Ветер и крылья - 4

— Спасибо.

Мия тем временем подошла к кровати. Как же меняется человек всего за несколько часов...

Седые волосы прилипли ко лбу, щеки ввалились, превращая лицо в подобие черепа, глаза запали, губы — и те куда-то исчезли...

— Дан Козимо...

Даже руки ледяные и влажные.

И только где-то внутри, в глубине его глаз, горит знакомый огонь.

— Мия...

— Дан Козимо, я позвала священника.

— Спасибо, Мия... Рик... ты помнишь.

— Я поклялся, — согласился Рик.

— Мия... не бросай его, детка.

Мия погладила ледяную руку, взяла ее двумя ладонями, попробовала согреть.

— Обещаю.

Дан Козимо расслабился, откинулся на подушку.

— Хорошо... берегите друг друга, дети...

Дети переглянулись.

Да, конечно, они и будут, и вообще...

Что именно вообще? А неважно. Не до того им сейчас было. Они ждали падре Лелли.

Потом падре примчался, потом принял исповедь у дана Козимо, чуть ли не на последнем дыхании... впрочем, некоторые тайны дан Козимо оставил все же при себе, рассудив, что каяться над в грехах. А знание о предках — это грех?

Вот вряд ли...

Жили они и жили, а как уж их там звали... перечень грехов в Библии указан. Осла он чужого не желал, не крал, не убивал, не прелюбодействовал, чужой жены тоже не хотел... ну и чего?

Диэран Ветреный и его скромные особенности в списке точно не числятся. Так что...

Сие не грех. Сие крохотное отступление. И вообще... чего о предках-то рассказывать?

Так что падре Лелли остался спокоен и доволен и собой, и обедом, и оплатой труда, а дан Козимо около трех часов пополудни отошел в мир иной, сжимая в одной руке ладонь сына, а в другой руку Мии. И в полудреме-полубреду ему казалось, что сквозь его тело проносится ветер. И он летит вместе с ним, высоко-высоко... далеко, на край земли, туда, где только седые волны бьются о скалы... есть только ветер.

Ветер и небо...

* * *

Рикардо плакал и не стеснялся этого. Мия обняла его, прижала к себе и гладила по волосам, словно маленького. Да, вот так... хоть ты всю округу перелюби, но терять отца... единственного родного человека, который у тебя остался...

Тяжко.

— Я с тобой, Рик. Я с тобой.

— Спасибо, Мия.

Рикардо обнимал девушку, и понимал, почему отец просил его не гнать Мию какое-то время. Да, тяжко одному...

И просто тяжело, и вообще... Мия уже успела обо всем подумать, приказать, распорядиться...

— Мия, я так рад, что встретил тебя. Ты чудесная девушка...

Мия прижалась покрепче к своему мужчине.

Сегодня, да и завтра, им не до любви. И не до похоти. И ничего страстного нет сейчас в ее объятиях. Просто — понимание.

Два человека, друг рядом с другом, два тепла, два дыхания... ты — не один.

Ты — не одна.

Смерть все окутывает своим холодом. Можно сколько угодно говорить, что все ТАМ будем, что расстаемся ненадолго, что встретимся... можно.

Только вот это не утешает даже самих церковников. И очень часто они бывают несчастны в жизни. Закон равновесия.

Если взял на себя ногу, будь ее достоин. А если лжешь, лицемеришь, подличаешь, зарабатываешь деньги на пастве... ну и не обессудь. Любая подлость рано или поздно отзывается. Становится явной, вылезает на свет, раскрывает черную пасть и радостно шипит.

А я вот она! Здрасссссте! Вы не сосссссскучилиссссссь? А я в госсссти!

Или — в хозяева, чего уж там. Иногда единожды совершенная подлость уничтожает всю человеческую жизнь, разрушает и перекраивает все под себя. Но кто об этом думает?

Обойдется, пронесет, повезет...

Любимые оправдания дураков. Мия к ним не относилась. И очень радовалась, что дан Козимо никому не рассказал лишнего. Ни о Рикардо, ни о самой Мие.

Так жить спокойнее.

А сейчас... сейчас они с Риком пойдут ужинать — и спать. Даст Бог — у них это получится. Рядом, делясь теплом и спокойствием. Рядом...

Адриенна

Такие вещи она не переваривала никогда.

И нигде.

И вообще... мразью для такого надо быть!

Адриенна пребывала в гневе и ярости.

Она шла по коридору, когда услышала писк из стенной ниши. Ладно... дело вполне житейское, случается при дворе всякое... кто-то и до кровати не доходит.

А вот звук пощечины...

И презрительное: 'на колени, тварь'...

Что-то это не походило на любовную игру. Никак.

И еще одна пощечина, и жалобный вскрик.

Адриенна решительно отдернула портьеру.

Кажется, этого дана она где-то видела... нет, имени она не помнила, слишком их тут много бегает. А девочка — служанка. На ней и платье служанки, и передник, и лента на рукаве, как положено, бело-алая. Только вот на лице слезы. И в глазах надежда, которая гаснет...

Разве женщина справится?

Разве кто-то будет ее защищать?

— Что здесь происходит? — ледяным тоном поинтересовалась Адриенна.

— Ваше величество?

— Дан?

— Дан Карневали. Базилио Карневали, к вашим услугам.

— Я не нуждаюсь в ваших услугах, — ледяным тоном ответила Адриенна. — А девушка — в вашем внимании. Можешь быть свободна.

Девчонка пискнула, но с места не двинулась. Рука мужчины удержала ее за волосы.

— Ваше величество, — дан Карневали смотрел на нее, как на дурочку, — Не лезьте в это дело. она напрашивалась на трепку, она ее получит... не переживайте, эта шлюха полдворца перебрала.

Адриенна скрипнула зубами.

Что на может сделать?

Отправиться сейчас к королю. Ее выслушают, и даже погрозят негодяю пальчиком. А вот служанку он... изнасилует, может, изобьет... ее в результате и выгнать могут, и беременной она окажется...

Оставлять ее здесь нельзя.

Но как вырвать девчонку из рук негодяя?

Адриенна непроизвольным жестом, как бывало уже не раз, потерла кольцо на своей руке.

И шагнула вперед.

Нет, она не стала выше, не стала страшнее, не полезли у нее клыки, не поползли когти... вовсе даже нет.

Просто...

Само выражение глаз, движения... и крылья распахнулись у нее за спиной — или тень так легла?

Адриенна не знала, но сейчас она была копией прабабки. А появление на поле боя Морганы Чернокрылой враги отмечали криками ужаса.

Не потому, что Моргана была страшна в битве, хотя она и убивала, и не жалела...

Потому, что вот эта аура ужаса, которая пошла от нее...

Залила нишу холодом, заставила девчонку выпучить глаза, подползла к сапогам дана — и взметнулась вверх, захватывая добычу в свои леденящие объятия.

Девчонке досталось самым краешком, и то стало страшно, а вот дану....

Он задохнулся, схватился за горло, и вдруг заскулил, словно обмочившийся щенок.

Да, и обмочился тоже...

То, что стояло перед ним...

Дана?

Обычная баба, которую можно за косу?

О, нет...

Перед ним стояло нечто настолько жуткое, что... лучше бы он рядом с голодной пантерой стоял. И та облизывалась на его печенки-селезенки... ой, мамочка...

Мужчина дернулся — и вдруг рванулся из ниши так, что едва Адриенну со служанкой не снес. Про девчонку и говорить нечего, она так и стояла, дрожа...

Адриенна только головой покачала.

— Роза, помоги мне. Надо ее отвести... да хоть в людскую. Она же сама не дойдет...

— Дана, вы что...

— Что — я?

— Ну вам же не подобает...

Розалия хоть и говорила эти глупости, но девушку помогала вытащить, и по щекам похлопала, хоть и несильно, и платье в порядок привела...

Адриенна едва пальцем у виска не покрутила.

— Не подобает бросать девчонок на произвол насильников. Ну!?

Второго рявка не потребовалось, Розалия осознала, заткнулась — и помогла. Впрочем, на середине пути девчонка уже пришла в себя, и начала бурно благодарить. Повезло — удалось ее сдать с рук на руки лакею, которому Роза шепнула на ухо... нечто важное.

Парень проникся, подхватил девчонку, поклонился, как смог, Адриенне, и утащил несчастную.

Адриенна только вздохнула.

Ладно... будем надеяться, никто и никому не расскажет про ее... особенность. Но она правда не виновата, это наследство Морганы.

Считай — судьба. Кровь-то не сотрешь.

С другой стороны... пусть хоть ужалуются и обкричатся! Если Филиппо Третий будет каждого дурака слушать...

Адриенна махнула рукой и выкинула из головы всякие глупости. Ей было о чем поговорить с прабабкой и без этого подонка.

* * *

Подземелье не менялось.

Адриенна привычно приложила руку к алтарю, поморщилась, когда кровь потекла по камню, но промолчала. Вместо нее заговорила Моргана.

— Внучка, доброй ночи.

— И тебе, бабушка. Ты довольна?

— Вполне, — не стала отрицать прабабка. — Не спеши рожать, подожди годик, а потом можно и ребенка.

— И проклятие будет снято?

— Будет, Адриенна. То есть на твоих детях проклятия больше не будет.

— На детях Филиппо — тоже.

Моргана пожала плечами.

— Я не хотела, чтобы так получилось. Мне повторить еще раз?

— Нет. Скажи, почему меня... я знаю, другие женщины радуются вниманию мужей. А меня от Филиппо просто тошнит. Почему?

Моргана только хмыкнула.

— Потому что ты связана с другим мужчиной.

— А если я попробую кровь Филиппо? Или он мою?

— И что?

— Может, мне будет не так противно?

Моргана рассмеялась.

— Милое мое дитя. Именно так противно тебе и будет. И еще даже больше.

— Но почему?

— Потому что Филиппо Эрвлин не относится к существам нашей крови. Кровь не станет для вас ядом, как для потомков моего связанного, к примеру, но и действовать не будет.

— Жалко. Я надеялась...

Моргана качнула головой.

— Ты принимаешь что-то противозачаточное?

— Да.

— Вот и принимай. Супруг знает?

— Да.

— Ты сама пополняешь запас?

— Мне приносит придворный медик.

— Что ж. Это хорошо. Какое-то время Эрвлины будут тебя беречь. Потом придется сложнее...

— Понимаю. — Адриенна вздохнула и переключилась хоть на что-то хорошее. — А еще я котенка подобрала...

— Тебе вообще с животными будет легко. Это связанным было сложно, животные их не любили. Но и то, запах можно было отбить. Полынь, чертополох, любисток, лаванда... кстати — роза.

— Роза?

— Только черная. Запах моих роз забивает любой другой.

— Ой, они так разрослись...

— Неудивительно. Тебе плохо — они растут. Не забывай, Сибеллины — свет и счастье своей земли, но мы ведь не можем быть постоянно счастливы. Мы не идиоты, это тем для радости ничего не надо. А мы можем и злиться, и горевать, и плакать... вот, чтобы не причинять вреда людям, выросли эти розы. Чем хуже тебе, темп сильнее они растут.

— Они так весь розарий заполонят.

— Обязательно. Когда я рожала... между прочим, больно!

— Да?

— А ты сомневалась?

— Ну... а средства никакого нет? — наивно понадеялась Адриенна. — Мало ли?

Моргана только головой качнула.

— Когда я рожала, они чуть через реку не переползли.

— Охххх!

— Пришлось потом укрощать. Кстати, тебе бы это тоже сделать.

— Что именно?

— Сходить в розарий. И полить розы своей кровью.

— Зачем?

Моргана только вздохнула.

Да, эта девочка ее потомок. Но как же мало она знает! Какая хрупкая штука — человеческая память! И столетия толком не прошло, а все уже стерлось!

— Дело в том, Адриенна, что все эти розы — одна роза.

— Это как?

— У них один общий корень.

— Как грибница у грибов?

— Именно, — порадовалась Моргана. — Как грибница. И если напоить корни своей кровью, они почувствуют моего потомка и признают тебя хозяйкой.

— И что я смогу, как их хозяйка?

— Что захочешь. Они будут тебя защищать, ты сможешь спокойно ходить среди роз, сможешь приказать им убить.

— Убить?

— Адриенна, эти розы не просто отвод для гнева и боли. Они были последней защитой... когда король уезжал на войну, королева и дети оставались в замке. И если бы враг прорвался... один раз так случилось.

— Да?

— Давно, лет двести тому назад. Король не был убит, он был на войне, но враг решил ударить в спину. Нет ничего страшнее, когда губят близких. Когда тебе некуда возвращаться, когда разрушен дом за твоей спиной... в столицу пришел отряд врага. Немного, пятьдесят человек. Как раз, чтобы и пройти быстро, и суметь защитить себя. Они сумели ворваться внутрь, королева, пока враг пробивался через город, схватила детей и спряталась в Вороньей башне.

— И?

— Она не была нашей крови. Но дети — были. А я была сильнее, я смогла подсказать.

— Она...

— Надрезала руку сына, окропила его кровью корни розы и ребенок попросил защиты. И все... враг не прошел. Розы сами полегли в тот день, но никого не пропустили во дворец.

Адриенна поежилась.

Она почти увидела, КАК это было.

Как рвались к стенам дворца через столицу чужие наемники, конные, оружные, в простых доспехах без всяких символов, как несколько из них все же упало, но остальные преодолели ворота дворца, как они сворачивают к Вороньей башне....

И как рвутся из-под земли черные розы.

Розы гнева и боли.

Кто сказал, что дети не умеют ненавидеть? Кто сказал, что им нее бывает больно? За себя, за мать, за братика или сестренку, за саму столицу...

И розы вырастают на глазах.

Захлестывают когтистыми плетями истошно ржущих коней, те бесятся, сбрасывают всадников, убегают, истошно крича — кони умные. А всадники остаются.

И идут прямо по розам... пока могут.

Доспехи не спасут от шипов. От побегов. От дурманящего аромата цветов, который не дает дышать, душит, обволакивает, побеги спутывают ноги, а стоит упасть — и тебя затянет в этот ковер, шипы отрастают на глазах, грозные и страшные, размером с палец...

Обвивают, уничтожают...

Утягивают вниз, под корни, оплетают так, что наемники становятся похожи на коконы... земля алеет от крови.

Розы не могут отрастить шипы размером с локоть. Но и множество мелких шипов тоже не порадует врага. А смерть от кровопотери...

Она тоже — смерть. Только помедленнее...

— Я напою розы. А... они не кинутся без приказа?

— Конечно, нет! — Моргана даже возмутилась таким предположением. — Или должна быть смертельная угроза твоей жизни, или приказ... больше никак.

— Можно напоить любую розу?

— Да. Они все — одна роза.

— Спасибо, прабабушка.

Адриенна сидела на холодном полу, смотрела на призрака — и была ужасно довольна собой. Вот до невероятности!

Ей было хорошо, спокойно и уютно.

Она дома...

И даже то, что скоро придется возвращаться в часовню, ее не тревожит.

Завтра она напоит розы своей кровью.

Мия

— Кто это такой?

— Не знаю.

— А раньше ты его видел? Слышал? Хоть разговор о нем заходил?

— Нет. Но Мария Капелетти рядом с ним мне знакома. Я с ней не дружил, она старше меня, но виделись, было...

Рикардо и Мия разговаривали шепотом, сидя рядышком за столом.

Рикардо сегодня похоронил отца, отслужили службу, все, как положено, собрались на поминальную трапезу. И...

Ну ладно!

Соседи — это святое! Приехали они — и приехали, ничего плохого в этом нет. С кем при жизни дан Козимо общался, те его и проводить пришли. Но вот дана Амедео Капелетти Мия раньше и не видела, и не слышала. И ладно бы она! Хотя дан Козимо и рассказывал о своих друзьях, за шахматами-то как не поговорить? И заезжал кое-кто, бывало.