Ветер и крылья - 4

Десятки, сотни птиц... куда уж тут было придворным перекричать их?

— КАРРРРРР!!!

Какая-то доля минуты.

Птицы взмывают в небо, закрывают солнце, и на миг принимают силуэт гигантского ворона.

Моргана!

Вслух Адриенна этого не сказала, достаточно было и королевского гнева.

А потом...

Да, в тот день переодеваться пришлось всем — и быстро. В белом осталась Адриенна. В алом рядом с ней — супруг.

Остальные же придворные...

А нечего было орать! Птицы испугались, а потому... да. Испуганные птицы где летят, там и гадят. Говорят, это к деньгам, так что собравшиеся придворные точно должны были разбогатеть — и серьезно!

Пир пришлось отложить.

И прошло не меньше часа, прежде, чем все продолжилось.

— Ваша работа? — прошипел Филиппо Четвертый на ухо супруге.

Но Адриенна выдержала и его взгляд, и взгляд Филиппо Третьего, не дрогнув.

— Могу чем хотите поклясться. Хоть своими будущими детьми, я ничего не делала.

Это было серьезно, и мужчинам пришлось отступить. Действительно... кто их разберет, этих безмозглых птичьих тварей? Может, и правда крика напугались?

* * *

Пир.

Танцы.

Придворные веселились от души. А вот Адриенна сидела рядом с супругом.

По обычаю, они протанцевали вместе три первых танца. Больше было не нужно.... Что ж. Танцевал его величество неплохо.

А вот что дальше?

Эданна Сабина коснулась локтя ее величества.

Да, уже королева... страшно-то как...

— Ваше величество, вам пора.

Адриенна покосилась на сидящего рядом Филиппо.

Тот опустил ресницы, и девушка встала из-за стола.

— С вашего позволения, ваше величество.

Кто бы сомневался, что ей позволят?

В покоях с нее быстро сняли всю верхнюю одежду. Помогли протереть тело розовой водой — купаться было некогда.

Расплели и расчесали волосы, поставили в небольшую вазу на тумбочке черную розу, которую откололи от платья... кажется, это сделала та же Паола. Что ж, спасибо ей.

Адриенна залезла в кровать и приготовилась ждать. Руки и ноги были ледяными. Если девушка и не дрожала, то только потому, что окаменела от страха.

Послышался шум и дверь распахнулась.

Первым в спальню вошел Филиппо Четвертый. Вслед за ним — Филиппо Третий, кардинал, еще кто-то из придворных... Адриенна не приглядывалась к лицам.

Филиппо Четвертый молча подошел к кровати и опустился на нее, рядом с Адриенной. Девушка случайно коснулась его руки — и вздрогнула.

Она была ледяной, а он — невероятно горячим. Впрочем, думать об этом было некогда — кардинал начал читать молитву о даровании плодородия этому браку.

Все остальные так же благочестиво забормотали вслед за ним.

Закончив молитву, кардинал первым вышел вон. За ним потянулись остальные придворные... Филиппо Третий задержался.

— Сын. Ты помнишь.

Сын помнил.

— Адриенна, — взгляд глаза в глаза. — Все будет хорошо.

Почему-то Адриенну это тоже не слишком утешило. Но и выбора не было.

Дверь захлопнулась.

Молодожены остались одни в спальне.

* * *

Филиппо упал поверх одеяла, раскинув руки в стороны. Словно сломался в какой-то момент...

Адриенна протянула руку вперед, но инстинкт остановил.

Нельзя!

Это слово она услышала так отчетливо, словно его кто-то шепнул на ухо.

Нельзя сейчас его жалеть, нельзя поддерживать, нельзя показать, что ты видела его слабость.

Не простит.

И она продолжала молча сидеть в кровати, пока Филиппо не перевернулся, не поглядел на нее.

— Моя дражайшая супруга...

— Мой супруг и повелитель, — спокойно отозвалась Адриенна. В голосе мужа звучала ирония. А вот ей нельзя было показывать страх или злость. Просто нельзя.

— Не стоит забывать об этом.

Адриенна промолчала.

Забудешь тут! Как же!

Медный крестик был единственным источником тепла в окружающем мире. Все остальное было холодом, и болью, и...

Филиппо откинул с супруги одеяло. Оценил фигуру взглядом знатока, кивнул.

Что ж...

Слишком худощава, и стати такой нет, как у Франчески. Объяснить ему, что эданна тоже не сразу приобрела свои объемы, а Адриенна и вовсе приобретет их только после рождения ребенка, а то и позже, было некому. Так что сравнение вышло не в пользу супруги.

Но все же, она вполне привлекательна.

Белая кожа, тонкая талия, небольшая грудь...

Вот еще эти гадкие черные волосы... но такие не осветлишь. Угольно-черная грива. Волны волос падают ниже пояса, вьются, спадают крупными кольцами, ползут по белой рубашке, словно змеи...

Под сильными пальцами тонкий шелк разошелся в сторону, и его высочество толкнул Адриенну на спину.

— Лежи так.

Адриенна и лежала.

Лежала, словно статуя, когда чужие руки исследовали ее тело, лежала, когда раздвинули ей ноги, лежала...

Даже когда боль разорвала мир, она почти не плакала. Только закричала — и тут же обмякла.

Филиппо мерно двигался, стараясь не думать ни о чем. Угрызения совести?

Он не был груб с женой. Не больше обычного... ну... подумаешь — девственница! И чего так дергаться?

Закончив, он откатился в сторону, и посмотрел в лицо Адриенны.

Девушка просто лежала. Смотрела в потолок, не моргала, не двигалась... на простыне виднелись ярко-красные пятна...

Совсем уж сволочью его высочество не был. И кольнуло его сильно.

Адриенна даже не плакала. Так, пара слезинок проскочила... Филиппо стало еще неприятнее. Ческа рыдала красиво. А эта...

Словно и не человек, а мраморная статуя. Но...

Девчонка же совсем. Сопливая...

Филиппо укрыл супругу одеялом. Потом подумал, и погладил по волосам.

— Тихо, тихо...

Адриенна дернулась от его прикосновения.

— Не бойся. Сегодня больше ничего не будет.

Сегодня. В том-то и дело, что сегодня.

Адриенна судорожно сжала в ладони медный крестик. И на секунду приразжались когти... словно на шаг отступил ледяной холод, сжимающий сердце.

Словно где-то там, вдалеке, Лоренцо вспомнил о ней.

— Я... прости.

Больше у нее ничего не выговаривалось. Да и за что просить прощения?

Но чутье подсказывало, что это — единственное, что сейчас нужно. Только это.

Филиппо смутился. Взял Адриенну за свободную руку.

— Ну... тише, тише, детка. Ты это... я понимаю, что больно. В первый раз у всех так.

— П-правда?

— Правда. — Филиппо стало окончательно стыдно. Все же девушка... может, Ческе тоже так было в первый раз... а ее никто не утешал, и не успокаивал...

Филиппо погладил черные волосы. Нет, блондинки ему нравятся определенно, больше. Но можно и потерпеть немного. Ради наследников.

— Потом будет легче. Обещаю.

Адриенна еще раз всхлипнула. Чутье говорило молчать, и не прогадало. Филиппо погладил ее по волосам, прижал к себе.

— Мне это тоже не нравится. Но выбора у нас нет... я надеюсь, ты быстро забеременеешь.

— Мне до семнадцати лет нельзя...

— Я помню. Поэтому пока тебя трогать не буду, обещаю.

— Спасибо, — тихо поблагодарила Адриенна.

Было больно. И кровь, она чувствовала, еще идет.

— Я буду просто приходить, будем спать в одной кровати. Может, и ты ко мне привыкнешь, и я к тебе.

— Я... постараюсь.

Филиппо опять кольнула совесть.

— Как ты себя чувствуешь?

— Кровь идет. Может, есть какая-то простыня... я кровать испачкаю?

Филиппо честно поискал, но кроме купальной простыни ничего не нашел. Помог Адриенне поудобнее ее пристроить, испытывая откровенную неловкость, и забрался обратно в кровать.

Вот так... ты сможешь заплетать волосы в косу?

— Да.

Вот это с удовольствием.

Адриенне было жутко больно, когда Филиппо сегодня еще и ее волосы прижал... очень неприятное ощущение. Но ритуал — во время первой брачной ночи волосы должны быть распущены.

— Давай тогда я их приберу немного... вот так. Чтобы не путались.

— Спасибо.

— И ложись. Может, ты поесть хочешь?

— Нет.

— Ну и ладно. А я перекушу и тоже лягу. Завтра нам простыню еще предъявлять...

Адриенна кивнула.

Да. И простыню.

И любовь друг к другу демонстрировать.

И послов принимать. И на завтраке сидеть. И... и вообще...

Черт, ну как же больно! Хоть бы кровь побыстрее унялась! Еще ей этого не хватало ко всем радостям...

Неподалеку жевал что-то мясное Филиппо, благоухая на всю спальню. А Адриенна сжимала онемевшей уже рукой крестик, и пыталась подумать о Лоренцо. Спрятаться в свои воспоминания, словно в норку... ничего. Все будет хорошо.

Правда ведь?

Обязательно будет!

Когда Филиппо подошел к кровати, Адриенна уже спала, тихонько всхлипывая во сне. Его величество подумал, да и устроился на другом конце ложа. Благо, тут вшестером можно спать и не встретиться. Вот ведь...

Какое же неприятное дело эти свадьбы!

* * *

— Молю о милости!!!

Кинжал поднимается вверх, переливаясь голубоватыми искрами в лунном свете.

— Да вернется ко мне любимый!

Кинжал идет вниз, погружается в грудь женщины на алтаре, окрашивается алым... кровь течет, пятная руки эданны, ее платье...

Ведьма подошла к вопросу творчески, и подобрала женщин, чем-то похожих на Адриенну СибЛевран.

Невысоких, хрупких, черноволосых... так что эданна Франческа сейчас не просто жертву Сатане приносила, она ненавистную соперницу убивала...

Убить, убить, УБИТЬ!!!

Кинжал погружается в грудь второй девки слышатся крики и хрипы, эданна поднимает белые руки... в крови.

Белые руки, алая кровь, золотые кольца на руках... тоже, в крови. Почти цвета Эрвлинов...

— Да придет он в мою постель! Да будет моя соперница повержена!

Кинжал мерно поднимается и опускается... Ческа вся в крови, даже волосы уже не золотые, а почти бурые...

Наконец, силы ее оставляют, и женщина опускается на колени.

Ведьма подходит, накидывает на нее плащ, мимолетно сожалея о хорошей вещи... выкинуть же потом придется, столько крови не отстираешь... ну да ладно! Заплатит эданна и за плащ, и за заботу, и за свою глупость, за последнюю — особенно.

В себя эданна пришла только в доме, в кресле, с кубком горячего вина с пряностями в руке.

— П-получилось?

Ведьма ухмыльнулась про себя. Да, и такое бывает, когда человек впадает в нечто вроде экстаза... потом не вспомнит даже, что с ним такое получилось...

Ну и не надо вспоминать! Свидетелей хватит! С лихвой!

— Все у тебя получилось, эданна. Вернется он к тебе, никуда не денется.

Чего б и не пообещать? Конечно, вернется.

Эданна Франческа тряхнула головой. Поморщилась — кровь с нее никто не смывал, и та, засохнув грязно-бурой коркой, неприятно стягивала кожу. Да и плащ кое-где прилип, и волосы спутались...

— Это х-хорошо...

— Пока ему отец чего другого не прикажет, — 'катнула камушек' старая ведьма.

Эданнна Франческа сверкнула глазами.

О, да!

Отец!

Это Адриенна за последнее время как-то... не то, чтобы привязалась к Филиппо Третьему, но хоть понимать его начала. А вот эданна Франческа...

Смогла бы? Сама б убила! И рука не дрогнет, натренировалась уже! С лихвой!

— Прикажет! Кто бы сомневался! Но тут ничего не сделаешь!

— Разве? — невинно уточнила ведьма. И была вознаграждена сверканием черных глаз.

— Ты... можешь?

— Я не смогу. А вот ты, эданна... это должен делать тот, кто ненавидит. И жертва большая нужна...

Франческа поежилась.

— Очень большая?

— Да. не меньше десяти человек... это будет дорого. И сложно...

Такие мелочи эданну уже не останавливали.

— Но он точно умрет?

— Человек, имя которого ты назовешь? Точно.

Если говорить про Филиппо Третьего, он и без таких усилий умрет. Но если уж эданне хочется чувствовать себя всемогущей... да, вот оно! Именно это!

Эданну Франческу, которая всю жизнь подчинялась, подлащивалась, подстраивалась под чьи-то интересы, привлекала именно возможность управлять. Властвовать, пусть и тайно, в чьей-то жизни и смерти.

Вот у Адриенны такого желания не было, ее этим не возьмешь. Ей — зачем? Она себя никогда не ломала ни под кого, она осознавала необходимость действия — и его выполняла. Она не через себя переступала, а понимала, что бывают желания, но ведь есть и обстоятельства! И это нормально, это правильно, никто не всесилен... даже если говорить о Сатане — летел же он с неба вперед рогами? Бывает... и Бог не всесилен, он не может обойти свои законы.

У эданны Франчески такого не было. И ей хотелось власти... нет хозяина хуже бывшего раба.

— Ты... сделаешь?

Ведьма кивнула.

— Сделаю. Но нужны будут деньги.

Франческа кивнула.

Деньги... да, с деньгами сложно. Филиппо приезжает, и деньги ей дарит, и украшения, но... не всегда хватает! Она ведь привыкла к определенному уровню жизни, она не может опустить планку...

— Я принесу.

Украшений у нее тоже хватит. Филиппо все и не помнит. Проще отдать старухе побрякушку, чем закладывать ее ювелиру, если что, Ческа всегда скажет, что или украли, или...

Она найдет, что сказать!

Это другие попадаются. Глупые, бестолковые... а она умная, она справится. Она вывернется!

— Когда?

— В новолуние.

— Но это же почти месяц ждать!

— Эданна, такое быстро и не сделаешь, другие и вовсе такого не смогут.

С этим спорить было сложно. Ческа вздохнула.

— Хорошо. Делай. И чтобы без обмана!

Ведьма закивала.

— Не беспокойся. Пока ж все делаю, что ты хочешь?

— Да.

— не обманываю?

— Не обманываешь.

— Вот и тут не обману. Жди гостя и готовься...

Эданна Франческа кивнула, и поднялась из кресла. Ну, если ждать гостя... да, ей надо домой, и срочно-срочно собой заняться! Для начала как следует выспаться, чтобы кожа была хорошего цвета. Это в юности можно себе позволить не спать по ночам, а ей-то уже почти тридцать... пусть она выглядит моложе, но не вдвое. Нет не вдвое...

Эданна не понимала, что выдает ее не кожа, не улыбка, не морщинки на лице.

Выдает ее взгляд. Холодный, тяжелый,, рассудочный... в юности глаза светятся. А вот когда потухнут, тогда и старость приходит. А сколько там седины и морщин... это неважно. Пока внутри горит огонь, тебе всегда пятнадцать.

Но если бы кто-то заглянул внутрь Франчески...

Огня там не было. В душе эданны тяжело переваливалась, воняла разложением, плескалась густая липкая грязь. Но упакована она была в столь привлекательную оболочку, что еще долго будет обманывать окружающих. Особенно невнимательных, тех, кто судит о людях по внешнему виду... посмотрели б они на блистательную красотку сейчас! Неделю б не проблевались!

Ведьма честь честью проводила эданну, и задумалась.

Она понимала, что не просто так господин затеял всю эту игру. Но отлично понимала, что и ее выживание не предусмотрено.

А вот чего не понимал господин...

Ведьме не нужно было выжить. Ей хотелось получить другое, совсем другое. И шансы у нее были очень хорошие. Надо только все тщательно продумать, второй попытки, увы, не будет.

Ничего, она справится.

Мия (Лоренцо)