Эти бессмертные

От воспоминания о перенесенной жестокости Бригитту передернуло. Рука Людвига, обнимающая ее плечи, слегка напряглась. Бригитта разместилась поудобнее и положила голову на плечо возлюбленного.

— Не бойся, девочка, — сказал Людвиг. — Все страшное позади, теперь все будет хорошо. Я тебе обещаю.

— Нет, — возразила Бригитта, — хорошо не будет уже никогда. Спасибо, что успокаиваешь меня, но ты говоришь неправду, со мной больше не будет все хорошо. Я осквернена...

Людвиг напрягся, и Бригитта пожалела, что произнесла вслух это слово. Ему тяжело слышать это, он страдает — его возлюбленной пришлось перенести жуткое унижение, а он не смог ни помочь, ни даже отомстить. Хотя отомстить-то он смог бы, если бы осмелился. Да и сейчас еще не поздно, надо всего лишь собрать воедино внутреннюю силу, совершить нужные ритуальные действия, произнести сопутствующие слова и нанести магический удар, внезапный и безжалостный. Наплевать на все правила поединка, их нельзя принимать к тому, кто не соблюдает никаких правил! Убить, уничтожить гнусную тварь, выползка из чужого мира, он, видите ли, собрался потрясти вселенную. Нет уж, потрясай свою, нам здесь никаких потрясений не нужно!

— Не волнуйся, милая, — повторил Людвиг. — Все будет хорошо.

— Ничего не будет хорошо, — сказала Бригитта и эти слова прозвучали так злобно, что она сама удивилась этому. — Я думала, ты настоящий воитель, а ты трус, ты не боец, а...

В последний момент она осеклась, слово, которым не в меру наглые рабы называли ее любимого, так и не сорвалось с ее губ. Но Людвигу не нужно было его слышать, он и так знал, о чем она подумала. Те, кто любит и любим, редко нуждаются в словах, чтобы понимать друг друга.

Людвиг начал отстраняться, намереваясь встать. Его дыхание стало редким и размеренным, он сосредотачивал внутреннюю силу. И в этот момент перед внутренним взором Бригитты предстала страшная картина — ее любимый катается по окровавленной траве, зажав руками пустые глазницы, а страшный в своей невозмутимости Ивернес довершает начатое, потому что демон, видите ли, не желает пачкать руки.

Бригитта прижалась к Людвигу всем телом, повисла на нем, останавливая начавшееся движение и не давая подняться.

— Нет, милый, — шептала она, — не надо, не делай этого. Я люблю тебя таким, какой ты есть, не надо доказывать свою любовь, я и так в нее верю. Не позволяй мне потерять тебя навсегда, я не перенесу разлуку с тобой. Я чуть не сошла с ума, когда ты лежал передо мной, когда смотрел в небо пустыми глазами, я держала твою руку, но не могла проверить пульс, потому что я умерла бы, если бы его не нашла. Мне незачем жить без тебя, для меня нет никого, кроме тебя, во всем мире нет никого, кто мне дорог, как ты, не оставляй меня никогда...

Людвиг снова сел и расслабился, он попытался скрыть облегчение, но от Бригитты оно не укрылось. Да, ее любимый труслив и, в общем-то, жалок, но он хотя бы не отстраняется от ее оскверненного тела и изнасилованной души. И спасибо ему за это.

— Ты забыла еще одного воителя, который тоже любит тебя, — сказал Людвиг. — Лорд Хортон любит тебя ничуть не меньше, чем я.

Бригитта всхлипнула.

— Повелитель никогда не простит меня, — сказала она. — Я не оправдала его доверие, не сохранила в чистоте ни тело, ни душу. Я приняла семя демона, я радовалась этому, я была счастлива, его магия напитала меня наркотиком. Я ничего не соображала, но это не извиняет меня. Я его предала.

Людвиг прикоснулся кончиками пальцев к ее щеке и осторожно повернул ее голову к себе.

— Глупая девочка, — сказал он, глядя ей в глаза. — Лорд любит тебя не за сыновей и дочерей, что ты ему родишь. Он любит тебя ни за что, просто так, просто потому что любит. Любовь не нуждается в причинах или оправданиях, она существует сама по себе. Лорд Хортон не отвергнет тебя, он...

Людвиг отвернулся от нее и мрачно посмотрел в ту сторону, где в зарослях кустов скрывались демон и раб. Бригитта понимала, о чем он думает — повелитель не станет терзаться страхом, он атакует и восстановит справедливость одним магическим ударом. Скорее бы он вернулся!

Людвиг тяжело вздохнул. Бригитта решила его успокоить.

— Не волнуйся, — сказала она. — Не надо себя терзать, ты все сделал правильно. Не твоя вина, что большее не в твоих силах. Есть более сильные воители и есть менее сильные, я люблю тебя таким, какой ты есть, я не обвиняю тебя, что ты не осмелился напасть на демона. Я понимаю, очень трудно бросить второй вызов после того, как...

Бригитта осеклась, не закончив фразу. Он поняла, что этими словами она как раз обвиняет своего любимого в слабости и трусости. Нельзя говорить об этом вслух, есть вещи, которые нельзя облекать в слова, потому что слова ранят.

— Лорд Хортон вернется, — сказала Бригитта. — Вернется и все исправит.

— Вернется ли? — прошептал Людвиг едва слышно. — Знаешь, я начал понимать, почему он так внезапно провел зачистку Фанарейской волости. Он не рассчитывал, что вернется от герцога живым, он отправился к герцогу не с докладом, а за наказанием, он отправил меня сюда, чтобы я избежал наказания, которое будет назначено ему. Мы с тобой привыкли, что лорд Хортон — наш повелитель, что он сам решает свою судьбу, но для герцога он — вассал, герцог держит его судьбу в своих руках. А ни один сюзерен не любит, когда его вассалы овладевают неведомой магией. Лорд Хортон говорил мне, что знает, как обезопасить себя от герцогского гнева, но что, если он просто успокаивал меня? Говорил неправду, чтобы я не тревожился раньше времени. Я боюсь, лорд Хортон никогда не вернется в свой удел.

Эти слова ошеломили Бригитту. Людвиг прав, он почти всегда прав, он не отличается ни силой, ни храбростью, но он очень умен. Он все понял, он догадался, позже, чем нужно, но все-таки догадался.

— Если ты прав, ты не должен убивать демона, — сказала Бригитта. — Ты умный, сделай так, чтобы демон отомстил за нашего повелителя. Он верит, что ему суждено потрясти вселенную, так пусть он потрясет ее, и пусть герцог Хин свалится от этого потрясения, как плод падает с трясущейся ветви.

— Легко сказать, — вздохнул Людвиг. — Я попробую что-нибудь придумать, но получится ли у меня... Не знаю... Потому я и не стал нападать на демона второй раз, я как раз подумал о том, что ты сказала...

— Ты такой умный, — сказала Бригитта и поцеловала Людвига.

Она знала, что ее любимый соврал, на самом деле он не напал на демона просто потому, что струсил. В первый раз его страх был отключен гневом, а теперь гнев ушел, а вступить в смертельный бой просто потому, что так надо, у Людвига не хватает храбрости. Но, даже если это правда, что с того? Пусть Людвиг верит в то, во что хочет верить, главное — чтобы он делал то, что нужно. А нужно сейчас, чтобы он заботился о Бригитте, она не сможет жить без чужой заботы.

3

Перед входом в хижину горел костер. Павел и Ивернес сложили целую кучу хвороста, Людвиг зажег ее маленьким файрболом, Ивернес убил и ощипал двух куриц, Павел проткнул их острыми деревянными палками и сейчас жарил кур над костром по демонскому рецепту.

— Мы, демоны, любим покушать на свежем воздухе, — говорил он. — Разжечь костер, пожарить на нем мясо... Только наркотиков не хватает.

— Вы употребляете наркотики? — удивился Людвиг. — Это же яды, от них умирают, у нас их применяют только для казни.

Павел пожал плечами.

— Наши миры разные, — сказал он. — У нас есть легкий наркотик, он называется "алкоголь", его можно употреблять в небольших дозах, не боясь умереть или сойти с ума. Он помогает расслабиться, снять душевное напряжение.

Людвиг нервно хихикнул.

— Сдается мне, повелитель призвал-таки настоящего демона, — сказал он. — Он все-таки добился своего. Ты владеешь магией и тобой можно... — он резко осекся.

— Управлять? — продолжил Павел мысль Людвига. — Да, мною можно управлять, как и любым другим человеком. Только мне не надо приказывать, со мной надо договариваться. Знать бы еще, о чем договариваться и с кем... Понимаешь, Людвиг, Ивернес все время твердит "ты потрясатель", а я не хочу быть потрясателем. Я хочу спокойно жить, чтобы меня не трогали. У меня есть кое-какие идеи, они смогут изменить мир к лучшему, но я не хочу проливать ради них кровь. Но приходится. Так устроена ваша жизнь — или ты, или тебя. Если бы я не убил Стефана и не украл эту книгу, я так и остался бы презренным рабом, причем вряд ли надолго.

Глаза Людвига расширились от удивления.

— Так это ты убил Стефана? — спросил он. — Повелитель был уверен, что Стефан сбежал вместе с книгой. А как ты сделал это? И где спрятал тело?

Павел улыбнулся.

— Я сбил его с ног, точно так же, как тебя, — сказал он. — А потом утопил в яме с помоями. Это было несложно, вы, воители, не воспринимаете рабов всерьез. Вы считаете, что если кто-то не владеет магией, то его можно не бояться и вообще не принимать всерьез. Воители сильные и умные, рабы слабые и глупые. Почти всегда это правда, но иногда воитель ошибается. И тогда ему приходится платить за беспечность. Стефан расплатился жизнью, а Хортон... Я сказал ему, что видел Стефана, проходящего мимо с бумагами подмышкой, и он поверил мне, он вообще не усомнился в моих словах. Он привык, что рабы слишком глупы, чтобы придумать такую правдоподобную ложь.

— Все дело в том, что повелитель неверно определил твой статус, — заявил Людвиг. — Он решил, что ты раб, потому что не владеешь магией, а на самом деле ты воитель. Считается, что демоны владеют магией изначально, книги не говорят, что демонов надо обучать. Если бы повелитель понял это раньше...

Ивернес, до этого времени смирно сидевший в стороне, вдруг негромко кашлянул. И когда все взгляды обратились к нему, он начал говорить:

— Граф Хортон не мог понять этого раньше, ему помешало пророчество, которое должно исполниться. Павлу предопределено стать потрясателем вселенной, он должен был постигнуть магию сам, без посторонней помощи. И события повернулись именно так.

— Вот, кстати, — сказал Павел. — Очень яркий пример того, что бывает, когда рабов недооценивают. И ты, Людвиг, и Хортон, и другие воители, все привыкли смотреть на Ивернеса как на машину для пыток и казней, а он чуть было не освоил магию самостоятельно. Тот фокус, что я проделал с Бригиттой, ну, с цветком, Ивернес проделывал много раз. И он освоил бы магию, и стал бы потрясателем, если бы не абсолютная неспособность к этому делу. Ваше общество давно созрело для потрясателя, им может стать любой раб, достаточно наглый, чтобы вступить на этот путь, и с врожденным талантом.

— Но у него нет врожденного таланта, и потому он раб, — сказал Людвиг. — Был рабом и рабом остался. Кстати, Павел, ты будешь его наказывать?

— Не буду. В нашем, демонском языке есть слово "благодарность". Я до сих пор жив только потому, что он мне помог. Когда я испытал первое настоящее заклинание, я чуть сам себя не убил, а Ивернес мне помог, дал новую хламиду взамен изорванной, не сказал про меня Трею... Да и с Треем... но не будем об этом. Да и с тобой, в общем-то, неплохо получилось. Рано или поздно мы все равно встретились бы, только Бригитта к этому времени испереживалась бы вся.

— Почему ты так говоришь о ней? — спросил Людвиг. — Я не понимаю. Ты сейчас говоришь так, как будто любишь ее. Но если ты ее любишь, как ты мог сломать ее судьбу?

Демон вздохнул.

— Это очень трудно объяснить, — сказал он. — В той вселенной, откуда я родом, тоже иногда появляются потрясатели. И один из них учил, что надо любить всех людей, ну, то есть, не совсем всех, а всех тех, кого нет причин не любить. Любить по умолчанию. Если не знаешь, как относиться к человеку, относись к нему так, как будто ты его любишь. Это называется "доброта", я знаю, в вашем языке нет такого слова, а у нас оно — одно из основных понятий во всей этике. Тебе наплевать на человека, но ты ему все равно помогаешь, делаешь так, чтобы ему было хорошо, а потом, когда помощь потребуется тебе, ее окажет любой, кто живет по этим правилам. Конечно, все время проявлять доброту невозможно, в жизни бывают всякое, но надо хотя бы пытаться быть добрым. Здесь, в вашем мире, у меня не получается быть добрым, и я не знаю, смогу ли я исправить то, что уже натворил. Но я могу хотя бы помечтать об этом.

Бригитта нервно хихикнула.

— Никогда бы не подумала, что ты так все воспринимаешь. По тебе не скажешь.

— Прости, — сказал Павел. — Мне тяжело вспоминать о том, что я успел натворить, а еще тяжелее понимать, что это еще не конец моей судьбы. Мне нельзя останавливаться, если я остановлюсь, я погибну. У меня нет другого выхода, кроме как продолжать потрясать все вокруг. Кстати, тот потрясатель, о котором я говорил, в свое время решил остановиться и погиб. А другой решил не останавливаться и построил империю. Впрочем, есть третий путь — уйти в какую-нибудь ненаселенную местность и проповедовать потихоньку, но только нет в вашем мире ненаселенных мест. Значит, придется потрясать.

Ивернес удовлетворенно хмыкнул и провозгласил:

— Пророчество исполняется.

— Заткнись! — рявкнул Павел. — Тебя не спрашивали, сиди смирно и радуйся, что жив.

Раб остается рабом, подумал Павел. Даже если он умен и решителен, он все равно раб. Даже отказавшись от повиновения хозяину, он все равно должен кому-то или чему-то повиноваться, например, пророчеству. Потому что такова природа раба.

4

Мягкая трава ложится под ноги, только ноги давно уже ее не чувствуют. Сандалии давно распались, пятки сбиты почти до мяса, лишь защитная магия поддерживает целостность кожи. Солнце палит голову и плечи, и нет сил собрать облака над головой, все силы уходят внутрь, в слабое тело, изнемогающее от непосильной нагрузки.

Обычно путь от Гусиного Пика до Муралийского Острога занимает три полных дня, а то и четыре, если никуда не спешить. Хортон намеревался уложиться в сутки.

Грудь поднимается и опускается, три шага — вдох, еще три шага — выдох. Время от времени из горла вырывается хрип, значит, силовые линии ослабли, надо подлатать их, зачерпнуть немного силы из внутреннего источника, который вот-вот покажет дно. Если, конечно, лорд не воспользуется чужой жизнью, а он непременно воспользуется ей, потому что источник не должен показать дно ни в коем случае, слишком высока ставка в этой игре.

Часто говорят, что пути судеб запутаны и неисповедимы, это привычное определение, и тем сильнее приходится удивляться, когда понимаешь в очередной раз, что это не просто фигура речи, а истинная, абсолютная правда. Некоторые философы полагают, что нитями судеб движет абстрактный и непостижимый верховный дух. Если это так на самом деле, можно лишь восхититься тем, какие невероятные узоры этот дух иногда выплетает.

Третий демон был настоящим, старый дурак Хортон просто не понял этого вовремя. А ведь были признаки неосознанного обращения к великой силе — боль, которую демон иногда чувствует, а иногда подавляет, и еще невероятная ловкость движений, которой, как говорил сам демон, он никогда не обладал ни в бою, ни в обращении с лютней. Все можно было увидеть с самого начала, просто Хортон смотрел в другую сторону.