Половинка

Я уже хотела позвать горничных, но в этот миг мой взгляд упал на две красивые стеклянные вазы на туалетном столике, в которых раньше всегда стояли свежесрезанные цветы, радуя меня в любое время года. Но не сейчас...

Теперь оттуда торчат бурые стебли с тоскливо поникшими, свесившимися на стенки листьями и цветами — видимо, только-только оттаяли. На этот раз я вздохнула глубоко и с надрывом, понимая, что проблемы никуда не делись, а родные умерли... Все умерли! И это не кошмарный сон. Даже не позвать никого, ни фрейлин, ни горничных, даром что колокольчик висит. Одна принцесса... развалилась в роскошных королевских покоях в мужской одежде. Слава всем богам, хоть натоплено.

Я привстала, опершись на локоть, и угрюмо уставилась в стену с мыслью: 'А где?..' За спиной что-то зашевелилось. Резко обернувшись и едва не сорвавшись с места от страха, я увидела Хейго, полулежа устроившегося с другой стороны кровати, облокотившись на вторую подушку и свесив длинные ноги с кровати. Из-за яркого света, бившего в глаза, я не смогла подробно рассмотреть выражение его лица, попавшего в тень балдахина.

— Уф-ф-ф! — облегченно выдохнув, я плюхнулась на подушку и искренне улыбнулась: — Доброе утро, господин Хейго.

Меня сразу же накрыло волной удовольствия, словно чья-то радость пошла через край, а следом неожиданно сменилась настороженностью.

Странно, почему это я испытываю подобные чувства?

Хейго приподнялся, подался ко мне и, склонившись, уже привычно положил ладонь на мою щеку, с невыразимым удовольствием погладил и ласково прошелестел, вглядываясь мне в глаза:

— Выспалась, единственная моя?!

Голубые озера его глаз темнели, превращаясь в черные бездонные омуты. Я в ужасе уставилась на него и захлебнулась от крика, сразу во всех подробностях вспомнив случившуюся накануне, всеми святыми и высшими проклятую инициацию, почерневшее надвигавшееся лицо риирца, заставившего пройти через пренеприятнейшее испытание, лишившее последних сил. И незабываемые ощущения лютого холода, выстудившего внутренности в момент, когда тьма проникала в меня...

Словно решив освежить мою память, Тьма, как и вчера, заполонила не только радужку, белок тоже стал полностью черным. Мало того, совершенно черная слеза скатилась из уголка глаза к подбородку и — упала мне на руку. В следующее мгновение я, будто пружиной подброшенная, с такой силой отпихнула Хейго, что он упал на подушки спиной. А сама, резво подскочив, с диким воем кинулась вон. Благо теперь меня не стесняла ни шуба, ни меховые штаны, ни уни.

Обретя былую прыть, я пролетела по своим покоям, отметив, что портреты родителей в тяжелых золоченых рамах и наш с Алекс по-прежнему на месте, висят в гостиной.

— Оли, родная... — понапрасну звал Хейго.

Я уже протянула руку толкнуть дверь, ведущую в коридор, авось где-нибудь спрячусь, — а створки резко распахнулись, явив моему взору двух молодых женщин. Опешив, я встала как вкопанная и вытаращилась на них — совершенно не ожидала встретить здесь, помимо риирцев, людей, живых, не зомби! Причем, с нескрываемым любопытством, немного настороженно, но приветливо и по-доброму смотревших на меня.

Оглядев высокую брюнетку с чуть раскосыми карими глазами, одетую в голубое шерстяное платье, поверх которого красуется лисья шубка, и хорошенькую голубоглазую блондинку, беременную, кстати, нарядившуюся в синее и подбитый кроличьим мехом с серебряной вышивкой сюртук, я совсем растерялась. Ведь одежда эта мне хорошо знакома... до боли...

Не успела я высказаться, что нехорошо мародерствовать, тем более, как в Дармаше говорят, хозяйка объявилась, у блондинки из волос — будто черная тоненькая змейка выскользнула. И сразу исчезла, растворившись на виске. У меня дар речи пропал! Только я попыталась обогнуть этих жутких гостий, чтобы убежать, — по лицу брюнетки забегали юркие черные 'ручейки', а темные глаза почернели, прямо как у Хейго. Тьма!

Сердце у меня сначала оборвалось, а затем громко забухало в горле!

— Здравствуйте, леди Оливия, — пропела высоким звонким голосом блондинка, делая шаг ко мне. Она явно волновалась, когда продолжила: — Мы счастливы приветствовать вас в нашем...

Из уголка ее глаза вынырнул очередной черный 'ручеек' и спрятался под воротником, потом показался на бледной коже запястья, окрасил ногти. 'Бум-бум-бум...' — теперь грохотало у меня в голове, оглушая, мешая связно мыслить. Женщина подняла руку в черных разводах и протянула ее мне. Прямо как зомби, когда те синюшные руки тянули... Я сделала шаг назад, другой, а она продолжала тянуть ко мне черную ладонь. Дальше я не выдержала и с криком кинулась в купальню, в надежде хоть там укрыться от кошмарных визитеров.

Захлопнув дверь перед опешившими незнакомками и нахмурившимся Хейго, я метнулась к комоду и лихо придвинула его к двери. Хотя, помнится, раньше этот комод две горничные с трудом сдвинули с места, когда за него что-то свалилось. Мой панический вой перешел в хрип и наконец оборвался — воздух кончился. В дверь, вопреки моим 'стараниям', никто не ломился, поэтому я бухнулась на лавку: ноги подкашивались.

Огляделась. Все осталось на своих местах, как мне запомнилось: большая медная ванна, мягкая мебель для отдыха после омовений, огромное зеркало и фаянсовый таз с водой. Поплескала себе в лицо водой, свежей, кстати. Неужели мой темный побеспокоился? Но ясности мыслям вода не принесла. Может я просто схожу с ума? После той проклятой инициации? Может я все еще сплю? Вот это было бы самым лучшим выходом, а не то... Нет, нет и еще раз нет!

Судорожно вздохнув, я встала, оперлась ладонями о холодную мраморную поверхность подзеркальника и замерла, ощущая, как сердце вновь заходится в неистовом ритме — руки продолжали 'радовать' черным ногтями. Мои собственные руки! Решила поскрести, убеждая себя, что это всего-навсего грязь въелась за три недели путешествия. И тут же вспомнила, что вся, целиком, тоже давно нуждаюсь в воде и мыле, особенно волосы. Сказано — сделано. Тем более в родных стенах мой резерв быстро восстановился, и я с удовольствием воспользовалась возможностями магии для чистки тела и одежды.

Боги, как же давно я об этом мечтала — ощутить себя чистенькой. Конечно, это не в воде искупаться — полного ощущения комфорта не появилось, но стоило силе улечься, пряди черных волос с сухим треском разметались по рукам и спине. Затем, затаив дыхание, проверила ногти, но они так и остались темными.

'Нет! Нет! Нет! Только не это...' — простонала я.

Внезапно между пальцами блеснуло черное пятнышко, стремительно вытянулось в ленточку-змейку, которая, пробежавшись по пальцам, собрала всю 'грязь' с ногтей. Запаниковав еще больше, я трясла рукой, пытаясь стряхнуть эту омерзительную гадость, но она юркнула под рукав рубашки. Я с воплем попыталась задержать 'змейку' у локтя, даже собралась разодрать рукав, чтобы добраться. Но в этот момент поймала свое отражение в зеркале: взлохмаченная, испуганная, с круглыми безумными глазами — как затравленное животное! Не успела 'полюбоваться' загоревшим, обветренным лицом, как по нему тоже побежали черные 'змейки'.

Вопя на все лады, я сдирала эту пакость с себя, впустую шлепая по голове, пытаясь выдрать из волос, стряхивая с одежды. Крутилась вокруг своей оси в бесплодной попытке избавиться от ползающего по мне безобразия. В дверь начали громко стучать жуткие незваные гостьи, о чем-то просили, повергая меня в еще большее безумство. Им вторил Хейго, призывая успокоиться.

Мой вой оборвала стремительно закрутившаяся прямо посреди комнаты воронка. Пока я, отшатнувшись к стене, удивленно хлопала глазами, из нее вышел Хейго в ипостаси хорошо знакомого черного 'плаща'. Тьма развеялась, а он принял человеческий вид. На мое счастье, Хейго выглядел настолько невозмутимо спокойным, что в надежде на скорое спасение я вытаращилась на него, как на воплощение надежности и тепла, продолжая судорожно стряхивать с себя 'змеек', подергиваясь всем телом, словно больная или безумная.

Между золотистых бровей залегла виновато-грустная морщинка, когда он, наконец, попросил:

— Оливия, ягодка моя, успокойся! Я с тобой, все будет хорошо. — Его голос шелестел ласково, нежно. — Не бегай от меня больше. Мы протопили и защитили пока только одно крыло!

Значит, я точно не сошла с ума! И мне это не привиделось, потому что по его лицу тоже скользнула черная 'змейка', впилась в бровь, исчезла, а он даже глазом не моргнул, будто не заметил. Выходит, я стала как они — темной?! О, нет, я так не хочу!..

— Хейго, что происходит? — заплакала я, больше не в силах справиться с жестокой действительностью, отчаянно, по-детски надеясь, что этот мужчина, большой и сильный, как всегда, развеет мои страхи.

Я обняла себя руками, словно так могла защититься от темной напасти. Хейго приблизился ко мне вплотную. Взял за руки, поднес их к своим губам и поцеловал кончики пальцев, затем осторожно, словно фарфоровую, обнял, не обращая внимания на мои жалкие попытки оттолкнуть его.

Дело в том, что я привыкла, слишком привыкла за время похода полагаться на его силу, защиту, а последние три дня млела в его объятьях, даривших столько тепла и приятных ощущений. Вот и сейчас, стоило ему сомкнуть вокруг меня руки, неосознанно расслабилась и тотчас согрелась. Не разумом, а именно сутью и, быть может, душой признала, что Хейго прав: раз он со мной, все будет хорошо. Слезы высохли. И тем не менее, я обиженно стукнула его в грудь кулаком, один раз, второй:

— Это ты виноват! Ты! Я превратилась в исчадие подземного мира! По мне ползают... неизвестно кто...

Невольно заглянула в зеркало и нашла тому подтверждение: по мне продолжают лазать всякие 'гады'.

Хейго прижался щекой к моей макушке, заставив уткнуться ему в грудь лицом. Как обычно зарылся пальцами в волосы у меня на затылке, тут же напомнив, что я лохматая, нечесаная, просто до неприличия, и прошелестел виновато:

— Прости, родная! Если бы ты узнала обо всех особенностях нашего союза раньше, боюсь, сбежала бы в ужасе, забыв о цели кампании. Мы уже сталкивались с подобным...

— Да-да! И не раз! — донесся из-за двери задорный голосок блондинки.

Они там что — остались и подслушивают? А, ладно, пусть их! Даже на почерневшие ногти посмотрела как на неизбежность. Ладно, тоже не смертельно. Наверное, я немного успокоилась, и эта гадость вновь обосновалась на кончиках пальцев. Но проверять догадку в зеркале не отважилась.

— Оли, я хотел тебе рассказать, когда проснешься, сразу, но ты сбежала...

— Да-да! — опять подтвердила блондинка. — Оправдывайся теперь. Дотянул, как и Шейго, до кровати, а если бы вы своевременно рассказывали...

Кажется, блондинку кто-то оборвал, за дверью послышалась возня и ворчание. Хейго, скрипнув зубами, продолжил:

— Прости за то, что принес тебе столько боли и напугал опять. Прости. — Он сжал меня в объятиях, будто я опять собралась убегать. — Оли, я думал, что успею объяснить.

Как всегда, в голосе Хейго я не услышала ни притворства, ни лжи. Обняла его за торс, судорожно всхлипнув:

— Рассказывай!

— Ты видела нас в истинном виде, мы — чистая Тьма. Раньше, когда существовал Риир и разнополые сущности, мы обменивались частью друг друга, проходя слияние. И становились едины, двумя половинками одного целого, обретали стабильную физическую форму, не нуждаясь при этом в постоянном контакте. Мы почти не менялись внешне. Были элементалями... а люди — нет.

— Я помню, мы неровня вам, слабые...

— Вы слабые маги, но душой сильнее любого элементаля, — поправил меня Хейго. — Настолько сильны, что белые кормились людскими душами долгие три года, — это непостижимо, но факт.

— Только тем несчастным людям от этого не легче. Думаю, лучше умереть сразу, чем мучиться столько лет в душевном рабстве, — горько возразила я.

И опять корила себя: моя семья во всем виновата...

— Я говорю как есть, чтобы ты поняла и приняла правду о вас и о нас. — Хейго погладил меня по затылку и вновь забавно почесал за ухом будто кошку.

— Извини, я перебила, — опасаясь, что до сути так и не доберемся, настойчиво поторопила, — рассказывай дальше, пожалуйста.

— Благодаря Тьяне и Лилии и их половинкам Шейго и Сайло, мы выяснили, что процесс слияния риирца с человеком несколько изменился. Риирец по-прежнему обретает устойчивую физическую форму, но в тесном контакте со своей половинкой. Наша тьма проникает в вас, впитывается в тела. Мы в буквальном смысле проникаем друг в друга: ты своим теплом — в меня, а я своей тьмой — в тебя! А те черные разводы на коже, которых ты испугалась — это я... малая часть меня и Тьмы.

— Она слишком холодная, чуть не заморозила меня вчера, — пожаловалась я.

Хейго хмыкнул грустно, потерся о мою макушку щекой и признал:

— В этом холоде мы постоянно обретаемся, ждем свою половинку. Теперь ты понимаешь, насколько ценно ваше тепло, твое тепло. И наше единение для меня.

— Тогда почему ты злился, когда мы в яму свалились? — я храбро посмотрела ему в глаза — то голубые, то от волнения, наверное, темнеющие под сошедшимися на переносице золотистыми бровями.

Слегка наклонив голову, Хейго с каким-то ненормальным удовольствием рассматривал меня, опять заставив вспомнить о неподобающем принцессе Цветанской виде.

— Я уже говорил, что не злился на тебя. Это ярость Тьмы, нестерпимое желание завершить слияние и согреться. Завладеть тобой, стать цельным. Но я бы тебя изменил, наши спутники были правы: этого нельзя было допустить, иначе дворец мог не узнать тебя. Рассказывать, что происходит в момент слияния, мы не стали сознательно, из прошлого опыта зная, как люди воспринимают последствия связи. А ловить тебя наперегонки с тварями и белыми, расстраивать еще больше, мы не хотели. Опасались...

— Да, но ты мог хотя бы рассказать о нюансах этого ритуала до слияния! — не согласилась я. — И уже во дворце! А ты?! Ты свалил меня прямо на пол в подвале, среди трупов сразу после закрытия портала... как варвар после взятия крепости.

— Достаточно! — виновато попросил Хейго. — Прости! Признаю свои ошибки, а лежачего не бьют.

— Да-а-а?.. И откуда эта пословица? — я подозрительно уставилась на него. — За такие ошибки не только бьют, но еще и потоптаться можно!

— Люди так на юге говорят, — неожиданно широко улыбнулся Хейго. — Еще я знаю: когда человеку плохо даются извинения из-за бедного словарного запаса, он хочет как можно быстрее завершить неприятный разговор о своих ошибках.

Я не выдержала и хихикнула: ох уж мне эта честность темных. Хоть плачь, хоть смейся, жаль, над собой. Их-то не изменить!

— Возьму на заметку! — пообещала я, хитро усмехнувшись.

— Не стоит, — мотнул головой Хейго.

— Стало быть, тебе можно прикидываться 'лежачим', а мне нельзя?

— Нет, мы теперь неразлучны как в прямом, так и переносном смысле. Мы же рассказывали, что наши семейные союзы очень тесные. По вашим меркам и по мнению Тьяны и Лилии, — чересчур.

— Ясно... — протянула я.

— Поэтому все наши ошибки будут обоюдными. А топтаться бессмысленно, поскольку ты будешь в полной мере ощущать мои чувства и эмоции, а я — твои. Пока слабо, но со временем как свои.