Ветер и крылья - 4

— У тебя куча ран, переломы, чудом не началась горячка... так что лежи. Кто-то из нас постоянно будет рядом с тобой, заметим, когда будешь приходить в себя. И нее переживай, деньги у нас действительно есть. Караваном скинулись... считай, из твоих даже на прожитье не берем.

Энцо расслабился.

Ладно... возвращение домой пока еще откладывается.

Но он жив.

И Адриенна жива.

И он вернется. А время...

Ничего.

Они друг друга подождут.

Он не знал, что каждый день в горячке звал Адриенну. Не знал, что Динч слушает его, ревниво кусая губы. Не знал и не помнил.

Но даже сейчас...

— Адриенна, — сложились в улыбку его губы.

И Динч подумала, что убьет. Вот возьмет и убьет эту девку! И не пожалеет!

Дрянь какая! Нет уж! Жирно ей Лоренцо будет! Пусть кого другого ищет! А Динч для себя все давно решила. Она — достойна лучшего! Лоренцо Феретти — ее!

Адриенна (столица)

— Странно все это как-то...

Подслушивать, конечно, нехорошо. Но Адриенна просто осведомлялась. Мало ли кто и что говорит? Надо знать, особенно если речь идет о твоих личных фрейлинах. Две девушки сплетничали самозабвенно. Перебирали ее платья, в ее же гардеробной — и заодно болтали. Такое милое, дружеское гадючье шипение.

— Не то слово — странно. Вот что она... кто она вообще такая?

— Какой-то СибЛевран, какая-то провинция... да кто бы знал, где это вообще находится? — голос девушки был просто неописуем. Это ж вообще жуть-жуть-жуть! Приличные люди или родЯтся в столице, или вообще не появляются на свет. В крайнем случае, тщательно скрывают свое 'подлое' происхождение. А тут что?

Ужас-ужас!

Какое-то захолустье, и дана этого даже не стесняется!

— Окраина королевства, — продемонстрировала осведомленность вторая собеседница.

— Еще и окраина! И его величество приглашает ее, выбирает эту вульгарную девицу для своего сына...

Вульгарную? А что в ней вульгарного?

Удивиться Адриенна не успела, потому как тут же и разъяснения получила.

— Да, черные волосы... это сейчас так немодно! И лоб она не подбривает, и брови у нее... зачем она их так некрасиво подрисовывает?

Адриенна едва не сплюнула.

Вот идиотки! Черные волосы вам не модно? А что с ними делать? Ладно светлые — их можно во что угодно покрасить, но ее-то вороную гриву?

Бесполезно.

И даже если она решит носить парики, все равно, с ее белой кожей, она будет выглядеть просто нелепо. И брови она никогда не подрисовывала... нет, некоторые люди... просто идиоты!

И еще ей лоб подбривать не хватало!

— Ой, и эти ее платья... юным данам подобают пастельные тона,, ну или хотя бы белый цвет. А эта... особенно черное платье! Ужас!

Адриенна ничего ужасного в черном платье не видела. Но разъяснять это она уж точно не собиралась.

— Может, у нее траур? Ну, потеряла кого?

— А синяя лента тогда где? Она ничего такого не носит... и алое у нее есть. С золотом. А она почему-то его ни разу не надевала.

Потому что алый цвет решительно не шел к коже Адриенны. Она тут же начинала напоминать себе привидение. Но кому это интересно?

— И все равно его высочество женится. Почему?

— Может, она его околдовала? Или приворожила?

— А короля?

— Ведьмы — они и не такое могут... я точно знаю. Вот, у нас старуха Сванна жила, она вообще могла посмотреть на человека, пошептать, а назавтра тот просыпался кривым или косым...

— Ой, жуть какая!

— У матушки знакомая ей даже деньги платила.

— За что?

— Ну чтобы это... ей мужчина нравился, а он собирался жениться на другой... вот, старуха и наслала на ту девицу порчу. Бедняга, вся прыщами покрылась, да серьезными такими, словно ее пчелы покусали...

— Ой, жуть! И свадьба не состоялась?

— Состоялась, но позже...

— Тогда это не настоящая ведьма. Они же всякое такое могут... она бы ту свадьбу вообще могла расстроить.

— Что ты! Еще какая настоящая! И злющая, как собака...

Адриенна только головой покачала.

Вот идиотки?

— Думаешь, дана СибЛевран тоже ведьма?

— Да кто ж ее знает... может, и такое быть! Глаз у нее точно дурной... как посмотрит своими синими лупешками, аж мороз по коже продирает...

Адриенна аж задохнулась от такой несправедливости. Вот сейчас она как...

Как — пришло раньше. В виде весьма решительной эданны Чиприани.

Гардеробная-то комната большая, и выходов там два. Один — из королевских покоев, чтобы сразу из спальни, пройти и взять, что нужно, а то как ее величество одевать?

Второй — с другой стороны, потому как платья надо осматривать, чинить, вешать на место... и делают это фрейлины,, ну, и служанки. И бегать через королевскую спальню по каждой нужде?

Ай-яй-яй...

Королева спать может, болеть, быть не в настроении, быть с королем — да много чего! Так что входов обязательно должно быть два.*

*— у той же Елизаветы I Тюдор было 3000 платьев. И это не современные мини с разрезами, а полноценные наряды той эпохи. Так что гардеробная там была на зависть стадиону в Лужниках, прим. авт.

Вот вторым из них и воспользовалась эданна Чиприани.

— И что это я тут слышу?

Ответом ей было дружное: 'ой'.

— Сплетничаем, значит...

— Эээээ...

— Ведьма, значит...

Голос у милейшей эданны был настолько нежным, что столкнись с ней сейчас лев, или тигр — бежали б киски без оглядки. И хвост поджимали чтоб не оторвали на прощание.

— Дана Патриция Петто, дана Орсола Лолли, следуйте за мной.

Распоряжение было отдано настолько жестким тоном, что спорить не возникло желания ни у кого. Даны хмуро потащились за эданной Чиприани. Адриенна передумала выходить.

Если без нее так хорошо обошлось, может, и дальше не спешить?

Авось, и еще раз обойдутся?

Надо посмотреть, послушать...

Эданна Чиприани не сплоховала. Две девицы вылетели в гостиную, словно из катапульты запущенные. И рассусоливать она не стала.

— Собирайте вещи.

— Но я...

— Я же не...

— Тем, кто позволяет себе подобные рассуждения, не место при дворе. С даной Адриенной я поговорю сама.

— Вы не смеете! — задрала нос Орсола, которая будучи очень дальней родственницей канцлера, примерно так, семиюродной сестрой по линии троюродной прабабушки, искренне считала себя выше остальных фрейлин. А что? Она же не какая-то тут! У нее вон семья какая! И деньги есть, и вообще, она красивая, так все говорят.

— Это я-то не смею? — нежно уточнила эданна Чиприани. — Ваш дядя, дана Лолли, будет поставлен в известность о вашей вопиющей глупости. И запомните раз и навсегда! Глупый язык отрубают вместе с головой.

— Ой... — отозвалась эхом вторая фрейлина.

Эданну Чиприани она не разжалобила. Мало ли таких девиц? Ловят их 'на горячем' и они сразу такие примерные-примерные... аккурат до следующего промаха!

Нет, этих двоих надо было гнать поганой тряпкой, просто потому, что дуры. Сплетничать во весь голос там, где их может услышать кто угодно? Да не просто так, а опасно сплетничать?

Этим-то двум свистушкам — что? А Адриенне они могли бы жизнь сломать... ладно. Адриенне — не могли бы. Не тот случай.

Но любой другой девушке — запросто. Такие сплетни при дворе расходятся влет, еще и приукрашиваются. А сейчас... дойди такие ценные сведения до его величества, и считай, влетели. И свистушки, и их семьи.

Филиппо Третьего вот не просто так прозвали Змеиным Глазом, характер там тоже откровенно гадючий. Так что...

— Собирайте вещи, и чтобы сегодня же духу вашего при дворе не было.

— Что случилось, эданна Чиприани? — Адриенна не удержалась и решила вмешаться. А кто бы на ее месте устоял?

Эданна Чиприани подозревала, что дана Адриенна немного в курсе дела, но...

— Дана Патриция Петто и дана Орсола Лоллине могут больше вам служить, дана Адриенна.

— Почему же?

— Дана СибЛевран! Заступитесь! — взвыла дана Патриция, благополучно забыв, как поливала Адриенну еще пять минут назад. А что?

Адриенна-то не слышала? Вот и скажем, что ничего не было... она ж добрая, она поверит! Разве нет? Патриция ведь не дурочка, просто ну как тут не посплетничать?

Понимание, что сплетничать надо не обо всем, а иногда и вовсе раздвоенный язычок втягивать в то место, на котором сидишь, к ней пришло далеко не сразу. И уж точно не сейчас. Потому что Адриенна прищурилась.

— Эданна Чиприани, отправьте письма семьям девушек. От моего имени. И напишите, что даны отставлены от двора за вопиющую глупость.

— А... — подавилась воздухом дана Патриция.

— Полагаю, подробности они своим семьям сообщат лично, — синие глаза Адриенны метали молнии.

Дана Чиприани кивнула.

Она уж было испугалась, что дана Адриенна помилует мерзавок. Но, слава Богу — нет. Девушка выглядела так, что на нее ни слезы не подействуют, ни сопли, сразу видно... это хорошо. Без определенной решительности при дворе никуда.

— Дана! — теперь уж взвыла и Орсола.

— И добавьте мой запрет появляться в столице два года, — нежно улыбнулась Адриенна. — Его величеству я все объясню, а данам пора бы узнать, что в провинции тоже люди живут. Или стоит еще и конкретную провинцию выбрать?

Даны поняли,, что дело плохо, и послушно уползли к себе в комнаты,, шипеть и собирать вещи.

Адриенна обвела взглядом оставшихся.

— Если кто-то считает, что прислуживать мне — ниже ее достоинства, можете уйти. Я никого не держу. Эти две дурочки дешево отделались со следующих буду спрашивать по всей строгости. Вопросы есть?

Вопросов ни у кого не было.

Да и выглядела Адриенна так...

Жутковато она выглядела.

Синие глаза горели на бледном лице, поднялась на миг за спиной черная крылатая тень, словно плеснули громадные крылья, обдавая присутствующих холодом...

Моргану не просто так боялись на полях сражений. И Адриенна унаследовала ее кровь.

Фрейлины закивали, наперебой демонстрируя, что их все устраивает. А эти... они ж просто дурочки из переулочка, вот, выбежали невесть откуда...

Адриенна развернулась и вышла из комнаты.

Первой перевела дух эданна Чиприани. И тут же цыкнула на девчонок, вверенных ее попечению. Согласно заветам супруга... солдат должен быть ВСЕГДА занят делом. Или он его себе найдет, да такое, что потом не спасешься...

— У кого-то нет работы?

Работа была у всех. Эданна Чиприани оглядела свое девичье стадо взглядом опытного пастуха,, еще раз кивнула и направилась к его величеству.

О некоторых вещах лучше докладывать самостоятельно. Не накажет он этих идиоток еще сильнее, она это понимает. Им уже от даны СибЛевран нагорело, и от семей добавочка выйдет...

А рассказать надо. От греха...

О том, что Адриенна в этот момент мечется по спальне, разрывая в клочья тонкий батистовый платочек, никто не знал. Может быть, только Матео Кальци о чем-то догадывался...

Черные розы цвели так, что к розарию даже подходить было страшно. Воздух буквально пропитывался ароматом, хоть ты собирай, да на рынке торгуй, а цветов на кустах были сотни и сотни... от совсем крохотных бутонов, до громадных, размером с его кулак...

Розы подпитывались гневом и болью своей королевы, и цвели, цвели, цвели...

Мия (провинция)

Мир — прекрасен.

А некоторые идиоты совершенно зря оскверняют его своим присутствием.

Рикардо оставил Мию в постели, довольную и счастливую, и отлучился по каким-то своим делам.

Мия повалялась несколько минут, потом потянулась, встала и подошла к окну.

Демарко ей нравилось.

Здесь не было оливковых садов, как в Феретти. А вот яблочные — были.

И замок пах яблоками. От подвала до башни. Яблоки, яблоневый цвет... хорошо!

— Прикройся, бесстыдница, — заворчало сзади.

Мия развернулась.

В комнату без особых рассуждений вошла... тетка лет сорока, может, постарше... простое платье, чепец на заплетенных косах.

— Ньора? — вежливо поинтересовалась Мия.

Пока — вежливо.

— Ишь ты... ко мне будешь обращаться — ньора Гацина, Джеронима Гацина! Я тут главная над женской прислугой, так что будешь меня слушаться. Я бездельниц и шлюх в своем замке не потерплю...

Мия и так-то злилась. Но до этих слов у ньоры еще была возможность обойтись без трепки.

А вот сейчас...

Ньора Гацина и не поняла, как это случилось.

Вот, стояла у окна девушка, спокойно стояла, в одной коротенькой рубашке, которая так просвечивала, что лучше б без нее... бесстыдница, а в следующий миг — ньора почувствовала резкую боль в руке.

И внезапно поняла, что стоит на коленях. А девица преспокойно заламывает ей руку еще сильнее.

И больно же!

— Аиииии! — завизжала экономка.

Куда там!

Мия и не с такими справлялась, так что пережать горло дуре было делом минуты.

— Ты меня слышишь, дрянь?

Ньора Гацина закивала головой. Кажется, она уже сильно пожалела о своих словах. Рука болела так... она вообще еще есть?

Ледяные пальцы сдавили горло, и шепот над ухом тоже был очень выразительным.

— Меня зовут Мия Романо. Можешь обращаться ко мне просто — ньорита Романо. Я не шлюха, потому, что не беру денег с любимого мужчины, и подчиняться я тебе не собираюсь. Посмеешь поднять на меня руку — убью. Повысишь голос или скажешь что-то не то — вырву язык. Не сомневайся, я смогу.

Ньора Гацина и не сомневалась. У девушки были все повадки убийцы... кого ж юный дан притащил в замок?

Ой мамочки....

— А если тебе придет в голову забавная мысль кому-то рассказать о нашей беседе... я тебя не убью. Я тебе просто сломаю шею, вот здесь, — тонкие пальцы Мии погладили шею экономки в строго определенном месте. — Ты будешь лежать и гадить под себя. И все. И так лет сорок или пятьдесят, сколько там тебе останется. И ни один лекарь не сможет тебе помочь... поняла?

Ньора захрипела.

Мия подумала еще пару секунд.

— Молчание — знак согласия.

И разжала пальцы.

Ньора несколько секунд еще стояла на коленях, потом осторожно поползла в сторону.

— Не переживай, я не обиделась, — успокоила тетку Мия. — Так что ты хотела?

Показывать какое-либо уважение к этой женщине она не собиралась принципиально. Сама нарвалась. Мия не начинала первой, она просто стояла у окна, если бы тетка хоть поздоровалась перед тем, как начать ворчать... люди тоже бывают разные.

Мия знавала в столице женщину, которая ворчала на всех.

Вообще.

Муж, дети, внуки... когда ее мужа свалил удар, она за полгода поставила его на ноги. Ворчала, ругалась, кормила с ложечки, таскала на себе, строго выполняла все предписания лекаря, еще и стирку на дом брала, чтобы хоть рию семье заработать... но ворчала — жуть! Муж смеялся, что он и на ноги-то встал, лишь бы жена отвязалась.

А другие в таких ситуациях и отравить могут с ласковой улыбочкой, и на слуг-служанок человека бросают, и чего только не делают...

Вот тебе и ворчунья.

Если бы эта баба была такой же, Мия могла и стерпеть. Случается...

Но тут-то другое!

Тут ее явно хотели обидеть, унизить, задеть... и? Стерпеть и дать волю мерзавке? Пусть куражится дальше?