разбили лагерь. Утром ждали новой "атаки истребителей" и "подкрепления" — восьмая рота шла ночным маршем на соединение с ними.

Заодно поржали, постебались, обложили грубой руганью придумавших эту высадку командиров.

Они ведь просто люди.

— Вы что, спать не идете? — спросил командир отделения, только что сдавший дежурство.

— Да не вот спится что-то, — ответил Кеноби.

Командир отделения издал какой-то неразборчивый хмык и удалился.

Таких хмыков от подчиненных ему людей рыцарь уже наслушался.

Первый хмык при его появлении в ангаре легко ликвидировал сам командир взвода — бодрым армейским рявком команды "встать" и "смирно". А уже потом взводу представили лейтенанта Кеноби, заместителя взводного.

Второй хмык был услышан им от того же самого командира отделения во время марша по лесу.

— Слушай, а ты вообще откуда? Кажется, всех знаю в батальоне, а тебя никогда не видел.

— Сержант Дикси! — Кеноби остался доволен своим командирским тоном. — У нас сейчас нет времени обсуждать мою биографию.

— Прррашу простить, сэр, — извинился боец.

В голосе за километр слышалась развязность.

Кеноби был рад, когда он, наконец, впервые за сутки смог остаться один. Смог усесться прямо на мокрой траве и почувствовать, как ночь со всеми ее запахами и звуками проникает внутрь, обнимает и убаюкивает.

Говорят, только самые счастливые люди могут слышать, как растет трава в нетронутой роще.

Он — мог.

Еще он мог коснуться рукой неба. Потрогать падающую звезду или приласкать плывущую по небу комету, не распугивая птиц грохотом двигателей. Мог вдохнуть бешеный жар солнца, и улыбнуться светилу, не опалив даже кончиков волос.

Человек может все, ощущая себя частью Силы...

... затем и придумали медитацию.

Даже, если для кого-то "помедитировать" являлось синонимом "пялиться внутрь себя и страдать фигней", а Великая Сила была лишь необычной игрушкой...

Мальчик вырос, и Сила из игрушки превратилась в инструмент.

Мальчик вырос...

У него много дел, и как минимум восемнадцатичасовая беготня по кораблю каждые сутки. Он всем нужен, и у него нет времени даже подумать, почему это так.

Где же тут отвлекаться на звезды?

Странно, подумал Кеноби. Мы считали его Избранным. По крайней мере, некоторые из нас. Прошел десяток лет, и теперь он ведет себя так, будто сам в это поверил...

— Присоединитесь?

Джедай едва успел подняться на ноги.

Это снова был тот самый любопытный сержант Дикси. Он вытащил из рюкзака небольшую емкость без этикетки и подсунул ее рыцарю.

— Я не п..., — Кеноби спохватился, поймав на себе удивленный взгляд сержанта, — а чем угощаешь?

— Наливка локримийская, у местных взял.

— Ладно.

— Пошли, вон, на том бревне присядем.

Магия ночи растворилась в бутылке дешевейшей горячительной бурды, которую сержант умудрился прихватить на учения. Все вокруг стало обыкновенным и обыденным — лес как лес, вон торчит наспех сработанное укрытие, а за теми кустами стоят часовые...

Кеноби повидал половину Галактики, был знаком с представителями сотни рас и при этом никогда не понимал тяги к пьянству. Он не был бы дипломатом, если бы не разбирался в марках лучших вин и сортов виски. Отпустишь пару фраз об урожае пятидесятилетней давности на южном архипелаге Альдераана — и, глядишь, великосветское чандрильское общество уже не считает тебя отмороженным аскетом. Но это работа. В свободное от работы время ему совершенно не хотелось дегустировать напитки. Абсурд: вливать в себя жидкость с высоким содержанием спирта ради суррогата глупо-веселого настроения?

Дипломат всегда должен выказать уважение принимающей стороне, никогда не откажется от кусочка экзотического, пусть и несъедобного на первый взгляд блюда. При этом он никогда не отравится и никогда не опьянеет. Это тоже необходимый талант.

И этим талантом иногда приходится пользоваться вовсе не на дипломатических миссиях.

— Ну, пошли, — согласился рыцарь. — А закусывать чем, пайком?

— Да не боись, сейчас разживемся чем-нить.

Сержант опять назвал его на "ты", и Кеноби не стал его одергивать. Он давно понял, что среди военных существовали особые отношения — в одной ситуации ты мог вести себя с командиром достаточно панибратски, и спустя минуту, в другой ситуации, уже надо было вытягиваться по стойке "смирно", щелкать каблуками и отвечать "так точно, сэр". Не соориентироваться по обстоятельствам означало попасть в затруднительное и унизительное положение.

Сержант достал из рюкзака пластиковые стаканчики, которые тут же наполнил бесцветной мутноватой жидкостью до краев.

— Так ты из какой роты?

— Я вообще с другого корабля, — соврал джедай и осторожно, стараясь не расплескать наливку, взял стаканчик.

— Надо же, а я думал, на "Виктории" только один батальон с "Мегеры", а остальных взяли с Кариды... Так ты с "Магуса", что ли?

— Ага, недавно перевели.

— А, ну тогда ясно. За тебя, лейтенант! — сержант залпом выпил свою порцию. Облизнул губы.

Джедай поднял стаканчик с тем изяществом, с которым салютуют бокалом из драгоценного хрусталя.

— Ну, давай еще по одной?

В этот момент ветки неподалеку зашевелились. Оба — рыцарь и сержант — мгновенно вскочили на ноги, вскидывая винтовки.

Учения или не учения...

— Не стрелять, идиот!

Кеноби узнал голос старшего лейтенанта Гранци.

— Свои, не видишь, что ли? — Гранци разглядел наспех отставленные емкости и стаканчики. — Как я вовремя подошел, а?

Вслед за Гранци из кустов вылезло двое рядовых. Старший лейтенант кивнул в их сторону:

— Я вот с парнями решил по участку пройтись. Давай, про них тоже не забудь.

— Сейчас, сейчас все будет в лучшем виде, — сержант засуетился.

— Если что, у меня с собой личный запас.

— Неприкосновенный?

— Ага, сам пить буду, в одно рыло!

Кеноби молча наблюдал за сценой. Старшего лейтенанта здесь явно уважали. И не только из-за звания. Тогда за что? За смелость на боевых выходах или за бравое собутыльничество?

Гранци поделился "личным запасом" из фляги — им оказался почти неразбавленный спирт. Долго спорили, стоит ли смешивать его с остатками наливки. Вышло еще два раза "по одной".

Обсуждали, разумеется, не только учения. Где служил, с кем служил. Внимательно выслушали штрафников. Те не особо стеснялись рассказывать о себе, да и о своих ранних "подвигах" молчать не стали. Первый заработал путевку в штрафную роту за дезертирство, от чего упорно отмазывался, говоря, что на самом деле по пьяни подрался с батальонным командиром, а тот решил подло отомстить. Второй штрафник загремел в роту за наемничество.

Гранци иногда весело косился в сторону рыцаря, но тактично не задавал вопросов о его послужном списке.

— А это правда, что командир корабля — пацанчик какой-то?

Разговор мгновенно прекратился. Дикси раскрыл рот от удивления, Кеноби замер в ожидании. Гранци тоже выдержал паузу. Потом медленно отставил стаканчик в сторону и сказал:

— Слушай, ты, хрен бантячий. Ты Скайуокера не трожь. Не дорос еще.

— А что такого? Мне вот сержант сказал, что типа этот парень...

— Он тебе не парень, а командир. Понял? Или объяснить?

— Я до того как в штрафную роту попал, был в звании капитана третьего ранга, так что этот твой Ска...

— Догадываешься, куда ты свои гребаные звания засунуть можешь? Тебе помочь?

— ...

Гранци резко всадил ему кулак в живот. Штрафник ойкнул, согнулся пополам.

— Пошел нахрен отсюда!

Бывший капитан третьего ранга очень быстро скрылся из виду. Сидевший рядом с Кеноби второй штрафник что-то хмыкнул себе под нос и привстал.

— Да сиди ты, сиди, — сказал ему старший лейтенант. — Развелось идиотов... Так. Я пойду, что-то я не выспался вчера. Сержант, ты вон его, — Гранци указал на штрафника, — проводишь в укрытие. И вообще, смотрите, чтоб порядок был. А то еще кто-нибудь из командиров нагрянет под утро... Вон пусть мой заместитель отвечает, он у нас самый трезвый!

Старший лейтенант заржал над удачной по его мнению шуткой и ушел прочь.

Кеноби тоже рассмеялся.

Он вдруг вспомнил свое первое появление на "Виктории". Гранци — теперь рыцарь вспомнил, что это точно был Гранци — сидел тогда рядом с Анакином. Забавно: сейчас они с бывшим учеником поменялись местами.

Если миссия это позволяла, он никогда не упускал возможности понаблюдать за людьми. Более того, подобную практику созерцательства он считал одновременно бонусом и обязанностью жизни джедая.

Особенно, когда люди настолько отличаются от тебя.

Глупость, подумал Кеноби. Мы такие же солдаты, как они. Раз Орден ввязался в эту войну, мы именно что стали солдатами. И чем больше мы будем воевать, тем ближе мы станем к ним. Это хорошо для них. Да, для них это помощь. А для нас? Останемся ли мы теми, кем были, после того, когда закончим войну? Когда победим. Какими мы будем? Мы меняемся, мы больше изменились за последние пять лет, чем за все пятьсот до этого.

Орден будет другим?

Мы победим. Обязательно победим.

Странно звучит: джедаи-победители. Победители-джедаи. Подразумевает, что враг разбит полностью. Но враг — часть нас самих, часть нашей Республики. Часть живой Силы, если уж на то пошло. Убивая врага, мы убиваем часть самих себя. И чем больше врагов мы убъем, тем слабее мы станем. Тем меньше, скучнее и неинтереснее станет наша Галактика, тем больше в ней навсегда исчезнет красок.

А людям обычно кажется наоборот... И Анакину — тоже.

Он таким не был раньше. Или я обманывал себя, и он всегда именно таким и был? А я на что-то надеялся. Что он станет джедаем? Или что я увижу в нем — выросшем — второго Квай-Гона?

Да, я надеялся...

А Орден хотел видеть его вторым Кеноби.

Это был замкнутый круг, и я не мог его разомкнуть. Никто не мог, кроме самого Анакина...

... а он просто сбежал...

Начинало светать.

Штрафник и сержант, вытряхнув последние капли спирта из стаканчиков, ушли прикорнуть на пару часов. Кеноби снова устроился на траве, и теперь, кажется, никто не мешал ему полностью уйти в себя.

— Извините, сэр.

Опять этот бывший наемник.

Странно, подумал Кеноби. Дали сигнал отбоя. По правилам, я должен с полпинка послать его обратно. А и ладно, это же всего лишь учения. Тогда надо спросить.

— Что такое?

— Я только отлить, и сразу назад.

— Давай.

И через пару минут, снова:

— Разрешите обратиться, сэр?

— Разрешаю.

— Вы и есть тот самый джедай, которого прислали на корабль?

Кеноби улыбнулся.

Сомнения рядового можно было рассеять одним крепким ударом по почкам, дополнив это словами "какой я те нахрен джедай...".

Это был не самый интересный вариант.

Он действительно пришел понаблюдать. Не как посланник из столицы. Не как эмиссар Ордена. Как оперативник: посмотреть, каких людей можно использовать в особых заданиях.

Нет, не так. По правде, не так. Посмотреть...

... посмотреть, среди кого вырос его бывший ученик...

... понять...

... кем он стал?

... кем он станет?

Рыцарь пришел сюда не играть в вояку.

— А на мне это написано?

— Большими буквами, — штрафник развел руки в стороны, — вооот такими.

— Я, прежде всего, заместитель вашего взводного.

— В том и дело. Никогда не видел командира, который бы выражался...

— Без "выражений"?

— Да.

— Я считаю слабостью самоутверждаться за счет подчиненных мне людей.

Штрафник некоторое время переваривал фразу.

— И при том, на вас погоны лейтехи, — не унимался он. — То есть вы офицер. Если б Дикси кого-то из офицеров назвал на "ты" — заработал бы в рыло, не вопрос. Гранци — другое дело. А Дикси всего лишь сержант.

— Для меня это мелочи.

— Да. Для вас. Потому что все это ничуть не оскорбляет вашего звания "рыцарь-джедай".

Какие они тут все языкастые, подумал Кеноби. Начиная с командира корабля и кончая этим штрафником.

— Рыцарь-джедай — не звание, — объяснил он. Спокойно и снисходительно.

— Вы вне званий?

— Именно.

— Тогда зачем запаковываться в форму?

— Мне нужно составить впечатление о людях, с которыми придется работать.

— А людям — не нужно составить впечатление о вас?

— Что вы имеете в виду?

— Ну, полезно знать, что умеет боец рядом.

— У вас будут возможности, чтобы оценить мои боевые навыки, — веско ответил Кеноби. Словами и взглядом.

Бывший наемник вдруг посерьезнел. Или протрезвел. Или и то, и другое сразу.

Ушел.

Джедай почувствовал, что ему хочется не медитировать, а спать. Он прислонился к дереву, закрыл глаза...

Через час его разбудили часовой и офицер лет тридцати в безукоризненно отутюженной форме.

— Сэр, вас просят явиться в наблюдательный пункт, — сказал адъютант командира корабля.

Таким тоном обычно приглашают на приемы, подумал рыцарь.

До наблюдательного пункта за полчаса добрались на спидере. Строение представляло собой наспех сооруженное укрытие из металлопластика. У стены приютился переносной щитовой генератор.

Все у них должно быть "по-настоящему", подумал Кеноби. Укрытие такое, что дунешь и развалится, зато генератор при деле. И действительно, лазером не пробьешь.

Внутри его ждали двое людей. Баумгарден, и, как ни странно, Анакин собственной персоной.

— Капитан Скайуокер согласился быть наблюдателем на наземных учениях, — объяснил Баумгарден.

— Я надеюсь, вы провели время с пользой и интересом, рыцарь? — спросил Анакин.

Кеноби вежливо склонил голову. Хороший актер всегда отыгрывает свою роль до конца, даже когда находит мало смысла в самом спектакле.

— Да. Благодарю вас, капитан.

В этот момент внутрь некстати заглянул помощник Баумгардена, и тому пришлось покинуть помещение.

Взглядом о взгляд.

— Я вам здесь нужен?

— Баумгарден хотел спросить твое мнение об организации учений.

Рыцарь понимающе кивнул.

О том, что полковник — прагматик еще почище Анакина, джедай сделал вывод еще давно, побывав на совещаниях. Недавно получивший полковничьи погоны Баумгарден уже сейчас примерялся к генеральским, и знал, что для этого не помешают связи в нужных кругах столицы. Вычислив эти вполне человеческие слабости, найти с ним общий язык рыцарю было не так уж трудно.

Снова. Взглядом о взгляд.

У человека, стоявшего перед ним, также было полно слабостей.

Главная из них называлась "я все могу".

Это его "я все могу" сияло в глазах. Угадывалось в походке. Читалось в осанке. Скользило в движениях. Звучало в голосе.

А сейчас оно было усилено раз в десять.

Обычные люди называли это харизмой, магнетизмом лидера. Форсьюзеры утверждали, что таково одно из проявлений Силы.

Силы? Так сила это? Или слабость?

Сдерживать себя и прислушиваться к течению Силы — разве не это подлинная сила? Или дерзать, думая, что ты можешь все?

И почему именно...

... сейчас? Что-то случилось, понял Кеноби.

Словно в ответ на его мысли, Анакин произнес:

— Сегодня вечером мы уходим с Ахвена.

— К Нар-Шаддаа?

— Нет, — ответил Анакин. — К сепаратистам в гости.

— Прямо сейчас?

— Я час назад говорил с Цандерсом. Разведка что-то обнаружила. Из республиканских кораблей мы ближе всего к той системе. На прыжок уйдет двое суток.

— А как же эскадра у Ахвена?

— Остается прикрывать Ахвен, разумеется.

— А те два дредноута идут с нами?

— Да. С нами. В составе соединения...

... Рыцарь задавал вопросы. Слушал. Вникал.

За обыденными, простыми словами слышался грохот орбитальной бомбардировки.

Глава 10. Рейд

Гиперпространство схлопнулось за кормой "Виктории". Снова распахнулось и снова схлопнулось. В системе Кьет появились два сопровождающих дредноута и шесть канонерок.

Соединение кораблей шло уничтожать противника.

Кьет-4 был единственной планетой системы с пригодной для жизни атмосферой, Основное население планеты составляли кьетане. За последнюю тысячу лет только одна кореллианская компания по переработке руд тяжелых металлов предприняла попытку "окультурить" здешние общинные поселения, которым всегда было достаточно натурального хозяйства. Однако вместе с закрытием последнего рудника прагматичная техногенная цивилизация потеряла интерес к этой планете.

Кьет не входил в состав Республики и не поддерживал сепаратистов.

Официально не поддерживал.

По данным агентуры СБ, сепаратисты строили здесь опорный пункт для осуществления атак на близлежащие регионы. Рядом разворачивался тренировочный лагерь диверсантов.

Информации было достаточно, чтобы выработать предельно простую тактику сражения. Выйти из гиперпространства максимально близко к планете. Встать на заранее рассчитанную орбиту. Обнаружить цель. Произвести орбитальную бомбардировку.

Огневой мощи должно хватить на то, чтобы стереть базу с лица планеты. А успевшими подняться истребителями займутся эскадрильи. Если еще будет чем заниматься.

Не сражение. Зачистка поверхности планеты.

Скайуокер стоял перед обзорным экраном мостика, наблюдая как приближается укутанная атмосферой поверхность планеты и отступают звезды. "Виктория" шла в верхних слоях атмосферы.

Он направился в рубку. Обратился к дежурному.

— Соедините с командиром артиллерийского батальона.

— Есть, сэр.

— Батареи к бою.

— Есть батареи к бою, — ответил Джиллард, передавая приказ каждому из отсеков.

— Носовая батарея к бою!

— Носовая батарея к бою готова.

— Левый борт к бою!

— Левый борт к бою готов.

— Правый борт к бою!

— Правый борт к бою готов.

Через минуту о полной боевой готовности Скайуокеру доложили командиры сопровождающих дредноутов и канонерок.

"Виктория" справится, подумал он. Даже без их помощи — справится.

— Соедините с комэсками.

— Первая и вторая эскадрильи к бою!

— Есть первая эскадрилья к бою.

— Есть вторая эскадрилья к бою.

Скайуокер смотрел на монитор. Один, два, три... Одиннадцать "Ксенонов" один за другим покинули ангар. Следом за ними вылетело еще семь — неполная вторая эскадрилья. Пилоты — новички с Кариды. Пусть. Для них это больше тренировка, чем сражение.

Потому что "Виктория" справится сама.

— Сколько времени осталось до базы?

— Две минуты, сэр, — ответил дежурный офицер.

Просто подождать. Просто замереть в напряженном ожидании вместе с кораблем. Просто вытерпеть эти две минуты.

Он подумал, что как раз в это время Баумгарден раздает последние инструкции командирам батальонов. Десант планировалось высадить сразу после бомбардировки. Осмотреть окрестности. Проверить. Засвидетельствовать результат.

Скайуокер вернулся к своему экрану.

— Сэр, — вдруг обратился к нему дежурный.

Анакин знал, что сейчас он услышит ожидаемое "цель достигнута".

Ему останется только скомандовать "огонь!". И в течение считанных секунд батареи счетверенных турболазеров накроют базу сетью молний.

Уничтожат. Ликвидируют. Враг захлебнется в огне, льющемся с неба. "Виктория" заработает свою первую блестящую победу. Первую!

Все так и будет. Они не зря работали, не зря форсировали испытания, выбивались из сил, недосыпали, раздражались.

Анакин знал, что сейчас он услышит...

— Цель отсутствует.

— Что?

Несколько быстрых шагов к рубке.

— Сенсоры показывают отсутствие крупных форм жизни в радиусе десяти километров от заявленных координат. Результат спутниковой съемки сейчас будет выведен на монитор, — дежурный переключил канал связи. — Прошу, сэр.

Перед глазами Скайуокера было...

... ничего...

... место, где была база.

Узкая горная долина. Вырубленный лес у подножия пика. Прямоугольник стен — без крыши. Больше ничего.

— Увеличить!

Увеличили. На земле стали видны какие-то обломки.

— Навигатор!

— Здесь, сэр.

— Ошибка?

— Исключена, сэр.

Была вероятность подземных укреплений. Была вероятность использования горных пещер в качестве укрытия.

Это не согласовалось с данными СБ, полученными из штаба флота. Скайуокер отчетливо помнил картинку: два ангара и плотные ряды истребителей посередине долины, а слева еще какие-то строения, видимо, казармы...

Нужно было быстро принимать решение. Ставить землю дыбом просто так, убеждая себя в том, что там закопались враги?

— Соедините со Шликсеном.

— Есть, сэр.

— Шликсен, включить оборудование для съемки и снизиться. Результаты переслать на дредноут через десять минут.

Изображение дрожало и дергалось.

Первым на мониторе показался обгорелый фюзеляж. Этот бесстыжий уродливый огрызок принимал солнечную ванну прямо у подножия пика.

Не очень то они и заметали следы, подумал Скайуокер. Просто ушли. Разобрали свои ангары и казармы — здесь тепло, значит, это были временные сооружения. Наверно, из металлопластика...

Они просто ушли.

То есть сначала они получили сигнал о нашем прибытии. А потом ушли.

Сигнал...

— Передайте на все корабли соединения отмену боевой готовности.

— Эскадрилью вернуть? — спросил Карпино.

— Нет. Если там все же кто-то остался, они будут прикрывать людей Баумгардена на высадке.

— Да, сэр.

Возможность засады, о которой говорил Скайуокер, была ничтожной.

Старший помощник это понимал. Как понимал он и то, что они — республиканцы — только что проиграли.

Проиграли, сказал про себя Скайуокер.

Все офицеры в рубке сейчас смотрели на него. Ждали решений. Не решений — чуда. Ждали, что он вдруг скажет: обойти пик по правому борту, батареи к бою, огонь!

Он же командир! Он должен знать, где враг. Он не имеет права на ошибку. Он не имеет права на безвыходную ситуацию.

Батареи к бою, огонь?

Он этого сказать не мог.

Уйти с мостика он тоже не мог. Надо было ждать, пока Баумгарден высадит свой десант, пока десант прочешет долину, пока станут известны результаты анализов почвы и воздуха...

Ждать.

Выдерживать на себе взгляды и мысли.

— Карпино, — он посмотрел на хронометр, — объявить в пять экстренное совещание старших офицеров.

— Есть, сэр.

А пока ждать.

Думать о том, как он доложит Цандерсу о провале своего первого рейда. О провале первого рейда "Виктории".

Ждать не хотелось. Под тяжестью командирских погон хотелось провалиться сквозь.

Я справлюсь, подумал он.

— Значит, их предупредили, — сказал Карпино.

На банальную фразу, слышанную за последний час уже раз десять, полагался такой же банальный ответ.

...Да. Согласен. Несомненно. Безусловно. Конечно. Естественно. Их предупредили...

Скайуокер решил промолчать. Не выплескивать злость. А злости было много. На прилипающие взгляды. Ожидание. Недоумение. Удивление.

Больше всего он ненавидел глупую надежду на то, что все объяснится.

И то, что обвинить было некого.

Все, хватит.

Собраться, стянуть нервы в комок, выпрямиться. Начинаем долбать ситуацию логикой.

— Результаты анализа атмосферы уже есть?

— Сейчас будут, сэр, — ответил Карпино.

Скайуокер обратился к Баумгардену.

— Полковник, ваши люди заметили на поверхности что-нибудь необычное?

— Пока нет, капитан.

— Тогда имеет смысл их возвратить.

— Я уже отдал приказ свертывать операцию.

— Результаты, сэр.

Это снова был старший помощник.

— Давайте сюда.

— Девять часов, — прочитал Карпино, передавая принесенные техником распечатки Скайуокеру. — Люди были здесь девять часов назад.

— Еще бы немножко..., — задумчиво проговорил Джиллард.

— Это "немножко" было невозможно, — ответил Скайуокер, стараясь не показывать раздражения. Получилось плохо — в голосе лязгнуло металлом. — Дредноут шел на максимальной скорости.

— Но они успели.

— Они-то успели, — сказал Скайуокер и добавил. — Они просто знали, что успеют.

Взглядом скользнул по лицам. Правильнее сказать: сквозь лица. Когда смотрят ни на кого и на всех.

Помогло. Отлипло. Глупая надежда ослепла и умерла.

Нет времени надеяться. Надо работать. Думать. Искать дыры в тактике и стратегии.

— На борту есть информатор, — сказал Скайуокер.

Баумгарден пожал плечами.

— Или в штабе Цандерса.

— На борту, — упрямо повторил Скайуокер.

— Почему вы так уверены?

Скайуокер не ответил. Он этого и сам не знал.

— Капитан, судя по виду оставленной базы, сепаратисты не очень спешили. Это значит, что у них было достаточно времени. И если предположить, что сигнал сепаратистам поступил из штаба до вашего разговора с Цандерсом, то это объяснимо.

— Цандерс сам узнал об этом за несколько часов до того, как связался со мной, — возразил Скайуокер.

— И сразу принял решение?

— И сразу принял решение. Из крупных кораблей мы были ближе всех к базе. И вряд ли кто-то в штабе мог заранее предполагать, что на рейд пошлют дредноут, который даже не прошел все ходовые испытания.

— Причем тут "Виктория"? Сигнал мог быть и просто о том, что база раскрыта и сюда идет флот Республики.

— Как раз тогда бы они спешили.

— Почему?

— Потому что в этом случае они не знали бы точно, какой именно флот идет к Кьету. Крупный корабль типа "Виктории" или несколько эскадрилий истребителей.

— Если на Кьете размещалось десять эскадрилий, они вполне могли решиться отбить атаку, — ввернул Карпино.

— В том и дело. Сепаратисты не спешили именно потому, что точно знали время нашего прибытия. Знали, с какой скоростью и откуда мы идем. Значит, кто-то сообщил им о визите "Виктории".

— Это мог сообщить и кто-то с "Магуса", — заметил Баумгарден.

Скайуокер покачал головой.

— Никто на "Магусе" не мог бы точно сказать, когда именно мы ушли с Ахвена.

— Вы уверены? А Цандерс?

— Цандерс, безусловно, получил рапорт об отбытии "Виктории".

— Значит, в курсе был весь его штаб.

— Наш штаб тоже. Был в курсе.

— Превосходная версия, капитан. Но увы, не единственная.

В голосе Баумгардена послышались нотки высокомерия, и Скайуокер едва удержался, чтобы не ответить колкостью.

Для этого еще будет время, сказал он себе.

— Так предложите свою, — сказал Скайуокер. — Желательно единственно правильную.

— Шпион может находиться где угодно. Но я скорее поверю, что предатель сидит внутри службы безопасности, чем на этом корабле. Двойной агент — не такая уж и редкость. И потом, не станете же вы подозревать всех наших людей?

— Стану. Но не всех.

— И кого вы подозреваете в первую очередь?

— Пока никого. Пока я анализирую и сравниваю. И вспоминаю.

— Что именно?

— То, что нас предупреждали.

— О чем? Кто?

— О саботаже. Служба безопасности Республики.

Баумгарден скривил губы.

— Я думал, что саботаж должен был коснуться техники.

— Я тоже так думал. Но то, что случилось — это и есть саботаж. Тот самый, который мы искали. Которого ждали. И в который в конце концов просто перестали верить.

Честнее было бы сказать "в который перестал верить я", подумал Анакин. Конечно, неудобно постоянно теребить свои нервы мыслями о предательстве, неудобно все время оглядываться, ожидая удара со спины.

Жить вообще неудобно. Удобно только в гробу лежать.

— Может быть.

Скайуокер не среагировал на эту фразу полковника.

— У нас есть шпион. Скорее всего, на этом корабле.

— Капитан, для сигнала сепаратистам у вашего шпиона должен быть хороший холопередатчик.

— Холопередатчик есть в каждой части. И терминалы холонета.

— Которые находятся под наблюдением администраторов.

— Качественную шифровку это не остановит.

— Вся переданная информация архивируется. Можно проверить.

— Сэр, — заметил Карпино. — На учениях мы как раз отрабатывали связь с кораблем и флотом. Боюсь, что многие из переданных сообщений не были заархивированы.

— Почему?

— Обычная практика, сэр. Холосвязь вообще была перегружена, и...

— Ясно. Это не обычная практика, Карпино, это наш обычный бардак!

Скайуокер осекся.

Ну что, берем пример со Штрима? У которого всегда и во всем был виноват старший помощник?

— То есть теоретически, — принялся рассуждать Баумгарден, — холосообщение могло быть передано с любого передатчика.

— Да, — Скайуокер кивнул. — Как с корабля, так и с Ахвена.

— На Ахвене был весь наш полк, штрафная рота, штаб...

— Штрафная рота, — повторил вслед за полковником Джиллард.

— Которую прислали на корабль сразу после предупреждения СБ, — сказал Карпино.

Они переглянулись. Все было просто. То ли слишком просто, то ли наоборот, слишком изощренно.

— В этот контингент достаточно легко впаять информатора, — продолжил старший помощник.

Баумгарден возразил:

— Штрафную роту прислали по приказу Совета Безопасности.

— Меня это не удивляет, — сказал Скайуокер.

— Меня тоже, — ответил Карпино. — Я скорее удивлюсь, если узнаю, что в Совете Безопасности вообще никто не сотрудничает с сепаратистами.

— Тогда это кто-то из связистов, — предположил Джиллард.

— Необязательно, — ответил Скайуокер. — Любой из тех самых бывших четырнадцати наемников в совершенстве знает холосвязь.

— Рядовые штрафной роты не имеют права просто так шататься по кораблю и лапать холопередатчики, — заметил Баумгарден. — Это регулируется специальным уставом. А их связисты всегда работают под наблюдением взводных командиров. Другое дело, что... — полковник нарочно помедлил. Бросил взгляд на Скайуокера. — Как известно, на учениях штрафной роте была дана необычная свобода действий. Очень необычная, — он развел руками. -Можно делать выводы. И заметьте, включение штрафников в учения не было моей идеей.

Хлестко. Как пощечиной.

— Безусловно, — произнес Скайуокер. — Это действительно была моя идея.

Надо было остановиться. Хотя в ответ на то, что сказал Баумгарден, дают по морде. Или хотя бы бьют словами. Жаль, на общегале нет достаточно сильных нецензурных выражений.

— Даю вам слово, полковник, — злость и раздражение зазвенели ледяными кристалликами. — Я приложу все усилия к тому, чтобы ваш блестящий послужной список не пострадал.

Они сцепились взглядами.

Баумгарден явно собирался ответить в том же духе. Или еще жестче. Ситуацию спас неожиданно прозвучавший вопрос:

— Возможно, на учениях наш разговор могли просто подслушать?

Этот был джедай. Первый раз за все время совещания Кеноби что-то сказал. И первый раз — это Скайуокер запомнил точно — встретился с ним глазами.

Кеноби был серьезен.

И, что самое главное, не прилипал, не вглядывался, не таращился на него.

Скайуокеру вдруг стало неприятно из-за пикировки с Баумгарденом.

— Что вы имеете в виду, рыцарь?

— Вы сообщили о предстоящем рейде мне и полковнику Баумгардену в то время, когда мы находились в наблюдательном пункте на учениях.

— Маловероятно, — ответил Баумгарден. — Хотя...

Сейчас он скажет, что болтовня в наблюдательном пункте тоже не была его идеей, подумал Скайуокер. И будет прав.

— О вероятности рассуждать трудно. То, что база сепаратистов окажется брошенной, казалось вообще невероятным, не так ли?

Скайуокер был уверен, что в любое другое время этот учтивейший тон джедая вызвал бы раздражение. Если не у остальных офицеров, то у него самого точно. Пришел какой-то... не штатский и не вояка... какой-то тип в плаще со светопалкой... рассуждает и философствует!

Все так.

Пришел, рассуждает и философствует.

Только на злость уже не хватает сил.

— Все же мы слишком зациклились на этой штрафной роте, — вдруг сказал Карпино.

— Вы сами высказали эту идею, — парировал Баумгарден. Ему еще спорить не надоело. — Кстати, не подскажете, кто еще знал о курсе на Кьет?

— Навигаторы, разумеется, — ответил Карпино.

— Я отдал приказ о прыжке только после того, как учения были завершены, — сказал Скайуокер. — Даже если утечка информации произошла через навигаторов, у саботажника было очень мало времени для передачи данных.

Хотя много времени и не надо, подумал он. И все-таки решил договорить мысль до конца:

— По сравнению с теми, кто был на поверхности Ахвена.

Старший помощник кивнул. Потом спросил:

— Вы свяжетесь со штабом, сэр?

— Как только получу окончательные результаты с Кьета.

— Сэр, мне кажется, мы упустили кое-что важное.

— Что?

Карпино вдруг улыбнулся. Баумгарден и Джиллард смотрели на него с недоверием. Скайуокеру этой улыбки тоже не воспринял — она слишком диссонировала с унылым миром распечаток, который сейчас казался ему намного более правдивым.

— Да, мы не смогли уничтожить базу. Но по сведениям СБ у сепаратистов было десять эскадрилий истребителей и пара дредноутов. И они — это с такой-то техникой! — собрали пожитки и драпали. Капитан, а ведь они нас уже боятся.

Скайуокер поднял глаза на Карпино.

— Они боятся "Викторию", — закончил старший помощник.

Скайуокер поймал себя на малодушии — он вдруг пожелал, чтобы флагман пятого флота "Магус" был сейчас в гиперпространстве. Чтобы Цандерс не откликнулся. Чтобы этот разговор произошел позже.

Как будто потом что-то изменится, сказал он себе.

— "Магус" на связи, — отозвался связист в комлинке.

— Переведите прием на передатчик в моей каюте.

— Есть, сэр.

Несмотря на расстояние, связь оказалась безупречной. Посреди каюты точеной синей фигуркой вспыхнула голограмма адмирала.

Смешно. Всего какие-то три недели назад они тоже разговаривали здесь. Тоже не хотели, чтобы их кто-нибудь слышал. Но тогда все было хорошо. Настолько хорошо, насколько это слово применимо к войне.

Тогда — три недели назад — адмирал сам приказал ему не зацикливаться на саботаже. Вспомнит Цандерс об этом сейчас?

— Сэр, разрешите доложить.

— Слушаю, Скайуокер.

Анакин напрягся.

— База сепаратистов на Кьете оказалась брошенной, — сказал он, стараясь не подпускать ни толики эмоции в тон. Не показывать — ни злости, ни разочарования. Несмотря на усилия, на слове "брошенной" голос все-таки дрогнул. Скайуокер выдержал секунду, затем продолжил. — Бомбардировку пришлось отменить. Результаты анализа атмосферы и поверхности планеты показали, что сепаратисты покинули ее за девять часов до прибытия нашего соединения.

Адмирал ответил не сразу.

— Продолжайте.

— Все указывает на то, что сепаратистов предупредили. И что на дредноуте есть информатор.

— На "Виктории"?

— Да, сэр. Судя по внешнему виду базы, сепаратисты достаточно точно знали время нашего отбытия с Ахвена и смогли вычислить время нашего появления у орбиты Кьета.

— Вы хотите сказать, что они "спешили не спеша"?

— Так точно, сэр.

— У вас есть какие-нибудь конкретные подозрения?

— Наибольшие подозрения вызывает штрафная рота.

Цандерс покачал головой.

— Чересчур наивно.

— Сэр, СБ предупреждало нас о саботаже.

Анакин снова выждал секунду. Голографическое лицо командира ничего не выражало.

— Я считал, что саботаж будет непременно связан с самим дредноутом, — продолжил Скайуокер. — Какие-нибудь технические неполадки. В маршевых двигателях, в гипердрайве, еще где-то.

— Я тоже так считал, — адмирал кивнул.

— И ничего не произошло. А перед отбытием с Локримии на дредноуте появилась штрафная рота.

— И вы считаете, что сепаратисты сумели заслать своего человека на "Викторию"?

— Да, сэр.

— В составе подразделения с нулевым доступом к информации?

— Сэр...

— Умно. Очень умно.

— Сэр, теоретически у них могла быть возможность...

— Могла быть, — оборвал его Цандерс. — Нет, версия, конечно, занятная...

Теперь он смотрел куда-то в сторону, не на Скайуокера. Потом Цандерс произнес:

— Я не стану отрицать возможности саботажа. Да, и я жду вашего подробного рапорта по операции, Скайуокер.

— Есть, сэр.

— Я немедленно свяжусь с СБ. Если будут какие-то результаты, вам сообщат из штаба флота.

— Да, сэр.

— Что у вас было по плану после Ахвена? Нар-Шаддаа? А потом астероиды?

— Так точно, сэр.

— Значит, гоните "Викторию" на Нар-Шаддаа. Важно, чтобы вас заметили и хорошенько рассмотрели. Помните, мы с вами об этом говорили? И продолжайте ходовые испытания. Вопросы есть?

— Нет, сэр.

— Тогда успехов.

Цандерс коротко кивнул и растворился в воздухе.

Скайуокер выключил передатчик. В глаза зеленым огоньком брызнули цифры — три часа шестнадцать минут по корабельному распорядку. Сверился с хронометром. Так и есть, вахта окончилась.

И хорошо. На мостике он сейчас не нужен. Наземной операцией — если сортировку оставленного сепаратистами мусора можно назвать операцией — пусть командует Баумгарден.

Анакин потянулся за комлинком.

— Карпино, если что, разбудите меня.

— Да, сэр.

Можно отдохнуть, колючим смешком отозвалось в голове. Можно даже попробовать заставить себя уснуть.

Скайуокер подошел к шкафу, потянул дверцу на себя. В глубине полочки спряталась бутылка неплохого кореллианского виски. Он налил себе стакан прозрачно-бронзовой жидкости, отпил. Облизал губы и, проходя мимо зеркала, зацепился взглядом за свое отражение.

Вот он. Капитан второго ранга Анакин Скайуокер. Командир лучшего корабля флота. Да, как ни посмотри, блестящий молодой человек.

С воспаленными усталыми глазами не понять какого мутного цвета.

— Поздравляю с провалом операции, капитан Скайуокер, — вслух.

Отсалютовал себе стаканом и допил остальное.

Какого гребаного ситха туда послали именно нас! На Кьет могли послать любое соединение дредноутов, хоть целую эскадру. И если в штабе кто-то сигналит сепаратистам, их бы тоже ждал провал. И тогда не я, а какой-нибудь комэскадры ломал бы себе мозги...

Скайуокер сел за стол и, недолго думая, налил себе второй стакан.

Отлично, подумал он. Мне нет двадцати трех, и я поистине достиг многого: научился пить в одиночестве.

Интересно, адмирал помнит, что он сам советовал не зацикливаться на саботаже? С другой стороны, какое это имеет значение сейчас...

... Когда все так хреново.

Не потому, что сепаратисты сбежали. Сбежали и хрен с ними. Найдем. Но ситуация может повториться. Если на корабле действительно есть саботажник.

Есть приказ. Ждать. Продолжать испытания — когда корабль уже готов к бою! Не замахиваться на сражения и рейды — когда сепаратисты прорывают контрнаступление!

Ждать. Пока служба безопасности, которая вместе с нами по уши в дерьме, что-то в нем наковыряет... А они будут, новости? И в какую игру играет СБ? На чьей стороне? На стороне флота, сепаратистов, или это просто какой-то хитрый политический ход?

Не ждать. Надо вытащить себя из этого дерьма. Самим.

Самим или самому?

Мы — это восемьсот человек экипажа плюс десантный полк. Итого более двух тысяч. Достаточно, чтобы сбиться со счета, и чтобы каждое лицо казалось неотличимым от соседнего, составляя вместе круговерть одинаково-безликих гримас.

Коробкой стен охватывало ощущение пустоты и бессилия.

Это ощущение он помнил еще с того самого дня на локримийских верфях, когда адмирал только сообщил ему о возможности саботажа.

Саботажа-которого-не-случилось.

— Здравия желаем, капитан Скайуокер!

В тот день он смотрел в глаза экипажу, и безликой пустоты не было. И бессилия не было. Только сила.

Спряталось, сделало вид, что исчезло, а само обогнало "Викторию", предстало перед ним вновь, явственно показывая, что доверять нельзя никому.

Нет, сказал он себе. Это как точка отсчета — она просто должна быть.

Круговерть остановилась — он ее остановил сам, и лица вновь стали различимыми.

Карпино. Мой старший помощник. Почти идеальный офицер флота. Опытный и неглупый. На всякий случай приставленный к чересчур молодому командиру корабля. Как будто я этого не понял.

Сатабе. Мой второй помощник. Работает. Старается. Больше ничего о нем не знаю.

Баумгарден. Тайно работающий на сепаратистов Баумгарден. Уже смешно.

Джиллард... А еще Бри, Финкс, Гранци...

Ах да, у нас есть штатские. Рутьес, например. Который всю жизнь просидел в университете и на верфях. О войне он ничего не знает. И война о нем ничего не знает. Война просто потребляет его корабли.

В уголке сознания вспыхнуло еще одно имя, и Анакин скривил губы в усмешке. Если бы пару месяцев кто-нибудь сказал ему, что безумно далекого от армейской жизни рыцаря можно будет считать заслуживающей стопроцентного доверия фигурой, он бы счел это абсурдом.

Впрочем, возможность провала он бы тоже счел абсурдом. И не он один, если он хоть что-то понимает в реакции Цандерса.

А реакции — не было. Был приказ.

... У меня есть приказ адмирала лететь на Нар-Шаддаа, сказал себе Скайуокер.

Планета, стянутая тугой многоярусной оболочкой мегаполиса напоминала вывернутый наизнанку Корускант. Нижними уровнями наперед.

Это была самая злая карикатура на столицу.

Постоянного населения на Нар-Шаддаа было мало. Сюда прилетали что-нибудь купить. Продать. Перепродать. Развлечься. Или найти работу у одного из местных крестных отцов, кланы которых заменяли парламент и правительство так же, как наемники заменяли полицию и армию...

... Наемники?

На Нар-Шаддаа много наемников, подумал Скайуокер. У одного из них есть абонентский аккаунт на инфотерминале. Почему я об этом забыл? Вернее, почему не вспомнил раньше?

Было бы глупо не воспользоваться этим совпадением. И не начать свою игру.

— Сэр, вы не думаете, что появление наших войск на планете вызовет провокации?

— Обязательно вызовет.

— Позвольте спросить, вы при этом сами тоже не остаетесь на корабле?

— Именно так.

Он заработал удивленный взгляд старшего помощника.

— Прошу прощения, сэр. Вы считаете, что для командира корабля целесообразно лезть в эту яму?

— Карпино, я как командир тоже имею право на шестичасовой отдых. И представьте себе, у меня будет личная охрана. В лице рыцаря Ордена, — Скайуокер обезоруживающе улыбнулся. — Мой приказ остается в силе: дредноут должен быть в состоянии полной боевой готовности. На случай того, что вы называете провокациями. Шестичасовой отдых чередуется по вахтам. В течение этого времени разрешается спуститься вниз. Для этого предоставляются транспорты.

— Вас понял, сэр.

— А сейчас меня ждет шаттл. До встречи.

На борту личного капитанского шаттла они были вчетвером — два пилота, Кеноби и Скайуокер. Едва за кораблем захлопнулся шлюз, Скайуокер приказал подключиться к планетарной системой навигации. И изменить курс.

В течение часа они летели над доками и заправочными станциями Нар-Шаддаа. Потом шаттл обогнул очередной царапающий небо конус, снизился и сел в ангаре. Высотой в сотни этажей. За городом виднелся космопорт.

— Лейтенант, ждите меня здесь.

— Есть ждать вас здесь, сэр, — ответил пилот.

— Идем, — обратился Скайуокер к Кеноби. — Нам нужно в другое здание. По-моему, можно пройти вон по тому коридору.

— И что там?

— Кантина "Лиловый рай" на верхнем ярусе.

На этом часовом поясе Нар-Шаддаа было десять часов вечера. Кантина понемногу заполнялась посетителями. Темнокожий человек у барной стойки, завидев их, осклабился и указал на столик у окна.

Скайуокер заказал выпивку.

— Кто этот человек?

— Наемник.

— Ему можно доверять?

— Иногда.

— А в остальное время?

— В остальное время с ним можно работать, — Анакин пригубил виски, сморщился и отставил рюмку в сторону. — Ну и дрянь!

— Он придет сюда?

— Нет. Здесь недалеко есть специальные терминалы, и там ему можно оставить сообщение.

— Ты хочешь, чтобы тебя здесь заметили? В форме?

— Да, — Скайуокер кивнул. — Он должен быть уверен в том, что я действительно тут был. Бармен меня, кажется, запомнил.

— Здесь очень красочное общество. Вон за нами тоже кто-то в мундире.

Анакин покосился на соседей.

— Хрен знает какой армии.

— Все равно.

— Понял.

Скайуокер встал и направился к барной стойке.

— Слушай, как-то уныло у тебя, — заявил он бармену. — Я вот думаю: мне поискать место повеселее, или остаться здесь?

— Кто платит, тот и заказывает музыку, — ответил хозяин, перетирая бокалы. — И наоборот: кто заказывает музыку, тот и платит.

— Я, это, не оперу пришел слушать. И у меня только этот вечер свободный.

Скайуокер приподнял оставленный кем-то пустой стакан и подсунул под него сотню кредитов.

— Так бы сразу и сказали, — обрадованно сказал бармен. — Шоу обычно начинается в двенадцать, но ради таких клиентов начнем пораньше.

— Принеси нам еще по двойному виски.

Анакин не успел вернуться еще к столику, как освещение кантины изменилось. Громыхнуло музыкой. Он оглянулся и только тогда заметил небольшую сцену с шестом.

В зал активно подваливал народ, и за четверть часа в кантине не осталось ни одного свободного столика. К музыке добавилось гоготание и улюлюкание, переходящее в дикий ор в те моменты, когда старательно кривлявшаяся у шеста девица освобождала свои пышные формы от очередной детали туалета.

Скайуокер подмигнул Кеноби и нарочно громко спросил:

— Тебе нравятся твилекки?

— Очень, — не моргнув глазом ответил джедай.

— А по-моему, наши бабы красивее.

— Посмотри, как она гнется.

— Она же лысая, да еще с отростками на голове!

Через минуту к столику подошло две девицы. Одна была человеком, в красной короткой юбке и серебристом корсете. Голову второй украшали перевитые фиолетовыми лентами лекку. Ленты спускались вниз, туго обвивая идеальную фигуру. Никакой другой одежды на ней заметно не было.

— Парни, а вы на службе? — хохотнув, спросила упакованная в корсет девушка.

— Уже нет, — Скайуокер ухмыльнулся.

— И тебе не нравятся твилекки, сладенький?

— Ну... я готов изменить мнение, — ответил Анакин, окинув взглядом голубокожую девицу с головы до ног. — Ты ничего.

Твилекка восприняла этот как сигнал к боевым действиям и спустя мгновение уже забралась к нему на колени, обвив лекку его плечи и шею. Скайуокер приобнял ее рукой за талию, мимоходом подумав, достаточно ли глубоко он спрятал бумажник.

— А ты знаешь, — прошептала она, — для чего нам нужны лекку?

— Нет.

— А хочешь узнать?

— Хочу.

— За час, наверно, я успею тебе об этом рассказать.

— И за сколько мы договоримся?

— Я всю жизнь мечтала о мужчине в военной форме, — девица изобразила томный вздох. — Для тебя всего сто двадцать кредов, милый.

— Идет. Ты извини, я сейчас вернусь — слишком много выпил. А потом ты мне все объяснишь и покажешь, ладно?

Скайуокер осторожно снял твилекку с колен и галантно усадил ее за стол. Ее подруга, похоже, уже приценивалась к Кеноби. Анакин сделал два неуверенных шага, словно он действительно перебрал виски, потом наклонился к рыцарю.

— Займись девочками, а?

— Каким образом?

— Ну, внуши им что-нибудь... подходящее.

Оставив девиц на попечение рыцаря, Скайуокер вышел из зала. Бармен даже не посмотрел в его сторону. Никто не смотрел.

Как он и рассчитывал.

Вниз он шел также осторожно. Около лифта увидел шумную компанию и свернул к лестнице. По минуте — на этаж. Девятнадцать минут — девятнадцать этажей. Шел, стараясь не попадать в поле зрения встречных.

— Я хочу оставить сообщение на инфотерминале. Для абонентского аккаунта, — сказал Анакин, войдя в небольшой зал. Кроме него и двух дежуривших гаморреанцев, в зале никого не было.

— Код?

— 325-441-NSW-5.

Гаморреанец сверился с датападом.

— Пятьдесят кредитов, — ответил он. — Восьмая машина. Это сюда.

Восьмая машина находилась в следующей, такой же пустой комнатке. Очевидно, этот маленький банк информации не был избалован количеством клиентов.

— А как я узнаю, когда сообщение прочитает владелец аккаунта?

— Эта информация не подлежит разглашению.

— Ясно.

Скайуокер взял стилу. "Мне нужна твоя помощь", написал он.

"Кого из этих бывших наемников ты знаешь: Фил Кунц, Грен Фройен, Цанж Штернбах".

Стер все предложение.

"Кто из этих наемников может работать на сепаратистов: Фил Кунц..."

Опять стер.

Если Фетт решит вступить в игру, ему хватит фразы "мне нужна твоя помощь". Подробности будут потом, когда наемник выйдет на связь.

С минуту Скайуокер раздумывал, как подписаться.

"Анакин. Частота 895.7, личный холопередатчик 6971452, шифр "дикая весна".

Этим шифром они пользовались еще в училище.

И хватит. Гаморреанец и бармен смогут подтвердить, что он действительно был здесь.

На выходе из терминала его остановил гаморреанец.

— А вас интересуют только абонентские аккаунты?

— Да, — ответил Скайуокер, приглядываясь к собеседнику.

Опыт короткого пребывания на этой планете в качестве механика на контрабандистском фрахтовике уже был.

Опыт разговора с вооруженным гаморреанцем тоже был. Еще в детстве, на Татуине. Осталась пара шрамиков на спине — просто фантастическое везение.

Вопреки всему, ощущения опасности не было.

— Но это же Нар-Шаддаа, — гаморреанец с гордостью ощерил клыки. — Здесь можно купить все.

— Все?

— Бластеры. Винтовки. Виброножи.

— Буду знать, — Анакин кивнул.

Гаморреанец истолковал этот кивок по-своему, издав не то стон, не то свист. Отошел в сторону. В коридоре показался невысокий балозар.

— Хочешь посмотреть на товар? — спросил он. — Тут рядом.

— Ладно, — согласился Скайуокер.

Стен у маленького склада не было. Были только настенные шкафы с пронумерованными полками. Оружия хватило бы на целый батальон.

Минут десять Скайуокер обозревал виброножи и слушал болтовню балозара.

— Вот сейчас получил партию, Цекс-тридцать. Берет даже легированную дюрасталь!

— Класс. Только мне нужен не вибронож.

— А что?

— Компонент для особого типа оружия.

— Запчасть?

— Что-то в этом роде.

— Найдем.

— Ты уверен?

— На сто процентов.

В балозаре закипел азарт, и на этом можно было сыграть. Анакин недоверчиво скривил рот.

— Да ну.

— Давай так: если ты назовешь нечто такое, чего нет на этом складе, я дам тебе пятидесятипроцентную скидку. Идет?

— Идет. Мне нужен кристалл.

— Кристалл?

— Для лайтсейбера.

Балозар сосредоточенно шевелил рожками.

— Ты вообще въезжаешь в тему?

— Это раритет.

— А говоришь, у вас есть все.

Скайуокер многозначительно вздохнул и посмотрел в сторону выхода.

— Найдем, — упрямо сказал балозар.

Он активировал комлинк и ушел в соседнюю комнату. Анакин устроился на одном из ящиков с бластерными аккумуляторами. Балозар вернулся через пять минут.

— Будет тебе кристалл через двое суток.

— Для сейбера?

— Для сейбера. Голубой. Готовь пять штук.

— Пять штук? — Скайуокер присвистнул. — Ты что, охренел?

— Я же сказал, что это раритет. Древнее оружие, есть только у джедаев. Тебе не доходит, каким способом можно достать такой кристалл?

— За пять штук, — Анакин прищурился и улыбнулся, — за пять штук этот кристалл можно заказать вместе с владельцем сейбера.

— Не знаю никого, кто возьмется за такой заказ.

— Ну, допустим, я знаю.

Балозар помедлил. Рожки спружинились и вытянулись.

— Ладно, четыре с половиной.

— А что, есть только голубой?

— Да. Только голубой. Что с ним не так?

— Мне не нравится цвет.

— Это вообще имеет значение?

— Для кого как.

— Четыре двести.

— Со скидкой пятьдесят процентов, это будет две тысячи сто.

— Ах ты ссситх!

— Ты же сам обещал. И еще. Я хочу сначала посмотреть на этот кристалл.

— Посмотришь. Где тебя найти?

Скайуокер задумался. Второй раз показываться здесь, выражаясь языком старшего помощника, было нецелесообразно.

— Космопорт Шад-четыре, северные доки, — сказал Анакин. В северных доках сегодня садились республиканские транспорты. Капитан имеет право вернуться туда еще раз — это подозрений не вызовет. — Там есть вышка местного холовидения. Жду тебя наверху. С кристаллом.

— Я буду там через двое суток в одиннадцать вечера. Готовь деньги.

Обратно Скайуокер вернулся теми же лестницами. Прошел целый час, когда он снова заглянул в кантину. Ничего не изменилось. Разве что у шеста теперь извивалась не твилекка, а ярко-розовая тогрута, да и музыка стала еще громче, так что от ударных аккордов грозили лопнуть барабанные перепонки.

За столиком у окна все также сидел Кеноби. И две кантинных девицы.

Они разговаривали.

Несмотря на шум, оглушающую музыку и совершенно неподходящую для светской беседы обстановку. Они просто разговаривали.

На Анакина они не обратили никакого внимания. Его заметил только Кеноби.

— Мне пора, — учтиво сказал рыцарь. — Было очень приятно с вами познакомиться.

— Нам тоже, — сказала твилекка, а ее подруга просто улыбнулась.

Попрощавшись напоследок и с барменом, Кеноби подошел к Скайуокеру.

— Я все еще не потерял способности тебя удивлять?

— Да, — признался Скайуокер, доставая бумажник. — Вот что. Девочки потратили на нас время. Мы на работе, они на работе. И у тебя есть редкая возможность за чужой счет побыть благородным рыцарем в сияющих доспехах. Отдай им это, ладно?

— Сейчас вернусь.

Рыцарь догнал его в коридоре.

— Ты нашел этот терминал?

— Нашел.

— Думаешь, он тебе ответит?

— Посмотрим.

На следующее утро Скайуокера разбудил сигнал холопередатчик. Это было некстати — именно сегодня он собирался выспаться за месяц или за два.

Проклиная штаб, СБ, Совет Безопасности и все командование армии, он выбрался из кровати.

Голограмма оказалась шифрованной. Вместо изображения — столбики цифр и символов.

Сон мгновенно улетучился, и Скайуокер включил дешифратор.

— Здорово. Или тебе больше нравится "здравия желаю, капитан Скайуокер"?

Анакин набросил на плечи одеяло и устроился в кресле.

— Тебе идет шлем.

— Девочкам он тоже нравится.

— Буду знать.

Существо сняло головной убор и ухмыльнулось лицом Бобы Фетта.

— Так что тебе нужно?

— Информация. О наемниках.

— А конкретно?

— У меня на дредноуте четырнадцать бывших наемников в составе штрафной роты. Мне нужно знать, кто из них может работать на сепаратистов. Или работал на них в прошлом.

— Назови кого-нибудь.

— Фил Кунц, Грен Фройен, Цанж Штернбах...

Скайуокер перечислил всех. Он уже знал и фамилии, и послужные списки практически наизусть, настолько глубоко вьелось в память это подозрение.

— Никого из них не знаю.

— Ты можешь проверить их по своим каналам?

— Могу. Но это будет долго. Я же не СБ.

— Именно потому я тебя и вызвал.

— У тебя проблемы с СБ?

— Так... Сначала они предупреждают меня о чем-то. Звучит это как "одна бабушка сказала". Потом, когда все катится к ситху, СБ больше не хочет со мной общаться.

— Они всегда считали себя самыми умными.

— Я заметил.

— Так что у тебя случилось?

— Да хрен его знает, но случилось.

Скайуокер обрисовал ситуацию. Старался быть кратким и говорил рублеными фразами. Кратко у него не получилось.

Фетт внимательно слушал. Потом суммировал впечатления одним предложением.

— Я честно не знаю, почему тебя заклинило на этой штрафной роте.

— Меня не заклинило. Тебе не кажется странным, что их перевели на мой корабль сразу после предупреждения?

— Мне кажется странным, что кто-то из штрафной роты смог бы шпионить за тобой или за кем-то из командования корабля. Вы с ними что, лум распиваете? Или в саббак режетесь?

— Представь, что среди них есть профессионал. Такой, который прекрасно знает технику. Знает, как поставлена служба на дредноуте, и...

— Ты параноик.

— Я не параноик. Мне не нравится это совпадение.

— Других версий у тебя нет?

— Тут можно подозревать кого угодно.

— Это ты об СБ?

— Я не думаю, что в СБ сидит информатор сепаратистов. Но они знают больше, чем говорят.

— Интересно, — Фетт сложил руки на груди. — Я подумаю. Ничего не обещаю. У меня пока нет идей, как раскрутить эту ситуацию.

— А если попробовать раскопать что-то о наемниках?

— Я могу поспрашивать пару человек, которые занимались вербовкой людей для таких подразделений. Может, они что-то знают. Но это займет как минимум неделю.

— Я подожду.

Боба кивнул.

— Услуга за услугу, — добавил Скайуокер.

Фетт одел шлем.

В течение нескольких секунд они смотрели друг на друга. Глазами — в т-образный визор. Через т-образный визор — в глаза. Тысячи килопарсеков не было.

— Услуга за услугу, — ответил Боба.

Связь оборвалась. Только тогда Анакин вспомнил, что даже не спросил Фетта, где тот находится в данный момент.

* * *

Иллюминаторы "Виктории" пялились на астероиды. Астероиды таращили на дредноут пустые каменные глазницы.

Ходовые испытания шли наперекор проваленному рейду. Наперекор подозрениям, в которые были посвящены только несколько старших офицеров. Скайуокер это один раз заявил на совещании. Сказал и сам почувствовал фальшь.

На самом деле, все было не так.

Приятно развлекать себя мыслями о чем-то высоком и геройском, но бывает время, когда пафос становится непереносим.

Они просто выполняли приказ.

Уже целую неделю дредноут жил по плану. По плану был взят курс на ближайший к Татуину астероидный поток, рассчитаны точки входа и выхода, совершен гиперпрыжок.

Никаких неполадок. Ни в реакторе, ни в гипердрайве, ни в маршевых двигателях.

Впрочем, иногда капризничала холосвязь. Это было легко объяснить: астероиды. Может, поэтому и не было никаких новостей? Или их просто не было?

Он ждал. Ждал, пока его перестанут игнорировать СБ и штаб.

Фетт молчал. Ничего не нашел? Не искал?

В эти дни Скайуокер почти полюбил чтение бумаг. Это было нетрудно: закрыться от одних проблем другими, с головой ныряя в рапорты и отчеты. Вот только при выныривании возникал тот же самый вопрос: нет ли новостей?

Он снова ходил по отсекам. Выслушивал доклады. Часто вспоминал ту ночь перед стартом с локримийских верфей. Тогда он мог надеяться, что все обойдется. Теперь понял: надеяться больше не на что. Проблемы можно устранить только вместе с их источником.

На корабле ощутимо прибавилось народу. Появление свежих выпускников Академий и училищ облегчило и одновременно усложнило распорядок службы. Длинные вахты, вызванные недоукомплектацией экипажа, теперь исчезли. Вместо них появились короткие двойные: выпускников приходилось учить. Точнее, переучивать.

Скайуокер иногда ловил на себе взгляды этих почти-ровесников. Любопытные. Глупые. Завистливые. Или наоборот, проницательные.

Даже для самых проницательных взглядов человек-который-не-имеет-права-ошибаться был человеком-который-никогда-не-ошибается.

Может, это и правильно?

Одновременно у него появилось другое занятие, в которое тоже можно было нырнуть с головой. С азартом. Получится — не получится?

Кристалл оказался настоящим. Осталось только сваять для него дюрасталевый венец.

Почти несложно. Даже здорово. Давно забытое ощущение: как приятно нащупывать пальцами грани миниатюрных деталей и переплетать проводки. Сверяться с наброском схемы, отлаживать источник питания и настраивать регулировку мощности.

Голубой луч проколол воздух. Спугнул тишину каюты равномерным гудением.

Другое забытое ощущение: когда ты еще немножко боишься радоваться. Потому что все слишком хорошо. Никакого перегрева. Никакой задержки при появлении луча. Рукоять точно по ладони.

Все работало.

Встать в стойку-замахнуться-сделать выпад... Остановиться и понять, что каюта — самое неподходящее место для таких упражнений. Еще более неподходящим будет разве что мостик корабля. Или отсек гипердрайва. Или...

Скайуокер спустился на палубу, где располагались спортзалы. Самый крайний оказался пуст.

Теперь можно попробовать.

... Встать в стойку, замахнуться, сделать выпад, ударить диагональным правым, повернуться, ударить с разворота...

И вдруг клинок налетел на другой такой же синий клинок.

С минуту они так и стояли. Один смотрел на другого, другой смотрел в ответ. Сквозь крест горящих синих лезвий.

Потом второй клинок погас, и Кеноби отошел в сторону. Тогда Скайуокер вспомнил, что не запер дверь. Он решил выключить меч.

По залу медленно расползалась тишина.

Анакин снова посмотрел на рыцаря. Тот уже повесил свое оружие на пояс, и теперь сосредоточенно разглядывал палубу. Потом вскинул голову. Улыбнулся.

— Можно посмотреть? — спросил джедай.

— Почему нет.

Скайуокер пересек зал, протянул сейбер. Кеноби повертел металлический цилиндр в руках.

— Интересная конструкция.

— Очень простая.

Рыцарь снова оглядел сейбер. Провел пальцем по активатору. Включить не решился.

— Как ты его собрал?

— С помощью отвертки и паяльника.

— Я не про это. Я про кристалл.

— А что?

— Откуда у тебя кристалл?

— Нашел.

— Как это нашел?

— Великая Сила помогла. Я же Избранный, нет?

— Причем здесь... ты его нашел? Где?

— Да просто купил на Нар-Шаддаа. — Анакина этот диалог начинал раздражать. — Это что, допрос?

Кеноби его не расслышал.

— Купил? Ты купил этот кристалл?

— ... это допрос? — с нажимом повторил Скайуокер.

— Извини, — сказал рыцарь. — Пожалуйста, извини. Я просто хотел знать. Значит, этот кристалл уже был в чьем-то мече.

— Ну, наверно.

— Наверно?

— А какая разница?

Скайуокер пожал плечами. Кеноби помолчал. Потом отдал ему рукоять и сказал:

— Я никогда тебе не рассказывал.

— О чем?

— О световых мечах.

— Да я и сам разобрался.

— Нет, ты не разобрался, — рыцарь сжал губы. — Это традиция древняя. Она старше Храма. Представь, вот приходит в Храм ученик. Он тратит годы на познание Силы. И не только Силы. На познание себя-настоящего. Ученик взрослеет. Настает момент, когда он должен сконструировать себе первый меч. Для этого он летит на Адеган за кристаллом. Анакин, ты никогда не был на Адегане... За полярным кругом — Серебряные горы. Так вот. Ученик летит на Адеган. Идет в горы. Кристалл очень трудно найти. И не всякий камень подходит для клинка. Говорят, что твой кристалл сам находит тебя. Я помню, как я выбирал себе камень. Я был там неделю. Сначала мне горы понравились. К концу недели я их уже ненавидел. Потому что там было очень холодно. Силой ведь долго не погреешься. И я искал кристалл. Сначала почти не спал. Вывихнул стопу, кое-как залечил. Потом до крови изрезал руки о камни. Я был в отчаянии. Мне не попадалось ничего подходящего. И вот на седьмой день, утром, я проснулся и увидел звезду на предрассветном небе. Мне хотелось, чтобы эта звезда упала мне в ладони. И превратилась в красивый синий кристалл. Мне было шестнадцать лет, и я знал, что так не бывает. Но я долго смотрел на нее и мечтал. А потом рассвело, мне стало совсем холодно, и я решил развести костер. Посмотрел под ноги — а там был кристалл. Я боялся трогать его грязными руками. Я хотел пойти вымыть руки в ручье. И боялся, что когда я вернусь, кристалла не будет. Он спрячется от меня. Поэтому я взял его и пошел мыть руки. Затем я положил кристалл в воду. То, что я увидел, потрясло меня. Понимаешь, родниковая вода заблестела. Я вытащил камень и еще долго сидел и разглядывал его. И мне больше не было холодно. Потом я вернулся в Храм. Собирал меч. Очень медленно. Я боялся ошибиться. Когда я собирал свой меч, то прочитал о другой давно забытой традиции. В древности у мечей были имена. Кораблям, даже военным, и сейчас дают имена. Твой корабль носит имя "Виктория".

Скайуокер кивнул.

— Это значит "победа".

— Для тебя это имеет значение?

— Да.

— Вот видишь. Когда мой клинок был готов, я решил дать ему имя. Я нашел космические карты системы Адеган и узнал, как называется та звезда, Аджайя. На адеганском это значит "непобедимый".

— Интересно, — сказал Скайуокер.

Не традиция занимала его сейчас. Похожий рассказ о поисках кристалла в вечной мерзлоте Серебряных Гор Адегана ему пересказывал какой-то падаван. Приключения заинтересовали Анакина. Он был готов хоть завтра сорваться на Адеган, а потом в два счета свинтить себе очередную игрушку — пока кто-то из преподавателей Храма не объяснил ему, что конструирование меча — своеобразный аттестат зрелости, и, собственно, сначала надо повзрослеть и научиться контролировать себя, а вот потом...

Не важно. Важно, что тогда про Адеган ему рассказывал не Кеноби. Молодой рыцарь-джедай практически никогда не делился с учеником подобными впечатлениями.

Как и он сам, впрочем. Ничем с учителем не делился.

Теперь Кеноби словно на миг приоткрыл створку двери, в которой белел и блестел его мир. Не постылый и не чужой. Просто — не близкий.

— Ты понимаешь, что такое световой меч?

— Да, — ответил Скайуокер. — Это металлический цилиндр, внутри которого находится источник питания и кристалл адеганита. Кристалл адеганита фокусирует энергию источника питания и выпускает её через вогнутый диск на торце рукояти в виде плотного и равномерного луча.

Он ответил максимально честно. Без тени иронии. Кеноби покачал головой.

— Нет. Ты не понимаешь.

— Может быть.

— Есть вещи, о которых невозможно рассказать. Их надо почувствовать.

— Есть вещи, на которые у меня в принципе нет времени.

— Это только твой выбор.

— Это мой выбор, — согласился Анакин. — Что не так с этим сейбером? Он же функционирует.

— Он функционирует.

— И в чем проблема?

— Проблема... Да нет никакой проблемы, просто... Скажи, вот твой дредноут — это тоже кусок металла? Такой сложный кусок металла с навороченными прибамбасами?

— Нет.

— Нет?

— Любая машина без экипажа мертва. Назови это живой Силой. Если так тебе будет понятнее.

— А меч?

— А что меч?

— Оружие рыцаря — это нечто большее, чем металлический цилиндр, куда запихали шлифованный кусок адеганита.

— Я не рыцарь.

— Но тебе хочется иметь меч.

— И где написано, что мне этого нельзя? В конституции Республики?

Активированный клинок описал ровную дугу.

— Им можно резать и рубить так же хорошо, как твоим.

— Резать и рубить, — задумчиво проговорил джедай. — Резать и рубить.

Кеноби снова погрузился в молчание. Скайуокер минуту смотрел на собственный голубой клинок, потом перевел взгляд на рыцаря.

— Будем считать, что теоретический курс "метафизика световых мечей для юного падавана" мы прошли. Поэтому предлагаю приступить к практике.

— Если тебе угодно.

— Мне угодно.

— Тогда переведи мощность на тренировочный режим.

— Ты бы тоже, кстати...

— Уже переключил.

Синие лучи второй раз за вечер нарисовали неровный крест.

— Из штаба пока никаких новостей для меня, капитан?

— К сожалению, нет.

— Значит, придется мне остаться на "Виктории" еще и на время учений. Буду и дальше бегать по палубам, делая вид, что мне больше всех надо. Представляю, до какой степени я вам надоел, — вздохнул Фир Рутьес.

Анакин улыбнулся и покачал головой.

— Ни в коем случае.

— Спасибо. Знаете, когда мой босс впервые предложил мне войти в комиссию инженеров, курирующую ходовые испытания "Виктории", я ведь больше всего боялся, что не смогу найти общий язык с военными.

— Вы же и раньше строили военные корабли?

— Строил.

— И не находили общий язык?

— По-разному получалось. Вы же понимаете, для кого строился именно этот корабль.

— Понимаю. А из какой системы были заказчики?

— Нам этого так и не сказали. Думаю, с ними говорил сам Фирцини, а уже потом его люди передали нам заказ на проектирование дредноута, — Рутьес поднял брови. — Это же все есть в архивах верфей?

— Как-то я... не интересовался этой стороной вопроса.

— Вот видите. А я боялся, что мне не станут доверять. Сочтут врагом.

Скайуокер рассмеялся.

Инженер ему нравился. Нравилось приходить сюда, в эту уютную каюту. Так же, как на верфях он приходил в кабинет Рутьеса. Они, как и тогда, снова пили кофе из больших кружек и разбирали технические заморочки. И не только технические. Этот первоклассный технарь умел подмечать вещи, к технике не имеющие никакого отношения.

То ли жизненный опыт. То ли просто еще один талант.

— Вы довольны результатом?

— Более чем.

— Вы напишете об этом в вашем отчете для Совета Безопасности?

— Уже написал, — инженер передал Скайуокеру холокристалл и распечатки. — Почитайте, капитан. На кристалле чертежи, здесь сам отчет. Если что не так, исправлю.

Скайуокер перелистнул бумаги. Пробежал глазами введение и основную часть, потом уперся взглядом в заключение.

— Спасибо, — сказал он. — У меня нет слов. Вы очень нам помогли.

— Погодите меня благодарить. Неизвестно еще, как отзовется этот ваш Совет Безопасности.

— После таких выводов?

— Посмотрим. Вы что, думаете, я не знаю республиканских чиновников? Я жил на Локримии три года, и два из них на так называемой независимой Локримии, — инженер скривил губы. — До этого я перепробовал несколько судостроительных компаний. И везде было одно и тоже. Если это заказ коммерческий — договорись с заказчиком и никаких проблем, а если заинтересовано государство... Помнится, проектировали корвет для одного сенатора. С одной стороны — его служба безопасности с идефикс о покушении. С другой стороны — его министерство обороны, которое хоть и делало заказ и не очень-то хотело нам платить. Кажется, я вам об этом уже рассказывал?

— Это тот тип, который хотел щиты как на дредноуте?

— Он самый. Параноик хренов, простите за выражение. Все время боялся, что его собьют. Кстати, я говорил, что в конце концов его отравили?

— Да, помню.

— Ну вот. И лично у меня за двадцать лет строительства кораблей сложилось такое мнение: подбить можно любой корабль. При двух условиях. Первое: если именно этого хотеть и сконцентрировать на нем достаточный огонь. И второе: если корабль в это время ничего не делает и стоит на одном месте.

— Согласен.

— Не давайте им лупить по дредноуту, капитан.

Рутьес его уже предостерегал и теперь повторялся с завидным упорством. Скайуокера это ничуть не раздражало. Он знал: инженер хочет, чтобы "Виктория" уцелела.

— Не дам. Будем лупить в ответ.

— И правильно. Я, если честно, немножко боялся этого рейда на Кьет.

— Почему?

— Да так... ходовые испытания ведь не были закончены.

— Командование решило...

— Не спросив нас! Простите, капитан — может быть, я всего лишь тупой штатский. Но...

— Я регулярно отсылаю рапорты в штаб. Разве дредноут не был готов к активным действиям?

— Дредноут был готов к вступлению в боевые действия еще на верфях. Скажу вам честно, капитан, я беспокоился за экипаж. Я ведь тоже не с закрытыми глазами хожу по дредноуту. Учитывая количество лестниц и люков, это довольно трудно, — пошутил инженер. — И я видел, какое пополнение вы получили с Кариды и Ахвена. Там же одни мальчишки. Хорошо, если они успели поделить койки в каютах. Я и не говорю о том, чтобы научиться ориентироваться на "Виктории" и не забрести в трюм на учебной тревоге.

— Мальчишки на войне очень быстро взрослеют, — сказал Скайуокер. — Если успевают дожить.

— Вы правы. Но у тех, у кого война не отняла жизнь, она отнимает что-то другое.

— Что именно?

— Юность.

— Юность?

— Да. Юность, которую вы с легкостью размениваете на ордена, звания и боевой опыт.

— Ее всегда разменивают на опыт. Боевой или небоевой — зависит от обстоятельств.

— Но ее нельзя возвратить.

— Не особо-то и хочется, — ответил Скайуокер.

Вышло резко. И не совсем правдиво, подумал он.

— Анакин, — инженер вдруг назвал его по имени. Подчеркивая, что обращается не к командиру, а к человеку. И добавил очень тихо и мягко. — Так ведь это и страшно.

— Может быть.

— Не хотел вас задеть, капитан, — еще мягче, извиняющимся тоном.

— Вы меня не задели.

Рутьес вздохнул и замолчал. Взял со стола небольшой зеленый холокристалл и принялся вертеть его в руках. Потом снова поднял глаза на Анакина.

— А если я задам глупый любопытный вопрос?

— Задавайте.

— Вы давно навещали мать?

— Месяца три назад.

— А до этого?

— А до этого я там не был полтора года.

— Она, наверное, волнуется за вас и скучает.

— Скучает, — Скайуокер кивнул. — И волнуется тоже.

— Мама вами гордится, правда?

— Правда.

— Вы приезжаете и каждый раз рассказываете о новом звании.

— Да, так обычно и получается. Вы угадали.

Инженер улыбнулся.

Анакин тоже попытался свести губы в заведомо неискреннюю улыбку. Наверно, для гражданского ситуация была действительно забавной. Для него — не очень. И отвечать на такие вопросы приходилось через не-могу, хотя сидящего перед ним человека он уважал.

... Я служу на лучшем корабле флота и у меня все отлично...

Лучший корабль флота через два дня будет на орбите Татуина.

Учения — орбитальная бомбардировка — высадка — истребители — все-остальное-по-плану. Операция по перемешиванию песка сапогами и переплавления в стекло лучами турболазеров.

Хотелось пофантазировать. О том, что можно вывести дредноут в атмосферу около Мос-Эспа. Добраться до фермы Ларсов. Сказать:

— Видишь, это мой корабль. "Виктория". Лучший корабль флота.

Глупо.

... Я просто возьму выходной. Пока "Виктория" дрейфует на орбите, я имею на это полное право. Я должен знать, что там все в порядке...

— Если возвратиться к нашему разговору, — снова начал Скайуокер.

— Простите, я отвлекся от темы, — инженер покачал головой. — И опять злоупотребляю вашим временем.

— Ничего. После учений я должен доложить в штаб о том, что испытания завершены. И переслать Цандерсу ваш отчет.

— Придется подождать официального ответа.

— Да, именно так. После этого вам будет предоставлен шаттл, который доставит вас и всю вашу команду на Локримию.

— Спасибо вам.

— Не за что.

— И, капитан, прочитайте все-таки отчет полностью. Вы знаете свое командование лучше, а я вашего адмирала видел только два раза. Я не хочу вас подвести.

— Как раз сейчас и займусь, — кивнул Скайуокер.

Скайуокер открыл дверь в каюту.

На холопередатчике беспокойно мигала алая лампочка.

Он бросил и кристалл, и распечатки Рутьеса прямо на кровать, метнулся к столу, быстро включил дешифратор. Застыл в ожидании.

Ответа не поступило ни через пять, ни через десять минут.

Анакин поднял с кровати брошенные вещи, попытался углубиться в отчет Рутьеса. Получалось плохо. Цифры расплывались перед глазами бессмысленной кутерьмой закорючек. Текст, который еще полчаса назад казался стройным и легким даже для самого далекого от флота бюрократа, теперь отдавал фальшью и немотой.

Фетт его вызывал по холосвязи.

Пока он философствовал с Рутьесом о своей потерянной юности — тоже мне ах какая романтическая трагедия! — наемник выходил на связь четыре раза. Каждые полчаса.

Надо подождать еще, подумал Скайуокер. И это что-то важное, не стал бы он так ломиться, если бы у него не было информации. Или если бы он хотел сказать, что ничего не нашел.

Он снова наугад раскрыл составленный инженером отчет. Заставил себя прочесть пару абзацев. Медленно и вдумчиво.

Кофе, что ли, выпить, подумал он. Голова совсем ничего не соображает. И нервы ни к черту.

Вызвал дроида-официанта из столовой. Через пять минут на столе дымилась чашечка крепкого ароматного напитка. Сделал глоток и понял, что больше не хочется. Они с Рутьесом уже выпили этого кофе по три кружки. Вот и перехотелось.

Холопередатчик снова замигал алой лампочкой.

Скайуокер дернулся, локтем зацепил чашку. Поймать не успел — отвергнутый кофе растекся по бумагам. Анакин отправил хрустящий бумажный ком в утилизатор.

Потом заново распечатаю с кристалла, решил он. Ткнул пальцем в консоль дешифратора

— Трудновато до тебя добраться, — донеслось из-под т-образного визора.

— Извини. Я же не все время в каюте сижу.

— Есть информация.

— Про наемников?

— По холосвязи ничего передавать не буду.

— Это почему?

— Потому что мне своя шкура дорога как память.

— Нас не прослушивают. А если даже прослушивают, шифр разгадать сложно.

Из под шлема раздался похожий на свист звук.

— Не знаю, Скайуокер. Судя по тому, что я узнал — бардак у тебя там на дредноуте. С чем тебя и поздравляю.

Анакина этот тон разозлил. Ехидным Фетт был всегда, но сейчас мера солености в разговоре явно зашкаливала.

— Что-то конкретное?

— Есть кристалл. Так что только из рук в руки.

— Фетт, мне трудно пригласить тебя в гости на "Викторию".

— Я и не напрашиваюсь. Тебе решать. Где и когда.

Скайуокер побарабанил пальцами по столу. Решать надо было быстро.

— Через двое суток я буду у Татуина.

— А там ты что потерял?

— Проводим учения.

— Интересный выбор полигона.

Анакин пропустил это мимо ушей. В другое время он бы и сам с удовольствием поиронизировал над ситуацией.

— Это три дня. На четвертый я разрешу экипажу короткий отпуск. Посмотреть Мос-Айсли.

— И сам свалишь с корабля.

— Да. Устроит?

— Устроит. В кантине у пятого ангара. Это на самой окраине.

— Знаю.

— Одно условие.

— Какое?

— Мне бы не хотелось, чтобы на Татуине меня видели в обществе республиканского вояки.

Глава 11. Я не рыцарь

— Сэр, мне поставить шаттл в док или ждать вас здесь?

— Возвращайтесь на дредноут, Эткинс. Я вас вызову.

— Так точно, сэр. Есть возвращаться на дредноут и ждать вызова.

Следом за Скайуокером шаттл покинул рыцарь. Кеноби сам напросился поучаствовать в этом деле, и Анакин, недолго думая, решил не отказываться от компании.

Это потом он поймал на себе взгляд Карпино. В глазах старшего помощника он выглядел странно: невнимательность к предостережениям человека, которому "доводилось немало общаться с джедаями", эта затея с фехтованием, отлучка на Нар-Шаддаа в обществе рыцаря. Карпино пару раз вежливо спрашивал, удалось ли капитану что-либо узнать. На что Скайуокер неизменно заверял помощника, что, дескать, о корабле судят по командиру, вот он и старается произвести на джедая благоприятное впечатление.

Достаточно правдивый ответ.

К тому же, при сложившейся ситуации джедай был лишней парой глаз. Оставлять которые наблюдать за экипажем на корабле было бессмысленно. Рыцарь еще не скоро будет разбираться в особенностях флотской жизни настолько, чтобы выцепить главное и не зацикливаться на малозначительных деталях.

— Подожди меня вон в той кантине, — сказал Скайуокер.

— А ты?

— Буду минут через десять.

Он свернул в переулок, который вел к обвалившемуся ангару. Заглянул в разбитое окно, осторожно прошмыгнул внутрь.

Через десять минут, как и обещал, Анакин уже нашел рыцаря за стойкой кантины.

— Отлично выглядите, капитан Скайуокер, — рыцарь весело покосился на него. — Воротник только поправь.

— Я пообещал своему приятелю не сверкать здесь погонами, — ответил Скайуокер, нащупывая верхние пуговицы куртки.

— Он сам нас найдет?

— Наверно.

— Наверно? Мы можем прождать здесь целый день.

— Ни в коем случае. Фетт очень ценит время. И свое, и своих клиентов.

— Клиентов?

— Что тебе непонятно?

— Мне-то все понятно. Вчера ты сказал, что это твой друг.

— Это мой друг, — Скайуокер кивнул. — Ну да. А разве друг не может быть клиентом для своего друга?

— Я думал, ты договорился, что он просто поможет нам.

— Поможет. И я ему помогу.

— Услуга за услугу, что ли?

— Именно.

— И теперь ты будешь обязан какому-то охотнику за головами.

— Не какому-то, — Скайуокер поднял указательный палец, — Когда-нибудь он будет одним из лучших охотников в Галактике.

— Я далек от восхищения таким призванием.

— А я предпочитаю в любом деле пользоваться услугами профессионалов. Вот и он, кстати.

Фетт облокотился о стойку бара.

— Поговорим в кухне, — сказал он. — Я оттуда попросил всех выместись.

— Ладно, — согласился Скайуокер.

Пока Кеноби запирал дверь, Фетт многозначительно покосился в его сторону и тихо спросил:

— Он что, джедай?

— Знакомый джедай, — ответил Анакин, делая ударение на слово "знакомый".

— Прямо анекдот, — сказал Фетт, теперь уже громко. — Собрались в кантине вояка, джедай и наемник.

— Анекдоты потом. Где кристалл?

Фетт извлек на свет небольшой оранжевый конус, который Скайуокер тут же запрятал во внутренний карман куртки.

— И чье же это имущество?

— СБ.

— Не понял.

— Службы безопасности Республики. Так понятнее?

— Пока не очень.

— Ты вырастил на них зуб. Я решил помочь тебе свести с ними счеты.

— Спасибо, — хмыкнул Скайуокер. — Где ты на них вышел?

— На Нар-Шаддаа.

— Ты успел...

— Успел, — перебил его Фетт и сложил руки на груди.

Воображение дорисовало самодовольную улыбку под т-образным визором шлема.

— Я там был по делам, — объяснил наемник. — С тобой говорил прямо с восьмого терминала. А потом я пошел в гости к СБ. Нашел я их очень просто. Пока ты на вышке холовидения покупал сувениры...

— Ты там тоже был?

— Я того балозарчика знаю неплохо — он меня виброножами снабжает.

— Вопрос снят.

— Космопорт был забит людьми с "Виктории", — заметил Фетт. — Ты не подумал, что вы все были под колпаком у СБ?

— Тогда это уже не имело значения.

— Для кого как. Ты вылез из шатлла, поговорил с кем-то и пошел к вышке. Тебя вели два забрака. Потом они сдали наблюдение какому-то мужику. Я подождал, потом двинул за ним. Узнал, где у них штаб-квартира. Дал наводку местной шпане. Пока они работали — курочили сейф с деньгами, я покопался в документах. Особо не вникал, но дело о твоей "Виктории" они ведут.

— Думаешь, безопасники уже сели тебе на хвост?

— Скайуокер, они не такие уж и лохи. Посмотришь, что на кристалле, и поймешь. Той шпане я не завидую — их засекут и заставят говорить. А я уже достаточно примелькался, на Нар-Шаддаа в том числе.

— При чистке квартиры кого-нибудь пришили?

— Старались мокрушник не разводить. Двух дежурных оглушили. Наверно, выживут. Знаешь, забыл их спросить про самочувствие.

— Потерю агента они не простят.

— Не в первый раз.

— Ладно. Странно, что СБ ведет это дело и никто не доложил нам в штаб!

— То, что этих парней вообще пустили к тебе на дредноут — собственный ляп СБ. Спешили очень, когда на "Викторию" народ набирали. Поэтому теперь в СБ решили выждать. Понаблюдать. Обратить ситуацию в свою же пользу.

— А за проваленный рейд, что, должен отвечать я? А эти безопасники хреновы тем временем карьеру будут делать? Ордена зарабатывать?

В висках будто вскипели сотни кровяных шариков.

Скайуокер и так держался долго. Ждал новостей от Цандерса, от СБ, потом от Фетта, потом опять чего-то ждал. Неделю проводил второй этап испытаний в астероидном поясе. Уже будучи в курсе того, что Фетт владеет ценнейшей информацией, три дня угробил на учения.

Теперь перед глазами стояла багровая пелена. Сквозь нее вдруг прорвались слова, которые только что произнес наемник.

... Этих парней.

— Каких парней, ты сказал, пустили на дредноут?

— Их несколько. И это совсем не бывшие наемники из штрафной роты. А куда более интересные экземпляры. С куда более обширным доступом к информации. И их семеро штук. По мнению СБ, как минимум четверо работают на сепаратистов, остальные трое там для отвода глаз и честно трудятся на благо Республики. Первоклассные специалисты. Именно поэтому я и не хотел пересказывать это все по холосвязи. Я ж говорю, капитан Скайуокер, у вас на дредноуте полный бардак, — Фетт посмотрел на хронометр. — Все, я пошел. У меня тут намечается одно интересное и денежное предложение. Можешь пожелать успехов в моей новой профессиональной деятельности.

— Успехов. И если надо будет...

— Я тебя сам найду.

Фетт вышел из кухни и закрыл за собой дверь.

— Посмотрим кристалл на дредноуте, — сказал Кеноби.

— Можно и не смотреть, — ответил Скайуокер. — Я и так все понял.

Рыцарь удивленно посмотрел на него. Анакин не стал ничего объяснять. Просто не хотел.

Переварить, переосмыслить, переболеть. Принять решение.

Действовать самому? Наблюдать? Опять ждать распоряжений сверху? От людей, которые прикрывали свой провал его сорванным рейдом?

— Пошли, — Скайуокер поднялся.

У стойки бара он остановился. Заказал себе двойной виски.

— Слушай, успеешь еще напиться, — заметил рыцарь.

— Не, не успею. При том я вроде как отпуск себе нарисовал. И я думаю...

— Это, — Кеноби кивнул на стакан, — помогает думать?

— Очень.

Анакин выпил виски залпом, потом двинулся к выходу. У двери он еле не столкнулся с одноногим стариком на костылях.

— Извини, дядя.

— Ничего. Смотри, сам им не попадись.

— Кому это?

Старик кое-как присел на скамью и подобрал костыли.

— Тускенам, естественно.

— А что такое?

— Не слышал, что ли?

— Да я первый день здесь, и вообще на разгрузке работаю. Из доков вот только сейчас выбрался.

— А... да опять фермеров грабить начали.

— Ты что, фермер?

— Ну да, к западу отсюда у меня хозяйство. Я на них с винтовкой вышел, двоих пришиб. А этих гаденышей много было. Ногу вот отчекрыжить пришлось, а чтоб протез сделать, мне полфермы продать придется. Я и подумал, что обойдусь как-нибудь, да и старый я уже...

— И что, много ферм пострадало?

— Да кого ни спроси, все их видели. У одних сперли что-нибудь, а вот Брубангера-старшего вообще насмерть прибили. Потом наши собрали отряд, человек пятнадцать. Решили порядок навести и в тускенский лагерь двинули. Так почти всех своих там и оставили. Уж не знаем, как их изничтожить-то, гадов, — старик вздохнул. — Парень, а может, выпьем вместе?

— Ты извини, я спешу очень. Но я тебя угощу.

Скайуокер оставил фермеру двадцать кредитов и вышел из кантины.

На Мос-Айсли наползал вечер. Тату-1 уже спряталось в пески, Тату-2 заливало горизонт красноватым светом.

Анакин нащупал в кармане кристалл.

Он знал, что должен немедленно вызвать шаттл. Немедленно вернуться на дредноут. Немедленно просмотреть содержимое кристалла. Вызвать Карпино и составить план действий.

Взгляд снова зацепился за горизонт. Там, к востоку от Мос-Айсли, стояла одна ферма. Прямо посреди пустыни: слева песок и справа песок. На ферме он был всего три месяца назад.

Тогда все было в порядке. А сейчас?

Если к западу от города все так хреново, и тускены пачками кладут фермеров в гроб...

— Я должен слетать на одну ферму.

— На ферму? — удивленно переспросил Кеноби.

— Да.

— К этим Брубангерам? Ты их знаешь?

— Не знаю я никаких Брубангеров, — бросил Анакин. Потом решил объясниться. — У меня там мать.

— Ты не говорил...

— Я много что не говорил.

Недалеко от них стоял старенький спидер. На сиденье, обняв рычаги, храпел вдрызг надравшийся забрак.

Скайуокер попытался растолкать его. Безуспешно. Тогда он просто приподнял забрака под мышки и вытряхнул из машины. Забрак не проснулся, и Анакин втащил его в пустой док.

— Ты что, собрался угнать спидер?

— Если хочешь, вызову тебе шаттл на "Викторию".

— Я с тобой.

Обычный вечер в этих краях Татуина. Уже не жарко, но все еще душно. Хочется вдохнуть полной грудью — и кажется, что песок сейчас тоннами осядет у тебя в горле.

Противно. Здесь все противно.

Анакин остановил спидер в десяти шагах от дома Ларсов. Дошел до двери. Из дома не доносилось никаких звуков.

Тишь, гладь, благодать.

Обыкновенная домашняя тишина. Уютная и знакомая, как старая стоптанная обувь. Знакомая тому, кто хоть немного жил здесь: фермеры рано ложатся спать и рано встают, не дожидаясь рассвета. Утром — на испарители, в полдень — домой, прочь от солнц-близнецов. Заодно поесть и заняться работой по дому. Починить, отладить, вычистить, приготовить ужин. На вечерний отдых уже просто нет сил.

Скайуокер снова прислушался.

Они и правда уже спят, подумал он, и я сейчас всех разбужу... Ладно, я здесь редко бываю, потерпят и обойдутся.

...Тишина, безмолвие, ах как прекрасно — сидеть и слушать тишину, и смотреть на закат Тату-2, вот только кто бы объяснил, почему в горле комок, и кажется, что диск закатного солнца каплет кровью?

До его ушей наконец донесся какой-то звук.

Именно такой, какого Анакин ждал и боялся: рваный, хлипкий и скользкий, будто вся его тревога слиплась в комок, отрастила когти и теперь не то скребла ими свою мокрую от слез шкуру, не то стонала и плакала.

... отчаяние...

... страх...

... боль...

... много боли...

Не думать об этом, приказал он себе. Не думать.

Можно считать Силу инструментом — и не пользоваться им. Не ворочать камни усилием мысли. Не прикладывать руку — мысленно — к чужому горлу. Не давить слабый разум — своим. Не успокаивать и взбадривать себя энергетическими волнами.

... вот только невозможно закрыться от того, что чувствуешь. Вне медитации. Вне концентрации и сосредоточения. Просто потому, что ты это чувствуешь.

... никакого "слияния с Силой" на самом деле нет. Этот на редкость убогий термин придумали те, у кого этой Силы мало.

Скайуокер надавил на ручку двери. Она не поддалась. В ответ на стук раздались шаги и хриплый, неприветливый мужской голос спросил:

— Кто?

— Анакин Скайуокер.

Дверь застонала, будто не хотела отворяться и пускать его внутрь. На пороге стоял Оуэн Ларс. Он долго шевелил губами, пытаясь что-то выдавить из себя, и если бы Анакин секунду назад не слышал его голоса, то решил бы, что Ларс потерял дар речи.

— Проходи, — наконец сказал фермер. — А это кто?

— Это мой друг.

Ларс ничего не ответил. Кеноби поклонился и тоже вошел внутрь. Оуэн запер дверь, потом вдруг схватил Скайуокера за рукав.

— Пошли.

Анакин посмотрел ему в глаза.

... отчаяние...

... страх...

... боль...

... много боли...

Ларса вдруг передернуло, и он отвел глаза в сторону.

— Понимаешь, — голос его вдруг осип. — Уже ничего нельзя сделать.

— Что?

— Ее осматривал один фермер. Он умеет лечить, и сказал, что ничего сделать нельзя.

Оуэн помотал головой.

Анакин все понял. И тишину в доме, и крепко запертую дверь, и то, почему Ларс долго не находил слов.

Через коридор — в кухню — под верещание С3PO...

— Мастер Эни!

... В комнату.

Сначала Скайуокер увидел Беру. Вечно-веселая, наивно-добренькая, хозяйственная и немножко беспечная Беру. Теперь уже не веселая и не беспечная. Чиркнула по нему взглядом заплаканных красных глаз. Поднялась со стула. Хотела что-то сказать, и зажала рот рукой.

Белое одеяло, белая повязка на голове, глаза закрыты.

Мама лежала в своей кровати.

... Белая повязка вокруг белого лица...

... Повязка стягивает не мамину, а его собственную голову, сжимает и давит железным обручем, давит, крушит сосуды и мозг, мозг взрывается и с ним взрывается весь мир...

— Мама.

Шми не ответила.

— Мама, — повторил он. — Мама, ты слышишь меня?

Анакин наклонился к ней, осторожно откинул одеяло с левой руки. Рука тоже была перевязана, но ладонь оставалась свободной.

Внутри запястья робко бился пульс. Ему в такт тело отвечало слабым дыханием.

— Мама!

Он гладил и целовал руку матери.

— Мама, скажи мне что-нибудь.

Шми не отвечала.

Анакин обернулся. Кеноби все еще стоял в дверях комнаты. Встретившись взглядом со Скайуокером, он лишь покачал головой.

Скайуокер на секунду отпустил руку матери и выпрямился.

— Что?

— Ты разве сам не чувствуешь?

— Нет, — ожесточенно сказал Скайуокер. — Я ничего не чувствую.

Кеноби кивнул, подошел к кровати.

— Я осмотрю ее.

Минут пять Анакин смотрел, как рыцарь осторожно отворачивает одеяло, как трогает бинты, как сосредоточенно водит руками над неподвижным телом. Наконец, Кеноби снова укрыл Шми.

— Мне жаль, — сказал он.

— Это. Моя. Мать, — раздельно выговаривая каждое слово.

— Анакин, она тяжело ранена. В голову и в грудь. Судя по всему, большие потери крови. Задеты внутренние органы. Мне правда жаль.

— Я сейчас же вызову шаттл, — упрямо сказал Скайуокер. — Я перевезу ее на дредноут. Там отличные врачи. Хирурги. Они умеют все.

— Так не бывает.

— Я три года был на войне, — еще упрямей. — И я видел ранения намного страшней. Ее можно спасти.

— Ты соображаешь? Ее нельзя...

— Мои врачи сделают все, что я прикажу.

— Анакин, ей остался в лучшем случае час. Или даже...

Шми вдруг открыла глаза.

— Эни?

Не голосом — шепотом.

Анакин опустился на колени рядом с кроватью. Взял ее за руку. Снова гладил и целовал, целовал и гладил, и не мог отвести глаз от лица матери, и все смотрел в эти любимые, дорогие глаза, самые красивые глаза на свете...

... Он смотрел в глаза единственного на весь мир родного человека, и ему верилось, что все будет хорошо, он знал, что так будет, потому что только эти глаза были сейчас его правдой и его миром, а все остальное было ложью и не существовало...

— Я сейчас увезу тебя отсюда.

— Нет, — сказала Шми.

— Почему нет? Мама, мамочка моя, ты выздоровеешь, у меня на корабле отличные врачи. Ты обязательно выздоровеешь, я тебя перевезу в столицу, помнишь, я обещал?

Шми высвободила руку. Погладила его по щеке.

— Эни... хотела тебя увидеть...

— Мы сейчас же улетим, мама. Я вызову шаттл.

Он потянулся за комлинком в карман куртки, и только тогда понял, что пальцы дрожат и не повинуются.

... ей остался в лучшем случае час. Или даже...

Вспомнил, все понял — и мгновенно унял дрожь. Комлинк загорелся спасительным зеленым цветом...

... И выпал у него из рук. Пальцы матери вцепились в рукав куртки, черной молнией обожгли внезапно прояснившиеся от тумана глаза.

— Хотела тебя увидеть. А теперь уезжай. И ни о чем не жалей.

Последним усилием воли — обернуться на дороге в вечность. Посмотреть на сына. Улыбнуться.

Ровно перед тем, как сомкнуть веки и запрокинуть голову на подушку

— Мама, — прошептал Анакин. — Прости меня.

Он повторил это снова и снова, зная, что мама ему больше не ответит.

Знал — и не верил. Не верил, что у него больше нет матери.

Анакин закрыл глаза.

... Не оглядывайся и не жалей ни о чем, — мамин голос донесся до него эхом.

Заговорил, зазвучал, полился тонкой струйкой, этот самый красивый, самый ласковый и нежный голос в мире. Темные мамины глаза опять смотрели на него, а руки гладили по щеке, и он знал, что мама рядом. Знал, что откроет глаза и увидит ее...

... Он открыл глаза.

— Я все приготовлю, — всхлипнула Беру.

Мамы не было. Рядом была пустота.

... ударило, согнуло, смяло, раздавило, обожгло и разорвало в куски кровоточащего мяса вперемешку со слезами...

... и не добило...

... нет у пустоты милосердия...

Анакин пришел в себя через минуту, стоя на коленях и закрыв лицо руками.

Поднялся с пола.

Обернувшись, увидел, что в дверях стоит Ларс. Беру съежилась рядом. Кеноби, видимо, вышел в другую комнату.

— Как это случилось?

— Тускены, — хрипнул Ларс.

— Они пришли позавчера, когда мы были в Мос-Эспа, — объяснила Беру. — Поломали испаритель, потом вошли в дом. Тут было не заперто. А Шми хотела их остановить, чтобы они не унесли вещи. Вот они ее...

Беру всхлипнула.

— Когда мы вернулись, уже ничего нельзя было сделать, — объяснил Ларс. — Я вызвал сюда Финнегана, соседа с западного края. Он учился на фельдшера. Мне когда-то перелом лечил. Сделал повязки. Но у нее было что-то внутри, кровотечение. Может, если бы она сама не полезла к тускенам...

— Если бы что?

Скайуокер в один миг очутился рядом с Ларсом. Схватил за горло, приподнял над полом. Хотелось сломать кадык, раздавить артерии, а после размозжить грязную голову о стену.

— Ты знал о нападениях, урод? И ты оставил ее здесь одну?

— Отпусти, — захрипел Оуэн.

— Ты знал это? Знал?

— Анакин!

Беру бросилась к ним. Беспомощно остановилась, как будто лбом ударилась о невидимую стену. Потом преодолела страх, рванула Скайуокера за куртку. Он оттолкнул ее локтем — Беру упала на пол, заплакала.

— Оуэн не виноват! Это тускены виноваты, Анакин! Это они ее убили! Пожалуйста, отпусти его!

... сломать...

... раздавить...

... размозжить о стену...

Ларс рухнул на пол. Он тер шею и пытался отдышаться.

— Убью, гнида.

— Он не виноват! Это тускены виноваты!

На шум в комнату вернулся рыцарь. Бросив взгляд на фермера, который до сих пор не смог подняться с пола, он сразу все понял.

— Тебе мало мертвых?

— Да, — ответил Скайуокер. — Мало.

Кеноби вздохнул.

— Пойдем. Я очень тебя прошу, просто выйдем отсюда.

— Я никуда не уйду.

— Беру все приготовит для похорон. Правда, Беру?

Она кивнула и снова всхлипнула.

— Похорон не будет, — жестко сказал Скайуокер.

— Как это?

— Моя мать не будет гнить в этой проклятой земле.

— Но ее надо похоронить. Тем более, здесь жарко, и тело скоро начнет...

— Нет. Мы сложим погребальный костер.

— У нас почти нет дерева, — проворчал Оуэн, который с трудом поднимался на ноги.

Анакин перевел на него взгляд, и Ларс понял, что спора не будет.

— Я хочу побыть с ней один.

Его наконец оставили в покое, и он вернулся к изголовью кровати.

Хотел еще немного посидеть рядом. До костра. Запомнить черты лица. Мысль о том, что теперь он сможет видеть маму только на холоизображениях, казалась чудовищной.

Правда часто бывает чудовищной, подумал он. Правда слишком отличается от того, что мы успеваем себе намечтать.

Я тоже мечтал.

... вывести дредноут в атмосферу около Мос-Эспа. Добраться до фермы Ларсов. Сказать:

— Видишь, это мой корабль. "Виктория". Лучший корабль флота.

Не будет этого никогда.

И поездки на Корускант, которую я себе навоображал, тоже не будет. Ни поиска квартирки, ни хлопот по переселению, ни беспечного полета на спидере над небоскребами...

... Ничего не будет.

Будет только новый день. Просыпаться, сперва не понимать, что такое давит на сердце, и почему кажется, что случилось что-то плохое и страшное. А потом осознавать, что у тебя больше нет мамы, и что частичка тебя — умерла вместе с ней, и еще частичка умерла сегодня, когда ты про это вспомнил.

И так всю жизнь. Умирать и продолжать жить.

... Я так редко видел тебя, мама.

И редко вспоминал, подумал Анакин. Да, если быть честным — редко.

Вспоминать как будто и не надо. Просто знаешь, чувствуешь, что где-то на краю Галактики есть человек, которому ты нужен и интересен вне званий и жалованья.

Всем остальным, даже тем, кто как будто хорошо и благосклонно к тебе относится, считают другом-боевым товарищем-протеже-полезным знакомым, всем им нужен капитан второго ранга А. Скайуокер. Блестящий молодой человек, у которого впереди столь же блестящее будущее и великолепная карьера, в такие юные годы — уже живая легенда пятого республиканского флота, на которого с завистью смотрят все — от курсантов до командиров дредноутов, у которого все получается и который не знает неудач, и на пяти боевых наградах дело явно не остановится, потому что идет война и такие, именно такие талантливые молодые люди прокладывают себе путь на вершину, именно из таких вырастают великие военачальники, именно такие...

... А вот Анакин — человек, а не командир лучшего корабля флота — нужен только маме.

Был нужен.

Не встретил бы того фермера в кантине — так бы и жил еще год, смотрел бы иногда холограммы...

... Неправда, я все равно сюда собирался.

Собирался.

Уже несколько лет собирался увезти ее с Татуина.

... Я редко сюда прилетал.

... Денег не было.

У курсанта Скайуокера было много дел, у лейтенанта Скайуокера тоже было много дел, у старшего лейтенанта Скайуокера было еще больше дел, а у капитана третьего ранга Скайуокера было очень-очень много дел.

... Звания зарабатывал.

Придумал оправдание: идет война.

На Татуине она никогда не прекращалась. Разве не знал? Здесь каждый день — не живут, а выживают.

Мама помогала выживать Ларсам. Ей никто не помогал. Никто не пришел на помощь три дня назад, когда Ларсы все бросили и умотали в Мос-Айсли, а мама одна встретила тускенских разбойников.

... если бы я знал...

... три дня назад мы были на орбите Татуина...

... я мог быть здесь, с тобою, мама...

... я бы не позволил никому из тускенов уйти живым...

... никому...

... не позволил бы...

... не позволю...

Внутри словно щелкнула пружина. Она-то и заставила Анакина подняться.

Он прошел на кухню, нашел более-менее чистый стакан. Пооткрывал все дверцы кухонных шкафов. Налил себе воды — ничего крепче у Ларсов не водилось.

— Беру! — позвал он. — Беру!

Вместо нее прибежал С3PO.

— Мы нашли доски, мастер Эни. Они были в мастерской, и ваш друг сказал, что они подойдут.

... Глупая бессмысленная железяка...

...Которую я делал — для мамы...

— С3PO, приведи сюда Беру.

— Конечно, хозяин Эни.

Закрыть глаза, вытерпеть, выждать, открыть глаза, вылить в себя стакан воды, снова поискать чего-нибудь покрепче и снова ничего не найти.

В коридоре скрипнуло дверью.

— Анакин?

— Беру, на какие фермы нападали тускены?

Звучало приказом. Он привык отдавать приказы.

— На Брубангеров, — голос Беру дрогнул, — Кдуббов, Сеуртов...

— Это все в какой стороне отсюда?

— Брубангеры вон там, на западе, а Кдуббы к северу от нас...

— Понятно. Значит, фермеры ходили в их лагерь?

— Ходили. Я-то Оуэна не пустила. И правильно сделала. Обратно два человека всего пришли, да и те раненые и калеки теперь.

— А где этот лагерь?

— Говорят, у скал где-то, вон в ту сторону лететь.

— К северу, что ли?

— Ну да, к северу, — она вдруг покосилась на него. — А зачем это ты спрашиваешь?

Анакин не ответил.

— Далеко?

— Не знаю.

Он пошел прочь из кухни.

— Анакин, подожди.

— Что?

— А зачем тебе это?

— Надо, — ответил Скайуокер. — Одного костра этой ночью будет мало.

Беру удивленно посмотрела на него. Ничего не понимая и ничего не говоря, вернулась к мужу.

Мотор старенького спидера хрипел и скрипуче молил о помощи — из него еще никогда не выжимали таких скоростей. Скайуокер почти не обращал на это внимания — он проверил машину Ларса и убедился, что этот спидер лучше того, который он угнал в Мос-Айсли.

Он знал, что сумеет добраться в лагерь. И вернуться обратно — тоже сумеет.

Хотя о последнем он не задумывался.

Ночь обволакивала, слепила глаза. Пыталась остановить и била в лицо ледяным ветром. Пальцы примерзали к штурвалу спидера так, что он их почти не чувствовал.

И об этом он тоже не задумывался.

Пустыня молча наблюдала за мчащимся на безумной скорости спидером.

Анакин вел спидер вдоль гряды скал, просто потому что так было легче всего ориентироваться.

Он здесь уже бывал. Правда, не ночью. И давно.

Когда он случайно набрел на лагерь тускенов, ему было девять лет. Хорошо, хватило ума вести себя осторожно и не лезть к ним. Понаблюдать, запомнить дорогу и никогда больше туда не возвращаться.

Если то, что сказала Беру — правда, значит, тускены вернулись на старую стоянку. И с нее начинали походы против окрестных жителей. Которые им почему-то мешали. Впрочем, тускены тоже мешали людям. Вообще не-тускенам. Кто был первым в этом многовековом конфликте, неясно. Фермеры говорят, что тускены всегда недолюбливали татуинских колонизаторов. Еще говорят, что первые колонизаторы, а это был далеко не цвет столичной интеллигенции, отнимали у тускенов землю и скот.

Ему было все равно, кто и перед кем был виноват десять или двадцать веков назад.

Сегодня это противостояние стало его личной войной.

Анакин вспоминал все, что видел тогда в том лагере. Все, что когда-либо слышал от тускенов...

... и что рассказывала мама...

Скалы смыкались вилкой, и Скайуокер узнал место, которое искал.

Он замедлил ход спидера, а потом и вовсе заглушил мотор. Оставил машину под ближайшей скалой. Поднял воротник — зябкий ночной ветерок пусть и не казался ледяной бурей, но также норовил забраться под куртку. Размял закоченевшие пальцы.

Он пошел пешком, иногда освещая себе путь зеленоватым экраном комлинка. Очень скоро заметил следы бант.

... Тускены берегут своих животных. Это молоко, мясо и навоз, который сушится и используется как топливо и строительный материал....

Потом Скайуокер услышал рев. И вслед за ним — эхо. Значит, лагерь совсем рядом — в ущелье.

Анакин прошел вдоль скал, высматривая наиболее пологие места и удобные уступы. Затем полез вверх, преодолевая присыпанную песком каменную стену. Чем дальше лез, тем светлее становилось. Последним рывком вытянул себя на гребень — по глазам резанул свет костров.

Стоянка была как на ладони.

Осторожно передвигаясь по гребню, Скайуокер изучал лагерь.

Девять, нет, десять хижин. Вооруженный отряд караульных — примерно тридцать тускенов — охранял единственный проход между скалами. Удобно для защиты изнутри и тактически неверно для нападения со стороны, если нет лазерных орудий или хотя бы гранат. Скорее всего, именно там и захлебнулась неумелая атака фермеров.

Еще несколько караульных бродили по лагерю или коротали время у костров. На краю лагеря топтались две банты.

Несложно, решил Анакин.

Начать с тех, кто в хижинах, а затем устроить панику.

Скайуокер стал спускаться вниз по скале. Рваный свет костров помогал не оступиться на камнях и одновременно грозил выдать. Как и любой шум. Он постоянно поглядывал в сторону лагеря. Спрятался за ближайшим выступом, когда увидел караульных. Понаблюдал. Выждал. Сполз вниз.

Камнепад мелких обломков из-под сапог — один из тускенов обернулся на звук.

Пара слабых хрипов потонули в треске ночных костров — Анакин придушил караульного Силой. Второго, подбежавшего посмотреть, что случилось с товарищем, тоже. Никто ничего не заметил. Лагерь этой воинственной расы, веками практиковавшей разбойные походы и нападения из засады, оказался беззащитен перед человеком, который пришел вовсе не для того, чтобы поиграть в благородство и бросить вызов на поединок.

Это было легко.

Бесшумно скользнуть внутрь жилища, включить сейбер...

... Металлический цилиндр, внутри которого находится источник питания и кристалл адеганита. Кристалл адеганита фокусирует энергию источника питания и выпускает её через вогнутый диск на торце рукояти в виде плотного и равномерного луча...

Трое укрывшихся шкурами спящих. Три взмаха синего пламени.

Это тоже было легко.

... Моим сейбером тоже можно рубить и резать.

В углу хижины горел сложенный из камней очаг. Удар Силой — и камни покатились в разные стороны. Горящие куски навоза — к стене. Про это он тоже узнал еще в детстве — навоз медленно загорается, и нескоро дает пламя. Однако потушить его также трудно, как и поджечь.

Минут через десять вся хижина должна была стать большим погребальным костром.

Анакин уже хотел выйти, но что-то задержало его.

... Это правильно? Справедливо?

Это война, сказал он себе.

Потом подошел к лежанке, сбросил с нее выделанную шкуру банты. Под шкурой лежал разрубленный пополам маленький тускен.

... Этот ребенок — еще никого не убивал.

Стена хижины начинала обугливаться.

... Уйти? Забыть? Одной вырезанной семьи и двух караульных — достаточно?

Он побрел к выходу, и сапогом зацепил кучу мусора на полу. Из кучи выкатился серый кубик.

Анакин поднял его, стряхнул грязь и пыль. Этот серый пластиковый кубик он хорошо помнил, и трещину по краю тоже. Повертел в руках, нашел кнопочку. Включил. Экран приветливо вспыхнул зелеными цифрами.

Мамины часы. Старые, дешевые, убогенькие мамины часы. Мама почему-то не хотела с ними расставаться. Один раз Анакин привез ей совершенно новый хронометр. Приехал через год и увидел его на полочке в комнате Беру. Удивился — уж не присвоила ли хозяйка фермы приглянувшуюся вещь?

Беру он очень нравился, и я решила сделать ей подарок, сказала мама. Это ведь ничего? Конечно, я привезу тебе еще лучший хронометр, пообещал тогда Анакин.

И — забыл.

Скайуокер так и не узнал, почему мама берегла этот подтреснутый серый кубик. Он положил часы во внутренний карман куртки.

Беречь.

Память о человеке.

... Мне не надо справедливости.

... Я просто хочу отомстить.

Он вышел наружу.

Во второй хижине проделал все то же самое. Разве что на шесть тел потребовалось шесть ударов сейбера. Нехитрая арифметика.

В третьей хижине жила большая семья или даже две... жили. Два очага. От высохших стен быстро потянуло дымом.

В четвертой...

В пятой кто-то проснулся и высунул из-под шкуры голову. Тело упало обратно на лежанку, обмотанная грязными тряпками голова покатилась к очагу.

В шестой...

... Тебе мало мертвых?

... Да. Мало.

Около седьмой опять встретил двух караульных, вооруженных чем-то похожим на короткие копья. В куски — и живое, и неживое.

В седьмой...

В восьмой... хижину разделял полог. За пологом кто-то прятался. Скайуокер немного подождал, прислушался. Затем ударом сейбера снес полог. Перед ним застыла тускенская женщина. На руках — живой сверток. За ней — еще два малыша.

Тускенка не кричала, не молила о пощаде. Только молча смотрела на него и на синее пламя в его правой руке.

... Я не рыцарь.

Зачеркнул сейбером. Всех четверых.

В девятой... не спали. Двух убил сразу, третьего оставил без руки, и тот завыл в голос, а потом скорчился от боли на полу. Четвертый даже пытался сопротивляться резне — схватился за древнюю винтовку. Анакин срубил винтовке ствол, потом голову разбойнику. Настиг и добил покалеченного тускена, который внезапно нашел силы вскочить и рвануться к выходу.

Из хижин уже вырывался огонь.

Караульные заметили пожар, закричали, разбежались в стороны. Они пока не понимали, что случилось. Тыкались в горящие жилища и находили горящие трупы.

Анакин зашел в последнюю хижину, что стояла в центре лагеря. Он уже не сбрасывал шкур с мертвых тел — интерес к тем, кого он убивал, начисто пропал. Решил пока не поджигать. Тускены проверяли все жилища, значит, рано или поздно сунутся и сюда.

Ждать пришлось недолго. Всего через несколько минут сбежался небольшой отряд. Очень глупо сбежался. Слишком уж они привыкли рассчитывать на человечий страх и даже не думать о простейшей засаде.

Впрыгнули, поозирались... Никто из пятерых не успел выстрелить.

Скайуокер прорезал дыру в противоположной стене. Выходить не стал. Решил подождать. Через минуту в дыру заглянули сразу двое. Третий запрыгнул с разбегу, держа винтовку наготове. Анакин левой рукой перехватил ствол — выстрел пришелся в потолок. Правой рукой ударил сейбером. Кому по шее, кому по туловищу.

Анакин подождал еще немного. Осторожно выглянул наружу и в стороне заметил четверых тускенов. Оценив расстояние, выключил сейбер. Сорвал бластер с пояса и открыл прицельный огонь.

Потом вышел из хижины. Скрываться уже не было смысла.

... Добить остальных.

... Это легко.

... Заблокировать проход между скалами и перебить всех, кто попытается ускользнуть.

Караульный, издав вопль, бросился на него с копьем. Скайуокер сбил тускена с ног и пригвоздил его же оружием к земле.

Снова включил сейбер. Заметил, что двое тускенов, прижимаясь к камням, пытаются вырваться из ущелья. Догнал, снес обоим головы.

Еще один тускен, обезумев от страха, полез по отвесной скале вверх.

... Выжечь все это с орбиты было бы еще проще.

... Всю поверхность планеты — огнем турболазеров.

Тускен захрипел — легкие вдруг разучились дышать, еще минуту он отчаянно пытался цепляться за камни, балансировал... Не выдержал, упал с высоты нескольких метров, скорчился и затих.

Скайуокер отреагировал на звук рядом, и ударом с разворота рассек туловище подкравшегося караульного.

... Ненавижу Татуин.

Неподалеку заревела банта — животные пугались наступавшего со всех сторон пламени. Две тускенские женщины тщетно пытались ее утихомирить. Анакина они сначала не заметили, а когда заметили, было уже поздно. Потом он разрубил привязи. Неуклюжие животные помчались по ущелью, прибавляя к панике свой топот и рев.

Кто-то снова пытался в него выстрелить. И снова не успел.

... Сейбер — элегантное оружие рыцарей.

Им можно рубить и резать.

Резать и рубить.

... Мне не надо справедливости.

... Я просто хочу отомстить.

Десять погребальных костров сливались в один большой.

... Только это мне и осталось.

Погребальный костер джедай складывал всего лишь раз в жизни, и было это двенадцать лет назад.

Кеноби хорошо помнил, как он прилаживал друг к другу бревна набуанских пальм, и тайком утирал слезы. Тайком, потому что падавану Ордена не пристало реветь. А ему хотелось не слезы утирать. Хотелось выть и биться на полу в истерике. Только он себе этого не позволил.

Потому что знал... нет, не формулу о том, что смерти нет, есть Великая Сила. Знал, что тот кто плачет, всегда плачет о себе. Он и плакал о себе, и не стеснялся в этом признаться.

Теперь вот Анакин.

У которого все наоборот. Лучше бы он кричал, бился в истерике, рыдал в голос. А он... он поначалу воспламенился, так не хотелось ему отпускать мать.

Отпустил. И застыл куском льда.

Рыцаря обдало холодом. Не от того, что была ночь — при такой работенке не замерзнешь.

... Разве бывает лед поверх пламени?

— Ты что, джедай?

Тишину вспорол грубоватый голос фермера.

— Джедай.

— Слушай, а что за дела у тебя со Скайуокером?

— Идет война, — принялся объяснять Кеноби, — и мы...

— Он же вроде навигатором на фрахтовике был?

Вот оно что. Командир "Виктории" в этом доме считается навигатором фрахтовика. Ладно, значит, кому-то это нужно и выгодно. Не будем рушить легенды.

— Скажем так, Анакин мне помогает.

— Помогает? Сам, что ли, вызвался?

— Я же говорю, в Галактике идет война.

— Никогда бы не подумал. Вроде нормальный парень был. Ну ладно, может, и не совсем нормальный. А теперь... и ради чего?

Кеноби улыбнулся.

— Представьте себе, не все в мире диктуется деньгами.

Фермер недоверчиво помотал головой.

Рыцарь не подал виду и направился обратно в дом. Сперва заглянул в комнату Шми, потом прошел на кухню.

— Беру, а где Анакин?

— Так он в комнате был, с матерью.

— Я только что оттуда, — сказал Кеноби. — Его там нет.

— Посмотрю сейчас, может, он на двор пошел.

Беспокойство кольнуло в сердце ледяной иглой.

— И там его нет. А когда ты его видела последний раз?

— Ой, — она виновато и глупо улыбнулась. — Не знаю. Может, час назад.

— Где?

— Да вот в комнате Шми. Он еще спрашивал..., — Беру осеклась.

— Что он спрашивал?

— Про тускенов. Где их найти, и куда ходили фермеры.

Кеноби захотелось застонать. Рыцарь бросился к двери, потом опять повернулся к Беру.

— Так что ты ему сказала?

— Что они где-то на севере. Вон там, — она показала рукой в окно.

Дура, захотелось крикнуть рыцарю. Дура, дурища, тупая деревенская девка, да как же я его теперь найду! Я же ничего не знаю на этой вашей проклятой планете!

— На севере, — прошептал он.

Он выбежал во двор, нашел спидер, который Анакин угнал у забрака. Пешком тот уйти не мог. Да и фермеры не ходят по пустыне пешком. Значит, Анакин взял машину Ларсов.

Догнать!

Кеноби впрыгнул в спидер, завел мотор, рванул с места.

Никогда в жизни, ни на какой миссии, ни при каких обстоятельствах он не вел спидер так быстро. Слабенький фонарик на носу машины отчаянно боролся с ночной слепотой и отчаянно проигрывал. Впереди внезапно выросла стена скал, и рыцарь что есть силы ударил по тормозам.

Дальше — куда? Вдоль гряды? Поперек, или по диагонали?

Через полчаса Кеноби и вовсе остановил машину. Теперь он действительно заблудился. Курс "на север" не сработал. Ни тускенов, ни Анакина он не обнаружил.

... Если не случилось самого страшного.

Не случилось, сказал себе джедай. Анакин здесь вырос и лучше меня понимает, как себя вести в пустыне.

... Ничего он не понимает. Раз выбежал против них в одиночку.

Был только один шанс отыскать Анакина в ночной пустыне, да и то небольшой. Кеноби сосредоточился, коснулся Силы.

Сила ответила ему. Пламенем и льдом, как он того ожидал и боялся.

... Что же он делает? Сражается за свою жизнь? Ищет убийцу матери?

Спидер понес рыцаря вдоль следующей гряды скал. Вскоре он уже не понимал, сколько пролетел и насколько далеко углубился в пустыню. И главное, сколько ему еще лететь.

Фантасмагорический танец злых каменных огрызков справа и холодное безвременье слева.

На черноту ночного неба наползла слабая серая дымка. Сперва Кеноби принял это за похороненную под тучами луну, потом вспомнил, что у Татуина нет спутников, а климат такой, что и туч тут давно не видели.

Еще двадцать минут безумной гонки по пустыне. Теперь казалось, будто скалы сами освещали ночное небо. Для одинокого костра слишком ярко. Неужели пожар?

Словно в подтверждение своих мыслей, он уловил явственный запах дыма и гари.

Вскоре рыцарь обнаружил узкий проход между скалами. Остановил спидер. Осторожно двинулся в ущелье.

Пламя свирепело и рычало, бушевало на черных остовах, тянулось ввысь, грозило подпалить небосвод и отбрасывало на скалы пляшущие неровные отблески. Запах гари раздражал гортань, а порыв ветра добавил к нему сладковато-едкий тон...

... так пахнет горящее человеческое мясо. И не только человеческое. Горящие трупы забраков и икточи источают тот же самый тошнотворно сладкий яд.

Надо было идти вперед.

Шаг за шагом, к огненной стене.

... Эти черные развалины — жилища? Сколько же их здесь было... пять, восемь, десять?

Он едва не наступил на распростертый на земле труп. Странное существо, подумал рыцарь, голова замотана тряпкой и еще эти металлические штуки торчат прямо на лице, неужели импланты? Вскоре увидел еще одного, причем обезглавленного. Потом втоптанные в грязь останки третьего.

Не останки — куски.

... два удара мечом...

... отсечь руку и диагональю — туловище пополам...

Кеноби остановился, когда до огненного заслона оставалось всего несколько шагов, и невыносимый жар не позволил пройти дальше.

Взгляд перенес рыцаря сквозь пламя.

... О Великая Сила...

На противоположной стороне лагеря стоял Анакин.

И Сила вновь ответила джедаю. Эхом выплеснула боль, темной кровью залила сознание, огнем хлынула в вены, стонами и криками обожгла разум, заглушая рев пламени в нескольких шагах от него.

... Не война — бойня.

... Палач с синим пламенем в руке...

... Спящих — в куски...

... Караульных — в куски...

... Кто посмел сопротивляться — в куски...

... Кто не посмел сопротивляться — в куски...

Его самого кромсало на части, гортань обжигало дымом, глаза слепило от пламени, он кричал, истошно вопил, звал на помощь, бежал прочь, полз по земле, бросался в хижины и видел там полупрожаренные трупы, отчаянно лез вверх по скале, падал, хрипел, внезапно теряя дыхание, захлебывался животным ужасом. Он был караульным, и в его горло втыкали собственное копье, он был тускенской женщиной, и видел, как злое синее пламя рубит ее детей, он был маленьким тускеном, полз к телу убитой матери и падал в песок двумя кусками мяса, потом он снова стал караульным и синий клинок рубил его винтовку вместе с конечностями.

... Раненый из последних сил поднимается с земли...

... Тускенка с ребенком на руках. Зачеркнуть сейбером...

... Подкрасться сзади — удар с разворота...

... Не война — бойня.

Сила отпустила его, и Кеноби с трудом удержался на ногах.

Обвел глазами ущелье, которое служило тускенскому племени приютом, спасало от песчаных бурь и прятало от фермеров...

... а в одно нелепое и злое мгновение его превратили в ловушку. В каменный мешок, откуда не вырваться.

Его бывший ученик сумел это сделать. И поэтому в одиночку справился с тем, что не смогли совершить пятнадцать фермеров. Еще бы. Три года на войне. Зачистки, диверсии, боевые действия в тылу противника. Профессионал.

Кеноби подавил в себе желание застонать.

На чашах весов — два погребальных костра. Хрупкое тело человеческой женщины еще не обратилось прахом, а за ее жизнь сын уже потребовал дань в сотню других жизней. Сотню — только потому, что больше в лагере не было.

Но ведь сколько жизней не положи на вторую чашу весов, первая всегда окажется тяжелее!

Сила вздрогнула и ответила огненным всполохом.

... Я не рыцарь.

Их взгляды — сквозь огонь — соприкоснулись.

Анакин обогнул костер, прошел мимо Кеноби и направился к проходу. Ничего не сказал. Два холодных синих кристалла вместо глаз. На лице — ледяная маска. Сквозь маску — только смертельная усталость.

Больше ничего.

— Ты считаешь, что это справедливо? — дрогнувшим голосом вдогонку.

Скайуокер остановился. Обернулся. С минуту глядел на рыцаря. Словно не понимал, чего от него хотят и на каком языке с ним разговаривают.

— Они же не все были воинами, — добавил Кеноби.

— Да, — неожиданно согласился Анакин. — Моя мать тоже не была воином.

Больше ничего.

* * *

Анакин осторожно поднял закоченевшее тело и вынес его на руках из дома.

До рассвета оставался час, максимум два. К этому времени все будет кончено, решил он.

Скайуокер положил тело матери на ложе из досок. Беру протянула ему охапку только что собранных пустынных растений, и он укрыл ими мать. Другую охапку принес С3PO.

Даже цветов достать неоткуда.

Анакин поджег сухие ветки. Пламя неожиданно быстро взметнулось ввысь. Беру и Оуэн некоторое время стояли, взявшись за руки. Потом вернулись в дом. За ними ушел Кеноби, заодно утянув с собой дроида.

Скайуокер остался наедине с погребальным костром.

Красные всполохи — единственным цветным пятном в пустом холодном и таком бессмысленном мире.

— Я больше не вернусь сюда, мама. Прости меня.

Глава 12. Плата по счетам

Кеноби ничего не понимал.

Смотрел на человека — человека? оболочку? нечеловека? — рядом с собой и ничего не понимал.

Сначала рыцарь сидел в доме у Ларсов. Слушал рассказы Беру и молчание Оуэна. Ларс сказал, что идет спать, но уснуть, видимо, не смог — в соседней комнате было слышно, как он ворочается, встает и ходит.

Иногда рыцарь смотрел в окно. Каждый раз обещал себе, что больше не станет этого делать. И каждый раз нарушал обещание. Подходил к окну и выискивал глазами знакомый силуэт.

Картина не менялась — менялись только краски, которыми она была нарисована. Костер догорал, и расчерченное огненными всполохами небо медленно остывало.

Рыцарь возвращался на кухню. У него было важное дело — он должен был дослушать Беру. Кухонное окно выходило на другую сторону дома, и там не было совершенно ничего интересного.

Из-за горизонта показалось Тату-1.

В прихожей послышались шаги. Голос.

— Мы возвращаемся. C3PO, ты с нами.

— Да, мастер Эни.

Резануло.

Не интонация, а ее полное отсутствие.

Потом был полет от фермы Ларсов к Мос-Айсли. Можно было сомкнуть веки, и с каждым вдохом переполнять легкие бьющим в лицо ветром. Кеноби открывал глаза и видел только руки. Спокойно сжимающие рычаги спидера и ничем, ни одним лишним движением, не выдававшие беспокойства.

А может, никакого беспокойства и не было.

Потом Кеноби снова услышал начисто лишенный эмоций голос — Анакин вызвал шаттл.

Наконец, они вернулись к ангару. Скайуокер на несколько минут исчез — переодеться в форму.

Рассветное солнце было невыносимо нежным для этой планеты. Даже две человеческие тени на песке получились размытыми, серыми, ненастоящими.

И немыми. Но в этом уже не было вины солнца.

Ступив на борт шаттла, Анакин отдал приказ пилоту возвращаться на "Викторию", а С3PO — отправиться в грузовой отсек и ждать прибытия на дредноут.

Прошел в салон. Устроился в кресле.

Кеноби испытал явственное желание составить компанию дроиду, но подавил его и сел в кресло напротив.

А тогда Анакин откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и уснул. Просто отключился на время пятидесятипятиминутного полета на дредноут. Потом также неожиданно включился. Встал. Вышел из шаттла. Кивком приветствовал дежурного в ангаре, бросив ему пару слов насчет доставки дроида в каюту. Сам, видимо, тоже направился туда.

Надо будет — вызовут, решил Кеноби. Если вызовут.

Он пошел к себе. Долго пробирался через лабиринт коридоров, через весь этот дюрасталевый блеск стен, через всю невыносимую механическую одинаковость. Открыл дверь и шагнул внутрь.

В уютную офицерскую каюту. Что ж, для кого-то и это дом.

Рыцарь сел на кровать, не снимая плаща. Обхватил себя руками. Так стало еще уютней. Ему почему-то было холодно. Или жарко. Или это озноб такой. Не поймешь.

Помедитировать, сказал он себе. Мне нужно помедитировать. Коснуться Силы...

... Негоже так, надо сначала раздеться, принять душ.

Он стянул сапог — с подошвы на пол посыпались желтоватые крупинки.

... И здесь песок. Опять этот песок!

Надо завтра утром вызвать дроида-уборщика, отметил он про себя. А сейчас посижу и так. Ничего.

Он сел на кровать в привычной позе для медитаций, прикрыл глаза.

Стены каюты исказились, искривились, скомкались, окаменели и сомкнулись вокруг него тесным ущельем. Он шел вперед, шел навстречу пламени, оглушающему рокоту и разъедающему гортань запаху, шел и останавливался за шаг перед огненной стеной.

Ни закрыться, ни спрятаться.

Это — всегда будет рядом. С ним? Почему именно с ним?

... А что чувствует он?

... И чувствует ли вообще?

Спокойно вызывать шаттл. Распоряжаться насчет дроида. Безмятежно дрыхнуть в пассажирском кресле. Оказывается, это можно. Вот только можно ли называть себя в этом случае — да, пусть не рыцарем, — человеком?

... Он просто не позволяет себе это чувствовать.

Наверно, Анакин пошел изучать кристалл. Один. Или же вызвал кого-то из офицеров. Сбежал в дела, одним словом. Сбежал от себя.

Вот только надолго ли?

Что он увидит и что услышит, когда наконец останется один? Без рапортов, распечаток, технической документации, без всей этой привычной военной мишуры "есть, сэр! да, сэр! разрешите, сэр", без офицеров, штабистов и техников? Когда позволит себе видеть и слышать?

Себя-настоящего. И ту тьму, водоворот которой он открыл в себе.

Обратная реакция будет страшной. Ударит маятником. Или даже сильнее. Чем дольше задерживать ее — тем больнее ударит. Но лучше испытать эту боль заново, потому что именно она заставит подняться из колодца тьмы и больше никогда не позволит спуститься туда. Исцелит и залечит рану. Темное пятно останется навсегда. Предостерегающим знаком.

Если же нет...

... это еще страшнее. Потому что тогда это для него — норма.

Нет, подумал Кеноби, настоящий Анакин — не такой.

Солнечный мальчик, которого Квай-Гон открыл на Татуине и который рисковал жизнью, чтобы помочь им выбраться с планеты хаттов, не был таким.

Или все-таки был?

Почему Совет Ордена в тот день единогласно отказался его принять? Только ли из-за традиций? Да, выглядело глупо — несколько упрямых взрослых дядек и теток не дают прохода талантливому ребенку из каких-то пустых формальностей. Тоже мне, бюрократы от Храма...

Или было что-то еще, помимо традиций? Йода... говорят, Йода предчувствует будущее, и будущее Анакина показалось ему темным... Мало ли что говорят. Храм вообще такое место, где все время что-то говорят.

— И еще, рыцарь. Что, по-вашему, означает "находиться на Темной Стороне Силы"?

— Подчинить Силу собственным желаниям.

— И "применять свои способности так, как ему хочется" укладывается в ваше определение?

Вспомнилось и ушло.

Какое дело главе Ордена до сбежавшего падавана? Винду... Винду не мыслитель и не философ, он лидер и практик, да такой, что целеустремленности и амбициозности хватит на пол-Сената и еще останется. Но вот именно он заметил. Или заподозрил. Глупость это все, сказал Кеноби себе после визита к главе Ордена. Ишь как зацепило... Вояка начистил рожу молодому рыцарю. Ну и что? Смертельное оскорбление огромной тысячелетней организации?

Не глупость.

Когда сквозь огонь посмотришь Тьме в глаза, то понятие Темной стороны Силы вдруг перестает казаться заумной философской аллегорией.

... Кто ты?

... Ты, которому поверил мой учитель?

Дюрасталевые створки закрылись за спиной, бесшумно отрезав от мира.

Каюта.

... Такие серые стены.

Знакомое место со знакомыми вещами. Когда он уходил с корабля, вся огромная дюрасталевая махина дышала жизнью. Жизнь пульсировала в сердцах и двигателях, кровью приливала к вискам и огнем текла в стальных венах. Все остальное было эфемерно, глупо и нелогично. Он не понимал, как можно жить на этом корабле и не жить этим кораблем.

Теперь ход привычной реальности будто остановился. Застопорился. Увяз в вакууме. Разве можно увязнуть в вакууме? Получается, можно. И нет сил, чтобы заново запустить механизм жизни.

Кто сказал, что у жизни есть механизм? А ведь есть. И еще воля.

Усилием воли можно запустить что угодно.

Даже если мир размыт пустотой. Размыт до обнаженной дюрастали стен. Можно создать этот мир заново. На самом деле, это очень просто. Надо только сфокусировать взгляд на густой серости, разглядеть в ней то, что хочешь видеть, подождать, пока оно выкристаллизуется и доказать самому себе, что в этом есть смысл.

Сконцентрироваться, сосредоточиться, что-нибудь вспомнить...

... Усилием воли.

В ответ память полыхнула невыносимой яркости картинками, заполняя вакуум пламенем.

Больно.

Зато мир восстал из серой пелены разноцветными кристалликами.

В нем можно было жить. В нем было зачем жить. В нем было много огня... слишком много.

Вспыхнуло — погасить.

Плеснуть в лицо воды, пусть течет. Глотнуть воды прямо из-под крана. Секунд десять тупо пялиться на огонек оранжевого конуса. Вставить кристалл в считыватель.

Скайуокер расположился в кресле. Читал быстро. Иногда пропускал целые абзацы, выуживая в тексте самое главное. Потом можно будет подумать над датами и перечитать комментарии агентов СБ. А сейчас — просто взглянуть на вехи жизненного пути одного очень умного и образованного человека.

Университет. Студенческая корпорация "Свободная Галактика". Кораблестроительная компания "Витрум-шипс". Кораблестроительный синдикат "Элалеус". Патриотическое объединение "Суверенная Локримия". Кораблестроительная компания "Фирнат". Сотрудничество с Фирцини. Сотрудничество с "Союзом независимых систем".

И еще три похожих биографии.

Скайуокер сорвал с пояса комлинк.

— Карпино.

... я вас жду в каюте, немедленно! — хотелось именно что выкрикнуть. Он переборол себя. Потому что представил, как старший помощник от такого тона дернется, помчится к нему на палубу — и, скорее всего, это не останется незамеченным.

— Да, сэр.

— Я бы хотел обсудить результаты ходовых испытаний, — деловым тоном. Вышло даже слишком медлительно: обленившийся в отпуске командир наконец решил приступить к службе. — Жду вас у себя.

— Вас понял, сэр. Сейчас буду.

Через минуту от двери раздался сигнал. Карпино не мог придти так быстро, подумал Анакин. Открыл дверь и увидел дежурного по ангару с дроидом.

— Спасибо, — ответил Скайуокер.

C3PO он тут же отправил в самый дальний угол каюты.

— Мастер Эни, вы тут живете? Какая прекрасная комната, мастер Эни!

Выключил.

Зачем, спрашивается, взял с собой? Да, сам собирал. Да, для мамы. Трудно придумать более бессмысленный подарок матери, чем говорливый дроид-переводчик. Ну, вот столько мозгов у десятилетнего пацана. И сейчас не больше, раз потащил старую игрушку с собой на дредноут.

Не в утилизатор же его теперь.

Может, он даже что-нибудь помнит.

... Может, я когда-нибудь найду в себе силы с ним поговорить. Вспомнить. А пока смотреть на него не хочется. Вообще ни на кого не хочется смотреть.

Нет, так нельзя.

Сейчас придет Карпино, подумал Скайуокер. И думать надо только об этом, о том, что происходит на "Виктории".

... Одно действительно глупо — если бы со мной вдруг что-то случилось. Да, глупо, поразительно глупо. Я рисковал... не собой, "Викторией"... я тогда подумал об этом, уходя с фермы... подумал... так, мельком, если быть честным... все равно это меня не остановило...

Снова прозвучал сигнал от двери, и со своим обычным "добрый день, сэр" в каюту вошел старший помощник.

— Карпино, что-нибудь случилось за те одиннадцать часов, пока я отсутствовал?

— Никак нет, сэр. Надеюсь, вы хорошо отдохнули?

Анакин не ответил.

— Садитесь, — он указал на кресло. — Садитесь и слушайте. Я получил информацию. По своим личным каналам. Вкратце: СБ было в курсе, что на борт дредноута попало четыре человека, которые работают на сепаратистов. Из СБ нам ничего не сообщили. Они хотели сами использовать это. Зачем, не знаю.

— Информация достоверная?

— Вот кристалл. Смотрите сами.

Карпино осторожно притронулся к кнопке читающего устройства. Потом также осторожно снял палец и, переведя взгляд на Анакина, спросил.

— Но кто?

— Фир Рутьес. И три человека из его команды. Стоукинс, Канфли и Лефранк.

Старший помощник тихо выругался и придвинул к себе устройство с кристаллом. Минут через десять он отреагировал банальнейшей фразой:

— Кто бы мог подумать.

— Все очень просто: Рутьес родился на Лоду-1. Образование получил на Альдераане, и все забыли, откуда он родом. Стоукинс и Канфли этого, кстати, и не скрывали.

— Он выглядит очень надежным человеком.

— Выглядел.

— Сэр, но ведь эта информация еще ничего не доказывает.

— А вам мало того, что произошло на Кьете?

— Я всего лишь пытаюсь анализировать события, сэр. Прямых доказательств у нас нет. СБ тоже удалось узнать не намного более того, что Рутьес связан с Союзом независимых систем.

— Вы и вправду думаете, что его целью было понаблюдать за ходовыми испытаниями и только?

— Исключать это нельзя. Даже если Рутьес работает на сепаратистов. Возможно, он всерьез верит в то, что Локримии нужна суверенность. Так он не единственный, кто в это верит. Чем он может посодействовать? Построить "Викторию". А потом приходим мы, захватываем Локримию и верфи. Что же он должен делать, все бросать? Он возглавляет комиссию инженеров и в прямом смысле слова курирует ходовые испытания. Даже если потом он уйдет работать на другие верфи, он сможет строить подобные корабли для сепаратистов. Опыт у него есть. Возможно, именно поэтому СБ не торопилось арестовывать их.

— Может быть, — ответил Анакин. — Может быть, вы и правы.

— Это бы многое объяснило.

Скайуокер помедлил с ответом. Он вообще не хотел ничего отвечать. Доводы старшего помощника звучали убедительно. Против них можно было поставить только факты, а фактов у Анакина не было.

Он сложил руки, локтями упершись в стол, а взглядом в кристалл.

... Я просто устал.

... Я устал доказывать Баумгардену, что на дредноуте есть информаторы.

... Я устал объяснять Карпино, что Рутьес на этом не остановится.

... Как ни смешно я — да, ситх побери, именно я! — знаю Рутьеса лучше других. Я больше всех с ним общался. Не только как со специалистом. Он играл моим доверием, и сам был вынужден приоткрыться. Разве иначе я бы поверил ему?

— На корабле есть человек, который знает об этом корабле все. И этот человек работает на противника.

— Сэр, я...

— При познаниях Рутьеса в технике, — перебил его Анакин, — я не удивлюсь, если он находится в постоянном контакте с теми, на кого работает.

— Тогда почему ничего не произошло раньше?

— Раньше мы не вступали в боевые действия. Первая операция сразу сорвалась.

— Если сепаратисты даже специально внедрили его к нам, они ничего не знали о том, что проходящий испытания корабль погонят атаковать систему.

— Согласен.

— Отсюда я делаю вывод: если Рутьес и сорвал нам операцию, это не было запланировано.

— А что было запланировано, Карпино?

Анакин откинулся на спинку кресла.

Вопрос явственно поставил старшего помощника в тупик.

— Ходовые испытания и все?

— Хочу надеяться, что это так, сэр, — ответил Карпино. — Ходовые испытания.

— Итак: у нас на борту первоклассный инженер. Сочувствующий сепаратистам. И все, что он делает, это помогает Республике заполучить отличный корабль. Вы прочитали его отчет по "Виктории"? Для Совета Безопасности?

— Прочитал, сэр.

— Как вы думаете, стал бы он писать такое, если бы он был на стороне сепаратистов?

— У Рутьеса нет другого выхода.

— Ну, он мог состряпать и какой-нибудь маленький невзрачный отчетец. Или наоборот, очень хороший отчет с кучей никому неинтересных цифр — такое в Совете Безопасности не станут читать вообще. А Рутьес выбрал другой путь. И вы правы, за эти два с половиной месяца он провел ходовые испытания. Убедился, что такие корабли можно строить. Но это и не главное. Главное в том, что он втерся к нам в доверие, — сказал Скайуокер и поправился. — Ко мне в доверие.

Карпино утвердительно кивнул.

— Вы снова ждете саботажа?

— Вы угадали. Я снова жду саботажа. Настоящего. И поэтому я прошу вас быть начеку.

— Сэр, кого вы еще думаете посвятить в дело?

— Я думаю насчет Баумгардена и Джилларда. Они знали о предупреждении насчет саботажа. Хотя они нам сейчас мало помогут. Мне нужны другие люди, Карпино.

— Простите, сэр, а джедай в курсе дела?

— Да.

Лицо Карпино отразило удивление вкупе с обескураженностью. Ну да, замечательно. Выходило, что командир доверял джедаю больше своих офицеров. Пришлось оправдываться.

— Поймите меня правильно, без него я не смог бы получить эту информацию. Кристалл в буквальном смысле слова похищен у СБ.

— С помощью джедая?

— Ни в коем случае, — Скайуокеру в первый раз за сутки захотелось растянуть не то замерзшие не то склеенные губы в улыбку. — Но если у нас даже и возникнут проблемы с СБ, рыцарь сможет засвидетельствовать мои два исчезновения с корабля. Считайте, что это мое алиби.

Одеревеневшая улыбка все-таки вымучилась.

... А еще рыцарь может рассказать в Совете Ордена о...

... Да пусть рассказывает!

— Однако сейчас джедай ничем не может помочь. Карпино, вот что мне нужно: включить постоянную прослушку помещений, где бывают инженеры. Да, я знаю, таких помещений очень много.

— Весь дредноут, сэр.

— Сосредоточимся на главных узлах корабля. Отсек реактора, отсек гипердрайва, рубка...

— Сэр, в рубке и без того идет постоянная прослушка.

— А да, вы правы. Короче, мне нужны люди, которые будут этим заниматься. Такие, кому можно доверить занудную, но очень важную работу. Я надеюсь на вашу помощь в том, как это организовать, — Анакин сделал акцент на словах "вашу помощь" и понаблюдал, как с лица старшего помощника стирается обескураженность. Еще бы, оказалось, что джедай бесполезен, а вот он, Карпино, более всего необходим молодому командиру.

— Сэр, я немедленно займусь этим и сделаю все, что в моих силах. Разрешите вопрос?

— Слушаю.

— Вы доложите Цандерсу о том, что Рутьес работает на сепаратистов?

— Нет. Или у меня и у всего дредноута будут неприятности со службой безопасности. Это наши проблемы, и мы будем сами их решать.

— А если инженеры просто уйдут?

— Карпино, я не верю, что они уйдут так "просто".

— Устроят саботаж прямо перед вылетом?

— Я бы так и сделал.

Хотелось сорваться и уйти из столовой в рубку. Ждать сигнала из штаба рядом с дежурным по связи.

Скайуокер отдавал себе отчет в бессмысленности подобного поведения.

Поэтому он сидел в столовой вот уже двадцать минут. Неторопливо нанизывал кусочки мяса на вилку. Идеально приготовленные. Идеально безвкусные. Так же неторопливо отправлял их к себе в рот. Пережевывал.

Сделал над собой еще одно усилие и уничтожил десерт — розоватый крем с шоколадными шариками. Десерт, в отличие от бумажных комочков мяса, показался приторным.

Это не было бессмысленно. Офицеры иногда поглядывали в его сторону и видели только молчаливое хладнокровие. Больше ничего. Как и должно тому быть.

В столовую вошел адъютант. Доложить о том, что штаб Цандерса наконец откликнулся.

— Переведите связь в мою каюту.

Сорваться с места больше не хотелось. Хотелось еще раз все обдумать. От разговора с командиром зависело многое.

На деле же получился обычный доклад о том, как все хорошо на дредноуте.

Адмирал затребовал рапорты за последние дни. Поблагодарил за успешно проведенные испытания. Сообщил, что "Виктория" включена в состав третьей эскадры. Командир эскадры вице-адмирал Ламм должен в самое ближайшее время связаться со Скайуокером.

Опять ждать.

Анакин не стал спрашивать, есть ли новости из СБ.

По дороге в рубку он случайно услышал разговор двух офицеров.

— А еще там есть арена. Гонки на карах, слышал?

— По арене, что ли?

— Да нет, по каньонам.

Еще несколько дней назад Скайуокер мог бы улыбнуться.

В рубке не было бессмысленной болтовни. Только медленно ползущие ряды цифр и графики на мониторах. На одном из мониторов вместо графика желтела пустыня — навигатор, которому не посчастливилось получить отпуск для экскурсии в Мос-Эспа, тоже заинтересовался экзотической безводной планетой.

Татуин не отпускал. Татуин вцепился в "Викторию" мертвой хваткой, тянул вниз каким-то своим аномальным притяжением, чтобы разбить о скалы и похоронить под толщей песка...

... Я больше не вернусь сюда, мама.

... Я хочу зачеркнуть эту планету.

Пересчитывать крупинки времени и ждать.

— Ваше поручение исполнено, сэр, — сообщил старший помощник.

— Хорошо. Что-то новое?

— Никак нет, сэр.

Анакин обвел взглядом офицеров и техников в рубке. Никто ничего не понял. Никто не придал этим словам ни малейшего значения. Затем они с Карпино обсудили еще ряд технически важных мелочей.

Вахта кончилась, и Скайуокер ушел к себе.

Хотелось рухнуть на кровать и зарыться лицом в подушку, хотя он отлично понимал, что уснуть не удастся. Обычное переутомление. Не в первый раз. В первый раз ему не захотелось с этим бороться. Хотелось лежать, превратившись в неподвижный кусок плоти и застывших мускулов, ощущать, как в сосудах застывает кровь и ничего не делать. Смотреть в лицо пустоты и не видеть там ничего.

Только чувствовать, как рядом с тобой весь мир каменеет, а потом рассыпается мелким крошевом песка. Мир превращается в одну большую пустыню, и она вытягивает из тебя еще теплящийся остаток жизни.

... когда-то мой мир и был одной большой пустыней.

... там были звезды.

... я думал, что смогу улететь.

Он заставил себя сдвинуться с места. Принял душ. Сел за стол, вновь активировал переданный наемником кристалл. Читал очень вдумчиво, концентрируясь на деталях и не отвлекаясь.

Выключил. Потянулся к ящику стола — спрятать считыватель. Открыл один ящик, другой, третий. Нашел коробку с миниатюрными холограммами. Сел на кровать, пристроив коробку себе на колени.

Тоненькая картонная крышка оказалась невероятно тяжелой — прошло несколько минут, прежде чем он смог ее снять.

А потом он брал холограммы, одну за другой, и ставил на столик рядом.

Мама была разной. Задумчивой, веселой, грустной. Улыбалась. Или просто смотрела куда-то в сторону. Стояла на фоне пустыни, сложив руки на груди. Сидела за столом, подперев рукой щеку.

Эту холограмму я сделал три года назад, вспомнил Анакин. Я тогда закончил училище и прилетел на Татуин. Наверно, я мог там остаться.

Я бы не смог там жить. И мама не смогла жить... выжить...

... Я должен был...

... Я мало думал о ней, просто знал, что она есть, и мне этого было достаточно...

... Я не имел права ее там оставлять...

Ты хотела, чтобы я вырвался с Татуина. Ты даже отпустила меня с джедаем — ты знала, что дальше я найду дорогу сам. Ты хотела, чтобы я многого достиг. Я это сделал. Я вырвался с Татуина. Я нашел дорогу — по себе. Говорят, что я многого достиг. Недавно я и сам так и думал. Теперь мне кажется, что я достиг высшей, самой утонченной формы бессилия: моего приказа хватит, чтобы испепелить все живое на поверхности любой планеты, и при этом я не смог...

... Да, я не смог.

Скайуокер уперся взглядом куда-то в пол. Потом нашел в себе силы снова посмотреть на мамины изображения.

Вспомнилось:

... Не жалей ни о чем...

Он обвел глазами комнату — адмирал был прав, когда назвал капитанскую каюту стерильной. Он подошел к стеллажу и поставил холограмму с задумчивой мамой рядом с моделью "Виктории". Минут пять не отрывал взгляда от изображения. Прошелся по каюте. Оглянулся, снова посмотрел на полку.

Неправильно.

Анакин вдруг испугался, что впечатанный в холограмму живой взгляд матери станет обыденностью. Так бывает. Люди привыкают к смерти близких. Потому что надо жить дальше. Приучают себя к мысли: этот человек не вернется, а вот здесь на холограмме он такой тихий и спокойный, ну и мне сейчас тихо и спокойно, и все хорошо.

Забывают боль и вместе с ней забывают человека.

Скайуокер снял холограмму с полки. Подержал в сложенных лодочкой ладонях. Убрал в коробку.

Погасил свет в каюте, лег и укрылся одеялом. Золоченая обшивка С3PO скользнула по ресницам огоньком. Он открыл глаза. Снова тот же огонек.

... Ты считаешь, что это справедливо?

Интересно, когда на тебя смотрят и видят чудовище.

Удобно ведь: медитировать на вечные темы гуманизма и любви к ближнему, заперевшись в каюте военного корабля, и ждать, когда же бывший ученик придет оправдываться — если человек оправдывается, значит, глубоко внутри сознает, что не прав, и уже на пути к раскаянию.

Привычный цинизм обжег неожиданной яростью.

... Не нравится? Хотел видеть меня рыцарем на защите Республики? В мундире вместо коричневой рясы? Приятно успокаивать свое ах какое ранимое сердце мыслями: ничего, что Эни сбежал из Храма, Эни все равно хороший мальчик, потому что охраняет мир и справедливость в Галактике... справедливость?

... Я ненавижу то, что вы называете справедливостью!

Скайуокер с трудом удержался от того, чтобы не прокричать это в Силе.

Удержался. Изо всех сил, сжав кулаки так, что ногти больно впились в ладонь. Перевернулся на другой бок, лицом к стене. Закрыл глаза и заставил себя сконцентрироваться на только что прочитанных донесениях.

Сон не приходил. Что делают в таком случае другие люди? Глотают успокоительное или надираются до полного беспамятства, плачут или делятся болью с друзьями.

Я не умею, подумал Скайуокер.

Он закрывал глаза и снова оказывался на Татуине.

Он был пятилетним ребенком, мама сидела рядом и терпеливо объясняла устройство очередного дурацкого механизма, он схватывал все на лету, и мама улыбалась, это было веселой интересной игрой, это было его любимой игрой, и мама никогда не говорила, что от этого зависит их жизнь. Он был девятилетним мальчишкой и участвовал в гонках, проигрывал, разбивал кар хозяина, продирался через толпу, сквозь тычки, насмешки и угрозы, а мама улыбалась ему, просто потому что он вернулся с гонок живым. Он был шестнадцатилетним угловатым переростком, стучался в дверь незнакомой фермы к незнакомым людям, и на его стук выходила мама, а потом, в тот же вечер мама говорила ему "даже и не думай остаться здесь", и снова улыбалась. Он был двадцатилетним курсантом, прилетавшим на Татуин с подарками и довольно щедро расплачивавшимся с Ларсами, а мама улыбалась и искренне радовалась, что у сына появились пусть и небольшие, но свои, сэкономленные деньги. Он был двадцатидвухлетним почти-мужчиной, который не умел более говорить с мамой, потому что теперь он умел думать только о войне, и он заново учился говорить с ней, учился хотя бы на пару дней забывать о войне-флоте-званиях-командирах-приказах, забывать просто для того, чтобы она снова улыбалась, и у него это почти получалось. А потом он оказывался в тускло освещенной комнатке, смотрел в лицо матери и умирал вместе с ней.

Скайуокер открыл глаза, перевернулся на спину и уставился в потолок.

Я должен перестать об этом думать, сказал он себе. Перестать снова и снова проживать ее смерть.

У меня есть корабль, лучший корабль флота, и я должен думать только об этом корабле. Я рисковал, страшно рисковал, когда шел в ущелье. Я мог не вернуться. Мог вернуться раненым. Это ситх знает что...

Я не могу ошибиться второй раз.

И мне надо — всего лишь — перестать об этом думать. Это легко — всего лишь небольшое усилие воли. Всего лишь усилие...

... Скорее бы началась следующая вахта.

— Вице-адмирал Ламм на связи.

— Капитан Скайуокер слушает.

Ламм приветствовал его легким кивком. Скайуокер никогда его прежде не встречал и теперь пытался разглядеть черты лица непосредственного командира в голубоватом свечении холосвязи.

— Испытания корабля прошли успешно?

— Так точно, сэр.

— Поздравляю, — бросил Ламм и моментально перешел к делу. — Стало известно, что сепаратисты готовят массированное контрнаступление в самое ближайшее время. Как форпост используется система Эхиа. Вы представляете себе, что такое Эхиа?

— Нет, сэр.

— В системе Эхиа четыре планеты. Все четыре непригодны для освоения и не имеют собственных форм жизни. Эхиа-2 — газовый гигант, окруженный астероидным кольцом по экватору. Естественно, из-за большой гравитации планета не подходит для жизни, и на нее никто не обращал внимания. Сепаратисты это использовали и собрали под кольцом эскадру. Там хорошо прятаться и оттуда удобно вести атаки на ближние системы. Наше задание — устроить им небольшой сюрприз. Естественно, выйти из гиперпространства в непосредственной близости или, тем более, внутри кольца невозможно. Поэтому мы разделим свою эскадру и сожмем их в клещи с двух сторон. Есть вопросы по тактике боя?

— Да, сэр.

— Слушаю.

— Сэр, нам придется выйти на порядочном расстоянии от кольца со стороны полюса. Следовательно, противник очень быстро нас обнаружит.

— Обнаружит. Есть альтернатива?

— Сэр, можно провести хотя бы часть кораблей сквозь кольцо. Разумеется, в наименее плотном слое. Учитывая то, что работа сканеров в условиях астероидного потока сильно затруднена, обнаружить корабль будет крайне сложно. Зато становится возможна неожиданная атака.

Холограмма дрогнула — Ламм словно улыбнулся.

— Это вы в учебнике по тактике прочитали?

— Нет, сэр. Сейчас пришло в голову.

— Жаль, что такому способному офицеру, каким вас считает адмирал Цандерс, приходят в голову подобные идеи, — Ламм продолжал улыбаться.

— Прошу прощения, сэр.

— Я объясню, если непонятно, — елейным тоном произнес вице-адмирал. — Чтобы пройти сквозь астероидное кольцо, даже в наименее плотном слое, вам все равно придется отстреливаться от астероидов. Противник если не заметит сам корабль, то заметит резкий скачок электромагнитной активности. Конечно, вы можете держаться на одном защитном поле, но после этого вам придется вступить в бой с убитыми дефлекторами. Теперь ясно, Скайуокер?

— Да, сэр.

— Отлично. Ну и самое главное, — Ламм помедлил. Теперь он тоже вглядывался в лицо Анакина. — "Виктория" мне действительно очень нужна. Как резерв. Вам надлежит прибыть к планете, встать на орбиту в плоскости астероидного кольца и ждать дальнейших приказов.

— Есть, сэр.

— В случае необходимости "Виктория" должна будет обогнуть кольцо и встать на указанную позицию.

— Так точно, сэр.

— Вопросы есть?

— Да, сэр. Я полагаю, при появлении вражеских кораблей на орбите...

— В этом случае открывайте огонь.

— Задействовать истребители, сэр?

— Только в случае крайней необходимости. Эти ваши истребители... да, мне сообщили, что на дредноуте те же самые "Ксеноны", что и у сепаратистов. Как бы мы не постреляли ваших людей.

— Сэр, на корпусе каждого нашего "Ксенона" установлен маячок, работающий на особой частоте. Достаточно просто настроить бортовые компьютеры на отслеживание этой частоты. Мы отрабатывали это на учениях.

— Вы что, лично этим занимались?

— Это была моя идея, сэр, и поэтому я счел необходимым консультировать пилотов. Я сейчас же отдам распоряжение переслать в ваш штаб все данные. Если нам все же придется принять участие в сражении, я бы предпочел, чтобы республиканские пилоты были в курсе дела.

— Хорошо, — с неохотой согласился вице-адмирал. — Но это только кажется, что просто. Ладно. Ваш штаб тоже получит всю необходимую информацию. По эскадре и по планете. На этом все.

Голограмма погасла. Скайуокер и Карпино переглянулись.

— Карпино, вы прежде встречались с вице-адмиралом Ламмом?

— Да, сэр.

Старший помощник потер подбородок и продолжил:

— Ему тридцать шесть или тридцать семь лет, точно не помню. Он считается одним из лучших командиров флота. И сильно продвинулся за два года войны...

— Я очень за него рад, — ответил Скайуокер. Он связался со штабом. — От третьей эскадры что-нибудь получено? Перешлите копии всех материалов на мой терминал.

... "Виктория" мне нужна как резерв.

Убить столько сил и нервов, чтобы сократить ходовые испытания. Отвоевывать один день за другим только с одной целью — поскорее подготовить корабль к боевым действиям. После этого провалить первый рейд. А теперь поучаствовать в бою в почетной роли зрителя.

— Я согласен с вами, сэр, — сказал Карпино.

— В чем?

— Небольшие канонерки вполне смогли бы пройти кольцо в разреженных слоях.

— Значит, смогли бы и мы.

— Вы серьезно?

Голос Карпино выдал его встревоженность.

— Абсолютно. Вы как-то говорили, что у вас есть опыт навигации в астероидном потоке.

— По правде говоря, это и была канонерка. И артиллеристы мне потом спасибо не сказали.

В дверь позвонили — адъютант принес распечатки и холодиск.

— Итак, у Эхиа мы должны быть через четыре дня, — произнес Анакин. — Эхиа... где это?

— Рядом с Угма-Ру.

— Понятно. Они там уже неплохо устроились. Странно, — Скайуокер перелистывал распечатки, — а где планы атаки? Или Ламм решил, что раз мы в резерве, то нам это не надо?

— Разрешите посмотреть. Сэр, возможно, стоит связаться с Цандерсом?

— С Цандерсом? Адмирал передал "Викторию" в распоряжение командира эскадры. Будет очень странно, если я начну переспрашивать приказы через его голову, — раздражение все-таки выплеснулось наружу. Анакин смягчил тон и спросил. — Сколько нам идти до Эхиа?

— Около двух суток, сэр.

— Значит, еще на двое суток мы остаемся здесь, — Скайуокер побарабанил пальцами по столу. — В компании интеллигентных и образованных людей.

— Сэр, прослушка помещений пока ничего не дала.

Они снова переглянулись.

Неужели я ошибся, подумал Скайуокер. Нет, я не ошибся. Это раньше я ошибался. Привык никому не доверять — с детства! — и вдруг поверил.

— Продолжайте прослушку. И еще, — Анакин взглянул на хронометр. — Карпино, объявите в шесть часов торжественный ужин для командного состава корабля. В честь наших инженеров. Рутьеса я приглашу сам.

— Вы расскажете ему о предстоящем сражении?

— Нет. Передам личную благодарность Цандерса. Еще я сообщу ему время отбытия корабля с орбиты Татуина. И спрошу, когда он желает сам улететь на шаттле. Если он станет откладывать свой отлет — значит, точно планирует какую-нибудь гадость. Если засобирается мгновенно — ну, тут есть два варианта. Или вы правы и Рутьес действительно не собирался устраивать саботажа. Или, и вот это очень грустно — он уже что-то натворил.

— Будем оптимистами, сэр.

— Не хочу. И вообще, пессимисты дольше живут.

— Неужели?

— А они постоянно ожидают удара в спину, — Скайуокер усмехнулся.

Карпино задумчиво покачал головой.

— Сэр, разрешите вопрос.

— Слушаю.

— Джедая следует тоже пригласить на ужин?

— Обязательно.

— Я заметил, он давно не показывался ни на палубе, ни в столовой.

— Давно? Всего лишь сутки, — поправил его Анакин. И как можно более отстраненным тоном заметил. — Рыцарь, вероятно, медитирует.

— ... нам остается только надеяться, чтобы ваше сотрудничество с флотом Республики на этом не прервалось. И пожелать, чтобы вы построили еще много великолепных кораблей. За вас, друзья!

Анакин поднял свой бокал.

Сказанный им тост прошел на ура. Кеноби последовал примеру офицеров, которые мгновенно поднялись со стульев и осушили бокалы.

С потрясающим количеством необходимой лжи.

... Личная благодарность Цандерса, вы делили с нами наш труд, благодарность капитана, построен самый лучший и мощный корабль флота, залог победы, благодарность всего экипажа, работать с вами было честью, блестяще проведенные испытания дредноута, поддержка первоклассных специалистов, давайте поднимем этот бокал...

...первоклассных специалистов...

Из всей речи только эти слова показались рыцарю значимыми. Наемник тоже говорил о "первоклассных специалистах", и Анакин мгновенно понял, о ком речь. Кеноби потребовалось чуть больше времени — ведь он практически не общался с инженерами.

Прежде Анакин нередко упоминал Рутьеса. Именно упоминал. Кеноби терпеливо собирал эти небрежно брошенные слова в фразы, а из фраз конструировал нерассказанные истории. Делал свои выводы. Рутьес не был оторванным от жизни необщительным технарем, не был он и замкнувшимся в своих аппаратах сухарем-ученым. Инженер оказывался очень тонким, тактичным и интеллигентным человеком. Порой Анакин отзывался об его взглядах на жизнь с недоумением и при этом признавал за инженером право на собственную точку зрения. Что с ним случалось не часто, тем более, если речь шла о гражданской войне.

... Послушать Рутьеса — так и военные корабли он строил почем зря.

... Рутьес тоже считает, что раз за тысячу лет такой войны не было, то нам нечего делить с сепаратистами.

Пацифист.

Или играет в пацифиста. Хорошо играет.

... Анакин тоже играет.

... Он действительно сбежал в дела.

Кеноби внимательно приглядывался к инженеру. Живое лицо, серые выразительные глаза, нос с горбинкой, темные с густой проседью волосы, очень подвижные постоянно жестикулирующие кисти рук с тонкими пальцами. Само воплощение творчества.

А еще Рутьес подарил капитану корабля маленькую изящную модель "Виктории". Рыцарю хватило одного взгляда на Анакина, осторожно снимавшего модель с полки, чтобы сделать вывод: это из тех вещиц, которые помнят и берегут дольше фамильных драгоценностей.

... Не выдержал — себя. И сбежал.

... Благо, дело нашлось стоящее — спасение корабля.

Джедай обвел глазами офицеров. Кто еще посвящен в это дело? Несомненно, старший помощник — но тот так невыносимо спокоен, что прочитать что-нибудь с лица невозможно. А вот командир артиллерии Джиллард куда более эмоционален. Чокнулся бокалом с сидящим рядом инженером Стоукинсом и тотчас заерзал на месте. Баумгарден... не поймешь. Похоже, тоже в деле — самоуверенный полковник иногда с заметным любопытством посматривает в сторону компании инженеров. Остальные явно ни о чем не подозревают.

Кеноби снова перевел глаза на Анакина. Тот о чем-то увлеченно беседовал с инженером, но сквозь заслон из бодрой офицерской болтовни до рыцаря долетали только обрывки фраз.

— ... вы сможете улететь на шаттле...

— ... если вы позволите, я останусь у вас еще на сутки...

— ... что вы... буду рад...

— ... осмотр главных узлов... последние проверки...

— ... считаете, это необходимо...

— ... один из блоков дефлектора...

— ... щиты... девяносто процентов... безусловно...

— ... я старый педант... считайте, что я помешан на этом корабле...

— ... да мы все на нем помешаны...

Они рассмеялись. Анакин предложил инженеру еще белого вина. Рутьес согласно кивнул, сделал глоток. Отодвинул бокал и чашечку с кофе, развернул белую бумажную салфетку, выудил из кармана пиджака карандаш. Потом, чиркая на салфетке, принялся что-то объяснять Анакину. Очень увлеченно объяснять. Анакин внимательно слушал, иногда переспрашивал. Один раз взял карандаш из рук инженера и что-то дорисовал на салфетке.

Рыцарь подумал, что не знает, кому из этих двоих удивляться больше.

— Сэр, — старший специалист отдела маршевых двигателей капитан третьего ранга Шлегель вытянулся перед Скайуокером.

— Вольно, — ответил Анакин. — Шлегель, у меня к вам деликатное дело.

— Слушаю, сэр.

— Вы, надеюсь, согласны со мной в том, что я говорил вчера на торжественном ужине. Без Фира Рутьеса и его команды мы бы не смогли закончить ходовые испытания корабля так быстро.

— Полностью согласен, сэр.

— Я собираюсь составить в Совет Безопасности отдельное письмо на эту тему. Ведь понимаете, этим инженерам — ни премий, ни орденов. Разве это справедливо?

Шлегель молча покачал головой. Потом многозначительно вздохнул. Искренне и почти не наигранно — Шлегелю хотелось согласиться с командиром.

— Сэр, столичным чиновникам этого не объяснишь.

Анакин ухмыльнулся про себя.

— А я все-таки попробую. Поэтому мне нужно точно и подробно обрисовать деятельность Фира Рутьеса на корабле. И я бы не хотел забыть чего-нибудь важного. Скажем, чем Рутьес занимался в самом начале, как проходили экстремальные испытания. Притом, хотелось бы найти что-то бросающееся в глаза... вы понимаете, о чем я?

— Так точно, сэр. Кстати, вот он как раз вчера сюда заходил.

— Вчера?

— Да, с Канфли. Он же пообещал проверить все узлы корабля.

— И как прошла проверка?

— Все было чисто. Прошу вас, сэр, вот тут вчерашний протокол, я с собой захватил. Подача энергии идет без проблем, система резервирования в порядке, с электроникой тоже...

— Дайте посмотреть, — Скайуокер зацепился взглядом за столбик цифр. Столбик как столбик, здесь каждый день такие цифры и такие столбики. — А до этого когда Рутьес был в вашем отсеке?

— Он раз в неделю самолично проверял показания приборов. Но у нас никаких неполадок и не было. Вот когда в первом дефлекторе сгорел тот блок во время стрельб, это другое дело...

— Значит, он раз в неделю приходил и сам осматривал приборы?

— Так точно, сэр. Сам все проверял, до последней цифирки.

— Ясно. Шлегель, вы мне очень помогли. Я обязательно упомяну об этом в письме в Совет Безопасности. По-моему, то, что вы рассказали, прекрасно демонстрирует чувство ответственности. Не так ли?

— Так точно, сэр.

— Да, и пока никому не говорите об этом. Я хочу сделать инженерам сюрприз. Вы свободны.

Шлегель понятливо улыбнулся и вышел из каюты.

Скайуокер вызвал старшего помощника.

— Шлегель считает, что все в порядке.

— Я рад. Хотя бы с двигателями все хорошо.

— А где у нас "не все хорошо"?

— Есть кое-что интересное.

Анакин оживился.

— Да?

— Сэр, вы знаете, что в отсеке реактора сегодня поменяли два блока в системе охлаждения? — спросил Карпино.

— Вы что, серьезно?

— Ровно час назад.

Скайуокер не стал стесняться в выражениях. Хаттеза его помощник не понимал, но смысл уловил превосходно.

— Я там был буквально в двенадцать.

— В двенадцать все действительно было в порядке. Я позже туда зашел, поговорить с лейтенантом Фришем. И выяснилась любопытная деталь. Стоукинс появился там около часа, чтобы обсудить какие-то мелочи. И вдруг заметил, что барахлит один из мониторов. Конечно, он сейчас же вызвал Рутьеса. Рутьес все подтвердил, и сказал, что система охлаждения скоро вылетит в трубу, а неисправный монитор показывает, что все в порядке. Насколько я понял, они устроили там целый спектакль. Да так, что Фриш всерьез поверил, что он сам во всем виноват. Неисправности монитора не заметил, а должен был проверять показатели по резервным каналам. Фриш решил, что ему грозит разжалование и штрафная рота. Тогда Рутьес сразу же утешил его, сказав, что возьмет вину на себя и сам обо всем доложит командованию.

— Я догадываюсь, какому командованию, — хмыкнул Скайуокер.

Карпино только развел руками.

— И что за блоки он поменял?

— Контрольный охладительный и контрольный резервный.

— Понятно. Иначе вывести систему из строя не удастся. Кстати, а как вам удалось это узнать?

— Прослушка.

— А, ну да...

— Фриш был очень напуган. Он-то считал, что никто ни о чем не узнает. Я его отправил в наряд в грузовой отсек, а на вахту поставил Цвейера.

— Блоки вы не меняли?

— Нет. Старые блоки я обнаружил на складе в том же отсеке.

— Хорошо, что их не сдали в металлолом. Где старший специалист по реактору?

Карпино посмотрел на хронометр,

— Вишерат будет здесь ровно через десять минут, — дверная консоль задребезжала, и старший помощник добавил. — Так, а мой хронометр врет.

Панель отошла в сторону. В каюту вошел Фир Рутьес.

— Добрый день, капитан, — сказал инженер. Потом повернулся в сторону Карпино. — Добрый день, сэр.

— Рад вас видеть, — Анакин заставил себя улыбнуться — вернее, напряг мышцы лица в подобии похожего на улыбку выражения. У старшего помощника не получилось и этого. Он спешно козырнул и вышел, почти выбежал — видимо, перехватить Вишерата на пути в капитанскую каюту. Чтобы не вызвать у инженера подозрений.

Рутьес казался обеспокоенным.

— Во-первых, я обнаружил в отсеке реактора неисправный монитор.

— Монитор?

— Монитор — это еще пустяки, — инженер покачал головой. — Неполадки были в системе охлаждения.

— Что-нибудь удалось сделать?

— Удалось. В контрольном блоке засорился один из клапанов. При больших нагрузках на реактор это бывает.

— Я помню, — Анакин кивнул. — Вы как-то про это говорили.

— В общем, ничего страшного там бы и не случилось. Сработала бы блокировка и в цепь включилась бы система резервирования. Но я на всякий случай заменил весь блок на запасной. Хотя клапан можно почистить и после проверки использовать. Резервный блок охлаждения я проверил.

Скайуокер прошелся по каюте, потом обернулся и серьезно посмотрел на инженера.

— Вы точно уверены, что теперь все в порядке?

— Безусловно. Желаете убедиться сами? Давайте я вам все объясню на месте. Как никак, по реакторам я защищал диссертацию.

— Да, я ее даже пытался читать. Только дальше второй страницы не продвинулся, — Анакин снова улыбнулся. Получилось уже лучше. Почти как раньше — всего несколько дней назад. — Не стоит. Если работает, значит работает.

— Сейчас энергозатраты около двадцати процентов и все в норме. Просто проверяйте этот блок почаще, и все будет хорошо.

— Обязательно. Когда уходит ваш шаттл?

— У меня есть еще пара часов. Как раз думаю пойти собрать вещи...

— Спасибо вам. Вы меня все время выручаете.

— Да что вы... видите, в последний момент что-то сломалось. Как назло. Закон подлости в действии.

Рутьес постоял еще немного. Потом вдруг добавил:

— Знаете, вчера мы оба говорили много красивых слов. Не скрою, мне было приятно услышать от вас и ваших офицеров о том, что я сумел что-то сделать за эти два месяца для "Виктории". Но при этом... Знаете, Анакин, я хочу вам кое-что сказать.

Скайуокер поднял на него глаза. Рутьес продолжал.

— Наше видение того, что хорошо для Галактики, может различаться. Но мне действительно понравилось работать с вами. И мне очень жаль, что мы встретились во время войны.

Вот так — правдой в лицо. Обезоружить и обездвижить.

Притворяться и играть вдруг стало невозможно. Анакин только кивнул и пробормотал "мне тоже".

Рутьес откланялся и ушел.

Через пять минут в каюту вошли два офицера.

— Потрясающее хладнокровие, — сказал Карпино. — Вот сволочь!

Скайуокер промолчал. Потом сделал над собой усилие.

— Вишерат, что случится, если заменить исправные контрольный и резервный блоки системы охлаждения на неисправные?

— Зависит от неисправности, сэр.

— А какие есть варианты?

— Сэр, если начисто испортить систему охлаждения, реактор просто вырубится. Если испортить ее не до конца, скажем, чтобы система охлаждения вылетала выше какого-то предела мощности, то вот это уже значительно интересней.

— Например?

— Например, старт "Виктории" требует двадцати процентов. Возможно, маршевые двигатели это выдержат, и неисправность даже не будет замечена. А вот прыжок в гиперпространство требует девяносто процентов мощности на старте.

— И что будет?

— Опять же, зависит от неисправности.

— А какой вариант самый "интересный"?

По смуглому лицу Вишерата поползла нехорошая улыбка.

— Реактор взорвется.

Он все-таки пришел в ангар.

Сначала думал отослать к инженерам адъютанта. Потом решил, что должен сделать это сам. Посмотреть на реакцию. Просто выражение лиц. Больше ничего.

Вахтенный на входе вскинул руку в привычном жесте. Скайуокер ответил кивком и зашагал к шаттлу, диагональю пересекая ангар.

Техники как раз помогали заносить багаж в грузовой отсек. Последним по трапу поднимался Стоукинс. Его-то Анакин и окликнул. Инженер обернулся.

— Капитан, какая приятная неожиданность.

— Взаимно.

— Я сейчас же позову своего шефа. Прошу вас, подождите.

На трапе показался Рутьес. Спустился на палубу.

— Капитан? Я рад, что вы решили лично проводить нас.

— Этот шаттл, — сказал Анакин, — никуда не летит.

По лицу Рутьеса пробежала тень.

— Капитан?

— "Виктория" срочно уходит в гиперпрыжок. И этот шаттл никуда не летит, — повторил Анакин.

Теперь с трапа сбежал Стоукинс.

— О каком гиперпрыжке идет речь, капитан? — спросил он.

Анакин не ответил.

Сложив руки за спиной, он стоял и смотрел в глаза Рутьеса. А Рутьес смотрел в его глаза. Ни дрожи в руках, ни неловкого переминания с ноги на ногу.

Ни единого слова.

Все уже было сказано раньше. Даже более чем все. И правда, и ложь — остались позади. На самом деле, лжи было ничтожно мало. И всего лишь немножко не хватило правды. Чтобы перестать быть врагами. Совсем немножко.

Теперь можно было и помолчать.

— О чем вы говорите, капитан? — не унимался Стоукинс. — Лично я ничего не понимаю! Фир, мы же должны улететь? Что происходит, ситх вас раздери?

Анакин не сводил глаз с Рутьеса.

... Кеноби что-то говорил... мы не успеваем посмотреть в лицо противнику и не думаем, что у него вообще есть лицо?

Взглядом — через линию фронта. Редкая возможность.

— Капитан, у нас была договоренность! Фир, вы что-нибудь понимаете? Капитан, вы нарушаете данное нам слово! Мы будем жаловаться в Совет Безопасности! Канфли, Лефранк, вы слышите? Фир, почему вы ничего не делаете? Вы что, с ума сошли? Канфли!

Никакой игры. Никакой фальши. Никакого злорадства.

Не у каждого бывает достойный противник.

— Капитан, мы будем жаловаться! Как вы смеете отменять вылет? Фир, вы не слышите, что я говорю? Вы что, оглохли?

Скайуокер даже не повернул головы в сторону продолжавшего возмущаться Стоукинса. Только мельком отметил, как тот подскочил к вахтенному на посту рядом с шаттлом. Весьма ловко ударил в подбородок и сдернул бластер с пояса. Не менее ловко бросился с бластером к Скайуокеру.

— Вы немедленно дадите разрешение на наш старт!

Пальцами — за рукав, дулом — к виску.

На Стоукинса Анакин сознательно не отреагировал. Отреагировало тело. Рефлекторно.

Левой рукой перехватить чужую кисть, вывернуть, правой ударить снизу, ломая в локте.

Под хруст своих костей Стоукинс ничком свалился на палубу, потеряв сознание от боли. К Скайуокеру шагнул офицер в форме капитана третьего ранга десантных войск. Десяток бойцов — целое отделение — появились с разных сторон ангара.

— Этого придурка в лазарет, — скомандовал Финкс командиру отделения. — Этого, — жестом указал на Рутьеса, — в камеру. Начинайте выковыривать остальных.

По сигналу командира четыре бойца со станнерами бросились по трапу в шаттл.

Анакин развернулся и пошел к выходу.

— Дежурный, — Скайуокер вошел в штабное помещение. — Отправьте сообщение лично адмиралу Цандерсу и в штаб пятого флота Республики.

— Есть отправить сообщение.

— Саботаж по уничтожению дредноута "Виктория" предотвращен. Злоумышленники, Фир Рутьес и его люди, задержаны и арестованы. Выполняю приказ вице-адмирала Ламма и немедленно беру курс на систему Эхиа. Командир "Виктории" капитан второго ранга Анакин Скайуокер.

Дежурный связист штаба, только что услышавший о саботаже и угрозе уничтожения корабля, смотрел на него с какой-то дикой смесью страха и удивления. Скайуокер не стал ничего комментировать и ушел на мостик.

— Навигатор, рассчитать курс на систему Эхиа.

— Есть рассчитать курс на систему Эхиа.

— Найти точку выхода максимально близко к астероидному кольцу.

— Есть найти точку выхода максимально близко к астероидному кольцу.

— Всем отсекам. Начать подготовку к старту.

— Есть начать подготовку к старту.

— Мощность реактора, — на секунду Анакин все-таки запнулся. Оба блока охладительной системы были возвращены на место. Проверка показала полную исправность. Старшему специалисту реакторного отсека Вишерату он доверял. Не меньше, чем "первоклассным специалистам". Приказ прозвучал вызовом:

— Девяносто процентов.

— Есть мощность реактора девяносто процентов.

— Проверить питание двигателей.

— Есть проверить питание. Питание двигателей в норме.

— Запуск двигателей.

— Есть запуск двигателей.

— Полный вперед!

— Есть полный вперед!

Едва "Виктория вошла в гиперпространство, Скайуокер вызвал старшего помощника.

— Передайте по отсекам, что ровно в десять часов экипажу следует собраться в ангаре номер два. Я сделаю обращение.

* * *

— ... Офицеры, рядовые и технический персонал "Виктории". Мы выполнили первую боевую задачу. Мы успешно провели ходовые испытания. Мы доказали, что способны управлять этим великолепным кораблем. Я хочу передать вам личную благодарность адмирала Цандерса. И я хочу сказать вам спасибо от себя лично. Спасибо вам за отличную службу. Спасибо вам за то, что честно выполняли свой долг. Только благодаря вашим усилиям мы смогли значительно ускорить прохождение ходовых испытаний и сократить их длительность в полтора раза. С сегодняшнего дня дредноут "Виктория" официально включен в состав третьей эскадры.

Скайуокер выдержал паузу.

— Это еще не бой, но уже победа.

Он подождал, пока дюрасталевые стены поглотят оглушительное "ура" в две с половиной тысячи голосов. И продолжил:

— Мой долг командира требует, чтобы я рассказал вам всю правду. Два месяца назад Служба Безопасности Республики предупредила нас о том, что сепаратисты планируют саботаж на "Виктории". День за днем мы осваивали дредноут. День за днем командование корабля ожидало этого саботажа. По завершению ходовых испытаний мы получили из штаба приказ идти в систему Кьет и провести орбитальную бомбардировку базы врага. Как вы знаете, этот рейд был сорван. Кто-то успел предупредить противника о нашем появлении. Именно тогда мы заподозрили, что на борту есть диверсанты.

Скайуокер снова сделал паузу, давая людям переварить сказанное. Он скользил взглядом по их лицам, и видел всю радугу эмоций. Недоумение, обескураженность, удивление, возмущение. И ярость — самое искреннее ощущение на войне.

— Мы были начеку и ждали следующего шага диверсантов. Благодаря слаженной работе командования и старших специалистов корабля, мы сумели обнаружить и предотвратить попытку диверсии. Если бы план врагов удался, при входе в гиперпространство взорвался бы реактор.

Кто-то удержал вздох в себе. Кто-то не сумел.

Кто-то этим вздохом захлебнулся — от сказанных слов так остро и знакомо пахнуло смертью.

... Говорят, что на войне смерть — обыденность. Неправда. Не тогда, когда она идет рядом, когда становится твоей личной обыденностью, вырывая из строя товарищей одного за другим, а потом вдруг теряет к ним интерес и начинает охоту именно на тебя. Не тогда, когда напрочь исчезает желание быть героем — о, сколько таких желаний умерло при первом ударе турболазера с орбиты, оставив мечтателей наедине с собственной вполне человеческой трусостью. Не тогда, когда в человеке остается лишь один инстинкт — выжить.

Многие из людей, которым Скайуокер смотрел в лицо, это знали. Остальным еще предстояло это узнать.

— К сожалению, диверсантами оказались люди, которым, — он помедлил, и вместо "мы" сказал другое слово, более подходящее и более правдивое, — я доверял. Это коллектив инженеров с верфей Локримии. Раскрыть их планы было нелегко. Я хочу выразить отдельную благодарность тем людям, которые смогли предотвратить саботаж и гибель корабля. Прежде всего, это мой старший помощник капитан второго ранга Карпино. Он первым обнаружил попытку диверсии. Старший специалист отсека реактора капитан третьего ранга Вишерат сумел наладить работу реактора. Я также хочу выразить благодарность командиру десантного полка полковнику Баумгардену и командиру артиллерийского батальона майору Джилларду за трезвую оценку обстоятельств и ценные идеи. Я благодарю все командование корабля и старших специалистов всех отсеков за то, что они не допустили паники среди личного состава. Я выражаю благодарность капитану третьего ранга второму помощнику Сатабе, блестяще выполнявшему наши обязанности на мостике тогда, когда мы со старшим помощником занимались поиском диверсантов. Я также благодарен рыцарю-джедаю Кеноби за его неоценимую поддержку.

Снова кричали "ура". Яростное, радостное и гордое.

Они сделали так много — они выжили.

— Через сутки мы выйдем у системы Эхиа, чтобы принять участие в нашем первом бою. По решению вице-адмирала Ламма дредноут "Виктория" должен оставаться в резерве за астероидным кольцом. Это не значит, что мы не примем участия в бою. Это значит, что мы должны быть готовы каждую минуту вступить в бой. После этих двух месяцев я могу сказать лишь одно — я не только надеюсь на вас, я верю в вас. Я верю в нашу победу.

— Я хочу, чтобы вы рассказали им все, что видели.

— Есть, сэр.

Они прошли еще один коридор.

— Разрешите вопрос, сэр? — обратился Берильон.

— Давайте.

— Я знаю, что это не разрешено уставом. Но так как завтра нам предстоит серьезный бой, я бы просил возможности...

— Нет, — ответил Анакин.

Он вдруг почувствовал, как внутренне сжался идущий рядом человек, бывший пилот-истребитель, капитан третьего ранга с пятью боевыми наградами, а ныне никому не нужный штрафник. А потом вспомнил: он обещал. Обещал Берильону, что сделает все возможное для того чтобы штрафника поскорее вернули в эскадрилью.

— Я говорил о вас с адмиралом, — сказал Скайуокер и осекся.

Звучало так, будто он оправдывается.

Да, адмирал был прав. Очень легко было позволить Берильону принять участие в сражении. Возможно, он бы даже вернулся живым, отправив на тот свет немало противников. Только это все равно не возвратит ему звания.

— Я понимаю, сэр, — сказал Берильон. — Придется подождать.

Скайуокер не ответил. Оправдываться больше не хотелось, а что отвечать, он не знал. В диалоге возникла неприятная пауза, и пилот решил перевести все в шутку.

— Все равно пока мы только сидим на дредноуте. Глядишь, так и срок закончится.

— На шесть месяцев это не растянется.

— Сэр, если уж совсем честно, то просидеть полгода безвылазно на дредноуте — та еще перспективка.

— Я напишу в рапорте о том, что вы рассказали пилотам эскадрильи все, что знаете. И что это помогло в реальном бою.

— Боя еще не было. И потом, вы же сказали, что мы должны быть в резерве?

— Должны. Но бои все равно будут. Не завтра, так через неделю.

— Я понимаю, сэр, для такого корабля стоять в резерве...

— Тоже самое, что для вас не летать.

Берильон кивнул.

— Я расскажу пилотам все, что помню.

— Спасибо.

А ведь Берильон ни на секунду ни засомневался, подумал Скайуокер. Не потому, что я командир, а он — проштрафившийся офицер. Берильон мог обидеться на жизнь, на флот, на несправедливое решение трибунала, закрыться и похоронить все в себе. Мог, но решил иначе. Не хоронить, рассказать, еще раз прожить те мгновенья своего единственного неудачного боя, протерпеть свою боль и боль других пилотов, заново умереть с боевыми товарищами, заново спорить с комэском и испытать всю глубину обычной человеческой подлости.

Никому не заметный начисто лишенный пафоса настоящий подвиг. О котором не напишут стихов и не снимут холофильмов.

Они вошли в зал совещаний — пилоты поднялись со стульев.

Две эскадрильи лучшего корабля флота — первая эскадрилья, спешно набранная с "Магуса" и "Мегеры", не сделавшая вместе ни одного боевого вылета, только испытания "Ксенонов", и вторая эскадрилья — "курсантская", как ее называли, потому что в составе ее были одни вчерашние курсанты, не считая комэска — пилота с "Магуса". И от зеленых курсантов академии они пока ничем не отличались — разве что гордостью за то, что именно их послали служить на "Викторию".

— Вольно, — сказал Скайуокер. — Как вы знаете, через сутки мы должны быть готовы вступить в бой. Вашей задачей станет оборона дредноута от атаки вражеских истребителей, и уничтожений истребителей противника как таковых. Для некоторых из вас это будет первый бой. Я бы предпочел, чтобы вы все хорошо себя проявили и при этом вернулись живыми. Именно поэтому я попросил капитана третьего ранга Алба Берильона обсудить с вами вопросы тактики. Алб Берильон — один из лучших пилотов-истребителей нашего флота и имеет пять боевых наград. Он лично участвовал в бою, где сепаратисты применили неожиданную для нас тактику...

Он обвел взглядом аудиторию, дал пилотам сосредоточиться и договорил:

— Они использовали смертников.

Скайуокер знал, что не имеет права называть потерянное офицерское звание Берильона и упоминать потерянные награды. Знал он и то, что к словам отмеченного наградами пилота прислушаются внимательнее, чем к словам штрафника.

— Прошу вас, — обратился он к Берильону.

Берильон протиснулся вперед, подошел к проектору и взял лазерную указку. Это была обычная учебная программа, разработанная на Кариде. Ее постоянно улучшали, чтобы сделать нагляднее, и от этого программа становилась разве что еще скучней с каждой новой версией — зачем пялиться на трехмерные холоизображения, разводить их в стороны и сталкивать, когда можно сесть за пульт симулятора, вцепиться пальцами в рукоятки и обмануть мозг ощущением почти-настоящего космического боя?

Вот только у Берильона эти маленькие глупые модельки ожили. Он задал расположение, скорость, ускорение, угол атаки — и зеленый кусочек пространства заискрился. Восемь истребителей разделились на два звена по четыре. С разными боевыми задачами. Сопровождающая группа не спешила активно атаковать, скорее, защищала остальных, отвлекала и отгоняла от них противника. Но вот один истребитель из ударной группы отделился, прибавил скорости, прошел между машинами противника и поразил цель. Собой. Второй смертник пошел на таран и выиграл время для третьего, поразившего вторую цель. Сопровождающая группа тем временем обстреливала противника, отвлекая огонь на себя, отчаянно маневрируя и уходя от лучей лазеров.

— Вот в таком бое мне и довелось участвовать.

— Разрешите спросить, сэр, — со стороны "курсантов".

Это был один из молоденьких пилотов. Молоденьких — потому что возраст здесь мерили только боевым опытом, летными часами и сбитыми истребителями. По паспорту они все были почти ровесниками — двадцатилетние лейтенанты, едва закончившие училище на Кариде, двадцатичетырехлетний комэск Шликсен, двадцатитрехлетний второй комэск Раффлер, двадцатидвухлетний ас Берильон.

— Слушаю.

— Правильно ли я понял, что смертники в основном поражают крупные цели, а на таран истребителей идут только в крайнем случае?

— Именно так.

— Вы сказали, что в том бою сепаратисты уничтожили ангары. Но ведь это неподвижные цели, и у ангара наверно не было щитов. Тогда что угрожает нам у Эхиа?

— Вы совершенно правы, сепаратисты использовали эту тактику именно для атаки неподвижных целей, — ответил Берильон.

Лейтенант просиял — еще бы, отмеченный боевыми наградами пилот-ас только что согласился с его доводами.

— Однако, — продолжал Берильон, — щиты любого дредноута можно истощить долгой мощной атакой. В этот момент дредноут становится уязвим. И я не имею в виду "Викторию", там будет немало и других кораблей. Вот что еще важно — они необязательно пойдут два по четыре. Это только то, что видел я.

— У командиров эскадрилий есть идеи по тактике боя? — спросил Скайуокер.

— Разрешите, — обратился комэск первой эскадрильи Шликсен. — Я считаю, что нужно изолировать сопровождающую группу и группу смертников.

— Они разомкнут строй, — в обсуждение включился второй комэск, — проведут пару маневров, и вы перестанете понимать, кто из них был смертником, а кто сопровождал.

— Если они разомкнут строй, то этот строй перестанет функционировать!

— Ты думаешь, сепаратисты — идиоты?

— Отставить, — сказал Скайуокер. — Берильон, у вас есть какие-нибудь предложения?

— Сэр, я согласен с комэском Шликсеном. Нужно проигнорировать первую группу, сделать обходной маневр и садиться на хвост второй группе.

— Разрешите обратиться.

Опять этот молоденький пилот.

Не стесняется говорить, подумал Скайуокер. Молодец. Сейчас не то время, чтобы выбирать выражения строго по погонам.

— Разрешаю.

Взгляд пилота разрывался между командиром корабля и пилотом-асом. Скайуокеру показалось, что он уловил какую-то подобострастность. Он решил, что ошибся. Может, парень просто не знал, на кого ему следует смотреть и к кому обращаться.

— Сэр, действия усложняет тот факт, у нас те же истребители, что и у сепаратистов. Возможно, это тоже следует как-то использовать?

— Разве я вам этого не объяснял? — удивился второй комэск. — У нас будут маячки!

— Надеюсь, что у сепаратистов таких маячков не будет, — ввернул Шликсен.

— Вечно ты...

— И еще я надеюсь, что на всех истребителях третьей эскадры...

— ... панику сеешь!

— Отставить!

Второй раз за несколько минут совещания, от которого зависят жизни.

У комэсков сдают нервы. Не у новичков — у командиров. У тех, которые лучшие из лучших, на лучшем корабле флота, у них — под тысячу летных часов, и именно у них сдают нервы.

... Потому что такого боя еще не было.

... Потому что полторы эскадрильи — мало.

... Или потому, что я не вовремя рассказал экипажу о диверсии.

— На истребителях третьей эскадры знают частоту работы маячков, — сообщил Скайуокер. — Эту информацию я уже передал в штаб вице-адмирала Ламма. Теперь я жду конструктива.

— Лейтенант прав, — сказал Берильон, и молодой пилот снова засиял от счастья, — я бы предложил пойти на хитрость. Если сепаратисты используют строй четыре по два, наши эскадрильи должны перестроиться в такой же строй. Противник будет пропускать нас, и мы сможем легко взять его на прицел.

— Тогда из двенадцати истребителей эскадрильи восемь перегруппировываются в два по четыре, — сказал Шликсен, — а остальные четыре...

— У меня эскадрилья неполная, между прочим.

— Значит, объединим моих четверых с твоими четырьмя для той же самой идеи. Остаются три в резерве. Они могут включиться в бой чуть позднее, чтобы не вызвать ненужного к себе внимания.

— Разрешите спросить, — лейтенант явно напрашивался на третью похвалу, так как снова обращался к Берильону, — сэр, вы разве сами не будете участвовать в бою?

А парень имеет право поинтересоваться, решил Скайуокер.

— Я бы отдал многое за право участвовать в этом бою, — ответил Берильон. — Но на данный момент я это невозможно.

— Почему, сэр?

— Я являюсь рядовым штрафной роты и не имею права...

— Так вы разжалованы?

Тоненькая пленочка презрения на лице.

— Лейтенант Авендано, — сухо произнес Скайуокер, — пока вы находитесь в эскадрилье, прикомандированной к этому дредноуту, вы будете внимательно слушать все, что говорит Алб Берильон. Также внимательно, как если бы говорил я. Потому что единственная причина, по которой я попросил, — Скайуокер выделил это слово, — Берильона рассказать о том, что он знает о тактике сепаратистов — это дать шанс новичкам остаться в живых. В том числе даже такому идиоту, как вы. И независимо от того, разжалован ли Берильон на данный момент или нет, перед вами пилот-ас с пятью боевыми наградами. А у вас пока нет ни одного боевого вылета.

Слева — плотная стена астероидов. Справа — подвешенные в вакууме звезды.

"Виктория" встала на орбиту Эхиа в плоскости астероидного кольца. В той же плоскости шли два дредноута соединения и шесть канонерок.

Отыграться за проваленный рейд на Кьет.

Или постоять в резерве. Как получится.

Астероидная стена поглощала в себя все, что происходило по ту сторону кольца. Связь с дредноутом комэскадры восстановили, распределив канонерки соединения по другим орбитам — под углом к кольцу.

Красными и синими точками на мониторе — расстановка сил.

На соседнем мониторе точки растянулись и приобрели форму. Следить за атакой истребителей даже на крупном плане было тяжело — сказывались помехи, и установленные на канонерках сканеры постоянно теряли их из виду.

— Они ожидали этой атаки, — сказал Карпино. — Или угадали нашу тактику.

Скайуокер не ответил.

Клещи, которыми хотел воспользоваться вице-адмирал Ламм, не сработали — растянутый вдоль внутренней поверхности кольца флот сепаратистов окружить не удалось. Сепаратисты совершили обманный маневр — позволили республиканцам быстро продвинуться вглубь и передислоцировали свои корабли. Клещи были разорваны. Республиканские дредноуты — прижаты к астероидам.

Скайуокер прошелся вдоль рубки, услышал, как один вахтенный офицер сказал соседу:

— Канонерку сбили, ты видел?

Сколько восхищения. Канонерку сбили. Семь дредноутов — в окружении, но зато мы подбили гребаную канонерку.

И до сих пор нет приказа вступить в бой.

Сколько времени уйдет на то, чтобы обогнуть эти проклятые астероиды? Час, два, больше?

... Мы же это вычисляли — два часа десять минут. Это, разумеется, в самом лучшем случае.

— Две канонерки уничтожено, сэр, — доложил Карпино. — Нет, уже три, сэр.

— К ситху их.

Монитор приковывал к себе, порабощал слабой надеждой на реванш и обманывал. Республиканский флот отчаянно проигрывал и столь же отчаянно палил из всех батарей по малым кораблям.

— Наши, похоже, пытаются вырваться.

— Пытаются... Т-2 — это "Тапферкайт"?

— Так точно, сэр.

Командир уничтожившего две канонерки дредноута решил выйти из окружения. "Тапферкайт" скользнул по камнепаду, лавируя между астероидной стеной и батарейным огнем.

— Опять канонерки, — заметил Карпино, замерший около монитора с крупным планом. — Окружают его!

— Канонерки ему не помеха.

— Их уже три.

— Если он не будет торчать на одном месте...

— Смотрите, истребители!

... Истребители?

Истребители разомкнули строй, образуя два звена по четыре. Навстречу им вылетели две пары республиканских ARC. Пилоты делали все, что могли, однако ARC уступали "Ксенонам" и по скорости, и по маневренности. Прикрывающие приняли недолгий бой, а затем резко завернули в сторону, потянув за собой и республиканцев. За ними последовали и четыре "Ксенона" ударной группы. Провели отвлекающий маневр, обогнули ряд канонерок.

И Скайуокер, и Карпино знали, что сейчас будет. Знали со слов Берильона. Только очень не хотелось верить.

Один "Ксенон" вырвался из боевого порядка и теперь стремительно набирал скорость.

Удар пришелся в рубку.

Красный треугольник под названием Т-2, то есть дредноут "Тапферкайт", мигнул и исчез с монитора.

— Ламм что, не знает о смертниках? — спросил Скайуокер.

— Не может быть, вы же сообщили об этом Цандерсу.

— Цандерс был в курсе еще раньше.

— Значит, и Ламм в курсе.

— Нет, это какая-то ошибка... Дежурный, соедините меня с вице-адмиралом Ламмом.

— Есть, сэр, — несколько минут связист колдовал над приборами. — Связь очень плохая, сэр.

— Соединяйте!

— Есть, сэр!

Холограмма дергалась, исчезала, появлялась снова.

— Скайуокер, что вам надо?

— Сэр, сепаратисты используют подразделения смертников.

— Я заметил!

— Прошу прощения, сэр. Мне известно, что четыре по два — это их стандартный боевой порядок для атаки.

— Да, это мне тоже известно от Цандерса. И что?

— Я прошу разрешения...

Ламм внезапно оборвал связь. Прежде, чем Скайуокер успел закончить фразу.

"Я прошу разрешения вступить в бой".

... Два часа десять минут? Не успеем. Даже если бы он дал разрешение прямо сейчас — мы не успеем обогнуть кольцо.

... Мы ничего не успеем.

— У сепаратистов есть потери? — спросил он помощника.

— Какой-то из "Ксенонов" попал под наш турболазер.

— Что-нибудь еще?

— Нет, сэр.

Скайуокер сосредоточился на мониторе.

Один из республиканских дредноутов опять погнался за канонеркой. Уничтожил и сам попал в окружение. По одному его боку лупил сепаратистский дредноут, по другому били две канонерки.

И совсем недалеко — набирающий скорость "Ксенон".

— Щитами отбросило, — заметил Карпино. — Он еще выкрутится! Флагман!

На помощь дредноуту шел корабль самого командира эскадры.

Сепаратисты перегруппировались, теперь сосредотачивая огонь на флагмане. Из под брюха вражеского корабля вынырнула эскадрилья "Ксенонов".

Восьмерка.

Скайуокеру показалось, будто ход времени замедлился. Истребители не летели — ползли в вязкой патоке. Навстречу им полз флагман. Открывал огонь из всех батарей и упрямо полз дальше. Именно полз. Согласно точно рассчитанному курсу навстречу...

... истребителям?

... неизбежности?

Эскадрилья разделилась на два звена по четыре. Двое прикрывающих пошли наперерез четверым республиканским ARC, втягивая их в бессмысленную охоту. Двое других прикрывающих спикировали на звено ARC, поливая их лазерным огнем. Реакция республиканцев была просчитана точно — они мгновенно приняли вызов и погнались за обидчиками.

По экрану побежали помехи. Изображение дернулось-погасло-включилось обратно. Ход времени снова изменился, приобретая пугающую скорость.

Скайуокер едва успел заметить, как от ударной группы отделились два "Ксенона".

— Какого ситха он не разворачивается?

— Он разворачивается... не успевает...

Истребители заложили вираж. Республиканский ARC пошел наперерез — его опередил и протаранил третий "Ксенон". Сепаратистам больше ничего не мешало. Они шли на синхронное прямое столкновение с флагманом.

С монитора исчез еще один красный треугольник.

— Какого...

— Ламм погиб героем, — сказал Карпино, снимая с головы фуражку.

Разве это сейчас важно, подумал Скайуокер. Он тоже снял фуражку — в знак памяти вице-адмирала, а заодно ладонью вытереть пот со лба.

А важно было то, что эскадра осталась без командующего.

Скайуокер отошел к обзорному экрану мостика. Отсюда была видна часть астероидной стены. Неприступной и грозной. Такую — не проломишь.

По крайней мере, не в этом месте.

Остальное видимое пространство занимал космос. Бескрайнее пространство — объект непрекращающегося дележа и политических вожделений. Звезды — родовое имущество принцев и королей. Планеты, на которых до сих пор так трудно жить, потому что...

... все время приходится воевать.

... этой Галактики слишком много для квадриллионов живых существ, и слишком мало — для одного человека.

Взгляд опять зацепился за кусок астероидной стены.

За ней сейчас отчаянно боролись за жизнь корабли третьей эскадры пятого флота Республики.

Боролись и погибали.

— Дежурный, просканировать кольцо. Результаты вывести на монитор.

— Есть, сэр.

— Карпино, посмотрите сюда. Вы на той канонерке форсировали что-то похожее? Я имею в виду плотность заслона.

— На канонерке, — старший помощник запнулся, — так точно, сэр.

— Навигатор, рассчитать предполагаемую дислокацию сил после форсирования кольца.

— Есть, сэр.

... Даже если там почти ничего не изменилось, мы выходим слишком далеко от центра...

— Но мы же не получили приказа?

Скайуокер оторвался от монитора.

Карпино смотрел на него с удивлением и непониманием.

— От кого?

... Значит, ударим с фланга и прорвем блокаду...

... Если к тому времени от эскадры вообще что-то останется.

— Навигатор, рассчитать точные координаты слоя K133.

— Есть рассчитать точные координаты слоя K133.

— Мощность реактора на девяносто пять процентов.

— Есть мощность реактора на девяносто пять процентов.

— Дежурный, соедините меня с дредноутом "Зауберер".

— Есть, сэр. "Зауберер" на связи.

— Капитан, вам следует обогнуть астероидное кольцо и ждать моих распоряжений. Передайте мой приказ на "Зауберер-2" и по канонеркам соединения.

— Есть обогнуть кольцо, ждать ваших распоряжений и передать ваш приказ.

— Курс по рассчитанным координатам, полный вперед!

— Есть полный вперед!

— Начинаем разворот на девяносто градусов по правому борту.

— Есть начинать разворот на девяносто градусов по правому борту.

— Мощность реактора?

— Восемьдесят процентов, сэр.

— Разворот выполнен, сэр.

— Первый дефлектор на восемьсот единиц.

— Есть первый дефлектор на восемьсот единиц.

— Второй дефлектор на восемьсот единиц.

— Есть второй дефлектор на восемьсот единиц.

— Мощность реактора?

— Девяносто пять процентов, сэр.

— Дежурный, обеспечьте постоянную связь с артиллерией.

— Есть, сэр.

— Джиллард, все батареи к бою! Начинаем форсировать кольцо на максимально возможной скорости.

— Есть батареи к бою!

— Сэр, перпендикулярный разворот выполнен.

— Курс на астероидное кольцо. Полный вперед.

— Есть курс на астероидное кольцо, полный вперед!

Мгновение спустя счетверенный турболазер разнес первый астероид. Почти одновременно с ним заговорили боковые батареи.

Это было похоже на учения — всего полтора месяца назад они расстреливали куски холодного камня в астероидном поясе Туода, а потом неподалеку от Татуина. Элегантное скольжение "Виктории" по камнепаду и прицельный огонь по случайно выбранным мишеням с правого борта, красивый разворот на сто восемьдесят градусов, не менее элегантное скольжение в противоположную сторону и огонь с левого борта, и все это под постоянные шуточки типа "точность — вежливость артиллериста"...

Ничуть не похоже на методичное выгрызание бесконечной каменной стены.

— Дежурный, сколько процентов мы прошли по толщине кольца?

— Тридцать пять процентов, сэр.

— Первый дефлектор?

— Восемьсот единиц.

— Второй дефлектор?

— Семьсот пятьдесят единиц.

... Потеряли пятьдесят единиц на втором генераторе. Терпимо. Можно сказать, мелочь.

... Значит, практически все астероиды выносит артиллерия. Джиллард молодец.

... Но если Ламм был прав — сепаратисты нас уже заметили. И ждут, когда мы высунем нос из астероидов.

... Это если они вообще сканируют кольцо.

— Джиллард, если дислокация не изменилась, всю энергию на правый борт. Задание — максимально быстро уничтожить два дредноута в блокадной цепи.

— Вас понял, сэр.

— Дежурный, сколько мы прошли?

— Восемьдесят процентов, сэр.

Астероидная стена отступила, и на некоторых мониторах возникла пустота. Через считанные секунды пустота заполнилась красными и синими точками.

По правому борту — три корабля противника. За ними — прижатые к кольцу республиканцы.

— Первый дефлектор на максимум.

— Есть первый дефлектор на максимум. Достигнуто одна тысяча пятьсот пятьдесят единиц, сэр.

— Второй дефлектор на максимум.

— Есть второй дефлектор на максимум. Достигнуто одна тысяча пятьсот единиц, сэр.

... Потеряли сто пятьдесят, и восстановимся нескоро — вся энергия пойдет на батареи.

... Терпимо.

— Сэр, дислокация изменилась, — доложил Карпино.

— Вижу, — ответил Скайуокер, всматриваясь в монитор. — Что такое с Т-3?

— Это "Штольц"! Похоже, они потеряли управление.

Дредноут медленно дрейфовал в сторону астероидов.

Подойти ближе и зацепить притягивающим лучом — невозможно. Быстро оценить новую расстановку сил — важнее, чем завороженно смотреть на корабль, перемалываемый в каменной мельнице вместе с людьми.

Еще один красный треугольник замигал и погас на мониторе.

— Я знал командира "Штольца", — сказал старший помощник. — Это Клидо Шликсен. Кажется, он нашему комэску Шликсену какой-то родственник.

— Мне жаль, — сказал Скайуокер. Получилось равнодушно, но он не имел понятия, о ком говорит Карпино. Да и самого комэска Шликсена он, признаться честно, знал плохо. А времени придумывать длинные сентиментальные фразы просто не было. — Разворот на десять градусов по левому борту. Курс на сектор 120-33-9.

— Есть разворот на десять градусов по левому борту.

На этот раз батареи ударили не в камни. На огонь сепаратисты ответили огнем. И, похоже, по крайней мере командир одного дредноута надеялся на щиты.

С монитора исчез первый синий треугольник.

— Сэр, — на прямой связи был Джиллард, — противник в секторе 120-33-4 уничтожен. Противник в секторе 120-33-6 выходит из зоны поражения.

... Если они побегут от огня наших батарей, то сами разорвут блокаду.

... Если они будут стоять на месте — батальон Джилларда проведет еще одни учения с неподвижными мишенями. Мы просто перегрузим щиты кораблей. Один за другим.

... Мне нравятся оба варианта.

— Навигатор, разворот на пять градусов по правому борту.

— Есть разворот на пять градусов по правому борту.

— Курс на сектор 120-33-11.

— Есть курс на сектор 120-33-11.

— Джиллард, мы идем параллельным курсом с противником. Открыть огонь, как только противник окажется в зоне поражения.

— Есть открыть огонь по противнику.

... Удалось?

... Да, удалось. Сепаратисты нас не ждали.

— Сэр, противник в секторе 120-33-7 уничтожен.

— Огонь из всех батарей по канонеркам в зоне поражения.

— Есть огонь по канонеркам.

— Дежурный, передайте по всем кораблям третьей эскадры приказ: Принимаю командование эскадрой. Командир "Виктории" Анакин Скайуокер.

На мгновение — потрясенный взгляд старшего помощника.

Второй такой взгляд за этот час. Только теперь Карпино уже не сводил глаз с командира.

... А у меня есть выбор?

... Есть: проиграть.

... Я не для этого ждал два месяца.

— Дежурный, передайте по третьей эскадре приказ: немедленно доложить на "Викторию" о состоянии кораблей и полученных повреждениях.

— Сэр, — это был Карпино, — они же знают, что "Виктория" должна быть в резерве, значит, вы не можете...

... Сказал бы прямо: "думаете, Скайуокер, вы тут один такой умный?"

— "Виктория" уже не в резерве.

— Сэр, но ведь приказа не было!

— Вы ошибаетесь, — ответил Скайуокер. — Приказ был. Мой.

В ответ на холодный, жесткий тон — совершенно ненастоящее "есть, сэр". Столько недоверия, сомнений, тревоги вложил в эти нехитрые уставные слова старший помощник.

Он просто не верит, подумал Скайуокер.

А на самом деле, он никогда не верил до конца. Он честно выполнял приказ адмирала и честно пытался признать в двадцатидвухлетнем парне командира. По факту приказа как такового. По факту существования такого документа, присланного в штаб флота из Совета Безопасности. По факту уважения к Цандерсу.

Он почти поверил. Когда мы вместе форсировали испытания. Когда проводили артиллерийские учения. И когда моя информация о Рутьесе оказалась правдой, а в отсеке реактора обнаружили саботаж.

Почти.

Как часто это "почти" оказывается непреодолимым расстоянием в тысячу килопарсеков.

Просто у Карпино слишком много опыта. У меня такого опыта нет. Только ломаная линия биографии в личном деле...

— Сэр, сообщение с дредноута Т-8, "Шлау", — доложил дежурный связист. — Теряем щиты, осталось пятьдесят процентов. Повреждений нет.

— Сэр, сообщение с дредноута Т-4, "Раш". Теряем щиты, осталось сорок процентов. Поврежден и загерметизирован отсек гипердрайва.

— Сэр, сообщение с дредноута Т-5, "Флинк". Теряем щиты, осталось тридцать процентов. Незначительные повреждения в носовой части. Пытаемся вырваться из окружения. Прошу огневой поддержки в секторе 121-45-8.

— Дежурный, передайте на Т-5, что огневую поддержку мы им организуем. Навигатор, курс на сектор 121-45-12. Джиллард, уничтожить дредноут противника в секторе 121-45-8.

— Сэр, сообщение с дредноута Т-6, "Эрлих". Теряем щиты, осталось восемьдесят процентов. Повреждений нет.

— Дежурный, передайте на Т-6 приказ сделать разворот на девяносто градусов по левому борту и взять курс на сектор 121-9-34, а затем обеспечить огневую поддержку дредноуту Т-4.

— Сэр, сообщение с дредноута Т-7, "Клуг". Теряем щиты, осталось шестьдесят процентов. Повреждены кормовые отсеки, большие потери в экипаже.

— Сэр, противник в секторе 121-45-8 уничтожен.

— Джиллард, огонь по малым кораблям по правому борту.

— Есть огонь по малым кораблям по правому борту.

— Сэр, сообщение с дредноута Т-9, "Трой". Теряем щиты, осталось пятьдесят процентов. Повреждений нет, нас атакует вражеская эскадрилья.

— Дежурный, передайте на Т-9 приказ вырываться из окружения. Эскадрилью противника мы берем на себя.

— Сэр, встречным курсом "Виктории" движется вражеская эскадрилья.

... Это вызов?

... "Виктории"?

... Мне?

— Соедините с комэсками. Шликсен, вы должны прорваться к блокированным дредноутам в секторах 123-3-89 и 122-45-7. Идти боевым порядком противника и уничтожить его эскадрилью. Раффлер, ваша эскадрилья также идет боевым порядком противника и прикрывает наш левый борт. Резерв идет на помощь Шликсену.

— Есть, сэр.

— Дежурный, передайте на Т-4 и Т-5 приказ вырываться из окружения. Навигатор, разворот на двадцать градусов по левому борту. Курс на сектор 121-45-14. Джиллард, уничтожить дредноут противника по правому борту.

Восьмерка, которую вел Шликсен, уже вклинилась в боевой порядок сепаратистов, заложила красивый вираж вокруг. Разомкнула строй, словно примеряясь к республиканскому дредноуту "Трой".

"Ксеноны" не обратили на другие "Ксеноны" ровным счетом никакого внимания.

Пока половина одной из эскадрилий сепаратистов не оказалась стерта внезапным прицельным огнем.

— Включить генератор белого шума, — скомандовал Скайуокер.

Теперь республиканцы опознавали свои "Ксеноны" только по сигналам маячка. В боевых порядках эскадрилий сепаратистов возникла паника. Они не знали, почему их убивают свои, и от кого отстреливаться.

Через двадцать минут Скайуокер приказал выключить шумы и принять сообщения от комэсков.

— Докладывает Шликсен: восемнадцать истребителей противника уничтожено.

— Докладывает Раффлер: семь истребителей противника уничтожено. Атака на левый борт "Виктории" отбита.

... Неплохо для "курсантов". Очень неплохо.

— Доложите о потерях.

— Докладывает Шликсен: потерь в эскадрилье нет.

— Докладывает Раффлер: один пилот сбит.

— Кто?

— Лейтенант Авендано...

... Это тот самый парень?

— ... не выполнил приказа держаться заданного боевого порядка...

... Туда ему и дорога.

— Шликсен, обеспечьте выход дредноутов Т-4 и Т-5 из блокады.

— Есть, сэр.

— Раффлер, обеспечьте выход дредноута Т-7 из блокады.

— Есть, сэр.

— Сэр, дредноут противника по правому борту уничтожен...

Последний дредноут сепаратистов был прижат к астероидному кольцу. Маневрировал он уже с трудом, вырваться не мог, но упорно продолжал вести огонь.

Сепаратисты тоже умели драться до конца.

— Всю энергию на носовые батареи, уничтожить противника, — отдал приказ Скайуокер.

— Есть, сэр.

Открыть огонь носовые батареи так и не успели. Сепаратистский дредноут вдруг потерял управление, и его затянуло в астероиды. Этому кораблю повезло больше, чем "Штольцу" — кошмар продолжался недолго. Уже через секунду внушительных размеров астероид ударил в рубку, и корабль разорвало взрывом.

— Дредноутам "Раш" и "Клуг" требуется срочный ремонт. "Раш" придется чинить прямо здесь, у него повреждения в отсеке гипердрайва, — доложил Карпино.

— Ясно. Что-нибудь еще?

— Сэр, несколько истребителей противника все-таки вырвалось из-под кольца.

— Отлично. Рассчитать возможные траектории.

— Я уже отдал это распоряжение, и результаты должны быть скоро. Сэр, эскадрильи истребителей по вашему приказу возвращены на борт "Виктории".

— Хорошо.

— Шликсен с докладом, сэр.

— Пусть поднимется сюда.

Старший помощник ушел в рубку, и к Скайуокеру подошел комэск. Шликсен так и явился на мостик — в летной форме и со шлемом в руке. Широкоплечий парень невысокого роста с взъерошенными рыжими волосами.

— Благодарю за то, что сделали невозможное, — сказал ему Скайуокер. — А за то, что прислушались к Берильону, отдельное спасибо.

— Сэр, когда Берильону возвратят звания, он останется в эскадрильи "Виктории"?

— Я надеюсь, что штаб это разрешит.

— Сэр, но он же не может быть на месте лейтенанта Авендано?

— Шликсен, об этом рано говорить. Если повезет, мы получим пополнение. И технику, и людей. У нас будет третья эскадрилья.

— Вас понял, сэр.

— Вы свободны... постойте, один вопрос. Карпино сказал мне, что Клидо Шликсен — ваш родственник?

— Да, сэр, — Шликсен запнулся.

Скайуокер увидел, как у этого взрослого парня, только что одержавшего блестящую победу над двумя вражескими эскадрильями, подрагивают губы.

Прошло полминуты, прежде чем Шликсен ответил:

— Это мой отец, сэр.

— Мне жаль, — сказал Скайуокер.

Комэск покачал головой.

— Он так нелепо погиб.

— Он погиб в бою.

— В бою... затянуло в эти гребаные астероиды... Я все думал, кто же из них его подбил.

— Хотелось отомстить?

— Да.

Скайуокер не ответил. Потом нашел подходящие слова, дешевый пафос которых он перестал понимать сразу же, как только их произнес.

— Ваш отец погиб как герой.

— Разве это теперь важно?

— Это... — Скайуокер помедлил. Он хотел быть максимально искренним, и чувствовал, что у него это не выходит. Для искренности надо было приоткрыться самому, а это было слишком тяжело и непривычно. — Да, это важно. Бывает, что близкие погибают и по-другому. Совсем бессмысленно. Тогда получается, что мстить — уже бесполезно, а не отомстить — невозможно... Вы свободны.

Скайуокер повернулся к обзорному экрану.

Кеноби вышел в коридор. Прошелся по палубам. Дошел до зала совещаний. Там никого не было, и рыцарь повернул обратно.

Это был первый раз, когда за последние четыре дня он добрался так далеко. Прежде он выходил из каюты только на завтрак, обед и ужин. Пару раз посещал холотерминалы. И все. Большую часть Кеноби проводил в четырех стенах.

О том, чтобы придти в спортзал, не могло быть и речи. Рыцарь полностью отдавал себе отчет в том, что вид Анакина с синим сейбером моментально заслонит собой реальность дюрасталевых стен. Что после этого незавершенный на Татуине разговор о справедливости продолжится.

Каким в результате станет их тренировочный поединок, джедай не знал.

Да и вряд ли сам Анакин теперь на это пойдет.

Зачем ему вообще поединки на мечах?

Любопытство — хотел посмотреть, что выросло из бывшего учителя? Но ведь и я увидел, что выросло из моего бывшего падавана. Расчет — хотел что-то узнать о делах в Ордене? Да, узнал, и немало узнал, я не скрывал от него, какие настроения царят на Корусканте и чем живет Храм. Но ведь и я немало узнал о флоте. Или хотел похвастаться, что окончательно не растерял навыки? Скорее всего, все вместе.

... Даже нашел кристалл и собрал настоящий сейбер.

... Зачем военному такая игрушка?

... Словно он знал, что пригодится.

... пригодилось...

Рыцарь знал, что военные планировали и проводили боевую операцию. Знал он и то, что операция сводилась к действиям артиллерии и эскадрилий истребителей, а играть роль столичного посланника, от праздного любопытства вмешивающегося в ход боевых действий Кеноби не хотел.

... Если бы Анакин сам сделал первый шаг, сам пришел, если бы вдруг оказалось, что я ему нужен, что ему вообще кто-то нужен, кроме этой дюрасталевой махины...

Или нет?

Я решил, что больше не нужен ему, и оставил его одного. Быть может, зря. Я хотел оставить его наедине с тем, что он сделал. Чтобы он не убегал от себя. Чтобы он переболел этой болью.

Я поступил жестоко? Наверно. Не подал руки упавшему? Да. Я упрекал его в несправедливости и сам же...

Джедая вдруг окликнули.

— Добрый день, рыцарь.

Кеноби обернулся и ответил легким кивком.

— Добрый день, сэр.

Перед ним стоял старший помощник Анакина. Этот человек отличался подчеркнутой вежливостью и непробиваемым хладнокровием. Эдакий манекен идеального офицера. Только вот когда требовалось скрыть недоверие и подозрительность — непробиваемая стена всякий раз оказывалась прозрачной. Да и с рыцарем старший помощник никогда сам не заговаривал, не считая обмена незначительными репликами на совещаниях и в столовой.

Однако теперь в этом человеке что-то изменилось. Нет, доброжелательности не стало больше, да и недоверие никуда не делось. Разве что появилось вполне искреннее желание высказаться. Ну что ж, послушаем.

— Поздравляю с победой Республики, рыцарь.

Кеноби учтиво наклонил голову.

— Спасибо. Я не сомневался ни в вашей доблести, ни в этом великолепном корабле.

— Это лестно. Я доложу о ваших словах капитану "Виктории".

Джедай вдруг представил Анакина, изо всех сил старающегося не кривить рот при старшем помощнике. Это уже не было смешно. Это было грустно.

Рыцарь решил, что должен еще что-нибудь спросить.

— Бой был очень тяжелым?

— Да.

— Сепаратисты...

— ... разбиты наголову, — закончил за него старший помощник. — Мы уничтожили четырнадцать дредноутов, двадцать три канонерки и четыре эскадрильи истребителей.

— Ваш успех поистине впечатляет.

— К сожалению, мы потеряли три дредноута.

— Мне жаль, что за победу пришлось заплатить такой ценой.

Это была глупая пафосная фраза, и самому рыцарю она не нравилась. Он знал, что военные любят такие фразы — на торжественных построениях, но в личной беседе для официоза места не находилось. И все же он не знал, как говорить с Карпино. Еще неделю назад ему начало казаться, что он стал понимать Анакина, а Анакин из всех военных был для него ближе других.

... А потом оказалось, что и Анакина он не понимал.

Карпино посерьезнел.

— В том и дело, что за победу мы не заплатили ничем.

— Да?

— Победу определила только готовность одного человека принять решение и исправить чужую ошибку. Больше ничего. Я бы не смог принять такое решение. Только он один.

Глава 13. Ученик Сидиуса.

Примечание автора. Большие (размером с Галактику) благодарности BlackDrago, без которой эта глава не была бы написана, что уж говорить о редакции и ловле ляпов.

Большущее спасибо Наде, которая ее читала в последний момент.

Большущее спасибо Сольвейг за интерес.

— Ну что ж, — задумчиво произнес адмирал.

Время лаконичных формулировок отступило. Цандерс говорил так, словно он находился в капитанской каюте на "Виктории", а не на расстоянии в десятки тысяч километров.

— Считайте, что звание капитана первого ранга у вас в кармане.

— Благодарю, сэр.

— Безусловно, формальности займут некоторое время.

— Не сомневаюсь, сэр, — Скайуокер позволил себе тонкую улыбку. — Разрешите вопрос.

— Разрешаю.

— Что будет с моим рапортом о представлении...

— ... ничего не будет, — оборвал его адмирал. — Вы не поленились писать характеристики на тридцать шесть человек. Замечательно. Но я буду сильно удивлен, если комиссия Совета Безопасности найдет время рассмотреть все эти ходатайства.

— Я все же прошу вас дать ход этому рапорту.

— Разве я сказал, что не дам ему ход? Я просто не советую вам надеяться на то, что ваш экипаж обласкают на Корусканте и поспешат торжественно поднести тридцать шесть наград. Да, и ваша попытка выгородить Берильона совершенно бесполезна.

— Сэр, победа была бы невозможна...

— Уверены?

— Так точно, сэр.

— Может быть. Только теперь это трудно доказать. Из вашего собственного рапорта следует, что тактику смертников вы наблюдали еще вместе с Ламмом. То же самое в рапортах написали еще два командира дредноутов.

— Сэр, комэски Шликсен и Раффлер подтверждают мои слова.

— Да, я знаю, — адмирал помедлил. — Я знаю. Но пока с этим придется подождать. А для вас у меня есть и другие новости. Во-первых, в течение суток вам следует принять на борт шаттл службы безопасности. С находящимися на борту майором Оллредом и двумя его подчиненными.

— За Рутьесом?

— За Рутьесом. И остальными арестованными. Вы же не думали, что на этом ваши приключения с саботажем закончатся?

— Вас понял, сэр.

— Вряд ли у них есть какие-нибудь конкретные претензии.

— Зато у меня есть, — заметил Скайуокер. — Прошу прощения, сэр. Они не давали нам никаких указаний. Только предупредили о возможности саботажа. Больше ничего. Даже после Кьета они не захотели с нами разговаривать. В том, что мы сами обнаружили диверсию и арестовали преступников, нет никакой заслуги СБ.

— Никто не спорит, что СБ оскандалилось. Поймите только одно: СБ — это не та контора, которая очень любит признавать свои промахи. И вот еще что: я пытался убедить этого Оллреда посетить штаб флота. И поговорить со мной. Но ему, ситх его побери, приспичило сразу лететь к вам.

— Сэр, вы знаете майора Оллреда лично?

— Увы, нет. Думаю, будет разумно, если вы должным образом подготовите к этому визиту экипаж. Чтобы в показаниях не было серьезных разночтений.

... Вот как, уже и показания.

... И это говорит Цандерс. Который не имеет понятия ни о том, что я делал на Нар-Шаддаа, ни о том, что потом там вытворял Фетт.

... Из офицеров в курсе только Карпино. Подробностей он не знает. Остальные просто "обнаружили саботаж". Да. Случайно. И отсек мы тоже не прослушивали. Просто старший специалист отсека Вишерат заступил на вахту в пять часов тридцать минут по стандартному галактическому времени, а в пять часов тридцать четыре минуты по стандартному галактическому времени обнаружил саботаж. Повезло. Так бывает. Или не бывает?

— В показаниях свидетелей?

— Да.

— Рыцарь-джедай в качестве свидетеля подойдет?

— Вы уверены, что джедай будет на вашей стороне?

Скайуокер помедлил.

... Если я его об этом попрошу.

— Уверен, сэр.

— Если это так, тогда можно не беспокоиться.

— Сэр, слово рыцаря для СБ значит так много?

— А для вас это новость, Скайуокер? Вы только сейчас узнали, что СБ фактически подконтрольна Ордену?

— Никак нет, сэр.

— Ну и отлично. Да, и второе. Я не представляю, сколько времени Оллред пробудет у вас на борту. Наверняка, он захочет провести допросы.

... Допросы!

... На моем корабле какой-то гребаный безопасник будет проводить допросы!

... И сверять показания — мои и моей команды — с показаниями саботажников!

— Допросы арестованных?

— Разумеется. Далее. Сразу после того, как вы примете шаттл СБ, вам следует взять курс на систему Трииб. Встать на орбиту Трииб-4 и ждать дальнейших указаний.

— Разрешите вопрос, сэр?

— Скайуокер, я знаю, что вы хотите спросить. То, что по расчетам ваших навигаторов, парочка сбежавших истребителей могла выскочить именно у Трииб, еще ничего не доказывает. Эта система — ближайшая обитаемая к Эхиа. Пилоты могли скрыться в космопорте, сесть на любой пассажирский транспорт и исчезнуть. Попросить политического убежища. Что угодно. Наше командование эта планета интересует по другой причине. Трииб всегда поддерживала Республику, а в последнее время все вдруг стало с ног на голову. Не исключено, что она скоро выйдет из состава Республики. Ваш рыцарь-джедай должен все выяснить на месте. Разумеется, он получит отдельные инструкции.

— Сэр, я правильно понимаю приказ командования: доставить джедая на Трииб-4?

— Именно так.

— Сэр, вы не находите, что "Виктория" — это... довольно роскошное такси для рыцаря?

— Дело не в рыцаре, Скайуокер. Ваш дредноут вместе с соединением кораблей вполне может покрутиться на орбите. Кое-кому напомнить о том, что система пока еще входит в состав Республики. И что у этой системы есть по отношению к Республике определенные обязательства.

— Вас понял, сэр.

— Да, и когда будете разговаривать с майором Оллредом, постарайтесь обойтись без своих милых иронических замечаний. Вроде "такси для рыцаря". В таком тоне вы можете говорить со своими десантниками. Когда новое звание будете отмечать. Это приказ, Скайуокер.

— Так точно, сэр, — Анакин приложил все усилия к тому, чтобы лицо его казалось каменным. — Есть обойтись без милых иронических замечаний.

— Тогда успехов.

... Если я его об этом попрошу.

... Если именно я его об этом попрошу.

— Рыцарь, — Скайуокер задержался около столика, где сидел джедай. — Будьте любезны после завтрака зайти ко мне.

— Как пожелаете, капитан, — ответил Кеноби.

Легкий вежливый наклон головы и монотонное помешивание ложечкой кофе.

Никакой эмоциональной реакции. Словно рыцарь ожидал чего-то подобного. Может, и ожидал. Не зря же таскался вместе со мной на Нар-Шаддаа и Татуин.

... Так и подумаешь, что разговаривать с хаттами и прочими... тварями — проще.

... Они предсказуемы.

Скайуокер вернулся в каюту. Подошел к стеллажу, снял с полки модель "Виктории". Заметил на ее блестящем боку отпечаток пальца — на тебе, умудрился заляпать — и потянулся за салфеткой.

В приметы он не верил. Или почти не верил. Потому что сейчас ему захотелось самому выдумать примету, причем очень хорошую. И поверить в нее.

Разве не хороший знак: самому конструктору корабля не удалось его уничтожить? И имя не зря такое дали — даже Кеноби как-то про это вспомнил. Интересно, кто решил назвать его "Викторией"? Кто-то из сепаратистов. Или даже Рутьес?

Скайуокер поставил модель обратно на полку и сел за стол.

Захотелось открыть ящик и вытащить коробку с холограммами.

Не время.

... Кеноби позвонит в дверь, и мне придется быстро складывать холограммы на место, закрывать и прятать коробку. Не хочу, чтобы он это видел. Вообще кто-то.

Он тогда зарекся возвращаться к ее смерти.

И все как будто получилось. Он перестал об этом думать. Или ему казалось, что перестал. На самом деле смерть все эти дни напоминала о себе, шла за ним тенью. Он просто упорно не замечал ее. Он смотрел на Карпино, Рутьеса, Джилларда, Баумгардена, Шликсена, Кеноби, на две с половиной тысячи человек в ангаре, и их лица заслоняли собою тень. В их взглядах тоже порой была горечь, чужая и недоступная ему, также как и им была неведома его скорбь, рикошетом отражающаяся от чужих непонимающих и таких далеких глаз и снова возвращающаяся к нему. Тогда он переставал заглядывать в чужие глаза и смотрел на холографические карты, мониторы, распечатки, а потом отводил взгляд в сторону...

... и снова видел кусочек тени.

Оставался один, без привычного груза дел, и обжигался о воспоминания.

Только тогда это были считанные минуты. Теперь таких минут стало больше. Как-то само собой получается — упереться локтями в стол, опустить голову на руки и сомкнуть веки.

... Почему раньше мне не хотелось так часто это вспоминать? А теперь...

А теперь скрипит под сапогами песок. Тату-2 медленно сползает под горизонт, и пустыня кажется красно-серой. Он бежит, он не может идти спокойно. Прошло пять с половиной лет, нет, даже больше, и только теперь он понимает, какой это долгий срок. Он боится, что его обманули, или обманули Киттстера, и никакой Панака на Татуин не приезжал, а если и приезжал, то это был не Панака, и уж конечно, никто не выкупал его мать из рабства, ну что за бессмыслица, так не бывает, да и никакой фермы, где она живет, нет. Все это — чьи-то выдумки. В самом деле, кто возьмет бывшую рабыню под свой кров? А еще страшнее думать, что маму действительно куда-то увезли, или случилось что-то совсем ужасное. Или Уотто соврал. Нет, он бы почувствовал ложь. Или Киттстер ошибся, и это совсем не та ферма. Он бежит, бежит все быстрее, а ноги вязнут в красно-сером песке. Он стучит в дверь, и сперва никто не открывает. Но вот дверь отворяется, и нет больше пустыни, вся пустыня растворилась в вечернем небе, есть только звезды, и каждая из них приветливо улыбается, потому что в Галактике есть человек, которому ты нужен просто потому что ты есть. И человек этот... мама... мама совсем не изменилась за эти пять с половиной лет. Как и раньше, двумя темными солнцами сияют глаза, вот только больше стало морщинок-лучиков на обветренном лице.

Беспокоилась. Ждала. Терпела. Пять лет неизвестности. И еще пять лет.

Разбросанные по небу звезды смотрят на пустыню и шепотом рассказывают друг другу истории про жизни смешных маленьких существ внизу. Чужими голосами. Эхом бессвязных фраз — от одной звезды к другой. Год за годом. Они и сейчас все помнят, эти звезды на татуинском небе.

... Сводки сюда не доходят.

... Как же давно тебя не было.

... Война когда-нибудь закончится?

Ответить. Докричаться. До звезд. До Силы. До человека. До самого лучшего человека на свете.

Кто там говорил, что смерти нет?

Давно, в Храме. Кто это был? Йода? Да, наверное. Ему-то откуда это знать? Кто у него — умирал?

Значит, вранье.

Вранье, в которое намешали философии, не становится правдой.

... Мама.

... Этой победы — без тебя — не было бы.

... Только ты — во всей Галактике — говорила мне "ты можешь все".

... Слышишь?

... Я так хочу поверить в то, что смерти действительно нет.

Вместо ответа — какой-то противный писк. Это пищит мир, оставленный за плотно сомкнутыми веками.

Гаснут звезды на вечернем небе, а потом и саму вышину затягивает серой пустотой.

Опять. Настойчивее. Сигнал входной двери .

Реальность. А там — то, что было реальностью. И границей — всего-лишь сомкнутые веки.

Анакин открыл глаза. Дотянулся до консоли на столе. В каюту вошел рыцарь.

— Вы желали меня видеть, капитан?

— Да. Я бы хотел кое-что обсудить.

— Внимательно тебя слушаю.

Скайуокер решил пропустить мимо ушей переход с подчеркнутого "вы" на "ты". "Ты" у рыцаря прозвучало еще более любезно.

— Через двадцать часов здесь будет человек из службы безопасности. Майор Оллред. Ты что-нибудь о нем слышал?

— Видел пару раз. Несколько лет назад. Я не так часто пересекаюсь с СБ. Насколько мне известно, он начальник одного из департаментов контрразведки.

— Что за человек?

— На первый, второй и последний взгляд — карьерист.

— Карьерист...

— Оллред заберет инженеров?

— Да. Суть в том, что наши показания не должны расходиться.

— Наши?

— Именно так.

Кеноби некоторое время молчал. Смотрел куда-то в сторону стеллажа. Потом вновь встретился взглядом с Анакином.

— Что я должен ему сказать?

— То, что в начале ходовых испытаний я предупредил командный состав дредноута о возможности саботажа. Сведения я получил от адмирала, а он в свою очередь — от СБ. Во время испытаний ты присутствовал на всех совещаниях. Потом мы получили приказ идти на Кьет. Рейд был сорван, и командный состав допустил возможность пребывания информатора на борту. Никаких подозрений относительно Рутьеса у нас не было. После учений на Татуине мы решили включить прослушивание некоторых отсеков. В качестве профилактики. Благодаря этому мы обнаружили, что Рутьес поменял два блока. Вишерат проверил блоки и нашел неисправности.

— Хорошо. Профилактическое прослушивание — это обычное дело на флоте?

— Не совсем.

— Тогда я сомневаюсь, что майор Оллред в это поверит.

— Если ты скажешь Оллреду, что это была твоя идея, я думаю, он поверит.

— И с чего у меня появилась такая идея?

— Ну, допустим, — Скайуокер скривил губы, — ты прислушался к течению Великой Силы...

Кеноби не ответил.

Анакин подумал, что не надо ему было цеплять Силу. Или надо было иначе сформулировать. На подобную иронию рыцарь и раньше реагировал плохо. Не понимал он никогда, как можно над этим шутить.

— Я прошу слишком многого?

— Ты не просишь, Анакин. Ты требуешь.

... С хаттами говорить действительно проще.

... С любой тварью из кореллианского притона тоже.

... Конечно, я требую. А ты думал, ты прилетел сюда просто на дредноуте покататься?

Рыцарь вздохнул.

— Хорошо. Допустим, я действительно прислушался к Силе.

— Далее. Ты сопровождал меня на Нар-Шаддаа и Татуин. Естественно, мы провели это время с пользой: обсуждали будущие перспективы сотрудничества флота и Ордена.

— Ты хочешь, чтобы это сотрудничество продолжалось?

"Очень", хотелось сказать Скайуокеру. Неприкрытая ирония была бы самым честным ответом. Вот только честность в данном вопросе не сочеталась с тем, что он только что попросил сделать. Или потребовал — зависит от интерпретации.

Кеноби улыбнулся. Видимо, собственная интерпретация у него уже сложилась.

Скайуокеру эта улыбка не понравилась, и он самым отстраненным тоном заметил:

— Зависит от того, как Совет Безопасности расценит результаты нашей совместной работы.

— Понятно, — рыцарь, словно назло, продолжал улыбаться. — Насколько я понял из речи Фетта, тебя засекли на какой-то холовышке.

— Это не имеет значения.

— Рад, если это так. Я еще чем-то могу помочь?

— Вряд ли, — Скайуокер пожал плечами. — Конечно, если тебе не трудно, ты мог бы встретить этого Оллреда вместе с моим адъютантом.

— И поговорить с ним?

— Да.

— Мне не трудно.

Рыцарь встал. Дверная панель разошлась.

— Спасибо, — сказал Скайуокер, глядя в затылок джедая. — Я многим тебе обязан.

Кеноби обернулся.

— Не за что. И, понимаешь, я совершенно не хочу, чтобы ты был мне обязан.

* * *

— Сэр, — обратился адъютант, — шаттл "Омега" просит разрешения на посадку.

— Дайте разрешение на посадку в ангар номер один. Рыцарь-джедай Кеноби уже ждет вас там. Вам следует встретить майора Оллреда и его людей, а затем проводить их в предназначенные им каюты. Передайте майору Оллреду, что он при необходимости сможет найти меня здесь. Или в моей каюте после семи часов по стандартному галактическому времени.

— Так точно, сэр.

Может, это ошибка.

Может, надо было бы самому пойти в ангар. Или отправить старшего помощника. Знаем, слышали: офицеры СБ тоже не последние люди в Республике. Не помешает продемонстрировать уважение и готовность к сотрудничеству.

... Ну да, это и называется: выслуживаться.

Хватит с них и одного рыцаря, решил Скайуокер.

"Виктория" ушла в гиперпрыжок, а через час в рубке появились те, кого Анакин с первого взгляда определил как "совершенно посторонние люди".

А со второго...

— Капитан Скайуокер, рад вас видеть. Крес Оллред, майор республиканской службы безопасности.

Майор пожал руку Скайуокеру, а потом кивнул на двух офицеров в форме СБ

— Старший лейтенант Ливу Питчер и капитан-лейтенант Юки Нан, — офицеры отдали честь и щелкнули каблуками, безошибочно попадая в унисон. Оллред добавил. — Поздравляю с победой у Эхиа, капитан. Скоро весь Корускант только и будет говорить, что о ваших успехах...

Оллред произнес еще пару красивых пафосных фраз о сражении. Анакин не расслышал. Он смотрел, отмечал, анализировал и пытался доказать самому себе, что ошибается.

Рост — чуть выше среднего. Прилизанные темные волосы с редкой проседью. На вид — лет пятьдесят, в хорошей форме. Ну да, оперативники, даже бывшие, не любят заплывать жиром.

... Я даже не знал, как его зовут. Крес Оллред. Теперь буду знать.

Странное ощущение — глядеть в глаза своему прошлому. Прошлому, которое знает о твоем настоящем едва ли не больше, чем знаешь ты сам.

— Спасибо, — ответил Скайуокер. — Полагаю, майор, вы хотите обсудить диверсию?

— Не смею отвлекать вас. Но ваш адъютант сообщил мне, что с семи часов вы будете...

— Буду ждать вас у себя.

... А Оллред все это время знал, кто я.

— Благодарю, капитан. Для меня честь — быть на борту этого корабля.

— Надеюсь, наше сотрудничество будет результативным.

— Нисколько в этом сомневаюсь.

Скользкий человек с прилизанными волосами вежливо наклонил голову и покинул рубку. Подчиненные Оллреда идеально воспроизвели этот кивок и вышли за старшим офицером. Только сейчас Анакин заметил, что они совсем непохожи друг на друга — один был смуглым, другой обладал желтоватым оттенком кожи.

Скайуокер посмотрел на хронометр.

Понял, что не успеет разгадать загадку: слишком мало фактов.

— Садитесь, — Анакин указал на кресло напротив, и Оллред немедленно воспользовался приглашением. — Желаете кофе?

— Не откажусь, если угостите.

Скайуокер вызвал дроида из столовой. Он уже чувствовал, что разговор будет долгим и сложным. Как и девять лет назад.

Тогда они тоже сидели друг напротив друга.

— Я вас слушаю.

— Если говорить о саботаже, капитан, то у меня будет всего несколько вопросов.

— Вы читали мой рапорт?

— Отправленный в штаб? Читал, — Оллред кивнул. Раскрыв папку, вытянул оттуда пару распечаток. — Вот он, ваш рапорт. "Обнаружили саботаж в отсеке реактора, выяснилось, что инженеры заменили исправные блоки на неисправные, отдал приказ арестовать"... Одним словом, негусто.

— Что поделать, у меня не было времени писать полноценную новеллу, — ответил Скайуокер и тут же понял, что не только поддался на примитивнейшую провокацию, но и с ходу нарушил приказ адмирала: не иронизировать.

— Знаю, капитан, — Оллред играл абсолютную серьезность, ничем не выдавая своего настроения. Словно у него и не было никогда настроения. — И все же, я ожидал, что ваш рапорт окажется более содержательным.

— То есть именно вы и вели дело?

— Какое дело, простите?

— Это вы предупреждали адмирала Цандерса о возможности диверсии?

— Нет, не я.

— Но вы занимались этим делом?

— Этим делом занималась служба безопасности Республики.

— Майор, вы уклоняетесь от ответа.

— А вы задаете вопросы, на которые я не имею права отвечать. Вместо того, чтобы ответить на пару моих вопросов. Это не займет много времени.

Скайуокер откинулся на спинку кресла, сложил руки на груди и сказал:

— О, я все также внимательно вас слушаю.

— Капитан, почему вы заподозрили Рутьеса?

— Я никого не подозревал.

— Значит, вы доверяли ему?

— Естественно. Ведь именно офицеры СБ подписали резолюцию о включении Рутьеса в комиссию инженеров, курирующих ходовые испытания. Как же я мог ему не доверять?

Разговор прервал звуковой сигнал от двери. Скайуокер впустил дроида и подождал, пока тот расставит на столе маленькие изящные чашечки. Подсластитель Оллред сразу отставил подальше, проворчав:

— Не люблю, когда сладко.

Дроид отвесил поклон. Скайуокера эти поклоны всегда забавляли, и он вспомнил давнишний разговор с Рутьесом. Он тогда сказал инженеру, что на военных кораблях обслуживающие дроиды должны уметь хотя бы отдавать честь, а не ломать комедию, как официант, который надеется получить на чай. Рутьес рассмеялся и сказал, что надо обязательно сообщить разработчикам — ведь встроить подобную программу должно быть несложно.

— Я бы очень хотел понять, капитан, каким образом вы вышли на диверсию.

— Вы в курсе того, что произошло на Кьете?

— Безусловно.

— По-моему, логично было бы заподозрить, что на борту есть информатор.

— И вы сразу подумали на инженеров?

— Увы, нет. Мы просто понимали, что диверсанты не могут не сделать еще одну попытку. И поэтому решили включить прослушивание жизненно-важных отсеков.

Оллред согласно кивнул. Допил кофе, отставил чашку в сторону и поднял глаза на Скайуокера.

— А прослушивание отсеков вы решили включить потому, что джедай Кеноби прислушался к Силе?

... Он не поверил.

... Хорошего же мнения СБ о рыцарях.

— Да.

— Вы доверяете предчувствиям джедая?

— Конечно. Как видите, это предчувствие оказалось правдой.

— Поразительно, — это слово Оллред произнес растянуто, почти по слогам, "по-ра-зи-тель-но", и покачал головой, играя удивление. — Тридцать лет работаю в службе безопасности. Фактически, подчиняемся Ордену. Выполняем задачи, которые они ставят. И хоть бы раз кто-то из рыцарей снабдил нас таким полезным предчувствием.

— Мне искренне жаль, если вам не повезло с рыцарями.

— Зато вам повезло.

— Еще как. Поскольку из СБ нам не сообщили ничего конкретного, а только передали более чем расплывчатое предупреждение о саботаже, пришлось самим искать диверсантов.

— С чем вы так блестяще справились. За два дня, насколько я понял из рассказа джедая Кеноби. А у нас на операцию ушло несколько месяцев.

— И вы докопались до подозреваемых?

— Да. Довольно быстро. Как только перепроверили данные Рутьеса.

— Почему же вы ничего не сообщили на "Викторию"?

— Я не могу вам этого рассказать. Скажем так, нам пришлось занять выжидательную позицию. Это показалось нам более правильным, чем рубить сплеча и сразу арестовывать возможных диверсантов. Я подчеркиваю — возможных.

— Иными словами, ваш невероятный провал едва не привел к уничтожению дредноута. Дредноута, который пока единственный в своем роде. Лучший корабль флота. С двумя с половиной тысячами человек на борту. Эффективность работы СБ поистине впечатляет.

— Что поделать, у нас в штате нет джедаев с такими способностями к предчувствиям.

— Причем тут опять джедай?

— Притом, что он подтверждает ваши показания.

— А он должен нести абсолютную чушь?

— Нет. Джедай даже был с вами на Нар-Шаддаа.

— Был. И что?

— С какой целью вы и рыцарь посещали эту планету?

Скайуокер улыбнулся. Насколько сумел — масляно и криво.

— Вам в подробностях?

— Извольте.

— Для начала мы думали снять парочку твилечек.

— Разве джедаям это разрешено?

— Джедаям запрещено иметь семью. Ну и что с того? Физиология у них такая же, как у нас с вами.

— Я постараюсь уточнить этот вопрос. Вот ведь что интересно: спустя несколько дней после вашего визита на Нар-Шаддаа на нашу тамошнюю штаб-квартиру было совершено нападение. Кроме денег и прочей ерунды, были похищены документы. В том числе один кристалл. На кристалле был отчет нашего сотрудника о подозреваемых. Сначала предполагалось, что нападение совершили по заказу сепаратистов. Однако мы очень быстро нашли нападавших. Местная шпана — пацаны по шестнадцать лет. Их было очень легко сломать, если вам это что-то говорит, — Оллред сделал акцент на слове "вам" и уперся взглядом в Скайуокера. Выдержал паузу и продолжил. — Мы вышли на того человека, который это организовал. Как оказалось, с сепаратистами он не связан. Это наемник. Боба Фетт.

Анакин напрягся.

... Докопались.

... И Фетт тоже говорил, что они у него на хвосте.

... С другой стороны, причем здесь я? Наемник работает на любого, кто ему платит.

— Ну, и кто же его нанял, — Скайуокер прикрыл рот ладонью, сделав вид, что из вежливости проглотил зевок, а всю ситуацию воспринимает не иначе, как приевшийся анекдот, — если не сепаратисты?

— Похоже, что вы.

— Я?

— Именно вы, капитан.

— Майор, у вас голова не кружится? Клаустрофобией не страдаете?

— Мне часто приходится проводить допросы в маленьких камерах. Немногим меньше вашей каюты. Так что клаустрофобия — не по моей части.

— Я за вас рад.

— Вернемся к теме. Наемника Бобу Фетта вы, естественно, не знаете.

— Не имею чести.

— А не-наемника, стало быть, знаете?

— Человек с таким именем полтора года назад закончил то же училище, что и я.

— И он был вашим другом?

— У меня было много друзей.

— Как ни странно, преподаватели на Кариде запомнили именно Фетта. В качестве вашего приятеля.

— Не более чем их субъективное мнение.

— И вы понятия не имеете о том, что Фетт стал наемником?

— Первый раз слышу. Это правда?

Оллред пропустил вопрос мимо ушей.

— Как, не знаю, но вы были в курсе о том, что Фетт ушел из армии в наемники. На Нар-Шаддаа вы связались с ним и попросили заняться этим делом. Что самое удивительное, ваш джедай при этом служил вам прикрытием. Фетт организовал нападение на нашу штаб-квартиру и передал вам кристалл. Или его содержимое. Скорее всего, на Татуине. Где вы тоже были с джедаем. Вы знали, что подозреваемый — Рутьес, и вам нужны были факты. Вы их получили, устроив прослушку отсеков. А потом арестовали инженеров.

... А быстро они.

... Всего одно безумное предположение: командир дредноута связался с наемником. Не такое уж и безумное, если исходить из факта — да, факта! — что мы знакомы с Феттом.

Скайуокер скривил губы.

— Какая интересная детективная история.

— Увы, нет. А история эта особенно интересна тем, что вы угробили одного нашего агента на Нар-Шаддаа.

— А, так я еще какого-то агента угробил? Превосходно. Прошу вас, продолжайте. Желаете еще кофе?

— Благодарю, нет. Итак, вы обнаружили саботаж...

— ... очевидно, я должен был позволить взорвать корабль? Чтобы не пострадало самолюбие СБ?

— Нет. Конечно, в наших интересах самым лучшим было бы отпустить инженеров и возобновить слежку, выйдя таким образом на их контакты.

— Я не получал от вас таких указаний.

— Не спорю. Ваши действия не вызывают у вас сомнений в их правомерности?

— В том, что я арестовал инженеров? Это, знаете ли, моя обязанность как командира.

— Я имею в виду организованное нападение на штаб-квартиру СБ.

— Не понимаю, о чем речь.

— Улики говорят против вас. Улики, капитан, — в тоне Оллреда послышались торжествующие нотки. — Как бы вы не отпирались, военный трибунал разберется.

— Трибунал?

— Смягчающим обстоятельством станет то, что вы все-таки спасли корабль. И две с половиной тысячи человек. Но, вероятно, вы сами понимаете, что в лучшем случае вам светит штрафная рота. Обязательным условием при этом будет добровольное признание. А в худшем... подумайте сами.

— Вам непременно нужно посетить наш лазарет. Это недалеко. Или лучше вызвать санитаров прямо сюда?

— Капитан, вы не в том положении, чтобы говорить со мной в таком тоне. Прошло то время, когда ваш сарказм был к месту. Единственное, что сейчас может спасти вас от трибунала — поставить подпись, — Оллред протянул Анакину распечатку. — Вот здесь. Это все, что от вас требуется. Все!

— Я должен это подписать?

— Да. Это ваш рапорт Совету Безопасности.

Скайуокер скользнул взглядом по бумаге с двумя холографическими печатями.

— Это бред, а не рапорт.

— Нет. Это просто маленькая необходимая ложь. О том, что саботаж вам удалось обнаружить только благодаря сотрудничеству с СБ. Вы подпишете это — и я забуду обо всех ваших выходках на Нар-Шаддаа. Слово офицера.

Взгляд Анакина снова остановился на документе.

... Это что, игра? Проверка? Или он всерьез?

... Оллред прекрасно помнит меня и точно все рассчитал. Прилетел специально для того, чтобы СБ смогла взять реванш за мой счет.

... Ясно одно: если я дам слабину и подпишу — я никогда не прощу это себе. А если нет?

— Вы можете подумать, капитан. Время еще терпит.

Скайуокер отвлекся от документа. Усмехнулся. Ответил. Затем очень вежливо спросил:

— Перевести на общегал?

— Ну что вы, — сказал Оллред. — Я неплохо понимаю хаттез. Пару лет занимался регионом Нал-Хутта, а там этот язык знать полезно. При том, обсценная лексика всегда однообразна: кто, куда, кому, чем и сколько раз. Разумеется, я ничуть не отрицаю красочности хаттеза — на общегале тоже самое звучит намного беднее.

— Ваши лингвистические познания впечатляют.

— Вы подпишете рапорт?

— Нет.

— Тогда вы пойдете под трибунал.

— На каком основании? У вас есть хотя бы одно, пусть даже косвенное доказательство вашей теории?

— Показания Фетта. Мы его взяли. На Татуине.

Прошлое вернулось...

Картинкой. Ощущениями. Словами. Стуком крови в висках. Иронией. Отчаянием.

... и заменило собой настоящее.

Ему снова было тринадцать лет, на него надвигались стены небольшой камеры, наручники впивались в запястья, болело и ныло обожженное лазером плечо, он пытался огрызаться и дерзить, пытался не выдать отчаяния, а допрашивающий его скользкий человек с интересом экспериментатора наблюдал, как растворяется в усталости сознание и воля мальчишки, у которого за спиной были тринадцать лет выживания и при этом ровным счетом никакой надежды на будущее.

... Мне не тринадцать лет.

— Я хочу видеть протокол допроса Фетта.

— Вы хотите довести дело до очной ставки?

— Дождаться не могу.

— В таком случае, мне придется вас арестовать.

— Это даже не смешно. Оллред, вы находитесь на корабле под моим командованием.

— Ваш корабль попадает под юрисдикцию Республики. Вы рискнете устранить трех офицеров службы безопасности?

— Рискну.

— А свидетели?

— А свидетели скажут, что никакой шаттл СБ в ангар не садился. Астероидный пояс недалеко. Сильные гравитационные помехи. Мизерная ошибка в расчете точки выхода — и все.

— Две с половиной тысячи человек подтвердят эту ложь?

— Подтвердят. Хотя можно сделать проще.

— Проще?

— Сердечная недостаточность. Никаких следов насилия. Более того, это как раз можно устроить при свидетелях. Никто не удивится: вам около пятидесяти лет, у вас напряженная и нервная работа — значит, вы в группе риска по сердечным заболеваниям.

— А вы не задумывались, что мои сотрудники на Корусканте посвящены во все детали этой операции? И что они доведут дело до конца?

— Боюсь, что наблюдать торжество справедливости в могиле вам будет довольно скучно, — Скайуокер выдержал паузу, потом добавил. — Оллред, я не знаю, в какую игру здесь играете вы. Но я не верю, что вы поделились своими подозрениями с кем-то на Корусканте. Потому что вы прекрасно понимаете, что попытка привести в жизнь высказанные вами угрозы выгодна кому угодно, но только не Республике во время войны.

Офицер помолчал минуту. Потом неожиданно, в первый раз за все свое пребывание в каюте, открыто улыбнулся.

— Тогда перейдем сразу к делу.

— А сейчас мы о чем говорили?

— Прошу прощения, капитан. Сейчас я рассказывал вам интересную детективную историю. Еще раз прошу прощения, если злоупотребил вашим временем.

— Забавно. Я только не понял смысла.

— Мне было интересно узнать, насколько вы изменились за девять лет, — ответил Оллред. И пока Анакин раздумывал, как отреагировать: достойно промолчать или же честно выразить свои чувства с помощью новой красочной тирады на хаттезе, офицер добавил. — Капитан, дело Рутьеса практически закрыто. Осталось только допросить инженеров, но вряд ли с ними будет также интересно беседовать, как сейчас с вами. Про то, что курсант Фетт был приятелем курсанта Скайуокера, мне рассказал мой личный знакомый с Кариды. Еще пару лет назад. Да-да, я там бывал и один раз ради любопытства поинтересовался, как идут дела у некоего Анакина Скайуокера. Естественно, это ни о чем не говорит, да и никаких улик у меня нет. Но хочу, чтобы вы поняли: если бы я что-то имел против вас, я бы поделился всеми своими догадками с Орденом. Рыцарям хватило бы любой зацепки.

— Как мило. Я должен вас за это поблагодарить? За то, что вы не написали донос?

— А вообще могли бы. Потому что джедаям вы угрожать придушением Силой не сможете. И представьте себе, вами там до сих пор интересуются.

— Я в курсе.

— И меня, признаться, крайне удивило, что рыцарь-джедай играет за вас.

— А чего вы ожидали?

— Критики ваших действий. Хотя бы по мелочам. Недовольства. Безразличия. Но уж никак не полного согласия. Скажу честно, этот факт только усилил все мои подозрения. Впрочем, важно другое.

— И что важно?

— Присутствие джедая на вашем корабле выглядит как провокация Ордена.

— Это неудачная провокация.

— Вы знали рыцаря Кеноби раньше?

— Конечно.

— Тогда я бы советовал вам быть очень осторожным.

— Спасибо. Я всегда осторожен.

Оллред нарочно скопировал кривую ухмылку Скайуокера.

— Да уж не сказал бы. Однако, к делу. Я прилетел сюда по большей части ради операции на Трииб-4.

— И вот еще одна любопытная деталь, — сказал Оллред. — Задолго до того как наш шаттл был принят на борт "Виктории", я связался со штаб-квартирой республиканской СБ на планете Трииб-4. И передал им полученную от вас информацию — о том, что на планету в скором времени приземлится истребитель "Ксенон". Сегодня, как только дредноут встал на орбиту Трииб-4, я снова связался с коллегами и получил ответ. "Ксенон" не садился ни в одном космопорту. Тем не менее, посадку похожего истребителя служба планетарной обороны засекла в частных владениях. Полагаю, такое имя как Михо Каару ничего не говорит присутствующим?

Офицеры — командование "Виктории" плюс два командира дредноутов соединения — переглянулись. Оллред продолжал.

— Михо Каару — один из самых богатых людей системы Трииб-4. "Ксенон" сел на территории отеля "Гвиневер", принадлежащего двоюродной племяннице Каару. В том же отеле находится и закрытый клуб "Вальцер".

Скайуокер, который уже был посвящен в детали операции, не мог отделаться от ощущения, что все это слишком напоминает ему события трехмесячной давности. Снова частные владения, снова один очень богатый человек, интересам которого стало тесно в Республике. С той лишь разницей, что теперь туда придется лезть одному джедаю, а Анакину доставалась спокойная роль наблюдателя. Ни о каких боевых действиях артиллерии, истребителей или десанта не могла идти речь — планета принадлежалатерритория Республики. Официальной легендой нахождения "Виктории" на орбите был небольшой ремонт — штаб пятого флота предусмотрительно направил в министерство обороны Трииб-4 соответствующее сообщение.

— Этот Михакару, разумеется, имеет политическое влияние? — спросил Карпино.

— Ми-хо Ка-а-ру, — по слогам произнес Оллред. — Напрямую он никак не связан с политикой. А не напрямую он финансирует одну из наиболее влиятельных партий. Которую сейчас представляет премьер-министр Гренемайер, а также сенатор от системы Трииб-4. На недавних выборах партия Гренемайера получила сорок процентов голосов, и вошла в состав правящей коалиции. За это время в политике наметились необычные тенденции. Похоже, что правящие круги системы в полном составе стали на сторону сепаратизма. Это более чем странно.

— Что ж тут странного? — спросил Баумгарден. — Политический курс изменился. Сейчас это модно.

— Например один факт: национальный флот Трииб-4, который ранее обеспечивал поддержку нашему флоту в данном регионе, внезапно получил приказ командующего — свернуть все операции. А последней операцией была поддержка республиканских сил на Угма-Ру, которую мы после этого и потеряли.

— Пахнет предательством.

— Все законно. К тому же, разговоры о независимости велись и раньше. У нас вызвало подозрение то, что сепаратистов начали поддерживать даже те члены правительства, которые до этого были сторонниками Республики.

— А парламент?

— Парламент безоговорочно на стороне Гренемайера и недавно проголосовал за референдум о нейтралитете. Референдум будет проведен через месяц. Единственное исключение — это министр внутренних дел. У него были какие-то разногласия с премьером. Месяц назад он пропал без вести. А прореспубликанская оппозиция никому не интересна. Ну и главное: разведке удалось установить, что системой интересуются крупные лидеры сепаратистов.

Оллред выдержал паузу, потом добавил:

— Орден джедаев взял решение проблемы на себя.

Кеноби поднялся.

— Благодарю, майор. СБ, как всегда, на высоте. Я рад, что у нас есть такие отличные помощники. Как уже сказал майор, я действительно получил задание из Совета Ордена расследовать это дело.

— Вы встретитесь с премьером Гренемайером?

Рыцарь улыбнулся.

— Возможно. Для начала я собираюсь нанести визит родственникам господина Михо Каару и разузнать, кто из его гостей летает на "Ксеноне". Информации пока мало, но о последствиях подчеркнутого интереса сепаратистов к системе можно догадываться. Наша общая задача — обеспечить поддержку демократических сил на Трииб-4.

Он обвел глазами присутствующих. Общее любопытство выразил Баумгарден:

— Рыцарь, как вы собираетесь добраться до планеты?

— Капитан Скайуокер обещал предоставить мне шаттл. К сожалению, мой истребитель остался на Корусканте, а появление нового "Ксенона" в том районе привлечет ко мне ненужное внимание.

— Значит, у вас будут два пилота. Которые умеют только управлять шаттлом.

— Полковник, я бы предпочел лететь один.

— Раз уж вы летите на корабле, в котором полно места, разумнее было бы этим воспользоваться.

— Непременно. Однако мы до сих пор не знаем, с чем нам придется столкнуться.

— Орден требует, чтобы вы проводили операцию в одиночку?

— Орден требует, чтобы эта операция была выполнена.

— А Совет Безопасности требует сотрудничества вооруженных сил и Ордена. Или ваше сотрудничество с нами ограничится участием в учениях? Это же несерьезно! К тому же, в приказе из штаба, который я только что получил, говорится о нашем содействии в наземной операции.

— Полковник, я благодарен флоту Республики за всю помощь — как в отслеживании "Ксенона", так и в присутствии "Виктории" на орбите во время столь важных событий...

— Причем тут вообще флот? — раздраженно спросил Баумгарден.

— ...и я ценю то, что ваш десантный полк, размещенный на "Виктории", готов оказать поддержку.

— Рыцарь, я достаточно посвящен в детали этой операции. И не предлагаю высаживать там десант. Насколько я понял, ни национальная армия Трииб-4, ни СБ ничем не смогут вам там посодействовать. Я же предлагаю вам взять с собой взвод. Если все пойдет по вашему плану — они спокойно посидят в шаттле. Если же нет, они могут вам пригодиться. Установить связь. Провести операцию прикрытия. Что угодно.

— Взвод десантников?

— Штрафников. Включая тех самых, которыми вы командовали на учениях. Вы их знаете. У них будет командир из кадровых военных...

* * *

Кеноби запахнул плащ — ветер с моря вдруг пробрал до костей.

Рыцарь взял тайм-аут на четверть часа. Прогуляться по набережной, понаблюдать, как тонет в море закатное солнце. Еще раз все рассчитать, взвесить, сравнить с тем планом, который был составлен на "Виктории" — да полноте, какой там к ситху лысому план...

Все просто: по заданию Храма он взял операцию на себя.

Орден, в конце концов, и существует для решения таких задач, а типовыми случаями и рутиной пусть занимаются службы безопасности. Рыцари не взрывают стен — спокойно заходят в дом с парадного входа. Не ведут годовых наблюдений за чьей-то холоперепиской — зато могут сказать многое по тону интересующего их собеседника. Не проводят допросов с применением психотропных веществ — внимательно смотрят в глаза задержанному.

Импровизация? Для тех, кто не чувствует Силы — да, импровизация. Для рыцарей — отработанная эффективная методика. Ты слушаешь Силу и знаешь, что делать. Понимаешь, кто лжет. Предчувствуешь удар в спину.

Все удачные операции Ордена — это ряд подобных импровизаций.

Неудачные, впрочем, тоже...

Набережная изогнулась, уступая место небольшой роще. Деревья все были высокими, стройными — не одного кряжистого горбуна. Кеноби потрогал веточку с синими иглами. Мягкая, и иглы почти не колются. Словно с незнакомцем за руку поздоровался. Прошел вперед, слушая, как под ногами хрустят коричневые чешуйчатые плоды. Нагнулся, подобрал один такой плод. Твердый, не холодный, не теплый. Если крепко сжать в руке, чешуйки начинают сыпаться.

По песку добрел почти до самой границы моря. Показалось, что ветер усиливается.

В его сторону шли две девушки.

— Вы тоже из "Гвиневера"? — спросила одна.

— Да.

— Кажется, сегодня ночью будет штормить.

— Штормить?

— Смотрите, какие волны!

Всплеск — и лицо обожжено солеными брызгами. Рыцарь смахнул воду с волос и улыбнулся.

— У меня из номера отличный вид на море.

— У нас тоже!

Следующая волна едва не окатила его с ног до головы. Вовремя отпрыгнул. Девушки, рассмеявшись, бросились бегом к набережной.

Под задание — и погодка, подумал Кеноби. Вспомнил, что никогда прежде не видел настоящий шторм. Песчаную бурю наблюдать довелось два раза в жизни, сход лавины с гор тоже, и даже небольшое землетрясение он прекрасно помнил — а как не запомнить, когда под ногами дрожит земля. А вот шторм — никогда.

Оглянулся.

Отель "Гвиневер" пристально наблюдал за рыцарем. Сверлил рощу глазами — ослепительными вывесками и окнами.

Вот кто действительно все правильно рассчитал, так это сам Михо Каару. Отель и весь развлекательный комплекс находились на живописном морском берегу. Сзади — обширный парк, дальше лес и коттеджи тех, кому не досталось кусочка пляжа. А потом уж и небольшой городок с космопортом. Слева — тоже частные владения, вилла некоего популярного режиссера холофильмов, с его же фруктовой плантацией и павильоном для съемок. Справа — сначала пара роскошных курортных центров, а чуть подальше — госпиталь. Одно из зданий которого отведено, подумать только, республиканским военным. Это была, кстати, идея Оллреда: связаться с местным СБ и договориться о посадке шаттла на территории госпиталя. Просто потому, что там это никого не удивит. О том, что внутри шаттла находится отряд из восьми полностью экипированных бойцов, местным СБ решили не сообщать. Да и сам Кеноби был уверен, что их помощь ему не понадобится. Зато этот амбициозный раздражительный полковник с "Виктории" сможет написать в рапорте Совету Безопасности о том, как подчиненное ему подразделение помогало рыцарю. Что ж, у каждого свои слабости.

Ладно. Стоит шаттл у госпиталя и пусть себе стоит.

Вот, кстати, интересно, что будет с госпиталем после того, как система Трииб выйдет из состава Республики?

Хорошо говорить тем, кто на Корусканте: этого нельзя допустить. Господа хорошие, так сделайте что-нибудь сами, там, в своем Сенате, чтобы планеты не сыпались из состава Республики как камни из дырявого мешка.

И если я зря приперся сюда, подумал рыцарь, то завтра мне придется лететь совсем в другую сторону и просить аудиенции у Гренемайера.

Может, и не зря.

Обстоятельства уже сложились — и "Ксенон", и полупроверенные данные СБ, и все остальное. Правильно сложились — случайностей не бывает.

Джедай еще раз начертил в уме схему здания, переданную местным СБ. Итак, парк — практически весь открыт для постояльцев отеля. Сам отель — хитрющий комплекс из нескольких корпусов, соединенных между собой прозрачными и непрозрачными переходами. Несколько стоянок для флаеров и грузовиков. Запихнуть туда "Ксенон" — не проблема, где-то там он сейчас и прячется. Узкий вертикальный цилиндр в середине комплекса — здание администрации. Верхние этажи башни покрыты напоминающим транспаристил материалом, только непрозрачным.

... Вот жежь крепость-то выстроили.

Именно там, наверху, находился клуб "Вальцер". Вход только по приглашениям для деловых партнеров Михо Каару.

Кеноби бросил последний взгляд в сторону моря и направился к изгибу набережной. Потихоньку начал накрапывать дождик.

Увидев первый же флаер-такси, замахал руками. Флаер снизился. Водитель-балозар распахнул дверь.

— Слушай, — рыцарь вцепился в борт, — а где тут этот... "Хвин"... "Свин"... "Гвиневер", вот, чтоб его!

— Да вон же, — балозар сочувствующе посмотрел на Кеноби.

— Там?

Рыцарь-джедай, сейчас представлявший собой неуверенно двигающееся существо в плаще, с трудом отлепился от бортика флаера и махнул рукой в противоположную сторону. И счастливо улыбнулся.

— Забирайся, — сказал балозар.

Они поднялись в воздух.

— А тебе в какой корпус?

— Не помню.

— Там же несколько флаерных стоянок. А где ты раньше садился?

— Да... вот... не знаю...

— На браслете какой номер?

— На браслете?

— Ну ты надрался... ты браслет-то не потерял? Без него тебя не пустят, придется долго объяснять охранникам, что ты там живешь. Документы есть?

Рыцарь начал хлопать себя по карманам, потом ощупал левой рукой правую:

— Не, не потерял.

— Посмотри, какая там буква?

— Буква... буква?

— Аурэ, бэш?

— Аурэ.

— Понял, — флаер сделал крутой вираж, огибая комплекс. Кеноби хотел рассмотреть парк, но машина тут же нырнула под арку.

Благородный серый мрамор с огромной золотой буквой "аурэ".

— С тебя сотня.

Кеноби с трудом выбрался из флаера — запутался в плаще. Долго рылся в кармане брюк. Успел осмотреть саму стоянку, не привлекая внимания охранников. Наконец, рыцарь вытащил несколько квадратиков — сто тридцать кредов — и, как будто не глядя, отдал балозару. Чаевыми тот остался более чем доволен.

— Спасибо.

Кеноби сделал пару неуверенных шагов и направился к входу в роскошный вестибюль. В ближайшем же баре плюхнулся в кресло и прикрыл глаза. Рассмотрел посетителей — на них действительно были браслеты-ключи. Глянул вглубь вестибюля — там стояла другая арка, небольшая, и пара охранников по бокам. Под аркой прошла молодая твилекка — колонна справа на мгновение блеснула зеленым светом. Охранники синхронно наклонили головы в приветствии.

— Вам что-нибудь подать, сэр?

Над Кеноби участливо склонился бармен.

— Не, не надо. Или надо, — рыцарь потер виски, вздохнул.

— Нездоровится?

— Да... голова...

— Сию минуту.

Бармен смешал ему какой-то бодрящий коктейль с горьковатым послевкусием. Кеноби тем временем наблюдал за парочкой охранников у арки. Молодой "квадратноголовый" парень и мужчина постарше. Парень пару раз зевнул, и Кеноби отметил усталость. Хорошо. Теперь надо дождаться подходящего момента.

Прошло пятнадцать минут, когда старшего охранника вызвали по ком-линку. Кеноби не стал терять времени. Бросил десять кредов на стол, сказал бармену, что ему "полегчало", а потом пошел к арке.

Медленно, успевая все вокруг замечать и одновременно концентрируясь.

— Вы хотите отдать мне ваш браслет.

Охранник пару раз моргнул. Кеноби повторил приказ.

— Я хочу... я хочу отдать вам свой браслет.

— Вам очень хочется спать.

— Мне очень хочется спать.

— Как только вернется ваш напарник, вы скажете ему, что нуждаетесь в отдыхе.

— Как только вернется мой напарник, я скажу ему, что нуждаюсь в отдыхе.

Тонкий браслет с датчиком обхватил кисть джедая, и арка приветливо вспыхнула снопом зеленых искр справа.

А теперь — посмотрим, что за постояльцы отеля рассекают на истребителях.

Кеноби остановился перед транспаристиловым переходом, соединяющим корпус "бэш" с центральной башней. Ни на флаерных, ни на грузовых стоянках корпуса "аурэ" никакого "Ксенона" не обнаружилось.

Браслет охранника пока что работал, исправно открывая все двери. Где-то на территории отеля также исправно работал компьютер, регистрировавший все перемещения браслета.

Времени — ровно столько, чтобы на миг заглянуть в прошлое.

Это уже было. Было на какой-то миссии. Майнд-трики, беготня по коридорам, заглядывание в офисы и апартаменты, разговоры с тупыми охранниками и их не менее тупыми хозяевами. Ни карты, ни плана, надежда только на Силу.

И на учителя.

Знаешь, что он прикроет спину. Заметит то, что ты пропустил. Вытащит из любой переделки. Все объяснит, все расскажет. Как он любил говорить про такие миссии: "Обычное поручение Совета: пойди туда не знаю куда, найди то, не знаю что".

Человек, которому ты не в тягость.

Учителя больше нет.

Ученика тоже.

На самом деле в Ордене достаточно рыцарей-одиночек. Тех, кто пережил гибель ученика, крайне мало, намного больше других, у которых падаванов никогда и не было. Совет иногда формирует из таких рыцарей отряды по два, три и более бойцов. А уж лучшие из них даже гордятся тем, сколько миссий им довелось выполнить в одиночку, без страховки. Рыцарь-джедай Кеноби — один из лучших. Ему тоже есть, чем гордиться. Полностью убить в себе честолюбие еще не удавалось никому, и он не исключение.

Все могло быть иначе?

... Да.

... Высокий светловолосый парень в коричневом плаще. Хороший оперативник. Отлично владеет мечом. Смел, нетерпелив, порой безрассуден. Зато не бледная копия учителя. Личность.

... Ученик. А еще — напарник, друг и брат. Есть на кого положиться и понадеяться.

В другой реальности. В этой — ощущение, будто встретились на перекрестке дорог, посмотрели друг на друга с немым вопросом "ты вообще кто такой?" и пошли в разные стороны. К слову "ученик" приросло слово "бывший".

Так, закрыли тему.

Пора вернуться в настоящее.

Пройти транспаристиловый коридор. Шагнуть в лифт. Двадцать семь этажей вверх. Выйти из кабинки за три этажа до павильона клуба. Мельком разглядеть табличку на двери "Финансовый отдел". Пролететь хрупкую винтовую лестницу, перепрыгивая две-три ступеньки. Вправо. Вперед по коридору.

Нос к носу столкнуться с охранником. Заставить его поверить, что перед ним коллега.

Вестибюль.

... Стена — сплошной транспаристил. За транспаристилом все темно-серое. Вглядываешься и только потом понимаешь, что там перемешались море и небо. По вестибюлю идет женщина и даже не смотрит в сторону исчезнувшего горизонта. Наверно, ей неинтересно.

Выйти на балкон, переждать минуту. Почти бегом вправо по коридору. Вверх. Следующий этаж. "Отдел холосистем". Снова люди. Люди, люди, люди. И дроиды. Техническое помещение. Войти внутрь, переждать еще минуту.

Шаги в коридоре. Не дроиды. Два человека.

— Почему не работает связь с метеорологической станцией?

— Я проверяла, уже работает.

— Так скажи им, чтоб к утру наладили регуляцию! Ветер не более семидесяти единиц и никаких туч над пляжем.

— Сейчас позвоню.

Выйти. Скользнуть направо. Прижаться к стене. Снова чей-то пустой кабинет. Снова ждать, когда люди пройдут мимо.

... За окном — дождь. Капли деловито стучат по транспаристилу.

Переждать.

... Посмотреть в окно. Серое, злое, штормовое море. Волны перехлестывают через парапет набережной. Это море сердится на людей, которые решили, что им можно совладать со стихией.

Следующий этаж. "Отдел руководства". Дверь не открывается.

Не тот уровень доступа у браслета, чтобы простой охранник мог так запросто шляться по кабинетам начальников.

Опять вперед по коридору. Выскочить на балкон. Несколько шагов вниз по лестнице. Обратно. Вправо. Роскошный вестибюль. Клуб "Вальцер".

И десяток охранников у дверей в клуб.

... Не заметили.

Свернуть в узкий коридор справа. Первая дверь. Браслет — работает! Внутри — никого. Только два дроида. Ударом Силы — обесточить до того, как они поднимут тревогу.

Прислониться к стене.

Нет, не так. Сначала запереть дверь, а потом прислониться к стене. И только потом увидеть десять мониторов. Наблюдение. Не за отелем. За клубом "Вальцер".

... Повезло?

Кеноби сдвинул дроидов в угол и подкатил кресло к монитору номер три. Включил звук.

За столиком в клубе сидели два человека. Точнее, один человек и один неймодианец.

Человеком оказался не какой-то администратор отеля и даже не сам магнат Михо Каару, а премьер-министр системы, Гренемайер. Неймодианца Кеноби не узнал. Может, и видел раньше, только различать представителей чужой расы куда сложнее, чем различать людей.

— Вы увьерены в результатах реферьендума?

— До референдума больше месяца. Опросы населения — пятьдесят на пятьдесят. И это притом, что еще летом сторонников Республики было шестьдесят пять процентов. Кстати, вы в курсе, что у нас на орбите республиканский дредноут?

— Нет, — неймодианец забеспокоился, — вы мнье этого не говорили.

— Официально они проводят ремонт. Пока мы находимся в составе Республики, мы не имеем права отказать их флоту.

— Скорьее всего, это льишь повод.

— Конечно, это повод. Но нам это даже на руку. Завтра все национальные СМИ расскажут о том, что Республика ввела на орбиту планеты соединение дредноутов и пытается оказать на нас силовое давление.

— А правьительство?

— Правительство поддерживает все мои инициативы.

— Как вам удалось так быстро их переубьедить? Вашей избирательной платформой был нейтралитьет, а не прямая поддержка сепаратизма?

— Дело техники.

— Среди ваших политиков нет убьежденных идеалистов?

— Почему нет, есть. Например, я.

Неймодианец издал странный звук.

— Вы смеетесь? Отчего же. А я совершенно искренен с вами. Я действительно идеалист и давно считаю, что эту огромную республиканскую муть пора разнести. Мечта о том, что в Галактике может быть одно государство, в котором всем и каждому будет тепло и хорошо — химера. Да-да, химера. Наш регион обладает неплохими ресурсами. Стабильной экономикой. Мы прекрасно обойдемся без Республики. Вот моя идея, за которую я готов бороться.

Кеноби включил комлинк.

— Дежурный по штабу слушает, — откликнулись с "Виктории".

— Принять холосообщение. После этого настроить приемник на передачу холозаписи в прямом эфире.

— Есть, сэр.

Ну, хотя бы что-то, подумал Кеноби. Все-таки не зря сюда лез.

Он снова вгляделся в плосконосое лицо неймодианца — как будто мелькнуло что-то знакомое, но опознать так и не сумел.

— А как жье тот министр внутрьенних дьел?

— Мне пришлось пожертвовать одним, заметьте, всего лишь одним человеком, чтобы прекратить смуту в правительстве, — ответил Гренемайер. — А сенат Республики сейчас бросает всю свою армию и флот, это сотни тысяч людей — на то, чтобы защитить "государственность и целостность". Так какая идея лучше и гуманнее, моя или республиканская?

— Развье у него не было сторонньиков?

— Были и еще какие. Однако у каждого человека есть свои слабости. А убеждение и переубеждение — в общем-то, моя работа...

Гренемайер вдруг засуетился, попросил прощения и отошел в сторону. Кеноби повернулся — на мониторе номер пять к премьер-министру подошел человек в форме охранника отеля.

— Господин премьер-министр, мы только что засекли несанкционированную передачу данных на орбиту...

Связь оборвалась, и все мониторы погасли. Одновременно зазвонил комлинк рыцаря.

— Сэр, вас вызывает "Виктория". Передача данных прекращена. По какой причине? Прием!

— А вы как думаете?

Выходить в коридор уже нельзя.

Он подошел к окну. Двумя этажами ниже — балкон. Не в первый раз. Прыгнуть, затем рысью по мокрой от дождя террасе. Единственная дверь оказалась закрытой. Пришлось вскрыть замок сабером. Потом выйти наружу, вежливо улыбнуться проходящей мимо секретарше.

— Простите, вы откуда?

— Я из отдела безопасности, — рыцарь легко поклонился. — И вы меня хорошо помните.

— Я вас хорошо помню.

Теперь к лифту. Наверх нельзя, придется вниз. Тридцать четыре этажа вниз. Тридцать три, тридцать два, тридцать один... Отчего лифт ползет так медленно? Или он вообще стоит на месте? Нет, идет, вон, цифры на табло меняются. Значит, лифт ползет... Двадцать восемь, двадцать семь... семнадцать... одиннадцать... пять... один. И двери, почему так медленно раскрываются двери?

Вместо вестибюля — который должен был быть на первом этаже — вправо и влево от лифта шли два тускло освещенных одинаково неприветливых коридора.

Кеноби остановил скользившего мимо дроида.

— Где выход из здания?

— Сэр, выход наверху.

— Наверху?

— На пятом этаже.

На схеме, полученной от национального СБ, этот факт не значился.

Что теперь — вверх по лестнице?

Кеноби пробежал вперед по коридору. Двух охранников оглушил Силой.

Нырнул в первую же попавшуюся дверь. Огляделся. Кровать, зеркало, дроид-секретарь, датапады на столе. Странно.

Женщина и двое детей.

— Вас прислала Республика? Вы рыцарь-джедай?

— Да, я рыцарь...

— Вы нас вытащите, правда?

— Вытащить вас?

— Нас же держат в заложниках! Вот уже две недели, по приказу Гренемайера!

... Только этого еще не хватало.

Что теперь: тащить их с собой? Не выйдет. Проще прорваться одному, а затем дать знать об этом СБ.

Женщина вцепилась ему в рукав, продолжая причитать.

— Это же не партия, а какая-то мафия, хуже хаттов!

Он промедлил, подбирая подходящие слова.

— Прошу вас, возьмите нас с собой! Или возьмите хотя бы детей!

Кеноби выхватил комлинк, набрал номер дежурного и получил в ответ только жалостливый писк. Мы же под землей, понял он. Под землей связь работает плохо. Почти не работает.

Попробуем еще раз. Так, попробовали. И получили тот же самый писк в ответ.

Нет связи.

Набрать другой номер? Вдруг заработает. Тогда чей, если не дежурного по штабу?

Например...

— Гренемайер использует заложников для давления на нескольких крупных политиков системы. Их держат на последнем подземном этаже центрального корпуса отеля. Передай Оллреду, что я как представитель Ордена настаиваю на немедленном вмешательстве СБ!

Длинные, сложные, знакомые фразы — выпалил скороговоркой. Сообщение ушло. Потом повернулся к двери, уже зная, что через секунду ее снесут, а внутрь прыгнут...

... всего лишь двое охранников с бластерами.

... нет, вот еще двое.

Огонь открыли мгновенно.

Сработал вбитый на тренировках рефлекс. Активировать сабер и отбивать выстрелы бластера. И совершенно отстраненная мысль: интересно, когда Анакин прослушает сообщение?

— Бросить оружие, иначе умрут все!

Не слушать. Просто отбивать выстрелы.

Он сможет защитить всех. Его этому учили. С детства как всех в Храме. И потом учитель. Защищать, беречь, спасать, уважать любую жизнь, любую форму жизни, защищать...

— Бросить оружие!

Это был тот самый охранник из корпуса "аурэ", напарника которого рыцарь убедил отдать браслет. Не важно. Не слушать. Концентрироваться на связи с Силой...

... Не хватает сил.

Еще двое с бластерами.

... Да сколько же их там!

— Огонь по заложникам!

Беречь жизнь. Учили. Хорошо учили. Иногда, чтобы защитить, приходится опускать оружие.

Только вот после этого как-то не ожидаешь выстрела станнера.

* * *

— Печально, — сказал Оллред, входя в капитанскую каюту.

— Печально что?

— Даже не сам провал операции, — офицер устроился в кресле напротив сидящего за столом Скайуокера. — А то, во что мы вляпались.

— Мы?

— Да, и флот тоже.

— Флот не имеет к этому никакого отношения, — возразил Скайуокер. — И не я посылал Кеноби на планету.

— На Триибе это сейчас мало кого интересует. Им хватит того, что на орбите планеты находится соединение кораблей, а посланник Республики пытался установить слежку за премьером. Национальные СМИ поднимут порядочный скандал.

— Республиканские СМИ могут устроить другой скандал из той холозаписи, которую прислал рыцарь.

— Доказать подлинность будет сложно. А в данных условиях это только обострит конфликт.

— А кто этот безносый тип? Кто-то из сепаратистов?

— Неймодианец — племянник Нута Гунрая. Официально, естественно, ни с какими сепаратистами он не связан. Торговая Федерация сейчас играет в нейтралитет. Да, и Федерацией занимается другой отдел СБ.

— Ну, тогда мне трудно что-то сказать.

— Зато вам нетрудно отдать приказ соединению кораблей покинуть орбиту.

— Покинуть орбиту?

— Официально вы на ремонте, так? Ну вот, ремонт закончился. Поймите, нам сейчас выгоднее замять это дело.

— А как же рыцарь?

— А рыцаря пусть вытаскивает его Орден. Если там вообще осталось, что вытаскивать. Сомневаюсь, что Гренемайеру нужен живой свидетель.

— Он жив.

— Вы-то это откуда знаете?

— Знаю.

Оллред с минуту сверлил его глазами. Потом, наконец, решился спросить.

— Вы это... чувствуете?

— Почти.

— Все равно это не наша проблема.

— У вас есть соответствующие указания с Корусканта?

— Нет.

— Боюсь, тогда это наша проблема.

— Именно поэтому я и прошу вас вывести корабли с орбиты.

— Оллред, я получил приказ адмирала Цандерса взять курс на систему Трииб-4 и встать на орбиту. Никакого другого приказа я пока не получал. Не знаю, как в СБ, но на флоте обсуждать распоряжения командования не принято. "Виктория" и все соединение кораблей остается здесь.

— Жаль.

— Мне тоже. Кстати, сегодня я понял, почему мы два года подряд отступали и теряли позиции.

— Да? И почему же?

— У нас слишком много командиров. Все хотят отдавать приказы, только никто не хочет их выполнять.

— Вы имеете в виду не совсем удачную координацию действий?

— Я имею в виду ее полное отсутствие.

— Скажите это кому-нибудь на Корусканте.

— Скажу. Только за прошедшие два дня я получил приказ своего непосредственного командира Цандерса, затем приказ из Совета Безопасности, потом распоряжения службы безопасности. Ах да, и еще у меня есть джедай с интересами Ордена.

— Во всем есть свои плюсы, капитан. Вы избавились от рыцаря, а уж после этого фиаско Орден явно не станет впихивать своих наблюдателей во флот.

— Я буду рад этому. Но пока джедай здесь, его освобождение остается нашей задачей.

— Вот уж не ожидал.

— ... что я это скажу?

— Вы говорили, что знали рыцаря раньше. Дайте я угадаю. Кеноби участвовал в том сражении на Набу. А потом... Он был вашим учителем? Так?

— Допустим.

— А на флоте не принято бросать соратников по оружию в беде, да?

— И в десанте тоже.

— Вы излишне сентиментальны, капитан.

— Если вы имели в виду мое прошлое, то ошиблись. Я на нем не зацикливаюсь.

— Тогда вы счастливый человек.

— Вы не первый, кто мне это говорит.

— Например?

— Например, Рутьес.

— Вы много общались?

— Еще бы.

— Вы разговаривали с ним после ареста?

— Нет.

— Почему?

— Мне не о чем с ним говорить.

— Не о чем или тяжело? Вы ведь ему доверяли, не так ли?

— Доверял. Что с того?

— Вы уклоняетесь...

— Нет, Оллред. Это вы уклоняетесь от ответа на вопрос, который я задал двадцать минут назад. Кеноби настаивал на вмешательстве СБ в ситуацию. Насколько я понимаю, СБ подчиняется Ордену.

— Республиканская — да. Но из представителей республиканской СБ я здесь один. А национальные СБ нам не подчиняются.

— Ну и бардак.

— Я, кстати, уже связывался с их руководством на планете. Ситуация сложная. Все члены правительства обладают неприкосновенностью. Арестовать Гренемайера невозможно. Даже если бы у нас были все улики насчет заложников. Единственное, что мы могли бы сделать в этом случае — это поторговаться с ним. Или же вооружить этими данными прореспубликанскую оппозицию и довести дело до импичмента. Что тоже нелегко, учитывая, что сорок процентов членов парламента — это его марионетки.

— То есть выиграет, скорее всего, тот, кто первым устроит скандал?

— Да. Это раньше можно было рассчитывать на то, что у системы есть обязательства перед Республикой. А теперь они борются за независимость и плевали на все обязательства. Я вот что хочу сказать: национальной СБ тоже приходится лавировать. Не все поддерживают Гренемайера, но и не все за Республику. Я передал им все данные, включая последнее сообщение рыцаря, которое он послал вам. Вот тоже интересно, почему именно вам?

— Понятия не имею, — Скайуокер скривил губы. — Может, это тоже от сентиментальности?

— Скорее тонкий расчет.

— Пусть будет расчет. И что дальше?

— Создана специальная комиссия. Они сравнивают данные, анализируют. Это займет некоторое время.

— За которое тех же самых заложников куда-нибудь переведут и заметут все следы, а неймодианец смоется.

— Капитан, увы, не все вопросы можно уладить приказом "открыть огонь!" или высадкой десанта.

— Я этого и не предлагал. Кстати, на территории госпиталя, который рядом с гостиницей, до сих пор наш шаттл. Командир взвода доложил, что рыцарь так и не воспользовался их помощью.

— Шаттл надо немедленно возвратить.

— Они могут пригодиться внизу.

— Для чего?

— Для продолжения операции в гостинице. Если национальная СБ все-таки решится на это.

— Я в этом не уверен.

— Охранников можно легко отвлечь — например, серией взрывов неподалеку от гостиницы. Я так понимаю, что после этого национальная СБ, сколько бы комиссий там не было, не сможет стоять в стороне.

— Да. И я, поверьте, думал насчет этого варианта. Но и в этом случае выходит, что Республика вдруг ввела на территорию планеты войска и оказывает силовое давление. После этого не пятьдесят, а сто процентов населения захотят к сепаратистам.

Скайуокер согласно кивнул.

Можно было сколько угодно обсуждать ситуацию, проклинать командование на Корусканте, иронизировать по поводу политики. Только это ничего не решало.

... А что, надо что-то решать? Надо. Почему я?

... Что это — сентиментальность?

... Это не первый человек, которого я теряю. Три дредноута у Эхиа — вот это потери. Что значит для Республики один рыцарь? Ничего. А Локримия? Там я потерял лучших. Брайбена, Тибра. Я их знал несколько лет. Я с ними учился и воевал. Ну да, я не помню, чтобы я кого-то оставлял в плену. Но такие случаи бывают. Иначе и пленных бы не было.

... Приказа уйти с орбиты еще не было. Будет. Скоро будет.

... Кеноби вообще ни к армии, ни к флоту никаким боком. Вот пусть Орден его и вытаскивает. Профессионалы хреновы, которые посылают своих — без карт, без планов — просто что-то поискать.

... Оллред прав, пусть они теперь ищут его сами.

... Откуда я взял, что он до сих пор жив? Чувствую? Да нет, нихрена я не чувствую. Нет никаких пресловутых связей. Учитель-ученик. Я ему не ученик, и он мне не учитель. Вообще никто. Или все-таки чувствую? Не могу этого объяснить. Ни себе, ни Оллреду. Просто дурацкая не пойми откуда уверенность, что Кеноби еще жив.

... Ничего нельзя сделать.

— А если сепаратисты потеряют интерес к планете?

— Как это так они потеряют интерес?

— Вы ищете средство давления на Гренемайера. Я о нем ничего не знаю. Если бы вы нашли средство давления на неймодианца, все было бы намного проще.

— Такого средства нет.

— Если он правая рука Гунрая, значит, он посвящен во все его дела.

— Безусловно. И что?

— Вы в курсе того, что во время конфликта на Набу двенадцать лет назад Гунрай действовал под руководством...

— ... некоего Дарта Сидиуса. В курсе. Рыцари из-за этого поставили СБ на уши. Только до сих пор никто так и не понял, существовал ли этот Сидиус на самом деле или это только легенда. Было задержана куча подозреваемых, но расследование ни к чему не привело. Вы знаете, почему Гунрая освободили из-под суда?

— Нет.

— Врачи доказали его невменяемость. Он буквально помешался на этом своем Сидиусе.

— А потом он, стало быть, опять стал вменяемым?

— Неймодианцы сильно отличаются от людей.

— Да?

— Совершенно другая психология.

— Тем более. Так вот, на Набу действовал и второй такой же таинственный тип. Джедаи даже пытались его задержать. Вернее, убить. Как утверждал Кеноби двенадцать лет назад, это был, во-первых, форсьюзер. Во-вторых, воин, вооруженный сабером.

— И это я тоже знаю.

— Замечательно. В третьих, это был ситх.

— Это какая-то религия?

— Можно и так сказать, не суть важно. Важно то, что этот ситх был учеником Дарта Сидиуса и был прислан им на Набу для лучшего контроля над неймодианцами.

— Допустим.

— Значит, если этот мифический Сидиус действительно существует и неймодианцы находятся под его влиянием, почему бы ему не прислать на Трииб своего представителя с приказом свернуть переговоры?

— Вы считаете, что неймодианец в это поверит?

— Повторю то, что сказал Гренемайер: это дело техники.

— Маловероятно. Но даже если так. Потом же все обнаружится.

— Что с того? Вы выиграете время и для своего скандала и для небольшой революции. Планета останется в Республике. Кажется, именно этого хочет Совет Безопасности?

— Вы не поняли. Неймодианец должен поверить в то, что перед ним действительно посланник Сидиуса. Значит, этот человек должен быть всем, что вы до этого перечислили: форсьюзером, воином...

... форсьюзером, воином...

... ситхом.

... какая-то легенда. Страшилка. Полосатая рогатая черно-балахонистая страшилка.

... страшилка убила Квай-Гона, а Кеноби разрезал ее пополам. Победил. Потом вспоминал. Много раз вспоминал, не мог забыть.

... получается, что больше всего страшилку боялись неймодианцы.

— Этот человек должен в первую очередь вызывать страх.

— И вы знаете, чего боятся неймодианцы?

— Нет. Но я знаю, чего боятся джедаи.

— И чего же?

... своей собственной страшилки.

... Темной стороны Силы.

— Того же, чего боятся все остальные люди. Непонятного. Нелогичного. Неизвестного. Непрогнозируемого. Нестандартного.

— Как много прилагательных. Капитан, я уже говорил вам, что сотрудничал с рыцарями тридцать лет. И никогда не видел, чтобы что-то могло вызвать у них подобную реакцию.

— Зато я видел. Первый раз — двенадцать лет назад, и второй раз — пару недель назад.

Офицер СБ долго не отвечал.

Пожевал губами. Посмотрел в сторону. Потом встретился глазами со Скайуокером.

— Вы не имеете права на подобные действия.

— Ровно до тех пор, пока их не санкционировала СБ. У вас есть другое решение проблемы?

— Нет. Но у вас есть другие обязанности.

— С которыми я прекрасно справляюсь, в отличие от Ордена и СБ.

— Вам легко говорить!

— Я беру ответственность за свои слова. На кону присоединение целой системы к сепаратистам. Угма-Ру мы уже потеряли, а Трииб, насколько я понял, система с самой развитой экономикой. Это означает потерю всего региона. Этого мало?

— И еще жизнь вашего джедая.

В ответ Скайуокер только пожал плечами.

Оллред не сводил с него глаз. Не первый раз. В первый раз в этих холодных глазах прочиталась сильная эмоция. Сильная, яркая и честная.

Имя ей — ненависть.

— Капитан, вы никогда не задумывались, почему тогда, девять лет назад...

— Задумывался. И почему же?

— Я расскажу вам одну историю. Занимательную и совсем не детективную. Их вы не любите, как вчера выяснилось. Так вот, двадцать два года назад в одной семье на Корусканте родилась девочка. Когда девочке было полтора года, ее заметил один рыцарь. И сказал, что она обладает большой чувствительностью к Силе. У родителей девочки был выбор. Отец верил и в Республику, и в демократию, и в гражданский долг. Поэтому он решил, что это его долг — отдать дочь в Храм. Мама девочки не хотела расставаться с дочерью, но ее он переубедил. Кроме этого, он надеялся, что у него еще будут дети — жена как раз ждала второго ребенка. Он знал, да, знал, что не сможет видеть девочку. И первое время ему было очень тяжело. У жены случился выкидыш, потом второй выкидыш, а следующая беременность стала для нее смертельной. Этот парень остался совсем один. Но он сделал хорошую карьеру и однажды смог использовать свое служебное положение, чтобы увидеть дочь. Ей было тогда шестнадцать лет. Красивая выросла девочка, вся в маму. Вот только отца своего она не узнала. Мать тоже не помнила. Да и разговаривать не захотела. Так, вежливо отмахнулась — даже не заинтересовалась. Вы не представляете, что это такое — когда смотришь на своего ребенка, а он отвечает тебе как дроид. А еще спустя два года девочку убили на одной из миссий. Она, видите ли, хотела спасти жизнь учителю. Ну, и спасла какого-то старого идиота, место которого — в психбольнице. А сама погибла. В восемнадцать лет.

— Ее отец сам принял такое решение.

— Разве ваша мать приняла другое решение?

— Моя мать тут не причем. Для меня это был единственный выход — убраться с Татуина. Вы выросли на Корусканте и вы понятия не имеете, что такое жизнь во Внешних регионах и что такое рабство.

— Хорошо. Ваша мать будет рада, узнав, что вы рискуете жизнью ради какого-то джедая?

— Моя мать погибла на Татуине две недели назад.

— Мне жаль. Я не знал.

— Теперь знаете. Если бы я хотел отомстить кому-то из Ордена — я бы давно это сделал, — Скайуокер выдержал паузу. — Я так понимаю, у истории есть продолжение?

— О да. Есть. Когда девять лет назад оказалось, что какой-то пацан с сабером зарубил двух моих товарищей, все, что я хотел — пристрелить эту маленькую бешеную сволочь. Я не сделал этого только потому, что понял: тот пацан хотел быть человеком. А не джедаем.

— Прошу прощения, — премьер-министр системы Трииб Гренемайер вернулся к столу.

— Что-нибудь случилось? — спросил Михо Каару.

— Почти ничего, — Гренемайер улыбнулся. — Шеф моей личной охраны немного обеспокоен.

— Почему? Что его беспокоит?

На этот раз голос Михо Каару выдал раздражение. Гренемайера это позабавило. Его сейчас интересовала реакция не тридцатисемилетнего миллиардера, а сидящего с ними за столом неймодианца. Только неймодианец пока не понимал, что сказанное имеет к нему какое-либо отношение.

— Похоже, что к гостинице движется истребитель.

— Истрьебитель?

До неймодианца наконец что-то дошло.

— Это тьеракт?

— Не знаю. Он каким-то образом проскочил системы планетарной обороны. Ему сели на хвост два наших истребителя, но он их сбил. При этом пилот сразу связался со службой безопасности гостиницы. И даже, можно сказать, представился. Кажется, у него дело именно к вам, господин Гунрай, — Гренемайер выдержал паузу. — Я распорядился, чтобы ему дали сесть на флаерной стоянке.

— Ко мне?

— Он утверждает, что является учеником и посланником некоего Сидиуса. И сию минуту должен говорить с вами.

Неймодианца передернуло. Михо Каару тоже, но очевидно, по иной причине.

— Что за бред! Отдайте приказ, чтобы его уничтожили!

— Я не хочу привлекать лишнее внимание к этому району. Нам будет проще взорвать его корабль, когда он приземлится. Впрочем, пусть решает господин Гунрай.

— Мнье нужно узнать, чего он хочьет, — ответил неймодианец.

— Распорядитесь, чтобы на монитор передали картинку со стоянки флаеров. Да, на тот, на стене, — сказал Гренемайер помощнику. — И пригласите нашего гостя сюда.

— Ничего не понимаю, — буркнул Михо Каару. — Какого ситха на переговоры лезет кто-то еще?

— Мнье нужно узнать, чего он хочьет, — повторил неймодианец. — Иначье я не могу продолжать перьеговоры.

На мониторе появилось изображение флаерной стоянки. Истребитель как раз успел сесть и заглушить двигатель. Кокпит открылся, и пилот выбрался наружу. Легко спрыгнул вниз. Даже не посмотрел в сторону охранников, словно на их месте были дети с игрушечными винтовками. Зашагал внутрь, так ничего и не сказав помощнику премьера, который как идиот остался стоять с вытянутой рукой, а потом побежал следом.

Интересно, подумал Гренемайер, пилоты какой армии разгуливают в балахонах с капюшоном?

— Он вооружен? — спросил Михо Каару. — Пусть его обыщут!

— Лучше этого не дьелать, — неймодианец замотал головой.

Этот человеческий жест привел Каару в еще большее раздражение.

— Мои телохранители не пропустят сюда никакого придурка с оружием.

— Будет лучше, если вы...

Каару вскочил на ноги и отошел к окну с ком-линком. Гренемайер встретился взглядом с неймодианцем. Странная перемена: всего десять минут назад Гунрай-младший диктовал условия целой системе — то есть ее самому успешному бизнесмену и самому успешному политику — а теперь поведение неймодианца выдавало беспокойство.

Или даже страх. Почему?

— Сидиуса ваш дядя однажды упоминал, — сказал Гренемайер. — Однако ни он, ни вы не говорили мне, что вашему союзнику понадобилось личное или опосредованное участие в переговорах.

— Я этого нье знал.

— Тогда откуда вы знаете, что это действительно посланник Сидиуса?

— Двьенадцать лет назад мы тоже нье подозрьевали, что у Сидиуса есть ученик. Ньевыполнение ньекоторых его рекомендаций привело нас к неудаче.

— Допустим, и что?

— Вы не понимаетье, чтьо такое ситх.

— Ситх? Нет, не понимаю. Джедай у нас в гостях уже был... Ну что ж, посмотрим на ситха. Кстати, как вы можете быть уверены, что это не присланный Орденом человек?

Диалог прервал крик Михо Каару в ком-линке.

— Что?

— Михо, что там случилось? — спросил Гренемайер.

— Этот, — Каару употребил пару слов, которые обычно не используют на саммитах, — убил четверых моих людей!

— Какого...

Гренемайер едва успел объявить по ком-линку о чрезвычайной ситуации, когда дверная панель раздвинулась.

В проем шагнула высокая фигура в черном. Судя по мелькнувшему под капюшоном лицу — человек. В правой руке он сжимал блестящий цилиндр, левой заламывал за спину руку насмерть перепуганного помощника Гренемайера.

— Спасибо, что проводили, — сказал человек в балахоне и выпустил чужую руку. Помощник премьера сполз по ближайшей стене, едва переводя дух.

Кем бы он ни был, подумал Гренемайер, но сейчас наш гость сделал ошибку — отпустил заложника.

Незнакомца окружили четверо вооруженных солдат. Пятый — их командир — заслонил собой премьера и произнес:

— Сдайте оружие. Это приказ.

— Какое оружие, — в тоне слышалась усмешка, — вот это?

Гренемайер заметил, как незнакомец мельком глянул на консоль двери.

Теперь не убежишь, подумал премьер-министр. На его удивление, дверная панель вдруг пришла в движение и через секунду сомкнулась.

Двое очень влиятельных людей, один очень-очень влиятельный неймодианец, пятеро солдат и один...

... кто он?

Что случилось потом, Гренемайер не смог понять. Глаза засекли только несколько стремительных движений человека в балахоне. В паре с человеком двигался синий луч.

Потом картинка вновь стала статичной.

И гротескной. Настолько, насколько гротексной может казаться неподвижная фигура — словно черная статуя — вокруг которой на полу разбросаны куски тел.

Оцепеневший помощник премьера стоял в стороне, зажимая рот рукой — казалось, его сейчас стошнит. Дверь была заперта, и Гренемайер подумал, что ситуация напоминает сюжет дешевого фильма ужасов: несколько нормальных, психически здоровых людей попадают в плен к маньяку.

Одно ясно, решил Гренемайер. Наш гость, хотя и пользуется — как же эта штука называется? ах да, световым мечом — но не имеет никакого отношения к Ордену.

Человек в балахоне перешагнул через труп и подошел к столу.

— Я являюсь учеником Лорда Сидиуса и прибыл, чтобы представлять интересы моего учителя в переговорах.

Неймодианец поклонился. Гренемайер ограничился кивком. Посланник Сидиуса ответил многозначительным взглядом, и премьер поторопился позвать помощника.

— Фиджи, подайте нашему гостю кресло.

Однако от сгорбившегося в углу Фиджи большого толку уже не было, и Гренемайеру пришлось самому подтянуть кресло для посланника.

— Прошу вас, — сказал Гренемайер.

— Благодарю.

Посланник повесил сабер на пояс и сел.

Теперь Гренемайер наконец смог рассмотреть лицо незнакомца. Это действительно был человек, причем весьма молодой. Рост выше среднего, хорошо сложен. Голубовато-серые глаза и коротко остриженные светлые волосы — обычное сочетание. Лицо... может, черты чуть резковаты. Все равно, самое обычное лицо, каких много.

Встретил бы на улице, подумалось Гренемайеру, и не подумал бы ничего... такого. Тогда почему мне не по себе? Потому что неймодианцу страшно?

Посланник пока что милостиво позволял себя разглядывать и, главное, так и не выдвигал никаких требований.

— Ваше появльение стало для нас неожиданностью, — сказал Гунрай.

Вместо ответа незнакомец чуть склонил голову набок, и неймодианцу пришлось продолжить:

— Лорд Сидиус нам ничьего нье сообщал.

— Именно поэтому я здесь. Передать распоряжения моего учителя и при необходимости оказать вам поддержку.

— Поддьержку?

Это еще что такое, спросил себя Гренемайер. Поддержку? Звучит так, будто у нас с неймодианцем намечаются разногласия. С какой стати? Мы уже обо всем договорились. Я не знаю, зачем этот псих устроил здесь такой спектакль и кому это выгодно, но он ничего не сможет изменить.

— Как всегда, — ответил посланник. — Я буду гарантом того, что эти переговоры пройдут с наибольшей пользой для Торговой Федерации и для вас лично. Разумеется, я также отвечаю за вашу безопасность.

— Простьите, я ничьего нье понимаю.

— Вашу безопасность на этой планете.

Гренемайер с подозрением взглянул в сторону неймодианца — и уловил точно такое же подозрение в ответном взгляде Гунрая.

Это было крайне неприятно, и премьер решил встрять в разговор.

— Господин посланник, я пока не понимаю ваших намеков. Господин Гунрай здесь не первый раз, ему ничего не грозит и он знает, что может полностью положиться на нас.

Посланник сделал вид, что не расслышал Гренемайера. Он все также разговаривал с неймодианцем.

— Разве вы не получали от Лорда Сидиуса соответствующих указаний?

— Получал... Но какие указания вы имьеете в виду?

— Указания относительно ваших действий в этом регионе.

— Мы обговаривали это еще полгода назад.

— Именно, — задумчиво сказал посланник. — Полгода — это довольно большой срок, чтобы ситуация в Галактике изменилась. Планы приходится корректировать. Лорд Сидиус принял решение.

— Какое?

Вопрос они задали в один голос — неймодианец и премьер системы Трииб.

— Система Трииб должна остаться в составе Республики.

Сквозь молчание — какой-то неразборчивый звук. Не то всхлип, не то смешок.

Не ожидал, что мой помощник окажется такой бабой, подумал Гренемайер. Завтра же уволю.

— Почему? — спросил неймодианец.

— Согласно сведениям Лорда Сидиуса, союз с системой Трииб будет невыгоден Торговой Федерации. Соответственно, финансирование этой кампании за независимость принесет вам убытки, — посланник повернул голову к неймодианцу и, понизив тон, спросил. — Или вы считаете, что Лорд Сидиус ошибается?

Неймодианец вздрогнул. То ли от его взгляда, то ли от чего-то еще.

— Н-ньет, — промямлил он.

— Превосходно. Мой повелитель будет доволен вашей рациональностью.

— Что это за бред?

Это рявкнул Михо Каару. Он очень долго молчал — видно, сработала старая привычка не спеша оценивать собеседника — а теперь вот взорвался.

— Что это за сведения о невыгодности союза? На основании чего вы можете это утверждать? Вы исследовали рынок региона? У вас есть какие-то прогнозы?

— В Силе происходят возмущения, которые нельзя недооценивать.

— Какая еще Сила? Кто вы вообще такой? Никакого Сидиуса я не знаю, договора уже почти подписаны, и что теперь — все это свернуть? Да я сейчас позвоню — ты живым отсюда не выйдешь!

Этого не стоило говорить, подумал Гренемайер. Сейчас что-то случится, обязательно случится.

Случилось. Но не то, что ожидал премьер-министр. Посланник не стал включать сабер, не стал он и подниматься с кресла. Сделал только легкое незаметное движение — сжал пальцы в кулак.

Интересно.

И почему-то именно после этого Михо Каару захрипел и схватился обоими руками за горло. Его холеное лицо побелело — и даже идеальный загар оказался бесполезен.

Неймодианец вздрогнул, но промолчал. Гренемайер догадался, что ситуация теперь зависит полностью от него.

— Я прошу вас, — он коснулся пальцами рукава черного балахона.

Посланник посмотрел на него. С интересом. Прошла секунда, другая, третья, пока он разжал пальцы и, повернувшись в сторону Михо Каару, произнес:

— Ваше неверие меня раздражает.

Надо будет потом напомнить об этом Михо, подумал Гренемайер. Все-таки я спас ему жизнь,

Весь дальнейший разговор происходил без какого-либо участия самого успешного бизнесмена системы Трииб — тот никак не мог надышаться.

— Итак, — посланник снова обращался к Гунраю, — вам следует немедленно покинуть эту планету. Дальнейшие инструкции вы получите, как только прибудете в Совет Федерации.

— Хорошо, — сказал неймодианец. — Я сьейчас же отправльяюсь.

— Я провожу вас до вашего корабля. Лорд Сидиус дал мне задание проследить, чтобы ваш отлет не сопровождался никакими эксцессами.

Неймодианец снова кивнул.

— Да, и последнее.

Посланник встретился глазами с Гренемайером.

— Что вам угодно?

— По моим сведениям, здесь побывал рыцарь Ордена.

Гренемайер выдержал взгляд. Выдержал, потому что продолжал твердить себе: это обычный взгляд обычного мальчишки, здесь нечего бояться, он обладает способностями — что с того, много кто обладает способностями, у него есть световой меч — но нам с ним нечего делить, если бы он хотел всех нас уничтожить — он бы это уже сделал, с неймодианцем мы проиграли, но я всегда знал, о том, что неймодианцы не такие как люди, что они немного ненормальные — по крайней мере, по человеческим понятиям, и Гунрай-старший действительно рассказывал мне о Сидиусе, и это всегда казалось мне безумным, но я не придавал этому значения, а Михо сразу отмахнулся, и зря, но это не важно, важно, что я умею проигрывать достойно, ну что ж, найдем других партнеров для системы, ведь кроме Торговой Федерации есть и другие транснациональные корпорации, которым интересен регион и которые смогут профинансировать отделение от Республики...

... выдержал и решился...

— Да, это так. Рыцарь тоже пытался сорвать переговоры.

Посланник сделал вид, что не заметил этой откровенной наглости.

— Этот пленник нужен моему учителю. Я должен доставить джедая Лорду Сидиусу, — произнес он, помолчал и добавил. — Желательно живым.

Ну и ситх с тобой, хотелось ответить Гренемайеру. Все равно я не знал, что с ним делать. Убивать опасно, оставлять в живых тоже опасно.

— Как пожелаете.

— Тогда распорядитесь, чтобы его привели сюда.

— Прошу понять меня правильно. Этот пленник — опасен и содержится в специальном помещении с энергетической защитой. Если вы берете на себя такую ответственность, вам придется самому забрать его. Я могу послать с вами Фиджи.

— Не сомневаюсь, что Фиджи будет рад выполнить свой долг и оказать мне помощь, — посланник скривил губы, — но мне кажется, его не очень радует перспектива вновь оказаться в моем обществе. Будет лучше, если со мной пойдете вы сами. Разумеется, после того, как мы проводим господина Гунрая.

— Как вам угодно, — согласился Гренемайер.

Выражение ""ситх с тобой" еще долго вертелось в его голове вместе с ощущением, что это будничное ругательство совершенно неприменимо к ситуации.

Понавыстроили тут небоскребов, подумал Скайуокер, входя в лифт вместе с Гренемайером.

Лифт плавно поехал вниз, и Анакин сосредоточился на мигающих цифрах консоли. Эти цифры — здесь и сейчас, и лучше думать о них, чем отвлекаться...

... И понимать совершенную безумность созданной им самим ситуации.

Он как будто задал себе программу, и действовал согласно ей. Наблюдал, реагировал в соответствии с тем, что видел, и отгонял все остальные мысли подальше. Они все также скользили рядом, эти мысли, скользили словно в дымке, за которой различить их эмоциональную окраску было невозможно, но иногда самые яркие искры все-таки прорывались сквозь туман и рассыпались фейерверком амбиций, честолюбия, надежд и всевозможных притязаний.

... Операция останется засекреченной для всех. Кроме СБ и Ордена.

... В Храме несомненно обрадуются моему участию в деле.

Я потом подумаю про это, сказал себе Скайуокер. Вот через час-полтора — самое то. Да, через полтора часа уж можно будет злорадствовать.

Эта забавная мысль заставила его улыбнуться. Незлобно и не кривя губы. Гренемайер, не сводивший с него глаз, от этой улыбки вздрогнул.

Беспокоило Скайуокера только одно: его собственная ошибка.

Нельзя было уступать. Нельзя было делать вид, что ему все равно. Надо было настоять на том, чтобы пленника притащили наверх. Несмотря на то, что он назвал себя гарантом безопасности Гунрая-младшего, именно неймодианец служил ему прикрытием. Продолжая начатый спектакль, Скайуокер вместе с Гренемайером проводили Гунрая до флаерной стоянки.

... Пару раз щелкнул по кнопочке похожего на ком-линк прибора — и на "Виктории" получили сигнал об удавшейся провокации.

Шаттл Гунрая исчез в дождливом небе, и Скайуокер остался в лагере противников. От них по-прежнему исходил страх, но теперь уже лишенный той необходимой доли мистики и суеверий, которая и вызывает сковывающее ощущение собственного бессилия перед неизведанным. "Гость" стал им понятен — пусть даже как человек с редкими способностями, готовый положить любого, кто встанет на дороге — также, как понятен обычный убийца из плоти и крови. То, что в качестве заложника рядом с ним шел премьер-министр системы, далеко не гарантировало невозможность нападения.

На отметке "один" лифт остановился, и Гренемайер распорядился открыть дверь.

— Пусть он встанет, — сказал Скайуокер, глядя на лежащего без сознания рыцаря.

Один их охранников — выглядели эти парни так, будто полдня простояли рядом с рыцарем, держа того на мушке станнера и совершенно не доверяя пресловутой энергетической защите стен — осторожно опустился на колени рядом с телом и дрожащими пальцами потрогал Кеноби за щеку.

... Нет, так дело не пойдет.

— Встать! — рявкнул Скайуокер.

Хороший пинок оказался кстати. Джедай пошевелился, потом поднял голову и кое-как, не без помощи одного из охранников, сел на полу.

Потом уставился на Скайуокера.

... Так, если он заорет что-то вроде "Анакин, это ты?", я его убью.

... Ага, а потом всех остальных.

Скайуокер сконцентрировался. Прошли годы, когда он — учился или баловался — скорее все-таки баловался этим. Навыка хватило, чтобы проорать в Силе "да, это я".

По крайней мере, выражение на лице рыцаря приобрело вполне осмысленный вид.

— Поднимите его, — сказал Гренемайер. — Наручники оставить.

— Где его меч? — спросил Скайуокер.

Один из охранников нехотя расстался с трофеем.

Теперь осталось только добраться до флаерной стоянки и надеяться, что нас не подобьют системы планетарной обороны, подумал Анакин.

К лифту они подошли втроем. Скайуокер втолкнул рыцаря в лифт. Как раз в это время у премьера зазвенел ком-линк.

— Прошу прощения, — сказал Гренемайер, активируя связь.

Скайуокер посмотрел на Кеноби — рыцарь покачал головой.

Понимая, что уже опоздал, Анакин вырвал у премьера приборчик. Разобрать он смог только несколько слов.

"Уничтожат на стоянке".

— Лифт не работает, — сказал джедай.

Лязгнул металл — рыцарь освободил себя от наручников. Он тоже понял, что спектакль окончен.

... Так, лифт заблокировали. Да и к флаерам наверх — нельзя. Значит, пять этажей вверх — и прорываться к наземной стоянке, взять любой спидер, флаер или что там еще и лететь к своим. Но сначала пять этажей. Пешком. То есть, бегом. И при этом раскладе Гренемайер будет мне только мешать.

Проще оглушить ударом по черепу и бросить здесь. На память оставить антуражный балахон, пользы от которого уже нет, а бежать в нем просто неудобно.

— За мной, — сказал Скайуокер.

— За дверью, скорее всего, охранники, — заметил Кеноби.

Пришлось остановиться. Активировать оба сабера. Проткнуть стены по обе стороны от двери. И — вверх по лестнице.

Первые два этажа они проскочили легко.

Между вторым и третьим еле увернулись от бластерных выстрелов.

— И что теперь? — спросил джедай.

— Теперь? — раздраженно спросил Скайуокер. — Надеюсь, что у них нет гранат. Я бы на их месте...

— Пожалуйста, отдай мне сабер, — перебил его рыцарь, а затем рванул вверх по лестнице, отбивая выстрелы.

Через несколько секунд огонь стих, и добравшийся до четвертого этажа Скайуокер увидел пару охранников на полу. Рыцарь их не убил. Только оглушил Силой.

Скайуокер прихватил с собой один бластер, и они прошли в фойе — короткий коридор с транспаристиловой стенкой и шестеро людей с бластерами.

Едва Анакин приготовился открыть огонь, послышался взрыв, и охранники ринулись вон из здания. Путь наружу был открыт.

— Это что было? — спросил рыцарь.

— Наши, — бросил Скайуокер.

— Освобождают заложников?

— Отвлекают внимание.

— А как же заложники?

— Этим занимается СБ.

Объяснять Кеноби общий план операции он не стал — они как раз выбрались на улицу. Здесь все было просто: во-первых, темно — два часа ночи, во-вторых, затеряться в толпе взбудораженных зевак из числа гостей, выбравшихся по такому случаю из многочисленных здешних дискотек-баров-ресторанов-казино вообще не cоставило труда. Оглянувшись, Анакин заметил, что в фойе центрального здания проскочили несколько человек в штатском, совершенно не похожих на обычных клиентов отеля.

Наверно, национальная СБ. Может быть. А впрочем, это уже проблема Оллреда.

Каких-то сто метров — до наземной стоянки спидеров.

Через бар, мимо бассейна и оранжереи. Удобно: на таком месте никто не станет открывать огонь, если только руководство гостиницы не готово распрощаться со всеми своими клиентами. Клиентам же не было никакого дела до двух бегущих людей.

Слева от оранжереи вспыхнули снопы лазерных лучей. Скайуокера это удивило. Перестрелка республиканских вооруженных сил с охранниками отеля в повестке дня явно не значилась.

Если свои не пристрелят, будет вообще здорово, подумал он.

На наземной стоянке флаерами распоряжались два дроида. Рыцарь ударил их Силой — что ж, это лучше, чем привлекать внимание хорошо заметными издалека синими лучами саберов.

Скайуокер завел двигатель, поднял машину в небо и направил к оранжерее.

— Нам же в другую сторону? — спросил Кеноби.

А тебе вообще на Корускант, хотел ответить Анакин. Или еще куда подальше. Злился он, правда, не только на рыцаря. Больше на Оллреда. И на Баумгардена, который первым предложил рыцарю взять с собой бойцов.

... Только интересно, как бы Оллред это потом объяснял — несколько трупов вооруженных людей в республиканской форме на территории гостиницы...

Снова полыхнуло лазерами. Следующий сноп прошил воздух точно над головой сидящего рядом рыцаря. Скайуокер разглядел своих: Гранци, Берильон и еще двое штрафников.

Садиться он не стал, только снизил высоту до минимума.

— Оллред приказал ждать его сигнала, — скороговоркой выдохнул старший лейтенант Гранци.

— Да пошел он! — ответил Скайуокер.

Опять вспышка лазерных лучей — и четыре повеселевших лица в мерцающем свете.

— Рыцарь, и вы с нами? — спросил Гранци, запрыгивая в спидер рядом с Кеноби.

Джедай моментально подвинулся, а его вежливости, разумеется, хватило для доброжелательной улыбки в ответ на насмешку.

Остальной народ кое-как разместился на задних сиденьях.

Несколько минут полета, думал Скайуокер, а там уже шаттл. И еще минут пятьдесят — до "Виктории".

Скайуокер резко развернул спидер влево и потянул рычаг скорости на себя.

... форменный идиотизм на сегодня закончился.

... блестяще выполненная операция тоже.

Он вдруг услышал крик Кеноби.

— Пригнись!

... пятьдесят минут. Я прикажу пилоту лететь на максимуме — глядишь, уложится в сорок пять.

Слева что-то сверкнуло, потом Анакин услышал взрыв. Спидер встряхнуло, но скорости он не потерял. Вот только выровнять машину не получалось. Скайуокер не понимал, почему — смотрел на свои руки и не понимал. Сжимал пальцы на рукоятках и чувствовал, что хватка слабеет, чувствовал, что все его усилия утекают точно вода в песок.

... что за...

... задело чем-то.

... я еще тогда сказал Кеноби, что у них нет гранат. Оказалось, есть.

Скайуокер хотел повернуть голову — он вдруг подумал, что из-за этого наклона кто-то мог выпасть из машины — и только тогда почувствовал, что с левой стороны что-то колет и жжет, а по шее будто течет не то пот, не то дождь.

... какая-то случайность, нелепая, идиотская случайность.

... и только сейчас стало больно, я сразу не заметил.

Очень хотелось оторвать пальцы от рукоятки и потрогать голову в том месте, где жгло, но он решил, что может не успеть снова схватить рукоятки, и спидер врежется в землю или в стену здания или что там впереди...

... стена!

Только тогда, впервые за время всей напряженной операции, он ощутил страх — страх самый настоящий, животный — потому что понял: сил, чтобы ударить ногой по тормозам, уже нет. Этот страх, как ни странно, заставил его собраться. Спидер замедлил движение, а потом и вовсе остановился, только по левой голени после этого удара словно растекся жидкий огонь.

... значит, раньше был шок, и только теперь...

... надо стерпеть, не отключиться, не терять сознания.

... всего пятьдесят минут потерпеть, или даже сорок пять, я смогу.

Надо было оглянуться и посмотреть, все ли в порядке с его людьми. Он прижал левую руку к голове, смахнул ручейки крови с шеи и, пересиливая боль, попробовал повернуться.

... почему у Кеноби такое выражение на лице — что это с ним?

Повернулся, увидел, как двое бойцов пытаются остановить кровь, текущую из раны на груди Берильона.

... это наш лучший пилот... он не был в эскадрилье, он просто придумал план, да, план, и кто-то был этим планом недоволен, стоп, кто же это был, я же сам присутствовал на совещании, ах да, лейтенант Авендано, но теперь Авендано убит, а Берильон, вдруг он тоже убит?

... надо спросить, жив ли он, я должен это знать... нет, если пытаются остановить кровь, значит должен быть жив.

... и где этот ситхов шаттл?

— ... где шаттл?

Собственный голос показался ему очень слабым, почти несуществующим, наверно так и было, раз его никто не расслышал. Хотя нет, выпрыгнувший из спидера Гранци обошел машину и остановился над ним, и у него было точно такое же дурацкое испуганное выражение лица, как у рыцаря, вот тоже, близнецы-братья...

— Рыцарь, — голос Гранци показался Скайуокеру безнадежно тихим и далеким, — у нас двое раненых и нужны носилки. Срочно...

Глава 14 (предпоследняя). Остановка?

Примечания.

Огромные спасибы тов. Глав. Редактору BlackDrago за поддержку аффтара, за то, что всегда на связи, за отлов ляпов... и вообще за ФСЁ.

Благодарю Сольвейг и Надежду за дискуссии и интерес.

Он смотрел на солнца — сквозь боль в выжженных глазах — он не мог отвести взгляда.

Он не понимал, почему здесь холодно. Здесь же всегда было жарко. С начала времен. А теперь от самих солнц исходил леденящий свет.

Обжигающий своим холодом.

Потом солнца словно отпустили его.

Впереди — бесконечная гладь песочного крошева.

... я уже был здесь, тогда я заблудился, но смог найти дорогу домой, значит, получится и в этот раз.

Поднялся ветер, сильный, сбивающий с ног. Не холодный и не теплый, безразличный. Разметал желтые холмы и, поставив пустыню дыбом, спрятал горизонт за стеной из колючей крошки.

Он знал, что от песчаной бури надо бежать, но вместо этого снова посмотрел на солнца и увидел, что неба больше нет. Был песок, а над песком висели два солнца, двумя огненными дырами зиявшие сквозь бесцветную мертвую пустоту. Мертвую, потому что не было более ни звездных систем, ни других миров, всех их уже поглотила пустота, и ничего живого на этой планете тоже не было.

Он бросился бежать, бежать от этой пустоты, и бежать было трудно, ноги утопали в песке, а ветер ледяной струей жег глаза. Он выбился из сил и упал, а потом увидел, как сквозь песок, прорастая, словно редкие пустынные растения, поднимались колонны. Он обернулся и увидел позади себя такие же бесконечно высокие колонны, и скоро они заслонили собой и солнца и горизонт, а песок под ногами превратился в идеально гладкую плиту, и он понял, что это и есть...

... Храм.

Потом он увидел людей. Они шли по галереям и лестницам, шли в одинаковых белых одеждах навстречу ему и не замечали его, он вглядывался в их лица и не узнавал никого, потому что лиц у них не было. А люди замедляли шаги, и он испугался, что они заметили его и сейчас все обернутся в его сторону — а это страшно, когда на тебя смотрит человек без лица.

Люди его не видели. Они никого не видели. Остановившись посреди галереи, они замерзали и превращались в одинаковые белые мраморные статуи, статуи падали и крошились в пыль.

Он поднял голову, и увидел, что крыши над Храмом нет, а есть пустота и сквозь нее на него снова смотрят два солнца, разглядывают и не отпускают. Тогда он понял, что и сам сейчас замерзнет от их холодного света и окаменеет, как эти безликие люди. Он снова бросился бежать, и перед ним снова вырастали колонны.

Вдруг он понял, что он не один в этом мертвом мире, что его кто-то зовет...

... мама?

Он ударил колонну рукой, и она, пошатнувшись, рухнула и разбилась. Он переступил через каменный огрызок и подошел к следующей колонне, и вновь камень треснул и рассыпался в прах. Он больше не боялся этих холодных колонн, нельзя бояться того, что так легко разрушить. Он сделал еще несколько шагов и тогда снова побежал вперед, и, наконец, выбравшись из леса колонн, оглянулся.

Позади него не было ничего, кроме пустыни, а над пустыней висела пустота...

Он снова услышал голос матери и увидел перед собой скалы. Он вспомнил, как легко разрушал колонны и решил, что справится и со скалами, однако они не поддавались, и ему пришлось просто лезть наверх, долго и упрямо, потому что там, за скалами, была его мать и она звала его, он решил, что перелезет через скалы, как бы высоки они не были и едва он так подумал, как скалы растаяли, а он стоял посреди лагеря...

... почему их называют песчаными людьми, они же не люди, какие-то уроды.

Он увидел, что у тускенов были человеческие глаза, а потом он услышал их, и понял, что голоса у них тоже человеческие. Он возненавидел их. За то, как они смели глядеть на него, за то, что тускенская женщина смотрела на своего ребенка также, как его мать смотрела на него самого, за то, что они хотели разговаривать с ним и понимали, что он пришел...

... убивать.

Он подошел к первому тускену и отрубил ему голову. Тело упало на землю, а мертвая голова откатилась в сторону. Он увидел, что глаза на отрубленной голове все также были открыты и смотрели на него. Навстречу шли другие тускены, они тоже смотрели на него и спрашивали, за что он их ненавидит. Он не стал им отвечать, не хотел или даже не знал, что ответить. Он просто рубил их, рубил в куски, и куски эти росли перед ним горой, и скоро он не знал, как пройти вперед, потому что вокруг не было ничего кроме этих кусков.

... надо идти дальше.

... сжечь это все.

Пламя охватило стоянку.

Теперь он шел вдоль огромного кострища и смотрел, как пожар уничтожает все, что осталось от песчаных людей. Потом он посмотрел сквозь огонь...

... мама!

Он обрадовался и хотел уже броситься к ней, он видел, что мама стоит и ждет его, что она никуда не уходит и все также зовет сына, он бежал вдоль огненной завесы и искал, как проникнуть за нее и тогда понял, что этот огонь будет навечно разделять их с матерью.

Протянул руку и обжегся, а потом стал твердить себе, что так не бывает, что всегда можно найти выход, что огонь скоро потухнет, а мама подождет. Ему снова показалось, что кто-то смотрит на него и смеется, он поднял голову и увидел два холодных солнца и пустоту вместо неба. Он ненавидел эти солнца так же, как ненавидел тускенов, ненавидел пустоту, которая поглотила весь его мир, и ненавидел холод, который ознобом окутывал тело.

... здесь огонь. Здесь не может быть холодно. Почему мне холодно?

Он снова услышал голос матери, понял, что она уходит, что не может более ждать его, и что это намного страшнее, чем ревущее пламя перед ним. Тогда он бросился сквозь пылающий костер, и пламя послушно отступило перед ним, но тогда он увидел, что мамы там больше не было, а вместо маминого голоса он слышал теперь какие-то чужие голоса...

— Через пару недель оклемается.

— Как вы себя чувствуете?

— Отлично, — ответил Скайуокер.

Оллред бросил в его сторону многозначительный взгляд. Потом устроился на стуле рядом с кроватью.

— Мне как раз доложили, что вы пришли в себя.

— Наверно, это заметно.

— Действительно. Решил сообщить вам, что все прошло удачно. Как мы и рассчитывали.

— Я там в гостинице видел каких-то... подумал, что это местное СБ.

— Совершенно верно. Я вам оставлю датапад со свежим номером газеты. Если вкратце: заложники освобождены, новости о них дошли до всех местных СМИ, правительству Гренемайера объявлен импичмент, а к власти пришла прореспубликанская оппозиция. И да, референдум отменен.

— Как-то все слишком просто. За три дня?

— За два с половиной. Ах да, Гренемайер скрылся в неизвестном направлении. Михо Каару, кстати, тоже. Их счета в национальных банках арестованы, но, безусловно, это только мизерная часть тех сумм, которыми они располагают.

— Ладно. А мое участие...

— Ваше участие в операции регламентируется как сотрудничество со службой Безопасности. Все рапорты, естественно, проходят под грифом "совершенно секретно", — офицер вдруг спохватился, — вы слышите, что я говорю?

— Я не сплю, я просто глаза закрыл.

— Никто, кроме представителей СБ, не имеет права задавать вам вопросы, касающиеся вашего визита на Трииб-4. Это касается и всех офицеров вашего дредноута.

— Я рад. Только идиотов на "Виктории" нет, — сказал Скайуокер. Потом добавил. — Ладно, я разберусь.

— Ваше командование, то есть адмирала Цандерса, я уже проинформировал. Кстати, на днях я с ним встречусь. Адмирал давно на этом настаивал и я полагаю, нам есть, что обсудить.

— Да?

— Многое.

— Я не понял.

— В том числе и то, что ваше двухнедельное отсутствие на мостике "Виктории" не должно никого беспокоить.

— Я не собираюсь валяться здесь две недели.

— Вам пора отдыхать, капитан.

— Да какого ситха...

Скайуокер дернулся, пытаясь сесть.

Картинка перед глазами поплыла, а в левом виске будто что-то взорвалось. Он сжал зубы и все-таки смог приподняться на локтях. Тогда только заметил, что зацепил провод, идущий к закрепленному на голове приборчику.

... Вот странно — вроде и не чувствуешь его, а все равно мешает.

В палату на всех парах влетело нечто, при ближайшем рассмотрении оказавшееся медсестрой.

— Что вы делаете! Немедленно лечь! — рявкнула она на Скайуокера.

Потом повернулась к Оллреду. На него она орать не стала. Просто посмотрела так, что офицер службы безопасности мгновенно поднялся со стула

— О ситхах поговорите с рыцарем, — сказал Оллред, — я тут не специалист. Выздоравливайте, капитан.

Скайуокер раздосадованно откинулся на подушку. Сестра тем временем уже подключила вырванные из разъемов провода обратно.

— Сейчас придет врач, а вы...

— Когда это снимут?

— Может быть, завтра.

— Может быть, или завтра?

— У вас сотрясение и осколочное ранение в довесок, вы должны соблюдать покой...

— Это я уже слышал.

— Вот сейчас придет врач...

Он снова ее перебил:

— А вас как зовут?

— Хедда.

— Как?

— Хедда.

— Никогда не слышал такого имени.

— Да ладно вам.

— Я серьезно.

— Да тут, на Триибе, каждую четвертую так зовут.

— Неужели? Очень красивое имя.

— Вам правда нравится?

— Конечно.

— Все так говорят!

— Все? Кто это — все?

— Да которые здесь... ну вот, вы уже смеетесь, я же вижу!

— Совсем нет!

Сестра вздохнула, потом рассмеялась сама и стала еще симпатичней.

— Тут у вас где-то еще парень из наших. Алб Берильон, — спросил Скайуокер. — Он как?

— Вы уже спрашивали про него.

— Когда?

— Вчера.

— Не помню.

— Я так и думала. Я вам ответила, но вы в бреду были и, наверно, не поняли...

Скайуокеру хотелось спросить, что еще интересного он вчера рассказывал, но удержался. Он не был уверен, что действительно хочет это знать.

— Тяжело ранило?

— Хуже, чем вас. В грудную клетку. Но повезло — ни легких, ни сердца не задело. Так что выкарабкается. Он только сегодня в себя пришел.

Скайуокер подумал, что видел ее не только сегодня утром, но и вчера. Он помнил еще одно лицо, только очень смутно. Точно — медсестер было двое. Вот эта, темненькая, пышненькая и такая вся из себя серьезная девочка, и была еще другая. А может, просто приглючилось. Два дня проваляться без сознания и только вчера начать понемногу приходить в себя — еще и не то увидишь. Тяжело... целый день — где-то "между"... Будто тонешь и отчаянно рвешься вверх, пытаешься вдохнуть хоть немного воздуха, только не воздуха, а реальности, открываешь глаза и минуту? час? разглядываешь не то стены, не то потолок, сосредотачиваешься на этом постылом светло-зеленом цвете и лжешь себе, что вот, ты уже здоров и завтра встанешь на ноги, потом падаешь в забытье, и все начинается снова...

Не приснилось -открылась дверь и вошел врач, а вместе с ним другая медсестра. Высокая, стройная, с длинными светлыми волосами.

Скайуокер проследил взглядом за первой медсестрой — она что-то быстро говорила врачу, тот кивнул, и Хедда выскочила из палаты. Потом прислушался к врачу. Спорить насчет двух недель он не стал. Решил, что знает себя лучше, постарается отлежаться, а дня через три просто уберется отсюда, кто бы что не говорил.

Прошел час — бесцельного утомительного глядения в потолок — Хедда принесла еду. Нажала пару кнопок на настенной консоли, и изголовье кровати чуть приподнялось.

Только вот настроения говорить с Хеддой или даже просто разглядывать ее уже не было. Скайуокер заставил себя зажевать полтарелки какой-то безвкусной гадости, потом отрицательно покачал головой.

... Вот ведь... несколько месяцев не высыпался... такая возможность... а теперь вроде и хочется уснуть, и просто зло берет...

... А если и правда две недели лежать придется?

Как и когда он уснул, уже не помнил. Проснулся через энный промежуток времени — ситх, даже хронометра здесь нет, и тогда вспомнил, что свой он оставил на "Виктории".

Анакин нажал кнопку рядом с кроватью. На вызов явилась не Хедда, а вторая медсестра.

— Гранци здесь?

Она не расслышала имени, подошла поближе и чуть наклонилась.

— Что вы сказали?

— Вообще кто-нибудь из моих людей здесь?

— В рекреации... ну, это рядом, через коридор. По двое дежурят. На одном погоны старлея десантных войск, его зовут Райс, а фамилии он не сказал, а другие рядовые...

— Это он и есть. Райс Гранци. Кстати, никогда еще не видел девушки, которая разбирается в погонах.

— Как не разбираться, — блондинка довольно улыбнулась. — Это ж военный госпиталь.

Потом она подвинула поближе стул и устроилась, закинув ногу на ногу. Отсутствие юбки под коротким халатиком не заметил бы только слепой, и Скайуокер поймал себя на мысли, что не знает, должен ли вообще медперсонал носить что-то под халатами, или согласно каким-то правилам это запрещено, а раз запрещено, то эти правила придумал несомненно мудрый человек, которому не раз выпадало быть пациентом такого заведения и который понимал, как положительно влияют на настроение выздоравливающего подобные мелочи жизни.

— Прошу простить, — он ввернул немного официоза. — Нас не представили...

— Юкка-Лия. Можно просто Юкка. А вы правда капитан корабля?

— А вам это откуда известно?

— От главврача отделения. Он сказал, что это военная тайна, — медсестра перешла на шепот, — и то, что вы здесь тоже. Но я думала, как раз у вас спросить можно.

— Ну, спросить можно.

— А ответа не полагается, да? Вообще я обычно легко угадываю звания.

— Так в чем вопрос?

— Вы... как это сказать...

— Не похож на капитана, да?

— Нет, я не то хотела сказать, — Юкка сделала вид, что смутилась, закрывая лицо ладонями, и при этом с трудом сдерживая хохот. — Правда, рядовой, которого привезли вместе с вами, он тоже...

— Не соответствует вашим наблюдениям?

— Ну да. То есть, он больше похож на офицера, чем на рядового. И сегодня целое утром про истребители рассказывал, а сам вроде не пилот...

— А он и на самом деле офицер. Но это тоже военная тайна.

— Даа? — а вот это уже было удивление, самое настоящее, не наигранное. — Это правда?

— Даю слово.

— Я никому не скажу.

— Тогда пришлите ко мне Гранци.

— Ага, сейчас, — медсестра вспорхнула со стула.

Ну что за ситх, подумал Скайуокер, и здесь не повезло. В соседнюю палату побежала. А еще говорят, что мы завоевываем и кадрим всех женщин подряд, на самом деле они сами выбирают нас, вон пока мы валяемся без сознания, они уже успевают нас поделить... только зря они считают, что мы ничего не понимаем. Ну и ладно, та темненькая мне тоже нравится...

Вошедший Гранци отдал честь.

— Здравия желаю...

— Гранци, — перебил его Скайуокер. — Мне нужен ком-линк.

— Дальнего действия?

— Естественно.

— А передатчик тебе не нужен?

— Нужен.

— Тогда сниму с шаттла и притащу сюда. И ком-линк, и передатчик. Ты вообще как?

— Вообще нормально. Ты в штаб или кому-нибудь вообще доложил, что ты здесь?

— Доложил твой СБ-шник. Он нам так сказал.

— А им он что сказал?

— Что старший лейтенант Гранци вместе с двумя рядовыми несет задачу особой важности и секретности, а именно обеспечивает безопасность командира "Виктории" в госпитале.

— Ясно. Ты Берильона видел?

— Видел.

— И как он?

— Не так хреново, как казалось сначала.

— Это радует.

— А к тебе опять гость, у двери топчется. Давно уже, кстати. Только ты спал часа два.

— И кто это?

— Твой джедай.

— Мой... Вот только его... Ладно, ситх с ним, пусть войдет. Нет, постой. Дай мне сначала ком-линк.

— Держи, — Гранци отцепил от пояса приборчик.

— Ситх, я не помню, какой там у Оллреда номер.

— Забит в память — он мне его сам оставил, пока ты без сознания был. Типа если что случится.

— Предусмотрительно... — Скайуокер выбрал номер офицера СБ.

Гранци отошел к окну.

— Оллред!

— Да, капитан.

— Еще пара вопросов.

— Слушаю.

— Вместе со мной в операции участвовал один из штрафников, Алб Берильон. Он был тяжело ранен. Я так понимаю, после этого ему должны вернуть звания?

— Конечно. Я уже доложил обо всем своему начальству, и о вашем Берильоне тоже. Бумаги будут подготовлены так быстро, как только возможно.

— Я был бы очень рад, чтобы этот человек остался на "Виктории" в качестве пилота или даже комэскадры.

— Хорошо, — чуть помедлив, сказал Оллред. — Думаю, я смогу это устроить.

— Спасибо.

Скайуокер протянул ком-линк Гранци.

— Значит, притащишь мне передатчик. Я хотя бы с Карпино смогу поговорить.

— Он уже о тебе спрашивал раз десять, прямо на шаттл высылал сообщения. Сказал, что на "Виктории" все в порядке.

— Что ж ты молчал! Я думал...

— Ты думал, за три дня без тебя там уже все с ног на голову встали?

— Нет, но... ладно. Так что там хочет джедай?

— А хрен его знает, сейчас впущу.

Кеноби сначала задержался на пороге. Потом осторожно, едва ли не на цыпочках, вошел в палату, точно ожидал увидеть здесь тяжело больного или даже умирающего. Также осторожно подвинул себе стул и сел рядом с кроватью. Улыбнулся.

— Как ты себя чувствуешь?

— Почему все это спрашивают? Больше нечего сказать?

— Тогда я спрошу, как тебе здесь?

— Очень нравится. Здесь почти нет дроидов.

— Что ты имеешь в виду?

Рыцарь огляделся. Продолжая улыбаться, непонимающе покачал головой.

Скайуокер решил, что не станет ему ничего объяснять. Вместо этого спросил:

— Так что у тебя нового?

— Не буду надоедать, но...

— Ну, так я слушаю.

— Я просто хотел сказать тебе спасибо.

— Не за что.

— Я не надеялся...

Кеноби помедлил, словно ожидал его реакции. Не слов — так взгляда.

Анакин глядел мимо. Он более чем хорошо представлял себе громоздкое изъявление благодарности и уже ненавидел даже попытку произнести такую речь.

— И я не знаю слов, чтобы выразить...

— Зато я знаю.

Взгляды встретились — на лице рыцаря читалось удивление. Скайуокер продолжил:

— Насколько мне известно, ты должен представить рапорт Совету Безопасности по всему, что касается "Виктории".

— Да, это так.

— Отлично. В своем рапорте ты напишешь, что нашел дредноут в полном порядке, что "Виктория" полностью заслуживает имени лучшего корабля флота Республики, что именно участие дредноута определило победу у Эхиа, и главное — что флоту Республики, нет, не так, что Республике нужны такие корабли.

— Я понял, — джедай улыбнулся. — Именно это я собирался сделать.

— Как всегда, я буду тебе очень благодарен.

— Я принесу тебе этот рапорт до того, как отошлю его на Корускант.

— Превосходно, — ответил Скайуокер.

Прошла минута.

— Ты, наверное, устал, — Кеноби поднялся со стула и торопливо вышел из палаты.

Торопливыми шагами вниз по лестнице. Свернуть в узкую улочку. На ходу застегнуть плащ. Поднять воротник. Укрыться от подглядывающего из-за облаков закатного солнца и назойливых дождевых капель.

От взглядов не прячутся. Пусть все видят, что деловая женщина спешит на встречу. Или на свидание. Или еще куда. Главное, что спешит.

На мгновение бросить взгляд в витрину дорогого магазина. Увидеть свое отражение в транспаристиле. И другой мир за транспаристилом.

Это словно смотришь на портрет в роскошной музейной раме, и вдруг узнаешь в нем себя.

... Вот такие платья носила королева Амидала.

Прочь.

Ускорить шаги. Не оглядываться. Проскочить еще несколько улочек. Остановиться перед входом в полупустой бар. Устроиться на табурете за стойкой и заказать самый крепкий коктейль. Опрокинуть в себя половину содержимого бокала, даже не разобрав вкуса, и вдруг услышать:

— Вы чем-то расстроены?

Повернуть голову и увидеть, что на тебя смотрит пожилой человек.

— Нет.

— Извините. Вы так печально выглядите, я подумал, у вас что-то случилось.

Ответить очаровательным оскалом столичной деловой леди "у-меня-все-в-порядке". Подождать, когда тип отвернется.

Я устала, подумала Падме. Я устала, я плохо выгляжу, и меня жалеют даже старенькие завсегдатаи баров. Я же знала с самого начала, что это тупиковая версия. Надо было оставаться в столице системы. Завтра утром позвоню в офис и скажу, что возвращаюсь.

— Вы приезжая?

Снова тот общительный старичок.

— Да. Вчера утром прилетела.

— Вам здесь нравится?

— Мне нравится дождь.

— Правда? Обычно дождь никто не любит. И его включают только вечером или ночью.

— А я вот люблю.

— А вы знаете, что неделю назад вышла из строя станция? Ну, которая висит на орбите и регулирует погоду на побережье. Так вот, на море был настоящий шторм.

— Я что-то слышала, — Падме кивнула и снова улыбнулась.

Это было единственное, что ей удалось узнать о событиях той ночи, когда на территории лучшего отеля курортного района случилась перестрелка, и кто-то снабдил оппозицию шикарнейшим компроматом на премьера.

Больше ничего.

Как только холоагентство сообщило о кризисе на планете, компания "Корускант Индепендент" отправила на Трииб своих сотрудников: популярного политического обозревателя с интеллигентной мордочкой, нескольких техников, а также двух старших аналитиков, включая Падме Наберри. К тому времени, как они прибыли в систему, кризис уже завершился победным импичментом, образованием новой правящей коалиции и оригинальным политическим курсом "Да здравствует Республика".

Политический обозреватель с интеллигентной мордочкой появился в эфире и рассказал зрителям всю правду о государственном перевороте в системе Трииб.

На первое время этого хватило. Только в офисе "Корускант Индепендент" хотели большего.

Падме начала с того, что попыталась что-то разузнать в столице системы. Позицию местных она угадала легко. К власти пришла коалиция из прореспубликански настроенной оппозиции и нейтралов. Этим было выгодно раздуть скандал — не слишком большой, а то вдруг зацепит ненароком что-то не предназначенное для общественности— и заодно показать, как они преданы Республике. А вот весь правительственный аппарат — не министры с портфелями, а те, кто делает основную незаметную работу — остались практически все те же, и им было выгодно замять всю ситуацию.

За пару суток ей не удалось выспаться — зато удалось встретиться с дюжиной человек. Картина вышла удручающей. Никто ничего не знал. А те, кто знали, не желали разговаривать. Лишь один чиновник набрался смелости и сослался на СБ.

Падме связалась с офисом и сообщила, что отправляется на побережье.

Столичных журналюг в курортном городке и без нее было предостаточно. Территория отеля оказалась оцеплена полицией, и функционировал только один корпус. Многие гости уже съехали. Те, кто оставались, ничего не знали ни о стрельбе, ни о заложниках.

Только шторм в ту ночь им и запомнился.

Она разговорила товарищей по несчастью — то есть парочку журналистов из конкурирующей холокомпании. Падме поделилась парой догадок — парни в ответ посвятили ее в свой гениальный план. План состоял в том, чтобы умыкнуть у кого-нибудь из гостей браслет, открывающий вход в отель. Потом сделать копию — они даже знали адресок мелкой фирмы неподалеку, где подобные услуги оказывали задешево и без лишних вопросов. А дальше проникнуть внутрь и...

... и полюбоваться на отсутствие любых улик, определила для себя Падме. Скучно.

Тупик.

Разумнее всего было возвращаться на Корускант, а во время полета высосать из пальца очерк на тему рядового государственного переворота.

Так я и сделаю, решила Падме. Допила коктейль. Достала из сумочки деку, пролистала несколько файлов со своими заметками и текстовыми версиями интервью, многие из которых начинались или заканчивались вопросом "А в новостях вы это покажете? А когда?"

Зацепилась взглядом за одно слово.

"Виктория".

Точнее, целое соединение республиканских военных кораблей на орбите. Этот факт вскользь упомянул какой-то чиновник в столице Трииб. Что-то вроде ремонта. Или не совсем ремонта. Чиновник тогда еще помолчал, а затем извиняющимся тоном добавил, что, мол, предавшие Республику люди считали, будто на Корусканте решили задавить борьбу за независимость и поэтому прислали дредноуты. Однако достоверно известно, что флот ни в каких действиях не участвовал.

Еще одна тупиковая версия, подумала Падме и хотела закрыть файл.

... "Виктория".

... Красивое название. Кажется, оно что-то значит на одном из старых языков.

Делать все равно было нечего.

Падме заказала второй коктейль. Затем настроила деку на связь с холонетом.

Простейший поиск выдал сразу пару сотен страничек на тему "Виктория". В основном — проскользнувшие в прессе никому не интересные сообщения о новом вооружении Республики.

... "Виктория" означает "победа", о как.

... Лучший корабль флота. Новейший дредноут. Ну и что? Счетвереннные турболазеры — наверно, это очень круто, надо спросить у кого-нибудь, кто в этом разбирается. Десантный полк, да пусть хоть целая дивизия. Прототип нового класса дредноутов, так, это уже было. Построен на верфях Локримии — знакомое название, точно, там же недавно была какая-то заварушка. Прошел ходовые испытания, участвовал в сражении у Эхиа...

... Под командованием капитана второго ранга Анакина Скайуокера.

Даже так.

Как говорится, знакомые все рожи.

Это сколько же времени прошло, подумала она. Два месяца? Нет, больше.

Яркими пятнами посыпались из памяти образы.

Столичный прием. Амедда, Палпатин, Бэйл, Мотма и ситх знает кто еще. Бокал с коктейлем... Да, это был такой коктейль из скуки и усталости, который пьешь и чувствуешь, как он течет по венам и закупоривает их равнодушием, когда кажется, что ты сейчас задохнешься и надо что-то делать, но почему-то на все плевать, а вокруг двигаются карнавальные костюмы на ниточках, в которые забыли запихнуть содержимое — людей...

... и вот тогда на фоне пляшущих масок возник этот самоуверенный вояка в парадном темно-синем мундире, со своими пятью боевыми наградами и званиями, весь такой из себя блестящий молодой человек и идеальный офицер. "Защитник отечества".

Не человек, а военный с картинки. Вернее, так: запечатанный в мундире человек.

... Интересно, он со всеми такой? Всегда?

А потом был этот забавный ужин в забегаловке.

Человека стало чуть больше, картинки чуть меньше.

Долгий "философский" разговор про политику... больше не о чем? Попытка разговорить его не удалась. Ну да, что-то он рассказал. Про флот. Про джедаев. Ничего такого, что она не смогла бы вывести из его прошлого и настоящего...

А потом он сам ее зацепил. Она что-то ляпнула. Что-то такое, чего ни в коем случае нельзя было ляпать.

Тонким мостиком — общее прошлое длиной в несколько дней.

Слишком много, чтобы не хотелось забыть. Слишком мало, чтобы хотелось помнить.

Падме просмотрела еще с десяток страничек холонета. Задала новый поиск. "Сражение у Эхиа". Здесь заголовки были более красочными, а статьи висели не на последних страницах изданий. Про бой сообщала даже собственная холокомпания.

Несколько дат. Несколько строчек биографии, между которыми и впихнуть нечего. Разве только пересчитать на реальный возраст.

Хотя бы это я тогда из него выудила, подумала Падме. Что ему на два года меньше.

Берем эти даты и строчки, посыпаем золотой пылью наград и втискиваем в парадный мундир. Желательно в темно-синий, чтобы шло к светлым волосам. Да, у нашего защитника отечества будут светлые волосы и серо-голубые глаза. Вот, он уже готов. Военный с картинки. Республика может гордиться своими героями.

Сделаем проще. Искать: "Анакин Скайуокер".

Все то же самое. Родился — не на Татуине, разумеется, в таком-то году получил такое-то звание, был награжден...

Ссылка вела на страничку, посвященную приему на Корусканте. Речи государственных мужей были щедро пересыпаны холографическими изображениями этих самых мужей. Больше всего было Палпатинов, чуть меньше Амедд. А еще пять Бэйлов и восемь Мотм... Тот, кто делал снимки, явно не страдал наличием вкуса, решила Падме.

Холограмм Скайуокера не было.

А вот на кой хрен мне его холограмма, спросила она себя. И тут же ответила: а просто так, посмотреть. Просто посмотреть на холограмму. И на человека, может быть, тоже.

Ну, значит, не судьба, сказала она себе. "Виктория" на орбите, я в каком-то баре беседую с местными пьяницами о погоде.

И ладно.

На следующий день Гранци притащил ком-линк и холопередатчик. Связь настроили быстро, а нескольких радостных возгласов хватило, чтобы в палату влетели обе медсестры. Юкка и Хедда принялись настойчиво и наперебой требовать покоя в больничном помещении — и при этом подняли еще больше шума. Правда, в неудачных попытках призвать Скайуокера к порядку и заставить его принять лежачее положение, а заодно выпереть Гранци вместе со всей техникой за дверь, Анакин отчетливо слышал нотки восхищения.

Решив усилить впечатление, он великодушно разрешил обеим девушкам остаться и посмотреть на сеанс связи с орбитой. Как он и ожидал, крики тотчас же утихли. На протяжении целой минуты медсестры, затаив дыхание, наблюдали, как маленькая холографическая фигурка адъютанта отдает честь и докладывает о том, что на корабле все в порядке. Куда более серьезный разговор со старшим помощником Скайуокер планировал провести без зрителей.

— Скоро обед, — вдруг спохватилась Хедда. — Я сейчас все принесу. А вам нельзя пока столько сидеть, так что, пожалуйста...

— Да-да, я сейчас лягу, — отмахнулся Скайуокер.

Вслед за ней из палаты выскользнула и Юкка. Гранци осторожно выглянул за дверь. Потом пожал плечами и объяснил:

— Пошла слушать лекцию по истребителям.

— Ах по истребителям...

Дождавшись прихода Хедды с подносом, старлей вышел.

— А кто был этот человек, с которым вы говорили по холосвязи? — спросила Хедда.

— Мой старший помощник, — соврал Анакин, думая, что крайне польстил штабисту.

— А вы сегодня будете еще с ним разговаривать?

— Конечно. И не только с ним.

— Вам же нельзя столько работать!

Скайуокер состроил серьезнейшее лицо, посмотрел на Хедду и...

— В Галактике настали тяжелые времена, — пафосные фразы Анакин произносил не первый раз, но тут даже сам удивился выбранной интонации. А уж внимавшая каждому его слову Хедда тем более. Теперь надо было сказать что-то еще. — Долг перед Республикой требует от нас множества усилий, — он запнулся.

Хедда согласно кивнула. Потом взгляд ее упал на тарелку.

— А вы так ничего и не съели.

— Я сейчас, — он осторожно подцепил вилкой розовый комочек, произнес про себя "какая гадость", и отправил в рот. Торопливо проглотил, чтобы не успеть почувствовать вкус, быстро взял второй, а после третьего аппетит пропал совсем, и Анакин поставил тарелку обратно на поднос.

— Нет, так дело не пойдет, — покачала головой медсестра. — Ради того, чтобы победить тяжелые времена, которые настали в Галактике, скушайте еще один кусочек.

Скайуокер едва не поперхнулся, потом посмотрел на Хедду с удивлением — и с уважением. Ему всегда нравились люди с чувством юмора. А люди, которые при этом умели носить серьезное лицо и при надобности могли вышвырнуть майора службы безопасности за дверь — нравились ему еще больше.

— Это приказ, — сказала Хедда. — Да, и ради множества героических усилий, которых требует Республика, надо доесть все.

* * *

Уже по тону Карпино Скайуокер понял, что никаких проблем на дредноуте действительно нет. Он подробно расспросил помощника о состоянии дел в каждом отсеке, о том, как проходит ремонт на пострадавших кораблях эскадры, остался всем доволен, пообещал в скором времени вернуться на "Викторию" и вот тогда почувствовал в голосе Карпино недосказанность. Как он и ожидал, объяснений Оллреда не хватило — при возвращении придется как-то откомментировать ситуацию самому.

И, скорее всего, это тоже не поможет.

Эта мысль продолжала еще довольно долго грызть его, а потом он провалился в сон. Проснувшись через пару часов, Скайуокер понял, что ему снова нечего делать.

Попробовать встать.

Анакин осторожно пошевелил левой ступней — вроде ничего. Попробовал чуть приподнять ногу. Он делал это и раньше, только любое чересчур резкое движение рано или поздно переходило в тупую ноющую боль, а сегодня все как будто действительно зажило, в чем он, по правде, сильно сомневался. Наконец, он согнул ноги в коленях, сел в кровати, затем передвинулся и коснулся ногами пола, и в этот момент в левой голени начало неприятно покалывать.

Сделал несколько хромающих, неровных шагов по палате. Покалывание усилилось.

Придется привыкнуть, решил он. Открыл шкафчик и нашел там выглаженный халат. Зеленый. Под цвет стен. Чтобы пациенты выздоравливали в полной гармонии с окружающим миром. И, разумеется, на человека где-то на голову ниже, судя по коротковатым рукавам.

В маленьком коридоре были только две палаты — его собственная и еще одна. Туда он и направился.

Вопреки ожиданиям, Берильон был один.

— Сэр, — сказал лежавший в кровати пилот. — Я рад, что вам уже лучше.

— Лучше, — сквозь зубы сказал Анакин и присел на краешек кровати. Боль приутихла.

— Гранци сказал, вы не должны были нас оттуда...

Скайуокер просто кивнул в ответ.

— Вы как?

— Отлично, сэр. Я-то...

— Не против здесь и месяц поваляться, да?

Берильон полуулыбнулся.

Скайуокер все порывался сказать ему, что Оллред был практически уверен в освобождении пилота из штрафной роты и возвращении в кадровые войска — причем не в какие-нибудь, а в эскадрилью на "Виктории". Порывался — и не говорил, не было у него стопроцентной уверенности в словах СБ-шника, хотя и поводов не доверять Оллреду тоже не было. Нет, решил он, вот придет приказ или хотя бы сообщение, тогда и скажу...

— Сэр, а нас не могут перевезти на дредноут?

— Пока нет, тем более, при вашем состоянии...

На лице Берильона промелькнуло удивление.

... Да и я сам не хочу явиться на "Викторию" верхом на больничной койке и в зеленом халате... Лучше подожду еще пару дней, не может быть, чтобы пришлось ждать больше, я уже могу ходить, а скоро и хромать перестану, хромающий капитан на дредноуте тоже никому не нужен, не дело это...

В палату заглянула Юкка.

— Заходите, не стесняйтесь, — нарочито вежливо сказал Скайуокер и подвинул ей стул.

Никто и не стеснялся. Анакин уже успел сделать вывод о том, что медперсонал госпиталя состоял из людей, которые не знали такого слова — "стесняться".

Другие здесь, наверно, просто не задерживались.

Выслушав на следующий день доклад старшего помощника, Скайуокер вспомнил две вещи. Во-первых, что вчера Кеноби, вопреки всем ожиданиям, так и не появился. Ну и ладно, подумал он, наверно, рыцарь пишет рапорт. И правильно делает. А во-вторых, что это уже шестой его день в госпитале.

Он решил, что сегодня должен обязательно пройти большее расстояние.

На его беду, как только он поднялся и надел халат, в палату зашла Хедда.

— И куда это вы собрались? — строго спросила она.

— Пойдем вместе, — предложил Скайуокер и взял ее под руку. — Вы мне покажете, где работаете и все такое...

— Вы же должны лежать, вам вообще нельзя вставать, иначе ничего не заживет! Ну-ка, быстро, лечь немедленно!

Но он уже слишком хорошо знал цену этому строгому голосу, равно как и всей напускной серьезности. Одной рукой приобняв медсестру за плечи, а второй подхватив под колени, он поднял ее на руки.

Покружил по палате — легко, словно она ничего не весила.

... давно тяжестями не баловался... или я действительно не в форме сейчас... а девочка килограммов на семьдесят потянет...

Хедда ожидаемо возмущалась — и также ожидаемо вцепилась в него, царапая ноготками плечи.

— Нет, ну перестаньте же! Кто-нибудь войдет, и...

— ... и подумает что-то плохое, да?

— Меня выгонят с работы!

— Только за то, что пациент под вашим неусыпным контролем уже выздоровел?

— Отпустите меня!

— Отпущу, если скажете, что меня не будут здесь держать две недели.

— Это решаю не я, а врач!

— А что говорит врач?

— Что выздоровление идет по плану.

— Жаль, — он осторожно опустил ее на кровать.

Хедда перебралась на стул и сказала, что пришла проверить повязки. Против этой процедуры Скайуокер возражений не имел и послушно улегся — в конце концов, мягкие женские пальчики, осторожно ощупывающие виски и лоб — это тебе не дроид со сканером...

После обеда он все-таки решил повторить попытку выйти за пределы коридора и, почти не хромая, добрался до рекреационной комнаты. Чем и удивил Гранци.

— Сэр, разрешите обратиться не по уставу.

— Валяй.

— Ты это куда собрался-то?

Гранци почти в точности повторил вопрос Хедды.

— Надоело уже весь день валяться.

— Я с тобой.

— Нет, не надо — вдвоем нас сразу заметят. Или заметят, что ты куда-то делся. Я скоро вернусь.

— Может, я все-таки...

— Может, это приказ.

Анакин и сам не знал, почему ему взбрело в голову пойти по этим коридорам одному. Вероятно от природного упрямства, или проще сказать, дури, и через десять минут блужданий он уже пожалел об этом. Надо было возвращаться, да и нога уже начинала ныть, а каждый следующий шаг был тяжелее предыдущего, и скоро он уже не шел, а хромал, волоча левую ногу. Список "приятных" сюрпризов дополнился головной болью, о которой он вот уже день как не вспоминал. Незнакомая медсестра подозрительно посмотрела на него с застывшим на губах вопросом — куда это прется хромающий больной — и Анакин, сжав зубы, ускорил шаг и свернул в коридор направо. Потом свернул еще раз, прошел через прозрачную дверь...

... Как будто в другой мир попал.

Вместо легкомысленно-воздушного настроения, царившего там, куда поместили их с Берильоном — разряды напряжения. Спешка, выкрики, громкие голоса, требования, злость, раздражение. Скайуокер прошел вперед по коридору — встретился взглядом с женщиной средних лет. Она тоже куда-то спешила, как и все здесь.

Не было здесь улыбчивых медсестричек, заглядывающих в палату по каждому поводу и без повода, и приносящих с собой какой-то родной, приятный, домашний запах, а в атмосфере стерильности этот запах ощущается особенно остро, потому что ты вдыхаешь его и вспоминаешь о том мире, где нет ни раненых, ни больных, и вообще нет боли. Здесь в нос ударял запах дезинфектора, а сквозь него все равно просачивался запах войны, крови, рваных ран и подгнивающего мяса, спекшейся корки на ожогах, а у медсестр здесь были серьезные лица, по-настоящему серьезные, настолько, что даже мысли не пришло бы кадриться и болтать о глупостях...

И дроиды.

Мимо него провезли репульсорные носилки с раненым.

Скайуокер не удержался — уставился — и не смог отвести взгляда. На бойце, похоже, сгорела вся форма, еще и вместе с кожей. Ног не было.

... Это тебе не осколком по голове, когда ничего не задето... и даже не пробитая грудная клетка, как у Берильона — заживает быстро, останется какой-нибудь шрам, если вообще останется, при нашей-то медцине...

Рядом провезли другие носилки — с почти необгоревшим, но безногим и безруким человеком.

... Видишь это на войне — да, страшно — но совсем иначе воспринимаешь, а здесь-то страшней, потому что там думаешь все равно о том, что тебя самого не зацепило, что повезло, а если зацепило — радуешься, что остался в живых, что сможешь выкарабкаться, а тут... они все будут жить? Как? С такими ранениями? Протезы поставят... протез стоит больше, чем один солдат... кому в армии нужны инвалиды?

— Здесь тяжелых принимают, а вы-то что здесь стоите? — спросила медсестра.

— Извините.

Анакин хотел ретироваться в коридор направо — казалось, именно оттуда он пришел. Его снова окликнули.

— Там операционные, вы что, совсем того?

Он повернулся, извинился снова и тогда, наконец, смог сориентироваться, но упершийся в спину строгий совсем неженский взгляд чувствовал еще долго. А еще он чувствовал, что слабеет, что боль в ноге уже приближается к отметке "невыносимо", что в висках тяжелым молотом стучит кровь, и что перед глазами уже темнеет. Он выбрался в одну из рекреационных комнат и там опустился на диван. Откинулся на спинку, закрыл глаза и решил подождать, пока боль пройдет или хотя бы утихнет.

Сколько прошло времени, Скайуокер не знал. Сквозь дрему почувствовал, что кто-то сел рядом. Потом услышал участливый голос:

— Тебе плохо?

Открыл глаза, но головы не повернул, ответил:

— Нет.

— Вызвать носилки?

— Не надо, — уже жестче.

Минут через пять Анакин встал. Сделал несколько шагов, почти ровных — как ему показалось, Кеноби окликнул его:

— Ты куда? Нам в другую сторону.

Развернулся, сориентировался. Рыцарь все время шел рядом. И вдруг произнес.

— Ты не представляешь, как я был рад увидеть тебя на Триибе. Вот уж кто, а ты не должен был рисковать жизнью. Ты очень хороший человек, Анакин. Ты поступил как...

— Значит так, — перебил его Скайуокер. — Я — не добрый и не хороший. Я делаю свою работу. Я делаю ее хорошо. Лучше многих.

— Ты просто все время стараешься казаться другим.

... А вот этого не надо было говорить.

Анакин понял, что находится на пределе. В любое другое время он бы промолчал. Или отреагировал бы иронией. Но сейчас он и ноги-то переставлял с трудом, и контролировать свою речь — точнее, свои нервы — стало еще тяжелее. Он остановился, повернулся к Кеноби и, встретившись с ним взглядом, холодно поинтересовался:

— Так на Татуине я казался другим или я был другим?

Кеноби этого взгляда не выдержал.

В рекреационной комнате Анакин кивком ответил на приветствие Гранци и действительно пожалел о "приказе", от которого отдавало разве что самодурством.

Они прошли в коридор — около шкафа мелькнула темная головка медсестры, и Скайуокеру на миг показалось, что это не Хедда. Джедай успел бросить ей "все в порядке", а потом прошествовал за ним в палату. Анакин сел на кровать и прислонился к стенке.

— Извини, — сказал рыцарь. — Я не думал, что ты это так поймешь.

— А что тут понимать. Тогда я был чудовищем, и на меня было противно смотреть. А теперь тебе столь же противна мысль о том, что именно это чудовище вытащило тебя из дерьма. Куда приятнее думать, что тебе помог добрый хороший человек... с чистыми помыслами и благими намерениями. Какой милый самообман. Или действительно не доходит, что "тот" я и "этот" я — это один и тот же человек?

— Я не считаю, — Кеноби запнулся, — не считал тебя чудовищем.

— Да мне-то какая разница.

— Значит, самообман — это не ко мне. Если ты говоришь, что разницы нет.

— Я повторю: ее нет.

— Ты говоришь, как мальчишка.

— Я и есть мальчишка. Что с того, что я командую дредноутом или могу в одиночку перебить сотню тускенов. Я все равно мальчишка.

— Пусть. Ты не можешь забыть Татуин, потому что...

— ... я не люблю забывать.

— Ты был в состоянии аффекта.

— Нет. Это была хорошо спланированная и блестяще проведенная операция. Почти идеальная зачистка лагеря... тех самых мирных жителей, женщин и детей, которых тебе так жаль. Наверно, одна из лучших моих операций. Как и вытаскивание одного джедая из плена.

— Ты ведь так не думаешь на самом деле. Ты просто наговариваешь на себя, потому что тебе хочется разозлить меня...

— Я говорю правду.

— Анакин, я вполне способен учитывать обстоятельства. Ты хотел быстро провести испытания, но на корабле были диверсанты, потом был тот неудачный сорванный рейд. И когда после этого всего у тебя погибла мать, ты был не в состоянии...

— Обстоятельства не имеют значения. Только решения, которые ты принимаешь. Я бы не изменил этого решения. Даже сейчас.

— Это не так, и ты это знаешь.

— Это так.

— Пусть будем по-твоему. Но я почему-то верю, что ты так больше не поступишь.

— Ты прав. Мне больше не за кого мстить.

— Анакин, мне жаль.

— Жаль... Кстати, а тебе не жаль десяток телохранителей и солдат, которых я положил в гостинице? Даже не считал, сколько их было точно... я с ними особо не церемонился. Иначе бы просто никто не поверил... мало ли какой тип приперся, подумаешь, в балахоне, да с древним оружием... а вот когда он это оружие не стесняется пользовать... сразу другое отношение. А это все-таки не какие-нибудь тускены, а честные граждане Республики. И они всего-то навсего пытались защитить своих хозяев... и к тому, что Гренемайер пытался продать планету неймодианцам, его телохранители точно не имеют отношения.

Кеноби покачал головой.

— Ты передергиваешь. Я прекрасно знаю, что такое военная необходимость.

— О да. Очевидно, мне надо было просто объявить войну тускенам. От имени Республики, разумеется. Мало ли они там укрывали диверсантов. Я, кстати, думал про это — когда был там, в лагере — куда проще дать один залп из турболазера, чем делать все... вручную. Мы же проводили учения... кого волнует один лишний выстрел...

Ради того, чтобы Кеноби, наконец, оставил бы его в покое, Скайуокер был готов сказать еще много болезненных для рыцаря слов. Если бы только не ощущение, что слова эти все труднее склеиваются во фразы, а мир перед глазами снова начинает расплываться.

Джедай уходить не спешил, отвечать тоже. Он смотрел куда-то в сторону, долго смотрел и потом вдруг тихо произнес.

— Твоя мать хотела, чтобы ты ни о чем не жалел. А ты продолжаешь жить прошлым.

И только после этого вышел.

— Ты же профессионал, — сказал ей утром шеф. — Не мне тебя учить. Ты наверняка что-нибудь там накопаешь. А ребята пока поработают в столице системы.

О да, я профессионал, подумала Падме. А мой шеф идиот.

— Мой шеф — идиот! — вслух.

В ответ только подмигнул хронометр — на экране высверкнулось семь ноль ноль. Она спряталась под одеяло, закрыла глаза, но снова уснуть не удалось. Тогда высунула руку и принялась шарить по полу. Где-то там она вчера оставила деку. Нашла. Включила и увидела кучу скачанной информации — результаты поисков в холонете. Спросила себя, зачем ей этот мусор.

На автомате щелкая кнопочками, перелистнула несколько текстовых заметок. Наткнулась на холограммы с приема. В толпе нарядных кукол разглядела какого-то офицера, смутно напоминающего...

... не, Скайуокер вроде повыше был.

Одним безжалостным нажатием кнопки — убрать всю лишнюю информацию с деки.

Жаль, что из головы все это также просто вытряхнуть не получается.

Через час Падме уже шла по городу. Снова, как и вчера, шла быстро. Просто чтобы идти. Наслаждаться свежестью утреннего города и отсутствием людей на улицах.

Ни о чем не думать. Ни о чем не жалеть.

Через три с половиной перекрестка — о, и это называется город! — начинался район вилл и курортных комплексов. Чуть поодаль виднелась гостиница "Гвиневер". Падме решила, что гостиница больше не стоит ее внимания и пошла к набережной. Посмотрела на хронометр — девять часов утра, порылась в сумке, забыв, что в ней искала...

Рядом с ней прошел человек в коричневом плаще с капюшоном.

Минуту она смотрела вслед. Потом бросилась за ним.

Рыцарь прошагал сотню метров по набережной, миновал два роскошных курортных центра и направился вглубь парка.

... Куда это он так торопится?

Слежки рыцарь поначалу не заметил, потом все-таки оглянулся — они, что, правда что-то могут чувствовать? — по диагонали пересек квадратный внутренний дворик и вошел внутрь. На посту у входа под табличкой с надписью "Военный госпиталь" скучала пара человек.

Военный госпиталь. Вот оно что.

Итак.

У нас есть джедай, есть соединение кораблей на орбите и есть непонятная операция на земле, в которой вооруженные силы Республики никоим образом не участвовали.

Как раз в госпитале это и можно уточнить.

Падме прошлась по открытой для гражданских части госпиталя. Пообщалась с клиентурой. Узнала, что первая смена заканчивается около трех часов.

В три часа одну минуту она вернулась и вышла во внутренний двор. Некоторое время всматривалась в поток людей. Ошибиться было бы нежелательно. Заметила достаточно дружелюбную на вид девицу и принялась сосредоточенно рыться в сумке. Когда девица проходила мимо, Падме высыпала содержимое сумки точно ей под ноги.

— Ой, извини.

— Ничего, — ответила Падме. — Что ж за день такой, и сертификат этот посеяла...

— А ты что, новенькая?

— Еще даже и не новенькая. Представляешь, вылетела сегодня первым аэробусом и как назло забыла сертификат из медшколы. А без него меня из отдела кадров сразу поперли.

— Да, — сочувственно покачала головой девица. — Там у нас таких вонскрихи сидят — даже завотделения боится.

Дальше было совсем просто: две девушки побежали в кафе, где за чашкой кофе завязался нормальный женский разговор о жизни. Падме не забыла упомянуть тот факт, что сменила место работы из-за козла-главврача, не дававшего проходу, а ее новая подруга Юкка рассказала, что вот уже где-где, а в их госпитале с выбором мужчин проблем нет. Начиная от парней на посту и кончая собственно пациентами широкого диапазона званий и должностей. Тут Падме прикинулась дурочкой, не знавшей, что у военного госпиталя стоит пост — и в результате ей рассказали, что у всех медсестер есть специальный пропуск, а вот если его получила — то и гуляй где хочешь.

Найти этот самый пропуск в бумажнике Юкки, когда та на несколько минут выскочила из-за стола, не составило проблем. Равно как и разыскать ту самую фирму, где с пропусков делали копию, вставляли в новый пропуск новое холоизображение и не задавали при этом никаких вопросов.

На следующий день Падме помахала пропуском перед носом какого-то веснушчатого парня на посту.

— Новенькая? — спросил он.

— Ага.

— Проходи, опаздываешь уже.

Пропуск медсестры она подбросила сбоку от лестницы, ведущей к входу в корпус госпиталя. Поднялась на этаж вверх и свернула в ближайший коридор.

На секунду — разглядеть себя в зеркале, поправить волосы, понять, что...

... со мной что-то не так...

Раздобыть белый халат не составило труда -дроиду-интенданту хватило ее пропуска, а лишних вопросов машины не задают. Теперь надо было пройти по этажам и найти какую-нибудь достаточно болтливую собеседницу. Здесь ей не повезло — как назло, все медсестры были заняты делом. В поле зрения Падме попал один врач лет тридцати пяти, вышедший покурить на балкон. Поболтали минут двадцать и даже договорились встретиться в шесть в кафе на последнем этаже госпиталя... Она снова разыграла роль новенькой медсестры, которой все здесь было любопытно — но без толку. Решилась сыграть ва-банк и заявила, что вот утром видела здесь человека в коричневом плаще — уж не джедай ли это? Врач пожал плечами. По его словам, он работал здесь пять лет и никаких рыцарей не видел. Аналогичный ответ Падме получила от буфетчицы, и от еще нескольких человек.

Кажется, удача на сегодня закончилась.

Почувствовав досаду, она поднялась еще на один этаж вверх и принялась бесцельно бродить по коридорам. Теперь ей было уже безразлично, не сочтет ли кто-то подозрительными такие блуждания. Госпиталь был достаточно большим, чтобы в одном отделении не знали, что необычного происходит в другом.

В конце одного из коридоров находилась рекреационная комната. Заглянув внутрь, Падме застыла на пороге в удивлении. Хотя госпиталь и назывался военным, только сейчас она наткнулась на людей в форме.

Поправка: на двух вооруженных людей в форме.

Черноволосый солдат — или даже офицер — приветливо улыбнулся.

— Тебя вместо Юкки прислали, солнышко?

— Ага, — ответила Падме, совершенно не понимая, о чем речь.

— Посидишь с нами?

Падме нерешительно огляделась.

— Да ты не волнуйся, они оба спят сейчас, зачем ты там нужна? Ты вот с нами посиди.

— Ну, хорошо, — согласилась она и устроилась на диванчике. — Только недолго.

— Сгоняй за кофе, — распорядился офицер, и другой парень мгновенно вскочил с кресла.

— Ой, а можно мне чай? — спросила Падме.

— Конечно, можно. Слышал? Девушке чтоб чай принес, понял?

— Есть, — ответил второй и ушел.

— Райс Гранци, — представился офицер. — А тебя как звать, лапочка?

— Ами, — сказала Падме. Именно такое имя значилось на ее пропуске. — А вы здесь уже давно?

— Да здесь уже шесть дней сидим. А на планете уже неделю.

... Шесть дней, то есть семь. Семь дней назад в гостинице отряд СБ обнаружил заложников. Все сходится. Теперь бы выяснить, что тут за пациенты.

— Скучно, наверно?

— Сейчас уже нет, — многозначительно ответил назвавшийся Райсом офицер. — А так да... Но, ты ж сама понимаешь, их одних тут оставить никак нельзя было.

— Ну да. Хотя это ж госпиталь.

— Госпиталь-то госпиталь, но мало ли что случится. Так что у меня приказ СБ никаких посторонних сюда не пускать, — с гордостью сообщил Райс.

— Понятно.

... Теперь надо спросить, как себя чувствуют пациенты, и он назовет мне имена. Или нет, глупо получится, я же медсестра, значит, должна лучше его знать, как они себя чувствуют. Так, про что же спросить? Про джедая?

Спрашивать про джедая не пришлось — именно в это время в дверях показалась фигура в коричневом плаще. Рыцарь поздоровался — на нее даже не посмотрел, ишь ты какой — и хотел пройти в коридор, ведущий к палатам.

Райс заерзал в кресле.

— Эй, подожди, — сказал он.

— Что-нибудь случилось, Гранци? — спросил рыцарь.

— Анакин... он, это, погулять пошел.

... Анакин! Еще одно совпадение? Корабль на орбите, и тут тоже какой-то Анакин. Не может быть. Какого ситха командир корабля делает в госпитале? Нет, это точно не он.

— Погулять? Как это погулять? Он же ходить не может?

Падме дополнила обстановку подобающим взглядом.

— У меня приказ оставаться здесь, — ответил Райс. — Его приказ.

Рыцарь покачал головой, как будто хотел сказать "вы все тут тронувшиеся с этими вашими приказами и уставами".

— Куда он пошел?

— Сказал, что через десять минут придет.

— И не вернулся? Ладно, я его найду, — сказал рыцарь и ушел, едва не сбив в дверях с парня, принесшего заказанные кофе и чай.

Теперь Райс смотрел на нее уже другим взглядом. Не как парень, пытавшийся произвести впечатление на девушку, а как провинившийся мальчишка.

— Нехорошо получилось, — признался он. — Надо было мне за ним самому пойти.

— Но Анакин же твой командир, да? И если он сказал, то есть приказал тебе ждать здесь...

— Командир..., — Райс вздохнул. — Не совсем. То есть раньше он был мой командир, пока его год назад во флот не перевели.

— Как это перевели?

— А, да ты ж не знаешь. Он же раньше, как и я, в десанте был. А потом...

Райс Гранци рассказывал сбивчиво — чувствовалось, что история эта и самому ему была ясна не до конца.

— Так не бывает, — хмыкнула Падме. — Из десанта во флот. Даже я знаю, что так не бывает.

— На войне все бывает, — упрямо сказал Гранци. — Хороший командир везде будет хорошим командиром, а Цандерс...

— ... а это кто?

— А это адмирал пятого флота. Так вот, он сказал... Нет, ну, не мне, конечно, я с адмиралами не общаюсь... это потом рассказывали... Цандерс сказал, что флоту не хватает именно хороших капитанов и адмиралов, что все мыслят слишком одинаково и стандартно, и поэтому мы проигрываем, и что лучше взять офицера из другого рода войск, и переучить его на флотского...

— Как это переучить? Там же столько всего, — она развела руками в стороны, — ну, техника всякая...

— Ха, с техникой-то у него проблем никогда не было, сколько его помню.

— Все равно, командовать кораблем — это же не...

... не морды бить и руки ломать, хотела сказать Падме, но вовремя остановилась.

— А вот ты про Эхиа слышала?

— Не-а, — соврала она. Нарочно. Чтобы после позавчерашнего прочтения многочисленных заметок выслушать еще одну версию. Пусть не от непосредственного участника событий — не от флотского — но от человека, который сам был на "Виктории", пересекавшей астероидный поток и перечеркивающей все шансы сепаратистов на победу.

Одним только приказом своего командира.

Да, версия была интересной. И, пожалуй, несколько приукрашенной. Потому что слишком уж приукрашенным выходил образ Скайуокера.

... Прямо не человек, а какой-то юный бог войны, не знающий неудач и проигрышей.

... Так не бывает.

... К тому же, боги в госпиталях не валяются.

Недоумение отыгрывать не пришлось.

— Здорово, конечно, — задумчиво произнесла Падме. — Но все-таки, я так до конца и не поняла, зачем здесь, на Триибе...

Она запнулась, как будто подбирала слова.

— Спецоперация, — Гранци посерьезнел. — Тут ничего рассказать не могу. Газеты почитай, поймешь.

... И это говорят — мне!

— Так вот почему здесь джедай, — "догадалась" Падме, и офицер согласно кивнул. — Ладно. А что мы все о твоем командире, его же здесь нет. Давай лучше о себе расскажи.

Гранци ожидаемо повеселел. Еще бы, очень здорово рассказывать медсестрам о своем замечательном и немеряно крутом командире, но еще приятней выбраться из его тени и рассказывать о себе и собственных подвигах. Особенно, когда рядом сидит симпатичная девушка и, подперев маленькими кулачками подбородок, внимательно тебя слушает. Тут уже не время скромничать. Гранци вспоминал учебу в высшем военном училище, расписывал во всех красках боевые выходы и пересыпал речь непонятными ей жаргонными словечками. Однако все его воспоминания волей неволей сводились к другому человеку, и неважно, появлялся ли этот человек на сцене только для того, чтобы произнести малозначительную реплику или отдать приказ. Суть от этого не менялась. Не Скайуокер был деталью в рассказах Гранци, а наоборот, все попытки Гранци рассказать о себе вносили дополнительные штрихи к портрету Скайуокера.

На это Падме и рассчитывала.

На середине повествования о проведенной на Локримии спецоперации дверь снова распахнулась.

Сердце екнуло — выдавать себя Падме пока не собиралась. Пришлось быстро отвернуться и уткнуться носом в кружку с недопитым чаем.

Вошедшие даже не обратили на нее внимания. А она посмотрела. Вслед. Так, чтобы на мгновение увидеть и узнать человека, на котором вместо парадного темно-синего мундира был зеленый халат, а голову украшала повязка из бинтов. Когда за Скайуокером и джедаем захлопнулась дверь в коридор, Падме всплеснула руками и охнула:

— Уже почти пять часов! А я тут, дура, расселась...

Гранци понимающе вздохнул.

Падме поторопилась в коридор. По наитию. Не могла же она знать, что дверь в палату останется прикрытой, а не запертой. Она устроилась у шкафа — любой случайно вошедший решил бы, что медсестра ищет что-то важное — и прислушалась к тихому голосу джедая.

— Извини, — сказал рыцарь. — Я не думал, что ты это так поймешь.

Диалог продолжался недолго. И даже не на повышенных тонах. Чтобы показать отношение к собеседнику, вовсе необязательно кричать.

Вскоре джедай покинул палату.

Вслед за ним ушла и Падме.

Лучше уж буря и ревущие, сбивающие с ног штормовые порывы, чем этот деликатный ветерок, который словно липнет к коже и никак не хочет оставить в покое. Да. Лучше бы опять был шторм.

Как тогда.

Только вот море меня не слышит или не хочет слышать, подумал Кеноби. Или это те, наверху, на метеорологической станции виноваты: сумели внушить стихии, что шторм бесполезен, стихия поверила и перестала бунтовать.

Мне тоже внушили, еще в детстве, что ненавидеть бесполезно. Или я это внушил себе сам.

Я тогда не знал, что обжечься о чужую ненависть — тоже больно.

Через две недели я должен быть на Корусканте, вспомнил рыцарь. Хорошо, и так уже эта миссия слишком затянулась. Мэйсу не хватает отчетов, теперь он захотел поговорить лично. И он спросит, что же там произошло на Триибе. И что вообще случилось за эти месяцы.

Я скажу ему, что все хорошо.

А потом я уйду к себе и тогда, быть может, разберусь, что было на самом деле.

Кеноби шел вдоль набережной, а мимо него шли люди. Незнакомого человека легко анализировать — по одному взгляду понимаешь, что он думает, и что из себя представляет. Разглядываешь людей, словно не люди это, а комиксы, говорящие картинки с надписями, или обрывки холофильмов. Все просто и неинтересно. Намного труднее понять того, кто рядом. Еще труднее признать поражение, если понять не удалось.

Набережная вывела его на дорогу к гостинице. Рыцарь вспомнил, как в тот раз ловил флаер и притворялся пьяным. Улыбнулся. Никому и всем.

К гостинице он идти не хотел.

Надо было вернуться. Закончить миссию. Попрощаться. И уйти. Навсегда.

Так будет лучше для всех, сказал себе рыцарь.

Живи своей жизнью, мой бывший ученик, я не стану мешать.

Кеноби повернулся и зашагал по направлению к госпиталю. Девять часов, подумал он. Поздно.

Но если мне повезет, я передам ему этот отчет, а потом уйду в космопорт. А там все просто, взять билет на пассажирский транспорт и махнуть в столицу. В каюте на дредноуте нет ничего для меня важного. Какая-то мелочь и распечатки. Все необходимые документы по холонету отосланы в Храм.

С этой мыслью он и вошел в рекреационную комнату. Вошел — и словно споткнулся.

На диване валялся изрядно помятый журнал. С какой-то блондинистой приторно лыбящейся рожей на обложке. Пара немытых чашек на столе и датапад. Включенный. Наверно, забыли выключить. С датапада рыцарю улыбалась другая красотка. Рыжая.

Вот и все общество.

Кеноби с минуту разглядывал обстановку. Он не знал, что делать.

Или...

Несколько шагов по коридору, почти упереться в дверь и почти убедить себя, что все в порядке. Заглянуть в палату, никого там не найти, и еще раз убедить себя, что предчувствия не врут.

И все равно, вопреки предчувствиям, которые назидательно рекомендуют завалиться спать в рекреации на тот самом диване, и может даже посмотреть этот дурацкий журнал с блондинкой на обложке, открыть дверь рядом.

Это уже было.

Несколько месяцев назад. Правильно говорят: история повторяется. И еще что-то говорят про спираль. Тоже верно. Словно ходишь кругами, уровень за уровнем покоряешь эту бешеную спираль, исполняя заданную кем-то программу. Сейчас тоже.

Зайти, поздороваться, уйти.

Зайти...

Сделать вид, что не обращаешь внимания на взгляды...

... взгляды двух рядовых, которым мало что позволили находиться в обществе пьющего командования, так ведь и не предупредили, что к командованию присоединится рыцарь-джедай, взгляды двух медсестричек, в которых ясно читается "ага, и этот такой же, ну давай, проходи", взгляд полулежавшего Берильона, в котором к усталости и радости присоединилось еле заметное любопытство, взгляд Гранци, скрытый за дурацкой улыбкой проницательный взгляд человека, который давно взял себе роль личного командирского шута, отлично зная, что только шуту позволено говорить правду в лицо, и, конечно, взгляд самого Анакина.

Быстрый, и от этого не менее красноречивый взгляд блестящих, но совершенно трезвых глаз.

— Не помешаю?

— Заходи, — ответил Гранци.

Выбрать себе место. Руководствуясь при этом дипломатическим протоколом.

— Что-то отмечаете, — спросил Кеноби, — или...

Гранци потянулся к емкости с бесцветной жидкостью. Потом помедлил, подумал, и выбрал бутылку с жидкостью бронзового цвета.

— Рыцарь, — Анакин вдруг перестал делать вид, что джедая нет в комнате, даже повернул голову в его сторону и тоном "командир-корабля-торжественно-обращается-к-экипажу" сообщил, — можете поздравить капитана третьего ранга Алба Берильона с возвращением ему боевых наград и офицерского звания.

— Поздравляю, — Кеноби учтиво наклонил голову.

— Э, так не поздравляют, — старлей подал рыцарю стакан, затем долил стакан Берильона.

Стекло зазвенело с натужной веселостью, и Кеноби повторил:

— Поздравляю!

— Спасибо, — Берильон улыбнулся. Улыбка была искренней, без малейшей червоточинки.

— Вот так совсем другое дело, — прокомментировал Гранци. — По второму кругу пойдем?

Анакин кивнул. Затем сам наполнил стакан сидящей рядом с ним темноволосой медсестры. Кеноби нарочно улыбнулся ей, и получил столь же очаровательную улыбку в ответ.

— Простите, вас как зовут? — спросил рыцарь.

На мгновение медсестра как будто перестала интересоваться офицером — теперь все ее внимание было обращено к новому галантному кавалеру.

— Хедда, — сообщила она.

— Очень приятно. Давно хотел спросить, но вы же все время так заняты пациентами. Не смел отвлекать.

— И правда, много работы.

Медсестра вздохнула. Словно первый раз в жизни встретилась с таким глубоким пониманием и при этом не заметила намека. Искоса взглянула на пациента, о котором шла речь.

Анакин на мгновение скривил губы, а потом снова сделал вид, что не понимает, о чем говорят сидящие по разные стороны от него люди.

Здесь вообще все "делают вид", подумал рыцарь. Как обычно и получается в случайных компаниях совершенно разных, далеких друг от друга людей.

— За успех операции! — провозгласил Гранци, и звон стекла разбил недосказанность.

— За успех операции, — повторил рыцарь вслед за всеми. Двое рядовых едва не таращились на него. Еще бы, два стаканчика виски, которые столичный посланник влил в себя один за другим, вызывали живой интерес. Сидевшая на кровати Берильона вторая медсестра то и дело брала с подноса на табуретке печенье и при этом как будто случайно встречалась с ним глазами.

— Рыцарь, — вдруг сказал Гранци. Очень тихо, почти шепотом, — дайте-ка ваш стакан.

Джедай чуть удивленно повел головой. Новых тостов пока не произносилось.

— Сейчас все будет, — заверил старлей. И, не желая выслушивать возражения, наполнил его стакан бесцветной жидкостью. Потом обратился:

— Командир!

Анакин, который с великим вниманием слушал болтовню своей "дамы", мгновенно повернул голову. Гранци презентовал ему такой же стакан, а потом, поднявшись, провозгласил:

— Вы, двое. За боевое братство!

В первую секунду Кеноби искренне обеспокоился судьбой, здоровьем и жизнью старшего лейтенанта. Адресованный тому взгляд "командира" обещал разве что расправу. Медленную и мучительную.

— Святое дело! — как ни в чем не бывало, объяснил Гранци. — Вы же вместе воевали!

Анакин, почти не глядя на Кеноби, поднялся.

Они переплели руки и осушили стаканы, в которых оказался обыкновенный медицинский спирт. Все, как того и требовал обычай "фронтового братства". Достаточно распространенный в армии и флоте Республики, чтобы о нем был наслышан даже рыцарь Храма.

Впрочем, это не обязало их разговаривать друг с другом.

Минут через десять Анакин официальным тоном поблагодарил всех присутствующих, и вышел, сославшись на усталость и позднее время. Вслед за ним за дверь выскочила и медсестра, на лице которой читалась почти трогательная забота о пациенте.

— Нам, наверно, тоже пора, — сказал рыцарь Гранци.

Обычно человека узнаешь понемножку. Штрих и еще штрих. Хороший портрет пишется долго. Иногда даже несколько лет.

А говорят, что первое впечатление — всегда верное. Может быть.

Это если помнишь. Падме не помнила, вернее, помнила очень плохо.

Маленький раб в лавке тойдарианца.

... Я человек и мое имя Анакин Скайуокер.

Маленький человек, который очень хотел быть свободным, хотел быть лучшим во всем и, наверно, поэтому в одиночку решил ход сражения на Набу.

Маленький раб из той породы людей, которые никогда и нигде не остаются на вторых ролях. Они просто не умеют не быть первыми.

Но это все старые воспоминания.

Нет больше ни раба, ни королевы. Мир изменился.

Полезный профессиональный навык: короткий диалог ты можешь запомнить и почти в точности воспроизвести. Со всеми интонациями. И вот так прокручиваешь в голове от начала до конца, останавливаешься на какой-нибудь фразе и снова вслушиваешься. Задаешь себе загадки и сама их разгадываешь.

Сначала видишь парадный портрет с детальной прорисовкой серебряных петлиц на мундире.

А потом изнанку человека.

... Ты прав. Мне больше не за кого мстить.

Не человек.

Юный бог войны.

Юный, и уже очень жестокий.

... Почти идеальная зачистка лагеря тех самых мирных жителей, женщин и детей, которых тебе так жаль. Одна из лучших моих операций. Как и вытаскивание одного джедая из плена.

По крайней мере, стало ясно, что там произошло на Триибе.

И на Татуине тоже.

... Обстоятельства не имеют значения. Только решения, которые ты принимаешь.

Решения?

Для скандала маловато фактов. Подслушанный разговор — это не материал. И хорошо. Потому что я не хочу поднимать скандал вокруг того, что для изменения политического курса системы нужно было вмешательство всего одного человека. Вернее, я не хочу поднимать скандал вокруг этого человека.

А вот на Корускант надо что-то сообщить. Хотя бы что-то.

Потому что командировка заканчивается.

Даже если я провалю задание, мне простят. Я же не на войне. Я четыре года работаю в офисе и получаю зарплату за умело составленные сказки о галактической политике. За эти четыре года я создала себе отличную репутацию бесценного сотрудника. И именно поэтому шеф даже не станет придираться. Вернее, поверит любым россказням на тему того, как местные службы безопасности преследовали правдолюбивых сотрудников независимых СМИ. Точно, СБ — как раз такая контора, на которую можно валить все свои огрехи.

А вообще... Я ведь хотела узнать, как все было на самом деле. И узнала.

Да, я тоже профессионал.

Как и он.

Вот только я ничего в своей жизни не делала до конца.

Я сбежала с Набу, думая, что я очень сильная смелая девочка.

Ситха с два.

У меня был личный счет — бабушкин подарок, которым могла воспользоваться только я. И мне как раз стукнуло шестнадцать. Немного денег, но прожить пару лет в общаге альдераанского университета — хватило.

Да и родственники меня не преследовали. Хотя могли. Чего стоило сообщить в муниципальную полицию о том, что у сбежавшей с Набу девицы плохо с мозгами? Решили, что скандал вокруг респектабельной семьи никому не нужен. Наблюдали издалека. А потом сделали вид, что забыли. Спасибо им за это.

А потом я, сильная и смелая девочка, попросила не кого-нибудь, а сенатора Бэйла Органу найти мне работу на Корусканте.

Да, я не спала с ним. Приняла приглашение на ужин. И в театр пару раз. В театре я смотрела на сцену, а Бэйл смотрел на меня. Наш святой идеалистичный Бэйл. А потом я сказала, что у меня много работы и вежливо послала его ко всем ситхам. Бэйл обиделся. И женился на какой-то аристократке. Наверно, чтобы я обиделась. Такая нормальная мужская логика. Я не обиделась, я радовалась. Пока он через три года не вернулся, разведенный, снова свободный и нуждающийся в утешении, потому что все женщины — суки, а у него в голове весна и хочется снова верить в иррациональное...

А вот он... другой.

Он ушел из Ордена — и зачеркнул для себя Орден. До конца зачеркнул, полностью.

И выстроил себя — сам.

Маленький раб из той породы людей, которые никогда и нигде не остаются на вторых ролях.

Я так не умею.

И я боюсь возвращаться в прошлое. Или просто не хочу. Хочу забыть.

Анакин Скайуокер, татуинский раб. Мое прошлое.

Анакин Скайуокер, падаван и герой сражения на Набу. Тоже мое прошлое.

Анакин Скайуокер, капитан второго ранга и командир лучшего дредноута...

Нет, не прошлое.

Почему мне кажется, что если я приду в этот госпиталь еще раз, все изменится? Так не бывает. Я полностью контролирую ситуацию. Или уже нет?

Или я просто хочу, чтобы что-то изменилось? Я не знаю.

Падме загадала: если охранник на посту не станет задавать вопросов и разглядывать пропуск, а просто кивнет, ее второй визит в госпиталь будет удачным.

Охранник с невыспатой и помятой физиономией не проронил ни одного слова.

Чтобы ненароком не вызвать подозрений, пришлось на пять минут задержаться в рекреационной комнате. И уже потом сказать Гранци, что раненым пора принимать лекарства — на подносе у нее лежали пара коробочек с неизвестным ей самой содержимым.

Она плотно закрыла дверь и водрузила ненужный поднос на столик. Сделала вид, что не заметила, как ее разглядывал лежавший в кровати человек. Потом сделала вид, что не заметила и наличия стула. Как ни в чем не бывало, уселась прямо на краешек кровати.

— Ну, здравствуйте, — сказала Падме. Затем торжествующим голосом добавила. — Да, от меня не так легко отвязаться. Найду где угодно.

— Вы прилетели на Трииб только ради меня? — Скайуокер скривил губы. Потом чуть приподнялся на локтях и принял полулежачее положение. — Я польщен.

— Еще чего. Вы вообще думаете, что говорите?

— Нет, это как раз вы сами себе противоречите. Или это и есть пресловутая женская логика?

— Не пытайтесь спрятаться за банальностями. Я провожу журналистское расследование.

— В госпитале?

— В системе Трииб.

— А сюда-то вас как пропустили?

— Позаимствовала пропуск у одной из здешних медсестер.

— Позаимствовали?

— Вытащила из сумки.

— Поздравляю со вступлением в ряды карманников.

— Вы же сами делились со мной опытом. Забыли?

— Серьезно? Когда?

— В той шикарной забегаловке на Корусканте, где вы в тринадцать лет сперли бумажник.

— Ах, да. Вот это я зря рассказал. Кстати, вы не думаете, что сюда скоро придет кто-то из медсестер?

— Не думаю. К вашему сведению, датчики в комнате заблокированы и мониторы наблюдения показывают, что пациент спит. Никто не будет нарушать ваш драгоценный сон.

— Я буду звать на помощь, — серьезнейшим тоном.

Падме расхохоталась. До слез.

— Думаете, — снова смех, — вам это поможет?

А улыбка ему идет, отметила она. Кривая ухмылка, впрочем, тоже. Она почему-то была уверена, что он чаще кривит губы, чем просто улыбается.

— Я похож на человека, который собирается дать вам интервью?

— Я не собираюсь брать интервью. У меня с собой нет даже деки с микрофоном.

— Тогда это еще хуже, чем я думал.

— Почему?

— Вы уже знаете все, о чем будете писать.

— Верно.

— Я бы не отказался быть в курсе.

— Почитаете новости в холонете через пару дней.

— Я не читаю новости.

— Даже когда там пишут о вас?

— Представьте себе. Или там пишут что-то такое, чего я о себе не знаю?

Падме повела бровями, изобразив на лице задумчивость деловой леди, планирующей провернуть удачную сделку на галактической бирже.

— Это тоже можно устроить.

— Спасибо, не стоит. Зачем вам скандал? Не холокомпании. Именно вам?

— О, мои цели избыточно честны. Я всего лишь хочу рассказать правду.

— Правдолюбие столичного журналиста — это что-то новое.

— Ничуть. Правду может оценить только тот, кто сам хорошо умеет лгать. Кто умеет лгать лучше нас? А вот для толпы правда всегда скучна и утомительна. Как полезная, но безвкусная пища. Другое дело, если подать ее под пряным соусом скандала.

— Ну, и причем тут я?

— Действительно, причем тут вы? Итак, что мы имеем: переворот в системе, резкая смена политического курса и флот на орбите. И, подумаешь, командир дредноута валяется в больнице с ранением головы и ноги. Кстати, я бы с удовольствием послушала вашу версию.

— Взял отвертку — хотел починить дроида...

— ...а отвертка соскользнула по дюрастали и попала по лбу?

— Что-то в этом роде, — в голосе звучала язвительность. — Плохо помню.

— Так и запишем: А. Скайуокер плохо помнит обстоятельства боевого ранения.

— Как это "запишем"? Я вам ничего не говорил!

— И одна холограмма для наших читателей. Назовем ее так: "капитан лучшего дредноута флота Республики неплохо проводит время в госпитале".

Падме вытащила из кармана миниатюрную камеру.

Едва она успела нажать на спуск, как почувствовала, что камеру уже выхватили, а ей самой не удается даже пошевельнуться.

— Вы всегда заламываете женщинам руки?

— А вы как думаете?

— Думаю, вам просто нравится изображать раненого хищника в засаде.

— Очень.

Она почувствовала, что не может не смеяться: слишком абсурдна была ситуация, слишком несерьезен был тон человека, отобравшего у нее камеру и сейчас державшего ее в стальном захвате, слишком неровным было его дыхание, словно он и сам прилагал невероятные усилия, чтобы не рассмеяться.

— Я больше не буду. Поговорим серьезно.

Она забралась на кровать с ногами и прислонилась к стене, затем обхватила колени руками.

Скайуокер сидел рядом, тоже прислонившись к стене. В руках он вертел трофей.

Если быстро протянуть руку, подумала Падме, можно выхватить у него камеру. Если не получится, он опять схватит меня за руку...

— Поймите, если бы ваша холограмма была всем, ради чего я здесь, то я могла сделать это еще вчера.

— Вы и вчера были здесь? — он повернулся к ней и сделал вид, что ужаснулся. — Когда?

— Когда вы на пару с джедаем гуляли по госпиталю, а потом пришли в рекреационную комнату. На вас был прелестнейший зеленый халат. Не волнуйтесь, пижама вам тоже идет.

Они быстро обменялись взглядами — достаточно красноречивыми.

Эту фразу она сказала самым комичным тоном, на который была способна — и все же говорила чистую правду. Во множестве тощих задохликов — или наоборот, мягоньких толстячков — мужчину можно распознать только при наличии дорогого и хорошо пошитого костюма, скрывающего любые недостатки телосложения. Сидящего перед ней человека пижама ничуть не портила: слишком четкими были линии тела под свободно падающей тканью.

— Вы тоже просто шикарно выглядите в белом халате.

— Вчера я тоже была в белом. Но вы меня, конечно, не заметили?

— Не узнал.

— Мой дорогой капитан второго ранга...

— ... первого.

— Хорошо, первого. Ну так вот, это ваши проблемы.

— Они легко могут стать вашими.

— Каким образом?

— А вы не догадываетесь, что ваши интересы могут не совпасть с интересами службы безопасности Республики?

— СБ, скорее всего, засекретило операцию. И ваше участие в ней тоже.

— Я не участвовал ни в какой...

— Вот-вот! Спецслужбы всегда делают вид, что они не при чем. Кстати, они не разрешили никому из журналистов проникнуть на территорию гостиницы.

— И правильно сделали.

— Нет, неправильно. Именно поэтому мне было нечего делать. Именно поэтому я заинтересовалась госпиталем. А если тут еще джедай вертится...

— Джедай служит... ситх! Джедай выполняет свою миссию на борту "Виктории".

— "Виктория" на орбите, а рыцарь здесь. И вот когда он вчера заглянул в рекреационную комнату и спросил о вас, знаете... можете считать это женской интуицией, но выглядел он так, словно был вам чем-то обязан. Анакин, — сказала она и вдруг подумала, что первый раз за свое пребывание здесь назвала его по имени, — мне очень сложно представить, чтобы кто-то из Ордена хотел бы иметь с вами дело.

— Наши симпатии взаимны.

— Это вы о ком?

— Я об Ордене, а вы о ком?

— А я о конкретном рыцаре.

— Может, вам лучше у него взять интервью?

— Ооо, — протянула Падме. — Обычно принято посылать к ситху. А вы меня только что послали к джедаю.

— Пора менять традиции.

— Верно. Кстати, как его зовут?

— Вот у него и спросите.

— А впрочем, не важно. Орден все равно не обратит внимания ни на какой скандал в СМИ. Значит, нашего джедая можно назвать любым именем.

— Например?

— Сейчас вспомню... Двенадцать лет назад я была знакома с парочкой рыцарей. Одного из них звали Кеноби.

Скайуокер не смог скрыть улыбки. Он снова вертел камеру в руках, нажимал на кнопочки и при этом — словно нехотя — улыбался.

— Неужели я угадала?

— Допустим.

— Ну, теперь мне все ясно.

Он, наконец, перестал мучить несчастный прибор, пристроив его на кровать рядом с собой — только с другой стороны, куда Падме никак не смогла бы дотянуться. Затем, сложив руки на груди, снова повернулся к ней.

— Зато мне ничего не ясно.

— Система собиралась выйти из состава Республики и вдруг все разом поменялось. Значит, не обошлось без вмешательства СБ или Ордена. Вот уже три дня, как республиканские силы празднуют победу. Обошлись "малой кровью": пострадал только капитан дредноута, без помощи которого Орден никак не мог завершить операцию. Материала для статьи мне хватит.

— Я все равно не понимаю, что вы собираетесь написать.

— Правду.

— Это вы уже говорили. Можно конкретнее?

— Правду, которой никто не поверит. Так что я, — томный вздох с подчеркнутой наигранностью, — обречена на поражение в глазах масс. Материал вызовет ажиотаж. Предположу, что на неделю весь Корускант забудет о светской жизни, о политиках и сенаторах, и будет говорить только об армии и только о некоем А. Скайуокере. А потом ажиотаж утихнет... Люди начнут искать логику и не найдут, а потом усомнятся в моем откровении. Мы ведь не знаем настоящих причин, по которым капитан дредноута самолично полез решать политические проблемы, а наш упрямый герой об этом рассказывать не хочет.

— Не хочет, это точно. И что дальше?

— Помните тот наш разговор на Корусканте? Вы ведь сами заметили, что война никого в столице не интересует?

— Да.

— Я тогда сказала, что не знаю, как изменить общественное мнение.

Он смотрел на нее молча, не отрывая взгляда. Словно только сейчас понял, что это не розыгрыш...

... а война под маской розыгрыша, и первый бой, настоящий, безжалостный, который нельзя проиграть, а чтобы выиграть его нужно только немножко смелости, совсем немножко, но и не меньше, чем требуется, чтобы провести дредноут через астероиды и взять под командование эскадру...

Поверил. А когда Падме продолжила:

— Ну так вот: теперь знаю.

... уже не удивился.

— Неделя ажиотажа ничего не решит.

— Конечно. Если на этом остановиться.

— И я сомневаюсь, что мое командование обрадуется вашим идеям.

— Вот как? Бесстрашный А. Скайуокер боится своего командования?

Падме рассмеялась. Искренне и одновременно пытаясь вызвать такую же реакцию у сидящего рядом человека. Это удалось, хотя смех быстро кристаллизовался в еще одну тонкую и непривычную для его лица улыбку.

— Представьте себе.

— Среди ваших командиров много идиотов?

— Среди непосредственных — ни одного.

— О, это очень емкий ответ. Не ожидала от офицера такой честной характеристики флота и соратников.

— Даже не думайте включить этот ответ в свой...

— ... очерк. Это будет очерк. В нашем холонет-издании. Да, и отдайте мне мою камеру.

— Сейчас, только на всякий случай сначала сотру эту холограмму.

— На камере стоит защита от стирания материала. Как раз от таких, как вы.

— Это я уже понял. Тогда я оставлю камеру себе.

— Так нечестно!

— А мне не очень нравится перспектива...

— Холограмма не для прессы. Доказать, что вы валяетесь в госпитале, по ней невозможно.

— А для чего тогда?

— Просто на память.

Скайуокер внимательно посмотрел на нее. Словно увидел перед собой стену — роль стены играла легкомысленная улыбка светской женщины, дразнящая и очаровательная улыбка-солнышко, защищающая душу от посягательств взглядов также, как доспехи защищают тело, потому что любой, самый любопытный и дотошный взгляд просто разбивается об эту улыбку, а проницательность, соприкоснувшись с ней, тает и превращается в беспомощность — и теперь хотел заглянуть за эту стену.

Он молча протянул ей камеру на открытой ладони.

Падме тоже протянула руку и, не спеша, взяла приборчик. Не спеша, потому что хотелось еще раз коснуться пальцев и ладони, теплой и сухой ладони человека, который сидел рядом и при этом еще минут десять назад будто находился на расстоянии килопарсеков, а теперь вдруг словно сделал шаг — всего один шаг — и оказался рядом по-настоящему.

— А теперь что?

— А теперь...

Падме вдруг почувствовала себя беспомощной — потому что не знала, о чем теперь говорить с ним. Говорить не как с офицером в блестящих погонах, а как с человеком. Говорить так, чтобы он ни в коем случае не догадался, что вчера она не только выследила его и дождалась его появления в рекреационной комнате, но и слышала весь его диалог с рыцарем.

... А спросить у него про мать — придется. Не сейчас, потом. Просто потому, что не спросить — нельзя, я спрашивала и раньше, на Корусканте, скорее из любопытства, но уж лучше любопытство, чем жалость и приторное сочувствие, потому что этого он не простит никогда, и будет прав, я бы тоже не простила и ответила бы ненавистью, как ответила когда-то Бэйлу — посмевшему меня пожалеть за то, что я больше не королева, хотя разве это ненависть, нет, это была просто злая насмешка, а о ненависти, о настоящей ненависти я знаю мало, да и наверно, не хочу знать, а вот он — знает... слишком много, больше, чем может знать о ненависти человек. Да и человек ли тот, кто так легко убивает? Когда мне было четырнадцать лет, на Набу, я стреляла в дроидов, не в людей, нет, не так — я затеяла штурм дворца, и людей тоже погибло немало, значит, я тоже умею убивать легко, правильно, ребенку вообще легко убить, ребенок не понимает, что такое жизнь, и поэтому ничего не стоит выстрелить из бластера... ну и пусть, значит, мы одинаковы... почти...

... Нет, надо все-таки что-то спросить, а то вдруг он еще догадается, о чем я думаю.

— Сегодня вечером мы улетаем на Корускант, — непроницаемая маска на лице, привычная и вдруг такая неудобная. — А вы тут... будете еще недельку?

— Максимум пару дней.

— Надоело отдыхать?

— Вообще-то идет война, — ответил он. Потом краешек губ дрогнул и Скайуокер добавил. — К тому же, мне не очень хочется быть здесь, когда кто-нибудь решится проверить, насколько соответствует истине ваш очерк.

— Боитесь поклонников? Или поклонниц?

— Нет, просто мне только сейчас дошло, сколько вам вчера наболтали про меня в рекреационной комнате.

— Про спецоперацию рассказывать отказались. Зато остального хватит и на вторую статью, и на третью, кажется, тоже.

— Я это трепло когда-нибудь придушу.

— По его словам, вы это уже не раз обещали сделать.

— И сделаю... когда-нибудь. Про что будет второй очерк?

— Про вас, разумеется. Можно сделать в виде обычного интервью. Например, если ваш штаб все-таки поведется на провокацию, вы можете сами прилететь на Корускант и возжелать опровергнуть эти сплетни.

— Вы правда считаете, что мне больше ну вот совсем нечего делать?

— Хорошо, тогда пригласите меня на "Викторию".

— Дредноут — это режимный объект.

— Госпиталь — тоже, и что с того?

— Я не понимаю, зачем.

— Я уже говорила: после скандала нельзя будет останавливаться на достигнутом.

— И вы полагаете, что после скандала офицеру флота будет разумно дать интервью той идиотке, которая до этого опубликовала совершенно бредовый материал о его персоне?

— Все просто: очерк выйдет под другим именем. Например, та особа, которую вы только что назвали "идиоткой"...

— Прошу простить.

— ... да-да, она это припомнит вам в очерке и подпишется как "Амидала". А интервью вы дадите Падме Наберри, сотруднику солидного столичного издания. Понимаете, до скандала вы вряд ли привлечете внимание общественности, даже несмотря на победу у Эхиа и все остальное. А после... нам останется только поддерживать интерес. Об интервью позаботится мой шеф — я поговорю с ним и думаю, смогу уболтать его, чтобы он сделал официальный запрос в ваш штаб. Кстати, было бы интересно добраться и до вашего адмирала.

— Это и есть план на третью статью?

— Скорее, на четвертую. Третью я собиралась посвятить вашим десантникам. Иными словами людям, которые умеют побеждать без Великой Силы.

— Вы всерьез собираетесь зацепить Орден?

Она улыбнулась. Улыбкой не легкомысленной светской барышни — оскалом хищницы.

— Так, немного потоптаться по образу идеального рыцаря. Храм не хочет иметь с прессой никаких дел — сами виноваты.

— Это не так. Орден иногда проводит даже пресс-конференции.

— Да. А вы видели интервью магистров? Они же все совпадают до запятых. Знаете, почему? Потому что рыцари не хотят быть людьми, они все время подчеркивают свою инаковость. Подчеркивают то, что они выше нас, простых смертных, что все их решения подчиняются Великой Силе и тысячелетней мудрости. Люди привыкли к ним — и давно перестали замечать Храм. Это как если ты каждый день проходишь мимо памятника или статуи: через год ты не обратишь на него никакого внимания. А общественное мнение создают люди, разные и непохожие друг на друга. Идеальные герои Ордена не выдержали испытания войной. То есть в древнем памятнике появилась трещина — толкнешь, и он развалится в пыль, по этой пыли пройдут люди и даже не заметят, а прилипшую к сапогам пыль смахнут щеткой... Вот в чем суть.

— А вы не боитесь...

— Боюсь, — быстро сказала она, не дав ему договорить. Тон ее стал жестким, и иронии в нем больше не было. — Но это не тот страх, который может меня остановить. Мне... Амидале, как и Падме Наберри нечего терять. Я могу позволить себе вести игру с любыми ставками.

— Игру ради самой игры?

— Да.

Сидящий рядом человек отвел взгляд и долго не отвечал.

Вот, он больше не верит мне, подумала Падме. Не бывает так, что человеку нечего терять. Или он и сам так думал раньше, а скорее всего, до смерти матери все именно так и было, он жил этой войной ради войны, ради званий, наград и славы, он выбрал этот путь, и ничто не заставит его признать, что он не был всесилен.

Он повернется и тогда, может быть, я пойму, верит ли он в то, что я сейчас наговорила.

Легкое движение головы, и...

... и ей захотелось сказать, что она ошиблась, что теперь ей есть, что терять... терять это мгновение, за которое, кажется, можно пожертвовать всем миром, легко и без жалости, ведь что тебе мир, когда ты знаешь, что без этого взгляда вселенная станет сломанным калейдоскопом с бесцветными картинками, и когда-нибудь это обязательно случится, ты слишком хорошо знаешь формулу: все проходит.

... ничего вечного не бывает. И это мгновение вечным быть не может.

... зато оно может повториться.

— Будете на Корусканте, заходите к нам в офис, — язвительный смешок. — Предъявить претензии "Амидале". Мой шеф будет в восторге от нашей популярности.

— С удовольствием. Только не представляю, за каким ситхом меня может занести в столицу.

Глава 15 (последняя). Канцлер.

Благодарности:

Редактору BlackDrago — без твоих усилий главы бы не было, да и всего текста тоже. Спасибо за очень продуктивный треп в мыле и в аське, и за одну очень конкретную Мыслю тоже. Спасибо за форс-пинки и неисчезающий интерес.

Тайсин — за подаренную на ДР идею.

Надежде — за то, что прочитала огрызок и поделилась впечатлениями.

Сольвейг — за интерес.

— Здравия желаю, адмирал.

Цандерс прищурился.

— И вам не хворать, — отозвался совсем не по уставу. — Валлаш, вы свободны.

Адъютант щелкнул каблуками и оставил Анакина в обществе командира.

— Разрешите доложить?

— Разрешаю.

— Соединение кораблей, в составе которого находятся дредноуты "Виктория", "Штретер" и "Югенд", а также шесть канонерок типа "КДУ-43", прибыло на место дислокации в систему Стил. Ремонт на двух пострадавших дредноутах эскадры "Раш" и "Клуг" полностью завершен. Они оставлены на орбите планеты Трииб-2 для патрулирования системы.

Адмирал кивнул, указал Анакину на кресло, но, вопреки обыкновению, медлил и не спешил продолжать разговор. Прошелся по каюте, потом остановился, сложив руки за спиной. Теперь Скайуокер видел его в профиль. Еще он видел, что на рабочем столе адмирала расположились несколько дек, аккуратная шеренга холокристаллов и идеальная стопочка распечаток.

Скайуокеру показалось, что на одной из включенных дек в середине какого-то текста мелькнула его фамилия. Он попробовал вытянуть шею и рассмотреть, не приказ ли это о его новом звании.

В это время адмирал решил сесть и, словно специально, отодвинул деку в сторону.

— Я уже говорил с этим Оллредом. Здесь, на "Магусе". И скажу вам то же самое, что сказал ему. Мне, кстати, не сообщили пресловутых сверхсекретных подробностей этой идиотской вылазки. Но. Для решения задач, которыми занимается служба безопасности, существуют сотрудники этой самой службы безопасности. Для решения задач, которыми занимается Орден, существуют рыцари.

Скайуокер напрягся. Похоже, что Оллреду так и не удалось убедить адмирала.

Цандерс продолжал:

— Я не понимаю, каким образом там оказались вы. И, главное, почему именно вы. Почему на Трииб не полез, например, ваш старший помощник? Ваш адъютант? Лазаретный врач, наконец? Предполагаю, — продолжил адмирал, затем поправился. — Вернее, не предполагаю, а надеюсь, что вы согласились участвовать в этом безобразии по неопытности. Очень надеюсь.

Можно и так сформулировать, подумал Скайуокер. Хорошо, что он не знает, что полез я туда целиком по своей собственной инициативе.

— Я согласился участвовать в этой операции исключительно ради того, чтобы не допустить вооруженного конфликта в системе Трииб, который планировали развернуть вражеские силы. В операции нужен был человек, который смог бы оценить дислокацию орбитальных и наземных подразделений противника, — эту глупость он придумал еще в госпитале. — И, прошу заметить, сэр, мы добились положительных результатов.

— Видел я ваши результаты, — адмирал снова посмотрел в сторону своих дек и кристаллов. — Только в следующий раз, когда вам предложат поработать на СБ, спросите, не желает ли уважаемый офицер службы безопасности оказать ответную услугу флоту Республики? Например, отдраить пару гальюнов. В этом деле безопасники уж точно добьются положительных результатов. И еще каких, учитывая то, что копаться в дерьме — их основная работа.

Скайуокер изобразил виноватую улыбку.

— Что там с вашим рыцарем? — спросил Цандерс.

— Сэр, рыцарь отозван на Корускант. Совет Безопасности счел его миссию законченной.

— Совет Безопасности или Орден?

— Орден.

— А сам рыцарь? Он остался доволен этой миссией?

— У меня есть копия его заключительного отчета.

— Давайте сюда.

Скайуокер передал адмиралу кристалл, скользнув по столу взглядом — но деки лежали слишком далеко.

Адмирал активировал запись, пробежал текст глазами.

— Любопытно, — сказал он. — Скайуокер, вы уверены, что это вообще тот документ, который будет представлен Совету Безопасности?

— Уверен, сэр.

— Хорошо, — Цандерс кивнул. — Ситх побери, как хорошо. Не ожидал. Так-так, перспективы строительства флота... переброска больших частей войск... маневренность. А что по собственно сотрудничеству Ордена и флота? Или он это упомянуть забыл?

— Это пункт номер три.

— Ах да, вижу. Я что-то сразу в конец полез, в выводы. Какой длинный текст, и не лень ему было... Он что, на самом деле принимал участия в наземных учениях?

— Так точно, сэр.

— В составе штрафного подразделения... нарочно не придумаешь. Штрафники были в курсе, кто он такой?

— Нет, только командир взвода.

— Правильно. Артиллерийские стрельбы... Рейд на Кьет он тоже описывает, хотя кратко. Обнаружение диверсии. Да, про диверсию неплохо и про арест инженеров тоже... Так почитать, вы все-таки утерли нос СБ и еще как... Кстати, как Оллред вел себя с вами?

— Его интересовали в основном подробности дела. Я пояснил свою позицию и предпринятые мною действия. После этого все вопросы были исчерпаны.

— Ну и хорошо, — адмирал вновь погрузился в чтение. — Кстати, джедай дает вам характеристику, и какую!

— Всему командованию корабля, сэр.

— Хватит скромничать, Скайуокер, — Цандерс отодвинул холокристалл в сторону. — Вам это не идет.

Трехмерное изображение дернулось, потом выплюнуло уже знакомый Анакину текст. Взгляд зацепился за обрывок фразы "...инициативный лидер, сумевший, несмотря на возраст, завоевать авторитет в глазах..."

Штамп, еще какой штамп. Но очень нужный именно в этом документе.

— Помнится, лет десять назад приезжала к нам в штаб комиссия чиновников с Корусканта. Я тогда "Магусом" командовал, а адмиралом был некто Менкинс. Не наш Менкинс, конечно, а его дядя. В столице решили, что пятый флот слишком мал, и его надо объединить с четвертым, и было точно известно, что при этом Менкинса отправят в отставку. У Менкинса самого связи в столице были неплохие, и он про этих чиновников постарался узнать все. Даже то, что главе комиссии нравятся тогруты. Знаете, что сделал Менкинс? Сначала провел учения, а потом погнал всю эскадру на Кореллию, а там зарезервировал целый ресторан — прямо на орбите — где в качестве официанток были исключительно тогруты! Этим шпакам из столицы учения нужны были как миноку хронометр. Зато после учений был банкет, и куча симпатичных сговорчивых тогрут. Так что на следующий день глава комиссии подписал резолюцию о том, что сокращать флот ни в коем случае нельзя, — Цандерс помедлил, потом добавил. — Я думал рассказать вам эту историю пораньше, да ведь к вам не обычного шпака-то прислали. Но я смотрю, вы и без моих баек смогли найти подход к рыцарю.

Да уж развлекал как только мог, подумал Скайуокер. Вслух он произнес то, что тоже было правдой:

— Сэр, должен заметить, что я не прилагал к этому никаких усилий.

— Да?

— Вопреки слухам, рыцарь оказался порядочным человеком.

— Вы еще скажите, кристально честным.

— Так точно, сэр.

Адмирал что-то недоверчиво хмыкнул.

— Вы мне это оставите или Валлашу сделать копию?

— Это ваш экземпляр.

Цандерс освободил кристалл из щупалец читающего устройства и щелчком отправил его на дальнюю сторону стола, в компанию к ему подобным.

— Главный штаб отложил контрнаступление в этом регионе.

— Почему, сэр? — удивился Скайуокер.

— Ах, подумать только, его не спросили!

— Прошу прощения, сэр.

Адмирал снова распалился, и Скайуокер решил, что надо было сначала дать Цандерсу выговориться, выпустить наружу всю досаду и злость — как на него самого, так и на тупиц из столичного командования, а уже потом умасливать нервы командира отчетами.

— А вы не думаете, что вам на самом деле крупно повезло? Представьте себе, во что бы вы вляпались, приди приказ о наступлении парой недель раньше, пока вы отлеживали бока в госпитале?

— Осмелюсь заметить, что в течение всего времени моего пребывания в госпитале, я держал связь со своим старшим помощником и штабом "Виктории". В случае приказа о наступлении, я бы незамедлительно вернулся на борт.

— Может, вы бы и дредноутом командовали прямо из корабельного лазарета?

Скайуокер встретился взглядом с Цандерсом и совершенно спокойно произнес:

— Никак нет, сэр. Дредноутом я бы командовал с мостика.

Адмирал внезапно остыл.

— Эти ваши геройствования у меня уже в печенках... — он покачал головой и не закончил фразу. Потянулся к распечаткам, и взял те, что лежали сверху. — Вот, — он протянул Скайуокеру первую, — приказ о вашем новом звании.

— Благодарю, сэр.

— А это, — он бросил Скайуокеру вторую распечатку, — приказ о вашем отпуске.

Анакин с минуту читал бумаги. Потом спросил:

— Сэр, могу ли я отказаться от отпуска?

— Это с какой стати?

— Мне кажется, я нужнее здесь. Особенно учитывая обстоятельства моего ранения, да и как вы сами только что сказали, приказ о наступлении может...

— Ишь какие мы старательные, — оборвал его Цандерс. — А мне вы нужны на Корусканте.

Скайуокер с удивлением посмотрел на адмирала. Тот снова хмыкнул что-то в усы, потом открыл ящик стола, и вытащил небольшой синий кристалл.

— Через три дня вы будете в столице на аудиенции у верховного канцлера.

— Я?

— У вас со слухом плохо? Как же вас там на Триибе приложило.

— Никак нет, сэр.

— У вас будет возможность обсудить дела флота Республики с одним из крупнейших политиков этой самой ситховой Республики. Это, ситх побери, высокая честь!

— Почему канцлер не может обсудить дела флота с вами?

— Потому что в штаб прислали приглашение на ваше имя. Потому что вы у нас теперь герой сражения при Эхиа. Потому что вы молоды, ситх вас побери, и привлекаете к себе внимание. И я вас прошу отнестись к этому максимально серьезно.

— Вас понял, сэр.

— Ни ситха вы не поняли, Скайуокер. Для флота необходимо, чтобы у офицеров был контакт с политической верхушкой. Думаете, я вам так просто про тогрут рассказывал? Адмиралу побалагурить захотелось на старости лет? Поймите ж наконец, да не нужна там на Корусканте никому эта война, и флот, и ваша "Виктория" тоже. Им бы побыстрее подписать перемирия и новые договора с сепаратистами. А сколько при этом народа убьется, да это им все похрен. Канцлер Палпатин хотя бы умеет делать вид, что поддерживает военные кампании Республики и флота. А может, и на самом деле в это верит, ситх его разберет. И, между прочим, это он повлиял на ваше назначение командиром "Виктории".

— Прошу прощения, сэр, я этого не знал.

— Конечно, вы не знали... Да, и если вам так не хочется в отпуск, вы имеете право пробыть на Корусканте только один день. Ваше дело, как вы распорядитесь остальным временем. Можете вернуться на дредноут и сидеть в каюте как...

— Я понял, сэр.

— ... как то подобает настоящему герою, — как будто серьезно сказал адмирал, выдержал паузу и выразительнейшим тоном закончил, — бульварной прессы.

Цандерс красноречиво пододвинул к Анакину несколько кристаллов и стопку распечаток.

— Почитайте, почитайте, — говорил он, пока Скайуокер знакомился с материалами. — Жаль, что вся эта муть вылилась в холонет уже после того, как Оллред побывал на "Магусе". Уж я бы поинтересовался, каким образом вся эта ваша ситхова сверхсекретная операция попала на страницы светских хроник.

Анакин как раз читал заметку под названием "Тайная миссия А. Скайуокера".

— Здесь нет ничего серьезного, — сказал он, стараясь, чтобы голос не выдал волнения. — Это только предположения.

— Да. Но эти предположения появились в одном издании, а потом были передраны двумя десятками других.

— Я не имею к этому ни малейшего отношения, — вдохновенно соврал Скайуокер.

— Я знаю, — поверил адмирал. — В штаб пришел забавный запрос из "Корускант Индепендент".

Скайуокер мгновенно поднял глаза.

— Это крупная столичная холокомпания, в их ведомстве находятся как холоканалы, так и печатные издания. Так вот, кто-то там решил взять у вас интервью. Сначала я хотел послать их к... то есть, отклонить запрос. Но потом я подумал, что это не так уж и плохо. Тем более, что канцлер вызвал вас в столицу. В общем, так. На следующий день после аудиенции вам надлежит явиться в бюро "Корускант Индепендент". Разыщете вот эту особу, — адмирал чиркнул коротко подстриженным ногтем в том месте распечатки, где стояло "Падме Наберри". О Триибе старайтесь помалкивать, скажите, что два дредноута были на ремонте и все тут.

— Вас понял, сэр, — ответил Анакин, взгляд которого в этот момент скользил по заголовку "Супергерой Республики на страже демократии и закона".

— Считайте, что это приказ.

— Есть, сэр.

В каюту вошел старший помощник.

— Садитесь, — сказал Скайуокер. — Хотел кое-что обговорить.

— Слушаю.

— Я только что от Цандерса. Во-первых, контрнаступление откладывается на неопределенный срок.

— Это в главном штабе, что ли, придумали?

— Ну да, кто ж еще. Во-вторых, меня вызвали на Корускант на аудиенцию к канцлеру.

Про отпуск он говорить не хотел. Цандерс был по-своему прав: двенадцать дней отлеживать бока непростительно для командира дредноута.

Но сказать пришлось — приказ о десятидневном отсутствии уже свалился в штаб.

— Вот именно поэтому, — продолжил Анакин, а в уме мелькнуло: ну вот, ты уже оправдываешься, — адмирал подписал приказ о моем отпуске. Короче говоря, вы тут снова остаетесь за командира.

— Вас понял.

— Так что там с дефлекторами?

— Иллош считает, что барахлит система резервирования, — сказал Карпино. — Мощность на шестом блоке энергоснабжения не совпадает с предыдущими показателями.

— То есть теми, что были на испытаниях?

— Да. На испытаниях были одни показатели, в экстремальном режиме, ясное дело, другие. При форсировании астероидов получились третьи.

— А мы этого, конечно, раньше не учитывали. Нда. Разница существенна?

— Девять процентов на правом дефлекторе.

— Значит, хромаем на правый бок, — криво улыбнулся Скайуокер. — Все-таки повезло, что приказа о контрнаступлении еще не было. У Иллоша идеи есть?

— Он хочет сначала повторить прогоны в режимах "каппа-3" и "каппа-8".

— Это же то же самое, что мы делали на испытаниях?

— Да, и тогда сравнить показатели с теми, что были два месяца назад и с тем, что вышло у Эхиа.

— А может и в астероиды по второму кругу слазить — показатели проверить?

Они рассмеялись, затем Карпино снова натянул на лицо самую серьезную маску:

— Я немедленно этим займусь.

— Хорошо. Есть еще что-нибудь?

— Давно мы не проводили учебных тревог.

— Давно, это правда.

— А надо бы. Думаю отработать ситуацию "пожар в ангарах".

— Отрабатывайте, — кивнул Скайуокер. Показалось, что старший помощник медлит. — Еще что-нибудь?

— Насколько я понял, рыцарь отбыл на Корускант. Его миссия закончена?

— Да вроде как.

— Значит ли это, что...

— А ситх его знает, — ответил Скайуокер. — Это не от него зависит, если вы имели в виду, вернется ли он на "Викторию".

— Вы угадали.

— Ну, конечно, я угадал. Вас же Кеноби раздражал больше остальных, — Анакин усмехнулся, и про себя добавил: ты еще скажи, что тебя он вообще не раздражал.

— Я ожидал, что рыцарь будет лезть во все наши дела.

— Я тоже.

— И я, признаться, был очень удивлен, когда вы сумели найти с ним общий язык.

— Общий язык? — Скайуокер вскинул бровь. — Хм, вы меня переоцениваете.

Я его и не искал, подумал Анакин. Вот Кеноби — искал.

Не искать — проще. Еще рациональней — наблюдать. Я и собирался просто наблюдать.

Я же, как и раньше, как всегда, как десять лет назад, был умнее, способнее, талантливее, проницательнее, сообразительнее... что там еще? сильнее, дальновиднее, хладнокровнее,.. чем какой-то тупой медлительный рыцарь Ордена. Особенно этот рыцарь. Я был сообразительнее — и не вытерпел, пригласил его "разнообразить досуг" в спортзал. Я был проницательнее — и потащил его на Татуин. Я был умнее — и поэтому позволил видеть все мои провалы.

Я так надеялся, что он исчезнет, и с ним исчезнут все проблемы. Что все будет как раньше.

Он исчез. Что дальше?

— Сэр, — обратился Карпино.

Скайуокер поднял глаза.

Старший помощник мялся. Не медлил — именно мялся. Выстраивал фразу из коротких слов и не мог ее закончить.

— Сэр... вы... тоже... из них?

... идиотов на "Виктории" нет, вспомнил Скайуокер.

Действительно.

Из двоих здесь присутствующих идиот только один, и это явно не Карпино.

— Из них?

Бессмысленный вопрос. Бессмысленная попытка найти лазейку и сбежать.

— Из джедаев.

Не пояснение — утверждение.

— Нет, — отведя глаза в сторону. — Но я, наверно, мог стать таким, как они.

— Значит, я не ошибся.

— Вы не ошиблись.

— Рыцарь...

— ... это знал.

— Он знал вас лично?

— Да. Еще двенадцать лет назад.

— А Орден?

— А кто же, по-вашему, прислал сюда рыцаря?

— Просто потому, что вы тоже обладаете...

— ... некоторыми редкими способностями, это вы имели в виду? Нет, не поэтому. Все намного проще: я был в их Храме три года.

— И вы там...

— С большой натяжкой можно сказать, что я там учился.

— А потом...

— Нет, меня не выгнали, — Скайуокер скривил губы. Мысль показалась забавной. — Кажется, это единственное учебное заведение в Галактике, откуда никого не выгоняют. Я просто сбежал. Рыцари посчитали, что я погиб. Но после той истории с джедаем оказалось, что они рановато обрадовались. И тогда им стало интересно, что такое из меня выросло.

Он чуть откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди. Потом поймал себя на этом жесте, и совсем нелепой показалась инстинктивная попытка демонстрировать уверенность перед человеком, которому не требовалась никакая Сила, чтобы отлично разбираться в людях. Анакин выпрямился в кресле. По лицу против воли растеклась глупая улыбка — он знал, какую банальность ему сейчас придется произнести.

— А как вы догадались?

— Меня удивило ваше сближение с рыцарем. Особенно, когда мы искали диверсантов. Это во-первых.

— А во-вторых?

— А во-вторых, операция на Триибе. Деталей я не знаю, но ваше участие показалось...

— Подозрительным. И только?

— И только.

— Очень рад, Карпино, что я не услышал от вас фразы "вы не такой, как все".

Как обычно: полуирония-полуправда.

Иронию Карпино проигнорировал, словно и не было ее. Сухо ответил:

— Есть только два варианта: или быть "таким как все", или быть лучше всех.

Я не это имел в виду, хотел сказать Скайуокер. Промолчал.

— Как следствие, — продолжил старший помощник, — о вашей карьере ходят легенды.

— Буду признателен, если вы не станете их преумножать.

— Ни в коем случае. Почему вы предпочли армию Ордену?

— Этот вопрос мне уже задавал рыцарь. Я ушел из Ордена, потому что...

Потому что мне там не понравилось, сказал бы тринадцатилетний беглый падаван. Его повзрослевшая версия нашла более подходящий и не менее правдивый ответ.

— Потому что там я был "не таким как все".

— Вы считали, что в Ордене у вас нет будущего?

— Тогда — да. Сейчас... В конце концов, Орден в чем-то похож на армию. Наверно, если бы у меня действительно не осталось выхода, я бы сумел там вы... — Анакин запнулся. "Выжить" звучало слишком пафосно для человека, не знавшего, что такое, когда тебя постоянно шпыняют идиотским словечком "Избранный" или когда приходится унижаться и проситься в бесперспективный Сельхозкорпус только ради надежды сделать оттуда ноги.

— Я бы сумел там приспособиться, — закончил фразу Скайуокер.

Вот ты и признался, сказал себе Анакин. Столько лет прошло, и ты наконец сказал это вслух.

О да. Я бы переломил себя. Я бы назло всем стал самым лучшим. Самым дисциплинированным. Самым исполнительным. Самым хладнокровным. Самым фанатичным рыцарем Света.

Потому что именно в фанатизм так легко переплавить амбиции.

Я был бы правой рукой человека, которого ненавидел с первого дня в Храме. И который терпеть не мог меня.

Я не стал таким — и хорошо. Потому что в Ордене я бы навсегда остался вторым.

А здесь — во флоте — я могу быть и...

— Не сомневаюсь, сэр, — сказал старший помощник.

— Ты так и не поднял этот вопрос на Совете, — сказал Саси Тийн.

Его темнокожий собеседник устало откинулся на спинку кресла. Сцепил пальцы в замок.

— Не имеет смысла.

— Кроме нас, никто даже не подозревает об этой ситуации.

— И что ты предлагаешь? Вызвать Кеноби в круг, чтобы он доложил нам об успехах своего падавана?

— Я имел в виду Трииб.

— Я понял.

— Тебя это совсем не насторожило?

— Маскарад, — бросил Мэйс. — Театр одного актера.

— На Набу был очень похожий маскарад, — напомнил Тийн. — И в обоих случаях автором пьесы был заявлен некто Сидиус.

— Этот Сидиус и сам неплохой актер. Хотя не любит появляться на сцене.

— Или это его план: чтобы мы смотрели за кулисы, а не на сцену.

Винду ответил не сразу. Расцепил, опять сцепил пальцы. Выпрямился. Отвел взгляд в сторону.

Сквозь транспаристил за ним краем глаза наблюдало закатное светило.

— Ты прав, — сказал глава Ордена. — Иногда мне жаль, что двенадцать лет назад мы не перетряхнули Торговую Федерацию.

Тийн поскреб правый рог. Сморщил нос. Если бы Мэйс не знал особенностей мимики этой расы, он бы принял выражение лица икточи за вполне человеческое презрение. Это было не так: будь Тийн человеком, он бы просто нахмурился.

— Раньше у тебя было другое мнение на этот счет, — сказал икточи.

— Все факты говорят о том, что кто-то пытался натравить Орден на Федерацию. Спровоцировать открытый конфликт. Значит, Совет поступил правильно, воздержавшись от длительной грызни с неймодианцами. Но теперь мне все больше кажется, что это тоже был своеобразный отвлекающий маневр.

— Мы ведь не знаем, как еще могла закончиться блокада Набу.

— В том и дело, — согласился Винду. — Мы решили, что Федерация проиграла, понесла огромные убытки, что от нее откололись несколько синдикатов и, главное, что мы сумели обезглавить неймодианскую династию. Нам этого хватило. Мы сочли все это представление с ситхом чистой воды выдумкой и не стали копать дальше. Притом, неймодианцы оплатили избирательные программы по меньшей мере трети наших пламенных борцов за мир и демократию. Сенат никогда бы не дал согласия на открытые действия против Федерации.

— Да ну, можно было поднажать...

— У нас и так идет война, — возразил Мэйс.

Тийн кивнул. Перелистнул лежащие на столе перед ним распечатки:

— Он существует.

— Это просто чья-то маска.

— Ты думаешь, неймодианцы знают, кто он такой на самом деле?

— Конечно, нет. Мне кажется, даже тот краснополосатый клоун с Набу был не в курсе.

— Ну, его расспросить будет трудновато. А вот одного пошумевшего на Триибе вояку ...

Винду покачал головой.

— Ты уверен, — спросил Тийн, — что Скайуокер на самом деле прослышал о Сидиусе, когда был в Храме?

— Иначе он бы не стал так светиться.

— Или Скайуокер хочет, чтобы мы так думали.

— Ты еще скажи, что он своим спектаклем попытался оказать услугу Ордену, чтобы выйти из сферы наших подозрений и, так сказать, оправдать доверие.

— А ситх его знает, Мэйс.

— Не закапывайся в подозрения.

— Ты же не собираешься снимать с него наблюдение?

— Конечно, нет. Если у него хватило ума объявить себя учеником Сидиуса, этим самым он только подставил себя под удар.

— Ты считаешь, что Скайуокер не подумал, чем это...

— Именно, — перебил его Винду. — Скайуокер не подумал. Он решил, что это проблема Ордена. А он так, переоденется в черный балахон, помашет сейбером, и устроит комедию. Кстати, ты обратил внимание, что он где-то раздобыл себе сейбер? Это есть в отчете Кеноби!

Тийн молча кивнул.

— Скорее всего, неймодианцы уже установили, кто он такой, — сказал Мэйс. — Я не завидую тому, кому будет мстить вся Федерация.

— Так Федерация или Сидиус?

— Скоро узнаем. Но сначала я хочу послушать выступление Кеноби.

Они переглянулись. Тийн поднялся с кресла.

— Я сегодня же пришлю тебе запись, — пообещал Винду. — Скажи Кеноби, что я медитирую и приму его через пару минут.

Тийн довольно ощерился и покинул кабинет, оставляя Мэйса наедине с тишиной.

Медитировать "как учили" он не собирался.

Упереться локтями в стол и положить голову на руки. Закрыть глаза. Сделать несколько ровных вдохов. Не почувствовать себя — а позволить себе побыть обыкновенным усталым человеком. В отличие от главы Ордена, люди имеют право быть усталыми и неидеальными.

Целых две минуты роскоши.

Прожить. Продышать.

Кто сказал, что это не медитация? Это лучшая из медитаций — быть в мире с самим собой, ничего не хотеть, не о чем не волноваться и ни о ком не думать.

Еще один глубокий вдох. Резко подняться. Пройтись по кабинету. Проводить взглядом последний, тающий в темноте, кусочек солнца.

... Вот с такой позы только портрет писать. Для истории, разумеется.

... "Глава Ордена размышляет о тяготах бренного мира".

Сарказм Мэйс себе тоже позволял редко. Даже оставаясь наедине с собой. Или в обществе Саси. И потом мгновенно перерубал в себе эту жилку. Вообще мгновенно переключался на других рыцарей, на членов Совета. И не считал это игрой. Восемнадцать часов каждый день — на виду у всего Ордена. Это не игра. Это самая настоящая жизнь.

Когда остается только несколько минут для себя. Вот так постоять у транспаристиловой стены. Только ты — и идеальной черноты небо, перед которым в молчаливом благоговении распластался низкоуровневый район Корусканта. И в этом низкоуровневом районе Храм — самое высокое здание. Смешно. Словно древние рыцари боялись, что рядом с высокими шпилями четыре башни Храма будут выглядеть несолидно. Те, кто сидят в небоскребах — зачастую именно так и думают. Пусть.

Еще раз закрыть глаза, отпустить мысли и себя на свободу. Два глубоких вдоха. Забыть про усталость. Забыть про крошечный мир за транспаристилом.

На третьем вдохе вернуться: вернуть себя — Храму. Посмотреть на хронометр.

... Десять часов вечера.

Мэйс коснулся консоля Силой, и в кабинет вечно-занятого главы Ордена ступил рыцарь. В знак приветствия легко поклонился. Винду жестом указал ему на то самое кресло, в котором еще десять минут назад сидел его единственный друг Саси Тийн, и только потом произнес:

— Я рад снова видеть вас в Храме, Кеноби.

— Я рад снова быть здесь, магистр.

— Совет необычайно высоко оценивает достигнутые вами результаты.

— "Необычайно" — слишком яркое слово для моей миссии.

— Скромность похвальна, — ответил Винду. — Для падаванов. Не спорю, вечное стремление к совершенству полезно и для рыцарей, пока оно не принимает форму болезненного перфекционизма. К слову, в вас я этого никогда не замечал. Или вы имели в виду что-то другое?

— Не скрою, иногда мне казалось, что, исполняя мои обычные обязанности, я смог бы принести Храму больше пользы.

Винду усмехнулся про себя. А рыцарь не старается говорить намеками, подумал он. Идет напролом.

— У нас нет обычных обязанностей, рыцарь Кеноби. Каждая наша миссия непохожа на другую, а все они вместе составляют рутину. Ваше пребывание на борту самого мощного военного корабля Республики — задача необычайной сложности и важности. И, подчеркиваю, я рад, что доверил исполнение этой задачи именно вам. Вы блестяще с ней справились, не так ли?

— Об этом судить вам, магистр.

— Я сужу по результатам, отраженным в отчете. На меня они произвели большое впечатление. Рискну предположить, что вам было непросто войти в доверие к командиру корабля.

— Это так, — кивок, как жест дипломата, знающего цену себе и своей работе.

— И между тем, вы участвовали во всех важных операциях, которые проводил флот. Не считая, разве что, сражения у Эхиа.

Кеноби пожал плечами.

— Я не обладаю ни знаниями, ни опытом, чтобы вмешиваться в дело, в котором другие понимают намного больше меня. Иными словами, я не считал нужным путаться под ногами на мостике во время боя.

— И чем же вы были заняты в это время?

— Медитировал.

— В своей каюте?

— Совершенно верно.

— Вы бы хотели продолжить свою миссию на "Виктории"?

Рыцарь напрягся.

Это как в бою на мечах, подумал Мэйс. Превосходно ставишь блоки и защищаешься от каскада однообразных ударов, но едва противник меняет тактику, как ты пропускаешь выпад. Случается... с падаванами.

— Совет счел это необходимым?

— Речь пока не идет о том, что считает Совет. Мне интересно, что думаете о ситуации вы сами. Это только в армии есть всего одно слово: "приказ". Мы мыслим иначе. Поэтому я спрашиваю: вы бы хотели вернуться?

— Это зависит от того, в чем именно будут заключаться мои новые обязанности на борту "Виктории".

— Как и прежде, меня интересует взаимодействие флота и Ордена.

— Магистр, — усталая, и от этого очень искренняя улыбка. — "Взаимодействие" кажется мне несколько туманной формулировкой.

— Но именно ее вы сами использовали в своем отчете для Совета Безопасности, не так ли?

— Безусловно, — согласился Кеноби. — Я же не имел права разглашать определенных подробностей.

Мэйс кивнул. Затем открыл ящик стола и вытащил две папки. Положил рядом.

— Здесь — ваш рапорт Совету Безопасности. С многочисленными "туманными формулировками". На которые, несомненно, в Совете Безопасности никто не обратит внимания. Я имею в виду именно ту часть рапорта, которая касается ваших приключений на Триибе. А вот здесь — ваш рапорт главе Ордена. Конфиденциальный. Составленный, как оказалось, большей частью на основании слов некоего майора Службы безопасности...

— На основании его собственного рапорта, — заметил Кеноби.

Мэйс помолчал, не спуская глаз с рыцаря. Затем снова открыл ящик стола и вынул третью папку с распечатками.

— Я читал рапорт этого майора. К сожалению, даже в нем есть несколько моментов, которые не дают мне увидеть общую картину произошедшего.

— Например?

— Каким образом Скайуокеру удалось доказать, что он ситх? Почему неймодианец поверил? Как ему удалось задавить Гренемайера? Михо Каару?

— Полагаю, у него не было другого выхода, кроме как использовать их страх.

— Вы полагаете или знаете точно?

— Я знаю.

— Вы говорили с ним об этом?

— Мне как-то не представилось возможности расспрашивать пациента госпиталя. Я говорил с майором Оллредом.

— И как же он это объяснил?

— Они обсуждали этот вопрос, когда планировали операцию. Анакин надеялся, что ему удастся...

— Запугать их, — закончил фразу Мэйс. — Запугать помощника главы Торговой Федерации, лучшего бизнесмена системы и ее самого влиятельного политика.

Кеноби почти театрально вздохнул.

— Жаль, что к власти зачастую приходят персоны, не одаренные силой воли .

— Жаль, что одаренные Силой персоны зачастую не думают о последствиях применения своего дара, — парировал Винду.

— Полагаю, Анакин сознавал, что все последствия — это его собственный риск.

— А вам не приходило в голову, почему Скайуокер вообще согласился участвовать в этой авантюре?

— Никто другой не согласился.

— Или он просто рассчитывал на вашу порядочность? На то, что вы не сможете не дать ему превосходной характеристики в рапорте?

— Я давал характеристику боевому командиру.

— Командира я вижу. Я не вижу человека.

Отвечать рыцарь не стал.

— Как Скайуокер отнесся к вашему появлению на борту корабля?

— Предсказуемо.

— То есть с недоверием?

— Разумеется.

— Он изменился?

— Он повзрослел.

— И стал образцом выдержки и дисциплинированности?

— Он стал образцом преданности своему делу.

— Это вы хорошо подметили, рыцарь, — веско сказал Мэйс. Сцепил пальцы и добавил. — Своему делу.

Хотелось подняться с кресла и в который раз перемерить собственный кабинет широкими шагами.

Приковать себя к креслу — силой воли — лучше, чем выдать откровение о том, что у главы Ордена тоже есть эмоции. Много эмоций.

— Скайуокер показался вам агрессивным?

— Он вырос на войне.

— Мы все выросли на войне. Даже больше: мы на ней родились.

Кеноби кивнул.

— Война началась тысячу лет назад, в тот момент, когда при нашем участии был подписан мирный договор и принята конституция Республики.

— Ваши слова не лишены зерна истины.

— Это не мои слова, магистр, — рыцарь улыбнулся. — Это слова Анакина.

Мэйс помедлил, затем вернул удар.

— Тогда я рад, что я их, наконец, услышал. И что вы не стали играть роль молчаливого наблюдателя.

— Дипломату такая роль не к лицу, — согласился Кеноби. — Так же, как и роль шпиона.

Винду ответил резко:

— А вас никто и не посылал шпионить. Вас посылали посмотреть на следствие того, чем обернулось ваше упрямство. Вы поставили обещание вашему учителю выше традиций Ордена.

— Вы бы поступили иначе?

Не то чтобы Мэйс не хотел отвечать — он просто не мог представить себя в такой ситуации.

— Прошу прощения, магистр. Но я не люблю нарушать обещания, независимо от того, давал ли я их главе Ордена, своему учителю или падавану.

— Вы что-то обещали Скайуокеру?

— Только то, что он станет джедаем. Всего ничего, — Кеноби снова улыбнулся, — и целый мир. К сожалению, я лишь недавно понял, почему оказался посредственным учителем.

— И почему же?

— Анакину не нужен был учитель. Ему был нужен друг.

— Разве Храм не одна семья?

— Где все братья и сестры равны, где ни у кого нет амбиций, честолюбия и желания опередить других.

И занять кабинет в одной из пяти башен Храма, прочел Мэйс во взгляде рыцаря.

— Где все живут одной идеей вот уже тысячу лет. Где все выкладываются ради тех самых недостижимых мира и справедливости. Слишком пафосно для вас? Но это правда, Кеноби. Этот идеализм — наша правда и наша реальность. И, кстати, я даже не предполагал, что ваш... друг оказал на вас настолько сильное влияние.

— Сомневаюсь, что Анакина порадовала бы идея записать меня в его приятели.

— Вы же сами сказали, что втерлись к нему в доверие.

— Магистр, я полагаю, вы согласитесь: между понятиями "втереться в доверие" и "стать друзьями" — целая пропасть.

— Если вам не терпится побыстрее вернуться на "Викторию", чтобы скрасить одиночество вашего бывшего падавана, я могу это устроить.

— Я соглашусь с любым решением Совета.

— Решение Совета вам сообщат. Вы свободны, Кеноби.

Рыцарь легко поклонился и вышел.

Мэйс остался один. По-настоящему один. Никто не топтался за дверью, смиренно ожидая, когда же глава Ордена соизволит закончить медитацию.

Теперь только ночь и серебряные искорки звезд — за прозрачными стенами кабинета.

Вырваться из круговорота храмовых дел, забыть о политике и войне. Прильнуть взглядом к ночной черноте, зачерпнуть ладонью неба. Не отмерять минутами и вдохами эту роскошь — роскошь просто быть наедине с собой, а вобрать в себя все дыхание жизни целиком и сразу. Отпустить мысли, отпустить себя...

Для человека, который только что стоял здесь — это, пожалуй, легко.

Для главы Ордена...

... И кто тогда из нас продукт так называемого храмового воспитания?

... Знаю, что говорят. Поговаривают. Не на улице, конечно — в кругах интеллектуальной элиты нашего развитого демократического общества. Одинаковые одежды, одинаковые миссии, одинаковые мысли. А Храм — это такой конвейер, где выпускают биороботов. Или даже клонов.

Мэйс усмехнулся.

... Оставить Кеноби на флоте? Или нет? К каким это приведет последствиям?

Бывает, решил Винду. Бывают такие альянсы. Сцепки. Не друзья — слишком разные характеры, разные цели, почти ничего общего, кроме этой войны. Не враги — нет причин для вражды.

Пока нет.

Скайуокер свою сторону выбрал. На какую сторону встанет Кеноби? Не на мою, определил Мэйс. На сторону Ордена. И будет жалеть, что врал — искусно, почти ничего не отрицая — и выгораживал.

Что мы получим в итоге?

А получим мы двух идеалистов.

Скайуокер, как ни нелепо, все равно в чем-то идеалист. Все может катиться к ситху, Республика, демократия, все тысячелетние традиции — раз плюнуть, но только не армия и флот. Потому что мы круче всех, мы завоюем галактику, мы наведем порядок, только мы, только я, капитан Скайуокер... "Никто кроме нас" — был такой дурацкий лозунг у какого-то подразделения, ну и ситх с ним...

И Кеноби. Одно слово — рыцарь. Ни амбиций, ни зависти, ни честолюбия. Самый настоящий рыцарь с картинки.

Как все просто.

Два умных взрослых мужика всегда найдут повод набить друг другу морды.

В этот раз на Корускант пришлось лететь без попутчиков. Скайуокер согласился бы лететь и совсем один, наверно, это было бы даже проще и естественней, однако устав запрещал такие упражнения командирам дредноутов.

Ступив на борт шаттла, Анакин сообщил о своих намерениях провести досуг-поневоле или хотя бы некоторую его часть в горизонтальном положении:

— Я сплю, не мешайте и не будите.

И получил в ответ типовое "есть, сэр" вкупе с немым удивлением. Пилот, кажется, искренне не понимал, почему это командир корабля, о работоспособности которого ходили слухи, а кроме слухов все за три месяца успели на своей шкуре ощутить, что это такое — изо всех сил гнобить экипаж, сам не соблюдает распорядка. Скайуокеру хотелось спросить этого парня, каким образом их вахты обеспечивают восемь часов сна, а заодно сообщить, что после вынужденного отдыха в больнице — о котором, к счастью, почти никто из экипажа не знал — у него самого времени для сна почти не было. Он промолчал.

Кроме скуки, все двое суток гиперпрыжка Скайуокера преследовало раздражение. Связь с холонетом в гиперпространстве отсутствовала, а его визит в столицу предполагал, что он будет хотя бы поверхностно представлять себе политический климат. Вернее, это предполагал Цандерс. Анакин с трудом заставил себя прорваться через десяток выпусков еженедельника "Ведомости столицы", скачанных еще на "Виктории". За основными событиями Скайуокер старался следить и прежде — в конце концов, Галактика одна, и именно в ней он собирался прожить долгую и интересную жизнь. Однако попытка разобраться в подводных политических течениях провалилась, и он поймал себя на том, что все его представления о позиции парламентских фракций касательно гражданской войны и флота исчерпываются воспоминаниями о придурошном альдераанском сенаторе.

Самого же канцлера, в отличие от Органы, Анакин помнил плохо. Может потому, что три месяца назад он летел в столицу безо всяких задних мыслей. Просто получить на грудь новую железку с бонусом в виде бесплатного обеда. Заодно поглазеть на тех, кто пришел поглазеть на тебя. Все.

Теперешние мотивы его вызова на Корускант представлялись Скайуокеру предельно прозрачными. Канцлер решил поднять себе популярность в военной среде, причем выбрал самый неискушенный способ: разыграть показушный интерес к молодому талантливому офицеру. Несомненно, имелись и другие причины. Первый политик Республики мог рассчитывать вытянуть из него сведения о настроениях флотской верхушки. Это ведь тоже очень просто: хватит и пары комплиментов, чтобы заставить наивного паренька растаять, а потом вывернуть его наизнанку.

Ни первый вариант личной аудиенции с чисто декларативными симпатиями к флоту, ни второй вариант театрализованного представления и выдачи сотен наград на конвейере Скайуокеру не нравились.

Настоящая военная слава виделась ему иной.

Единственным и почти недостижимым условием этой славы было то, что на Корусканте, да и на остальных планетах, должны понимать: Республика не выживет без армии и флота.

Тогда на что рассчитывал Цандерс, который придавал этой аудиенции такую важность?

Неспроста делал он ставку на Палпатина. Неспроста дал карт-бланш и самому Скайуокеру, отпустив его в столицу без точных инструкций, как именно произвести впечатление на канцлера. Скорее всего, надеялся на импровизацию — а именно результатом импровизации Цандерс видел сложившееся "взаимопонимание" с рыцарем.

Палпатин повлиял на его назначение командиром "Виктории"? Эта мысль тоже была не особенно приятна Анакину. Конечно, ждать от главного штаба милости к малоизвестному молодому офицерику было бы верхом наивности, а значит, надо понимать, что хорошая карьера во многом обеспечивается благоволением кого-то наверху. Но и политики ничего не делают просто так. Канцлер может и напомнить об этом при случае, когда ему понадобится лояльность того самого продвинутого им офицера. Хотя какая к ситху лысому лояльность...

Или у Цандерса есть еще несколько протеже, для карьеры которых не помешало бы позитивное влияние канцлера? А значит, надо поддерживать отношения, вовремя улыбаться и при случае благодарить за трогательное участие в судьбах флота.

Скайуокер остановился на этой версии и искренне пожелал всем сенаторам вместе с канцлером провалиться в ближайшую черную дыру. Желательно побыстрее. Можно даже прямо сейчас.

Анакин был рад, когда полет завершился, и он, наконец, закрыл за собой дверь гостиничного номера "Химмель-паласт". Визит к канцлеру был запланирован на следующий день. Наручный хронометр показывал девять часов вечера. Можно было, как и три месяца назад, высунуться в окно и посмотреть на вечерний город.

Только на этот раз все было иначе. Не было — ощущалось. Корускант остался таким же, как прежде. Как и раньше, небосвод подпирали бесконечной высоты колонны, а нижние уровни терялись под вибрирующим слоем спидеров и аэробусов.

Город казался плоским, точно за окном стоял экран с картинкой.

И начисто пропало это необузданное желание дернуть рукоятки спидера и ринуться навстречу облакам на максимальной скорости.

... Или я просто устал.

... Устал от полета в режиме сон-еда-чтение всякоразной хрени?

... Или за эти три месяца.

Скайуокер оставил окно открытым. Ненавязчивый шум города ему все-таки нравился. Вечерние огни окон и рекламы тоже. Сам он уселся на диван, включил холовизор. Потом, забрался на диван с ногами и вытянулся.

... Целый вечер, чтобы почувствовать себя добропорядочным столичным обывателем.

Пощелкал пультом. Посмотрел — обрывочно — новости на разных холоканалах. Посмотрел на ведущих новостей.

И только тогда ему в голову пришла странная идея — а почему старший аналитик отдела политобозрения "Корускант Индепендент" выбрала именно такую карьеру? Ведь она сама рассказывала, что в холокомпанию ее устроил Органа. Ведь, альдераанский принц мог поднапрячься и выбить для симпатичной молодой женщины местечко холоведущей в каком-нибудь политическом ток-шоу или что-то вроде этого.

Значит, это было ее желание. После двух лет на троне целой системы — отойти в тень.

Смириться с позицией созерцателя?

Девочка, которая разменяла дворец и титул — то, ради чего многие, не задумываясь, отдали бы полжизни — на судьбу человека без прошлого, просто не знала о существовании слова "смириться".

— ... ВВП системы Дориба составил пять с половиной процентов, — сообщил холовизор.

Анакин его выключил.

Достал из сумки датапад и открыл файл со статьей "Тайная миссия А. Скайуокера". Текст, разумеется, был выкачан из Холонета — не у Цандерса же просить копию нашумевшей статейки, подписанной псевдонимом "Амидала".

Если, конечно, Амидалу можно считать именно псевдонимом Падме Наберрие. А не Падме Наберрие — маской королевы Амидалы. Масок у нее было много. Одна, чтобы светской дамой быть на званом вечере, вторая, чтобы в рекреационной комнате трепаться с десантниками, третья...

— ... Амидале, как и Падме Наберри нечего терять. Я могу позволить себе вести игру с любыми ставками.

— Игру ради самой игры?

— Да.

И только это "да" — настоящее.

Настоящее отчаяние.

Такое, которое не скрыть щитом из иронии-колкостей-умного-разговора-или-умилительной-женской-болтовни-о-глупостях. Оборотная сторона жизни без условностей и правил. Той самой пресловутой свободы.

Вершина мечтаний — жить вне любых систем. Когда ты ничем не связан...

... никому не нужен.

... и тебе действительно нечего терять.

Скайуокер подошел к окну — закрыть. С минуту всматривался в знакомый район столицы, пытаясь отыскать такую же знакомую пятиугольную призму. "Корускант Индепендент".

Не отыскал.

С чего я взял, что она вообще хочет быть кому-то нужной, спросил себя Скайуокер. Все, что ей было надо — это та серия статей. Рейтинг холокомпании. Профессиональный успех.

И самое главное, подумал он, что мне тоже никто не нужен.

— Анакин Скайуокер, капитан первого ранга флота Республики, прибыл на аудиенцию, — сообщил секретарь.

— Пусть войдет. Да, прямо сейчас.

Канцлер остался в кресле, чтобы подняться с него именно в тот момент, когда дверь снова распахнулась.

Шагнуть навстречу вошедшему офицеру и выслушать:

— Капитан первого ранга флота Республики Анакин Скайуокер на аудиенцию прибыл.

Вот как. Те же самые слова, что были произнесены секретарем, но теперь бодро, "по-военному" выстреленные в воздух.

— Рад вас снова видеть, капитан, — Палпатин протянул руку Скайуокеру. Широко улыбнулся. — Кажется, мы встречались раньше?

А сейчас он ответит "так точно, сэр", подумал канцлер. И почти не ошибся.

— Совершенно верно, сэр.

— На приеме, не правда ли?

— Да, сэр. Три месяца назад.

— Надеюсь, вы не откажетесь разделить со мной обед?

— Это будет высокой честью для меня, сэр.

Канцлер жестом пригласил его к столу. Щелкнул пальцем по консоли, и через считанные секунды помощники — двое шагрианов в зеленой униформе — внесли вино и первые блюда.

— На том приеме вы получили орден славы за операцию на Локримии. Эдакий, — Палпатин скользнул взглядом по парадному темно-синему мундиру с наградами, — восьмиугольник.

Офицер кивнул.

— Совершенно верно, сэр.

— Я прекрасно вас помню, — сказал канцлер. — И, поверьте, не только потому, что вчера наспех полистал ваш послужной список. Я действительно вас запомнил.

Скайуокер сделал вид, что "оттаял" и ответил улыбкой на улыбку.

— Я постараюсь и дальше выполнять свой долг перед Республикой так, чтобы вы меня не забыли.

— Не сомневаюсь, капитан. Прошу вас, — в ответ на восторженный пафос канцлер отсалютовал бокалом. — Ваша победа у Эхиа потрясла столицу. Еще больше она потрясла врагов Республики. За вас, мой друг!

Скайуокер снова заученно улыбнулся и тоже поднял бокал.

Как интересно, подумал Палпатин. То ли ему это кто-то подсказал, то ли он сам себе вдолбил, что на аудиенции надо будет вот так кривить рот. Хотя манеры сносные. Не идеально-безупречные — для этого нужно как минимум лет пять потоптаться по таким вот приемам — но приемлемые. Изящно пригубил вино — и даже сквозь эту изящность просвечивает, что в другой обстановке он, не задумываясь, уже влил бы в себя половину бокала.

Для самого канцлера коллекционное спиртное не представляло большого интереса — он был давним сторонником "здорового образа жизни" и легко ограничивался маленьким глотком.

— Я также наслышан о том, как эффективно вы провели ходовые испытания этого нового дредноута.

— Я сделал то, что должен был сделать.

Скайуокер как будто даже оживился. По крайней мере, перестал бороться с явным искушением сосредоточиться на содержимом своей тарелки, которое вызывало у него куда больше интереса, чем первый политик Республики. Еще бы — речь зашла о его корабле, и офицер, несомненно, уже собирался выдать заготовленную речь о сложном устройстве и великолепной боеспособности дредноута. Прекрасный случай блеснуть знаниями перед туповатым штатским.

— И чуть-чуть больше? — лукавым тоном. — Мне доложили о попытке диверсии.

— К счастью, мы сумели ее предотвратить.

— Я очень рад, что смог поспособствовать тому, чтобы дредноут попал под командование такого талантливого офицера.

— Благодарю вас, сэр.

Удивления — никакого. Скорее, чуток раздражения: еще бы, скучный и напыщенный политик ждет благодарности. Значит, адмирал уже сказал ему, чья подпись определила, кому достанется дредноут. А кроме Скайуокера там было полно кандидатур. Включая ряд сорокалетних опытных офицеров. Если он не дурак — а он далеко не дурак — то понимает, какую ставку на него сделало командование.

И, судя по всему, Скайуокер просто считает это единственно-верным.

Однако...

— Капитан, может быть, вы что-нибудь расскажете о себе?

— С удовольствием, — ответил офицер.

Вытер салфеткой губы и отложил столовые приборы в сторону.

— Так просветите меня, откуда в наше время в Республике берутся такие герои.

— К сожалению, я не могу похвастаться высоким происхождением, — начал Скайуокер.

Какой легкий тон, отметил Палпатин про себя. Таким тоном только врать, а не сожалеть о том, что не можешь блеснуть родовитостью.

— Я вырос на Корусканте. Рано остался сиротой, вот и пришлось уже в детстве задуматься о будущем. Когда мне было около пятнадцати лет, мне удалось удрать на Кариду. Там я поступил в военное училище, закончил его, поступил в высшее военное училище, затем отслужил год во внешних регионах, и тут как раз началась война.

Палпатин ответил кивком.

— И на войне вы совершили свой великолепный взлет.

— Если вам угодно это так сформулировать.

— И никак иначе, — легкая улыбка. — Я попрошу подать второе?

— С удовольствием к вам присоединюсь.

— Хотел задать вам один вопрос, — Палпатин тоже вытер салфеткой губы. — Тот милый мальчик, благодаря которому Набу двенадцать лет назад было спасено от оккупации — это случайно не вы?

На мгновение — выразительный взгляд и невысказанное "да какой я тебе нахрен мальчик".

А потом безупречно отыгранное удивление.

— Прошу прощения, сэр. Я не совсем понял ваш вопрос.

— О, я объясню. Дело в том, что я стал канцлером как раз в дни конфликта на Набу. После победы я вернулся на родную планету и пообещал одному юному герою, что буду с интересом наблюдать за его карьерой. Прямо так и сказал. Я действительно неплохо помню того... — канцлер нарочно помедлил, — Анакина Скайуокера.

— И что же с ним стало?

— Да он как будто собирался стать джедаем. Даже учителя ему нашли. Молодого рыцаря. Того самого Оби-Ван Кеноби, который недавно гостил у вас на дредноуте, развивая сотрудничество флота и вооруженных сил.

Разговор на минуту прервался. Внесли второе и белое вино.

Скайуокер снова пригубил вина. Поднял на канцлера глаза, делая вид, что с превеликим удовольствием дослушает забавную историю.

— И я на самом деле пытался отследить его судьбу. Но вот беда — он исчез. От Ордена, представьте себе, очень трудно получить информацию. Даже верховному канцлеру. Однако кое-что мне узнать удалось, и я сделал вывод, что мальчик просто сбежал. А спустя девять лет вооруженные силы провели совершенно отчаянную, можно сказать сумасшедшую операцию, благодаря которой Республика освободила Локримию от сепаратистов. Заодно заполучив верфи. Операцию, как ни странно, проводил тезка и однофамилец того самого мальчика. Вы, мой друг. Потом вы получили свой дредноут, и после этого Орден неожиданно закопошился и задергался. Магистры настояли на том, чтобы кто-то из их рыцарей поприсутствовал на ходовых испытаниях. Этот документ, подписанный членами Совета Безопасности, я тоже видел. Учитывая специфический интерес Ордена к вам, я вполне понимаю, что вы вынуждены скрывать свою реальную биографию. Пусть даже отмеченную блестящей победой на Набу. У нас с вами действительно есть общее прошлое, вы не находите?

— Тогда за прошлое, — неожиданно сказал Скайуокер, салютуя бокалом.

Неплохо, подумал канцлер. От людей, которые умеют не переживать за один проигранный ход, всегда есть толк.

— Почему вы не сменили имя?

— Не видел в этом смысла.

— В детстве или в юности?

— И в детстве и в юности.

— Вот как? "Идущий по небу" — превосходная фамилия для офицера флота?

— Да, мне тоже нравится.

Офицер не стал скрывать сарказма в голосе.

Уже лучше, подумал канцлер.

— Капитан, а вы знаете, как переводится ваше имя?

— По-моему, никак не переводится.

— Это вы зря. На одном из забытых языков, а именно на кахлуа, "энекин" значит "великий". Кто бы вас так не назвал, он предрек вам большое будущее.

— Весьма любопытно, — холодноватым светским тоном. — Не знал.

Некоторое время тишину кабинета канцлера нарушал только едва слышный лязг столовых приборов. Палпатин отметил, что его гость не привык уделять трапезе много времени.

Можно не спешить. Сменить тему разговора на более приятную для офицера, например, расспросить его о дредноуте или о сражении при Эхиа. И медленно-медленно ввести в бытовой диалог совсем не бытовые детали, непосредственно касающиеся как войны, так и политики.

А можно сразу перейти к десерту.

И к "десерту".

Тогда, вероятно, удастся проломить эту стенку из прозрачной дюрастали, за которой спрятался гость.

— Значит, во флоте никто даже не подозревает о том, что вы были в Храме?

Скайуокер помедлил, перед тем как ответить:

— Именно так.

— И вас это устраивает?

— Полностью.

— А Орден?

— Тем более.

— Джедай был благодарен вам за то, что вы лично вытащили его из переделки на Триибе?

Вот. Вот теперь хотя бы какая-то реакция. Пусть и на долю секунды.

— Сэр, к сожалению, ваша информация не точна.

— СБ рекомендовали вам не распространяться на тему вашей миссии?

— Все рапорты конфиденциальны, и мне жаль...

— Ну, согласитесь, — перебил его канцлер, — что источником моих сведений может быть не только служба безопасности Республики.

Фраза явно поставила офицера в тупик, откуда он, тем не менее, быстро выбрался:

— Мне было бы интересно узнать, кто именно служит вашим источником.

— Все просто, капитан. Ваш разговор с Гренемайером был, разумеется, записан камерами слежения. Как только корабль Лате Гунрая стартовал, неймодианец связался с людьми Гренемайера и попросил переслать ему эту запись.

Скайуокер не ответил. Или просто побрезговал банальностью "это многое объясняет".

— Не ожидали, что у канцлера Республики может быть контакт с неймодианцами?

— Не ожидал.

— Или что канцлер Республики может оказаться тем самым человеком, которому подконтрольна Торговая Федерация?

— Я даже не знал, что такой человек существует.

Осторожное вранье. Невольно — на грани насмешки.

Все-то он понял и обо всем догадался. Не догадаться — невозможно.

— Вот как, — закивал канцлер. — Стало быть, не знали. И прикрывались его именем, когда лезли вытаскивать рыцаря? Рассчитывали, что вам это так сойдет с рук? Увы, не все так просто. Политика, мой юный друг, многослойна. Вы на Триибе заглянули под первый слой. Да что там вы, ваш джедай, опытный дипломат рыцарь Кеноби сделал то же самое. Вы увидели, как Гренемайер и Михо Каару продают планету сепаратистам. Ах, как ужасно! Ах, какое отвратительное предательство государства и народа! Прямо-таки вопиющий случай несправедливости. И ведь все это — только ради собственной выгоды. Вы увидели ситуацию именно так, не правда ли?

Канцлер вздохнул и дружелюбно улыбнулся. К тому елейному тону, которым была приправлена его речь, улыбка шла донельзя хорошо.

— И действовали, как вам казалось, во имя интересов Республики. Вы, конечно, не могли знать, что под первым слоем есть второй, третий, а иногда и четвертый с пятым. Вы также не смогли просчитать свой ход вперед. Равно как и ходы ваших противников. Вы даже не предположили, что Республике может быть выгодно то, что Трииб уйдет к сепаратистам. Например, это бы обеспечило потерю их интереса к другим, куда более важным промышленным регионам. На время, разумеется. На время, достаточное, чтобы перестроить рынок нескольких других систем. И это — только второй слой. Вам хочется знать, почему Орден послал туда Кеноби? И почему Кеноби при этом не получил никаких точных инструкций? А вы подумайте сами, на досуге.

Палпатин продолжал улыбаться.

Сидящий перед ним человек промолчал. Он все также внимательно слушал. Ни глаза, ни мускулы лица не выдавали никаких эмоций. А вот в показушной непринужденности позы — уж слишком неловко он откинулся на спинку кресла — сквозило напряжение, и немалое.

— Вы нарушили одну из важных схем. По незнанию, разумеется. Я закрою на это глаза и постараюсь исправить ситуацию. Вернее, я ее уже почти исправил. Скажу вам только одно: незнание никогда не является оправданием и не освобождает от ответственности. Это так, на будущее, — он помолчал и добавил. — Я распоряжусь, чтобы принесли этот ситхов десерт.

На этих словах Скайуокер скривил уголок рта.

Вышло очень не по-светски. Зато искренне. Как и та тихая нотка сарказма в голосе.

Дверь распахнулась в третий раз. Подали десерт — художественно размазанный по тарелке крем с золотыми крупинками и спелые, покрытые упругой коричневой кожицей, плоды шууры. Скайуокер, как ни в чем не бывало, сразу же вооружился ложечкой.

Казалось, поставь перед таким человеком кусок дюрастали — он и ее перемелет и переварит. А сам будет выжидать и пытаться понять — говорят ли ему правду или разводят как маленького.

— Вместе с тем, я готов признать и другое. На Триибе вы приняли решение — и сумели воплотить ваш план в жизнь. Мои слова покажутся вам избитыми, но они искренни: это был поступок, на который осмелился бы не каждый, и это вызывает восхищение. Республике нужны инициативные люди с нестандартным мышлением. Я бы предпочел, чтобы такой незаурядный человек, как вы, были на моей стороне. А не на стороне тех, кто тайно поддерживает сепаратизм. Однако, мне правда надоело читать монолог, — мягко сказал канцлер. — Скажите и вы что-нибудь, капитан.

Офицер очень серьезно посмотрел на него и вдруг выдал:

— Значит, вы никогда не были в Храме.

— Вы там тоже недолго задержались. Или вы жалеете о том, что не закончили обучение?

— Нет.

Палпатин одобрительно кивнул.

— В Галактике немало людей со способностями к Силе. Рыцари отбирают только наиболее одаренных. Да и то лишь тех, кто попадается им под ноги. Волею Силы, как они говорят. В свое время я разыскивал людей, которых не заметил Храм. Наблюдал за ними. Можно сказать, даже чему-то у них научился. В остальном... Знаете, хорошее университетское образование намного ценнее навыков боя на древнем оружии, — канцлер позволил себе снисходительную усмешку. — Разумеется, все зависит от ваших собственных приоритетов. Собираетесь ли вы связать свою судьбу с государственной деятельностью или предпочитаете заниматься историческим фехтованием.

Скайуокер некоторое время ничего не отвечал. Затем любопытство пересилило, и он самым отстраненным тоном поинтересовался.

— Тот красно-полосатый иридонец с Набу занимался историческим фехтованием?

— Он был бойцом. Поразительно хорошим наемником. Отчасти благодаря Силе. Не думайте, что мне было легко им пожертвовать. Не легко: я искал такого, как он, пять лет. И еще года два он на меня работал.

— На Сидиуса?

— Естественно.

— И он в это верил?

— Верил. К сожалению или к счастью, способности к Силе далеко не всегда соседствуют с высоким интеллектом. Иногда все совсем наоборот — как будто сама природа компенсирует в человеке этот лишний дар. Тот парень знал, что он особенный и очень этим гордился. Мне оставалось только продемонстрировать свои способности, а потом рассказать пару джедайских легенд о тайном Ордене и кровной мести, осуществления которой ситхи ждут уже тысячу лет. Очень уж суеверная раса эти иридонцы.

— Как и неймодианцы?

— Не совсем. Неймодианцы готовы поверить только в те сверхъестественные явления, которые приносят выгоду.

— И никто в Торговой Федерации не понял, что они на самом деле работают на Республику?

На сей раз Палпатин уловил плохо замаскированный скептицизм и ответил улыбкой.

Скептицизма стало еще больше.

— Мой друг, — сказал он. — Торговая Федерация работает сама на себя. Кстати, им принадлежат многие республиканские компании и предприятия. Их не интересует идеология. Только доход. А меня интересует возможность заниматься тем, что я умею делать лучше всего. Для одного это созерцания, для другого исследования, для третьего что-то еще. Для вас, допустим, война. Для меня — государственная деятельность. Республика — поле моей работы. Именно этой деятельности я отдал все, можно сказать, всего себя. И благодаря этому добился немалого. Однако, Республике сейчас нужны не только хорошие политики. Поэтому я бы счел честью иметь вас своим союзником.

— В чем? — спросил Скайуокер.

На тихий сарказм это было уже непохоже.

— В чем мы с вами будем союзниками? — продолжил офицер. — В борьбе за демократические идеалы гражданского общества?

Он произнес эти слова негромко и не спеша — только в голосе звенел металл.

Или это не металл, а рассыпавшиеся осколки той самой прозрачной дюрастали.

— Прошу простить за прямолинейность. Стараюсь соответствовать так любимому в вашей среде представлению "военный без мозгов", — Скайуокер скривил губы. — Вы только что сказали, что добились немалого. Чего именно? Все это, — офицер кивнул в сторону окна. Канцлер подумал, что если бы Корускант был живым существом, он бы до смерти обиделся на столь брезгливый жест, — существовало за тысячу лет до вас. И ничуть не изменилось. Чем тут можно гордиться? Общереспубликанским бардаком? Новой гражданской войной? Вашей номинальной властью? Или вашими интригами с Торговой Федерацией? Тем, что вы сумели запугать неймодианцев и пустить Орден по ложному следу? Браво. Но за тысячу лет в Республике было чуть ли не двести верховных канцлеров. Они приходили и уходили. И все были одинаковы, как клоны. Потому что все говорили об укреплении власти в Республике, о демократии, свободе, благополучии, о том, как здорово они преодолевают экономические кризисы и путем дипломатии ликвидируют конфликты. Обычно вместе с конфликтующими сторонами. Вы говорите о том, как вы преданы Республике. Я вам верю. Потому что именно этот бардак, который я вижу на любой планете, удобен всем политикам. И республиканцам, и сепаратистам, и вам тоже. Действительно: необъятное поле деятельности.

В саркастической ухмылке промелькнуло разочарование.

— Вы единственный, кто может изменить мир, — сказал Скайуокер. — И даже вы по сути нихрена не делаете. Теперь я вполне понимаю, почему.

Палпатин помедлил. Затем легко улыбнулся.

— В следующий раз я отдам распоряжение секретарю — вписать на вашем приглашении тему для беседы с верховным канцлером: "Ничтожность Республики".

Офицер одарил его скептическим взглядом. Палпатин решил подлить масла в огонь.

— Значит, вы так мечтаете изменить мир?

— Я вообще не мечтаю.

— У вас нет такой привычки?

— Нет.

— Как жаль... Вот я в молодости любил помечтать, — сказал канцлер. — Ну да, вы же у нас человек дела. В отличие от политиков, которых в вашей среде не принято считать за здоровых людей, — слова "в вашей среде" Палпатин выделил. — Да-да, я знаю, о чем говорю. Мне хватило Трииба. Я тогда ужаснулся, когда понял, что дай такому как вы — немного свободы действий — вы найдете способ все вывернуть наизнанку. Ладно. Значит, тысяча лет Республики... А вы когда-нибудь задумывались, почему за тысячу лет ничего не изменилось? Вы назвали одну из причин: такая Республика кому-то удобна. Вопрос только в том, кому именно. Политикам? Нашим сенаторам? Ошибаетесь. За каждым из сенаторов стоят интересы тех, кто ему платит. Вы считаете, что Республика не изменилась? Здесь вы тоже ошиблись. Вы просто не в состоянии отследить всех изменений. Даже за последние сто лет, что уж говорить о тысячелетии. И никто не в состоянии. Потому что вся наша тысячелетняя стабильность — не более чем фикция.

— Фикция.

Одно слово — и бездна недоверия.

— Сколько вам требуется времени, чтобы пересечь Галактику на истребителе? Я знаю, что на истребителе нет таких двигателей. Но вопрос-то не в двигателях. Пусть будет легкий корабль. Думаю, недели две-три, я прав? На вашей "Виктории" — побольше месяца. При таких расстояниях все, что мы знаем о Галактике — это то, что нам о ней кто-то рассказывает. Вот вам один пример. Раз уж вы были в Храме и даже где-то услышали про Сидиуса, вы не можете не знать остальной истории блокады Набу. Так вот, во время этой блокады ни один из сенаторов не верил королеве Амидале. Вовсе не потому, что все они были подкуплены подлыми финансовыми воротилами из Торговой Федерации. Информация, поступавшая из СМИ, расходилась со словами королевы. А Федерации принадлежали все спутниковые компании, которые транслировали набуанские новости. Доступ в холонет был блокирован. Если бы не джедаи, виноват, если бы не вы — в Сенате еще долго пережевывали бы то, что надо бы собрать комиссию и отправить ее на Набу. А теперь представьте, сколько в Галактике таких планет, как Набу. И во сколько раз внешние регионы превосходят центральные. Представили? Внешние регионы — это в основном сырьевая экономика. Без поддержки которой все население столицы вымрет за неделю. Так вот это — наша с вами стабильность. Принято считать, что за тысячу лет у нас не было войн. Как же, не было. Просто все эти мелкие переделы планет и систем не были никому интересны. Центр всегда жил хорошо. Центр и сейчас неплохо живет. Вы разве не в курсе, что масса людей на Корусканте с трудом верит в то, что где-то идет война?

— Война далеко.

— Верно. А экономика столицы более-менее в порядке. В отличие от экономики множества систем тех самых внешних регионов. Некоторые такие системы вот уже сотни лет живут в кредит. У них вообще ничего нет, кроме астрономического внешнего долга.

Скайуокер заметил, что от него ждут реакции на новый монолог, и, очевидно, именно поэтому решил посоветоваться с ближайшей емкостью. Он с деланной неторопливостью наполнил бокал красным вином, отпил и только тогда задал вопрос.

— И вы хотите сказать, что никто об этом не знает?

— Ну почему же. Высшие финансовые круги всегда были в курсе. Тот же самый Нуте Гунрай, например, прекрасно представляет себе обстановку в мире. Куда лучше наших сенаторов.

— Ну да. Которым он платит, — понимающе кивнул офицер и допил вино.

— Остальным платят другие корпорации. Кто-то же должен играть роль самоотверженных парламентариев, радеющих за благо народа. Играют они неплохо. А некоторые и сами в это верят. Или считают, что это не проблема — быть у кого-то на коротком поводке. Главное, пробиться в Сенат, а оттуда уже раздавать добро и демократию направо и налево.

— Тогда почему началась война?

— Потому что игра в стабильность в какой-то момент стала слишком убыточной. И лет двадцать назад одна из корпораций вдруг решила выйти из этой игры. Это вызвало панику на биржах ряда систем, а затем — неуправляемую инфляцию. А сама корпорация устояла и даже повысила прибыли.

— Торговая Федерация?

— Вы угадали. Предвосхищая ваш возможный вопрос, отвечу: не было тогда еще никакого Сидиуса. Мне очень приятно, если мое изобретение в Храме всерьез держат за этакого злого гения. Но ведь и там понимают, что один человек не мог снять информационную блокаду или обрушить экономику... Вы еще скажите, что это я развязал гражданскую войну!

Палпатин рассмеялся.

Скайуокер, наоборот, пересиливал себя, стараясь не улыбнуться.

— Остановить ее я тоже не могу, — тон канцлера стал серьезным. — Это к вашему вопросу, почему я не могу изменить мир. Идет грандиозный передел Галактики транснациональными корпорациями. Вот вам и гражданская война. И контролирует эти корпорации никакой не Сидиус. А те, кто вот уже тысячу лет защищает мир и справедливость.

— Вы и правда считаете, что я в это поверю?

— Это уже ваше дело.

— Ордену как раз выгодна стабильность, а не война.

— Да нет уже давно никакой стабильности. Единственный шанс ее добиться — это допустить временный передел мира. Этот передел мог случиться раньше, уже пятьсот или сто лет назад, но Храм довольно умело подавлял все подобные конфликты. Дипломатией или спецоперациями. А что не могли подавить, то маскировали принадлежащие корпорациям СМИ. Любое восстание на какой-то дальней планетке будет казаться мелочью для целой Галактики. Так что Республика в глазах обывателя всегда выглядела мирной державой. А сейчас... К счастью, обвал экономики на внешних регионах пока еще не вылился в такой же обвал в центре. Поэтому со всей ответственностью можно заявить, что рыцари свое дело знают и именно они смогли не допустить хаоса во всей Галактике.

— Вы хотите сказать, что война завершится победой сепаратистов?

— Вовсе нет. С сепаратистами рано или поздно подпишут перемирие и оставят им определенные территории. Даже если в Республике будет на сотню систем меньше, ну кого это волнует? Передел идет на другом уровне, финансовом. И я не говорю о жестком контроле Храма над всеми олигархами. Но с частью корпораций у рыцарей давно сложились близкие и теплые отношения. Вы же не думаете, что они получили свое место в Республике только потому, что они такие добрые и всем хотят помочь? В политике нельзя помочь всем. Можно только выбрать меньшее зло для большего добра. Вот они и выбрали. И продолжают выбирать каждый день.

— Ваша гипотеза интересна. Но я был в Храме три года...

— ... и ваш учитель вам об этом не рассказывал. А ему об этом рассказывали? Посудите сами: тысячу лет назад один Орден разгромил другой Орден. Что мы знаем о тех временах? Официальные легенды Храма? Почитайте серьезные научные исследования. Специалистам до сих пор неясно, кто за что воевал. А вот факт остается фактом — победители неплохо устроились в мире, где правит капитал. И нашли удобный способ контроля форсьюзеров. Кто не с нами — тот на Темной стороне. Хороший педагогический прием. Или я ошибаюсь, и падаванов воспитывают иначе?

— Допустим, здесь вы не ошибаетесь.

"Допустим" Палпатин проигнорировал. Раздражение, с которым его выдали — тоже.

— Двадцать лет назад я работал в "Кореллиан-Насьональ". Ведущим менеджером по торговле энергоносителями в центральных регионах. Наш отдел размещался на искусственном спутнике. Однажды там присутствовал глава корпорации, и у него была назначена встреча с деловым партнером. С кем-то, кто очень хорошо умел использовать Силу. Буквально через несколько дней мы получили директивы о значительном изменении экономического курса.

— Джедай мог его просто переубедить, — возразил Скайуокер. — Если это вообще был джедай.

Ситх побери, подумал канцлер, этот парень хорошо умеет придумывать возражения. Его бы в Сенат — половина дурацких проектов провалилась бы в первом чтении, а половина сенаторов пооткусывали бы себе языки от таких едких комментариев.

— Я тоже так думал. Так вот, когда Торговая Федерация затеяла свою игру, я понял, что доход для них был важнее хороших отношений с Орденом. Это был мой шанс. Я к тому времени уже решил уйти в политику. Гунраю я представился как Лорд Сидиус и, представьте себе, он ничуть не удивился этому. Как и тому, что некий форсьюзер предлагает консультации по экономике главе могущественной корпорации.

— И теперь я, как тот ваш иридонец, должен поверить в тайные Ордена, поклоняющиеся Темной стороне Силы и...

— ... да-да, и живущие только одной целью — уничтожить джедаев. Ну, а в один Орден вы поверить можете? Всего в один?

— Вы хотите сказать, что джедаи играли роль своих противников?

— У меня нет точного ответа на этот вопрос. Я хочу сказать только то, что не я первый представился Лордом. Кто-то уже попользовался этим титулом — и это тоже понятно, ведь при утечке сведений можно отыграть новую победу над тайными врагами мира или, наоборот, обвинить кого-то в переходе на Темную сторону. Я слышал от моих людей в СБ, какой переполох в Ордене случился из-за Сидиуса — и не думаю, чтобы Мэйс Винду всерьез поверил в недобитых ситхов, которые тысячу лет прятались по углам. Не знаю. А вот что я могу сказать точно — это что деятельность Федерации, а также нескольких других очень крупных корпораций, кто-то покрывал. Кто-то, кто мог уберечь их от любого финансового контроля со стороны сенатских комиссий. Или, например, сделать так, чтобы комиссия ничего подозрительного не обнаружила. В Ордене, насколько мне известно, есть так называемые советники по экономике?

Скайуокер его на вопрос не ответил. Задал свой.

— Орден что, крышевал корпорации?

— Как грубо... Орден просто помогает тем, за чей счет живут десять тысяч рыцарей.

— По вашему мнению, у каждого магистра имеется собственный орбитальный дворец и гарем с твилечками?

— Нет-нет, что вы, — Палпатин покачал головой. — Орбитальные дворцы и гаремы заводят себе те, кто иначе не может почувствовать себя полноценным человеком. Я уверен, что господину Мэйсу Винду вполне хватает его скромного рабочего кабинета. Джедаи, в конце концов, не только катаются на миссии, а проводят исследования и содержат лучшую в Галактике библиотеку. Личное обогащение там действительно никого не интересует.

— Все равно. Любые денежные переводы на счета Ордена было бы легко отследить.

— Не скажите. У моих специалистов ушло немало времени, чтобы отследить переводы, сделанные много лет назад Торговой Федерацией. А ведь это были едва ли не лучшие "ледорубы" Галактики. Так вот, на счета Ордена пришли пожертвования, сделанные мелкими фирмами. Благотворительность. Защитников мира и справедливости у нас очень любят. Непонятно только, почему такие суммы не приходят на счета службы безопасности или флота.

— Да, — согласился Скайуокер. — Мы не так популярны. Но вы не учитываете одного. В Храме десять тысяч рыцарей, именно те из них, кто ездит на миссии или проводит исследования, они...

— ... ничего не знают о договоре с корпорациями? А зачем им знать? Они честно и самоотверженно выполняют свой долг — задания, которые им ставит Совет. А в Совете, как я подозреваю, лишних нет.

— Там сидят персонажи с биографиями идеальных исполнителей и святых.

— Конечно. Но будь все иначе, их бы давно съели, а саберы выплюнули словно косточки. А так мы имеем замкнутую устойчивую систему. Храм-корпорации-Сенат. Совет Ордена гнет линию "направлять, но не вмешиваться". На самом деле позволяет корпорациям немножко поманипулировать экономикой. Корпорации прислушиваются к мнению Ордена и платят сенаторам. Сенат послушно играет в демократию, отчитывается перед рыцарями и делает вид, что все под контролем. А наши независимые СМИ вот уже несколько сотен лет рассказывают байки о стабильности Республики. Пока экономика окончательно не рухнула, народ тоже доволен.

— Вы же сами сказали, что внешние территории живут в кредит.

— Они живут надеждой, что война закончится и все будет хорошо. Большинство верит в то, что благородный Союз Независимых Систем скоро освободит их от гнета Республики. Вот вам и популярность сепаратистов.

— Но тогда даже победа и перемирие не решат этой проблемы.

— Браво, капитан. Даже если Республика предоставит им независимость — и начнет покупать у них сырье по завышенным ценам — экономика там наладится нескоро. Если вообще наладится. А проклинать они все равно будут Республику. Это, конечно, не значит, что война бесполезна. Только вести ее надо иначе.

— Да? — в голосе Скайуокера снова проклюнулся сарказм. — Ну, и как же?

— Совет Безопасности контролируется Советом Ордена, а Совет Ордена, увы, защищает интересы весьма конкретных людей и корпораций. Даже я, — с улыбкой сказал Палпатин, — в курсе о том, что контрнаступление в регионе Угма-Ру отложили. И это случилось не потому, как вы, наверно, уже подумали, что злобный ситх Сидиус решил сделать гадость Республике. Просто Орден надеется, что два респектабельных капитала сумеют договориться и без вмешательства турболазеров. Бывают, впрочем, и другие примеры. В Совете Безопасности, насколько мне известно, далеко не все верили в столь блестящую победу у Эхиа. А я связался с Гунраем и сообщил ему только одну деталь: что командир "Виктории" и мальчик, двенадцать лет назад уничтоживший боевую станцию у Набу — один и тот же человек. Даю слово, что больше я ничего не сказал. Торговая Федерация мгновенно перераспределила ресурсы на рынках ценных бумаг в том регионе и осталась в великолепном выигрыше.

Это было не совсем так: в том разговоре канцлер все-таки сообщил имя командира "Виктории" и намекнул на прошедшие события. Однако речь возымела действие. Скайуокер с явным трудом удерживал на лице сардоническую ухмылку, а блеск в глазах выдавал гордость.

— Удивительно, то, что оказалось сюрпризом для меня самого, было уже заранее встроено в финансовую стратегию.

— Бывает, — Палпатин с театральной невинностью развел руки.

— Тогда как вам вообще удалось...

— ... взять контроль над Федерацией? Ну, я вел себя далеко не так, как вы на Триибе, — Палпатин улыбнулся. — Это вы перестарались, честное слово. Я вообще никого не запугивал. Когда я вышел на контакт с их руководством, то неплохо представлял курс "Кореллиан-Насьональ", как раз конкурировавшей с Торговой Федерацией на рынке энергоносителей. Этими сведениями я поделился с неймодианцами. Это был первый шаг к доверию. А потом я работал — в набуанском правительстве, затем в Сенате и одновременно был консультантом Федерации. За пять лет общения с Гунраем я сумел повысить их прибыли на порядок. По-моему, вполне естественно, что после этого они стали считать меня едва не богом, — канцлер пожал плечами. — Но вернемся все-таки к войне.

— Да-да, — с невыносимой иронией подметил Скайуокер, — вы обещали научить меня, как надо воевать.

— Я уже объяснил вам, что происходит на самом деле. У нас нет другого выхода, кроме как обесточить сепаратистов и взять контроль над экономикой их регионов.

— Об этой "новой" стратегии говорят уже три года. Вот только мы до сих пор не нанесли ни одного удара по важным узлам.

— А кто вам это разрешит? Совет Безопасности? Или лично Мэйс Винду? Вы абсолютно правы, такие точки есть. И даже два-три удара по ним могли бы сильно ослабить потенциал противника. На время, естественно. Однако никто не отдаст приказ послать туда весь пятый флот. А если Совет когда-нибудь отправит на такую миссию "Викторию" — значит, для вас уже готов некролог. Как бы не был хорош ваш дредноут.

— У Эхиа численный перевес тоже был не в нашу пользу.

— Я бы не стал это сравнивать.

— А нельзя их спровоцировать?

— Кого, капитан?

— Совет Безопасности. Точнее, Совет Ордена. Так, чтобы они вместо сражения решили провести отвлекающую операцию. Намеренно послать эскадру вонскрам в зубы. То есть на убой. А основное сражение будет в это время идти за менее важный участок региона.

Палпатин помедлил, потом сказал:

— Можно. При определенном воздействии на рынок — можно. А вы?

— А мы нечаянно выиграем.

— Вы шутите?

— Естественно. У меня нет никаких фактов, чтобы говорить серьезно.

Вечер лениво наползал на город. Отсюда — из окна претендующей на звание "бар" забегаловки в глубине средних уровней — это было особенно хорошо видно.

— Что-нибудь еще?

Скайуокер перевел взгляд с города на официантку. По пути взгляд скользнул по пустому стакану, на дне которого тоненькой лужицей блестел остаток виски.

— Кофе.

Твилекка кивнула и ушла к стойке.

Он посмотрел ей вслед и подумал, что это одна из тех девушек, которым очень идут длинные юбки. С такой походкой просто невозможно скрыть стройные гибкие ноги даже под очень толстой тканью.

Парочка, занявшая места у стойки бара, закрыла твилекку, и Скайуокер тут же перестал о ней думать. Снова оказавшееся в поле зрения окно вернуло его в реальность.

Или в ту роскошную игру, которая несколько часов назад незаметно стала реальностью, и даже двойной виски не смог избавить от этого ощущения. Был риск. Была определенная — логика против интуиции — вероятность того, что игра была не его игрой.

Но он — уже поверил. И ему — поверили.

Было оправдание этому риску. Никаких возвышенных идей и мечтаний на тему сделать мир лучше. Сам он считал свое решение обыкновенным расчетом: ему просто хотелось уцелеть. Вместе с тем, без чего он бы не был собой.

Тем парадоксальнее, что ставкой — пусть пока только на словах — "Виктория". С экипажем в две с половиной тысячи судеб. И от этих слов уже не откажешься.

Игра началась.

— Еще что-нибудь желаете?

Это твилекка вернулась с чашкой на подносе.

— Ммм...

Она опустила поднос на стол, привычным движением одернула пиджак.

— Просто я ухожу, и... конечно, девочки еще тут.

— Спасибо, — он улыбнулся и дождался ответной улыбки.

— Тогда я, наверно, пойду? — в голосе официантки прозвучала неуверенная нота, а в голове Скайуокера проскользнула мысль о том, что твилекка, скорее всего, уходит одна. И в принципе, можно пойти вместе с ней. Расслабиться.

Вопреки тому, что ему хотелось всерьез подумать над этой идеей — подумать секунд тридцать, дальше оплатить счет и сорваться — Анакин пообещал:

— Я к вам еще как-нибудь загляну.

— Заходите. Я обычно работаю до восьми.

Он подождал, пока твилекка скроется из виду. Быстро выпил кофе, подошел к бармену и спросил:

— А как отсюда быстрее всего добраться к Сенату?

— К Сенату? — промычал твилекк с кожей экстравагантного оранжевого цвета. — Вверх по C-171 и потом по трассе А-5 до упора. Но переть вам отсюда не меньше часа.

— Спасибо.

Скайуокер оставил на барной стойке сорок кредитов и вышел на стоянку флаеров.

Восемь часов вечера, значит, у Сената он в лучшем случае будет в восемь сорок пять, а оттуда пилить еще как минимум полчаса... Есть отличный шанс поглазеть на пустой офис и запертые двери, и этот шанс нельзя упускать.

— Пао, ты уже получил копии из архива?

Усталым голосом — вопрос в ком-линк. И в ответ — другой усталый голос.

— Какие копии?

— Про флот.

— А, про флот. Ну да, — человек в ком-линке крепко задумался. — Они что, тебе уже сегодня нужны?

— К завтрашнему дню. Ты же говорил, у тебя родственница в архиве.

— Ну, не совсем родственница...

— А кто? Подружка, с которой ты поссорился?

— Ну вот откуда ты все знаешь?

— Знаю, — уверенно ответила Падме. — Позвони ей, пожалуйста. Я сдаю материал послезавтра, и мне нужны эти копии. Вот прямо сейчас и позвони ей.

... Заодно скажешь подружке, что ты шаак безрогий.

... Глядишь, и помиритесь.

— Слушай, — шаак вдруг уперся безрогой башкой, — я сегодня спрашивал у Тэбба, и он сказал, что можно сделать официальный запрос в архив.

— Можно. Но времени нет. Кстати, мы об этом тоже говорили. И ты обещал!

— Ну, хорошо. Хорошо.

— Жду. Ты молодец, Пао! Ты просто настоящий друг!

Дождавшись, когда "настоящий друг" в ком-линке ответит положительным хмыканьем, Падме выключила связь.

... Кому это все надо?

Ответ она знала. Даже слишком хорошо.

Шеф действительно воспринял ее инициативу с искренним восторгом, и даже попросил кого-то из сотрудников — того самого Пао, например — оказать ей содействие. Вот только никаких других обязанностей с нее не сняли.

После двухнедельной скачки с препятствиями идея взорвать рынок СМИ серией статей на непривычную, да и, скажем честно, малопопулярную тему, казалась откровенно идиотской. И совсем идиотским казалось то, что она делала на Триибе. А главное, некуда было наклеить слово "профессиональный", которое бы подвело под все ее поступки рациональные объяснения.

Из оконного транспаристила, по вечерам добровольно работавшего зеркалом, на нее глядело незнакомое усталое лицо.

... Какая разница, как я выгляжу?

Она поднялась с кресла, прошла в коридор и выбралась на террасу.

Накрапывал дождик. Капли текли по лицу и путались в волосах. Волосы тут же захотелось взъерошить. И не оглядываться на мнение оконного транспаристила. Просто потому что так хочется.

Никого не хочу видеть, подумала Падме.

... И его — тоже. Тем более — его.

... Надоело улыбаться, надоело делать вид. Все надоело.

... Я высплюсь, завтра у меня будет другое настроение, и я прекрасно проведу интервью.

Она решила, что сегодня просто все бросит и уйдет домой. Повернулась спиной к городу и высокоскоростной трассе, и коридор уже обдал ее приветливым теплом, когда по террасе вдруг скользнул совершенно неуместный луч.

Падме обернулась. Кто-то умудрился припарковать двуместный флаер в аккурат за бортиком террасы, а сам уже перелезал через этот бортик.

— Привет.

— А вы время не перепутали?

Улыбка — уголком рта. Очень знакомая улыбка.

— По-моему, я как раз угадал.

— Вообще-то я домой собиралась.

— Могу подвезти.

— Ситх с вами, — выдохнула она. — Только заберу кое-что.

Мимолетным взглядом чиркнуть по транспаристилу — не слишком ли взъерошены волосы. Забрать сумочку, оставить на столе творческий беспорядок с многочисленными культурными слоями, вернуться на террасу и услышать:

— Помочь?

— Вот еще, — сказала она, примериваясь к метровой преграде. И, мимоходом — к человеку, который стоял рядом и с заметным интересом наблюдал за процессом.

Падме бодро закинула ногу за бортик, при этом едва не уронила сумочку вниз. Подтянула вторую ногу и оказалась на другой стороне. Перешагнула через пылающий внизу город.

Разговаривать ей не хотелось. Только обгонять дождевые облака и разглядывать витрины сквозь вечернюю дремоту.

— А куда мы летим?

— Это ваш любимый вопрос?

— Как это?

— Прошлый раз вы тоже это спросили. Где-то на полпути.

— Я хочу домой, — упрямо и не поворачивая головы.

Скайуокер выскочил с трассы и остановил флаер.

— И куда это? Вниз, вверх?

Язвительный тон раздражал.

Падме огляделась, пытаясь не выдать беспомощность. Играть в вежливость ей давно расхотелось, для этого она чувствовала себя слишком разбитой.

— Послушайте, зачем вы пришли?

— Посмотреть, как вы будете злиться. Вам идет.

— Это не ответ.

— Нет, это как раз ответ.

— Разговор получается бессмысленным.

— Ничего. Мы можем потом подискутировать на ваши любимые темы.

— Это на какие?

— Ну, о политике, конечно.

— Так вы для этого пришли? Чтобы поговорить со мной о политике?

— Нет, — звучало честно.

Падме ничего не ответила.

Облако нагнало их, и забарабанило по бортику спидера косыми стрелами. А вокруг был город и миллионы пустых глазниц-окон. Ей показалось, будто ее рассматривают, и она поежилась.

— Вернитесь на трассу. Мне не нравится висеть в воздухе.

— Почему?

— Страшно.

— А лететь не страшно?

— Нет.

Опять знакомая кривая улыбка. Не предвещающая ничего хорошего, подумала Падме. И не ошиблась. Потому что в следующую секунду флаер резко повернул налево, пересек трассу, едва не впечатавшись в грузовик, а потом на максимальной скорости принялся набирать высоту. Ей пришлось вцепиться в поручни.

— Вы издеваетесь?

— Да, — спокойно. — А можно задать вам один вопрос?

Флаер сбавил скорость и теперь ровно плыл по трассе.

— Ну.

— У вас такие длинные ногти для нападения или защиты?

Она резко отдернула руку, сообразив, что то, что она приняла за поручень, было чужим запястьем. Этого не следовало делать. Двигатели флаера замолкли, и машина, едва не перекувырнувшись, начала опускаться вниз.

Теперь ногти впились в руку почти с наслаждением.

— Вам говорили, что у вас склонность к садизму?

— Неоднократно. Включите двигатели!

— Не получается, — он подергал рукоятки.

— Я знаю, что это не так!

— Нет, мы правда падаем.

— Включите двигатели! — заорала она. — Немедленно! Это приказ!

Скайуокер рассмеялся.

— Так точно, — сказал он, и мягко потянул рукояти на себя. — Между прочим, мы почти у вас дома. Ну так что, до завтра?

Флаер медленно спускался на посадочную площадку одного из тишайших районов средних уровней. Одинаковые терракритовые цилиндры зданий хранили в своих внутренностях одинаковые представления обывателей о благополучии и счастье.

Падме не знала, что отвечать. Дурацкие выходки на трассе прогнали усталость. А вместе с усталостью исчезло и что-то другое.

— Завтра наступит уже через три часа.

— Через два с половиной.

— Хотите кофе?

— С коньяком?

— И с коньяком тоже.

Впервые за вечер захотелось улыбнуться. Искренне. И надеяться, что запаса пустой болтовни хватит надолго.

Они прошли внутрь. Ее гость быстро оглядел комнату: белое на белом. Белые стены и белый пол. В середине черный несимметричной формы диван, по которому белой каплей растекалось мохнатое покрывало. Окно в половину стены. И только в стороне — сразу и не заметишь — заваленный датападами и распечатками черный рабочий стол.

— Я сейчас, — она ушла на кухню.

Оглянулась. Отсюда было хорошо видно, как удобно расположился на диванчике Скайуокер. С краю — и она это оценила, потому что терпеть не могла парней, которые считали, что раз их пригласили войти, то нужно плюхнуться седалищем точно в центр.

Пока кухонный дроид что-то с чем-то размешивал, Падме нашла маленькие черные чашечки и бутылку, на две трети выполнявшую ее обещание. Потом она вернулась в комнату с подносом в руках.

— Как вам мой беспорядок, — она кивнула в сторону рабочего стола, — в армии, конечно, такого нет?

— Или это не армия. Давно здесь живете?

— Год. Кажется, — она огляделась, — придется поставить все это прямо на диван.

— Вам нравится Корускант?

— Как он может не нравиться?

— Вы правы.

Падме уловила сожаление. А ведь у него, подумала она, и не было никогда дома. И, конечно, он не хотел, чтобы его мать осталась на Татуине.

Надо было что-то сказать.

— Вы здесь надолго?

— Четвертого обратно.

— Сегодня прилетели?

— Вчера. Сегодня я был на приеме.

— Да? А у кого?

— У канцлера.

— Сочувствую, — вырвалось у нее.

— Почему?

— Не знаю, — а теперь пришлось объясняться. — Терпеть его не могу, честно говоря.

Скайуокер хмыкнул.

— А раньше вы говорили, что Палпатин — самая большая загадка в галактической политике и что он ведет себя так, чтобы быть удобным всем.

— Так ведь это то же самое "терпеть не могу", только в развернутом виде. Нет? Именно это мне и не нравится — то, что он удобен всем. Если его оставили на третий срок — это только подтверждает то, что я сказала. Его не понять. И он будет канцлером еще три года.

— А потом?

— Найдет себе другую должность. Такое не то..., — она запнулась и спешно поправилась, — такие нигде не пропадают.

— А вы знаете, что у него экономическое образование и даже степень?

— Знаю, ну и что? У большинства наших сенаторов такое образование. Или юридическое. Да и со степенями там полно народа.

Он тонко улыбнулся, и поднес чашку к губам. Падме пожалела, что высказалась. Тем более так и с такими эмоциями.

А Скайуокер что-то держал в себе. Не был этот прием пустой формальностью, поняла она. Хм, а какие еще бывают формальности?

Надо что-то сказать, снова вспомнила Падме.

— Вы читали статью?

— Мой командир был в восторге, — он кивнул.

— Вам сильно досталось?

— Ну, раз я здесь сижу, значит, не сильно. Притом, ведь это он дал разрешение на интервью.

Скайуокер опять улыбнулся и опять что-то недоговорил.

Как и раньше.

Как всегда.

Падме принялась снова разливать кофе по чашечкам и почувствовала, что на нее смотрят. Захотелось стряхнуть с себя этот взгляд. И одновременно — пересечься с ним.

Это она и сделала.

А ведь он не фальшивит, подумала Падме. Он просто не договаривает.

Фальшивит здесь кто-то другой.

— Вы так и не выпили свой коньяк, — сказала она.

— Вы тоже.

Глянула в полупустую чашку. Долила кофе спиртным. Выпила одним глотком. Чашку она из рук не выпустила — слишком та была еще теплая.

— Можете брать пример, — сказала она. На иронию сил не хватило.

Скайуокер отвел взгляд на пустую белую стену.

Зачем он вообще пришел, спросила себя Падме. Просто так? Если бы он не пришел, у меня был бы прекрасный вечер. Я бы еще пару часов злилась из-за этого дурацкого проекта, а потом завалилась бы спать. А сейчас? Сейчас можно задать массу дурацких вопросов. Целый список. Самый дурацкий: как у вас дела? Вопрос, на который никогда не получишь честного ответа. Потому что... потому что его не может быть. Как у вас дела на дредноуте, капитан Скайуокер? Почему "Викторию" считают лучшим кораблем флота? Наших читателей интересует, как вам удалось в двадцать четыре стать командиром? И как вы сумели завоевать признание экипажа? Расскажите что-нибудь о ходовых испытаниях дредноута. Что это вообще такое, ходовые испытания? Мы хотим все знать о наших героях. А теперь о сражении у Эхиа. Как вам удалось победить? С каким чувством вы шли в этот бой? О чем вы думали, стоя на мостике? А что бы вы хотели сказать своим соратникам, читающим наше издание?

Завтра.

Это будет завтра.

Улыбаться, выглядеть свежей и привлекательной, и снова улыбаться.

— Спасибо, — вдруг сказал Скайуокер.

— Что? — она не поняла.

— Спасибо.

Он аккуратно поставил чашечку на поднос и поднялся.

— Вы уже уходите?

Ну вот, сказала она себе. Дурацкий вопрос номер один ты уже задала. Молодец.

— Вы устали, — сказал он.

— Вы тоже.

Он легко поклонился и этим поставил домашнее кофепитие на уровень того официоза, где полагается беседовать только о погоде, театре и музыке. Вышел в прихожую.

Надо будет закрыть за ним дверь, подумала Падме. Нет, пусть он сначала уйдет, а потом я встану и закрою дверь. Да, я так и сделаю. Или просто сказать дроиду. Интересно, у кухонного дроида хватит на это мозгов?

— Анакин!

Скайуокер резко обернулся, и теперь она действительно заметила усталость. Такую, которой не было даже в госпитале.

Падме пожалела, что вообще окликнула его.

— Я хочу вам что-то сказать.

Он не ответил. И не улыбнулся.

Внутри вспыхнуло: ты скажешь это, и он больше не придет. Она еще крепче сжала чашечку в руках. Фарфор почти остыл.

... А я не смогу жить — с этим. Просто не могу пересилить себя и светски спросить у него о матери, зная, что там было на самом деле. В госпитале могла бы, а сейчас уже нет.

— Я тогда на Трииб... я хотела что-нибудь о вас узнать. Что-нибудь о вашей операции. И я слышала ваш разговор. С джедаем. В палате. Дверь была приоткрыта. Я осталась в коридоре. Из любопытства. Я просто хотела знать. О вас. Больше ничего. Я не смогла уйти. Я там стояла и все слышала... вы говорили про Татуин. Я все... поняла. Простите меня.

Скайуокер снова смотрел в сторону. Там стоял ее письменный стол, и теперь его как будто заинтересовали датапады.

Завтра он придет на интервью, подумала Падме. Потому что обещал. А мы выпустим материал, и в редакции забудут про этот проект. И все.

... А потом он больше никогда не придет.

Сухие глаза обдало жаром.

Я давно разучилась плакать. Хорошее слово: разучила-сама-себя. Зато я знаю много ненужных слов. Мне жаль. Мне жаль, что так получилось. Мне жаль, что твоей мамы больше нет. Фальшиво. Разве можно так говорить о человеке: мне жаль. Я никогда этого не скажу. Лучше молчать. Я и так знаю все, что будет потом.

... Он сейчас уйдет.

Зато у меня есть кофейник и две черные чашечки. Почему две. Для гостей. И я больше никого никогда не приглашу сюда. Почему? Не знаю. Не хочу.

... Он больше никогда не придет.

Потому что все так хорошо начиналось. Слишком хорошо. Какой мог бы быть роман. Военный и журналистка. Парень в красивом мундире с блестящими погонами и экзальтированная девушка. Еще и бывшая королева. Пикантная история, правда? Ррррррромантика, чтоб ее. Ха-ха-ха. Именно так, мертвым утробным хохотом. Красивая... пара. Парочка. Какое гадкое слово. Ненавижу. Ненавижу себя. Вообще всех.

... Он больше никогда...

Хотелось съежиться, закрыть глаза и дождаться, когда в коридоре стихнут шаги, а входная дверь вздохнет и галантно распахнется перед одиночеством.

Шаги чиркнули по полу.

Растворились в тишине. И снова чиркнули, но уже на кухне.

Потом знакомо скрипнул край дивана — Скайуокер вернулся с двумя стаканами. Разлил коньяк. Осторожно взял чашечку у нее из рук, потом вложил в них стакан.

Без пафосных тостов и приторного звяканья стекла.

Без официоза.

Ни во что не играя. Или... почти не играя.

— Хорошо, — негромко сказал Анакин.

Ничего не хорошо. И слово это ни к чему не относилось и ничего не значило. Просто он должен был что-то произнести, решила Падме, вот и выдал это самое "хорошо". Тоном, которым звучит музыка на похоронах.

Так и было. Скайуокер хоронил свои воспоминания.

Наконец, он допил коньяк и вдруг неожиданно скривил губы.

— Чуть не забыл. Вам привет от старшего лейтенанта Гранци.

— И как он? — тихо и несмело.

— Сделал вывод, что в жизни нельзя никому верить. Особенно симпатичным медсестрам.

Стало тепло. То ли от спиртного, то ли оттого, что сидящий рядом человек все еще продолжал улыбаться.

— А ему ничего не грозит? Разжалование или...

— Нет. Но я передам Гранци, что вы очень о нем беспокоились, гораздо больше, чем о его бывшем командире, который вполне мог впутаться в очень неприятное разбирательство со службами безопасности.

Падме прищурилась. В голову ударил коньяк. Как-то быстро ударил, обычно она могла выхлестать пару рюмок без последствий. Или это был не коньяк. Что-то другое заставило ее вот так прищуриться и ляпнуть какую-нибудь глупость.

— Вы знали, на что шли.

— Я всегда знаю.

— Хотите очень честное мнение? — она облокотилась о спинку дивана и подперла рукой подбородок.

— Давайте.

— Вашу потрясающую самоуверенность легко принять за блеф. И за пустое самолюбование тоже.

— Ну, это проблемы тех...

— ... кто так видит. Понятно. Вам нравится имидж человека, который не ошибается?

— Да нет у меня никакого имиджа, — хмыкнул Анакин.

— Вы еще скажите, что не знаете такого слова на общегалактическом. Вы считаете, что не имеете права на ошибку. Но так невозможно жить.

— Наоборот, — возразил Скайуокер. — Это лучше, чем давать себе право на черновик. А потом на бесконечное его переписывание.

— И что вы будете делать, если ошибетесь? Зачеркнете жизнь и начнете все заново?

— Нет. Это жизнь меня зачеркнет.

Он улыбнулся. Гордо, с безумным разрушительным огнем в глазах. Это был вызов — но не ей. А вот передернуло ее. Стало холодно, захотелось отвернуться и съежиться. Еще лучше — забыть, что так вообще можно улыбаться.

— Как у вас все просто, — прошептала Падме.

Пламя в глазах рассыпалось уже привычными ироничными искорками.

— А зачем усложнять?

— Гранци мне рассказывал про Эхиа.

— Мне интересно, про что он не рассказывал.

— Он сказал, что это был риск. И что вы могли проиграть.

— Ну да, — Скайуокер пожал плечами. Тон показался Падме отстраненным. — Риск был.

— Вы потом над этим не задумывались?

— Задумывался, — опять отстраненный тон. — Но не так, как вы имеете в виду.

— Я хотела писать о вас. Так, чтобы оно было похоже на правду.

— Тогда не пишите о том, что капитан Скайуокер торчал на мостике, размышляя о судьбах галактики и выпавшей на его тернистый путь великой миссии по спасению свободы в регионе.

Падме расхохоталась.

— О, какая фраза! Кстати, почему нет? Из вас вполне можно сваять статую юного героя. Так, что всем понравится.

— Понравится герой или его статуя?

Она с трудом подавила смех и начала перечислять.

— Пункт первый: герой должен быть достаточно высок и широкоплеч, — Падме нарочно смерила его взглядом, как будто увидела первый раз в жизни.

Скайуокер с самым невозмутимым видом сложил руки на груди.

— Пункт второй. У героя должны быть светлые волосы и голубые глаза. На некоторых планетах это сочетание вообще стандарт красоты. На других, правда...

— ... в моде зеленая пупырчатая кожа и мохнатые хвосты?

— Это где в моде хвосты? Я вообще-то о людях. На других планетах привлекательными считаются брюнеты, а мужчины предпочитают блондинок.

— А я думал, твилечек.

— Проехали. Пункт третий. У героя должна быть дружелюбная обезоруживающая улыбка. Лучше всего по-детски наивная, — объяснила Падме, стараясь не думать о том, как часто глаза сидящего перед ней человека блестели холодным металлом.

Не сейчас. Сейчас по металлу россыпью бежали теплые огоньки.

— Если вы, — продолжила она, — хоть раз перед камерой позволите себе свою любимую паскудную ухмылку, я даже не рискну предположить, что про вас подумают жители Галактики.

— У меня неплохое воображение, — сказал Скайуокер.

— Вот, и тут идет пункт четвертый. Вы ни в коем случае не должны себя хвалить! Скромность и еще раз скромность. Пункт пятый: желательно помечтать о жизни в очень мирной Республике, где нет войн.

— А войн нет потому, что мы всех поубивали или потому, что у очень мирной Республики есть такой флот, которого все боятся?

— Потому что все хорошие люди помирились...

— ... скорешились и надрали задницу всем плохим.

— Нет, все плохие перевоспитались. Вы что, никогда не смотрели приключенческих холофильмов?

— В Храме не показывали, а потом...

— Ситх с ним, с Храмом. Пункт шестой как раз об этом. Вы, разумеется, с детства мечтали принести мир и спокойствие в Галактику. И именно поэтому выбрали...

— ... службу в десанте, где первым делом учат как правильно ломать шеи?

— ... не очень популярную карьеру военнослужащего. Вы должны быть идеалистом и немножко романтиком.

— Я?

— Другого выхода нет. Завтра мы создадим легенду.

Она сказала это уверенным и бескомпромиссным тоном.

Тоном королевы Амидалы, которая умела отдавать приказы и не умела бояться.

Тоном женщины, которая не просто верила, а знала со стопроцентной вероятностью, что она кому-то нужна, и поэтому чувствовала себя очень сильной. Сильнее всего мира.

Лифт плавно скользил вверх по терракритовому боку "Корускант Индепендент". День выдался солнечным, и от проникавших сквозь прозрачные стены ярких лучей пришлось зажмуриться.

Скайуокер вошел в открытый для посетителей вестибюль. Выцепил глазами пару незанятых кресел и сделал вывод, что только снаружи пятиугольное здание кажется тоненьким и хрупким. Одна транспаристиловая стена открывала вид на город, четыре других почти целиком состояли из экранов, по которым транслировались принадлежавшие компании холоканалы. Можно было взять наушники — и легко скоротать время под развлекательную программу с широким диапазоном кукольно-красивых ведущих. На столиках — датапады с изданиями, этим утром поступившими в холонет.

Ждать пришлось недолго — приближающиеся к нему торопливые шаги он разобрал даже сквозь нагромождение здешних звуков, но решил сделать вид, как будто никого не заметил.

— Давно здесь?

— Нет.

Падме уселась в кресло напротив.

— А вы мне что-то принесли.

Он положил коробку на стол, но не торопился ее отдавать.

— А почему вы думаете, что это вам?

— Потому что я люблю эти конфеты. Потому что вчера, когда вы заходили на кухню за стаканами, вы нашли на столе такую коробку. Угадала?

— Я нашел пустую коробку.

— Ну вот. Это даже хуже, чем я думала: вы туда заглянули.

— Да. И испытал разочарование. Угадайте, чем я занимался сегодня утром?

— Только не говорите, что искали для меня эти конфеты. Не поверю ни за что.

— Почему нет?

— А вы из тех, кто привык все успевать.

— Браво.

Скайуокер подвинул коробку к ней и поаплодировал.

— Я потратил пару часов на чтение ваших статей в холонет-издании "Корускант-Индепендент".

Она недоверчиво склонила голову набок и прищурилась.

— Назовите хоть один заголовок.

— "Кореллианский союз выбрал новое правительство и новую энергетическую политику".

— А зачем?

— Что зачем?

Падме вдруг стала серьезной. Очень серьезной.

— Не знаю. Мы с вами разговариваем почти как нормальные люди. Вы вот конфеты принесли. Ну, как нормальный парень с нормальной девушкой. Зная, что на самом деле все совсем не так. А потом вы опять о политике.

— Для вас слово "нормальный" значит то же самое, что и "среднестатистический"? Если да, я соглашусь. В том смысле, что все не так.

— Вам легко: вы никогда не были среднестатистическим.

— А вы разве были?

— Не знаю, — она отвела глаза в сторону, словно ее внезапно заинтересовал монитор со спортивной программой. — Я пыталась такой стать.

— Не верю.

Падме провела ногтем по коробке, разорвав целлофан.

— Угощайтесь.

— Спасибо.

— Забыла, — спохватилась она, и протянула Скайуокеру несколько листов распечаток. — И всё ваши конфеты. Прочитайте и скажите, что не так.

— Что это?

— Ваше интервью.

— Но я же...

— Ага, — Падме кивнула. — Вы думали, что я буду задавать вам вопросы, а вы будете отвечать. Ну да. В это мы тоже можем поиграть. Если совсем делать будет нечего. Но вообще вы мне вчера достаточно рассказали, а на память я пока не жалуюсь.

— Хорошо.

Скайуокер откинулся на спинку кресла. Прочел несколько абзацев. На вопросе о технических характеристиках "Виктории" взгляд соскользнул с текста.

— Ну как?

— Я еще не дочитал, но про дефлекторы вы немножко приврали.

— Ладно, это мелочь.

— Это не мелочь. Командир любого, даже самого завалящего дредноута прочитает про двадцать процентов и скажет, что это фантастика.

— Исправим. Еще что-нибудь?

— Сейчас, — он быстро пробежал текст глазами и вынес обычный в подобных случаях вердикт: то есть сообщил об отсутствии такового. — Надо подумать.

— Думать можно до завтра. А завтра мы снимем с вас холограмму. Можно бы и сегодня, но парадный мундир вам больше идет.

— Ничего себе логика.

— Нормальная логика. Я просто учитываю вкус наших читателей. Так что соизвольте завтра явиться сюда с наградами.

— Да, мэм. В общем, я должен это перечитать.

— И где вы это будете делать?

— Не знаю. Есть идеи?

— Вы опять напрашиваетесь в гости?

— Опять? Разве я вчера напрашивался?

— Вчера нет. Но сегодня я снова вас приглашу. Пойдем. Мне правда так удобнее — возвращаться в офис у меня нет желания, а дома я держу копии всех материалов.

Она резко поднялась с кресла, и пошла к лифту.

Скайуокер тоже поднялся. Некоторое время всматривался в разноцветную толпу. Кто-то спешил, кто-то разглядывал экраны на стенах, кто-то уже положил глаз на освободившиеся кресла, кто-то улыбнулся. Толпа издавала разнообразные звуки: она умела шептать, извиняться, заискивать и постоянно что-то жевать. Пестрое живое месиво незнакомых людей.

Впереди у лифта — хрупкая точеная фигурка в зеленом офисном костюме.

Тоже незнакомая. Но — по-иному.

Собираешься заглянуть в чужие окна, а получается, что заглянул — пусть даже только на минуту — в человека.

В лифте они спускались молча, а потом, почти не разговаривая, летели по трассе.

Войдя в квартиру, Падме нажала пару кнопочек на стене — гардина, скрывавшая за собой огромное окно, поднялась вверх. Под солнечными лучами белые стены казались сияющими.

Протянула Скайуокеру деку:

— Я пообщаюсь с дроидом, а вы исправьте прямо здесь про свои дефлекторы, ладно?

— Ладно. Только я сяду за ваш стол.

— Запросто. Секретных документов там не валяется.

Он нечаянно пнул ногой какие-то коробки, сложенные под столом, и неуклюжая стопка разъехалась в стороны. Пришлось нагнуться.

На одной из коробок стояла надпись "Республика". Стало любопытно.

— А это что?

Падме выглянула из кухни.

— А, это такая игра. На день рождения коллеги подарили.

— Когда у вас день рождения?

— Не скоро.

— Я все равно узнаю. Спрошу у вас в офисе. Между прочим, у меня там знакомая секретарша.

— Попробуйте.

— Попробую. Так что эта за игра?

— Называется "Республика".

— Это я прочитал, — хмыкнул он. — Значит, в Республику можно поиграть.

— Игра совсем детская и занудная. Хотя вы правы: наши сенаторы именно этим и занимаются. Никогда, что ли, не видели?

— Нет. А научите, как.

— А правила прочитать — трудно?

— Не трудно. Менее интересно.

— Ладно. Сейчас приду.

Скайуокер перенес коробку на диван. Осторожно снял крышку и включил холорежим. Антураж оказался забавным — на двумерном поле вдруг выросли крохотные небоскребы с надписью "Корускант", знаменитая на всю Галактику семиугольная призма отеля "Кореллиан-плаца" и не менее известные цилиндры альдераанских курортов. Скромный кубик символизировал разработки спайса на Кесселе — и одновременно тюрьму, а кольцеобразная станция вопреки всем ожиданиям оказалась научно-исследовательским центром на Чандриле.

Это было первое, что ему не понравилось. Скайуокер полез в настройки.

— Тут все очень просто, — Падме уселась рядом и разлила кофе по чашечкам. — Сначала вы выбираете, чьи интересы вы будете представлять. Можно играть за компанию, принадлежащую государству, а можно за частную фирму. Ну, например, вот этот научный центр. У вас есть стартовый капитал. Вы можете инвестировать его в разработки или договориться о сотрудничестве с тем, кто играет на за фондорские верфи. Или создать свою фирму и покупать акции или недвижимость на разных планетах. То, насколько вы успешно продвигаетесь вперед, влияет на показатель "общественное мнение". После каждого раунда "Банк" решает, стоит ли давать вам дополнительные кредиты. А из вашей прибыли вместе с общественным мнением вычисляются заработанные очки. Так что все просто.

На этих словах Анакин уже нашел, как сменить надпись "Казино" около грибовидного сооружения на "Сенат". Гордая пирамидка "Банк" превратилась в "Совет Безопасности".

В ответ на немой вопрос Падме он сказал:

— А разве непохоже?

— Похоже. Но почему у вас Сенат вдруг стал недвижимостью? Ну, пусть. Но вы даже не выбрали, за кого вы будете играть, — Падме ткнула пальцем в синеватый квадратик, — а меню можно вызвать вот отсюда.

В ответ на заданный программой вопрос о названии "государственной компании номер один" Скайуокер написал "Флот". Он не стал ничего объяснять, и правил названия дальше. У научно-исследовательского центра теперь красовалась надпись "Торговая Федерация".

— Для хорошей партии нам не хватает игроков, — сказал Анакин.

— Можно сделать так, что компьютер будет играть роль еще пяти игроков. Но тогда вся игра будет намного сложней. Дайте стилу, — и Падме снова полезла в меню. — Как вы их хотите назвать?

— Государственная компания номер два "Храм" и три частных фирмы с названиями "Корпорация номер один", "Корпорация номер два"...

— Что, так и назвать?

— Так будет проще.

— А стартовый капитал пусть выберет компьютер?

— Нет, не стоит. Я думаю начать с минимума. Можно даже с нуля, а у Храма и корпораций пусть будет по максимуму.

— Так вы никогда не выиграете.

— Я еще не начинал.

С минуту она сосредоточенно изучала поле. Потом произнесла:

— А Торговая Федерация? Ее тоже отдать компьютеру?

— Нет, зачем. За нее будете играть вы.

— Это еще почему? Я похожа на синего плосконосого гуманоида?

— К счастью, нет. Но у синих плосконосых гуманоидов много денег, и для вас они будут только средством.

— Средством для чего?

— Средством изменить общественное мнение.

— Тогда я не понимаю, на чьей я стороне? В игре всегда нужно играть за кого-то.

— Почему за кого-то? Почему не за себя?

— Потому что...

— Потому что вы не знаете, кто вы на самом деле или чего вы на самом деле хотите?

— С каких это пор, — раздражение стиснуло губы в тонкую белую полоску. Спряталось под иронией. — Торговая Федерация помогает государственной компании под названием "Флот"?

— С тех пор, когда они решат вложить во "Флот" деньги и именно этим смогут ослабить конкурентов.

— "Корпорации номер один" и так далее?

— Конечно.

— А другая государственная компания, "Храм"?

— Ей будут помогать те самые корпорации.

— Трудный расклад. Первый раунд вы точно проиграете, и тогда вряд ли "Банк", то есть ваш "Совет Безопасности" даст дополнительные кредиты.

— Первый раунд мы проиграли уже заочно. Сделаем так, чтобы "Совет Безопасности" ошибся на втором.

— Как это ошибся?

— Надо создать такую ситуацию, при которой программа потребует перезагрузки компьютера.

— И что у вас при этом получится?

— Новый "Совет Безопасности".

— Не понимаю.

— Вы сможете изменить общественное мнение в нашу пользу. И доказать, что "Совет Безопасности" очень крупно облажался. Лучше всего, если они уйдут сами.

— Это невозможно. Правила игры...

— ... мы играем в эту игру уже тысячу лет. Правила пора менять.

Падме ответила не сразу.

Отвела взгляд в сторону. Заерзала на мгновение, положила ногу на ногу, а потом застыла, вся каменная и белая.

— Так вот о чем вы говорили с канцлером, — сказал призрак королевы Амидалы.

— Да, — ответил Анакин.

— А причем тут я?

Раздражения стало еще больше. Теперь Скайуокер не верил, что все это — только из-за неприязни к канцлеру.

Пусть у нее и было с Палпатином общее прошлое.

Набу. Да. И у нее тоже.

— А я думал, вы мне поможете.

— Вы здесь... вы вчера меня разыскали по просьбе этого... — Падме не договорила.

— Нет, я здесь не по просьбе "этого", а по своей инициативе.

— Это даже хуже.

Скайуокер наконец понял. И ответил. Но не так, как она могла ожидать.

— Разумеется, я здесь по своей инициативе. Это была моя идея — использовать вас для своих целей. Вы хотели сделать серию материалов об армии, и это натолкнуло меня на мысль о том, что вы не пропустите шанса потоптаться по старым знакомым из политической элиты. Совета Безопасности это касается больше всего.

— Прямолинейность — лучшее средство для манипуляции, — возразила Падме. Уже не так уверенно.

— Вы мне льстите.

— Нет. Я просто не понимаю, во что мне верить.

— Во что хочешь.

Быстрый взгляд. Сквозь раздражение и недоверие — теперь еще и удивление.

— Я ничего о тебе не знаю.

— Знаешь. Больше, чем люди, с которыми я воевал.

— Ситх!

— На кого ты злишься больше — на меня или на Палпатина?

— На себя. Я думала, что вчера мы перестали играть.

— А мы перестали.

Взгляд ее скользнул по крохотным корускантским башенкам на игровом поле, а затем по очень похожим башенкам за окном.

— Выключи это.

— Хорошо, — Анакин одним нажатием кнопки уничтожил игрушечную галактику.

Спокойней от этого ей не стало.

— Что там на самом деле с Советом Безопасности?

— Через некоторое время Совет Безопасности отправит пятый флот в новую кампанию. Три эскадры примут бой в системе Вероа. Соединение кораблей — это "Виктория" и еще четыре дредноута — отправится на штурм военной базы в соседней системе. Отвлекающий маневр.

— Пять дредноутов на базу — это много или мало?

— Это называется "на убой".

— Зачем вообще нужна эта кампания?

— Республика вернет себе приличный кусок территорий, и вдобавок отгрызет еще несколько бесполезных планет, ну и сможет вновь говорить о победе.

— Тогда почему не отправить все силы на штурм базы?

— А это невыгодно. Республиканцев там никогда не было. И, понимаешь, вслед за базой нам придется стереть в порошок весь промышленный комплекс системы. Сепаратисты лишатся очень важного узла, а Республика получит огромный нищий регион, где нужно все строить заново. Держать постоянный гарнизон. Вкладывать средства, которых нет.

— А Совет Безопасности...

— ... не учтет того, что мы действительно уничтожим базу. Несмотря на численное превосходство противника. У Совета внезапно будет очень много проблем. Прежде всего с Храмом и корпорациями. А твой холоканал тем временем начнет кампанию против них. Совет не выдержит давления с двух сторон и уйдет в отставку. На их место будут избраны новые люди. Те, которые не будут мешать флоту вести войну.

— Тебе не кажется, что это безумие?

— Не кажется. Это и есть безумие.

— Допустим. А когда начнется кампания против Вероа, уже известно?

— Примерно через два месяца.

— Значит, времени остается очень мало.

— У меня тоже, — он пожал плечами.

— Ну, хорошо, — ответила Падме. — Может быть, я ничего не понимаю в тактике и стратегии. Но вот что скажу: если вы победите, скомпрометировать ваших командиров будет очень трудно.

— Будут потери. Высокие. Неприемлемые для победы.

— Вот как. Значит, Палпатин так легко жертвует флотом ради того, чтобы протащить своих кукол в Совет Безопасности?

— Не он.

— А кто?

— Я.

— Еще лучше, — выдохнула Падме. — Тебе не страшно?

— Страшно.

— А если... нет?

— Что нет?

— Если вы проиграете. Если ты, — она выделила это слово, — проиграешь. Как это... "жизнь меня зачеркнет"?

— Да.

Падме вдруг выпрямилась, поднялась и подошла к окну.

— Как же сейчас быстро темнеет, — сказала она в лицо сумеркам за транспаристиловой маской. — Пойдем куда-нибудь. Не хочу сейчас здесь сидеть.

Вслед за Падме из квартиры вышел Скайуокер.

— А тот бар, где хозяин — гибрид? — спросила она, усевшись во флаер. — Это далеко?

— Не очень. Где-то час пути.

— Ну и отлично.

Флаер осторожно заскользил по воздуху. Скайуокер заметил, что Падме откинулась на спинку сиденья. Закрыла глаза. Он решил, что не будет ей мешать.

Да и самому ему хотелось разобраться в том, что он только что...

... натворил, наделал, сделал, совершил, добился, достиг.

Много слов. Ни одного точного.

За все время полета Анакин так и не придумал определения сегодняшнему дню. Он все больше вспоминал ее реакцию на его слова. Вспоминал, как ее лицо вспыхивало то надеждой, то раздражением, угасало в недоверии и смягчалось под улыбкой.

— Ты спишь? — спросил он.

— Нет.

— Мы на месте.

Падме резко выпрямилась, выскочила из флаера. Кантину она сразу узнала, и обрадовалась, что посетителей в этот вечер было мало.

— Мы у тебя постоянные клиенты, — напомнил хозяину Скайуокер.

— Здрасте, — промычал гибрид. Большой радости в его голосе, впрочем, не обнаружилось.

Меню здесь по-прежнему не существовало. После недолгих переговоров на столе появилось кофе и одна на двоих тарелка с тоненьким соленым пирогом, порезанным на восемь неравных частей.

— Это можно есть? — спросила Падме.

— Ни в коем случае, — убедительно сообщил Анакин, — лучше оставь все мне.

Она хмыкнула. Нарочно выбрала кусок побольше, свернула трубочкой и с аппетитом принялась за него.

Вот еще одна Падме, подумал Скайуокер. Которую я не знаю. Или знаю плохо.

Или все та же самая?

Такая, которая могла обхватить себя руками от холода и споткнуться на фразе "такое не то..." про верховного канцлера, сваять из трепа серьезный материал для издания и вкусно облизать соус с пальцев, пригласить в гости, а на следующий день сказать гостю, что это он сам напросился, и одновременно найти повод пригласить снова.

Не королева, нет. Не манерная четырнадцатилетняя кукла в наряде, скрывающем угловатость вместе с живым человеком.

Просто женщина.

Такая, которая иногда — если ей захочется — может побыть королевой. И остаться собой.

— Мне нравится, — провозгласила Падме. — Ты здесь прямо из госпиталя?

— Нет. Я не хотел там долго задерживаться.

— У вас ведь был и второй раненый?

— Был.

— А кто он?

— Штрафник. То есть, теперь он снова офицер, — поправился Скайуокер.

— Офицер флота?

— Нет, пилот эскадрильи на "Виктории". Вообще он должен был бы стать комэском. Я надеялся, что штаб даст нам третью эскадрилью, только пока с этим глухо. Так что этот парень остался простым пилотом.

— И что, он не обрадовался?

— Наоборот, — Анакин пожал плечами.

— Поняла: ты бы на его месте не обрадовался.

— Не знаю. Ему просто нравится летать. Мне тоже, — к фразе прицепился выразительный хмык.

— Только иначе.

— Да.

— Что тебе еще нравится?

— В каком смысле?

— В прямом. Ты сказал, что любишь летать. А еще?

— Не знаю.

— Раньше тебе нравилась техника.

— И сейчас нравится. Только вполне хватает приборных панелей на мостике.

— Я имела в виду до войны, — уточнила Падме.

— До войны? — Анакин покачал головой. — Я почти не помню, что было до войны.

Он не соврал. Смотрел на те времена словно сквозь пелену. Только пелена была разноцветной. Синяя — цвета кадетской формы, грязно-зеленая — цвета службы во внешних регионах, белая — цвета колонн Храма. А была еще желтая пелена, эдакое толстое покрывало, которое ни в коем случае нельзя было приподнимать, потому что за ним пряталось слишком много всего — лавка старьевщика, и коробки с металлоломом для сортировки, и другие коробки с совсем безнадежным хламом, и склад двигателей, а еще ворованные детали и разбитый на гонках кар, и...

... он всегда знал, когда мама вернется домой...

... ряд глиняных жилищ, туповатый дроид, и кантина в Мос-Эспа, контрабандисты, джавы, Киттстер, вкус воды на высохших губах, два солнца над головой и мелкое раскаленное крошево под босыми ногами...

... голос, знакомый голос, мама зовет ужинать...

... маленькая почти взрослая девочка, и маленький совсем уже взрослый мальчик, неуклюжее ушастое существо и рядом с ним — странный длинноволосый незнакомец, а потом первые и последние выигранные гонки, победа и...

... ни о чем не жалей!

... тревожная ночная пустыня и череда скал, синее пламя в руке и куски тел под ногами...

... и погребальный костер.

Каплей крови под слоем песка.

— Я так и думала, — сказала маленькому совсем уже взрослому мальчику маленькая почти взрослая девочка.

Ресницы сомкнулись и разомкнулись — щелк! — и все вернулось в настоящее.

Только пауза еще висела в воздухе. Долгая и неловкая, без боя сдавшаяся перед натиском трещавшего в углу кантины холовизора.

Друг напротив друга сидели два очень разных человека. Они оба хотели забыть о том, чего у них никогда не было: детства.

— Этот парень, бывший штрафник... Он тоже будет на Вероа?

— Будет, — Скайуокер кивнул.

Теперь он опять не слышал шума кантины.

— А джедай? Кеноби вернется на "Викторию"?

— Понятия не имею.

— Если у Ордена будут подозрения...

— На этот раз нас ничто не остановит.

— Какой пафос! "Нас" — это вас с Палпатином?

— "Нас" — это флот Республики.

Это прозвучало резко. Даже чересчур резко, подумал он. Увидел лицо сидящей перед ним женщины — солнечную, искреннюю, гордую улыбку — и понял, что именно это она и хотела услышать.

Улыбка стала лукавой.

— И ты у нас теперь решаешь за весь флот?

— Ну, кто-то же должен решать, — уголок губ скривился.

— Кого ты посвятишь в этот план?

— Свой экипаж.

— Как это?

— Вернее, все экипажи моего соединения. Я расскажу команде о том, что мы должны ликвидировать эту базу. Любой ценой.

Она с минуту не отвечала. Допила кофе.

— Даже если... И что будет дальше?

— Война.

— А после войны?

— Мир. И новая война.

— Зачем?

— Потому что так было всегда.

— И в этом есть смысл?

— Больше, чем кажется на первый взгляд.

— Ты мне не все рассказал.

— Не все, — согласился Скайуокер. — Принести тебе что-нибудь?

— Это ты так вежливо решил сменить тему?

— Нет. Я просто хочу выпить. Тебя чем-нибудь угостить?

— Ну, можно вина. Только сладкого.

— Сейчас.

Анакин поднялся и направился к пустой стойке.

— Хозяин, — позвал Скайуокер.

Гибрид с нарочитым интересом уткнулся в орущий холовизор и делал вид, что ничего не слышит и не замечает.

— Хозяин, — громче сказал Анакин. — А ты мне скидку для постоянных клиентов дашь? Или я сам возьму? Считаю до трех, на счет три...

— Ну, чего тебе?

— Мне виски, девушке вина. Только сладкого.

Пока гибрид возился со стаканами, Скайуокер повернул голову в сторону. Падме так и сидела за столом, подперев голову руками, маленькая и хрупкая. Показалось, что она легко улыбнулась.

В этот момент рядом звякнуло стекло.

— Так, это что у тебя за дрянь?

— Хорошее вино, — уверил гибрид.

— Хорошее? — Анакин ловко выхватил у него открытую бутылку и понюхал. — А почему кислятиной пахнет?

— Слушай, ты чего нарываешься?

— Кто нарывается? Это ты сам нарываешься. Я же сказал, сладкого!

Содержимое следующей бутылки Скайуокер попробовал на вкус.

— Пойдет, — сказал он, расплатился и вернулся за столик.

Падме снова улыбнулась.

Не потому, что так принято, не потому, что разговор споткнулся, и у нее больше не было готовых фраз, а просто так.

— За что будем пить? — спросил Анакин.

— А надо за что-то пить?

— Желательно. Давай за самую любопытную женщину на свете.

— И кто это такая? — она фыркнула, нарочно сделав удивленное лицо.

— Угадай. Она еще и очень красивая.

— Мон Мотма?

— Не знаком.

— Кстати, ее ты точно видел.

— В самом деле? Где?

— На приеме три месяца назад. Такая рыженькая, ростом с меня.

— Не помню. Но я там встретил другую женщину.

— Твилечку или тогруту? — язвительно спросила Падме.

— Про твилечек и тогрут я тебе расскажу в другой раз, — на этих словах он чокнулся с ней. — За тебя!

Она сделала глоток и спросила:

— Так что там про твилечек и тогрут?

— Это не для светского общества.

— А мы в светском обществе? — Падме многозначительно окинула взглядом темноватый зал кантины. — Притом, как самая любопытная женщина, я просто обязана это узнать.

— Ладно. Короче, есть у меня приятель такой из десанта, Финкс. О, кстати, он тоже три месяца назад был на приеме.

— И вы с ним вместе искали каких-нибудь...

— Нет, немного не так. Так вот, если его спрашивают, какие женщины ему нравятся, Финкс всегда отвечает: никакие. Вообще не нравятся. А потом говорит...

— ... что предпочитает твилечек.

— Точно.

Падме рассмеялась.

— А за что пьют во флоте?

— За корабли. За удачу. За то, чтобы гипердрайв не искрил. Много за что...

— Тогда за твой дредноут.

Теперь она сама звякнула бокалом о его стакан.

— За "Викторию", — сказал Скайуокер. Ему очень понравился этот тост.

Падме допила вино, вытерла губы салфеткой и откинулась на спинку стула.

— Еще?

— Нет, не стоит. А что такое "фронтовое братство" — это тоже какая-то традиция?

— "Боевое братство", — поправил Анакин, — и за это тоже пьют. Только спирт, а не вино. Во флоте это почему-то не так распространено, а вот в десанте...

— И вы с Гранци и Финксом...

— Еще три года назад. А недавно, — он замялся. И обнаружил, что история в госпитале его больше не раздражает. Смешной — до абсурда — эпизод, и не более того.

— И что недавно? — уцепилась Падме.

— Мне пришлось выпить..., — начал Скайуокер.

— Уже смешно, — рассмеялась она. — Ты бы еще сказал, что тебя заставили.

— Вот именно так все и было.

Он нарочно произнес эту фразу жалобным тоном, что Падме теперь смеялась не переставая, и с трудом проговаривала слова сквозь смех.

— И тост был за это самое боевое братство?

— Ну, в нормальной ситуации такого просто не могло случиться. В общем, собрались мы в палате Берильона, чтобы отметить...

— В палате? Так это случилось на Трииб?

— Да.

— Тогда я все понимаю, — воскликнула она. — Там был Кеноби. Я угадала?

— Увы.

— Вот почему у тебя был такой вид!

— Какой такой вид?

— Мрачный.

— Разве?

— Да. А сейчас ты другой, — почти серьезно сказала Падме. — И я вообще не знаю, какой ты на самом деле.

— А лучше не знать.

Она снова расхохоталась.

— Слушай, а что вообще Кеноби делал у тебя на корабле?

Скайуокер нарочно нахмурил брови для придания себе серьезного вида и объяснил:

— Развивал сотрудничество Ордена и флота.

— И как?

— Понимаешь, кто-то очень умный в Храме решил, что за мной надо понаблюдать.

— Это я поняла.

— Ну, вот и прислали рыцаря.

— И вы с ним что, делали вид, что вообще не знаете друг друга?

— Нет, только на публике.

— А так?

— А так...

Скайуокер замялся, пытаясь найти подходящие слова. По необъяснимой причине ему не хотелось много иронизировать по поводу джедая. Отправить к нему Кеноби и надеяться на провокацию — нелепо и тупо. Но в конце концов, не сам рыцарь это придумал.

— Он изменился?

— Он повзрослел.

Ни тени насмешки на лице. Она просто все поняла, подумал Анакин.

— У тебя все-таки фантастические суждения о людях.

— У них обо мне тоже.

Падме снова фыркнула.

— Но ты с ним разговаривал?

— Я с ним даже фехтовал.

— Да ты что.

— Заметь, никто не пострадал.

— Ты имеешь в виду, что никто никого не убил?

— Тренировочной саблей — есть у нас такие штуки в спортзалах — вообще убить трудно, — он пожал плечами. — Но зато потом я свинтил себе сабер, и...

— У тебя есть сабер! Покажи!

— Я его в каюте оставил.

— Жаль.

— Жаль? Кстати, — взгляд упал на дно пустого стакана, — может, взять еще что-нибудь? Кофе или...

Скайуокер вдруг кожей почувствовал, что в кантине что-то изменилось.

Продолжая улыбаться, осторожно поглядел в сторону. Кроме них, в кантине сидела еще одна компания из четырех гуманоидов. Два родианца, твилекк и икточи.

Гибрид за стойкой молча кивнул. Кому — непонятно. Просто так взял и кивнул.

Скайуокеру это не понравилось.

— Встаем, — коротко сказал он Падме.

Она послушно поднялась, не совсем понимая, о чем речь. Один из родианцев тоже встал из-за стола. Компания зашевелилась.

— Теперь быстро... нагнись!

— Что?

Ответа бывшая королева Набу так и не получила. В следующую секунду ее спутник пригнул ее к полу, затолкнул под столик и одним движением придвинул к столику кресло.

Потом он с молниеносной скоростью распрямился и едва успел увернуться от удара виброножом. Родианец промахнулся, и нож просвистел на расстоянии ладони от бока Анакина. Скайуокер перехватил родианца за верхнюю конечность и сломал в локте. Расшиб лицо ударом кулака и со всей силы швырнул покалеченное тело под ноги подоспевшего твилекка — тот споткнулся и растянулся на полу.

Анакин скользнул взглядом по кантине: сволочной гибрид уже смылся, а икточи еще оставался за столом.

В походке второго родианца чувствовался неплохой боец. С двумя виброножами он был почти неуязвим — и, видимо, именно поэтому пренебрег возможностью получить по голове табуреткой. Табуретка сломалась. Голова, судя по характерному хрусту, тоже. Остававшаяся в руке Скайуокера ножка от табуретки очень удобно воткнулась в глаз налетевшего сбоку твилекка.

Именно в этот момент сидящий за столом икточи вскинул бластер.

Уворачиваясь от лучей, Анакин отскочил в сторону. Сконцентрировал Силу на оружии.

Икточи успел что-то выкрикнуть — вероятно, хотел поинтересоваться, каким образом его только что застрелили из собственного бластера.

Скайуокер обернулся на скрип отодвигаемого кресла.

— Сиди где сидела, — зашипел он.

— Почему?

— В коридоре кто-то засел.

— Пойдем вместе. Только дай мне бластер.

— Чтобы ты нечаянно вышибла мне мозги?

— Я отлично стреляю! Да я десять лет назад была лучшей...

— Десять лет назад? — выразительно спросил Скайуокер.

Он быстро выглянул в коридор, одновременно открывая огонь из бластера.

Все, что он услышал — торопливые и удаляющиеся шаги двух существ.

— Не успел, — с сожалением сказал Анакин. — Ушли ж таки, гады.

— Благоразумное решение, — Падме кивнула на то, что теперь валялось на полу кантины. — Пошли отсюда, ладно? А то кто-нибудь еще позовет на помощь.

— Да, я только камеру поищу.

— Какую камеру?

— Слежения, — объяснил Скайуокер, осматривая помещение. — В любой кантине есть. Или нам нужно кино про то, как человек в форме офицера флота Республики немного подсократил мирное население мегаполиса?

— Нет, не нужно. Хотя мне кино понравилось.

Анакин понял, что на этот раз остроумие ему изменило, и продолжил поиск камер. Два миниатюрных прибора он быстро обнаружил на стене. Разбил. Прятавшийся под стойкой холоприемник сжег бластером. Потом они быстро прошли через коридор к стоянке.

Садясь в спидер, Падме вздохнула:

— Жаль. Я могла выбрать место и потише.

— Да ладно, — Скайуокер завел двигатель. — Для этого уровня — все нормально.

— Четыре трупа.

— Три с половиной, — поправил он. — Обычный рабочий день этой кантины, так что не переживай. Кстати, мы можем продолжить в другом месте.

— Продолжить что? — она рассмеялась. — А, так вот зачем ты взял бластер!

— Нет, это мой трофей.

— Подари мне!

Она попыталась снять бластер с коленей Скайуокера, но он успел перехватить ствол правой рукой. Пальцы скользнули по пальцам, и Анакин заметил, что ее ладони, обычно холодные — словно ей всегда зябко, сейчас почти что горели.

— Зачем он тебе?

— А тебе зачем? Между прочим, почему ты без оружия?

— Потому что я в отпуске и носить табельное оружие мне запрещено уставом.

— Тогда и бластер тебе нельзя. Отдай мне его!

— Не капризничай. И вообще, твое оружие — это твоя красота, твой ум, твоя интуиция и подкованность в политике. Бластер тебе не нужен. Ты справишься без него.

Скайуокер чуть повернул голову — заметить, как заблестели ее глаза.

Падме вдруг посерьезнела.

— А просто на память?

— Ладно, — сдался Анакин. — Если только на память. Держи.

— Спасибо. Да, и давай лучше домой, ладно?

— Ну как хочешь.

— Ты обещал мне еще что-то рассказать.

— А, да.

— Не "а, да", а обещал.

— Кстати, я вообще ничего не обещал. Я согласился.

— Это я... согласилась, — сказала Падме.

Наконец, спидер затормозил на посадочной площадке.

Оставалось подняться пешком на три этажа вверх, прошмыгнуть по коридору вправо.

Падме не стала включать свет, и Скайуокер ступил за ней в темноту квартиры. Она легко обогнула диван, подошла к окну и отдернула гардину. В комнату проник отраженный свет одного из прожекторов.

Хрупкий женский силуэт на светлом пятне, растворившем в себе весь остальной мир.

Скайуокер пересек комнату. Встал точно за ней и развернул ее к себе.

— Будем опять говорить о политике?

— Завтра утром.

The End.