Эти бессмертные

Зачесалась задница. Почесываясь, Павел осторожно покопался в памяти о вчерашнем. Нет, Бригитта успела вовремя, это точно. Никаких сомнений. И незачем так волноваться из-за того, чего удачно избежал, не надо уподобляться пуганой вороне, что теперь и куста боится.

Жаль, что в комнате, отведенной рабу-демону, нет окон. Как было бы здорово высунуться наружу, да и запулить в ясное небо огненную струю сплошного файрбола. Типа, салют в честь первой победы потрясателя. Еще десять тысяч побед, и весь мир будет наш.

Павел размял руки и попробовал сложить пальцы поочередно во все три заклинательных жеста. Вроде получается, хотя правая рука побаливает. Не стоило с такой силой бить этого пидора, еще чуть-чуть, и пальцы на руке тоже сломал бы, а медицины здесь нет, воители лечат раны магией, а простолюдинам медицина вообще не положена, их не лечат, а зачищают. Надо будет, кстати, узнать при случае, как пользоваться лечебной магией, а то неприлично получается: называешься потрясателем вселенной, а простейшими заклинаниями не владеешь.

Несмотря на то, что часов у Павла не было, он был уверен, что вот-вот наступит время завтрака — за дни, что Павел провел в этом мире, у него выработалась привычка просыпаться в одно и то же время. Пора выходить из комнаты и идти на завтрак, но подойти к двери и толкнуть ее было страшно. Пожалуй, зря он вчера сразу залег спать, как только боевое возбуждение ушло и навалилась усталость, не только физическая, но и внутренняя, магическая, от множества сотворенных заклинаний. Это было слишком беспечно, ему повезло, что он еще жив. Хорошо, что в замке сейчас нет безземельных воителей, они все ушли вместе с Людвигом. А то пришли бы к нему ночью и покарали не в меру наглого раба, возомнившего о себе невесть что.

Павел решительно толкнул дверь, вышел в коридор и чуть было не налетел на Флетчера, согнувшегося в низком поклоне.

— Приветствую нового повелителя! — провозгласил мастер расчетов. — Я был бы счастлив, если бы ваше высокоблагородие соблаговолило позволить мне присутствовать при вашем завтраке. Если бы мне было позволено, я был бы счастлив обсудить с новым повелителем некоторые неотложные вопросы.

— Конечно, Флетчер, — кивнул Павел. — Пойдем, позавтракаем вместе. А почему ты называешь меня высокоблагородием? Я теперь считаюсь бароном?

— Да, мой повелитель, — ответил Флетчер. — Победив сэра Трея, ваше высокоблагородие делом доказало права на титул барона. Вашему высокоблагородию нет нужды сомневаться в законности этого титула.

Павел довольно рассмеялся.

— Кажется, дела обстоят не так плохо, как мне казалось, — сказал он. — Не так ли, Флетчер?

— Не смею предполагать, что именно казалось вашему высокоблагородию, — ответил Флетчер и замолчал.

Они подошли к обеденному залу, у входа в зал стояла Бригитта, при виде Павла она склонилась в поклоне, не столь низком, как у Флетчера, но все равно весьма почтительном.

— Приветствую повелителя, — сказала она.

— И тебе привет, девочка моя, — ласково улыбнулся Павел. — Пойдемте к столу. А почему там только одна тарелка?

— В этом замке сейчас присутствует только один воитель, — объяснил Флетчер. — Поскольку я не получал указаний о том, какие рабы достойны присутствовать при трапезе вашего высокоблагородия...

— Оставь высокие слова, Флетчер, — оборвал его Павел. — Прикажи, пусть тебе и Бригитте принесут приборы. И присоединяйся к трапезе.

Через минуту запыхавшаяся служанка притащила еще две тарелки и трапеза началась. Впрочем, это сложно было назвать трапезой — на Земле еда в "Макдональдсе" и то вкуснее. Каша из непонятной крупы, отдаленно похожей на перловку, без мяса, без соли и почти без масла. Об утреннем кофе в этом мире не слышали, да что говорить, здесь даже о йогуртах не слышали.

— Флетчер, ты что-то хотел обсудить, — сказал Павел. — Давай, начинай. И не надо именовать меня высокоблагородием, называй просто по имени.

— Хорошо, Павел, — кивнул Флетчер. — Мне это непривычно, но я постараюсь. В первую очередь я бы хотел спросить повели... гм... спросить вас, Павел, если мне будет позво... гм... В общем, я хотел бы спросить, собирается ли ваше высоко... собираетесь ли вы, Павел, бросать вызов лорду Хортону?

Павел чуть не поперхнулся кашей.

— А это точно надо? — ответил он вопросом на вопрос. — Вообще-то, не собираюсь, даже боюсь, честно говоря. Кто я и кто Хортон? Да он меня одним пальцем разотрет. Или я не прав, Флетчер?

— Скорее всего, ваше высо... гм... Скорее всего вы правы, Павел. Но тогда возникает следующий вопрос — как пове... как вы собираетесь объясняться с лордом? Граф Хортон вернется послезавтра, вести о вчерашних событиях еще не достигли его, но сегодня к полудню достигнут. Его сиятельство будет очень разочарован.

— Почему? — спросил Павел. — Он так хорошо относился к этому солдафону?

— Нет, — покачал головой Флетчер. — Лорд Хортон совсем не любил сэра Трея. Однако до вчерашнего вечера сэр Трей выступал от имени лорда Хортона, был как его глаз и его рука. Выколов его сиятельству глаз и оторвав руку, вы нанесли ему оскорбление.

2

В мир пришел новый рассвет, знаменующий начало новой эры — эры потрясений. Пророчества сбываются, потрясатель вселенной пролил первую кровь. Скоро, совсем скоро пути судеб переменятся, первые станут последними, последние станут первыми, и ничто и никто не останется неизменным.

Бригитта была счастлива. Ее душа была чиста и незамутнена, путь ее судьбы был прям и прозрачен. Впервые за немногие годы, прошедшие с тех пор, как она вышла из возраста детства, никакие заботы, печали и тяготы не омрачали ее сознание, все вокруг и внутри нее было просто и понятно. Бригитта всегда знала, что живет для того, чтобы служить повелителю, но никогда раньше ее служба не была так значима и почетна. В самом деле, что может быть достойнее и почетнее, чем стать матерью детей потрясателя вселенной, основательницей рода, который будет править империей в наступающей эпохе!

Шея опухла, синяки от пальцев мастера смерти проступили во всей красе. Говорить было трудно, Бригитта даже немного охрипла, но физические неудобства не мешали ей быть счастливой. Боль в шее, боль в пояснице, превратившейся в один большой синяк, боль в спине под лопаткой, где, кажется, нагноилась царапина — все это ерунда, главное — счастье от принятого и понятого предназначения.

Весть о смене повелителя широко разнеслась по замку. Рабы уже знали, что демон победил барона Трея, и догадывались, что Бригитта имеет к этой победе какое-то отношение. Служанки смотрели на нее с ужасом, как будто ее тело занял холодный оборотень. Это веселило Бригитту.

Она вышла к завтраку заранее, она не должна опоздать, потрясатель вселенной должен получить почести, положенные новоиспеченному барону. Не следует обижать его, пусть сполна насладится первой победой. И когда лорд Павел подошел к обеденному залу в сопровождении Флетчера, Бригитта склонилась в поклоне и произнесла предписанные обычаем слова.

— Приветствую повелителя, — сказала она.

Павел ласково улыбнулся и ответил:

— И тебе привет, моя девочка. Пойдемте к столу.

Он пожелал разделить трапезу с Бригиттой и Флетчером. Они ели кашу и обсуждали неотложные дела, точнее, обсуждали Павел и Флетчер, а Бригитта слушала и наслаждалась беседой мудрых мужчин. Местами она негромко хихикала, потому что Павел велел Флетчеру называть его просто по имени, а Флетчер все время сбивался и пытался проименовать повелителя полным титулом. Каждый раз Флетчер смущался и мычал нечто неразборчивое, это было забавно.

А потом Павел вдруг нахмурился. Бригитта обеспокоилась и прислушалась к разговору внимательнее. Флетчер говорил:

— До вчерашнего вечера сэр Трей выступал от имени лорда Хортона, был как его глаз и его рука. Выколов его сиятельству глаз и оторвав руку, вы нанесли ему оскорбление.

— Это плохо, — ответил Павел на эти слова. — Я не хотел оскорблять графа, это получилось само собой. Глупо получилось.

В глубине души Бригитта возмутилась. Как смеет потрясатель вселенной критиковать самого себя? От самокритики недалеко до неверия в собственные силы, а это потрясателю строго противопоказано. Надо будет при случае намекнуть ему, чтобы верил в свое предназначение и не сомневался ни в чем. Только намекать надо осторожно, а то расстроится и засомневается еще сильнее.

— Я не хочу бросать вызов графу Хортону, — продолжал Павел. — Ни сейчас, ни когда-либо в будущем. А сейчас я вообще не готов сражаться, даже если он нападет. Мне нужно время, чтобы освоиться с новыми знаниями, отработать навыки применения заклинаний. Вчера мне повезло, но в следующий раз может не повезти. Насколько я понимаю, Хортон намного сильнее и опытнее Трея.

— О да, — сказал Флетчер. — На два дня пути во все стороны нет воителей, способных на равных сражаться с лордом Хортоном. Кое-кто полагает, что у нашего повелителя достаточно силы даже на то, чтобы бросить вызов герцогу Хину. Не думаю, что вам будет разумно вызывать лорда Хортона на бой. Если бы мне было позволено советовать повелителю, я бы порекомендовал вам временно покинуть замок. У лорда Хортона будет время, чтобы спокойно разобраться во всем, успокоиться и принять взвешенное решение. Ему проще будет сохранить лицо, если он откажется от боя по зрелом размышлении, а не при первой встрече с вашим высоко... гм... с вами. Иначе другие воители могут обвинить его сиятельство в трусости, подумать, что граф испугался сразиться с захватчиком.

— Захватчик — это я? — уточнил Павел. — А я и не знал, что в вашем языке есть специальное слово для таких, как я. Я думал, воители повышаются в звании только по приказу повелителя.

— Обычно так и бывает, — согласился Флетчер. — Но иногда повелитель ошибается и не дает сильному воителю титула, соответствующего его достоинствам. Тогда обиженный восстанавливает справедливость самостоятельно. Но так происходит редко и это считается упущением повелителя.

— Понятно, — сказал Павел. — Значит, так и решим. Я возьму с собой Ивернеса и Бригитту, и уйду, например...

Флетчер неожиданно закашлялся.

— Прошу простить меня, но я не уверен, что вам следует сообщать мне место, куда вы собираетесь удалиться. Лорд Хортон по-прежнему остается моим повелителем. Когда он вернется в замок, он спросит меня, куда ушел захватчик, и мне придется ответить. Может получиться так, что лорд Хортон, ослепленный гневом, примет ошибочное решение зачистить вас.

— Ты считаешь, зачистить меня — это ошибочное решение? — спросил Павел.

— Конечно, — ответил Флетчер. — Прошу понять меня правильно, я не верю в легенду о потрясателе вселенной, я не считаю, что вам суждено низвергнуть империю в пучину бедствий. Пророчества могут сбываться, но могут и не сбываться, и несбывшихся пророчеств куда больше, чем сбывшихся. Я считаю, что, планируя будущее, надо руководствоваться не древними легендами, а собственным разумом. А мой разум подсказывает мне, что ваш необычный талант заслуживает пристального изучения. Когда лорд Хортон преодолеет естественный гнев, он поймет, что вы заслуживаете не зачистки, но возвышения.

Последние слова Флетчера породили в душе Бригитты какую-то неясную тревогу. Ощущение счастья, заполнявшее ее со вчерашнего дня, не то чтобы поколебалось, но...

— Куда уж мне возвышаться? — улыбнулся Павел. — Разве бывают титулы между бароном и графом?

Новый внутренний толчок. Бригитта поперхнулась кашей, закашлялась, потянулась за водой в кружке и сделала большой глоток. Стало легче. Но в глубине души начало шевелиться что-то неясное, похожее на червь сомнения, но не являющееся им, что-то другое...

— Нет, не бывают, — покачал головой Флетчер и снова улыбнулся. — Но лорду Хортону вряд ли суждено носить титул графа до конца своего пути. А когда лорд возвысится...

Третий толчок смел все внутренние преграды, сорвал с разума пелену заклинания, и Бригитта снова стала сама собой. Она посмотрела в свою память и ужаснулась увиденному.

— Демон! — закричала она. — Что ты сделал со мной, паскудный демон?! Будь ты проклят!

3

Утренняя прохлада сменилась дневным зноем, полуденное солнце жгло непокрытые головы и опаляло обнаженные руки. Предыдущее путешествие Павла в Фанарейскую волость проходило намного легче, тогда в составе отряда были маги, управляющие движением облаков. Это заклинание считается пустяковым, им владеет каждый воитель. Павел, скорее всего, был первым бароном в истории этого мира, неспособным защитить себя от палящего солнца. Неприятно, но что уж поделаешь...

Узкая и едва заметная тропинка, соединяющая Муралийский замок с Фанарейским, превратилась в широкую и хорошо утоптанную дорогу. По словам Флетчера, три тысячи холопов прошли по ней, занимая участки, освобожденные в результате тотальной зачистки. Вот и сейчас метрах в двухстах впереди неспешно тащилась небольшая группа холопов, человек примерно десять. Павла удивило, что они шли налегке, не неся на себе никаких вещей или припасов. Но если вдуматься, ничего удивительного нет — придя на новое место, они найдут все необходимое, а поголодать один день холопскому организму несложно, они к этому привычные. Также Павла поначалу удивляло, что рядом с дорогой относительно чисто, как будто бредущие стада холопов не испытывают естественных потребностей. Но загадка решилась просто — холопам положено облегчаться только на поля, справлять нужду на неплодородной земле считается не то чтобы преступлением, но очень неприличным поступком.

Но все это ерунда, гораздо сильнее Павла беспокоила Бригитта. Утром за завтраком внезапно распалось заклинание, наложенное на ее психику, девушка избавилась от наваждения и вернулась в свою привычную систему понятий. Она осознала, что совершила непростительное преступлением, а то, что она была под заклинанием, подавляющим волю, не настолько смягчает ее вину, чтобы избежать зачистки. За один день Бригитта превратилась из привилегированной рабыни, будущей родоначальницы новой породы воителей, в презренную преступницу, заслуживающую лишь смерти.

Впрочем, нынешний статус Бригитты был весьма спорным. Если граф Хортон признает Павла своим вассалом, подарит ему любимую рабыню и закроет глаза на то, что Бригитта лишилась девственности до этого момента, а не после, преступление Бригитты перестанет быть преступлением. Ивернес полагал такой поворот событий весьма вероятным. Потому что Павел — не только преступник, но и обладатель набора заклинаний, среди которых могут быть неизвестные Хортону. А в такой ситуации Хортону удобно по-хорошему договориться с Павлом — если он атакует и победит, доступ к заклинаниям из книги барона Хайрона будет безвозвратно потерян. Если Хортон найдет способ вступить с Павлом в переговоры, не роняя своего графского достоинства, Павел сможет получить от графа официальное подтверждение баронского титула и впридачу к нему удел покойного Трея.

Однако Ивернес считал несущественным, пойдет ли Хортон на Павла войной или попытается договориться миром. Ивернес был убежден, что Павлу суждено потрясти вселенную до основания, что назревающий конфликт с графом Хортоном станет всего лишь мелким и незначительным эпизодом в начале пути потрясателя вселенной. Потрясатель должен осознать свои силы, собраться с духом, выработать стратегию и начать претворять ее в жизнь, а как и в каком порядке он будет это делать — неважно, окончательный итог деяний Павла предрешен древним пророчеством. От собственной воли демона почти ничего не зависит, он лишь центральная фигура пророчества, актер, играющий главную роль в пьесе, написанной кем-то другим. Какое-то время Павел думал, что "ду ду ду ду ду" подействовало не только на Бригитту, но и на Ивернеса, но на прямой вопрос мастер смерти ответил, что верил в потрясателя всегда, еще до встречи с Павлом. Похоже, тут дело не в заклинании, а в изначальной склонности Ивернеса к фанатизму, почти что религиозному, причем Павлу в этой фанатической системе уготована роль как минимум пророка, а то и бога. Это понемногу начало напрягать Павла, особенно его напрягали длинные речи Ивернеса, которыми он старался воодушевить потрясателя вселенной.