Ни капли!
Злобно рыча, Ленка запустила бесполезной тарой в пялившегося на неё Феба.
Тот увернулся.
— Ты бы оделась, предсказательница, — потухшим голосом сказал он. — Кто же ты такая? Что же ты такое?
На его лице отразилось нечеловеческое страдание. Ленке отчего-то совестно стало.
— Я не могу... Не могу даже играть. Мазня какая-то на кифаре, а не музыка, — пожаловался Феб.
— Может, ты перепил? — прохрипела пифия Афиногенова.
Ей стало стыдновато: она действительно была абсолютно голой. «Раздел, значит, любовничек», — смекнула она похмельным мозгом. Накинула хламиду, почувствовала себя более приличной дамой.
— Ну и зелье у тебя, бог, — промолвила она, морщась. — Сначала словами не передать, как здорово. Но сейчас... Это самый острый бодун в моей небольшой жизни.
— Ты была очень смешной, — пробурчал Аполлон.
— И потому ты меня отверг? — бросила ему спасательный круг Ленка.
— Да. Нет. Ну, отверг. Да. Потому что смешная. Точно. До сих пор, как вспомню... Ха-ха. — Аполлон поднял с пола кифару. — В общем, как-нибудь в следующий раз и без выпивки.
И сребролукий потускневший бог солнца вознёсся на небеса.
— Он улетел, но обещал вернуться, — не вполне добро улыбнулась Елена Дельфийская, глядя в чёрный прямоугольник огромного оконного проёма.
Постепенно глаза привыкли, и студентка увидела звёзды. Звёзды ей лукаво подмигивали.
Ленка улыбнулась, и тут резкий звук, раздавшийся сзади, напугал её так, что она чуть не вывалилась в оконный проём. Обернувшись, студентка увидела в углу захрапевшую некстати Сивиллу. Отставная пифия, приставленная Эпиметеем к Елене Дельфийской, как всегда, накушалась в дровишки и несла свою службу в бессознательном состоянии.
Ну, и как спать под такой аккомпанемент?!..
XXV
Толстой описывает Софью неслабой женщиной.
Из сочинения.
Не понравился ретейский порт Аполлону Ромашкину, категорически не понравился.
Всё-таки, парень был ещё крайне слаб, поэтому тройной удар вони, шума и толкотни застиг его врасплох. Уголовные рожи здешних мужиков, которые нагло пялились на Клепсидру, внушали активное недоверие: эти висельники способны на всё.
Задорная ругань хозяев, отповеди рабов, бойкая речь торгующихся контрагентов... Запах тухлятины... Адская жара...
— Меня сейчас вывернет, — пробормотал Аполлон и незамедлительно претворил проанонсированное в жизнь.
Пацан сказал, пацан сделал, как говорится.
— Ты блеванул на мою рыбу! — тут же заорал ему в ухо какой-то хриплый бандит. — Плати!
Ромашкин отдышался, поднял взгляд на крикуна. Да, громила тот ещё, выше самого Аполлона, хотя тут все были ниже него ростом. А морда какая протокольная... Видимо, рыбак, но, вероятней всего, подрабатывает грабежом. Парень начал слегка заводиться, только решил сначала найти общий язык:
— У тебя есть лодка?
— А тебе на кой?
— Мне надо в Дельфы, причём быстро. Оплата щедрая.
Рыбак заржал:
— На моей посудине разве что к Посейдону на потеху успеть можно. Да и заблюёшь ты мне всё, раз ещё на подходе к морю живот слабнет. Плати за рыбу и проваливай.
Клепсидра ткнула локтем Ромашкина в бок, показала взглядом, мол, погляди на рыбу-то. Как оказалось, барыга назвал рыбой тухлые головы и кишки, валявшиеся кучкой возле замызганных корзин.
Аполлон завёлся. Мелькнула мысль, дескать, слабоват ты ещё собачиться с каждым встречным-поперечным, но бешенство уже вело парня дорогой героя.
Он не стал вступать с рыбаком в полемику, а просто собрался с силами и толкнул его в грудь. Задумка была уронить наглеца, ведь за его пятками лежал немаленький булыжник. Рыбак приземлился бы на корзины, а Ромашкин со спутницей проследовали бы дальше. Однако в реальности всё пошло чуть-чуть не так. Самую малость.
Рыбак стартанул, будто его локомотив ударил. Даже орать не сразу начал. Пролетев над рядами тюков и удивлёнными людьми, он плюхнулся в воду, чуть-чуть не дотянув до борта военной ладьи.
Событие привлекло всеобщее внимание, заинтересовался и экипаж судна.
— Думаю, это Аполлон! — донесся до ушей Ромашкина знакомый голос. — Привет, хитромудрый чужанин!
На корабле стоял Одиссей собственной персоной.
— Здравствуй, царь Итаки! — крикнул студент. — Не ожидал тебя здесь встретить! Тебе же, насколько я понимаю, надо в другую сторону.
— Путь домой извилист и непрост. — Лукавый Одиссей развёл руками. — Произошло много всего, а сколько ещё предстоит... Поднимайся к нам, будь моим гостем. Да заодно познакомь с прекраснейшей из женщин. Умеешь, умеешь, тихоня, завидую...
Клепсидре Одиссей тоже понравился, это Аполлону было очевидно. А может быть, она решила ухватиться за царя Итаки как за шанс улизнуть из Ретея.
Рыбаку помогли вылезти из грязной портовой воды на берег, а Ромашкин и спутница почти поднялись на борт боевого корабля.
«Ловко я этого биндюжника, — мельком подумал студент, — откуда только мощь такая взялась... Я как терминатор!»
&nbnbsp; Он тут же споткнулся на трапе и едва не искупался сам.
Попав в стальные объятья Одиссея, Ромашкин приготовился умирать от множественных переломов рёбер, обломки которых пропороли бы его лёгкие, но как ни силился хитрый царь, как ни стучал он по спине парня кулаком, больно не сделалось. Чтобы не показаться невежливым, Аполлон чуть приобнял Одиссея в ответ, и тот вскликнул:
— А ты стал сильнее, чужанин! Не задави меня, медведь, ещё столько прекрасных дев не испытали счастья познакомиться со мной! — Тут внимание хозяина переключилось на Клепсидру. — Представь же мне эту обворожительную красавицу среди красавиц!
— А тебя дома разве не ждёт... — Парень получил оглушительный дружеский хлопок ладонью по спине.
— Ждёт меня уйма дел, конечно! — перехватил инициативу царь Итаки. — О, прекрасная богиня, притворившаяся смертной, так как этот чужестранный варвар не имеет понятия о такте, представлюсь сам. Одиссей, просто Одиссей.
— Клепсидра. — Вид девушки являл собой эталон кротости и женственности.
— Думаю, море должно насторожиться! Если ты воруешь воду так же сильно, как сильна твоя красота, то наверняка сможешь украсть всю!
По мнению Аполлона, комплимент получился на троечку, но сработало — поплыла девка, разомлела. Ну и мирок. Ну и нравы.
«Да ты ревнуешь!» — совершил открытие студент, вспомнил о Ленке Афиногеновой и мгновенно успокоился.
Позже, во время радушного застолья, организованного прямо на палубе, владетель Итаки коротко обрисовал, чем закончилось разграбление Трои и как разъехались по домам победители. Ромашкин догадался: Одиссей решил слегка удлинить свой путь в родной город, потому что хотел оттянуться. Смутно припомнилась история странствий древнегреческого героя. Путь домой, к жене Пенелопе, растянулся на десять, кажется, лет, при этом Одиссей успел подолгу пожить с разными дамами. В общем, мифы в главном не врали.
Сам хозяин корабля целиком был поглощён обхаживанием Клепсидры, это устраивало Аполлона — он почти не ел, совсем не пил вина и тихо наслаждался отдыхом, подрёмывал.
Когда он проснулся, небо было хмурым, палубу качало, греки слаженно работали с парусами, а Одиссей, галантно обнимавший млеющую Клепсидру за плечи, стоял на корме и отдавал приказы.
Вокруг было неспокойное море.
Ромашкин подскочил на ноги.
— Куда мы плывём?!
— А, проснулся! — радостно воскликнул царь Итаки. — Ну, ты горазд к Гипносу отъехать! Ладно, чужанин, не дуйся, Клепсидра рассказала, какую в тебе дырку проделали, ха-ха!
— Куда мы, Цербер тебя укуси, плывём? — повторил вопрос Аполлон.
— Ух, как ты осерчал! — Одиссей улыбался так, что хотелось ему врезать по всем тридцати двум отличным зубам. — В Дельфы плывём, куда же ещё? Я же говорю, Клепсидра всё рассказала.
Парню стало совестно.
— Так ты из-за меня...
— Нет-нет, — перебил грек. — Мне надо поклониться храму твоего тёзки, получить предсказание, на рынке в Ретее судачили, будто там появилась некая сильная пифия, так что всё попутно.
«Надо же, как всё удачно складывается!» — порадовался Аполлон Ромашкин и думал так целый час, пока не начался настоящий шторм.
Гефест явился к Гере весь в копоти и злой. Он мастерил очередную версию железного человека, который никак ему не давался. То есть, получался неизменно человек, притом железный, вот только никак не оживал.
Плешивоголовый бог-кузнец предстал перед Герой в той же комнате, где она недавно отчитывала Феба. Хромой на левую ногу Гефест поприветствовал мать и уселся на скамью. Гера подошла к нему и устроилась рядом.
— Сын мой, я обеспокоена, — сказала она, обнимая кузнеца, как не обнимала его, когда он был мальчиком. — Твои причуды, твои изыскания... Ты отдалился от нас. Какие мысли мрачат твоё чело? Какие идеи бродят в твоей умной и пытливой голове?
— Есть задачка, — нехотя ответил Гефест. — Железный человек. Пока не получается.
— Который уже век ты над ним бьёшься?..
Сын пожал плечами.
— Третий, вроде бы. Зачем ты меня позвала из мастерских, царица над богами, и где отец?
— Мойры говорят, громовержец скоро вернётся.
В подёрнутых поволокой задумчивости глазах Гефеста появился интерес:
— Неужели ты ходила к мойрам?! Какая катастрофа должна была случиться, чтобы ты к ним снизошла?
— У нас появились новые, могущественные враги. И они грозят разрушить наш мир.
— Хм... Это не титаны, раз ты назвала их новыми. И не гекатонхейры. Очередная армия чудовищ?
— Их всего двое. И с одним из них ты виделся.
— Я?! — Гефест непонимающе уставился на мать.
— В полотне судьбы я разглядела, что ты мельком виделся с чужаком. В Трое. В ночь её падения.
— А, Троя! — Бог-кузнец оживился ещё больше. — Веришь-нет, я прилетел туда посидеть в тишине и поразмыслить над секретом жизни и смерти, а там именно в эту ночь и началась резня! Анекдот какой-то... Хоть из дома не выходи.
Гефест помолчал и продолжил:
— И действительно, там была странная встреча, но я не придал ей значения. Железный человек полностью поглотил мои мысли. Мне показалось, будто меня разыграл кто-то из наших. Я протянул руку смертному, чтобы он залез ко мне, на крышу небольшого дома, но вес его оказался намного больше, чем надо. Будто он один из нас... Ты же знаешь, они все смеются надо мной. Ты и сама смеялась, когда я тут без нектара тупил... — Гефест поднял руку, сигнализируя, чтобы мать не перебивала. — Поэтому я не стал дожидаться окончания розыгрыша и вознёсся в мастерские. Теперь я вижу, что встретил тогда чужака.
— О чём вы говорили? — мягко поинтересовалась Гера.
— Да ни о чём. Парой слов перекинулись. Он попросил помощи, я дал ему руку и упал с крыши. Удивился, подумал недоброе и улетел. Я хотел побыть один...
Гера потрепала его по плечу.
— Ничего, сын. Всё нормально. Всё-таки ты у меня не от мира сего, и это так трогает... — Богиня сжала плечо Гефеста так, что ногти проткнули кожу, и выступила кровь. — Но мамочка, кончено же, помнит, гадёныш, как ты отомстил ей, подарив золотой трон-ловушку. Поэтому мамочка не верит в твою историю, хитрый ты хорёк!
Бог-кузнец напряг стальные мускулы, и ногти Геры вышли из его плоти, один сломался.
— Мне нет смысла врать тебе, злопамятная моя родительница, — спокойно сказал Гефест. — Если бы ты не отвернулась от меня, уродливого младенца, разве мне пришлось бы напоминать о своём существовании столь забавным образом? Я не знаю, что это за чужак. Но часть меня говорит: коль он несёт погибель нашему мирку, полному взаимной лжи и ненависти, то вправе ли мы ему мешать?
Гера отстранилась от сына, поднялась со скамьи, отошла к окну. Стряхнула кровь с нервных пальцев. Скрестила руки на груди, задумчиво покачиваясь вперёд-назад. Тучи, окружающие Олимп показались богине ещё более грозными и тяжёлыми, чем обычно.
— Что же говорит тебе другая твоя часть, сын мой? — нарушила она молчание.
— Другая, более разумная часть меня... молчит. У неё мало сведений для того, чтобы отверзать уста, знаешь ли.
— Угроза реальна! — воскликнула Гера почти в отчаянье.
Гефест усмехнулся:
— Мы чересчур долго жили без войн, чтобы оставаться спокойными перед лицом внезапной угрозы. Но мир достаточно крепок, чтобы его не разрушили два равных нам существа. Я буду в мастерских. Если понадобится, готов сражаться с теми, кто угрожает тебе, мама.
Верховная богиня вздохнула и повернула голову к сыну.
На скамье никого не было.
Далеко не сразу Гера вышла в пиршественную залу. Там царила привычная пьянка. Появились и Афродита с Аресом.
Богиня любви заметила появление Геры и устремилась к ней, протягивая пояс.
— Возвращаю тебе эту драгоценную вещь, — проворковала блудница. — Она оказалась бессильна перед лже-Аполлоном.
— Зато он оказался бессилен перед моим верным клинком! — выкрикнул Арес, выхватывая из ножен короткий меч.
Потрясая грозным оружием, бог несправедливой войны победно взирал на всех, будто победил сто чудовищ, а не заколол отвлёкшегося щуплого чужака в спину.
Гера забрала пояс и подала знак Афродите: посиди со мной, расскажи, как всё было. Расторопная Геба поднесла пару больших чаш, наполненных нектаром.
Богиня любви без преуменьшений поведала Гере о провале своей совратительной миссии и с гордостью рассказала, как муж проткнул незадачливого чужанина.
— Возрадуйся, славная супруга Зевса, ибо меч Ареса проколол сердце врага и вышел с другой стороны! Я знаю — именно сердце. Было много крови, она выходила из лже-Аполлона обильными толчками и залила весь пол.
— Звучит замечательно, и я тебе верю, — ответила Афродите Гера. — Только почему же тогда мойры не прислали мне весть о кончине врага?
— Забыли, может быть? — Богиня любви невинно захлопала глазами.
— Нет, Пеннорождённая, у нас уговор... Вы все легкомысленны. Мойры по-настоящему боятся за жребий нашего мира. Постарайся вместить эту мысль в свою пустую головёнку. — Гера по-матерински поправила прядь, упавшую на лицо Афродиты. — Слишком уж растряс пылкий Арес твою бестолковку, как я погляжу.
Верховная богиня поцеловала Афродиту в лобик и отпустила к мужу.
И в который раз тяжко вздохнула: «Скорей бы вернулся мой».
XXVI
Надо стараться все делать хорошо:
плохо оно само получится.
Андрей Миронов
Над солнцелюбивыми Дельфами к утру собрались облака. Небо затянуло невесёлой серой поволокой, ветер мёл улицы, гоняя по ним мусор и песок. Погодка портилась, по морю бегали барашки, лодки качало, а кошки усиленно умывались, пророча дождь.
