Эти бессмертные

Павел помолчал. На площади перед замком стояла мертвая тишина, воители терпеливо ждали. Странно, что не было слышно пения птиц, не иначе, кто-то отпугнул их простым заклинанием, чтобы не мешали слушать историческую речь потрясателя вселенной. А в легенде, которая опишет сегодняшнюю речь, наверняка будет сказано, что птицы молчали, внимая речи потрясателя.

— Смотрите, — сказал Павел и протянул руку вперед и немного вверх.

"Зиг хайль", промелькнула в голове непрошенная дурацкая мысль.

Заклинание Павло опустилось на грядки и поля ближайшего холопского участка. Тысячи, а может, и миллионы разных насекомых поднялись в воздух, образовали рой, и этот рой завис в воздухе метрах в двухстах от толпы воителей. А теперь преобразование биологической ткани...сделано. И финальный аккорд — обычный банальный файрбол.

Файрбол ударил в облако преобразованных насекомых, и оно вспыхнуло ослепительным шаром термобарического взрыва. Ударная волна прошла по полю и площади, пригибая растения и поднимая пыль и теряя свою силу с каждым пройденным метром. Когда она достигла толпы, она всего лишь ударила по ушам воителей оглушительным хлопком, перешедишим в раскатистый рев. Хотя и это было весьма впечатляюще.

— Вы видели, как легко я сделал то, что сделал, — сказал Павел. — Если ты знаешь, как вмешиваться в тонкие пласты ткани бытия, не нужно тратить много магической силы, не нужно тратить десятилетия на упорные тренировки. Заклинание, что я показал, доступно каждому из вас. И не только оно. Но сейчас я буду говорить не о заклинаниях.

Павел почувствовал, что в горле у него пересохло. Жаль, что в этом мире нет традиции выставлять докладчику графин с водой и стакан. Но что уж тут поделаешь...

— Я буду говорить вот о чем, — продолжал Павел. — Каждому из вас знакомы правила обращения с заклинаниями. Каждое заклинание принадлежит сюзерену, который держит в руках нити жизней и судеб своих вассалов. Все это правильно и оправдано в тех условиях, в которых вы живете, но попробуйте задуматься, а что, если можно жить по-другому? Когда сюзерену нет нужды опасаться, что вассал превзойдет его в магической силе. Когда вассалу нет нужды заискивать перед сюзереном, опасаясь попасть под зачистку. Когда два человека могут свободно беседовать, не задумываясь о том, какое положение в обществе занимает каждый из них. Когда люди прежде всего люди, а лишь потом вассалы и сюзерены. Я знаю, вам это кажется нелепым, но такой мир возможен, это мир, из которого прибыл я.

"Я тоже впадаю в демагогию", подумал Павел. "Не говорю откровенной лжи, но умалчиваю о тысячах различных нюансов, без упоминания которых мои слова не сильно отличаются от лжи. Наверное, это общая судьба всех пророков".

— Есть простой способ жить так, как я говорю, — продолжал Павел. — Это очень просто, надо всего лишь возлюбить своего ближнего. Не так возлюбить, как вы привыкли, я не призываю долбить друг друга в анус или куда придется, это ваше личное дело, не имеющее к любви прямого отношения. Я говорю о такой любви, когда ты желаешь счастья и благополучия тем, кого любишь, когда твое счастье невозможно, когда несчастен твой ближний. Я говорю о том, что каждый должен любить каждого. Не тратить силы и нервы на выяснение отношений — кто кого сильнее и круче, не придавать значения мелким обидам. Если твой ближний ударил тебя — не спеши мстить, возможно, он сделал это нечаянно. Найдутся те, кто станет злоупотреблять добротой окружающих, но их не будет много, я вас уверяю. Потому что жить в любви и доброте не только полезно, но и приятно. Попробуйте, и убедитесь сами. Достаточно всего лишь сказать вассалу не "повелеваю", а "прошу", не ругать за нечаянную ошибку и не забывать хвалить за хорошее сделанное дело. Не копить заклинания в тайной книге, а делиться ими с сюзереном и своими... Я знаю, в вашем мире нет нормальных семей, поэтому мне трудно описать простыми словами то, к чему я призываю. Но представьте себе, что вы связаны узами более тесными, чем узы, привязывающие вассала к сюзерену, и что эти узы симметричны, что они не предполагают возвышения одного и унижения другого.

— Мы знаем, что это за узы, — вмешался Хортон. — Все, кто идет за потрясателем вселенной, связаны этими узами. Пока нас немного, но мы распространим слово потрясателя по вселенной, и она будет потрясена. И последние станут первыми, и этими первыми станем мы. Судьба предоставила нам великую честь — сопровождать первые шаги потрясателя и я призываю вас не посрамить эту честь. Я должен признаться, я тоже вел себя недостойно, копил недозволенную магию, относился к вам без должного уважения, считал вас пылью под своими ногами. Но теперь слово потрясателя дало всходы в моей душе, и каждый из вас стал дорог мне, как дорог каждый любимый человек.

Хортон сделал паузу, и Павел воспользовался ею.

— Знаете, в чем главная проблема вашего мира? — спросил он. — Вы не делитесь знаниями, вы копите заклинания и относитесь к ним как к величайшей ценности. Ваши знания о мире отрывочны и разрознены, вы разучились постигать тайны вселенной. Великие маги прошлого оставили достойный багаж знаний, но вы не преумножаете его, а растрачиваете. Ваш мир погряз в мракобесии, но я верю, что любовь и доброта все изменят. Они позволят вам делиться знаниями, не боясь, что ваш ближний обратит их против вас. Я знаю, в это трудно поверить, но я сделаю так, что вы мне поверите. Я буду учить вас магии, и на мои уроки сможет придти каждый, кто согласен жить по законам доброты. То, что я только что показал, станет доступно каждому, идущему по пути добра. И тогда мы увидим, сможет ли добро защитить себя.

Хортон склонился к уху Павла и прошептал, тихо-тихо, чтобы никто не услышал:

— Ты гений.

4

— Интересно, — сказал Пан. — Гляжу на этого демона и не могу поверить, насколько он стал силен. Я ведь видел его вскоре после призвания, ничего особенного в нем тогда не было. Раб как раб.

— Не ты один его видел, — заметила Изольда. — Мы все его видели, когда Людвиг сражался с Хайроном. А Людвиг, по-моему, присутствовал при его призвании. Правда, Людвиг?

Людвиг кивнул.

— Ты непочтительно обращаешься к сюзерену, — заметила Техана. — Путь доброты не должен отменять правил вежливости. Не так ли, ваше высокоблагородие?

Людвиг едва сдержался, чтобы не скривить губы в гримасе отвращения. Уже не в первый раз Техана подкалывает его подобным образом, и не упрекнешь ее ни в чем, формально она не нарушает правил вежливости.

— Я не так хорошо знаю путь добра, как лорд Павел, — сказал Людвиг. — Но мне кажется, что вежливость состоит не в формальном произнесении подобающих слов, а в добром отношении к собеседнику. По-моему, добро проявляется в том числе и в том, чтобы не унижать своих ближних, тыкая пальцем в каждую допущенную ошибку. Доброта — это умение прощать. Я напал на потрясателя вселенной, я не бросал ему вызова, а просто сжег файрболом то место, где, как я думал, он прятался. Но он был в другом месте, он подошел ко мне сзади, незамеченный, он мог убить меня, но всего лишь оглушил. А потом, когда я пришел в себя, он простил меня. Он произнес тогда много добрых слов, я не запоминал их и не смогу теперь повторить, но тогда он, пожалуй, впервые заговорил о доброте. И потом, когда он узнал, что раб Ивернес предал его, он не стал наказывать этого раба.

— Разве доброта распространяется на рабов? — удивился Пан.

Людвиг пожал плечами.

— Не знаю, — сказал он. — Никогда об этом не задумывался. Думаю, обычно нет, потрясатель сделал исключение для Ивернеса, потому что тот помогал ему, когда они оба были рабами. Потрясатель назвал это правило каким-то необычным словом, я не вспомню его сейчас.

Неожиданно подал голос обычно молчаливый Устин.

— Твои разговоры с потрясателем надо записывать, — сказал он. — В будущем это станет важной частью легенды о пророке доброты.

Пан рассмеялся.

— Ты неподражаем, Устин, — сказал он. — Я и не знал, что ты знаешь, что такое сарказм.

— Я знаю, что такое сарказм, — спокойно ответил Устин. — Но в тех словах, что я только что произнес, нет сарказма. Я сказал только то, что думаю. А вот о чем думаешь ты, пытаясь направить гнев повелителя на тех, кого он любит — я не понимаю. То есть, я догадываюсь, но эта догадка не из тех, которые стоит произносить вслух.

— Вот это да! — воскликнул Пан с деланным изумлением. — Молчун Устин научился произносить длинные речи. Воистину, потрясатель вселенной сотворил чудо! А почему ты думаешь, что его высокоблагородие тебя любит? Насколько мне известно, он любит только двух людей — герцога Хортона и рабыню Бригитту, причем герцога любит пассивно, а рабыню — активно. Только говорят, что лорд Павел отобрал у него эту рабыню, и теперь наш повелитель любит только герцога. А-а-а-а!!!

Первый файрбол ударил Пана в шею, рядом с ухом, а второй влетел прямо в разинутый рот и оборвал крик. Пан упал на землю, он уже не мог кричать, но корчился от боли, даже не корчился, а катался из стороны в сторону. Людвиг перевел взгляд на свои руки и с удивлением понял, что оба файрбола метнул он.

— Если повелитель позволит, я добью его, — сказал Устин.

Людвиг рассеянно кивнул. Устин трижды ударил Пана ногой в голову. Первые два удара прошли вскользь — Пан настолько быстро метался, что Устину трудно было попасть. А третий удар пришелся точно в висок, поверженный воитель дернулся в последний раз и затих.

— Покойный сэр Пан допустил большую ошибку, — спокойно сказал Устин. — Он решил, что доброта и вседозволенность — одно и то же. Он оскорбил повелителя, сознательно и неспровоцированно. Таких вассалов положено зачищать по любым законам, я не думаю, что закон доброты должен стать исключением.

К их компании приблизился сэр Ксоук, ожидавший присвоения баронского звания после гибели Трея.

— А вот и доброта в действии! — провозгласил он с улыбкой на лице. — Нет-нет, Людвиг, я не собираюсь тебя оскорбить, не делай такое лицо. И не думай, что я тебя осуждаю, сэр Пан никогда мне не нравился, цинизм — хорошее качество для воителя, но не в такой степени. Меня просто восхитило, как вы с Устином интерпретировали высокие слова двух повелителей. Потрясение вселенной начинается!

В следующую секунду улыбка исчезла с лица Ксоука, это произошло мгновенно, как будто ее стерли заклинанием.

— Извини, — сказал он совершенно серьезно. — Я действительно не хотел тебя обидеть, я думал, ты посмеешься вместе со мной. А это правда, что ты сражался с лордом Павлом?

Людвиг мрачно вздохнул.

— Правда, — сказал он. — Я хотел убить его файрболом, а он подошел сзади и ударил меня кулаком, как холопа. И то, что рабыня лорда Хортона, которую я люблю, беременна от него — тоже правда. И то, что он ее изнасиловал, будучи рабом, а я не отомстил — тоже правда. И то, что я очнулся после его удара, и не стал продолжать бой, потому что струсил — тоже правда. Все это правда.

Внутири души Людвига родилось странное облегчение. Он привык что-то изображать из себя, скрывать свои слабые стороны, выпячивать сильные, он стыдился признаваться в собственных слабостях, никому не говорил о них, даже Бригитте. А почему, собственно, никому не говорил? Можно подумать, окружающие слепы и ничего не замечают.

— Есть еще много правды, — продолжал Людвиг. — Я слаб и труслив — правда. Титул барона предоставлен мне лордом Хортоном, потому что он любит меня как наложницу — правда. Я провел два боя и оба проиграл — правда. Так получилось, что из всех вас я один считаюсь бароном, но ты, Ксоук, и ты, Устин, достойны этого титула куда больше меня. Это тоже правда. Я никогда не умел повелевать, никогда не получал удовольствия от управления чужими судьбами. Я не знаю, как мне жить дальше.

Изольда приблизилась к Людвигу и осторожно погладила его плечо.

— Зато я знаю, — сказала она. — Раньше я не решалась сказать тебе это, но сейчас подходящий момент. Я люблю тебя, Людвиг, давно уже люблю, и с радостью стану матерью твоего сына или дочери. Раньше я не знала, чем ты меня привлекаешь, а теперь поняла — ты всегда был добр, просто не знал, что это такое, и скрывал это.

Она вдруг лукаво улыбнулась и добавила:

— Ну, то есть, я имела в виду, что предложила бы это своему повелителю, если бы это было дозволено мне правилами этикета.

Ксоук расхохотался и хлопнул Людвига по плечу.

— Соглашайся, — сказал он. — Иметь в замке постоянную спутницу — само по себе редкость, а если она красивая и умная, да еще магией хорошо владеет... Чего тут раздумывать?

— Он размышляет, как согласиться и не уронить честь воителя, — подала голос Техана.

— А чего тут размышлять? — удивился Ксоук. — Какая еще честь воителя? Нет больше никакой чести, все эти глупости остались в прошлом. Наступает новая эра — эра торжествующего добра.

5

— Сегодня я буду учить вас бою, — начал потрясатель вселенной свою речь и неожиданно осекся. После паузы он продолжил: — Я знал, что все запущено, но не ожидал, что настолько. Запомните новое слово — "война", в вашем языке его раньше не было. Я буду учить вас войне.

Лорд Павел задумчиво оглядел притихшую аудиторию.

— Вы привыкли сражаться поодиночке, — сказал он. — В вашем мире любая война — сражение двух воителей, а помощники могут привлекаться только для решения вспомогательных задач. Провести разведку, помочь в зачистке рабов и холопов... Ну, есть еще сказка про то, как пять баронов напали на графа, но это не то. Вы привыкли считать, что повелителю незачем привлекать вас непосредственно к бою, что повелитель много сильнее всех вассалов, вместе взятых. Но это неверно, повелитель сильнее любого вассала, но тысяча тысяч муравьев, атакующих сообща, съедят любое мифическое чудовище. Раньше в вашей истории не бывало войн, в которых сотни воителей выступали единой армией... кстати, еще одно новое слово в вашем языке. Раньше любое сражение было зачисткой воителя-неудачника либо вызовом, который бросал сильный вассал ослабевшему сюзерену. Раньше у воителей не могло быть общих интересов, но теперь такой интерес появился. Грядет битва за добро и это будет особая битва, раньше в вашей истории не бывало ничего подобного.

Это заявление было неожиданным. С кем собрался сражаться лорд Павел, уже поразивший герцога Хина? Неужели...

— Империя нуждается в новом порядке, — заявил потрясатель вселенной. — Я пришел в мир, где люди подобны диким зверям, где каждый сам за себя, где никто не имеет понятия об общих интересах. Но я дам вам это понятие. А чтобы было яснее, мы начнем с того, к чему вы привыкли — с боевой магии. Главное, что вы должны уяснить — тысяча слабых воителей, да что там тысяча, сто слабых воителей способны сокрушить самого могучего мага. Если будут действовать сообща, и не будут бояться пожертвовать жизнью ради общего дела. И если они будут знать, как правильно действовать сообща.

Иф оглядел окружающих его воителей. Что-то непохоже, что многие не будут бояться пожертвовать жизнью. Здесь есть принявшие доброту всем сердцем, барон Людвиг, например. Еще, наверное, наберется десяток простых воителей, реально вставших на путь доброты, но это все. Остальные в этой толпе ждут, когда потрясатель вселенной откроет неведомые тайны боевой магии, ради этого они готовы заявить все, что угодно.