Ветер и крылья - 4

И если считал, что кое-какие выходки недостойны наследника престола, так и говорил.

В глаза.

Филиппо Четвертый мог это оценить. Так что... пусть его!

— Служите моему сыну, как моему отцу. Другой благодарности мне не надо будет.

Дан Пинна поклонился.

Бросил благодарный взгляд на Адриенну.

Он никогда не расскажет, о чем с ним говорил король. А все было просто. Он просил приглядеть за внуком, не упускать из вида сына — крутит им эта Ческа... стерва!

И приглядеть за Адриенной. Она хоть и выглядит сильной, а на самом деле достаточно хрупкая и уязвимая. Увы... женщины,, они такие женщины...

Дан Пинна с этим был совершенно согласен.

И королю он пообещал.

И...

Ох, ваше величество. Я всю жизнь вам служил, послужу и вашему внуку.

* * *

Кардинал вышел из спальни короля, и Филиппо Четвертый рванулся туда.

— Отец!

Филиппо Третий вздохнул, и обнял сына. Прижал к себе.

— Сынок...

Мужчины на миг замерли.

Не были у них в обычае вот такие нежности, но сейчас, когда истекают последние минуты... именно сейчас они бы не простили себе, поступив иначе.

Прошло не меньше пяти минут, прежде, чем разжались отцовские объятия.

— ты молодец, сын. Я знаю, ты справишься...

— Отец...

Филиппо вытирал слезы, не стыдясь. Посмейте сказать, что мужчины не плачут!

Когда уходит родной и близкий человек, плачут все! Даже животные это могут... он что — хуже собаки?

— Пообещай мне, пожалуйста.

— Все, что захочешь.

— Побереги Адриенну. И детей. Пожалуйста.

— Обещаю, — просто сказал Филиппо.

— ты знаешь, я мог бы избавиться от Франчески.

Филиппо кивнул.

Да, отец мог бы. Запросто.

И не то бы еще мог...

— Ты этого не сделал.

— Я знал, что тебе будет больно. Очень больно.

И кто тебя, дурака, еще подберет? Не можешь ты жить без поводка? Ну так пусть один его конец будет и в руках у Адриенны...

Вслух умирающий этого не сказал. Ни к чему. Но взял сына за руку, подчеркивая серьезность своей просьбы. Филиппо Четвертый только вздохнул, глядя, во что превратилась за это время отцовская рука.

Хуже скелета, право слово... все кости напросвет видны.

— Спасибо.

— Побереги Адриенну. Ты сам понимаешь... после смерти Лоренцо Сибеллина... помнишь, что началось?

Филиппо помнил уроки истории.

И наводнения, и болезни, и засухи, и неурожаи... да там поди, перечисли все...

— Я помню.

— Вот и отлично. Так что береги жену и детей.

— Она...

— Насколько я знаю, не беременна. Да и нельзя ей до семнадцати лет, ты забыл?

Филиппо понурился.

Ладно... просто решил что это очередная бабская блажь... а что решил с подачи эданны Франчески, и вовсе не вспомнил.

Рука отца сжала его ладонь.

— Это правда. Ей действительно нельзя, запомни. Убьешь — новую искать негде.

— отец...

— Пообещай ее беречь.

— Мое слово, — рявкнул Филиппо Четвертый.

И осекся.

С лица его отца словно уходили все краски, выцветали...

— Люблю тебя, сын...

А больше он и сказать ничего не успел, заваливаясь на подушки, опрокидываясь, серея лицом...

— ДАН ВИТАЛИС!!!

В комнату влетели все.

Адриенна, кардинал, камердинер, доктор,, еще кучка придворных... дан Виталис кинулся к королю, но было уже поздно.

Непоправимо поздно...

— Я вынужден сообщить о кончине пациента, — нестерпимо лекарским тоном произнес дан Виталис.

Но это уже и без него всем было видно.

Кардинал подошел и встал на колени рядом с кроватью, начиная читать молитву...

Филиппо Четвертый, теперь уже единственный король Эрвлина, закрыл лицо руками.

Адриенна переглянулась с даном Пинна, и они поняли друг руга без слов. Бывший камердинер, а нынче... а, впрочем, это пока было неважно. Мужчина начал теснить придворных к выходу, и все слушались, а Адриенна подошла к Филиппо и крепко обняла его.

— Чшшшшшш... я рядом. Ты не один. Ты — не один...

Мужчина вцепился в юбку шикарного синего платья — и разрыдался, словно ребенок.

Да, ребенком он и был. И не отца сейчас провожал — хоронил собственное безмятежное и беззаботное детство. Когда есть и на кого свалить, и кого попросить, и кому поругать, и кому пожаловаться...

Просто — есть.

А теперь никого не осталось. А холод подступает, и пустота, и тоска...

Адриенна все это преотлично понимала, но жалко ей Филиппо не было. Вот ничуточки. Жалость, она ведь тоже бывает разная.

Есть та, что от ума, есть та, что от сердца... вот, у Адриенны был первый вариант.

Умом она понимала Филиппо и сострадала ему.

Сердцем же...

А она по его милости что пережила? Не напомнить?

Вот то-то и оно... нет уж! Она не забудет, не простит и не смирится. Но здесь и сейчас посочувствует супругу, как и любому человеку. И только...

Посочувствует, потому что понимает, что он чувствует.

Но — не пожалеет.

Она уже лишилась всего по милости Эрвлинов. Лишилась дома, семьи, отца, любви и спокойствия, подруг и друзей... даже любимого дела! Ей конями нравилось заниматься, а не придворными жеребцами и кобылами... тьфу на них шесть раз, глаза бы эти морды не видали!

Вслух она этого тоже не говорила. Просто держала мужчину,, гладила по волосам и шептала какие-то успокоительные глупости. Ладно уж...

Наконец, Филиппо успокоился, и отцепился от ее платья.

— Все в порядке, Риен.

— Нет, Филиппо, — качнула головой женщина. — Дан Пинна ждет вас в гардеробной.

— Зачем?

Адриенна молча сняла с пояса зеркальце и поднесла к лицу супруга. Того аж передернуло. Такой потрясающий натюр-морд получился, что просто жуть! Словно на морде лица слоны оттоптались! Именно, что морде.

Другим словом ЭТО назвать никак нельзя. И сопли, черт!

После слез-то...

— Иларио принес воды, льда, травяные компрессы. Пожалуйста, потом вы можете на нас поругаться, а сейчас давайте приведем вас в порядок.

Ругаться Филиппо и не думал. Вместо этого молча направился к двери в гардеробную. Адриенна задержалась у кардинала, и когда тот закончил одну из молитв, тихо спросила:

— присылаю слуг?

— да, эданна Адриенна. Вы чудо...

Адриенна улыбнулась кардиналу одними краешками губ, и вышла вслед за Филиппо. Она сейчас пройдет через гардеробную к придворным и будет распоряжаться, пока его величество не приведет себя в божеский вид. Только вот...

— Филиппо, я отдам приказ? Пусть его обмоют, переоденут...

— да, пожалуйста, — говорить четко Филиппо было сложно. Иларио действовал не хуже заправского лекаря, и король сейчас сидел с травяной маской на лице. А Иларио ловко прикладывал сверху смоченную чем-то зеленоватым ткань.

— Я сделаю, — отозвалась Адриенна. И вышла.

Мысль о том, что это еще укрепляет ее позиции при дворе, она озвучивать не стала. Зачем?

Вовсе даже ни к чему такое вслух говорить. Хватит и того, что все дойдет до эданны Вилецци. И как умирал король, и как распоряжалась Адриенна... и придворные ее слушались...

Так-то!

Франческа может быть ночной хозяйкой. Но днем ей придется кланяться Адриенне.

Пока.

Пока она что-нибудь не придумает.

* * *

Организовать королевские похороны?

Для этого дела есть министр двора, есть церемониймейстер, есть казначей, наконец...

Адриенне особенно и делать ничего не надо было.

Кто где будет сидеть, стоять, идти... поминальная трапеза и прочее...

Все уже устроено до нас. И превосходно отлажено. Тут главное со своими ценными советами не лезть, и лишний раз смету проверить.

Адриенна так и сделала, вычеркнула пару явно лишних строчек, вызвав у церемониймейстера приступ дрожи, и покачала головой.

— Еще две я оставляю. Но воровать надо в меру.

Мужчина намек понял и поклонился вполне почтительно. Равно, как и казначей.

Он эти строчки тоже видел, но убирать не стал... поймет ее величество?

Нет?

Оказалось, что над отчетами она просиживала не зря, и мужчины переглянулись.

Да уж... ладно, судя по всему, королева хоть и видит, что не надо бы, но казнить направо и налево не собирается. Понимает, что честных чиновников не бывает.

Это вроде как черная роза... гхм! Да уж, учитывая розарий — неудачное сравнение.

Ну ладно!

Сразу же после неворующих чиновников в программе летающие черепахи и крокодилы-академики. Этих уж точно не будет, хотя бы потому, что оппонентов они попросту сожрут. С костями и в буквальном смысле.

И колесо закрутилось.

Филиппо третий был обмыт, приведен в приличное состояние, уложен в гроб, на катафалк, и процессия двинулась по улицам столицы.

Сразу за гробом под руку шли его величество и ее величество.

Он в белом и синем, она в черном и синем, у обоих лбы повязаны синей лентой в знак траура... да и горожане повязывали такую же ленту...

Эданна Франческа не упустила свой случай, и синей статуей скорби застыла на балконе. Вся такая величественная и возвышенная... в руках букет синих цветов...

Она собиралась бросить его на гроб, когда подойдет процессия, и таким образом привлечь к себе внимание.

Увы, Филиппо Четвертый брел, не поднимая головы. Тоска давила ему на плечи не хуже небесного свода.

А Адриенна, которая увидела это 'картинное-красивое' взбесилась не на шутку. И...

Сибеллины действительно могут влиять на погоду.

Адриенна, хоть и неосознанно, сделала то же самое.

Налетел порыв ветра, взметнул волосы, взъерошил все, до чего добрался, а эданна Франческа... ей не повезло особенно.

На узких улицах ветру не сильно-то и разгуляться дадут. А вот балкон — тот повыше, и простора там больше.

И...

Юбки эданны совершенно некрасиво оказались задраны ей на голову. Да так, что зрелищем она народ обеспечила намного раньше. И куда как более занятным.

Процессия еще не подошла, а люди засвистели, захихикали...

Букет полетел вниз, Ческа сражалась с юбками, с распущенными волосами, которые тоже запутались в украшениях... проклятье! Да чтоб вам всем... чтоб вас всех!!!Служанки суетились вокруг, еще больше увеличивая суматоху, пока одна, самая умная, не догадалась утащить эданну с балкона и проводить в себя уже в доме.

Ческа скрипела зубами, но понимала, что выбора нет.

Проклятый ветер!

Впрочем, с Адриенной она его не связала. С чего бы? Она ведь не ведьма...

Филиппо соизволил поднять голову, когда его любовницу уже уволокли в дом, а Адриенна уточнять ничего не стала. Просто погладила ледяную руку супруга.

Ладно уж!

Пройдя по улицам города, процессия вернулась во дворец.

Там, в склепе под храмом и упокоился прах Филиппо Третьего.

А поминальная процессия, во главе с Филиппо Четвертым и его супругой, отправилась на поминальную же трапезу. Уже накрытую по всем правилам, даром, что ли, повар с рассвета с ног сбивался.

Ему дан Иларио тоже словечко успел шепнуть, пока за кардиналом ходил. Так что... успели.

В этот вечер Филиппо напился так, что до кровати его буквально дотащили. С помощью того же дана Иларио.

И оставили у супруги. Адриенна обещала приглядеть...

Конечно, королям не особенно подобают такие отношения, и она могла бы свалить все на слуг...

Могла бы.

Но... ей тоже надо было укреплять свое положение при дворе.

Пусть эту ночь супруг проведет у нее, а не у эданны Франчески. А уж дан Иларио распустит нужные слухи, подчеркивая, кто тут для утех, а кто — семья.

Жаль, что нельзя учредить такую должность, как создатель и распространитель слухов. Дан Иларио справился бы...

Ну да ладно.

Адриенна решила, что пока он будет служить в должности хранителя драгоценностей... не сам, конечно, а главным над двумя фрейлинами, приставленными к ее шкатулке. Пусть разъясняет дурочкам вопросы чистки золота и серебра.

А потом когда родится ее ребенок... надо завтра подписать у Филиппо указ. О назначении дана Иларио камердинером принца, как только малыш появится на свет. Дату только не проставлять, а указ оставить у Иларио.

Это будет правильно.

Филиппо храпел и нестерпимо вонял перегаром.

Адриенна сидела в кресле и смотрела на звезды.

И было ей жутко, невыносимо тоскливо.

Она достала медный крестик и поднесла к губам.

— Лоренцо...

Не шепот. Просто — выдох. Чтобы и по губам ничего толком не прочли.

Единственное, что всегда остается с нами — это надежда...

Мия (Лоренцо)

Динч поправила чадру на лице и шагнула в трактир.

Правда — через заднюю дверь.

Да, ее терпение лопнуло. Цинично, жестоко и с громким хлопком, как надутый детишками для игры бычий пузырь.

А сколько можно!?

Адриенна!!!

Динч от всей души ненавидела и это имя, и эту женщину... не видела, но это и ни к чему! Хватит уже того, что Лоренцо в очередной раз назвал ее именем саму Динч!

Ну да...

В определенные моменты жизни, мужчины себя не контролируют. И слова у них вырываются непроизвольно... имена...

Обидно, знаете ли!

Очень и очень обидно!

Ты к нему со всей душой... ну и немножко с серьезными планами на жизнь, а тебя не видят, и не слышат. И забеременеть не получается... может, Зеки-фрай и прав. Бывает и такое....

Когда и мужчина может иметь детей, и женщина, но вот не совместных! И хоть ты тресни!

От любого другого партнера — пожалуйста! А от этого — никак.

Динч решила попробовать один раз. Получится у нее забеременеть? Или не получится? Дни сейчас очень даже удачные, середина цикла, правда... она сама не будет знать, чей это ребенок. С Лоренцо-то она, считай, каждую ночь... и что?

Она просто внушит себе, что ничего не было.

Сон такой.

Привиделось.

С тем Динч и переступила порог трактира. К кому подойти? О, это несложно. Они есть в каждом трактире, дорогом или дешевом, и разнятся только ценой, но не сутью. Продажные девки.

И отличить их несложно. Лиц они не закрывают. Надо же показывать товар?

Надо!

К одной из них и подошла Динч.

— Мне бы со старшим поговорить...

— тебе зачем? — девица как-то так осмотрела Динч, что ту аж передернуло.

Все она видит... вот как хотите, а видит! И некрасивость, и костлявость, и ноги кривые...и читается на хорошеньком, набеленом-насурьмленом личике: 'шла бы ты, тетя...'. Или это Динч так кажется?

Может, и так... все равно никуда она не пойдет! Вот еще не хватало! У нее ПЛАН! И никакая девка ей поперек дороги не встанет.

Динч расправила плечи.

— Если ты главная, я с тобой и говорить буду. Нет?

Девка скривилась и ткнула пальцем.

— Хамма-фрай. С ним и говори.

Трактирщик, как Динч и ожидала. Ничего нового, на самом деле.

Женщина подошла к стойке, и для начала выложила на нее лорин, приятно блеснувший золотом.... И тут же исчезнувший. Вот растворилась монета.

Словно и не было...

— Добрый вечер, фрайя, — поприветствовал ее трактирщик.

— Бема-фрайя, — назвала Динч фальшивое имя. — Вы Хамма-фрай?

— Я, Бема-фрайя. Чем я могу служить столь щедрой фрайе?

— У меня... деликатная проблема, Хамма-фрай. Возможно, мы поговорим о ней в другом месте? — Динч показательно оглянулась на зал.